Звезда эстрады

Глава 10

Училась Лёка легко. А вот с солированием у нее сразу не заладилось.

Руководитель ансамбля, лохматый и неопрятный очкастый гитарист с аистоподобной фигурой оглядел маленькую и, по его мнению, невыразительную Лёку с нескрываемым презрением. Рекомендация великого маэстро была ему явно по фигу…

Ее пение он тоже выслушал с нехорошей ухмылкой. Пересмеивались и музыканты.

— И это все, что ты можешь? — спросил руководитель, когда Лёка замолчала.

Она так и ждала — сейчас добавит «детка».

Не дождалась… И то хорошо…

— А что вам нужно? — набравшись наглости, ответила вопросом на вопрос Лёка. — Переведите! — И неуверенно улыбнулась. Так заискивающе, робко и трепетно улыбается манежу, резко округлившемуся внизу, начинающий гимнаст, впервые вставший на натянутый посередине цирка канат.

— Да не нам, а зрителю! — с негодованием отозвался очкарик. — Его нужно очаровать, пленить, увлечь и все такое прочее… По полной программе. А тут… — Он вновь с очередной волной пренебрежения окинул Лёку взглядом. — Ну чем тут можно прельститься? И поешь ты неважно… Это я тебе говорю! А то, что я говорю, — железно!

Лёка обиделась, закипела и хотела тотчас выпалить в лицо этому зарвавшемуся наглецу, что к ней липнут мужики, как завороженные, что одежка на ней — из самых дорогих и модных бутиков Москвы, что ее любят Гоша, Кирилл и еще уйма хороших и вполне достойных людей… Не чета этому развязному типу!.. И вообще, что он из себя представляет?.. Какой-то никому не известный, совершенно не раскрученный жалкий ансамблишко!.. Его и вывезти-то может лишь солистка… Например, Лёка…

Она вовремя остановила себя и постаралась успокоиться. Хотя это было очень трудно в ее положении…

— Ты пойми, нам позарез нужна певица, которая моментально сделает нас известными! Ну, куда нам с тобой?.. Нет, уж извини…

— Я сделаю! — хотела закричать Лёка. «Я постараюсь!.. Вы только возьмите меня, и сразу все увидите и поймете!..»

— А ты где пела раньше? — спросил ударник.

Лёка смутилась. Сказать правду она не могла — это сразу бы стало концом ее даже не начавшейся карьеры.

Дело в том, что Лёка в родном городке не только просиживала на диване в родной квартире. Она быстро отважилась на рисковый эксперимент и после развода с ангелочком Саней предложила свои певческие услуги маленькому местному ресторанчику. В большой сунуться побоялась. Кроме того, там уже давно пела полная дама средних лет, сильно декольтированная и накрашенная. Дама подвизалась на цыганских романсах и неслабо преуспела в этом деле, потому что народ уик-эндовскими вечерами валом валил насладиться цыганщиной и заодно полопать котлеты и отбивные.

Конкурировать с дамой Лёка не решилась и пошла почти на окраину, где несколько лет назад открылся довольно подозрительный — так считала мать — ресторан с сомнительным названием «Наслаждение». Кто чем там наслаждался, Лёке выяснить не удалось, зато усатый хозяин с маслеными глазками, весь лоснящийся от избытка жирной пищи, сразу согласился взять ее на работу. Испытательный срок — месяц.

Лёка обрадовалась. Глупая… Ее радость продолжалась слишком недолго.

Во-первых, над ее пением буквально все на следующий же день стали издеваться. Во-вторых, к ней начали приставать все, кому не лень, — официанты, подвыпившие посетители и, наконец, сам хозяин. Правда, делал он это с какой-то ленцой, с такой откровенной неохотой, что Лёка удивилась, зачем ему это вообще понадобилось. Видимо, из любви к искусству.

Через две недели она не выдержала и убежала с маленького пятачка перед столиками вся в слезах.

Ее больно оскорбляла жующе-пьющая публика, кидающая на нее насмешливые взгляды и громко комментирующая пение. Ресторанные посетители, эти недочеловеки, ничего не понимали в музыке, но были убеждены, что разбираются во всех ее тонкостях. Помимо политики, воспитания и литературы. В этих областях вообще всегда и все секут на все сто. Сплошные профессионалы… А уж в музыке!.. И тем не менее…

Лёка вновь почувствовала себя зависимой, стиснутой, словно запеленутой, как ощущала себя в детстве рядом с матерью. Из-под той опеки она благополучно вырвалась, но моментально угодила под новую. И куда тяжелее и опаснее прежней… Это была зависимость от публики. Но если ты собираешься на нее работать, ей служить, значит, прежде всего, должна учитывать подобный очень серьезный момент.

До сих пор Лёка этого не понимала и теперь впервые осознала свое нехорошее положение.

А ресторанный народ свирепел вечер от вечера, насмешки становились все злее и ядовитее. Лёке казалось, что посетители довольно захудалого, заурядного ресторанчика просто задались целью ее выжить, выбросить вон. Но почему?!

Наконец, нервы кончились, силы иссякли, Лёка бросила ресторан.

Она часто вспоминала свой ужас, когда впервые ступила на круглый стертый ковер, предназначенный для ресторанной певицы. Ноги внезапно ослабели и отказались нести ее дальше, ближе к столикам, где сидели с любопытством взирающие на нее посетители. И Лёка остановилась, где пришлось, робко взглянула на маленький оркестрик — с ним удалось порепетировать всего пару раз — и кивнула музыкантам. И запела свою любимую «Не обещайте деве юной…».

Оркестр был неплохой и к Лёке относился с дружеским участием и пониманием. Но если бы настроение музыкантов разделял кто-нибудь еще…

Наверное, она пела плохо… И видимо, люди из ресторана оказались правы… Эти презрительные взгляды, это унижение, это ее растерянное топтание на грязном ковре… Лёке никогда не забыть и не стереть из памяти тех страшных дней, они стали своеобразными пощечинами, которыми расплатились с ней в ресторане…

Но однажды на улице, когда Лёка шагала в магазин, к ней подошел незнакомый мужчина. Высокий большой лоб увеличивали залысины, делающие мужчину солиднее и умнее. Хотя он все равно выглядел юным.

— Простите, я вас сразу узнал, — неловко улыбнулся мужчина.

Это была улыбка удивительно застенчивого и доброго человека. Большая редкость, подумала Лёка. Она сталкивалась со спокойствием флегматиков, легкими и добродушными усмешками уверенных в себе людей, наглыми погаными ухмылками опытных бабников, кривоватыми оскалами язвительных пройдох и подлецов, откровенным сиянием расчетливых политиков и дипломатов по жизни… Но никогда еще не видела такого смущения.

Удивляла почти юношеская поджарая фигура мужчины. Очевидно, незнакомец принадлежал к породе людей, надолго остающихся мальчишками. Некоторые ходят в них даже всю жизнь. Когда он говорил, у него смешно двигался кончик носа.

Однако новый Лёкин уличный кадр, явно решивший за ней с ходу ухлестнуть, ничем, кроме застенчивости, не выделялся. Такого трудно выделить в толпе и запомнить, поскольку природа не наградила его другими отличительными чертами — ни плохими, ни хорошими. Не красавец и не урод, не высокий и не маленький, не блондин и не брюнет… Лёке такие невыразительные не нравились. То ли дело ее ангелочек Санька…

Лёка порой с грустью вспоминала о нем, но на письма не отвечала. Отец бы узнал — убил… Да и вообще, этот обман… Лёка долго не могла забыть своего унижения и чувства полного смятения, когда выяснилось, что Сашенька с ангельскими глазами попросту обкрадывал Анановых…

Но эта дурацкая робость незнакомца… Лёка считала ее просто недомыслием, доброту часто принимала за тупость и осуждала молчаливых.

В молодости у многих словно совсем другие глаза и другие уши — слышат и видят не то, что есть в действительности. А когда поймут, что смотрели не туда и не так и не слышали то, что нужно, обычно бывает уже поздно.

— А где это вы меня видели? — поинтересовалась Лёка.

— В ресторане, — ответил незнакомец. — Вы так пели… Я заслушался…

Лёка даже перестала дышать от гнева и превратилась в спущенный курок. Мать моя женщина… Этот простак еще измывается?! Вот как опасно верить милым улыбочкам! Именно на них и покупаются сопливые, зеленые дурочки, ничего не знающие о людях, среди которых живут! Так же точно ее завоевал Санька, рассыпавший комплименты направо и налево! Он научил ее многому.

— И вам не стыдно?! — крикнула Лёка. — Такой взрослый, серьезный, степенный мужчина, и смеется над девушкой! Это просто позор! Вы бессовестный!

Лысоватый растерялся и смешно дернул себя за ухо. Словно сам себя наказывал.

— Почему вы решили, будто я вас обманываю? — тихо спросил он, двигая кончиком носа. — Мне действительно понравилось… И запомнилось… Ведь далеко не все люди в зале реагировали так, как вам показалось…

Лёка немного остыла.

— Правда? — пробормотала она. — А для меня все слились в одну злобную неразличимую массу… Все на одно усмехающееся лицо… Я больше там не пою.

— Я знаю, — кивнул мужчина. — Я заходил туда позже, и мне сказали, что вы ушли…

— Это меня ушли… — пробурчала Лёка. — Все-таки нет на свете справедливости!

Но первый поклонник ее таланта с ней не согласился.

— Разве вы считаете, что справедливость заключается в любви и расположении к вам ресторанной публики? И мечтаете петь для ее услады всю жизнь и стать популярной кабацкой певицей? Ведь нет? Значит, все по-своему справедливо. Вам нужно искать другое место.

— Какое? — грустно прошептала Лёка. — И где его взять?.. Я никак не могу его найти…

— А вы плохо ищете! — горячо возразил лысоватый. — И не там, где надо! Я, к сожалению, человек очень далекий от искусства… — Какая жалость, подумала Лёка. — Поэтому не в силах вам чем-нибудь помочь и что-нибудь подсказать. Хотя мне очень хочется… Я твердо знаю одно: вам нужно уезжать отсюда и пробиваться на большую сцену! Там вас ждет огромный успех!

Лёка взглянула на улично-ресторанного ценителя одновременно благосклонно и подозрительно. Не сдвинутый ли малость? Вроде не похоже…

— Я тоже так думаю, — снисходительно согласилась Лёка. — Ждет… Но никак не может дождаться… Спасибо вам на добром слове, а я пошла. К своему успеху!

Лёка помахала рукой незнакомцу и собралась двинуться в путь, но лысоватый ее остановил:

— Скажите, а как ваша фамилия? Я там не расслышал… Хочу запомнить на будущее. Чтобы потом попасть на ваш концерт.

— Фамилия для женщины — нестойкий опознавательный знак, — объяснила польщенная Лёка. — Вы очень добры ко мне… Прямо не ожидала… Настоящий дуся…

— Вот еще что… — неуверенно произнес незнакомец. — Там была такая странная история… Людей, идущих в ресторан в те дни, когда вы там пели, у дверей встречал юноша. И просил вас освистать… Уверял, будто вы бросили дом и семью ради пения и вас необходимо вернуть в родные пенаты. Многие поддавались уговорам… Он просто умолял… Иначе бы все у вас сложилось иначе… Это, наверное, ваш муж?

Юноша?! Лёка вновь едва не задохнулась от бешенства. Гошка, паразит, поганец, сволочь! Ну, дождется! Таких только убивать! И все-таки сообразила справиться:

— А как он выглядел, этот высоконравственный спаситель моей семьи?

— Тоненький, похожий на девочку, кудрявый, — отозвался лысоватый и повторил: — Это ваш муж?

— Подлец он, а не муж! — крикнула Лёка и бросилась к Гошиному дому.

Лёка видела Гошу с момента своего скоропалительного замужества всего один раз. Он как-то вдруг заявился к Лёке в гости.

Хорошо, что во время визита непредсказуемого Гоши ревнивый Санька где-то околачивался. Он делал вид, будто работает в какой-то хитрой конторе. Иначе неизвестно, чем кончилось бы дело. Вполне вероятно, что и дракой, с великим удовольствием подумала Лёка и с еще большим наслаждением представила себе картину мордобития бывшего любимого любимым настоящим.

— Ты чего пришел? — недружелюбно спросила Лёка, открыв дверь. — Собираешься разбить вдребезги дружную российскую семью? А она, как известно, ячейка общества!

— Я скучаю без тебя, — обезоруживающе просто объяснил Гоша. — Вот и пришел… Давай поженимся!

— А где же ты был раньше со своим предложением? — ухмыльнулась довольная Лёка. — Теперь мне, чтобы его принять, надо разводиться. А это — волынка, и неохота нервы себе зря трепать. Мы с тобой вроде бы расстались после нескольких неудачных попыток понять друг друга в постели…

Гоша побагровел:

— Разве это главное между людьми?

— А что же еще? — хмыкнула Лёка.

Какая же она была тогда безголовая…

— Ну да, это, конечно, тоже важно, — поспешил согласиться Гоша. — Но не это главное… Ты до сих пор не поняла?

— Претендуешь на глубину и серьезность чувства. Тогда зачем ты меня отпустил? Схватил бы за подол и держал возле себя крепко-крепко, растяпа…

— Я поступал в институт, много занимался ночами, — грустно пояснил Гоша. — А потом было поздно… Ты уже вышла замуж…

— С красивыми женщинами это случается довольно часто, — назидательно проворковала Лёка. — Тебе урок на последующую жизнь — не спи на ходу и не поступай не вовремя в институт, когда имеешь виды на даму. А теперь не твое дело! Сиди и не чирикай! И лучше топай домой. Санька скоро должен вернуться, а вам встречаться с ним ни к чему.

Гоша взглянул на нее печально и задумчиво. И начал читать:

Лёка вспыхнула. Это маленькую поэму Гоша впервые прочитал ей, когда она начала ему петь.

— А кто это? — спросила тогда мало образованная Лёка.

— Северянин, — ответил Гоша.

Лёка прекрасно помнила все строчки дальше…

Никакой грозовости, ни малейшей, у них с Гошей, двух несмышленышей, не получилось. Хотя очень хотелось и мечталось. Лёка даже возмутилась в глубине души от бездарности и бессмысленности происходящего. Они просто тыкались друг в друга, как слепые котята, пытаясь что-то понять и открыть для себя. Не открыли… Разочаровались и бросили неудачные постельные эксперименты… Зачем и начинали-то?..

О тех подростковых опытах Лёка изредка вспоминала с досадой и раздражением. Теперь прибавилось чувство стыда. Но оказывается, Гоша помнил все несколько иначе, по-другому…

— Уходи! — сказала ему Лёка. — И больше здесь не появляйся! Это ни к чему, воспоминания там всякие, стихи, Северянины разные… Я терпеть не могу копаться в прошлом!

Гоша опять грустно взглянул на нее и ушел.

Теперь в его квартиру Лёка ворвалась, как сотрудница группы «Альфа», метнувшейся на освобождение заложников. И оттолкнула с дороги ошеломленную Гошину мать.

— Ты что, недоделанный, взялся лепить своими кривыми руками мою судьбу?! — крикнула она побледневшему Гоше, вставшему ей навстречу из-за письменного стола. — Кто тебя просил вмешиваться, идиот?! Решил меня спасти от падения? Это разве твои заботы — чем я занимаюсь?!

— Мои, — решительно заявил Гоша. — Ты не соображаешь, что делаешь! Неужели хочешь стать кабацкой певичкой и голосить среди этих омерзительных людишек, которые будут на тебя пялиться, раздевать глазами, постоянно лапать и отпускать в твой адрес пакости? Неужели хочешь пасть так низко?!

— Да, хочу! — закричала еще громче Лёка. — Просто мечтаю! И это ты ничего не соображаешь, а не я! Я все равно буду петь, чего бы мне это ни стоило! Назло всем! Наперекор всем! Какая разница, где и для кого? Лишь бы петь, остальное не важно!

— Ты несешь чушь! — в ответ завелся Гоша. — Пой тогда в поле или в лесу! Почему бы тебе не давать концерты там? Но тебе требуется слава, слушатели, аплодисменты, цветы! Вот что тебе нужно! И не обманывай себя! Есть такие поступки и понятия, которые вредны и опасны. И от них надо как можно быстрее отказаться. Лёка… — Его голос сорвался. — Лёка… Брось ты эту ерунду, зачем тебе такая дурная, суматошная, грязная жизнь? Она лишена всякого смысла! Постоянная борьба, драчка за первые места, интриги и сплетни! Ты этого хочешь? Об этом мечтаешь? Оставь пение, уйди от своего красавчика, и давай поженимся! Будем жить нормально, как все люди живут, тихо и спокойно! Родим детей, летом будем ездить отдыхать с ними в Прибалтику…

В Прибалтику?.. Белый песок вокруг и жадные липкие взгляды мужиков на ее мать… Лёка усмехнулась и неожиданно остыла.

Слава… Да, вот оно — то самое слово, ради которого она хочет петь… Гоша прав… Или спокойная, тихая семейная жизнь…

— Ты, мальчик, молчи! — уже спокойнее произнесла она. — Мне совершенно все равно, каков этот мир, плохой он или хороший, сложный или простой. И меня даже не слишком тянет его познавать. Я хочу разобраться лишь в одном — как мне в нем жить. Если додумаешься до этого, заодно поймешь, каков он, и осознаешь свое собственное место и назначение.

Лёка развернулась и ушла. В коридоре ей снова попалась на пути Гошина страдальчески-безмолвная мать.