Звездные приключения Нуми и Ники. Книга 1

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ники потянулся под лучами яркого солнца, пробивавшегося сквозь веки, и тут же вспомнил свой сон, в котором он убегал от кого-то страшного и о чем-то горестно и неудержимо плакал. Он открыл глаза. Никакого солнца и в помине не было. На коленях возле него стояла Нуми и улыбалась ему. А яркий свет, который он принял за солнечный, шел от маленькою фонарика, лежавшего у ее ног.

— Не бойся, — сказала она ему. — Это был только сон.

— Что?

— Ты стоял на берегу моря и объяснял тому существу, что все они не цивилизованные, раз только и знают, что кусаться. А оно, рассердившись, вылезло из воды и погналось за тобой.

— Правильно, — смущенно засмеялся Ники. — Откуда ты знаешь?

Она показала пальцем на свое левое ухо.

— Извини, я больше не буду! Но я проснулась от того, что ты плакал, и захотела понять, почему ты плачешь и помочь тебе. Но это было в другом сне, не про чудовище. Я так и не успела понять, почему ты плачешь. А потом тебе приснилось чудовище.

Ники потрогал свои щеки и почувствовал, что они шершавые от высохших слез, и сразу понял, почему плакал во сне. Ему снова захотелось заплакать, но этого нельзя было делать.

— Я уже его выключила, — успокоила его девочка, поворачиваясь к нему ухом.

Он заглянул ей за ухо, но, конечно, ничего не увидел, кроме небольшого выступа под кожей. Нельзя было понять, нажала ли она на кнопку, но тем не менее он с важностью сказал:

— Хорошо.

— Хорошо да не совсем, — засмеялась она. — Как же я буду говорить с Мало?

— Ну ладно, включи его тогда, — согласился Ники и постарался не допускать плохих мыслей.

Она нажала пальчиком за ухом и прислушалась. И уже в следующий миг в панике ринулась к шлемам.

— Быстро! Будем проходить через подпространство.

Только они успели надеть шлемы и застегнуть их, как страшной силы удар, которым Мало пробивал пространство, или же сопровождавший его ныряние в очередную «черную дыру», снова швырнул их на пол, распластав как марки по мягкой поверхности его чрева. Ники все же удалось глотнуть немного лекарства из трубочки. Затем последовало небытие, а затем — никто не в состоянии сказать, когда точно — раздался удар нового времени, в котором они воскресли. Оно обрушилось на них буйным горным потоком, ошеломило, но и освежило тоже, как освежает чистая родниковая вода.

«Буф-ф! — воскликнул про себя Ники, который теперь даже в мыслях начал повторять странное словечко Нуми. — Ну и дает этот Мало. Не хватает, что одного как перст оставил, а тут еще такого страха нагоняет!»

Снимая шлем, Нуми спросила его:

— Какой перст оставил?

— Ты же обещала не подслушивать?! — рассердился Ники. — Какой перст, обыкновенный. Одного значит оставил, без семьи. И не только меня, но и тебя тоже. Разве у нас есть теперь семья? Нету!

— Нету, — дрожащим голоском подтвердила Нуми.

— Ну ладно, ладно! Только мне не хватает, чтобы ты опять разревелась, — гневно вскричал он, потому что ему самому хотелось зареветь. — Я проголодался. Веди меня в ту кастрюлю, а то я с голоду помираю!

Он, разумеется, заставил Нуми погасить фонарик, когда они раздевались у котла с кашей.

— Нужно уважать обычаи и законы чужой цивилизации, — напомнил он ей.

Потом, когда они уже сидели в питательном растворе, погрузившись в него по шею, он принялся рассуждать в темноте:

— То, что мы сейчас делаем, похоже на симбиоз. Симбиозом называют такое состояние, когда два живых существа совсем различных видов живут вместе или одно в другом. Вот и мы сейчас вроде микробов. Так же, как они живут и питаются в наших телах, так и мы живем и питаемся в Мало. Только ведь есть микробы вредные, а есть и полезные. Полезные тоже живут в нас, но они приносят нам пользу — помогают переваривать пищу и всякое такое. А вредные приносят нам болезни. Так что же мы для Мало? Приносим ли мы ему какую-нибудь пользу?

— Не знаю, — откликнулась в темноте Нуми.

Ники вдруг стал отплевываться — каша чуть было не попала ему в рот.

— Не знаешь! Такие важные вещи и не знаешь! А если он от этого заболеет? Если умрет?

— Ты ведь сам говорил, что он бессмертный?

— Говорить-то говорил, но ведь, наверно, и пегасы, если они вообще когда-то существовали, повымирали от таких вот, которые ездили на них, когда им вздумается.

— Мой искусственный мозг ничего об этом не знает, — заявила Нуми. Похоже, она поторопилась спросить его об этом. — Случаи, подобные нашему, ему неизвестны.

— Вот видишь, — тоном наставника продолжил Николай. После того, как она рыдала у него в объятиях, как ребенок, к нему вернулось мальчишеское чувство покровительственного превосходства. — Ведь ты забралась в него, как вирус. Когда вирусы попадают в клетки нашего организма, они меняют их настрой как программу. Вот и ты изменила его программу, потому он тебя и слушается. А для него самого это может быть болезнью. Может, это причиняет ему боль. Нет, мы тоже должны сделать для него что-нибудь.

— Но что?

— Ты лучше знаешь.

— Я же говорила тебе, что ничегошеньки о нем не знаю. Просто я представляю себе то, что мне хочется, а он или выполняет это желание, или нет. И мне внушает, что делать.

— Тогда представь себе, что бы нам хотелось для него сделать.

— А тебе что хочется? — спросила Нуми, согласившись с его предложением.

— Еще не знаю, — смущенно промямлил Ники.

— Вот видишь, и ты не знаешь, — торжествующе заявила девочка. — А мне хочется его погладить, сказать ему что-нибудь хорошее, но я это уже не раз делала и знаю, что он вовсе не нуждается в этом.

— Надо подумать, — с пущей важностью заявил Ники, желая скрыть охватившую его тревогу за судьбу Мало, которая теперь была и их судьбой.

Он поднялся и стал вылезать из котла.

— Эй, вирус, что-то ты очень быстро наелся! — весело крикнула ему Нуми, которую, похоже, их судьба вовсе не тревожила.

Конечно, Ники еще не успел насытиться, но ему надоело мокнуть в этой теплой каше. От тревоги и голода в животе у него, казалось, скреблись «сомо кусапиенсы», но он решил не злоупотреблять таблетками, хотя в темноте спокойно мог бы незаметно проглотить одну. Ведь неизвестно, сколько они еще пробудут в космосе. А вот одну жевательную резинку он все же засунул в рот. Ему удалось переложить в карманы скафандра все свои жвачки вместе с остальными вещами: носовым платком, ручкой и альбомом, который дала ему Даниэла; он положил туда и разноцветный стеклянный шарик, и целую пригоршню скобок для рогатки, которую Мало не признал оружием. А одежда ему, очевидно, еще не скоро понадобится.

Сейчас, беззвучно жуя, он пробирался вслед за Нуми по кишкам-коридорам и старался запомнить дорогу, потому что теперь и ему это будет необходимо. А еще он пытался представить себе, как стал бы вести себя на его месте вирус. Ему это нужно было понять, чтобы научиться управлять программой Мало, и потом суметь вернуться на Землю.

Однако человеку очень трудно вообразить себя вирусом. Тот, кто пробовал, несомненно подтвердит это. Хотя, с другой стороны, вокруг нас полно людей, которые ведут себя именно как вирусы: они изменяют программу своих близких, доводят их до болезней, замучивают до смерти.

Когда они снова очутились в зрачке Мало, их ждал новый сюрприз. Перед ними росла, приближаясь, большая красивая планета, окутанная нежной голубовато-розовой вуалью и рваными клочьями облаков. Среди них виднелась сама планета — где зеленая, где голубая, где коричневая.

— Очень походит на Землю, — радостно воскликнула Нуми.

— Это не Земля, — возразил Ники, мысленно представляя глобус в кабинете географии. — Континенты другой формы. Может, это твоя Пирра?

— Нет, и не Пирра. Ты знаешь, мне кажется, что эта планета вертится не так, как наши, а в обратную сторону.

— Что ж тут такого! Я где-то читал, что и в нашей солнечной системе есть планеты с обратными орбитами.

— А что если мы попали в систему, целиком обратную нашей?

Он никогда не слышал о таких системах, зато читал о куда более страшных вещах.

— В антивселенную? С антивеществом? При соприкосновении с ними наша Вселенная и все ее вещество просто взорвется и исчезнет.

— Нет, антивселенная — это совсем другое. А в обратных системах вещество то же самое, только вращение электронов происходит в обратную сторону. У нас они вращаются справа налево, — сказала Нуми. — Вполне возможно, что в космосе существуют целые такие системы, вращающиеся в противоположную сторону по сравнению с нашими, правда? До сих пор мы их не встречали и поэтому вообще не знаем, как они выглядят и как мы себя в них будем чувствовать.

Ники не остался в долгу.

— Э-э, — насмешливо протянул он, — я-то думал вы все знаете. Наговорила целый короб ученых слов, а что выходит… Нормально себя будем чувствовать, будь спокойна! Раз Мало доставил нас сюда… Он-то знает, что к чему. Пошли собираться, а то у меня уже ноги по ходьбе плачут.

— Как это они у тебя плачут? — удивилась девочка с Пирры, но так и не увидела никаких слез, потому что в зрачке Мало стало совсем темно.

— Плачут, конечно. Мы тут все лежим или сидим, а им побегать хочется, — засмеялся Ники, исполненный самых радужных надежд перед встречей с красивой планетой, на которую они уже спускались.

— Странно, — сказала Нуми, когда они выбрались наружу. — Не улавливаю никаких излучений. Ни радио, ни телевидения, как на вашей планете. Если здесь живут люди, то как же мы выучим их язык?

Ники это ничуть не обеспокоило, потому что ноги его уже радостно хохотали, подминая настоящую зеленую траву, а воздух был таким же вкусным, как в пионерском лагере во время утренней поверки. И вроде как ничто не вертелось в направлении, противоположном земному. Ники проскакал по поляне по кругу, потом прошелся зигзагами, словно спущенная с поводка охотничья собака. Он с удовольствием и повалялся бы в траве, но ему было стыдно перед пирранской девочкой.

А та с беспокойством осматривалась вокруг, желая как можно скорее отправиться на поиски людей.

— Иди сюда! — прикрикнула она на него. — Давай сверим компасы и часы. Хватит тебе скакать, как зампа!

Ники остановился возле нее, запыхавшись от бега.

— Как кто?

— Как зампа, — ответила она и, заметив, что он готов обидеться, поспешно добавила: — Это очень милое существо, все на Пирре его очень любят.

Тем не менее Ники почувствовал себя задетым.

— Если ты — экспериментальная, то я — нет, и мне хочется побегать, как нормальному человеку, а не как какому-то там животному, ясно тебе?

— Мне тоже хочется побегать, но сначала нам надо решить, что делать. Дай, я поставлю твой компас и часы.

Он протянул ей левую руку, на которой был ремешок с приборами. Нуми подкрутила верхнее кольцо компаса, задав направление светящейся стрелке, глянула в сторону Мало, чтобы проверить, правильно ли она определила направление, и испуганно вскрикнула.

Ники тоже обернулся, но крик застрял у него в горле. Длинный, как желтый перезрелый огурец, Мало висел в ста метрах над поляной и поднимался все выше.

— Позови его! Быстро!

Прижав палец к уху, Нуми отчаянно зашевелила губами в немом призыве, однако Мало не прореагировал. Через несколько секунд он и вовсе исчез в голубизне чужого неба. Словно никогда его и не было. Даже трава под ним ничуть не примялась.

— Он сказал тебе что-нибудь?

Глаза Нуми были полны слез.

— Нет.

— Вот видишь? Он просто бросил нас, чтобы избавиться, как от вредных вирусов. Надо было нам сделать для него что-нибудь… Вот, и учебники мои унес, и портфель…

— Я звала его. Представляла, как он снова прилетает и снова забирает нас, и мы летим к другим мирам…

— Может, твое желание не было достаточно сильным? — с сомнением в голосе произнес Ники. Лично он пока не чувствовал особой охоты отправляться к другим мирам.

Поляна и холмистые возвышения на горизонте, нечто похожее на речку, и лес рядом с ней — все это выглядело настолько земным, что, пожалуй, можно будет и кое-какую еду раздобыть.

— Не знаю, — ответила Нуми дрожащим голосом.

— Ничего, и без него справимся! — заявил Ники, не столько чтобы утешить ее, а чтобы подавить собственный страх.

— Я чувствую, что он вернется.

— Эх, знала бы ты, сколько я всего перечувствовал за свою жизнь, — сказал Николай с таким видом, будто прожил по меньшей мере сто лет.

— Пошли!

— Куда?

— Ты скажешь, куда, ты ж умнее, у тебя два мозга.

— Ты на меня сердишься? Почему?

— А кто захотел сюда прилететь?

— Неужели вы, земляне, все такие — несправедливые? Я… я…

— Ладно, хватит. Слезами горю не поможешь! Я предлагаю идти направо.

Личико Нуми просветлело.

— Мы с тобой думаем совсем одинаково. Я тоже решила, что надо идти направо.

Они одновременно двинулись с места и пошли… в противоположные стороны.

— Ты куда? — Ники остановился, почувствовав, что девочки нет рядом.

— А ты почему туда пошел?

Тут они разом захохотали. Ведь они стояли лицом к лицу, и когда пошли направо… Всем известно, в природе нет «лево» и «право», это человек их определяет в отношении себя.

Желая показать себя кавалером, Николай вернулся назад, и тут ему в голову пришла прекрасная идея. Он вытащил из кармана скафандра лезвие.

— Покажи мне, как работает эта штука. Мы поставим здесь большой знак-отметину, чтобы знать, где были. А потом придем сюда и будем ждать Мало.

— Ты — молодец! — похвалила его Нуми. — Только не надо быть несправедливым. Обещай мне, что никогда больше не будешь несправедливым. Мне от этого стало так больно. Вам, очевидно, не больно, раз вы так…

— Почему, и нам больно, — смущенно отозвался земной житель.

— Тогда почему…

— У нас на Земле все очень непросто. Сейчас нет времени тебе объяснять. Давай лучше очертим здесь круг и снимем дерн.

На приборе для резания была кнопка, передвигавшаяся взад-вперед, совсем как на земных электрических фонариках. Чем дальше вперед ее передвигаешь, тем глубже режет невидимое лезвие. Похоже все-таки, это был лазерный или какой-то другой луч, потому что лезвие разрезало почву в мгновение ока, словно бы расплавляя ее.

Они очертили большой, довольно кривобокий круг и начали резать, двигаясь друг другу навстречу. Затем нарезали круг на квадраты и принялись выворачивать толстые куски дерна и складывать из них пирамиду, которую можно было заметить издалека. Всякий раз, когда они отваливали очередной кусок дерна, из-под него в паническом страхе разбегались в разные стороны мелкие букашки. Одни прятались в соседней, не потревоженной еще траве, другие зарывались в глубь черной земли.

— Вот видишь, мы сейчас тоже поступаем несправедливо, — заметил Ники. — Ведь все эти букашки ни в чем не повинны, а мы, может, и убили кого-нибудь из них, сами того не желая.

При этих словах Нуми сразу же перестала вспарывать землю.

— Я это только так сказал — для примера, чтобы ты убедилась, что не все так просто.

Однако она отказалась продолжать работу, и Ники сам построил пирамиду. Осмотрев ее, он очистил перчатки от земли и великодушно предложил:

— Говори теперь — где право, а где лево.

Неуверенно, словно забыв, куда надо идти, она подняла правую руку.

— Хорошо, туда и пойдем, — согласился Ники, хотя до этого намеревался идти в противоположном направлении.

Держась рядом, ребята молча зашагали к неизвестности. Их шлемы, откинутые на спину, беззвучно покачивались в такт ходьбе.

— Я так проголодался, — признался Ники, когда они прошли сотню шагов, — что готов хоть траву есть.

— Проглоти одну таблетку, — великодушно предложила Нуми.

— Нельзя. Сейчас, когда с нами нет Мало, кормить нас некому. Но если ты не возражаешь, жвачку я бы…

— Хорошо, я не буду на тебя смотреть.

— Почему не будешь на меня смотреть?

— Потому что когда ты жуешь, у тебя отвратительный вид, — чистосердечно призналась она, и Ники не посмел достать жвачку из-за уха.

Из-за этого у него испортилось настроение, и он решил, что больше не скажет ни слова. Прекрасная поляна все не кончалась, а сердиться на кого-нибудь и молчать даже в мыслях ужасно трудно. Одним словом, шагов через сто Николай снова не выдержал.

— Если ты устала, давай отдохнем.

— Я не устала, — коротко ответила девочка.

— Ты все еще сердишься на меня? — спросил Ники, забыв о том, что это ему полагалось быть сердитым.

— Нет, но мне горько.

— Отчего?

— Потому что мы были несправедливы. Я не знала, что от этого тоже бывает горько. Думала, что только тогда, когда к тебе несправедливы…

— Слишком ты чувствительная!

— А это плохо?

Что на это скажешь? Действительно, хорошо или плохо быть чувствительным? Вероятно, многие сталкивались с этой проблемой, и всякий раз оказывались в затруднительном положении.

— Это очень сложный вопрос. Иногда это хорошо, иногда — нет.

— А сейчас — как? — Нуми, видимо, решила не оставлять его в покое, постоянно задавая свои глупые, как ему казалось, вопросы.

— Сейчас это плохо. Мы не знаем, где находимся и что нас ждет…

— Тогда я не буду. Постараюсь не быть чувствительной.

Он с удивлением взглянул на нее и, смягчившись, сказал:

— Женщина всегда должна быть чувствительнее мужчины. Это ей идет.

— А на сколько чувствительнее?

— Ну и вопросы ты задаешь! Спроси что-нибудь полегче.

— Если тебе неприятно, я не буду больше спрашивать!

Нет, с этой девчонкой все-таки что-то происходит. Такая стала послушная, что дальше некуда. Может, она признала его превосходство? Или просто испугалась после того, как Мало их бросил? Так храбро себя вела с «сомо кусапиенсами», а тут?.. Ну, конечно, просто она испугалась! Сколько бы мозгов ни было у девчонки, а все-таки в храбрости ей с мальчиком не сравниться. Потому-то она сейчас и подчиняется ему с такой готовностью.

Признаться, от этой мысли Ники и сам немного струхнул — ведь теперь он должен быть предводителем, теперь ему и за нее надо отвечать! Он даже вспотел в скафандре. Хотя, может, это чужое Солнце уж слишком негостеприимно жгло их обнаженные головы.

— Нет, я не против твоих вопросов, — сказал он, чувствуя себя намного старше из-за ответственности за их судьбу. — Раз ты из другой цивилизации, то должна задавать вопросы, иначе как ты сможешь нас понять? Только сейчас не время. Давай-ка лучше включи свой второй мозг. Пусть он наблюдает, пусть записывает, может, и подскажет нам, что делать.

Она послушно нажала кнопку, а он постарался больше не отвлекаться по пустякам.

Это удалось ему без труда, так как странного вида куча, которая маячила вдали, вроде как зашевелилась и вполне могла оказаться кучей живых существ. Ники быстро достал из кармана газовый пистолет, так как одной рогаткой со скобками тут явно было не управиться.

— Что ты делаешь! — тихо вскрикнула Нуми. — Ты их обижаешь!

— Как это я могу их обидеть, когда я даже не знаю, кто это!

— Вот именно. Ты еще их не видел, а уже считаешь их врагами.

— Слушай, — тоже шепотом отозвался он, хотя незнакомые существа были еще далеко, — ты ведь обещала быть менее чувствительной? Так что теперь будешь слушаться меня! Я подчинялся тебе, пока мы были в Мало, а здесь позволь распоряжаться мне.

Да, издалека эта планета действительно не была похожа на земной глобус, но все, что Ники на ней увидел, очень походило на земное, и от этого он чувствовал себя увереннее. И если те существа впереди окажутся овцами, несмотря на странный оранжевый цвет, значит, все в порядке.

И все же что-то было не так. Там, где у земных овец были головы, у этих животных висели толстые оранжевые хвосты. Зато на месте хвостов торчали головы. Сбившиеся в круг животные встретили их хвостами наружу. Встретили полным молчанием. Очевидно, хвостами они блеять не умели. Головами же уперлись друг в друга и словно перешептывались о чем-то.

Городской житель Николай Буяновский овец кроме как по телевизору никогда не видел и потому сразу подумал, что они действительно попали на планету, где все наоборот.

Внезапно рядом со стадом поднялась огромная грязно-оранжевая копна, странно похожая на человека. Однако ребятам трудно было понять, действительно ли это человек, так как лица его они не видели из-за низко надвинутого на голову мохнатого капюшона, от которого до самой земли спускалась такая же лохматая и толстая бурка. Похоже, она была сделана из шерсти этих обратных овец. Но вот странная копна выпростала руку из-под бурки и немного приподняла капюшон. Показалась морковно-красная борода, над которой все же имелось нечто похожее на нос и глаза.

— Кажется, он весьма учен, — сказала Нуми, смерив взглядом оранжевого пастуха. — Он сразу же догадался, откуда мы. В мозгу его появились звезды.

Капюшон склонился в глубоком поклоне. Ники в ответ тоже поклонился. Несколько поколебавшись, Нуми тоже поклонилась. А потом шепотом сказала:

— Нам не следовало этого делать. В мыслях у него появилось смятение.

Оранжевая копна что-то пробормотала.

— Постарайся выучить его язык, — шепнул Ники девочке, а вслух произнес: — Добрый день. Мы — пришельцы из другого мира. Из двух других миров. А как называется ваша планета?

— Он испугался, — тихо сказала Нуми и шагнула к пастуху.

Она несколько раз ударила себя рукой в грудь и произнесла:

— Я — Нуми. Он, — Нуми указала на Ники, — Ники. — Потом отважно прикоснулась к бурке пастуха. — А вы?

Из-под капюшона донеслось нечто вроде «цуцу».

— Цуцу?

— Цуцу! — более внятно подтвердил пастух.

Воздев руку к Солнцу, Нуми сказала:

— Солнце.

— Додо. Додо! — донеслось из щели между огромной бородой и низко надвинутым капюшоном.

— Он понимает, — радостно объявила Нуми. — Я выучу его язык. Ты займись пока чем-нибудь.

Легко сказать: займись! Единственно, чем Ники хотелось бы сейчас заняться, так это чего-нибудь пожевать. Но только не жвачку, от которой еще больше терзал голод. Кроме того, оказывается, жвачка делала его уродливым. Интересно, а эта трава съедобна? Хотя овцы ее не едят…

— Цуцу! — обратился Ники к пастуху и, показав пальцем на свой рот, принялся усиленно жевать, затем погладил себя по животу.

Пастух, перед которым ребята казались совсем крошками, проворно вытащил из-под бурки какой-то жирный шар желтоватого цвета и протянул его Ники.

Ники поднес шар к носу. Он был мягким на ощупь и издавал весьма странный запах.

— Чем пахнет? — заинтересованно спросила Нуми.

— Апельсинами, поджаренными на машинном масле и приправленными крысиным ядом.

— Не могу себе представить этот запах.

— Я — тоже, — признался Ники.

— Не ешь это. Еще заболеешь.

Однако у Ники челюсти сводило от голода. Впервые за столько времени он держал в руках нечто, предназначенное для еды.

— Если только он не завертится направо, я его съем за милую душу.

Он отщипнул от шара маленький кусочек и засунул его в рот. Размял языком, осторожно пожевал, задумался, словно вслушиваясь в то, что происходит у него внутри, потом ухмыльнулся.

— Не завертелся.

— Дурачок! Заболеешь ведь, вот увидишь, — предупредила его Нуми, но любопытство явно взяло в ней верх. — Какой у него вкус?

— Такой же, как у апельсинов, поджаренных на машинном масле, — со смехом ответил Ники и с жадностью впился зубами в желтоватый шар, как вконец изголодавшаяся собака. — Хочешь кусочек?

— Нет, — сердито отвергла его предложение Нуми. — Противно на тебя смотреть. Ты снова стал некрасивым.

— А ты отвернись, — ответил он с набитым ртом. — Учи язык, не теряй времени зря.

Отвернувшись от него, Нуми принялась оживленно расспрашивать о чем-то пастуха. Она показывала то на траву, то на части своего тела, то на овец. Серебристые рукава ее скафандра мелькали как молнии. Пастух тоже выпростал руки из-под бурки и начал помогать себе жестами, отвечая на ее вопросы. Рукава его одежды были сделаны из такой же лохматой оранжевой шерсти, что и бурка. Заметив, что мальчик проглотил последние остатки шара, он достал из-под бурки еще один, который Ники с готовностью принял.

— Спроси его, что это такое! — приказал он Нуми.

И, удивительное дело! — пирранской девочке удалось произнести несколько слов на языке пастуха и даже связать их в нечто похожее на предложение. Разумеется, она помогала себе и руками.

Пастух указал в сторону овец, которые продолжали стоять неподвижно, повернувшись к людям хвостами.

— Так я и подумал, — сказал Ники. — Только вкус у него совсем не такой, как у нашего сыра.

— Не мешай! — прикрикнула на него Нуми.

«Тоже мне, раскомандовалась», — сказал себе Ники и отошел в сторону. Уселся на траву и теперь уже не так жадно принялся поедать второй шар. Желудок его, казалось, скулил от удовольствия, как щенок, которого погладили по шерстке. Насытившись, он лег на спину и уставился в небо. Смотреть там было особенно не на что: воздух, редкие, небольшие облака, горячее Солнце, походившее как две капли воды на земное. «Красота! — подумал он. — Но только бы недолго ею любоваться. Хоть бы Мало вернулся, не то нам — крышка. Может, он отправился туда, где есть песок, чтобы подзаправиться? Или же подлечиться, если мы вдруг заразили его какой-то болезнью? А может, просто скрывается, раз не любит показываться людям на глаза… А вдруг он решил совсем избавиться от нас и оставить здесь навсегда? Но тогда он должен был бы выбрать для нас подходящую планету с хорошими людьми. Раз уж он такой добрый. Пока эта планета вроде как ничего — красивая, но вряд ли на ней живут одни пастухи да овцы…»

Ники сел, чтобы еще раз оглядеться, и увидел, что Нуми уже довольно свободно болтает о чем-то с пастухом. «Великая вещь — язык!» — подумал он. Если они когда-нибудь доберутся до Пирры, он непременно попросит, чтобы и ему засунули в голову такой волшебный мозг. Тогда он им покажет, тем, которые на Земле, и по части языков, и вообще…

Однако в следующий миг ему пришло в голову, что, когда он вернется на Землю, где пройдут века, ему и показывать-то будет нечего, небось, и у землян будет по меньшей мере два мозга. Ему стало грустно и жарко.

— Ты скоро кончишь? — крикнул он Нуми.

— Да, — отозвалась она. — Мысли этого пастуха исключительно бедны. Он почти ничего не может мне рассказать.

Вспомнив, что причиной всех его тревог была Нуми и этот ее Мало, Ники с издевкой заметил:

— Конечно, у вас на Пирре пастухи умнее!

— У нас нет пастухов.

— И то правда, вы же одни таблетки едите!

— Мы едим не только таблетки, но и животных не убиваем, как вы, чтобы употреблять их в пищу! Мы все производим сами. Пошли!

— Куда?

— Пастух рассказал мне, что неподалеку живут другие люди. Здесь люди делятся на две категории — звездные и беззвездные. Только я не поняла, какая между ними разница. Сам он относится к беззвездным. Спросил меня, какими мы будем, и когда я ему сказала, что мы с других планет, он снова перепугался и принялся кланяться. Потом, правда, успокоился. Сказал, что мы, очевидно, не настоящие звездные люди, потому что звездные не разговаривают с беззвездными. А кроме того, они сейчас спят. Они днем спят, а ночью — бодрствуют. Может, поэтому их и называют звездными.

Ники подошел к стаду и с некоторой опаской подергал одну овцу за хвост. Животное подняло голову и кротко посмотрело на него, ну совсем как земная овца.

— Спроси его, почему овцы так стоят.

Указав на овец, Нуми что-то спросила. Пастух ответил, указав пальцем на Солнце.

— Они так стоят, потому что им жарко, — перевела его слова Нуми.

— Когда Солнце зайдет, они повернутся и начнут пастись.

— А ему самому не жарко?

Нуми отважно подергала пастуха за бурку и произнесла три незнакомых слова. Пастух ответил ей длинной тирадой.

— Ему не жарко. Днем жарко только звездным людям. Беззвездным — холодно. Я тоже его не понимаю, — добавила она, уловив в мыслях Ники недоумение. — Когда мы найдем этих звездных, тогда больше узнаем.

— А от какого человеческого племени они происходят? Не от того ли случайно, которое возглавлял… как его там… Утнапиштим?

— Он ничего не знает об их происхождении, не знает даже как называется их планета.

— Тогда пошли. Этот беззвездный не представляет никакого интереса. Таких и у нас хоть отбавляй.

— Ты снова начинаешь думать дурно, — с укором произнесла Нуми. — А ведь он дал тебе поесть.

Тогда Ники вытащил из кармана одну из своих жевательных резинок и дружелюбно протянул ее пастуху.

Огромный пастух робко взял тоненькую пластинку в пестрой блестящей обертке. Было видно, что она ему понравилась. Подумав, что надо бы показать, как обращаться с подарком, Ники забрал у него жвачку, медленно развернул фольгу и только тогда поднес ее к губам пастуха. Он нарочно сильно задвигал челюстями, демонстрируя, что надо делать. Послушно пожевав несколько раз, пастух тут же проглотил жвачку.

Ники хотел было помешать ему, но было поздно. Кроме того, глаза пастуха сияли нескрываемым счастьем, так что любые объяснения становились ненужными. Он просительно протянул свою огромную ручищу к пестрой обертке. Разгладив ее хорошенько, Ники подал ее ему, в ответ на что тот так просиял, что даже нос его засветился, словно свежевымытая морковка, и принялся так усердно кланяться в знак благодарности, что капюшон опять закрыл лицо до самой бороды. Не обращая на это внимания, он достал из-под бурки третий шар странного сыра.

Ники принял подарок, хотя сейчас сыр показался ему довольно противным. Тем не менее не следовало обижать человека, к тому же, неизвестно, когда еще они смогут раздобыть еду. И Николай поклонился в знак благодарности. Пастух ответил ему таким глубоким поклоном, что борода его коснулась травы.

И Нуми тоже поклонилась. У нее получилось это очень кокетливо и мило. «Как это у нее здорово выходит! — отметил про себя мальчик. — Она все-таки мировая девчонка!»

Нуми весело погрозила ему пальцем.

— Слушай, читай-ка лучше его мысли, — сердито буркнул Ники. — Оставь меня в покое!

— У него сейчас нет никаких мыслей. Он просто радуется бумажке, которую ты ему дал.

— Тогда не будем ему мешать, — предложил Ники и, чтобы скрыть смущение, махнул на прощанье пастуху рукой. — Чао!

Но пастух, очевидно, даже итальянского не знал и потому ничего не ответил.

Они прошагали несколько часов, но так и не увидели никакого селения. Очевидно, пастух неправильно им объяснил, чем тоже здорово напоминал земного пастуха. Тот, кому на Земле доводилось хоть раз спрашивать у пастуха дорогу, подтвердит, что слова: «Да это совсем рядом, во-он там!» — означают по крайней мере три — четыре часа ходьбы.

Время от времени ребята останавливались передохнуть, и Ники откусывал понемногу от жирного шара. Нуми наотрез отказалась отведать деликатес, объяснив это тем, что не голодна. Впрочем, иди их пойми — женщин с Пирры. Может, они такие же, как его мать и ее подруги? Те тоже отказываются от еды, особенно от наиболее вкусных вещей, словно в них яд. А главное, все равно не худеют. Но зачем Нуми, тоненькой, как стебелек, соблюдать диету?..

Только к вечеру они набрели на какую-то одинокую постройку. Это был очень странный дом. Широкий внизу, он кверху сужался, этажи его вились словно по спирали, делая его похожим на раковину улитки. Однако раковину покинутую, потому что здание это совсем обветшало. В нем не было даже дверей, а только темнел вход в туннель, уводящий куда-то вглубь.

Ники подошел к туннелю и крикнул «Алло?», но крикнул шепотом, как обычно он разговаривал по телефону с классной руководительницей, сбивчиво объясняя ей, почему не сможет прийти в школу на следующий день.

В доме все безмолвствовало.

— Войдем? — шепнула ему Нуми.

— А вдруг там живут духи? — ответил он ей еще более таинственным шепотом.

Ники, конечно, шутил, но девочка с Пирры, как водится, не поняла его шутки. Пришлось рассказать ей кое-что о духах и привидениях.

— Вообще ассортимент богатый, — заключил Ники. — Вурдалаки, вампиры, оборотни, кикиморы, русалки…

— Ну а взаправду-то они существуют?

— Буф-ф, — воскликнул он, — так ведь о чем я тебе столько времени толкую: это все только поверья, которые бытуют среди темных, неграмотных людей. Привидения! Если в них веришь, они тебе и являются. А коли не веришь, то их и нет.

— А ты в них веришь?

— Что ж я, по-твоему, совсем темный?

— И тебе не страшно?

— Как я могу их бояться, когда в них не верю?

Экспериментальная девочка задумалась.

— Мой мозг тоже говорит, что существование подобных созданий невозможно, так как это противоречит законам природы. Но вот что я думаю, Ники: а вдруг они нападают и на тех, кто в них не верит? Давай-ка лучше уйдем отсюда.

Николаю никогда не приходила в голову подобная мысль: чтобы привидения да нападали на тех, кто в них не верит. Ему вдруг стало страшно. Но ударить в грязь лицом перед девочкой, которая сейчас во всем его слушалась, не хотелось. Он включил фонарик и, опасливо озираясь по сторонам, вошел внутрь здания.

Коридор, повторяя витки улиточной раковины, уводил вверх. Стены его были старые и обшарпанные. Действительно, странный дом! Он совсем не походил на жилой, либо же в нем обитали существа, не похожие на людей. Шедшая сзади Нуми сказала шепотом:

— Этот дом такой старый, что, наверное, и духи в нем давно повымерли!

— Духи — бессмертны, сколько можно объяснять! — в сердцах напомнил ей Ники, раздосадованный тем, что она не только ничего не вынесла из его лекции о духах, но впридачу напоминает ему о них.

Свет фонарика озарял следы всеобщего запустения. Нигде не было видно ни одного более или менее подходящего местечка, где бы можно было переночевать. Никакой мебели и никаких духов. Если они и существовали на этой планете, то наверняка покинули это здание от скуки, ибо им некого было пугать.

— Интересно, на них подействует усыпляющий газ? — не унимаясь, продолжала свои наивные вопросы девочка.

— Они не спят, значит — не подействует!

— Тогда зачем ты достал газовый пистолет?

Вот ведь зловредная девчонка — все замечает! Он поспешно спрятал в карман свое единственное оружие, чтобы еще раз показать ей, что не боится.

— Я зловредная, — виновато прошептала Нуми, — потому что мне страшно.

Она снова прочитала его мысли. Значит, он даже в мыслях не должен испытывать страха, если действительно хочет не ударить лицом в грязь. Поистине трудная задача. На словах-то каждый может проявлять безумную отвагу, но вот подавить страх в мыслях, когда есть чего пугаться… Попробуйте сами и вы убедитесь, как это трудно.

— Поднимемся на самый верх, — сказал Ники, чтобы окончательно успокоить и себя и ее. — Ночью сюда могут забрести какие-нибудь звери.

Похоже, местным строителям была неведома лестница, так как наверх вел все тот же винтообразный коридор. То там, то сям, справа или слева виднелось нечто похожее на комнаты, хотя и без дверей. Они скорее напоминали ниши в стене и были такие же пустые и грязные, как и все здание.

— Давай наденем шлемы, — предложила Нуми. — Так никто не услышит, как мы говорим.

Предложение было дельным и, помогая друг другу, ребята быстро натянули шлемы.

— Переночуем тут, а завтра пойдем дальше, — прошуршало у Ники в ушах.

— Чего ты шепчешь? Ты же в шлеме…

Нуми не очень весело засмеялась.

— Правда, я совсем забыла.

— Ты прямо как наши девчонки, — заявил ей Ники, хотя знал, что и любой земной мальчишка начинает говорить шепотом, когда чего-нибудь боится.

Неожиданно коридор вывел их на широкую круглую площадку под открытым небом. Крыши в доме не было. Ники поспешно выключил фонарик, чтобы его сильный свет не привлек чье-нибудь внимание. На уже потемневшем небе появились первые звезды, собранные в незнакомые земному глазу созвездия. Не было здесь ни Большой, ни Малой Медведиц, а там, где обычно ровно и спокойно светилась Венера, мерцало какое-то яркое светило, но это была звезда.

— Очевидно, здесь была смотровая площадка, — громко сказал Ники, желая показать, что нисколечки не боится. — Мы и под открытым небом можем спать, вместо того чтобы забиваться в эти грязные ниши.

— Тебе не кажется, что здесь кто-то есть? — прошептала Нуми.

— Ну вот, и тебе уже всюду духи мерещатся, — насмешливо сказал ей Ники. — Не бойся. Даже если они существуют, то остались там, на Земле, им сюда никак не добраться. Уж не Мало ли их доставит?

— А привидения храпят? — уморительным вопросам экспериментальной девочки, казалось, не будет конца.

— Что значит — храпят? Я же тебе сказал: они не спят.

— Тогда кто это храпит?

Николай прислушался и, действительно, уловил нечто похожее на похрапывание.

— Ерунда! Может быть, это местные сверчки так поют.

— Какие еще сверчки?

— Слушай, если я тебе начну объяснять все, что есть на Земле… Ну, это насекомые такие. Они не страшны. Ночью они поют.

— Извини, может, я снова становлюсь зловредной, — виновато прошептала Нуми, — но это вовсе не похоже на пение, а самый натуральный храп.

Похоже, слух у нее был острее, чем у Николая, и он снова прислушался. Теперь и он услышал пусть мелодичное, но самое настоящее похрапывание.

— Раз ты знаешь, как храпит спящий человек, значит, и у вас на Пирре храпят, да? Разве может быть такое, чтобы все обитатели Галактики храпели?

— Все, может, и не храпят, но если обитатели этой планеты когда-то переселились с Земли?.. Ты же видел — пастух очень походил на землянина.

— Ну уж, таких тупых пастухов вряд ли можно найти на всей Земле! Если хочешь знать, у наших пастухов и радиоприемники есть, и телевизоры.

Извини, — сказала Нуми. — Но что нам делать?

— Как что, разбудим его, конечно. Как же мы заснем, если он станет храпеть всю ночь, — бесстрашно заявил Ники Буян, в глубине души надеясь, что ему предложат спасаться бегством.

Но Нуми стала настолько послушной, что безропотно согласилась с ним и на этот раз, и теперь ему надо было действовать быстро и решительно, если он не хотел, чтобы она снова уличила его в лицемерии.

Наши герои прошли мимо последних нескольких ниш в коридоре, даже не заглянув туда, так как решили, что они пустые. К тому же их манил, заставляя ускорить шаг, кусочек звездного неба, показавшийся в конце коридора. И вот сейчас, стоило им снова вернуться в коридор, осторожно ступая на цыпочках, как храп моментально усилился. Ники погасил фонарик и прислушался. Хорошо, что этот волшебный шлем позволял улавливать все внешние шумы, не выпуская наружу их собственные голоса.

— Это — здесь! — сказал он, указывая рукой на ближайшую нишу-комнату.

— Я забыла сказать тебе одну вещь, — зашелестел у самого его уха голос Нуми. — На левой стороне шлемофона есть рычажок. Передвинь его, и ты сможешь видеть в темноте. Я уже вижу его.

Он никак не мог нащупать этот рычажок, и тогда она, взяв его за руку, поднесла ее к рычажку и вместе с ним передвинула его. Лицевое стекло его шлема словно внезапно просветлело, и Николай стал видеть. Впечатление было такое, что он смотрит сквозь темные очки, но тем не менее очертания предметов обрисовывались довольно четко.

Это новое качество волшебного шлема обрадовало Николая, но он не был бы Ники Буяном, если бы тут же не заявил, что такие вещи ему не в диковинку.

— На инфракрасных лучах работает, да? У нас тоже есть такие приборы ночного видения. В танках и самолетах…

Но девочке с Пирры было не до его технических объяснений. Еще более встревоженно она сказала:

— Видишь? Вон там, лежит!

В дальнем конце ниши действительно лежал какой-то ворох одежды, из-под которой время от времени доносилось то громкое, то приглушенное всхрапывание, сопровождавшееся мелодичным посвистыванием носом.

Ребята продолжали стоять в нерешительности, а странный оркестр спокойно вел свою партию.

— Разбудим его? — спросила Нуми, снова взваливая всю ответственность на земного мальчика.

От прежней смелости Ники почти не осталось и следа, но в такие минуты нерешительности в голове иногда рождаются замечательные идеи.

Почему бы тебе не попробовать прочитать его мысли? — сказал он. — Может, ему что-нибудь снится? Тебе же удалось увидеть мой сон.

— Тогда мне надо подойти поближе и успокоиться, — сдавленным шепотом отозвалась девочка.

Они бесшумно приблизились к вороху одежды. Нуми обошла ворох с той стороны, где предположительно находилась голова, и наклонилась над ней. Желая ее успокоить, Ники предупредил, что будет ее охранять, и затаил дыхание, стараясь не мешать ей собственными мыслями.

Нуми довольно долго оставалась в таком положении, а когда заговорила, голос ее звучал гораздо спокойнее:

— Похоже, это добрый человек. Ему снятся хорошие сны.

Наивная девчонка, подумал Ники. Небось, и плохим людям иногда снятся хорошие сны. Но вслух он только спросил, что она прочла в мозгу спящего.

— Сначала было очень красиво. Звезды, множество звезд, разноцветных, как в радужном туннеле Мало. И он летит среди них, маленький, как младенец, летит, как птица, раскинув руки. И поет, поет… Тсс! — прервала она свой рассказ и снова прислушалась. — О, сейчас ему снится нечто ужасное! Ему очень страшно. За ним гонятся. Кто-то за ним гонится, и он старается убежать. Бедный, ему так страшно!..

Внезапно, издав невнятный вопль, ворох вскочил. Ребята отпрянули не менее испуганные, а человек — это был явно человек — ринулся в другой конец ниши и забился в угол. Лохмотья на нем тряслись, как белье на веревке, если за нее подергать. Ники, когда был поменьше, частенько так делал, чтобы подразнить мать.

— Скажи ему, чтобы перестал трястись, — приказал он Нуми, так как самым перепуганным среди них был все-таки незнакомец.

— Он меня не услышит. Для этого нужно снять шлем.

— Наверно, шлемы его тоже пугают. Сними. Я буду тебя охранять, — распорядился он, вооружившись фонариком и газовым пистолетом.

Ники нажал на кнопку фонарика и человек рухнул наземь, ослепленный ярким светом. Руки его дрожали, и в них не было никакого оружия. Видимо, он вообще не был в состоянии ни нападать, ни защищаться. Теперь они могли снять шлемы, откинуть их на спину и спокойно рассмотреть второго представителя здешней цивилизации.

Нуми произнесла несколько незнакомых слов, очевидно, выученных у пастуха. Человек приподнял голову, взглянул на нее сначала робко, а потом вдруг преобразился. Он захлопал себя по рваной одежде и, храбро выпятив грудь, тоже что-то сказал на своем непонятном языке.

Направив на всякий случай пистолет с усыпляющим газом ему в лицо, Ники спросил Нуми, о чем он говорит.

— Я не совсем поняла, — ответила девочка. — Что-то вроде того, что он готов, но на что — не могу взять в толк.

Ники тут же пришло в голову, что человек, должно быть, скрывается в этом заброшенном доме и видит во сне, как его преследуют. Это окончательно его успокоило, да и весь внешний вид человечка был скорее смешным, нежели страшным.

Ростом он был почти с Николая — довольно низкий для взрослого мужчины, а это, несомненно, был взрослый мужчина, хотя в лице его, безбородом, с толстыми лоснящимися щеками, было что-то детское, особенно в ясных глазах, взиравших на пришельцев с отчаянной смелостью. Одежда, когда-то, очевидно, оранжевая, как одежда пастуха, давно потеряла свой цвет. Она покрывала довольно упитанное тельце с короткими руками и ногами. Вообще вся его фигура выглядела комичной, чему немало способствовала и его горделивая осанка. Явно он понимал, что пришельцы ему не угрожают.

— Не мешай мне! — сердито прикрикнула на Ники девочка, снова отгадавшая его мысли. — Сам говорил, что нельзя смеяться над представителями других цивилизаций. Он, может, и смешон, но гораздо умнее пастуха.

Она сделала рукой жест, доказывавший ее миролюбивое настроение, и пригласила незнакомца сесть. И сама села на пол, подавая пример. Выражение отваги в детских глазах толстяка сменилось испуганным удивлением. Ники властно указал ему рукой на пол — не хватает еще, чтобы девочка с такой высокоразвитой планеты, как Пирра, сидела в ногах у этого клоуна! Толстяк понял жест и покорно уселся в своем углу.

— Он все еще напуган, — сказала Нуми, — и принимает нас за каких-то звездных людей. Все его существо дрожит от страха, хотя он и храбрится. Странно, что это за звездные люди, которых все так боятся?

— Спроси его, что он готов сделать, — посоветовал ей Ники, которому было важно узнать, не стоит ли перед ними беглый преступник.

Нуми что-то спросила, толстяк ответил. Однако слова его звучали совсем не так грубо и хрипло, как речь пастуха, а лились с удивительной мелодичностью. Они походили скорее на воркование голубя…

— Он говорит, что никогда не отречется от истины. Даже если мы отрубим ему голову.

— Ты уже так много понимаешь? — удивился Ники лингвистическим способностям Нуми.

— Половину я прочитала в его мыслях. В них он представил, как ему секут голову.

— Скажи ему, что мой нож остался в утробе Мало, так что сейчас голове его ничто не угрожает, — весело заявил Ники, почувствовавший себя хозяином положения. — Посему пусть подробно расскажет нам, в чем состоит истина, за которую секут головы.

— Прошу тебя, не мешай мне своими насмешками, — возмущенно сказала Нуми и вступила в оживленною беседу с толстяком.

В процессе разговора она явно все более обогащала свои познания в местном языке, правда, ей все еще частенько приходилось помогать себе жестами, строить гримасы, выражая различные чувства и настроения. В ответ толстяк все более оживленно что-то ворковал.

Неожиданно он вскочил с места и комично заскакал по пустой и пыльной комнате-нише.

— Что это с ним? — удивился Ники, который чуть было не нажал на спуск своего газового пистолета, решив, что коротышка намеревается напасть на них.

— Сейчас же убери пистолет! — вскинулась Нуми. — Слышишь, что я тебе говорю, спрячь немедленно! Он просто наконец понял, что мы не имеем ничего общего со здешними звездными. А когда я объяснила ему, что мы прилетели с других звезд, просто обезумел от радости.

Толстячок продолжал подскакивать и кружить на месте, издавая звуки, весьма похожие на любовное воркование голубя.

— Это как песня, — сказала Нуми и начала медленно переводить. — Мир бесконечен… И в нем бесчисленное множество миров. И добрых людей в нем не счесть… Дальше не могу понять… Он говорит, что звезды принадлежат ему. Все звезды принадлежат ему, ибо они принадлежат всем. Ты что-нибудь понимаешь, Ники?

— Так вот в чем его истина! — разочарованно протянул Николай. Он уже было себе представил, что им попался важный государственный преступник, раз ему грозила казнь.

Нуми прервала песню-воркование толстяка и в свою очередь заворковала совсем почти как он. Потом выслушала его ответ и утвердительно кивнула.

— Тоже мне, открыл Америку, — снисходительно произнес Ники Буян.

— И за это его собираются убить?

— Не понимаю, — сказала Нуми. — Какую Америку открыл?

— А такую, что все звезды всем принадлежат. Ладно, хватит заниматься чепухой. Спроси-ка его лучше, здесь ли он живет и почему этот дом такой странный. Может, у них все дома такие? И еще спроси, нет ли поблизости города и как устроено их общество? Вообще, спрашивай о конкретных вещах, чтобы мы в конце концов смогли понять, где находимся и что нам делать дальше.

То ли толстяк устал от своего танца — явно и на этой планете толстяки быстро устают от чрезмерной активности, — то ли его образумил новый поток вопросов пирранской девочки, но он снова уселся в свой угол и уже спокойнее заворковал дальше.

Он рассказал им, что дом этот принадлежал звездным, но сейчас заброшен, так как ныне звездные строят себе куда более красивые и удобные дома; и поэтому сюда никто не приходит, и он устроил себе здесь убежище. Почему их называют звездными? Потому что звезды принадлежат ему и всем? Да, и именно за это звездные снимут с него голову…

— Странная история! — заключила Нуми, переведя своему земному другу рассказ толстяка.

— Никакая не странная, а просто дикая, — возразил Ники, как известно, не отличавшийся особой деликатностью в обращении. — Явно мы до тех пор не разберемся, пока не встретим этих самых звездных.

— Хоть я ничего и не понимаю из его рассказа, все-таки чувствую, что он — хороший человек, — добавила добросердечная девочка с Пирры.

— Дай ему одну из твоих жвачек.

— Вот еще! Если я каждому хорошему человеку буду давать жвачку… Ведь он сам только что пропел, что добрых людей бесчисленное множество. А жвачек у меня всего три.

— Постыдись, Ники!

— Да ведь он проглотит ее, как тот дикарь-пастух!

— Очень тебя прошу, Ники! Постыдись!

Он сердито выкрикнул полюбившееся ему пирранское словечко, но все же вытащил из кармана нераспечатанную пластинку в пестрой обертке. К счастью, толстяк только с любопытством взглянул на нее, но брать не стал. Потом что-то проворковал. Ники обрадовался:

— Не хочет, правда? Я сразу понял, что он умнее пастуха.

Нуми же в недоумении хмурила лоб.

— Он сказал, что нам не следует поступать так, как поступают звездные: они непрестанно заставляют беззвездных есть и те оттого толстеют.

— Похоже, он самый несчастный беззвездный, — засмеялся Ники. — Посмотри, как разъелся, бедняга! Только почему звездные плохие, раз дают ему еду?

Все еще не совсем уверенно Нуми проворковала толстяку новые вопросы, но дождаться ответа они не успели. Внезапно в коридоре послышался шум. Запахло горелым.

Толстяк вскочил со своего места и прислонился к стене, как и раньше, гордо выпятив грудь. Все произошло так неожиданно, что ребята не успели даже надеть шлемы на головы. Ники предусмотрительно погасил фонарик, но было поздно. В следующий миг во входном проеме ниши замелькали худенькие серебристые фигурки и воздух, казалось, мгновенно пропитала вонь двух коптящих факелов.

От факелов было больше копоти, чем света, но наши герои все же разглядели новоприбывших. Очевидно, это и были звездные люди, за которых их уже дважды принимали. Сходство, на первый взгляд, было действительно большое. Они были тонкими и по-юношески стройными, а их одежда состояла из некоего подобия платья, сшитого из легкого, серебристо-белого материала. Платья были стянуты в талии широкими черными поясами, на которых, словно пуговицы, поблескивали металлические звезды. В руках они держали длинные кривые ножи, хотя от этого казались не страшными, а скорее смешными со своими тонкими голыми ножками, обутыми в сандалии, маленькими лицами, похожими на лица младенцев, вот-вот готовых расплакаться.

Четверо из них тут же окружили своего толстого сопланетника и приставили к его телу ножи. Толстяк еще выше вскинул голову. Этим, вероятно, он хотел подчеркнуть свое презрение к ним.

Начальник стражи — скорее всего это был именно он, потому что Ники насчитал на его животе целых восемь звезд, — гневно что-то прокаркал. Да, речь его, несмотря на хрупкость тела и младенческое личико, напоминала не мелодичное воркование толстяка, а карканье ворона. Потом он состроил плаксивую гримасу пришельцам из иных миров, и что-то прокаркал по их адресу.

Ники вдруг захотелось угостить его хорошей порцией газа, но девочка, угадав это намерение, жестом остановила его.

«По мне так толстяк посимпатичней, — подумал мальчик, — и он не похож на преступника. Настоящие преступники так себя не ведут. Но, наверное, не стоит вмешиваться в их дела. Ведь мы далеко не все еще понимаем». Нуми кивнула ему в знак согласия. Потом она что-то проворковала на здешнем языке.

Восьмизвездный закаркал не так гневно и быстро, девочка, видимо, поняла его, так как тут же начала переводить.

— Я сказала ему, что мы прилетели с других звезд, а он ответил, что в таком случае мы — тоже звездные, а значит, совершаем преступление, укрывая беззвездного. Я возразила ему, ведь мы не знали и никогда раньше не встречали этого беззвездного, но он повторил, что мы совершили преступление, заговорив с ним.

Ники, приосанившись, важно приказал своей переводчице:

— Объясни ему, что нам неизвестно, что у них считается преступлением, а что нет. И что мы прилетели для того, чтобы познакомиться с их жизнью. Пусть он отведет нас к ихнему начальству. Кто над ними стоит? Царь или президент? Пусть нас ведет к нему, а с такими как он мы разговаривать не станем. Непременно скажи ему это, нужно же их как-то припугнуть!

Нуми снова заворковала, помогая себе руками, когда ей не хватало слов. Важный вид Ники и твердый тон, видимо, подействовали на восьмизвездного. Его младенческое личико скривилось в плаксивой гримасе, став просто отвратительным. Тот, кому доводилось встречать взрослого мужчину с младенческим лицом, непременно подтвердит, какой он несимпатичный.

Восьмизвездный сделал знак страже у выхода, и она посторонилась. Потом почтительным жестом он пригласил пришельцев следовать за ним.

Нуми и Ники инстинктивно схватились за руки и стали спускаться вниз по крутому коридору. Факелы дымили и коптили над их головами, и они почти не видели, куда ступают, однако фонарики зажигать не стали, чтобы не испугать этих явно примитивных человеческих существ.

Снаружи их ждали две странные, скособоченные повозки, запряженные еще более странными животными — нелепая помесь балканского мула с долгошеей перуанской ламой в оранжевую и зеленую полоску. В одну из повозок впихнули толстяка (у него уже были связаны руки), и она медленно тронулась. В другую залез восьмизвездный, жестом пригласив пришельцев последовать его примеру.

Больше двух часов тряслись они в этой кривой повозке по темным дорогам, пока не въехали в столь же темный город. Нуми время от времени пыталась выудить у восьмизвездного хоть какие-нибудь сведения, но он лишь неохотно ронял отрывистые слова, как бы боясь разговориться. А может, на него произвели большое впечатление их скафандры и огромные шлемы.

Город весь был застроен похожими на наблюдательные пункты улиточными домиками, маленькими и большими, с крохотными окошками. По кривым и неровным улицам шныряли уже знакомые им существа, босоногие и в коротких платьицах. Большинство их несли на плече длинный или не очень длинный предмет, похожий на подзорную трубу. При виде повозок они останавливались, пялили на них глаза и что-то спрашивали, а восьмизвездный что-то им каркал в ответ, после чего те принимались хлопать ладонями по своим звездным животам. Вероятно, это было какое-то приветствие или знак одобрения.

— Почему в вашем городе так темно? — спросила Нуми восьмизвездного.

Сморщив личико, тот ответил, что огней не зажигают, чтобы лучше видеть звезды.

— А это не мешает вам работать? — снова спроси девочка, чтобы вовлечь его в разговор.

— Работать? У нас работают беззвездные и только днем. Звездные же днем отдыхают, а ночью сторожат свои звезды.

Нуми перевела его слова мальчику с Земли и спросила его, понимает ли он что-либо, потому что сама она ничего не понимала.

— Сомо кусапиенсы и то были понятней, — ответил он.

— Ваши звезды очень красивые, — сказала упрямая Нуми, не отказываясь от своей попытки склонить восьмизвездного к разговору.

Она имела в виду звезды над головой, но ее спутник тут же уставился на свой живот.

— Красивые, но дорогие. У меня есть даже одна желтая, — и он с гордостью показал на черный пояс.

— Странно. Он говорит, что звезды дорогие, — перевела Нуми.

— Вот и у нас, на Земле, звезды дорого достаются…

— Как это так?

— Эй, послушай! Хотя у тебя и два мозга, не так-то легко изучать две цивилизации сразу. Займись пока этой!

— Ты опять думаешь обо мне плохо! — огорчилась девочка.

— Вовсе нет. Поверь.

— Не думаешь, но отчего-то сердишься.

— Не будь такой чувствительной. Это вредно. А сейчас к тому же и опасно. Кто знает, что задумали эти сморчки.

— А что такое «сморчки»? — тут же последовал вопрос ненасытного мозга экспериментальной девочки.

— Вот эти и есть сморчки. Большие, плаксивые, отвратительные младенцы… Ты только глянь, что они вытворяют!

Повозка как раз проезжала мимо группы тонконогих человечков, которые окружили огромного человека в грубой оранжевой одежде. Они прыгали возле него, остервенело вопя, и колотили его своими кулачками. А тот даже не пытался защищаться, стоял, опустив голову, хотя наверняка мог бы в одну минуту расшвырять их своими сильными руками.

Нуми спросила, в чем его вина, и восьмизвездный ей ответил, что этот человек — беззвездный, и что он не имел права сейчас находиться на улице. Сейчас ему полагалось спать.

— Но ведь еще рано, — осторожно заметила Нуми, не найдя других слов для возражения: ей было жаль беднягу. Оба ее мозга отказывались понимать, зачем нужно кого-то бить, чтобы заставить его спать. Ведь это может только прогнать сон.

Тот, кому доставалось вечером перед сном, знает, как трудно заснуть после колотушек.

— Вовсе не рано, — поучительно ответил ей восьмизвездный. — Беззвездные должны много спать и много есть, чтобы хорошо работать.

— Их планета, кажется, действительно вертится а обратную сторону, — гневно сказал Ники Буян, выслушав перевод Нуми.

Босоногие звездные, облепившие огромного беззвездного, и впрямь были похожи на страшных, жестоких детей.

Так как повозка остановилась, чтобы и стража могла полюбоваться веселым зрелищем, Ники незаметно вытащил из кармана рогатку, вложил в нее проволочную скобку и выстрелил по босым ногам сморчков.

Один из них подскочил и схватился за тонкую икру. Остальные сморчки оставили беззвездного в покое и, недоуменно каркая, столпились возле пострадавшего.

— Твоя работа, — рассердилась Нуми. — Как ты это сделал?

— С чего ты взяла? — прикинулся возмущенным Ники. — Что я могу сделать в нашем теперешнем положении?

— Не лги! Я по твоим чувствам догадалась, что это твоя работа. Ты радуешься и гордишься. Так как ты это сделал?

Ники постарался не вызывать в своем мозгу представление о рогатке и засмеялся:

— Угадай! А ваша цивилизация может сделать что-то так, чтобы никто не смог понять, как это сделано?

— Ты опять говоришь глупости, — отрезала девочка с Пирры. — Я все разно узнаю, как ты это сделал. Ты думаешь, что ты помог этому бедолаге? Сейчас ему попадет еще больше. Они решат, что это сделал он. Стыдись, Ники. Пусть тебе немедленно станет стыдно!

И действительно: сморчки с еще большим озлоблением набросились на свою беззвездную жертву.

Ники немедленно попытался почувствовать стыд, но ему это снова не удалось, потому что так уж устроены земляне. Они не могут устыдиться медленнее или быстрее. Им просто становится стыдно, или не становится. А сейчас ему к тому же мешал и гнев. Его так и подмывало выпустить весь заряд своих скобок по ногам этих озверевших человечков с лицами плаксивых младенцев, но он уже убедился, что вмешательство в дела чужих цивилизаций может привести к нежелательным последствиям.

К тому же повозка отъехала достаточно далеко и скобки не смогли бы поразить цель с необходимой силой.

Их высадили перед самым высоким зданием города. В этом здании также был один-единственный коридор, который спиралью возносился наверх, на террасу, находившуюся на крыше. Он был освещен закрепленными на стенах мигающими и коптящими фонарями. Они издавали ужасную вонь горелого жира. Другая повозка с толстым преступником куда-то уехала. Ребят сопровождали восьмизвездный и двое стражников, на животах которых блестело по две звезды.

— Я знаю, почему эта цивилизация остановилась в своем развитии. Они не имеют понятия о лестницах, — шепнул Ники своей подруге с Пирры.

Нуми ничего не ответила, и он усомнился в мудрости своего открытия. В конце концов, и обезьяны умеют лазить. Во всяком случае, при наличии лестниц можно гораздо быстрее взобраться на крышу, а, судя по всему, эти люди почти все время проводили на крышах.

— Куда мы идем? — спросила Нуми у начальника стражи.

— К стозвездному, — ответил он ей.

— А кто он такой?

— У него больше звезд, чем у остальных. Поэтому он здесь самый умный и сильный.

— А есть кто-то сильнее и умнее него?

— Тысячезвездный. Но он живет в столице звездных. К нему вас может отвести только стозвездный.

Нуми перевела этот разговор мальчику, и он сказал:

— Ну что ж, полюбуемся на это чудо природы, прежде чем нас отведут к другому.

Стозвездный лежал на мягкой подстилке и разглядывал в трубу вечернее небо. Он был столь надменен или же ленив, что даже не мог держать в руках подзорную трубу. Ее подносили к его глазам два других сморчка с несколькими звездочками, тогда как весь живот лежащего на террасе был усыпан пришитыми к одежде жестяными звездами.

«Интересно, как тысячезвездный умудряется носить на себе столько звезд? Они у него, наверное, и на заду сияют», — подумал Ники Буян.

Нуми тихонько выбранила его:

— Хватит шутить, сейчас мы должны быть серьезными!

Ее шепот вынудил стозвездного оторваться от дела. Властным жестом он отстранил двух слуг с подзорной трубой и приподнялся. Восьмизвездный услужливо подложил ему под спину две подушки, чтобы тот мог расположиться поудобнее, после чего вытянулся в струнку и что-то закаркал. Кажется, он докладывал о случившемся.

— Что он ему говорит? — спросил Ники, обеспокоенный тоном доклада.

— Я не все понимаю, но, похоже, что-то гадкое… Похваляется, что ему удалось поймать известного преступника Короторо, которого мы пытались укрыть. Он арестовал нас и привел к стозвездному лишь потому, что мы смахиваем на звездных, и он не осмелился передать нас прямо в руки судей. Это право принадлежит стозвездному. Он и словом не обмолвился о том, что мы сами захотели сюда прийти.

— Подлец! — прошипел Ники, ничуть, впрочем, не испугавшись, хотя над ними нависла серьезная опасность. Уж очень тощие ножки были у этого стозвездного. Ники подумал, что одного выстрела из рогатки вполне хватит, чтобы привести его в чувство.

— Почему вы укрывали преступника? — обратился к ним стозвездный начальник. — Разве вы не знаете, что Короторо — самый опасный преступник под нашими звездами?

— Мы просим прощения, — любезно ответила девочка. — Мы случайно оказались на старом наблюдательном пункте. Мы не знакомы с Короторо и не могли знать, что он — беззвездный.

Она не назвала толстого певца «преступником», испытывая к нему симпатию.

— Это сразу можно заметить, — каркнул стозвездный. — Он толстый и на его поясе нет звезд. Вы лжете! Я отдам вас в руки палачей.

Ники терпеливо ждал, когда ему переведут, размышляя в то же время о том, как им отсюда выбраться. Одними скобками делу не поможешь. Это, увы, не оружие. Если усыпляющий газ действительно быстро подействует, то, сговорившись, они могут быстро надеть шлемы и опрыскать этих сморчков, как мух…

— Перестань думать о таких вещах, ты мешаешь мне понимать их! — разгадала его намерения Нуми. Ники разобрала злость.

— Чего он кипятится?

— Как это — кипятится?

— Я же вижу, как он ерепенится.

— Что значит — ерепенится?

— Я тебе уже говорил, чтобы ты пока оставила в покое земную цивилизацию. Переводи, а то мне скучно.

Нуми вкратце рассказала об угрозах стозвездного.

— Эй, вы на каком языке разговариваете? — каркнул тот.

— На его языке, — указала Нуми на друга. — Он — с планеты Земля, а я с планеты Пирра.

— А где эти страны? Что-то я про них не слышал.

— Очень далеко. В дальних созвездиях.

— Что за глупости ты болтаешь? — снова, как ворон, каркнул стозвездный. — Этому вас подучил Короторо? Преступник! Я велю немедленно отрубить ему голову.

Нуми была на удивление спокойна.

— Короторо тут ни при чем. Просто мы — из других миров, которые находятся у далеких звезд. Но скорее всего, у нас общее происхождение, потому что вы похожи на нас…

Стозвездный так и подскочил на своей подстилке.

— В далеких созвездиях нет жизни. Жизнь есть только под Большой дневной звездой. Наше общее происхождение — ложь! Я — звездный, а Короторо…

— Пожалуйста, не сердитесь на меня за правду, — бесстрашно прервала его девочка с Пирры. — Так мы никогда не поймем друг друга. А нам очень хочется, чтобы все люди нашли между собой общий язык. Поэтому вы должны спокойно и любезно поведать нам свою истину.

Стозвездный сморщил свое младенческое личико, как бы собираясь расплакаться.

— Как? Вы — звездные, и не понимаете истину звездных?

— Я не говорила, что мы звездные. Я сказала, что мы прилетели с других звезд.

— Это — ложь, ложь, ложь и преступление! — зашелся от крика стозвездный сморчок. — Я немедленно передам тебя в руки палачей.

Услышав его слова, остальные сморчки тут же выхватили свои длинные ножи, так что Ники пришлось крикнуть:

— А ну-ка, не шутить!

У него в руках был газовый пистолет.

Они не поняли, что он им сказал, и, может, именно потому оробели. Стозвездный с удивлением посмотрел на Нуми.

— Что он сказал?

— Сказал, что вам не стоит так страшно с нами шутить, — перевела ему Нуми.

Начальник-сморчок растерялся при мысли, что его угрозы показались им шуткой. Нуми прочла его мысли и поняла, что он струсил: его ужаснула мысль, что им не страшна его власть.

— Скажи ему, что я не шучу, — промолвил стозвездный голосом осипшей вороны. Тот, кто слышал, как каркают осипшие вороны, легко может себе представить, что за звуки он издавал. — Скажи ему, что я сообщу вам нашу истину. Большая дневная звезда целиком состоит из огня. От нее родились маленькие ночные звезды, тоже состоящие из огня, и эти звезды — наши.

Нуми быстро перевела его слова, добавив от себя:

— Знаешь, тебе удалось его напугать! Он готов с нами разговаривать.

— Я не только его припугну, — фыркнул мальчик. — Я сейчас так ему врежу между глаз, что он и средь бела дня будет видеть звезды.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил стозвездный сморчок.

Переводчица смутилась: как такое переводить? И решилась на полуправду.

— Он говорит, что все звезды состоят из огня. И все они большие. А некоторые даже побольше вашего дневного светила. И вокруг них миллионы миров, состоящих не только из огня, и там можно жить.

Стозвездный сморчок подпрыгнул от возмущения, но жестом приказал страже убрать ножи. Похоже, он все еще побаивался молчания земного мальчика, который стоял с нарочито независимым видом, держа в руке газовый пистолет.

— Передай ему, что он лжет почище Короторо. За такие сказки тысячезвездный собственноручно отрубит ему голову.

Нуми добросовестно перевела новую угрозу.

— От них всего можно ожидать. Раз он так глуп, кто знает, каким дураком окажется тысячезвездный! — ответил Ники с кривой усмешкой.

— Не говори того, что я не могу перевести, — возмутилась Нуми. — Ты разве не понимаешь, как это опасно?

Стозвездный владыка, видимо, не привык ждать и потому снова потерял терпение.

— Что он сказал?

— Он сказал… — смутилась Нуми, оттого, что ей опять приходилось что-то сочинять. — Он сказал, что не боится тысячезвездного, потому что тысячезвездный, наверное, поймет нашу истину.

— Нет, он ему не позволит говорить такие вещи. Существует один-единственный мир, и им правит тысячезвездный. И все звезды принадлежат нам.

— Он хотел сказать, что звезды никому не принадлежат, — сказала Нуми, догадавшись, что лучше вести разговор спокойным тоном, потому что стозвездный все еще боялся мальчика.

— Что? Он хочет сказать, что эти звезды не мои? — совсем охрип сморчок-начальник и хлопнул себя по животу.

— Эти — ваши, но те, наверху — ничьи, — ответила девочка, показав на небо.

— Но я их купил! Переведи ему! Я их купил. Вот эту, и ту, и вон ту, видишь? Все — мои! — стал тыкать в небо стозвездный.

Девочка с Пирры не знала, как ему возразить, услышав столь странные рассуждения, и решила все дословно перевести Ники, чтобы посоветоваться с ним, как быть.

Николай, недоуменно глядевший, как они по очереди тычут в небо, понял, что непосредственная опасность миновала, и гордо улыбнулся.

— За свою долгую и нелегкую жизнь встречал я разных идиотов, по этот, наверное, самый большой во всей Галактике.

— Ники, прошу тебя, не смейся, — снова рассердилась девочка. — Ну что я должна ему сейчас переводить?

— Спроси его, где продаются звезды, может, и мы купим себе парочку. Кроме шуток, спроси! Так мы выиграем время и сумеем побольше о них узнать. Это лучше, чем доказывать ему, что он дурак.

— Что он сказал? — боязливо спросил стозвездный, напуганный властным тоном земного мальчишки.

Девочка добросовестно перевела вопрос Ники и стозвездный начальник смягчился. Стремление этих людей купить звезды было ему близко и понятно. Ники оказался прав, несмотря на то, что не знал местного языка и обладал всего одним мозгом. Нуми бросила на него взгляд, полный благодарности и уважения.

— Вы очень странные люди, — сказал стозвездный. — Похожи на звездных, но не имеете звезд. И даже не знаете, где их можно купить. Потому-то и болтаете всякую чушь. Но я готов вам помочь, ибо нет большего позора для звездного, чем погибнуть под топором палача.

И он что-то каркнул своим адъютантам. Те в мгновение ока принесли короткую накидку, украшенную звездами, и накинули ее на своего хозяина. А тот принялся ощупывать рукав скафандра Нуми.

— И одежда у вас какая-то особенная…

— Это скафандры. В них удобно летать со звезды на звезду, — объяснила ему Нуми.

— Опять вы хотите меня рассердить, — сказал стозвездный начальник.

— И почему я так добр к вам? Вы — очень подозрительные личности. Можете летать со звезды на звезду, а собственных звезд не имеете. Нет, тысячезвездный не простит мне, что я сразу не казнил вас.

— Он вас простит, — заверила его Нуми. — Мы попросим его простить вас. Он нас послушается.

— Послушается? — удивился стозвездный тому, каким тоном они говорят о стоящем в десять раз выше его самого.

— Конечно. Нас слушаются все разумные люди.

Простодушная девочка, сама того не зная, сказала хитрость. Стозвездный не посмел ей возразить, иначе ему пришлось бы признать тысячезвездного неразумным. И то в присутствии других звездных.

Стража уже выстроилась за их спинами с поднятыми вверх ножами. Двое адъютантов тащили длинную подзорную трубу.

— Куда нас поведут? — забеспокоился Ники.

— Покупать звезды.

— Ты сказал ему, что у нас нет денег?

Действительно, у него не было ни гроша. Он истратил все деньги, которые ему выдавали на неделю, и отправился в космос с пустыми карманами. А каждый, кто отправляется в такое путешествие без денег, знает, как это неудобно.

— Сказать ему? Но так мы никогда не узнаем, где и как их продают.

— Пока не надо! — важно заявил Ники, еле сдерживая смех. — Мы их купим. Даю одну жевательную резинку за сто звезд. Вот тебе еще одна жевательная резинка — еще сто звезд. Так мы станем ему ровней.

Нуми прикрыла ладонью рот, поперхнувшись от смеха, но тут же рассердилась.

— Я ведь просила тебя не шутить! Неприлично смеяться в гостях у чужой цивилизации. Что мне отвечать, если меня спросят, о чем ты говоришь?

— Я ничего смешного не сказал! Неужели ты думаешь, что сто звезд стоят больше одной жевательной резинки? У нас на Земле ценятся только редкие вещи. То, чего навалом, ничего не стоит. А звезд только в нашей Галактике сто пятьдесят миллиардов. Галактик тоже миллиарды. А жевательной резинки, думаешь, много? Особенно такой, из которой можно выдувать пузыри…

Доверчивая девочка серьезно взглянула на него и с жаром принялась обсуждать непонятный для нее земной закон.

— Странно! То, что ты говоришь, несомненно глупо, но какая-то логика в этом есть. Разве такое возможно — и глупо, и вместе с тем логично? Дай ему одну жевательную резинку, посмотрим, как он отреагирует.

— Ну, нет! Он мне противен. Сейчас я не отдам жевательную резинку и за миллиард звезд. Ты думаешь, что где-нибудь в другой галактике можно ее найти? Когда мы полетим на Пирру, я отдам ее вашим ребятишкам. Наверное, они не все такие экспериментальные, как ты, и она им понравится, — засмеялся Ники, довольный, что ему наконец удалось защитить честь своей жевательной резинки.

— Почему он смеется? — насторожился стозвездный, готовый тронуться в путь.

— Радуется, что вы тоже столь же разумны, как тысячезвездный, и что вы отведете нас туда, где продаются звезды, — дерзко соврала Нуми и тут же устыдилась своей лжи.

Но разве можно было честно перевести бредни земного мальчишки? Хорошо, что на террасе было довольно темно и никто не заметил, как она покраснела. Оказывается, и на Пирре краснеют, говоря неправду. Может быть, не все, но такие девочки, как Нуми, тотчас же краснеют.

— Тогда — вперед! — предложил польщенный стозвездный и стал торжественно спускаться по витому коридору, слабо освещенному мигающими фонарями.

Во всяком случае, ему казалось, что он спускается торжественно, а может, начальникам на этой планете полагалось ходить именно так. Ники, однако, еле сдерживал смех. Потому что попробуйте накинуть на себя одеяло, расшитое блестящими звездами, оставив при этом ноги голыми выше колен, и шлепать сандалиями с таким трудом, будто вы год пролежали больным в постели. И вы обязательно поймете, что это выглядит отнюдь не торжественно. По крайней мере, в глазах земной цивилизации.

Повозка, в которою им предстояло сесть, была вся разрисована звездами. Их было, наверное, штук сто, но кому охота считать в темноте? В повозку были впряжены не двое, а шесть животных — наполовину балканских мулов, наполовину перуанских лам в оранжевую и зеленую полоску. От этого, правда, она не стала мчаться быстрей, потому что за ней пешим строем двинулись двадцать стражников с длинными и обнаженными, как и их ноги, ножами. Это придавало шествию некоторую комичную — в глазах землян — торжественность.

На этой планете, очевидно, всегда было тепло, если даже ночью не ощущалось холода, а ее звездные обитатели расхаживали в коротких платьицах. Но беззвездным всегда было холодно, потому что у них не было звезд, которые могли бы их согреть. Какой-то сумасшедший мир! «Как им может быть холодно, когда в действительности тепло, и каким образом тебя могут согреть холодные звезды», — размышлял Ники, подпрыгивая на ухабах за спиной у стозвездного.

Нуми сидела рядом со стозвездным и засыпала его градом вопросов. Ники подумал, что эта девочка может утомить своими вопросами не одну цивилизацию, но стозвездный все еще ее терпел.

Улица, которая вела от дворца стозвездного к звездному рынку, больше напоминала аллею, во всяком случае, вдоль нее не было ни одного уже знакомого им улиточного домика. Вместо домиков торчали низкие каменные статуи, изображающие маленьких толстых человечков, у босых ног которых были начертаны какие-то знаки. В темноте их было трудно различить.

Нуми через плечо сообщила своему приятелю то, что ей удалось узнать. Оказалось, это памятники людям, сказавшим истину местным жителям. Тому, кто открывал миру хоть одну новую истину, тут же воздвигали памятник.

— Надо же! — рассмеялся Ники, вспомнив, как к ним отнеслись звездные. — А я-то было подумал, что здесь вообще не любят истин. В таком случае, мы достойны тысячи памятников, если расскажем им все, чего они не знают.

— Ники! — предостерегающе сказала девочка. — Опасность еще не миновала. Кто знает, что они с нами сделают, узнав, что у нас нет денег на звезды.

Ники захотелось сострить, чтобы показать, что ему ничуточки не страшно, но он вовремя понял, что ведет себя так именно потому, что боится, и промолчал. Он вспомнил, что искусственный мозг Нуми включен и что она, вероятно, читала без труда все его мысли и чувства. К тому же, словно в подтверждение ее слов, стозвездный неожиданно прокаркал:

— Запрещаю вам разговаривать в моем присутствии. Когда вы имеете дело со стозвездными, нужно уметь молчать. Потому что вы все еще беззвездные.

Что с ним случилось, с этим капризным начальником? Он снова стал злобным. Может быть, на узкой террасе он чувствовал себя не совсем уверенно, а здесь, в присутствии большого количества стражников осмелел? К тому же, что за глупость: как им общаться с ним, если он заставляет их молчать?

— Прошу прощения, — проворковала Нуми почти так же, как толстый певец Короторо. — Мой друг не понимает вашего языка, и я просто пересказываю ему те истины, которые вы мне сообщаете.

— А-а, — уступил стозвездный. — Хорошо, можешь ему пересказывать, раз он настолько глуп, что не знает нашего языка.

— Что он опять сказал? — спросил Ники, уловив недобрые нотки в его голосе.

Нуми залилась краской, так как теперь должна была солгать и ему. Но неужели человеку обязательно сообщать, что его назвали глупцом? Кто знает, как отреагирует на это ее беспокойный спутник! Не случайно же его прозвали Буяном! И Нуми смущенно сказала:

— Так, ничего особенного. К тому же я не все поняла.

Наконец шествие остановилось у широких ворот с двумя отвратительно коптящими фонарями по обеим сторонам. Это была какая-то высокая и длинная стена, уходившая в темноту.

Адъютанты помогли своему стозвездному начальнику медленно и торжественно покинуть повозку. Но вылезая из повозки, трудно сохранить торжественный вид. Ники предпочел свой способ. Он ухватился рукой за боковую стенку повозки и, совершив изящный прыжок, выпрямился прямо перед носом перепуганного начальника. И сразу же понял, что допустил ошибку. Младенческое личико стозвездного тут же скривилось в плаксивой гримасе.

— Скажи ему, — поторопился сказать Ники, — что у нас, на Земле, министры выходят из повозок именно таким способом.

— А это правда? — усомнилась Нуми, потому что ей надоело врать.

И решила сказать совершенно другое:

— Мой приятель просит прощения, но он совсем не знает здешних обычаев.

— Скажи ему, что мы прощаем его в последний раз, — свирепо каркнул стозвездный сморчок, восприняв извинение как подтверждение своей власти.

Он повернулся к ним спиной и направился к воротам. А его многочисленная стража окружила ребят и, выстроившись в колонну, зашагала следом.

За стеной находился большой двор, где уже собрались сотни таких же босоногих звездных, производя ужасный шум своими резкими голосами. Но стоило воротам открыться и в них появиться важному стозвездному хозяину их города, как голоса моментально стихли. Звездные тут же расступились перед ним коридором и принялись почтительно кланяться. Ники сразу заметил, что те, у кого звезд на поясе было меньше, кланялись ниже. И не только их поклоны, но и длина подзорных труб, как бы определялась числом звезд на их животах. Все держали в руках такие трубы, только у одних они были покороче, у других подлиннее. Подзорная труба стозвездного была раза в два длиннее остальных, и ее несли двое.

Во дворе было светлее, но зато там стояла невыносимая вонь от коптящих фонарей. Стозвездный прошел сквозь живой коридор к маленькому земляному холмику. На нем возвышалось нечто вроде стола, но могло оказаться и сундуком, потому что не имело ножек. За столом-сундуком стоял человечек, похожий на других, но не в серебристо-белой, как у остальных, а в темной, как бы сливающейся с мраком одежде. В руках у него была короткая деревянная палка.

— Продолжай, — приказал ему стозвездный. — Послушаем, чем торгуют сегодня.

— О, всемогущий стозвездный! — Человечек поклонился так низко, что ткнулся носом в сундук. — К сожалению, сегодня нет в продаже новых звезд. Но выбор большой и рынок взбудоражен. Продается даже одна большая розовая звезда.

— Сколько за нее просят? — спросил управляющий.

— Пять синих. Но так как пока нет кандидатов, то продающий готов уступить ее за две синие и восемь желтых.

— Чудесно! Значит, цена на большие розовые звезды растет, — обрадовался начальник, видимо потому, что на его поясе мерцало несколько розовых звезд. — Ну-ка, расскажи, что еще предлагают. А то мои гости желают кое-что приобрести.

Нуми шепотом перевела их разговор, и Ники так же шепотом ответил ей:

— Как тебе удается сохранять серьезность? Я вот-вот лопну от смеха.

— Не спрашивай, а то не выдержу, — ответила она.

Человечек в темной одежде ударил палкой по столу-сундуку и пронзительно крикнул:

— Продается одна желтая, средней величины, в третьем квадрате. Начальная цена — пять белых. Желающих прошу поднять подзорные трубы.

Над головами молчаливой толпы звездных взметнулся десяток труб. Человечек снова стукнул палкой:

— Кто на одну больше?

Из поднятых труб осталось только четыре. Человечек ударил в третий раз: кто даст на две звезды больше? Трубы заколебались и три из них опустились.

— Иди и получи ее! — сказал распорядитель торгов в сторону единственной поднятой трубы.

— Где он может ее получить? — спросила Нуми у стозвездного.

— Там, в дальнем конце двора есть смотровая площадка. Покупателю покажут, в каком квадрате находится его звезда и выдадут соответствующий документ.

— Но каким образом он станет ее обладателем? — недоумевали оба мозга экспериментальной девочки.

— Ее бывший собственник снимет со своего пояса только что проданную желтую звезду, а взамен получит семь белых. Выгодная сделка. За одну средней величины желтую звезду — семь белых, очень даже неплохо.

— А та, настоящая звезда, что он с ней станет делать?

— Экая ты странная, — возмутился ее невежеством стозвездный. — Как это, что он с ней станет делать? Будет глядеть на нее, радоваться, а она будет его согревать. Желтые звезды теплее белых.

— Это не так, — осторожно заметила девочка с Пирры. — Белые звезды намного горячей, но выглядят маленькими, потому что находятся дальше. Желтые холоднее, а розовые и красные — самые холодные, они попросту угасают.

Стозвездный снова вскипел:

— Я тебе уже говорил, чтобы ты не болтала глупостей, пока вы считаетесь моими гостями. Вот когда я отдам вас в руки палача, тогда говорите все, что угодно. Глупости разрешено болтать только перед тем, как палач отрубит тебе голову. А теперь слушай: белые — самые дешевые, потому что они самые большие и их мало. Как видишь, даже у меня их всего две!

Девочка с Пирры смутилась. Сказанное стозвездным было похоже на тот земной закон, согласно которому звезды ценились дешевле жевательной резинки; это была та самая нелепая логичность, столь непонятная ей.

— Но я знаю… — робко начала она.

— Ничего ты не знаешь, — насупился стозвездный. — Но будешь знать, когда и у тебя появятся звезды. Вы должны купить, как минимум, по одной синей и по две желтых, если хотите, чтобы я с вами разговаривал.

— Но как их покупают? — забеспокоилась девочка.

— Ты же видела. Желтые покупают за белые, синие за другие, более дорогие, можно, конечно, и комбинировать.

— А на что покупают белые?

— Странные вы люди! — каркнул стозвездный. — Я только потому еще и не отдал вас в руки палача. Очень, очень странные! Как вы можете не знать, на что покупаются белые? Одна белая стоит пяти беззвездных и пятидесяти голов домашнего скота. Для начала вы должны купить себе хотя бы двадцать белых.

Нуми отказалась от мысли подсчитать, сколько беззвездных и сколько скота им требуется, чтобы купить столько звезд. К тому же ее мозг ужаснулся, узнав, что людей, которых здесь называли «беззвездными», продавали наравне со скотиной. Ужаснулся ее настоящий мозг, другой, искусственный, ужасаться не мог. Он всего лишь собирал информацию и давал советы.

— Переведи хоть что-нибудь! — сказал Ники, заметив ее замешательство.

Нуми дрожащим голосом рассказала ему про положение, в котором они оказались. Ники возмущенно крикнул:

— Ну и ну, значит, эти мерзавцы — настоящие рабовладельцы!

— Что значит «мерзавцы» и «рабовладельцы»? — спросила Нуми, подумав, что ей нелишне знать эти понятия для дальнейшей беседы со стозвездным.

— Потом объясню. Скажи ему, что мы должны выйти, чтобы посовещаться.

Очень резонно Ники подумал, что спасаться бегством в толпе будет трудно. Нужно любой ценой выйти со двора в темноту.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил стозвездный. В этой Галактике все начальники легко выходили из себя. — Мне необходимо знать, какова ваша цена, для того, чтобы отмерить точную дозу моего к вам уважения!

— Но мы не владеем ни беззвездными, ни скотом! — вырвалось помимо воли у экспериментальной девочки.

Она так и не научилась по-настоящему хитрить, хотя и была вынуждена несколько раз солгать.

— Ка-ак?! — вскричал плаксиво стозвездный. — У вас нет ни беззвездных, ни скота? Стало быть, вы из тех звездных, которые отказываются ими владеть? Последователи Короторо. Раз так, мы немедленно вас обезглавим. Таков приказ тысячезвездного.

И не слушая возражений Нуми, он подал знак страже. Они окружили ребят, направив на них острия ножей. Стозвездный еще раз махнул рукой и гневно двинулся к выходу по образовавшемуся перед ним человеческому коридору.

Нуми в двух-трех словах рассказала земному другу, что их ожидает.

— Не бойся, — решительно шепнул Ники. — Это даже к лучшему. Как только выйдем со двора, приготовь свой газовый пистолет. Я дам сигнал.

Однако выйдя со двора, стозвездный вдруг снова переменил свое отношение к ним. Нуми уловила это по излучениям его мозга, так как в темноте на младенческом личике ничего нельзя было прочесть. Но причина его поведения осталась для нее загадкой. Она лишь спросила себя мысленно: все ли начальники так капризны?

Стозвездный, властно каркнув, отстранил стражу, и она отошла от ребят на почтительное расстояние. Похоже, не хотел, чтобы стражники слышали что он будет говорить. Потом доверительным тоном сказал, обращаясь к девочке:

— Слушай, не такой уж я плохой. Ты мне дашь свою одежду, в которой можно летать со звезды на звезду. А взамен я дам каждому из вас десять беззвездных и двадцать голов скота. На том и порешим. А тысячезвездному я про вас говорить не стану.

Нуми растерянно перевела предложение сморчка. Николай вскипел; он вспомнил, как ему удалось напугать стозвездного, и крикнул:

— Скажи этому звездному торгашу, что нам не нужны его звезды. Скажи ему, что все звезды и без того наши.

— Он снова рассердится, — возразила девочка.

— Могу накинуть еще по десятку белых звезд, — вмешался стозвездный начальник, решив, что мальчик разгневался и сделка не состоится.

Бесхитростная девочка снова попала в затруднительное положение. Она с удовольствием подарила бы свой скафандр, но как потом вернуться на Пирру?

— Мой друг с Земли говорит, что у нас достаточно звезд. Потому что все звезды — наши.

— К палачу! К палачу! — закаркал стозвездный и уже было дал команду страже, но тут Николай ткнул его пальцем в живот. Прямо в жестяное созвездие.

— Эй! — крикнул он ему. — Посмотри вверх!

Стозвездный испуганно уставился в небо, туда, куда указывал пальцем Николай. Никто до сих пор не позволял себе столь грубо вести себя со стозвездным.

— Видишь вон ту звезду? Сейчас я ее сниму! Переводи, Нуми!

Нуми перевела, хотя все еще не понимала, что он задумал. Мальчик же, незаметно вытащив из кармана маленький фонарик, сделал вид, будто бы замахнулся в небо. Потом таинственно опустил руку, протянул ее к самому носу стозвездного и разжал ладонь. В следующий миг оттуда хлынул ослепительный свет, можно было подумать, что на ладони сверкает звезда.

Стозвездный в ужасе закрыл глаза. Стража окаменела. Момент был удобным для бегства, но Ники показалось, что теперь уж стозвездный сморчок больше не посмеет их запугивать. Заметив, что он немного оправился, Ники снова взмахнул рукой, желая показать, что возвращает звезду на место.

— Куда делась звезда? — боязливо спросил стозвездный сморчок.

— Вон там, разве не видишь? — Ники ткнул неопределенно в небо одной рукой, и пока сморчок вглядывался в звездные россыпи, другой незаметно сунул фонарик в карман.

Конечно, определить, какая именно звезда побывала на ладони у мальчика и снова вернулась на прежнее место, было трудно, но стозвездный начальник был потрясен. И долго молчал, прежде чем решился обратиться к Нуми.

— Скажи этому милому человеку, — сказал он, противно сюсюкая, — что мы можем заключить с ним отличную сделку. Он даст мне настоящую звезду и я стану тысячезвездным, а вас сделаю стозвездными и дам каждому по городу. — Он поколебался и добавил: — Нет, я вас сделаю двестизвездными. Или даже пятьсотзвездными и подарю полгосударства.

Еще не придя в себя после фокуса с фонариком, Нуми механически перевела. Ники в ответ едва не расхохотался. Хорошо, что он погасил фонарик и его победоносная улыбка не была видна.

— Переведи этому типу, что ничего не выйдет. Настоящие звезды должны сиять в небе. Таков закон.

— Кто выдумал этот закон? — недоверчиво спросил стозвездный.

— Скажи ему: миллионнозвездный.

— Ты лжешь! — крикнул стозвездный, услышав ответ мальчика. — Звезд не так уж много, чтобы существовал миллионнозвездный. Все звезды распроданы, а новые появляются редко.

— Звезд очень много, — назидательно и кротко сказала девочка с Пирры. — Никто не может их сосчитать. И они никому не принадлежат. Каждая…

Стозвездный, однако, был так разгневан, что уже не слушал ее.

— Значит, отказываетесь подарить мне одну-единственную звездочку? Так, да? Ну, ладно же! Хуу-хо!

Этот крик предназначался страже, которая сразу подбежала к детям.

— Стреляй! — скомандовал Ники, но было поздно.

Нуми не послушалась его совета и не приготовила пистолет, а свой Ники положил в карман еще во время фокуса с фонариком. Ребята не успели опомниться, как босоногие стражники набросились на них и заломили им руки.

Стозвездный начальник был доволен. Тоном приказа он сказал Нуми:

— Скажи этому глупому человеку, что мы не сразу отрубим вам головы. Я даю вам время поразмыслить до завтра. Если завтра вечером вы снова мне откажете, мы обезглавим вас на площади перед звездными и беззвездными, вместе с Короторо.

— Но мы вам говорим истинную правду. Нельзя снять звезды с неба. Они — огромны, это целые миры…

— Тем лучше, если это правда, — теперь в голосе стозвездного звучали поучительные нотки. — У нас существует закон: если кто-то твердит истину, а звездные ее не принимают, то ему немедленно отрубают голову. Но если после оказывается, что истина эта правдива, тогда звездные ему ставят памятник.

— Но это жестоко, — робко возмутилась девочка. — Неужели нельзя подождать?

— Всякая истина вредна, пока она не станет истиной для всех. А стало быть, ее распространитель должен быть наказан. Но если она принимается, его следует награждать. Мы очень справедливы, и потому сначала наказываем, а уж потом вознаграждаем. Мы не можем поступить наоборот.

— Какая же это справедливость? — воскликнула Нуми. — Рубить головы людям за правду!

Даже ее искусственный мозг ужаснулся, представив, что всем тем, которым были поставлены памятники вдоль аллеи, сначала отрубили головы.

— Однако ты глупа, — сказал стозвездный начальник, все еще склонный поучать этих двух пришельцев, так как не потерял надежды заполучить в подарок настоящую звезду. — Ну сама посуди. Справедливо ставить памятник за истину? Справедливо! А можно ставить памятник живому человеку? Нельзя? А для человека что лучше: иметь или не иметь памятник после смерти?

Нуми почувствовала, что голова ее идет кругом от подобной логики. Да так, что вот-вот упадет с плеч.

— Этот все еще торгуется? — спросил ее Ники, готовый расплакаться от бессилия и боли, которую ему причиняли веревки, стянувшие кисти рук.

— Кажется, мы останемся без звезд и без голов. И кто знает, когда нам поставят памятник, — ответила девочка.

— Не падай духом, — сказал Ники, спохватившись, что сейчас ей как никогда нужна его поддержка, и повысил голос, чтобы не казаться испуганным. — Скажи этому идиоту, что мы обещаем обдумать его предложение — до завтрашнего вечера. Я упрошу миллионнозвездного выделить ему настоящую звезду. Но при условии, что нам развяжут руки. Иначе я не смогу снять ее с неба.

— Но ведь это ложь! — даже в такой момент воспротивилась девочка с Пирры.

— Может, и ложь, но, если ты успела заметить, за правду здесь секут головы. Давай, переводи!

— А «идиот» — это звучит нормально? Можно применить это слово, обращаясь к представителю иной цивилизации?

— Э-э-э-эх, — совсем потерял терпение Ники. — Если хочешь, скажи ему: «Разлюбезный господин», или «О, глубокоуважаемый стозвездный болван», или что-то в этом роде!

Простодушная Нуми не знала и этих выражений, а соответствующие слова на здешнем языке ей тоже были неизвестны. Так что она перевела новое предложение Ники, обходясь и вовсе без обращения. Может, от этого оно выглядело убедительней. Глаза стозвездного начальника сверкнули в темноте, и хотя он в ответ всего лишь важно кивнул головой, она уловила радостные излучения его мозга. Это сулило временное отдаление нависшей над ними опасности.

Знакомым витым коридором, на каждом повороте которого коптили вонючие фонари, их ввели в мрачное подземелье. Стозвездный принял условия Ники, потому что им развязали руки. Потом за ними опустили решетку из толстых жердей, закрыв ее на железную цепь, пропущенную через прикованное к стене кольцо.

Нуми, жалобно охая, стала растирать свои хрупкие запястья. Они здорово болели, несмотря на перчатки.

— Буф-ф! Не могу себе представить, что эта цивилизация тоже зародилась на Земле!

А Николай уже деловито ощупывал цепь, обдумывая, как и когда удобнее совершить побег. Сейчас или днем, когда звездные спят. Он воскликнул:

— Ну и типы, однако! Дурачье! Сделать железную цепь ума у них хватило, а до примитивных керосиновых ламп не додумались. Одна вонь стоит, а свету никакого. Надену-ка я шлем.

Последний фонарь находился довольно далеко от них, в коридоре, но все помещение, казалось, было пропитано дымом от сгоревшего жира.

— А зачем им свет? Ты ведь слышал: днем беззвездные на них работают, а звездные по ночам любуются небом. Свет им только мешает. Странный народ! А говорят нам, что мы странные и хотят отрубить нам головы. Ну и логика!

С развязанными руками Ники снова почувствовал себя уверенным и сильным, к тому же до вечера было достаточно времени, чтобы найти выход из положения. Было достаточно времени и для мудрого разговора.

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, — сказал Ники незнакомым ей грустно-писклявым голоском, — я убедился, что никто не любит странных. Каждый желает, чтобы все остальные были похожи на него. Сначала ты мне тоже показалась странной, и меня так и подмывало тебя отлупить.

— Отлупить меня? — растерялась девочка, которую, похоже, никто никогда не бил.

— Да, всего-навсего отлупить. А не отрубить голову, потому что все-таки я добрый человек.

— Как так отлупить? По какому праву?

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, — продолжал Ники особенным голосом, — я понял, что сначала тебе хочется кого-нибудь отлупить, а уж потом ты себя спрашиваешь: а по какому праву? И то не всегда.

— Какая еще долгая и нелегкая жизнь, — возмутилась девочка, сообразив, что он притворяется. — Тебе ведь всего четырнадцать лет?

Ники рассмеялся и рассказал ей про своего прадедушку, который был еще жив, здоров и бодр. Прадед никогда не поучал его, как это делают другие взрослые, а всегда начинал издалека: «За свою долгую и нелегкую жизнь, Ники, я убедился, что…» После следовало нечто вроде того, что человек должен каждый день чистить зубы и одеваться потеплей, когда на улице холодно. Впрочем, это был милейший старик, и Ники им гордился. К тому же, не просто дед, а прадед.

— Смешно так говорить, когда тебе всего четырнадцать, — не сдавалась Нуми.

— Что же ты не смеешься?

— Потому что ты явно насмехаешься над прадедушкой. А он, наверное, желает тебе добра.

— Да я вовсе не насмехаюсь! Я…

Ники не успел закончить, потому что кто-то тихонько окликнул их в темноте на непонятном языке. Прислушавшись, Нуми спросила на том же языке:

— Кто здесь?

— Это я, Короторо.

— Где вы?

— Напротив вас. Значит, это вы — те самые странные звездные, которые утверждали, что прилетели с других звезд? Почему же вас упрятали за решетку?

— Потому что мы и им показались странными, — ответила Нуми.

Ребята стали всматриваться в полумрак. На противоположной стене узкого коридора виднелась подобная решетка, но за ней они ничего не разглядели, вероятно потому, что одежда певца была темной, а не серебристой, как у звездных.

— Посветить? — спросила Нуми.

— Не надо. Привлечешь стражу, — остановил ее Ники, который уже обдумал план бегства, и в этом плане фонарик играл важную роль. — Спроси его, хочет ли он бежать вместе с нами.

— А мы что, собираемся бежать? — удивилась экспериментальная девочка с Пирры.

Николай в свою очередь подивился двум ее мозгам.

— А тебе что, здесь нравится?

— Нет, но мы очень мало узнали об этой цивилизации.

— Мне и этого хватает. А ты, коль такая любопытная, оставайся. Но эксперименту тогда — конец!

— Какому эксперименту?

— Да ведь ты — эксперимент. А когда тебе отрубят голову с ее двумя мозгами, плакал эксперимент твоего отца.

— Как это — «плакал»?

— Эх, — потерял терпение Николай, — ты еще не знакома с земной цивилизацией, а хочешь изучить эту.

— На Земле мне тоже не поверили, — мстительно напомнила ему девочка.

— Да, но там тебе никто не хотел отрубить голову. Скорее всего, тебя просто поместили бы в сумасшедший дом. А там чисто, светло, всячески о тебе заботятся.

— Ничего хорошего в том, что тебя запирают.

Ники растрогала ее наивность.

— Верно, но если мы вернемся на Землю, нас запрут вместе. Вот будет весело!

— Но почему нас должны куда-то запирать?

— Потому что рассказ о наших приключениях будет звучать невероятно, и мы тоже будем казаться землянам странными. Как вы на Пирре поступаете со странными людьми?

— У нас нет странных.

— О, тогда у вас безумная скучища, — засмеялся Ники. — Ладно, хватит болтать. Расспроси толстяка, много ли стражников охраняют тюрьму, где их посты и готов ли он бежать с нами.

Нуми заворковала с невидимым Короторо через решетку, но Николай не мог оставаться без дела и потому занялся цепью. Он коснулся лезвием режущего аппарата последнего ее звена и осторожно нажал на гашетку. На этот раз пришлось нажать посильнее, чем прежде, когда они резали дерн. Железо мгновенно нагрелось, и он отдернул руку, только сейчас вспомнив, что у него есть перчатки. Теперь его руки были защищены, а волшебное острие разрезало толстое железо мягко и бесшумно, как сыр. Цепь, глухо звякнув, сползла с решетки.

— Что случилось? — испуганно спросила Нуми, но он шикнул на нее, сам затаив дыхание.

Однако ничего не произошло. По-видимому, стража просто не услышала.

— А теперь будешь меня слушаться! Что скажу, то и станешь делать, — приказал Ники, рассердившись на себя за неосторожность: нужно было придерживать цепь. — И никаких вопросов! — добавил он строго, боясь, как бы Нуми опять не полезла к нему со своими вопросами. Из опыта он уже знал, что она это делала в самый неподходящий момент. — Помоги толкнуть решетку!

Решетка была тяжелой, а петли, очевидно, ржавыми. Они долго возились, прежде чем им удалось приоткрыть ее. Петли противно заскрипели. Эхо в тишине подземелья превратило их скрип в пронзительный визг.

— Шлемы! — крикнул Николай и натянул шлем на голову с проворством истого пирранца.

Нуми еще возилась со своим шлемом, когда в коридоре послышалось шлепанье множества сандалий. Ники боком протиснулся в узкую щель, зажав в одной руке фонарик, а в другой газовый пистолет. А что, если осечка? Тогда — спиной к стене и — пинками их, пинками в звездные животы. А потом — сабельным ударом по шеям! Хоть бы они не порвали скафандр своими ножами! Жаль, что не смогли освободить Короторо, он бы им помог…

— А теперь, Нуми, держись! — крикнул он ей в шлемофон.

— За что держаться? — зазвенел ее вопрос у него в ушах.

Буф-ф! В который раз он убеждался, как нелегко общаться с чужой цивилизацией!

— Ты опять подумал обо мне плохо! — не замедлила отозваться она.

— Нашла время читать мои мысли, дура, — вскипел Ники. — Дай только освободиться, такую трепку тебе задам! Делай, что тебе говорят! Встань рядом и приготовь свой газовый пистолет…

Он не успел договорить, потому что прямо к нему метнулось несколько фигур. Ники хорошо видел на ночном визоре шлема блеск длинных ножей, кроваво-красных в свете ближайшего фонаря. Он отделился от стены, вытянул руку и нажал на кнопку фонарика.

Вспыхнувший свет произвел эффект бесшумного взрыва. Ослепленные стражники в ужасе заверещали. Вдохновленный результатом, Ники шагнул вперед и направил на них газовый пистолет. Тот, кому доводилось прыскать на себя или на кого-нибудь дезодорантом, или уничтожать мух аэрозольным препаратом, знает, как это делается.

Препарат пирранской цивилизации подействовал безупречно. Один за другим стражники валились на земляной пол. Некоторые сразу падали на спину, другие же, покачавшись как пьяные, бухались на колени, а потом уже ложились на свои звездные животы. Спустя какое-то мгновение все было кончено. Сейчас стражников можно было пересчитать. Их было пятеро.

Ники занял воинственную позу, гордясь своей невероятно легкой победой.

— Хоть бы ты им не причинил серьезного вреда, — услышал он взволнованный голосок Нуми. — Этот газ предназначен для зверей, а не для людей.

Действительно странная девочка! Они были готовы заколоть ее ножами, а она беспокоится об их здоровье!

Однако ее голос возвратил его к действительности.

— Включи фонарик!

На этот раз она послушалась, не задавая своих дурацких вопросов, и он, убрав фонарик, взял в руку волшебное лезвие. Вскоре цепь на решетке камеры Короторо со звоном упала на пол, чуть не до смерти напугав певца.

— Скажи ему, чтобы не трясся, а помогал! — крикнул Ники девочке, потому что Короторо, ослепленный ярким светом, забился от страха в дальний угол камеры.

— Он меня не услышит, я должна снять шлем.

— Не смей! — закричал Ники, увидев, что она пытается стащить с головы шлем. — Наверное, в воздухе еще много газа, не хватает, чтобы и ты заснула. Давай попробуем вместе!

Освободить Короторо оказалось трудной задачей, так как решетку пришлось тянуть на себя. Толстяк же продолжал трястись от страха в своем углу. После невероятных усилий им удалось отогнуть решетку ровно настолько, чтобы Ники смог проникнуть в камеру сквозь щель. Он с силой ухватил за локоть перепуганного толстяка и потащил за собой. Но щель оказалась слишком узкой для его живота.

— Поддерживай его, — приказал Ники девочке, потому что толстяк едва держался на ногах, а сам уперся плечом в решетку.

Им удалось сдвинуть ее еще на несколько сантиметров, и общими усилиями — Нуми изо всех сил тянула, а Ники толкал, — вывести Короторо из темницы.

В коридоре он как-то сразу обмяк — наверное, надышался газа. Тогда, по приказу Ники, ребята подставили ему свои плечи и, обхватив как больного, повели, еле переставляя ноги. Тот, кому доводилось тащить на себе больного, отлично знает, что обмякшее тело весит вдвое больше.

Ники пыхтел, как паровоз, мысленно осыпая певца самыми ужасными проклятиями, пока Нуми не остановила его:

— Почему ты так плохо о нем думаешь? Он не виноват.

— Мог бы быть и не таким толстым, правда?

— Возможно, он и в этом не виноват.

Ники был так зол, что непременно влепил бы ей пощечину, если бы его руки были свободны. И если бы имело смысл давать пощечину человеку, щеки которого скрывал шлем.

— Что такое «пощечина»? — спросила запыхавшаяся девочка с Пирры.

— Погоди! Сейчас узнаешь! — ответил Ники, вспомнив, что иногда пощечины раздают с лечебной целью, и влепил две звонкие затрещины певцу, толстые щеки которого будто специально предназначались для этой цели. Пощечины подействовали безупречно. Тот ожил и уверенно встал на ноги. А к Ники вернулось прежнее хладнокровие.

— Веди его и освещай путь фонариком, а мне дай свой пистолет. Кажется, в моем кончился газ!

Девочка послушно отдала свой пистолет и повела под руку Короторо, который шел, не соображая, куда его ведут и что с ним собираются делать.

Но использовать пистолет им не пришлось. Два охранника в коротких юбочках, стоявшие у выхода, при виде слепящего света пришли в такой ужас, что буквально окаменели как статуи. Конечно, можно было пустить немножко газа в их младенческие носики, но газ нужно беречь. Да к тому же эти двое вряд ли посмели бы их преследовать.

И стражники действительно остались на своих местах. Не решались напасть на них и те звездные, которые бродили с подзорными трубами по ночным улицам. Они или застывали при виде ребят, или мчались прочь, закрыв глаза. Их пугала не только звезда, упавшая с неба на ладонь Нуми, а сам вид необыкновенных существ с непомерно огромными из-за шлемов головами.

Вскоре ребята увидели пустую повозку — два звездных ездока бросили ее, чтобы побыстрее скрыться. Ники тук же сообразил, что повозку можно использовать, потому что толстяк вряд ли был способен бегать так быстро, как они.

— Сними шлем и вели ему сесть в повозку, самим нам его не поднять, — приказал он Нуми.

Она послушно отстегнула шлем, а потом, помогая себе жестами, стала переводить беззвездному толстяку приказания Ники.

Ники тоже снял шлем и попросил выключить фонарик.

Свет погас, как внезапно гаснет падающая звезда и это вселило бодрость в Короторо. Окончательно придя в себя, он понял, что его хотят спасти, и с торопливой неуклюжестью взобрался на повозку. Двое друзей ловко прыгнули следом.

— Скажи ему, пусть правит, он наверняка знает как.

Нуми перевела приказ, и Короторо взял вожжи в свои короткопалые руки. Пара животных, которые тоже оцепенели от непривычного для них света, послушно тронулась с места.

— В какую сторону мы поедем? — спросила Нуми.

— К пирамидке, конечно. Скажи, чтобы пошевеливался, ежели ему жизнь дорога. А ты — зови Мало. Зови всеми своими мозгами. Если он нам не поможет — нам крышка. Наверное, нас будет преследовать целая армия.

Нуми взглянула на компас и рукой указала Короторо направление. Животные вытянули свои длинные шеи и повозка загрохотала по каменистой дороге. Тронулись вроде бодро, но какой скорости можно ждать от оранжево-зеленой помеси балканского мула и перуанской ламы! Такой, от которой лишь разгорается нетерпение, а раздражение переливается через край.

Но Николай не стал на них сердиться. Ему даже стало весело. От свежего ночного воздуха, от ощущения свободы, которую, казалось, он чувствовал на вкус (потому что подлинную свободу можно попробовать даже на вкус), от ровного мерцания звезд, из-за которых их троица попала в такой переплет.

Через два часа они прибыли на место. Ламомулы, или мулоламы, наверное, думали, что неслись во весь опор, судя по их тяжелому дыханию и по оранжево-зеленому поту, выступившему на спинах. Воздух вырывался у них из ноздрей со свистом, как из лопнувшего паропровода. Но толстый Короторо, встав на цыпочки, благодарно потрепал их по холке.

Пирамидка из травяного дерна одиноко торчала среди поля, но Мало не было видно.

— Я чувствую, он вот-вот появится, — сказала Нуми, прислушавшись.

— Если бы мы во всем полагались на чувства… — пробормотал Николай, намекая на ее неуместные терзания во время битвы со звездными.

Он озирался, ожидая погони, но все же надеялся, что звездные достаточно напуганы светом фонарика и снотворным газом, чтобы преследовать их.

Нуми задел намек насчет ее чувств, тревожило ее и долгое отсутствие Мало.

— Я не уверена, слышала ли я его голос, но я знаю, что он появится. Наверное, он внушил мне эту уверенность.

— А что он внушил тебе делать?

— Ждать.

— Этого и внушать не нужно, — поддел ее Ники. — Что нам еще остается?

— Ну почему ты такой? — огорчилась девочка. — Почему ты не радуешься, что мы спаслись? Посмотри, как радуется Короторо!

Толстый певец и вправду так радовался, что принялся отплясывать вокруг пирамидки, будто совершал какой-то обряд. Несмотря на свой вес, он ступал удивительно легко, грациозно вертел над головой руками и порхал как настоящая балерина. Конечно, балерина несколько смешная, но вся его фигура в темноте выражала такое упоение, что танец Короторо походил на священнодействие. Танцуя, он издавал удивительно теплые, мелодичные звуки, и Ники задумался, почему голос толстяка столь красив в отличие от каркающих голосов звездных и низкого грубого голоса пастуха. Может он принадлежал к особой, третьей здешней расе, или певцы просто рождались с такими голосами?

— Скажи ему, чтоб не спешил радоваться. Пусть лучше подумает, что делать дальше.

— Нужно уважать чувства представителей чужих цивилизаций, — назидательно ответила Нуми, вспомнив о недавней обиде, нанесенной ей в связи с ее собственными чувствами.

— Ну разумеется! — засмеялся Ники. — Лучше хорошенько послушай, не летит ли Мало, потому что если он не прилетит, я не знаю, какую песню мы с тобой запоем!

— Прости меня! Я не хотела тебя обидеть. Но излучение от плохих мыслей настолько сильно, что у меня в голове начинает звенеть.

— Да, а когда я думаю о чем-то хорошем, то ты не обращаешь на это никакого внимания!

Их ссору прервал своим воркованием толстяк.

— Он поет что-то осмысленное, или просто так, воркует? — поинтересовался мальчик.

Нуми вслушалась в пение Короторо, а потом стала медленно переводить: «Сейчас я вам пою о свободе… Я пою вам о свободе танцевать… Я пою вам о свободе петь под звездами…» Дальше я не все поняла. Ага! «Я еще пою о праве танцевать под Дневной звездой, матери всех остальных миров…»

— А вот это — неверно, — вмешался Николай. — У каждого мира есть своя звезда-мать.

Охваченный ритмом слов и мелодией танца, Короторо не слышал их. Он сделал еще один плавный и, сколь ни странно для его неуклюжего тела, изящный круг вокруг пирамидки. Потом протянул руку к звездам и заворковал новую мелодию. Нуми стала переводить:

Короторо медленно опустился на колени и замер, глядя в звездное небо, как в бездну, которую нужно заполнить. Потом он встал и склонился в глубоком поклоне перед своими спасителями.

Николай захлопал, но девочка с Пирры остановила его:

— Почему ты шумишь? Разве ты не слышал, какую прекрасную песню он спел для нас?

— Но я… — смутился мальчик. — Мне она понравилась. У нас на Земле так выражают свое одобрение.

— Вот и поступай так на Земле, а здесь, среди чужой цивилизации эти обычаи ни к чему, — сказала Нуми, показав, что и она может быть несправедливой.

Но Ники рассмеялся, решив ее задобрить:

— Здесь даже не одна, а две цивилизации! Кажется, я начинаю понимать, почему эти сморчки хотят отрубить ему голову. Вот только непонятно, зачем эти беззвездные им поддаются. Такие крепкие, сильные люди покорны, словно овцы. Порасспроси-ка его, должен же я что-то записать об их цивилизации!

Устав от танцев, Короторо сел, вытянув вперед коротенькие ножки, и заворковал в ответ на вопросы чужеземцев:

— Беззвездные — необразованны, но добросердечны. Они с любовью выращивают скот, строят дома и тоскуют по звездам. Звездные дают им есть до отвала, заставляют работать, а им только того и надо. Беззвездным внушают, что других миров нет, что их мир единственный и самый лучший, а звезды принадлежат только звездным. Я же пою беззвездным, что это не так. Что иных миров много и что они лучше нашего.

— Но откуда он это узнал? — спросил Ники, выслушав перевод.

— Я вижу другие миры, когда начинаю танцевать. И когда сплю, тоже вижу.

— А хочешь увидеть их наяву? — спросила Нуми.

— А я их и вижу наяву, — убежденно заявил Короторо.

— Нет, ты их видишь в своем воображении. Но если ты отправишься с нами, ты увидишь их воочию. Скоро за нами вернется тот, кто доставил нас сюда. Он может лететь быстрее света Большой дневной звезды и мгновенно доставит нас туда. Летим с нами, если хочешь.

— Это правда? — не поверил Короторо.

— Скоро ты в этом убедишься. Он вот-вот прилетит. Я чувствую, что он уже близко, — ответила Нуми и тут же стала с жаром доказывать земному другу, что Мало непременно впустит в себя этого храброго и доброго певца.

— У тебя не все дома! — вскипел мальчик. — Что мы с ним будем делать? Во-первых, никакой он не храбрец, а во-вторых…

Он хотел сказать: «Ты только посмотри, какой он толстый, Мало его не прокормить», но устыдился, потому что это могло прозвучать эгоистично.

— Ники, как тебе не стыдно! — строго сказала девочка. — Его ведь убьют, если он останется здесь!

На этот раз Николаю стало действительно стыдно. А певец, который сидел, глядя в небо, внезапно вскочил, будто что-то услышал. И весело затанцевал вокруг пирамидки.

Конечно же, он ничего не услышал, потому что только экспериментальная девочка с Пирры, обладающая сразу двумя мозгами, могла слышать, как Мало несется через пространства.

Ничего, кроме воркования Короторо и фырканья ламомулов, щипавших травку, не услышал и Ники. Он был встревожен, потому что звезды уже начали бледнеть. Скоро должен был наступить день, а Мало все не появлялся.

— Что это его опять прихватило? — спросил Ники, кивая на Короторо.

— Поет о нас, — укоризненно ответила Нуми. — Здорово. Начинается так: «Радуйтесь, люди, говорит вам Короторо…» Потом что-то благодарственное по нашему адресу, что мы, мол, прибыли спасти истину. Длинная песня, я не все понимаю… А вот слушай дальше: «Приближается час истины. Истины, чьи крылья светлее лучей Большой дневной звезды. Истины, чье дыханье теплее тепла Большой дневной звезды. Истины, чей аромат тоньше аромата самого красивого цветка в мире…»

Нуми замолчала, чтобы услышать следующие слова песни и снова стала переводить:

«И я отправлюсь в путь вместе с настоящими звездными людьми, чтобы принести в своих ладонях настоящую правду о других мирах…»

— Ники, он принял наше приглашение! — шумно обрадовалась девочка.

— Потом нам придется вернуть его обратно, — насупился Ники. — И они все равно его убьют…

— Может, он решит остаться где-нибудь в другом месте, — возразила Нуми.

Допев свою песню до конца, Короторо снова поклонился своим спасителям.

— Скажи ему, чтобы не кланялся так часто, иначе я не возьму его с собой, — попросил Ники. — Все люди равны, мы же не звездные сморчки…

— Но это, наверное, их обычай, Ники! Не сердись! С ним нам будет веселее, вот увидишь. Ты ведь слышал, какие прекрасные песни он поет! Гляди! — ликуя крикнула она. — Вон туда гляди!

Короторо, не разбиравший слов девочки, тоже уставился в небо, туда, куда указывала Нуми, а потом встал на колени, словно перед алтарем.

От бесчисленного множества звезд отделилась и стремительно понеслась вниз одна звезда. Она быстро увеличивалась в размерах, становясь солнечно-желтой.

— Это он? — взволнованно спросил Ники.

— Я ведь тебе говорила! А ты не верил. Он не стал нас ждать здесь, чтобы его никто не увидел. Это было бы вмешательством в жизнь здешних людей.

— Но ведь его увидит Короторо!

— Ты разве забыл, что мы берем его с собой?

— До чего же красив, — сказал мальчик. — Несется, как метеор!

Он испытывал не только признательность к этому загадочному существу, сейчас он испытывал к нему любовь, ту, которой любят отчий дом.

Космический Пегас описал плавный круг над их головами, выбрал место для посадки и спустился в десяти метрах от пирамидки из дерна. Устроившись поуютней, как это делают птицы, сидящие на яйцах, Мало выключил огни. Ламомулы испугались и со всех ног бросились бежать, таща за собой ужасно тарахтящую повозку.

Никто не стал их догонять, потому что они уже не были нужны.

— Ну, Короторо, — заторопила толстяка Нуми. — Нам пора, надо взлететь, пока нас никто не видит.

Толстый певец, однако, не сдвинулся с места. Он стоял на коленях перед Мало, будто молясь ему.

— Не бойся, милый Короторо. Это всего лишь добрая звезда, которая доставит нас на другие звезды, — постаралась объяснить ему Нуми, используя местные представления и выражения. — Потом, если ты захочешь, мы снова вернем тебя сюда. Ты всего лишь убедишься, что твоя истина о других мирах не выдумка.

— А если — выдумка? — с неожиданной для ребят мудростью спросил певец. — А если звездные окажутся правы?

— Но ведь ты сам пел о ней в своей песне!

— Я верю вам. И очень счастлив, что моя истина — не выдумка.

— Почему же ты не хочешь лететь с нами?

— А если она все-таки окажется выдумкой?

— Буф-ф, ничего не понимаю! — чуть не расплакалась девочка. — То ты веришь, то не веришь! Зачем же ты поешь о ней, раз не веришь в нее?

— Я верю, верю в нее, — поспешил успокоить ее Короторо. — Но если это окажется выдумкой, значит, я обманывал людей. А если нет, то это уже будет не моя истина. А сейчас она только моя, понимаешь?

— Не понимаю, — беспомощно проговорила девочка и обратилась за советом к Ники.

Успокоенный присутствием Мало, Николай уже снова обрел способность шутить.

— За свою долгую и нелегкую жизнь, — начал он голосом своего прадеда, — я, кажется, не встречал подобного певца. Он…

— Ники, — всхлипнула девочка. — Ты опять хочешь сказать что-то нехорошее.

— Наоборот, я…

Но Короторо прервал их настойчивым воркованием, наверное, почувствовав, что они ссорятся из-за него.

— Я пою лишь о тех истинах, которые принадлежат только мне, понимаешь? — решил объяснить свое поведение Короторо. — Я не могу петь о других истинах. Если я потом расскажу, что побывал на других звездах, никто мне не поверит. Сейчас беззвездные знают, что это мои песни. Они их любят и верят мне. И все больше людей будет мне верить. Даже некоторые звездные поверили мне и отказались от своих звезд, начав работать, как простые беззвездные.

— Он продолжает философствовать? — Ники почувствовал раздражение. По его мнению, они только зря теряли время.

— Не хочет. Говорит, никто потом ему не поверит. А сейчас ему верят. Опять эта странная логика! Погоди, я посоветуюсь со своим мозгом. — Она прислушалась к себе и тут же сказала: — Похоже, люди здесь больше верят в истину, о которой поется в песнях, чем в действительную. Странно, правда?

— Напомни ему, что его убьют!

Певец грустно покачал головой.

— Да, меня убьют. Но тогда еще больше людей мне поверят. И будут петь мои песни. А когда поверят все, мне поставят памятник. А в памятники верят больше всего.

— Что он сказал? — спросил Ники. — Прошу тебя, побыстрей! Сейчас не до трепа…

— Что означает «треп»?

— Диспут, обсуждение, обмен мнениями… — затараторил Ники, напрягая всю свою волю, чтобы девочка не прочла в его мыслях подлинный смысл этого слова.

— Ага, — недоверчиво протянула Нуми и передала ему слова певца.

— Действительно странно, но, может быть, он прав. — Ники задумался, а потом как можно серьезнее сказал голосом своего прадеда:

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, я не раз замечал, что люди больше верят в камни, чем в истины.

— Я люблю его! — вздохнула девочка.

— Так уж сразу и полюбила! — в душе у Ники шевельнулась ревность.

— Что ж, подумай тогда о времени. Знаешь, что может произойти? Когда мы вернем его обратно, здесь уже не будет ни звездных, ни беззвездных. Кому он тогда станет петь свои истины? Будущим людям они будут известны. Над ним станут смеяться! Он этого не вынесет. Это значит, убить его самым жестоким способом. Человек должен бороться за правду в свое время. Истины чужих цивилизаций — чужие истины.

Нуми удивленно посмотрела на него.

— Ники, оказывается, ты умеешь говорить также умно, как и мой искусственный мозг! Он сказал мне то же самое.

Мальчик не знал, обижаться ему, или чувствовать себя польщенным. Он сказал, смущенно улыбаясь: — Ладно, ладно! Не будем уповать на искусственный мозг! В путь!

И, чтобы ускорить прощание, подошел к стоящему на коленях певцу, поднял его и обнял.

— До свидания, Короторо! Держись! Не отступай перед дураками, для которых звезды служат лишь украшением собственных животов.

Он говорил, зная, что певец вряд ли поймет его, но тот как будто бы все понял и храбро распрямил плечи.

Нуми тоже обняла нового друга, всхлипнув на его плече.

— До свиданья, милый Короторо! Твои песни очень, очень хорошие! Я понесу их с собой в другие миры, чтобы и там их пели! — сказала она ему на его языке, и певец снова упал на колени перед своими спасителями.

Земной мальчик строго прикрикнул на певца, он не выносил, по его выражению, подобных телячьих нежностей и потому поставил Короторо на ноги. Даже вздернул кверху его толстый подбородок, чтобы тот поднял голову. И это было их последнее вмешательство в дела чужой цивилизации.

Расстояние до Мало оба проделали пятясь, махая Короторо руками на прощанье, покамест не исчезли в мягкой, податливой плоти загадочного существа. А Короторо продолжал стоять так, как бы он, наверное, стоял на постаменте собственного памятника.

Мало снова раскалился до солнечно-желтого цвета, взлетел вверх и стрелой вонзился в предрассветное небо.

На поляне остался Короторо и пирамидка из зеленого дерна. Он еще постоит так немного, а потом зашагает своей дорогой, всюду распевая свои песни, пока ему не отрубят голову. И тогда лишь пирамидка останется единственным свидетелем того, что здесь когда-то побывали люди из других миров.

А здешние жители будут недоуменно прищелкивать языком при виде ее, как мы на Земле перед некоторыми подобными древними загадками. Одни будут верить, что они сотворены руками инопланетян, другие нет. Потому что люди всюду одинаковы.

Мало был сейчас для ребят и матерью, и отцом, и родиной. Во всяком случае такое чувство испытали они, как только вошли в него. Они не знали, рад ли он им, потому что не понимали его чувств, но стоило им сбросить шлемы, чтобы те не давили на них лишним грузом, и принять горизонтальное положение, чтобы легче было перенести ощущение невесомости при взлете, как оба, не сговариваясь, снова подумали о Мало с благодарностью и любовью. И им хотелось верить, что он, всемогущий и всезнающий, примет эти их чувства.

Первым пришел в себя Ники. Как всякий земной мальчик, немного стеснявшийся всяких, как он говорил, телячьих нежностей, он предложил:

— Выключи этот твой мозг, а? Он ведь тебе уже не нужен.

— Небось, хочешь подумать обо мне что-то плохое, — сказала Нуми. — Пожалуйста, я его выключаю.

При свете фонарика Ники заметил, как рука ее сделала знакомый ему жест. Сейчас этот жест показался ему милым и кокетливым. Он искренне удивился:

— Почему я должен думать о тебе плохо? Ты мне ничего такого не сделала.

— А там, в темнице?

Он рассмеялся, потому что, конечно же, давно ее простил.

— Верно, ты несколько раз выводила меня из себя, но ведь вы, девчонки, все такие, независимо от того, сколько шариков у вас в голове…

— Это какие же такие?

— Такие… — смутился мальчик. — Досадные!

— Вы, мальчишки, тоже иногда бываете досадными.

— Возможно. Ну ладно, хватит нам друг другу досаждать! Я голоден, как волчица.

— Что значит «как волчица»? — тут же задала она один из досадных вопросов.

— Есть у нас такое выражение. Когда кто-то очень голоден, он говорит: я голоден, как волк. А я говорю: как волчица. Зачем придираться только к волкам? Я — за равноправие.

— Ну, тогда я голодна, как волк, — сказала Нуми. — Пошли есть!

— Буф-ф! — воскликнул он. — Одной кашей такой голод не утолишь, придется глотнуть хотя бы одну таблетку.

— Что ж, съешь одну. Здесь мы ими так и не воспользовались. Знаешь, у тебя здорово получается это наше «буф-ф»!

Николай сконфузился, подумав, что она подтрунивает над ним, и сказал:

— Вот оно, вредное влияние чужих цивилизаций!

И поспешил проглотить таблетку. Потом прислушался к своему желудку и почувствовал, как все его существо охватывает сладостное чувство насыщения.

Нуми приподнялась на локте и вгляделась в его лицо.

— О чем ты сейчас думаешь? Мне очень хочется знать, а ты не позволяешь мне включить искусственный мозг.

— Думаю продиктовать об этой цивилизации записывающему устройству. Я так и не понял, как она называется, в какую сторону вертится? Вправо, влево? Во всяком случае, в каком-то ошибочном направлении.

Девочка весело рассмеялась.

— Мне очень нравится, что ты умеешь шутить. Хоть иногда шутишь с серьезными вещами. Я так не могу. Мне мешает искусственный мозг. Если что-то покажется мне смешным, он сразу же начинает это объяснять, и смешное перестает быть смешным.

Ники немного отстранился: ему стало неловко — и от ее признания, и от близости ее лица.

— Да, это так, с искусственными мозгами не посмеешься. Они ужасно серьезны.

— Но у меня есть и настоящий.

— Я думаю, что вот его-то ты и должна больше слушаться. Искусственный сообщает чужую информацию.

— Но тогда — плакал наш эксперимент, — повторила она его выражение.

— Пусть, — твердо сказал Ники. — Человек не может быть экспериментом, это обидно. Человек — наивысшее существо во Вселенной.

— А Мало?

— Мало… Мы ничего про него не знаем. Может быть, и он создан человеком. Ведь именно так говорится в вашей легенде.

— А что ты думаешь об этой цивилизации? Они ведь тоже люди.

Да, люди, но уж очень трудно назвать наивысшими существами звездных сморчков, которые выменивали и продавали звезды как стеклянные шарики для игры. Чтобы выйти из затруднительного положения, Ники уклончиво ответил:

— Жаль мне того симпатичного пузана.

Девочка с Пирры обрадовалась:

— Вот видишь, не такие уж мы и разные. Я тоже постоянно о нем думаю. И знаешь, что я придумала? Мы попросим Мало когда-нибудь снова доставить нас туда. Тогда там пройдет уже много лет и все будет совсем другим. И мы увидим, постигла ли эта цивилизация истины Короторо, поняла ли она, каким чудесным человеком он был.

— И возложим к его памятнику звездный венок, — добавил Ники.

Она посмотрела на него глазами, которые светились, как звездочки.

— Ты чудесный мальчик, Николай Петров Иванов Стоянов Петков…

— Не нужно перечислять все имена! — прервал он ее.

— Не понимаю, почему тебя прозвали Буяном, но я…

— Я ведь тебе уже говорил, что это сокращенный вариант моей фамилии — Буяновский.

— Ты — чудесный мальчик, Ники!

— Ладно, ты уже это говорила, — смутился он, и, не сумев придумать более удачной шутки, добавил: — К тому же мне это давно известно.

— Не прерывай меня, пожалуйста, — продолжала она таким тоном, будто высказывалась на пионерском сборе. На земном пионерском сборе, разумеется, потому что Ники не знал, есть ли на Пирре такая организация. — Ты не можешь читать мои мысли, Ники, поэтому я должна тебе их высказать. Ты вел себя как настоящий мужчина. Если бы не ты, мы бы пропали. И Короторо тоже бы погиб.

Она еще больше приблизилась к нему и Ники чуть ли не в панике пробормотал ей в лицо:

— Подумаешь! Каждый может…

— И знаешь, что я еще подумала? Я подумала, что…

— Но я не желаю знать твоих мыслей! — прервал он ее, словно ему грозила какая-то опасность.

— …Я подумала, что должна тебя поцеловать.

— Неужели и у вас принято целоваться? — глухо спросил Ники, потому что не знал, что ей ответить, и попытался встать.

Но она схватила его за уши и ткнулась ему носом в щеку. Мальчик стал вырываться и ему удалось, правда довольно грубо, освободиться из ее рук. Его уши так покраснели, что на той планете, которую они недавно покинули, вероятно, за них заплатили бы как за самые дорогие красные звезды.

— Я тебя прощаю, ты ведь экспериментальная, — сказал Ники.

Но в его словах не было обиды. Они даже могли сойти за шутку. Герою в конце всегда полагается поцелуй, а ведь он чувствовал себя немножко героем этого приключения.

Нуми молча направилась куда-то. Он забеспокоился:

— Эй, эксперимент! Ты куда?

— Если ты еще раз назовешь меня так, я буду звать тебя Буяном!

— Ты, кажется, рассердилась?

— Нет! Но я не понимаю, почему ты такой.

— Чужая цивилизация, что поделаешь!

— Да, верно! Ты происходишь от обезьяны, — сказала девочка, показывая тем самым, что, вопреки искусственному мозгу, и она умеет иронизировать. А может оттого, что он был отключен. — Извини, но я включу свой искусственный мозг. Мне очень хочется понять, почему иногда ты ведешь себя, как настоящий мужчина, а иногда — как дитя.

— Не надо! Во всем виноват, наверное, переходный возраст.

— А что это такое?

Ники, смущаясь, рассказал ей про этот довольно неприятный период в жизни человека, когда ты еще не взрослый, но уже и не ребенок. Ты легко раздражаешься и без причины плачешь, после буйной радости тебя охватывает страшная безысходная скорбь.

— Потому у меня и голос такой хриплый, — добавил он.

Нуми глядела на него, как бы пытаясь увериться, что он действительно таков: ни ребенок, ни мужчина. Стало быть, у человека бывает третье состояние? Вдруг она с испуганным криком подбежала к нему.

— Что это?

Нуми схватила его за все еще красные уши и повернула к свету.

— У тебя вся щека в каких-то… — она не могла подобрать слова. — Тебе не больно?

— Нет, а в чем дело? — встревожился Николай, почувствовав зуд на щеке.

Да, щека его адски зудела, как бы выразился он на Земле. Его пальцы нащупали какие-то волдыри и прыщики.

— Может быть… Может быть, потому что… Я сейчас спрошу свой мозг, — сказала экспериментальная девочка и нажала кнопку за ухом. Немного послушала и сказала: — Это несовместимость. Наверное, от моего поцелуя. Несовместимость организмов.

— Пройдет, — храбро успокоил ее Ники. — Наши доктора называют это аллергией. Ребенком я был очень аллергичен. К самым вкусным вещам не мог притронуться! К клубнике, к меду и шоколаду…

Он сконфузился, подумав, что его слова насчет аллергии к самым вкусным вещам могли быть отнесены и к ее поцелую.

Находясь в космосе впервые, Ники, естественно, не знал, что в данном случае это совсем иная аллергия. Я уверен, что каждый из вас, кто целовал существо с другой планеты, имел возможность убедиться, что щека его при этом немедленно покрывается прыщиками.

Нуми была неутешна.

— Но ведь это ужасно, — сказала она. — Представители двух различных цивилизаций не могут поцеловаться!

— Ну и не нужно им целоваться! Не так уж это важно! — вздохнул Николай, которому хотелось содрать кожу со щеки.

— Глотни из трубочки в шлеме немного лекарства. Может, поможет.

Ники решил последовать ее совету, скрыв лицо за шлемом. Наверное, с этими прыщиками он выглядит ужасно.

Капелька лекарства из трубочки сразу же подействовала. Язык и небо словно закололи тысячи иголок. Он даже перестал чувствовать зуд. Вдруг ему стало страшно: а что если это лекарство из чужой цивилизации подействует на него, как яд. Ведь ему стало плохо только от одного поцелуя! И он поспешил стащить шлем.

— Еще не прошло, — сказала Нуми. — Пошли, намажем ее питательным раствором Мало. Может быть, он поможет.

И она виновато протянула ему руку. Ники уже хорошо знал дорогу к котлу с чудодейственной кашей, но руку принял, потому что нарочно не взял фонарик. Если вы не забыли, детям предстояло раздеться перед тем, как залезть в котел.

Когда они пробирались ползком в непроглядной тьме, Ники забеспокоился.

— Как ты думаешь, Нуми, куда сейчас летит Мало?

— Не знаю.

— Как ты не знаешь? А если он нас занесет опять бог знает куда?

— Пусть заносит, куда хочет! — дрожащим эхом отозвался голос девочки.

Голос звучал как-то странно, и Ники осторожно спросил:

— Нуми, ты плачешь?

— Плачу! — всхлипнула перед ним темнота.

— Но почему? Ты не виновата.

— Наверное, на Пирре у меня уже нет ни мамы, ни папы, никого. И с тобою мы несовместимы.

Николай остановился. Ему показалось, что стены коридора вдруг сжали его с двух сторон с ужасной силой. Ведь вполне возможно, что и у него уже никого не осталось.

— Нуми! Ты где? — почти в ужасе крикнул он, представив, что он потерял ее в этом непроглядном мраке и что ему самому никогда не выбраться отсюда.

— Я здесь, — отозвалась она где-то рядом.

— Дай мне руку.

— Вот она, — сказала девочка.

Ники встал на колени и зашарил руками перед собой. Наконец они коснулись, а потом схватили хрупкий кулачок. Он дрожал в его ладонях, как воробышек.

— У меня уже все прошло, — заверил он ее. — Я уверен, что прошло, потому что ничего не чувствую. Не плачь, Нуми! Мы что-нибудь придумаем. Какую-нибудь интересную игру! Знаешь, какие неукротимые, шальные мысли приходят иногда мне в голову! Видно, меня зовут Буяном не только из-за фамилии…

— Осторожно, ты сломаешь мне пальцы!

Он отпустил ее руку, но тут же снова ухватился за нее.

— Хочешь, я передам знания моего искусственного мозга тебе, чтобы ты ими пользовался, а ты сделаешь так, чтобы шальные мысли приходили и мне в голову?

Не такую игру представлял себе Ники Буян. Да и как сделаешь, чтобы ей в голову приходили шальные мысли, когда там прочно обосновался этот трезвый искусственный мозг? Но главное, что она уже не плакала, и чтобы развеселить ее, он сказал голосом своего мудрого прадеда:

— За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, я еще не встречал такой чудесной девочки, как ты!

— Правда? — тихо спросила она.

— Честное слово.

Теперь она стиснула его пальцы. Это был знак благодарности.

— Скажу потом Мало, чтобы он нашел для нас планету, населенную страшными зверьми, — замахнулся на будущее Ники. — Такими зверьми, которых нигде нет!

— Откуда же он их возьмет, раз их нигде нет? — немедленно отозвался логичный мозг экспериментальной девочки. — А мне хочется попасть на планету, полную прекрасных цветов.

— Ну, как хочешь! — уступил Николай, хотя вряд ли человеку могут прийти в голову шальные мысли, если он живет на планете, полной прекрасных цветов.

— Нет, — неожиданно сказала Нуми. — Будет так, как ты хочешь.

Теперь заупрямился Ники:

— Э, нет! Как хочешь ты!

— Но я хочу, чтобы было так, как желаешь ты.

— Хорошо. Ты хочешь, чтобы было так, как сказал я. Но так как я хочу, чтобы было, как хочешь ты, значит, должно быть так, как того хочется тебе.

— Мы действительно несовместимы! — опять чуть не расплакалась девочка.

— Трень-брень, — сказал он. — Очень даже совместимы!

— Что это «трень-брень»?

Снова приходилось объяснять то, что не поддавалось объяснению!

— А вот что! Когда встретятся два мозга, то один начинает бренчать одни глупости, а другой — другие. Двигайся поживее, а то мне надоело приседать в этой теснотище!

— Но у нас есть третий мозг! — попыталась возразить девочка, как всегда, не поняв его шутки.

Ники слегка подтолкнул ее, чтобы она продвигалась быстрее.

— Верно! Двое с тремя мозгами быстрее найдут общий язык. Вперед!..

Они продолжали двигаться в сторону, противоположную той, куда их мчал фантастический Пегас.

Куда же он их нес? Это было известно только ему, но мы уверены, что если отправиться на поиски этих двух детей рода человеческого — Нуми с Пирры и Ники с Земли, то они отыщутся где-то среди звезд. Потому что Спасающий жизнь, или, как его называли на пирранском языке, Малогалоталотим вряд ли позволит им погибнуть.

А пока что они мокли, погруженные по шею в питательном растворе его теплой материнской утробы, и продолжали спорить о совместимости. А когда девочка и мальчик принимаются спорить, то спор этот обыкновенно длится очень долго. Особенно, если они представители различных цивилизаций. В их оправдание заметим, что вопрос этот действительно важен. Как не взволноваться, размышляя: совместимы ли мы с самым близким человеком? Ведь только ему можно поведать о своей грусти по утраченному! Только он может помочь, чтобы ты не сошел с ума от отчаяния и одиночества. И только с его помощью ты можешь поверить, что все будет хорошо.

Даже с прыщами на щеке Ники ощущал девочку с Пирры ближе родной сестры. И это было естественно. Так бывает всегда, когда встретятся две цивилизации. Они могут ссориться, даже надавать друг другу тумаков, но друг без друга они больше не могут жить. Это неопровержимый закон природы. Вот почему мы не должны над ними смеяться, просто мы можем их не слушать. Пусть поспорят вдоволь, а мы для разнообразия взглянем на мир оком Мало!

Он уже набрал свою самую высокую скорость и летел в радужном звездном туннеле. А тот из вас, кто летел в таком туннеле, знает: там так красиво, что дух захватывает. И уже не думаешь, куда он тебя выведет, — к добру или злу, к зверю или человеку. Потому что, в какой бы конец Вселенной он тебя ни привел, все там будет, как в настоящей сказке.

Всего хорошего, Нуми! Будь здоров, Ники! Не покидай нас и ты, чудесный звездный конь, который так самозабвенно мчит смелых детей человечества сквозь времена и пространства!