Специальный агент КОНОКОМа[1] Ричард Сноу быстрым спортивным шагом спустился по трапу и направился к гравикару, в который рассаживались пассажиры галактического лайнера «Змееносец», прибывшего чартерным рейсом компании «Фар лайнз» с колонии Сириус-5[2]. Июльское полуденное солнце сразу обволокло англичанина своими жаркими лучами. Бетон Брюссельского космопорта нагрелся, больше не хотел воспринимать тепло и интенсивно отражал его в окружающее пространство. Конвекционный эффект превращал любое открытое пространство в подобие огромного духового шкафа. Далекое белое здание пассажирского терминала слегка колыхалось и мялось в восходящих потоках раскаленной атмосферы, словно теплый пластилин. Сноу невольно ускорил шаг, чтобы побыстрее миновать этот гриль и окунуться в кондиционированный воздух гравикара.
В здании космопорта он прошел нехитрую процедуру регистрации. Подхватив небольшой саквояж, Ричард запрыгнул в ближайший флаер и назвал себя. На передней панели, повинуясь электронному мозгу автопилота, шевельнулся телеобъектив с крошечным микрофоном, просканировал его голос и внешность, соотнес их с планетарной базой данных и медленно произнес:
– Здравствуйте, месье Сноу. Куда прикажете вас доставить?
– Домой.
Ричард даже не побеспокоился назвать адрес – он имелся в базе и был доступен роботу.
– Аланзи, улица Роз 22, – нашел нужный файл пилот. – Взлетаем, прошу пристегнуть ремни безопасности. Наш полет продлится тридцать минут и будет проходить над…
– Выключись, – попросил Ричард и, достав МИППС[3], надвинул на глаза специальные очки и настроился на просмотр новостных каналов. За те несколько дней пути, которые он предпочел провести в анабиозе, на Земле случилось много интересного.
Пилот замолчал, закрыл прозрачную дверь кабины и аккуратно стал набирать высоту.
– Кондиционер на двадцать градусов, – попросил Сноу.
– На двадцать, – повторил автомат.
Ричард погрузился в новостной видеопортал глобалнета и отрешился от внешнего мира. Он с интересом прослушал информацию о том, что Высший Совет зачем-то снова поднял вопрос о демонтаже гигантской системы суперподземки – мономагга, монорельсового магнитного глайдера, или ММГ – более индивидуального и на порядок, а то и выше, более совершенного технологически преемника старого метро и скоростного монорельса. Сеть туннелей ММГ распространилась на все континенты, за исключением Антарктиды. В течение почти ста пятидесяти лет этим транспортом пользовалось большинство землян. Однако с бурным развитием индивидуального и доступного флаертранспорта ни автомобили, ни мономагг не смогли выдержать конкуренции. Первые в подавляющем большинстве пошли на переработку, за исключением суперкаров и коллекционных машин, а системой ММГ просто постепенно перестали пользоваться и забыли. Но, как это ни странно, ни у кого так и не поднялась рука отключить суперкомпьютер Фарадей пиковой мощностью до 1 эктафлопа[4], обслуживающий всю мировую сеть ММГ и не допустивший ни одного серьезного сбоя или аварии за все время эксплуатации системы. Иногда какая-нибудь артерия системы оживала и разгоняла до бешеной скорости когда любителей острых ощущений, когда группы школьников, изучающих историю науки и техники, когда студентов транспортных вузов… На 99 процентов система ММГ бездействовала, хотя и была готова в любой момент заработать с полной нагрузкой – все необходимые технические работы проводились в срок и в полном соответствии с регламентом. Раньше эту систему законсервировали бы «на случай войны», а теперь зачем? Но периодически какой-нибудь умник из Совета ставил вопрос о демонтаже всей системы, мотивируя это высокими затратами на ее содержание и текущий ремонт. Пока, к счастью, законопроекты не набирали и десятой части требуемых голосов членов Совета и благополучно проваливались. Скорее всего, в этот раз произойдет то же самое. По крайней мере, так хотелось думать.
Флаер вскарабкался на высоту, сделал плавный разворот и устремился на юго-восток. Безоблачное небо было испещрено маленькими и большими точками – индивидуальными флаерами и многоместными флайтами, которые двигались по невидимым, но строго очерченным воздушным коридорам. Эти воздушные течения, похожие на пчелиный рой и состоящие из сотен летательных аппаратов, нигде не пересекались – места в небе пока хватало для всех с избытком.
На МИППСе замигал оранжевый индикатор вызова. Ричард чертыхнулся, отодвинул в самый край очков новостной портал и ответил:
– Слушаю вас, господин директор. На экране появилось ничего не выражающее лицо директора Контактной объединенной комиссии Земли японца Дон Кимуры:
– Здравствуйте, Сноу, я так понимаю, что вы прибыли на Землю…
– Так точно, господин директор, пятнадцать минут назад «Змееносец» совершил посадку на космодроме Брюсселя. Отчет о командировке я вам направил еще…
– Я его прочитал. Сейчас не об этом, есть дело поважнее. Дома вас дожидается Блумберг, вы ведь домой летите? Ну так вот, он введет вас в курс дела. Прикиньте план мероприятий, помозгуйте. Как придумаете что-то дельное – ко мне на доклад. Только не рассчитывайте, что у вас много времени! Если будет утечка по делу, то не миновать серьезного скандала с непредсказуемыми последствиями. Так что – ноги в руки и поворачивайтесь! Все, работайте, спецагент.
Дон Кимура отключился, и «до свидания» Ричарда повисло в воздухе. Сноу было не привыкать к такому повороту событий, но все-таки он рассчитывал хоть на один день отдыха.
– Эй, как тебя там, у руля! Давай побыстрее! – приказал он автопилоту.
– Месье Сноу, флаер держит оптимальную скорость, рекомендованную…
– Так перейди на максимальную!
– Перехожу на максимально разрешенную скорость полета. Новое расчетное время прибытия в Аланзи через семь минут. Наземный диспетчер предупрежден…
– Не мешай…
Через несколько минут автопилот быстро, но плавно посадил флаер на небольшой авиапарковке возле двухэтажного коттеджа, окруженного старыми раскидистыми платанами. Лужайка перед домом поливалась специальным дроидом, который, покачиваясь в полуметре от травы, волочил за собой тонкий прозрачный шланг. Заметив вернувшегося хозяина, робот остановился, сбавил напор и отвернул струю от центральной дорожки, ведущей к входной двери. Электроника роботизированного дома признала Ричи, и он беспрепятственно вошел в свои владения. Заглянув в большую светлую гостиную, Сноу приметил фигуру, сидящую на диване, вытянув перед собой длинные ноги в бежевых сандалиях и созерцающую какую-то передачу по гологравизору. Начальник научного отдела КОНОКОМа Айвенго Блумберг собственной персоной посетил его скромную обитель.
– Привет, агент, – не отрывая глаз от экрана, произнес он. – Твоя домашняя механика меня узнала и впустила.
– Здорово, викинг. Я через пять минут буду, – ответил Ричард и направился в душевую.
Смыв с себя усталость, пыль Сириуса и раздражение от звонка Дон Кимуры, он переоделся в шорты и майку и вернулся в гостиную.
– Газировку с кислородом будешь? – принимая из манипуляторов подплывшего дроида запотевший бокал с бурлящей холодной водой, спросил он.
– Я уже опился и газировки, и сока, и кампари с лимоном, – не меняя позы, ответствовал Айво. – В животе булькает… Если бы ты задержался, меня увезли бы отсюда с диагнозом водянка. Как съездил?
– Нормально. Все оказалось проще, чем мы думали.
– Самовозбуждающийся резонанс в штреках?
– Точно, как ты и предполагал.
– Хорошо, – удовлетворенно заключил Айво и сел прямо. – Готов к новой вводной?
– Да куда ж от вас денешься? – Ричард плюхнулся в кресло. – Начинай, вводи.
– Ричи, включи защиту, пожалуйста.
– Фильтры на окна, волновой барьер, сканирование периметра. Высший уровень, Элм, – скомандовал Сноу электронному мозгу дома.
Стекла окон сразу же потемнели, резко снизив световой поток, и в гостиной стало почти темно. Над журнальным столиком трехмерное изображение, проецируемое гологравизором, сменилось на объемную фотографию человека лет сорока, с правильными, немного резковатыми чертами лица и с длинными, слегка вьющимися волосами, спадающими на плечи.
– Франсуа Бонне, сорок пять лет, родился в Нейи во Франции, окончил Гренобльский политех, защитил кандидатскую, затем почти сразу же докторскую диссертации, инженер, как говорят, от Бога, главный технический разработчик строительства последней очереди Арктурианской космоверфи. Практически вся концепция и принципы строительства принадлежат именно ему. Всеми признано, что последняя очередь верфи позволит в разы улучшить качество и надежность выпускаемых космических кораблей. Попал в поле зрения КОНОКОМа около месяца назад.
– В связи с чем? – спросил Ричи и поставил полупустой, бурлящий бокал на журнальный столик.
– Рутинная проверка служащих, занятых на значимых закрытых производствах и направлениях. Вообще-то Бонне постоянно находится на космоверфи, которая расположена на орбите Архипелага – главной планеты Арктурианской системы[5], и пришлось предложить ему пройти тест, когда он ненадолго прибыл в головной офис строительства.
– То есть проверку проводили на Архипелаге?
– Да, в столице Арктурианской колонии городе Бриз.
– Проверку проводил наш отдел внутреннего контроля? – уточнил Сноу.
– Точно так, – подтвердил Айво. – При собеседовании с использованием графоскопа, вскрылись некоторые отклонения от стандартных показателей. Совсем незначительные, практически не выходящие за рамки допустимой погрешности, но все же от клонения. При повторном собеседовании, проведенном через несколько дней, отклонений не обнаружилось.
Ричард с удивлением растопырил пальцы, будто говоря: «Ну, и все, вопрос закрыт!» Но Блумберг поднял руку, призывая не торопиться:
– Подожди. Наши сначала тоже так подумали и совсем было решили закончить проверку, но кто-то дотошный сверился с инструкцией и нашел там пункт о том, что в случае остающихся сомнений, рекомендуется установить за объектом наблюдение на несколько дней. Что и сделали. Вот, смотри.
Айво настроил свой МИППС, и на объемном экране появилась со вкусом обставленная комната с камином посередине и огромным окном во всю стену, за которым слегка светилась фиолетово-оранжевая арктурианская растительность. Посреди комнаты стоял большой мягкий диван, а три кресла окружили стеклянный журнальный столик. У окна, спиной к камере стоял невысокий человек с длинными волосами, судя по всему, Бонне.
– Придя с работы в тот день, когда агенты установили следящие камеры, он прошел в гостиную, встал у окна и простоял так всю ночь. Потом как ни в чем ни бывало пошел на работу.
– Не понял. Где тут криминал. Ну, постоял, нервничал, видимо, после не очень приятных собеседований…
– Ты не понял. Он простоял так всю ночь, ни разу не пошевельнувшись, как памятник.
– Значит, он андроид, и пусть тогда им занимается Роботехконтроль, а не КОНОКОМ!
– Очень смешно! – скривился Блумберг.
Сноу поскреб затылок:
– Хорошо, а дальше? В следующую ночь он опять…
– Нет, потом все нормально: пришел, поел, посмотрел визор, чуть поработал и в койку. Потом благополучно отстрелялся на втором собеседовании и отбыл обратно на космоверфь.
– Всё?
– Всё.
Сноу удивленно и с некоторым непониманием смотрел на начальника научного отдела, потом взял со столика бокал и допил воду.
– И ты хочешь, чтобы я…
– Не ты, а мы, и хочу не я, а Дон Кимура, – поправил Блумберг.
– Черт! – вырвалось у Сноу. – Старый лис что-то знает или просто чувствует. Ах да – он же сам сказал о каком-то скандале! Айво, что за скандал?
– Все предельно просто, Ричард. Франсуа Бонне близок к администрации Арктурианской колонии. Если мы на него бросим тень…
– Если он сам на себя не бросит тень, – поправил Сноу.
– …мы на него бросим тень, – не обращая внимания на реплику Сноу, продолжил Айво, – то руководству КОНОКОМа придется объясняться на самом верху – в Высшем Совете Земли.
– Даже так? – присвистнул Ричи. – Ну, тогда мы с тобой, Айво, опять вляпались.
Начальник научного отдела пожал плечами:
– Не в первый и не в последний раз. Делать-то все одно – нечего. Надо работать. Ты готов дальше слушать или нет?
– Да, черт возьми! Давай излагай.
– Мне осталось подытожить. Что получается? Инженер, который работает на крупнейшей космоверфи Объединенной Конфедерации больше двадцати лет и по эскизам которого, собственно, и построена последняя, самая совершенная ее очередь, ни с того ни с сего, вдруг, во время рутинной проверки дает сбой. Дав сбой, он собирает волю в кулак и проходит второе собеседование без сучка и задоринки…
– Так, стоп, Айво! Бонне знал, что его первый результат не вполне комильфо?
– Нет, но из-за назначенного второго собеседования он вполне мог понять, что с первым что-то не так. А что тебя смущает?
– Подожди. Откуда он знает, сколько собеседований положено проводить при стандартной проверке?
– Ну-у-у… когда проходил ее в прошлый раз, запомнил, что одна, а тут – две!
– Кстати, а когда он проходил предыдущую проверку?
– Сейчас, – Айво заработал пальцами по клавишам МИППСа. – Ага, вот, в июле 2270 года, ровно пять лет назад. Замечаний не было. Значит, мог помнить.
– Хорошо, допустим, Бонне это помнил и ко второму собеседованию подготовился. Айво, а вот как ты себе представляешь подготовку к собеседованию на графоскопе? Разве можно к нему подготовиться? Ведь все реакции, данные, которые он снимает, неподконтрольны воле человека! Взял себя в руки и перестал волноваться? Ерунда! По-другому отвечал на вопросы? Нет, вряд ли, Айво, здесь мы пока чего-то недопонимаем. А не мог это быть просто сбой в работе прибора?
– Исключено.
– Почему столь категорично?
– Потому что это мне сказали специалисты, которые работают на графоскопах. За два дня, что были в моем распоряжении до твоего прилета с Сириуса, я тоже кое-что успел сделать, – обиделся Блумберг. – Не думай, что ты один у нас такой умный.
– Ладно, ладно! Ничего такого я и в мыслях не имел. Говорят, что невозможно – значит, отметаем предположение. Но, как ни крути, а второе собеседование прошло нормально. Что по этому поводу говорят твои специалисты. Это укладывается в норму?
Айво косо посмотрел на Сноу:
– Нет, Ричи, не укладывается. Никто не может никаким волевым усилием подавить или, наоборот, активировать центры, отвечающие за глубинные процессы в мозге. Только медикаментозным путем можно… – Айво поднял руку, останавливая собравшегося что-то сказать Ричарда, – …можно это сделать. Но перед вторым собеседованием у него взяли экспресс-анализ крови, именно в этих целях. Результат нулевой. Полная норма.
Айво замолчал и отложил в сторону коммуникатор. Ричард задумался, потом заговорил:
– Вот смотри, Айво. Представь, что тебе неожиданно сообщили о проверке. Ты совершенно не волнуешься, потому что тебе нечего скрывать от КОНОКОМа, и идешь на собеседование. И вдруг тебя, посчитавшего, что проверка закончена, вызывают на второе тестирование, причем еще и анализ крови берут. Что ты будешь делать, как рассуждать? Повторяю – за тобой ничего нет. Думаю, что ты, удивленный и взволнованный, придешь домой и места себе не будешь находить, гадая, что же последует дальше, верно? – Блумберг согласно кивнул. – А Бонне тоже волновался, места себе не находил, но проявлялось у него это другим способом – он проторчал всю ночь у окна, а не бегал как заведенный по дому. А вдруг он нарколептик и всю ночь просто-напросто проспал, стоя у окна? Это я сейчас предполагаю первое, что в голову придет.
– Я тебя понял. Но фаза парадоксального сна у нарколептиков обычно не превышает одного часа.
– Да откуда тебе это известно? – удивился Ричард.
– Ну, знаешь, я все-таки начальник научного отдела, а не какой-нибудь…
– Все-все-все! – замахал руками Сноу. – Проехали. Это у меня неудачная реплика получилась. Но я продолжаю. Второй вариант. Тебе есть, что скрывать. Это я фантазирую. Как ты будешь реагировать на повторное собеседование в этом случае? – прищурился Ричи.
– Как, как? Вколю себе что-нибудь…
– И попадешься на анализе, – торжествующе закончил Сноу.
– Ну да…
– Во-от! – Сноу встал с кресла и поднял вверх указательный палец. – Ты не можешь знать, что непосредственно перед повторным собеседованием у тебя возьмут кровь. А Бонне, получается, знал.
– Ричи, честное слово, я тебя не понимаю, то ты клонишь к тому, что Бонне невинная жертва обстоятельств, то делаешь предположение, что он четко просчитывал свои действия. Откуда это следует?
Сноу прошелся по комнате и остановился у затемненного окна:
– Не знаю Айво, вот, веришь – не знаю. Какое-то кривое дело нам подсунул директор, чтоб ему хорошо стало! Я вообще пока ни за что зацепиться не могу. Подожди, а когда его предупредили о втором собеседовании? И вообще, давай-ка разложим все хронологически, быть может, тогда станет понятно, где слабые места и куда надо бить.
– Бить никого и никуда не надо, – усмехнулся Айво и потянулся за МИППСом. – Значит, так. Пятнадцатого июля в девять утра к нему в рабочий кабинет в центральном офисе компании в Бризе пришли сотрудники КОНОКОМа и, предъявив соответствующий документ, предложили немедленно пройти собеседование на графоскопе. Бонне, конечно, дал согласие, и в течение часа отвечал на вопросы. Потом наши сотрудники ушли, предупредив его, что он может еще понадобиться.
– Это они всех так предупреждают или выборочно?
– Не ерничай, – терпеливо начал Айво, но уверенности в его голосе поубавилось. – Дело в том, что расшифровка показаний графоскопа проходит в два этапа. Первый, предварительный, идет прямо во время сеанса собеседования, второй – в течение нескольких часов в стационарной лаборатории. Так вот. Во время собеседования графоскоп обозначил отклонения, и наши сотрудники, увидев это… – Айво замолчал и хлопнул себя по лбу. – Ну конечно, Ричи, ты прав! Наши идиоты практически в открытую предупредили Бонне, что будет второй сеанс.
Сноу прошелся по комнате, заложив руки за спину:
– Теперь поздно что-либо исправлять в действиях этих разгильдяев…
– Они получат свои выговоры… – мотнул головой Блумберг.
– А толку-то?! Тебе вот от этого легче станет?
Блумберг промолчал.
– Значит, так, Айво. Первое. Нам придется наплевать на все наши принципы и работать сразу две диаметрально противоположные версии. По одной мы расцениваем Бонне как честного человека, ни в чем себя не запятнавшего и просто попавшего в какую-то сложную, пока необъяснимую ситуацию. По второй мы априори считаем Бонне как минимум подозрительной личностью, способную плести какие-то интриги вокруг космоверфи, являющейся важным стратегическим объектом. Идет?
Блумберг кивнул.
– И второе: нам нужен человек, который конфиденциально мог бы нас консультировать по вопросам строительства и работы космоверфи.
Сноу отдал приказ, и дом снял защиту. В окна снова хлынул яркий солнечный свет, и сразу чуть громче засвистели под потолком решетчатые раструбы климат-контроля.
– Теперь так. Либо мы обедаем у меня, либо… – перевел разговор в гастрономическое русло Сноу.
– Мы идем в ресторан. Я нашел отменное местечко неподалеку от вокзала, там готовят буйябесс, реально похожий на марсельский. Летим? – закончил вместо него Айво.
– Летим, – стоя у открытой двери, ответил Ричард.
– Слушай, а что там на Сириусе подают в качестве «specialite de la maison»?[6] Ты не пробовал там местный сифуд, что-то вроде «noix de St.-Jacques»?[7] Говорят, пальчики оближешь…
Тяжелая входная дверь из толстого изотермического стекла с легким шипом закрылась за увлеченно беседующими детективами.
Неожиданно датчик движения подал сигнал, и крошечная видеокамера под потолком повернулась к полке, на которой в прихожей с момента возвращения Ричарда лежал саквояж. Сработал трансфокатор, приблизил сумку и несколько секунд сканировал ее в разных лучах и с поляризацией. Не обнаружив ничего особенного, камера развернулась, а электронный мозг дома классифицировал сигнал как ложное срабатывание датчика и запустил перезагрузку программного обеспечения датчиков движения. Через несколько секунд приборы перезапустились, а файл с информацией о незначительном инциденте был отправлен в архив.