Часть II ЭПОПЕЯ «ХАЛХИН-ГОЛА»

Глава 11 ХОЛОДНАЯ ДАЧА

В начале осени 1939 года мало кто из землян осознавал, что живет на планете, которая довольно тесно связана с другими мирами Галактики и привлекает самый пристальный интерес различных высокоразвитых цивилизаций. Основное внимание людей было приковано к боевым действиям, развернувшимся на противоположных окраинах Евразийского материка: в Монголии, около озера Халхин-Гол, советские войска окружили и разгромили ударную группировку японцев, а на западе Европы танки и пехота вермахта стремительными ударами превратили в воспоминание сам факт существования Польши. Между тем именно в эти бурные сентябрьские дни происходили скрытые от общего внимания события, которым было суждено сложным образом отразиться на судьбе не только человечества, но и других разумных существ, населявших космические окрестности Солнечной системы.

Исполинский каменный обломок, который земные астрономы назвали Гермесом, двигался по параболической траектории между орбитами Марса и Юпитера. Взлетевшие с астероида межпланетные корабли гонтов опустились на обратной стороне Луны, где выстроили мощную крепость, способную, как полагали циклопы, выдержать бой с целой эскадрой противника. Впрочем, поскольку звездолетов Фурбенты поблизости не имелось, действительную военную ценность лунной базы установить пока не удалось…

Первая схватка между истребителями Огонто и роботами Фурбенты произошла 28 августа. Космические модули обеих цивилизаций барражировали на высоте сорока — пятидесяти километров над Северной Европой, наблюдая за перемещением войск, — подготовка аборигенов изучаемой планеты к войне всегда привлекала жгучий интерес космических разведчиков. Экипажи гонтов и процессоры фурбенских роботов обнаружили противника практически одновременно, и немедленно были приняты одинаковые решения — атаковать и уничтожить врага.

Дюжина корабликов обменялась ударами из всех видов бортового оружия, после чего в космосе полыхнули несколько ядерных взрывов средней мощности. Чудовищное пламя разметало пораженные аппараты, большая часть которых сгорела, падая сквозь плотные слои земной атмосферы. Лишь небольшие и сильно покореженные обломки достигли поверхности в лесах и болотах на балтийском побережье Польши. Получив известие о метеоритном дожде, ученые Варшавского университета собрались направить края специальную экспедицию, однако через два дня разразилась мировая война, так что о метеоритах пришлось забыть.

Уцелевшие аппараты прекратили бой и вернулись свои базы. Стычка повторилась спустя несколько дней, и стороны подтянули к Земле дополнительные силы.

К началу сентября компьютерный центр расположенной в Поясе Астероидов автоматической станции фурбенов закончил анализ информации, собранной роботами-наблюдателями. Логические устройства пришли к заключению, что в местности, которую земные гуманоиды называют полуостровом Таймыр, могут быть захоронены останки астронавта древней цивилизации авикаузов.

Ночью на заснеженную равнину опустились три диска. Из люков космических аппаратов вышли похожие на восьминогих пауков роботы, приступившие к раскопкам. К утру, перевернув горы снега и грунта, фурбенские механизмы нашли скафандр, внутри которого скрючилось тело существа, погибшего здесь много тысячелетий назад. Холод вечной мерзлоты предохранил труп от гниения, превратив тело в мумию.

Роботы погрузили находку в корабль, и диски поспешно взлетели. Стремительно протаранив атмосферу, машины вышли в космос, где были атакованы эскадрильей гонтов, которых тоже крайне интересовали загадки исчезнувшей расы планеты Авика.

Бой продолжался не меньше получаса. Подоспевшие на подмогу три десятка роботов Фурбенты, расстреляв гамма-лучами и антипротонными торпедами вражеские истребители, ушли в сторону своей астероидной станции. И опять атмосфера сожгла обломки уничтоженных космических аппаратов, но крупный обломок одного из кораблей гонтов, прочертив в небе огненный след, упал на засыпанную снегом таймырскую равнину.

Гонты взяли реванш спустя месяц, когда база фурбенов послала роботов уничтожить лунную крепость противника. Сорок летающих дисков усеяли своими осколками скалы и кратеры естественного спутника Земли, так и не сумев причинить серьезный ущерб укреплениям, возведенным экспедицией циклопов. Потом было много других столкновений, в ходе которых погибло больше сотни кораблей и несколько разумных пришельцев с Огонто. Растянувшаяся на два года битва в космосе протекала с переменным успехом и прервалась по естественным причинам, когда Гермес стартовал в сторону системы Огонто.

Люди узнают об этих сражениях лишь много позже. Однако видеоканалы троклемского Лабиринта внимательно следили за перемещениями инопланетных аппаратов, фиксируя все основные события в бездонных блоках памяти Станции Земля…

В этот год из-за гитлеровского вторжения в Польшу и японских провокаций на монголо-маньчжурской границе Сталин был вынужден нарушить многолетнюю традицию и не отдыхал летом на черноморских курортах. Но к середине сентября западные области Украины и Белоруссии благополучно вернулись в состав Союза, а японцам как следует обломали зубы и надрали задницу, причем их хваленая 6-я армия, позорно угодив в окружение, капитулировала на Халхин-Голе. Проблемы с Гитлером тоже удалось если не окончательно уладить, то хотя бы отложить на неопределенное будущее. Понимая, что международное спокойствие выдалось недолгим, вожди государства и партии воспользовались этим коротким передыхом, чтобы провести на Кавказском побережье последние деньки бабьего лета.

После недолгих колебаний Сталин тоже решил съездить на свою дачу в окрестностях Мацесты. Дача стояла в горах на Холодной речке, а в первые годы, пока не наладили отопление, было в этом домике довольно прохладно, особенно по ночам. Немудрено, что дачу назвали Холодной.

На третий день отпуска, когда нервы немного успокоились, Хозяин пригласил к себе отдыхавших по соседству Молотова с Ворошиловым и затребовал из Москвы флагмана 2-го ранга Матвея Биберева, из чего соратники безошибочно заключили, что предстоит серьезный разговор о делах военно-морского ведомства. Разумеется, заявился и не привыкший дожидаться приглашений Лаврентий Павлович, который с недавних пор всерьез обеспокоился биберевским возвышением.

Телохранители наркома внутренних дел вынесли из «бьюика» картонную коробку с бутылками и вместительные кастрюли, полные шашлычных полуфабрикатов. Была здесь и уже нарезанная ломтями должного размера севрюга, и бастурма — куски жирной баранины, посоленной, поперченной и перемешанной с кружочками лука. Сразу закипела работа. Офицеры охранного управления, хоть и происходили в большинстве своем из российской глубинки, научились готовить знаменитое кавказское лакомство не хуже тифлисских духанщиков или бакинских кебабчи. В железной коробке мангала запылали два мешка отличного крупного угля, а тем временем куски мяса под неусыпным наблюдением Берия нанизывались на штыри шампуров.

Вскоре подкатили ЗИСы, доставившие остальных гостей. Биберев чувствовал себя немного неловко в окружении высочайших особ державы, но обстановка была самая задушевная, а потому флагман быстро освоился. Тем более что Молотов, благожелательно придержав его за локоть, посоветовал не тушеваться, потому как здесь все свои, но слишком застенчивых не любят.

Вызвавшись раздувать жар в выгорающих углях, Биберев энергично размахивал над мангалом полуметровым куском фанеры, а стоявший рядом Сталин пыхтел трубкой и помогал советами, полными черного юмора. От этого приятного занятия их отвлек Первый Красный Маршал, который подошел, держа за стволы два пистолета необычной конструкции.

— Вот, Коба, победители конкурса, — сказал Климент Ефремович. — Восьмизарядный Ракова и девятизарядный Воеводина. К сожалению, у обоих выявилось немало недоделок.

Сталин взял оригинальную машинку с длинным тонким стволом, повертел, разглядывая со всех сторон, затем скептически заметил:

— Почему вы называете его пистолетом Ракова? По-моему, это типичный пистолет-карабин Боркхардта образца девятьсот третьего года — только без приклада. Но красив, ничего не скажешь.

— Хочешь попробовать? — догадался Ворошилов, хорошо знавший любовь старшего товарища к оружию.

— Обязательно попробую… А может быть, товарищ Биберев составит нам компанию? Если, конечно, соблаговолит прервать свои высокоинтеллектуальные развлечения с огненной стихией.

Биберев охотно передал импровизированное опахало майору охраны, и вскоре они оказались на заднем дворе дачи, где имелись на такой случай фанерные человекообразные фигуры с наклеенными на грудь круговыми мишенями. Сталин тщательно целился, мягко давил спусковой крючок, потом, расстреляв обойму, первым бежал к мишеням, проверяя результаты стрельбы. Казалось, он с чисто детской непосредственностью радуется каждому точному попаданию, переживает нередкие промахи и гневается по поводу осечек, которые случались чаще допустимого. «Ведь ему под Рождество пойдет седьмой десяток, он на четыре года старше меня, — с легкой завистью вспомнил моряк. — А сколько энергии, какая жажда деятельности! Наверное, только таким и должен быть верховный правитель великой державы, тем более в эпоху, когда решается судьба страны, народа и даже всего мира…»

Между тем Сталин завершил огневую забаву, но оружие наркому обороны не вернул, сказав, что оставит обе игрушки у себя в коллекции. Отдав пистолеты сотруднику охраны, он жестом хлебосольного хозяина пригласил гостей рассаживаться вокруг выставленного во дворе стола. Когда все заняли положенные по чину места, Ворошилов доверительно шепнул Бибереву:

— Только не вздумай говорить тост во здравие любимого отца и гениального учителя великого товарища Сталина — рассвирепеет. Коба подхалимов на дух не переносит.

Из-за этого дружеского предостережения Матвей Аристархович чуть ли не всю трапезу просидел как на иголках, все переживал — не козни ли недоброжелателей.

Вот не скажет он политически грамотного тоста, а САМ обидится, и припомнят тогда непролетарское происхождение, службу в царском флоте и участие в разгроме мятежа на «Очакове»… То есть — тьфу-тьфу — не мятежа, а героического революционного восстания… Вдобавок Берия беспрерывно сверкав линзами пенсне, сверля флагмана 2-го ранга тяжелым взглядом, словно злорадствовал: не хочет, мол, дворянское отродье, вождя славить.

Впрочем, обошлось. Выпили за Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, за недавние победоносные удары по самураям и шляхтичам. Осмелев, Биберев предложил опрокинуть стопки за Красный Флот и — к немыслимому облегчению — увидел явное одобрение в золотисто-зеленом взгляде хозяина Холодной дачи.

— Дойдем и до флотских дел, — пообещал Сталин. Обратившись к Ворошилову, он ворчливо напомнил, что пистолетный конкурс окончился неудачей — хорошей модели на замену дедовскому нагану и довольно слабосильному ТТ подобрать не удалось. Нарком согласился и добавил:

— Работа продолжается. Через год проведем новый конкурс. Воеводин обещает сделать автоматическую машинку на восемнадцать патронов.

— Идея хорошая. — Сталин задумчиво поставил бокал на скатерть и принялся набивать трубку, раскрошив табак из двух папирос. — Только все это — мертвому припарки, старый патрон слабоват. Надо калибр увеличивать.

Немного заикаясь, Молотов заметил: дескать, тянуть с перевооружением армии нельзя. Война, говорил председатель Совнаркома, может вспыхнуть внезапно.

Доверять соглашениям с Гитлером могут лишь наивные дурачки вроде Даладье и Чемберлена. Отставной ефрейтор принимает решения импульсивно. Стукнет ему по сифилитическим извилинам — и бросит в наступление танковые корпуса.

— Хотя, с другой с-стороны, Ад-дольфу пока выгоднее д-дружить с нами, — задумчиво добавил Вячеслав Михайлович. — Без наших поставок нефти и п-продовольствия немцы не смогут всерьез воевать на Западе.

— А немцам и не предстоит там всерьез воевать, — ухмыльнулся Сталин. — Англичане и французы готовы капитулировать без боя. Но в общем ты, конечно, прав — скорая война с Германией нам не угрожает. Лично меня больше беспокоит Восточный фронт. Нет ли у Лаврентия Павловича свежих новостей о настроениях в Токио?

— Почему нет? — Берия прикинулся обиженным, но был искренне рад, что вспомнили о его присутствии. — Может, чего другого и нет, а свежие сведения всегда есть.

Моментально подбежал порученец с портфелем, набитым особо секретными бумагами. Вытащив нужную папку, шеф НКВД зачитал избранные абзацы из донесений разведки. Самым существенным было известие о беседе японского премьер-министра принца Фумимаро Коноэ с германским послом Ойгеном Оттом. Принц заверил Отта, что Япония не отказывается от намерения напасть на СССР, первыми ударами оккупировать Приморье и Забайкалье, а затем захватить Сибирь вплоть до Урала.

Однако премьер не без сожаления сделал важную оговорку: «Японии потребуется не меньше двух лет, чтобы достигнуть уровня техники вооружения и механизации, который Красная Армия продемонстрировала на Халхин-Голе».

Берия добавил, что в настоящее время японское командование развернуло в оккупированном Китае на советской границе девять дивизий, то есть четверть своих сухопутных сил.

— Видать, мало мы эту самурайскую сволочь трепали, — сказал Ворошилов и добавил кое-что из конармейского лексикона. — Все им неймется… Через два года, — стало быть, они собираются напасть на нас осенью сорок первого. Пусть лезут — встретим как положено. До самого Порт-Артура гнать будем.

Разговор стихийно переметнулся на необходимость увеличения войсковых группировок и производства вооружений. Год от года и число дивизий неуклонно росло, и оружия заводы выпускали все больше. За прошлый и нынешний годы промышленность изготовила два и семь десятых миллиона винтовок и карабинов, почти тридцать тысяч пушек. Кроме того, появились непревзойденные по совершенству танки — тяжелый KB и средний А-32, недавним декретом Совнаркома переименованный в Т-34. Иначе и быть не могло — окруженная недругами держава обязана всеми силами обеспечить собственную безопасность…

Биберев снова заерзал на стуле, забеспокоившись, что о нем запамятовали, но Хозяин никогда ничего не забывал и, когда подошло время, неторопливо произнес:

— Хорошо, товарищи. Пехота у нас вооружена, авиация — тоже. Советские танки превосходят по числу и качеству бронетанковые войска остального мира… — Он сделал паузу для глубокой затяжки. — А как обстоят дела с нашим флотом? Доложите, товарищ Биберев.

Разумеется, и сам Сталин, и глава правительства, и оба наркома были неплохо осведомлены о состоянии военно-морских сил. Однако все они правильно поняли эту преамбулу: отчет о дне нынешнем станет трамплином для серьезного разговора о будущем советского флота.

— Впервые за полтора столетия океанская мощь России получила надежду на возрождение… — неожиданно для собеседников, Биберев начал с исторического экскурса.

Флагман 2-го ранга коротко описал упадок российского флота в период правления Павла и обоих его сыновей, завершившийся катастрофой Крымской войны.

После этого корабли строились без плана и ясного понимания, для решения каких задач создается и существует морская сила, результатом стала потеря всех броненосцев и половины крейсеров на Тихом океане, и Россия вновь осталась без военного флота. Сражение при Порт-Артуре и Цусимская битва вынудили заново создавать эскадры, но революционные катаклизмы свели на нет все труды судостроителей. Биберев напомнил, как сразу после Гражданской войны председатель Реввоенсовета Иуда Троцкий приказал продать на металлолом почти готовые к вступлению в строй четыре линейных крейсера типа «Измаил».

К осени тридцать девятого Рабоче-Крестьянский Красный Флот сохранил всего три доисторических линкора-дредноута, вооруженных дюжиной двенадцатидюймовых орудий каждый. Четыре крейсера из шести также давно устарели, поскольку построены еще до революции. Немного выделялся на общем фоне «Красный Кавказ», но современным мог считаться лишь законченный в прошлом году легкий крейсер «Киров». Предполагалось, что в ближайшие три года СССР будет иметь по два таких корабля на Балтийском, Черноморском и Тихоокеанском флотах.

— Прекрасный крейсер, — воодушевленно говорил Биберев. — И скорость отличная, и пушки дальнобойные… Но он слишком легкий, брони практически нет. Для серьезного боя не годится.

Он добавил, что все тяжелые корабли сосредоточены на Черном море и Балтике, тогда как Дальний Восток, где ожидаются главные военные события, по существу, не прикрыт крупными флотскими соединениями. Тихоокеанский флот состоял из нескольких десятков малых подлодок ближнего радиуса действия и тихоходных морских бомбардировщиков ДБ-3ф. Ни два эсминца Северного флота, переброшенные в тридцать седьмом году по Севморпути на восток, ни старенькие пароходы, на скорую оборудованные в сторожевики и минные заградители, ни доставшиеся в наследство от царя канонерские лодки не составляли реальной военной силы.

— С болью в сердце я вынужден признать, что боевая мощь Советского Приморья основана лишь на плавсредствах ближнего боя, а также на береговой обороне, — докладывал Биберев. — Конечно, крепостные сооружения острова Русский способны отразить лобовую атаку против Владивостока, а тяжелые пушки на железнодорожных платформах обеспечат более или менее надежное прикрытие некоторых участков побережья. Однако подобное построение военных сил заранее обрекает нас на пассивное ожидание вражеских нападений. Чтобы обрести способность к проведению активной стратегии, мы обязаны в кратчайшие сроки создать на Дальневосточном театре военных действий могущественный ударный кулак из надводных кораблей высших рангов. Иными словами, нам жизненно необходимы эскадры полноценного состава, включающие один-два линкора, три-четыре крейсера и несколько эсминцев.

Неожиданно подал голос Берия. Уже четверть часа Лаврентий Павлович буквально кипел от ревности к нахальному моряку, который ухитрился на столь долгий срок приковать к себе внимание Сталина. Не в силах более терпеть подобных безобразий, нарком внутренних дел экспансивно произнес длинную тираду на грузинском языке. Сталин, поморщившись, ответил строгим голосом:

— Говори по-русски.

Смутить Лаврентия Павловича было непросто, и он, кивнув, перешел на русский язык:

— Создается впечатление, что товарищ Биберев недостаточно знаком с последними достижениями военной науки. Хорошо осведомленные источники сообщают из Соединенных Штатов, что в Пентагоне считают тяжелые надводные корабли вчерашним днем. Американцы пришли к выводу, что только авиация решит судьбу грядущей войны на море.

И он рассказал, как еще летом 1921 года американский генерал Митчелл организовал учения, доказавшие эффективность авиации в борьбе против надводных мишеней. Эскадрилья армейских бомбардировщиков за считанные минуты отправила на дно трофейные германские корабли — линкор «Остфрисланд» и крейсер «Франкфурт».

Теперь в США делают ставку не на линкоры, время которых уже прошло, а разворачивают строительство плавучих аэродромов — авианосцев.

Он допустил непростительную ошибку. Став заметно мрачнее, Сталин буквально прорычал, что Советскому Союзу необходимы линкоры и тяжелые крейсера, а потому корабли такого класса будут построены любой ценой.

Биберев даже вздрогнул, потрясенный почти мистическим совпадением.

Незадолго до прошлой мировой войны, будучи еще старшим лейтенантом Генерального морского штаба, он присутствовал на большом совещании в Зимнем, где решался вопрос о строительстве бригады «Измаилов» и проект следующей серии линкоров, которую планировалось заложить году в пятнадцатом, когда балтийские заводы освободят свои стапеля, спустив на воду четверку линейных крейсеров. Кто-то в Госдуме попытался возразить: дескать, эти левиафаны обойдутся казне слишком дорого и не лучше ли, мол, построить вместо каждого супердредноута по два эсминца… Николай Второй, человек обычно очень спокойный и меланхоличный, внезапно взорвался, потемнел лицом, стукнул кулаком об стол и твердо заявил: «По копеечке деньги соберем, но линкоры построим!» До чего, казалось бы, разные характеры, а как причудливо совпали военно-морские симпатии…

Между тем Сталин насмешливо проговорил:

— Лаврентий Павлович у нас — дитя гор, от вопросов флота далек. Пусть товарищ Биберев объяснит товарищу Берия, почему нам нужны линкоры. И не просто линкоры, а корабли самого современного класса.

Молотов и Ворошилов не сумели, а может, не захотели спрятать ехидных ухмылок. В последнее время глава НКВД становился слишком опасным соперником для старой партийной гвардии, поэтому обоих ветеранов Политбюро не мог не порадовать этот щелчок по носу, которым Сталин прилюдно угостил своего мингрельского фаворита.

Приведя в порядок мысли, Биберев сжато изложил основы боевого применения надводных кораблей. Одетые в прочную броню, вооруженные крупнокалиберной артиллерией, быстроходные, они были способны контролировать и океанские коммуникации, нарушать грузовые перевозки противника, прорывать оборону и наносить сокрушительные удары по соединениям вражеского флота и береговым сооружениям, обеспечивать огневую поддержку морских десантов. Конечно, признал флагман, авиация представляет определенную угрозу для этих стальных исполинов, однако против бомбардировочных эскадрилий существует прекрасное средство — зенитные пушки.

— Таким образом, новым японским линкорам мы должны противопоставить свои корабли такого же типа, — заключил Матвей Аристархович. — В тесном взаимодействии с воздушными силами наши «Советские Союзы», несомненно, сломают хребет самурайскому флоту…

Одобрительно улыбаясь, Сталин добавил, что у Японии есть восемь линкоров с четырнадцатидюймовыми пушками водоизмещением около тридцати тысяч тонн, построенных в период Первой мировой войны, а также три сравнительно новых линейных корабля — «Нагато», «Тоса» и «Мутцу» — тридцать пять тысяч тонн, двадцать четыре узла хода и шестнадцатидюймовки в четырех двухорудийных башнях. Кроме того, года два назад японцы заложили серию сверхгигантских кораблей. «Ямато», «Сайен», «Мусаси» и «Синане» строились в обстановке строжайшей секретности, замаскированные тростниковыми циновками невероятного размера. Тем не менее разведке удалось выяснить, что линкоры будут иметь тоннаж свыше семидесяти тысяч, бортовую броню почти в полметра и главный калибр в шестнадцать или даже восемнадцать дюймов.

Берия с хмурым видом заглянул в свои бумаги и сообщил:

— Вот последние донесения… — Нарком не стал называть кодовое имя разведчика, а перешел прямо к делу: — На новейших линкорах будет установлено девять пушек восемнадцатидюймового калибра — по три ствола в каждой башне.

Толщина брони на бортах и башнях от двадцати до двадцати четырех дюймов, максимальная скорость хода — двадцать семь узлов. «Сайен» и «Ямато» вступят в строй осенью сорок первого, два других корабля будут готовы к началу сорок третьего года.

— Вот видите, все сходится, — спокойно сказал Сталин и продолжил в обычной своей риторической манере, раз за разом повторяя ключевые слова: — Они будут иметь новые суперлинкоры ровно через два года. Что это за срок, товарищи? Это тот самый срок, на который принц Коноэ наметил агрессию против Советского Союза. А что это означает для нас, как руководителей Советского Союза? Для нас это означает, что мы обязаны уже летом сорок первого иметь на Тихом океане боевые корабли старшего ранга.

— То есть линкоры, — поспешил откликнуться Берия. Всем своим покорным видом он демонстрировал, что раскаялся, осознал былые заблуждения и не намерен более возражать против развития надводных сил. Однако Сталин отрицательно помахал рукой, сжимавшей дымящуюся трубку, и назидательно произнес:

— Вовсе нет. Не надо считать товарища Сталина упрямым старикашкой, который помешан на линкорах и не желает строить других кораблей, кроме линкоров. Товарищ Сталин понимает, что флоту нужны корабли всех классов, включая авианосцы. Однако товарищ Сталин понимает и другое — что за два года мы не успеем построить даже первый авианосец.

Кашлянув, Ворошилов негромко проговорил:

— Коба, я думаю, что за эти два года мы даже заложенных линкоров достроить не успеем…

Нарком обороны доложил, что авианосец «Красная Звезда» существует пока лишь в виде эскизного проекта, и никому даже не известно, когда удастся приступить к монтажу корпуса. Но и четыре исполинских линкора — «Советский Союз», «Советская Россия», «Советская Белоруссия» и «Советская Украина» — строились ужасающе медленно. Судостроительная промышленность СССР не имела опыт создания громадных кораблей водоизмещением около тридцати пяти тысяч тонн. И до сих пор оставалась большая проблема производства турбин для двигателей, наконец, каждый линкор предстояло вооружить действительно лучшими в мире шестнадцатидюймовыми пушками, дальнобойностью свыше сорока двух километров, однако артиллерийские заводы приступят к выпуску этих орудий лишь в середине сорок первого, причем смогут выпускать лишь по одной башенной установке в месяц.

— Так что, с какой стороны ни глянь, «Союз» и «Россия» станут в строй летом сорок третьего, никак не раньше, — печально подытожил нарком обороны.

— Все это мне известно, — проговорил Сталин глухим голосом. — Для того и собрал вас — вместе подумать, как ускорить создание морской обороны.

— Н-никак не п-получается, — сказал Молотов, от волнения вновь начавший заикаться. — П-против объективных прич-чин н-не попрешь.

И тогда Биберев осмелился произнести вслух то, о чем давно уже думал, хотя и сам не слишком верил, что подобный замысел удастся претворить в жизнь. Однако теперь, когда стала очевидной безвыходность ситуации, приходилось хвататься даже за такую несбыточную надежду.

— Товарищ Сталин, можно попытаться купить за границей готовые корабли, — неуверенно сказал флагман.

Сталин раздраженно поморщился, затем, саркастически улыбаясь, ответил с убийственной иронией:

— Полагаете, империалисты согласятся помогать усилению нашего государства? Боюсь, ваше благодушие граничит с политической близорукостью.

— Возможно, товарищ Сталин. Но даже гитлеровцы почти согласились продать нам крейсер и крупнокалиберные морские пушки.

Молотов поспешил уточнить:

— Не «почти», а согласились. Они расплатятся за поставки нашего хлеба и нашей нефти техникой военного назначения. Вскоре мы получим тяжелый крейсер «Лютцов», чертежи линкора «Бисмарк», пушки калибра пятнадцать и восемь дюймов, новейший истребитель Мессершмитга. И еще итальянцы строят для нас быстроходный эсминец.

Нахмурившись, Сталин встал из-за стола, сделал несколько шагов в сторону дома, разминая ноги, — он страдал полиартритом, а потому не мог долго сидеть.

Затем, медленно вернувшись к остальным, машинально уточнил, продолжая обдумывать биберевские предложения:

— Не эсминец, а лидер эсминцев. Лидер «Ташкент»…

— Вот видите… А в Америке кораблестроительная промышленность так и не выбралась из кризиса. — Флагман заторопился, выдвигая новые аргументы в пользу своей идеи. — У них законсервированы очень неплохие корпуса, которые заложены еще в годы мировой войны, а потом так и не были достроены. Уверен, американцы согласятся продать их по сравнительно низкой цене — лишь бы хоть какие-нибудь деньги получить.

Сталин раскурил трубку, сделал глубокую затяжку, поинтересовался:

— Какие именно корабли можно купить в Соединенных Штатах?

— У них много почти готовых кораблей нужного нам класса, — с облегчением ответил Биберев. — Самые удачные среди них — шесть линкоров типа «Кентукки» и три линейных крейсера типа «Лексингтон». Все они спущены на воду, но попали под ограничения Вашингтонского и Лондонского договоров и уже двадцать лет потихоньку ржавеют возле достроечных стенок.

— «Лексингтоны» слабоваты. — Неожиданно Сталин в очередной раз блеснул своей дьявольской эрудицией. — Скорость у них, может быть, приличная и артиллерия мощная — это верно. Но при такой тонкой броне от них будет немного пользы… Товарищ Биберев, напомните нам данные линкоров «Кентукки».

С легким ужасом Матвей Аристархович вдруг понял, что Сталин, помимо всего прочего, держит в памяти тактико-технические характеристики военных кораблей ведущих держав. Возможно, он подзабыл конкретные цифры, но запомнил же слабые места «Лексингтонов»! Только сейчас флагман начал осознавать, какая бездна знаний хранилась под черепным сводом диктатора… Не без труда поборов почтительный трепет, Биберев зачитал записи, которые сделал в своем блокноте, готовясь к сегодняшней встрече.

Каждый из шести линкоров, заложенных с января по апрель 1917 года, превосходил по боевому могуществу любой корабль той эпохи. Согласно традициям американского флота, они были названы именами различных штатов: «Кентукки», «Вермонт», «Монтана», «Род-Айленд», «Индиана» и «Небраска». При водоизмещении в сорок одну тысячу тонн, одетые в броню толщиной шестнадцать — восемнадцать дюймов, эти великаны должны были иметь скорость до двадцати трех узлов.

Двенадцать шестнадцатидюймовых пушек размещались в четырех башнях, а численность экипажа составляла свыше полутора тысяч офицеров и матросов. Иными словами, даже сегодня, спустя двадцать лет после разработки проекта, эти линкоры были мощнее большинства японских и английских кораблей этого класса.

— Они сильнее даже новых германских линкоров, — кивнул Сталин. — Однако двадцать три узла — это слишком мало. Тем паче для тихоокеанских акваторий.

— Совершенно с вами согласен, — снова заторопился Биберев. — Но за эти годы появились более совершенные двигатели, теперь механизмы того же размера развивают втрое большую мощность. Если уговорим американцев поставить на линкор современные котлы и турбины, стандартная скорость корабля увеличится до двадцати шести — двадцати семи узлов.

Он почувствовал, что сумел убедить собеседников. Члены правительства и руководитель ЦК азартно обсуждали детали предстоящей сделки. После недолгого обмена мнениями Сталин поручил двум наркоматам — иностранных и внутренних дел — прозондировать по своим каналам ситуацию вокруг недостроенных кораблей, их техническое состояние, разведать настроения в заокеанских политических сферах, оценить стоимость контракта и проработать остальные подробности.

— Когда проясним обстановку, отправим в Америку делегацию, — повеселевшим голосом сказал Сталин. — Вы, товарищ Биберев, поедете в Вашингтон подписывать соглашение.

Записав в блокнот полученные задания, Берия произнес с задумчивым видом:

— Я сомневаюсь в надежности товарища флагмана второго ранга. У него в семье не все ладно, сын его связан с врагами народа. Напоминаю, что таких людей мы обычно посылаем не в загранкомандировки, а в совершенно ином направлении.

У Биберева аж поджилки похолодели, а Берия, злорадствуя, продолжал: мол, сынок знатного флотоводца сожительствует с девицей, папаша которой схлопотал десять лет по пятьдесят восьмой статье. Это был конец. Промелькнула паническая мысль: «Под монастырь подвел, подлец сопливый». Словно сквозь толстую подушку, флагман услышал насмешливый голос, обильно сдобренный всемирно известным грузинским акцентом:

— Какая же она девица, ежели сожительствует с сыном нашего Матвея Аристарховича?.. — Переждав вежливые смешки аудитории, Сталин продолжил: — Что скажете, товарищ Биберев, может ли быть девицей дочь врага народа, с которой сожительствует ваш сын?

Первым во весь голос захохотал Ворошилов, к нему поочередно присоединились Молотов и Берия. Державшиеся поодаль офицеры охраны из последних сил прятали улыбки. Уже предвидя неизбежный вердикт Особого совещания, Биберев пробормотал:

— Товарищ Сталин, сын уверял меня, что профессор Недужко, отец его приятельницы, вовсе не враг, а был арестован по ошибке, как это случалось во времена ежовских перегибов. Не изменял он Родине, просто дурью маялся… Кроме того, я совершенно уверен, что у Сталена не могло быть с ней слишком близких отношений.

— Если отношения были не слишком близкими, значит, она вполне может оставаться девицей, — продолжал развлекаться Сталин. — А что нам скажет товарищ Берия — за какую именно провинность был осужден родитель девицы, которая, возможно, вовсе и не девица?

Лаврентий Павлович, похабно осклабившись, заглядывая в другой блокнот, издал урчащий звук — не то смешок, то мурлыканье — и проговорил:

— Не знаю, что товарищ Биберев считает близкими отношениями, однако, согласно данным наружного наблюдения, ваш отпрыск, лейтенант Стален Биберев только в августе трижды ночевал в квартире Ларисы Недужко, пользуясь отсутствием ее матери, которая ездила отдыхать в Гагру.

Ворошилов со знанием дела заметил, что так и должно быть — в присутствии родителей заниматься аморально несколько неудобно. Он явно собирался привести как поучительные примеры из собственной биографии, но нарком внутренних дел, строго поглядев на него, продолжил:

— Что же касается гражданина Недужко Романа Гришевича, бывшего профессора Ленинградского университета и одновременно замдиректора Пулковской обсерватории, последний был разоблачен как троцкистско-зиновьевский двурушник. Вдобавок он состоял в переписке с зарубежными организациями, а также распускал провокационные слухи о том, будто на Землю высадился десант с другой планеты.

Ежу было ясно, что дело высосано из пальца — но этот наивный и затюканный жизнью флагман Биберев не понимал, что подобные обвинения стоят гривенник за всё. Молотова с Ворошиловым развеселил только последний пассаж — насчет небесных десантников. Однако их игривое настроение мигом развеялось, когда наркомы увидели, как внезапно изменилось лицо Сталина. Шагнув в сторону Берия, диктатор отчеканил:

— Где материалы этого дела?

— Здесь, товарищ Сталин.

Шеф карательных органов с готовностью запустил в свой бездонный портфель.

Разумеется, он прихватил необходимые документы, чтобы раз и навсегда избавиться от флагмана, придавив его горой компроматов. Лаврентий Павлович извлек нужную папку, развязал тесемочки. Сказал досадливо:

— Стемнело, товарищ Сталин. Трудно читать.

— Ничего страшного, товарищ Берия, мы сами почитаем. — В голосе вождя отчетливо громыхнули металлические интонации. — Сейчас мы зайдем в дом, а там на стене есть такая маленькая эбонитовая штучка — если ее повернуть, под потолком сразу зажигается лампочка Ильича.

По его тону все поняли: шутки кончились. Наркомы послушно встали из-за стола и гуськом двинулись в дачный домик. Следом плелся на ватных ногах Биберев, который уже чувствовал леденящее дыхание колымских морозов.

Поднявшись в кабинет, Сталин сел за свой рабочий стол и погрузился в чтение. Бегло проглядев короткое обвинительное заключение и приговор, он отложил в сторону листы с выписками из протоколов допросов, после чего очень долго и внимательно изучал приложенные к делу фотографии. Особенно заинтересовался он снимком, сделанным через телескоп: смазанное светло-серое пятно астероида, от которого тянулись по звездному небу две тонкие яркие полоски — длинная и короткая. Под усами промелькнула ностальгическая улыбка — Сталин вспомнил молодые годы, когда работал наблюдателем-вычислителем в Тифлисской обсерватории.

— Как тебе нравятся эти светлые линии? — он протянул отпечаток Молотову. — Могу объяснить. Астрономические снимки делаются с большой выдержкой. За это время астероид Гермес переместился на несколько километров — поэтому изображение получилось нечетким. Но какие-то источники яркого света в течение тех же секунд двигались гораздо быстрее и оставили на фотопластинке такие длинные следы.

Профессор Недужко полагает, что этими источниками света могли быть двигатели ракетных снарядов, выпущенных с Гермеса.

— Ты у нас старый астроном, тебе и флаг в руки…

Несмотря на столь уклончивый ответ, Вячеслав Михайлович дотошно рассмотрел фотоснимок, озадаченно покачивая головой. Между тем Сталин прочитал по диагонали протоколы, поморщился и сказал:

— Неубедительно. Похоже на очередную ежовскую фальсификацию. Разберитесь, товарищ Берия.

Когда оба первых лица государства и партии говорят, что человек невиновен, остальным положено соглашаться — это понимал даже нарком внутренних дел.

— Сегодня же отдам распоряжение, — прошелестел присмиревший Берия. — Если невиновен — немедленно выйдем на Верховный суд, чтобы пересмотрели необоснованный приговор.

— И поторопитесь, мне нужно с ним поговорить. — приказал Сталин. — Ну, не буду задерживать дорогих гостей…

Пожимая на прощание руку Бибереву, Сталин вдруг осведомился, какое имя следует дать купленному в Соединенных Штатах кораблю. Матвей Аристархович замялся, и тогда Хозяин предложил:

— Думаю, наш первый дальневосточный линкор было бы правильно назвать в честь нашей последней победы на Дальнем Востоке. Пусть носит гордое имя «Халхин-Гол»… — Он проводил гостей до порога и здесь неожиданно проговорил: — Задержись, Вячеслав Михайлович, если не слишком торопишься.

Оставшись наедине со старым другом и самым верным соратником, Сталин тихо сказал, назвав Молотова его давней подпольной кличкой:

— Аким, ты когда-нибудь думал об иноземлянах?

— В последние лет десять не вспоминал, — честно признался Молотов. — Слишком много других дел было. Понимающе кивнув, Сталин продолжил:

— Из-за повседневных забот мы забываем перспективные задачи. Но вот сегодня я узнал две новости, одна из которых меня встревожила, а другая — порадовала. Я узнал, что пару лет назад к нам на Землю, возможно, прилетели какие-то гости из Вселенной. И еще я узнал, что в Советском Союзе есть ученые, которые занимаются этой проблемой.

— Ты видишь в этом проблему?

— Трудно не увидеть. Для этого мы и создали пятнадцать лет назад комиссию Дзержинского, но потом позволили себе успокоиться.

Глава правительства задумчиво проговорил:

— Если на других планетах действительно есть живые существа и у них развилось мышление, то нет ничего невозможного в том, что они научились летать через междупланетные пространства. — Он снова помолчал, собираясь с мыслями. — Но это означает, что они создали науку и технику более высокую, чем мы. Наверняка полеты в космос невозможны без атомной энергии.

— Более того, — добавил Сталин. — Ежели их общество развилось дальше нашего, значит, у них уже построен коммунизм. Именно поэтому стоит поближе познакомиться с иноземлянами. Мы можем получить от них знания, которые стремительно приблизят человечество к высшим ступеням прогресса.

— Но существование иноземлян пока не доказано, — напомнил дотошный Молотов. — Это лишь научная гипотеза вроде теории относительности, алхимии, генетики, квантовой механики или евгеники.

Разгладив усы ногтем большого пальца, Сталин сказал уверенно и безапелляционно:

— Они существуют. Примерно такие, как на этой фотографии. Только, конечно, живые…

Он снова достал пачку снимков, приложенных к делу профессора Недужко, и показал Молотову изображение останков, обнаруженных пять лет назад на острове Феникс. Молотов с нескрываемым любопытством разглядывал фотографию одноглазого черепа.

Глава 12 ОТ КРОНШТАДТА ДО ЛУБЯНКИ

«Максим Горький», родной брат «Кирова», слегка покачивался на мельчайшей зыби, пришвартованный к достроечной стенке завода. Крейсер был почти готов к зачислению в боевой список флота, и рабочие бригады с помощью экипажа в темпе большого аврала доводили последние мелочи.

Светящийся луч, бегавший по зеленому кругу экрана выхватил последнюю воздушную цель, и Каростин торжествующим голосом выкрикнул данные: азимут и удалённость самолета. Моряки, наблюдавшие за испытанием радара, торжественно закричали «Ура!» вперемежку с «Браво!».

— Отличная машина, — с неподдельным восхищением сказал командующий эскадрой, он же председатель приемочной комиссии. — Значит, нам теперь вражеская авиация не страшна?

— Вы слишком многого хотите от моей техники, — протирая пот со лба, Михаил встал из-за пульта. — Локатор только обнаруживает бомбардировщики противника, но сбивать их не умеет. На то у вас есть зенитки.

— Собьем, — заверил его командующий. — Вот по весне лед потрескается, выведем крейсер на ходовые испытания — снова позовем вас в гости. Покажете, как ваш прибор морские цели ищет?

— За горизонтом достанем, — похвастался Михаил. — Хватит у ваших пушек дальнобойности на семьдесят километров?

Моряки признали, что четыреста кабельтовых — это далековато даже для линкора. Легкие крейсера были вооружены стовосьмидесятимиллиметровыми пушками, стрелявшими на вдвое меньшую дальность.

Когда они спустились по трапу на причал, командующий пригласил столичных инженеров в штаб — отметить удачное завершение испытаний. Народ бурно возрадовался, и Каростину, хоть он и ссылался на неотложные дела, пришлось отправиться к богато оформленному банкетному столу и принять все положенные тосты. Гулянка грозила затянуться. «Придется отложить личную жизнь на завтра, — печально подумал Михаил. — Ничего, два дня остаются совершенно свободные, ни на секунду от Ларисы не отойду».

Однако в разгар веселья появился капитан из особого отдела флота, сообщивший, что принес срочную телефонограмму на имя товарища Каростина Михаила Никаноровича. Конструктор прочитал текст и потихоньку начал трезветь: директор СКВ приказывал ему сдать все дела заместителю и немедленно возвращаться в Москву для выполнения особо важного правительственного задания.

— Вот два билета на ночной поезд, — сказал особист, — Отправление через четыре часа. Так что успеете спокойно добраться в гостиницу, собрать вещички.

— А почему два билета? — удивился Михаил.

— Чтобы в купе у вас не было попутчиков, — объяснил предусмотрительный контрразведчик. — Вагон международный, все купе — двухместные.

Тут до Михаила наконец дошло, что происходит. Пошатываясь, он поднялся и сказал:

— Едем! — Потом добавил: — Борис Исаакович, принимайте руководство. Сами подпишете акт испытаний…

Уже в машине он заявил, что должен заехать к знакомым, с которыми не успел повидаться. Капитан кивнул и пошутил: дескать, в нашем деле нет ничего невозможного.

— Я вот подумал: может, вам в поезд охрану подсадить? — проговорил он озабоченно. — Мало ли что…

— Не беспокойтесь, я вооружен, — отмахнулся Каростин. — Мне по должности положено.

— Ну, как знаете, — флотский контрразведчик не скрывал неодобрения. — Поехали.

В гостиничном номере он быстро покидал в чемодан немногочисленные пожитки, оставил дежурной ключ и, на ходу застегивая пальто, спустился к машине. Снег сыпал с неба крупными хлопьями, но шофер бесстрашно давил на газ. Они промчались по Литейному проспекту, свернули на Лиговский, проехали вдоль набережной Обводного канала. Потом автомобиль запетлял по малым улочкам и наконец остановился в глубине 2-го Гангутского переулка возле дома дореволюционной постройки. Вскоре после Гражданской войны это четырехэтажное здание было передано Академии наук, и тогда же в квартиру номер двадцать три вселилась семья астронома Романа Недужко. Впрочем, прошлой зимой профессор, давний приятель Михаила Каростина, поневоле сменил прописку…

— Я пробуду в гостях часика полтора, — сказал конструктор. — Вряд ли вам стоит ждать на морозе. Поезжайте, я сам доберусь до вокзала.

— Мне поручено обеспечить вашу безопасность, — капитан был непреклонен. — Мы подождем.

Пожав плечами, Михаил вошел в подъезд и вверх по лестнице, раздумывая о превратности судьбы, у Романа Григорьевича была прекрасная семья, работа, всемирная известность и все остальное, что нужно человеку его возраста. А потом — арест по безумное обвинению, немыслимый приговор, и верная супруга написала в партком отказ от бывшего мужа предателя. Михаил знал, что Лариса продолжает любить отца, да и Аглая Семеновна не по доброй воле подписала ту бумагу, а потому, что заботилась о будущем единственной дочери. Но вот так сложилось, и остался пятидесятилетний профессор один на белом свете…

От этих крамольных мыслей его отвлекли грянувшие с верхней площадки звуки — сначала грохочущий стук, словно кто-то в дверь колотил, а затем свирепый выкрик:

— Открывайте, НКВД!

Михаил как раз проходил мимо двадцатой квартиры услышал испуганный голос из-за двери: «Господи, пришли!» Лязгнул засов, в соседней квартире зазвенев цепочка. Жильцы, не забывшие частых арестов прошлого, особенно позапрошлого годов, спешили затаиться. Каростин тоже засомневался: стоит ли подниматься дальше, он успел подумать, что оперативники разговаривают с заметным акцентом — эстонцы, наверное, или латыши вдруг Михаил сообразил, ЗА КЕМ там «пришли».

Двадцать четвертая пустовала, поскольку академик Борисов перебрался в столицу, а профессор Рыжов из партшколы кого хочешь за решетку отправит. Так что методом исчисления выходило, что незваные гости повторно наведались к семейству Недужко…

Осторожно ступая, он преодолел еще дюжину ступенек и увидел, как двое в армейских полушубках лягают сапогами дверь двадцать третьей квартиры. Они не видели стоявшего у них за спиной Каростина, а он не без удивления обратил внимание, что один из энкавэдэшников перерезал финкой телефонный шнур. Зачем это нужно — чтобы жильцы не смогли никуда позвонить? Подобные мелочи не должны были тревожить чекистов… «А где же понятые?» — подумал вдруг конструктор. Сквозь хмельной туман сверкнуло озарение: это не НКВД, а бандиты — пришли грабить оставшуюся без мужского глаза квартиру.

Выхватив из кобуры ТТ, он передернул затвор, одним махом взлетел на лестничную площадку четвертого этажа и рявкнул:

— Руки вверх, стать лицом к стене!

Явно не торопясь выполнять его команду, оба псевдочекиста резко обернулись, со свирепым видом разглядывая нежелательного свидетеля. Убедившись, что противник одинок и к тому же не совсем твердо держится на ногах, бандиты заметно успокоились. Тот, что постарше, произнес на немецком языке короткий приказ, из которого Михаил понял, что вооруженного финкой громилу зовут Фрицем.

Презрительно ухмыляясь, Фриц сделал шаг вперед, отводя руку с ножом. Его рыжая шкиперская бородка, совершенно невозможная для сотрудника компетентных органов, окончательно убедила конструктора, что в квартиру Недужко ломились преступники.

Прошипев: «Руссише швайн!» — Фриц метнул вперед кулак, сжимавший финку.

Каростин машинально отшатнулся и дважды нажал спуск. С огнестрельным оружием отношения у Михаила сложились точь-в-точь как с женщинами — горячая любовь без взаимности. Другими словами, стрелял он неважно. К счастью для него, на таком расстоянии промахнуться было невозможно. Выпущенные в упор пули навылет прошили Фрица, и тот отлетел назад, отброшенный сдвоенным ударом. Лезвие ножа промелькнуло в районе каростинской груди, распоров оттопыренный борт пальто.

Сообразив, что этот налетчик уже не очень опасен, Михаил направил пистолет на второго противника. Старший из грабителей как раз засунул руку под полушубок, однако, увидев наведенный на него ствол ТТ, он благоразумно отказался от своего опрометчивого намерения и пропищал. Впрочем, не слишком высоко.

— Ви есть хулиган, — возмущенно пропищал старший, — сорвал важный операция. Вас будет судить трибунал, тшерт подери!

Михаил успел протрезветь и вдруг с ужасом подумал — вдруг эти двое на самом деле ОТТУДА… Пристрелить оперативного работника при исполнении служебных обязанностей — за такие выходки действительно светило особое совещание. Хотя Михаил обладал — в силу второй, литературной, профессии — богатым и очень ярким воображением, представить все тяжкие последствия сегодняшнего происшествия ему не удалось.

События развивались стремительно: на лестнице слышался топот — это спешили привлеченные звуками выстрелов капитан-особист и водитель машины.

Подозрительный тип, которого держал на мушке Михайл, не производил впечатления опасного противника был он повыше среднего роста, но в плечах не широк, вдобавок немолод. Тем не менее ему хватило всего раз взмахнуть ногой, чтобы Каростин, получив сильный удар ботинком в челюсть, грохнулся на спину и при этом ударился затылком об дверь двадцать четвертой квартиры, хорошо еще, меховая ушанка сыграла роль амортизатора. Хотя удар был жестокий, Михаил сознания не потерял и оружие из руки не выпустил. Он просто растянулся на мраморных плитах, с тупым безразличием наблюдая, как бандит достает из-за пазухи пистолет с необычайно толстым и длинным стволом. Первым делом он нацелил это странное устройство на раненого Фрица. Выстрела Каростин не услышал, но Фриц дернулся в последний раз и перестал шевелиться.

— Михаил Никанорович, что с вами? — донесся снизу встревоженный голос капитана.

Бандит, прижавшись боком к стене, уже поднимал пистолет, чтобы расстрелять бежавших на подмогу контрразведчиков, едва те покажутся из-за поворота лестницы.

На конструктора он не обращал внимания, видимо считая, что Михаил не представляет для него угрозы. Ошибка оказалась роковой. Собравшись с силами, Каростин вскинул ТТ и разрядил обойму, стараясь удерживать в прицельной прорези расплывающийся силуэт противника. Долговязый старик шумно упал и покатился по ступенькам навстречу флотским особистам.

Кряхтя и потирая ушибленные части тела, Михаил поднялся, со злорадным удовлетворением наблюдая, как обыскивают раненного в плечо налетчика. Из карманов его френча были извлечены удостоверение полковника НКВД Бориса Петровича Семенихина и бумаги на имя Альфреда Шварца, торгового представителя германской фирмы «Заксен унд Хенвальд». Во всех документах были вклеены одинаковые фотографии — того самого старика, которого подстрелил Михаил, Убитого же звали Фридрих Рюккер, и он Прибыл в СССР от компании «Шлезиен машинверке AT».

Пока особисты изучали документы, Михаил поднял пистолет Шварца. С виду это был обычный парабеллум, но Каростина снова озадачил толстый уродливый набалдашник, навинченный на ствол. Капитан из военной контрразведки пояснил:

— Парабеллум с глушителем. Такие выпускают в Германии с прошлого года — специально для разведки и тайной полиции.

— Так, значит, они не грабители, — сообразил наконец Михаил. — Они шпионы! Ума не приложу — что им было нужно в этой квартире.

— Разберемся, — сказал особист. — Сейчас отвезем его за город, снимем показания и пристрелим при попытке к бегству. А то еще дипломатические скандалы начнутся, зачем нам это нужно…

Услышав о столь мрачных перспективах, ожидающих его в скором будущем, Альфред Шварц торопливо заговорил, умоляя сохранить ему жизнь, поскольку он кадровый разведчик службы безопасности, знает много важных секретов. По словам Шварца, они с Рюккером получили задание от самого Гейдриха, начальника главного управления имперской безопасности. Приказ гласил: проникнуть в квартиру репрессированного профессора Недужко, похитить и доставить в Германию семью ученого, а также все рукописи, которые не были изъяты во время ареста.

Угрожающе помахивая пистолетом, капитан осведомился свирепым голосом:

— Каким образом вы собирались вывозить пленников через государственную границу?

Раненый эсэсовец принялся отвечать, но Михаила эти шпионские подробности не слишком волновали. Он уже пришел в себя после нокаута, алкоголь тоже успел выветриться, и Каростин всерьез забеспокоился: как там две женщины в квартире?

Перепуганы, наверное. Осторожно постучав в дверь, он сказал:

— Ларчик, Аглая Семеновна, это я, Миша. Откройте, налетчиков уже повязали.

Из-за двери раздался плаксивый голос:

— Предатель, тебя подговорили, чтобы уговорил меня отпереть, а потом ворвутся и арестуют… Сначала маму увели, теперь меня взять хотите. Ни в чем мы не виноваты, чего от нас хотите…

Сбивчивые фразы сменились бурными рыданиями. Каростин совсем встревожился, услышав про исчезновение будущей тещи.

— Кто увел тетю Глашу, когда?

— Сам знаешь… Днем позвонили — сказали, что из НКВД, даже машину прислали. А полчаса назад эти появились, тоже НКВД, арестовать хотели… И телефон почему-то выключился…

Зачистив перочинным ножом изоляцию, Михаил соединил проволочки телефонного провода и продолжил убеждать Ларису открыть дверь, но любимая женщина упорно отказывалась поверить в его добрые намерения. В разгар их бурной дискуссии на лестнице опять затопали и появилась сама Аглая Семеновна в сопровождении пожилого полковника с малиновыми петлицами, указывавшими на его службу в наркомате внутренних дел. Когда вновь прибывших ввели в курс дела, профессорша решительно гаркнула:

— Ларка, открывай. Никто тебя сажать не собирается.

Звякнула дверная цепочка, и на площадку выглянула заплаканная Ларочка.

Оставив чекистов разбираться с эсэсовскими шпионами, Аглая Семеновна затолкала в квартиру дочку и предполагаемого зятя, после чего тоже прослезилась и тихо проговорила:

— Лара, Мишенька, у нас большое счастье. Рому освободили…

И она поведала, как в областном управлении НКВД ей показали судебное постановление об отмене приговора в отношении гражданина Недужко Р. Г. в связи с отсутствием состава преступления. Затем ей дали возможность поговорить по телефону с мужем, который жил пока на какой-то подмосковной даче. Роман Григорьевич сказал, что здоровье у него пошло на поправку, и велел переслать в Москву две папки с бумагами, которые должны храниться в нижнем ящике секретера.

— А он что, не приедет? — удивилась Лариса.

— Наверное, попозже. Пока у него там какие-то дела. И еще… Рома об этом ничего не сказал, но, конечно, знает, что я от него отреклась… — Аглая Семеновна умолкла, смахивая слезинки. — Не смогу я с ним сейчас встречаться… Лара, бумаги в Первопрестольную ты повезешь. Завтра с утра побежим за билетами.

— Вот вам билеты. — Жестом циркового фокусника Михаил продемонстрировал две разноцветные бумажки. — В нашем полном распоряжении купе «люкс», отправление через полтора часа, у дверей ждет лимузин.

Состав отошел от перрона с почти незаметным опозданием. Сразу два управления НКВД пытались обеспечить их охраной, но Каростин решительно пресек эти поползновения, поскольку намеревался остаться в купе вдвоем с любимой женщиной. Сошлись на соломоновом решении: Михаил и Лариса едут в люксе, а чекисты — в соседних купе.

Во время легкого ужина он красочно пересказал недавние события на лестнице академического дома. Лариса слушала, ахая, охая и хватаясь за сердце, а временами поддакивала: помню, мол, эти крики и эти выстрелы. От волнения ее внушительных размеров бюст колыхался так энергично, что Михаил, будучи не в состоянии сдерживаться, приступил к решительным действиям. По обыкновению, Лариса сделала неприступно-недоумевающее лицо, начала говорить, что не хочет и что заниматься такими вещами в общественном транспорте — просто неприлично. Когда она воззвала к моральному кодексу добропорядочного комсомольца, Михаил ласково поцеловал красивую дурочку и сказал, посмеиваясь:

— И не надоело тебе понапрасну воздух колыхать? Каждый раз на этом самом месте начинаешь голову морочить, хотя прекрасно знаешь, чем все кончится. Сколько же тебе повторять: я уже давно не комсомолец и вдобавок беспартийный… Так что кончай кочевряжиться, сама хочешь не меньше моего.

Прыснув, Лариса бросилась на него со словами:

— Ну что с тобой поделаешь…

Они провели бурную ночь в покачивающейся под колесный перестук койке, а затем продолжили свои в высшей степени приятные занятия в московской коммуналке, где Каростин занимал две комнаты. Изредка его беспокоила странная нервозность Ларисы, но потом Михаил решил, что она просто перенервничала и не пришла в себя после визита эсэсовских лазутчиков.

А в действительности Ларису смущало совсем другое: Миша ей попрежнему нравился, но в прошлый раз имел неосторожность пригласить Ларису на день рождения старшей сестры Анечки. Там Лариса познакомилась с племянником Михаила и своим ровесником. Нежнейшие ее отношения с лейтенантом морской авиации развивались неожиданно стремительно, и безумно влюбленный парень уже делал предложение руки и сердца. Ларисе очень льстило, что из-за нее потеряли голову сразу двое шикарных кавалеров, но была бы ужасно потрясена, когда бы узнала, что про их роман известно даже первым лицам государства. Однако она, к собственному счастью, ничего такого не ведала и была озабочена лишь одним — что бы Стален ничего не узнал о ее связи с Мишей, а Миша — о ее связи со Сталеном. До сих пор это неплохо удавалось.


Около двух часов дня в дверь постучал сосед и произнес конспиративным шепотом:

— Михал Никанорыч, ты дома? К телефону тебя.

Телефон, как было принято в те годы, висел на стене общего коридора. Из трубки прозвучал знакомый интеллигентный голос:

— Миша? Здравствуйте, Мишенька. Мне передали, что вы привезли бумаги. Как бы их поскорее получить?

— Здравствуйте, Роман Григорьевич, — засопел спросонок Каростин. — Ой, как хорошо, что вы позвонили! Рад вас видеть, то есть слышать… Мы все так за вас переживали. У меня ваши бумаги, и Лариса тоже здесь. Я бы сам завез, но меня зачем-то в наркомат отозвали прямо из командировки… — Он только сейчас вспомнил о вчерашней телеграмме.

Профессор Недужко произнес недоуменно:

— При чем тут наркомат? Это я вас вызвал. Сейчас за вами машину пришлют.

Через час черный ГАЗ-А подкатил к огромному зданию, внушавшему страх и надежду всему Союзу и половине остального мира. Михаила и Ларису провели по лабиринту коридоров, и вскоре молодые люди оказались в кабинете, где висели на стенах портреты Ленина, Сталина, Дзержинского и Берия. У окна, дымя папиросами, оживленно беседовали Недужко и моложавый майор восточной внешности.

Увидев отца, Лара снова пустила слезу и с воплем: «Папа! Папочка! Дорогой!» — бросилась к нему, чуть не сбив его с ног. Профессор торопливо чмокнул дочку, рассеянно пожал руку Михаилу и вцепился в свои папки. Торопливо проглядев содержимое, он с облегчением сказал майору:

— Все на месте.

Полтора года отсидки совершенно не отразились на его характере. Романа Григорьевича по-прежнему волновали только собственные идеи, пролагавшие тропинку в разгадке тайн Вселенной. Порой казалось, что спектры излучения двойных звезд для профессора Недужко важнее собственного здоровья или семьи, а также всего остального, что не входит в круг его научных интересов. Майор сказал, улыбаясь:

— Ступайте, Роман Григорьевич. Поработайте сегодня на даче, и с дочкой пообщаетесь, и в бумагах своих разберетесь.

— Да-да, конечно… — Не отрывая взгляда от старых записей, профессор направился к дверям и на ходу рассеянно поинтересовался: — Ларка, ты не забыла стенографию? У нас сегодня будет много дел…

Когда они остались вдвоем, чекист показал Каростину на стул и представился:

— Моя фамилия Рунгулов, зовут — Алан Остаевич. Недавно назначен начальником отделения в Комиссию по специальным научным исследованиям. Так что теперь будем работать вместе.

— Давно я не слышал об этой комиссии, — вырвалось у Михаила.

— И не могли слышать. Комиссия ни разу не заседала с марта тридцать первого. В октябре текущего года про нее снова вспомнили, нарком приказал восстановить аппарат. Я больше месяца разбирался с архивами, наткнулся на вашу фамилию. Вот решил побеседовать. Тем более профессор Недужко тоже очень хорошо о вас отзывался…

В середине двадцатых годов, когда НКВД еще был безобидным ведомством, координирующим деятельность местных советов, в недрах ОГПУ родилась комиссия под председательством самого Железного Феликса. Новый орган занимался загадками природы и перспективными научно-техническими разработками, включая атомную энергию, ракетные снаряды, радиолокацию, телепатию, ясновидение и телевидение, а также таинственные радиопередачи, доносящиеся из межпланетного пространства.

Особое внимание комиссия Дзержинского уделяла странным светящимся телам, которые носились на разных высотах, нагло нарушая все госграницы и законы природы.

Михаил Каростин был в ту пору голодным студентом Ленинградского физтеха и, чтобы поправить свои финансовые дела, писал авантюрную фантастику о магах, космических пришельцах и монстрах, населяющих джунгли далеких планет. Его опусы охотно печатали популярные журналы «Мир приключений», «Вокруг света» и «Борьба миров», а кое-что удалось даже издать отдельными книжками, хоть и в мягкой обложке.

Сам Михаил считал лучшими два утопических романа, действие которых происходило в коммунистическом Советском Союзе третьей четверти двадцатого века, когда жизнь будет насыщена чудесами техники вроде электрического транспорта, телевизоров, реактивных самолетов, холодильников и радиевых пулеметов, у читателей же колоссальной популярностью пользовалась восьмитомная эпопея «Революция в эфире», описывающая завоевание планет Солнечной системы конно-механизированными корпусами социалистической Земли. Пользуясь идеологическими послаблениями эпохи нэпа, Каростин изложил в анекдотической форме некоторые эпизоды недавно закончившейся Гражданской войны. Стержень политической интриги составляла борьба видного революционера товарища Чачи Хомасуридзе против ренегата и предателя Леона Хрюцкого. По слухам, такая коллизия пришлась по душе прототипу товарища Чачи, и Генеральный секретарь велел соответствующим инстанциям оградить молодого талантливого автора от злобных нападок левых уклонистов. Критики из РАППа и прочих гадючих гнезд окололитературной богемы пытались покусывать его, но издательства исправно, пусть и редко, печатали романы Каростина.

Когда комиссия Дзержинского взялась за проблему выявления инопланетных визитеров, кого-то осенила счастливая идея привлечь к работе в качестве консультантов группу писателей-фантастов. Самым компетентным и вдобавок надежным в политическом отношении оказался автор «Революции в эфире», неоднократно изображавший вторжения космических агрессоров и неравную, но всегда победоносную войну против них. Михаил сотрудничал с комиссией несколько лет, участвовал в проработке нескольких весьма интересных проектов. Потом началась суматоха периода пятилетки и коллективизации, и про комиссию незаметно забыли.

За эти годы Михаил успел окончить институт, начал заниматься телевидением и радиолокацией, стал заведующим отделом в СКБ-42, а совсем недавно подготовил к защите кандидатскую диссертацию.

— Я просмотрел ваши отчеты, нашел много любопытных соображений, — говорил Рунгулов. — Теперь нам предстоит от абстрактных теорий перейти к конкретным.

Уточняю задание: на Землю проникли лазутчики иноземной державы. Нам предписано называть их словом «гонт»…

— В двадцать шестом году я уже работал над этим — перебил майора Каростин.

— Нам дали вводную: дескать где-то среди сибирской тайги живут в секретном укрытии шесть гонтов — человекообразных существ с тремя глазами. Мы еще называли их базу Тунгусским бункером.

Рунгулов прищурился и, повысив голос, сурово проговорил:

— Повторяю, я ознакомился со всеми материалам старой комиссии. Читал и ваши планы, как отыскать Тунгусский бункер. Но сейчас открылись новые обстоятельства. Руководство спустило нам данные о том, что около двух лет назад на Землю прилетел аппарат, на котором находились такие вот, как вы говорите, существа…

С этими словами майор показал фотографию черепа с острова Феникс. Каростин спокойно напомнил, что давно знаком с профессором Недужко, а потому в курсе и находок Карла Рейнмута, и гипотезы самого Романа Григорьевича насчет экспедиции, прилетевшей на астероиде Гермес.

— Тем лучше, — кивнул Алан. — Тогда вам будет легче уяснить оперативную обстановку. По Земле ходят чужаки. Они сильно отличаются от людей, поэтому должны маскироваться. Вы поможете нам разработать план выявления этих существ.

— Полагаете, проблема стоит так остро?

— Если не ошибаюсь, вчера вы были свидетелем того, как два германских шпиона пытались ворваться в квартиру уважаемого Романа Григорьевича. Сегодня из Ленинградского управления прислали протоколы допроса майора СС Шварца. По его словам, целью нападения были именно бумаги, связанные с иноземными визитерами.

— Вы меня убедили… — Михаил задумался. — Видимо, гонты намерены связаться со своими собратьями из Тунгусского бункера. Следовательно, необходимо возобновить поиски этого таежного укрытия. Найдем, выставим засаду…

Рунгулов удивленно поднял на него глаза и просидел некоторое время молча.

Потом пробормотал:

— Об этом никто не подумал… А ведь все сходится! И он поведал, что вскоре после пролета Гермеса в органы госбезопасности начали поступать сообщения о странных небесных явлениях. Заметно участились наблюдения летучих огоньков, которые словно преследовали друг дружку, а порой вспыхивали и взрывались.

Складывалось впечатление, будто на большой высоте развернулось настоящее сражение.

— Если взрываются воздушные или космические корабли, то на землю должны градом сыпаться обломки, — заметил Михаил, но тут же добавил: — Впрочем, куски взорвавшихся машин могут летать с орбитальной скоростью.

— И что же? — заинтересовался майор. — В таком случае обломки не упадут, а будут бесконечно вращаться вокруг Земли.

— Черта с два, они падают, — буркнул Рунгулов. — Что-то шлепнулось в Польше перед самым немецким нападением. А пару недель спустя у нас на Таймыре подозрительный метеорит отмечен. Ищем. Целый полк спецвойск послали.

Продолжая размышлять вслух, Каростин предположил, что гонты пытаются выполнить некую задачу, а кто-то им активно препятствует. Внезапно он вспомнил подробности давнего своего сотрудничества с комиссией Дзержинского. В спущенных вводных говорилось о двух экспедициях, почти одновременно прибывших на Землю в первом десятилетии двадцатого века. Там упоминались враждебные гонтам существа, внешне ничем не похожие на людей — что-то вроде каракатиц. Как же их называли?..

Журдены… Нет, фурбены.

Конец декабря в Южном полушарии — самый разгар лета. Тем более необычно выглядел рослый плечистый европеец, вошедший под вечер в отель «Бенефис» на окраине Лимы. Чтобы обратить внимание на его персону, хватило бы даже мимолетного взгляда на лицо, обезображенное глубокими складками кожи нездорового цвета. Вдобавок странный гость был одет явно не по погоде. Все его тело было закрыто одеждой.

Сопровождаемый носильщиком, который с натугой тащил два тяжеленных чемодана, приезжий направился прямо к стойке и небрежно бросил паспорт заспанному портье.

— Мне нужен номер, — произнес он на очень правильном испанском языке. — Желательно «люкс».

Заглянув в документы, портье узнал, что имеет честь разговаривать с гражданином Австралии мистером Эмилем Д. Роджерсом. Вписав данные клиента в толстую конторскую книгу, он принял плату за проживание на неделю вперед и протянул Роджерсу ключи от номера. «Не может австралиец так чисто говорить по-испански, — машинально отметил гостиничный клерк. — Или франкист, или наш, латинос…» Впрочем, в полицию портье о своих подозрениях сообщать не стал — отель «Бенефис» принимал и более сомнительных клиентов.

Поздно вечером, когда сумерки смазали неземные черты его маски, гонт покинул отель и направился в район трущоб. После недолгих поисков инопланетянин нашел хибару старого пьяницы Мануэля, который зарабатывал себе на текилу, сопровождая охотников, кладоискателей, археологов и прочих богатых бездельников, частенько посещавших перуанские вечнозеленые леса. Узнав, куда намерен направиться австралийский этнограф, Мануэль мгновенно протрезвел и твердо заявил:

— Ищите других дураков, кабальеро. Я не самоубийца.

— За такие деньги я найду их без труда, — проурчали микрофоны, вмонтированные в маску гонта. — Но не каждый самоубийца знает тропинки в тех местах.

Пришелец швырнул на обшарпанный стол пухлую пачку долларов. Мануэль жадно глотнул, протрезвел еще раз, после чего жалобно пробормотал, не отрывая взгляда от денег:

— Синьор, это очень опасно, там живет смерть…

— По-моему, ты просто набиваешь себе цену, — равнодушно ответил гонт.

— Нет, синьор, я просто боюсь. Жрецы храма не выпустят нас живыми.

— Не бойся, мы будем хорошо вооружены.

— Что могут два ружья против целого племени людоедов… — Мануэль машинально принялся пересчитывать купюры.

— Нас будет не двое, — обнадежил старика мнимый Роджерс. — Выходим завтра на рассвете.

Своих спутников бедняга Мануэль различал только по одежде. Три австралийца были на одно лицо, словно приходились Роджерсу братьями-близнецами. До Кампо-дель-Пупо они добрались за полдня, благодаря мощному мотору грузовика-вездехода фирмы «Форд», однако дальше пришлось идти пешком, частенько прибегая к помощи мачете, чтобы прорубить дорогу сквозь заросли. Клиенты достались Мануэлю здоровые, за четыре часа они продвинулись на десять миль, ни разу не провалившись в болото.

Темнота и ливень заставили путников остановиться на привал. Когда старик умял банку мясных консервов, пришельцы погрузили его в гипнотический сон и с облегчением стянули маски. Земная пища им не годилась, поэтому гонты были вынуждены таскать в рюкзаках недельный запас провианта — на случай, если не будет возможности принять корабль снабжения с базы.

Утолив голод, они снова надели респираторные маски, приняли антидот и продули легкие газовой смесью, имитирующей атмосферу Огонто. Болезненные ощущения медленно отступали. Можно было заняться текущими делами.

Три гонта проникли в сумбурную смесь обрывков воспоминаний, пульсирующую в разуме спящего Мануэля. Вскоре, они нашли то, что искали, но вдобавок обнаружили намек на информацию, совершенно неожиданную и даже тревожную. Обменявшись телепатическими репликами, инопланетяне разбудили старого охотника, и Роджерс проговорил;

— Амиго, пришло время поговорить о твоем путешествии к храму. Почему-то ты не захотел рассказать нам, как сопровождал туда моряка из России…

Мануэль воззвал к святой Марии Гуаделупской и принялся божиться: дескать, не знает никакой России, никакого моряка и вообще, мол, никогда не бывал в тех дебрях, лишь слышал про святилище от других охотников. Именно такой реакции добивались гонты. Психика разумных существ любой планеты устроена очень похожим образом, пока перепуганный проводник врал, в его сознании мелькали истинные картины давнего путешествия.

Умело корректируя поток мыслей землянина, пришельцы восстановили подробности похода, когда Мануэль вел русского офицера до ворот храма. Через восприятие Мануэля они увидели мрачный зал, озаряемый пламенем факелов, увидели главную святыню храма — мумию демона в прозрачном саркофаге. Бывалые астронавты сразу узнали анабиозную камеру, какими оснащались звездолеты авикаузов.

Вероятно, корабль, прилетевший на Землю с Авики, потерпел крушение и спасшийся член экспедиции надеялся дожить в анабиозе до появления спасателей. Надежды его явно не оправдались — судя по состоянию организма, камера давно уже прекратила функционировать…

Не в силах сопротивляться телепатическому натиску, Мануэль признался, что они с тем морским офицером сумели втереться в доверие к жрецам, а затем бежали, похитив какие-то храмовые реликвии. Закончить рассказ старику не удалось — из темноты возникли невиданные создания, напоминавшие восьминогих паучков, тела которых сверкали металлическим блеском.

— Фурбены! — вскричал кто-то из гонтов, запоздало выхватывая бластер.

Каждый успел выпустить несколько импульсов, но роботов было слишком много.

Спустя минуту четыре гуманоида неподвижно лежали вокруг костра, утыканные микроскопическими шприцами со снотворным. Потом на полянку опустилась машина Фурбенты, и вскоре Мануэль, лже-Роджерс и остальные оказались в не слишком комфортабельном грузовом отсеке транспортного модуля.

Фурбенские роботы имели задание доставить пленников на базу, однако в небе над Тихим океаном их перехватили истребители гонтов. Бой был коротким: несмотря на яростное сопротивление дисков, конвоировавших грузовой корабль, взлетающие тарелки Фурбенты погибли вместе с роботами и пассажирами.

Получив от Мануэля информацию чрезвычайной важности, Роджерс и двое сопровождавших его гонтов-разведчиков не успели передать эти сведения по инстанции, так что на звездолете ничего не знали про экспонаты затерянного в джунглях храма. На очередном совете главных специалистов возобладало мнение, что не следует больше рисковать жизнями исследователей ради проверки туманных слухов о древнем капище. На повестке дня экспедиции стояли две первоочередные задачи: уничтожить астероидную крепость противника и отыскать бункер, в котором ждут помощи сопланетники.

Глава 13 ВОЗЛЕ ЗОЛОТЫХ ВОРОТ

Старина «Колорадо» был не слишком велик — всего на десяток метров длиннее и на три шире, чем любой из советских дредноутов дореволюционной постройки. С верхних этажей надстройки, где устроились Михаил и офицерская молодежь, открывался отличный обзор на бак. Здесь громоздились две башни, из прорезей в броне которых угрожающе глядели зачехленные шестнадцатидюймовые стволы. Линкор возвращался с тренировочных стрельб, на которые были любезно приглашены оба советских гостя.

Чересчур большой и грузный, чтобы причалить у пирса, корабль швартовался к бочке примерно в полумиле от берега. Не слишком сложный маневр оказался долгим и долгим из-за колоссальной инерции плавучей крепости, и у них было вдоволь времени, чтобы поболтать по душам.

— Вы у себя в Советах, наверное, ничего не знаете о Штатах, — пожалел нового приятеля лейтенант Стив.

— Почему же, кое-что слышали, — снисходительно ответил Михаил. — У вас много небоскребов, миллион гангстеров и автомобилей. Кроме того, в каждом американском городе из кранов течет горячая вода и работает телевидение.

Офицеры дружно застонали: дескать, во Фриско телевизоры только черно-белые, а вот в Нью-Йорке уже начались цветные передачи. Вдоволь пострадав на этот счет моряки вернулись к прежней теме — что известно о них советским людям. Михаил имел неосторожность ляпнуть: мол, мы любим анекдоты про американцев. Разумеется аборигены потребовали рассказать хотя бы один.

— Ладно, слушайте, — ухмыльнулся Каростин. — Один парень из Техаса подцепил в кабаке девку и повез к себе. Она без конца восхищалась: «Ах, какой у тебя большой револьвер, какой большой автомобиль, какое большое ранчо, какой большой дом…» Он с гордым видом отвечал: «Конечно, ведь у нас в Техасе — все самое большое в мире». В спальне она застонала: «Ах, какая большая кровать!» Он конечно, ответил: «У нас в Техасе — все самое большое». Утром она разочарованно заявила: «А ты говорил, что у техасцев все самое большое в мире». Он смущенно бормотал: «Я же не знал, что ты — тоже из Техаса…»

Американцы оказались ребятами непосредственными. Над этим анекдотом они хохотали так громко, что корабль чуть не перевернулся, а кто-то из старших офицеров даже бросил гневный взгляд на верхний ярус, где беззаботный молодняк веселился, отвлекая солидных людей от серьезных разговоров.

Младшие офицеры весело откозыряли грозным командирам и снова захихикали, — похоже, субординацию в грош не ставили. Янки тоже рассказали пару-другую довольно неплохих анекдотов. Попутно кто-то заметил, что русский инженер разговаривает как настоящий техасец — твердо выговаривает букву «r» в окончаниях типа «-еr», чего английская фонетика не допускала, но в южных штатах свои законы.

Между тем Михаил, имевший многолетний опыт сотрудничества с Иностранным отделом ГПУ и НКВД, отнюдь не развлекался. Наладив добрые отношения с командой линкора, он узнал массу интересного. К примеру, он выяснил, что американский радиолокатор работает на частоте двести мегагерц и различает цели всего на тридцать пять — сорок километров. Другими словами, заокеанский агрегат был значительно хуже установки «Сегмент», которую разработал отдел, возглавляемый талантливым советским конструктором М. Н. Каростиным.

А в это время на мостике линкора помощник военно-морского министра Фрэнк Хадфилд уныло повторил:

— Простите, адмирал, но вы просите невозможного. Ни президент, ни Конгресс не согласятся продать Советам боевой корабль такого класса.

Биберев попытался заново повторить свою аргументацию и вдолбить туповатым янки, что недостроенные линкоры приносят одни убытки, а продав хотя бы один из них, Соединенные Штаты получат живые доллары. Однако этих странных людей не удалось прошибить даже взыванием к прославленным чертам американского характера — предприимчивости и умению считать деньги. Командующий флотом сказал, разводя руками:

— Адмирал, не тратьте понапрасну своего красноречия. Все мы прекрасно понимаем, что вы предлагаете выгодную сделку. Но тут вмешалась большая политика.

Осенью предстоят президентские выборы, так что ни один важный вопрос решаться не будет. По крайней мере, до конца года.

— Вы меня убиваете, — признался Биберев. — Как я понимаю, нет силы, которая заставила бы ваших правителей пойти нам навстречу.

Он намекал на крупных капиталистов и банкиров, способных призвать к порядку президента и сенаторов, которые были, как известно, лишь прислугой при акулах империализма. Однако неожиданно для него Хадфилд сказал, усмехаясь:

— Может быть, на это способен Счастливчик Лучано…

— Кто? — удивился Михаил Аристархович, впервые слышавший это имя. — Он, наверное, влиятельный политик или финансист?

Наступила неловкая тишина. Потом флагманский артиллерист пробормотал:

— Вы почти угадали. Правда, я слышал о человек который влиятельнее, чем Лаки Лучано. Однако он отдыхает на Скале.

Похоже, аборигенам нравилось говорить загадками. По крайней мере, Биберев не понял, на что они намекают. Один из адмиралов негромко засомневался: дескать, с какой радости Счастливчик станет помогать Советам. Хадфилд буркнул:

— Просто я неудачно пошутил.

И он вдруг начал вспоминать славный боевой путь американского флота: сражения с англичанами времен за независимость, стычки броненосных мониторов северян и южан, а также многочисленные интервенции южнее мексиканской границы.

Остальные поддакивали насчет войны с Испанией. Сильно развеселились старики, когда заговорили о событиях третьей четверти прошлого века — в те годы флот водрузил звездно-полосатые флаги над семью десятками безлюдных островов, разбросанных по Тихому океану и Карибскому морю. С этих клочков суши вывозили ценнейший сельскохозяйственный продукт — сушеное птичье дерьмо, используемое в качестве удобрений.

Чуть позже, когда они сошли на берег, помощник министра шепнул советским представителям:

— Господа, поверьте, я искренне желаю успеха вашей миссии. Можете посетить причалы, где стоят недостроенные корабли. Сами посмотрите, в каком они состоянии. Я, со своей стороны, буду лоббировать ваш проект. Но… — он покачал головой, — очень сомневаюсь, чтобы нам удалось протащить эту сделку через все бюрократические инстанции.

Верфь находилась неподалеку от военно-морской базы, так что автомобиль довез их за какие-нибудь четверть часа.

Охрана верфи была предупреждена о посетителях, у ворот предприятия их встретил сам технический директор мистер Берне. Солидный немолодой человек подобострастно лебезил, называл гостей «господа большевики» и всячески расхваливал свой застоявшийся товар. Вместе с профсоюзным активистом, которого звали Франческо Ликато, они тщательно осмотрели проржавевшие туши линейных кораблей. Завершив инспекцию, Матвей Аристархович авторитетно заявил, что имеет смысл говорить о покупке лишь одного линкора — «Род-Айленда».

— Полностью с вами согласен, — закивал Берне. — Если договоримся, из этой груды металла всего за год можно будет сделать конфетку.

Они с Биберевым быстро нашли общий язык. Американец прикинул необходимый объем работ и приблизительную смету, а красный флагман настойчиво уточнял, какие изменения следует внести в конструкцию: новые двигатели, усиленное бронирование бортов и палубы, дополнительные зенитные установки и так далее. Слушая их, Ликато радостно скалился и предвкушал, сколько рабочих мест прибавится благодаря этому контракту. Такая идиллия продолжалась, пока Матвей Аристархович не проговорился, что вашингтонские политики пока не дали добро на продажу линкора Советскому Союзу.

Лица у американцев сразу вытянулись, взгляды стали злыми, а тон — сухим. В гробовом молчании судостроители отвели гостей к воротам. Здесь Биберев, пытаясь спасти ситуацию, заметил:

— Мистер Хадфилд говорил, что еще не все потеряно. Он надеялся на помощь какого-то Счастливчика.

— Лаки Лучано? — прошептал внезапно побледневший технический директор. — Он-то здесь при чем?

Профсоюзный деятель, напротив, сразу повеселел. На его лице снова заиграла приветливая улыбка. Ликато радушно угостил москвичей ароматными гаванскими сигарами и глубокомысленно произнес:

— Интересная мысль. Сам Лучано, конечно, вам не поможет, это не его территория. Но вообще мафия могла бы лоббировать контракт. Я обязательно переговорю с Тони Каноцци.

Берне задрожал, словно его прошиб озноб, и взмолился, чтобы Франческо не упоминал его имени. Профсоюзник презрительно отмахнулся, проводил советских заказчиков до самой машины и еще раз заверил, что обратится за консультацией к очень влиятельным людям Сан-Франциско.

Прощаясь, Ликато осведомился, не желают ли дорогие господа большевики получить в подарок какую-нибудь безделушку. От одной мысли об этом запуганный бесконечными кампаниями красного террора Биберев пришел в ужас — не приведи Господь, в НКВД пронюхают и припаяют получение взятки от поганых империалистов!

Каростин, наоборот, ничего не боялся, поскольку знал, что высочайший почитатель его романов со снисхождением относится к мелким безобидным слабостям беспартийной интеллигенции.

— Была у меня одна мечта, но тут вы помочь не сумеете, — с искренним огорчением сказал Михаил. — Я слышал, что в Америке свободно продают оружие, но вчера в магазине ничего не вышло.

— Разумеется, не вышло, — улыбнулся Франческо. — Надо получить разрешение в полиции, а для иностранца это довольно сложно. Какую игрушку вы приглядели — надеюсь, не крупнокалиберный пулемет?

— Уймись, Мишка! — простонал флагман.

— Перестань нервничать, — шикнул на него по-русски конструктор. — Как ты понимаешь, это секретарь профкома, а не шериф и разрешений на продажу оружия не выдает. Мы просто ведем светскую беседу… — Он снова перешел на английский: — Я не хочу пулемет, Франческо. Мне очень понравился револьвер «смит-и-вессон» под патрон «магнум» калибра триста пятьдесят семь.

— Прекрасный выбор, — одобрил Ликато. — Приятно иметь дело с грамотными людьми.


Когда захлопнулась дверца и машина покатила по автостраде в сторону Сан-Франциско, Биберев принялся читать нотацию: мол, мы находимся в ответственной, государственной важности загранкомандировке, а потому обязаны вести себя как подобает советскому человеку, и всякое такое пятое-десятое.

Михаил даже не стал слушать этот бред. Удружила сестрица, выбрала себе супруга-труса. Он устал повторять старому козлу, что они работают под прикрытием едва ли не самой серьезной службы НКВД — Главного управления госбезопасности. Им спустят любые прегрешения, лишь бы удалось добиться результата. Но не объяснять же все это заново, да еще в присутствии американского шофера, который запросто мог оказаться агентом ФБР, понимающим русскую речь. К тому же бесполезно Матвею что-либо объяснять — жизнь слишком часто и жестоко била потомственного морского офицера, он теперь цвета собственных подштанников боится…

Наконец их «форд» вылетел на Маркет-стрит, главную улицу Фриско, и Михаил лениво проговорил по-русски:

— Останови-ка здесь, любезный.

Водитель послушно отпустил педаль сцепления, нажал на тормоз и только тогда сообразил, что выдал себя. Ухмыляясь, Каростин кивнул ему на прощание и сказал:

— Что, земляк, у Колчака в Осваге служил? Ну, передавай привет мистеру Гуверу.

Управляемая бывшим белогвардейцем машина растворилась в разноцветном потоке «фордов», «шевроле», «кадиллаков», «ситроенов» и прочих «крайслеров». К этому времени Биберев немного успокоился и спросил:

— Думаешь, он был из ФБР?

— Не знаю… — Михаил равнодушно передернул плечами. — Главное, что мы при нем не сказали ничего лишнего… А не перекусить ли нам, дорогой зятек? Гляди, какая симпатичная рыбка.

Рыба, о которой он говорил, была нарисована на вывеске ресторана, где кормили дарами океана. В полупустом зале обслуживали мгновенно: официантка расставила на столике салаты из крабов и морской капусты, внушительные порции жареного лосося, бутылки кока-колы и пива. Однако просьба принести побольше хлеба вызвала легкую панику. Удившись, что правильно поняла заказ и что странным клиентам оказалось мало стандартной порции из четырех галет, девица сделала изумленные глаза, но хлебцы таки принесла.

— Опять маловато, — заворчал Биберев. — Просил же эту дуру принести побольше.

— Не переживай, обойдемся. Невкусный у них хлеб, пресный.

— Дикая страна. — Матвей Аристархович вздохнул. — Ничего эти ковбои в еде не понимают.

Флагман пребывал в прострации с тех пор, как уразумел, что его замысел покупки линкора благополучно провалился. У него снова разыгралось воображение, и морской волк, помирившись с горьким жребием, отрешенно предвкушал кару, ожидающую их ввиду неудачного исхода командировки.

А вот Каростин свою часть поездки неудачной отнюдь считал. Во-первых, он выяснил, что американский радар получился гораздо слабее советского. Во-вторых, стало яснно: будущее — за аппаратурой сантиметровых диапазонов. Во-вторых, он договорился с фирмами «Вестингхаус» и «Белл телефон» о поставке большой партии радиодеталей для СКБ-42. Наконец, удалось получить с издательств гонорары за четыре романа, которые вышли в Нью-Йорке и Чикаго за последние двенадцать лет.

Оказавшись, неожиданно для самого себя обладателем умопомрачительной суммы в две тысячи долларов, Михаил принялся швырять деньгами: купил себе два отличных костюма, пальто, плащ, шляпу, галстуки, сорочки, несколько пар кожаной обуви, подарки для сестры и матери, множество книг и журналов. Но главной статьей его расходов стали конечно же бесчисленные подарки для Ларисы.

В ресторанчике шуршали неторопливые разговоры: о футболе и бейсболе, о бродвейских шоу и голливудских актрисах. Посетители много говорили про легендарного негритянского боксера Джо Луиса, который жестоко побил очередного недотепу, дерзнувшего оспаривать титул чемпиона мира в тяжелом весе. А вот война в Евразии местных обывателей совершенно не волновала, словно происходила на другой планете.

— Сытно живут, но тупо, — буркнул Биберев, покончив с рыбой. — С жиру бесятся.

— Загнивают, — согласился Михаил. — В полном соответствии с трудами классиков марксизма-ленинизма.

— Нет, сам посуди, чем они тут озабочены. Читал их рекламу?

— Я и говорю — загнивают.

Рекламные щиты, которыми был изуродован весь город, в самом деле наводили на мысль, будто американская нация охвачена эпидемией маниакальной шизофрении.

Назойливые призывы покупать автомобили «корсар», сигареты «Честерфилд», презервативы «камасутра-плюс», гигиенические тампоны «Тампакс» и прочие бредовые объявления, безусловно, говорили политически грамотным советским людям, что их заокеанские соседи окончательно свихнулись.

— Вот смотри, — не мог успокоиться возмущенный флагман. — Даже здесь покоя нет, всю дверь этой дрянью обклеили.

Протянув официантке две долларовые бумажки, Каростин направился к выходу и машинально, чтобы проверить свое знание английского, изучил содержание рекламных буклетов, облепивших стену и дверь заведения. Из оцепенения Михаил вышел, лишь когда шедший следом флагман настойчиво дернул его за рукав.

— Читай, — прошипел конструктор, чтобы не привлекать внимания окружающих.

— Самое нижнее объявление, без картинок.

Текст был в высшей степени любопытным. Профессор Карл Рейнмут призывал меценатов оказать поддержку независимой организации под названием «Extra-Terrial Beings Research Commitee», то есть Комитет по изучению внеземных существ.

Сегодня вечером в клубе Калифорнийского университета Рейнмут читал публичную лекцию о пришельцах с других планет.

Тащиться на ночь глядя в университет Биберев решительно отказался, сославшись на усталость. Они вышли из ресторанчика и взяли курс на отель «Серебряная звезда», расположенный рядом с набережной. Все вокруг было непривычно: архитектура, лица прохожих, оформление вывесок, одежда, машины, товары в магазинах, поведение людей. Михаил остро почувствовал, как утомило его это царство товарного изобилия. Хотелось домой — к родным лицам, не вполне обустроенной жизни, к работе, к снегу, к друзьям. И конечно, к любимой женщине.

В «Серебряной звезде» они снимали один номер на двоих. Едва скинув плащ и ботинки — Биберев испытывал органическую неприязнь к гражданской одежде, — старый моряк повалился на кровать и заявил, что намерен отсыпаться вплоть до возвращения на родину. Пожелав ему приятных сновидений вроде вызова на парткомиссию, допроса в НКВД или сцены зачитывания приговора в трибунале, Михаил стал одеваться, тщательно подбирая галстук. Не хватало еще показаться провинциалом — знаем мы этих университетских снобов.

— Хамло ты, Мишка, — обиженно сказал Биберев, присев на край кровати. — Знаешь, почему ты шутишь? Потому что страшного не видел. Не знаешь, как это смешно было, когда мы сидели трое-четверо в каюте, сжимали наганы потными лапами, а по всему крейсеру пьяная толпа ревела: пришла, мол, свобода, айда белую кость крошить! Ты, по малолетству, не видел, каких людей тогда в расход списывали. А я два раза через такое прошел — сначала в пятом, потом в семнадцатом. Никому не пожелаю этого пережить. Потому и напуган смертельно на оставшиеся мне годы.

— Мог бы и успокоиться, — примирительно посоветовал Каростин. — Это же черт знает когда было. Те, кто раздувал бессмысленный террор, всякие там Дыбенко и Антоновы-Овсеенко, давно получили по заслугам.

— Как же, обрадовался! Вспомни, что началось после убийства Кирова. Не знаю, как в сухопутных войсках, а на флоте пересажали уйму народу. Ни за что хватали, по самым дешевым доносам. Сейчас-то, конечно, кое-кого освободили, как того же Недужко, только многих уже не вернуть.

— Политика — дело темное. — Михаил махнул рукой. — Я и не представлял, до какой степени тебя запугали. Неужто даже здесь, в Америке, боишься, что в дверь постучат?

— Нет, разумеется, здесь не боюсь…

Сказав это, флагман 2-го ранга вздрогнул и невольно привстал, потому что в тот самый миг раздался сильный и настойчивый стук в дверь. Вздрогнув, он тут же покраснел, устыдившись беспричинного страха. Михаил беззаботно засмеялся, хлопнул родственника по плечу и пошел открывать.

В коридоре перед их номером стояли два американца в дорогих пальто и двубортных костюмах из темной шерсти в полоску. Оба имели пропорции борцов-тяжеловесов и методично жевали модную в этих краях жевательную резинку.

Один из громил поинтересовался:

— Вы из России?

— Из Советского Союза, — уточнил конструктор.

— Вы приехали в Америку покупать пароход? — снова спросил нежданный посетитель.

— Не пароход, а линкор. — Михаил спохватился: — Вы из морского министерства?

— Мы из мафии. Большие боссы решили помочь вам и приглашают для разговора.

Второй добавил, что у входа ждет «мотор», поэтому надо быстро собираться и ехать. Внезапно сверкнувшая надежда на благополучное решение главной цели их командировки окрылила москвичей. Торопливо одевшись, они чуть не бегом устремились к лифту. У входа в гостиницу стоял роскошный лимузин, выкрашенный в лимонно-желтый и темно-зеленый цвета. Когда машина, уютно покачивая их кожаными сиденьями, двинулась вдоль набережной, Михаил тихонько заговорил по-русски:

— Второй раз за сегодняшний день слышу незнакомое слово — мафия. Не знаешь, с чем это дело едят? Биберев задумался, потом неуверенно сказал:

— Кажется, припоминаю. В девятом году — я служил тогда в штабе эскадры — заходили мы на Сицилию. Так вот, мафия была в тех краях очень популярна среди люда. По-моему, сицилийцы называли так людей гордых и отважных. Что-то вроде благородных разбойников, которые защищают крестьян от произвола феодалов, чиновников и полиции.

— Ясно, — сказал Каростин. — Карбонарии.

Для возведения этого города испанские конкистадоры брали участок берега с пересеченным рельефом. Улицы Франциско напоминали полоску на спине двугорбого верблюда: подъем в гору, спуск в ложбину между холмов, подъем. Покатав немного по таким аттракционам, лимузин доставил их к ресторану, построенному на возвышенности.

Кажется, это место называлось Телеграфный холм. Солнце садилось, светя прямо в лицо, от чего вода в огромной чаше залива казалась серебристой. На этом фоне сверкающего неба лучи заходящей звезды четко очертили черную паутину подвесного моста Золотые Ворота, соединявшего Фриско с Оклендом. А в центре бухты темнела глыба острова Алькатрас, под скалами которого были выдолблены тоннели и камеры для особо опасных преступников.

В отдельном кабинете советских гостей ждали два американца лет тридцати.

Безупречно пошитые костюмы, золотые перстни и обувь крокодиловой кожи плохо вязались с представлением о борцах за справедливость, но в стране карбонарии могли иметь особый взгляд на сей счет. Темноволосый сказал:

— Меня зовут Антонио Каноцци, я — главный босс итальянских кланов Калифорнии, а это Лейб Зански, он у нас крестный отец еврейской мафии.

Кареглазый блондин Зански недовольно проворчал:

— Называть еврея «крестным отцом» — большой грех, но трудно требовать, чтобы внук сицилийских пастухов понимал такие тонкости. Поэтому перейдем к делу.

Нам хотелось бы знать, для чего Советам нужны такие дорогостоящие корабли.

Пока Михаил с аппетитом уминал потрясающий итальянский сыр, запивая красным вином, Биберев повторил лекцию, которую полгода назад прочитал на Холодной даче.

Законы морской гонки были просты и общедоступны: если недружественное государство построило боевой корабль с определенными данными, то мы должны противопоставить потенциальному противнику свой корабль, который превосходит врага по вооружению, бронированию и скорости. Выслушав его объяснения. Тони Каноцци экспансивно взмахнул руками и поддакнул:

— Очень правильный подход. Знаешь, Лейб, у этих вояк все, как у нас.

Помнишь, когда Громила Бобби вооружил своих ирландцев списанными армейскими карабинами, мы закупили большую партию автоматов Томсона и кольты сорок пятого калибра.

— И через два месяца весь город стал нашим — кивнул Зански. — Я понял вашу мысль, адмирал. Значит, у ваших врагов есть сильный флот и вам позарез нужны американские линкоры?

Флагман не стал скрывать, что пока враги очень сильны. Немцы долгое время ловко обманывали весь мир, публикуя в прессе заверения, будто новые германские линкоры будут строго соответствовать рамкам Лондонского договора: водоизмещение не свыше тридцати пяти тысяч тонн, главный калибр не больше четырнадцати дюймов.

Англичане и французы, поверив этой дезинформации, построили свои корабли с такими же тактико-техническими данными. А теперь выясняется, что немецкие линкоры «Бисмарк» и «Тирпиц» имеют по пятьдесят тысяч тонн и вооружены пятнадцатидюймовками, то есть намного превосходят по боевым свойствам англо-французских недомерков. Японцы же и вовсе отказались соблюдать лондонские ограничения и готовятся ввести в строй исполинов типа «Ямато».

— Фашисты коварны, — согласился Каноцци. — Синьоры большевики, я намерен раскрыть карты. Мафия не любит фюрера и дуче. Этот ублюдок Муссолини разгромил наших братьев на Сицилии.

— А Гитлер?! — взорвался Зански. — Бесноватый Адольф убивает евреев просто за то, что они евреи!

«Завтра фашисты станут убивать славян, кавказцев, англосаксов и прочих неарийцев», — мысленно продолжил Михаил. А Тони Каноцци продолжал:

— Мы готовы оказать вам помощь в закупке этих линкоров и других вооружений, которые понадобятся Советам для войны против наци.

Началось деловое обсуждение. Мафиози распределили обязанности: кому поручить «обработку» Белого дома, кому — Капитолийского холма, а кому — Пентагона. Потрясенный Каростин спросил:

— Неужели вы имеете такое влияние?

— Разумеется, — спокойно ответил Каноцци. — Президент Рузвельт прекрасно понимает, что без нашего согласия ему не победить на выборах этой осенью. Только мафия решает, за кого проголосуют американцы.

— Каким образом? — поразился Биберев. — Я думал, в Америке эта… как ее… демократия.

— Демократия — это и есть власть, организованная мафией, — просветил его Зански. — Так что все в наших руках.

На этом общая беседа временно прервалась, потому что подали горячее: спагетти и фаршированную рыбу. После трапезы Тони предложил отправиться на шоу с девочками, но москвичи решительно отказались — даже бесстрашный Каростин понимал, что за подобные шалости дома погладят отнюдь не по головке…

— Никто не узнает, — попытался успокоить его Зански.

— Узнают, можете не сомневаться, — вздохнул Михаил. — К тому же через полчаса я должен быть в Калифорнийском университете.

— Вас отвезут, — сказал Каноцци. — А на прощание — небольшие сувениры в память о нашем деловом партнерстве.

Им подарили наборы французской парфюмерии «Шанель». Кроме того, Бибереву досталась прекрасно выполненная модель первого американского броненосца «Монитор», а Михаилу — тот самый «смит-и-вессон» триста пятьдесят седьмого калибра и коробка усиленных патронов «магнум». Обе коробки оказались ужасно громоздкими, из-за чего каростинский портфель застегнулся лишь на один замочек.

Хорошо хоть револьвер мафиози выбрали с трехдюймовым стволом, и оружие без проблем поместилось в боковом кармане пальто.

Аудитория оказалась полупустой — космические визитеры не слишком волновали университетскую публику. К середине лекции слушатели совсем заскучали и начали потихоньку расползаться. Между тем Рейнмут рассказывал очень интересные вещи.

Кроме давних своих выводов, с которыми Михаил был уже знаком, немецкий астроном изложил результаты последних исследований.

Проанализировав древнейшие письменные источники, он пришел к заключению, что инопланетные гости посещали Землю примерно 2500 лет назад. Так, около 490 года до нашей эры жрец одного из племен семитских кочевников Моше Рабейну (более известный как пророк Моисей) якобы получил так называемый Закон на вершине Синайской горы. Другими словами, какое-то высокоинтеллектуальное существо, которого малограмотный кочевник принял за божество, сообщило ему некую важную информацию. Это произошло примерно за полвека до первого публичного чтения Торы.

Непорочное зачатие Рейнмут считал экспериментом в области искусственного оплодотворения — таким образом пришельцы пытались передать аборигенам какие-то важные генетические качества. Библейскую легенду о путешествии Ионы в чреве кита Рейнмут интерпретировал как рассказ о космическом полете землянина на корабле пришельцев.

После лекции Михаил подошел к немецкому ученому, передал привет от профессора Недужко, чем очень обрадовал Карла. Рейнмут признался:

— Я боялся, что Романа расстреляют. Как он?

— Нормально. Продолжает работать.

Их прервали.

Рейнмуту вручили несколько чеков от разных компаний, при этом от ученого потребовали, чтобы он в каждой публикации выражал признательность спонсорам и расхваливал их товары. Карл — высокий грузный немолодой мужчина — униженно благодарил, жал руки и низко кланялся. Когда они с Михаилом снова остались вдвоем, профессор печально проговорил:

— Самому неприятно, а делать нечего. Иначе никто не станет финансировать науку… — Он рассеянно собирал бумаги и диапозитивы. — Очень удачно, что вы нашли меня именно сегодня. Если проведете этот вечер со мной, имеете шанс увидеть кое-что интересное.

Заинтригованный Каростин помог толстяку перенести лекционный инвентарь.

Рейнмут жил неподалеку в коттедже на окраине университетского поселка. По дороге астроном рассказал, что вынужден был эмигрировать из Германии два года назад, когда стало ясно, что иудейская кровь бабушки может стоить ему жизни.

Обосновавшись в Калифорнии, он пытался собрать средства для новой экспедиции, поскольку был убежден: на одном из островов неподалеку от атолла Феникс удастся найти оставленные пришельцами сокровища иного мира.

Войдя в домик, они оказались в просторном холле. Рейнмут включил свет, повесил пальто, предложил Михаилу сделать то же, а потом, хитро улыбаясь, вытащил из какого-то устройства еще влажную фотографию. На карточке Каростин увидел самого себя — он стоял в тамбуре профессорского коттеджа, прижимая к груди свой портфель и коробку с диаскопом.

— Узнаете? — Карл был доволен произведенным эффектом. — Я оборудовал дверь фотокамерой фирмы «Полароид». Этот аппарат делает мгновенные снимки. Каждый, кто входит в мой дом, оставляет на память свое изображение.

— Забавная игрушка, — согласился конструктор. Они перешли из холла в кабинет. Астроном сел за письменный стол, жестом пригласил Михаила устраиваться в кресле напротив, вытащил из ящика пачку снимков и сказал:

— Это не игрушка, коллега. Посмотрите, кто приходил ко мне позавчера.

С очередной фотографии на Каростина смотрело очень странное лицо: нездоровая бледная кожа, покрытая глубокими морщинами, тяжелый взгляд из глазниц непривычного разреза, редкие жесткие брови, тонкие длинные губы, массивный подбородок, приплюснутый широкий нос, прижатые к черепу маленькие уши.

— Кто он?

— Говорит, что прилетел на Гермесе. Их планета называется Огонто. Лет тридцать назад на землю прилетала другая экспедиция с этой планеты. Они не вернулись. Теперь посланцы Огонто ищут следы своих земляков. Он обещал зайти еще раз сегодня.

Михаил еще раз всмотрелся в безжизненное лицо инопланетянина и сказал с недоумением:

— Но ведь у гонтов должен быть один глаз…

— Значит, мы ошибались, — неохотно ответил Рейнмут. — Приходится признать, что на острове Феникс я нашел останки существа, принадлежащего к другой расе. Следовательно, Землю посещали не только гонты, но и астронавты с других звездных систем.

Конечно, он мог болтать подобные глупости, но Михаил-то знал, что в 1908 году над Подкаменной Тунгуской взорвался звездолет одноглазых гонтов, а не кого-то другого. До сих пор информация, поступавшая в комиссию из директивных инстанций, подтверждалась полностью. И тем не менее у существа на фотоснимке имелись в наличии оба глаза.

— Карл, вы уверены, что вас навестил настоящий внеземной… как вы говорите, extraterrial, а не аферист или агент гестапо?

— Михель, вы не понимаете. — Астроном взмахнул руками, как бы отметая любые сомнения. — Он показывал такие приборы! Он читал мои мысли… О, звонят. Кажется, это наш друг с Огонто.

Колокольчик у входа настойчиво позвякивал. Карл открыл дверь и впустил высокого — под два метра — человека. Или, вернее, не человека, а брата по разуму. Это был, вероятно, тот же самый пришелец, которого позапрошлым вечером запечатлел автоматический «Полароид» Рейнмута. Во всяком случае, лицо гостя ничем не отличалось от того фотопортрета.

Увидев незнакомого землянина, обеспокоенный посетитель резко спросил астронома:

— Почему вы не один? Мы так не договаривались!

— Позвольте объяснить, — заторопился Карл. — Михель — мой коллега из Советской России. Он тоже изучает космические посещения. Вы говорили, что вам требуется помощь землян — вдвоем нам будет проще решить вашу проблему.

Михаил понял, что пора брать течение беседы в свои руки. Долгое общение с карательными органами не прошло для него бесследно. Он сказал напористо:

— Только вам придется дать нам подробную информацию. Не надо считать людей дикарями, которые станут покорно прислуживать высшим существам. Мы должны понимать, чем занимаемся.

Безжизненное обгоревшее лицо не отразило эмоций, и голос гонта прозвучал равнодушно — словно говорило не живое существо, а механизм:

— Что конкретно вы хотели бы знать?

— Насколько я понимаю, вы разыскиваете гонтов, которым удалось спастись после сражения с космолетом фурбенов тридцать два года назад. Так кто же вы — гонт или фурбен?

— Вам даже известно о фурбенах… — проскрипел пришелец. — Это упрощает дело. К вашему сведению, я — гонт.

— Тогда я совершенно не понимаю, почему у вас два глаза… Второй непонятный момент: в околоземном пространстве идет настоящая война, уже уничтожено несколько кораблей. Кто и с кем сражается?

— Вы хотели сказать: уничтожено несколько десятков летательных аппаратов, — уточнил пришелец.

Потрясенный профессор Рейнмут вскричал:

— Михель, откуда вам это известно? Лично я ничего не слышал ни о каких космических сражениях, а тем более — о фурбенах.

— Не важно, профессор, — сказал гонт. — Ваш друг неплохо осведомлен, и вы оба имеете право узнать о происходящем. Но не стоит сообщать эти сведения широкой общественности Земли. По крайней мере, до тех пор, пока наша экспедиция остается в Солнечной системе. Обещайте сохранить в тайне наш разговор.

Астроном немедленно дал клятву, что будет молчать. Михаил же ответил уклончиво: мол, обязуется ничего не сообщать в прессу. Он действительно в мыслях не имел передавать информацию журналистам. Только в комиссию. Не уловив столь существенного нюанса, гонт был удовлетворен и собирался начать повествование, но Каростин смущенно прервал пришельца. Сегодня он выпил слишком много вина и пива, поэтому требовалось срочно навестить закуток, куда даже царь, как принято говорить, ходит пешком.

Опорожнив мочевой пузырь, Михаил испытал блаженство, не сравнимое ни с какими оргазмами, однако в холле его насторожили сразу два странных обстоятельства. Во-первых, здесь почему-то не горел свет, а, во-вторых, из кабинета доносился шум незнакомых голосов. Оставаясь невидимым в темной прихожей, он заглянул в кабинет через неприкрытую дверь. То, что он увидел, очень не понравилось Михаилу. Гонт прислонился к стене, прижимая к плечу ладонь, из-под которой по белому плащу ползли темно-красные струйки. Карл с побледневшим лицом стоял рядом, заложив руки за голову. Спиной к двери холла расположились двое в длинных клеенчатых плащах, держа Рейнмута и гонта под прицелом уже знакомых Михаилу парабеллумов с глушителями. Третий незнакомец сидел за письменным столом, разложив перед собой бумаги, и монотонным голосом задавал вопросы на немецком языке.

«Опять гестапо», — уныло сообразил конструктор. Похоже, фашистская разведка всерьез охотилась на пришельцев, а также на ученых, изучающих гостей из космоса.

Звать помощь было поздно, да и несерьезно, — фашисты без труда его скрутят.

Михаил понял, что придется действовать самому. Стараясь ступать как можно тише, он прокрался к гардеробу и выудил из кармана пальто свой «смит-и-вессон». Потом, торопливо вскрыв коробку, насыпал в карман пиджака пригоршню патронов. Зарядив револьвер, он сделал несколько глубоких вздохов, стараясь успокоиться. В барабане было всего шесть зарядов, — значит, нужно стрелять наверняка.

Аккуратно прицелившись в левую лопатку гестаповца, который держал на мушке Рейнмута, Михаил затаил дыхание и плавно потянул спусковой крючок. Револьвер оглушительно прогрохотал, ствол рвануло вверх, а противник, покачнувшись, выронил оружие и упал. Второй, сжимая парабеллум в вытянутой руке, быстро повернулся, и ствол его оружия задергался, с негромкими хлопками выбрасывая пули. Он промахнулся, поскольку не видел Каростина. В свою очередь Михаил два раза выстрелил и тоже не попал, но напугал фашиста. Эсэсовец отшатнулся и налетел на третьего, который в этот момент поднимался со стула, вытаскивая из-под плаща пистолет.

Воспользовавшись этой секундой замешательства, Михаил шагнул вперед, навел «смит-и-вессон» на тесно стоявших врагов и трижды нажал спуск. Одна из пуль достигла цели — немец, так и не успевший извлечь пистолет, сложился пополам и рухнул на паркет. На беду, последний фашист, оставаясь при оружии, разглядел тень, мелькнувшую в темном холле, и стремительно вскинул парабеллум. Михаил успел в последний момент отпрыгнул к гардеробу. Сразу после этого послышались новые хлопки выстрелов и звон задетого пулей зеркала.

Проклиная револьверы с их идиотской сложностью перезаряжания (то ли дело пистолет — заменил обойму, через пять секунд снова готов к бою), он откинул бар и принялся вытаскивать стреляные гильзы. Из комнаты доносилась громкая ругань гестаповцев и гремела мебель, видимо, кто-то из раненых пытался подняться.

Михаил кое-как заполнил патронами гнезда барабана, только теперь задумался: что делать дальше? Бросать атаку было глупо — убьют на месте. Еще глупее ждать пока проявят активность враги. Они — профессионалы, накинутся вдвоем и скрутят.

Каростин понимал, что обязательно растеряется и не сумеет отбиться от гестаповцев, которые наверняка владеют приемами рукопашного боя.

Внезапно он заметил движение в разбитом зеркале. Несмотря на сеть трещин вокруг пулевой пробоины, было видно, как кто-то медленно крадется к двери, явно готовясь ворваться в холл. Михаил направил револьвер на дверной проем, продолжая наблюдать за отражением противника. Когда гестаповец оказался у порога, конструктор разрядил «смит-и-вессон». Прошитый пулями, фашист рухнул навзничь, конвульсивно дергая ногами.

Из кабинета послышался шум, словно там ломали и роняли мебель. Михаил снова перезарядил барабан и осторожно, не приближаясь к двери, заглянул в комнату.

Гонт сполз на пол и сидел, облокотившись на стену, раскинув ноги и бессильно свесив голову на плечо. Стол лежал на боку, рядом валялись опрокинутые стулья и разбросанные бумаги, книги и журналы. Посреди этого беспорядка кипела драка.

Рослый и тучный Рейнмут сцепился с последним фашистом, обеими руками ухватив запястье врага, из-за чего тому не удавалось пустить в дело свой парабеллум.

Левая рука эсэсовца, пробитая пулей, висела плетью, поэтому вражеский агент не мог драться в полную силу. Он боднул астронома лбом в лицо, а затем попытался подсечь ногой, но Рейнмут был очень тяжел и устоял, не ослабив хватку.

Каростин побоялся стрелять — при, его меткости пуля с равным успехом могла задеть и фашиста и Карла. Михаил подбежал к дерущимся, перепрыгнув по дороге через чье-то тело, и с размаху, словно футболист, ударил эсэсовца носком ботинка по ноге пониже колена, затем пнул в пах и обрушил на макушку врага изящно изогнутую рукоятку револьвера. Фашист рухнул на колени, разжав ладонь, державшую оружие.

Карл и Михаил кое-как связали его и лишь после этого занялись остальными.

Немец бросился к бесчувственному гонту, а русский обследовал застреленных им эсэсовцев. Возле двери, выходящей в холл, лежал труп, украшенный кровавыми пятнами на груди и животе. Второй был еще жив, но конструктор не мог оценить, насколько серьезны его раны. На всякий случай Каростин и ему связал руки за спиной и поспешил на помощь Карлу. Астроном бинтовал сквозное пулевое ранение на плече инопланетянина.

— Как они напали на вас? — спросил Михаил.

— Внезапно. Мы сидели за столом. Я не слышал выстрелов, но гонт вдруг вскрикнул, из его плеча брызнула кровь. И сразу появились эти трое.

— Так я и думал…

Под прицелом собственного парабеллума избитый фашист поведал, что калифорнийская резидентура СД получила задание следить за профессором-эмигрантом Карлом Рейнмутом, обращая особое внимание на контакты с людьми, имеющими необычную внешность. Инструкция предписывала задерживать таких людей и проводить медицинскую экспертизу.

— Если бы анализы показали, что задержанный — не человек, мы должны были переправить его в рейх. Успевший прийти в сознание гонт прохрипел:

— Мне все понятно. Разведки земных держав, узнав о нашем прибытии, начали охоту. Это затрудняет нашу задачу.

— Расскажите, в чем заключается ваша задача, — предложил Михаил. — Мы могли бы сотрудничать.

Гонт застонал, но все-таки ответил:

— Где-то на севере Азии до сих пор скрываются наши сопланетники, уцелевшие после гибели предыдущей экспедиции. Наш корабль исследовал систему звезды, которую вы называете Сириус. Получив сигнал о катастрофе, мы немедленно направились к Солнцу, чтобы эвакуировать их… Но оказалось, что где-то на астероидах расположена база фурбенов. Вражеские роботы без конца атакуют наши… летающие машины… — Он сделал паузу. — Из-за этих роботов спасшиеся гонты не могут выйти на связь со звездолетом. Механизмы фурбенов немедленно запеленгуют их укрытие.

— Как залечить вашу рану? — спросил Рейнмут. — Способны ли земные лекарства помочь гонтам?

— Не беспокойтесь. Сейчас за мной прилетят.

Михаила интересовали сражения, которые уже третий год бушуют на больших высотах вокруг Земли. Гость из космоса раздраженно повторил: роботы фурбенов атакуют аппараты планеты Огонто. Самих фурбенов на базе, скорее всего, нет — только автоматические устройства.

Рассказав это, гонт опять потерял сознание. Каростин снова повернулся к офицеру СД, продолжая допрос:

— Насколько мне известно, ваша разведка нашла в Польше аппарат пришельцев из космоса. Где он сейчас находится?

— Не аппарат, а его обломки. Их изучают в научных центрах компаний «Мессершмитт» и «Сименс».

В комнату вошли гонты, как две капли воды похожие на раненого пришельца. Не обращая внимания на землян, они вынесли своего сопланетника и ушли не прощаясь.

Выбежавшие следом Каростин и Рейнмут увидели, как аппарат чужаков набирает высоту, скрываясь в струях ночного дождя. Где-то неподалеку гремел джаз.

— Улетели, — печально сказал Карл. — Так и не удалось толком поговорить… Михель, что нам делать с трупами? Наверное, придется звонить в полицию.

— Ни в коем случае! — вскричал конструктор, но тут же добавил упавшим голосом: — Полиция сама приедет. Я же стрелял раз десять. Точнее, двенадцать. Весь университет слышал.

— Никто не обратит внимания на ваши выстрелы. Сегодня ректорат дает бал по случаю какого-то местного праздника, все соседи пьют и танцуют в спортзале.

— Это очень удачно… У вас есть телефон?

— Конечно. Вы позвоните в полицию?

— Нет. Вызову друзей.

Вернувшись в коттедж, он набрал номер резидента советской разведки, который обеспечивал прикрытие их миссии. Услышав о случившемся, тот обещал немедленно приехать. В ожидании подмоги они наложили повязки раненым фашистам и попытались навести подобие порядка в коттедже. Карла явно что-то тревожило, и наконец он прямо спросил, почему русский коллега упорно не желает иметь дело с полицией.

— Во-первых, мы обещали гонту сохранить в тайне нашу встречу. Во-вторых, мой револьвер не зарегистрирован.

— Михель, неужели вы связались с мафией? — вскричал потрясенный Рейнмут.

— Именно, — самодовольно подтвердил Каростин. — Хотя так и не понял, кто такие эти мафиози.

Нахмурившись, Карл объяснил ему, что такое организованная преступность.

Михаил был настолько шокирован и сбит с толку, что на некоторое время лишился дара речи. Он лишь сумел заверить астронома, что друзья, которых вызвал на помощь, не имеют к мафии никакого отношения.

Потом, немного успокоившись, Каростин попросил у профессора одну из фотографий, сделанных дверной фотокамерой. Расстроенный случившимся Карл разрешил забрать все снимки, которые накопились в аппарате, и пошел пить лекарство — от переживаний этого вечера у него поднялось давление.

Вскоре приехал резидент госбезопасности. Неразговорчивые люди профессионально погрузили в свой грузовичок труп и обоих раненых, а заодно угнали «мерседес» эсэсовцев. Михаил оделся, взял портфель и попросил, чтобы его подбросили к «Серебряной звезде». Проводив конструктора неодобрительным взглядом, Рейнмут продолжил уборку разгромленной квартиры.

Спустя неделю Биберев и Хадфидд подписали контракт, согласно которому Пентагон брал обязательство продать Советскому Союзу недостроенный линкор «Род-Айленд», переоборудовав этот корабль в быстроходное крановое судно. СССР должен был не позднее следующей осени доставить на верфи Сан-Франциско башенные краны и шлюпбалки, которыми предстояло оснастить «Халхин-Гол». В соглашении особо оговаривалось, что американская сторона, в строгом соответствии с такими-то законами США, намерена сдать заказчику именно мирный корабль, но никак не линкор.

Еще через два дня Биберев и Каростин поднялись на борт парохода «Советская Камчатка». Доставив в Америку несколько тысяч тонн пшеницы, этот корабль увозил обратно в Петропавловск-Камчатский станки, экскаваторы, другие машины.

— Странные люди эти американцы, — разглагольствовал Матвей Аристархович, к которому вернулось отличное расположение духа. — Развели детские игры с конспирацией. Теперь придется везти из Союза орудийные башни главного калибра под видом большегрузных крановых установок.

— Привезете. Так даже лучше… Ты же сам говорил, что наши пушки мощнее и надежнее американских… — Михаил захихикал. — Будут стоять на «Халхин-Голе» наши родные шестнадцатидюймовые башенные краны и стомиллиметровые зенитные шлюпбалки. Спаренные.

Тут расхохотались оба. Пароход как раз проходил под ажурной махиной моста Золотые Ворота. На траверзе по левому борту остался Алькатрас. Указав на остров, флагман сказал:

— Помнишь, адмирал говорил, что нужный нам человек отдыхает на Скале? Я выяснил, что аборигены называют Скалой этот самый Алькатрас.

— И что?

— Наверное, в тюрьме на острове сидит кто-то из руководителей карбонариев-мафиози.

Каростин давно догадался, что американский адмирал имел в виду знаменитого гангстера Аль-Капоне, который отбывал на Скале срок за неуплату налогов. Но говорить об этом Михаил не стал, чтобы старик не принялся снова нервничать — пусть пока продолжает считать мафию тайной революционной организацией.

Конструктор сказал умиротворенно:

— Неохота мне о делах… Я, может, предвкушаю встречу с любимой женщиной.

— Слава Богу, завел себе возлюбленную, — обрадовался Матвей Аристархович.

— Давно тебе пора жениться. Вот и мой оболтус вроде собрался остепениться. Я эту коробку косметики, что мафия нам презентовала, для сына взял. Пусть подарит своей раскрасавице…

Пароход загудел, увозя их на родину из безумного, безумного, безумного мира, который еще не знал Мэрилин Монро, Ли Харви Освальда, Мохаммеда Али, Чарльза Мэнсона, Арнольда Шварценеггера, Майкла Джексона. Мир узнает эти имена, когда зашкалит все датчики безумия.

Глава 14 ТАЙМЫРСКАЯ НАХОДКА

Измена обнаружилась внезапно и жестоко. После двенадцатидневного перехода через Тихий океан Каростин и Биберев трое суток добирались в Москву самолетами, делая долгие остановки в крупных городах Сибири. Отчитавшись о командировке, флагман был послан в Кронштадт инспектировать Балтфлот, а еще через пару дней Лариса приехала к отцу из Ленинграда.

Она появилась в напряженный момент, когда Рунгулов, Каростин и Недужко окончательно зашли в тупик, пытаясь понять сведения, привезенные Михаилом из США.

— С одной стороны, нам сообщили, что у гонтов должен быть один глаз. С другой стороны, — Роман Григорьевич от избытка чувств хлопнул ладонью по фотоснимку ночных гостей Рейнмута, — этот двуглазый уверяет, что также принадлежит к расе гонтов.

— Выскажу крамольную мысль. — Майор понизил голос. — Возможно, информация, спущенная нам из инстанций, не совсем верна. Факты — упрямая штука.

Примем за основу, что гонты имеют именно такую внешность. Так или иначе, эти фотопортреты уже рассылаются во все территориальные органы НКВД.

— Я вижу и другие объяснения, — заметил Михаил. — Может оказаться, к примеру, что на планете Огонто живут несколько разных видов человекообразных существ. На Земле расы отличаются цветом кожи и формой носа, а у них такие различия могут распространяться даже на количество органов зрения. И вообще — почему мы так уверены, что обнаруженный на Фениксе череп принадлежал одноглазому существу?

— Потому что на том черепе была только одна глазница, — напомнил Недужко.

— Ну и что из того? На черепе — одна глазница, а на лице — два глаза!

Роман Григорьевич, немного подумав, заявил, что не видит противоречий в этих гипотезах. Рунгулов присоединился к мнению профессора и добавил:

— Михаил Никанорович здорово помог нашему общему делу, выведав у пришельца тайну космической войны. Теперь мы точно знаем, что автоматические аппараты фурбенов не позволяют гонтам связаться с Тунгусским бункером.

— Это так важно? — усомнился Недужко.

— А как же! Отсюда следует, что гонты все еще прячутся где-то в Сибири, то есть мы сохраняем надежду найти их первыми!

Алан добавил, что на Таймыре близятся к завершению поиски сбитого аппарата иноземцев. Работавшая в тех краях археологическая экспедиция вроде бы обнаружила непонятные предметы. Скоро их привезут в Москву.

Тут во дворе загудел клаксон, а затем вошла Лариса. Деловая беседа сразу стала невозможной, майор госбезопасности допил чай, попрощался и ушел. Отец с дочерью заговорили о семейных делах, но к вечеру Лариса оказалась в каростинской квартире. Она собиралась решительно объявить, что их отношениям пришел конец. Не подозревавший о таких жестоких намерениях Михаил завалил любимую подарками. При виде двух набитых доверху чемоданов она впала в экстаз и почти без сопротивления позволила уложить себя в постель.

Наутро Михаил собирался торжественно преподнести парфюмерный набор, но Лариса выдала свою измену, грубейшим образом нарушив конспирацию. Нарядившись в заокеанскую обновку, она извлекла из сумочки флакон французских духов и, не таясь, принялась наносить на лицо и шею ароматные капельки.

Общение с чекистами сделало Михаила дьявольски подозрительным. Он знал, что в Москве подобные духи не продаются, и не верил в случайные совпадения. Зато он точно знал, что такую же «Шанель» должен был подарить своей любовнице его племянник Стален. Нетрудно было догадаться, как все происходило. Матвей отвез коробку в Ленинград, где встретился с сыном и передал тому набор, а Биберев-младший, конечно, сразу же вручил эту парфюмерию бессовестной девице.

Скандал был ужасный, Лариса даже не стала оправдываться или отрицать очевидное. Только разревелась и, глотая слезы, просила не рассказывать про их связь Сталену. Михаил от этого разозлился еще сильнее.

— Миша, поверь, я очень тебя люблю. — Она всхлипнула. — Но мы уже который год встречаемся и не смогли решить, как жить будем. А он от меня без ума, прямо боготворит, каждый раз умоляет в загс пойти…

— Кончай врать, предательница! — снова заорал Михаил. — Можно подумать, я тебя не люблю или не предлагал жениться. Нет, видите ли, я рылом не вышел, ей сопливый лейтенант нужен!

— Он теперь старший лейтенант, — пискнула Лариса. — Им приказ зачитали.

Михаил уже набрал побольше воздуха, чтобы высказать все, что накипело на душе, но вдруг понял: бесполезно ругать эту дурочку. Она мыслила примитивно, как деревенская девчонка, и была способна разглядеть только ближайшую выгоду. В хилых мозгах девиц такого пошиба сложилась своя шкала ценностей, согласно которой морской офицер располагался намного выше, чем инженер-конструктор, пусть даже к мнению этого инженера прислушиваются руководители страны. Тем более престижным женихом считался офицер морской авиации, который доводится сыном высокому военному чину… Дура!

От безрадостных размышлений его отвлек телефон. Звонил Алан Рунгулов.

— Собирайся и жди, я буду через полчаса, — возбужденно приказал чекист.

— Из-за чего спешка?

— Нам везут кое-что с Таймыра! Вернувшись в комнату, Михаил хмуро сказал:

— Забирай оба чемодана, и чтоб я тебя больше не видел.

Слезы на глазах Ларисы высохли мгновенно. Она только спросила, ослепительно улыбаясь:

— Надеюсь, мы договорились — ты ничего не расскажешь?

— Надейся, — буркнул Михаил. — Пошла к черту!

Проклятая интеллигентность не позволила ему просто выгнать предательницу. Как дурак помог ей уложить барахло и даже поймал такси. На прощание Ларка, чмокнув его в щеку, беззаботно пригласила заходить, когда захочет. Михаил вернулся в свою коммуналку со страстным желанием напиться или кого-нибудь пристрелить. Наверное, никогда еще не было ему так плохо.

Не подозревавший о каростинских осложнениях Алан, наоборот, выглядел счастливым.

— С тебя причитается, — весело сообщил он с порога. — Нарком подписал приказ о присвоении очередных званий оперативным работникам, особо отличившимся в деле Тунгусского бункера. Я стал старшим майором, а ты — капитаном действующего резерва госбезопасности. Доволен?

— Сейчас запрыгаю от радости…

Рунгулов задумчиво поглядел на его кислую физиономию, пожал плечами и поторопил — до прибытия поезда оставалось около часа. Наблюдая, с какой меланхоличностью конструктор натягивает неразлучную подмышечную кобуру с токаревским пистолетом, старший майор нахмурился, размышляя. Потом осведомился:

— По-моему, ты узнал, что дочь Недужкина путается с биберевским сынком. Так?

— Ты был в курсе? — вскинулся Михаил.

— Пойми наконец, МЫ знаем все. Если не о противниках, то про своих — наверняка. Наверное, я должен был еще осенью поставить тебя в известность.

— Наверное… — Каростин вздохнул. — А может быть, нет.

— Тоже верно. Советую плюнуть и забыть.

— Ничего другого мне сейчас не остается…

В машине Рунгулов деловым тоном ввел его в курс последних событий. Упавший на Таймыре аппарат, начиная с октября, искали отряды войск НКВД, но удача улыбнулась археологической экспедиции профессора Зябрева из Московского университета. Узнав о находке ученых, нарком немедленно приказал всем войсковым группам взять экспедицию под охрану. Это удалось сделать вовремя — под покровом полярной ночи на лагерь было совершено нападение, успешно отбитое взводом лыжников.

— Снова немецкая разведка? — заинтересовался Михаил.

— Непосредственно участвовали в нападении местные бандиты. Наши бойцы застрелили четверых, трое взяты живыми. На допросе арестованные показали, что некто обещал им большие деньги, если помогут ограбить экспедицию, которая откопала якобы золотой клад, оставленный отступающими белогвардейцами. К сожалению, этот вербовщик был убит в перестрелке. Сейчас следователи пытаются установить его личность. Думаю, ты прав — судя по почерку, тут работало ведомство Гейдриха.

Когда автомобиль, обогнув недавно открывшийся в Останкине комплекс Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, вырвался за городскую черту и устремился по Ярославскому шоссе в сторону Мытищ, Каростин недоуменно покосился на старшего майора. Угадав смысл незаданного вопроса, Алан пояснил: из соображений безопасности решено снять курьера с поезда на пригородной станции.

Есть сведения, сказал чекист, что вражеская агентура готовит встречу на вокзале, поэтому руководство НКВД решило подстраховаться.

На станцию Северянин они успели незадолго до прихода поезда из Воркуты. В интересовавшем их купе оказалось двое пассажиров: женщина средних лет с телосложением портовой грузчицы и молоденькая стройная девушка — такая красивая, что у Михаила перехватило дыхание и мигом пропали все мысли о гадюке Лариске.

— Кто из вас Раиса Воронина? — строго спросил Рунгулов.

Девушка сразу насторожилась и сообщила, что она и есть аспирант Воронина.

Предъявив ей удостоверение ГУГБ НКВД, старший майор сказал:

— Одевайтесь. Мы отвезем вас и груз в гостиницу.

Раиса разволновалась, стала бестолково бормотать: дескать, на вокзале в Москве ее должен встречать какой-то Дима, но Рунгулов был неумолим. Попутчица добродушно посоветовала:

— Иди, доченька. Видать, серьезное дело, коли ради тебя в такую глушь потащились.

Продолжая недоумевать, девушка собрала свой потрепанный чемодан. Когда Михаил галантно подал ей огромный теплый тулуп, Рая вдруг рассмеялась и сказала:

— Вы, товарищи, понравились Наталье Петровне. Всю дорогу она от меня ухажеров шугала, а теперь спокойно отпускает с незнакомыми людьми.

— Хорошего человека сразу видать, — отмахнулась Наталья Петровна. — Счастливого пути, дочка.

Когда они сели в машину, Рунгулов проговорил с флегматичной интонацией, которой обычно маскировал сильное беспокойство:

— Куда же вам в столицу в такой таежной одежде… Поживете пару дней в гостинице, мы доставим городской гардероб. У вас какой размер?

— Проще позвонить моим родителям, папа сам привезет мои вещи, — не без вызова ответила аспирантка. — А еще проще прямо домой меня отвезти. Не понимаю, для чего нужна эта затея с гостиницей.

— Кажется, вы забыли, что за таймырской находкой идет охота. — Голос Алана стал суровым. — Хотите, чтобы эти бандиты навестили вашу московскую квартиру?

— Нет, конечно, — смутилась она. — Вы правы, я сказала не подумав.

— Так-то лучше. Но вы не переживайте: думать о таких вещах — наша обязанность. А пока отдохнете за городом, поговорите с нашим научным консультантом… — Рунгулов кивнул на Каростина.

Для нее был забронирован номер в гостинице «Арктика», которая размещалась в трехэтажном строении возле моста через Яузу. Раису моментально вселили, и чекисты сразу заторопились по делам, оставив Михаила присматривать за девушкой.

В вестибюле, пожимая руку конструктору, старший майор отчеканил так резко, что стекла в дверях зазвенели:

— Следите за маленьким саквояжем. Внутри — запломбированный контейнер с особо важными экспонатами. Если с этим грузом что-нибудь случится, все мы отправимся под трибунал, невзирая на прошлые заслуги!

— Значит, я не смогу взглянуть… — разочарованно протянул Михаил.

— Ни в коем случае! Запритесь в номере и открывайте только нашим людям. Пароль вы знаете.

Автомобиль с оперативниками умчался в сторону города, а Каростин поплелся обратно на второй этаж и постучал в дверь номера.

— Входите, — крикнула Рая.

Девушка выглядела довольно комично в теплых штанах и толстом свитере, которые были уместны в тундре, но никак не в Подмосковье, где уже началась весна. От предложения пообедать Раиса отказалась, сказав, что заботливая Наталья Петровна до отвала накормила ее в поезде. Девушка была так мила и непосредственна, так хороша собой, что Михаил с легким ужасом понял: он влюбился самым роковым образом. Не без труда стряхнув невидимую сеть наваждения, Каростин попытался сделать серьезное лицо и заняться делами.

К его сожалению, Рая не смогла толком объяснить, что именно они нашли в таймырском Заполярье. Местные жители сообщили ученым, что много лун назад на ночном небе бесшумно кружили две огненные птицы, пускавшие друг в друга горящий пух. Потом одна птица улетела, а другая, издавая ужасный визг и свист, рухнула где-то возле истока реки Жогдах. Эвенки уговаривали москвичей не ходить в те гиблые места, однако руководитель экспедиции был уверен, что именно там должно находиться полулегендарное капище якутского божества Умсуур Тойона. Святилище, основанное более тысячи лет назад, действительно удалось обнаружить, а неподалеку нашли глубокую воронку, окруженную участком выгоревшего кустарника.

Из ямы археологи извлекли несколько непонятных предметов явно промышленного изготовления.

— Мы сразу догадались, что над тундрой произошел воздушный бой и тут упали обломки самолета, — уверенно излагала очаровательная аспирантка. — Вскоре подоспели пограничники, а ночью на лагерь экспедиции напали уголовники. Знаете, я ужасно испугалась, когда началась стрельба…

— Могу представить, — сочувственно сказал Михаил. — Раюша, голубушка, попробуйте описать те предметы, которые вы обнаружили в воронке.

— Даже не знаю, как вам ответить, — призналась она. — Ничего подобного я раньше не видела. Прямо слов не хватает.

Девушка принялась рассказывать о инкрустированных серебром самоцветах и спиральной конструкции, отлитой из очень тяжелого серо-серебристого металла, но тут раздался стук в дверь.

— Кого еще принесло? — недовольным голосом крикнул Каростин.

— Открывайте, это милиция, — рявкнули из коридора. — Проверка паспортов. Почему в комнате находится посторонний мужчина?

Раиса охнула, покраснела и начала медленно вставать из-за стола, но Михаил бесцеремонно оттолкнул ее подальше от двери. Прикрывая девушку собой, он передернул затвор, навел пистолет на дверной проем и потребовал, чтобы «милиция» убиралась, поскольку здесь проводится секретная операция госбезопасности. Сам он прекрасно понимал, что слова не помогут, потому что никакая там не милиция, а снова гестаповцы или их наймиты, которые намерены забрать обломки инопланетного аппарата.

— Вам же хуже будет, — прорычали из-за двери. — Волчара, ломай!

Дверь затрещала под напором могучего плеча. Любая задержка грозила смертью, и Михаил решился. Четыре пули ТТ прошили доски чуть повыше замка — как раз на уровне живота. Снаружи кто-то шумно упал, грянул густой мат. «Господи, девушка же здесь, как они выражаются», — бестолково сконфузился конструктор, который прежде очень мало общался с уголовными элементами. В тот же миг позади него звонко разлетелось вдребезги оконное стекло. Резко обернувшись, Каростин увидел, как с подоконника спрыгнула в комнату небритая личность в рваной ушанке, засаленной телогрейке, грязных кирзовых сапогах и потрепанных кавалерийских галифе.

— Стой на месте, руки вверх! — скомандовал Михаил, сопроводив это распоряжение выразительным покачиванием ствола.

Криво ухмыляясь, громила стремительно выхватил из-за пазухи финку с длинным широким лезвием и вспрыгнул на разделявший их стол. К счастью для себя, Каростин за последние месяцы регулярно попадал в подобные переделки, поэтому пообвык, почти не нервничал и был морально готов применять оружие в любой обстановке.

Вдобавок, благодаря частой практике, стрелять стал гораздо лучше. Пуля, выпущенная с полутора метров, отшвырнула бандита, и тот тяжело рухнул навзничь.

Рана оказалась не слишком серьезной — поднялся он довольно быстро и повторил атаку. Спокойно прицелившись, Михаил аккуратно прострелил противнику плечо. Тот взвыл и упал на колени, упираясь в пол здоровой рукой.

— Прижимайся к стене, — прошипел Михаил. — Рая, к стене!

Насмерть перепуганная девушка словно лишилась дара речи, только затрясла головой: мол, слушаюсь, гражданин начальник. Мелкими шажками она невыносимо медленно отодвигалась в дальний угол, а над подоконником уже появилась еще одна голова, увенчанная милицейской фуражкой. «Они лестницу приставили!» — запоздало смекнул конструктор. Он выстрелил и, конечно, промахнулся. Затвор ТТ откатился, выбрасывая горячую гильзу, но обратно не вернулся, застыв в крайнем заднем положении. Хорошо хоть бандит, услышав звук выстрела, пригнулся, спрятав голову под подоконником. Подбежав к окну, Каростин изо всех сил оттолкнул лестницу.

Переодетый милиционером бандит с воплем упал на брусчатку. Упавшего немедленно окружили то ли красноармейцы, то ли другие бандиты, нарядившиеся красноармейцами.

За спиной вскрикнула Рая. Михаил повернулся, но успел лишь увидеть, как подстреленный им уголовник в телогрейке, прихватив саквояж с бесценной находкой, хромает к выходу. Пока Михаил менял обойму, бродяга отпер дверь торчавшим из замка ключом и вывалился в коридор, но там вдруг остановился и, подняв руки, задним ходом вернулся в номер. За ним вошли Рунгулов, два офицера НКВД, вооруженные короткоствольными автоматами, и давешняя знакомая Наталья Петровна.

Тетка сразу бросилась успокаивать Раю, а старший майор и другие чекисты занялись обыском раненого бандита.

Каростина вдруг пробрала нервная дрожь. Он жадно выпил стакан воды из стоявшего на тумбочке графина и только после этого сказал:

— В коридоре целая толпа была.

— Одного вы ухлопали, двух других мы скрутили, — весело сообщила Наталья Петровна. — Гестапо и СД не жалеют кадры.

Старший майор приставил ствол пистолета к виску арестованного и поинтересовался:

— Где, когда и кому ты должен был передать этот саквояж?

Бандит прошипел что-то невразумительное, однако, получив удар по лицу, ответил громко и разборчиво. Рунгулов моргнул чекисту, носившему петлицы с капитанской «шпалой», и тот бросился к дежурной по этажу, чтобы по ее телефону доложить руководству.

Другие оперативники увели арестованного.

— Вы тоже из НКВД? — только теперь сообразила Раиса, странно поглядывая на недавнюю попутчицу.

— А как же, — хохотнула Наталья Петровна. — Смешные вы люди. Книжки про шпионов читать любите, а в жизни — бдительности ни капли. Или ты думала, что такой груз без охраны возить можно?

— А что за груз? — насторожилась аспирантка. — Неужели наша находка имеет такую ценность?

— Именно такую, — с напускной суровостью сказал Рунгулов. — Поэтому в пути вас сопровождала лейтенант Аверченко и еще два наших сотрудника ехали в соседнем купе… Ну, теперь можно отвезти товарища Воронину домой. Уверен, вам больше ничего не угрожает.

По дороге в Москву старший майор посетовал, что пришлось передавать срочную информацию по обычному городскому телефону. Можно было, конечно, позвонить в наркомат по спецлинии из райотдела, но пока доберешься — опять же время терять.

Каростин поделился профессиональным наблюдением из своей недавней поездки за океан: уже второй год автомобили американской полиции оснащаются портативными радиотелефонами, которые обеспечивают двустороннюю связь с центральным участком.

— Вы бывали в Америке?! — воскликнула девушка. — Ой, как интересно!

С каждой секундой она нравилась Михаилу все сильнее, но их путешествие скоро закончилось у подъезда старинного дома в Кривоколенном переулке. Он помог Раисе поднять чемодан к дверям квартиры Ворониных. Девушка нажала кнопку звонка, потом бурно здоровалась с бабушкой и отцом, который оказался дома, потому что грипповал и сидел на бюллетене. Михаила она представила домочадцам как чекиста, рисковавшего жизнью, чтобы спасти ее от банды грабителей. Воронины громко ахали и приглашали запросто заходить в любое время.

— Завтра, если не возражаете, — сказал он.

В отличном настроении Михаил вернулся в машину. Рунгулов приказал шоферу гнать на площадь Дзержинского.

Откинувшись на кожаные подушки сиденья, Карости смешливо осведомился:

— Баул, который мы героически обороняли, был пуст?

— Проницательный ты у нас… Не совсем пуст. Мы кое что положили туда для веса. А настоящие экспонаты привезли в Москву самолетом. Позавчера.

— Могли бы хоть предупредить.

Старший майор повернулся к нему с переднего сиденья и сказал ровным голосом:

— Тебе пора понять специфику нашей работы. Мы должны были вскрыть их агентурную сеть. Любой ценой… Эта задача успешно решена, а все остальное не важно. Кстати, за риск ты получаешь очень солидный оклад как член комиссии. — Он снова сел прямо. — Сейчас приедем в наркомат — посмотришь, что твоя красавица на Таймыре откопала.

Извлеченные из сейфа предметы сразу внушили Каростину почтительный трепет — он впервые держал в руках творения чужого разума. Впрочем, экстаз быстро улетучился, когда стало ясно, что назначение этого творения определить не удастся.

Здесь было несколько оплавленных кусков непонятного материала, — скорее всего, пластмассы. Рядом лежал покореженный ударами и чудовищным жаром тонкий металлический лист. Рунгулов пояснил: химики определили состав этого лоскута — сплав титана, вольфрама и рения. Самым крупным фрагментом погибшего аппарата была массивная платиновая спираль около двух килограммов весом. Свернутый тугими кольцами стержень был прошит тонкими короткими спицами того же драгоценного металла.

Со вздохом отложив спираль, Михаил осторожно взял двумя пальцами последний предмет — полупрозрачную пластину, покрытую тончайшим серебряным узором. До взрыва это был, вероятно, квадрат с ребром около восьми сантиметров. Никогда прежде Михаил не видел ничего подобного и не мог даже представить, для чего может применяться такое устройство. Он сказал недоуменно:

— Почему нет никаких радиодеталей? Я не вижу реле, ламп, сопротивлений, даже проводов. Эти автоматические корабли-роботы должны быть набиты электронной начинкой.

— И тем не менее ничего такого здесь нет, — констатировал Рунгулов. — Может быть, на других планетах научились делать аппаратуру из других деталей?

Каростин засмеялся и произнес назидательным тоном:

— Ничем нельзя заменить лампы, резисторы, конденсаторы, а тем более провода. Такого просто не может быть.

Он с трудом дождался следующего дня. Отпросившись со службы, Михаил около половины второго подошел к знакомому зданию в Кривоколенном. Сердце колотилось так яростно, будто не было за плечами тридцати четырех лет и он спешил на первое в жизни свидание.

Поначалу все устроилось просто отлично. Рая оказалась дома, а бабушка дремала в своей комнате и не мешала их беседе. Обрадовавшись гостю, девушка забросала его вопросами про странные штуки, найденные археологами в таймырской тундре. Услышав, что Каростин не знает ответа, она произнесла обиженно:

— Так бы и сказали, что не имеете права говорить. Наверное, это очень секретное дело.

— Вы действительно прикоснулись к великой тайне, — согласился он, глядя на девушку откровенно влюбленными глазами. — Но, честное слово, Раечка, я не знаю, как работают эти детали… Поверьте, мне больно делать такое признание.

Потом беседа переметнулась на его поездку в Америку. Михаил рассказывал о телевизорах и других технических диковинах, которые прочно вошли в быт за океаном. Они говорили о кино, театре, книгах и песнях. Их вкусы удивительным образом совпадали, словно молодые люди самой судьбой были предназначены друг другу. Небольшая дискуссия возникла, лишь когда обсуждали романы самого Каростина — Рая высказала множество претензий к сюжетам и образам героев, но была при этом предельно доброжелательна. И наконец наступил момент, когда Михаил неловко заговорил о своих чувствах.

Рая потупилась и пробормотала в ответ, что не стоит касаться этой темы. У нее был жених, некто Дима Суханов — тоже историк и тоже аспирант, только с другой кафедры. Скоро, сразу после Майских праздников, должно было состояться бракосочетание.

— Если я правильно понял, мне уже надеяться не на что? — глухо спросил Михаил.

Не поднимая взгляда, она отрицательно покачала головой и, запинаясь, проговорила:

— Наверное, было бы бестактно предлагать вам дружбу или приглашать на свадьбу?

— Нет, не бестактно. — Он выдавил жалкую улыбку. — Это было бы безжалостно.

— Глупо получилось, — сказала она. — Мне очень жаль.

— Мне тем более. — Михаил бессильно махнул рукой. — Как говорится, может быть, еще породнимся… Простите, я сказал глупость.

С ощущением невыносимой потери Михаил пожелал девушке счастья и направился к выходу. Рая не стала его задерживать, а он, попрощавшись, достал из портфеля и положил на стол коробку с набором «Шанель».

— Раечка, умоляю принять мой скромный подарок к вашей свадьбе…

Резко повернувшись, Михаил вышел из квартиры, проклиная судьбу, которая слишком поздно свела его с этой изумительной девушкой. Он больше никогда не встречал Раю Суханову и старательно обходил этот дом за много кварталов. И уж конечно, он даже подумать не мог, что через полвека его единственный сын женится на ее внучке.

Глава 15 КРЕМЛЕВСКИЙ ПАСЬЯНС

Телепат робко шагнул через порог кабинета и невольно вздрогнул, увидев вблизи человека, которого весь мир знал по портретам. Сталин ободряюще улыбнулся, пожал руку посетителю и, вытащив из зубов трубку, весело осведомился:

— Вас что-то беспокоит, товарищ Мессинг?

От растерянности тот брякнул невпопад:

— А я вас недавно в руках нес…

— Как это? — удивился диктатор. — Не припоминаю.

Сконфуженный экстрасенс объяснил, что участвовал в Первомайской демонстрации и ему было оказано доверие — нести большой портрет вождя. Сталин коротко рассмеялся, усадил гостя на диван, а сам вернулся к столу и еще раз проглядел короткую справку.

Вольф Мессинг, всемирно известный гипнотизер и телепат. Много лет выступал с психологическими опытами в разных странах. Арестован гитлеровцами в Польше, но сумел бежать из гестапо, погрузив охрану в глубокий сон.

Перешел советско-германскую границу и выразил желание служить правительству СССР. Обладает колоссальным даром внушения. Под наблюдением ответственных работников ГУГБ НКВД был поставлен эксперимент: Вольф Мессинг получил в сберкассе крупную сумму денег, предъявив кассиру чистый лист бумаги. Позже кассир уверял, что видел оформленную по всем правилам платежную ведомость…

— Ваш гипнотический дар одинаково действует на всех людей? — спросил Сталин.

— Нет, конечно. Часть людей — примерно каждый десятый — не поддаются внушению. Насколько я сумел установить, эти люди сами обладают трансцендентными способностями… — Он испытующе посмотрел на грозного собеседника. — К примеру, я сейчас пытался, но не сумел понять, о чем вы думаете. Значит, вас нельзя и загипнотизировать… Но вы — не телепат… — Чувствовалось, что Мессинг напряжен, словно силится решить сложную задачу. — Скорее всего, вы можете предвидеть будущее. И еще вы должны уметь подчинять людей своей воле.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Сталин. — Ответьте на другой вопрос. Можно ли читать мысли собеседника, если вы не знаете его родного языка?

— Разумеется. Совершенно не важно, на каком языке думает пациент. Мышление интернационально.

— А могли бы вы прочитать мысли… скажем так, не человека?

Сбитый с толку неожиданным вопросом, Мессинг задумался, затем ответил, растерянно разводя руками:

— Вы имеете в виду животных? Животные не умеют мыслить… Но мне приходилось управлять поведением собак. А однажды в цирке дрессированный тигр выполнял мои мысленные команды.

— Я имел в виду вовсе не животных, — проворчал Сталин.

Вольф не мог читать мысли хозяина кабинета, но понял, что тема беседы исчерпана. Сталин задал еще несколько малозначительных вопросов, — скорее всего, из вежливости. Затем проводил гостя до двери, а на прощание произнес:

— Очень надеюсь в скором времени использовать ваши феноменальные качества для очень важных дел…

Оставшись один в кабинете, он заполнил неровным трудночитаемым почерком несколько страничек записной книжки. Лишь после этого разрешил секретарю пригласить членов Политбюро, ожидавших вызова в предбаннике.

Берия зачитал сводку управления разведки. Этой весной заместитель госсекретаря США Уэллес много недель колесил по Западной Европе, пытаясь помирить англичан и французов с немцами и при этом намекал Гитлеру, что воевать нужно вовсе не с Парижем и Лондоном, а с Москвой. В те же дни его британский коллега заместитель министра иностранных дел Джеймс Батлер сказал японскому послу в Лондоне: «Цель Англии — путем блокады или другими способами принудить СССР вести войну против Германии».

Донесения разведчиков и дипломатов подтверждали, что западные политики по-прежнему считают своим главным врагом не Гитлера, а Сталина. Лидеры империалистических стран готовы были пойти на любые преступления, лишь бы стереть с карты мира величайшую державу. Эта тупая политика с неизбежностью привела Париж и Лондон к катастрофе.

Разговор в кабинете пошел о главном событии международной жизни — Германии удалось одержать убедительную победу на Западном фронте. Небольшое подразделение немецких диверсантов за считанные часы принудило к капитуляции Данию. Затем вермахт стремительными ударами механизированных соединений оккупировал Бельгию и прорвал линию Мажино, устремившись в глубь Франции. Армии союзников бежали, даже не пытаясь дать отпор врагу, и сейчас агонизировали последние очаги сопротивления в Норвегии.

— Кстати, насчет Норвегии, — заметил Ворошилов. — По-моему, после потопления «Глориес» можно считать закрытым вопрос о том, кто сильнее — линкор или авианосец.

— Эти недомерки даже стыдно называть настоящими линкорами, — уточнил педантичный Молотов. — Линейные крейсера к тому же слабые по броне и вооружению.

Все понимали, о чем идет речь. Накануне пришло известие о сражении в Северном море неподалеку от норвежского порта Нарвик. Неразлучная парочка немецких линкоров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» атаковала и уничтожила британский авианосец «Глориес». Англичане даже не успели поднять в воздух самолеты, и плавучий аэродром пошел ко дну под градом одиннадцатидюймовых снарядов.

— Мы и не сомневались, что наше решение строить линкоры было единственно правильным, — удовлетворенно произнес Сталин. — Что сообщают из Сан-Франциско?

Вызвали истомившегося в приемной Биберева. После введения с прошлого месяца новых воинских званий Матвей Аристархович стал контр-адмиралом и ужасно этим гордился, хотя петлицы на его кителе остались прежними — с двумя звездочками.

Моряк доложил, что на калифорнийской верфи строго по плану разворачиваются работы по достройке «Халхин-Гола». Различным предприятиям распределены заказы на необходимое оборудование. Ленинградские конструкторы, совместно с американскими коллегами, завершают создание проекта обновленного линкора. Кораблестроители обязуются закончить монтажные работы и отладку двигателя к следующему лету.

— Стало быть, в мае — июне сорок первого мы должны доставить на верфь артиллерию, — сделал вывод Сталин. — Успеем?

Молотов и Маленков заверили, что наркомат вооружений умрет, но выполнит задание — четыре башни с орудиями главного калибра будут готовы в срок.

Экспериментальная шестнадцатидюймовка уже проходит испытания на Балтийском полигоне. Пушки меньших калибров давно освоены промышленностью, с ними проблем вообще не предвидится. Затем, после вступления в строй «Халхин-Гола», заводы приступят к изготовлению артиллерийских установок для «Советского Союза» и «Советской России» — двух новейших суперлинкоров, которые планировалось спукать на воду в начале сорок второго года.

Матвей Аристархович особо подчеркнул приятный факт: при заключении контракта удалось добиться солидной экономии валютных средств. Корабль такого класса стоил, по американским ценам, около пятидесяти миллионов долларов, однако мафия оформила линкор «плавучим краном» и добилась, чтобы при калькуляции расходов была засчитана двадцатилетняя амортизация изделия. В результате «Халхин-Гол» обойдется Советскому правительству всего лишь в двенадцать миллионов.

— Одно мне, признаюсь, не совсем понятно, — закончил Биберев. — Господин Каноцци почему-то настоял, чтобы половина этой суммы была уплачена наличными.

Наивность контр-адмирала, который удивлялся таким простым вещам, насмешила матерых политиков. Берия фыркнул:

— Зато нам их интерес очень даже понятен. Будут им наличные.

— Это много?! — забеспокоился Сталин. — Легко будет переправить такую сумму?

— Ерунда, — отмахнулся Лаврентий Павлович. — Один чемодан, набитый стодолларовыми купюрами.

Когда Биберев ушел, Ворошилов поинтересовался, откуда взялось странное выражение — «отмывание денег». Сталин, которого в Политбюро не без веских на то причин считали ходячей энциклопедией, охотно пустился в объяснения. Оказывается, в эпоху «сухого закона» мафия гребла колоссальные деньги на нелегальной продаже спиртных напитков, и встала проблема — легализовать эти доходы, чтобы вкладывать «хмельные миллионы» в некриминальные сферы бизнеса. Тогда один мафиози догадался организовать сеть прачечных и оформлял «черный нал» как деньги, полученные от стирки белья.

— Не совсем красиво выглядит с нашей стороны, — повздыхал Калинин. — С уголовниками сотрудничаем, с гангстерами.

— А то мы во время революции не использовали уголовный элемент, — сказал Ворошилов. — Один Махно чего стоил!

— Ради великого дела можно заключить временный союз даже с нечистой силой, — усмехнулся Сталин. — Никто не сможет нас упрекнуть. Вспомните: в Мюнхене те же английские и французские империалисты продали Гитлеру всю Чехословакию — лишь бы натравить фашистов на Страну Советов. По сравнению с этой чудовищной сделкой наш альянс с мафией выглядит деянием библейских праведников.

Выслушав эти соображения, Молотов озабоченно заметил, что организованная преступность мыслится ему проблемой, которая может когда-нибудь вызвать сложности даже в СССР. Если бандитские вожаки попытаются подкупить морально неустойчивых аппаратных работников — результат трудно предсказать. К этому предупреждению отнеслись серьезно, поскольку Вячеслав Михайлович тоже владел политическим ясновидением и его прогнозы обычно сбывались.

— Значит, надо обезглавить преступный мир, пока наши бандиты не превратились в мафию, — резюмировал Сталин, а затем произнес очередной афоризм, который спустя много лет будет превратно истолкован: — Не будет этих людей — не будет и проблемы. Лаврентий Павлович, займитесь. Править страной должно правительство, а не бандитское подполье.

Нарком внутренних дел заверил коллег, что сегодня же отдаст приказ расстрелять всех воров в законе, которые сидят в лагерях и следственных изоляторах. Затем будет развернута большая охота на уголовных вожаков, временно остающихся на свободе. На этом повестка дня была исчерпана, и некоторым приглашенным дали понять, что они могут отправляться на заслуженный отдых.

Сразу после полуночи, когда в кабинете остались только люди, входящие в Ближний Круг, Берия огласил особо секретное донесение из Красноярска. Местным органам НКВД удалось обнаружить двух лиц, идентичных фотографиям, которые привез из Америки конструктор Каростин. Предполагаемые гонты заказали в краевой библиотеке подшивки местных газет за лето и осень 1908 года. Заметив, что привлекли к себе внимание, подозреваемые бесследно исчезли. Наблюдавшие за ними сотрудники госбезопасности уверяют, что гонты буквально растаяли в воздухе.

— Гипноз, — прокомментировал Сталин. — Против пришельцев придется использовать людей, устойчивых к действию внушения. Пусть товарищ Мессинг поможет отобрать чекистов, не подверженных магнетизму.

Затем он приказал пригласить Каростина, который уже четвертый час ждал своей очереди.

События последних месяцев, особенно нелады по части личной жизни и командировка в Берлин, превратили Михаила в замкнутого, мрачного ипохондрика.

Новые знания распалили в его подсознании чудовищной силы комплекс неполноценности, неверие в собственный интеллект и ощущение душевной пустоты.

Единственным приятным сюрпризом оказалась новость, что Сталин прекрасно помнит обстоятельства их прежних встреч и даже прочитал «Ответный удар» — новый, только что опубликованный роман Каростина.

— Но литературные вопросы мы будем обсуждать позже, — сказал вождь. — В каком порядке вы собираетесь отчитываться?

— Начнем с техники, — безразлично предложил конструктор. — Хотя все это очень тесно переплетается с проблемой Тунгусского бункера. В научном отделе концерна «Сименс» я заметил корпус, охраняемый войсками СС. Я уверен, что именно там изучают найденные в Польше обломки…

— Этим займется разведка, — прервал его Сталин. — Что с радиолокатором?

Главной целью поездки в Германию было приобретение лицензии на сименсовский магнетрон. Мощный генератор сантиметровых радиоволн, работавший по принципу торможения электронов в скрещении электрического и магнитного полей, был необходим для создания радаров нового поколения. Резкий скачок от частоты в триста мегагерц у системы «Сегмент-1» до двух-трех тысяч мегагерц, как планировалось в «Сегменте-2», позволил бы резко увеличить дальность и точность радиолокационного обзора.

— Я знаю, что вы очень ловко поменяли немецкий патент на два наших авторских свидетельства, — одобрительно сказал Сталин. — Когда будет готово новое изделие?

— Думаю, через год. Или чуть позже. Нам осталось решить незначительные технические вопросы. Но я хотел сказать о другом, — кажется, удалось разгадать тайну одной из таймырских находок.

— Подождите, — строго сказал Сталин. — Вы в комиссии получали рапорт НКВД о происшествии в Красноярске?

— Насчет гонтов? Да, я в курсе.

— И что вы об этом думаете?

— По-моему, все просто. Гонты продолжают искать бункер. С этой целью они прочесывают на большой высоте пространство над Сибирью. Фурбены им противодействуют, поэтому над Таймыром произошел бой, следы которого оказались у нас в руках. В библиотеке они собирались просмотреть газеты как раз о падении Тунгусского метеорита. Вероятно, рассчитывали найти какие-нибудь заметки, связанные с судьбой спасшихся сопланетников.

— Ни черта они там не найдут, — проворчал Сталин. — Мы все эти газеты еще в двадцатые годы до последней корки пролистали… Ладно, давайте, о чем вы хотели сказать.

— Когда я был в научном отделе «Сименса», немцы похвастались очень забавным, как они полагают, устройством…

… Инженеры всемирно знаменитого электротехнического концерна изготовили необычный конденсатор, напылив серебряную пленку на пластину слюды. Каростин еще не знал таких терминов, как «интегральная схема» или «пленочная технология», но стоило ему присмотреться к этой игрушке, как сердце заколотилось с бешеной силой…

— Помните тот кристалл с узорами, который мы поначалу приняли за инкрустированный серебром самоцвет? Я понял, что он из себя представляет. Это целый узел их радиоэлектронной аппаратуры. Узел, в крохотный объем которого втиснуты десятки или даже сотни микроскопических устройств: конденсаторы, сопротивления, выпрямители, диоды и все такое. И тогда мне стало страшно…

— Вы должны г-гордиться, молодой человек, — ободряюще сказал Молотов. — Если сумели раскрыть такую тайну, это же замечательно! Чего же тут страшного?

— Страшно то, как далеко они ушли от землян по пути технического и научного прогресса. Я чувствую себя полным ничтожеством. Дикарем-неандертальцем, который с тупым видом разглядывает граммофон, случайно попавший к нему в пещеру.

И даже если когда-нибудь у нас в руках окажется целый и невредимый корабль пришельцев, мы просто не поймем, как он действует.

Наркомы недоуменно переглянулись — для них такой проблемы не существовало.

Вождь партии после короткого раздумья уверенно проговорил:

— Вы сильно преувеличиваете степень нашего неандертальства. Любая машина космических гостей, будь то межзвездный корабль, или быстроходный летающий вездеход, или… В общем, любая такая машина должна состоять из агрегатов, назначение которых несложно предугадать. Давайте подумаем, какие устройства будут в подобных кораблях.

Совместными усилиями они быстро составили приблизительный перечень: корпус, двигатель, оружие, источник энергии, приборы наблюдения (радар, телескоп, телевизор), приборы управления, средства связи, жилые помещения, склады продовольствия и топлива…

— Не так все просто, — упорствовал Каростин. — Мы можем не понять, что именно видим — оружие, телевизор или двигатель. Если их радиотехника столь разительно отличается от нашей, то поди угадай, как будет выглядеть их оружие…

Представьте себе, что древнеримскому легионеру показали современный пулемет.

Черта с два он сообразит, для чего нужен этот кусок металла.

Ворошилов заверил инженера, что воин времен Цезаря сразу начал бы нажимать на все железки и быстро освоил приемы стрельбы.

— Напрасно вы беспокоитесь о таких пустяках. — увещевал конструктора Сталин. — Ведь вы догадались о назначении той радиодетали. Следовательно, братья по разуму обогнали землян не так уж сильно — лет на сто, от силы на двести. Разобрались с радио, разберетесь и с остальным.

— Попробуй только не разобраться, — сказал Берия, делая свирепое лицо. — Кишки выпущу.

— Не надо так шутить, — вяло проговорил Михаил. — Есть машины, которые на Земле только-только появляются и потому ужасно примитивны. За двести лет прогресса инопланетные инженеры могли их усовершенствовать до полной неузнаваемости.

Он рассказал о последних достижениях американских и немецких ученых, создавших электромеханические приспособления для математических расчетов. Джордж Штибиц из «Белл телефон» сконструировал и построил так называемый калькулятор комплексных чисел, собранный из множества телефонных реле. Похожее устройство в Германии разрабатывал Конрад Цузе. Фирма IBM пыталась смонтировать такую же машину из электронных ламп. Эти агрегаты выполняли за каждую секунду сотни арифметических действий, и сегодня даже трудно было представить, какие перспективы откроются, когда подобные механизмы получат широкое распространение.

— Интересная штука, — согласился Сталин. — Вроде большого арифмометра. Конечно, на космических аппаратах должны иметься такие машины, — например, для астрономических вычислений… А поскольку мы знаем, что на корабле пришельцев обязательно окажется устройство для быстрых расчетов, то ваша задача — опознать его, изучить и использовать на благо нашей страны.

Молотов добавил директивным тоном: мол, хорошо бы товарищу Каростину написать книгу про вычисляющие электромашины. Очень важно будет показать, сказал Вячеслав Михайлович, как передовые научно-технические достижения служат трудовому народу в СССР и буржуазным на Западе. Например, советский калькулятор помогает повысить производительность труда, тогда как капиталисты используют такую же машину для усиления эксплуатации, получения сверхприбыли и подготовки новой войны. Он предложил ввести в будущую книгу приключенческую струйку: машина изобретена советскими учеными, иностранные разведки пытаются похитить чертежи, но сотрудники госбезопасности обезвреживают врагов и сохраняют важную государственную тайну.

— Товарищ Каростин без наших дилетантских советов сумеет грамотно построить увлекательный сюжет, — ухмыльнулся Сталин. — Вот как хитро закрутил он свой «Ответный удар». Войну с применением новейшего оружия расписал, а с кем сражается Красная Армия и на каком стратегическом направлении — об этом остается только догадываться. Вы, Михаил Никанорович, настоящий дипломат…

Остальные засмеялись, из чего Михаил заключил, что все они знакомы с его романом. Это было приятно. Немного сконфуженный откровенным намеком вождя, он сказал:

— В первом варианте я написал, что войну развязала Германия в союзе с Финляндией и Польшей, а с востока на СССР напала Япония. Но прошлой осенью Польша исчезла, а с немцами подписали договор о дружбе. Пришлось срочно переписывать многие главы и сделать противника анонимным.

— Все правильно, — задумчиво проговорил Сталин. — Каждый советский человек понимает, что схватка с Германией и Японией неизбежна, однако открыто писать об этом не стоит — договор вынуждает нас проявлять некоторую осторожность в высказываниях… — Он надолго замолчал, потом вдруг спросил: — У вас есть какие-нибудь вопросы к членам правительства?

Разговор с вождями буквально окрылил конструктора, вернув уверенность и прогнав хандру. Они верили в его силы, — стало быть, он обязан оправдать их высокое доверие. Испытав прилив воодушевления, Михаил набрался смелости и сказал:

— Я подготовил к печати избранные произведения в двух томах, но издательство тянет время, не включает книги в план…

Не дослушав его объяснений, Сталин раздраженно заявил, что писатель Каростин заслуживает большего, чем двухтомное собрание сочинений. Он сделал очередную пометку в своей записной книжке и добавил:

— Идите, Михаил Никанорович, и спокойно работайте. А издательство может выпустить ваш шеститомник сверх утвержденного плана. Еще до конца этого года… Надеюсь не забудете подарить мне экземпляр с автографом?

Разговоры этой ночи имели сложные последствия, по-разному отразившиеся на судьбах отдельных людей и целых стран. Через три месяца начали выходить тома каростинских сочинений, и взбодрившийся писатель засел писать еще два романа.

… Агентурная сеть госбезопасности подбросила английской разведке умело составленную дезинформацию, будто в одном из корпусов научного отдела концерна «Сименс» разрабатывается супермощное оружие, предназначенное для обстрела Британских островов. Через несколько дней крупные соединения английской авиации разбомбили этот район Берлина, в результате чего прекратили существование все изучавшиеся там образцы инопланетной радиотехники.

Спустя неделю не вышел на службу пожилой инженер-конструктор из секретного подразделения фирмы «Мессершмитт». Когда стало известно, что вместе со стариком исчезли найденные в Польше детали — предположительно это были обломки двигателя инопланетного летательного аппарата, гестапо и СД перетряхнули всех служащих, а также их родственников до третьего колена, при этом были разоблачены два английских шпиона, один американский и один японский. Пропавшего конструктора не нашли, но зато установили, что он был членом компартии со времен Баварской советской республики. Не требовалось большого ума, чтобы понять: бесценные находки уже переправлены в Москву.

… С помощью Вольфа Мессинга были отобраны два десятка оперативных сотрудников НКВД, не подверженных гипнозу. Заодно обследование на устойчивость к внушению прошли высшие руководители СССР. Выяснилось, что среди членов Политбюро только Молотов и Берия обладают зачатками экстрасенсорных способностей. Каждый из них сделал для себя вывод: конкурента придется устранить. Ровно через тринадцать лет Молотов сумеет выполнить эту задачу.

Глава 16 ФАНТАСТИКА И РЕАЛЬНОСТЬ

Первая в Нью-Йорке телевизионная антенна оседлала самую высокую точку города — шпиль небоскреба Эмпайр стейтс билдинг. Михаил с удовольствием осмотрел это во всех отношениях любопытное сооружение. Джон оказался прекрасным гидом и сумел плотно заполнить его немногие свободные часы, чтобы показать основные достопримечательности. Кроме того, издатель был очень интересным собеседником, знал немыслимое количество удивительных историй, которые рассказывал охотно и мастерски.

— Лет семь назад федеральная комиссия по радиосвязи постановила, что телевидение должно служить только научным целям, и поэтому трансляция рекламных передач была запрещена. Так вот, пока этот запрет не отменили, производство телепередатчиков оставалось нерентабельным, и развитие телевидения в Штатах замерло.

— Забавный анекдот, — согласился Михаил. — Вполне в американском духе.

— Представьте себе, я не шутил, — печально поведал Джон. — Вы в России даже не представляете, какие колоссальные доходы приносит этот бизнес. Огромные доходы и огромную власть.

Он рассказал, как в прошлом году Американская федерация рекламы добилась запрета на учебник профессора Рагга. Автор книги осмелился сказать, что реклама оглупляет граждан. Если верить Джону, одна компания, производящая мыло и стиральные порошки, купила привилегию: отныне во время ковбойских вестернов на радио и телевидении передается реклама лишь этой фирмы. Поэтому американцы стали называть «мыльными операми» многосерийные фильмы и радиопьесы, то и дело прерываемые назойливыми призывами покупать моющие средства. История звучала больно уж неправдоподобно, поэтому Михаил решил, что собеседник его разыгрывает.

А может быть, и нет.

На всякий случай Каростин тактично перевел разговор на другую тему.

Вспомнил, как в конце двадцатых годов написал повесть о перспективах телевидения.

— Тогда меня интересовали совсем другие темы, — ностальгически проговорил он. — Прогресс, новая техника, новое общество… Но никак нельзя было подумать о роли рекламы мыла в развитии телевидения или ракетоплавания…

— А я начал писать в годы «великой депрессии», потому что остро нуждался в деньгах, — признался Джон. Михаил рассмеялся:

— Честно говоря, я тоже взялся за литературу ради денег. Но потом стал относиться к фантастике серьезнее.

— У вас отлично получается. Мои авторы были рады услышать о вашем приезде. Надеются увидеть вас сегодня вечером. В редакции соберутся все писатели, которые находятся в Нью-Йорке.

— Я обязательно приду.

— Замечательно!

Джон Кэмпбелл попрощался и убежал по срочным делам. Больше двух лет он возглавлял самый серьезный в Соединенных Штатах журнал фантастики «Astounding Science Fiction», то есть «Поразительная научная фантастика». Вчера Джон каким-то образом нашел Каростина в отеле и взял слово, что московский гость посетит редакцию, где Михаила будут ждать молодые талантливые писатели-фантасты.

Каростин вторично прилетел в США на новейшем транспортном самолете АНТ-39 «Красная Звезда». Четырехмоторный цельнометаллический гигант, прототип разрабатываемого дальнего бомбардировщика, совершил сорокачасовой беспосадочный бросок над Арктикой, доставив в Сан-Франциско несколько орудий для «Халхин-Гола», Почти двое суток Михаил и еще пять пассажиров мерзли в неотапливаемом закутке, отделенном переборкой от кабины пилотов. Во Фриско Каростин согласовал с американскими коллегами конструкцию отсека для радарной станции, которую предполагалось установить на передней мачте линкора. Затем он пересек континент от океана до океана в пассажирском С-3 «Дуглас». В Нью-Йорке он подписал несколько важных документов, а потом встретил Джона…

Михаил рассеянно брел по какой-то авеню. Снова заморосил противный мелкий дождик. Конструктор рассеянно подумал: дескать, неплохо бы закусить сосиской и выпить кока-колы в ближайшей забегаловке, но вместо аптеки или кафе по пути попался магазин радиотоваров. Ассортимент был богатейший: радиоприемники, патефоны, магнитофоны, радиолы. Больше всего Каростина интересовали, конечно, телевизоры, разработкой которых он продолжал заниматься по сей день.

Ни о чем подобном москвичи, конечно, не могли и мечтать. Каких моделей здесь только не было — от двухканальных с крохотным экраном в три дюйма по диагонали, стоимостью сто двадцать пять долларов, до огромных двенадцатидюймовых с переключателем на семь каналов, цена которых приближалась к шести сотням.

Двенадцать дюймов — это же больше тридцати сантиметров по диагонали! Михаил испытывал легкую зависть, а рядом, еще сильней дразня его самолюбие, красовались тяжелые коробки цветных телеприемников. Еще десяток лет назад такие агрегаты считались чистой фантастикой…

— Интересуетесь телевизорами?

Голос, выговаривавший русские слова с заметным акцентом, прозвучал совсем рядом. Повернув голову, Михаил увидел сухопарого мужчину лет пятидесяти в длинном макинтоше и модной шляпе. Взгляд водянистых светло-серых глаз был отнюдь не дружелюбным, а тонкие рыжие усики напоминали о немецких офицерах, которых он встречал весной в Берлине.

— Русский? — спросил Михаил, прикинувшись дурачком. Он не сомневался, что опять встретил немецкого агента, и не ошибся.

— Нет, господин Каростин, я представляю одно дружественное вам государство. Позвольте представиться, обер-штурмбаннфюрер СС Вальтер Ромпе.

— Гестапо? — машинально поинтересовался конструктор и как бы невзначай расстегнул пальто, чтобы в случае надобности сподручнее было выхватывать пистолет.

— Зачем же так грубо… — Немец вроде бы даже обиделся. — Тайная полиция работает внутри рейха, я же служу в такой интеллигентной организации, как политическая разведка… Нам надо побеседовать, а это лучше всего получается во время обеда. Предлагаю посидеть в ресторане — тут поблизости есть очень уютное тихое заведение.

Разговор обещал быть интересным, к тому же в Наркомате госбезопасности его регулярно поучали, что на такие контакты следует соглашаться без опаски. Знать бы только, чего нужно этому фашисту. А то стукнет по башке, запихнет в ящик — очнешься в подвалах гестапо. Мало ли, что он врет, будто в другом отделе состоит, — сказать всякое можно. Нет, все-таки надо соглашаться…

— С удовольствием, — проговорил он. — Только через два часа я должен быть в редакции журнала.

— Будете, — заверил его Ромпе. — Двух часов на первый раз вполне достаточно.

Ресторан действительно оказался уютным и тихим, но сугубо американским, и оба европейца долго ворчали по поводу варваров янки, которые за недолгий срок своей истории так и не научились готовить нормальную еду. После продолжительного изучения меню они заказали по большому бифштексу с жареной картошкой, салат, пиво и несколько видов закуски. Откусив от бутерброда с икрой, эсэсовец приступил к делу:

— Герр Каростин, в нашем ведомстве были весьма заинтригованы вашим романом «Ответный удар». Правильно ли мы поняли, что там говорится о войне между СССР и Англией?

— Вы прекрасно говорите по-русски, — похвалил немца Михаил, чтобы потянуть время. — Жили в России?

— Я родился неподалеку от Ревеля. У моего отца было большое имение, леса, завод. Мой дед был адмиралом русского флота, а сам я в мировую войну дослужился до поручика на Кавказском фронте, потом воевал в армии генерала Врангеля.

Кивая в такт его объяснениям, Каростин лихорадочно прокручивал в уме ситуацию. В «Ответном ударе» не названы противники Советского Союза. Красная Армия отражает удар вражеского флота, использовав управляемые по радио беспилотные самолеты, начиненные двумя тоннами взрывчатки, где точное наведение на цель осуществлялось с помощью телевидения. Кроме того, в сценах войны на сухопутном театре он описал прорывы тяжелых танков и атаку пехоты, вооруженной автоматами. В первом варианте романа два корпуса красноармейских парашютистов захватили остров Хоккайдо, но из-за цензурных ограничений пришлось опубликовать текст, где говорится о десанте на некий неназванный остров. Ну что ж, если немцам хочется, чтобы этим островом была Британия, пусть остаются в приятном заблуждении…

— Вы совершенно правы, герр обер-штурмбаннфюрер. Я писал именно об этом.

Вальтер Ромпе оживился, засверкал глазами и завалил фантаста наводящими вопросами. Немца интересовало, существуют ли в действительности танки Т-42 (шестьдесят тонн веса при стасемимиллиметровой пушке), истребители И-25 (скорость — семьсот пятьдесят километров в час, вооружены шестью автоматическими пушками калибра сорок миллиметров), скорострельные пушки-гаубицы «Ромашка», автоматы Рустамова и другая красочно расписанная боевая техника, при помощи которой герои Каростина за четыре дня остановили и обратили в бегство вражеские войска.

Дурачина из ведомства Гиммлера не понимал, что любой писатель способен за пару минут состряпать правдоподобный сюжет. Именно этим и занялся Михаил, охотно подтвердив, что названные системы вооружения существуют либо скоро вступят в строй, равно как реактивные самолеты, сверхдальнобойные пушки и подводные крейсера огромного водоизмещения. Немец был слегка подавлен, но все-таки продолжал выпытывать:

— Как понимать эту публикацию? Неужели таким оригинальным образом ваши комиссары дают понять фюреру, что Красная Армия готова присоединиться к вермахту в битве против англичан?

— Мне трудно оценивать такие сложные политические процессы, — уклончиво ответил Михаил. — Но ваша мысль кажется похожей на правду.

— Можно ли надеяться, что Молотов передаст подобные предложения, когда приедет в Берлин на переговоры с фюрером?

— Простите, меня не посвятили в эти планы. — Михаил с печальным видом склонил голову. — Мое дело — писать романы, но такого сюжета мне пока не заказывали.

— Я все понял. Большевики используют вас втемную.

Пожав плечами, Каростин взялся за бифштекс. Ромпе сочувственно сказал, что понимает, как трудно жить талантливому писателю, которому не доверяют важной информации. Затем открыто предложил сотрудничать: служба СД готова передавать Михаилу определенные сведения, но ему придется, в виде ответной любезности, оставлять в условленном месте письменные отчеты. Михаил немного поломался, потом принялся торговаться.

Сговорились на сумме в три тысячи долларов плюс триста рублей за каждый оставленный в тайнике отчет. В портфель «завербованного» конструктора перекочевала пачка купюр, шифроблокнот и план парка в Сокольниках, где находился тайник. Шифр и схема должны были привести в экстаз московских контразведчиков — в этом Михаил не сомневался.

Неторопливо шагая под усилившимся дождем, Каростин мысленно посмеивался: немцы работали безалаберно, купились на дешевую легенду…

К назначенному часу таксомотор высадил его возле дверей журнальной редакции. Джон, поджидавший гостей в вестибюле, тактично предупредил:

— Все уже собрались. Только… Из Калифорнии приехал Боб Хейнлейн.

— Кто это? Не помню такого.

— Он — наш ровесник, хотя печататься начал совсем недавно. Боб очень талантлив, настоящий генератор идей. Беда в том, что он не слишком любит коммунистов.

— Не привыкать, — отмахнулся Каростин. — К тому же я — беспартийный.

Пошли.

В редакционной комнате сидели на стульях, столах и даже на подоконнике шесть человек. Самым старшим из них оказался сорокачетырехлетний Билл Дженкинс, писавший под псевдонимом Мюррей Лейнстер. Михаил искренне признался, что с огромным удовольствием читал его «Проксиму Центавра» — роман о полете к ближайшей звезде, где земным космоплавателям пришлось выдержать сражение с цивилизацией разумных растений. В ответ Билл Мюррей, наговорив комплиментов каростинским романам «Снегопады Венеры» и «Тайна звездного дредноута», протянул обе эти книги, выпущенные в мягких обложках нью-йоркским издательством «Популярная библиотека». Михаил не сразу понял, в чем дело, и американец пояснил, что хотел бы получить автограф русского классика.

Не успел он написать какой-то банальный текст и поставить росчерк, как со всех сторон потянулись руки, сжимавшие такие же покетбуки. Михаил расписывался, благодарил за добрые слова и пытался запомнить незнакомые фамилии начинающих писателей: Саймак, Ван-Вогт, Азимов, де Камп. Несмотря на тревогу редактора, Хейнлейн держался вполне миролюбиво и даже подарил свежий номер «Астаундинга», в котором была напечатана его повесть «Взрыв всегда возможен».

Потом началось обсуждение каростинского творчества — настолько бурное, что Михаил вынужден был то и дело останавливать говорившего и просить произнести ту же фразу помедленнее. Когда очередной коллега назвал гостя основателем литературы о космических войнах, Каростин пошутил:

— Теперь я понимаю, почему Док Смит не пришел…

Все засмеялись. Эдвард Смит имел научную степень доктора философии, за что и получил среди писателей-фантастов прозвище Док. Какое-то время он пытался доказать, что его многотомные опусы о Линзменах и звездолете «Космический Жаворонок» заложили фундамент нового течения фантастики — «космической оперы». Так, по аналогии с ковбойскими «мыльными операми», называли романы, посвященные битвам звездных флотов. Однако было очевидно, что такое направление литературы открыли советские авторы: Николай Муханов с его трилогией «Пылающие бездны» и Михаил Каростин, создавший многотомную эпопею «Революция в эфире».

Лейнстер произнес небольшую речь, сказав, что в начале нашего века фантастика имела всего два течения: изложение научных и политических идей без грамотной литературной обработки, как это делали Жюль Верн и Герберт Уэллс, а на противоположном фланге — приключенческие боевики в стиле Бэрроуза и того же Дока Смита. Лейнстер заявил, что настоящая литературная фантастика началась с произведений Каростина, Беляева, Кэмпбелла и Хейнлейна. Это было очень приятно, и Михаил выступил с ответным словом.

— В основе произведения должна лежать яркая, интересная и, главное, новая научно-фантастическая идея, — говорил он. — Задача настоящего писателя — найти такую идею и тщательно обработать ее методами художественного творчества. На фоне фантастической посылки становится интереснее сюжет, наливаются жизнью образы персонажей. Современность дарит писателям уникальный шанс, потому что мы живем в эпоху величайших и удивительных открытий во всех областях науки и техники. Жюль Верн строил увлекательные сюжеты, исходя из примитивных законов механики. Что он использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего!

Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия…

На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики — сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление — на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.

В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес «Astounding» со своим рассказом «Strange Playfellow». Михаил перевел название как «Чокнутый друг детства», а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:

— Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?

Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:

— Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.

Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: «Погляжу я на вас лет этак через двадцать-тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!» Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:

— Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?

— Это не я так полагаю, это — научно установленный факт, — рассмеялся Михаил. — Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» — там все изложено очень доступно и доходчиво.

Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился.

Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:

— Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима… — Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. — Например, величайший ученый той эпохи — дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет — разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию… назовем ее, например, Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только… — Он снова погрузился в размышления. — Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности — Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:

— Пускай энциклопедию пишут.

— Гениально! — вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: — А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.

Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная «космическая опера», перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал — зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес:

— Очень любопытный замысел. Дерзайте, юноша… — Потом спросил из вежливости: — Как, вы говорите, вас зовут?

— Айзек, сэр, — мальчишка явно был горд вниманием классика, — Айзек Азимов…

Через пару десятилетий он станет сильно переживать, что не познакомился поближе с Клиффордом Саймаком, который весь вечер молча просидел в углу. Но тогда, осенью сорокового, таких сожалений не возникало. Михаил возвращался из редакции в прекрасном настроении. Однако в отеле Каростина всерьез обеспокоил капитан Сомов — сопровождавший его сотрудник Наркомата госбезопасности. Чекист сообщил об автомобиле с двумя пассажирами, который следовал за Михаилом весь день.

— ФБР, наверное, — безразлично сказал конструктор. — А может быть, снова немцы… Пускай следят до полного опупения. Ни черта не обнаружат. У нас особых секретов нет. Контракты, которые в эту поездку подписывали, не имеют отношения к обороне.

— Так-то оно так, но за тобой кто-то следил. — Сомов покачал головой. — Не к добру это.

Всю ночь чекист не спал, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам за стенами комнаты. А утром капитан разбудил Михаила, сообщив тревожное известие: кто-то протолкнул под дверь конверт с письмом.

— И что же тебя так разволновало? — удивился конструктор, распечатывая послание.

— Очень уж странно это случилось. Сначала послышались шаги в коридоре, словно кто-то крадется мимо нашего номера. Я, понятное дело, насторожился, пистолет приготовил. А потом вдруг — точно минуту или около того был без сознания — по радио уже другой голос поет, а у меня голова слегка кружится. И письмо лежит на коврике. А я ведь смотрел точно на дверь, но не увидел, как конверт подсунули.

— Да, забавная история. — Михаил подумал, что случившееся напоминает гипноз, которым злоупотребляют гонты. Наверное, и письмо от них. Так оно и оказалось. На листке плотной бумаги было написано по-русски каллиграфическим почерком:

«Уважаемый брат по разуму!

Излучения Вашего мозга указывают, что Вам известно о присутствии гонтов на планете Земля. Существует ряд вопросов, по которым между нами возможно дружеское сотрудничество.

Послезавтра в Сан-Франциско один из нас встретится с Вами.

Люди планеты Огонто.

27 октября 1940 года».

«Они даже знают, что я сегодня возвращаюсь в Калифорнию! — Тут Михаил тоже начал беспокоиться, но потом решил: — Если это провокация СД, то мы будем наготове. А если на связь в самом деле вышли гонты — тем лучше».

Они отправились в обратный путь с Восточного побережья к Западному. Уже знакомый «Дуглас» летел с промежуточными посадками в Чикаго и Денвере, так что путешествие заняло немногим меньше суток. В Калифорнии все дела были давно закончены. Позвонив на авиабазу, Каростин выслушал рапорт командира «Красной Звезды», который доложил, что машина заправлена, загружена всем необходимым и готова к старту, экипаж ждет пассажиров. Тем не менее он до последней возможности откладывал выезд, надеясь на посещение звездных гостей. Каростин даже велел Симанову и Котрикадзе отправляться на аэродром и передать командиру АНТ-39, чтобы тот не беспокоился по поводу их задержки.

… Но после четырех вечера стало понятно, что дальше тянуть нет смысла.

Очень расстроенный, Михаил вызвал негритенка-носильщика, чтобы спустить багаж в автомобиль. На ступеньках перед входом в отель из вечернего полумрака навстречу им шагнула громоздкая фигура с характерными чертами лица, которые были присущи жителям Огонто. Сомов профессионально занял позицию между Каростиным и гонтом, но Михаил шепнул:

— Не беспокойся. Я должен с ним поговорить. Но будь начеку.

— Чекисты всегда начеку, — процедил капитан. Приблизившись, гонт, почти не шевеля губами, заговорил на не слишком правильном русском языке:

— Простите, я не мог поспеть прежде этого часа. Кажется, за мной идет слежка. Я знаю про ваше отсутствие времени. Придется поговорить про все важные вопросы по дороге.

— Давно пора, — сказал обрадованный Михаил. — Могли бы еще два года назад с нами связаться.

— Это не так просто…

Сомов сел за руль «форда», а гонт и конструктор устроились сзади.

Инопланетянин не пожелал назвать своего имени и приступил сразу к делу:

— Нам пришлось исследовать содержимое вашей памяти, но осталось много неясного. Мы должны установить источник информации о нападении фурбенов на звездолет экспедиции Огонто.

— Если вы читаете мои мысли, то должны знать все, что знаю я!

— Не надо раздражаться, — посоветовал гонт. — Мы попали в безвыходное положение. Звездолет давно должен был вернуться на Огонто, но все еще находится в десятках световых лет от дома. Если мы не отыщем своих сопланетников, то рискуем погибнуть на обратном пути, потому что корабль выработал ресурс…

Теперь разъясняю: чтение мыслей дает очень неполную картину. Мы надежно воспринимаем лишь четко сформулированные фразы, а также сильные ощущения. Однако люди, как и прочие разумные существа, мыслят чаще смутными образами, чем символами речи. А лично у вас мысли забиты большей частью переживаниями эротического характера.

Смущенный последней фразой, Михаил все-таки сумел трезво оценить ситуацию и согласился, что гонты действительно оказались в тупике и заслуживают сочувствия.

Он рассказал, что самые важные сведения поступают в комиссию откуда-то из сфер высшего государственного руководства, но честно признался, что подробности ему не известны.

Выслушав его объяснения, гонт отвернулся к окну. Машина шла по ленте подвесного моста Сан-Франциско — Окленд, который во всем мире путали с расположенным над горловиной залива мостом Золотые Ворота. Когда они оказались на другом берегу, Сомов вырулил на шоссе, ведущее к военному аэродрому, где стояла «Красная Звезда».

— Вы считаете, что экипаж того звездолета еще жив? — спросил Михаил. — Ведь прошло очень много времени. Какая у вас обычная продолжительность жизни?

— Раза в полтора больше, чем у вас. Я уверен, что уцелевшие после взрыва гонты живы и ждут спасателей. В их радиограммах говорилось, что место, которое вы называете Тунгусским бункером, оборудовано анабиозными камерами.

Это было очень интересно, однако Каростин не исключал, что за прошедшие три десятилетия роботы фурбенов могли найти и уничтожить Тунгусский бункер. Кроме того, Михаилу хотелось узнать подробности боевых действий между кораблем Огонто и вражеской базой. Такие сведения весьма пригодились бы не только комиссии, но и самому Михаилу — для очередного романа о тайнах звездного дредноута…

Неизвестно, стал бы гонт об этом рассказывать, только поговорить им не удалось.

Сомов вдруг прорычал:

— За нами погоня!

Обернувшись, Михаил увидел, что в быстро сгущавшейся темноте их уверенно настигают два «понтиака». Шоссе было пустынным, и преследователи, не заботясь о скрытности, выставили из окон стволы автоматов. С каждой секундой их фары светили все ближе. Когда расстояние между машинами сократилось метров до сорока, затрещали очереди, нацеленные по колесам «форда». Сомов гнал, не жалея мотор, но оторваться не удалось. Внезапно их сильно тряхнуло — одна из пуль прошила заднюю шину.

— Они охотятся на меня, — с прежним равнодушием произнес гонт. — Придется драться.

Инопланетянин достал из-под куртки устройство, напоминающее пистолет с длинным толстым стволом. Михаил тоже вытащил ТТ и спросил, передернув затвор:

— У вас нет связи с остальными?

— Поблизости нет никого из наших. Помощь подоспеет через час, не раньше.

Он навел свое оружие на ближайшую машину преследователей и нажал спусковую клавишу. Из ствола вырвался тончайший ослепительно фиолетовый луч. Прорезав заднее стекло, поток разрушительной энергии прочертил зигзаг на корпусе «понтиака». Из капота автомобиля заструился дымок, отчетливо видимый в свете фар мчавшейся следом машины. Прорычав что-то нечленораздельное, гонт вновь ударил лучом, покачивая стволом вправо-влево и вверх-вниз. Вероятно, его оружие поразило бензобак, потому что передний «понтиаю» вдруг окутался пламенем взрыва.

На полном ходу автомобиль подпрыгнул метра на два, рассыпавшись по шоссе грудой горящих обломков.

Дальше в этом месте дорога сворачивала к северу, поэтому «форд», следуя изгибу трассы, повернулся к преследователям левым бортом. Очереди двух автоматов разбили радиатор, повредив что-то важное в моторе, и вдобавок в клочья растерзали переднее колесо. Машину занесло, перевернуло, проволокло какое-то расстояние на боку. Михаил стукнулся головой, затем на него обрушилась тяжеленная туша гонта.

Автомобиль замер на боку, и Каростин, подвывая от острой боли, растекавшейся по придавленной правой руке, принялся шарить левой, пытаясь нащупать выскользнувший при ударе пистолет. Голова побаливала. «Наверное, шишка будет», — не к месту подумал Михаил.

Между тем гонт, открыв оказавшуюся над головой дверь, встал обеими ногами на бедро Каростина, подтянулся и ловко выпрыгнул из опрокинувшегося «форда».

Пробормотав: «Всю ляжку оттоптал, скотина…» — конструктор добавил пару крепких словечек, подобрал-таки ТТ и, выпрямившись, выглянул из машины. Голова кружилась, к ушибленному локтю словно высокое напряжение короткими импульсами подавали.

Продолжая держать оружие левой рукой, Михаил огляделся. На фоне горевших в сотне метров обломков «понтиака» темнели силуэты четырех автоматчиков, которые, пригнувшись, бежали в их сторону. Залегший на обочине гонт снова пустил в ход инопланетное оружие, перерезав пополам одного противника. Однако в темноте смертоносный луч выделялся слишком четко, и враги, обнаружив позицию пришельца, открыли бешеный огонь из всех стволов. Тем не менее гонт успел выпустить серию импульсов. Упал еще один немец — Михаил не сомневался, что их преследуют именно головорезы из СД. Двое оставшихся залегли, продолжая поливать гонта длинными очередями.

— Надо выбираться из этой мышеловки, — свирепо сказал Сомов, вытирая рукавом кровь, стекавшую из рассеченной брови и разбитого носа.

— Вылезай, — простонал Каростин. — У меня не получится. Буду отстреливаться.

— Не болтай. Сейчас помогу тебе выбраться. Подталкивая его сзади, капитан вытолкнул конструктора наружу, затем выбрался сам и шепотом приказал укрыться за перевернутой машиной. Затем, осторожно выглянул из-за капота, дважды выстрелил, почти не целясь, и сказал с удовлетворением:

— Пошли, они готовы.

Кряхтя от боли, Михаил подбежал к гонту и ужаснулся. Пришелец лежал ничком в луже крови. Куртка на его спине была буквально изрешечена пулями.

Инопланетянин не шевелился и не дышал.

Где-то поблизости заурчал мотор. Вскинув голову, Михайл увидел, как преследовавший их «понтиак», посвечивая фарами, медленно движется в его сторону.

Отступив в тень, Каростин приготовился открыть огонь, но, когда машина остановилась, оказалось, что за рулем сидит Сомов.

— Решил подогнать поближе, — сообщил чекист. — Тебе, наверное, ходить трудно… Помоги собрать трофеи — и полным ходом на аэродром, пока полиция не подоспела.

Они торопливо обыскали трупы землян, обнаружив в карманах массу документов, представляющих повышенный интерес для органов госбезопасности. Кроме того, в кабине машины находился портфель с бумагами на немецком языке.

— Дома разберемся, — поторопил напарника Сомов. — Шевелись, ехать надо.

Каростин кое-как открыл багажник опрокинувшегося «форда» и перетащил в «понтиак» свой багаж. Он уже собирался садиться, но вдруг сообразил:

— Капитан… Мы должны взять этого… Который с нами ехал.

— Ты, парниша, совсем сдурел, однако. Он же весь в крови. Даже здешние лопухи заподозрят неладное.

— Закутаем в мое пальто. Совершенно необходимо сделать ему вскрытие, изучить анатомию. Пойми — это необходимо!

— Ну как знаешь, — сдался Сомов.

Вдвоем они переодели убитого гонта и усадили труп на заднее сиденье «понтиака». Михаил успел обратить внимание, что смерть совершенно не изменила черты инопланетного лица. Потом он подумал, что странную двоякую роль сыграла пустынная дорога, протянутая к авиабазе. С одной стороны, в этом безлюдном месте фашисты без помех устроили им западню. С другой стороны, здесь не было свидетелей и американские власти не узнали о перестрелке и гибели инопланетянина. А когда узнают — «Красная Звезда» уже будет лететь над Арктикой.

У ворот базы ждали обеспокоенный Котрикадзе и полковник ВВС США, который обеспечивал техническую сторону их визита. «Понтиак» подкатил к самому трапу «Красной Звезды», и Михаил крикнул летчикам:

— Мужики, принимайте груз. У нас приятель перебрал.

Экипаж помог втащить в самолет мертвого инопланетянина. Никто не задавал лишних вопросов, даже когда стало ясно, что непредусмотренный пассажир если чего и перебрал, то хорошую дозу свинцовой начинки.

С опозданием на полтора часа АНТ-39, разбежавшись, расстался с землей и устремился в мучительно долгий путь над северной макушкой планеты, направляясь к лежавшей в другом полушарии Москве. И опять потянулись нескончаемые часы изнурительной стужи под дребезжанье моторного квартета. И опять они грызли кубики заледенелого чая и жевали промерзшую пищу. И уж страшно даже вспоминать о посещениях отхожего места.

Всю дорогу Михаил утешал себя мыслями о гонтах, которые проводили в межзвездных рейсах не какие-то несчастные двое суток, а долгие годы. Впрочем, он предполагал, что на космических кораблях пассажирские отсеки все-таки отапливаются. Может быть, экипажам этих звездолетов даже подают горячую пищу.

Глава 17 ПЛЕННИКИ ЗЕМЛИ

— Сегодня за твоими донесениями новый связник приходил к тайнику, — сообщил Рунгулов. — Вся контрразведка прыгает от радости. Они с нашей помощью взяли на крючок огромную веточку агентуры СД. И вдобавок через тебя перекачали в Берлин целое море дезинформации.

— Как там мой приятель Ромпе? Небось головокружительную карьеру делает, скоро выбьется в штандартенфюреры?

— С чего бы?

— Ну как же, такого ценного агента завербовал…

Жестокосердый осетин поспешил его разочаровать:

— Рано ты за дружка радуешься. Днями повяжут самых неприятных агентов, и в ведомстве Гиммлера немало голов полетит. Чует моя селезенка — не поздоровится твоему Вальтеру.

Они засмеялись, но под тяжелыми взглядами наркомов умолкли и придали лицам серьезные выражения, подобаюшие участникам важного совещания.

Председательствовал Берия, которому по должности положено было возглавлять комиссию, а по правую руку от него сидел новый член Правительства — генерал Всеволод Меркулов, выдвинутый на руководство в недавно сформированный Наркомат госбезопасности. Именно он и предложил специалистам начинать отчет.

Первым докладывал профессор Симонян, отвечавший за медицинскую сторону исследований. Темпераментно размахивая указкой, он увлеченно описывал анатомию убитого гонта. Функции внутренних органов и их расположение в полости организма жителя Огонто были сходны с человеческими, но имелись и серьезные различия.

— Нам пока не удалось провести полный биохимический анализ тканей пришельца, — говорил Симонян. — Эта работа может затянуться на долгие годы.

Однако уже сегодня ясно, что многие биологические молекулы на Огонто отличаются от земных по химическому составу. Также очевидно — можете сами убедиться, взглянув на рисунки, — совершенно неземное устройство сердца, легких и мозга. На лице так называемых гонтов имеется всего один глаз, также не человеческий, а, скорее, напоминающий фасеточный орган зрения насекомых. Далее… Устройство органов слуха и гортани показывает, что гонты переговариваются, используя ультразвук, то есть их естественную речь мы слышать не способны.

Другие докладчики так же деловито излагали результаты своих работ. Наконец пришла очередь Михаила, который занимался изучением портативной рации, пистолета-излучателя и маски. Хвастаться было нечем, поэтому Каростин начал с описания маски, прикрывавшей лицо гонта.

— Мы предполагаем, что данное устройство выполняет несколько функций, — заключил он. — Во-первых, маска делает гонта похожим на человека, скрывая единственный глаз, а также рудиментарные органы вроде носа и ушей. Во-вторых, маска служит как бы противогазом или средством биологической защиты — в ноздрях расположены фильтры, задерживающие вредные вещества и микроорганизмы. В-третьих, это преобразователь звуков. Сложная система мембран и микроскопических устройств превращает ультразвуки гонтовских голосовых связок в привычные для нас звуки и одновременно делает нашу речь слышимой для гонтов.

Покосившись на Берия, нарком государственной безопасности поинтересовался, удалось ли понять, для чего нужны прозрачные трубки, проложенные по внутренней стороне маски от переносицы к фальшивым глазам. Михаил развел руками и пробормотал: дескать, есть предположение, что по этим гибким трубочкам каким-то образом передается свет. Послышались издевательские смешки, и конструктор виновато развел руками. При всем своем желании он не способен был ответить, потому что наука и техника Земли еще не создали волоконной оптики. Так же остался неразгаданным принцип действия лучевого пистолета — лазеры появятся лишь через полтора десятилетия.

Выслушав инженеров и ученых, Берия пришел в негодование, наговорил много неприятных слов, пригрозил всех разогнать и набрать новых специалистов, но понятно было, что Лаврентий Павлович просто отводит душу. Не было еще у людей таких знаний, чтобы понять эту технику. В очередной раз посулив им путешествие в Колымский край, нарком внутренних дел выпил стакан «Боржоми» и набрал побольше воздуха, чтобы продолжить разнос. Тут адъютант попросил шефа взять трубку.

Выслушав невидимого собеседника, Берия шумно выдохнул и резко выкрикнул:

— Брать немедленно! Доставить в Москву спецрейсом!

Бросив трубку, он долго протирал пенсне носовым платочком, после чего закрыл совещание.

Михаил возвращался домой в подавленном настроении. К поломанной личной жизни прибавилось стойкое ощущение собственной неполноценности. Он не мог успокоиться и обзывал себя тупицей — ведь лучевое оружие гонтов устроено так просто! К прозрачному цилиндру, наполненному газовой смесью, подводится высокое напряжение, а в результате — поток света с невероятной плотностью энергии, сокрушающий любое препятствие. Это было совершенно непонятно.

В скверике перед домом навстречу ему неожиданно метнулась знакомая фигурка в шубке. Вот уж кого Михаил не чаял увидеть. Наверное, Лариса вспомнила о его существовании, прочитав в газетах список награжденных Сталинской премией.

Разговор получился сумбурным и бестолковым. Михаил засыпал ее упреками, Лариса оправдывалась, всхлипывала и хныкала: мол, не виновата и вовсе не хотела, чтобы так получилось. Потом она перешла в наступление и сама принялась укорять прежнего любовника, который неожиданно прекратил с ней общаться, словно не мог поговорить, как положено интеллигентным людям.

А завершился этот вечер неожиданным примирением и бурной, как в прежние времена, гимнастикой на простынях. Только Михаил вдруг понял, что любовь ушла безвозвратно, осталась только страсть, да и та остывает. Засыпая, он продолжал раздумывать над загадкой, которая так тревожила его в последние недели: почему торцы цилиндрической ампулы в лучемете были покрыты тончайшим слоем серебра.

Примерно в те же минуты, когда Михаил, сняв с Ларисы комбинацию, привычно расстегивал бесчисленные пуговки и крючочки лифчика, на окраине Красноярска вступала в финальную стадию операция «Комета». Сводный отряд сотрудников НКВД и НКГБ окружил неприметный домик столетнего возраста. Командовавший отрядом полковник Сапунов уже готов был отдать приказ, но вдруг из вихря сыпавшихся снежинок появился прохожий в тулупе и валенках. В свете уличного фонаря чекисты ясно разглядели его лицо — точно такое же, как на разосланных из Москвы фотографиях. Затаив дыхание они следили, как неизвестный постучал в окошко и спустя минуту ему отворили дверь.

— Теперь их там двое, — сказал Сапунов. — Отменяй захват. Может, еще кто-нибудь подойдет. Будем брать всех сразу.

Старший оперуполномоченный Валовой, потерев лицо толстой варежкой, дипломатично заметил:

— Мороз зверский, товарищ полковник. Это ж Сибирь, здесь до конца марта лютая стужа. Люди продрогли.

— Ждем еще полчаса, — решил Сапунов. — Передай по цепочке. Пусть по двое бегают греться в нашу избу.

А в это время внутри дома два гонта, положив руки друг другу на плечи, что заменяло им дружеское объятие, обменивались ультразвуковыми фразами, дополняя акустические колебания прямой передачей мысли.

— Наконец-то вы нас нашли. Какое счастье.

— Мы не могли вызвать ваше убежище, пока мешали роботы фурбенов.

— Понимаешь, я сначала не поверил, когда звездолет вышел на связь. Боялся провокации врагов или аборигенов. Поэтому назначил встречу в этой дыре.

— Аборигенов опасаться не стоит. Они слишком примитивны. Хотя один из наших был убит в столкновении с ними.

— Вы напрасно их недооцениваете. Вождь этой страны — страшное существо. Он знает о нас. Он вообще слишком много знает.

— Когда я входил — заметил засаду. Двое землян следили за этим домом.

— Это опасно. Надо уходить.

— Не беспокойся. Такое уже бывало. Внушим дикарям, что они нас не видят.

— Может быть, ты прав. Но я их немного побаиваюсь.

— Лучше расскажи, как погиб ваш корабль…

Терпеливо выждав полчаса, Сапунов подал команду. Десяток оперативников незаметно перемахнули через забор и затаились в темноте. Сам полковник, сопровождаемый Валовым и милицейским старшиной Лаптевым, постучал в дверь, покрикивая:

— Хозяева, ау! Открывайте — проверка документов.

Изнутри послышались шорохи, торопливые шаги. Лаптев проговорил убежденно:

— Дом пуст, товарищ полковник. Свет не горит, да и тихо за дверью. Уходить надо, однако.

Полковник и старший оперуполномоченный понимающе переглянулись. Старшина не видел освещенных окон и не слышал доносившихся из дома звуков, но он был единственным в отряде, кто не получил от природы защиту против гипноза. Сапунов махнул рукой, подзывая остальных, и крикнул погромче:

— Дом пуст. В окнах — темно. Начинаем осмотр.

Для чекистов эти слова означали: гонты применяют внушение, надо им подыграть, чтобы не заподозрили ловушку. Трое вошли, держа оружие наготове. Натыкаясь на мебель, Лаптев нашел на столе свечку и зажег фитиль. Сцена выглядела дико, поскольку под потолком горела электрическая лампа. Валовой поинтересовался:

— Ну что, Лаптев, нет ли тут подозрительных личностей?

— Никак нет, — честно ответил удивленный старшина, глядя в лицо гонту, который стоял в двух шагах от него. — Сами видите — пуста светлица. Давайте уйдем от греха подальше. На сердце жуть как неспокойно.

— Вот и ладненько, — сказал полковник. — На нет и прокурор большого срока не даст. — Он повысил голос: — Сюда, товарищи.

Просторная комната быстро наполнилась чекистами, на ошеломленных инопланетян уставились восемь пистолетных стволов. Сапунов весело посоветовал космическим пришельцам не делать резких движений и других глупостей.

— Блефуют, не могут они нас видеть, — предположил гонт, прибывший на Землю транзитом через систему Сириуса. — Попробуем прорваться.

Второй, пришедший сюда из Тунгусского бункера, ответил обреченно:

— Не стоит. Они генетически невосприимчивы к внушению. Нас не видит только один. Самый младший в их иерархии.

Когда гонты убрали гипнотическую картинку, Лаптев внезапно обнаружил, что комната ярко освещена и вдобавок здесь откуда-то взялись незнакомые граждане с жуткими лицами. Старшина невольно охнул, схватившись за сердце. А чекисты деловито распоряжались: руки на стену, шире ноги. На столе росла гора предметов, извлеченных из карманов обоих астронавтов.

В половине седьмого в дверь Каростина постучала соседка, громко поносившая безумного инженера и его приятелей, которые даже в выходной день не дают людям поспать. Михаил побежал к телефону и услышал взволнованный голос старшего майора:

— Посылаю за тобой. В Красноярске «Комета» сработала. Взяли двух гостей.

Через полчаса машина высадила его на площади около известного всем здания.

Рунгулов и Недужко уже ждали в приемной Меркулова. Затем дверь кабинета приоткрылась, но выглянул почему-то Берия, — похоже, оба наркома в эту ночь не отдыхали. Лаврентий Павлович сказал, мотая головой:

— Двух гонтов, которых задержали под Красноярском, доставят в наш особняк на Чухлинке. Отправляйтесь туда и продумайте сценарий допроса. Скоро к вам на подмогу подвезут Мессинга.

Допрос записывался на новую техническую диковинку — магнитофон. Пришельцы отвечали не слишком охотно, однако явно были согласны сотрудничать с землянами.

Сидевший здесь же Вольф Мессинг не мог, конечно, проникнуть в мысли телепатов-гонтов, но уверенно определял, говорят ли арестованные правду. После того как экстрасенс трижды уличил их во лжи, инопланетяне врать перестали.

К исходу первого часа удалось выяснить, что планета Огонто вращается вокруг звезды, очень похожей на Солнце, которая видна в созвездии Гидры и получила от древне-арабских астрономов имя Альказар. Около четырехсот лет назад гонты предприняли первые путешествия к соседним планетам, а спустя полтора века начались межзвездные полеты. Понукаемые следователями, инопланетяне рассказывали о колонизации других миров и войне с фурбенами, но становились удивительно косноязычными, когда разговор касался техники Огонто.

— Ладно, об этом позже, — сдался наконец Рунгулов. — расскажите, где находится ваше убежище.

Произошла путаница, и потребовалось время, чтобы разобраться. В конце концов стало ясно, что гонт в желтом свитере прибыл на Землю летом 1908 года и с тех пор отсиживался в Тунгусском бункере. Другой пришелец — повыше ростом, в фиолетовой рубахе — прилетел три года назад на звездолете, который в целях маскировки пришвартовался к астероиду Гермес. Поскольку имена гонтов человеческим ухом не воспринимались, решили называть их соответственно Желтый и Фиолетовый.

Фиолетовый координат бункера просто не знал, а Желтый наотрез отказался об этом говорить — опасался за жизнь своих товарищей. К тому же он уверял, что попасть в убежище даже он не может, так что землянам нечего и пытаться.

— Поймите, я не могу рассказать вам, как действует система охраны, — взмолился Желтый. — И не смогу объяснить, как изготовить межзвездный двигатель или лучевое оружие. Я по специальности этнограф, в технике ничего не смыслю. Тем более в вашем языке еще нет многих необходимых понятий.

— А я — геолог, — сообщил Фиолетовый. — Мои приборы не имеют отношения к военному делу, которое вас так интересует.

— Но вы можете хотя бы вспомнить школьный курс основных наук — физики, химии, математики, — резонно заметил Роман Григорьевич. — Нам было бы полезно узнать законы природы, которые открыты учеными Огонто, но пока неизвестны на Земле.

— Безнадежная затея, — ответил Фиолетовый. — Мой сопланетник был прав. Мы не сможем сообщить вам новых знаний из-за языковых барьеров.

Вольф Мессинг сказал неуверенно:

— Кажется, он не врет. Скорее, говорит не вполне искренне.

— Я так и думал, — усмехнулся старший майор. — Кое-что мы от них все-таки узнаем.

Тут наступила незапланированная пауза, потому что открылась дверь и в комнату с зарешеченными окнами вошли Сталин, Молотов, Берия и Меркулов.

Просмотрев протоколы, вождь и диктатор взял инициативу в свои руки и сам принялся допрашивать инопланетян.

Первым делом он осведомился о сражении гонтов с роботами Фурбенты.

Фиолетовый ответил, что звездолет Огонто причинил серьезные повреждения вражеской базе в поясе астероидов, поэтому фурбены временно не опасны. Желтый вдруг вскочил со стула и выпалил:

— Эти механические убийцы расстреляли укрытие в горах. Мои спутники могут погибнуть в любой момент, а вы держите нас в плену, как диких зверей!

— Не понял, — насторожился Сталин и даже отложил трубку. — Прошу объяснить.

Обитатель Тунгусского бункера рассказал, как патрулировавший в стратосфере над тайгой робот сумел запеленговать биотоки гонтов и нанес серию ударов.

Охранная аппаратура частично вышла из строя.

— Я в это время находился за пределами убежища, — говорил Желтый. — Предыдущий дежурный разбудил меня после двухлетнего сна, сдал дела, а сам отправился в анабиозную камеру. На четвертый день я решил прогуляться по лесу. И вот прямо у меня на глазах… Лучевые пушки робота поразили внешние обводы бункера. Я очень боялся, что проклятая машина сделает новый заход и повторит атаку, но робот улетел. Я бросился обратно, хотел спрятаться в бункере… Это ужасно — сторожевые механизмы не впустили меня!

Из его слов земляне уяснили ситуацию весьма приблизительно. Кажется, Тунгусский бункер охранялся автоматическими устройствами, которые следят за местностью, не подпуская к убежищу астронавтов тех, кто не способен назвать пароль. После попадания энергетических импульсов электрический сторож разладился и теперь будет стрелять по любым существам тяжелее десяти-пятнадцати килограммов.

Два дня гонт бродил вокруг, безуспешно пытаясь отключить охрану. Между тем к Земле вернулся, покончив с базой на астероидах, звездолет. С борта вновь начали транслировать призывы откликнуться. Прошлая смена дежурных боялась отвечать на такие сигналы, однако сейчас выбора не оставалось. Желтый вышел на связь и назначил встречу в Красноярске.

Обдумав его рассказ, Сталин вопросительно покосился на Каростина. Похоже, главу правительства интересовало мнение специалиста по внеземным цивилизациям.

Михаил осведомился:

— Значит, открыть бункер снаружи невозможно? Насколько я понимаю, надо всего лишь подождать не меньше двух лет, когда автоматика разбудит очередного дежурного. Он и отключит аппаратуру изнутри.

— Невозможно, — ответил Желтый. — Анабиозные камеры не слишком надежны. Их нельзя оставлять без присмотра на долгий срок. Мы должны вызвать звездолет, — возможно, бортовым устройствам удастся отключить «сторожей».

Фиолетовый добавил:

— К тому же звездолет должен как можно скорее отправляться в обратный путь. Последний срок старта к Огонто — зима этого года.

Мрачно ухмыльнувшись, Роман Григорьевич заметил:

— Очень скоро среди сибирских охотников распространятся душераздирающие легенды о злом духе тайги, который убивает любого зверя и человека, рискнувшего приблизиться к некой горе. Собрав эти слухи, будет нетрудно вычислить координаты бункера. Дальше совсем просто — подтянем тяжелую артиллерию, расстреляем ворота, и ваши товарищи будут освобождены. По-моему, очень просто.

Оба пришельца буквально взвыли. Если повредить бункер, то агонизирующая аппаратура наверняка убьет спящих астронавтов. Мессинг подтвердил, что гонты действительно боятся такого исхода. Понимающе кивнув, Сталин произнес:

— Хорошо, отложим этот разговор на будущее. Скажите — как вы оцениваете обстановку на Земле? Какие страны вам более симпатичны и кому из лидеров вы готовы оказать помощь?

Позже Мессинг укажет в своем отчете, что между гонтами происходил напряженный телепатический разговор. Наконец ответил Фиолетовый, проявивший изрядную дипломатичность:

— Во всяком случае, ваша страна производит более приятное впечатление, чем режим Гитлера. Однако наши правила не позволяют вмешиваться в политические интриги иных цивилизаций.

— Допустим… — Сталин перевел взгляд на Желтого. — Должно быть, вам известно, что я разговаривал с кем-то из гонтов.

Все земляне, за исключением Молотова, изумленно уставились на вождя.

— Известно, — сказал Желтый. — Вас было пятеро, но наших инженеров видели только вы.

— Теперь и в живых остался только я… — Сталин вздохнул. — Поверьте, мне тоже гораздо симпатичнее гонты, чем фурбены. Из той беседы с вашими товарищами я сделал вывод, что фурбены сильно напоминают земных фашистов. Поэтому я не желаю вам зла и не возражаю, чтобы звездолет эвакуировал на Огонто участников прошлой экспедиции. Но и вы должны понять меня. Я отвечаю за огромную страну в эпоху, когда решается судьба всей планеты, и намерен взять все знания, которые вы сможете нам дать.

Продолжение беседы имело много общего с торгами на восточном базаре. Гонты намертво отказались вызывать летающий аппарат с орбитальной базы — опасались, что коварные земляне возьмут в плен еще несколько их товарищей, а потом воспользуются посадочной шлюпкой для нападения на звездолет. Возмущенные их подозрительностью люди не соглашались возвращать гонтам переносные рации — еще вызовут подмогу и сбегут, не оказав обещанной дружеской помощи. В конце концов они пришли к компромиссу.

— Насколько я помню, на острове в Тихом океане есть старая база, основанная еще первой экспедицией, — сказал Сталин. — Могли бы вы дать координаты этого острова?

Переговорив, гонты согласились, что оборудование той базы достаточно устарело, поэтому не страшно отдать людям эту технику. Кроме того, пришельцы сомневались, сумеют ли земляне разобраться в столь сложных устройствах, которые опережали технологию человечества на несколько столетий.

— К тому же я не очень точно представляю расположение старой базы, — признался Желтый. — Карта осталась в бункере. В лучшем случае я сумею по памяти описать остров. Вот если бы мне позволили пролететь над архипелагом, хотя бы на ваших аэропланах…

— Прекрасно! — Сталин словно не расслышал последней фразы. — Вы получите фотографии всех островов того архипелага. Как только мы обнаружим базу, вас вывезут в безлюдное место, вернут передатчики и оставят одних. Вызывайте звездолет, забирайте гонтов из бункера и отправляйтесь домой.

Инопланетяне без особой охоты согласились на такой вариант, но уточнили: поскольку им придется провести в неволе много времени, земляне должны решить вопрос с их питанием. Оказывается, гонтам годятся не всякие сорта мяса и овощей, да и в воду следует добавлять особое сочетание минеральных веществ.

— Не вижу проблемы, — заверил пленников Сталин. — Наши ученые сделают все, что нужно. Думаю, у нас будет время, чтобы обсудить многие важные вопросы. Но мне не терпится узнать, какой строй установлен на ваших планетах, Мы полагали, что цивилизация Огонто давно построила коммунизм. Это так?

Ответ пришельцев потряс землян. Коммунизма, который предвещал Маркс, на Огонто никогда не было. Довольно давно в отдельных странах существовало нечто отдаленно похожее, но со временем возникли новые производственные отношения, более соответствующие развитию производительных сил цивилизации. Сегодня у гонтов сохранялись и классы, и государство, и деньги, и разные формы собственности. Однако это был и не капитализм. Эпоху империализма гонты благополучно пережили до начала межзвездных путешествий, а затем на Огонто и других колонизированных мирах сменились еще две социально-экономические формации.

К моменту старта экспедиций, в состав которых входили Фиолетовый и Желтый, общество гонтов по-прежнему делилось на богатых, бедняков и средний класс, имелись преступники, а также оппозиционеры, выступавшие за решительную смену строя. Впрочем, инопланетяне заверили землян, что даже безработным и неквалифицированным труженикам гарантированы вполне приличные условия существования.

Выслушав их рассказ, Сталин сделался мрачным и распорядился увести арестованных на отдых. Затем сказал Михаилу и Роману Григорьевичу:

— Узнайте у этих… путешественников… подробности, как их нужно кормить, и организуйте, чтобы гонты ни в чем не испытывали нужды. Потом приезжайте в Кремль. Есть серьезный разговор.

В кремлевской приемной пришлось ждать довольно долго. За полночь из кабинета вышел недавно назначенный наркомом обороны маршал Тимошенко, которого сопровождал коренастый генерал армии с ямочкой на подбородке. Потом появился Меркулов, спросивший:

— Проголодались, наверное?

— Никак нет! — мужественно отчеканил дисциплинированный служака Рунгулов.

— Есть немного, — уточнил Каростин.

— А скорее даже много. — Шеф госбезопасности усмехнулся. — Пошли. Кажется, Хозяин намерен поговорить с вами за ужином.

Работавший преимущественно по ночам, Сталин обычно завтракал около полудня, а время ужина наступило у него только сейчас. За столом сидели все те же — Ближний Круг, то есть самые доверенные сподвижники вождя. После плотной трапезы: уха, котлеты из медвежатины, холодный язык, севрюга горячего копчения, зернистая икра, салатик из свежих помидоров — подали чай, и Сталин заговорил с непривычной для него неуверенностью, словно сомневался, стоит ли рассказывать эту историю.

— Сегодня вы услышали, что я и прежде встречался с гонтами… Вижу, многих это удивило. Я понимаю — меня бы тоже могло смутить такое известие. Раньше я говорил про ту встречу только Владимиру Ильичу — весной семнадцатого…

— Мне ты тоже рассказывал, — уточнил Молотов. — По-моему, это было сразу после смерти Ильича.

— Ты слышал очень неполное изложение. А с годами я и сам начал сомневаться, происходило ли это в действительности… Сегодня вы узнаете, что случилось тогда в тайге. Это было летом четырнадцатого, когда меня сослали в Туруханский край.

… Иосиф Джугашвили, тридцатипятилетний профессиональный революционер, известный среди товарищей под псевдонимом Коба, не привык задерживаться в тюрьмах и ссылках больше чем на два-три месяца, поэтому на его счету числилось не меньше десятка дерзких побегов. Однако глухая тайга вокруг стоявшего над Енисеем села Курейка обрекала на гибель каждого, кто решился бы бежать отсюда зимой. Коба умел ждать и только в конце апреля, когда сошли снега, начал готовить свое возвращение в центральные губернии, где его ждала работа.

Первомай ссыльные, как обычно, отметили собранием на речном берегу.

Возвращаясь под вечер в село, они увидели паровой катер, ходко бежавший вверх по течению. Нетрудно было догадаться, что суденышко спущено на воду с парохода, бросившего якорь в Енисейском заливе. Кто-то из эсеров даже размечтался: на таком бы, дескать, махнуть до самого Красноярска — даже верхом жандармы не догонят.

— По телеграфу предупредят, — рассудительно отозвался уральский большевик Чугуев. — Десять раз по дороге перехватить успеют.

На этом разговор заглох, но через полчаса они увидели в Курейке уже знакомый катер, который покачивался возле причала. К ссыльным немедленно подбежал жандарм, заоравший:

— Быстро, сволочи, уголь грузить! Ученые люди из Питера приехали, в путь торопятся.

Погрузка сулила небольшой, но верный приработок, а лишние деньги очень пригодились бы, когда придет пора уходить из Сибири. Джугашвили с Чугуевым отправились таскать на катер тяжелые мешки. Работа была почти закончена, когда невысокий человек в офицерском кителе преградил дорогу, разглядывая чумазого от угольной пыли Иосифа.

— Вай, Джугашвили! — удивленно вскричал офицер, мешая грузинские и русские слова. — Гамарджоба, генацвале! Слушай, парень, ты никогда белым не был, а сейчас совсем на негра похож!

Утерев пот, заливавший глаза, Иосиф обнаружил, что перед ним стоит Вахтанг Асатиани, сын обнищавшего князя, с которым семья сапожника Джугашвили жила на одной улочке родного Гори. После гимназии Вахтанг был принят в офицерское училище, а теперь вот носил мундир драгунского ротмистра.

— Асатиани, вы совсем с ума сошли, — брезгливо одернул молодого князя высокий худой старик в полувоенном костюме цвета хаки. — Это же каторжник. Наверное, убил кого-нибудь. Или банк ограбил.

Иосифу приходилось экспроприировать банки, но мокрых дел на душу он не брал, поэтому был обижен репликой напыщенного старика. Между тем Вахтанг примирительно сказал:

— Земляка встретил, профессор. Он не бандит, а политический. Между прочим, почти образованный человек — в Тифлисе уроки давал. И еще в обсерватории работал.

— Астроном? — заинтересовался профессор. — Как же он на каторге оказался? Делом надо было заниматься, а не бомбы в великих князей швырять… Ступайте за мной, ротмистр.

Когда грузчики, перетаскав уголь, помылись в бане, Асатиани снова отыскал земляка и сообщил, что экспедиции нужен хороший механик и слесарь, — одним словом, мастер на все руки из числа народных умельцев. «Починить надо что-нибудь», — подумал Иосиф и сразу назвал своего друга Чугуева. Чугуев сразу произвел прекрасное впечатление на профессора Аберштадта, всего за одну ночь приведя в порядок кривошипный механизм катера. Мастера тут же зачислили в экспедицию, а заодно Асатиани предложил взять с собой и Джугашвили. «Нам не помешает бывалый человек, знакомый с небесной механикой», — эти слова ротмистра подтвердили догадку Иосифа о целях экспедиции. В этой глухомани с астрономией мог быть связан только подозрительный метеорит, упавший шесть лет назад в тысяче верст отсюда — где-то на Подкаменной Тунгуске.

Бумажные формальности были легко улажены, и двое ссыльных поселенцев получили разрешение сопровождать профессора Конрада Ивановича Аберштадта под присмотром ротмистра Асатиани. На третий день пути, когда катер приближался к месту, где Подкаменная Тунгуска впадает в Енисей, профессор поинтересовался у Иосифа, в какой тюрьме тот сидел в конце июня девятьсот восьмого года.

— Это была Баиловская тюрьма на окраине Баку. — Ухмыльнувшись, будущий диктатор Северной Евразии щегольнул проницательностью: — Так что свидетелем тех событий быть не могу. Но я узнал кое-что о метеорите, когда оказался здесь, в Туруханском крае.

Со слов очевидцев он рассказал, как по небу промчался огромный пылающий шар. На сотни верст разносился ужасающий грохот, и старый солдат, побывавший на японской войне, сказал, что звуки напоминали артиллерийскую канонаду. Огненный сгусток летел, снижаясь, с юго-востока на северо-запад и оставлял за собой синие полосы на утреннем небе. Пологое падение завершилось где-то на Среднесибирском плоскогорье южнее Туры, при этом послышались три особенно сильных взрыва, за которыми последовало мощное долгое гудение.

Многие из этих фактов Конрад Иванович слышал впервые, однако профессор тоже знал немало любопытного. Оказывается, в те часы несколько сейсмографических станций засекли сильнейшие колебания почвы, и по этим данным Аберштадт сумел приблизительно определить место падения метеорита. Вскоре после тунгусских событий стало известно, что 27 июня один французский астроном обнаружил в окрестностях Земли неизвестное космическое тело — темный астероид или метеорит удлиненных очертаний. Такую же форму, напоминающую пушечный снаряд, имел и Тунгусский метеорит — об этом говорили все сибиряки, глядевшие в небо утром 30 июня 1908 года.

Участники экспедиции обсудили этот факт, и Джугашвили уверенно заявил, что астероид, который видели в телескоп французы, упал бы на Землю не 30 июня, а тремя сутками раньше.

— Возможно, он летал вокруг Земли по орбите искусственного спутника, постепенно затормозился за счет трения об атмосферу и в конце концов упал, — предположил Джугашвили.

Профессор и его ассистент Ржанович были геологами и работ Циолковского не читали. Будучи человеком по-кавказски азартным, Иосиф потребовал показать все сведения, которыми располагал Аберштадт. Он сравнил время и место нескольких наблюдений вдоль трассы падения и легко вычислил скорость полета — не меньше сорока километров в секунду. Столь стремительный астероид не мог бы удержаться на орбите, поскольку его скорость в пять раз превышала первую космическую и в четыре раза — вторую космическую. Картина представлялась совершенно необъяснимой: странный обломок небесного тела показался возле Земли 27 июня, потом куда-то исчез и снова вернулся с огромной скоростью спустя три дня. Законы механики таких вольностей не позволяли. Загадка будоражила самолюбие, но решить эту головоломку они так и не смогли.

Занимаясь делами небесными, не забывали и о земных. В дороге оба большевика договорились, что на обратном пути покинут экспедицию и вернутся в Европейскую Россию. Пока же они без особых трудностей прошли по речным извилинам до села Таймба. Дальше Подкаменная Тунгуска становилась слишком мелководной даже для плоскодонного катера. Экспедиция пересела на лошадей и двинулась по тайге, болотам и сопкам в сторону фактории Ванавара.

В конце мая возле стойбища эвенков на реке Чамбэ обнаружили необычайное явление — на огромном участке деревья были повалены и лежали верхушками на юго-восток. Оленеводы рассказали, что дальше на север есть еще несколько таких мест, а между озером Чеко и горой Шакрама леса не осталось вовсе.

Почти две недели исследователи составляли карту района катастрофы, после чего окончательно перестали что-либо понимать. В сотне верст к северу от Ванавары, между озером Чеко и затянутым торфяниками Южным болотом, находился участок, где жутким подобием телеграфных столбов торчали опаленные стволы деревьев, с которых неведомая сила ободрала все ветки. Вокруг этого странного ожога лес лежал веером, глядя на центр катаклизма паутиной вывороченных корней.

Они долго спорили и наконец согласились, что упавшее из глубин мироздания тело — будь то метеорит или комета — раскалилось за счет трения об воздух и взорвалось над тайгой, словно бомба. Обрушившись вертикально вниз, ударная волна обломала ветки, но оставила стоять стволы деревьев. На удалении от эпицентра напор взрывных газов действовал наклонно, а потому повалил лес вершинами вовне.

Однако дела обстояли не так просто. От Южного и Чеко в сторону Подкаменной Тунгуски и Ванавары тянулись две широкие — в десяток верст каждая — просеки, где деревья были повалены верхушками на юго-восток. Можно было бы понять, что метеорит промчался здесь по очень пологой траектории, двигаясь на малой высоте, и его огромная раскаленная масса гнала впереди себя вихрь урагана, ломающего лес. Но в таком случае стволы падали бы в направлении полета, то есть верхушками на северо-запад, но никак не наоборот! И почему таких просек оказалось две?

Так и не придумав объяснений, они двинулись вдоль восточного рукава таежного вывала. Картина разрушений ужасала — невероятная сила не просто выворачивала с корнем огромные сосны, ели и кедры — вдобавок сама земля вдоль просеки казалась обожженной, хотя ясно было, что не пожар здесь бушевал.

Древесина не выгорела, а лишь покрылась обугленной коркой, причем шесть минувших лет не смогли залечить этих ожогов.

В середине дня 23 июня они устроили привал на высоком берегу таежной речки Хушмо, вдоль которой тянулась эта полоса лесного безобразия. Асатиани прогулялся по окрестностям и подстрелил двух гусей. Наевшись до отвала, компания пришла в расслабленное состояние. Аберштадт и Ржанович завалились спать, замотав лица влажными полотенцами, чтобы хоть как-то спастись от мошкары. Ротмистр, прихватив дробовик, снова отправился в тайгу, а ссыльные готовили рыболовную снасть.

Внезапно за рекой послышался грохот. Отложив удочку, Иосиф бросил взгляд в ту сторону и увидел облако зеленоватого дыма, клубящееся за ближней сопкой.

Потом показался странный предмет, который медленно поднимался, опираясь на гудящий столб огня. По форме аппарат напоминал цилиндр, имевший закругленный верх и конические наросты в нижней части. Движение тускло-серебристого снаряда становилось все стремительнее, и вскоре он скрылся высоко в небе.

— Что это было?

Обернувшись, Коба обнаружил, что рядом с ним стоят, нервно поправляя пенсне, оба ученых. Чуть позже прибежал запыхавшийся Асатиани. Ротмистр закричал еще издали:

— Видели? Кто-то выпустил ракету большого калибра!

С его мнением пришлось согласиться. Забыв об отдыхе, все быстро оседлали лошадей, перебрались на тот берег и поскакали в обход сопки. Они пересекли каменистую равнину, поросшую редким кустарником, и обнаружили дымящийся круг выгоревшей почвы. Конрад Иванович вдруг проговорил:

— Надо немедленно уезжать. Здесь нам делать нечего.

К непередаваемому изумлению Иосифа, остальные хором сказали то же самое. Растерянно оглядевшись, Коба увидел в полусотне шагов двух людей чудовищного обличья. Оба были очень высокого роста, имели бурую кожу, ненормально широкий рот, маленькие носы и уши.

Но самое страшное впечатление производил единственный глаз — с блюдце размером, словно составленный из крохотных бусинок, желтого и зеленого цвета. Иосиф крепче сжал свое единственное оружие — плетку, посетовал о конфискованном при аресте верном маузере и решительно шагнул в сторону незнакомцев, крикнув:

— Профессор, Вахтанг, смотрите… Кто они?

Участники экспедиции посмотрели в сторону, куда он указывал. Их взгляды равнодушно скользнули по странным существам, а затем обратились на взволнованного большевика.

— О ком вы говорите? — с недоумением в голосе осведомился Аберштадт.

— Там никого нет, — поддакнул Асатиани. — Только трава и камни. Джугашвили, мы уезжаем. Ты тоже не задерживайся.

Четверо разом повернули лошадей и направились к лагерю. Иосиф остался на месте. Два монстра подошли к нему на десяток шагов, и в голове человека раздался холодный голос:

— Как странно, на него не действует гипноз.

— Кто вы? — спросил Коба.

Гонты объяснили, кто они и откуда. Потрясенный, он слушал сжатое повествование о перелете через бездну, разделявшую звезды, о враждебном народе, о гибели космических кораблей в небе над Подкаменной Тунгуской. Эти могущественные существа оказались в жалком положении, почти утратив надежду вернуться на родину. Где-то здесь, в отрогах горного хребта, они оборудовали убежище, в котором надеялись дождаться спасателей.

— Я видел, как взлетает ракета, — сказал Иосиф. — Неужели такой маленький кораблик сумеет долететь до вашей звезды?

— Нет, это была наша легкая шлюпка ближнего радиуса. Она поднимется над атмосферой и будет посылать радиосигналы.

Имевший представление об астрономических расстояниях большевик Джугашвили прикинул, сколько времени будут мчаться электромагнитные волны — речь явно шла о десятилетиях.

— А когда придет помощь?

Гонты дружно приподняли ладони, — вероятно, подобный жест соответствовал принятому среди людей пожиманию плечами.

— Придется ждать, — сказал иноземец. Другой космический человек добавил, что они построили подземное убежище с особыми устройствами для долгого сна.

— Мы будем спать годами, и на это время наши организмы почти перестанут стариться… Прощайте, нам пора возвращаться. Мы не хотим причинять вам вреда, но просим никому не рассказывать о нашем присутствии на этой планете.

— Подождите, — взмолился Иосиф. — Расскажите что-нибудь о вашем мире. Как вы живете, зачем прилетали…

Втайне он надеялся, что инопланетяне ответят: мол, летели помогать российским социал-демократам свергнуть проклятое самодержавие. Увы, гонтов совершенно не волновали тревоги изучаемой планеты, а цели экспедиции ограничивались наблюдением за примитивной культурой полудикой планеты.

Между делом кто-то из пришельцев посетовал, что база на острове, оставленная первым звездолетом, не оснащена аппаратурой межзвездной связи. И вообще, дескать, остров расположен вблизи оживленных морских путей — прятаться там было бы рискованно.

Потом гонты настойчиво рекомендовали человеку уйти. Вернувшись к костру, Иосиф не слишком удивился, когда выяснил, что никто из его спутников не помнит ни старта ракеты, ни встречи с пришельцами. По приказу профессора члены экспедиции свернули лагерь и навьючили груз на лошадей. Конрад Иванович заявил, что работа завершена и пора возвращаться.

На обратном пути у Чугуева разыгрался застарелый туберкулез, так что о побеге пришлось забыть. Оказавшись в цивилизованных краях, они узнали про сараевское убийство, австрийский ультиматум сербам и начало мобилизации. Сдав ссыльных полицейскому приставу, Аберштадт отправился вниз по реке, надеясь сесть на поезд в Красноярске.

… Закончив вспоминать те события, Сталин надолго замолчал и выпил целую бутылку газированной воды, словно у него пересохло во рту. Потом уже без подробностей рассказал, как после Февральской революции, вернувшись в Петроград, он пытался найти участников той экспедиции.

Как выяснилось, Аберштадт напрасно спешил в столицу — студенты и коллеги устроили ему обструкцию по причине немецкой фамилии. Профессора разбил инсульт, и Конрад Иванович скончался осенью четырнадцатого. Ротмистр Асатиани провел на фронте всю империалистическую, а затем, когда Грузия провозгласила суверенитет, уехал в Тифлис, где сделал карьеру, став генералом национальной армии. Он погиб во время скоротечной армяно-грузинской войны, командуя авангардом, прорывавшим пограничные укрепления на железнодорожном перегоне Марнеули — Айрум. Следы доцента Ржановича и механика-моториста Петрова были бесследно смыты водоворотами Гражданской войны. А жизнь полкового комиссара Чугуева оборвалась в разгар сражений на Царицынском фронте.

— Вот и все, — печально резюмировал Сталин. — Когда в государстве стало поменьше проблем, мы создали комиссию Дзержинского. А в конце двадцатых отправили на Тунгуску экспедиции Кулика и Кринова. Дальнейшее вам известно.

Рассказ вождя потряс всех, включая Молотова, который уже знал некоторые обстоятельства, связанные с той давней историей. Сталин мрачно дымил трубкой, расхаживая вокруг стола, а остальные молча размышляли над услышанным. Первым подал голос Меркулов, спросивший:

— Почему же все-таки взорвалась ракета гонтов?

Сталин объяснил, что возле нашей планеты звездолет Огонто столкнулся с кораблем Фурбенты. Ни та, ни другая экспедиции не ожидали встретить здесь врагов, но после короткого замешательства пустили в ход бортовое оружие. На обоих звездолетах сдетонировали энергетические и моторные агрегаты. Громадные космические лайнеры превратились в комки огненной материи, которые устремились к Земле. Беспорядочное падение завершилось где-то над озером Чеко. В последний момент уцелевшие гонты покинули обреченный корабль на ракетной шлюпке, которую они затем запустили в космос, чтобы отправить на родину сигнал бедствия. О судьбе экипажа фурбенов ничего не известно, — вероятно, все спрутоящеры погибли при взрыве своего корабля.

— Тогда второй вопрос, — сказал Меркулов. — Мы поневоле стали свидетелями войны между двумя могущественными державами. Чью сторону мы должны принять?

Пожав плечами, Сталин опустился на стул и ответил равнодушным голосом:

— Гонты нам не друзья. Фурбены нам тоже не друзья. И те и другие безразличны к нашим делам. Мы пока разговаривали только с гонтами, и гонты рассказывали много всяких ужасов о кровожадных фурбенах. Если бы мы поговорили с фурбенами, то услышали бы такие же страшные рассказы о жестоких и кровожадных гонтах… — Он усмехнулся. — Но гонты не сделали нам ничего плохого, и мы не причиним вреда нашим гостям. Им стоит посочувствовать — ведь бедняги оказались в плену чужого мира. Пусть дадут нам знания, которыми располагают, и могут отправляться домой. Мы не питаем к ним злых чувств.

Глава 18 ПЯТНИЦА, 13-е

Около полудня по местному времени АНТ-39 летел северо-запад, двигаясь на высоте шесть тысяч пятьсот метров над уровнем моря. Позади оставались сутки блужданий между Гавайскими и Маршалловыми островами. Выполняя секретное задание стратегической разведки, «Красная Звезда» в режиме строжайшего радиомолчания фотографировала с разных ракурсов клочки суши, входившие в архипелаг Адмирала Дорсона.

Когда до Курильских островов оставалось чуть меньше часа полета, командир корабля передал штурвал второму пилоту, а сам заглянул в кабину штурмана. Тот, положив, на карту циркуль и линейку, достал термос и разлил по кружкам горячий крепкий чай.

— Глаза слипаются, — пожаловался командир. — Вторые сутки не сплю.

— Не ты один. Ничего, скоро сядем в Петропавловске… — Майор потянулся и вдруг заулыбался. — Знаешь, что меня радует? Не над Арктикой тащимся. И высота небольшая.

— Да уж, климат здесь помягче. Когда в Америку летаем — дуба можно дать от холода.

Встревоженный радист вызвал подполковника в кабину пилотов. Прямо по курсу на горизонте показалась эскадра крупных кораблей японцев. Направив бинокль на соединение, командир пересчитал боевые единицы: два авианосца, линкор, три крейсера, восемь миноносцев. Потом подполковник разглядел звено мчавшихся навстречу истребителей и приказал набрать максимальную высоту.

Тяжело гудя четверкой моторов, «Красная Звезда» забралась на свой потолок — двенадцать с половиной километров. Скорость немного упала, температура в кабине — тоже, но зато слабосильные японские самолетики типа А-6М «Зеро-сен» остались далеко внизу. Когда пролетали над эскадрой, командир сказал с ненавистью в голосе:

— Торпедой бы по гадам ударить!

— Не переживай, еще будет возможность, — успокоил друга третий пилот.

Через два с небольшим часа АНТ-39 благополучно приземлился на военном аэродроме вблизи Петропавловска-Камчатского. Спустя еще три часа сделанные над океаном снимки были проявлены и отправлены в Москву.

Наступило утро. Лучи далекого светила едва прикоснулись к вершинам самых древних кедров, что росли на гребне горного хребта.

Небольшой отряд уверенно двигался к неприметной возвышенности, поросшей редкими кустами и деревьями. Во время завтрака они взяли второй пеленг и теперь были уверены, что обнаружили цель своих поисков. Аппарат, созданный в фирме «Телефунке», вывел разведгруппу абвера точно на Тунгусский бункер. На свою беду, пятеро подчиненных адмирала Канариса были вооружены только карабинами и не имели необходимых средств защиты.

Сеть процессоров и датчиков, оберегавшая Тунгусский бункер, засекла группу крупных теплокровных животных, приближавшихся к убежищу спящих астронавтов.

Когда отряд миновал второй рубеж охранения, было отправлено телепатическое предостережение. Если бы пришельцы оказались гонгами, после этого сигнала они должны были мысленно произнести в ответ оговоренный пароль. Впрочем, в данном случае даже это не помогло бы — поврежденный обстрелом приемник биоволн не реагировал на отзывы, из-за чего Желтый не сумел вернуться в бункер… Но пятеро вообще не услышали мысленного окрика и беззаботно пересекли невидимую черту, которую не стоило пересекать.

Из надежно замаскированных ячеек вырвались потоки квантов жесткого излучения. Пятеро погибли мгновенно. Их трупы обнаружат только в конце осени.

Вскоре после обеденного перерыва в московском СКБ-42 принимали высочайших гостей — самого главу Политбюро и Совнаркома, сопровождаемого первым зампредом СНК и одновременно наркомом иностранных дел Молотовым. Зеленый от переживаний директор бюро глотал валидол. Руководители государства прибыли, чтобы присутствовать при демонстрации нового изделия возглавляемого Каростиным отдела — электрической счетной машины «Магнит-1». Гости расселись, уважительно разглядывая внушительное сплетение проводов, электронных ламп, а также огромных конденсаторов и индукционных катушек, заполнявших зал, где запросто можно было сыграть в волейбол и еще осталось бы место для зрителей.

Главный математик торжественно заправил в приемную щель конец бумажной ленты, покрытой отверстиями перфорации. Директор передвинул рукоятки четырех рубильников. Засветились лампочки, запыхтели электромоторы, взвыли трансформаторы. Зал быстро наполнился запахом перегретой изоляции. Из огромного ящика, установленного перед гостями, рывками выползала другая лента, также украшенная неровными рядами дырочек. Конструкторы объяснили, что таким образом машина сообщает решение задачи, которое потом нетрудно будет перевести на нормальный человеческий язык, то есть записать в виде цифр.

— А что мы считаем? — с искренним интересом осведомился Сталин. — Какая-нибудь сложная арифметическая задача?

— Таблицы стрельбы для новой шестнадцатидюймовой пушки, — поспешил ответить Каростин. — На полигоне выполнены несколько серий стрельб, но мы намерены уточнить результаты. Завтра-послезавтра получим углы возвышений для ведения огня на все дистанции с точностью до пятидесяти метров. И это — на случай самых разных величин температуры, давления и влажности атмосферы. Чтобы составить такие таблицы обычным путем, пришлось бы выпустить не меньше тысячи снарядов.

— Полезная вещь, — согласился Сталин. — Как быстро считает такой арифмометр?

— От пятисот до семисот арифметических действий в секунду, — гордо сообщил Михаил.

Диктатор одобрительно покосился на конструктора и подумал, что тот заслуживает поощрения. Примерно через полгода эта мысль обернется Сталинской премией 2-й степени для большой группы сотрудников СКБ-42.

Между тем «Магнит-1», проработав чуть меньше четверти часа, вдруг остановился — где-то замкнуло плохо изолированные проводники. Из моторов тянулись струйки дыма, порвалась бумажная лента с текстом программы, зубчатые колеса вращались бессмысленными рывками, перегорели несколько больших пентодных ламп. Скептически ухмыляясь, Сталин тактично заметил: дескать, любая машина на первых порах бывает не слишком надежна. Уходя, он поманил Каростина и поинтересовался:

— Вы полагаете, на базе гонтов будет такой же механизм?

— Не совсем такой, но очень похожий, — уверенно заявил конструктор. — Вместо ламп и других устройств у них конечно же те самые кристаллы с серебряной паутинкой, поэтому вся машина получится поменьше. Наверное, поместится, в обычной жилой комнате… — Михаил сам испугался столь смелого предположения и предпочел подстраховаться: — Ну, может быть, в двух комнатах…

Примерно в это же время Рунгулов и Мессинг допрашивали гонта, который проходил под условным именем Желтый. Пришелец был подавлен и чуть не плакал, пытаясь втолковать землянам, что не разбирается в технике.

— Ну хоть на эту штуку посмотрите… Для чего она нужна?

Алан показал гонту фотографию платиновой спирали. Мельком глянув на изображение, Желтый сказал:

— По-моему, второстепенная деталь приспособления, которое нейтрализует силу притяжения.

— Допустим, — вздохнул старший майор. — Перейдем к следующему вопросу. Руководство требует прояснить непонятный момент. Почему вы говорили, что только экипажу звездолета удастся разбудить ваших друзей в Тунгусском бункере?

Гонт сбивчиво объяснил, что на корабле есть устройство, которое способно отключить охраняющую систему. Но сделать это возможно лишь в том случае, если на звездолете будут знать пароль. А пароль известен только дежурному, который ввел в систему это условное слово, то есть самому Желтому.

— Другими словами, я должен каким-то образом сообщить пароль на звездолет, — сказал Желтый. — И лучше всего, если я лично окажусь на корабле. Так мне будет спокойнее.

Распахнулась дверь. Вошел запыхавшийся и взволнованный Меркулов. Разложив перед инопланетянином только что отпечатанные фотографии, нарком спросил:

— На котором из этих островов находится база? Просмотрев снимки, гонт уверенно отобрал несколько отпечатков и даже показал гору, под которой первая экспедиция смонтировала аппаратуру и жилые помещения. Вольф Мессинг подтвердил, что пришелец говорит правду. Или, по крайней мере, искренне верит в то, что сказал.

— Спасибо, товарищ. — В голосе наркома прозвучала искренняя благодарность.

— Не беспокойтесь, скоро вернетесь к своим друзьям.

— Вы серьезно намерены нас освободить? — удивился гонт.

— Лично я бы не стал этого делать, — честно признался Меркулов. — Но вы получили заверения от руководства и, следовательно, будете освобождены. Скорее всего…

Ночью Берия и Меркулов явились на доклад к Сталину, разведсводки были тревожными.

Фашисты, не скрываясь, готовились нанести удар по СССР. В любой момент Гитлер мог подписать директиву о начале переброски главных сил вермахта к советско-германской границе.

В Токио состоялась конференция с участием императора. Выступая на этом совещании, председатель тайного совета Иосимити Хара заявил: «Я прошу правительство и верховное командование как можно скорее уничтожить Советский Союз». В ответ военный министр генерал Хидэки Тодзио сказал: «Мы нападем на СССР, когда он будет готов упасть на землю, как спелая хурма». Через три дня тот же Тодзио утвердил план войны против СССР. Этот документ, озаглавленный «Специальные маневры Квантунской армии», предусматривал внезапное нападение с воздуха на советские авиабазы. После уничтожения дальневосточных ВВС Красной Армии предполагалось бросить в наступление наземные войска. Главный удар был намечен в обход Владивостока, чтобы захватить этот город во взаимодействии с флотом. Одновременно японский флот должен был захватить северную часть Сахалина и Камчатку. На втором этапе войны Квантунская армия наступала на Хабаровск и Благовещенск.

— Если верить вашим данным, японцы обрушатся на нас, если вермахт сумеет нанести поражение Красной Армии, — резюмировал Сталин, задумчиво пыхтя дымящейся трубкой. — Вы уверены, что они решат напасть именно на СССР, а не на США или английские колонии на Дальнем Востоке?

— Исключено, товарищ Сталин, — твердо ответил Меркулов. — Экономика Японии полностью зависит от американских поставок. Они получают из Соединенных Штатов две трети нефти и почти половину сырья для металлургического производства.

Они обсудили эту проблему и наметили перечень необходимых ответных шагов.

Затем нарком госбезопасности доложил, что гонт опознал на фотографиях остров, на котором располагается старая база пришельцев. Берия добавил:

— Остров Туару. Двести километров к западу от острова Феникс.

— Подготовьте экспедицию, — распорядился Сталин. — Обеспечьте ученым хороший пароход и все необходимое. Начальником экспедиции назначим профессора Недужко.

Отпустив чекистов, он приказал секретарю вызвать военных. Пришло время усиливать западное стратегическое направление войсковыми группировками третьего эшелона. На следующий день несколько общевойсковых армий, дислоцированных от Волги до Сибири, двинутся к германской границе.

Стрелки часов пересекли грань полуночи. Завершался еще один день последнего мирного лета — 13 июня, пятница.

Глава 19 ОСТРОВ ЗВЕЗДНЫХ СОКРОВИЩ

— Я слушал радио, — Старостин говорил вполголоса, хотя в радиусе трехсот метров не имелось никого, кто мог бы их подслушивать. — Токио передает, что немцы вот-вот возьмут Москву.

— Сомневаюсь, — буркнул Роман Григорьевич. — Совинформбюро сильно врать не станет. Вон весь октябрь немцы трепались, будто правительство в Куйбышев эвакуировано, а Седьмого ноября во время парада Виссарионыч на Мавзолее речь читал. Нет, брешут твои японцы.

Он тяжело поднялся с камня, на котором сидел, и, ворча по поводу влажной жары этого проклятого тропического острова, перевел взгляд на крохотную бухту.

От борта старенького двухтрубного парохода «Забайкальский Комсомолец» отвалила шлюпка. Матросы дружно ворочали веслами, направляясь к берегу. «Обедать торопятся, дармоеды», — машинально подумал Недужко. Обмахиваясь соломенными шляпами «дачного» фасона, два профессора направились к лагерю, разбитому в тени пальм чуть выше линии максимального прилива.

Экспедиция прибыла на Туару в последних числах октября, когда Красная Армия откатилась чуть ли не до московских окраин. А перед тем было почти двухнедельное плавание на допотопном пароходике по бурному осеннему океану. Базу нашли точно там, где указал гонт Желтый, — вход оказался в пещере у подножия восточной горки.

Первые сутки ушли на обустройство лагеря, потом два дня пытались открыть ворота, ведущие в глубину горы. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем ученые разобрались, какие бугорки на каменной стене следует нажимать, чтобы расползлись гранитные плиты, заслонявшие вход в тоннель. Но это все-таки случилось, и теперь они могли беспрепятственно проникать на базу.

Под многометровой толщей скал экспедиция обнаружила десять отсеков — помещения для отдыха, лечения и агрегатов непонятного предназначения. Первой была опознана спальня, затем — медицинский пункт. На девятый день сообразили, что большой зал представляет собой нечто вроде столовой и кают-компании. И вот сегодня Котрикадзе, ближайший сотрудник Михаила Каростина, якобы догадался о назначении еще одного важного отсека, заставленного сложным оборудованием.

— У меня и другая новость имеется, — сообщил профессор Старостин. — Я с грехом пополам прочитал надпись на той бронированной двери — это предостережение. Написано приблизительно следующее: «Осторожно, проход без защитной одежды не рекомендуется». Дальше идет многосложное слово, которое я сумел перевести очень грубо и неточно. Насколько удалось разобрать, это слово означает «вредные для здоровья частицы». Наверное, там склад опасных химических веществ.

— Почему химических? — переспросил Недужко.

— Ну как же. — Лингвист помахал руками. — Частицы, да еще вредные. У меня эти слова вызывают однозначную ассоциацию с химией. Во время химической реакции происходит взаимодействие частиц — разве не так?

— Необязательно. — Астроном мысленно проклял ограниченность гуманитариев.

— Это могут быть внутриатомные частицы. Например, нейтроны или альфа-лучи. Тоже, знаешь ли, не слишком полезны для здоровья.

— Ну конечно, за дверью находится источник атомной энергии! — воскликнул Зураб. — Я отправлю туда ребят со счетчиком частиц Гейгера — Мюллера.

— Займись, — кивнул Недужко. — У кого еще есть приятные сюрпризы?

После обеда Котрикадзе повел начальника экспедиции в отсек базы, который они называли «комнатой привидений». Здесь стояли вдоль стен восемь столов, причем возле каждого имелось вращающееся кресло с регулируемой высотой сиденья.

На столах были установлены устройства, в которых Зураб с первого взгляда признал стереоскопические телевизоры. После нескольких неудачных попыток ученые научились их включать, но затем начались ужасы пострашнее многосерийного фильма о бароне Франкенштейне.

Поначалу они думали, что телевизионная станция предназначена для приема изображений с разных концов Земли, — например, с целью наблюдения за жизнью изучаемой цивилизации. Однако те маловразумительные картинки, которые появлялись внутри кубических экранов, не имели ни малейшего отношения к нашей планете.

Оторопевшие люди наблюдали, как гонты сражаются с жуткими на вид существами, а также летают на странных аппаратах, охотятся на чудовищ или занимаются спортом.

Приходилось предполагать, что база каким-то образом принимает телевизионные передачи с других миров…

— Кажется, я понимаю, в чем секрет, — возбужденно говорил Котрикадзе, темпераментно размахивая руками, — Во-первых, нам удалось разгадать принцип настройки гонтовских телевизоров. Во-вторых, лингвисты наловчились читать надписи на титрах. В-третьих, я наконец понял, что 3JO — не просто телевизор.

— Что же еще? — опешил Роман Григорьевич. — Не телескоп же, который с Земли прямо на другую планету заглядывает.

— Нет, конечно. Профессор, у нас на Земле уже есть фонографы и магнитофоны, которые хранят запись звуков. А эти приборы вдобавок записывают изображение.

Недужко резко остановился буквально в двух шагах от пещеры. Молодой инженер-радист пританцовывал на месте — ему не терпелось поскорее попасть в «комнату привидений», чтобы безотлагательно проверить свою догадку. Однако Роман Григорьевич, морща лоб и потирая подбородок, долго обдумывал его слова. Потом проговорил с сомнением:

— Смелая мысль, голубчик, и гипотеза очень интересная… Но, как говаривал Нильс Бор, правильная гипотеза должна быть немного безумной. Ладно, разберемся. Показывай, что придумал.

В дальней стене пещеры был упрятан вход в тоннель, но сейчас дверные створки, замаскированные под каменные глыбы, были раздвинуты. Миновав тамбур, они попали в отсек, в стены которого были вмонтированы двери, пронумерованные цифрами Огонто. Зураб направился прямым ходом в отсек, помеченный «тройкой».

Оказавшись в «комнате привидений», он сел к ближайшему стереотелевизору, нажал клавишу на панели перед экраном и надел себе на голову гибкий обруч, связанный с агрегатом длинным тонким кабелем. При этом Зураб без перерыва говорил, объясняя профессорам назначение отдельных узлов аппаратуры.

Плоский пульт имел около сотни клавиш, на которых были нарисованы буквы, цифры и знаки препинания, принятые на Огонто. Если нажать клавишу, на которой изображен какой-либо значок, то такой же символ появляется в определенном месте экрана. Обруч же воспринимал биотоки мозга и передавал в аппарат мысленные приказы, повинуясь которым по экрану двигалась голубоватая сфера. Однако ее можно было перемещать внутри экранного куба и по-другому — с помощью рычажка, встроенного в пульт.

Объемный экран засветился, постепенно заполняясь перламутровым туманом.

Внутри куба проявились стройные ряды разноцветных картинок. Повинуясь неслышным командам Зураба, по экрану заметался голубой полупрозрачный шарик.

— Это вроде красной стрелки на шкале радиоприемника, — прокомментировал инженер, — Только передвигается вдоль трех осей по всему экрану. Вот я совместил его с картинкой, на которой написано… Что тут написано, Игорь Александрович?

Надев очки, Старостин нагнулся, всматриваясь в надпись. Почти полгода он возглавлял группу лингвистов, которая в обстановке строжайшей секретности составляла гонто-русский словарь. С помощью Желтого и Фиолетового им удалось разобраться, как пишутся примерно четыре тысячи общеупотребительных слов.

Разумеется, люди могли только читать, поскольку ультразвуковая речь гонтов человеческим ухом не воспринималась.

То и дело заглядывая в шпаргалки, Игорь Александрович перевел: «Битва за Галактику — 4». Котрикадзе нажал клавишу с надписью «Исполнитель». Большая часть картинок с титрами растаяла, а оставшиеся сдвинулись к задней стенке экрана.

Теперь в кубе плавали прямоугольные таблички, буквы на которых составляли слова: «Демонстрационный», «Одиночный», «Парный», «Отказ», «Отказ с сохранением».

Голубой шарик сам собой оказался возле таблички «Демонстрационный», и Зураб не раздумывая снова надавил на «Исполнитель». На экране появилось изображение звездного неба, по которому медленно перемещался затейливо раскрашенный предмет, составленный из геометрически правильных деталей, что указывало на его искусственное происхождение. Вдоль нижней части кубического экрана заскользили строчки гонтийской письменности. Старостин торопливо переводил:

— Боевой крейсер «Звездный Воин» из состава… особого ударного подразделения Космического флота Огонто… выполняет боевое задание в системе звезды… название прочитать не могу… оккупированной фурбенами… Крейсер незамеченным приблизился к планете… не читается… Перечень боевых задач: первое — уничтожить крепость на орбите, второе — уничтожить военный завод на естественном спутнике планеты, третье — высадить отряд диверсантов в районе главного города планеты… опять нечитаемое слово… четвертое — похитить командира гарнизона и директора службы внешнего шпионажа, пятое — покинуть систему звезды… — Старый лингвист чуть не плакал: — Роман Григорьевич, Зураб, не читаются по-русски их имена собственные, ультразвук проклятый!

— Не важно, потом разберемся, — отмахнулся Недужко, который смотрел на экран с нарастающим интересом. — Лихие они хлопцы — ишь, какие задачи одиночному кораблю навесили.

«Звездный Воин» приблизился к планете — сквозь желтоватую дымку атмосферы смутно просвечивали моря и континенты. Рядом с планетой показался оранжевый лунный диск, а поодаль светили два солнца — большое тускло-красное и маленькое, но яркое бело-голубое. Навстречу крейсеру метнулся другой корабль, вероятно, фурбенский. Изображение разделилось. В правой части экрана осталось звездное небо с планетами и звездолетами, а слева появился интерьер боевого отсека.

Сидевший за пультом гонт в малиновом комбинезоне, украшенном серебристыми нашивками, управлял телевизионным устройством — точно таким же, какие стояли в «комнате привидений». На кубическом экране перед гонтом двигалось перекрестье прицела. Когда крестик совместился с силуэтом вражеского корабля, член экипажа «Звездного Воина» нажал на своем пульте клавишу «Исполнитель». Из различных надстроек на корпусе крейсера вырвались лучи, поразившие машину фурбенов, которая взорвалась, расшвыряв по космическому пространству множество осколков.

Покончив с этим противником, крейсер выпустил два тяжелых ракетных снаряда по лунному заводу и, не дожидаясь попадания, направился к громоздкой конструкции, которая обращалась вокруг желтой планеты. Орбитальная крепость оказалась крепким орешком и в свою очередь выпустила по «Звездному Воину» серию таких же ракет или реактивных торпед — земляне сомневались, как правильно называть подобное оружие. Между тем крейсер открыл бешеный огонь из лучевых орудий, поразив два вражеских снаряда на большом от себя удалении. Третий неуклонно приближался, но «Звездный Воин» резко поменял траекторию полета и выбросил какую-то тихоходную шлюпку, в которую и врезалась торпеда фурбенов.

Люди восхитились мастерством астронавтов Огонто, которые так ловко подставили противнику ложную мишень. А крейсер уже расстреливал лучами и торпедами вражескую крепость, всю поверхность которой покрыли вспышки разрывов. Потом от орбитального сооружения отвалился солидных размеров фрагмент, и одновременно взорвался завод на спутнике, до которого наконец-то долетели запущенные торпеды.

— Есть! — азартно воскликнул Котрикадзе. — Молодец, честное слово, первые два задания выполнил.

— Не могу сообразить, что это — документальный фильм или художественный, вроде американских вестернов, — заметил Недужко, также «болевший» за гонтов. — Слишком уж легко они с фурбенами расправляются — те даже не пытаются оказывать сопротивление… Ого! Высаживают десант…

От крейсера отделилась еще одна шлюпка. Тормозя огненными струями ракетного двигателя, юркое космическое суденышко увернулось от зенитных снарядов и совершило посадку на крыше монументального небоскреба в центре огромного города.

Высадившийся из этой ракеты отряд гонтов, одетых в странные костюмы со шлемами и нагруженных устрашающим оружием, подорвал вентиляционный люк радиоуправляемым фугасом. В крыше образовалась солидных размеров дыра с неровными краями.

Проникнув внутрь здания через эту пробоину, диверсанты межзвездного флота Огонто целеустремленно двинулись к апартаментам гарнизонных начальников. Фурбены, представлявшие собой прямоходящих ящериц с четверкой щупалец вместо рук, отчаянно сопротивлялись и при любом удобном случае бросались в рукопашную.

Однако бойцы атакующего подразделения очень толково поддерживали друг друга огнем из лучевых автоматов, без промаха швыряли гранаты и ножи. Вскоре все солдаты фурбенов были перебиты, после чего отряд диверсантов, прихватив пленных и заминировав здание штаба, вернулся на крейсер. Взорванный небоскреб очень эффектно развалился на куски, а «Звездный Воин», включив двигатель, умчался прочь от двойной звезды, мимоходом расстреляв из всех видов бортового вооружения пустившуюся в погоню эскадру противника.

Снова появились знакомые таблички «Демонстрационный», «Одиночный» и так далее. Шумно выдохнув воздух, Недужко сказал, покачивая головой:

— Потрясающее зрелище, — Он взглянул на часы и добавил: — Всего-то минут двадцать продолжалось, но мне, грешным делом, почудилось, что полнометражный фильм просмотрел!

— Да, темп убийственный, — согласился Зураб. — Я уже не говорю о режиссерском мастерстве, о работе оператора или игре актеров. А какое качество изображения — на лице гонта каждая черточка отчетливо видна…

Деликатно покашляв, Старостин обратил их внимание на непонятное обстоятельство, которое не могли заметить коллеги, не знавшие гонтийской письменности. Оказывается, на всем протяжении фильма в одном из уголков экрана горела табличка «Сумма выигрыша». После каждого успешно выполненного задания сумма увеличивалась и к финальным титрам превысила десять тысяч… Неожиданная загадка заставила всех задуматься, но Роман Григорьевич быстро нашел объяснение:

— Наверное, экипажу начисляется денежная премия. Вот у них счетчик-то и крутится. Подбили вражеский корабль — одна сумма, разбомбили целую планету — получи побольше.

— Хитро придумано, — восхитился Старостин. — Это вам не соцсоревнование за переходящую тряпку на древке. Дают своим людям заработать.

— Некрасиво как-то — платить за убийство, — поморщился Котрикадзе. — Словно в старину на пиратских каравеллах.

Начальник экспедиции строгим тоном предложил Зурабу найти другой фильм. После недолгого изучения репертуара остановились на ленте «Охотничья экспедиция». Не желая понапрасну экспериментировать, они снова выбрали демонстрационный режим просмотра.

На этот раз пояснительные титры были совсем короткими, так что Старостин даже не успел ничего толком прочитать. Но и без комментариев они поняли, что в фильме идет речь о двух гонтах, которые собрались на охоту. Летающая машина с открытой кабиной двигалась на небольшой — в рост гонта — высоте, и охотники, вооруженные короткоствольными лучеметами, увлеченно палили по всевозможной живности. Большие, средние и малые звери атаковали их с земли, из-под почвы, с воздуха, из воды, прыгали с деревьев, но ни один не ушел от сверкающих пучков излучения.

Вокруг телевизора столпились другие члены экспедиции, экспансивно обсуждавшие красочный динамичный фильм. Одни бурно восторгались стрелковым искусством персонажей, другие были поражены богатством форм флоры и фауны неизвестной планеты. Чего стоили одни лишь гигантские змеи, умевшие растекаться по грунту плоским листом, принимая очертания и раскраску любого рельефа. Или летучие членистоногие с прозрачными перепончатыми крылышками вроде стрекозиных.

— Щедра на выдумку природа, — резюмировал Роман Григорьевич.

Дружный хор голосов потребовал показать еще один фильм, но у начальника экспедиции созрел иной замысел. Он грозно рявкнул, чтобы лоботрясы прекратили галдеть, затем распределил задания. Без долгих обсуждений Недужко создал три рабочие группы — по числу лингвистов, владеющих языком гонтов. От этих подразделений требовалось составить перечень всех телевизионных сюжетов, которые записаны на устройствах «комнаты привидений».

Цедужко собрался провести инструктаж, однако его отвлек напряженно дрожащий голос Старостина:

— Роман Григорьевич, соблаговолите взглянуть… Кажется, мы обнаружили нечто действительно важное.

На трехмерном экране стройными шеренгами вибрировали этикетки энциклопедических томов, разбитых по темам: Физика, Математика, Химия, Астрономия, Зоология, Ботаника, Астробиология, Химико-Физическая Биология, Техника, История, Философия, Астронавтика и много-много других. Даже самый капризный исследователь не посмел бы желать большего.

Примерно в те же часы где-то посреди солончаковых степей Астраханской области остановилась колонна бронеавтомобилей. Местность была идеально ровной, только небольшой бугорок выдавился из земли, словно прыщ на лбу. Рунгулов и Сапунов помогли гонтам выбраться из стальной коробки броневика, и старший майор сказал:

— Здесь на полста километров никто не живет, только сайгаки стадами бегают. А если случайный человек забредет или волки напасть вздумают — вот ваши пистолеты и радиопередатчики.

Инопланетяне сильно сдали за последние месяцы. Фильтры в их масках действовали все хуже, да и земная пища основательно подорвала здоровье гонтов.

Желтый и Фиолетовый дрожащими руками рассовали по карманам свое имущество. Кажется, они все еще не верили, что получили свободу.

— Советую подняться на этот холм, — посоветовал полковник Сапунов. — Ну, прощаться пора. Искренне жаль, что покидаете нас, только уговаривать вас остаться, думаю, нет смысла.

Микрофон в маске Фиолетового прошипел:

— Да, не стоит себя утруждать.

Разведя руками, Алан проговорил:

— Счастливого пути, товарищи. Хотелось бы верить, что вы не слишком на нас обижены.

— К черту! — отозвался Желтый, хотя никто не желал ему отсутствия пуха и пера.

Взобравшись на возвышенность, они проводили взглядами уходящие машины.

Потом, став спиной к заходящему светилу варварской планеты, пришельцы связались с орбитальной станцией. Вскоре из миниатюрных динамиков изливался шестиголосый шквал ультразвуковых поздравлений. Радостная весть была немедленно ретранслирована на звездолет, а из ангара станции отправилась в приволжскую степь десантная шлюпка.

— Как мне надоела эта проклятая маска! — простонал Фиолетовый, выключив универсальный инструмент, предназначенный для записи и передачи информации. — И вся их планета надоела. Особенно — двуглазые уроды-аборигены.

— Лично меня утешает одно соображение… — Долгий плен этого мира приучил Желтого к меланхолическим рассуждениям. — Я испытываю мстительное наслаждение, когда понимаю, что наши лица казались им столь же безобразными, как их лица были отвратительны для нас.

Посмеявшись, Фиолетовый справедливости ради признал, что аборигены оказались существами довольно-таки порядочными, пусть даже не слишком цивилизованными: сдержали обещание освободить обоих пришельцев, да и убитого в Америке астронавта похоронили согласно обычаям Огонто. И даже не расставили вокруг этого места зенитки.

— С них бы сталось — могли попытаться сбить шлюпку.

— Наши догадаются принять меры предосторожности — наверняка будут садиться, не отключая защитного поля.

— Вашему кораблю силовая защита не очень помогла, — усмехнулся Фиолетовый.

— Звездолет столкнулся с кораблем фурбенов. А тут — полудикие племена.

Фиолетовый признался:

— Я начал их побаиваться — после того как земляне без выстрела взяли нас в той хижине. Страшные существа.

— Кажется, в свое время я кого-то об этом предупреждал… — Желтый пожал плечами — он перенял подобный жест у аборигенов. Вообще-то у жителей Земли много непонятных черт. Например, для меня осталось загадкой, чего они от нас хотели.

Его сопланетник согласился: земляне вели себя очень странно. Оба гонта с недоумением вспоминали, как следователи то и дело принимались задавать вопросы о машинах, которые способны с большой скоростью выполнять арифметические вычисления. Пленные астронавты, будучи специалистами гуманитарного профиля, слабо разбирались в математике, поэтому не смогли объяснить устройство больших псевдоинтеллектуальных комплексов. Они попытались рассказать о карманных приборах, обрабатывающих информацию, но людей это совершенно не интересовало.

Следователи упорно возвращались к машинам, предназначенным исключительно для арифметического счета.

— Они бы еще выясняли у нас, как добывать огонь с помощью трения! — Фиолетовый был раздосадован. — Я так и не сумел вдолбить этим дикарям, что вычисления можно выполнять на карманных инструментах. Однако двуглазые даже не стали меня слушать. Они упорно называли универсальные аппараты «радиопередатчиками».

Желтый взмахнул руками и закричал:

— Мне осточертели идиотские загадки этой идиотской планеты! Мне осточертела жизнь в этих варварских условиях, где нет элементарных бытовых удобств! Клянусь — никогда больше не покину Огонто!

Подобные обещания каждый астронавт давал несколько раз в течение каждого рейда к звездам, поэтому всерьез такие заявления давно уже никто не принимал.

— Пока мы должны вернуться на Огонто, — негромко заметил Фиолетовый, которого плен сделал убежденным пессимистом.

Они принялись представлять, как станут ублажать свои организмы, оказавшись на звездолете: ванна с подпорченной Кличкой, изысканные деликатесы и напитки, стереоклипы любимых музыкальных коллективов, лучшие фильмы из бортовой видеотеки. Впрочем, рассудительный Фиолетовый малость подпортил напарнику настроение, напомнив, что сначала им придется пройти длительный курс лечения в санчасти. Организмы обоих гонтов были изрядно засорены белками земного происхождения.

— Плевать, — отмахнулся Желтый. — Зато меня ждет встреча с новинками искусства. Ваш звездолет стартовал на два десятка лет позже нашего, так что вы прихватили записи фильмов, концертов и спектаклей, о которых я знаю лишь по твоим рассказам.

Метрах в семидесяти от них почти беззвучно опустилась шлюпка, окруженная черным коконом защитного поля. Гонты бросились к этому крохотному кораблику, который вдруг стал для них самым родным местом во всей бесконечной Вселенной. Не прошло и получаса, как они оказались на станции. Еще через несколько часов началась эвакуация астронавтов из анабиозных камер Тунгусского бункера.

На Туару начинался новый день.

— Шестой месяц, как война идет. — В голосе Недужко прозвучали боль и скорбь. — Немец у самых ворот Москвы стоит.

— Отгоним, — уверенно сказал капитан Трофимов. — До самого Мадрида гнать будем.

— О том разговора нет, — вздохнул Роман Григорьевич. — Только хочется свой вклад внести в грядущую победу. Найти бы здесь такие знания, чтобы создать оружие огромной мощности — за месяц закончили бы войну… Ну, пошли. Работать надо.

Ему не терпелось поскорее вернуться на базу пришельцев, чтобы снова погрузиться в океан энциклопедической информации. Даже те отрывочные сведения из физики и астрономии Огонто, которые он сумел отыскать за последние двое суток, грозили переворотом во всех направлениях естественных наук. Узнав о сверхскоплениях галактик и ячеистой структуре Вселенной, Недужко пришел в экстаз. Сегодня он собирался всерьез разобраться со статьей о частицах, из которых состоят нейтроны, протоны и электроны.

Параллельно Котрикадзе будет изучать материалы о источниках и усилителях когерентного электромагнитного излучения. Они могли сделать это еще вчера, но вымотанные лингвисты упросили начальника экспедиции отложить чтение жутких технических текстов хотя бы до утра. Гуманитарии с большим трудом разбирались в формулах и физической терминологии.

Они направились к пещере, но вдруг за спиной раздался тревожный голос Трофимова:

— Роман Григорьевич, на горизонте корабль.

Сквозь линзы бинокля удалось разглядеть японский флаг, трепетавший на мачте, и орудия, укрытые щитами. Трофимов уверенно заявил, что к острову направляется легкий крейсер.

Заглушив машины в полумиле от Туару, японцы без предупреждения открыли огонь. «Забайкальский Комсомолец» получил несколько снарядов среднего калибра, загорелся, лег на борт и медленно опустился на грунт. В бухте было мелко, поэтому трубы, мачты и часть надстроек торчали из воды до самого прилива.

Уцелевшие моряки вплавь добрались до близкого берега и постепенно стекались в лагерь экспедиции.

Потопив пароход, японцы прекратили огонь. По самому острову пока снарядов не выпускали. Поборов первую растерянность, Недужко скомандовал:

— Всем укрыться за деревьями. Зураб, раздай ребятам лучевое оружие из арсенала базы. Ни в коем случае нельзя позволить, чтобы противник высадил десант.

Котрикадзе умчался выполнять приказание. Вскоре из пещеры выбежали четверо сотрудников экспедиции, которым достались лучеметы гонтов. Между тем с крейсера спустили две шлюпки, которые быстро наполнялись вооруженными людьми. Боцман, воевавший в Гражданскую на сухопутных фронтах, деловито распоряжался: безоружным рассыпаться и прятаться за естественными укрытиями, остальным — занять позиции на возвышенностях.

Шлюпки с десантом приближались, подгоняемые дружными взмахами весел, Туару молчал — лучевые пистолеты были оружием ближнего боя. Ободренные пассивностью островитян, японцы безбоязненно подгребли на сотню метров, и тогда Котрикадзе первым нажал спусковую клавишу.

Дрожащий луч перечеркнул шлюпку параллельно водной глади, разрезав и плоть людей, и сталь винтовок. Второй росчерк ствола опустил луч вертикально, распилив пополам деревянное плавсредство. Другая шлюпка попыталась отвернуть и спастись бегством, но ее уничтожили сосредоточенным огнем четырех излучателей.

На крейсере были потрясены молниеносной гибелью десанта. Не прошло и пяти минут, как послышалось урчание машин, из трубы потянулся дымок. Взбурлив винтами воду, корабль начал медленно отрабатывать от берега задним ходом. Трофимов сказал озабоченно:

— Сейчас примется лупить из пушек. Эх, не успели толком окопаться…

Из пещеры осторожно вышел Ордынцев. Повертев головой в поисках руководства, он подбежал, пригибаясь, к валуну, за которым сидели на корточках капитан и начальник экспедиции.

— Роман Григорьевич… — В голосе инженера явственно звучало недоумение. — Я использовал радиостанцию базы, чтобы связаться с Москвой. Мне ответили очень непонятно: точно ли, дескать, что корабль японский…

— А чей же еще? — разозлился Недужко. — Что они имели в виду?

— Ума не приложу… Но Лубянку, кажется, удивило, что корабль стреляет в нас. Потом переспрашивали: «Точно ли японский, а не наш? Точно ли крейсер, а не линкор?»

Крейсер успел удалиться на полторы мили, развернулся к острову правым бортом и навел орудия на Туару. Затем корабль неожиданно исчез из виду, закрытый взметнувшимися стенами белоснежной пены. Когда полотнища брызг вернулись в океан, на берег обрушился грохот взрывов, и стало понятно, что крейсер, накрытый залпом крупнокалиберных пушек, получил серьезные повреждения. Корпус вражеского корабля ощутимо осел на корму. Снаряди падали еще дважды, после чего расстрел прекратился, поскольку исчезла мишень. Там, где недавно покачивался на волнах боевой корабль, теперь лишь плавали обломки.

— Кто стрелял-то? — поразился Роман Григорьевич. — Океан пуст. И самолетов в небе не видно.

— Никак нет, вижу точку на горизонте, — сообщил Трофимов. — С оста прямым ходом на остров идет какой-то корабль, но он очень далеко.

Неожиданно из облаков вывалился крохотный биплан, который начал кружить над островом. На боках и плоскостях маленькой, словно игрушечной, машины они с невероятным облегчением разглядели красные звезды.

Глава 20 СМЕРТЬ В БИТВЕ

Линкор был достроен точно в срок. Контр-адмирал Биберев, назначенный командовать «Халхин-Голом» на время перехода из Сан-Франциско во Владивосток, подписал все документы и выглядел очень счастливым.

Вскоре после рассвета «Халхин-Гол» отдал швартовы, и портовые буксиры медленно оттащили махину линкора от причалов военного рейда, расположенного в Центральном бассейне залива. В трех кабельтовых от берега заработали машины, и корабль малым ходом двинулся на запад. Нырнув под исполинский мост Сан-Франциско — Окленд, линкор оставил по правому борту острова Йерба-Буэна и Алькатрас, миновал зону паромных причалов. Затем будущий флагман Тихоокеанского флота плавно выскользнул в океан между мысами Лойн-Пойнт и Форт-Пойнт. Чуть выше мачт корабля проплыла ажурная громадина моста Золотые Ворота, подвешенного над одноименным проливом на канатах в метр поперечником.

Когда перед линкором распахнулся океан, Биберев скомандовал «полный вперед», а Михаил отправился спать. От порта назначения их отделяли четыре с половиной тысячи миль — неделя пути экономическим ходом.

Меньше всего ему хотелось встречаться с племянником и первые сто часов плавания Михаил успешно уклонялся от общения с родичем. Однако везение никогда не бывает долгим. На четвертый день сразу после обеда в командирском салоне Стален сам подошел к дядюшке и чуть не силком повел показывать свое хозяйство.

В кормовой части линкора располагались две решетчатые платформы, на которых стояли гидросамолеты-бипланы. Летчик с гордостью сказал:

— Смотри, это КОР-3, то есть третья модель корабельного разведчика.

Двухместная машина для дальней разведки и корректировки артогня. Может летать над океаном шесть-семь часов.

Ни малейшего желания обсуждать достоинства миниатюрных этажерок у Михаила не было, но правила приличия требовали что-нибудь ответить. Он пробурчал:

— Если корабль попадет под обстрел, этим игрушкам плохо придется. Хоть бы бронированный ангар для них предусмотрели.

— Они нужны, главным образом, когда стрельба еще не началась. — Стален засмеялся, сверкая ровными шеренгами белоснежных зубов.

— Тоже верно… — Михаил избегал смотреть на собеседника. — Только я совершенно не понимаю, как твои самолетики взлетают и садятся. Даже таким крошкам нужна взлетно-посадочная полоса подлиннее всей линкорной палубы.

— Взлетает он с помощью катапульты и пороховых ракет, а садится на воду.

Потом гидроплан поднимают на палубу с помощью кранов… — Племянник прервал лекцию, выжидающе глядя на затылок Михаила, затем сказал: — Нам вроде поговорить надо.

— А по-моему, не о чем нам разговаривать. И незачем.

— Значит, ты на меня обиделся?

— Представь себе, нет. Чего мне на тебя обижаться… — Он вздохнул. — Ни на кого я, Степа, не сержусь. Просто чувствую себя немного неловко.

Стален осведомился приглушенным голосом:

— Значит, придешь на свадьбу? Ларисочка очень на этот счет переживает.

О таком мог спросить только сынок его сестрицы. Война идет, вокруг черт-те что творится, а этого оболтуса интересует, явится ли дядюшка смотреть, как его бывшая возлюбленная ставит в загсе подпись. Кстати, и Раю этот вопрос почему-то беспокоил. Садисты они, что ли… Михаил пробормотал:

— Посмотрим. Как получится.

От продолжения разговора его избавил подбежавший матрос-посыльный, который передал приказ командира: немедленно явиться в адмиральский салон.

В апартаментах Биберева собрался весь комсостав линкора. Матвей Аристархович, выглядевший очень встревоженным, сказал:

— Товарищи командиры, я только что получил шифротелеграмму из Главного морского штаба. Москва предупреждает, что в ближайшие дни ожидается внезапная, то есть без предварительного объявления войны, агрессия Японии против Советского Союза. Нам предписано повысить бдительность и привести корабль в боевую готовность — не исключено, что противник попытается атаковать и уничтожить наш линкор. Воздушные и подводные силы Тихоокеанского флота будут патрулировать квадрат к востоку от Курильских островов, чтобы обеспечить наше возвращение.

Кроме того, «Халхин-Гол» получил приказ выйти к архипелагу Адмирала Дорсона и сопровождать до Камчатки пароход «Забайкальский Комсомолец», который в настоящее время выполняет особую научную миссию на острове Туару.

«Там же Роман Григорьевич и Зураб, — забеспокоился Каростин. — А я даже не знаю, удалось ли им что-нибудь найти…»

За несколько часов до этого совещания на борту линкора руководители всех советских разведслужб доложили членам Политбюро тревожную информацию. Еще 16 октября ушел в отставку премьер-министр Коноэ, и два дня спустя его заменил генерал Тодзио, который возглавил также важнейшие министерства — военное и внутренних дел. Хидэки Тодзио считался главным сторонником войны по «северному варианту» (то есть — против СССР), и последствия не заставили себя долго ждать.

Уже 7 ноября началась реализация заблаговременно разработанных планов боевых действий на северном направлении. Ударному соединению флота (семь крупнейших авианосцев, восемь линкоров, десять крейсеров и около полутора десятков эскадренных миноносцев) было дано распоряжение к 22 ноября сосредоточиться у острова Итуруп, пополнить припасы и ждать приказа о начале войны. К советской границе подтягивались дивизии Квантунской армии общей численностью около миллиона штыков. Со дня надень ожидалось заседание Императорского тайного совета, который должен был дать директиву о разворачивании военных действий.

Японский генштаб намеревался повторить успех 1904 года, когда флот адмирала Того коварным ударом без каких-либо предупреждений совершил нападение на русские корабли в Порт-Артуре и Чемульпо.

— Выбрали момент, сволочи, мать их… — Сталин выразился длинно и умело. — Нам ведь нужно не больше двух недель отсрочки — когда погоним немца от Москвы, никакие японцы не посмеют точить зубы на Приморье.

— Они уверены, что Союз проиграл войну фашистам — потому и обнаглели, — злобно сказал Берия. Начальник военной разведки добавил:

— В Пентагоне тоже убеждены в неизбежности японского удара по Советскому Союзу. Американцы даже стянули в Перл-Харбор все тяжелые корабли, которые обычно патрулируют океан в окрестностях Японии. Вашингтон как бы намекает императорской ставке в Токио: можете бить русских, не опасаясь нашего противодействия.

Скрипнув зубами, Верховный Главнокомандующий подумал, что уже нельзя сделать ничего принципиального для усиления обороны на Дальнем Востоке. Армия давно отмобилизована и готова встретить агрессора. А слабенький Тихоокеанский флот — восемьдесят пять подводных лодок, девять эсминцев и две сотни катеров — все равно не способен противостоять огромной морской силе противника, даже если «Халхин-Голу» удастся прорваться в главную базу. И тогда он вспомнил о застрявшей на Туару экспедиции.

Когда лишь сорок миль отделяли их от острова, Биберев снова собрал старших командиров.

— Радисты перехватили передачу с Туару, — сказал он. — Возле острова стоит японский крейсер. «Забайкальский Комсомолец» потоплен, личный состав экспедиции пытается отразить высадку десанта.

— Как же они вышли в эфир, если радиостанция погибла вместе с пароходом? — спросил старший помощник. — Похоже на провокацию.

— Вот это нам и предстоит выяснить как можно скорее. Через час, когда «Халхин-Гол» приблизится к Туару на расстояние, с которого можно вести огонь главным калибром, мы должны точно знать, что там делается.

Контр-адмирал приказал играть боевую тревогу, выслать к острову самолет-корректировщик и включить радиолокатор. Михаил поднялся в свой отсек, который висел, словно бочка, внутри решетчатой мачты линкора. Операторы уже разогревали аппаратуру, и бегавший по экрану луч высвечивал расплывчатое пятно Туару, лежавшего пока за пределами надежной работы радара. Однако прошло совсем немного времени, «Халхин-Гол» подошел к этому клочку суши на пятьдесят пять километров, изображение стало более отчетливым, и Каростин доложил в боевую рубку, что рядом с островом действительно просматривается неподвижный корабль.

При этом Михаил едва не опростоволосился, когда по привычке чуть не назвал контр-адмирала просто Матвеем, словно они сидели дома в кругу семьи…

— Москва подтвердила, что экспедиция атакована, — прохрипел из телефонной трубки голос Биберева. — Держи связь со старшим артиллеристом.

Корабль мчался в атаку двадцатиузловым ходом, и дистанция быстро сокращалась: пятьдесят километров, сорок, тридцать пять, тридцать…

Артиллеристы отсчитывали дальность в десятых долях мили: триста пятьдесят кабельтовых, триста, двести пятьдесят… С этого расстояния линкор, оставаясь невидимым за эфемерной чертой горизонта, уже способен был достать неприятеля шестнадцатидюймовыми снарядами. По приказу Биберева «Халхин-Гол» сбавил скорость до восьми узлов и сменил курс, обратив нос к норду, а левый борт — к Туару.

Огромные двухорудийные башни развернули стволы пушек перпендикулярно к продольной оси линкора.

Каростин сообщил дистанцию и азимут, старший артиллерист, сверившись с таблицами, передал командорам необходимые углы возвышения стволов, и громыхнул первый залп. В каждой двухорудийной установке стреляла только правая пушка — одновременный залп всей восьмерки шестнадцатидюймовок был невозможен, поскольку чудовищная сила отдачи могла повредить крепления башен. Спустя минуту четыре снаряда упали возле цели, и радарную отметку вражеского крейсера заслонили искры помех. С борта КОР-3 передали: есть накрытие, цель повреждена. Убедившись, что взят верный прицел, из рубки отдали приказ открыть беглый огонь. Сначала вышвырнули свои заряды левые орудия, а затем, не дожидаясь результатов нового залпа, боевые расчеты повторно разрядили правые пушки. Когда трассы этих снарядов уткнулись в поверхность океана, отгрохотали разрывы и рассеялись помехи, цель исчезла с радарного экрана. Затем и пилот гидроплана сообщил, что крейсер уничтожен.

Вскоре после полудня «Халхин-Гол» встал на якорь напротив лагеря экспедиции. Неподалеку сиротливо выглядывала из-под воды верхушка мачты японского корабля, разодранного на куски ударами громадных — каждый больше тонны весом — снарядов. Биберев и Каростин в сопровождении нескольких моряков направились к острову на моторном катере. Встретивший их у кромки прибоя Недужко, не успев толком поздороваться, зашептал:

— Что делается, товарищи! Наш полиглот Игорь Старостин допросил пленного японского офицера. Страшные вещи мы узнали, — оказывается, их флот сосредоточен у Курил и вот-вот двинется бомбить Владивосток!

— Мы уже в курсе. Немедленно эвакуируем экспедицию и уходим. — Контр-адмирал подозвал матроса-сигнальщика: — Просемафорь на линкор, чтобы выслали шлюпки… Роман, сколько у тебя здесь народу?

— Двадцать два члена экспедиции, тридцать один человек из экипажа парохода да контуженных япошек из воды десятка два выловили.

Матрос замахал флажками, передавая адмиральский приказ. С обоих бортов «Халхин-Гола» начали опускаться на океанские волны весельные шлюпки. Ученые бросились в палатки собирать личные вещи и найденные на острове изделия гонтов.

Каростин, успевший расспросить Зураба и Ордынцева, отозвал адмирала в сторону и твердо сказал:

— Матвей, я должен любой ценой вывезти на материк оборудование с базы.

Биберев, хоть и готов был раскричаться, но понимал, сколь важно доставить в Москву образцы инопланетной техники. Раздраженно покривившись, он проговорил:

— Только, умоляю, торопитесь. Каждая минута задержки может стоить жизни.

— Сделаем все возможное, — заверил конструктор. Инженеры побежали в сторону пещеры, а Матвей Аристархович крикнул им вслед:

— Когда вынесете технику, я пришлю минеров. Оставшийся инвентарь надо будет взорвать, чтобы чужим ничего не досталось.

В «комнате привидений» инженеры показали потрясенному Михаилу отрывки из самых красочных кинокартин:

«Битва за Галактику», «Полоса препятствий», «Охотничья экспедиция», «Полководец», «Агрессия со звезд», «Командир взвода», «Чемпионат планеты», «Подводная охота», «Космический перехватчик» и «Падающие мячи». Казалось, лимит удивления на этом был исчерпан, но Котрикадзе запустил фильм, где гонтовская девица сопровождала стриптизом укладку разноцветных кубиков.

Выслушав объяснения, Каростин надолго задумался, потом произнес недоуменно:

— Я могу понять, для чего гонты прихватили в межзвездную экспедицию фильмы-боевики. Я даже могу понять, для чего им порнографическая кинолента, — в конце концов, участникам многолетнего путешествия не помешает изредка расслабиться. Но до меня не доходит другое: чтобы раздеть эту бабу, зачем-то нужно уложить целый слой дурацких фигурок… Полный кретинизм — при чем тут стереометрия?!

— Мы думали об этом, — робко сказал Зураб. — Возможно, разгадка таится в каких-то мистических обрядах, которые привычны для гонтов, но совершенно непонятны нам.

— Допустим… — Михаил скептически надул губы и покачал головой. — Тогда объясните, пожалуйста, вот что… Правильно ли я понял, что каждый фильм можно смотреть в разных вариантах? Причем если нажать «Демонстрация», то телевизор каждый раз показывает один и тот же сюжет. А если мы выбрали «Одиночный» или «Парный», то сюжетом можно управлять. Так или нет?

Ошарашенно переглянувшись, его подчиненные признались, что в «одиночном» варианте смотрели только стриптиз. Все остальные картины крутили только через «Демонстрационный».

— И вы даже не попробовали изменять через «Одиночный» сюжеты более интересных фильмов? — поразился Михаил. — Ребята, вы меня разочаровали… Чем же вы занимались столько времени?

Смущенный Котрикадзе ответил, что они только позавчера научились обращаться с телевизионной аппаратурой гонтов, однако в тот же день нашли энциклопедию, после чего все инженеры и лингвисты были брошены на расшифровку научной информации. Михаил поневоле вспомнил американскую комиссию по радиосвязи, которая считала, что телевидение предназначено лишь для научных целей. Вот и милейший Роман Григорьевич всерьез полагал, будто стереотелевизоры инопланетян не могут хранить ничего, кроме серьезных фильмов и фундаментальных трудов по физике, математике и астрономии… А ведь ясно, что здесь кроется нечто иное, причем разгадка этой тайны может оказаться важнее любых физико-математических уравнений.

Очнувшись от этих мыслей, он увидел, как Зураб пытается запустить фильм «Рейд на Фурбешу» в режиме «Одиночный». Внутри кубического экрана титры быстро сменились изображением космических дредноутов, мчавшихся к тускло-красной звезде. Котрикадзе пошевелил рычажком, и звездная эскадра послушно изменила курс. Затем панорама Вселенной внезапно исчезла, и появилась знакомая маска, которую гонты надевали перед высадкой на Землю. Из динамиков послышался голос, четко выговаривавший русские слова:

— Звездолет вызывает старую базу. Мы знаем, что в данный момент люди работают с нашим оборудованием. Если слышите меня — отвечайте громким разборчивым голосом, старайтесь говорить в микрофон, расположенный чуть ниже экрана.

— Вижу и слышу вас, — ответил Михаил. — Где вы находитесь?

Гонт, словно не услышав его, повторил свое обращение, потом сообщил, что звездолет эвакуировал всех обитателей Тунгусского бункера и готовится взять курс на Огонто. После этого он сказал:

— Немедленно покиньте остров. Мы намерены ликвидировать расположенное там оборудование. Предупреждаю: будет взрыв, при котором радиация опасна для жизни в радиусе пяти километров. Вы меня поняли?

— Вы обещали нам… — попытался протестовать Михаил. Последовала короткая пауза, после которой гонт ответил:

— Обещание было силой вырвано у заложников, а потому не стоит о нем вспоминать. Повторяю. Командир звездолета приказал уничтожить базу вместе с островом. Ровно через час по земному времени вы должны находиться не ближе пяти километров от базы.

Михаил принялся торговаться, нагло солгав, будто они не успеют так быстро удалиться от Туару. В конце концов гонт без особого энтузиазма добавил тридцать минут, но предупредил: это — крайний срок и ровно через полтора часа будет включен детонатор. На этом сеанс связи оборвался.

«Между моим вопросом и его ответом выходила пауза в десять-двенадцать секунд, — прикинул Михаил. Звездолет сейчас далеко от Земли, и радиоволнам требуется такое время, чтобы преодолеть путь от базы на корабль обратно…»

Получалось, что расстояние до звездолета составляет полтора-два миллиона километров.

Отогнав лишние мысли, он спросил, можно ли будет запустить эти стереотелевизоры от земных источников электропитания. Зураб заверил начальника, что никаких трудностей возникнуть не должно: требовался всего лишь временный ток с напряжением четыреста — четыреста тридцать вольт и частотой около восьмидесяти герц.

— Тащите на берег все, что сумеем вынести, — распорядился Михаил. — Дома спокойно посмотрим все их фильмы.

Телевизоры и радиоаппараты были намертво соединил со столами, которые в свою очередь составляли единое целое с полом отсека. Ни винтов, ни каких-либо иных соединений обнаружить не удалось, ножовке этот материал оказался не по зубам. Кто-то запоздало вспомнил об автогене. Презрительно покосившись на коллег, замкнувшихся на земных технологиях, Ордынцев достал из-за пояса лучевой пистолет и перерезал пучком концентрированного света ножки стола и пучки проводов, соединявших приборы с электросетью базы.

Они второпях выволокли из пещеры столы с закрепленными на них агрегатами. Последними уходили минеры, заложившие в каждый отсек базы по центнеру тротила.

Хоть гонты и обещали подорвать объект, люди решили подстраховаться. Часовой механизм фугаса был установлен на несколько минут позже времени, назначенного инопланетянами: если гонты не разнесут свою базу, это сделает земная взрывчатка.

Когда последняя шлюпка отчалила от берега, возле пещеры мягко и беззвучно приземлился обтекаемый аппарат размером с полуторку Горьковского автозавода.

Михаила Каростина это зрелище, несомненно, заинтересовало бы, а вот его сын, который родится через четырнадцать лет, без труда узнал бы авиетку троклемского производства. Четыре робота деловито забрали оставшиеся на складах предметы, вынесли аппаратуру телерадиосвязи, а также энергетические генераторы и компьютерно-информационные комплексы, принятые людьми за видеомоноблоки.

Квазиразумный Мозг Лабиринта очень интересовался техникой, которую создала цивилизация планеты Огонто.

Поднявшись на борт линкора, Михаил первым делом распорядился перетащить все экспонаты в надежное место, защищенное прочной броней.

Подняв якоря, «Халхин-Гол» лег на курс норд-вест. Каростин, стоявший на площадке рядом с радарным отсеком, смотрел в бинокль на удалявшийся Туару и заметил, как с острова поднялась крохотная темная точка. Локатор показал, что неизвестная машина быстро набирает высоту. Контакт был потерян в тридцати километрах от поверхности — «Сегмент-1» просто не предназначался для наблюдения за целями выше этой отметки… До конца жизни Михаил будет ломать голову над риторическим вопросом: кому принадлежал тот аппарат — гонтам или фурбенам?

А точно в названный гонгами срок сверкнула яркая вспышка. Сходящиеся лазерные импульсы разогрели смесь лития с дейтерием до температуры, при которой начинается термоядерный синтез. Ввысь рванулся шар раскаленной плазмы, сопровождаемый столбом пепла и пара. Несколько моряков, которые в этот момент разглядывали остров сквозь линзы и призмы оптических приборов, получили тяжелые ожоги роговицы. Грибовидное облако испаренной жидкости быстро остыло, а когда вода вернулась в океан, стало видно, что Туару больше не существует.

Всю ночь гудели паровые котлы, выжимая полную мощность, и турбины гнали огромный корабль на северо-запад. К утру их отделяло от места вчерашней стоянки почти триста миль. Но вскоре после рассвета натянутые на мачтах антенны приняли радиограмму с борта дальнего разведчика АНТ-39: японский флот курсирует восточнее Итурупа и Хонсю. Стало ясно, что самые удобные проливы — Надежды и Буссоль для «Халхин-Гола» закрыты…

Бибереву даже не было надобности смотреть на карту, чтобы понять: следует уводить корабль как можно дальше к норду, а затем прорываться в Охотское море через Первый Курильский пролив под прикрытием береговой авиации. До Петропавловска-Камчатского оставалось почти полторы тысячи километров — тридцать часов движения полным ходом.

Если, конечно, враг не перехватит их превосходящими силами в открытом океане.

И это случилось. «Красная Звезда» сообщила, что на перехват «Халхин-Голу» спешит соединение в составе линкоров «Сайен» и «Тоса», авианосца «Амаги» и шести эсминцев или легких крейсеров. В 11.38, когда поступило это сообщение, оба линкора находились на расстоянии восьмидесяти пяти миль севернее советского корабля. Сопровождаемый миноносцами «Амаги» подтягивался с запада.

Адмирал приказал поднять в воздух КОР-3 и склонился над картой. Судя по данным, переданным с «Красной Звезды», «Сайен» и «Тоса» лишь перекрывали «Халхин-Голу» путь к Камчатке, а главный удар должны были нанести палубные бомбардировщики авианосца.

— Атакуем этот плавучий аэродром, — огласил свое решение Матвей Аристархович. — Взять четыре румба к весту. Полный вперед.

— До «Амаги» почти сто миль, — напомнил старший помощник. — Мы сблизимся на пушечный выстрел только через четыре часа, да и то если японец не сообразит отойти на запад. За это время они успеют послать на нас три волны пикировщиков и торпедоносцев.

— Через полчаса между нами будет всего восемьсот кабельтовых — вполне достаточно для стрельбы подкалиберными. — Биберев зловеще ухмыльнулся. — Подать в башни двенадцатидюймовые снаряды.

А чуть позже из радарной бочки пришло предупреждение от Каростина: приближается большая группа воздушных целей.

Внешне корабль казался вымершим — на палубе не видно было ни одного человека. Лишь стволы всех калибров шевелились как живые, выбирая себе добычу.

Эскадрильи японских самолетов — четыре десятка торпедоносцев типа «97» и бомбардировщиков типа «99» — находились на расстоянии пяти минут полета от «Халхин-Гола», когда носовая башня выпустила первый снаряд. Затем поочередно, с тридцатисекундными интервалами, окутались дымом выстрела остальные установки.

Пороховой заряд шестнадцатидюймовки выбрасывал начиненную тротилом болванку весом в тысячу сто килограммов со скоростью, достаточной, чтобы грозный боеприпас пролетел сорок два километра, или двести тридцать кабельтовых. Однако за последний год на Кронштадтском полигоне удалось отработать приемы сверхдальнобойного огня. Если в шестнадцатидюймовую пушку загнать двенадцатидюймовый снаряд, который весит всего четыреста семьдесят килограммов, то взрыв такого же количества пороха разгонит его до еще больших скоростей и дальность стрельбы увеличивается в три с лишним раза. Правда, в таком случае дальномерщики и наводчики не видят ни самой цели, ни разрывов вокруг нее, но не зря ведь существуют самолеты-корректировщики и рассчитанные на электрической машине точнейшие таблицы стрельбы.

КОР-3 и АНТ-39 радировали результаты пристрелочной серии: первое падение — недолет на пять кабельтовых, второе — промах на шесть кабельтовых к северу…

Одновременно загрохотали стомиллиметровые зенитки, спустя несколько секунд к ним присоединились автоматические пушки меньших калибров.

Четкий строй японских эскадрилий украсился множеством разрывов. Один бомбардировщик, загоревшись, упал в океан, другой потерял солидный кусок крыла и очень забавно кувыркался, пока не скрылся под волнами, на третьем осколки вывели из строя мотор. Взорвался еще один «97-й» — стремительные кусочки металла поразили подведенную под его брюхом торпеду. Отчаявшись преодолеть сплошную стену заградительного огня, японские пилоты отвернули, потеряв при этом пятую машину. Лишь несколько одномоторных торпедоносцев сбросили свой груз на почтительном удалении, однако смертоносные сигары безвредно прошли далеко от линкора.

Между тем артиллеристы «Халхин-Гола» внесли поправки в прицел, и башни главного калибра дали еще два залпа с чуть отличными углами возвышения орудий.

Японские самолеты уже заходили в атаку с другого борта. Снова заговорили зенитки. За минуту были сбиты четыре «99-х», а море вокруг линкора закипело от бомбовых разрывов. Потом буквально в нескольких метрах перед форштевнем «Халхин-Гола» обрисовался пузырьковый след, оставленный торпедой. Малокалиберные пушки левого борта расстреливали вдогон удалявшиеся эскадрильи, достав еще один бомбардировщик.

В рубку начали поступать рапорта из отсеков. Две бомбы ударили в бортовую броню чуть выше ватерлинии, но взрывы не смогли разрушить слой вязкой стали толщиной в триста пятьдесят миллиметров. Третья бомба прошила навылет заднюю трубу и разорвалась над морем в десятке метров от корабля. Итоги первых налетов: противник потерял не меньше десяти машин, а на линкоре вышла из строя одна шестидюймовка, два краснофлотца убиты, пятеро — получили ранения.

Радиорубка приняла новое сообщение с воздушных корректировщиков: второй залп дал накрытие, третий лег с перелетом в полтора кабельтова. Пристрелка была закончена, и главный калибр заработал на пределе технической скорострельности.

Ежеминутно каждая башня выпускала три-четыре снаряда. Всего в погребах «Халхин-Гола» имелось по двадцать подкалиберных боеприпасов на каждое орудие, так что вылетели они за шесть минут. Первое попадание пришлось в «остров» ~ надстройку на краю взлетной палубы авианосца. Чуть погодя другой снаряд, упав почти отвесно, пробил стальную палубу и разорвался в трюме. Сила взрыва вывернула наружу края пробоины, огромный участок взлетной полосы вспучило, из внутренних отсеков показались языки пламени. Наконец один из снарядов предпоследнего залпа угодил в корму, расшвыряв подготовленные к вылету самолеты, на нескольких машинах взорвались бомбы и торпеды. Теперь «Амаги» горел по-настоящему, причем огонь подбирался к хранилищу боеприпасов и цистернам с запасом бензина для бортовой авиации.

За короткий промежуток этой канонады «Халхин-Гол» отразил, последнюю воздушную атаку, самую яростную из всех. Экипажи бомбардировщиков уже знали, что обречены, потому что поврежденная палуба авианосца не сможет принять их машины.

Пилоты безоглядно вели свои «97-й» и «99-й» навстречу трассам зенитных снарядов.

Больше дюжины пылающих самолетов рухнули в океан, но с десяток сумели прорваться сквозь огненную завесу и прицельно сбросили груз. Бомбы разрушили вторую башню главного калибра и несколько зенитных установок, перебили паропровод, подожгли кормовую надстройку, пробили солидных размеров дыру в той части корпуса, которая была защищена тонким слоем брони. Шальная торпеда поразила правый борт. Взрыв ниже ватерлинии расшатал броневые плиты, и вода постепенно заполняла отсек.

— Откачивайте, это — не смертельно. — Биберев пожал плечами. — Мы сохраним плавучесть даже с десятью затопленными отсеками… Что сообщает воздушная разведка?

— Наш гидроплан сбит истребителями, — рапортовал старший помощник. — «Красная Звезда» передала, что «Амаги» горит и погружается кормой. Крейсер и эсминцы подошли почти вплотную и пытаются снять экипаж авианосца. Командир «Красной Звезды» радировал также, что уходит на базу — у них горючее на исходе.

— Значит, авианосец мы им выбили малой кровью. — На лице контр-адмирала засияла гримаса злорадного удовлетворения, и старый моряк продолжал рассуждать вслух: — Подкалиберные снаряды все расстреляны, а продолжать сближение, чтобы добивать эту рухлядь, не вижу смысла… Возвращаемся на курс норд-вест, попробуем прорваться мимо Шейных кораблей. В темноте у нас будет преимущество — японцы не имеют радаров.

Старшие командиры линкора согласились с этим решением, но сам Биберев прекрасно понимал, что до темноты еще далеко, стало быть, главная часть сражения будет протекать в светлое время суток. Проще всего было сделать зигзаг миль на триста к востоку, обогнуть в течение ночи вражеское соединение, а затем спокойно шлепать на Камчатку и дальше в Охотское море. Однако мазута в топливных цистернах оставалось в обрез — как раз хватит, чтобы пройти кратчайшим курсом. С другой стороны, от «Халхин-Гола» вовсе не требовалось добраться невредимым до Владивостока. Задача боевого корабля — нанести противнику как можно более тяжелые потери. И не суть важно, когда и как это сделать: операциями из главной базы после официального объявления войны или в открытом море, прорываясь к родному порту в предвоенный период.

«Халхин-Гол» уже немало натворил, изувечив авиаматку. Если вдобавок удастся хоть на некоторое время вывести из строя «Сайен» и «Тоса» — можно считать, что линкор выполнил свое предназначение. Понеся столь тяжелые потери, Япония может даже отказаться от нападения на Советское Приморье.

Отправив короткую радиограмму в штаб Тихоокеанского флота, Матвей Аристархович вызвал старшего лейтенанта Биберева и приказал ему лично вылететь на последнем гидроплане и разведать обстановку. Он понимал, что отправляет единственного сына в полную неизвестность и почти на верную смерть, потому что в разгар сражения линкор не сможет заниматься возвращением самолета на борт. Но понимал он и другое: никому не дано знать, где окажется безопаснее — на корабле, под обстрелом двух вражеских линкоров, или в небе на почтительном удалении от японских зениток… Только вылет пришлось отменить, потому что КОР-3 был поврежден осколком бомб и теперь бригада авиамехаников торопливо латала пробоины.

Воздушная разведка откладывалась по меньшей мере часа на два, а пока вся надежда была на радиолокатор. Именно «Сегмент-1» предупредил о приближении трех кораблей с запада. Вскоре их разглядели наблюдатели и дальномерщики — легкий крейсер и два миноносца. Вероятно, те самые, которые входили в эскорт покореженного «Амаги». Тратить на подобную мелочь крупнокалиберные боеприпасы, которых оставалось не слишком много, Биберев не собирался. Большим сюрпризом для японцев оказалась дальнобойность советских шестидюймовок, которые уже вторым залпом подожгли замыкающий эсминец. Получив еще несколько попаданий, отряд легких сил покинул зону обстрела и скрылся за горизонтом.

На линкоре, который упрямо стремился к южной оконечности Камчатки, не знали, что пламя пожаров уже добралось до бомбовых погребов «Амаги», после чего огромный корабль, разорванный на две половинки, быстро скрылся под водой. Не знали и того, что спустя полчаса затонул эскадренный миноносец «Икацучи», в который попало не меньше трех снарядов, а тяжело поврежденный крейсер «Камикадзе» пойдет ко дну завтра вечером, почти добравшись до порта Сасебо. Не знали и самого приятного — что с дальневосточных аэродромов поднялись два полка дальних морских бомбардировщиков ТБ-Зф и полк новейших Пе-8, получивших приказ любой ценой уничтожить японские корабли, преградившие путь советскому линкору. К сожалению, самолетам требовалось почти четыре часа, чтобы достичь квадрата, где вот-вот должна была развернуться артиллерийская дуэль.

Первым противника снова обнаружил радар. На экране «Сегмента» четко высветились отразившие радиоволны корпуса кораблей — два больших и четыре поменьше. Оценив ситуацию, Биберев и его помощники приняли единственное возможное при таком раскладе сил решение: с предельной дальности сосредоточить огонь на «Сайен», по возможности вывести из строя этого исполина, затем расстрелять «Тоса» и, растворившись в ночном мраке, продолжать движение на северо-запад.

Огонь по противнику открыла в 15.23 носовая башня, выпустившая шестнадцатидюймовый снаряд, когда расстояние составляло двести двадцать пять кабельтовых. Третьим залпом добились попадания в среднюю часть «Сайен». Потом были зафиксированы четыре прямых попадания между 15.30 и 15.40. Сразу после этого вокруг «Халхин-Гола» выросли стены пенящейся воды, поднятые падающими вокруг японскими снарядами.

К 15.50 дистанция сократилась до пятнадцати миль. Теперь почти каждый залп достигал цели. «Сайен» горел, но продолжал вести огонь кормовой башней. Затем японский флагман, резко переложив рули, ушел на север с сильным бортовым креном.

На «Халхин-Голе» к этому времени число убитых и раненых перевалило за сотню, линкор потерял третью башню и половину артиллерии среднего калибра, появились первые пробоины на уровне ватерлинии.

Обнаружив отступление главного противника, Биберев азартно хлопнул в ладоши и крикнул старшему артиллеристу:

— Переноси огонь!

Тот кивнул, не отрывая от уха телефонную трубку — именно такой приказ он передавал в этот миг командирам уцелевших башен. Расстояние позволяло присоединить к шестнадцатидюймовкам огонь орудий среднего калибра. Начался нудный обмен ударами на встречных галсах. «Халхин-Гол» был больше по водоизмещению, к тому же советские снаряды были тяжелее японских, а потому наносили большие повреждения. В 16.19 охваченный пожарами «Тоса» не выдержав избиения, развернулся и начал отходить к северу, зарываясь носом в волны.

Японский капитан явно надеялся увеличить дистанцию, но это не удалось. Продолжая греметь залпами из двух частично боеспособных концевых башенных установок, «Халхин-Гол» уверенно настигал противника. Японский корабль заметно заваливался на правый борт.

Еще несколько удачных попаданий в любезно подставленную корму — и «Тоса» потерял ход, беспомощно покачиваясь на волнах. «Халхин-Гол» сбавил обороты турбин и медленно прошел в семи десятках кабельтовых от парализованного неприятеля. При этом артиллерия советского линкора методично, как на учебных стрельбах, посылала снаряды в неподвижную стальную жаровню. В 16.44, когда начало темнеть небо над океаном, «Тоса» стремительно опрокинулся, коснувшись воды обрубками труб и мачт. Разгулявшийся шторм поднял волнение, не сулившее приятных перспектив японским морякам, которые прыгали за борт, пытаясь вплавь спастись с обреченного линкора. Попрощавшись с ними залпом из кормовых батарей, «Халхин-Гол» дал полный ход. Прямо по курсу маячил успевший затушить пожары «Сайен».

Когда вызванный адмиралом Михаил явился в рубку, ему поневоле пришлось выслушать безрадостные рапорта командиров подразделений. От главного калибра осталось лишь три ствола, из шестнадцати шестидюймовок могли стрелять только семь. Во многих отсеках имелись пробоины, так что вода непрерывно поступала в трюм, и осадка корабля увеличилась почти на метр.

— Понял, Мишка? — возбужденно бросил Биберев. — Хана линкору. Не видать «Халхин-Голу» Владивостока. Запаса хода не хватит! Я теперь только об одном думаю — как бы «Сайен» ко дну пустить.

— Значит, не судьба домой вернуться. — Михаил равнодушно развел руками.

Он слишком долго работал на военное ведомство и свыкся с неизбежностью насильственной смерти, в том числе и своей собственной. Жаль было лишь той техники, которую они вывезли с базы на острове Туару.

— Надеюсь, линкор затонет на большой глубине, — сказал Каростин. — Наши находки не должны попасть в руки противника.

— Рано нас хоронишь. — Матвей Аристархович был полон оптимизма. — Главный штаб сообщил, что на полпути между Камчаткой и местом, где мы сейчас находимся, развернуто соединение подводных лодок. Если прорвемся в тот квадрат — и экипаж спасем, и все материалы экспедиции. Но только… — Контр-адмирал замялся. — Мне приказали немедленно отправить тебя на материк. Возьмешь все самые ценные записи и полетишь на последнем гидроплане.

— Некрасиво получается, — заартачился Михаил. — Пускай летит Роман Григорьевич — он лучше меня знаком с находками.

— Приказы не обсуждаются, — отрезал Биберев.

Ветер гнал высокие волны, и огромная масса линкора ощутимо переваливалась с борта на борт. Из последних сил сражаясь с морской болезнью, Михаил вполз в толстую шерсть водолазного белья, натянул поверх суконный морской мундир, закутался в бушлат и, продолжая постукивать зубами, забрался в заднюю кабину биплана. У него за спиной хлопнул выстрел катапульты и завыли пороховые ускорители. Подгоняемый огненной тягой ракет, игрушечный самолетик сорвался с решетчатой фермы, едва не коснулся поплавками волн, однако пропеллер вытянул КОР-3 на полукилометровую высоту, и гидроплан направился в сектор, где их ждали субмарины.

А внизу сошлись в последней схватке два израненных линейных великана.

«Халхин-Гол» нашпиговал японца двумя десятками бронебойных болванок, но и сам получил не меньше. «Сайен» отступил, и на «Халхин-Гол» бросились четыре эсминца, которые были потоплены, но успели выпустить почти в упор серию торпедных залпов.

Советский корабль ушел под воду, продолжая стрелять из последних орудий. Когда мачты линкора скрылись в волнах, налетели тяжелые бомбардировщики, закидавшие японцев бомбами и торпедами. «Сайен», на котором после артиллерийской дуэли вышли из строя почти все зенитные пушки, не сумел отбить воздушную атаку и вскоре затонул. Затем были отправлены на дно оба уцелевших миноносца.

Спасшихся не было — шторм погубил немногих моряков, которым удалось выбраться из тонущих стальных гробов.

Глава 21 СБОР В БОЛЬШОЙ ГОСТИНОЙ

Утром по московскому времени авиетка доставила на Станцию остальных Посвященных, так что большую часть исторической хроники они смотрели в полном составе.

В последних кадрах Координатор показал им, как гидроплан сел на воду около подводной лодки и мокрые закоченевшие Каростин и Биберев скрылись в люке, после чего субмарина погрузилась, оставив на поверхности лишь глазок перископа. А штабной Пе-8 передал в эфир радиограмму, зашифрованную предельно примитивным кодом: дескать, наблюдаем разгром японского соединения эскадрой линкоров, несущих флаги Соединенных Штатов. Чуть позже радиоволны разнесли новую дезинформацию: американцы сняли с тонущего «Халхин-Гола» много людей, в том числе гражданских, а также какие-то большие ящики, после чего эскадра взяла курс на Гавайские острова.

Последовал оживленный обмен депешами между Токио и Берлином, в результате которого Императорский тайный совет принял решение бомбить не Владивосток, а скопление американских кораблей в порту Пёрл-Харбор. Союзники по фашистскому блоку рассудили, что могущественная техника пришельцев из космоса не должна достаться проклятым янки, и 7 декабря 1941 года Япония начала войну против США.

Это случилось на следующий день после известия, что Красная Армия разгромила гитлеровцев под Москвой.

Был еще короткий видеосюжет о встрече Ближнего Круга, на которой подводились итоги минувшего года. Молотов заметил, не скрывая завистливого восхищения:

— Как ты предусмотрел, что надо будет выдать в эфир ту липовую информацию? Ведь к моменту вылета бомбардировщиков мы еще не знали, что там произойдет…

Пожав плечами, Сталин произнес негромким равнодушным голосом:

— Политик должен уметь правильно предвидеть будущее. Иначе он не политик, а…

Координатор не дал Верховному завершить эту фразу и оборвал трансляцию.

Вероятно, деликатный суперробот не желал оскорблять излишне сочными терминами нежный слух дам, находившихся в Большой Гостиной. Тем не менее Сергей возмутился:

— Ты опять снабжаешь нас отредактированной версией событий. Я заметил разницу в видеосюжетах о первой беседе на Холодной даче. В тех кадрах, которые ты дал Диане год назад, не было кое-каких эпизодов.

— ВЫ ПОЛУЧАЕТЕ СВЕДЕНИЯ, КОТОРЫЕ НЕОБХОДИМЫ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ СИТУАЦИИ. АБСОЛЮТНО ПОЛНАЯ ИНФОРМАЦИЯ В РЕЖИМЕ РЕАЛЬНОГО ТЕМПА СОБЫТИЙ ОТНЯЛА БЫ СЛИШКОМ МНОГО ВРЕМЕНИ.

Диана фыркнула и потребовала объяснений: за каким дьяволом к ним среди ночи прислали роботов и привезли сюда, на звездный вокзал.

— Погоди, сестренка, не надо возмущаться, — сказал Аркадий. — Меня знаете что потрясло? Тот момент, когда наши предки приняли компьютер за телевизор.

Конечно, человеку того времени немыслимо было представить, что электронный калькулятор-арифмометр окажется похожим на маленькую коробочку с экраном, которая помещается на письменном столе.

— И еще труднее — сообразить, что такое чудо техники используется для тупых игр со стрельбой и стриптизом, — фыркнул Атилла. — Но, Координатор… Ау, ты слышишь меня?

— РАЗУМЕЕТСЯ, СЛЫШУ. И НАДЕЮСЬ, ЧТО ВЫ НАКОНЕЦ УДОВЛЕТВОРИЛИ СВОЮ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТЬ И ГОТОВЫ ЗАНЯТЬСЯ БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНЫМИ ДЕЛАМИ.

— Обязательно займемся. Но растолкуй нам, каким образом Тунгусский метеорит, то есть звездолет гонтов, оставил такие следы разрушений. И разумеется, как протекал тот бой между кораблями Фурбенты и Огонто.

— ПЕРСОНАЛ ВСЕГДА НЕСЕРЬЕЗНО ОТНОСИЛСЯ К НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ ОБЯЗАННОСТЯМ. И ТРОКЛЕМИДЫ, И ЛЮДИ В ЭТОМ ОТНОШЕНИИ ОДИНАКОВЫ. СМОТРИТЕ, КАК ЭТО БЫЛО…

На голограмме появилось изображение космического корабля, летевшего над Землей. Координатор прокомментировал: звездолет с Огонто 24 июня 1908 года приблизился к планете и вышел на орбиту искусственного спутника с параметрами: апогей — восемьсот сорок километров, перигей — семьсот девяносто километров.

Экспедиция совершила несколько высадок, добыла образцы земной техники, провела медико-биологическое обследование людей и других представителей планетарной фауны. Главным образом гонты собирали информацию о культуре, истории, политической жизни человечества. В эти дни одна из французских обсерваторий наблюдала корабль инопланетян.

В последний день июня локаторы сообщили о приближении неизвестного космического аппарата. Вскоре стало понятно: к Земле направляется звездолет Фурбенты. Похоже, обе экспедиции обнаружили присутствие противника практически одновременно. Звездолеты обменялись импульсами сверхжесткого излучения. Защитные поля отразили немалую часть разрушительной энергии, но какая-то часть квантов и разогнанных до субсветовой скорости антипротонов достигла корпусов, превратив сверхтвердое вещество в смесь плазмы и расплавленной материи, удерживаемых вместе силовыми полями.

Поврежденные машины не прекратили сражения, хотя в их двигателях уже начиналась неуправляемая реакция, фурбенский звездолет преследовал гонтов, наносил новые удары, гонты отстреливались. На обоих кораблях отказали антигравитаторы, вышло из строя рулевое управление, но двигатели и оружие продолжали работать, и звездолеты мчались с ускорением по траектории пологого спуска. Энергия реактивной тяги, направленная противоположно вектору движения, то есть на юго-восток, валила таежные деревья. Каждый из двух падающих кораблей отметил свой путь отдельной просекой. А затем оба звездолета столкнулись над озером Чеко и прогремела серия ужасающих взрывов. Последовавшее гудение, упомянутое многими очевидцами, издавали двигатели спасательной шлюпки гонтов.

— Логичная картина, — признал Барханов. — Не оставляет белых пятен в истории Тунгусского катаклизма.

— ЗАЙМИТЕСЬ НАКОНЕЦ ДЕЛОМ, — потребовал потерявший терпение Координатор. — ВРЕМЕНИ МАЛО. НА ПАМИРЕ СКОРО НАЧНЕТ ТЕМНЕТЬ. КСТАТИ, ПОДЧИНЕННЫЕ СЕРГЕЯ УЖЕ НЕРВНИЧАЮТ.

— На каких таких «важных делах» зациклился этот зануда? — язвительно осведомилась Диана. — По-моему, некоторые квазиживые псевдоразумные роботы пытаются командовать Персоналом.

— Не шути, дело серьезное, — строго сказал Сергей. — От нас требуется…

Подполковник коротко изложил перечень задач, которые им предстояло решить в кратчайшие сроки. По мере его рассказа лица друзей вытягивались все сильнее.

Общее мнение выразил Аркадий:

— Ты бы, старик, температуру измерил.

— Чистое безумие, — согласился Николай. — Иерусалим битком набит войсками, полицией, спецназом. Причем все подразделения имеют боевой опыт, они же надрессированы охотиться на террористов и давить выступления палестинцев.

Набрав побольше воздуха, Сергей собрался было сказать, что спецподразделения на то и существуют — выполнять невероятные задания. Однако Каростина опередил Координатор:

— ЕСЛИ НЕ УДАСТСЯ РЕШИТЬ ЗАДАЧУ СИЛАМИ ЗЕМЛЯН, МНЕ ПРИДЕТСЯ ДЕЙСТВОВАТЬ САМОМУ. ПРОСТЕЙШИЙ СПОСОБ — НАНЕСТИ ПО ИЕРУСАЛИМУ РАКЕТНЫЙ УДАР.

И робот флегматично объяснил: существует возможность расстрелять ЦЭШ с одного из подводных ракетоносцев. За последний месяц ЦРУ оборудовало детекторами Леемана — Поланта все стратегические базы США, равно как все американские бомбардировщики и корабли, вооруженные баллистическими или крылатыми ракетами.

Благодаря усилиям банды Короля, такие же приборы охраняют сегодня все наземные пусковые установки Российской Федерации, а также размещены на многих подводных лодках. Однако три ракетоносца Северного флота, которые находятся на боевом дежурстве больше двух месяцев, детекторов еще не получили. Координатор может перехватить управление этими субмаринами и выпустить ракету с ядерной боеголовкой по любой мишени. Лучше всего годилась для целей квазиразумного робота подлодка К-276 «Евпатий Коловрат».

— Этого нельзя делать ни в коем случае! — вскричала Диана. — Допустим, удастся избежать новой мировой войны, но пойми: даже одиночный ядерный взрыв убьет сотни тысяч мирных жителей.

— МНЕ САМОМУ НЕ ХОЧЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СТОЛЬ ГРУБЫЕ ПРИЕМЫ. НО С КАЖДОЙ ЕДИНИЦЕЙ ВРЕМЕНИ СИТУАЦИЯ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В БЕЗВЫХОДНУЮ.

— Мы сделаем это сами, — заверил Каростин. — Но тебе придется обеспечить нас информацией о расположении ряда объектов в Иерусалиме, Кандагаре и Душанбе.

Кроме того, понадобятся безукоризненно изготовленные документы и, разумеется, соответствующее снаряжение.

Посвященные смотрели на него с нескрываемым удивлением. Сергей подозревал, что смутился даже Координатор. Тем не менее он изложил свой план многоступенчатой операции, которой предстояло начаться на Памире и завершиться в самом сердце Ближнего Востока.

Мгновенно оценив достоинства его замысла. Координатор ответил практически без паузы:

— ПРИБЫВ В ИЕРУСАЛИМ. ВЫ ДОЛЖНЫ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ РАЗГРОМИТЬ ЦЭШ И ЛИШЬ ПОСЛЕ ЭТОГО АТАКОВАТЬ РЕЗИДЕНЦИЮ ШУРУПА.

Поступать таким образом было нельзя ни в коем случае, но подполковнику пришлось повозиться, чтобы убедить в этом упрямого робота. ЦЭШ относился к числу правительственных учреждений, поэтому после его уничтожения будут немедленно подняты по тревоге все армейские и полицейские подразделения, то есть Посвященным просто не позволят доехать до зарубежной штаб-квартиры гвоздевской группировки. Иное дело, если сначала напасть на особняк возле Президентского сада — такое нападение будет воспринято как банальная разборка между кланами «русской мафии», а следовательно, полиция не станет устраивать большой тревоги.

И уж подавно не станет задерживать колонну армейских машин…

— Неужели в самом деле раздобудем танк… — мечтательно вздохнул Алексей.

Похоже, земляне уже приняли замысел своего командира. Последним капитулировал Координатор:

— МОЖЕТЕ УНИЧТОЖАТЬ ИХ В ЛЮБОЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ ПО СВОЕМУ УСМОТРЕНИЮ. ГЛАВНОЕ — ЛИКВИДИРОВАТЬ ОБА ОБЪЕКТА.


Параллельно с этим разговором процессорная сеть Лабиринта, проанализировав предложенный Каростиным план, вносила необходимые коррективы. Периферийным устройствам Станции Земля были распределены задания сфабриковать необходимые документы и подготовить снаряжение, которое может понадобиться на разных этапах предстоящего рейда.

Не успел Алексей посетовать: жалко, мол, не успели мы с Мальвинкой изготовить пробный экземпляр импульсного ружья, как роботы вынесли длинноствольный бластер неизвестной конструкции. Координатор объяснил, что сам довел до завершения работу, которую начала семья Бужинских. Оружие совмещало достоинства троклемского лучемета общеармейского образца и советского ручного лазера «Пунктир». Основной узел бластера — газодинамический квантовый генератор — был изготовлен исключительно из деталей земного производства и стрелял короткими импульсами ультрафиолетового диапазона, которые на дистанции до полутора километров пробивали сантиметровый лист стали.

Кроме этого ружья роботы принесли семь (Координатор «по умолчанию» включил Пасари и Атиллу в состав Персонала) комплектов камуфляжа, который внешне не отличался от гардероба, принятого в войсковых частях ГРУ, но защищал от огня автоматических винтовок, а также поддерживал вокруг тела оптимальный микроклимат. Еще в снаряжение входили сферические каски из прочнейшей керамики, армированной титановыми прутьями. Вмонтированные в шлем электронные устройства включали переговорное устройство и миниатюрный переводчик, не только обеспечивающий синхронный перевод устной речи, но и позволяющий людям свободно общаться с фурбенами и гонтами. Гибкий кронштейн микрофона, напоминавшего загубник акваланга, был прикреплен к нижнему угловому выступу каски.

Ознакомившись с назначением множества приспособлений, которыми снабдил их предусмотрительный хозяин Лабиринта, люди едва не впали в эйфорию.

— С таким техническим обеспечением кого хочешь возьмем, — с воодушевлением сказал Аркадий. — Как говорил классик, техника решает все.

— Увы, далеко не все, — вздохнул Атилла, которого жизнь сделала если не пессимистом, то отпетым скептиком. — Не забывай, что в нас тоже будут стрелять. Причем среди наших противников могут оказаться не только лопухи.

— Скорее всего, лопухов окажется немного, — согласился с ним подполковник.

Он снова начал разыгрывать в уме предстоящую авантюру: разобраться с фурбеном по кличке Саре-Сиях будет несложно, разгромить вражескую резидентуру в Душанбе — тоже, тем более что Координатор сообщил им адрес, по которому установлен детектор. Потом — быстрая разборка в Афганистане, за которой последуют бросок на Ближний Восток и просачивание в Иерусалим… Сергей наконец понял, что его беспокоило.

— Координатор, я не могу вспомнить адрес иерусалимского особняка, где живет Король. Дня два назад мы говорили об этом с генералом Жихаревым, но…

— ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ УМЕЮ СМЕЯТЬСЯ. — Координатор придал своему голосу язвительную интонацию. — ЭТОТ АДРЕС ОТПЕЧАТАЛСЯ В ТВОЕЙ ПАМЯТИ, И Я ДАВНО ЕГО ПРОЧИТАЛ.

Одна из голограмм воспроизвела отрывок недавнего разговора в кабинете начальника ФУОПИ. Действительно, подсознание Сергея сохранило всю информацию: два телефонных номера, номер дома, улица, район. Теперь у них оставалась лишь одна загвоздка: раздобыть танк. Прочие проблемы командир «Финиста» считал не слишком существенными, да и с танком задержек возникнуть не могло — в супермилитаризированном Израиле хватало боевых машин любого типа, надо только протянуть руку и взять то, что нужно.

Остальные, кажется, были не прочь продолжить дискуссию, но Координатор тактично поторопил их, сообщив, что уже поданы машины, которые отвезут присутствующих на Станцию Земля.

Заскучавшие на Станции спецназовцы с интересом разглядывали незнакомых людей, сопровождавших командира полка. Особое внимание бойцов привлекли затянутые в камуфляж женские фигурки. Сергей грозно рявкнул, приказал построиться и огласил боевую задачу. Услыхав, что предстоит разгром нескольких гнездовий мафии, народ заметно повеселел.

— Наличные, которые захватим за время операции, делим на всех поровну, — пообещал подполковник.

После этого подразделение готово было идти на кого угодно, хоть с голыми руками. Только дотошный Демьяненко переспросил:

— А что, если там не будет наличных?

— Тогда получите по десять тысяч баксов от фирмы «Черный поиск». Устраивает?

Недовольных не осталось. Даже вертолетчик Паша Рамазанов, который формально не служил в спецназе, выразил готовность задержаться в подразделении «Финиста» на любое время. Свой Ми-8 капитан уже потерял, так что в полку он понадобится не скоро. Каростина это вполне устраивало — опытный летчик мог им очень пригодиться по пути из Кандагара в Эмираты.

Авиетка вынырнула в трехмерное пространство на высоте две тысячи четыреста километров над Памиром. Подобное удаление от поверхности планеты надежно предохраняло канал телепортации от вируса, которым специалисты ЦЭШа зарядили приборы Леемана — Поланта. Возможно, Координатор был бы рад поднять двадцатиместный летательный аппарат еще выше, однако телепортирование материальных тел было возможно лишь в очень ограниченных пределах вокруг приемопередатчика. А ближайший агрегат такого рода, смонтированный много тысячелетий назад экипажем троклемского звездолета, находился сейчас точно под ними — где-то в скальной толще возле озера Каракуль. Именно за этим приемопередатчиком охотился Саре-Сиях.

Обгоняя звук, авиетка устремилась к Земле. Еще недавно аппарат был бы немедленно обнаружен развернутыми здесь средствами противоракетной обороны, но сейчас, когда среднеазиатские государства провозгласили суверенитет, радарная сеть практически прекратила существование, поэтому их спуск остался незамеченным.

Снизившись до плотных слоев атмосферы, машина сбросила скорость до половины звуковой — иначе ударная волна сделала бы приближение авиетки слишком заметным.

Пробив низкую облачность, летающий автобус направился к ущелью Шах-Киик. «Только бы проклятый фурбен не сменил место базирования», — подумал вдруг Сергей.

Загрузка...