Звёздный Меч

33: «На корусе слово “бой” – отнюдь не мальчик!»

…меня и Кэпа Йо стражники силком уволакивают из красного зала, когда начался дурдом, неожиданно устроенный яйцеголовым хлюпиком Перебором. Кто бы мог подумать!

Мы отбиваемся свирепо, руками, ногами и головами, страстно желая помочь одному из членов Экипажа («Прости, Человек, я о тебе подумал плохое, а ты оказался засланным в тыл врага диверсантом!!!»), но красногвардейцы тоже не пальцем деланные. Массой нас задавив, скручивают и утаскивают.

«Только не обратно в тюрму! – думаю с ужасом, пока нас тащат по какой-то галерее. – Сдохну ведь от удушья безвыходности…»

Ясный пень – обратно в неё самую. Мне с моей удачей-извращенкой – путь предопределён, а как же. Сижу в одиночке на сей раз, дхорр подери! Кэпа Йо и меня разделили, ослабили. Боятся, гады краснопузые, что снова шороху наведём. Не знаю, сколько времени прошло, но наверное, немало. Больше суток наверняка. Совершенно потерял ощущение времени. Не удивлюсь, если обнаружится, что год миновал. Если доживу до обнаружения этого самого… что весьма проблематично.

– На, чел, жри. Да смотри не подавись народным куском, грязный реставрат, – говорит вертухай, ставящий у входа контейнер-термос. Когда они приносят кормёжку, то заслоняют люк целой толпой, чтобы я не убежал, не дай-то дхорр. Амулеты всякие выставляют, бормочут заклинания, охранные пассы выделывают. Будто я собственной персоной дхорр какой-нибудь, а не всего лишь «грязный чел». Аж воздух сгущается, чернеет и дрожит от сумасшедшей концентрации магической энергии. Самый смелый делает шаг и ставит термос.

Борясь со страхом, вымещает злобу на мне… Уроды. Слабого унизить – это каждый мудак может. Именно мудаки и обожают унижать. Я же и встаю-то с трудом, куда мне бегать… Да-а, не думал, что дела мои настолько плохи. Далековато меня засунула к дхорру в задницу моя особая форма клаустрофобии, боязнь ограничения свободы выхода. Серьёзная психическая хвороба, оказывается.

Серьёзнее, чем я предполагал. Самое гнусное, что я не могу спать. Вырубаюсь, конечно, но это не сон, а какая-то… временная смерть, что ли. Во всяком случае, нечто смертеподобное. С Номи там я не встречаюсь. Но пока ещё – настырно возвращаюсь, обратно в явь. Явь тюрмы, которая для меня кошмарнее самого скрученного кошмарного сна.

Зато мутотень спит, похоже, на полный вперёд, и в ус не дует. Не колышет её факт, что я тут подыхаю. И Фея опять пропала… Странная она. Вроде помогает изо всех сил, а когда нужна позарез, бац, и исчезает… Неясно, кто она вообще такая.

Ревмаги сваливают, закупорив меня в моей крохотной каморке, спецодиночке номер Шесть (простое совпадение или издевательская ухмылка судьбы?). Ползу на локтях, поближе к контейнеру. Аппетита, ясный пень, никакого, но сдаваться без боя я не намерен. Бой – это только на вражеском спаме «мальчик» значит, а на ридний мови – состояние души каждого Эго, не желающего сдаваться на милость Социо.

Пожрал. Не подавился. «Кто б тут трындел про кусок, оторванный у народа! – мысленно комментирую. – Нашли тоже паныча, гниды псевдодемократические. На себя посмотрите, слуги народные. Рожи лоснятся.»

Ползу в свой угол. Ложусь на спину и закрываю глаза. Даст Выр, засну вдруг…

– …Ма-альчик мой, наконец-то!!! – кричит она и так отчаянно вцепляется в мой затылок, в мои волосы, в мои плечи, словно меня норовит унести прочь ураган. Что недалеко от истины… Тайфун с женским именем Смерть едва не унёс меня. – Солли, мальчик мой дорогой, милый, ненаглядный, ласковый, родной, где же ты был?..

Она шепчет и рыдает, прижимая меня к своей фантастически-роскошной груди, обнимая, оплетая, оберегая, приклеивая, примагничивая, приторочивая, прикрывая, привязывая, притискивая, прицепляя, прихватывая, приваривая, притирая, приговаривая, приращивая, поглощая, впитывая, всасывая, обволакивая… всё, что угодно, только бы НЕ ОТДАТЬ ТАЙФУНУ с женским именем. ОНА борется за меня с женщиной, и, похоже, побеждает первая.

Ведь в начале всегда – девочка. Женщина заявляется позднее.

Неискушённость девственности, живущей иллюзиями и надеждами, затмевается горьким, как долго сдерживаемые слёзы, осознанием того, что надежды никогда не оправдываются, а иллюзии рассеиваются, оставляя вместо себя вселенскую пустоту одиночества.

…и просыпаюсь я с уверенностью, что теперь-то уж – наверняка выживу. Тело моё из тюрмы ещё не убежало, но разум с помощью Моей Девочки наконец-то сумел. Для того, чтобы я перестал задыхаться от безысходности, глоток Свободы был жизненно необходим изнурённой Душе…

Номи прорвалась, прорвалась ко мне моя фантастическая подружка, сумела мне помочь глотнуть Надежды На Освобождение…

А телу помогут выбраться…

– Доброго базара, товарищ. Заставил ты нас поволноваться, что да то да.

[[Ха-ай, майжэ-земляк! Нащадок окупантив щиро витае нащадка загнобленого народу!]]

…конечно же, Деструктор и Кибертанк. Существа, заимевшие такие крутые позывные прозвища, разве останутся в сторонке, когда дхоррова дочка Смерть норовит забрать их братана?!

Ург материализуется прямо в камере, а присутствие Ганнибала ощущается за пределами, но весьма неподалёку…

Камера вздрагивает, раздаётся грохот. Сыплются обломки кирпича вперемешку со сгустками охранной субстанции и клочками ирреальной пыли, оставшимися от магической энергии… В стене слева от меня появляется трещина.

В неё просовывается многопалая ручища-манипулятор, которая без промедленья принимается расширять отверстие. Появляется гибкий отросток, увенчанный глазом видеодатчика, мембрана-веко опускается и подымается: это значит, подмигнул мне мужик, рождённый под одним солнцем со мною…

Рядом с глазом Гана появляется бородатая «варяжско-греческая» физиономия «нащадка» скандинавских конунгов и славянских царей. Обеспокоенно оглядывает меня, констатирует: – Живой, слава богу, – и Кэп Йо целиком влезает в мою камеру. Ург уже закатал мне рукав и вкалывает какую-то стимулирующую дрянь. Истощённое тело требует поддержки. Разум и душа её уже получили – по высшему разряду!

– Быстро вы, – счастливый как наутро после первой ночи с моей первой женщиной Лоис Радченко, шепчу я. Ург ворчливо отвечает: – Ждали в готовности номер-раз, по уровню враждебности среды «Полное Банкротство»… Только-только Чоко тебя нащупала…

– Сразу и зафугачились, – заканчивает сообщение Киберпанк. – Биг Босс, висю в режиме ожидания команд.

– Выходим через мою камеру, она и без того разворочена, – капитан, как ему и положено, в любой ситуёвине Капитан!

– И? – Ург более чем лаконичен.

– И-ищем принца. Экранировку ревмаги ещё не сняли?

– Нет. Шебуршатся ещё. Надеются. – Отвечает Ург.

– Вы мне только нищак дайте, братки, – хватаясь за лапы Деструктора, с трудом встаю, – я им надежду-то и вышибу…

– Ну, погнали шухеру наводить! Кровишша с экрана потоком, звон мечей, раздробленные челюсти, кишки под сапогами, изнасилованные женщины, расчленённые дети! Я торчу! – искренне радуется Киберпанк. Наш суборужейник иногда, право слово – изверг извергом! В самом что ни на есть прямом, натуралистичном смысле. Вылитый я. Хрен о нас скажешь, что мы – Ихние СВЕТлости. Бандюги какие-то с большой космической дороги, ей-ей.

Но «шухер», хочешь не хочешь, таки наводить пришлось. Ревмаги опомнились и навалились как оглашенные. Везёт кому-то – втихаря вЫкопает дырку в земле и тикает из замка шито-крыто, незаметно для вертухаев. Мне ж из тюрм – суждено исключительно с боем прорываться. Совпадая с позывным прозвищем. И с родовой фамилией.

Ничего-ничего, дхоррюки клятые, вы у меня допрыгались! Я превратился в пса, раздобывшего кость. Лютого псину с костью в пасти. У которого, известное дело, её никто отобрать не сумеет. Меня – не остановить. Разве что – убить.

Трофейный нищак я добываю у первого же кретина, попытавшегося преградить мне путь. Вгоняю ему в глотку зубы вместе с дёснами, вырываю из рук падающего тела лучемёт, и не успевает организм со стуком упасть, как я уже превращаю в разрезанное пополам туловище второго красногвардейца, краем левого глаза отмечая, чем там занимаются тем временем Десс и Биг Босс. Понятно, за них беспокоиться не варто. Мужики своё ремесло знают досконально. Наёмники бывшие, ясный пень. (Без комментариев.)

И я всецело отдаюсь расчистке своего участка фронта. На Киберпанка я даже не смотрю. Гана разве что направленным ядерным взрывом угробить можно. Кстати, мы вообще можем залезть к нему в «подсумок», и в ус не дуть, покуда он красных шинковать будет. Слон в посудной лавке – ничто по сравненью с ним. Более адекватно – тяжёлый танк в супермаркете, утюжащий проходы между стеллажами вместе с самими стеллажами! Но гордость не позволяет – нас же папы не пальцами проектировали. Это уже потом чужие дяди поприделывали к нашим природным процессорам кучу убойного железа…

Раздробив полрожи ещё одному краснозвёздному солдату ударом кулака и повалив его на пол, перешагиваю – и нарываюсь на оголтелое сопротивление… ё-моё, ну и свирепая же сука эта краснопузая! Вражина шипит «Реставрат гнойный!» и проводит сложнейшую связку, из пяти ударов я пропускаю три. Отлетев к стенке, врезаюсь вдобавок затылком, и самые что ни на есть кровавые звёзды хороводятся у меня перед глазами. Сквозь пелену проглядываю с трудом, как она заносит меч, с явным намерением лишить меня содержащегося под черепом главного отличия разума от просто жизни. Не-ет, мне нравятся мои мозги, я их тебе не отда-ам…

Опрокидываюсь на спину, опершись локтями, выбрасываю вверх сомкнутые ступни пружинно распрямляющихся ног, и что было оставшихся сил врубаю пятками революционерке в подбородок… Вскакивая, отмечаю – постарался на славу. Её голова практически оторвалась, и я хриплю трупу, опрокинувшемуся на спину:

– Я тебя тоже люблю, дхоррица. Однако извини, не некрофил я, и не до такой степени реставрат, я простой извер…

Но закончить признание мне не позволяет её соратница, коварно подкравшаяся сзади. Класс владения приёмами кнай-до не менее высок, чем у первой ведьмы, но ведь и я не по теоретическим курсам единоборствам обучался! Наёмники, освояки, солдаты и пираты бывшими не становятся, ясный пень, даже уходя в «отставку». (Без комментариев.) Отразив первую серию, перехожу в наступление и вынуждаю фурию закокониться в глухую оборону. Из полудюжины моих ударов она пропускает половину, но всё ещё держится на ногах.

В рукопашном бою схватки реально длятся от силы тридцать-сорок секунд – после этого один из спарринг-партнёров выбывает по состоянию здоровья. Резко ухудшившегося… Она прорывает мою защиту, уводит мою же блокирующую руку вверх и несильным тычковым ударом кончиков пальцев под моё сердце едва не одерживает победу. Удар энергетический, и нестерпимый жар наполняет грудь мою… Закричав от боли, я падаю на колени и сквозь брызнувшие слёзы фиксирую её победоносную ухмылкообразную гримасу… Ярость вытесняет боль, даруя силы, и я делаю невозможное и неожиданное – провожу таранный захват из неудобнейшего положения, в которое она меня поставила.

Молниеносно поднырнув под неё, головой врываюсь между ног вражины, обхватив бёдра руками и затылком поддев промежность, прогибаю спину и со страшным хрустом позвонков распрямляюсь, буквально выстрелив красножопой ведьмой в потолок. То, что падает обратно на пол, уже никогда не будет ухмыляться.

Схватив нищак, оглядываюсь. Подоспевший на помощь Ург разочарованно шипит. Я махаю ему рукой: давай за мной, дескать, – и мы углубляемся в сеть коридоров.

Коридоры узки, но Ган разламывает стенки камер ударными темпами, расширяя его. Джонни не видать нигде, но наше воинство камера от камеры увеличивается за счёт «врагов народа». Я рвусь в авангарде, не беспокоясь о тылах. Какое беспокойство, с таким-то прикрытием!.. Вот в этот туннель, пока там сзади товарищи прочёсывают развилки…

Выскакиваю из-за поворота и нарываюсь на выпад меча, но чудом увёртываюсь, ощущая, как остриё вспарывает ткань комбеза, рычу и падаю на пол. В перекате хватаю на излом прыткого ревмага за ноги и, под хруст ломающихся костей и дикий визг, прячусь за ним, прикрываясь от удара копья. Наконечник входит в грудь живого щита и превращает его в мёртвый, и когда острая сталь показывается из спины, я резко отталкиваю прикрытие в сторону, одной рукой вцепляюсь в древко, а другой втыкаю в пузо прыткому копейщику испускатель нищака и… ничего не происходит. Лучемёт «сдох». У-у-у, падлы магические, заэкранировались… Палку бы кривую счас, а не эндер…

Выпускаю бесполезное техногенное оружие, но тут же перехватываю его, и враг, обманутый первым движением, не успевает среагировать. Используя лучемёт в качестве дубины, врезАю красному по забралу, и хотя боевому шлему этот удар что мёртвому припарка, но я на мгновение сбиваю ревмага с панталыку. Большего мне и не надо… А-ах, с каким неповторимым хр-р-рямом трескается вражий позвоночник!.. Меч гвардейца уже у меня в левой руке, а смертоубийственная волшебная палка в правой. Теперь повоюем. Ну давайте. Сколько там вас, дхорры?!

Дхорров несчитано-немеряно, они набегают прямо на меня до странности нешумной колонной… Первую шеренгу я метров с пятнадцати выкашиваю бжиказужей, но не успеваю сблокировать снаряд, выпущенный из пращи, и моя правая рука повисает плетью. С одним мечом на взвод отборных убийц – круто, что да то да…

И так бы я в том туннеле и окончил свой жизненный путь, загубил под безжалостными сапожищами революции свою молодую жизнь, если бы не…

Мерцающий смерч обрушивается с потолка, заполнив пространство между мною и ревмагами, штурмующими меня…

Раненых добиваю я. Впрочем, их всего-то парочка. Остальных перемололо в фарш Огненным Танцем.

– Ну-у здо… рово… анхелица… – устало опускаюсь на корточки и приваливаюсь к стеночке.

В голове – жерло извергающегося вулкана, не меньше. В тесной компании с эпицентром землетрясения. Кровавое месиво воняет отвратно, я сам весь мокрый и красный, будто ванну соответствующую принял. Потому не выдерживаю – опустив голову между колен, блюю просто зверски, безудержно фонтанирую… А не надо было кушать перед боем, что да то да.

Фея принимает незабвенный облик балерины и скептически рассматривает меня, пока я исторгаю полупереваренное месиво. Когда я утираюсь окровавленным рукавом, за неимением вообще ничего мало-мальски сухого под рукой, она никак не реагирует. Когда я изнемождённо откидываюсь на стенку и шепчу: «Как ты вовремя, ангелица-хранительница…», – смотрит вдоль коридора – не валит ли вторая волна одержимых суицидальным синдромом? – и спокойно отвечает:

– Между прочим, именно. Я танцую там, где смерть приходит по ваши тела. Глаза ей отвести, след запутать, другим макаром отвлечь внимание, то, сё, в общем фэнтэзи-шмэнтэзи, цитируя нашего общего знакомца, самодовольную физиономию которого ты, мой юный друг, изволишь ежеутренне наблюдать в зеркале.

Она лучезарно улыбается, и от её светоносной улыбки у меня на душе перестаёт испражняться жидкими экскрементами парочка миллионов дхорров. Расплываюсь до ушей в ответной улыбке. Возникает чёткая мысль: «Сейчас я обхвачу её умопомрачительные ножки и буду их целовать от кончиков пальчиков до…»

– Стоп, стоп! – фантастически-прекрасная, как всегда, Фея взмахивает головой, взметнув короткое чёрное пламя волос, и вскидывает вверх руку. – Размечтался, ишь прыткий какой! Только бы за бабу ухватиться, и пусть катится весь мир в тартарары! Великолепный ковбой Солид Торасович Убойко, как всегда, переполнен адреналином, тестостероном и неподражаемо любвеобилен… – она умолкает и… согнув в коленке правую ногу, становится в одну из классических балетных позиций.

– Э-эх-х! – тяжко вздохнув, шепчет: – Между прочим, не ты один в охране нуждаешься, малыш… с этой стороны они уже не появятся, отдыхай… – и, отталкиваясь ножкой от пропитавшегося кровью воздуха, начинает кружиться в фуэтэ…

Кроваво отсвечивающий Смерч уносится по коридору, в сторону доносящихся с развилки взрывов, а я остаюсь под стенкой сидеть в луже блевотины, среди кусков мяса, обломков костей, обрывков одежды и разломанного оружия. Сижу в мучительном раздумье. Пытаясь сообразить, по какому поводу вздохнулся тяжкий вздох. Не обманывает ли меня ощущение, что она покинула меня с печалью и сожалением? И если бы не настоятельная необходимость, то благодарное исцеловывание ножек плавно перетекло бы в…

– Душегуб ужасный, вставай, что ли. Надыбали мы принца. – Голос Кэпа Йо вырывает меня из наполненной эротическими сценами полудрёмы, что сморила отвоевавшегося бойца.

– А?! Что?! – вскидываю голову. Биг Босс, окровавленный как и положено, с ног до головы, изваяньем бога войны возвышается надо мной. Я ухмыляюсь: – Ну и видон у тя, мужик… – А он ворчит: – Сам такой. Ежли б не эти маги уродские, дрались бы культурно, с применением современного оружия, а так… – он обречённо махнул рукой и сообщил: – Мы как-то в тыща девятьсот девяносто восьмом на Илирионе-семь вдряпались в похожую передрягу. Тамошние аборигены тоже помешаны на всяких мистических страстях-мордастях, ихних детишек мамки-ведьмы не баб-ёжками пугают и не драконами, а страшными чудо-юдами с извергающими гром палками. Натурально, имея в виду и подразумевая звёздную пехоту освояк. И детишки те, с мамкиным молоком всасывая заклинания и прочую аналогичную мутотень, вырастают в злобных лесных колдуний и ведьмаков, выше крыши переполненных антиоккупационной идеологией и досконально владеющих разнообразнейшими методами борьбы с захватчиками… Чем дальше в лес, тем больше партизанов… Вот после таких этапов Освоения и становишься пацифистом.

– Ещё бы, – соглашаюсь я, кряхтя встаю, и мы чавкаем по кровавому месиву на фиг отсюдова. Довольный шухером Ган покрытым кровавыми пятнами манипулятором как раз ломает стену нужной камеры, когда мы прибываем. Магическую суперзащиту уже сняла Фея. Саму её я нигде не вижу. Капитан примечает мой озирающийся взгляд, тяжко вздыхает, наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Пособила мне подружка не помереть, дай господь ей здоровья. И опять пропала не прощаясь…

По ЭТОМУ тяжкому вздоху я понимаю, что Биг Босса одолевают сожаления, абсолютно тождественные моим – после очередного исчезновения фантастической женщины, ушедшей, как всегда, по-древнеанглийски. Дай Ей Бог здоровья, воистину. А кто ещё мог послать Ангелицу хранить нас?! Правда, очень уж сексапильную и оригинальную ангелицу, что да то да… крылышек нету, зато юбочка потрясающая! А фигурка… нетрадиционная, мягко говоря, выпала на нашу долю божественная подружка, ясный пень.

Стена пробита. Здесь! Принц в камере. Прорвались. Уффф.

– Мы за вами, Ваше Высочество, – официально информирует Десс. – Разрешите представиться. Спасательная команда вольно-торговой лохани «Пожиратель Пространства». Состоящей в контрактном фрахте у Реставрационного Совета Королевства Экскалибур. Второй пункт контракта гласит: «Доставить наследника королевского престола милорда Джона Девятнадцатого Карла-младшего Стюарта главе эРэСКаЭ милорду Джеймсу Стюарту». Извольте следовать за нами. Иначе за вами явится лично суперкарго нашего корыта, очень неприятная во гневе особа, и тогда лично я вам не завидую. С теми, кто мешает ей выполнять контракты, она не просто груба, она НЕВЫНОСИМО гр-руба.

– Я подозреваю, что уже искренне обожаю эту особу, сэр, – с достоинством ответил Принц Джонни. – В сравнении с манерами революционерок покажутся изысканнейшими даже простецкие манеры… – он делает паузу, подыскивая сравнение, и выдаёт: – …какой-нибудь болотной ригеллианки или лесной кирутианки.

Надо ли говорить, что после этого потрясающего по удачности сравнения четверо из пятерых присутствующих переглядываются обалдело, и синхронно сотрясают изуродованные окрестности гомерическим хохотом не слабее, чем мегатонной бомбой?!

По этой причине мы не скоро оккупируем санузел камеры принца и приступаем к очистительным процедурам, стремясь смыть кровавое дерьмо, нас облепившее с голов до ног. А когда приводим себя в относительный порядок, дружно ощущаем, как нарастает желание убраться отсюда восвояси побыстрее, и сие означает Готовность Номер Раз к передислокации…

…и Силой Желания нас перемещают с Кингсленда на Ти Рэкс.

Переместившись, пытаемся общими (минус обессилено присевший на скамеечку бледный Джонни) усилиями вытянуть Перебора; всё то время, пока я подыхал в тюрме, он, оказывается, командовал боевым подразделением реставрационного ЕФО; но желание Одиннадцатого не совпадает с нашими. Он не желает возвращаться (понравилось хлопцу воевать, ясный пень!). Его Свет сильнее, и с его помощью этот единоличник геройствующий остаётся таки в самой гуще сражения. Заделался наш Человек крутым монархистом, поди ж ты! Вовсю добивается восшествия на престол… а кого, собственно?..

Я раскрываю рот и начинаю возмущаться вслух:

– Не-е, братцы-сестрицы-итоидругое, надо возвращаться, пособлять Перебору! А то что же это получается, он там рубится на передовой, а мы в штабе отсиж… – но не успеваю договорить, как всяческая связь с Одиннадцатым, оказавшимся Нелишним, прерывается.

Ург с сожалением произносит:

– А я только-только начал ему подсказывать, как с тыла к врагу через озеро попасть…

– А ты откуда знаешь?! – спрашивает Абдур.

– Настоящий профессионал помимо выполнения основной задачи всегда попутно собирает информацию, всеми доступными спосо…

Всё это, само собой, я слышу краешком уха. Всё остальное закрыто горячими руками Девочки, обхватившими мою голову и прижавшими её к фантастически-роскошной груди.

– Как ты меня напугал… как же ты меня напугал, бессовестный мальчишка… – жаркий шёпот прямо мне в другое ухо, а руки обнимают меня, оплетают, прикрывают, оберегают, обволакивают…

Что она мне сказала ещё – знаем МЫ. Больше никому и не надо знать.

Это – НАШЕ. На ДВОИХ.

…милорд Джеймс свалился «как кислотный дождь на голову» (древняя земная поговорка), несколько часов спустя.

Со мной и Джонни носились как с писаными торбами, не зная, чем бы ещё нам, болезным, угодить. Капитан, в отличие от нас, находился в приличной физической форме, и энергично руководил угодливыми действиями Экипажа, не забывая порыкивать на

реставраторов, которых стоически не допускал к нам. Но главным заградотрядом на их пути встала Ба.

«Вот вернётся Джимми, – мотивировала она, – ему и сдам Наследника. Я с ним подписывала докУмент, перед ним и отчитаюсь. Ах, вы требуете?.. Только через мой труп. И через трупы сотни-полторы тех, кого я прихвачу. Кто первый?..»

Желающих почему-то не находилось.

…Долгожданный Джимми вошёл в апартаменты Номи, в которых мы всей толпой (исключая несчастного Гана, что томился в ангаре, по-прежнему пребывая в полной боевой готовности) окопались, и буднично сказал, на спаме, конечно же:

– Хэллоу, Джонни-бэби.

И мы с удивленьем замечаем, что в ледяных глазах супердядюшки стоят слёзы. К собственным сыновьям таких горячих чувств он открыто не проявлял. Ни фига себе, – переглядываемся мы, – что ж это с несгибаемым реставратором деется-то?!

– Хэллоу, дадди, – отвечает законный Наследник, встаёт, пошатнувшись, и делает шаг навстречу… кому?!! На спаме «дадди» – ПАПОЧКА. Не дедушка и не дядюшка. Вот это но-омер…

«Ясный пень, – говорят мне шевелящиеся уши Ррри. – Зырь на ихние фэйсы. Копия! То, что мы принимали за общее родовое сходство Стюартов – самое что ни на есть семейное! Мама Королева не с булгахтером шуры-муры водила, оказывается. Ну Джимми, ну кобель! Настоящий мужчина! Слюнтяй Майки-то – не младшой, а средний сын… Младшенький, любименький – вот он, герой эпопеи!».

– …Предупреждая ваши закономерные вопросы, леди и джентльмены, информирую, что мой брат, король Джон Восемнадцатый, светлейшая ему память и ныне и присно и во веки веков, не мог иметь детей, к несчастью. – Говорит милорд Джеймс нам.

Августейшие отец и сын, пообнимавшись и полобызавшись как нормальные человеки, встретившиеся после долгой разлуки (ничто человеческое не чуждо и супермэну Джимми, выясняется!), наконец-то поворачиваются к нам, «простым» смертным.

– Суровые каноны экскалибурского престолонаследия, – продолжает милорд, – не позволяли прибегать ни к помощи магии, которая могла бы решить проблему вмиг, ни к помощи науки, которая тоже решила бы её, хотя и не так быстро. По тем же канонам, мой старший сын, лишь наполовину человек, не мог наследовать, а Майкла в качестве короля не мыслили себе ни Джон, ни я. Майкл придаёт слишком большое значение… э-э, внешней стороне королевского положения. О том, что Джонни-младший зачат от меня, знали всего лишь трое – король, королева и я. Потом узнал сам Джонни, незадолго перед его трагическим исчезновением…

– У меня всегда было как бы два папы, одинаково меня любящих, и я это чувствовал. – Сказал Наследник. – Хотя и не ведал тайны своего зачатия.

– Ох уж эти дворцовые тайны, – улыбнулась Танья-Джули Т. – Страсти-то какие.

– А сколько их зна-аю я-а-а… – ностальгически протянул джиддский принц Абдурахман Мохаммад, сто тридцатый с чем-то сынок султана Хассана XXVI.

– Моё счастье, что я вырос на рыбной ферме, – удовлетворённо сказал Бранко Йонссон.

– Да уж, – коротко произнесла Леди Высшей Ложи (титул-то вполне на Герцогиню тянет!) Риал Ибду Гррат, выросшая в кирутианских буреломах.

– У нас свои проблемы, не менее тяжёлые, – сказало существо биологического вида молачча-гридражжа, размножающегося делением. – Можете поверить.

– И у нас, – лаконично высказался Ли Фан Ху. То ли он имел в виду внутрисемейные взаимоотношения одной из богатейших фамилий Обитаемых Пределов, то ли… ясный пень, в какой цвет окрашенные взаимоотношения.

– Пока был оргом, одно плешь ело, стал киборгом, другое дОлбит, – глубоко-философски заметил Ганнибал и ретранслировал сие замечание нам. – Нету в жизни счастья.

– Я лучше промолчу, – промолчал Ург, существо племени, само продление существования которого – сплошная тяжкая ежесекундная проблема.

И Номи промолчала. Улыбнулась только. Но не грустной была улыбка эта, вовсе нет. Скорее ностальгической. Какая бы ни была родина, всё-таки она у человека – одна-единственная.

А что по поводу родимых лесов сказанул бы Перебор, будь он с нами рядом, оставалось лишь гадать. Зато я, кочевник, сын целинных степей, говорю:

– С кем повезло мне, так это с родителями. Если бы не их ЛЮБОВЬ, издевательски смеялся бы я при одном упоминании этого слова. Учитывая количество дерьма, выхлебанного в жизни мною.

Номи, сидящая рядом, не выпуская моей руки, легонько её пожимает. Дескать, что да то да.

…Винсент Ронгайя Стюарт, старший сын главы реставраторов, появляется ещё пару часов спустя.

Вернулся на Ти Рэкс он вместе с отцом, но полностью обессиленный, истощённый, и его сразу же прибрали к рукам медики.

Мы уже знаем, где он пропадал. Там же, где и Джеймс Стюарт. Там же, где остался роальд, доверенный помощник милорда Джеймса.

Ни много ни мало – в клановых пещерах Акыра.

Ох уж эти крыло-рукие коллекционеры!.. Угораздило же отца и старшего сына угодить в арканы хватунов именно сейчас, в горячую как никогда пору! Но, с другой стороны – не было счастья, так несчастье помогло.

Останься они в подземной базе реставраторов, превращённой в кровавое пекло внезапно атаковавшими красномечниками, повсюду остервенело искавшими главу РСКЭ, единоличного Носителя Света, и его старшего сына, главу фракции умеренных РМС, одного из сильнейших магов Экскалибура… ясный пень, где б они оба сейчас были. Выжившие победители до сих пор кровищу со стенок отдраивают, задействовав всех роботов, не вышедших из строя в аду, царившем на базе так недавно.

Мы с капитаном кое-что уже знаем о том, ЧТО тут творилось во время нападения боевиков Ревмагсовета, и от одной лишь мысли, что наши товарищи и товарки прошли через ЭТО, становится дурно. Особенно мне. Как представлю лапы тех уродов, что хватали Девочку, подминали, били… нет, лучше не представлять, а то от злости – мне ни единого краснопузого не оставили – выть начну! Солдаты отборной гвардии Стюартов, победившие ревмагов, ДЕЛОМ подтвердили свой высочайший профессионализм…

С Акыра Джимми и Винс Рон выбрались достаточно быстро именно потому, что они – Носитель Света и один из сильнейших магов. По-настоящему сильный маг, мы уже это знаем, может управлять Светом, а не ждать, пока тот соизволит отбросить мутотень… И ещё потому, что их прикрыл милорд Ланселот. За соратником-роальдом после окончательной победы Реставрации немедленно отправится спасательная экспедиция.

Стоило им это немеряной пропасти энергии, конечно, однако – Лидеры Реставрации сумели вернуться. Их сторонники, ясный пень, воспрянули духом, павшим было, и теперь уже всем понятно, кому суждено победить в гражданской войне. Энджи наш, правда, что-то там мУтит на Кингсленде никому из нас не понятное… но явно в нашу пользу мутит.

Появившись, старший брат довольно холодно ручкается с принцем Джоном. И тут же начинает обговаривать с папашей всяческие неотложные дела, практически игнорируя присутствие целой толпы вольных торговцев. Известие о предательстве братца Майкла, от ошеломительного воздействия которого Джеймс ещё долго будет приходить в себя, – Винса абсолютно не изумляет. Он пожимает плечами и комментирует спокойным тоном:

– Нечто подобное я от Майкла и ожидал. Я всегда был невысокого мнения о нём. Мнение подтвердилось.

– А я чуть было не отдал ему добровольно Свет, – вздыхает милорд Джеймс. Сейчас он уже совсем похож на человека живого, чувствующего и волнующегося, а не на ожившую статую героя древности.

– На это и рассчитывал Ишши, – произносит Винс, а мы все жадно слушаем его.

Нам уже спешить, похоже, некуда. Потому и порассаживались мы кто куда, расположились вольготно, превратив в кают-компанию апартаменты Номи; одно из немногочисленных на базе помещений, выглядящих относительно пристойно. Героическая оборона наших девушек сохранила их.

Стюарты, похоже, также здесь обосновались, как в штабе. Порученцы вон, так и снуют, туды-сюды, сюды-туды. Покуда изорванную Сеть базы подлатают, курьеры – незаменимые существа.

– На этом он и построил расчёт. – Рассказывает Винс. – Пообещал Майклу, что если тот добудет Свет отца, то сможет присоединиться к нему. Сам Ишши надеялся тем временем заполучить Свет, избравший единоличным Носителем одного из вольных торговцев. Вместе, имея три Света, они уничтожили бы меня и Поющую Жрицу, потом победили бы Реставрационный Совет и захватили «Пожиратель Пространства» вместе с экипажем, Свет которого, отобранный у вольных, якобы затем достался бы Майклу… Дальнейшее правление носило бы форму дуумвирата – Ишши правит роальдами и роче, Майк – человеками. Идиллия. Так наверняка полагал Майкл… Он заблуждался, ослеплённый собственным властолюбием. Ишши никогда не позволил бы ему носить два Света. Его истинной целью всегда оставалось воссоединение Четырёх Лучей в едином Носителе…

– А может, это Майкл никогда не позволил бы этому Ишши… – тихонечко шепчет Номи, и слышу её шёпот один я. – Теперь я понимаю, какова истинная цель этого блондинистого властолюбца…

– Но ваша девушка им все карты спутала. Майкл был закрыт от любых видов зондирования, но против вас, мисс Джексон, вероятно, защиты нет. Теперь Майкл не получит Свет, – тихо говорит Джимми и благодарно кивает Номи, которая по-прежнему ни на шаг от меня не отходит. Я лежу на её кроватке поверх покрывала, она сидит рядышком, вложив свою ладошку в мою пятерню. Ясный пень, я – счастлив. Что ещё человеку для счастья надо! Вот только… поменьше бы крови приходилось проливать, отвоёвывая право на счастье у враждебной окружающей среды.

– Не одна она, – сообщает Винс. – Я ещё очень слаб, но мои роче усиливают образы и передают, что… – он замолчал ненадолго, словно к чему-то прислушивался. Мы, все десятеро, тоже.

Свет Лазеровица ощущается очень смутно, словно свет настольной лампы, пробивающийся сквозь толстенную штору, но наш объединённый внутренний взор далёкий этот ОТСВЕТ регистрирует.

– Вольный торговец, воплощённый в Ашлузга Реставрации… – Винс продолжает говорить, и вновь замолкает, вдруг вскакивает, едва не сбив с ног адъютанта.

– Что он делает, что он делает!! – вопит обычно невозмутимый старший сын и хватается за голову. Глаза его выпучены и в них – самый настоящий ужас. Мы все тоже вскакиваем. Я невольно прижимаю к себе Номи, обнимаю её, прикрываю собой, в попытке защитить. Словно враг опять вернулся, брать реванш, по второму разу творить кровавую преисподнюю из подземной базы…

Милорд Джеймс остаётся сидеть – единственный из всех. Но в глазах его, эхом сыновьему – точно такой же ужас. Он молчит, но по мертвенной бледности, залившей лицо брата казнённого короля, мы понимаем, что его Свет тоже позволил ему УВИДЕТЬ.

Ну же, ну!!!

Поднапрягаемся и мы, десятеро…

[[И вправду, что ж он делает-то, мерзавец!!!]], – в унисон вскрикиваем.

В ужасе, бессильные предотвратить, смотрим на внезапно вызванное нашим общим желанием объёмное изображение, чем-то напоминающее голографическую проекцию. Ещё миг, и белёсоглазый душегуб уронит планету в чёрно-золотистую нишу…

Мы всего лишь наблюдатели, а Перебору-то каково сейчас там, на передовой, в эпицентре!..

А он справляется. Наш яйцеголовый вьюнош побеждает белёсоглазого нациста! Кто бы мог подумать!!!

– Дай тебе Выр здоровья… – шепчу я, когда ужас выходит из меня, как воздух из пробитого воздушного шарика.

…После пережитого ужаса мы долго приходим в себя.

Винс давно удалился, вершить дела, от имени отца. Сам милорд Джеймс ещё с нами, но тоже куда-то собирается, вместе с младшим сыном. Похоже, он просто желает уединиться с Джонни. Сейчас ему это важнее, чем всё прочее. Тем более что старший сын перед уходом получил от Супердэдди инструкции соответствующие. Первая из них: взять под стражу среднего сына…

Младший сын, Джонни, стоя у выхода, обводит нас всех взглядом. Склоняет голову, прижимая подбородок к груди. Благодарит молча. Глаза истинного Принца уже всё сказали без слов.

И он делает шаг, канув за мембраной люка. Его отец, с которым Бабушка уже утрясла вопросы, связанные с примечанием к Контракту (гласящим, что в случае невыполнения первых двух пунктов Экипажу и «Пожирателю»… конец, мягко говоря). Она тоже направляется к выходу, но не успевает преодолеть и половины расстояния, как наш капитан вдруг спохватывается:

– Да, сэр! В этой дхорровой суматохе я едва не сделался клятвопреступником! За мной должок, невыплаченный некоей леди, потрясшей меня до глубины души. Я обещал ей замолвить словечко тому, кто нас нанял. Так вот, я торжественно свидетельствую – без её неоценимой помощи вы никогда бы не обняли Джонни. Не говоря уж о такой мелочи, как несостоявшееся её стараниями умерщвление ревмагами парочки вольных торговцев.

– И кто же эта леди? – удивлённо вопрошает самый старший из Стюартов.

– Мы прозвали её Феей, – горячо присоединяюсь к обещанному «замолвливанию» и я, – а ещё её можно назвать Танцующей Жрицей, хотя, насколько я знаю, нету такой номенклатурной единицы в магических штатах Экскалибура… Но грех не звать Танцующей

волшебницу, что творит волшебство, изумительно танцуя, и предпочитает в качестве униформы трико и пачку. Имени её мы не знаем, но можете мне поверить, сэр, женщина с такой фигурой имеет право на любое имя, если оно сопровождается дюжиной эпитетов в превосходной степени! На мой вкус лучшую фигуру имеет только мисс Джексон… извини, Душечка… и дай Вырубец Номи сохраниться так же хорошо, как сохрани…

Я замолкаю, потому что у милорда Джеймса что-то странное делается с лицом. Мы с капитаном переглядываемся: что это с ним?! Милорд надтреснутым (нет, определённо он окончательно превратился из ходячей харизмы в человека!) голосом просит:

– Описывайте дальше… Дословно она что-нибудь передавала?

– Ну… нет, просто просила замолвить словечко, – капитан аж растерялся. – Волосы у неё короткие, чёрные, этаким карэ подстрижены… глаза…

Джимми страшно бледнеет, становясь похожим на собственного младшего сына, вскрикивает: – Она же умерла!!! – и если бы не метнувшийся к нему Ург, то милорд наверняка брякнулся бы на пол.

– Спас-сиб-бо… – дрожащим голосом благодарит флоллуэйца шокированный патриарх семейства Стюартов, и выпрямляется, – я сам… Извините, господа, вынужден оставить вас…

Никто из нас не произносит ни слова. Пока он не уходит, сопровождаемый четырьмя златомечными воинами. Эта четвёрка – последняя группа из целого сводного батальона выживших в кровавой бане гвардейцев, что заполнял апартаменты и уже схлынул в другие уцелевшие помещения.

– Да кто она такая?! – взрывается темпераментный Янычар, когда мембрана люка смыкается за милордом и арьергардными телохранами.

– Первая жена милорда, – вдруг тихо произносит наша Тити, – мать Винсента. Она… некогда была Поющей Жрицей, насколько я уловила из картинок былого, промелькнувших у милорда в голове. Но за то, что спуталась с челом, роальды прокляли её и заменили младшей сестрой… правоверной и несгибаемой, избравшей в мужья чистокровного роа. Дабы продлился род и всегда была Та, Что Грезит. Их дочка – нынешняя Поющая Жрица. Племянница, таким образом, Джеймса Стюарта, и сестра его сыновей. Младшему, Джонни – по крови. Династию же Стюартов прокляли… маги-роа, а может, Светы. Хотя, если быть точным, невзлюбил королевскую семью только Клинок… и частично та половина Гарды, которая сейчас просветляет нашего Энчи.

– С ума сойти, – Ррри качает мохнатой башкой и восхищённо молвит: – Если мне не изменяют ощущения, девчонка нынешняя предпочла пойти по стопам тётушки, а не правоверной мамочки! Вы как, сечёте, чем сейчас наш Человек с нею в королевской спальне занимается?!

– Имеет право, ясный пень! – с энтузиазмом комментирую. – На то и вольный!

– Может ведь, если захочет, – ворчливо говорит Тити.

34: «Как друг подружке говоря…»

…Майкла Стюарта берут тихо и стремительно. Принц-ренегат и пикнуть не успевает, как уже оказывается низвергнутым с верхних ступенек лестницы власти на самое дно общества.

Спеленутый по рукам-ногам, он лежит на походной надувной койке в тот момент, когда девятка вольных торговцев, приглашённых милордом Джеймсом Стюартом, появляется в наспех оборудованной резиденции главы реставрационного правительства, отныне не считающегося себя действующим в изгнании. Вместе с девятью членами Экипажа ПаПы присутствует голопроекция части корпуса Гана. (Перебор по вполне понятным причинам временно отсутствует.)

Вольные торговцы могли бы давным-давно покинуть изуродованные и полуобваленные уровни и туннели подземной базы. Стоило лишь им ПО-НАСТОЯЩЕМУ этого захотеть. Но по единодушному желанию Экипаж остался здесь, терпеливо дожидаясь своего Одиннадцатого Нелишнего.

Они связались, конечно, с Зеро-Сетью корабля и удостоверились, что с корытом всё в порядке. Сеть вовсю расхваливала гвардейцев взвода, оставленного на борту: и вежливые они, дескать, эти отборные королевские гвардейцы, и чистоплотные, и отличные собеседники, и ягодицы у них что надо – загляденье… Создавалось впечатление, что корабельную Сеть экипаж из золотомечников устроил бы неизмеримо больше, чем команда из вольных торговцев, и Биг Босс от имени всего Экипажа пригрозил шлюхе, лентяйке и ренегатке суровой экзекуцией, по возвращении. КорСеть оскорбилась и в ответ пригрозила: «Уйду я от вас, будете знать! Целуйтесь потом со своей Дусей-Раз!»… В общем, содержательно побеседовали.

С повязанным ренегатом, лежащим на походной койке, беседы содержательной не получилось. Он вначале отрицал все обвинения, объявляя клеветническими инсинуациями, попыткой дискредитации (чьей попыткой, не уточнял, но намекал явно на старшего сводного брата, метиса), а также злобными наветами коварных и лживых гордунов «Пожирателя».

Выражая при этом деланную радость по поводу отыскания младшего брата, законного наследника трона… К моменту появления «лживых гордунов» Майкл сломался. Обливаясь слезами и соплями, он корчился, подвывал, умолял оставить ему жизнь, каялся во всех смертных грехах, признавался во всём на свете, даже в том, чего не совершал.

Никто его не пытал.

Не вводил соответствующих препаратов.

Не обрабатывал специальными аппаратами.

Они просто стояли и смотрели на него. Молча. Отец. Старший брат. Младший брат. Трое оставшихся Стюартов.

Лидер Реставрации, никогда не менявший убеждений. Верховный Маг, искренний в заблуждениях, не страшащийся заплатить жизнью за собственные ошибки. Законный Наследник Трона, за обретение твёрдых убеждений заплативший ужасающими десятилетиями тюремной одиночки.

Они рассматривали четвёртого Стюарта… Среднего брата. Бывшего Стюарта. Под скрещенными взглядами Троих он членом семьи быть перестал.

«Гарды и Рукоять прокляли собственный Клинок, образно говоря, – прошептал Сол. – Дхорру – дхоррья смерть…»

Номи, брезгливо глядя на корчащееся от страха ничтожество, так недавно и уже так давно властвовавшее над её явью, всё пыталась понять, что же она в этом блондинистом прЫнце нашла…

Ну да, не отнять, естественно. Внешность, манеры, обаяние, всё такое прочее, сводившее её с ума и внушавшее ложное ощущение полёта на крыльях любви…

Не отнять, казалось! А на поверку вышло – всё это тонкий слой масла, намазанный на грубую чёрствую лепёшку истинной сущности… и как легко Девушка купилась, ослеплённая собственными грёзами!

Воистину, влюблённые видят не то, что есть, а то, что им хочется видеть…

Скорый, но справедливый Суд уже был свершён – ещё до появления приглашённого Экипажа. Пригласили вольных торговцев не на суд и не на следствие в качестве свидетелей, а на казнь.

– Утри сопли, – презрительно бросил младший брат приговорённому. – Ты ведь был принцем всё же.

– Не на-а-адо… я сво-ой… – тоненько сипел предатель, – я хоро-оший… прости-и-ите меня… я раска-а-ялся-я…

– Как говаривал мой друг Жжихло Щщайзз, да откроются ему Врата Рая, твои свои в овраге трёхрога доедают, гнус позорный, – Джонни поморщился и сплюнул. Вполне демократично.

– Бог простит, если сочтёт нужным, – непреклонно сказал отец. – Я – нет.

Старший брат промолчал. Его испепеляющий взгляд, вобравший в себя ненависть всех Стюартов, говорил сам за себя.

И казнь свершилась.

Если вдуматься, человеческая жизнь очень уязвимая штука, и цена ей невелика. Дешевле неё… ну разве что секс.

А с другой стороны, есть ли у человеков что-нибудь дороже них?..

Пожалуй, только ещё одна «штука». Без которой и жизнь не жизнь и секс не секс… а так, прозябанье и мастурбация.

– Идёмте, господа, – попросил милорд Джеймс, отворачиваясь от жалких остатков казнённого, – с этим покончено. У нас множество дел.

В углублении койки бурлило зловонное сизо-белёсо-сиреневое месиво, в которое превратился изменник, сожжённый собственной ненавистью, катализированной Взглядом Верховного Роа.

– А вот я воистину раскаиваюсь, – вдруг тихонько сказал Винсент, – папа… я не прошу прощения, знаю, нет его мне… но я хочу, чтобы ты знал, что…

– Молчи. Не уподобляйся. – Сурово прервал его отец. – Я всё знаю. Деяниями подтвердишь. Когда состоится Опоясание и Джон воссядет на Трон, именно тебе, вместе с твоей поющей заклинательницей, предстоит ему служить опорой. Разгребать всё, что вы же и наворотили из самых благих побуждений, революционеры… хреновы, как изволит выражаться присутствующий здесь благородный сэр Убойко. Я уже слишком стар, и…

– Э нет! – возглас Джонни звучит неожиданно и обрушивается как гром среди ясного… потолка, что ли? Регент замолкает и вприщур смотрит на младшего сына, осмелившегося прервать отца. Цесаревич продолжает, решительно мотая головой влево-вправо: – В вертухаи я не пойду, уволь! Даже с самыми благими намерениями. Вся жизнь тюрьма, это я уже уяснил, и все мы либо зэки, либо надзиратели. Но как и в каждой тюрьме, в ней должны иметься привилегированные зэки, Воры В Законе, по выражению моего покойного друга. Извини, папа, но отныне я буду САМ решать, в какой камере сидеть и чем в ней заниматься. Пусть кто-нибудь другой опоясывается на царствие… Лично я не желаю. У меня свои планы. Однозначно предполагающие мой исход за пределы Экскалибура.

Надо ли говорить, какая оглушительная ТИШИНА обрушилась на всех присутствующих после этого прочувствованного заявления?!!

…Это была первая ночь, которую Мальчик и Девочка провели вместе не только в интеллектуальной и духовной ипостасях, а и в телесной. Нет, ничего такого не было! Они забрались в одну постель, это да, но вполне целомудренно поцеловались в уголки губ и уснули, не соприкасаясь телами даже, лишь соединив ладони. Меж их телами лежал меч беспредельнейшей усталости, накопившейся за время сумасшедшего рейса. Номи буквально физически ощущала, что изнурённый и опустошённый Солли держался из последнейших сил, и ей даже в голову не могло взбрести – желать сейчас его активности, направленной на неё. Да и сама она едва держалась на ногах от энергетического истощения.

Таким образом, тела – самые слабые составляющие триединства, самоназывающегося «человек», – уснули и спАли.

Но – лишь тела…

Явление Феи во Сны (которые как бы и не сны, да?) к Номи и Солу, сразу к обоим, произошло не сразу. Вначале Девочка и Мальчик, по своему обыкновению, бродили по окрестностям.

Номи демонстрировала Солу места боевой славы и рассказывала, что да как здесь происходило. Повествовала этаким шутливым тоном, во фривольной манере: «…а тут мне пришлось обезьяной карабкаться на галерею, спасаясь от красномечников, и я чуть не сорвалась, но уцепилась одной рукой, а когда ублюдок-ревмаг схватился за мою ступню, с далеко идущим намерением покуситься на честь, я так сильно его пнула в рожу свободной ногой, что у него юшка из носа брызнула, и он завыл как…», – а у самой душа сжималась от боли. Слишком свежими были эти страшные воспоминания о настоящей, горячей, остро пахнущей крови, обагрившей её руки… и ноги… и лицо, и всё тело… в кровавой бане выжили лишь те, кто искупался в крови целиком.

Сол молчал. Номи чувствовала – слушает внимательнейше, но комментариев, обычных для него, не следовало. Или он всё это воспринимал спокойно, или… он потому воздерживался от слов, что его рассказ её ТРОГАЛ более чем сильно?!

Номи не спрашивала. И скоро прекратила рассказывать о том, как выжила в кровавой парилке. Вот в этот момент неловкого молчания, когда Девочка пыталась понять, почему говорун Сол непривычно тих, и явилась…

Фея.

Номи знала её по описанию, и потому сразу определила, кто пожаловал. Сол отвесил челюсть. Рукой вернул её на место и прохрипел:

– Явилась не запылилась, боевая подруга… Если ты меня не охранишь от слёз применением сто двадцать третьей степени золотистой магии, я счас разревусь от радости, ей-бо!

– Здравствуй, героический партизан. Спасибо за выполнение обещания. Тот, кто послал вас в Артурвилль и благодаря деятельности которого состоялось наше знакомство, многое понял, после того, как вы замолвили обещанное словечко. Когда-то мы с ним поссорились, и я… скажем так, ушла, не успев реабилитироваться в его глазах. Синдром информационной недостаточности позволил ему счесть меня одной из виновниц… если не главной вдохновительницей событий, потрясших королевство. Мстительной фурией, так сказать… Здравствуй, прелестное дитя. – Фея улыбнулась. И трико, и пачка её были золотыми на этот раз. Вся она была сгустком сияющего золотого света, даже глаза заболели. Лишь короткие чёрные волосы, ерОшимые сильным потоком воздуха из решётки полуразрушенной и разрегулированной вентиляционной системы, шевелились над юным и одновременно древним лицом, идеально-прекрасным, как лицо храмовой статуи.

«У живых женщин таких безукоризненных лиц не бывает, – почему-то подумала Номи. – Сколько ни ухаживай, сколько ни тщись, а нет-нет, да и выскочит гадость какая – то прыщик, зар-раза, то морщинка…»

– Дитя это ты, Но-оми, – уточнил Мальчик. – Для меня у боевой подруги эпитеты поэкзотичнее имеются. Помню, как-то в схватке на перекрёстке Авеню Девятьсот и Л-стрит, когда я сдуру полез на бжиказужы, она вихрем принеслась, меня выдернула за шиворот, и назвала…

– Не матюкайся. Все и так знают, что ты пошляк. Ну вырвалось, ну бывает… – Фея отмахнулась. Она продолжала улыбаться, явно наслаждаясь происходящим.

– Здравствуйте, – коротко поздоровалась Номи. Честно говоря, она не знала, как себя держать и как вести… С этой умершей много лет назад женщиной! Которая почему-то вторгается в жизненные коллизии. Не желает вести себя подобно нормальным покойницам, и не остаётся там, во мгновеньице длиною с вечность, где положено пребывать душам, ожидающим реинкарнации.

– Ты самая живая из всех умерших, с которыми я встречался! – искренне произнёс вдруг Сол. «Словно мысли мои прочитал! – удивилась Номи и тут же спохватилась. – Ещё бы ему их не читать, во сне-то, который и не сон, да… читать хотя бы самые оформленные, чёткие.»

– Уже знаете?.. Ну что ж, меньше растолковывать… И со многими ты встречался, позволь поинтересоваться, молодой человек? – в голосе Феи слышался едва удерживаемый смех.

– Ты первая. Но уверен наверняка, что более темпераментных я не встречу. Слушай, а может, ты завяжешь со своей дурацкой кончиной и навсегда заделаешься живой? Какая-нибудь магия сто какой-то там степени, и порядок! Заявишься к тому, кто нас послал, и…

– Я не могу… – смех исчез из голоса Феи. – Он не должен меня видеть…

– Но ведь он знает, что ты…

– Да. Но это не опасно. Опасно, если мы с ним сблизимся в одной точке простр… Впрочем, это к делу не относится. Я вот что, собственно, хотела…

– Ни фига себе не относится! – прямой как линейка Сол возмущённо прервал Фею. – Стоит тут, понимаешь, живее всех живых, и выступает! Счас в охапку схвачу, ангелица-хранительница, и оттащу…

– Солли, Солли, – укоризненно покачала головой Фея. – Разве можно так разговаривать с женщиной, что по дате рождения в предыдущем воплощении годится тебе в прабабушки…

– Ха! – Мальчик всплеснул руками. – Бабушка! Да в тебе задору и энергии столько, что на батальон внучек хватит! Я уж молчу о…

– Вот и молчи. Прелестное дитя не обязано слышать, какие греховные намерения возникают иногда у тебя. Энергия, говоришь… Я не стоЮ, малыш. Я танцую. Стоять мне нельзя, подобно тому, как никогда нельзя останавливаться огню. Это энергия, возникающая из движения, мною условно названного Танцем. Даже когда я кажусь стоящей неподвижно, на самом деле я двигаюсь в бешеном темпе, поверь уж мне. Это изнуряет, это невыносимо, но я счастлива. Только когда вернулась, я узнала, каково это… Поэтому волей-неволей превратилась… в то, что вы назвали Танцующей Жрицей. А вернулась я, в общем-то, вопреки даже собственному желанию. Я-то умерла, скажем так, но время моё – НЕТ. Пока меня помнят и любят по-прежнему, пока жива память обо мне, я смогу вырываться, чтобы танцем своим помогать живущим. Моя племянница поёт, а я теперь – танцую… Я была рождена Той, Что Грезит, но не стала ею сама, потому что полюбила человека… Поющей стала моя младшая сестра, и она была хорошей Жрицей, но оставалась в плену традиций, не смогла подняться над ними. Болезнь угнетённых народов – расизм наоборот, оголтелый реваншизм. Моя сестра не поднялась над предрассудками, подобно своей дочери… Нынешнее поколение лучше – Поющая Жрица зачала от человека, и как-будто так и надо. Вот в чём доля моей «вины» наверняка присутствует, так в этом неслыханном ниспровержении, с удовольствием признаюсь. Перед тем, как уйти…

– Не уходи-и… – вдруг жалобным голосочком неожиданно для себя попросила Номи. В душе её крепла уверенность, что с Феей они уже встречались. Только вот никак не удавалось вспомнить, при каких обстоятельствах. – Я хочу поблагодарить тебя… Ты спасала этого грубого и уголовного балбеса, и я…

– Я танцую для тех, прелестное дитя, кого не могу оставить. А бросить мы не можем только тех, кого любим. Даже если они сами уже не любят нас.

– Ну всё, счас точно расплачусь, – пробурчал Сол и отвернулся. – С кем поведёсся… Связался с бабами на свою беду…

– Не на беду, малыш, вовсе нет. Каждый выбирает под себя, женщину, веру, дорогу. – Фея тронула Сола за плечо, развернула к себе и пристально посмотрела ему в глаза. В глазах Сола блестели слёзы… Номи почувствовала, как к её собственному горлу подкатывается комок.

Фея обеими ладонями притянула голову Мальчика и поцеловала его в лоб. Молча повернулась к Номи, и когда её пальцы прикоснулись к вискам Девочки, возникло абсолютно реальное ощущение горячих потоков, хлынувших внутрь, в мозг, сквозь кожу и череп…

Благословляющий Поцелуй в лоб был подобен глотку ключевой воды в центре пустыни, и по контрасту вызвал ещё более мощное ощущение вливающегося в мозг жАра.

– Желаю вам всего, что вы сами себе желаете, плюс то, чтобы оно желало вас, взаимно, – сказала Фея, и сгусток золотого света, увенчанный чёрной вспышкой развевающихся волос, растаял прямо на глазах Мальчика и Девочки.

Фея ушла. Но оставила в наследство устойчивое ощущение: не навсегда. «Чем-то она мне напоминает любовь, – подумала вдруг Девочка. – Которая вечно манит, и вечно ускользает, и вечно обманывает, и вновь возвращается… Даже когда вешаться или топиться хочется от одиночества, верёвку, мыло и каменюку из рук и с шеи забирает возникающая надежда, что любовь – где-то рядышком, только до поры не видна…

Номи отвесила челюсть, поражённая догадкой. И тут же рукой навела порядок, вернув на место отвешенную «часть головы».

Она вспомнила, когда испытывала сходное ощущение. В том странном мире, где призрак звучным баритоном соблазнял её предать Экипаж, и она отказалась наотрез, а потом соблазнителя прогнало другое сгущение морока. В том сумрачном мире, где Номи согревала ягодицами и спиной стул с витиеватой странной надписью «made in chair-nik & curly-ev», на который долго оборачивалась, уходя, и который мнился единственной реальной вещью того зыбкого мира…

Призрачность, охранившая Номи от соблазнителя и ласково поговорившая со стулом, как с живым, – после своего ухода оставила в точности такое же ощущение призрачного света, ускользающего на краю периферийного восприятия.

Повернёшься прямо, в упор – нет Его. А краешком глаза – постоянно ЕСТЬ. И это понимание, что Он всё же хоть где-то, но обязательно есть, необъяснимым образом укрепляет веру в собственные силы.

…Его СВЕТлость милорд Джеймс Стюарт, регент Экскалибурского Королевства, благословил на царствие своего старшего сына. «Нечистого». Плод давнего попрания традиций, из-за которого Стюарты некогда и были прокляты.

Воистину, экскалибурский королевский род стал ЛУЧШЕ, допустив на трон роче. Метиса, символа единения.

Об этом вольным торговцам утром сказал сам милорд, пригласив их на этот раз для более приятного, нежели казнь, сообщения.

– Надеюсь, господа, вы почтите нас своим присутствием на церемонии Опоясания? – головы регента, спроецированные терминалами, выжидательно смотрели на членов Экипажа, находящихся в разных помещениях.

– Надеюсь, почтим, – закивала мохнатой головой Бабушка. – Банкет по поводу устраивать будешь, Джимми? А то я могу звякнуть кому надо, партию хавчика заказать. Скидки гарантирую!

– Благодарю вас, миледи, – милорд улыбнулся. – Если это доставит вам удовольствие. Я полностью полагаюсь на ваш вкус. Представляю, как разозлятся традиционные поставщики! – и рассмеялся.

С каждым днём он прямо на глазах превращался из холодноглазого светского льва в человека, способного улыбаться и даже смеяться. «Хотя бы ради этого стоило реставрировать монархию», – обмолвилась как-то суперкарго… и добавила: «Настоящий мужчина! Был и есть.»

Номи, проснувшаяся за минуту до этого, сладко потягивалась, краешком глаза с волнением наблюдая за реакцией Сола, пробудившегося одновременно с нею, и сейчас лежащего на

боку, лицом к девушке.

«Я, кажется, его соблазняю, – подумала она, и от мысли этой под сердцем сладко заныло. – Надеюсь, я не очень мегеристо выгляжу со сна…»

От Боя пахло синтодолом, мужским скин-дезиком «лефт спейс» и ещё чем-то неизвестным, классифицированным ею как естественный запах его тела. Она ещё не привыкла к этому запаху, и потому остро воспринимала. Нервничая слегка, от того, что аромат тела Сола уж очень её взбудоражил…

Он вздохнул очень-очень тихо, если бы не идеальный музыкальный слух Номи, она бы и не расслышала этого вздоха. А вздохнув, резко отвернулся и рывком выпрыгнул из постели.

Натягивая комбез, спросил:

– Ба-а, работаем с «Херши Корпорейшн», «Спейс Юлкер Компании» или «Свиточ-Корона Интергэлэкси»?

– «СКИ», малыш. У них продукт качественнее. Подготовь «рыбу», я отредактирую, подпишу, и зашлёшь…

Дальше они начали обговаривать детали торговой операции, а Номи, разочарованно вздохнув чуть громче Боя, отвернулась к стене, чтобы не видеть его…

И в этот миг раздался душераздирающий вопль. Неведомая сила подбросила Номи в воздух, и она ещё успела заметить возникшую на мгновение мигающую голопроекцию Душечки, падающей там, у себя в апартаменте… Если бы не вопль, то клинок, разрубивший ложе в точности там, где полсекунды назад располагались ягодицы девушки, расчленил бы её тело, ясный пень, по длине в аккурат пополам.

– Я же приказывал живьём!! – прозвучал разъярённый вопль, и материализовавшийся здесь, в апартаменте Номи, роальд выбросил перед собою руку. Тычковым жестом раскрытой ладони он толкнул воздух в метре от лица мечника, едва не переполовинившего Номи. Мечник улетел в угол, а ударивший повернулся к ней…

– Это я, сумасшедшая сука! Неужели ты думала, что я сотрУсь с лика Вселенной, не выполнив обещания, данного тебе, твоей товарке и вонючему жуку, присвоившему мою вещь?!

Собственной персоной белёсоглазый глава экстремистов Ишшилайо скалился, вспрыгнув на ложе. Несколько краснозвёздных гвардейцев Ревмагсовета в полном боевом облачении, окружив Мальчика, плотно зафиксировали его, не позволяя ему не то что двинуться, но и вздохнуть.

– У той грязной шлюхи и взять нечего, а с тобою мы славно позабавимся, сладкая. Заодно погляжу, ценят ли вас сотоварищи. Заложники – прекрасная валюта. Конвертируется весьма выгодно. При условии установления первоначального курса, естественно… Эй, ты, тварь мохнатая, слышишь меня?

– Слышу, регресс генетический, не глухая. – Ррри спокойна. Изображение не появляется, лишь голос.

– Попридержи язык, шестилапая уродка. – Донельзя живой роальд, которого все, и торговцы, и реставраторы, единодушно сочли стёртым с лика Вселенной, жестом велел схватить девушку, и пара красных, не задействованных в фиксации Сола, метнулись к ней. – Я устрою вам всем ещё одну кровавую баню, допросишься.

С выражением глубочайшего презрения на лице ревмаг, явившийся брать реванш, распахнул ворот пятнистой бордово-чёрной мантии, и невзрачный с виду «камешек», покоящийся в прозрачном крестообразном медальоне, предстал взорам. Ишшилайо демонстрирует, что Свет не покинул его, и Сила по-прежнему есть.

– Ах какие мы грозные. Давай, устраивай. Много ума не надо, банщик хренов. – Ррри невозмутима. Номи попыталась отыскать глазами глаза Сола, но лицо его закрывало плечо одного из подручных реваншиста.

– Сюда её, – велел главный террорист, и показал на ложе у своих ног – кладите, дескать. Повинуясь грубым ручищам солдат, Номи повалилась ничком, и почувствовала, как тяжёлая подошва опустилась на её затылок…

– Как ты наверняка видишь, грязная торговка, примерно в таких же позах поставлены в своих конурах десятилапый жук и ваша корабельная шлюха. Я мог бы вас всех захватить, но предпочёл позабавиться…

– Ты трус, Ишшилайо! – перебил террориста голос Винсента, и фантОм старшего сына регента появилось в апартаменте; Номи, уткнувшаяся в смятые простыни, видит это краем глаза; она пытается пробиться в эфир, но терпит неудачу за неудачей; волглый морок окутал её мозг, и в нём вязнут, тонут, растворяются каналы связи…

– Ты боишься открытой схватки. – Продолжает маг-роче. – Иди ко мне. Поставь же и меня в такую позу, если сможешь. Я не знаю, как тебе удалось выжить, и где ты прятался от обнаружения, но второй раз проделать этот трюк тебе не удастся…

– Этих существ нанял я, – вступил голос Джеймса Стюарта, – и они исполняли возложенные обязательства, служа мне. Ты лишь со слугами воюешь, презренный простолюдин? С истинными господами не рискуешь?

– Заткнитесь, реставраты! – рявкнул ревмаг. – И до вас очередь дойдёт. Не пытайся пробиться, грязный предатель Рон, Свет не пропустит тебя… Смотрите, что я сделаю с гордунами – это и ваша участь. С кем Свет, тот и прав!

– Чи он такой вумный, шо дураком кажется, чи наоборот, – комментирует голос Ррри с акцентом Сола. – Забавно, какой же ж выкуп затребует этот вылупок?.. Шо тоби надобно, недобиток, га?

– СветЫ, – лаконично ответил «недобитый вылупок».

И все понимают, о чём он. Свет Рукояти и Свет Половины Гарды, избравшие своими Носителями вольных торговцев… «Потом он наверняка запросит у милорда Джеймса четвёртый, другую Половину Гарды, – подумала Номи, ощущая, как подошва всё сильнее вжимает её голову в ложе… – Неужели он до такой степени „наоборот“, что надеется на выполнение требований?! Экипаж за меня, Сола, Тити и Урга гипотетически, быть может, ещё и согласился бы отдать Свет, но старший Стюарт свой Свет – дхорра с два отдаст!.. Что же на уме у этого белёсоглазого ревмаг-фашиста?! Наверняка ведь требование отдать „камушки“ – камуфляжное, и…

– Шикар-рно! – соглашается голос Ррри. Неожиданно радостный. – А я-то боялась, что ты потр-ребуешь чего-нибудь действительно ценного! Да забирай на фиг эти каменюки, глаза б наши их не видели! Тоже мне, выкуп! Ни цены твёрдой, ни тор-рговой категории! Попробуй продай на рынке такое никчемное дер-рьмо! Счас я подскочу, составим договор обмена, пунктиков на полсотни, больше не надо…

– Молча-ать! – заорал ревмаг, и жестоко вдавил голову Номи в постель, тем самым лишив девушку, уже и без того лишённую доступа к сетевой информации, и доступа воздуха…

– Не, ну вылитый полковник, Луиджи, скажи, а?! – раздался в это мгновение… голос, которого никто не ждал. Этот белёсоглазый – наверняка. Что да то да! Не ждал.

– Ты прав, Рикки! Вылитый покойничек, салага буду! – ответил второй неожиданный голос, и спросил, по-видимому, у главного ревмага: – Эй, тип с лужёной глоткой, ты в каких чинах будешь?

– А вы ещё кто такие? – удивился «тип», и даже ослабил нажим. Номи судорожно вдохнула воздуху и краем глаза узрела наконец тех, кто интересовался чинами роальда.

– Ты вопросом на вопрос не отвечай, – произнёс один из полудюжины новоявленных пришельцев, охватывающих ревмагов полукольцом. Все как на подбор – коренастые плотные брюнеты, вооружённые с ног до голов и облачённые в… полевое обмундирование САОК!!! У которой, всем известно, и выкупили некогда вольные торговцы ТАКр «Огненная Бестия», переименованный в «Пожиратель Пространства». – Молодо выглядишь, с сержантом-инструктором Луиджи Мустафой Торричелли пререкаться! Давненько не драил гальюны зубной щёткой?!

– Да пускай лопочет, Джованни, – добродушно разрешил освояк с сержантскими нашивками, – скучно ни за что говнюка жечь. А так хоть повод будет… Полковник дотрынделся, и этот дотрынди…

– Молча-ать! – снова заорал Ишшилайо, и даже ногу убрал с затылка Номи. – Взять их! – скомандовал своим краснозвёздным.

Однако не тут-то было! Сейлемских освояк, совершенно неожиданно превратившихся из виртуальных глюков во вполне реальных солдат, оказалось в наличии гораздо больше, чем

полуотделение. Взвод, как минимум. И весь этот взвод профессиональных убийц в полном составе, слаженно, смертоубийственно, как боевая машина, принялся за ревмагов. Совершенно игнорируя магические приёмы, применяемые теми. Красные приуныли, когда уразумели, что на освояк, появившихся «из ниоткуда», подобно им самим, не действует магия. Словно сейлемцы ещё более виртуальны по отношению к реальности, нежели мистические призраки… Однако при этом молчили виртуальные эти сейлемцы ревмагов – как заправские, из плоти и крови, существа. И так они это быстро сделали, что Ишшилайо и глазками своими белёсыми больше полудюжины раз клипнуть не успел, как остался один-одинёшенек, с единственной заложницей у ног.

– Ну чё, теперь поговорим? – спокойно поинтересовался сержант Торричелли. Он даже не вспотел. То ли по причине виртуальности своей, то ли по причине смехотворности нагрузки – разве это работа для доблестного ветерана, каких-то там полдесятка врагов на брата?..

Ишшилайо молчал. Оставшись в одиночестве, он ещё не успел выработать план действий. Трупы его сподвижников валялись повсюду, вновь превратив апартамент Номи в кровавую баню. Зато не замедлил раздаться голос милорда Джеймса, и его голопроекция возникла перед сержантом.

– Приветствую вас, – гостеприимно поприветствовал бойцов САОК хозяин базы. – Я регент экскалибурского королевства Джеймс Стюарт. Поражён вашим профессионализмом! Как вы посмотрите на то, чтобы подписать контракт и поступить ко мне на службу?

– Антитеррористическая бригада Десантной Дивизии ТАКра «Огненная Бестия» состоит на службе у Императрицы Сейлема, – ответил сержант. – Чтоб вы знали, наш доблестный комдив Серджио Стульник у ней в троюродных кузенах числился. Извините, милорд, этот вопрос даже не обсуждается. Хотя подготовка ваших гвардейцев оставляет желать лучшего, и я мог бы временно откомандироваться для обмена опытом…

«О чём это они?», – растерянно подумала Номи. Сапог Носителя Клинка по-прежнему попирал ложе у самой её щеки, а милорд и невероятный этот сейлемец будто не замечали роальда, напрочь позабыв о его существовании…

– …когда дилетанты с красными звёздами на спинах, эти мясники от революции, напали в прошлый раз на Ти Рэкс, – говорил сержант, – они не обделили вниманием и «Бестию» на орбите. Ваши гвардейцы, милорд, сражались неплохо, но исключительно благодаря нашему вмешательству внутренние помещения ТАКра не были превращены в кровавую баню. Как это случилось, насколько нам известно, здесь, внизу. И сейчас, когда мы узнали, что совершено ещё одно нападение, но «Бестия» на сей раз обделена вниманием, мы сочли себя оскорблёнными, наши честь и профессиональная гордость оказались задеты… Вот мы и опустились сюда, помочь. На всякий случай. Не зря, как видите, – с регентом сержант почему-то изъяснялся очень грамотно, безо всяких слэнговых выкрутасов и просторечных оборотов.

– Весьма признателен… – начал было говорить милорд Джеймс, но его перебил фашист Ишшилайо: – Эй ты, грязный сейлемский чел… как там тебя! Если ты думаешь, что меня…

– Заткнись, ублюдок, – спокойно, слегка повернув голову к террористу, бросил сержант, – я с джентльменом разговариваю. Жди очереди. Твой номер первый с конца.

Ишшилайо от такой наглости действительно заткнулся. Засопел разъярённо. Переступил через Номи, встал над нею, и… в руках его что-то ослепительно сверкнуло красным! Свет Клинок превратился в самый что ни на есть взаправдашний лучевой клинок, и, воздев его, долговязый реваншист вызывающе спросил коренастого сейлемца:

– Ты сам подойдёшь, или у тебя ноги отсохли, чел?

– А вот я тебе сейчас отвечу… – произнёс освобождённый Сол, и сделал шаг к ложу, но его остановил голос Ррри: – Малыш, стоять!!!

– Не-е, Ба, я этому мутноглазому уроду счас…

– Парень, приказы необходимо выполнять, если они отданы хорошим командиром, – наставительно сказал Луиджи Мустафа Торричелли и придержал Сола рукой. Повернул лицо к ревмагу и сказал: – Ты, гнус. Я б тебя в один момент уделал, кабы не одна закавыка. Мы с покойниками не воюем.

– С покойниками?.. – ревмаг даже сверкающий клинок приопустил. – Это я покойник?! Да ты сам кто, виртуальный мо…

Сержант пожал плечами. Невозмутимо перебил:

– Кто я, это моё личное горе. А ты – покойник. Реальность покажет, вот увидишь… Уходим, ребята. – Велел он своим коммандос, и освояки начали один за одним мерцать, как запорченное голо, и растворяться в воздухе. Раздался голос Бабушки:

– Сержант, мы покуда там в запределье скакали, парочку планет присмотрели классных. Как посмотришь на то, чтобы отправиться их осваивать? Вы нас два раза здорово выручили, а мы не любим оставаться в долгу.

– Сливай координаты, Бабуля, – кивнул эС-Ин Луиджи Мустафа, – на одном корыте двум командам тесно. Я понял намёк…

И он исчез.

В ту же секунду в апартаменте появился Ург. РЕАЛЬНО.

– А вот и я, десятилапый жук, – проинформировал. Показал допотопный ревалвер: – Ты за этой штуковиной припёрся, да? – и, вежливо Бою: – Сол, отойди, пожалуйста. Мои профессиональные обязанности – это мои обязанности. Твоя функция – бережно принимать освобождённую заложницу…

И флоллуэец так быстро метнулся к ревмагу, что успел опередить сверкающее лезвие, опускавшееся вниз с явным намерением воткнуться Номи в спину, и перехватил руку Ишши. Замерев от ужаса, девушка вжалась в ложе, а прямо над нею развернулась яростная схватка. Она мало что поняла, сквозь боль обрушившихся сверху ударов ног и лап успела только ощутить, как Ург оттеснил ревмага прочь, и когда схватка переместилась с кровати на пол каюты, позволила себе отрубиться.

В обмороке она пробыла недолго. Очнувшись, успела увидеть, как Свет Лезвия, воплотившийся в энергетический луч, которым сражался террорист, вдруг исчез из его руки, и Ишшилайо отпрянул от сверкающих ланцетов Урга. На лице фашиста было

написано изумлённое отчаяние… «Ага-а, расист проклятый. – злорадно подумала Номи, – бросил тебя Свет..», – и снова вырубилась.

Но опять ненадолго. Очнувшись, почувствовала руки Сола, обнимающие её, и успела услышать комментарий Десса:

– В замкнутых пространствах возрастает эффективность холодного оружия, а я сам весь из себя, между прочим, это самое оружие. Бой, позаботься о девочке, я пройдусь по базе, вдруг тварь какая недобитая краснозвёздная прячется где…

Номи, глотая слёзы, прижималась к Солу, и с трудом верилось, что всё произошедшее – не приснившийся кошмар. Расчленённый труп Ишшилайно выглядел его порождением, но вонял омерзительно натурально. Предсказание сейлемца сбылось… «А мы все живы, – подумала Номи, – и это – главное.»

Закрыла глаза, и вновь позволила себе отключиться.

Потом Тити сообщила, что первой ощутилА появление ревмагов Зигги… и вопль, спасший жизни Номи и Душечки, был воплем проснувшейся Зигги. Во сне она почуяла опасность и резко проснулась.

Неудивительно – беременные они вообще такие, чувствительные, всё, что угрожает потомству, чуют похлеще самых чувствительных паранормалов. Новость, что Зигзаг на самом деле самочка м'ба, и полуспячка её на самом деле была вызвана интересным положением, никого не удивила. На фоне всех приключений, казалось, уже никто ничему не удивлялся.

Детёныш родился спустя несколько часов, никто не знал, в срок ли, или недоношенным, с перепугу, но выглядел он достаточно здоровеньким, с первых же минут жизни начал проявлять признаки бурной активности, как и положено м'ба.

Вопрос, ОТ КОГО «залетела» Зигги, завис неотвеченным. Шутить на тему «залетела от Света» никто и не подумал, хотя, судя по всему, это могло оказаться вовсе и не шуткой…

Очнувшаяся Номи покинула свой многострадальный апартамент немедля. С ощущением, что если останется, то непременно вновь что-нибудь этакое гадкое произойдёт.

Останки Ишшилайо убрали ещё до этого, но ей казалось, что запах смерти пропитал стены и особенно ложе…

И очень болел затылок, на котором стоял сапог. Это было самое ужасное.

Номи знала, что нет-нет, да и будет вспоминать это ощущение. Даже многие годы спустя. Как и жуткий вкус ревалверного ствола во рту…

…Таким образом, полностью рассчитавшись по всем взятым (и не взятым, но присовокупившимся) на себя обязательствам, Экипаж в полном составе мог преспокойно возвращаться на свой Вольный Торговец.

Что Экипаж и проделал – в полном составе загрузившись в прибывший с орбиты ТП-модуль и вознёсшись в небо.

Домой…

Правда, степень преспокойствия некоторых членов членов экипажа оставляла желать лучшего. Но это уже входило в прерогативу профессиональных обязанностей целительницы Душечки.

Однако если Перебору, донельзя утомлённому контрреволюционной деятельностью, Тити ещё могла как-то помочь, то Номи – вряд ли.

Попрощавшись со Стюартами и прочими знакомыми экскалибурцами, втайне радуясь тому, что наконец-то «здЫхались» (цитируя Бабушку) чересчур надоедливых клиентов, одиннадцать вольных торговцев, плюс корабельные змеи Зигзаг и её дитё, благополучно прибыли в отправную точку этого сумасшедшего рейса Вольного Торговца «Пожиратель Пространства»: в порт космобазы Танжер-Бета.

По случаю возвращения: сообща было решено устроить вечеринку для товарок и товарищей, буде таковые сыщутся поблизости. Таковые, ясный пень, сыскались – что это за порт хотя бы без одного корыта фри-трейдеров?! Но вечеринка, как ей и положено, намечалась на вечер, а до вечера оставалось несколько часов…

Номи не сошла на «берег». Не имелось ни малейшего желания. Она маялась в своей пустынной каюте и печально вспоминала недавние (и уже такие далёкие-предалёкие…) дни и ночи, когда её апартамент в подземельях Ти Рэкса был средоточием активности, осью вращения жизней вольных торговцев и реставраторов. На недолгое время – так вообще штабом реставрации…

Да, были времена. Были и прошлИ. Стали светлым воспоминаньем. «Как часто мы не удовлетворены сегодняшним днём, забывая, что всё минует, и хорошее и плохое, и в наших светлых воспоминаниях непременно превратится в „старые добрые времена…“»

Маясь, Номи посматривала на сенсорный вирт-кокон. Но не ложилась в постель и не использовала его… Нет. Не сейчас. Позже, быть может, но нескоро.

Чувство, испытываемое к Солу, окончательно оформилось.

В мятущейся душе выкристаллизовалось: ОН. На этот раз Девушка не упустит своего, и будь что будет. [[…let it be, let it be!]]. Любовь ли это?.. Кто знает, кто знает…

Номи ещё сама не понимала, что это за чувство, она ведь, по-сути, ещё никогда не любила. Но страстно надеялась, что это – самая что ни на есть любовь. И страдала, потому что краткие часы полной духовной близости с Боем как-то незаметно рассеялись, стоило лишь враждебности окружающей среды понизиться до нормального, приемлемого уровня.

Сол относится к ней с величайшей симпатией и теплотой, но, похоже, не любит всё же… как выяснилось. Номи умиляло, что он заботится о ней, выслушивает с неподдельным интересом всё, что бы ей ни вздумалось говорить, даёт доверительные советы, отпускает комментарии, предваряющиеся оборотом «как друг подружке говоря»…

Номи чувствовала, что ради неё он искренне готов не то что временем и вниманием жертвовать – даже жизнь отдать, но всё же, всё же… гложет его что-то постоянно. И Номи с горечью думала о том, что Сол в упор не видит в ней свою пресловутую «Ягодку». Не видит, и всё тут. Зато сама она – более всего на свете жаждет, чтобы он разглядел в ней ту самую, Ещё Одну…

«Но всё равно, кем бы я там для него ни была, ОТДАМСЯ только ему!», – бесповоротно решила Девушка, томясь и маясь в своей каюте.

«Вот прямо здесь, в каюте… ЖИВОМУ… Или сдохну, или стану Женщиной. В конце концов, пора избавляться от юношеской иллюзии, что любовь должна быть взаимной. Твоя любовь – твоя драгоценность – береги её. И не претендуй на ответную, ведь любишь ТЫ. Как там у древней поэтэссы о высшем проявлении:

«Тому, кого люблю, желаю быть свободным. Даже от меня.»

Я не хочу быть для Сола тюрмой. НИ ЗА ЧТО. Я слишком хорошо понимаю, чем для моего «клаустрофоба» станут некие, взятые на себя, обязательства…

Но вот чего я хочу, так это чтобы он, он, и только он порвал эту дурацкую плеву, и избавил меня от моей собственной фобии. ИМЕННО ЕМУ отдать «честь и достоинство», так долго сохраняемые. Принцесса – Принцу. Пускай и не Моему Единственному (по его ошибочному мнению), но – настоящему.

Пусть лучше это сделает настоящий друг, а не случайный член, по ошибке принятый за единственного и неповторимого принца… судя по рассказам женщин, обычно так и случается. Берёт мужик своё и просто исчезает в тумане. У меня, по крайней мере, первым будет мужчина не случайный, – утешалась Номи. – Мужчина с большой буквы.»

Так думала Номи, предвкушая, как ЭТО произойдёт. Ещё не разобравшись в собственных чувствах окончательно…

Что да то да. Уж никак не назовёшь случайным и малозначащим всё, что произошло между ними после того, как изнывающая от желания, охотящаяся на своего первого Мужчину, Девушка не выдержала и пригрозила Солнышку: «…если ты меня не возьмёшь, я начну кричать!».

Так полагала Номи, вспоминая позднее, наутро и дальше, всё, что случилось Ночью После Вечеринки.

Судьбоносным – да. Если оно произошло, значит, так тому и быть. Именно Бой оказался ИМ, осечки не вышло. Он оказался даже лучшим, чем можно было ожидать. И новорождённая Женщина останется рядом со своим Солнышком. Подружкою при Друге.

Третьей.

Каждая выбирает под себя: Мужчину, Веру, Дорогу.

И только звучала, звучала, подобно остАточному отзвуку, порождённому реверберационным эффектом, всё та же песня.

Надежда на появление в качестве рефрена жизни новой песни – не сбылась.

«…как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Разговаривая ни о чём, / На два шага левее чуть-чуть / Отойди, и чужое увидишь плечо. / Прошлой жизни вернуть ворожбу / Никогда никому не дано… / Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Всем нам быть суждено, суждено…»

35: «Следует продолжение?..»

На неизмеренных пространствах моей души снова царствовала глухая безнадёжная пустота.

Это происходило от того, что я никогда не любил праздники, и чем грандиозней и величественней они были, тем бОльшую беспроСВЕТную тоску наводили на меня. Когда вокруг безудержно веселились и ликовали, я ни на минуту не позволял себе

усомниться в том, что единственный лишний – я.

Праздник для меня всегда был неким приводящимся в исполнение приговором, горьким итогом, конечной точкой, часом «х», маленькой смертью, что подводила черту под завершившимся хорошим ли, плохим ли, но периодом жизни; периодом, который уже никогда ни при каких условиях не повторится.

И не только праздник с вполне определёнными пространственно-астрономическими и временнЫми координатами, но и победа в чём-либо или над кем-либо, как одно из воплощений торжества.

В Артурвилле, столичном всепланетном монстре-мегаполисе, были устроены массовые народные гулянья. Переходили они зачастую во всеобщее, причём абсолютно естественное, братание между роальдами и человеками… Реставрация победила, и я, воплощённый в руапопоа, Ашлузга Реставрации, сыграл в этом наиважнейшую роль, в связи с чем был удостоен звания Триумфатора Золотой Мантии и награждён чуть ли не полным комплектом орденов и медалей Экскалибурского Королевства, вплоть до таких экзотических регалий, как Орден Его Личного Святейшества Папы Вселенской Церкви Человекоподобных Приматов.

Я провёл умопомрачительную ночь в спальне королевы. Привела меня туда одна из главных движущих сил широкомасштабного, кое-где отвратительного излишним кровопролитием, процесса. Персона наиважнейшая после короля в иерархической табели о рангах возродившегося экскалибурского монархически верноподданного социума… Поющая Жрица с именем, которому суждено быть узнанным лишь особо посвящённым, и я его узнал.

Ойя, что значит «Светящаяся».

Той ночью был зачат будущий мессия, хотя у меня нет уверенности, что не допустил я ошибку при определении гендерного статуса своего пока ещё нерождённого дитяти; по крайней мере, и это я знал точно, родиться суждено будущему властелину и владетелю тел, душ, умов и сердец, какого бы пола дитя ни родилось.

Парадоксально, но всё выше перечисленное вызывало во мне ощущение, что я чуть ли не самый несчастный мыслящий индивид во всех Освоенных Пределах. Причина моих страданий лежала на поверхности, и не разглядеть её мог, наверное, лишь такой пузоголовый и твердолобый типчик, как субкарго Бой.

Попросту – ВСЁ кончилось.

Хотя, по законам всеобщей, абстрактной справедливости, оканчиваться ни в коем случае не должно было! Именно в этой фатальности, предопределённости конца я видел главнейшую

несправедливость, безжалостную трагичность данного мира, «худшего из миров», как сказал бы всё тот же Бой… Вполне возможно, этот степняк выглядит глупым и грубым лишь при поверхностном осмотре. Ведь до сих пор я так и не удосужился хоть раз заглянуть ему в душу, и оправданием мне не послужит даже то, что он тоже не очень-то отягощал себя желанием поглядеть в мою.

Я чётко уяснил: счастливых концов не бывает.

Ибо счастливым может быть лишь ПРОДОЛЖЕНИЕ.

…На Экскалибуре после многолетнего кровопролития воцарился долгожданный мир. Явив себя в лице нового короля, личность которого не вызывала нареканий ни у одной из сторон, в прошлом конфликтовавших.

Правителем этим оказался раскаявшийся Винсент Ронгайя Сэмпстон Стюарт, старший сын милорда Джеймса Стюарта, брата казнённого ревмагами старого, «дореволюционного» короля.

Экскалибурский полукровка-роче Винс Стюарт соединил в себе, в буквальном смысле, биологически, все три этнические группы – самих роче, роальдов и человеков. К тому же, он, сын августейшего регента, являлся единственным законным, по крови, наследником королевского престола…

После того, как проведший почти всю свою сознательную жизнь во всяких тюрьмах и темницах, освобождённый героическими бородачами-«спецназовцами» нашего экипажа, кронпринц Джон Карл-младший Стюарт категорически отрёкся от престола. То ли пребывая в убеждении, что лично над ним всё ещё довлеет проклятье Звёздного Меча, то ли побуждаемый результатом долгих размышлений в одиночной камере, где он, по злобной воле ревмагов, находился весь период своего заключения.

Принц пришёл к выводу, что бремя власти есть некий дьявольский подарок, и тот, кто его влачит, несчастней самого обездоленного, самого страждущего, самого нищего. А он – и без того вдосталь настрадался, вынужденный чуть ли не всю жизнь подчиняться чужой злой воле.

И потому, дескать, извините, сказал Джонни, но я теперь свободный человек, и желаю ходить и делать только то, что захочется мне, а не то, что требуют от меня окружающие: вольные либо невольные, но – «вертухаи». Надсмотрщики, постоянно лишающие меня свободы…

Местная вариация церемонии коронации, Опоясание Мечом, означавшее официальное вступление на королевский престол, было назначено на день Святого Гамлета, четвёртый день месяца Шекспир. Согласно календарю, установившемуся на планете

роальдов ещё в те времена, когда их древняя самобытная культура постепенно поглощалась методически насаждаемой псевдостароанглийской культурой завоевателей-человеков.

Я был в числе тех, кого одним из первых пригласили принять участие в этом торжественном событии, эпохальном для реставрированного королевства. Поначалу ряд дворцовых бюрократов настаивал на том, чтобы я собственноручно помог Ойе пристроить на поясе Винса Стюарта перевязь того самого Королевского Меча… Который, как шептались простолюдины – хотя я был уверен, что подобные слухи распускались специально, для поднятия рейтинга королевской власти, – был мифическим древнеземным Экскалибуром. Мечом Короля Артура, в честь коего и была названа столица, и культ коего, синкретически соединённый с христианским протестантизмом, был повсеместно распространён в этом звёздном образовании, также получившем название «Скопление Меча».

Однако я в эти побасенки не верил, хотя и подозревал, что сей ритуальный клиночек не совсем обычный, что местные магистры и магини изрядно потрудились, превращая его в некий аккумулятор божественно-волшебной энергии, эманацию неизвестных мне вышних сил. Чем бы он ни был, этот символический Меч Короля, сработали его уже здесь, а вовсе не привезли с прародины человеков…

Сам милорд Винсент Стюарт был, как мне показалось, несколько смущён тем фактом, что становился абсолютистским правителем огромного, даже по меркам безграничных ОПределов, королевства. О котором он, метис-мулат, дитя «лихорадки джунглей», некоторое время назад думал в совершенно иной плоскости. Самое большее, представляя себя в качестве одного из его коллективных руководителей. Однако чувствовалась в старшем племяннике казнённого короля и некая сила сверхъестественного характера, заставлявшая поверить в то, что он справится с бременем власти. То есть справится со всеми проблемами и сумеет вывести постреволюционный Экскалибур на путь нового процветания, восстановит былое могущество королевства.

Обряд Опоясания проходил в Малом Весеннем Дворце. Согласно имевшейся у меня в памяти информации, дворцовый комплекс включал в себя также Летний и Зимний Дворцы. Последний во времена правления революционных магов являлся резиденцией Ревмагсовета, тем зданием, где я, по воле Ойи, провёл немало времени перед тем, как начать активные действия.

С Ти Рэкса прибыл «цвет» дворянства. Целый караван трухлявых дедушек и бабушек, натужно пытавшихся показать всем своим видом, насколько весомый вклад внесли они в святое дело восстановления Монархии. В устной речи слово «монархия» произносилось ими с театральным, высочайшего пошиба, пафосом и такой явственно выделенной интонацией, что в письменной речи ей несомненно подразумевался аналог в качестве слова, начертанного с заглавной буквы.

Винсент Стюарт восседал в массивном, устланном изысканнейшим золототканым покрывалом, каменном кресле. Располагалось оно на возвышении у дальней стены трапециевидного коронационного, точнее «опоясывательного», зала.

Это кресло представляло собой некое стилизованное подобие меча – округлые, плавно переходящие в спинку, подлокотники являлись гардой, сама спинка представляла из себя рукоять, сидение же, от которого вниз, по довольно высоким ступеням, протянулась серебристая дорожка, напоминало лезвие.

По правую руку и чуть позади от будущего короля находился его отец, глава правительства реставраторов Стюарт-самый старший.

По левую – отрёкшийся от престола бывший цесаревич Джонни, из-за которого, собственно, и угодили десятеро с Вольного Торговца (со мной впридачу!) в эту историю, обернувшуюся сумасшедшим рейсом в Запределье.

В ногах у Винсента, преклонив колени, стояла Та, Что Грезит. Жрица выплетала многоярусный узор Гимна Посвящения Властителя, под аккомпанемент исполнявших нечто особо героическое вийтусов, этих живых саунд-синтезаторов – в их пении слышалась медь боевых труб и низкий, глухой рокот огромных барабанов.

Поначалу Винсент настойчиво порывался поднять Светящуюся с коленей, уверяя, что не собирается никого унижать, тем более властительницу дум и распорядительницу судеб большой части подданных королевства. Однако Ойя уверила Винса, будто он, наоборот, окажет ей великую милость, позволив свершить положенное, – традиция свята и она, Поющая Жрица роальдов, должна быть в первом ряду тех, кто хранит упомянутую традицию,

да и народ Экскалибура не признает короля до тех пор, пока Та, Что Грезит, не возведёт его на престол согласно старинным законам.

Собственно Опоясание Мечом, инаугурационный обряд завоевателей-человеков, может произойти лишь после того, как будет свершено традиционное для роальдов посвящение. Сэр Винсент посчитал, что ему не пристало нарушать ритуал, против которого в течении долгих столетий не решались возражать даже его чистокровно-августейшие предки-Стюарты – и будущему королю пришлось согласиться.

Всё это мне довелось наблюдать с близкой дистанции. Более чем. Я ведь находился в непосредственной близости от массивного трона с восседающим Винсентом, сразу же за спиной милорда Джеймса Стюарта.

Вновь царственно-непроницаемый и высокомерно-величавый, среброгривый милорд проявлял обо мне самую живейшую заботу. Хотя, насколько я знал подобных ему, должен был задрать свой нос выше макушки и являть собой некое материальное воплощение идеи, должной показать убогим смердам их ничтожество и малость. Однако светский лев, «супердедушка Джимми» дважды поворачивался в мою сторону и, опуская на несколько мгновений свою холодно-аристократическую маску, живо интересовался, отчего я выгляжу таким мрачным. От этих расспросов я мрачнел ещё больше, однако уверял милорда, что тот ошибается, что я, дескать, преисполнен торжественности, проникшись значительностью церемонии, и потому, возможно, выгляжу несколько… э-э, насупленно.

Однажды он сказал нечто, заставившее меня недоумевать: «Сэр Лазеровиц, я сожалею, вам не суждено быть вместе. Ваши судьбы больше никогда не пересекутся. Я сожалею.»

И только через некоторое время я понял, что милорд подразумевал Поющую Жрицу. В чём-то он, наверное, был прав. Но отнюдь не на все сто. Ойя являлась лишь частью проблемы.

Смыслоопределяющим стержнем проблемы был Я.

Когда вийтусы умолкли, Поющая Жрица поднялась с коленей и ступила к трону. Серебристая дорожка, являвшая собой стилизованное воплощение лезвия Меча, вздрогнула по всей своей длине, по ней прокатилась мельчайшая зыбь. Затем «лезвие» заблистало, невыносимо ярко.

Жрица, дабы слышно её было во всём огромном коронационном зале, громко, с необычайной торжественностью, голосом, от которого души охватывал мистический трепет, произнесла:

– От имени и по воле Магического Света Роальдов и Светлой Магии Человеков наделяю тебя, Винсент ПЕРВЫЙ Ронгайя Сэмпстон Стюарт, Мечом Экскалибур. И, дабы удостоверить это, повязываю пояс сего Меча вокруг твоей талии.

В руках Жрицы неожиданно возникли сияющие золотом ножны великолепной работы. Она чуть приобнажила меч, названный ею Экскалибуром, и потребовала, чтобы Винсент протянул ей правую ладонь.

Он сделал это и Жрица обнажённой частью ослепительно сверкающего лезвия коснулась его пальцев, и на серебристо-пламенеющий ковёр упало несколько капель крови будущего короля.

Крови одинакового цвета, как для бывших аборигенов, так и для бывших оккупантов…

– Да хранит Великий Меч Экскалибур кровь Стюартов!

Лишь по произнесению этой фразы Поющей Жрицей король считался взошедшим на престол. Столпившиеся вокруг серебристой дорожки, изображавшей клинок, дворяне принялись бурно выражать свою радость, выкрикивая льстивые здравицы в адрес нового короля.

Ойя продолжала:

– И как велит традиция, я обязана предречь, кто вступит на престол после тебя, сэр Винсент Первый Ронгайя Сэмпстон Стюарт. На смену тебе придёт ещё один роче. Мой сын. Дитя Роа Жрицы, некогда бывшей знаменем Революции, и Человека Ашлузга, явившегося символом Реставрации. Плод примирения, коему суждено соединиться нерасторжимыми узами любви с твоей пока ещё не рождённой дочерью. Он же – брат своей сестры-близнеца. Той, что будет следующей после меня Поющей Жрицей. Рождённой, дабы всегда была Та, Что Грезит.

Благоговейная тишина, воцарившаяся в зале после произнесения пророчества о грядущем рождении царственных близнецов, показалась мне осязаемой. Только тронь – и возникнет шелковистое ощущение струящегося меж пальцами времени, вечно древнего и не менее вечно молодого…

– Сэр Джеймс, вы не могли бы после того, как закончится церемония, предложить мне что-нибудь выпить?

Я, возможно, не должен был говорить это именно Джеймсу Стюарту, и именно в тот момент, когда его сын вступал на царствие, а мои нерождённые ещё сын и дочь провозглашались наследниками верховной власти. Но милорд, к сожалению, явился единственным, кого я знал достаточно близко, из всех существ, столпившихся вокруг королевского трона и замерших в благоговении.

Он очнулся, вышел из транса, вновь сочувственно посмотрел в мою сторону и, пренебрегая торжественностью момента, произнёс:

– Как насчёт неразбавленного шотландского виски, сэр Эндрю?

Возвращение на «ПП» было почти столь же тягостным для меня. Оно проходило отнюдь не при посредничестве пресловутого камушка. Много банальней. Вероятно, это было связано с тем, что я вовсе не желал возвращаться.

По сути, я вообще не имел никаких желаний с момента «…а поутру они проснулись». То есть с утра, наступившего после умопомрачительной ночи в королевской спальне. Если позволить себе легкомысленный каламбур, я не желал чего-либо желать.

Хотелось одного – бессмысленно существовать, уподобясь неразумному растению, не всегда даже осознавая, жив, либо уже нет. А без истинного желания, как известно, Свет никак не проявляет себя в носителе, не обладающем магическими знаниями…

Поэтому я не мог возвратиться «напрямую».

Поэтому в моё распоряжение, в связи с рядом проблем технического характера, была предоставлена огромная и роскошнейшая, но невообразимо тихоходная, королевская яхта, которую революционеры в своё время переделали в мобильный центр оперативного командования наземными силами.

Центр этот использовался ими при захвате планет, входивших в состав Экскалибурского Королевства и после революции некоторое время хранивших верность ниспровергнутым Стюартам.

Специально для меня, Моей Незатенённой СВЕТлости, персонально для бывшего Ашлузга Реставрации, то бишь, всенародного героя, яхта в экстренные сроки была приведена в первозданный порядок. Меня, помимо черепашьей скорости, раздражали её блестящие металлические стены, роскошные залы и громаднейшие, даже по меркам нетесного «Пожирателя», опочивальни.

Особую ненависть почему-то вызвал камин, обычный камин, если разрешить себе использовать в отношении этого анахроничного приспособления терминологию подобного рода. Он пылал в маленькой, очень пижонской с виду, бильярдной комнате. Я не выносил этот камин, я возненавидел его люто, но какой-то части моего сознания нравилось заниматься самобичеванием, и я снова и снова возвращался в бильярдную, и поносил последними словами чёртовых снобов аристократов. Не знаю, какова была природа этой ненависти, чем она была вызвана – ведь раньше я, словно первобытный дикарь, любил открытый огонь, и получал чуть ли не физическое наслаждение при виде того, как изменчивое, живое пламя пожирает сухое дерево.

Помню, однажды при разговоре с Кэпом Йо я упомянул о своём оригинальном огнепочитании, и это признание услышал Бой. Субкарго тотчас заявил, что это пристрастие является не чем иным, как одним из проявлений некрофилии, несексуальной компонентой этого психического комплекса, направленной вовне. Причём сослался Сол на труды некоего марсианского академика Фромма; но тут же быстренько прикусил язык, после того, как на него с удивлением посмотрели Биг Босс и Бабуля – словно испугался, что может быть заподозрен в крамоле бесполезной высокоучёной эрудированности.

После очередного приступа острой ненависти, спроецированного на камин, я приказал обихаживающей меня челяди заложить его, напрочь, чтобы не осталось ни малейшего намёка. Ясно, что на меня вытаращились, как на умалишённого, но, вспомнив приказание милорда относительно святости любого, даже самого извращённого, желания «Его СВЕТлости», ослушаться не решились.

В том же тягостно-гнетущем состоянии я прибыл на «Пожиратель Пространства».

Домой?..

Кэп Йо отдал приказ чествовать меня, словно посланца некоего сказочного Эльдорадо, благословенного государства, отменившего все таможенные пошлины. Он хотел уподобить это чествование своеобразному маленькому параду, но Душечка по моём прибытии сразу же нарушила процедуру, с радостным воплем бросившись мне на шею. Я думал, что к этому времени меня, прошедшего огонь, воду, медные трубы и тернистые изломы экскалибурской гражданской войны, ничто уже не сможет ошеломить. Однако, оказалось, – жестоко ошибся.

Я поначалу подумал, что Тити спутала меня с моим двойником, чванливым псевдо-Джонни, и решила, что, раз уж не довелось стать ей королевой, то упустить титул баронессы она попросту не имеет морального права! Всем особам, посвящённым в околодворцовые расклады, быстро стало известно, что субъект, вначале принятый за экскалибурского кронпринца и поэтому похищенный Экипажем «Пожирателя» с Акыра, – сынок влиятельного барона, являвшегося вассалом императора Хо.

Однако оказалось, что и мои товарищи и товарки располагают информацией об истинной судьбе барончика, которого милосердные маги, примкнувшие к монархистам, давно отправили домой – в родовой дворец Эгмунда Юлианского, барона-отца. Получалось, Тити ни с кем меня не перепутала… Она действительно искренне радовалась МОЕМУ возвращению.

«Может быть, – подумал я, – проблема и раньше заключалась во мне, в том своеобразном мировосприятии, которое я настойчиво внушал себе? А приори, заранее, предвзято относясь ко всем существам человеческой расы, стараясь разглядеть в них только плохие качества?.. Может, я жестоко ошибся, разглядев в Тити демона в юбке? Может, я неадкватно воспринимал реальность тогда, после того злосчастного „ударного“ столкновения с Боем?».

И я, неожиданно для самого себя, удивился. Когда вдруг понял, что хочу верить в реальность этой моей ошибки. Я посмотрел в глаза Душечки и они мне показались необычайно глубокими и сулящими… Нет, не страсть, а ласковое тепло и домашний уют.

Затем я оказался в объятиях Ррри и, задыхаясь, в очередной раз изумился. «От Бабули совсем не пахнет животным, как я считал раньше!», – подумалось невольно.

Затем последовали искренние поздравления остальных. Особенно удивил Сол. (Поразил!!!) Он медленно, как-то даже грациозно, слез со стола, так же медленно, немного по-кавалерийски широко расставляя ноги, прошествовал в мою сторону и, почесав в раздумье ус, молвил:

– Знаешь, пацан, я, наверное, в паре с тобой пошёл бы на дхорра…

Ба пристально посмотрела на своего прямого подчинённого, будто сомневаясь, не было ли это сказано из желания в очередной раз побольней уколоть столь нелюбимого на первых порах новичка. Она вопросительно склонила голову набок и выжидала, что будет сказано после. Молчание нарушила Тити:

– Будто на свете нет других чертей! Сол, снова ты со своим дхорровым дхорром!

Бой как будто взорвался. Настолько оглушительно, неудержимо он заржал. Когда остальные поняли, чем был вызван этот хохот, они также присоединились к субкарго. Серьёзным, как обычно, оставался один лишь Ург. Он, пытаясь перекрыть громкий смех, проскрипел:

– Ваша речь поразительно несовершенна. Ррри называет данный феномен «масляным маслом». Туфтологией.

– Чего-о?!! – удивлённо выдавил Бой, и захохотал пуще прежнего.

…Вольный Торговец «Пожиратель Пространства» готовился к проколу. Капитан решил вернуться с запредельного Ти Рэкса во глубину Освоенных Пределов. На космобазу Танжер-Бета.

Мы как раз успевали на очередную ярмарку, что вызывало среди вольных торговцев живейшее воодушевление. Его подоплёкой являлся тот факт, что сумма эквов на наших счетах существенно, в прямом смысле на несколько порядков, увеличилась. Гонорар за содействие реставрации плюс прибыль за какую-то спекулятивную перепродажу нонда, и к тому же Ррри уже договорилась о каком-то выгодном контракте по доставке в орионский космопорт Виктория-Сити каких-то ящиков, которые нам надо было дождаться и забрать ещё на какой-то планете… «ПаПу» ждали новые рейсы и новые контракты.

На то и Вольный Торговец.

Как оказалось, и я стал настоящим супербогачом. Хотя, согласно законам вольных торговцев и Судовой Роли, мне причиталась всего лишь одна из шестидесяти шести (учитывая нестандартность общего числа членов) равных долей всей полученной Экипажем прибыли. Теперь я мог бы спокойненько выкупить у правительства Косцюшко пару миллионов кавэ километров северных пустошей, отгрохать на них штук сто пять каменных дворцов и жить припеваючи до самой старости. Однако этого мне совсем не хотелось.

…Стоило мне появиться на борту, и моя полнейшая апатия (помнится, один из моих солдат-роче скабрезно пошутил: «Апатия – это отношение к сношению после сношения»), моё нежелание чего-либо желать, приняло менее категоричные формы. Через некоторое время, беря во внимание наличие в своём кармане постоянного контракта, я стал медленно осознавать, что превратился в полноправного фри-трейдера – со всеми вытекающими и привходящими.

И желание, единственно важное для меня Желание, стало потихоньку выкристаллизовываться в моём сознании, обретать плоть…

Я вспомнил, ЧТО для меня является главнейшим из зол. Конец, пускай даже счастливый. Вспомнил, что в моём понимании главнейшее благо – это Продолжение; хотя предпочтительней всё-таки счастливое.

В конце концов, прах Косцюшко я отряхнул с подошв своих лесорубских ботинок не для того, чтобы заделаться обывателем и успокоиться. Я вдруг осознал, что жизнь вольного торговца – на самом деле как раз и есть это самое бесконечное, беспредельное продолжение! Будут следовать контракт за контрактом, рейс за рейсом, планета за планетой, и несть им числа, и после каждого из них мы, МЫ, будем с облегчением вздыхать по поводу того, что все по-прежнему живы и условия контракта выполнены в точности.

Но главное… что главный контракт – по-прежнему впереди! Потому что главным-то его делает именно то обстоятельство, что он – впереди.

Значит, Рейс ещё не окончен…

Вздыхать облегчённо, совсем как сейчас. То, что осталось за спиной, просто так не прошло, не забылось, конечно, и осталось В НАС. Немного (или существенно) нас изменив. Но там, впереди…

ЗВЁЗДЫ.

И они манят.

Неизменно.

Я подумал о том, что, вопреки препонам, всё же смогу заниматься любимым делом – ксенологией. Но теперь не буду столь нетерпим к человекам. Ведь я всё явственней понимал, что каждый из них, ИЗ НАС, – Вселенная, во многом знакомая, но в остальном

совершенно чужая.

Мы, вольные торговцы, изучаем иных существ посредством пресловутого Взгляда Изнутри, метода, столь бесценного в ксенологии.

Что ж, фритрейдеров как некую самобытную расу, я уже изучил…

Но сколько ещё неизведанного, сколько рас и социальных групп впереди! Ведь даже окраины Пределов – это тоже конец, а я искренне люблю вечное продолжение…

Зов Запределья, а, Человек Лазеровиц?..

Я находился в своей каюте, когда перед моим лицом возникла зелёная «мордашка» Мола.

– Энджи, лишь в твоём лице я надеюсь обрести понимание, – обречённо произнёс молачча-гридражжа.

– Что случилось? – заинтересованно спросил я.

– Снова корабельная Сеть. Я случайно выловил в глубинах её памяти… – Мол пытался наиболее корректно сформулировать своё высказывание.

– Ну? – нетерпеливо сказал я.

– Корабельный журнал «Пожирателя Пространства».

– Ну и что в этом удивительного?

– Этот журнал виртуальный.

– Ты надеялся выловить в памяти компьютерной Сети нечто материальное?

– Нет, – прошелестел Мол, – он виртуальный, если можно выразиться подобным образом, дважды. В квадрате… Понимаешь, Энджи, в этом журнале, как я понял, сообщается о том, что произойдёт с «Папой» в будущем. В основном там мелькают имена Урга, Сола и… твоё. Часто упоминается Флоллуэй и ещё какая-то странная дикая планета… Или даже две планеты, дикие…

– Нечто наподобие Энциклопедии? – спросил я.

– Нет, Чёрную Энциклопедию в любой момент можно вызвать снова. Этот же журнал сохранить я не смог, как ни пытался. Сеть позволила мне бегло просмотреть его, убедила, что это соединение мне не пригрезилось, и уничтожила информацию. Странное происшествие. Никогда раньше такого не случалось. Видимо, сказывается… пресловутый отсвет.

– Ну, что ж, продолжение следует… – улыбнулся я.

И подумал:

«Вот и ответ на вопрос: куда дальше???».