В ожидании страшного мига дикой, нестерпимой боли я инстинктивно сжался. Смерть меня не пугала. Каждому суждено умереть рано или поздно. Банальная и все же чертовски верная истина. Но боли я не почувствовал. Мощный удар пулеметной очереди вжал меня в спинку сиденья, пули разодрали грудь, а вспышка беспощадного, пожирающего самолет огня ослепила, обожгла глаза. Холод, беспамятство, а затем накатывающее волнами тепло. Легкое, приятное, согревающее. И ни звука кругом. Абсолютная, безбрежная, убаюкивающая тишина. Она окутывала и несла успокоение. А может, так и должно быть, когда ты покидаешь этот бренный мир, уходишь в никуда, в пустоту и сам становишься никем и ничем? Безмятежность и благодатный покой.
Получается, права была вырастившая меня в одиночку бабка Тоня, говоря, что жизнь не кончается земным бытием? Я по-доброму посмеивался над ней, подсовывал атеистические брошюрки: «Ты б, мама, почитала, набралась уму-разуму». Антонина Семеновна лишь отмахивалась, а иной раз и сердилась, называя меня дурнем. Я не обижался, слишком любил ее и всегда называл мамой, несмотря на то что кровного родства у нас не было. Взяла оставшегося сиротой чужого мальчишку и воспитала. Она очень гордилась, когда я поступил в 7-ю военную школу летчиков имени Сталинградского краснознаменного пролетариата, а потом выполнял интернациональный долг в небе Испании. К началу войны с гитлеровцами я уже командовал звеном и считался в полку одним из наиболее опытных летчиков.
Второй год шла чудовищная, кровопролитная война. Я бил немцев ожесточенно, с остервенением — мстил изуверам за разрушенные города и сожженные деревни, за убитых и угнанных в рабство советских людей, за погибших товарищей. А несколько дней назад получил письмо от давней подруги матери. Короткое, в полстранички. Всего несколько строк, написанных нетвердой рукой малограмотной старушки — о том, что Красная Армия выгнала, наконец, из нашего родного городка фашистскую сволочь, но мать не дожила до этого счастливого дня. Заплясали перед глазами и без того неровные строчки, когда прочитал в конце: «Убили нашу Тонюшку германцы. Воюй Егорушка храбро и товарищам своим передай штоп злодеев фашиских окаянных уничтожали».
Никому о письме я ни слова не сказал. Иначе бы отстранили от полетов на несколько дней, пока не приду в норму. Потому как в таком состоянии обязательно буду лезть на рожон. Снова поднял Ил-2 в небо, чтобы драться с фашистами. В памяти всплыли отрывистые картинки последнего боя: рой «Мессершмиттов», накинувшийся на выстроившихся в круг штурмовиков, немецкий ас с пиковыми тузами на борту, страшная боль в простреленной груди, и злая, исступленная радость от вида задымившегося, вошедшего в штопор «пикового туза», которого смахнул с неба мой стрелок-радист. А затем кромешная тьма и загадочный умиротворяющий свет, пробивающийся сквозь закрытые веки.
Я с трудом приоткрыл глаза. Веки тяжелые, словно налиты свинцом, перед взором все расплывается, сплошной туман, но в теле приятная легкость и совсем нет боли. Ощущение, будто ты птицей неспешно паришь в теплом, густо обволакивающем воздухе. Неужто такова смерть на самом деле?! Легкая, безмятежная. «Вот помрешь безбожником, — ворчала иногда бабка Тоня, — и не пустят тебя ангелы в Рай. Будешь вечно гореть в адском пламени со своим бесом усатым». Я хмурился, когда она поминала недобрым словом товарища Сталина, опасаясь, что услышит кто ее крамольные речи да донесет. А теперь получается, что не ошибалась Антонина Семеновна, ведь невозможно выжить после такого побоища в небе!
Льющийся сквозь молочную пелену тумана мягкий, приглушенный свет вдруг стал намного ярче. Я непроизвольно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, увидел склонившихся надо мной двух мужчин в аквамариновых комбинезонах странного покроя. Один из них был совсем молодым, с копной темных волос, а другой лет на тридцать постарше, уже седой. Незнакомцы смотрели на меня с тревогой и интересом. Первой мыслью было, что передо мной ангелы, но я тут же отогнал ее. Больше эти двое походили на врачей. Да и дышу я, вижу, ощущаю запахи. Неужели выжил?!
Зрение понемногу прояснилось. Я лежал в каком-то контейнере, стоящем посреди поражающего своими огромными размерами помещения. Полный обзор ограничивали матовые стенки контейнера, но потолок, во всяком случае, был очень высоко.
Молодой незнакомец заговорил на иностранном языке, но я не смог разобрать, на каком именно, сплошная тарабарщина. Лингвистом я всегда был никудышным. Даже в школе летчиков, где по большинству предметов меня постоянно ставили в пример сокурсникам, преподаватель немецкого языка с трудом вытягивал мои оценки.
«Я в плену? — от этой мысли похолодело внутри, тревожно кольнуло сердце. — Выжить чудеснейшим образом и оказаться в лапах врагов! Только этого не хватало!»
Но язык явно не был немецким, уж узнать картавый лай фрицев у меня бы знаний хватило.
Тот, что постарше, благожелательно улыбнулся и произнес на чистом русском языке:
— Не волнуйтесь, все в порядке. Вы живы и находитесь среди друзей в лаборатории штаба войск.
Молодой тем временем сконфуженно взмахнул руками, словно поражаясь своей забывчивости, склонился и быстрым выверенным движением вставил мне что-то в ухо.
— Теперь вы меня понимаете? — смущенно спросил он уже по-русски.
Я слабо кивнул в ответ.
— Профессор Олег Левин, — представился тот, что постарше. — А это, — он кивком указал на молодого, — мой ассистент Айра Хоскис.
Я промолчал. Наверное, сейчас было бы вежливым в ответ назвать свое имя, но оставалось слишком много неразрешенных вопросов. Я до сих пор не понимал, где нахожусь и что за люди суетятся передо мной. А вдруг действительно в плену?! Пусть и говорит один из незнакомцев на русском, это еще ничего не значит. Предатели всегда были, есть они и сейчас.
— Как он? — раздался басовитый мужской голос.
Говорящего скрывали стенки контейнера, но я не сомневался, что речь идет обо мне. В подтверждение Айра повернулся на голос:
— Рефлексы и показатели в норме, но шок еще не прошел и ораксиден немного завышен, — пояснил он.
— Это проблема?
— Нет, Советник, полагаю, что это поправимо, — пожимая плечами, ответил Левин.
— Эй, солдат! — Над кромкой контейнера появилось довольное лицо человека в запыленном темно-синем мундире. — Как себя чувствуешь?
— Неплохо, — едва слышно проговорил я.
— Отлично! — неизвестно чему еще больше обрадовался Советник. — Тогда поднимайся!
— Но мы не можем сейчас, — вмешался профессор. — Он еще не готов. Потребуется время на реабилитацию.
— Нет! — отрезал человек в мундире, его лицо стало серьезным. — Если мы хоть немного задержимся, от нас ничего не останется. Они уже внутри.
Мне было непонятно, о чем говорят незнакомцы, но я все же попробовал пошевелиться и привстать. Получалось с трудом.
— Давайте, мы вам поможем, — поспешил на помощь Левин и обернулся к ассистенту: — Айра, сделай ему полтора кубика нимидекса и один пиротабина, срочно.
Пока профессор и человек, которого тот называл Советником, осторожно вытаскивали меня наружу, я успел осмотреться. Здесь было чему подивиться! Огромный просторный зал с высоченными потолками, уставленный диковинного вида оборудованием и такими же контейнерами, как тот, из которого меня только что выудили. Никогда прежде не видел ничего подобного. Повсюду сновали люди в таких же комбинезонах, как на Левине и Хоскисе. Самое удивительное, что все контейнеры, в том числе и мой, снаружи оказались прозрачными!
Первое, что пришло на ум: попал в некую сверхсекретную лабораторию. Кто ею управляет и чем занимаются все эти люди, было непонятно. Но одно ясно точно — на фашистские застенки это место совсем не смахивает, как, впрочем, и на госпиталь.
Мимо быстро прошла какая-то женщина, бросила на меня взгляд, и я вдруг ощутил неловкость от своей наготы, неуклюже прикрылся руками. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, колени подгибались от слабости. Левин усадил меня в кресло.
— Держись, солдат, — озабоченно проговорил Советник. — Сейчас все устроим.
Я кивком поблагодарил за моральную поддержку. Советник выделялся среди присутствующих здесь людей не только одеянием. Твердый подбородок, цепкие глаза, выправка и горы мышц, которые не мог скрыть тесный мундир, сразу дали понять, что человек он военный, хотя ни его звания, ни его рода войск по знакам различия на форме я определить не смог. Прежде не видел ничего подобного.
— Меня зовут Дейв Броуди, — Советник протянул широкую ладонь для рукопожатия.
— Англичанин? — поинтересовался я.
— Ну, — немного поколебался здоровяк, — можно и так сказать.
— Что происходит? — я прервался, набирая полные легкие воздуха, а затем продолжил, окидывая взглядом свое обнаженное тело: — На мне ни одной царапины, но я же точно помню, как…
— Не сомневаюсь, что у вас много вопросов, — пробасил Броуди. — Отвечу на все из них, но только чуть позже. Сейчас нам следует поспешить.
— Извините, — Айра протиснулся между Броуди и Левиным, аккуратно держа в руке небольшой прибор, по форме напоминавший спичечный коробок. — Позвольте, сделаю укол. Не беспокойтесь, это придаст вам силы.
И хотя шприца в руке ассистента я не заметил, все же начал подниматься, но профессор Левин остановил меня:
— Сидите, у нас это теперь делается гораздо проще, чем раньше.
Айра приложил «коробок» к моему плечу, и я почувствовал легкое пощипывание.
— Вот и все, — подытожил ассистент спустя мгновение. — Теперь можно одеваться.
Советник уже торопливо протягивал серый комбинезон и обувь. Я быстро надел комбинезон, поразившись качеству и мягкости материала, потом сунул ноги в странного вида ботинки. Они оказались необычайно удобными, с упругой подошвой. Не удержался, слегка подпрыгнул на месте и остался доволен.
— Говорил же вам! — широко заулыбался Айра.
Только теперь я вдруг осознал, что после чудодейственного укола силы действительно прибавилось. Да что там прибавилось! Полон сил и энергии, как никогда!
Ассистент искренне порадовался результату:
— Теперь вы можете…
Не успел он договорить, как к ним быстрым шагом подошел высокий чернокожий человек в форме, не вызывающей сомнений в его принадлежности к военному сословию. Судя по многочисленным нашивкам и значкам, офицер. В руках человек сжимал большое, грозного вида, оружие.
Вживую негров мне видеть еще не доводилось, но слышал, что их много среди союзников — американцев. «И эти здесь! — промелькнула мысль. — Куда же я попал?»
Вместе с негром подошло несколько солдат с не менее необычным оружием в руках.
— Советник, профессор, — произнес негр с явной тревогой в голосе. — Они прорвали периметр, наши парни не смогут их долго сдерживать. Медлить нельзя, надо уходить.
Известие явно сильно встревожило Броуди и Левина, но они старались сохранять спокойствие. Айра, напротив, побледнел, его губы задрожали, а на лбу засверкали крупные капли пота.
Броуди повернулся к профессору:
— Срочно передайте всю информацию по эксперименту в базовый центр.
— Уже пробовал, не удалось. Внешняя связь прервана.
— Но…! — Советник запнулся, так взволновало его услышанное.
— Все в порядке, — попытался успокоить его Левин. — Полная информация перенесена на носитель, и мы сможем передать ее в Центр с катеров. К тому времени, как мы прибудем на место, работа уже будет вестись в полном объеме. — Он помедлил, прочистив горло. — Даже если нам не удастся добраться туда, работа от этого не пострадает.
— Хорошо, — резко прервал его Советник и обратился к чернокожему офицеру: — Объявите седьмой режим!
Негр понимающе кивнул, быстро обвел взором лабораторию, после чего проделал короткую манипуляцию с тонкой пластиной, закрепленной на его запястье, как часы. Я думал, что сейчас взвоет сирена, как это бывало у нас во время налетов вражеской авиации, но лишь услышал в ухе слабое жужжание, а затем ровный, лишенный эмоций женский голос произнес:
— Внимание! Режим номер семь. Всем сотрудникам незамедлительно собраться в секторе Эс-Кью-4. Расчетное время — шестьдесят секунд.
Невольно потянувшись к уху, я кончиком пальца нащупал маленький плотный кругляшок в слуховом проходе и тут же вспомнил, как Айра вставил что-то туда, прежде чем заговорить со мной по-русски.
Все присутствующие в помещении поспешили в одном направлении, а Советник отошел в сторону и о чем-то тихо переговаривался с чернокожим.
Левин потянул меня за рукав:
— Вы должны пойти с нами. И, пожалуйста, умоляю вас, не делайте необдуманных поступков. Ладно?
— Хорошо, — согласился я, решив пока подчиняться этим странным людям.
Втроем мы поспешили по узким проходам между оборудованием, когда я вдруг заметил сидящего возле одного из прозрачных контейнеров обнаженного светловолосого парня с блуждающим взором. Контейнер был открыт! А парень пытался натянуть на себя точно такой же, как на мне, серый комбинезон. Все остальные люди в лаборатории были одеты либо в военную темно-синюю форму, либо в аквамариновые комбинезоны. Только мы двое отличались ото всех облачением, да и ошарашенный взгляд бедняги говорил сам за себя. Стоявшая рядом с парнем девушка-азиатка помогала ему одеться.
Я на секунду задержался, и белобрысый заметил меня. Наши взгляды встретились. Блондин глянул на мое серое одеяние, затем на свое, а потом вопросительно указал пальцем на открытый контейнер. Я кивнул.
— Поспешите! — крикнул девушке Левин и подтолкнул меня в спину: — Пожалуйста, Кузнецов, поторопитесь!
Услышав свою фамилию, я замешкался, но армейская выучка взяла верх. Сейчас было не самое удобное время задавать вопросы. Мы побежали дальше.
При первой же возможности нужно будет обязательно переговорить с этим парнем. Он наверняка…
Отзвук далекого, но очень мощного взрыва эхом пронесся по помещению, свет мигнул, пол под ногами качнулся, с потолка посыпались хлопья штукатурки. Айра припустил вперед со всех ног, я последовал его примеру. Неужели фрицы и сюда добрались?!
Большая толпа сотрудников и солдат молчаливо поджидала отставших у стены лаборатории, на которой было выведено «SQ-4».
«Уж лучше бы народ сразу у дверей каких-нибудь собрали, — подумал я. — Только время теряют».
Чернокожий призвал всех к вниманию и громко заговорил:
— Двигаемся по маршруту Б-17. Маршрут секретный, но теперь открыт у вас в автоматическом режиме — это поможет сориентироваться в случае чего.
Несколько человек инстинктивно посмотрели на небольшие тонкие пластины на манжетах своих комбинезонов. На серебристом фоне пластин вспыхнули яркие картинки, однако я не смог разобрать, что за изображение появилось на них. Невольно покосился на манжеты своего комбинезона, но на них ничего не было.
Негр тем временем продолжал:
— Лаборантам держаться друг за другом, не отставать. Ждать никого не будем. Гвардейцы будут прикрывать вас сзади и спереди. Всем ясно?
Люди в толпе закивали.
— В секторе 41-38-Би-Эс погружаемся на катера…
Хорошенькая перспектива! Меня все еще мутило, и перспектива плыть куда-то на катерах совсем не прельщала.
— Эй, товарищ! — послышался за спиной тихий шепот.
Я обернулся. Светловолосый парень, который минуту назад у открытого контейнера натягивал серый комбинезон, наклонился ко мне. Он часто моргал выпученными глазами, то и дело растерянно озираясь по сторонам. Вид у него был совсем затравленный.
— Куда мы попали, товарищ? — сбивчиво запричитал он.
— Не знаю, — тихо ответил я.
— Чертовщина какая-то, — блондин еще сильнее вытаращил глаза, одновременно сжимая пальцами виски. — Думал, мне конец. Как выжил, не понимаю! — Он судорожно вцепился мне в плечо: — Мы в плену?
— Непохоже. Вроде как у своих.
— Да как у своих? — не унимался светловолосый. — Говорят-то по-нашему, но этот молодой, что тебя вел, — точно еврей, а этот… — он глазами указал на чернокожего офицера. — Где ты видел, чтобы у нас ниггеры черножопые командовали?
— У нас-то, конечно, нет, а вот у американцев…
— Так я и говорю, что в плену мы.
— Они же союзники? — удивился я, и в этот момент оглушительный взрыв снова сотряс лабораторию. Взрыв был такой мощный, что толпа в испуге шарахнулась в разные стороны. Стоявшего впереди Айру Хоскиса отбросило на меня, и я споткнулся о чью-то ногу, не удержался, упал на колени, успев выставить ладони перед собой. Айра тут же помог мне подняться, сказав что-то на иностранном языке. Его слов я не понял, но зато хорошо разобрал вопли белобрысого. Часто доводилось слышать подобную ругань во время воздушных боев. Так матерились немецкие летчики!
Заметив, что я снова не понимаю его, Айра заглянул мне в ухо, поспешно потянулся к нему рукой и пальцем надавил внутрь слухового прохода.
— Простите, впопыхах плохо закрепил, — извиняющимся тоном проговорил он по-русски.
— Какое же дерьмо! — тоже по-русски воскликнул блондин, но для меня уже многое становилось ясным. Вспомнил, как Айра у контейнера вставил мне в ухо какой-то маленький прибор, после чего все вокруг заговорили на родном языке. А сейчас, при падении, чудесный аппарат, видимо, чуть отошел.
Страшная догадка вдруг осенила меня.
— Как тебя зовут? — обратился я к белобрысому.
— Обер-лейтенант Вольфганг Шульц, — как на плацу отрапортовал блондин. — Восьмой авиакорпус четвертого воздушного флота.
Немчура до сих еще ничего не понимал. Для него люди вокруг говорили на немецком. Даже я лаял по-фрицевски. Его рассуждения о плене, о чернокожем офицере — все становилось объяснимо.
— Пиковый туз?
— Мы знакомы? — немец с удивлением посмотрел на меня.
— Да, немного, — сдерживать себя становилось все труднее.
— Не припомню вас, — блондин озадаченно сдвинул брови. — Нет, совсем не помню.
Стиснув зубы от нахлынувшей ярости, я сделал шаг к блондину так, что теперь нас разделяло всего полметра. Заговорил медленно:
— Старший лейтенант Красной Армии Кузнецов Егор Фомич. Пилот штурмовика Ил-2, с которым схлестнулся твой разукрашенный тузами «мессер».
Блондин в изумлении приоткрыл рот, осмысливая сказанное, затем отшатнулся, но недостаточно споро. Я резко выбросил правый кулак вперед, вложив в удар всю ненависть. Вольфганг не успел уклониться. Он упал навзничь, раскинув руки, а я кинулся на него и с остервенением вцепился пальцами в горло. Блондин захрипел, стараясь оторвать руки от своей шеи, но я сдавил еще сильнее, и лицо немца стало пунцовым, вены на лбу взбухли.
Если бы не подоспевшие гвардейцы, наверняка бы переломил Вольфгангу трахею. Нас растащили, но из рук не выпускали, держали крепко. Теперь мы стояли, испепеляя друг друга ненавидящими взглядами, готовые снова кинуться в драку. Немец сплюнул кровью себе под ноги, дернулся, пытаясь высвободиться из рук гвардейцев. Я лишь брезгливо усмехнулся:
— Хочешь еще, фриц?
Лицо Вольфганга исказилось гримасой бешенства, он снова попытался вырваться, но один из гвардейцев, не раздумывая, саданул ему ребром ладони по печени. Удар был не сильный, однако весьма чувствительный. Немец аж изогнулся от боли.
— Прекратите сейчас же! — Советник продрался сквозь толпу и встал между мной и Вольфгангом. — Мы вас не за тем вытащили, чтобы вы тут счеты сводили. — Он смолк, пристально оглядывая нас, затем жестко произнес: — Вы нам нужны. Оба! Я знаю, что вы были заклятыми врагами. Но сейчас у нас у всех общий враг. И он не знает пощады, настоящее сатанинское отродье.
Заметив недоверие в моих глазах, Броуди добавил:
— Нет времени объяснять, надо поторапливаться. На все вопросы отвечу на катере. Могу сказать только, что…
Стена, перед которой мы стояли, неожиданно беззвучно заскользила вверх, открывая взору длинный узкий тоннель.
— Вперед! — громко скомандовал чернокожий офицер, пропуская внутрь трех гвардейцев.
Толпа затихла, все в напряжении следили за проскользнувшими в проход бойцами. Люди закрывали мне обзор, слышны были только гулкие отзвуки бегущих по тоннелю гвардейцев, да и они вскоре стихли.
— Стена выдержит? — поинтересовался Советник у чернокожего.
— Нет, — ответил тот. — Какое-то время нам даст, конечно, пока они будут с ней возиться, но немного.
Что же тут творится такое? Кто они?! От кого мы бежим?
Стоявший неподалеку Вольфганг косился на меня, но взгляд блондина уже утратил злобный огонь. Немец выглядел озадаченным и, пожалуй, даже немного напуганным.
— Чисто! — раздался бойкий голос из прохода.
— Вперед! — снова прокричал чернокожий, взмахом руки показывая сотрудникам лаборатории, чтобы они поспешили. Но не успела толпа и шага сделать, как снова раздался мощнейший взрыв.
Несколько уставленных рядами капсул со звоном раскололись. Огромная стальная дверь в дальнем конце лаборатории выгнулась пузырем, затем словно пушинка пронеслась в воздухе до середины помещения и с грохотом рухнула вниз, сминая оборудование. С потолка полетели искры, по стенам поползли трещины. В образовавшуюся дыру ворвались клубы дыма, который начал быстро заполнять помещение.
— Первый взвод! — во всю глотку заорал чернокожий. — Прикрывать отход!
Левин резко пихнул меня в спину:
— Скорее!
Он схватил меня за рукав и потянул за собой внутрь коридора. У входа образовалась сутолока — перепуганные лаборанты расталкивали друг друга локтями, каждый норовил первым попасть в спасительный проход. Позади раздались выстрелы. Несколько человек упало, кто-то истошно закричал в предсмертной агонии.
Оглянувшись через плечо, я успел только мельком заметить в клубах распространявшегося дыма смутные темные силуэты и вспышки выстрелов. Толпа внесла меня внутрь тоннеля. Уже будучи в нем, я снова оглянулся. Сверху быстро опускалась стена, отсекая нас от лаборатории. На полу перед входом лежало с десяток изорванных пулями тел не успевших укрыться в проходе бедолаг. Несколько оставшихся снаружи гвардейцев отчаянно отстреливались, пытаясь сдержать нападавших. От увиденного похолодело в груди. Эти солдаты будут биться до конца, чтобы дать нам возможность спастись.
Стена бесшумно опустилась, звуки разгоравшегося боя стали едва различимы. Айра Хоскис с облегчением вздохнул, но я, в отличие от него, понимал, что радоваться еще рано. Видел, каким мощным оружием обладают неведомые враги, когда массивная стальная дверь вылетела на середину лаборатории, словно вообще ничего не весила. Припомнился и недавний разговор между Советником Броуди и чернокожим офицером о том, что скрывавшая потайной ход стена долго напора не выдержит. Кем бы ни были враги, они быстро сминали на своем пути любое сопротивление и любые преграды. Даже упоминание о них сеяло среди окружавших меня людей панический страх.
— Не отстаем, — давал последние наставления офицер. — При движении не растягиваться, быть начеку. Какими проходами они уже овладели, неизвестно. Сигналы глушатся, а потому мы сейчас, как слепые котята.
Люди его внимательно слушали. Даже Советник, который, несомненно, был здесь старшим по званию, полностью доверил себя опыту чернокожего офицера.
— Бегом! — громко скомандовал негр, и толпа устремилась за ним по длинному узкому проходу.
Тоннель уходил вдаль, затем резко сворачивал вправо и вился путаным лабиринтом со множеством ответвлений, которые мы пробегали, не останавливаясь. Становилось ясно, что без четкого знания правильного пути заблудиться в хитросплетении подземных ходов было делом плевым. Периодически на стенах я замечал тускло поблескивающие символы, но их значение оставалось загадкой.
Вместе с Айрой Хоскисом и профессором Левиным я бежал сразу за спинами передовой группы гвардейцев. Немец, сопровождаемый девушкой-азиаткой, тоже был рядом, но, чтобы не возникло новой потасовки, нас теперь намеренно отделяли два солдата. На скуле у фрица разливалась сизая гематома, на подбородке запеклись кровавые разводы.
Я старался не обращать на немца внимания, всецело одолеваемый мыслями о сложившейся ситуации. Постепенно сопоставляя факты, пытался соединить имеющиеся сведения в единое целое. Уже было ясно, что я не в Советском Союзе: странное сборище людей разных национальностей, необычная военная форма, непонятное оборудование и пугающее оружие. В плену быть тоже не мог — относились ко мне, старшему лейтенанту Красной Армии, достойно. Но оставалось много нерешенных вопросов. Как сюда попал? Был ранен и перевезен, находясь в беспамятстве? Но на теле ни единой царапины! Опять же, если попал к союзникам, то почему с их стороны такое же хорошее отношение к фашисту? И что за неведомый враг, страх перед которым должен объединить нас? Ведь нет в мире такой силы, которая могла бы сейчас, в ходе Второй мировой войны, сплотить противоборствующие стороны.
Быстро перебрал в памяти все крупные государства, но каждое из них так или иначе втянуто в эту войну, и ни какое из них в одиночку не представляет для остальных серьезной угрозы. А если внезапно образовался какой-то новый союз, обрушивший свою мощь на СССР, США, Англию и Германию? Чушь! Даже если полмира объединилось бы против этих сверхдержав, они не в состоянии им ничего противопоставить!
Чем больше думал обо всем, тем больше запутывался. На каждое, даже самое нелепое, объяснение возникала цепочка новых вопросов. И ответов на них не было. Можно предположить, что нас с фрицем пытаются ввести в заблуждение, но какой в этом смысл? Оставалось только ждать, когда у Советника найдется свободная минута для разговора.
Мы уже минут десять петляли по узким проходам, когда далеко за спиной раздался приглушенный взрыв, эхом разносясь под высокими сводами тоннеля. Айра содрогнулся, опасливо оглядываясь. Заметив на себе мой взгляд, выдохнул отрывисто, сипло:
— Пытаются пробить стену!
Поняв, что враги заняли лабораторию и теперь всерьез взялись за перекрывавшую вход в тоннель потайную стену, гражданские ринулись вперед сломя голову. Они понеслись, толкая друг друга, спотыкаясь, и едва не сбили с ног Советника.
— Сохранять строй! — гаркнул он, оборачиваясь.
Его резкий окрик, казалось, привел людей в чувство, но глаза их все равно были наполнены ужасом.
— Продолжаем движение! — прокричал офицер, подбадривая запаниковавшую толпу в аквамариновых комбинезонах.
Он бежал впереди с Советником и несколькими гвардейцами, указывая путь. Остальные гвардейцы чуть приотстали, прикрывая толпу гражданских сзади. Негр слегка сбавил темп, поравнялся с Советником, и до меня донеслись его слова:
— Есть слабый сигнал, — при этом офицер показал Советнику маленький тонкий прибор, поверхность которого переливалась голубоватым светом. — Я предупредил команду, что мы на подходе.
Советник и чернокожий обменялись еще несколькими фразами, но разобрать их я уже не смог. Побежал чуть быстрее, стараясь держаться поближе к ним.
— Сколько еще? — Советник, видимо, тоже оказался в этих проходах впервые.
— Немного, метров шестьсот, — чернокожий снова сверился со светящейся карточкой. — Главное, чтобы стена подольше их задержала. Нам бы до катеров добраться, а там дежурит взвод моих ребят.
При упоминании о катерах я снова ощутил, как к горлу подступает тяжелый комок. Летчик испытывает невероятные перегрузки во время полетов, он к ним привычен, но после сегодняшнего даже для опытного летуна катера были явным перебором. Стоило мне представить покачивающуюся на волнах лодку, сразу становилось дурно.
Неожиданно офицер поднял руку, призывая всех остановиться.
— Пятнадцать секунд отдыха, — сказал он, а сам поманил в сторону Советника и передовых гвардейцев.
Гражданские сгрудились в кучу, боязливо озираясь. Некоторые присели на корточки, пытаясь отдышаться. Они жадно ловили воздух широко открытыми ртами, но это, судя по всему, мало помогало. Чернокожий офицер тем временем показывал что-то Советнику и гвардейцам на экране маленького прибора. От меня не ускользнуло, что выглядели они крайне напряженно и взволнованно. Как бы невзначай сделал пару шагов вперед, прислонился к стене спиной, прислушиваясь к разговору военных.
— Они уже здесь, — с досадой произнес чернокожий. — Прорвались с восточного входа и идут нам наперерез. Если им удастся пробить стену в лаборатории, мы окажемся зажатыми в клещи.
— А если попробовать пройти тут, минуя их? — Советник ткнул пальцем в серебристую пластину на своем манжете.
— Возможно, — ответил чернокожий и, немного помедлив, добавил: — Во всяком случае, я на это надеюсь.
Из разговора становилось очевидным, что ситуация критическая. Я еще раз посмотрел на солдат, на их диковинное оружие. Спросил у Левина:
— Может, и мне полагается что-нибудь для защиты?
Профессор перевел взгляд на Броуди:
— Я думаю, не помешает дать ему автомат, — Левин кивком указал на оружие в руках стоявшего неподалеку гвардейца.
Советник отрицательно покачал головой:
— Извините, но не сейчас. Доверьтесь пока нашим гвардейцам, — ответил он и обратился к столпившимся людям: — Продолжаем движение!
Бег по безликим коридорам выматывал, отнимал последние силы. Ныли от напряжения мышцы ног, сбивалось дыхание, спина взмокла от пота. Профессор Левин пыхтел рядом, поддерживая под локоть вконец обессиленного Айру.
Миновали еще несколько развилок и ответвлений. Одни были такими широкими, что по ним вполне мог проехать автомобиль, другие совсем узкими, в ширину плеч. Большинство проходов было ярко освещено, но некоторые чернели непроглядной темнотой.
Именно из такого темного, зияющего холодным мраком прохода и выскочили на нас преследователи. Несколько врагов вылетели из него, вклинившись посередине толпы бегущих гражданских. Столкновение было явно неожиданным для обеих сторон, но нападающие сориентировались быстрее. Ярко полыхнули вспышки огня из нескольких стволов. Сухие щелчки выстрелов слились воедино, заглушая крики обезумевших от ужаса людей. Толпа с воплями отпрянула к противоположной стене тоннеля, но деваться здесь было некуда.
Обернувшись на шум, я увидел, как пули разрывают тела несчастных, окрашивая аквамариновые комбинезоны бурыми пятнами крови, как из черноты узкого прохода один за другим выскакивают вражеские солдаты. Они действовали молча, двигались по-кошачьи стремительно и мягко, мгновением позже смешавшись с обратившейся в паническое бегство толпой еще остававшихся в живых гражданских. Разглядеть врагов в образовавшейся сумятице не представлялось возможным, только мелькавшие тут и там силуэты в ядовито-зеленой форме.
Над ухом громыхнул выстрел, и я инстинктивно вжал голову в плечи, припал на колено. Чернокожий офицер возвышался надо мной, стреляя одиночными. Гвардейцы явно растерялись — враги оказались между бойцами передовой группы и прикрывающими гражданских с тыла, но теперь они настолько смешались с обезумевшей толпой, что выцепить точную цель не представлялось возможным. Гражданские, в надежде на спасение, бежали к своим, враги следовали по пятам, прикрываясь ими. Я отпрыгнул к стене, чтобы не быть сбитым с ног, а чернокожий и гвардейцы ринулись вперед, отсекая врагов.
Только теперь я смог хорошо разглядеть их, и первое, что пришло в голову: нас атакуют дети в странного вида рыцарских доспехах ядовито-зеленого цвета. Незнакомцы были всего метра в полтора ростом, облаченные в плотные чешуйчатые панцири и овальные шлемы, полностью закрывавшие не только их головы, но и лица. Стреляли они из еще более диковинного оружия, чем было у гвардейцев, ничего подобного я доселе не видывал.
После короткой перестрелки с расстояния в несколько шагов стороны схватились врукопашную. Несмотря на небольшой рост, враги оказались чертовски проворными и бились жестоко. Я видел, как закрепленные на пальцах врага лезвия молниеносным ударом рассекли голову чернокожего офицера на несколько частей. Смерть собирала богатую жатву.
Гвардейцы не выдержали натиска, начали отступать, пятясь спиной. Один из бойцов рухнул рядом со мной, хватаясь за простреленную грудь и корчась от боли. Его автомат скользнул мне под ноги, и я, не раздумывая, схватил его. Оружие было незнакомой модели, но, несмотря на размер, гораздо легче ППШ, который со снаряженным магазином весил чуть больше пяти килограммов. Автомат удобно лежал в руках, но как с ним управляться, сразу понять не удалось. Я нагнулся к умирающему гвардейцу, прокричал:
— Как стрелять?!
— Кнопка на рукояти, — зашептал тот, кривясь от боли. — Просто жми.
Я быстро нашел ее, с силой вдавил, целясь в скопление напирающих противников. Ожидал резкой отдачи, но автомат даже не дернулся. Пули ровной линией вгрызлись в панцирь ближайшего врага, оставляя на нем крохотные дырочки. Враг содрогнулся, завыл тонко, протяжно, но не остановился. Взвившись в прыжке, он кинулся на меня, сбил на пол, и мы покатились, вцепившись друг в друга. Автомат выпал из рук, и я в последнюю секунду успел перехватить запястья противника. Тот приглушенно зашипел, острые лезвия на его толстых коротких пальцах потянулись к моим глазам, но я извернулся, рванул руки врага в сторону, отводя от себя, услышал, как заскрежетали лезвия по бетонному полу.
Краем глаза заметил, как кто-то подскочил сбоку, со всей силы ударил нависшего надо мной противника ногой по голове, а затем еще и еще. Шлем соскочил, обнажая голову врага, и у меня перехватило дыхание от ужаса и омерзения. Вместо человеческого лица я узрел перед собой вытянутую, покрытую короткой бурой шерстью морду с ощеренной рядами игольчатых зубов пастью. Существо пронзительно зашипело, обдавая меня брызгами густой слюны и трупным зловонием. Два из четырех черных глаз повернулись в сторону человека, пришедшего на выручку, остальные два вперились в меня. Существо попыталось вырвать лапу, рубануть лезвиями по ногам нападавшего, но я держал крепко, не выпустил.
— В шею ему! — Советник Броуди кричал истошно, с надрывом. — Бей в шею!
В этот момент существо резко выгнулось в спине, откидывая морду вверх, и пронзительно взвыло. Его тело пробила судорога, ноги дернулись в конвульсиях. Кто-то схватил чудовище за шиворот, стаскивая с меня, но я продолжал держать запястья неведомого врага, словно тот мог еще причинить вред.
— Вылезай, — склонился надо мной Вольфганг, одновременно вытирая о штанину огромный тесак. — Да отпусти ты зверюгу.
С трудом приподнявшись на локте, я не спускал глаз с оскаленной морды существа. Четыре черных глаза безжизненно смотрели в потолок. Я расцепил пальцы, отпуская лапу, и только сейчас заметил, что лезвия на ней на самом деле — прочные острые когти.
Вольфганг отбросил труп существа, а профессор Левин протянул мне руку, помогая встать. Айра Хоскис с парой гражданских жались к стене, в оцепенении глядя на чудовище.
Бой еще продолжался, но гвардейцы уже загнали врагов обратно в темный проход и добивали их там. Тоннель был завален трупами людей и чужаков, пол залит кровью, на стенах зияли выбоины от пуль. С некоторых тварей были сорваны шлемы, и от вида отвратительных звериных морд мороз пробежал по коже.
— Что это за нечисть такая?
— Чертовски живучие и совсем не знают страха смерти, — задумчиво проговорил Советник, но на вопрос не ответил.
Звуки выстрелов в темном проходе смолкли, гвардейцы возвращались. Некоторые были ранены, и товарищи поддерживали их.
— Надо спешить, — глядя на приближавшихся бойцов, проговорил Советник. — Мы почти у цели, но если твари из лаборатории прорвутся, нам с ними уже не справиться.
Я упрямо покачал головой:
— Никуда не пойду, пока не объясните, что за чертовщина тут творится и где мы, собственно говоря, находимся.
— Поддерживаю, — Вольфганг встал возле меня.
Советник нахмурился, хотел было что-то сказать, но профессор Левин опередил его:
— Вы в будущем, — он старался говорить как можно спокойнее, но получалось плохо. — Вернее, для вас это будущее, а для нас — настоящее. И, как вы успели заметить, достаточно дрянное.
Мы с Вольфгангом непонимающе смотрели то на него, то на Советника.
— Сейчас не 1943 год, — пояснил Броуди, а затем произнес, медленно растягивая слова, словно так нам было бы проще поверить в происходящее: — Сейчас две тысячи сто двенадцатый год от Рождества Христова.
— А эти нелюди… — Левин со злостью пнул мыском труп зарезанного Вольфгангом существа. — Мы ничего не знаем о них, кроме того, что они прилетели из космоса и убивают нас.
Трудно было в полной мере осознать сказанное. Да и поверить в подобную чепуху в здравом уме невозможно, если бы только мы не видели все собственными глазами. Но даже при этом разум отказывался принять действительность.
Однако времени на осмысление нам с Вольфгангом не дали. Мощный взрыв ухнул далеко позади, гулким эхом разносясь по лабиринту ходов, — твари в итоге пробили стену и теперь ринулись по туннелю в погоне за нами.
Вольфганг торопливо вытащил карточку из застывших пальцев мертвого чернокожего офицера, показал ее мне. Не знаю, как действовал таинственный механизм поразительной пластины, слишком тонка она была, чуть толще бумажного листа, но при ближайшем рассмотрении на ней ясно различались объемные изображения коридоров. Немец случайно прикоснулся к поверхности карточки, и на ней сразу сменился план. Теперь мы отчетливо видели крохотные фигурки людей. Они двигались! Они были ожившими, словно я смотрел кинофильм!
— Вот наша цель, — пояснил Советник, указывая на вспыхнувшую посередине маленького экрана яркую красную точку. — Ангар. Именно там нас ждут катера. — Он ткнул пальцем сбоку пластины, и на ней высветились цифры. — Осталось всего триста метров. Должны успеть.
Мы снова побежали по коридору и через несколько минут благополучно добрались до массивной стальной двери. Никто не произнес ни слова, все молча ждали, пока Советник проделает необходимые манипуляции с замысловатым замком и откроет проход.
Я пребывал в состоянии полнейшего шока. Масса странных, необъяснимых событий, пережитых за такой короткий промежуток времени, кого угодно введет в ступор. Немецкий летчик, судя по всему, испытывал схожие чувства. Вид у него был озадаченный и оторопелый. Никогда бы не поверил, что окажусь в одной упряжке с фрицем. Он по-прежнему оставался для меня заклятым врагом, но, странное дело, жгучая ненависть к нему уже не разъедала душу. Стоило признать, что, не подоспей этот арийский молодчик вовремя, неизвестно, чем бы закончилась моя схватка с инопланетным чудищем. Скорее всего, оно бы меня одолело, порвало клыкастой пастью или исполосовало острыми, как бритва, когтями. Фриц действительно спас меня, что уж тут скажешь. И все же морду ему я бы при случае с удовольствием начистил за дела его прежние.
Дверь медленно сдвинулась с места, и наш поредевший отряд, не дожидаясь, когда она полностью откроется, проскользнул внутрь ангара.
Охраняла помещение большая группа гвардейцев.
— Нас преследуют, — выдохнул Советник Броуди их командиру, и тот взмахом руки отправил часть своих людей встретить врага на подступах. Человек двадцать с оружием на изготовку поспешили в тоннель, дверь за ними плотно закрылась.
Полупустой ангар поражал своими размерами. На площади его можно было разместить три футбольных поля, а под сводчатым потолком вполне втиснулся бы один из тех современных восьмиэтажных домов, которые я видел во время поездки в Москву в 1940 году.
В центре ангара стояли три черные конструкции. Метров семи в длину, они имели округлую, обтекаемую форму и сужались к концам, напоминая огромные сигары.
— Быстрее! — заторопил Советник, подгоняя нас к странным конструкциям.
Находившиеся возле них гвардейцы сноровисто разделили нас на три группы. Мы с Вольфгангом оказались в одной команде с Советником, профессором Левиным и Айрой Хоскисом. Остальных гражданских рассредоточили по двум другим группам.
Конструкции были цельнометаллические, без единого шва, вероятно отлитые целиком, а затем тщательно отполированные. Никаких катеров в ангаре не было, и зачем нам нужно топтаться возле этих железяк, я понятия не имел, пока сбоку нашей «сигары» вдруг не отошла в сторону скрытая панель. Изнутри образовавшегося проема выдвинулась лестница, и стало понятно, что эти конструкции не что иное, как механические аппараты.
«Так вот, значит, какие тут катера, — догадался я. — Только как же мы на них поплывем?»
Воды нигде рядом не было, но я предположил, что, вероятно, после погрузки откроются некие шлюзы и бушующий поток вынесет нас в реку или в море. Меня даже посетила мысль, что перед нами современные подводные лодки. Очень уж «сигары» их напоминали. Иллюминаторов на катерах не имелось, но такие мелочи меня уже переставали удивлять. Я решил пока не морочить себе голову и довериться Броуди и Левину. Они явно знали, что делали.
— Грузимся! — скомандовал Броуди, пропуская на трап столпившихся людей нашей группы.
Командир гвардейцев подбежал к нему, поинтересовался:
— Советник, что с ротой охраны? Наши дальнейшие действия?
— Прикрывайте отход катеров! — Броуди старался не смотреть парню в глаза. — Вы сами знаете, как это важно.
Гвардеец молча кивнул, и, взглянув на Советника, я понял, насколько тяжело ему сейчас приходится. Парни оставались защищать наши задницы, и наверняка этот бой станет для них последним. Фактически Броуди сейчас разговаривал со смертником.
Советник протянул командиру гвардейцев руку, и тот крепко пожал ее. Им не надо было говорить друг другу что-либо, они и без того все прекрасно понимали, но Броуди все же сказал на прощание надломленным голосом:
— Я вышлю за вами спасательные катера. Надеюсь, они успеют подобрать вас.
Гвардеец козырнул и отправился отдавать последние указания своим парням. Похоже, он и сам не верил в обещанные Советником катера. Но он не скажет об этом остающимся с ним солдатам. На войне иногда приходится брать на себя тяжкое бремя лжи, чтобы у тех, кто сражается плечом к плечу с тобой, оставалась хоть малая толика надежды на спасение.
Провожая взглядом командира гвардейцев, я ступил на лестницу и тут же застыл, услышав над головой резкое скрежетание металла. Идущий за мной Вольфганг ткнулся мне в спину.
— Скорее, Егор! — нетерпеливо воскликнул Броуди, поторапливая меня взмахом руки.
Но я не мог оторваться от представшего зрелища, стоял как вкопанный, задрав голову так, что заныла шея. Немец тоже глядел вверх, рот у него приоткрылся от удивления. И было от чего! Высоко над нами сводчатый потолок ангара медленно расползался, словно створки диафрагмы гигантского фотоаппарата. В образовавшемся просвете показалась яркая полоска голубого неба. От удивления я невольно присвистнул.
— Не задерживайте вылет! — снова гаркнул Броуди.
И тут меня осенило: мы не поплывем, а полетим!
Сигарообразные катера были не чем иным, как самолетами будущего, а для вылета наружу использовался огромный люк наверху ангара. У летательных аппаратов не было ни крыльев, ни винтов. Ничего, что в наше с Вольфгангом время было обязательными составляющими самолетов. Не имелось даже иллюминаторов. Но технологии этого мира уже переставали меня удивлять. Возникал лишь один вопрос: как, несмотря на размеры ангара, они собирались взлетать? Места для разгона тут совсем не было.
Диковинный катер и внутри поражал воображение. В нем было светло, просторно и уютно, а такой богатой отделки салона в летательном аппарате я и представить не мог. По обе стороны широкого прохода тянулись ряды мягких бежевых кресел, большинство из которых уже заняли гвардейцы нашей группы. Поднявшийся следом за нами Советник Броуди указал мне и немцу на кресла, расположенные в носу катера, сразу за сиденьем пилота. Сделал он это, как выяснилось впоследствии, не случайно. Броуди рассчитывал на наш с фрицем профессиональный интерес к летному делу, и не ошибся. Конечно, нам хотелось увидеть, как управляется самолет будущего. Сам Броуди опустился в кресло рядом с нами и профессором Левиным.
Я устроился поудобнее, поставив подобранный в бою автомат между колен. Броуди повернулся к нам с Вольфгангом:
— Пристегнитесь, — распорядился он и, заметив на наших лицах непонимание, пояснил: — Нажмите сенсорную кнопку вот здесь, — Советник указал на кораллово-красное пятнышко сбоку на подлокотнике.
Едва я прикоснулся к нему, с изголовья кресла по моим плечам заскользили две серебристые ленты. Они вперехлест обхватили мою грудь, а затем с легким щелчком закрепились внизу. На ощупь ленты были мягкими, шелковистыми. Недоумевая над необходимостью такой «защиты», я продел под них пальцы, потянул от себя. Ленты легко поддались. Однако стоило мне дернуть их чуть резче, как они плавно вжали меня в спинку сиденья.
Краем глаза я заметил, что Вольфганг делает то же самое, с интересом изучая очередную техническую новинку. Изумленно покачав головой, он прямодушно пробормотал:
— Мне бы в «мессер» такие ремни…
Я покосился на него, вновь с трудом подавляя неудержимое желание двинуть по фрицевской роже так, чтобы вбить ему в глотку все его оставшиеся зубы, но немец благоразумно заткнулся и неуклюже пожал плечами, словно извиняясь.
Наше внимание отвлек пилот, вошедший в катер последним. На нем был черный комбинезон, очень похожий на форму гвардейцев, и шлем, полностью закрывающий голову и лицо. Едва летчик занял свое место, Броуди скомандовал:
— Взлет!
— Точка прибытия? — Голос пилота исходил из динамика на шлеме и звучал слегка приглушенно.
— Вторая российская зона.
— Есть, Советник!
Я замер в ожидании, что произойдет дальше, ведь на месте пилота не было ни штурвала, ни тумблеров, ни датчиков — только изогнутая широкая панель, напоминавшая большой темный экран. Пилот провел пальцами перед экраном, и на нем вспыхнули бегущие колонки символов, ожили линии графиков, а прямо в воздухе перед ним повисли голографические столбцы цифр. Длинные тонкие пальцы пилота ловко парили над сенсорными клавишами, словно он играл на фортепиано. Но самое удивительное, что непроницаемые стены катера вдруг стали прозрачными вдоль бортов, и мы смогли увидеть все, что творилось снаружи. У пилота обзор оказался еще лучше.
Катер взлетал. Он двигался так легко и плавно, что я не заметил, как мы оторвались от поверхности. Заинтересовавшись приборами пилота, я отвлекся, а когда посмотрел по сторонам, то увидел, что катер уже парит метрах в двадцати над землей. Не было рокота двигателя, вибрации — ничего! Пилот лишь манипулировал пальцами перед экраном! Аппарат легко поднялся вертикально в воздух и завис. Изумлению моему не было предела. Вольфганг тоже удивленно вертел головой.
Наконец второй аппарат поднялся над землей и завис под нами в ожидании, когда закончится посадка на последний катер. Но взлететь ему было не суждено. Мощный взрыв заставил нас вздрогнуть, катер слегка качнуло, отбросило в сторону, но пилот сумел удержать его и выровнять. На экранах было отчетливо видно, как на месте массивной двери ангара образовалась огромная брешь и в нее сквозь клубы дыма хлынул поток инопланетных солдат. Они быстро рассредоточились, на ходу расстреливая пытавшихся остановить их гвардейцев, и спустя мгновение смели защитников и атаковали стоявший на земле катер. Чужаки сожгли его из своего дьявольского оружия вместе с находившимися в нем людьми за считаные секунды.
Второй катер поднялся уже достаточно высоко, и я подумал, что ему удастся избежать плачевной участи, но он вдруг завертелся волчком и стремительно рухнул вниз. С места его падения взмыл ввысь огненный столб, густой черный дым окончательно скрыл от нас происходящую на земле бойню. Стрельба в ангаре еще продолжалась, остатки гвардейцев отчаянно сопротивлялись, но судьба их была предопределена. Надо было скорее убираться отсюда, пока и нас не подбили.
Пилот не стал дожидаться приказа Советника. Катер стремительно рванул вверх к раскрытым шлюзам, к спасительной синеве ясного неба. В салоне стояла мертвенная, гнетущая тишина. Никто из присутствующих не проронил ни единого слова. Всех переполняли отчаяние и бессильная ярость. Лицо Советника побагровело, на скулах заходили желваки.
— Уничтожь их! — сухо, сквозь зубы прорычал он.
Пилот не ответил, лишь слегка кивнул. Он провел пальцами по боковой панели, коснулся мерцающих холодным янтарем клавиш. Раздался тихий щелчок, и каждый из нас смог увидеть на большом экране у пилота, как из отверстия, образовавшегося на нижней части корпуса катера, вылетело два небольших шара. Бомбы?! Вспомнилось тут же, как еще несколько дней назад я на своем «горбатом» Ил-2 утюжил позиции фашистов. Наши бомбы весили около пятидесяти килограммов каждая, и после сброса сразу ощущалась значительная потеря веса. Эти же выглядели слишком малыми, чтобы причинить тварям значительный ущерб. Но опасения мои были напрасными.
Мы вылетали через шлюзы наружу и были уже, как мне казалось, на безопасном расстоянии, когда внизу раздался оглушительный грохот. Взрывная волна настигла нас, катер сильно тряхнуло. Огромный столб ревущего огня взметнулся вверх, обдав корпус летательного аппарата языками пламени и заставив нас вжаться в сиденья.
Кто бы мог подумать, что два таких маленьких шара наделают столько шороху! Эти бомбы оказались чертовски мощными для своего размера. Не приходилось сомневаться, что внутри ангара не осталось ни одного живого существа. Находившиеся в нем и в прилегающих тоннелях чужаки хорошенько поджарились.
Катер набирал скорость. Но если мы надеялись, что вырвались, наконец, на свободу и опасность миновала, то серьезно ошиблись. Многое я повидал во время войны, но то, что творилось в небе сейчас, походило на конец света, и иначе это никак нельзя было назвать. Мы попали в настоящий ад!
Землю, насколько хватало глаз, застилали плотные черные клубы дыма, поднимавшиеся от горящих строений разрушенного города. А небо, казавшееся снизу через шлюзы ангара голубым, на самом деле таковым не было. Его испещряли всполохи разорвавшихся снарядов и дымные следы трассеров. Страшное, исполосованное войной небо.
Несколько сотен летательных аппаратов, некоторые побольше, другие поменьше, на невероятных скоростях рассекали воздух. Боевые катера людей сражались с летательными аппаратами чужаков, выглядевшими столь же омерзительно, как и их хозяева. Окрашенные в ядовито-зеленые тона, они походили на панцири крабов, испещренные гнилостными водянистыми волдырями и иглами. Для чего служили «волдыри», понять сразу было невозможно, тогда как «иглы» являлись орудиями, изрыгающими смертоносный огонь.
Едва мы очутились в гуще боя, Советник отстегнул ремни безопасности, поднялся с кресла, встал рядом с пилотом и, упершись ладонями в панель, громко пробасил:
— Внимание! Всем командирам эскадрилий! Говорит Советник Броуди! Всем боевым кораблям прикрывать отход катера номер «04-56-2»! Позывной — «Тайпэй»!
Десятки катеров тут же образовали между нами и чужаками защитную линию, бой разгорелся с новой силой. Тяжело вздохнув, Броуди вернулся на свое место.
Судя по характеру схватки, чужаки, бесспорно, побеждали. Они превосходили наших пилотов и количеством, и умением. Даже неопытного взгляда хватило бы, чтобы понять, что в массе своей вражеские пилоты действовали быстрее и лучше маневрировали. Чужаки дрались слаженно, работая звеньями по четыре машины. Они нападали на наши катера и расстреливали их сразу либо, если наш пилот оказывался опытным, загоняли его, ожидая, пока человек совершит какую-нибудь ошибку, и уже потом добивали. Мы с Вольфгангом изумленно переглянулись. То, что мы видели, походило на настоящую бойню. Печально было смотреть, что враг, успешно нападающий на земле, главенствует и в небе. Редко, когда нашим летчикам удавалось подбить противника, но они делали все от них зависящее, чтобы мы смогли вырваться из битвы и скрыться.
Кроме многочисленных «крабов», как я их прозвал про себя, высоко над облаками, чуть в стороне от боевых действий, застыл огромный летающий аппарат чужаков, из чрева которого на смену подбитым «крабам» периодически вылетали новые. Заметив наши с Вольфгангом взгляды. Советник с горечью в голосе пояснил:
— Их базовый корабль. Нам только раз удалось подбить такой.
— Смогли осмотреть? — поинтересовался немец.
— Да, — кивнул Броуди. — Внутри в несколько ярусов палубы для сотен катеров, склады, ремонтные мастерские. Подобраться к ним практически невозможно, настоящие крепости.
И действительно, вокруг базового корабля постоянно вилось несколько эскадрилий «крабов». Они не отвлекались на бой, в их задачу явно входила только защита летающей крепости.
— Почему наши летчики работают двойками? — решил я задать вопрос, видя, что звенья в таком числе не могут противостоять четверкам чужаков.
— Нам не хватает машин и бойцов, — нахмурился Советник. — Мы не были готовы к войне, тем более к такой масштабной… — Он вдруг в сердцах ударил себя кулаком по бедру: — Да ни к какой войне мы не были готовы!
Пилот нашего катера тем временем ловко маневрировал между другими аппаратами, уводя машину подальше от воздушных боев, и пока ему это удавалось. Тем более что несколько десятков катеров обогнули скопление вражеских «крабов» и ровным строем устремились к базовому кораблю чужаков. Их самоубийственная атака служила только одной цели — отвлечь от нас силы противника, сделать наше бегство незаметным для врага. И правда, кто обратит внимание на одинокий, ничем не примечательный катерок?!
Небо возле базового корабля чужаков озарилось всполохами огня, яростная схватка переместилась ближе к нему. Нескольким катерам удалось прорвать охранение и тараном ударить в одну точку на поверхности вражеской базы. В месте попадания на корпусе базы образовалась рваная дыра, из нее повалил шлейф дыма. Серьезного урона вражескому кораблю это не причинило, но дерзкий налет отвлек на себя скопища «крабов». Все они вернулись поближе к базе, чтобы уничтожить или отогнать штурмующие его катера людей.
Нам же отчаянный маневр самоотверженных летчиков дал возможность выйти из боя.
— Если нам удастся достичь океана, — нарушил затянувшееся молчание Броуди, — лететь будет гораздо безопаснее. Чужаков там нет.
— Океана? — одновременно переспросили мы с немцем. Оба ведь слышали, как Советник приказал пилоту лететь ко «второй российской зоне», и теперь терялись в догадках, что же за океан нам предстоит пересечь. Мы не представляли, где находимся, но полагали, что недалеко от мест наших боев, и никак не могли предположить, что попали «за океан».
— Мы в Мексике, — пояснил Советник. — Так уж получилось, что профессор Левин незадолго до нашествия инопланетян прибыл сюда читать курс лекций в одном из университетов. Поэтому, когда началась война с чужаками, ему пришлось продолжить эксперименты по перемещению во времени не у себя в России, а здесь.
— В принципе разницы большой нет, — вступил в разговор Левин. — У нас давно не существует границ, мир стал единым, и государства чисто номинальны. Но необходимое для дальнейшей работы оборудование есть только в российском Уральском центре. Времени у нас нет, нужно срочно начинать процесс. Да и здешняя база, как вы успели заметить, только что уничтожена инопланетянами.
— Война идет всего три недели, — продолжил Советник, — а чужаки уже захватили все наши планеты-колонии и опустошили Землю. Осталось всего несколько очагов сопротивления. Два из них находятся в России.
— Да посмотрите сами, — Левин указал на боковой экран, на котором видно было, что творится внизу. — И этот ужас повсюду.
Мы подлетали к разрушенному городу, полностью объятому пламенем пожарищ. Большинство домов превратилось в горы обломков, лишь высокие шпили нескольких уцелевших небоскребов торчали ввысь, напоминая о былом величии города. Наверняка когда-то он был красив и статен, но сейчас производил страшное впечатление. Все разрушенные города выглядят одинаково, успел я их повидать множество.
— Что это за город? — поинтересовался Вольфганг.
— Мехико, — устало ответил Советник. — Большинство мест, где раньше жили люди, теперь выглядят так же. Это пострашнее Третьей мировой.
— Третья мировая?! — снова в один голос воскликнули мы с немцем.
— Была, но давно, — отмахнулся Советник. — А то, что происходит сейчас, — настоящий конец света. Армагеддон.
— О господи! — вдруг воскликнул профессор Левин, спохватившись. — Старый дурак! Как я мог забыть?!
Броуди и Айра уставились на него.
— В этой кутерьме совсем забыл сведения передать! — тяжело выдохнул профессор, торопливо доставая из кармана небольшой, похожий на фишку для игры в шашки предмет.
Броуди нахмурился, покачал головой:
— Не только твоя вина, Олег. Я должен был напомнить, но слишком переволновался во время бегства. Признаться, даже надежду потерял, что вырвемся.
Но Левин его уже не слушал. Он сдвинул панель на подлокотнике и вставил «фишку» в открывшееся углубление, после чего начал перебирать пальцами по вспыхнувшим на панели кнопкам.
— Куда мы летим? — спросил я Броуди.
— Туда, где пока еще есть островок спокойствия. В Уральские горы, где у русских с Третьей мировой осталась крупная подземная база, хорошо укрепленная. Чужаки пока туда не суются.
— Дотянет? — Вольфганг с недоверием обвел рукой салон катера. — Это ж часов пятнадцать, да без заправки!
— Два часа лету, — улыбнулся Советник. — Если без приключений.
— Значит, время у нас наконец появилось, — я решил не откладывать на потом столь важный для нас разговор. — Может, вы расскажете нам, что все это значит?
— Конечно, — кивнул Броуди. — Как только профессор передаст сведения об эксперименте на Уральскую базу. Это сейчас самое важное. Даже гораздо важнее нашей с вами безопасности.
Левин мотнул головой, продолжая торопливо бить пальцами по кнопкам.
— И много сведений можно передать с помощью обыкновенного подлокотника кресла? — расплывшись в недоверчивой ухмылке, попытался съязвить Вольфганг.
— Представьте себе огромную библиотеку в тысячи книг, — рассмеявшись, ответил ему Броуди. — Так вот, при наличии сигнала все тексты этих книг можно передать в любую точку Земли за пару-тройку секунд.
Нам с фрицем оставалось только в очередной раз поразиться развитием технологий будущего. Не доверять словам Броуди у нас причин не было, насмотрелись мы тут уже всякого. Даже обыкновенный подлокотник был способен на то, что в нашу эпоху считалось немыслимым. В наше время телеграфом на эту операцию потребовались бы годы. Поразительно!
Однако поразмышлять над услышанным нам не удалось. Раздался оглушительный треск, нас сильно мотнуло из стороны в сторону, к горлу подступил тошнотворный комок. По нам стреляла эскадрилья невесть откуда вылетевших вражеских «крабов»! Но пилот наш не сплоховал. Ему удалось ускользнуть от чужаков, мгновенно снизив скорость и резко бросив катер к земле прямо между дымящихся развалин домов. Он рисковал, маневрируя «через низ» в кромешной дымовой завесе, ориентируясь только по приборам-экранам, но его замысел удался. Похоже, чужаки решили, что подбили нас, а потому оставили в покое.
Пилот вел катер всего метрах в трех от земли, лавируя между зданий на большой скорости. Масштабы разрушений поражали. Люди будущего строили красивые дома с большими окнами и широкими балконами. Сейчас они были разбиты бомбовыми ударами и выжжены ненасытным пламенем. Дороги между домами оказались завалены диковинного вида автомобилями, искореженными и передавленными. Людей я не увидел. Лишь в одном месте мы мельком заметили уличный бой. Несколько чужаков упорно обстреливали кого-то, укрывавшегося в развалинах.
В салоне была сильная болтанка, катер раскачивало из стороны в сторону. Все замерли в гнетущем, тягостном ожидании, что в следующий миг катер врежется в груду обломков или в полуразрушенное здание, но пилот проявлял чудеса летного искусства.
Через некоторое время катер выскочил из горящего города, а затем взвился вверх за облака. Нас никто не преследовал.
Люди в салоне сидели, оцепенев от пережитого, только пилот продолжал полностью контролировать полет перед разделенным на квадратики окошек экраном панели управления. Он неустанно нажимал на сенсорные клавиши, сдвигая графики, переключая внимание с одного окошка на другое. Я не отрываясь завороженно глядел на малопонятные мне символы, вереницей проплывающие по экрану.
Айра Хоскис, сидевший рядом с застывшим, словно статуя, профессором Левиным, сдавленно кашлянул, вытащил из кармана платок и промокнул вспотевший лоб. Я перевел взгляд на Броуди. Вид у Советника был совершенно измотанный: темные круги под покрасневшими от недосыпа глазами, ввалившиеся щеки, резко проступившие морщины на сером, осунувшемся лице. Броуди, перехватив мой взгляд, провел рукой по подбородку. Пальцы его предательски дрожали.
— Олег, — Броуди тронул профессора за плечо.
Левин в изнеможении склонил голову на грудь и ладонями закрыл глаза.
— Неужели не удалось? — в отчаянии вырвалось у Броуди. Он не понимал, что означало поведение профессора. Взволнованно потряс его за плечо: — Олег! Что же ты молчишь?! У нас не получилось?
Профессор медленно оторвал руки от лица, поднял голову и спокойно посмотрел на Советника.
— Получилось, Дейв, — устало проговорил он. — Теперь они и без нас смогут осуществлять захват «новичков» в любом количестве.
Броуди облегченно вздохнул, лицо его стало удивительно спокойным.
— Хвала Всевышнему.
Он приник к «иллюминатору», посмотрел вниз:
— Океан…
Мы последовали его примеру. Далеко под нами переливалась лазурью безбрежная водная гладь.
— Теперь можно немного расслабиться, — тихо сказал Броуди и, заметив наши вопросительные взгляды, добавил: — Чужаки уничтожили весь океанский флот в первые же дни войны, поэтому теперь редко здесь появляются. Незачем им, с другими целями забот хватает.
— Редко, но все же бывают? — переспросил я.
— Патрули в две-три эскадрильи, — подтвердил Броуди.
— Восемь-двенадцать летательных аппаратов, — задумчиво пробормотал Вольфганг. — Если столкнемся с ними, нам не уйти.
От слов его похолодело внутри. Немец был прав — над океаном никуда нам не деться от такой оравы «крабов». Нет здесь руин, в которых можно укрыться, и на помощь никто не придет.
Словно уловив мои мысли, Советник слегка улыбнулся:
— Чужаки не дружат с водой, а наш катер превосходно управляется на глубине до сотни метров. Там это зверье его не вычислит.
— Летательная амфибия?! — восторженно полюбопытствовал Вольфганг.
— Да, именно так.
По выражению лица фрица я понял, что с его губ едва не сорвалось: «Мне б такой „мессер“». Но немчура вовремя перехватил мой угрюмый взгляд и благоразумно промолчал, отводя глаза в сторону.
— Не удивлюсь, — продолжал Броуди, — если в океане до сих пор скрывается несколько наших подводных лодок.
— Если чужаки не могут их достать, — заинтересовался я, — почему они не вступают в бой?
— В бой?! — горько усмехнулся Советник. — Это изыскательские подлодки либо экскурсионные. У нас не имелось военно-морского флота, Егор. Он нам просто не был нужен. Так что единственное, чем они смогли бы воевать с инопланетянами, так это электронными микроскопами и эхолотами. Поэтому опасности для этого зверья они никакой не представляют.
— Почему бы не поставить на них вооружение?
— Времени на это нам не дали, — посетовал Броуди. — А теперь уже поздно.
Снова воцарилось молчание. Странно, но из всех присутствующих в салоне катера людей беседовали только мы, тогда как гвардейцы сидели на своих местах тихо, совсем не разговаривая друг с другом.
— Чем закончилась наша война? — спросил я, поскольку этот вопрос, пожалуй, волновал меня больше всего.
Броуди покосился на меня, затем на немца, который, услышав мои слова, аж подался вперед.
— Третий рейх со своей жесточайшей политикой был обречен на крах. Красная Армия и союзные государства переломили нацистам хребет в мае сорок пятого.
Я едва сдержался, чтобы не вскочить от радости. Фриц, напротив, сцепил зубы, на лбу его выступили пульсирующие вены, кулаки сжались.
— Победа далась очень тяжело, миллионы людей погибли. Потом были суды, процессы. С Германией в конечном итоге тогда ничего не сделалось, она продолжала существовать, но уже без правления нацистов. Кстати, Вольф, ваш фюрер, поняв, что война проиграна, струсил и бросил боевых товарищей.
Брови немца полезли наверх, рот приоткрылся.
— К-как? — только и сумел вымолвить он.
— В конце апреля он вместе со своей женой покончил жизнь самоубийством, перед этим отравив любимую собаку. Вот такой он был, ваш герой.
— Не был он никогда моим героем, — удрученно пробурчал Вольфганг. — Но такой поступок… поступок труса.
— Не волнуйтесь так, Вольф, — прервал его излияния профессор Левин, усмехаясь. — В Третьей мировой войне Германия воевала на стороне России. Мы с вами были союзниками и победили общего врага.
Тут уж пришла моя очередь разинуть рот в изумлении. Вот оно как бывает в жизни! Сегодня ты дерешься с ним, ненавидя его, желая уничтожить, а завтра сражаешься плечом к плечу, спасаешь ему жизнь, рискуя своей!
— Да, Егор, — Левин безучастно развел руками. — Россия, Германия, Китай и Индия воевали с США, Британией и Союзом арабских государств. Участвовали еще несколько стран на обеих сторонах, но перечислять нет смысла. В ваше время их еще не было.
— Китай?.. Индия?.. Арабы?.. — брови Вольфганга снова полезли на лоб. — Это ж нищие страны… У них одна винтовка на всех в лучшем случае.
Левин и Броуди не смогли сдержаться и рассмеялись.
— Ошибаетесь, Вольф, — заверил его Броуди. — К началу Третьей мировой войны они стали сверхдержавами.
— Быть не может, — только и смог выдавить из себя озадаченный немец.
— Но как же так? — непонимающе пробормотал я. — Ведь США и Британия — наши союзники.
Левин лишь пожал плечами:
— Чему вы удивляетесь, Егор? Политики стравливали народы, а сами обогащались на кровавых войнах. Всегда так было. В начале Третьей мировой Британия пыталась сохранить видимость нейтралитета, но потом выяснилось, что именно она спровоцировала бойню, в которую втянулось большинство стран мира.
— Этот плевок у берегов Европы давно было пора успокоить, — процедил сквозь зубы немец.
— Его успокоили, Вольф, — кивнул Левин. — Остров был полностью уничтожен в ходе войны и не существует вот уже более полувека. Сокрыт теперь океаном.
Немец удовлетворенно потер руки:
— Так мы победили?
— Да, — подтвердил Левин. — Перед этим едва не уничтожив собственную планету. Человечество после той войны, наконец, сделало для себя выводы. Наш мир объединился. Удалось создать гармоничный мир, без национальных и территориальных распрей. Не сразу, но со временем мы приняли совсем иную систему управления планетой. Человек смог спокойно жить, приносить пользу и радость своим собратьям. Вы не поверите, но впервые за все существование человечества агрессия и жестокость были побеждены! Наступил Золотой век человеческой Цивилизации, продлившийся целых 68 лет.
Мы с Вольфом переглянулись. Как теперь вести себя друг с другом, мы не понимали. Я почувствовал, как по спине побежали мурашки, в голове зашумело. Бывшие враги — будущие союзники… Черт знает что!
— К сожалению, — вступил в разговор Броуди, — именно мирный период Золотого века едва не погубил нас. У нас уже длительное время не было войн. Никаких. Даже локальных конфликтов. — Он в отчаянии вскинул руки. — Мы разучились воевать, понимаете? Мы, обладая поистине невероятными технологиями, не умеем защищать себя!
— А ваши гвардейцы? — с сомнением в голосе проговорил Вольф.
— Гвардейцы у нас выполняли функции полиции, следили за порядком. В любом обществе есть преступные элементы, не избежали их и мы, хотя не в таких масштабах, как это было в прежние века. Но в основном гвардейцы использовались при природных катаклизмах. Даже министерство, к которому они приписаны, называлось Службой Спасения на Земле и в колониях. Они не солдаты, поймите. Некоторые из них участвовали в редких перестрелках с преступниками, но никто никогда не воевал! У них нет никакого понятия о тактике и стратегии войны.
— А оружие, которое мы видели у них?
— Осталось со времен Третьей мировой. После нее никаких разработок нового оружия не велось. У нас было некоторое количество боевых кораблей, но с начала нашествия приходится ставить вооружение на гражданские катера и частные аэромобили.
Броуди кивком указал на салон:
— Вам не показался странным этот десантный катер, с его мягкими бежевыми креслами, дорогой обивкой и множеством экранов обзора?
Мы с Вольфом утвердительно кивнули. Для машины войны катер был слишком… изнеженным, что ли.
— До нашествия нелюдей это был прогулочный катер, на котором туристы совершали круизы в отдаленные уголки Земли… Да, именно так.
— Плохо дело, — констатировал я.
— Хуже некуда, — подтвердил Броуди. — 2112 год стал для нас роковым. Мы, люди Земли и планет-колоний, подверглись ужасающему нападению инопланетных тварей. Они ударили одновременно в разных местах. Ударили неожиданно, не пытаясь перед этим войти с нами в контакт. Мы не были готовы и, как следствие, стали легкой добычей этих нелюдей. Они не идут ни на какие переговоры, их обуревает только жажда убивать. Как я уже говорил, война длится всего три недели, а мы уже терпим чудовищное поражение.
— Тотальное, — встрял, кашлянув, профессор Левин.
— Да, пожалуй, так вернее, — согласился Советник. — Мы пока не можем найти способов победить их, пришельцы нещадно истребляют нас. К счастью, профессором была разработана система «захвата» людей из прошлого. Мы очень надеемся, что это поможет нам.
— Я поясню, чтобы вам было понятно, — заговорил Левин. — Я давно занимался вопросом перемещений во времени. Понимаю, что для вас, людей той эпохи, это звучит дико, но наши технологии уже несколько лет как позволяют перемещать во времени мелкие предметы. Например, мы могли перекинуть лет на триста назад, а потом вернуть обратно видеосепшн… — Заметив непонимание в наших глазах, Левин пояснил: — Это такая кинокамера для съемок кинофильмов, замаскированная под обычный камень. Она очень-очень маленькая, и для ее работы не требуется человек. То есть она сама может снимать кино. Технология оказалась очень полезной для историков, которые смогли изучать события давних лет по документальным кинофильмам, сделанным видеосепшном. Многие белые пятна истории были раскрыты благодаря ей…
— Ближе к делу, Олег, — прервал его Броуди. — Мы уже миновали океан и скоро прибудем к месту назначения.
— Простите, отвлекся, — извинился Левин и продолжил: — Когда началось нашествие этих тварей и наши гвардейцы стали массово гибнуть в боях, о моих изысканиях вспомнил Александр Волков.
— Так зовут Командора, — вставил Броуди. — Человека, избранного руководить всеми войсками нашей планеты.
— Командор попросил меня провести эксперименты с целью переноса в наше время солдат прошлого. Больше двух недель я работал над этой задачей, и сегодня нам повезло, — профессор улыбнулся, глядя на нас с Вольфом. — Мы смогли выдернуть вас. Вы, так сказать, мои первенцы. Можете сказать спасибо Советнику, что он согласился подождать.
Мы непонимающе взглянули на Броуди, и тот пояснил:
— Инопланетяне прорывались к базе, и Командор настоятельно требовал свернуть все опыты и скорейшим образом эвакуировать персонал лаборатории в Уральский центр, где все было готово для продолжения эксперимента. Слишком велика была опасность. Я прекрасно понимал, что времени в обрез, но, поддавшись уговорам профессора Левина, сумел выбить у Командора пару лишних часов на продолжение эксперимента.
— Этих двух часов хватило, чтобы выдернуть вас из прошлого, — торжествующе продолжил Левин. — И что самое главное, теперь мы точно знаем, как осуществлять захват. Причем в любом количестве! Наша программа успешно работает! А благодаря переданным мною сейчас на Уральскую базу сведениям работы по «захвату» других бойцов, я думаю, начнутся с минуты на минуту.
Немец хотел что-то сказать, но Левин опередил его:
— Там, откуда мы вас вытащили, вас ждала неминуемая смерть. Мы выдернули вас обоих за доли секунды до гибели.
— Но зачем?! — воскликнул, не выдержав, Вольфганг.
— Там бы вы погибли, а здесь еще имеете шансы повоевать за Землю. Вы и ваши товарищи, которых мы обязательно постараемся доставить сюда, в наше время.
— Вам нужно пушечное мясо? — скривился я.
— Нет, Егор. Нам нужны герои.
— Что мы можем противопоставить их чудовищной технике?
— То, Егор, что у вас имеется в избытке, — произнес, пристально глядя мне в глаза, Левин. — Ваша воля к победе, ваш боевой дух! И, естественно, огромный военный опыт. Вы, в отличие от нас, умеете воевать.
— Но я не совсем понимаю, — Вольф озадаченно поглядывал то на Левина, то на Броуди, — почему именно мы?
— Постараюсь объяснить вкратце, хотя мы и сами до сих пор не все еще понимаем. Аппаратура «захвата» настроена таким образом, что обеспечивает попадание в мерцающий поток некой субстанции, — вероятно, именно той, которую богословы называют душой, — в момент ее сильного волнового всплеска, то есть за мгновение до гибели человека. Вы, Егор, и вы, Вольфганг, должны были умереть в том воздушном бою. Пули уже вгрызались в ваши тела, когда нам удалось вас «выдернуть». Не скажу, что вы были первыми, кого мы пытались перенести в наше время. Те эксперименты прошли неудачно, мы получали только биомассу — эдакие жуткие сгустки сдавленной, перемешанной человеческой плоти.
Я невольно сглотнул, пытаясь подавить дурноту, представив, во что мог превратиться в случае неудачного эксперимента. Левин между тем продолжал:
— Но сегодня нам улыбнулась удача. Я обнаружил ошибку в расчетах, и теперь «захват» можно осуществлять в любых количествах, лишь бы хватало необходимых для него капсул.
— Почему бы вам не добывать солдат последней мировой? — поинтересовался я. — Они же наверняка обучены лучше, чем мы.
— Не вдаваясь в технические дебри, скажу, что пока мы можем доставлять людей только из сорок третьего года. Ни позже, ни раньше. Но я усиленно работаю над этой проблемой и надеюсь решить ее.
— Научить вас обращаться с современным оружием несложно, — взял слово Советник. — А вот чего мы действительно не можем, так это научить наших людей опыту войны. Как вы поняли, у нас нет на это времени.
— Советник! — обернулся взволнованный пилот. — У нас гости.
Маленькие точки на экране стремительно увеличивались в размерах, пока мы отчетливо не увидели, что за нашей машиной пристроилась четверка летательных аппаратов чудовищ. Отцепив ремни, я поднялся и встал рядом с пилотом:
— Каким оружием оборудован катер?
Немец занял место с другой стороны пилота и с не меньшим интересом следил за его манипуляциями.
— Два крупнокалиберных пулемета и две бортовые пушки.
— Как работают?
— Самонаводящиеся снаряды. Пушки бьют автономно — в заданном режиме при сканировании местности улавливают противника по принципу «свой-чужой».
Мы и половины не поняли из сказанного пилотом, но спрашивать не решились. Зачем чрезмерно отвлекать бойца? Но летчик, вспомнив, видимо, с кем имеет дело, объяснил проще:
— Сами стреляют, сейчас увидите.
Мы уже успели убедиться, что катером управляет настоящий ас, но в этом случае уйти от чужаков ему никак не удавалось. Эскадрилья «крабов» сокращала расстояние.
Вдруг заработали пушки. Несколько снарядов отделилось от катера и, оставляя после себя дымовой след, понеслось навстречу врагу. Три аппарата чужаков ловко сманеврировали, но четвертый недостаточно четко вошел в вираж. Снаряд ударил в корабль чужаков, и горящие обломки его полетели вниз.
Мы ожидали, что «крабы» дадут ответный залп, но они продолжали лететь, обхватывая нас кольцом. Однако огонь по нам они не открывали. Пилот выпустил по ним новую серию зарядов. Впустую. «Крабы» легко избежали снарядов.
— Почему они не стреляют в ответ? — выкрикнул кто-то из гвардейцев, обращаясь к пилоту.
Поведение чужаков и правда казалось странным. Они не старались уничтожить нас при первом контакте, не произвели ни единого выстрела. Это напрягало.
— Может, что-то пронюхали про наши эксперименты и хотят захватить в плен? — озабоченно проговорил Советник.
— Оставьте! — отмахнулся Левин. — Еще скажите, что у них есть шпионы среди нас.
— Это охота, — глухо прошипел сквозь зубы Вольфганг.
— Что-о?! — одновременно воскликнули Броуди и Левин. Даже пилот оторвался от экрана, повернувшись к Вольфгангу.
— Обыкновенная охота, — сухо пояснил тот. — Они доставляют себе удовольствие погонять нас перед тем, как добить. Так волчья стая учит своих щенят убивать.
Я пристально посмотрел на немца, понимая, что он на своем «Мессершмитте» не раз устраивал подобные игрища, а потому знал, о чем говорит.
Во время вероломного нападения 22 июня 1941 года фашисты первым делом подвергли массированной бомбардировке наши аэродромы. Больше половины советских самолетов были уничтожены, так и не взлетев. У Люфтваффе появилось полное господство в воздухе, и их летчики могли позволить себе порезвиться, устраивая «охоту». Советское командование перед войной полагало, что назначение Ил-2 штурмовать, а не обороняться, поэтому все вооружение его находилось спереди. К тому же он изначально выпускался одноместным и часто шел в бой без прикрытия. Так что был наш штурмовик отличной мишенью для немецких истребителей и практически беззащитен перед ними при атаке в хвост. Позже, в 1942 году, была сконструирована двухместная модель, и стрелок-радист, находящийся за пилотом, теперь мог контролировать тылы. Только тогда фрицы поняли, что гоняться за «илами» удовольствие опасное, и начали менять тактику ведения боя.
— И что нам, по-твоему, делать? — спросил обескураженный Броуди, наблюдавший, как катер выпустил еще несколько снарядов, но те снова не достигли целей.
— Два варианта на выбор, — спокойно пожал плечами Вольфганг. — Или дальше пытаться уйти, лавируя, или атаковать их в наглую.
— А что бы сделал ты лично? — заметно нервничая, спросил Советник.
— Я бы атаковал, — жестко произнес Шульц.
Он был прав. Если мы не можем выиграть схватку и нам предстоит умереть, то по крайней мере стоит перед этим максимально надрать задницу чужеземным тварям.
Для начала следовало сбросить врагов с хвоста и постараться получить некоторое преимущество. При нашей ситуации любой риск оправдан, и при удачном маневре все могло получиться.
— Выбор за вами, — Броуди переложил принятие решения на пилота.
Такой подход был, пожалуй, верным, потому как летчик, конечно же, лучше представляет, на что способна его машина. Однако наш пилот явно не летал на «Мессершмиттах» и не служил в Люфтваффе. Безусловно, он был профессионалом в своем деле, в чем мы уже успели убедиться, но не имелось в нем той ожесточенной наглости, которая присуща летчикам Второй мировой войны. Он решил уходить, благо мы подбирались к большим горным цепям, где можно было повторить маневр, успешно проведенный им в городе.
Я наблюдал за манипуляциями пилота, пытаясь разобраться в управлении катером, не забывая при этом следить за ухищрениями вражеских кораблей. Вольф оказался прав — наш катер загоняли для развлечения.
Напряжение внутри салона можно было резать ножом. Даже у немца едва заметно начала дергаться правая щека.
Пилот все-таки знал свое дело и быстро учился. Поняв, что дотянуть до гор ему не дадут, он скомбинировал оба предложенных Вольфгангом варианта воедино. Резко сбавив скорость до нулевой, он бросил катер вниз к земле. Чужаки на своих быстроходных машинах не успели среагировать на маневр, и, когда они мчались над нами, подставляя брюха, заработали пушки катера. Ближайший к нам «краб» разлетелся на части от прямого попадания. Крики ликования заполнили салон катера, люди аплодировали пилоту. Но праздновать победу было еще рано.
Охота закончилась не в пользу хищника. Дичь оказалась опасным противником. Потеряв две машины, чужаки стали вести себя более осторожно. Происходящее уже не было охотой сильного на слабого, оно стало противоборством равных. Чужаки открыли огонь, но катеру пока удавалось избегать смертоносных зарядов, огрызаясь по врагам из всех бортовых орудий.
Наконец, катер взмыл ввысь, проскользнув между оставшимися «крабами», а затем снова снизился, атакуя сверху, после чего, не сбавляя скорости, аккуратно вошел в узкий просвет между двух скал горной цепи, чуть не задев их.
Озлобленные потерей второй машины, твари устремились за нами по извилистым каньонам, но среди гор маневрировать им оказалось гораздо сложнее, чем нам. То ли у них не хватало опыта боевых действий в таких условиях, то ли их летательные аппараты не были приспособлены к этому.
Мы напряженно следили за схваткой. Выпускаемые обеими сторонами заряды вырывали куски камня из скал, плавили стенки каньонов. От крутых виражей постоянно закладывало уши. Но теперь у нас оставалось только два врага и появлялся реальный шанс на победу.
Пилот мастерски управлял катером, постоянно держа противников на расстоянии. Как только «крабы» приближались, срабатывали наши пушки и крупнокалиберные пулеметы, и спеси у чужаков становилось поменьше. Оружие на кораблях людей будущего работало автоматически, чему я никак не мог надивиться. Пилот занимался исключительно управлением катера, совсем не отвлекаясь на стрельбу. Машина казалась маневренной, легкой в управлении, реагировала на каждое едва заметное движение пальцев пилота, не то что мой тяжелый и неповоротливый в сравнении с ней «утюг» Ил-2.
Но твари тоже оказались не промах. Сначала мы успешно отрывались от них, но затем они нашли способ держать нас под контролем. Один упорно сидел у нас на хвосте, а второй набрал высоту и пошел над каньонами, пытаясь «накрыть» сверху. Наши снаряды они мастерски обходили.
— Пытаются зажать нас! — воскликнул Вольф.
— Вижу! — огрызнулся пилот.
Ситуация изменилась к худшему. Нас снова загоняли, как дичь. Добром это не могло кончиться. Твари поливали нас огнем, и в итоге один из их дьявольских снарядов задел катер. Машину резко дернуло, свет в салоне мигнул, экраны погасли, но через мгновение все нормализовалось, и катер снова стал управляемым.
Чужаки приближались, однако наши пушки молчали. Положение становилось критическим.
— Почему не стреляешь?! — заорал я пилоту.
— Потерян коннект пушек с компьютером! — отозвался тот.
— Что?! — не понял я.
Пилот не ответил, неотрывно следя за мелькающими на экране изгибами каньона.
— Можно что-то с этим сделать?
— Стрелять самому, — глухо отозвался динамик на его шлеме.
Ясно! Значит, когда отказывал их неведомый «коннект», пушки переходят на ручное управление.
— Так стреляй! Иначе они нас смахнут!
— Один сейчас не справлюсь!
— Как?! — Я наклонился вперед, ближе к нему. — Покажи, как!
Сбоку на передней панели из-под обшивки выдвинулся черный рычаг, перед ним тут же в воздухе возник небольшой экран.
— Хватай шутер! — прокричал пилот. — В правом углу экрана перекрестие — лови в него цель и жми на кнопку!
Я схватился за рычаг, примерился большим пальцем к кнопке-гашетке. Держать рычаг, названный пилотом «шутером», было удобно, а при легком движении он сдвигался в любую сторону. Перекрестие на экране при этом смещалось в нужном направлении, ловя цель. Более того, экран был устроен так, что давал полный сферический обзор на 360 градусов. При необходимости изображение можно было приблизить или отдалить.
— Снаряды самонаводящиеся, — уточнил пилот. — Но у этих тварей, кажется, стоит какая-то защита, и сбить их можно только прямым попаданием.
Я был полностью поглощен захватом цели. Люди в салоне затихли, все неотрывно следили за боем. Мне почудилось, что слышу шепот Вольфганга: «Ну же… дай им просраться… Ну же…»
Болтанка была страшная. Если бы большинство пассажиров катера не были пристегнуты к креслам, то давно бы бились о стенки беспомощными куклами. Что же говорить обо мне?! Мне приходилось стоять возле пилота! Места для стрелка в катере не предусматривалось. В открытом пространстве даже на диких скоростях сложностей с управлением машиной и одновременной стрельбой во всех направлениях возникнуть не должно было, но в узких каньонах сосредоточиться на полете и захватить цель никакому летуну не под силу. Да и для меня, несмотря на кажущуюся простоту задачи, роль стрелка в таком положении оказалась делом совсем не простым.
Вражеские машины постоянно маневрировали, и взять их на мушку не представлялось возможным. Я уже совсем отчаялся приноровиться к мелькающим целям, как вдруг на экране загорелся красный прямоугольник, означавший, как мне уже было известно, что вражеский летательный аппарат попался — цель захвачена!
Среагировал сразу, вжал гашетку до упора и увидел на экране, как полетели снаряды навстречу ближайшему к нам «крабу». Но тот умело обошел их, слегка вильнув в сторону. В салоне раздался стон отчаянья.
Я заскрежетал зубами. Сейчас наша жизнь зависела от мастерства пилота и моей меткости. Нервничать и переживать из-за промаха мне было непозволительно. Сосредоточился, пытаясь абстрагироваться от всего лишнего, и снова прильнул к экрану.
Проще всего было подбить катер врага, который шел прямо за нами. Его я и пытался выцепить в перекрестие прицела. Он опять попался в красный прямоугольник, я нажал на гашетку уже мягче, без излишней дерготни, но враг снова увильнул.
Я ощущал, как вспотели мои ладони, покрепче вцепился в шутер. В висках стучало, сердце дико колотилось. Мы все знали, что долго удирать от чужаков не сможем. Они накрывали нас плотной стеной огня и только чудом еще не подбили.
Наш пилот сделал крутой вираж, и я выстрелил наугад, надеясь, что хоть один из пущенных веером снарядов достанет врага. И я попал! Вражеский катер, словно споткнулся, влетел в стенку каньона. Его отбросило, он завертелся, превратившись в огненный шар, который распался уже на земле.
— Ура! — разнеслось по салону, а Айра Хоскис и профессор Левин захлопали в ладоши.
Я выдохнул и вытер вспотевшие ладони об комбинезон.
Остался всего один корабль пришельцев, который по-прежнему зависал над нами. Действовал чужак хитро, то и дело скрываясь из виду за высокими краями скал. Выскочит над каньоном, влупит по нам из всех стволов и, не дожидаясь ответного залпа с нашей стороны, уйдет за безопасную границу скал, чтобы вылететь снова прямо над нашими головами и накрыть шквальным огнем.
Однако теперь он нам не внушал страха. Три победы над вражеской эскадрильей вселили в нас надежду, что и с четвертым «крабом» удастся расправиться. Но мы просчитались. Невозможно постоянно играть с судьбой. Мы вылетали из каньона на другой стороне горной гряды, когда наша машина вдруг содрогнулась от страшного удара и начала терять высоту.
— Подбиты! Падаем! — сообщил пилот через громкую связь, но это было и так всем очевидно.
Меня отшвырнуло на Броуди, и он довольно ловко поймал меня своими могучими ручищами, усадил в соседнее кресло и нажал кораллово-красное пятнышко сбоку на подлокотнике. Серебристые ленты ремней безопасности обхватили мою грудь, плавно вжав меня в спинку сиденья. Промелькнула мысль о парашютах и катапультировании, но здесь, судя по всему, такая роскошь не была предусмотрена.
Катер стремительно падал. Пилот пытался выровнять его, но, похоже, приборы окончательно отказали, и мы на полной скорости летели к земле. Успокаивало лишь то, что мы миновали скалы каньона и очутились над холмистой, поросшей лесом равниной. Оставалась иллюзорная надежда, что удар катера о землю будет безопаснее для нас, чем о скалы.
Хотя падение длилось всего несколько секунд, мне это время показалось вечностью. Я видел, как пилот исступленно водил руками перед мерцающим, готовым вот-вот погаснуть экраном, как побледневший Вольфганг напряженно вцепился в подлокотники. Видел и слышал, как закричал Айра, в ужасе закрывая лицо руками. Профессор Левин уставился в пол перед собой и что-то беззвучно шептал губами. Советник, наоборот, сидел с широко раскрытыми глазами, его лицо побагровело до черноты. На всех лицах отвратительной маской застыл ужас.
Страха я не испытывал. Мне уже довелось недавно пережить смерть в небе. Было стойкое ощущение, что если судьба дала мне шанс, то явно не для того, чтобы показать, во что превратилась наша планета, и тут же снова убить. Так было бы крайне несправедливо, и я верил, что это еще не конец.
Пилоту чудесным образом удалось выровнять катер перед самой землей, и, вместо того чтобы воткнуться в нее носом, мы лишь коснулись ее брюхом и заскользили, вспахивая почву и сметая на своем пути кусты и деревья.
Неуправляемый катер несло вперед, но скорость постепенно падала, и вскоре мы уткнулись носом в большое дерево. Удар был такой силы, что мне показалось, шейные позвонки не выдержат, переломятся. Освещение вырубилось, экран тоже. В салоне стало сумрачно, воцарилась мертвая тишина. Откуда-то потянуло горелым.
Я отстегнул ремни безопасности, попытался отдышаться. Пошевелил пальцами, ощупал себя. Поняв, что все кости целы и я не ранен, крикнул в полутьму салона:
— Есть кто живой?
Ответом мне были стоны профессора. Ремни безопасности его кресла не выдержали удара, бедняга слетел на пол и теперь лежал, скорчившись, около панели управления. Я поднялся и подошел к Левину. Тронул его за плечо:
— Как вы, профессор?
— Могло быть и лучше, — сипло проворчал он и поморщился: — Лодыжка только болит.
— Это ничего, — попытался я приободрить его.
— Что с остальными?
Я обернулся, вглядываясь в полумглу салона. Айра находился без сознания. Обыкновенный обморок. Перепугался парень так, что чуть кондрашка его не хватила. Ну что ж, бывает. Пришлось дать ему пару раз по щекам, привести в чувство.
Он удивленно заморгал глазами, оглядываясь по сторонам. Парень явно оказался слабоват для таких приключений.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался я.
— Да, — неуверенно ответил он. — Где мы?
— На земле, — я попытался улыбнуться. — Все закончилось, мы живы.
Гвардейцы в салоне потихоньку очухивались. Нам повезло — царапины и синяки не в счет. Серьезно пострадал только пилот, которого при ударе бросило грудью на переднюю панель. Шлем треснул, но защитил его голову, а вот пара ребер у парня явно переломалась.
— Твари нас не оставят, — сквозь сжатые от боли зубы прошептал он. — После таких потерь они будут рыскать здесь.
— Надо убираться отсюда! — выкрикнул Советник так, чтобы все услышали.
— Помогите мне встать, — попросил Левин.
Я протянул ему руку, он крепко вцепился в нее, поднимаясь. Ладонь профессора оказалась холодной и влажной, что было нехорошим признаком. Обычно сдержанный и степенный, он, хотя и старался не подавать виду, явно пребывал в крайней степени нервозности.
Пилот нажатием кнопки открыл дверь катера, выдвинулась лестница. Броуди скомандовал:
— В отсеке есть оружие с боеприпасами, гранаты и продуктовые пайки. Берем всего по максимуму и уходим.
Панель оружейки после аварийной посадки заклинило, пришлось с ней повозиться с минуту, но теперь каждый член экипажа имел при себе автомат, запасные магазины, батареи к нему и пару гранат, похожих на небольшие цилиндрики. Пока вскрывали оружейку, Айра перевязал пилоту грудину.
Пайками «неприкосновенного запаса» оказались небольшие брикеты, плотно запакованные в серебристый материал, напоминавший фольгу. Каждый из присутствующих получил по одному.
— И это все? — скептически поинтересовался Вольф, взвешивая на руке причитающийся ему брикет. Весил он не больше ста граммов, и чем там можно утолить голод, можно было только гадать.
— В каждой упаковке полноценный рацион на десять дней плюс напитки, — объяснил мне Левин.
Вольф удивленно уставился на него, но профессор потянул его к выходу. Левин чуть прихрамывал, но держался молодцом. Вольфганг придерживал его за локоть.
Я выбрался из катера вслед за ними. Воздух был свежий, благоуханный, где-то наверху, в раскидистых кронах высоких деревьев, щебетали птицы. Мы приземлились в глухом лесу, и он сокрыл нас, спрятал.
Даже не верилось, что вокруг бушует страшная разрушительная война. Солнце стояло в зените, его ласковые лучи яркими нитями пробивались сквозь густую листву. Вдали через просветы между деревьев огромными гребнями вырисовывались горы, вершины которых были бережно укутаны одеялами облаков. Хотелось развалиться на траве и закрыть глаза, забыть на минутку о войне. Но нам противостоял треклятый, не знающий пощады хищник, и необходимо было срочно найти укромное местечко, где можно дождаться спасательной команды, а в случае чего, держать оборону.
У меня год назад был подобный случай, когда я вынужденно совершил посадку.
Мы шли тогда на цель двумя шестерками, и я был ведомым. Задача перед нами стояла трудная — пройти линию фронта и накрыть аэродром в немецком тылу. Опасная была задача. На передовой — эшелонированная оборона, зенитки рвут небо снарядами, а сама цель охранялась еще серьезнее. Вражеские зенитки всегда были нашим бичом, много ребят погибло от их огня.
Линию фронта мы миновали без потерь. Теперь главное было держать строй, не выбиваться и повторять действия ведущего. Он заходит на цель — и я захожу, он скидывает бомбы — и мне надо отбомбиться.
Ведущим у нас был Герой Советского Союза Сергеев. На сложные задачи руководящий состав, как правило, не летал, но Сергеев был исключением. Немцы «смахнули его с неба» в январе сорок третьего.
Мы зашли, как полагается, по широкой дуге и сразу на цель. Зенитки били со всех сторон, но бояться времени не было — все внимание сосредоточено на управлении самолетом. Единственное, чего я тогда страшился, так это подвести товарищей.
Прошлись мы над аэродромом на бреющем, отбомбились. Сергеев выпустил реактивные снаряды, и я за ним. Он из пулемета поливает — и я тоже. Аэродром в огне, машины с горючим и самолеты рвутся, внизу паника и полнейший хаос. Мы два захода успели сделать, пока немцы очухались. В небе появились «мессеры» с «фоккерами», пора было уходить. Но на хвост нам уже сели.
Любому понятно, что тот, кто последним уходит, не жилец. Большая вероятность того, что «смахнут» в момент. Одноместному Ил-2, на котором я тогда летал, оборонять тылы нечем.
В воздухе полный кавардак. Я так на бреющем и пошел, понимая, что хоть снизу не подберутся. Но закрылки заклинило, скорость начал терять. Даже не почувствовал, как по мне очередь дали. Только увидел, что уровень масла на нуле и двигатель перегревается.
Когда высоту набрал, наши уже ушли. От фрицев оторвался, но понимаю, что до аэродрома не дотяну. Через какое-то время двигатель заглох, а винт встал как вкопанный. Пришлось место искать для посадки, хорошо там кругом поля были. Спланировал удачно, посадил самолет на поле. Правда, правая стойка шасси подломилась, и сажал машину на пузо.
Сел вроде нормально, но температура внутри была адская, «горбатый» мог загореться. Ремни отстегнул, и наутек от самолета. Там на поле стога стояли, но в них укрываться я не решился, спрятался в кустах на краю леса. Я даже понятия не имел, с какой стороны фронта нахожусь.
Зарылся в бурелом, зажал в ладони ТТ и так весь день просидел до темноты. Страху я тогда натерпелся: у меня ведь восемь патронов всего и обоймы запасной с собой нет. Решил для себя: застрелюсь к чертовой матери, но в плен фрицам не сдамся. Уже смеркалось, когда вдруг услышал русскую речь. Это наша «гроза полей» оказалась. Они случайно на мой стоящий в поле Ил-2 наткнулись. Тут уж у меня от сердца отлегло. Окликнул их, они меня и приютили у себя. Кое-как потом на перекладных до полка добрался. Но боевой вылет мне засчитали.
Так что теперешняя ситуация была мне знакома.
— Скорее! — распорядился Броуди, отвлекая меня от воспоминаний.
Мы уходили в глубь леса, в самую чащу.
Пока мы шли, один из гвардейцев объяснил нам с Вольфом, как и когда необходимо менять запасные батареи автоматического оружия и как заряжать его.
Все было гораздо проще, чем в наше время. Сбоку на цевье имелись два индикатора: один показывал расход боеприпасов, другой — заряд батареи. Эта чудная машинка, оказывается, имела прицельную дальность два километра. В магазине умещалось двести импульсных патронов, поражающую мощность которых можно было регулировать на боковой панели. Если необходимо пустить разрывные пули, то достаточно лишь переключить рычажок. Также существовала возможность комбинировать подачу патронов, чередуя заряды. Назывался этот чудо-автомат АК-200. Как это расшифровывалось, я не понял, но гвардейцы сказали, что это разработка русских оружейников, стандартная армейская модификация.
— Как действуют гранаты? — поинтересовался я после того, как мы разобрались с автоматами. Граната удобно лежала в руке, но, несмотря на сравнительно малые размеры, была довольно тяжелой. И на ней тоже имелся индикатор.
— После нажатия на эту кнопку, — объяснил гвардеец, — происходит детонация. Времени для броска — десять секунд. Но его можно выставлять и регулировать вручную. Граната очень мощная, так что старайтесь бросать ее подальше.
— Спасибо, учту, — поблагодарил я гвардейца, после чего обратился к бредущему рядом пилоту: — Кто-нибудь знает, что мы тут приземлились?
— Все катера подключены к единой локальной системе, — морщась от боли, с трудом ответил он мне. — В общей базе данных отображается полная информация о состоянии каждой машины. Где она, что с ней. Иначе говоря — на центральный сервер идет импульс, и диспетчер отслеживает катер по индивидуальному сигналу. Он даже в нерабочем состоянии посылает сигналы.
Я половины не понял из того, что он сказал. Заметив это, пилот ободряюще махнул рукой:
— О нашем падении известно. Наш катер приоритетный. Будет выслана экстренная помощь.
— Теперь ясно, — кивнул я, слегка улыбнувшись. — А починиться не можем?
— На это потребуется время, а чужаки будут нас искать.
— То есть нам надо убраться подальше, чтобы спастись от этих зверей, и одновременно не уходить далеко, чтобы нас смогли найти спасатели? Так?
— Что-то типа того, — согласился пилот.
Я не сдержался и задал вопрос, интересовавший меня:
— Кем ты работал до войны?
— Водил аэротакси, — коротко ответил он.
Мы некоторое время двигались молча, пока Броуди не остановился, сверяя данные изображения своей пластины с местностью.
— Сканер показывает, что у подножья горы есть пещера, скрытая лесным массивом. — Броуди сосредоточился на созерцании пластины. — Вход в нее узкий, а лазы уходят глубоко под землю. Думаю, весьма удачное для нас место. Там и отбиваться легко, и от преследователей уйти.
— Как далеко? — спросил кто-то из толпы.
— Триста шестьдесят два метра на северо-запад.
— Советник, — осведомился Вольфганг, когда наша группа продолжила путь, — а как далеко мы от Уральского центра?
— В ста сорока километрах.
— И сколько времени потребуется вашим архаровцам, — полюбопытствовал я, — чтобы добраться сюда?
— Кому? — не понял Броуди.
— Спасательной группе, — поправился я.
— Минут двадцать, включая сборы, вылет и поиск.
Поисковая группа могла задержаться, по пути с ней могли случиться любые неприятности. Нам следовало укрыться на какое-то время, переждать.
Я шел рядом с Советником, постоянно сверявшимся со своей необычайной «картой». Сразу за нами семенил Айра Хоскис, несущий автомат, будто тот весил целую тонну. Левин хромал, опираясь на его плечо. Следом двигался поддерживающий раненого пилота Вольфганг Шульц, а гвардейцы замыкали процессию.
Главное сейчас было добраться до обнаруженной Советником пещеры, пока не вернулись оставшиеся твари. Нам повезло, что они потеряли нас при посадке, иначе давно превратили бы всех в пережаренный фарш.
Мы нанесли им весомый урон, уничтожив трех «крабов». Едва ли чужаки из инопланетного корабля успокоились, сбив нашу машину. Наверняка захотят убедиться, что нет выживших. Никто не сомневался, что твари не улетят, пока не выяснят нашу судьбу и не поквитаются за поражение. Рассчитывать пока приходилось исключительно на себя. Если катер могли найти спасатели, то о чужаках и говорить нечего.
Сейчас его скрывали плотные кроны величавых деревьев, но оставался отчетливый след, пропаханный им среди леса в начале снижения. Потом уже катер скользил по земле, прорубая просеку под непроницаемым покровом листвы, сминая стволы, будто тонкие щепки. Несмотря на несколько выкорчеванных на нашем пути деревьев, лес был таким густым, что с высоты птичьего полета сплошная шапка зелени казалась нетронутой.
Поразительная, крепкая машина, удивительным образом выдержавшая такие мощные удары! Нам бы парочку таких на фронт в сорок первом, быстро бы мы надрали задницу Люфтваффе. Мой Ил-2 был замечательной машиной, крепкой и живучей. Пусть «горбатый» уступал «Мессершмиттам» в скорости и огневой мощи, но справиться с ним было не просто. Порой штурмовики возвращались из боя истерзанными, с количеством пробоин, доходившим до двух сотен, а то и более. Бывало так, что самолет списывали, но ведь летчик оставался жив. А это главное. Хотя стоит признать, что со временем «безлошадных» в полку становилось все больше, и до поступления в полк новых машин воевать приходилось в две смены — пока одни в небе, другие отдыхают.
И все же наши боевые самолеты ни по каким параметрам недотягивали даже до гражданских экскурсионных катеров будущего. Случись такое стремительное падение на любом из наших самолетов, выжить никому бы не удалось. Бывали случаи, когда штурмовик сажали на брюхо либо ветви деревьев смягчали вынужденную посадку, и летчик отделывался синяками, хотя самолет разваливался на части. Но не на такой скорости и не с таким количеством препятствий на пути! В катере нас, конечно, здорово тряхануло, да только серьезно никто не пострадал. В нем все было предусмотрено для сохранения жизни экипажу в случае экстренной посадки или катастрофы. А в «горбатом»?! Сколько наших ребят пострадало и даже погибло из-за ударов головой о коллиматорный прицел ПБП-1б, прежде чем его перестали устанавливать, начав размечать сетку прицела прямо на бронестекле! Недаром сокращение ПБП-1б летчики язвительно расшифровывали как «прибор, бьющий пилота один раз больно».
Далеко отойти от катера нам не дали. Твари несколько раз покружили над лесом, вынудив нас броситься в самую чащу и замереть. Группу хорошо скрывали кусты и густые кроны деревьев, но у врагов могли быть не только визуальные способы обнаружения противника. Опасения оказались напрасными. «Крабы» не заметили нас, но и оставить в покое не собирались. Они вернулись к месту нашего «входа» в лесной массив, где верхушки деревьев были переломаны, и угадать направление дальнейшего пути движения потерпевшего крушение катера не представляло сложности.
Лес был тихим, птицы затихли с нашим появлением, и оттого первый разрыв снаряда вдали заставил всех нас вздрогнуть.
— Нашли катер, — прошептал Броуди. — Обстреливают место падения.
Я кивнул, соглашаясь.
Взрывы последовали один за другим, запахло гарью. Сперва чужаки накрыли снарядами площадку вокруг катера, затем начали смещаться в нашу сторону, поливая лес смертоносным огнем. Ситуация выходила из-под контроля. Нас еще не засекли, но это было делом нескольких минут максимум.
— Успеем добежать до пещеры? — спросил я Советника, придвинувшись к нему ближе, чтобы он мог услышать меня.
— Не думаю, — озабоченно произнес он.
Неуверенность в его голосе подтвердила мои опасения. Это были страшные минуты. С мощью оружия инопланетян я уже успел познакомиться, и если они доберутся до нас, никому не выжить. Нужно было срочно что-то предпринимать.
Неожиданно взрывы прекратились, и сквозь просветы в кронах деревьев мы узрели очертания вражеского «краба». Заметили нас! Но если так, почему не стреляют?!
— Из автоматов можем их снять?
Советник в отчаянии замотал головой.
Создавалось впечатление, что твари медлят. Может, что-то замышляют?! Издеваются? Может, снова «охота»? Или не уверены, что мы здесь, почти под ними? Неизвестность превращалась в нескончаемую муку.
— Сколько времени до прибытия спасательной группы?
— Пять-семь минут, — едва слышно ответил Броуди. — Не успеют…
Я попросил Советника показать на карте, где находится вход в пещеру. Броуди протянул пластину к моим глазам. Я постарался запомнить местность, затем обратился к нему:
— Послушайте, Советник, сейчас я рвану подальше от этого места, постараюсь отвлечь их.
— Что вы задумали? — встревожился профессор Левин.
— Доверьтесь мне. Доверьтесь, если хотите спасти людей. Встретимся в пещере.
— Не смейте! — зашипел Броуди, но осекся, прикрыв рот ладонью.
Он понял, что я собрался делать. Надо попытаться отвлечь чужаков, давая возможность людям укрыться в пещере и дождаться спасателей. Оставалась надежда, что на выручку приоритетному катеру отправят опытных бойцов с мощным оружием, и они смогут разобраться с чужаками. Это был единственный шанс для нашей группы. Другого выхода нет.
Вскочил рывком, побежал пригибаясь, зигзагами, удаляясь от нашей команды. Нужно было продержаться всего несколько минут, пока не придет помощь. Пять минут кажутся совсем пустяковым временем, если только ты не бегаешь по лесу от инопланетных тварей, пытающихся поджарить тебя. Сказал бы мне кто пару дней назад, что вскоре, вместо того чтобы штурмовать на своем Ил-2 позиции фашистов, я буду носиться по лесу двадцать второго века, уводя от группы людей будущего корабль пришельцев из космоса, уж я бы счел его за сумасшедшего.
Пробежав несколько десятков метров, укрылся за толстой сосной, посмотрел вверх. Летающий аппарат чужаков все еще висел на прежнем месте. Теперь можно было заявить им о себе. Выскочил в просвет между деревьями, заорал во всю глотку: «Сюда, суки!» — и, вскинув автомат, с силой вжал кнопку «спускового крючка».
Возымело действие! Твари среагировали мгновенно. «Краб» метнулся в мою сторону, полоснул лучом, выжигая заросли. Не знаю, что это было за оружие, но толстенный ствол сосны рядом со мной будто ножом срезало наискосок. Еще чуть-чуть, и меня точно так же распилило бы пополам. Я невольно сглотнул. Ствол сосны с оглушительным треском начал заваливаться, ломая ветви соседних деревьев. Быстро сообразив, куда рухнет срезанная сосна, я что есть духу ринулся в противоположную сторону.
Рядом рванул снаряд, вздымая фонтан земли, осыпая меня комьями. Ни черта себе! Впечатляюще! Еще один мощный взрыв. Казалось, вокруг разверзся ад. Взрывной волной меня швырнуло на огромную корягу. Налетел на нее спиной, дыхание перехватило от боли, в глазах потемнело. Превозмогая боль, перекатился, отполз на несколько метров, чтобы не задерживаться на одном месте. И правильно сделал. Туда, где я только что находился, тут же влетел очередной снаряд.
Несмотря на опасность, я был доволен. Чужаки клюнули на нехитрую уловку, погнались за мной, чтобы уничтожить. Теперь у группы Броуди появлялся шанс выжить. Вскочил и, не оглядываясь, побежал дальше.
Снова просвистел снаряд, ударил в землю где-то за спиной, но я успел укрыться за очередным деревом. Комья земли, щепки, ветки и выкорчеванные кусты летели в разные стороны. Я весь взмок, ткань комбинезона липла к телу от пота. Сколько времени продолжалось это безумие, я не знал. Надеялся только, что Броуди удалось увести своих людей в пещеру, где они смогут дождаться спасательной команды.
Невольно вспомнилась книжка Герберта Уэллса о вторжении инопланетян, которую я читал в детстве. Отчетливо всплыли в памяти пугающие треноги и отвратительные марсиане, пьющие кровь землян. Будучи ребенком впечатлительным, я тогда жутко переживал и долго не мог избавиться от ночных кошмаров. Что ж, кошмары стали явью. Нынешние твари, правда, не высасывали кровь из людей, а просто уничтожали человечество на корню. Но это служило мне слабым утешением.
Чужаки разошлись не на шутку. Судя по всему, они потеряли меня из виду, и теперь огненные всполохи взрывов рвались ввысь повсюду, слышался треск пожираемой пламенем древесины, небо затянул густой черный дым. Если так пойдет дальше, от леса останется только пепелище. Однако задачу свою я выполнил. Пожалуй, наступило время подумать о собственной безопасности, найти укрытие и переждать, пока прилетит спасательный катер.
Впереди виднелось несколько огромных валунов, и я устремился к ним. Там вряд ли можно было спастись от вражеских снарядов, но от осколков и пролетавших в воздухе кусков дерева вполне. Метнулся к ним и убедился, что твари меня не теряли. Охота за мной продолжалась. Едва побежал к валунам, как пули выбили фонтанчики земли под ногами.
Во рту пересохло, в висках пульсировала кровь. Я был для чужаков зайцем, которого загоняли для собственного удовольствия. Стало ясно, что если бы они хотели применить мощное оружие, то сделали бы это незамедлительно. Что ж, и на том спасибо.
Ровно за секунду до очередного взрыва я успел нырнуть за валуны. Один камень раскололся, крошки обожгли лицо. Почувствовал, как из ранок потекла по щекам кровь. Мне крупно повезло, что глаза остались целы.
Я огляделся. Дальше тянулась ровная как стол поляна. Бежать туда — самоубийственно. Теперь деваться мне было некуда. Оставалось только молиться, и я, клянусь, начал бы, если бы знал как. Моя затея на деле оказалась сумасбродной. Переоценил свое везение и недооценил врага. Одно успокаивало: если люди Броуди добрались до пещеры, то моя смерть окажется не напрасной. «Краб» медленно надвигался, пока не завис надо мной. Снизился метров до десяти над землей. Я был у чужаков как на ладони и уже прощался с жизнью, когда подоспела подмога.
Я не видел, как подлетели наши спасатели, но пущенный ими снаряд красной молнией рассек небо и разорвал вражеский корабль на куски. Яркая вспышка на мгновение ослепила. Я невольно широко разинул рот, чтобы от оглушительного грохота не лопнули барабанные перепонки. Сжался, накрыв голову руками, втиснулся в щель между валунами, опасаясь полетевших во все стороны оплавленных осколков инопланетного аппарата. К счастью, мне повезло, и ни один из них не задел меня. Стоило признать, что удача все еще сопутствовала мне. Даже закричал от радости:
— Так их!
Мое сердце переполняла радость. Враг был из плоти, его можно бить, а следовательно, человечеству рано сдаваться. Мы этим тварям еще покажем!
Выбрался из своего укрытия, задрал голову, заслоняя ладонью глаза от солнца. Нам на помощь пришли три катера. Два оставались в воздухе, третий опускался, чтобы принять на борт Броуди и его команду. Я поспешил к пещере.
Казалось, что все злоключения для нас окончились, но радость оказалась недолгой. Из облаков вдруг вылетело несколько «крабов». Они стремительно спикировали, прямой наводкой ударили по катерам спасателей и моментально сожгли две машины. Чужаки сделали это так быстро, так легко, что я снова ощутил пронзающее сердце отчаянье, холодную безысходность, как в тот миг, когда увидел разрушенный инопланетянами город.
Хитрые бестии! Они действительно охотились. Заманили спасателей в ловушку, сделав нас приманкой. Мы были кусочком сыра в мышеловке. Чужаки наверняка знали по опыту, что за нами придет помощь. Знали, что мы никуда не денемся, будем лежать мордами в землю, сотрясаясь от страха. Но их основной целью были спасательные катера. Разделавшись с ними, они собирались прикончить и нас. Чистая работа!
Хорошо, что хоть третий катер успел приземлиться недалеко от пещеры. Пилот с земли дал по налетчикам залп из всех орудий, заставив чужаков рассредоточиться, и атака захлебнулась. На время, конечно. Сейчас они перегруппируются и ударят с новой силой.
Выскочившие из катера гвардейцы заняли оборонительную позицию и открыли огонь по резво менявшим траекторию полета «крабам». В руках прибывших солдат я увидел странные ружья, по виду напоминавшие немецкие фаустпатроны, но размерами намного меньше. Стреляли из них одиночными. Наверное, этой штукой можно было подбить вражеский летательный аппарат, если бы «крабы» не были такими прыткими. А пока потерь среди них не было, только небо озаряли всполохи взрывающихся зарядов.
Мне не удалось разглядеть точное число атаковавших нас «крабов», но три из них тоже опустились среди леса, из них высыпали инопланетные солдаты. Каждый вражеский катер выпустил из своего чрева не меньше тридцати уродливых тварей. Силы явно были неравными. Завязалась перестрелка. Грохот вокруг стоял чудовищный.
Позиция у меня была более выгодной, чем у гвардейцев и спасателей. Чужаки одолевали их, напирали со всех сторон, а на меня пока не отвлекались.
Подобравшись ближе, я из-за дерева открыл огонь по спинам врагов. Обращаться с оружием я умел с детства. Сперва постоянно ошивался в тире, стараясь своей меткостью добиться восхищения девчонок, позже состоял в ОСОАВИАХИМе. Но там мишени не бегали по лесу, укрываясь за стволами деревьев. Тем более что из-за маленького роста чужаков и их проворности попадать по ним оказалось совсем непросто. Но четверых мне удалось уложить сразу.
Автомат будущего выплевывал пулю за пулей. Хотя ствол после выстрелов не задирался и никакой отдачи не было, бил я короткими очередями. Так мне привычнее. Затем выхватил гранату, нажал на кнопку, как показывал мне Советник, со всего маху бросил ее в гущу тварей. Взрывная сила этой небольшой штуковины оказалась невообразимой. Троих пришельцев разметало в пыль, а нескольких врагов, находившихся рядом с эпицентром взрыва, порвало на части и разбросало в стороны метров на пять. Ничего себе хреновина! У меня оставалась еще одна граната, но я решил приберечь ее на крайний случай.
Люди отчаянно отбивались. Инопланетные солдаты отогнали их от последнего, третьего катера и сожгли машину. Но и чужакам досталось — одному из гвардейцев, наконец, удалось подбить из «фаустпатрона» летательный аппарат, который зависал над полем битвы и огнем прикрывал тварей. Я видел, как пущенный гвардейцем снаряд пробил его обшивку насквозь. «Краб» завертелся в воздухе, потеряв управление, и, объятый языками пламени, рухнул вниз, распадаясь на части. Зрелище, признаться, было устрашающим. Обломки летательного аппарата пронзали зазевавшихся инопланетных солдат, перемалывая их в кашу. Большая раскаленная пластина, оторвавшаяся от корпуса сбитого «краба», с пронзительным свистом пронеслась надо мной и вонзилась в землю всего в полутора метрах от моей головы. Я выругался трехэтажным матом.
Интенсивность перестрелки нарастала. На какой-то момент враги и гвардейцы перемешались. Местами противники сходились врукопашную, круша друг друга прикладами, вспарывая клинками. Стало невозможно вести прицельный огонь из-за риска попасть в своих.
Теперь первоочередной задачей для меня было вернуться к своим, добраться до пещеры. Гвардейцам пока удавалось сдерживать натиск врагов, но они уже отступали. Воспользовавшись всеобщей суматохой и хаотичностью завязавшегося боя, я все ближе подбирался к пещере. Мне удалось найти укромное место, откуда открывался неплохой обзор. Застыл на мгновение, чтобы отдышаться и стереть рукавом комбинезона сочащуюся из ранок на лице кровь. Спина после удара о корягу саднила ноющей болью, но сейчас было не до сантиментов и жалости к себе. Твари убивали людей, не обращая внимания на собственные потери. Основная масса чужаков увязла в борьбе со спасательной командой, которая, как и я, пробивалась к пещере, чтобы объединить силы с группой Броуди. Спасателям, пришедшим нам на помощь, теперь самим не помешала бы подмога. Я понятия не имел, как взаимодействуют подразделения гвардейцев между собой, переговариваются ли они по рации и существует ли у них связь с Центральной базой.
Мне оставалось сделать всего один рывок, пробежать до обороняемого входа в пещеру метров тридцать. Проверил датчик автомата на количество оставшихся зарядов, убедился, что пока все было в норме, боезапас израсходован меньше чем наполовину. Батарея тоже не успела разрядиться. Сквозь молочную пелену зыбкого, клубящегося дыма и яркие трассеры очередей автоматического оружия всмотрелся в позицию группы Броуди. Разглядел Вольфганга Шульца, который, укрывшись за камнями, обстреливал наседавших врагов, и Советника, что-то кричавшего своим людям.
Глубоко вдохнув, я ринулся к пещере, на ходу поливая чужаков беспрерывным огнем из автомата. Вокруг меня кипел бой, люди и инопланетные твари сцеплялись в ожесточенных схватках. Увидел, как Вольф машет мне рукой, жестами показывая, чтобы я поднажал, а он прикроет огнем.
До пещеры оставалось совсем чуть-чуть, когда на меня неожиданно вылетел один из чужаков. Вряд ли он выскочил мне наперерез, просто наши пути случайно пересеклись. Его секундного замешательства мне вполне хватило, чтобы, не сбавляя темпа, подскочить к нему и со всей дури ткнуть ему в шлем стволом, словно штыком. Чужак грохнулся на спину, а я всунул дуло автомата ему между нагрудным панцирем и шлемом и вдавил кнопку. Пули разворотили чудищу голову так, что его защитный шлем раскололся, будто перезрелый арбуз.
Не теряя времени, я быстро вскочил и помчался дальше. Сказать по правде, я был напуган. Мне совсем не улыбалось столкнуться еще с какой-нибудь из этих гадин или схлопотать шальную пулю. Последние несколько метров я попросту летел. Вольфганг Шульц усердно отсекал от меня врагов, за что я ему был искренне благодарен. В следующий миг я перескочил через камни и, споткнувшись, упал рядом с Броуди.
— Слава богу, вы! — удивленно воскликнул он. — Мы уже думали, что потеряли вас.
— Я тоже так думал, — криво усмехнулся я.
На первый взгляд место для обороны здесь было вполне удачное: небольшая скала среди леса, перед ней грудой рассыпаны крупные камни, дававшие неплохую защиту от вражеских пуль. Только сил для долгого боя нам явно недоставало.
Именно в зарослях у склона этой скалы скрывался узкий вход в пещеру. Не зная об этом, обнаружить ее было весьма сложно. Гвардейцы заняли оборону и не давали врагам приблизиться. Среди наших солдат были потери, еще на подходе к пещере я заметил их изрешеченные пулями тела.
Я подобрал валяющуюся у моих ног каску убитого гвардейца. Парню она уже без надобности, а мне могла пригодиться. Поднял ее и оглядел. Легкая, явно не металлическая, при этом материал, из которого она изготовлена, кажется весьма прочным. Примерил ее. По размеру каска подходила, но было неясно, как пользоваться массой установленных на ней приспособлений.
— Не подскажете, Советник? — обратился я к Броуди.
— Тут все просто, — он взял ее у меня из рук, покрутил и замолчал. Наверное, ему нужно было подобрать слова, чтобы объяснить мне доступно и понятно. Я его не торопил.
— Та-ак, — начал он. — Здесь справа переговорное устройство, гвардейцы могут общаться друг с другом и с командованием. У каждого боевого отделения свой канал, свой позывной. Управление голосовое…
Заметив некоторое недоумение на моем лице, Броуди пояснил:
— Просто говорите номер канала и автоматически соединяетесь. Например, «32». Далее — встроенные защитные очки, являющиеся одновременно и… Эм-м, своего рода экраном. Можно видеть в темноте. На инфракрасное излучение очки тоже переключаются голосом. Карта местности, возможность выхода в межпланетную информационную сеть, просмотр редруктированных… — Тут он совсем замялся и передал каску обратно мне: — Со временем сами разберетесь.
— Благодарю…
— Фонарик на каске включается тоже голосом, — торопливо сказал Броуди, радуясь, что хоть эта подсказка подвластна моему пониманию. — Просто скажите «свет».
— Спасибо.
— И в случае чего используйте маску… что-то типа противогазов вашей эпохи…
Он бы еще много чего рассказал, если бы не пришлось отвлечься на новую волну атакующих тварей. Я стрелял по ним из автомата, но меня продолжала беспокоить одна мысль. Почему твари не применяют против нас серьезного оружия, хотя, как показывали события, оно у них водилось в избытке? Два спасательных катера были сожжены сразу, третий всего через несколько минут. Что в следующий момент придет в их уродливые головы, понять было сложно, но, следуя логике, мне казалось, что рано или поздно они возьмутся за пушки. Своими размышлениями я поделился с Советником.
— Как только остатки спасательной команды пробьются к нам, — ответил он, — уйдем в глубь пещеры, там есть где закрепиться.
— Вы сообщили на базу, что здесь приключилось? Вызвали еще корабли?
— Подмоги не будет! — в отчаянии рявкнул Советник. — Твари каким-то образом глушат наши сигналы.
Пока профессор Левин занимался ранеными, мы сосредоточили всю мощь нашего огня на противнике, пытаясь помочь спасательной команде пробиться к нам. Парни отчаянно старались выбраться из этого пекла. Ирония судьбы — мы спасали людей, пришедших нам на помощь.
Надо было торопиться. Враги, увязшие тут, могли в любую секунду применить более мощное оружие.
— Быстрее! — закричал Советник. — Все в проход! Поторапливайтесь!
Гвардейцы из группы спасения бежали к нам, отстреливаясь на ходу. Некоторым не везло, и они падали с простреленными спинами. Раненым мы помочь не могли, как бы это жестоко ни звучало. Вытаскивать их было самоубийством. И беднягу не спасешь, и сам погибнешь.
Справа от меня стрелял Вольфганг — одиночными, тщательно выбирая цели. Слева нещадно палил из автомата Айра Хоскис. Рот у него был перекошен, глаза горели исступленной яростью. Видимо, чужаки так допекли лаборанта, что на смену его страху пришла дикая ненависть. Мне уже доводилось наблюдать такие перемены с людьми на фронте. Главное, чтобы злость не взяла верх над разумом, уберегла от рискованных поступков. Я надеялся, что Айра в душе все равно оставался трусоватым, от этого не избавишься в несколько минут, и со временем мозги у него встанут на место.
Я ошибся.
Наши люди по приказу Броуди уже начинали входить в пещеру, когда на поле боя между нами и чужаками появился гвардеец, тащивший на спине парня с оторванной голенью. Несколько тварей гнались за ними по пятам, стараясь оставаться на одной линии огня с ними, тем самым не давая нам возможности стрелять. Скорее всего, они хотели ворваться на наши позиции с помощью столь нехитрого маневра. Самое поганое, что у них это вполне могло получиться.
Вот тут Айра Хоскис и выскочил из укрытия, словно чертик из табакерки. Он двигался зигзагами, постоянно стреляя короткими очередями.
— Стой! — заорал я. — Не смей!
Но было поздно. Айра отбежал влево и начал автоматными очередями отсекать тварей от упрямого гвардейца. Двое чужаков упали, искромсанные пулями. Другие бросились врассыпную и сразу попали в наши прицелы. Айра дал еще одну очередь, но на этот раз промахнулся. Парень без должной подготовки и боевого опыта едва ли мог долго продержаться, но удивительным образом ему пока везло.
— Назад! — снова закричал я ему. — Беги!
Но молодой ученый не послушал, а может, и не услышал в запале боя, в непрекращающемся грохоте. Сбоку от него черными тенями проскользнуло несколько чужаков. Айра заметил их. Он был чертовски спокоен. Развернул автомат в сторону приближающихся врагов, полоснул очередью.
Теперь чужаки перенесли огонь на Хоскиса. Мы из всех стволов палили по врагам, отстреливая нападавших, но было поздно. Айра уже не мог спастись. Мне кажется, он знал, что время его сочтено, и не боялся смерти. Удивительно, как меняет нас война! В одну секунду, в один короткий миг ты становишься совсем другим человеком…
Плотность огня была чудовищной. Айру Хоскиса, прожившего всю жизнь трусом, но погибшего храбрецом, изрешетили вражеские пули. Колени его подогнулись, и он упал на землю, которую защищал. Оружия он не выпустил. Умер, как подобает настоящему солдату.
Гвардеец с раненым товарищем на спине заскочил за камни. Оказалось, что парень с оторванной голенью был уже мертв, в его затылке зияла огромная, обожженная по краям рана. Получалось, что из большой группы гвардейцев-спасателей живыми из боя вышли лишь несколько человек, из которых у двоих были легкие ранения.
Превосходящие силы противника напирали. Медлить дальше было нельзя, и мы отступили к лазу в пещеру. Гвардейцы включили закрепленные на касках маленькие, но достаточно мощные фонари, осветив ее.
Я оказался единственным обладателем гранаты, да и заходил одним из последних. Так что взрывать проход выпало именно мне. Достал гранату, под руководством Советника и по его настоянию задал время взрыва — две минуты. Затем аккуратно спрятал ее под обломок камня.
— Уходим! — нервно прокричал Броуди. — Расчетное время — минута пятьдесят секунд!
Зная страшную разрушительную силу гранаты, я бы взял фору побольше, но твари не оставляли нам выбора. Они готовы кинуться за нами в любую дыру, их не остановит даже автоматная очередь. Они будут дохнуть под пулями, но лезть напролом.
Мы побежали. Слышно было лишь тяжелое дыхание запыхавшихся гвардейцев. Время тянулось чертовски медленно. Казалось, уже давно должен был раздаться оглушительный взрыв, но ничего не происходило. Каждый из нас думал только об одном — не обрушит ли взрыв на наши головы своды пещеры, не раздавит ли падающими камнями?
Отойдя метров на сорок в глубь пещеры, мы остановились и залегли. Советник приказал гвардейцам погасить фонари. Мы ждали тварей, которые должны были последовать за нами.
Лаз в пещеру ярким пятном солнечного света горел в кромешной темноте. Стараясь отвлечься от дурных мыслей, я напряженно всматривался в него. Мне нестерпимо хотелось броситься прочь, подальше от входа.
И тут мы увидели, как в лаз полезли твари. Они двигались крадучись, опасливо. Сначала один чужак прошмыгнул в темноту. Остановился, озираясь. За ним последовали другие. Я начал опасаться, что граната не взорвется, крепче сжал автомат, нацелился на маленькие фигуры инопланетных солдат. И в этот момент адский грохот разорвал тишину пещеры, оглушив нас. Земля под ногами содрогнулась, сверху посыпались мелкие камни. Горячая, обжигающая волна обдала лицо. Пространство пещеры заполонил едкий дым, стало тяжело дышать, кто-то рядом со мной закашлялся.
Несколько гвардейцев ринулись вперед. Лучи фонарей на их касках резали темноту. Раздались редкие выстрелы — бойцы добивали раненых чужаков.
— Посветите кто-нибудь! — надсадно захрипел я, не узнавая своего голоса.
— Сюда! — повторил Советник.
На этот раз несколько лучей осветили пещеру, пробиваясь сквозь постепенно рассеивающуюся пелену дыма. Пещера была громадной. Люди поднимались, отряхивали пыль с одежды. Кто-то надсадно кашлял, кто-то ругался, не стесняясь в выражениях.
Затея нам удалась. Граната рванула в нужный момент, проход наглухо завалило тоннами скальной породы. После жаркого боя и оглушительного взрыва в пещере стало тихо, словно в склепе. Было неприятное ощущение, что замурованы мы навеки. А вот чувства безопасности так и не появилось. Я искренне надеялся, что у чужаков не возникнет идеи раскапывать нас. Как бы то ни было, задерживаться здесь мы не могли, следовало скорее убраться отсюда подальше, а потому наш небольшой отряд продолжил путь в глубь подземелья по одному из многочисленных ходов. Советник шел впереди, то и дело сверяясь со своей картой.
Когда мы удалились метров на сто от входа, позади раздалась серия взрывов и последовавший за ней оглушительный грохот, эхом прокатившийся по туннелю. Обозленные чужаки массированно обстреливали одиноко торчащую среди леса скалу тяжелой артиллерией, чтобы уничтожить ее и добить тех, кто спрятался внутри пещеры. Земля под ногами задрожала, по стенам поползли трещины, и в поднявшейся пыли на нас обрушился настоящий дождь песка и мелких камешков. Дышать стало чрезвычайно трудно, пришлось воспользоваться имевшимися на касках масками-противогазами. Но в целом ничего страшного не произошло. Чужакам было невдомек, что от расположенной под скалой пещеры тянется лабиринт подземных ходов. Засыпав пещеру, они рассчитывали покончить с нами, но просчитались. Нас там уже не было.
— Надеюсь, ваш план сработает, — сказал я Советнику.
— Должен, — ответил Броуди, отвлекаясь от карты. — Когда мы выберемся наружу, передадим на базу наши координаты, и они постараются вызволить нас. — Советник вновь сверился с картой, оглянулся на понуро бредущих гвардейцев: — Пожалуй, опасность миновала. Можно передохнуть и уделить внимание раненым.
Его слова были восприняты с энтузиазмом. Бегать и стрелять всем надоело до чертиков, люди измотались до предела.
Мы дошли до очередного расширения тоннеля, маленькой пещерки, и расположились в ней. Благодаря мощным фонарям на касках гвардейцев, снятых и положенных вдоль стен, освещение получилось великолепным.
Левин колдовал над ранеными. Сперва он сделал уколы, прикладывая к коже «спичечные коробочки» из аптечки, с которыми я уже познакомился на собственном опыте. Затем чем-то смазывал ранки, светил на них лучом какого-то прибора, склеивал их.
Не знаю, как у остальных, но у меня появился зверский аппетит. Я попытался вспомнить, когда ел последний раз. Вроде бы вчера вечером, перед сном. Утром, конечно, был завтрак, но перед полетами всплесками аппетита, как правило, никто не страдал. Не до того в такие моменты, сказывается нервное напряжение. Ведь неизвестно, вернешься ты с задания домой или сгоришь в подбитом штурмовике. Пытаешься отогнать подобные мысли перед вылетом, да только получается с трудом. Мало кому еда в рот полезет. Так, если выпить чаю стакан, да и то с неохотой.
И тут я аж вздрогнул! Мое «вчера» было в сорок третьем году, а сейчас, как сказал в катере Броуди, — две тысячи сто двенадцатый! Че-е-ерт… Получалось, что я не ел сто шестьдесят девять лет! От этой мысли мороз пробежал по спине. Последние часы мы куда-то бежали, летели, сражались с нечистью, и подумать о сложившейся ситуации просто не было времени. Но сейчас я попытался охватить разумом ту пропасть, через которую нас протащил профессор Левин.
Сто шестьдесят девять лет! Давным-давно умерли все мои друзья и знакомые. Весь мой мир рухнул, превратившись в пепел и пыль, и на его останках возник новый. Страшно было оказаться в полном одиночестве в чужом мире. Нам сказали, что мы находимся в районе Уральских гор, но это уже были не мои горы.
И пусть я не обзавелся детьми, а маму убили немцы, но у меня оставались там друзья, боевые товарищи, девушки, которых я любил. Даже враг, которого я должен был стереть с лица земли. Все они были там!
Простое слово «там», но, если вдуматься, насколько оно может быть страшным! Время ушло вперед, сминая своим громадным мельничным колесом все то, чем я дорожил. Оно не церемонилось, ему не было никакого дела ни до меня, ни до других людей. Мы были мелкими песчинками, скрипевшими, перемалываясь в жерновах вечности.
И я тоже должен был остаться там. Но вместо этого бегаю от четырехглазых полутораметровых чудовищ в компании немецкого летчика, которого должен был убить. И этот блондинистый ариец прикрывает меня огнем, спасая от мерзких инопланетных тварей.
Я с силой потер виски. От всей этой хреноты можно было сойти с ума. Мне необходимо было отвлечься, передохнуть. Наверное, было бы проще, если бы мама оказалась права и я очутился в аду.
— Советник! — окликнул я Броуди. — Можем мы, пока есть время, немного перекусить?
— Да, конечно, — меланхолично пробормотал он. — Ребята этим уже занимаются. Хотя лично у меня аппетита совсем нет.
— Ну-у, — протянул я и потом громко добавил: — У вас просто не было голодовки сроком в сто шестьдесят девять лет. А нам с Вольфом пора бы и подкрепиться.
Броуди, нахмурив лоб, задумался, не поняв сразу моей шутки, а потом, наконец сообразив, захохотал. Причем так, что я всерьез испугался, не случится ли обрушение свода пещеры. Его дикий гогот разнесся по подземелью гулким эхом. Через минуту к нему присоединились все. Хохотал Левин, взъерошивая свои волосы; закидывал белобрысую голову Вольфганг Шульц; постанывал от смеха, морщась и хватаясь за сломанные ребра, наш пилот; ржали, как кони, гвардейцы. Я в конце концов тоже не выдержал.
Это была разрядка. Тяжелый бой вымотал нас, истощил душевные и физические силы. И теперь мы восполняли эту нехватку. Со смехом к нам возвращалась жизнь, мы снова были полны сил и энергии. Мы знали, что можем бить врага и будем крушить его, пока не победим или не погибнем. Именно тогда я понял, что человеческую расу можно истребить, но сломить невозможно.
— Думаю, действительно надо перекусить, — отсмеявшись и глубоко выдохнув, сказал Броуди. — Ребята, доставайте пайки.
К нам подошел профессор Левин:
— Советник, с ранеными все в порядке. Тяжелых, к счастью, нет, а легких я подлатал. Двигаться могут все, включая пилота.
Со стороны обрушенного входа в пещеру до нас вдруг донесся странный, едва слышный рокочущий звук. Как будто кто-то пытался разобрать завал. Сверху посыпались мелкие камушки.
— Что это?! — спросил, поднимая голову, Шульц.
— Не знаю. Может, подмога подоспела и пытается нас вызволить? — Советник неуверенно оглянулся. — Но нас бы предупредили. Сигнал в этом месте хорошо ловится.
— Значит, твари хотят убедиться, что никто из нас не выжил, — сухо проговорил я. — Они разбирают завал.
— Что будем делать? — Вольфганг поднял лежавший рядом автомат.
— Уходим вглубь, — встревоженно пояснил Советник. — К другому выходу.
Броуди задумчиво сверился со своей пластиной. Рокот вдали нарастал, звук стал резче.
— Вы уверены, что там нас найдут другие спасательные группы? — поколебавшись, задал волнующий всех вопрос Левин.
— Уверен, — кивнул Броуди.
— А если и там нас будут ждать чужаки?
— Это возможно, — согласился Советник. — Мы не знаем, что происходит на поверхности, но наша первостепенная задача — сохранить оставшихся людей, выбраться отсюда. А сидеть здесь и ждать нет смысла. Каждая минута промедления чревата для нас.
Несмотря на решительные нотки в голосе, Советник все еще медлил, пытаясь принять решение. Я подумал, что люди будущего действительно сильно изменились. Нет, они не стали глупее нас. Они просто потеряли умение быстро реагировать на чрезвычайные ситуации. Тому было рациональное объяснение, ведь мир, в котором они существовали до нашествия чудовищ, давал им возможность жить расслабленно.
Я же успел повидать многое. Рано стал сиротой, пережил страшный голод. Антонина Семеновна, ставшая для меня матерью, приютила меня, спасла от голодной смерти. Все детство, сколько я помнил, мы перебивались кое-как. Жили бедно, но жили. Успевали при этом радоваться, веселиться. И когда пришла война, тоже не унывали. Нас звал долг, и мы шли добровольцами на фронт. Многие мальчишки приписывали к своему возрасту год-два, чтобы отправиться воевать наравне со взрослыми.
Не скрою, чувство растерянности овладело нами, когда мы услышали о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Но мы быстро поняли, что нельзя распускать нюни и надо сражаться. Бывали, конечно, моменты, когда человек падал духом, но рядом были его товарищи, с которыми он воевал бок о бок, и они помогали ему.
В этом новом для меня мире все было по-другому. Я уже успел повидать здесь смертей, гвардейцы погибали один за другим, пытаясь спасти нас. Бойцы беспрекословно выполняли приказы командиров, хотя знали, какая участь многим из них уготована. Но теперь мне стали видны детали, на которые прежде в суматохе я не обращал внимания. Бравых гвардейцев, несмотря на великолепное обмундирование, экипировку и отличное вооружение, объединяла полнейшая растерянность, явно читавшаяся на их лицах. В них я увидел необстрелянных желторотых мальчишек, брошенных в гущу сражения и оставленных там погибать. Да, они до конца выполняли свой долг, сражались храбро, но… неумело. И в них не было той непоколебимой, злой веры в Победу, которая пронзала все наше существо, каждую клеточку, которая вела нас. Они были скорее мучениками, чем солдатами.
Глупо было бы думать, что мы, солдаты Великой Отечественной, лишены страха. Это естественное состояние любого человека на войне. Я с первого дня боялся, но успел сродниться с этим чувством, научился управлять им. У нас была главная цель — победить любой ценой. Мы тоже постоянно были в напряжении. А как иначе? Иногда за день у меня выходило до трех боевых вылетов. Больше просто физически невозможно осилить. Страх всегда был рядом. Положенные к ужину сто граммов, конечно, сглаживали это состояние, но не убивали его совсем.
И все же мои сослуживцы и друзья разительно отличались от этих мальчишек. Даже немецкий ас выглядел иначе. Страх придавал нам сил. Он становился внутренним врагом, которому мы ежеминутно доказывали, что нас не сломить. Это была злость, желание уничтожить врага, стереть его с лица земли навсегда и безвозвратно. Это была любовь, любовь к Родине, отчаянное желание защитить Отчизну от вероломного зверя.
Теперь я понимал, зачем такие, как я и Вольфганг Шульц, нужны профессору и его современникам. Даже Советник, который, несомненно, был человеком мужественным, вылеплен из совсем иного теста, нежели мы. Не знаю, о чем думал Шульц, но я почувствовал громадную ответственность, возложенную на мои плечи изобретательным профессором, давшим нам второй шанс. В нас, в отличие от них, была способность в критический момент контролировать свои эмоции, обратить свои страхи в мужество, не становясь при этом пушечным мясом, как гвардейцы. Ведь эти люди еще недавно жили счастливо. Может, они и не подозревали об этом, но это так. Жизнь без войн, что может быть прекраснее? Но, видно, такая судьба уготована человечеству, что никуда не деться ему от разрушительной всепожирающей войны. Люди будущего сумели обуздать в себе звериные инстинкты, они нашли возможность мирно сосуществовать друг с другом, но им снова не дали. Теперь враг появился извне. И этот враг оказался самым жестоким и кровожадным в истории человечества. И напал он в тот момент, когда люди оказались совсем не готовы защищать себя. Ведь самое лучшее вооружение не стоит и гроша, если им управляет изнеженный, неспособный быстро принимать верные решения человек. Бросать гранаты можно научить даже обезьяну, но вере в Победу ее не научишь, как ни старайся.
Конечно, мной руководили опытные командиры, имевшие солидный боевой опыт — Финская война, Халхин-Гол, Испания. Но и мы с товарищами были не промах. Дух защитника Отечества был впитан нами с молоком матери. Поэтому я теперь понимал, отчего медлит с решением Советник. Эти люди — другие, и командиры у них другие.
— Надо уходить в глубь пещер, — не выдержал, наконец, я.
— Так будет правильнее, — поддержал меня Вольфганг.
Советник внимательно оглядел нас и, помедлив, пояснил:
— К другому выходу ведет несколько проходов. Но сканер не показывает, насколько они широки. Если выберем неверный путь, уткнемся в щель, через которую будет невозможно пробраться дальше. Попадем в ловушку.
— Так вышлите разведчиков по этим проходам, — порекомендовал я.
Броуди последовал моему совету, отправив четырех гвардейцев в разных направлениях.
Пока мы ждали их возвращения, я не утерпел и обратился к профессору Левину с вопросом, который меня волновал больше всего, но не было удачного момента его задать. К тому же я надеялся отвлечь Левина, очень переживавшего смерть Айры Хоскиса.
— Простите, профессор, не могу не задать вопроса. Вы сказали, что мир был освобожден от фашизма? Так?
— Да, — он обернулся ко мне, посмотрел странно, вроде как с сожалением.
— Но в таком случае в конечном итоге победил коммунизм, не так ли? — спросил я и почувствовал, что голос мой предательски дрожит.
— Как бы вам сказать… — протянул Левин, и мне стало не по себе. Я вспомнил выражение лица Вольфа, когда тому сообщили о поражении Германии во Второй мировой войне.
Профессор почесал подбородок и продолжил, аккуратно подбирая слова:
— Коммунистическая идея продержалась чуть дольше, но тоже не была воплощена в жизнь. Социалистический строй Сталина в Советском Союзе тоже зиждился на крови. Простите меня, Егор, но правление Сталина во многом было схоже с правлением Гитлера. Один убивал другие народы, другой мучил собственный. Вторая мировая война была плодом борьбы двух в чем-то схожих идеологий, пытающихся главенствовать, навязать свою идею остальному миру. Война была неизбежна, и кто-то должен был проиграть. Проиграл Гитлер. Но и Советский Союз через полвека распался. После было много всего перепробовано. Довольно долго Россия была демократическим обществом, но испытание свободой тоже не пошло ей на пользу. Оказывавшиеся во власти правители один за другим разворовывали страну, уничтожали ее изнутри.
— Но к чему все-таки пришел мир?!
— Прогрессивный мир пришел к единению. Это было главным шагом после Третьей мировой войны. А до этого была борьба за ресурсы, за власть над миром. Самым тяжелым и поворотным моментом в истории была борьба мусульманской и христианской религий. Мы дошли до того, что люди были готовы рвать глотки иноверцам и, поверьте, успешно делали это. Кровь ни в чем не повинных людей заливала планету. Самое ужасное, что и те и другие, по их же утверждениям, служили одному Богу. К счастью, разум в итоге восторжествовал. Потом была Третья мировая война, после которой приняли решение о необходимости всеобщего единства. На это потребовалось время, силы, средства. Но мы все-таки создали утопический мир, мечту человечества. И этот мир теперь падает к ногам инопланетных тварей.
Профессор вздохнул. Моя радость от того, что Советский Союз выиграл войну, рассеялась, словно папиросный дым. Если Левин не врал, да и какой ему был в этом смысл, наша победа, о которой мы так мечтали, впоследствии оказалась поражением. Я отказывался верить Левину, но понимал, что это глупо. Вольфганг, слышавший весь наш разговор, подошел ко мне и ободряюще похлопал по плечу. Я кивнул.
Вспомнил, как говорила мама: «Будешь вечно гореть в адском пламени со своим бесом усатым». Она воистину оказалась права. Сейчас я находился именно в аду. Подтверждением тому был нарастающий рокот со стороны заваленного входа в пещеру. Он становился громче с каждой минутой. Чужаки не желали оставлять нас в покое.
— Пора! — хлопнул в ладоши Советник. — Парни нашли проход. Он узковат, но потом расширяется. Выдвигаемся.
Сборы были недолгими. Судя по всему, у чужаков имелись в наличии некие приборы, показывающие подземные пустоты, и все мы понимали, что рано или поздно они разгребут камни, пророют дыру в подземные ходы и начнут нас вылавливать. Нам с ними не справиться.
По одному мы полезли в узкий проход. Протискиваться приходилось боком, и сквозь ткань комбинезона я чувствовал холодные влажные камни. Лучи бегали по стенам, создавая причудливые тени. Воздух тут был сырым и затхлым. Возможно, где-то рядом протекала подземная речка.
— Давайте сюда, — раздался голос идущего впереди гвардейца. — Дальше гораздо свободнее.
Мы последовали за ним. В этом месте действительно оказалось шире, но невозможно было идти в полный рост. Если мне потолок нависал над самой макушкой, то высокий Советник двигался согнувшись, втянув голову в плечи. Мы походили на шахтеров, выбирающихся из забоя. Лица наши были перемазаны, отчего в свете фонарей казались исхудавшими, изможденными. Хотя, наверное, именно такими мы и были.
— Жалко, больше гранат нет, — вдруг проронил Вольфганг Шульц. — Ох, пригодились бы сейчас!
— Зачем? — поинтересовался Советник.
— Установили бы большую задержку времени и спрятали в щели тварям гостинец.
— А если там дальше тупик? Мы и так себя почти замуровали.
— Все равно умирать, — невозмутимо парировал Шульц.
— Пустой разговор, — вмешался я. — Последняя граната у меня была. Ею проход и подорвали.
— Так у меня есть, — раздалось тихое бормотание за нашими спинами.
— Эй! — воскликнул Советник, оборачиваясь на голос. — Кто сказал?
— Я, — ответил сухощавый низкорослый гвардеец. — У меня есть. Забыл про нее совсем в суматохе. Одну я кинул, а эта осталась.
— Ох уж эти солдаты! — пробурчал Броуди. Кто-то из гвардейцев хмыкнул, но Советник повысил голос: — Прекратить смех! Дай-ка мне ее, мальчик. Пусть она у меня побудет.
Парень протиснулся к Броуди и с виноватым видом передал гранату.
— Ну что? — спросил у Советника Вольфганг. — Заложим подарочек?
— Нет. Прибережем на крайний случай.
Я был с ним полностью согласен. Впереди ждала полнейшая неизвестность, и граната могла оказаться не лишней.
Гвардеец-разведчик оповестил нас, что дальше туннель сужается. Перед нами вырисовывалась неширокая щель на уровне колен. По виду если в нее и мог протиснуться взрослый человек, то с великим трудом. Советник подошел к щели, нагнулся, послюнявил тыльную сторону ладони и поднес к проходу.
— Есть тяга, — удовлетворенно сообщил он. — Ветерком обдувает.
— Что делаем? — спросил я, подавляя в себе приступ клаустрофобии и вспоминая рассказы о застрявших в горах спелеологах.
— Снимаем все лишнее, оставляем тут и лезем, — приказал Броуди, стаскивая с себя китель.
Лишнего у нас, по счастью, было немного, но гвардейцам пришлось снять с себя каски и защитные куртки. На вид мягкие, хотя и плотные, они не сковывали движений солдат, но при этом я сам видел, как заряд, пущенный чужаком гвардейцу в грудь с небольшого расстояния, не причинил ему вреда. Ясно, что расставались с такой защитой солдаты с сожалением, но тут уж ничего не поделаешь. Оружие и отсоединенные от касок фонари, конечно, взяли с собой.
Первыми в проход полезли двое разведчиков. Пока они по одному аккуратно протискивались в щель, мы замерли в ожидании. Я до этого момента и не подозревал, что замкнутое пространство так тяжело подействует на меня.
Видимо, нам, летчикам, привыкшим к свободе небесного простора, подземные норы противопоказаны. А что еще можно ожидать от людей, в распоряжении которых было целое небо, и они купались в нем, словно в море? Высоты я никогда не боялся и даже в первом полете с инструктором не испытал ничего, кроме жгучего любопытства и восторга. Я наблюдал, как самолет набирал скорость, как взлетная полоса неожиданно оказалась далеко внизу, словно земля выпустила нас из своих объятий. Я испытал сладостное ощущение победы человека над природой. Упоительное чувство! Я не боялся рухнуть вниз. Знал, что если суждено упасть, то это произойдет быстро. А здесь стало по-настоящему страшно. Камни давили на меня, словно грозили сомкнуться, сжать и размазать, воздуху не хватало. На секунду представил, что застрял среди этих страшных холодных камней, что грудная клетка сдавлена, переломана и никто не может уже мне помочь. Страшно умирать медленно от жажды и недостатка воздуха, умирать долго и мучительно.
Дыхание мое участилось, на лбу выступила испарина. Я с трудом подавил желание отступить и украдкой посмотрел на немца. Тому тоже явно было не по себе.
Кто-то хлопнул меня по спине. Резко вздрогнув, я затравленно обернулся. Советник жестом указал мне на щель, давая понять, что настала моя очередь. Ничего не поделаешь, надо лезть. Где-то слышал, что, если плечи прошли, значит, не застрянешь. Проверять придется на собственной шкуре. Просунув голову в щель, спросил разведчиков:
— Как вы там?
— Ползите, — раздался глухой голос. — Дальше будет попроще.
Снова стало не по себе, но, переборов страх, я протиснулся в дыру. Шершавые камни через комбинезон царапали спину и грудь. Полз я медленно, с трудом перебирая ногами и руками. Слишком узко. Единственной радостью в этой могиле был свет, струившийся от снятых с касок фонарей.
Мы ползли и ползли. Иногда мы делали небольшие передышки, а потом снова двигались в путь. Казалось, что прошла целая вечность. Лаз иногда расширялся, потом снова сужался, и так до бесконечности.
Я гнал от себя мысль о том, что, если этот проход тупиковый, назад выползать будет еще тяжелее. Да и что тогда? Возвращаться в лапы четырехглазых монстров? А если твари пророют лаз и погонятся за нами? С их маленьким ростом они быстро настигнут нас и перебьют поодиночке. Мы даже не сможем защищаться — воспользоваться в такой тесноте оружием невозможно. Эти мысли давили посильнее стен.
Парень, двигавшийся впереди меня, неожиданно остановился.
— Что там? — тихо спросил я. Шептать не было никакого смысла, но, видимо, сама атмосфера подземелья действовала на нас так.
— Там что-то впереди, — был ответ.
— Что? — зашипел я.
— Говорят, вода шумит.
Я напряг слух и действительно услышал всплеск воды. Или показалось? А вдруг мы нашли выход? Хотя это мог быть обыкновенный горный ручей, сочившийся в скале между каменных плит и уходящий дальше в недра земли.
Все затихли, прислушиваясь. Судя по звуку, где-то там протекал мощный поток. Затем передовой разведчик пополз поглядеть, что ожидает нашу группу впереди. Вскоре мы услышали его голос:
— Здесь спуск в большую пещеру, заполненную водой.
Последовал громкий всплеск. Парень явно рисковал, прыгая в воду, и мы затаили дыхание. Но тут снова раздался голос разведчика:
— Я в порядке. Тут не высоко прыгать, и воды по пояс.
Он смолк на несколько секунд и вдруг радостно воскликнул:
— Я чувствую ветерок, и дышать стало намного легче!
В сердце вновь затеплилась надежда на спасение, и я ткнул в пятку ползущего передо мной гвардейца:
— Давай, не задерживайся.
Но никого не было надобности подгонять. Каждый хотел поскорее освежиться, вдохнуть полной грудью. Мы по одному подползали к краю обрыва и спускались вниз.
Несмотря на слова разведчика о «большой пещере», она таковой не являлась. Ясное дело, что после узких нор, по которым мы ползали несколько часов, любое пространство, где можно было встать прямо и не удариться макушкой в потолок, могло показаться царскими хоромами.
К тому времени, как вся наша группа, озираясь, стояла по пояс в ледяной воде, разведчик уже скрылся в одном из дальних проходов. Лучи фонарей освещали мокрые, потрескавшиеся стены, торчащие из воды сталагмиты и свешивающиеся сверху сталактиты. Они переливались всеми цветами радуги, мерцали вспыхивающими на свету хрусталиками, и оттого пещера напоминала теперь сказочное царство. Самое место для доброй феи, которая выведет нас наружу.
И фея явилась нам в лице разведчика. Он высунулся совсем из другой дыры и прокричал звучно и торжествующе. Его голос эхом пронесся под сводами пещеры:
— Я видел небо и облака!
От громогласного выражения своих чувств толпившихся людей остановил предупредительный окрик Броуди:
— Тихо! Прекратить балаган! — строго приказал он и первым рванул к призывно машущему рукой разведчику.
Толпа помчалась за ним, высоко поднимая колени и разбрызгивая воду. Лица у всех сияли от радости. Наверное, в тот момент мы напоминали толпу детей, которых позвали к столу есть вкуснейший пломбир.
Поймал себя на странных ассоциациях, которые лезли в голову: сказочное царство, фея, пломбир… В детство впадаю, или, как читал в журнале «Смена», спертый воздух подземелья странным образом действует на мозги, вызывает видения и помрачение рассудка? Черт с ним, с моим рассудком, главное, чтобы у разведчика с ним было в порядке и его «небо и облака» не оказались миражом помутненного сознания.
Опасения были напрасными. Пробежав метров пятнадцать по закоулистому проходу, мы увидели отверстие, куда с шумом уходила вода, превращаясь в пенящийся водопад. Обрыв был невысоким, не больше двух метров, а внизу виднелась освещенная солнцем бухта с узким каменистым берегом, ограниченная крутыми скалистыми склонами. Увидев свет, я сразу понял, что нашим страданиям пришел конец.
— Тут невысоко. Можно спуститься, — восторженно сообщил разведчик.
Советник присел на корточки, внимательно осмотрел спуск. Мне же до того осточертело наше подземное червячье существование, что я не стал ждать. Отодвинул Броуди и махнул вниз, подхватываемый ледяным, бурлящим потоком. Вынырнул на поверхность и поплыл к берегу. Вылезая на каменистый пологий берег, я взглянул наверх и от радости ахнул. Я видел небо!
— Ну, как там?! — пробасил Советник, пытаясь перекричать шум воды.
— Порядок. Тут небольшая бухта. Только она закрыта отвесными скалами со всех сторон.
— Не выбраться?
— Нет! — подтвердил я. — Но если помирать, так лучше здесь, под открытым небом.
К моему удивлению, такая перспектива никого не испугала. Уговаривать их не пришлось. Один за другим люди соскальзывали по водяной горке вниз и плюхались в озеро. Предпоследним спустился раненый пилот, за ним прыгнул Вольфганг.
— Не переживай, Егор, не помрем, — проговорил Броуди, выбираясь на берег возле меня. Он улыбался во всю ширину своего рта, глаза его сияли.
— Связь появилась! — радостно воскликнул Левин. — Есть сигнал!
Советник тут же проделал некие манипуляции со своей пластиной, довольно хмыкнул и улегся на спину, подложив под голову руки. Только сейчас я заметил, что вся одежда на нем изодрана. Тяжко таким здоровякам ползать по узким подземельям.
— Дейв, что там? — потряс его за плечо Левин. — Не томи, расскажи, что сообщили?
Люди тут же обступили Броуди, желая услышать новости. Он выдержал паузу, после чего наигранно вяло объявил:
— Минут десять, и они нас заберут. Сектор чист, чужаков нет.
— Господи, — с облегчением прошептал профессор, — неужели выбрались?
— Выбрались, — подтвердил Броуди и снова расплылся в широкой улыбке.
— Как там у них дела с экспериментом? — с нескрываемой надеждой спросил Левин.
— Порядок, — довольно проговорил Броуди. — Работа идет полным ходом. Данные стоят на потоке. Ты еще удивишься, когда мы прибудем.
— Эх, — вдруг вздохнул Левин и посетовал: — Жаль, меня там нет. Боюсь, сбоя бы не вышло.
— Скоро доберемся, — успокоил его Броуди, пытаясь выжать мокрые насквозь брюки, не снимая их. — Диспетчер передал, что показатели в норме. Захват людей из прошлого идет в постоянном режиме. Индекс нелинейных преобразований почти равен нулю.
Эта совершенно непонятная для меня информация явно очень радовала их обоих.
Мы одержали маленькую победу, но она была нашей, и наверняка каждый сейчас верил и надеялся, что она не последняя. Главное, мы были живы. Не знаю, как остальным, а мне хотелось лишь одного — наесться до отвала и выспаться. Странная ткань комбинезона уже не липла к телу — к моему удивлению, она высохла практически за пару минут. Но мышцы болели так, будто меня долго избивали палками. Я смертельно устал, вымотался окончательно. Ведь, если вдуматься, я не ел и не спал сто шестьдесят девять лет.
Все мы распластались на горячих камнях, нежась под ярким, ласковым солнцем. Гвардейцы развалились, как попало, некоторые тут же уснули.
Не передать, что я испытал, глядя на небо. Солнце вставало, небосвод был чуть розоватым, и на нем все еще виднелись звезды. Получалось, что мы проползали по узким проходам и страшным расщелинам всю ночь, даже не заметив того. Но теперь все чувствовали себя в безопасности. Казалось, что свистопляска с инопланетными тварями лишь сон, ночной кошмар, который постепенно растворялся в небытие, забываясь навсегда. Я знал, что это не так, но не хотел думать сейчас о чужаках, мечтавших уничтожить нас, стереть с лица земли. Просто дико устал. Прошли почти сутки с момента, как нас с немцем выудили из контейнеров и кинули в этот ад. И только сейчас я смог немного расслабиться. Очень хотелось курить, и я обратился к гвардейцам:
— Ребята, ни у кого нет папироски?
Солдаты непонимающе посмотрели на меня.
— Закурить, — сказал я и изобразил, что курю невидимую сигарету и выдыхаю табачный дым. Никто по-прежнему меня не понимал.
— Егор, — позвал Левин. — Ваше курение уже долгое время искоренено полностью. Люди отказались от вредной и пагубной привычки, не желая уродовать свой организм.
— Может, у вас и водки нет? — я непонимающе вскинул брови.
— Нет, — отрицательно покачал головой профессор и чуть улыбнулся: — Но я понимаю, о чем вы говорите. Ввиду своей деятельности, а также просто из моей природной любознательности я достаточно хорошо изучал ваше время. Тогда, как вы говорите, «па-пи-ро-са» и сто граммов были для вас чем-то вроде отдушины. Мы же давно отказались от алкоголя и никотина, поскольку они разрушают печень и легкие.
— Даже спирта нет медицинского? — Этот мир все больше переставал мне нравиться.
— Нет, — отрицательно покачал головой Левин, хитро прищурившись. — Мы теперь используем другие средства.
— Вот это да-а, — угрюмо протянул Вольфганг. — А я бы не отказался сейчас от доброй бутылочки шнапса, после всего, что мы пережили.
— Не волнуйтесь, — хитрый прищур профессорских глаз стал еще выразительнее. — Я же не зря сказал вам о своей природной любознательности. Неужто вы подумали, что человеку, сумевшему вытащить вас из сорок третьего года, не по силам воссоздать папиросу или столь простой по формуле напиток, как водка? — Левин заговорщически понизил голос, чтобы не слышал Броуди: — Мы с вами еще как-нибудь пропустим по стаканчику.
Мне пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться, а Вольф едва не полез к Левину обниматься. Судя по восторгу в его глазах, он бы на радостях задушил щуплого профессора в крепких объятьях. Спас Левина резкий писк нарукавной пластины Советника. Броуди тут же вскочил на ноги, задрал голову вверх и заорал:
— Катер на подходе! Всем приготовиться!
Мы поднялись и стали ждать.
Спасательный катер неслышно появился над бухтой, завис, а потом медленно опустился над водой возле берега. Отошла панель, выдвинулась лестница. Выглянувший из недр катера гвардеец заметил Советника, отдал ему честь, а потом махнул рукой:
— Грузитесь быстрее!
Второго приглашения не потребовалось. Мы мигом заскочили внутрь летательного аппарата и расселись по свободным местам. Находящиеся на катере гвардейцы смотрели на нас с нескрываемым интересом. Грязные, небритые, изодранные, мы были похожи на отбросы общества, а не на солдат.
Едва мы взлетели и пошли в сторону базы, за нами пристроилась эскадрилья вражеских «крабов». Мы снова напряглись. Повторять пережитое нами никому не хотелось.
— Черт! Опять! — с тревогой в голосе вскричал Советник. — Сектор не очищен от врага?
— Все будет нормально, — равнодушно ответил ему пилот.
— Неужели это никогда не кончится? — Левин тяжело выдохнул и вжался в кресло. — Все повторяется сначала, нам не суждено, наверное, добраться до цели.
Но гвардейцы из спасательной группы, напротив, были спокойны. Они явно знали больше, чем мы. Все замерли, затаив дыхание, глядя на корабли преследователей. Катер прибавил скорость, четверка «крабов» не отставала. Они обхватили нас кольцом, выпустили несколько снарядов, но пилот удачно сманеврировал, избежав их.
И в этот миг невесть откуда навстречу чужакам выскочило с десяток наших машин. Они напали на врагов неожиданно, сразу изрешетив их огнем. Шансов уйти у чужаков практически не было. Все их корабли горящими обломками рухнули вниз.
Мы, все до одного, зааплодировали нашим спасателям, а когда овации смолкли, встречавший нас гвардеец объяснил:
— Они попались в свою же ловушку. Караулили вас, а мы тем временем ждали их.
На этот раз мы могли с уверенностью сказать, что теперь все злоключения позади. Наш катер в сопровождении эскорта охраны взял курс на секретную российскую базу.