Джандрак прибыл как вестник с неопределенными новостями. Но манера его прилета была четкой. Он принесся на космическом корабле дальнего действия с выхлопными трубами: когда до Сморна оставалась еще пара световых лет, Джандрак вырубил двигатели, чтобы оставшуюся часть пути по галактической магистрали пройти на беспрецедентной скорости. Затем, применив отрицательное ускорение, он резко остановил корабль.
Его пилотирование оказалось сверхточным. Теперь он смотрел на лагерь Передана, существующий уже пятьдесят лет: не было необходимости менять место приземления ни на ярд. Кристально чистый воздух давал возможность поразительно четко в нескольких футах внизу видеть крошечную империю претендента на звание принца.
Все было, как и ожидалось, добротным, красочным, оживленным. Взлетное поле с пестрыми космическими кораблями; веселые павильоны дугами охватывали жилые постройки, бараки и огромное скопление оборудования, в том числе систему постоянной защиты, и все это на площади в десять миль. Ближе к краю территории возвышались вроде небоскребов, крытых красным пластиком, драгоценные склады оружия, всевозможного боевого снаряжения, тягачей и прочей боевой техники — смысла жизни всего Передана.
Весь персонал был на ногах, ожидая приказа.
Небольшую демонстрацию защитной системы лагеря Джандрак смог понаблюдать сразу же. Когда его корабль только появился над базой, вокруг разорвалось шесть предупредительных ракет: по одной сверху, снизу и в каждой четверти румба, что произвело на него впечатление, но не удивило. Чуть переждав опасный момент, он, не торопясь, сел у края взлетного поля.
Ракеты оказались не единственным предупреждением. Всем телом он почувствовал странное давление и необычную боль в переносице: это означало, что его крошечный колоколоподобный кораблик полностью окружен заглушающим полем и в нем уже ничего не может работать. Он попробовал открыть внешний люк — безрезультатно. Придется вручную. Что бы ни случилось, он оказался бы беспомощен. Но сейчас это было неважно: он прибыл не как враг, скорее как советчик.
Пилот стал открывать вручную. Люк легко поддался, и стена кабины развернулась вниз, позволяя спуститься на землю. Шагнул наружу, потянулся, вдыхая бодрящий, богатый кислородом воздух. Его золотистый кораблик виделся теперь несообразно маленьким на фоне гигантских боевых крейсеров лагеря. Он намеренно выбрал для визита это загадочное колоколоподобное суденышко, рассчитывая изумить бунтовщиков. Они, конечно, удивятся, что такая кроха способна на такие же путешествия, что и их огромные боевые машины. Эти ребята около пятидесяти лет были оторваны от всего королевства и почти наверняка не слышали о новых средствах передвижения с использованием естественных искажений пространства, называемых линиями скольжения, которые и позволили этому хрупкому на вид колокольчику путешествовать, по галактике.
Двое мужчин в блузах и брюках из черного мерцающего космического шелка уже ждали его, лазерные пистолеты висели на узких бедрах. Как и все офицеры Передана, они были без знаков различия.
— Я прибыл затем, чтобы поговорить с Переданом, — без всяких предисловий заявил Джандрак.
— Принц Передан, — ответил ему более высокий из офицеров, — не разговаривает с каждым космическим бродягой, которого заносит сюда. Чего ты хочешь — вступить в вооруженные силы?
Джандрак спокойно посмотрел ему в глаза:
— Избавьте меня от этой болтовни, — твердо заметил он. — Я — Джандрак из семьи Санн, старинных друзей отцов Передана. Отведите меня к нему.
Офицер криво улыбнулся:
— Многие старые друзья теперь уже не так дружелюбны. Однако принцу доложат о тебе. Но сначала просим сдать оружие.
Джандрак отдал высокочастотный нейтронный лучемет, небольшой кинжал и ручную версию стандартной силовой винтовки. Офицер осмотрел все, снова улыбнулся и вернул винтовку:
— Это можете оставить, все равно в лагере не сработает.
Джандрак это уже и сам понял. Его обостренные чувства говорили о множестве заглушающих полей в атмосфере лагеря. Он очень сомневался, что нейтронный лучемет работоспособен, но офицеры предпочли не раскрывать свои секреты.
Все молча шли к палатке Передана. Джандрак с интересом осматривал сооружение. Оно походило на ярко расцвеченный сказочный дворец из прессованного пластика с маркизами, куполами и шпилями. Пластмассовое покрытие еще и распылялось на поверхность сооружения для прочности, и Джандрак не сомневался, что «палатка» обладала крепостью гранита.
Сам лагерь производил впечатление бивуака, однако впечатление было обманчиво.
— Подождите здесь, — сказал высокий офицер и вошел внутрь, оставив Джандрака на попечении своего товарища.
Через десять минут он появился, уже растеряв часть самоуверенности. Не сказав ни слова, сделал приглашающий жест. Джандрак прошел за ним через занавешенный вход в палатку.
Его первоначальные впечатления теперь полностью подтвердились. Он (вместе с охраной) шел через большие залы, тянущиеся, казалось, бесконечно, с альковами, залитые освежающим бледно-зеленым светом и окрашенные в пастельные тона голубого, зеленого и желтого. Стены были почти без орнамента, но столы и стулья являли собой образцы очень тонкой работы, так же как и множество оборудования, назначения которого Джандрак не понимал и предположил, что это устройства связи и поиска информации. У Передана хватало времени и на роскошь: одетые в шелк офицеры поднимали равнодушные глаза, когда они проходили; его провожатый не обращал на это внимания.
Еще дальше в здании атмосфера была спокойнее, даже холоднее, и там почти никого не было. Впервые Джандрак увидел женщин: молодые девицы восседали за большими дорогими столами, явно ничем не занимаясь. «Секретарши? — подумал он. — Любовницы? Или просто украшения?»
В конце длинного фойе офицер остановился у двери с портиком:
— Входите, — предложил он.
Джандрак толкнул панель. Она… рассыпалась на множество сверкающих обломков и исчезла, за ней оказался офис Передана. Гость шагнул внутрь, дверь за ним… восстановилась. За полированным столом, легко опираясь на него костяшками пальцев, стоял Передан.
Двое мужчин уставились друг на друга; Джандрак жадно смотрел на Передана, который был как будто бы рассеян и сосредоточен на чем-то постороннем. Джандрак стянул черные перчатки и положил их на стол — мирный жест, применяемый в военных переговорах, означающий отсутствие дополнительного оружия на пальцах.
— Признаюсь, давно мечтал посмотреть на этот ваш лагерь, — невозмутимо начал он, глядя на собеседника.
Он помнил, что видел принца Передана, когда был еще маленьким: отец привел его во дворец для представления ко двору. Почему-то лицо Передана запомнилось мальчику, и сейчас он внимательно смотрел, не обнаружатся ли в нем какие-либо изменения. Лицо принца было таким же гладким и моложавым, так что до сих пор он казался молодым человеком лет семидесяти, но не своего настоящего возраста — трехсот лет. Хотя при более пристальном взгляде эта моложавость выглядела искусственной. Позже Джандрак узнал, что лицо принца менялось в зависимости от обстоятельств или случайной мысли, так что он выглядел совершенно другим человеком. Даже сейчас мгновенная перемена настроения так изменила черты принца и кожу вокруг глаз, что он показался старше, более озабоченным.
— Я уверен, что многие военные желали того же по разным причинам, — до странности слабым голосом ответил Передан. — Расскажите, почему вы здесь.
Джандрак вытянулся, щелкнул каблуками и почтительно поклонился:
— Я — аккредитованный посланник Его Величества короля Максима. Его Величество поручил мне предложить вам и вашим последователям полную амнистию вместе со щедрыми условиями переселения в обмен на ваше сотрудничество в вопросе необычайной важности.
— Амнистию? — принц смотрел на него с недоверием и удивлением. — Вы это серьезно? Максим так легко от меня не избавится!
— Возникли… некоторые… обстоятельства, — сдержанно проговорил Джан драк, соображая, как лучше изложить проблему. — Нечто такое, что делает необходимым утрясти наши разногласия и объединиться против общей угрозы.
— Объяснитесь.
— Королевство находится под угрозой аннигиляции! — Джандрак глубоко вздохнул и продолжал: — В северо-восточный сектор вошла неизвестная форма жизни, смертельно опасная для людей. Все наши средства обороны не смогли ее задержать… Нам нужно объединиться и сражаться единым фронтом!
— Итак, — задумчиво проговорил Передан, — инопланетное вторжение! — Он, казалось, был заинтригован, но не испуган и не встревожен.
— Не совсем так. Поначалу мы тоже так думали… но, насколько мы теперь понимаем, вторгшийся объект представляет собой единый организм, перемещающийся в пространстве. Даже не совсем организм, а скорее… э-э… в общем, его называют Пятном. Сначала ученые принимали его не за сущность, а просто за перемещающуюся область пространства с необычными характеристиками. Им пришлось изменить свое мнение. Его размер неопределенен, но его передвижения наводят на мысль о наличии сознательной воли.
— И?
— Похоже, оно питается биологическими живыми объектами. Проходящие сквозь него планеты оказываются… совершенно мертвыми! Люди, животные, даже растительность! Все мертво! — должно быть, в его голосе прозвучала нотка ужаса, потому что Передан нахмурился и помрачнел.
— Мои агенты докладывали мне о чем-то необычном на северо-востоке, но я не обратил на это особого внимания. Ни о чем подобном они, конечно, не упоминали.
— Все средства массовой информации подвергаются строгой цензуре, и всякие слухи тут же гасятся в эти дни по всему королевству. Вне пораженных миров об этом известно только очень немногим людям.
— И сколько же миров погибло на данный момент?
— Об этом знают еще меньше людей. Но я бы предположил, что не больше пятидесяти.
— Не больше пятидесяти? — Передан, казалось, был поражен. — Максим, конечно, серьезно не обеспокоится этим, пока не будет уничтожена половина человечества. Типично для него! — принц беспокойно заходил по комнате; его простое сиреневое платье развевалось на нем. — Но, по крайней мере, он признал свою некомпетентность, послав вас сюда. Расскажите мне, какие меры приняты к настоящему моменту, чтобы справиться с угрозой.
Джандрак вкратце и честно перечислил меры, принятые королевскими военными силами в их все более чем отчаянных попытках справиться с неведомым. Бомбы продленной реакции (продолжительные ядерные взрывы, длящиеся месяц), чудовищные излучатели гамма-лучей (созданные с невероятными затратами специально для этого случая). Пятно проглотило это все без какой бы то ни было явной перемены в его внутреннем состоянии. Огромные количества радиоактивных материалов располагались на его пути, но это тоже не дало результата. Возникла даже теория, что для Пятна это было приятным возбуждением.
Не забыл Джандрак рассказать и о вооруженных космических кораблях, которые Пятно поглотило. Когда он закончил, Передан опустил глаза.
— Ничего подобного прежде не было. Чего же Максим хочет от меня?
— Разумеется, ответ и так ясен: известно, что здесь вы обладаете значительными ресурсами. Не считая вашего вооружения и оружия, может быть, нам неизвестного, в вашем распоряжении есть несколько прекрасных ученых. Выживание королевства важнее политических распрей.
— Стало быть, Максим полагает, что сможет проглотить меня, воспользовавшись общим кризисом, — Передан невесело улыбнулся. — Скажите ему: если его действительно заботит безопасность королевства, он передаст свои силы под мое начало, и я буду руководить операциями.
— Вряд ли он на это пойдет.
— И я тоже не соглашусь на подобное.
Тупик. Джандрак предвидел, что так и получится, и, по сути дела, на это и рассчитывал, но изобразил шок:
— Вашим девизом всегда были мир и безопасность! Чего же он стоит, если вы собираетесь остаться в стороне и смотреть, как гибнут целые системы!?
— Узурпатором является именно Максим, а не я или мой отец.
— Но кто знает, может быть, в этой суматохе… вы найдете способ свергнуть Максима и снова посадить на трон отца?.. — голос Джандрака стал вкрадчивым, чуть ли не лукавым.
— Может быть! Если бы я строил стратегию на «может быть», я бы не сидел здесь на Сморне последние пятьдесят лет, вдали от средоточия власти, — он устало поднял руку, явно не желая тратить силы на разъяснение. — С тем, что я здесь имею, я прямо сейчас могу бросить вызов всему королевству. Но я не стану ставить на карту свои резервы и разжигать в галактике вторую гражданскую войну, если не буду полностью уверен в победе. Молодой человек, я играю в эти игры, чтобы победить. Так что не воображайте, что я буду транжирить свои ресурсы на другие дела, какими бы они ни были стоящими, или что мои структуры будут использоваться ради каких-то других целей, а не тех, для которых они и были созданы.
Он произнес эту короткую речь спокойно, почти буднично. Пока он говорил, Джандрак утвердился в своем первом впечатлении от этого человека: жесткость, прикрытая вялостью, сильная, почти отчаянная воля. Этот человек никогда не признает, что дело его проиграно; он заражает своим фанатизмом всех, кто его окружает, пробуждая в них беззаветную преданность.
— Во всяком случае, — продолжал претендент на титул принца, — ваше предложение с трудом согласуется с вашей ролью посланника Максима.
— Простите меня, Ваше Высочество. Сейчас я говорил не как посланник, но как частное лицо.
Брови Передана слегка приподнялись, он повернулся к стене за спиной и, открыв маленькую дверцу, достал два стакана и флягу. Жестом указав Джандраку на стул, он разлил по стаканам зеленую жидкость и добавил воды. Жидкость стала молочно-белой.
— Перно, — сказал он. — Древний напиток, существовавший тысячелетия, восхитительное дополнение к цивилизованной жизни, мне так думается. Мой коллега, герцог Ретурский, обнаружил этот рецепт незадолго до нашего изгнания. Этот лагерь — единственное место во вселенной, где его можно достать.
Джандрак отхлебнул. Напиток оказался приятного анисового вкуса, который прекрасно освежал.
— Теперь расскажите, что думают обо мне люди в эти тяжелые годы, эти миллиарды, угнетаемые Максимом, — саркастически поинтересовался Передан, усаживаясь напротив Джандрака.
— Непросто суммировать мнение масс. Королевские военные силы, разумеется, считают, что вы представляете собой опасность, но не смертельную. Официально они могут вас уничтожить, но оставляют в покое, чтобы не возбуждать волнений.
— Пропаганда. Они не прилетают сюда, потому что не осмеливаются. Расскажите мне о людях.
— Полагаю, что они постепенно начинают о вас забывать.
— Еще бы, — Передан выглядел погрустневшим. — Пусть будет так. Этого и следовало ожидать. Но все изменится, как только я одолею узурпатора и снова посажу на трон свою собственную семью. Вы увидите, все изменится.
Но расскажите о себе. Во время гражданской войны вы, видимо, были маленьким.
Я помню вашего отца. Будучи лояльным герцогом, он погиб под знаменами старого короля. Вы, похоже, стали герцогом при новом. Насколько я помню, ваша лояльность новому хозяину Унимма никогда не подвергалась сомнению.
— И все же… мои чувства по отношению к старому режиму еще не совсем умерли, — не торопясь, проговорил Джандрак. Он сознавал, что ступил на зыбкую почву. — Моя семья и ваша крепко дружили при старой монархии, и я об этом не забыл.
— Вы хотите, чтобы старая монархия была восстановлена? Говорите свободно, Максим вас здесь не услышит.
Джандрак промолчал.
— Очень хорошо, — невозмутимо продолжал его собеседник, — давайте скажем по-другому. Как лояльный офицер королевских вооруженных сил вы хотели бы, чтобы я был уничтожен? Отвечайте сразу. Рано или поздно каждому придется встать на ту или иную сторону.
— Это мой долг — содействовать вашему уничтожению.
— Хорошо сказано! — с горечью заметил Передан.
— И все же… Король Максим — это выскочка. Его правление — это латание дыр, что ведет к экономическому спаду тысячи планет. Ваша же семья предлагает стабильность тысячелетней монархии, а также законного монарха на троне.
— Стабильность такую сильную, что все королевство развалилось, — Передан усмехнулся. — Мне хотелось бы, чтобы вы перестали вилять, молодой человек. Давайте смотреть на вещи реально. Вы говорите о законности? Максим и сам благородных кровей, их Дом Гречанов тоже претендует на трон, основываясь на том, что его мать вышла замуж за моего деда. У него орды законников, тренированных в искусстве противопоставления его требований моим. А что касается стабильности и безопасности — разве Максим не сделал все, что мог, для этого? Строгие меры против нарушений порядка, мощные вооруженные силы и даже «стрижка» олигархов и раздача их территорий беднякам, — он кисло улыбнулся. — Мудрый шаг. Немалая часть того, что ему следовало бы сделать, и подачка массам, чтобы они некоторое время не волновались. Ввиду всего этого разве я не представляю угрозу миру? Я содержу частную армию, не скрываю намерения устроить полномасштабное восстание, жду своего часа, чтобы устроить переполох…
«Он прощупывает меня, — подумал Джандрак, — играет роль адвоката Максима, чтобы увидеть мою реакцию».
Если вы действительно так думаете, — нагло заявил он, — то почему бы вам не перейти на другую сторону?
Принц рассмеялся:
— Такой человек, как вы, может быть мне полезен. Вы как офицер высокого ранга могли бы предоставить мне бездну информации: огневая мощь Максима, какое у него появилось новое оружие. Более того, в чем секрет нового космического привода, который доставил вас сюда? Я проинформирован, что ваш корабль очень необычен, он слишком мал для такого путешествия. По сути дела, подразделение защиты лагеря было поражено, с такой скоростью вы приблизились. Ваша сторона, как вам известно, постоянно пытается засунуть ядерную бомбу под наш зонтик. Вас вполне могли разнести в клочья на подлете, пока мы не определили, что вы не вооружены.
— Прошу прощения, — Джандрак встал и вернулся к официальному тону. — Моя симпатия к вам не может повлиять на мою лояльность офицера. Я не продаюсь.
— Я мог бы арестовать вас и разобрать ваш корабль до последнего винтика.
— Это было бы крупным нарушением дипломатической неприкосновенности! — возмущенно запротестовал Джандрак. Он не счел нужным упоминать, что его «колокольчик» был защищен так, что превращался в пар при малейших признаках постороннего вмешательства, так как был уверен, что Передан осведомлен об этой элементарной предосторожности.
— Предложение Его Величества об амнистии действительно в течение трех месяцев. Возможно, мы встретимся снова.
Он повернулся, чтобы идти, но Передан остановил его:
— Подождите. Вы могли бы кое-что сделать для меня.
Джандрак с подозрением посмотрел на него.
— Ничего предосудительного, — заверил претендент на титул принца. — Вы знаете человека по имени Грэйм Либер?
— Хроникера? Он иногда появляется при дворе.
— Скажите, он здоров?
— Полагаю, что так. Я знаю его не очень хорошо.
— Он — мой старый друг. У меня было очень мало известий от него за последние пятьдесят лет. Вы сделали бы мне большое одолжение, если бы зашли к нему от моего имени.
— Конечно, пожалуйста.
— Просто передайте ему мой привет. Я уверен, что могу вам доверять, что вы не сделаете ничего такого, что повредило бы старику. Думаю, вы могли бы с ним подружиться.
Джандрак внезапно почувствовал, что он странно тронут. Он поколебался, затем решился:
— Есть еще кое-что, что я мог бы для вас сделать, — твердо произнес он. — Максим убьет меня, если узнает, поэтому надеюсь, что, в свою очередь, могу рассчитывать на ваше молчание.
Передан утвердительно кивнул.
— Мне строго приказано не сообщать вам, что Пятно движется в этом направлении. Вам лучше немедленно перебазировать лагерь.
Внезапно собеседник показался ему очень и очень старым.
— Сколько у нас остается времени?
— Иногда оно движется быстро, иногда медленно.
— Это придает делу другую окраску, и даже мотивам Максима. Благодарю вас, — он проницательно взглянул на Джандрака. — О чем же, ради Космоса, он думал, когда выбрал вас в качестве посланца?
Джандрак пожал плечами:
— Он довольно безалаберно относится ко многим вещам. Ему нужен был кто-то, кого бы стали слушать по старой памяти, кто-то, кто принадлежит к древней и уважаемой семье, подобной дому Саннов. Видите ли, даже Максим начинает серьезно нервничать.
Он оставил Передана потягивающим перно и погруженным в мрачные размышления.
Когда Джандрак Саннский взлетел, Передан коснулся одной из многих цветных точек, вделанных в угол столешницы. В другом месте столешница помутнела, затем сменилась цветным изображением молодой женщины с подкрашенными зеленым волосами.
— Найдите генерала Дрэпа, — приказал он.
— Да, Ваше Высочество.
Девица опустила глаза на клавиатуру. Картинка поблекла, затем возникло оживленное лицо Дрэпа, похожее на луковицу.
— Ваше Высочество?
— Дрэп! — сказал ему Передан. — Только что здесь был молодой человек с Унимма. Хочу проверить правдивость его рассказа. Как только он уйдет за предел обнаружения, пошлите боевой корабль в северо-восточный сектор.
Он отдал дальнейшие указания и отключился. Часом позже зазвучали предупредительные звонки. Один из огромных боевых кораблей, стоявший за линией палаток, поднялся, загудел взлетными сиренами и направился в глубокий космос, тяжело нагруженный аппаратурой обнаружения.
В это время принц Передан сидел в своем кабинете и занимался обычным ритуалом — собирался с мыслями и анализировал свои ощущения.
Как всегда, он пытался избавиться от душевной тоски, которая периодически накатывала на него. Разговоры, подобные сегодняшнему, всегда заканчивались этим. Дипломатия, политика, интриги — все, что по самой своей природе оказывалось игрой, в которой человеческие существа были только шахматными фигурами, было ему отвратительно и не отвечало его истинному призванию. По натуре он был ученым и, если бы не печальные события прошлых лет, проводил бы жизнь в ученом кабинете и занимался бы анализом феноменологии истории цивилизации.
Но лояльность по отношению к своей семье — дому Лоренцев, уважение к древним законам и ненависть к тираническому, властному правлению Максима сделали такую жизнь для него невозможной. Вместо этого, подчиняясь диктату обстоятельств, он посвятил свою жизнь долгу, стратегии и лидерству. После того как Дом Гречанов оспорил право отца на трон и эта ссора переросла в широкомасштабную гражданскую войну в королевстве, он был вынужден проводить жизнь, играя именно в те игры, которые до того презирал.
После первоначального поражения он удачно провел те ходы, которые ему еще оставались. Лояльные остатки армии он спаял в самую эффективную посвященную организацию, которая когда-либо существовала. Со временем она превратилась в прекрасно обученную машину невероятной силы, в копье, постоянно направленное в сердце королевства. Он всегда ждал подходящего момента, чтобы его метнуть.
Визит недавнего посетителя подтвердил правильность его понимания того, что режим Максима прогнил изнутри, подорванный ложной преданностью, основанной только на личных выгодах. Он подумал, что Максим, вероятно, прилагал немало сил, чтобы сохранить всю эту структуру. Один хороший удар ногой — и вся хваленая система развалится с треском.
И все же опасно было так думать. Коррупция или не коррупция, но Максим все еще мог пользоваться всеми ресурсами королевства. Шансы Передана на государственный переворот, о котором он мечтал, были сейчас слишком малы, чтобы решиться на него. Поспешные действия вызовут только очередной кровавый конфликт, в котором он вторично потерпит поражение — на этот раз с этим справиться будет труднее.
Где же, думал он с тоской, находится то «великое устройство»; как ему одним неотразимым ходом поставить мат? В следующем поколении будет слишком поздно: слишком много миллиардов людей сменят свои привязанности. А сколько миллиардов уже сменили? Передан этого не знал: в эти дни получить новости из королевства становилось все труднее.
Звездное королевство раскинулось примерно на одной пятой части галактики, от Скоплений Гарлоу на севере до Покровов Тьмы — массивных черных завес из пыли и газа — на юге.
На этом огромном пространстве обитаемых планет было немного, но все же число их доходило до нескольких десятков тысяч. Точное количество миров, входящих в королевство, могло интересовать только составителей каталогов; средний гражданин не задавался вопросом о размере сообщества, в котором он живет: для него королевство и было вселенной. Иностранных королевств не существовало, и гражданин не мог их себе и вообразить. Он знал только, что множество кораблей лавировали во тьме, соединяя между собой провинции и территории, разбросанные на расстоянии тысяч световых лет, и все они подчинялись — теоретически, по крайней мере — трону, кружащему вокруг бело-голубого Ригеля. Названия для этого мира не было, это было просто «королевство».
На большей части территории власть центра проявлялась явно слабо. Слишком много систем, далеко от Максимилии — или Унимма, если назвать город его древним именем, — о гражданской войне доходили только отдаленные слухи, и смена правящей фамилии вызывала мало интереса. Обязательные налоги для этих миров были чисто символическими.
Но здесь, в Максимилии, политика была делом существенным. Джандрак знал: как только его колоколоподобный корабль приземлится во внутреннем городе, ему следует немедленно явиться к королю Максиму. Оставив корабль на попечение специальных техников, поклявшихся не разглашать тайну, он зашел домой освежиться и предстал перед королем.
Королю уже сообщили о его прибытии. Джандрака провели в потаенную комнату, где монарх с нетерпением ждал новостей:
— Дело сделано?
— Да, Ваше Величество.
— Отлично! — Король Максим хихикнул, весело блеснув карими глазами.
Несмотря на всю его хитрость и двуличие, следовало признать, что король обладал природным шармом. Его лицо, по обыкновению грустное, с легкостью могло быть и веселым. Он был достаточно впечатляющей фигурой, чтобы его замечали где угодно: с маленьким тонким ртом, выдающимся костистым носом и внимательными широко расставленными глазами, казалось, пронизывающими вас насквозь. Кроме того, он носил волосы до плеч, в то время как уже в течение нескольких веков прочно укоренившейся модой были короткие волосы.
Иногда на лице его было, казалось, сумасшедшее выражение: он надувал губы, поднимал брови, гримасничая и искоса посматривая из-за своего длинного острого носа. Некоторые утверждали, что король и в самом деле сумасшедший. Но большинство людей полагало, что он просто комик, веселый монарх, клоун поневоле; проницательный человек выявил бы у него преобладающее настроение меланхолии.
— Я предложил Передану амнистию, Ваше Величество, как Вы и приказывали. Он отказался, разумеется. Похоже, он не догадался, что это предложение было только предлогом для визита.
— Это его немного озадачило, я думаю. Ну, что? Дорога проложена?
— Все прошло прекрасно. Я пересек путь Пятна, затем с этого места по линиям скольжения добрался до лагеря Передана на Сморне. Приборы свидетельствуют, что линии скольжения после этого значительно усилились.
— Отлично! Отлично!
Джандрак считал, что уже закоснел в своем искусстве двойной игры, и не мог не восхититься таким способом предательства. Замысел Максима был грязен до невозможности. Было обнаружено, что инородная сущность, которую исследователи назвали Пятном, пользуется принципом движения новых скользящих кораблей, перемещающихся быстрее света вдоль естественных линий искажения пространства. Но была и разница: Пятно, проходя по линиям, оставляло их без изменения, прохождение по ним кораблей усиливало их. И Пятно, похоже, предпочитало передвигаться по таким усиленным линиям.
Поначалу ученые попытались использовать это открытие, чтобы управлять Пятном: создать путь по лабиринту галактических линий искажения и вывести Пятно из оккупированных им солнечных систем и из королевства. Но Пятно заупрямилось — и это стало одним из доказательств того, что оно обладает каким-то видом рудиментарного мышления — оно стремилось поглощать населенные планеты. И если такая искусственно усиленная линия скольжения не вела к населенной планете, Пятно поворачивало в другую сторону.
Таким образом, исследователи могли только выбирать планеты, которые были бы уничтожены, но не более того. Этот тревожный факт привел к отчаянной борьбе между вельможами и магнатами, опасавшимися потерять свои капиталовложения. Затем королю Максиму пришла в голову эта блестящая идея. Послав скользящий корабль с визитом к Сморну, он мог направить Пятно прямо на голову своего старого врага.
Голос короля повышался до приступов смеха.
— Он никогда не узнает, что его ударило! Я пошлю туда четвертый и пятый флоты, на случай, если он пронюхает о том, что ему грозит, и попытается удрать. В любом случае, Передану конец!
Джандрака интересовал один небольшой вопрос:
— Что бы вы стали делать, если бы Передан согласился на амнистию, Ваше Величество?
Король пожал плечами.
— Если он такой дурак, что стал бы посылать корабли в эту штуку, то он заслуживает своей судьбы. Я не могу проиграть в любом случае. Кстати… э-э… полагаю, у вас нет записи вашего разговора?
— Боюсь, что нет, Ваше Величество. Заглушающие поля очень сильны по всему лагерю. Магнитофон не работал.
— Хм… Да, конечно… — Максим, казалось, усомнился в этом.
Джандрак решил перевести разговор на другое.
— Это чудесная стратагема, Ваше Величество, — восхитился он, — но Пятно все же остается.
— Знаю, — мрачно ответил король, — но что мы можем поделать? Приходится мириться с потерями. Поскольку Пятно идет ровным курсом, то оно пройдет сквозь королевство, и мы снова будем в безопасности.
«Это ты на это надеешься, старый дурак», — подумал Джандрак.
Он вышел с похвалой короля. Удача воодушевила его, но он старался не очень этим гордиться: нетрудно лгать двум сторонам одновременно, если у них нет других контактов.
С какой целью он играл двойную игру — это было неясно даже ему самому. Он вырос в водовороте гражданской войны и не видел особого резона доверять кому-либо, но, поговорив с Переданом, почувствовал какой-то иррациональный импульс предоставить равные шансы обеим сторонам. Дело было не только в этом, конечно. Он также решил, что лично для него никакого преимущества не будет, если повстанцы будут уничтожены. Он предпочитал неопределенную ситуацию, когда талантливый молодой офицер, быстро приобретающий влияние, мог бы воспользоваться подвернувшимся шансом. Дав Передану половинчатое предупреждение, он оказался в конфликте с обеими сторонами и должен был выиграть независимо от исхода.
Никакие угрызения совести ему были незнакомы: так поступать было для него естественным; временем правил макиавеллиевский дух. Кроме того, временами на него «накатывали» амбиции, мучающие еще и тем, что вроде бы какой-то определенной цели у него не было. Иногда это проходило совершенно; когда он лежал в одиночестве в постели, то частенько мучительно обдумывал, как можно обратить себе на пользу строительство больших скользящих кораблей, проект, выполняемый на другой стороне планеты и отданный королем под его начало.
С неопределенным радостным чувством он пересек центральный двор королевского дворца. Шпили и фронтоны на фоне зеленоватого вечернего неба вставали над ним, как фантастические арабески. Наступающий вечер был прохладен и полон ароматов. За контурами дворца возвышались более высокие блоки, башни и арки Внутреннего города, окружая гнездо монархии и закрывая вид на живописный, но совсем не изящный Старый город.
Реконструкция была почти завершена. Оставалось достроить только несколько башен; их каркасы поднимались на высоту до трех тысяч футов. Атакуя Внутренний город, Максим не использовал атомные бомбы, потому что хотел сохранить город для себя, но все же он засыпал его бомбами большой разрушительной силы.
Нахмурившись, Джандрак вспомнил о своем обещании претенденту, принцу Передану: найти Грэйма Либера, хроникера. Он туманно представлял себе этого старика, семенящего по дворцу с потрепанными свитками древних документов под мышкой.
Может быть, просьба и была, как и говорил Передан, сентиментальным приветом другу. Однако мышление интригана, присущее Джандраку, говорило ему, что скорее всего это может быть попыткой втянуть его в круг бунтовщиков и поддерживать постоянную связь между ним и Сморном. Во всяком случае, учитывая подозрительную натуру Максима, исполнение просьбы лучше всего отложить на несколько дней. А сегодня вечером он собирался заняться гораздо более приятным делом.
Перейдя через демаркационную линию в Старый город Максимилии, Джандрак сразу же оказался в другом мире.
Он плотно завернулся в длинный мягкий плащ, чтобы скрыть форму. Здесь, в Старом городе, в мундире он чувствовал себя не в своей тарелке: форма вызывала неприятные эмоции у жителей, можно вполне было ждать и агрессивности со стороны низших слоев населения.
Внутренний город был отделен от Старого кольцом высоких зданий, образующих сплошную стену со множеством арок. Поскольку Внутренний город был расположен на возвышенности, то при выходе за его стены сразу открывалась панорама Старого города.
Джандрак находил ее привлекательной, хотя некоторые даже презрительно отзывались о Старом городе.
Вершина холма во Внутреннем городе была срезана, город оказался на ровной местности. В отличие от него Старый город сохранил свой первоначальный рельеф, дома стояли безо всякой планировки, более органично. Джандрак смотрел на беспорядочную массу зданий, в большинстве своем старых и обветшавших, высотой всего до двадцати этажей (если не считать нескольких экспериментальных построек — массивных тусклых блоков высотой в тысячу двести футов, рассчитанных на десять тысяч человек каждый). Слева от него весь город как бы спускался в долину, окутанную смогом.
Город простирался на многие мили, уходя за горизонт. Над ним висела пыльная пелена, сверкавшая на солнце. Пыль была неотъемлемой особенностью Старого города.
Джандрак спустился по холму. Свою машину он оставил по ту сторону стены — на ней были опознавательные знаки его подразделения — и после короткой прогулки сел в общественный транспорт, большие обшарпанные вагоны электрифицированной рельсовой дороги. Несколько миль он проехал, вглядываясь в покорные, худощавые лица попутчиков и наслаждаясь необычностью ситуации. Затем вышел, прошел в боковую улочку и свернул в узкий проход, приведший его во дворик, обрамленный пятью ярусами балкончиков. Здесь он уверенно просвистал легкомысленный мотивчик и стал ждать.
Скоро открылось окно, и Рондана перегнулась через подоконник, улыбаясь ему. Он услышал учащенный ритм своего сердца и улыбнулся в ответ. Через минуту она появилась внизу и впустила его. Пройдя один пролет по шаткой лестнице, они оказались в комнате. Она рассмеялась, когда он плюхнулся на кровать и мягко потянул ее, усадив рядом с собой.
Рондана была молодой женщиной с приятным, счастливым выражением лица и легким характером. Сравнивая ее с женщинами своего круга, с их правильными чертами лица и высокомерием, Джандрак отдавал предпочтение этой девушке из низших слоев, считая ее настоящей женщиной (а их разрисованными куклами).
Она внезапно выпрямилась.
— Наверху живет старушка, она очень больна.
— Да?
— Не посмотришь ли ты ее? — попросила Рондана.
— Но чем я могу помочь? Я не врач.
Девушка встала и вышла из комнаты, как будто не слыша его. Он неохотно последовал за ней по лестнице — один этаж, два этажа, освещенные только закопчеными окнами. Пару раз она оборачивалась, чтобы убедиться, что он идет за ней.
Они вошли в квартиру Гудвуман Гровум, которая оказалась запущенной, убогой; Джандрак понял, что точно такая же у Ронданы, и смотрелась она уютной и удобной; здесь же стоял запах нищеты.
Женщина, постанывая, лежала на кровати и выглядела старой, очень старой. Джандрак рискнул подойти поближе. Она выглядела слишком бледной и казалась зеленоватой, у нее был приступ лихорадки. Джандрак в этом ничего не понимал: люди его класса не знали таких болезней.
Он смотрел на пожилую женщину, находящуюся почти без сознания; ей, должно быть, уже пять или шесть сотен лет…
Джандрак спохватился — ей не было пятисот. Не было даже и сотни. Он почувствовал неловкость, осознав, что Рондане двадцать, а ему — при том что он выглядел не старше — восемьдесят, примерно столько же и этой женщине на кровати. Огромная разница в качестве медицинского обслуживания давала низшим слоям серьезный повод для недовольства; продолжительность жизни разных слоев соотносилась примерно, как четыре к одному.
— Она умирает, — сказала Рондана.
— Что будем делать?
— Ей нужен врач.
— Ну, так вызови, отправь ее в больницу, — Джандрак ощутил безотчетное раздражение, оттого что попал в такую ситуацию.
Рондана колебалась.
— Ты заплатишь? — тихо спросила она.
— Да, конечно, — кисло улыбнулся Джандрак.
Она ушла звонить по видфону в больницу. Тем временем он оставил эту несчастную квартиру и вернулся в уют внизу; ему испортили визит: ведь ему нужно было развлечься и отдохнуть, а его окатили холодной водой социальных проблем.
Он сидел на кровати Ронданы, глядя в окно на пыльный дворик. Политические столкновения благородных домов не имели здесь никакого значения, уступив место другой, более приземленной реальности. Какая истина лежит в основе интриг, бесконечных манипуляций ради власти? А какова роль несчастной женщины, умирающей в обветшалом доходном доме, лишенной даже солнечного света, заливающего планету?
Джандрак нахмурился, отгоняя непрошеные мысли. Даже если все так плохо, никто ничего с этим поделать не может. Политическая наука показала, насколько это невозможно — обогатить бедных; столетия назад она развенчала доктрину социального равенства, являющуюся теперь антигосударственной. Неизбежность полярности богатства и нищеты — это закон природы, и никакой научный прогресс его не изменит.
Через час после их близости с Ронданой приехала скорая помощь и забрала Гудвуман Гровум. Он подписал обязательство оплатить расходы; сумма, для него незначительная, но в Старом городе это была цена самой жизни.
Вздрогнув, он представил себе, во что превратится Старый город, если сюда придет Пятно.
Далеко в космосе Пятно должно было наткнуться на усиленную Джандраком линию скольжения примерно через месяц. Однако не прошло и двух недель, как боевой корабль, посланный принцем Переданом, вернулся в Сморн. Собственно говоря, к Пятну он и не приближался: в этом не было необходимости, и это было рискованно, так как в регионе работали исследовательские группы. Но, перехватив посылаемые ими сообщения, он получал всю необходимую информацию. В холодной ярости читал Передан эти доклады. Пятно продвигалось не к Сморну и даже не в этом направлении. Его путь пролегал под углом в сто тридцать градусов, то есть почти в противоположном направлении.
«Так что этот щенок все же пытался меня надуть! — подумал он. — Опять грязные выходки Максима!» Суть плана была понятна: пока Передан эвакуировал бы свой лагерь, Максим мог бы воспользоваться его временной уязвимостью и нанести уничтожающий удар.
— Вот тебе и дом Саннов!
Коттедж хроникера Грэйма Либера ютился под кроной гигантского мутировавшего дуба в уголке одного из парков с искусственным ландшафтом, которые были разбросаны по Внутреннему городу. Однажды вечером, примерно в то же время, когда Передан осознал его предательство, Джандрак решил посетить этот домик, уверившись сначала в отсутствии слежки.
Луны над головой и огни города придавали парку таинственности, высвечивая отдельные уголки. Джандрак приближался к коттеджу, дубовые листья шириной в ярд склонялись к нему, создавая живописную рамку для коттеджа и заслоняя свет из окон.
Он нажал кнопку звонка. Через какое-то время открылась дверь в небольшом портике. Затем прошло несколько минут. Видимо, его рассматривали. Отворили на другом конце дома.
Либер, почтенный седой мужчина, почти старик, сидел за столом, заваленным бумагами и свитками. Маленькая уютная комната слабо освещалась лампой в углу; вдоль стен расположились шкафы со множеством свитков и даже старомодных книг в переплетах. Царила тишина и умиротворение.
Либер встал, чтобы приветствовать гостя, дружелюбно и цивилизованно:
— Нечасто у меня сейчас бывают посетители. Пожалуйста, присаживайтесь. Желаете выпить? Ранеоль? Виски? Или, может, ликер?
— Спасибо, виски подойдет.
Джандрак ждал, пока Либер принесет напитки. Глаза его невольно просматривали бумаги, над которыми работал хозяин. Там было несколько голографий, старых голографий, судя по световой обработке. На одной из них он признал изображение знаменитого столкновения боевых кораблей во время битвы за Уним. Другие тоже относились к гражданской войне.
Либер использовал буквопечатающее устройство, чтобы писать на толстом свитке бумаги. Слегка повернув голову, Джандрак мог читать аккуратно напечатанный текст:
«…война велась только ради трона и ни по какой другой причине. Другие фракции, бунтующие против своей несчастной судьбы под старым монархическим режимом, которые пытались смотреть на конфликт как на возможность широкомасштабных реформ, безжалостно подавлялись обеими сторонами».
Он сел в прежнее положение, когда Либер вернулся с напитками. Некоторое время они беседовали, и это оказалось приятным. Старик был непревзойденным собеседником; по мере того как Джандрак поглощал виски, он расслаблялся.
Либер даже не спросил, что у него было за дело. Возможно, он решил: если гостю есть что сказать, он сам придет к этому. Прошло почти две часа, пока Джандрак не заявил:
— У меня есть к вам послание от принца Передана.
Либер поднял брови.
— Серьезно? И какое же?
— Не так много. Он пребывает в добром здравии и… просто передает вам привет.
Либер, казалось, был тронут.
— Ну и ну! После стольких лет! Должно быть, он начинает страдать от одиночества. Вы не могли бы передать ему пару слов?
— К сожалению, нет, — Джандрак наклонился вперед. — Это сообщение что-то означает для вас? — напряженно спросил он. — Я могу вам чем-то помочь?
Историк громко рассмеялся.
— Молодой человек, я так и подумал, что вы пришли с какой-то неинтересной целью наподобие этой. Если это сообщение что-то и означает, кроме того, о чем в нем говорится, то мне это неизвестно. Возможно, Передан воображает, что все эти годы я работал на него. Если так, то он ошибается.
— Стало быть, вы лояльны по отношению к королю Максиму? — Джандрак внезапно встревожился: может быть, он зря доверился этому коварному старику?
Либер снова рассмеялся.
— Ну и люди! Вам никак не отвязаться от своих идей.
Джандрак смутился и почесал подбородок.
Либер со вздохом поднялся на ноги.
— Вы играете в шахматы?
Джандрак пожал плечами.
— Не очень-то…
— Я когда-то играл, но теперь у меня есть игра получше. Пойдемте покажу.
Он провел Джандрака в соседнюю комнату, не похожую на первую. На скамье у стены была аккуратно расставлена электронная аппаратура в разных стадиях сборки, полки также нагружены устройствами всевозможного назначения, и еще больше их содержалось в шкафах с четкими надписями.
— Электроника — мое хобби, — объяснил Либер. — Помогает прочистить голову, когда я пытаюсь разобраться в путанице человеческой истории.
Он подвел Джандрака к маленькому круглому столику в центре комнаты, сел на стул и другой предложил гостю. Столик был пуст, но Джандрак увидел, что от одной из его ножек к шкафу тянется кабель.
— Откройте ящичек в столе, — сказал Либер, делая то же со своей стороны. Они оказались друг против друга, как для игры в шахматы (но не было между ними ни доски, ни фигур).
В ящичках было несколько рядов кнопок.
— Это усложненная версия шахмат, более сложная и тонкая, — объяснил хозяин. — В шахматах у нас искусственный набор правил; я же взял их из реальной жизни.
Он нажал кнопку. Столешница ожила: из нее выскочили фигуры с трехмерным полноцветным голографическим эффектом. На мозаичном шахматном полу стояли десятки прекрасных светящихся фигур — и большинство из них носили королевские мантии!
Либер нажал другую кнопку. Фигурки начали двигаться, жестикулировать, заговорили.
— Мастерски! — выдохнул Джандрак.
— Управляется компьютером, одним из четырех великих изобретений человека наряду с огнем, колесом и атомной энергией. Он создает персонажи, которые вы видите, и направляет их действия; может одновременно управлять сотнями фигур. Но я не люблю этого. Суть-то в игре! Давайте начнем с самого начала.
Управляя кнопками, он очистил доску и создал на ней единственную фигуру. Это был король со всеми регалиями, жестикулирующий во всех направлениях.
— Вот он. Пуп земли, центр всего. Монарх надо всем, на что ни упадет его взгляд.
Джандрак вгляделся повнимательней, стараясь различить черты. Они были упрощенными, как у деревянной куклы, но определенными и характерными. Несомненно, это был Максим!
Но когда фигурка повернулась и посмотрела прямо на него, она изменилась: у короля было совершенно другое лицо. Либер его дразнил!
Хроникер снова рассмеялся.
— Как я и сказал, вам никак не отвязаться! Не пытайтесь идентифицировать фигуры, они все гипотетические. Таким путем мои политические взгляды не определить.
— Я и так их уже знаю, — сквозь зубы проговорил Джандрак. — Вы — радикал, антироялист.
— Неверно, неверно! Не разбрасывайтесь обвинениями, вы меня пугаете. Давайте посмотрим, что у нас еще есть.
Рядом с королем возникла фигура женщины.
— Королева! И одета как королева, естественно. Заметьте, как она опирается на руку короля. Но мы можем быть уверены, что она блюдет и свои собственные интересы.
Быстро изменяясь, королева сменила дюжину лиц и костюмов, пока Либер демонстрировал поразительные возможности своей машины. Джандрак завороженно смотрел, как историк затем ввел бесконечную, казалось, галерею пестрых персонажей. Он даже сыграл для гостя несколько коротких драм со сложной символикой. Иногда было трудновато уследить за действием, но тем не менее они были интересными и иногда смешными.
— Ну вот, — сказал наконец Либер, явно довольный восхищением Джандрака. — Вы можете назвать мою машину идеальным сублиматором политики. Мы могли бы играть на ней друг против друга, проводя в жизнь все наши амбиции и интриги, и никто не останется в обиде, если вы не будете считать фигуры, конечно.
— Фантастика! И как же вы играете?
Либер вздохнул.
— В этом-то и проблема. Я понимаю правила, потому что я их изобрел. Но вот другие, возможно, считают их слишком сложными. Поэтому никакой игры. Обычно я играю против компьютера или иногда оставляю фигуры в покое, чтобы они поиграли немного сами по себе. Вы бы все удивились, когда бы узнали, какими они могут быть изобретательными, — он убрал руки с кнопок. Около тридцати фигур на доске продолжали жестикулировать, драться, спорить, образовывать временные союзы. — Да, это целый маленький мир внизу, настолько близкий к нашему, насколько в моих силах было сделать его таким. Хотя есть и различие.
— И в чем же оно?
— Я могу изменить правила игры для моих голографических кукол, если захочу. Но для нас правила неизменны. Наша игра абсолютна.
— Что вы под эти подразумеваете? — требовательно спросил Джандрак; у него было ощущение, что Либер пытается что-то внушить, и это не нравилось ему.
— Просто то, что мир управляет нами, а мы не можем управлять миром. Это все игра, а мы жалкие фигуры, жизнью которых управляет игра. Обстоятельства загоняют каждую фигуру в положение, которое она занимает в каждый момент времени. Поэтому мы и имеем Передана, который сидит на Сморне в течение пятидесяти лет, король Максим сидит в своем дворце — а мы с вами сидим здесь.
— Я не уверен, что ваша философия не является антигосударственной пропагандой, — вяло проговорил Джандрак.
— Может быть, она такой и кажется — вам! Вы пришли сюда, пытаясь выяснить, на чьей я стороне. Но почему я должен быть на чьей-то стороне? Почему я должен более серьезно относиться к этим живым фигурам, королям и политикам нашего мира, чем к фигурам, которые я заложил в свой компьютер? Я просто старый усталый ученый и планировать предоставляю другим.
Джандрак посчитал мнение Либера бессмысленным и пессимистичным. Но когда немного позже он оставил спокойную, расслабляющую атмосферу коттеджа и поднял глаза на сверкающие звезды, сияющие над Максимилией, на мгновение ему показалось, что на него навалилась вся вселенная, заставляя его передвигаться то туда, то сюда, будто бы в лабиринте.
Исследовательские команды нервно кружились вокруг Пятна наподобие комариной тучи, оставаясь за пределами досягаемости его зловредного влияния, когда оно неслось через пространство.
Несмотря на все усилия, они все еще знали о нем очень мало. Это было облако из псевдочастиц шириной в световой год. Присущая ему гравитация была даже меньше, чем у межзвездного водорода, через который оно пролетало, но, несмотря на это, его едва можно было различить, как слабое свечение фотонов, высвобождаемых при взаимодействиях между его странными рассеянными частицами. Исследователи полагали, что все эти частицы виртуальные — этот научный термин означает, что, не обладая постоянным существованием, они передают свою переходящую энергию от одной частицы к другой по бесконечным цепочкам и после этого исчезают. Даже световые фотоны, доходившие до ученых, были необычными. Они делали такое, чего никогда не делали обычные фотоны: распадаясь, они создавали в оптических инструментах призрачные явления, которые невозможно было проанализировать.
Несколько месяцев назад ученые перестали говорить об этом явлении во множественном числе. Это была не стая, как они думали поначалу. Каждая отдельная частица каким-то образом была связана со всем целым, и как целое Пятно оставалось стабильным.
Откуда оно пришло? Как оно развилось? Тщетно группы ученых ставили опыт за опытом, стараясь найти какое-либо всеобъемлющее поле энергии, которое могло бы оказаться уязвимым для научно организованной атаки. Но ни один из зондов не выслал обратно ни одного полезного результата. И по мере продвижения вперед Пятно проглатывало одну населенную систему за другой, задерживаясь над каждой. И в любом случае оно производило новый феномен: испускало постоянно осциллирующие радиоволны, которые в микрофонах наблюдателей создавали звук, похожий на вой сирен.
Этот звук был окончательным доказательством того, что Пятно — это не случайное энергетическое образование, а организованное и живое существо. Они беспомощно следовали за ним, а когда оно питалось, они в страхе завороженно прислушивались к звуковому доказательству его ужасных пиршеств:
— Пиуу-пиуу-пиуу-пиуу-пиуу-пиуу-пиуу-пиуу…
В первые несколько мгновений по возвращении в свое тело Кастор Кракно полагал, что он пробудился после кошмара. Но нет, ужасающая реальность его воспоминаний, простое осознание того, что происходит ощутимый контакт с чем-то чудовищным и ужасающим — все свидетельствовало о том, что его переживание к миру воображения не относилось.
Он обливался потом и лихорадочно дышал, будто бы его освободили от удавки. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на боку на бетонном тротуаре. Вокруг лежали, как разбросанные тряпичные куклы, множество тел. Он медленно поднялся на ноги и стал смотреть вдоль авеню Фрессия. Во всех отношениях, кроме одного, сцена была той же самой, с которой он был знаком большую часть своей жизни. Фасады магазинов и офисов простирались по обеим сторонам улицы до транспортного терминала; через каждые пятьдесят ярдов росли небольшие деревца. Разница была только в том, что граждане, толпами слонявшиеся по авеню, все без исключения, неподвижно лежали на земле. Машины, едущие по центральной части улицы, лишенные управления, или остановились сами по себе, или врезались в деревья или витрины, бесстрастно переехав лежащих пешеходов.
Выглядело все так, будто бы это была газовая атака, которую он видел в клипах о гражданской войне. Но он знал, что это была не газовая атака. Также, полагал он, это не могло быть следствием возобновления конфликта. Совершить такое было не под силу человеку.
Он опустился на колени, чтобы осмотреть одного из лежащих рядом, и убедился в том, в чем и так был уверен. Человек был мертв. Они все были мертвы. Планета Кароул была мертва. Как и соседняя планета Хими — второй и последний обитаемый мир в системе.
Кастор знал, что это так, потому что существо, монстр мышления, похититель сознания, как он стал его называть про себя, не скупился на видения, которые автоматически сопровождали даже короткий контакт с ним. Но видениями дело еще не кончалось.
Перешагивая через трупы своих сограждан, Кастор Кракно сардонически улыбнулся себе и продолжил свое так жестоко прерванное путешествие. Листва на деревьях, он заметил, уже стала вянуть и осыпаться, хотя была еще только середина лета. Пройдя дальше по улице, он вошел в узкий проход и поднялся на несколько ступенек.
Тайный офис общества «Смерть жизни» располагался в небольшой задней комнате, арендованной у владельца магазина. Войдя, Кракно обнаружил, что все три его компаньона-конспиратора, ядро революционной партии, лежат мертвые, навалившись на стол, за которым они сидели, ожидая его прихода.
Закрыв за собой дверь, Кракно в безмолвном прощании оглядел своим жестким взглядом комнату, начиная от второго стола, заваленного грубо изданной литературой, до настольного копировального аппарата, который ее напечатал.
Стало быть, он остался один. Никто из его товарищей не пережил это космическое нападение.
Он шагнул к узкому окну, задев одно из тел, так что оно упало на пол, и постоял несколько минут, глядя на задний дворик, поросший сорняками и кончающийся кирпичной стеной, закрывавшей обзор. Ему нужны были эти несколько минут, когда он не видел ничего, кроме этой безрадостной сцены, чтобы разобраться в себе и в той невероятной вещи, которая с ним произошла.
Ростом Кастор Кракно был чуть ниже среднего, и его можно было бы назвать полноватым, но энергичность придавала ему выразительность. Ему было сорок лет (годы естественного старения, не продленные лекарствами, доступными вельможам), его черные волосы начали редеть, в то время как красное лицо постоянно выражало только жестокость. Часто его глубоко посаженные карие глаза смотрели свирепо, не отрываясь (подобно животным), хотя в других случаях глаза бегали, как у преступника.
И он являлся неоспоримым лидером — по крайней мере, уже в прошлом, — защищавшим доктрину «Смерть жизни».
Всю свою жизнь Кракно прожил на Кэроуле; он был внебрачным сыном фабричной работницы, жившей в трущобах городка в нескольких сотнях миль от столицы. Он все еще помнил свою мать; помнил, в основном, как она выглядела, приходя уставшей после целого дня работы в их единственную убогую комнатку в двадцатиэтажном доходном доме. Он вспоминал о ней, однако, без всякого сострадания. В пятнадцать лет, насмотревшись на то, как с каждым годом она выглядит все более тощей и измотанной, он убежал, чтобы побродить некоторое время по городам и фермам планеты, пока не обосновался в Кинне, столице, где занялся разрушением общества и заменой его на анархию.
Анархисты были всегда; но Кракно придал движению новую жизнь: он превратил его теорию, давно развенчанную историей, в доктрину действия. Больше всего он гордился убийством целой семьи вельмож, считая, что совершил подвиг, взорвав театр Хадркэни; преступников полиция так и не нашла.
Какое-то время он со своими ближайшими помощниками жил на преступные деньги; сами они не совершали акций, поскольку это слишком рискованно, но пользовались помощью криминального мира Кароула, который отчасти симпатизировал их идеям: они не жалели сил на распространение принципов анархизма кракновского толка, или кредо нигилизма:
Уничтожение всего существующего — что означало, в целях пропаганды, разрушение всего, что связано с существующим социальным порядком, его классами, законами и институтами.
Смерть жизни — что означало, в целях пропаганды, смерть стилю жизни, которым люди живут сейчас, смерть привилегированной продленной жизни для вельмож, из-за чего страдания низших классов кажутся еще более непереносимыми.
Но лично для него, в глубине его души, эти лозунги имели второе, более глубокое значение, связанное с ненавистью к жизни в любой форме, ненавистью, которую невозможно было утолить, с ощущением, что само существование есть зло.
Никогда еще это ощущение не было таким острым, как двадцать минут назад.
Для населения в целом приход существа произошел внезапно, без всякого предупреждения. Однако Кракно был уверен, что немногие избранные знали о нем, потому что таким образом можно было объяснить кое-что, озадачивавшее его на протяжении последних нескольких недель. Он узнал, частично из дежурных докладов шпионов, частично из радиопередач, что все главные вельможи и крупные индустриальные магнаты один за другим покидали планету, отправляясь в «деловые поездки». Но по радио никогда не сообщалось, что они брали с собой и целиком свои семьи. До сих пор он был в замешательстве, не зная, какое объяснение могут иметь эти факты.
— Они знали, это точно, — пробормотал он про себя. — Как это похоже на них, вот ведь крысы!
И если они знали, что оно придет, то они знали, что это такое и чего от него можно ждать, как и Кракно теперь знал об этом из более непосредственного, более личного источника. По сути дела, оно все еще было здесь или, точнее, как раз уходило. Кракно ощущал его присутствие, ощутил неописуемое изменение в самом себе, когда оно убыло, наконец. Из того, что было известно о нем, он предположил, что оно может двигаться через пространство очень быстро, несомненно, быстрее света.
И когда оно встречало жизнь, оно поглощало жизненную силу, сознание, индивидуальность всех существ. Оно поедало их души.
С чувством восхитительного, почти восторженного ужаса Кракно вспомнил поглощение, похищение всего того неощутимого, но тем не менее того, что представляет собой человек — его самого.
К этому ощущению возбуждения и ужаса у него подмешивалось еще что-то вроде стыда, возмущения оттого, что вторгшееся существо оставило ему жизнь. Потому что в течение этих поразительных, невообразимых минут, когда у него выдирали душу, раздирали его на части, насиловали и прогоняли через невообразимую обработку, в его сознании постоянно стучало мощное отрицание «Не-е-е-е-е-е-е-е-т!»..
Пирующий монстр его отверг. Выплюнул прямо изо рта.
Для Кракно, стоявшего среди убиенного мира в окружении сотен миллионов мертвецов, когда его мышление стало более ясным и острым, чем когда-либо в жизни, сама мысль о том, что этот похититель жизни, этот вор наивысшей пробы, отверг его жизнь, вызывала у него чувство невыносимого унижения, явившись итогом десятков лет жизни в стрессах и одинокой отверженности. Ему казалось ужасно нечестным, что все эти миллионы, из которых он ненавидел так многих, были мертвы, убежали, в то время как он, который познал ценности жизни и смерти, оказался обойденным.
От жалости к себе несколько слезинок выкатилось из его глаз; они побежали по щекам, но он быстро их вытер, прошел к шкафу с оружием, отпер его и достал длинноствольный нейтронный излучатель. При этих обстоятельствах не имело смысла ходить безоружным. Даже не взглянув на своих мертвых товарищей, он вышел.
Когда он с топотом спускался по ступенькам и выходил на улицу, до его сознания стали доходить и другие факты. Прежде всего, его чувства стали острее и глубже. Когда он вышел на авеню Фрес-сия, она показалась ему сценой из фантастической живописи. Во-вторых, до него внезапно дошло, насколько быстро он приспособился к такому радикальному повороту событий; и вместе с этим осознанием он ощутил повышение своей жизненности, огромное увеличение магнетизма и силы своей личности. Контакт с монстром сознания подзарядил его душу, поднял его на новый уровень энергии.
В дополнение он обеспечил ему подсознательный резервуар новых идей и прозрений, которые, как он знал, мог при необходимости использовать и которые очень помогут ему в дальнейшей карьере: он уже видел ее впереди.
Он быстро нашел машину в рабочем состоянии и поехал в космопорт, расположенный на краю города, презрительно переезжая встречающиеся на пути тела. Ему нужно было только подобрать подходящий космический корабль, который он может отвести к ближайшей населенной (и нетронутой) системе.
Поскольку Кракно никогда не водил космический корабль, в нормальном состоянии он бы решил, что эта задача ему не по силам. Но сейчас, с его новым потенциалом, который казался ему чуть ли не сверхчеловеческим, он не колебался ни мгновения. В конце концов он выбрал небольшой быстрый кораблик — личную яхту какого-то магната — с максимальной дальностью полета в сто световых лет. Прилежно занявшись картами и учебниками для пилотов, он быстро набрался поверхностных знаний о пилотировании и несколько самонадеянно решил, что у него хватит компетентности, чтобы бежать отсюда.
Он уже твердо решил не пользоваться аппаратурой космической связи, чтобы позвать на помощь. Его первое космическое путешествие к соседней солнечной системе было успешным, но он всего-навсего оказался в еще одном мире, так же тщательно опустошенном ото всей биологической жизни, как и его собственный (о чем он подозревал). После этого его астронавигационные усилия перестали приносить какие-либо плоды. В конце концов он обратился к спасательному бакену, и Кракно подвели к месту, где его подобрал коммерческий грузовой корабль, капитану которого он рассказал неуклюжую историю о неисправном компьютере. Капитан, напуганный поразительными событиями, происходящими в этом районе, и ошарашенный потоком противоречивых указаний властей, не обратил на него особого внимания. При первой же посадке Кракно исчез с корабля, затерялся в толпах огромного города и направил усилия на то, чтобы пробиться к месту своего истинного назначения — к сердцу королевства, в Максимилию, где, как инстинкт говорил ему, возможно было устроить первую вспышку жестокой революции.
Примерно в то же время, когда Кастор Кракно приземлился в Максимилии, чтобы тут же закопаться в Старом городе, Пятно наткнулось на линию скольжения, предательски проложенную Джандраком, что вела в лагерь принца Передана. Оно задержалось. Линии скольжения распространялись по всей вселенной наподобие бесконечной паутины, и, поскольку оно насытилось в последние несколько месяцев, у него не было причин спешить.
Отдохнув на перекрестке примерно с неделю, оно начало медленно продвигаться вдоль усиленной линии, все еще наслаждаясь вкусом недавно поглощенной пищи и полностью ее переваривая. Это неспешное путешествие должно было продлиться несколько месяцев.
Завершив свою миссию на Сморне, Джандрак вернулся к своим обычным обязанностям в качестве полковника королевских вооруженных сил.
Часть времени он проводил в приятных развлечениях в столице, тасуясь в возбуждающем, хотя и искусственном, обществе Внутреннего города и время от времени по вечерам навещая Рондану в Старом городе. Однако служебные обязанности требовали его присутствия на другой стороне планеты, где он должен был работать большую часть времени и где секретный лифт уносил его в систему огромных подземных пещер, в недра континента.
Для Джандрака основная причина двойной игры со Сморном, если не считать того факта, что король считал его «подходящим молодым парнем», стремящимся к приключениям, заключалась в том, что он был назначен начальником работ по развитию скользящего привода. Это само по себе говорило о том, насколько Максим его ценит, потому что до появления Пятна он рассчитывал, что новые космические корабли обеспечат ему победу над силами принца Передана.
Что касается Джандрака, то он, со своей стороны, был уверен, что король Максим просчитался, доверяя ему. У него были собственные идеи насчет того, как можно использовать эти новые сказочные корабли.
Скрытый в расщелине скалы каньона лифт, отреагировав на запах его тела — эту характеристику подделать гораздо труднее, чем звуковые параметры голоса, отпечатки пальцев или визуальное сравнение, — опустился на большой скорости и остановился у исполнительных офисов космо-кораблестроительного комплекса. Его ждал подполковник Хин Сетт, заместитель Джандрака и, если бы правда была известна, его личный пособник.
Офисы были расположены высоко в стене одной из самых крупных пещер. Из широких наклонных окон открывался вид, который сейчас больше всего возбуждал Джандрака: корпуса двенадцати огромных скользящих кораблей, в один ряд стоящих под желтым светом огней, расположенных наверху. Корабли были чудовищными, отливая золотистым свечением и делая техников, возившихся внизу, не более чем муравьями.
Через звуконепроницаемые окна из пещеры доносился только слабый гул. В Джандраке росло возбуждение, росло уже несколько недель, потому что скользящий флот приближался уже к операционному уровню, или, по крайней мере, скоро он должен был быть готов к испытаниям; а в плане Джандрака это считалось одним и тем же. Он с нетерпением ждал, когда эти золотистые корабли поднимутся по штольне на поверхность.
В принципе скользящего привода был заложен один момент, состоящий в том, что его эффективность снижалась пропорционально перемещаемой массе, независимо от мощности двигателя. Если корабль был достаточно небольшим, как тот «колокольчик», на котором Джандрак путешествовал на Сморн, он мог нестись сквозь пространство с почти невероятной скоростью. Однако даже гигантские дредноуты, стоящие в пещере, обладали несомненным преимуществом перед любым боевым кораблем как в скорости, так и в маневренности — если только они располагались на линии искажения пространства. И, что даже важнее, максимальная дальность их полета была… неограниченной.
— Рад тебя видеть, Хин, — сказал Джандрак. — Как идут дела?
Подполковник жестким взглядом посмотрел сквозь застекленную дверь кабинета, чтобы увериться, что конструкторский персонал весь занят своей работой и никто не проявляет неположенного интереса к их беседе. Он уже поймал там одного шпиона, читавшего по губам, который был прислан из Внутреннего города.
— Технически прекрасно: укладываемся в график. Что касается остального… то надо смотреть в оба.
— Возникли проблемы?
— Смотря как посмотреть. Твоя идея, чтобы полностью отрезать базу от внешнего мира, оказалась хорошей. Некоторые наблюдатели и агенты в наших рядах начали переигрывать, когда перерезали каналы их регулярной связи с внешним миром. Вследствие этого мы знаем, кто они, и их оказалось больше, чем мы думали.
— Что ты с ними сделал?
— Посадил под замок одного-двоих, самых очевидных. Что касается остальных, то они продолжают заниматься своей работой, которой они прикрываются, и считают себя в безопасности. Позже мы сможем обвинить их в саботаже.
Высказав сдержанное удивление, Джандрак надул губы:
— Это слегка разочаровывает. Я думал, что Максим мне больше доверяет.
— Не расстраивайся. Может быть, он не знает, какое здесь ведется наблюдение. Я просто уверен, что большинство шпионов внедрены политической полицией. Другие могут быть от иных департаментов, которые просто хотят знать, что за работы здесь ведутся. Междепартаментский шпионаж — естественное следствие методов правления. Существует множество частных бюрократических империй, где все завидуют друг другу и любыми возможными средствами стремятся к власти.
Джандрак, смотревший на скользящий флот как на свою личную империю, прекрасно понял мысль Хина.
Хин сделал большой глоток мутного темно-коричневого напитка вроде виски и налил еще, себе и Джандраку:
— В настоящий момент нас серьезно тревожат роялисты, которые жалуются на слабую систему безопасности и недостаток контроля во дворце. Эти максимисты действительно могут быть головной болью. Тебя там дожидается делегация.
— А когда флот сможет вылететь?
— Меньше чем через месяц, — триумфально объявил Хин, глотая виски.
— Вполне прилично. Впускай их.
Хин пожал плечами, нажал кнопку на столе и заговорил в коммуникатор.
Из всего огромного штата подземного кораблестроительного завода только Хин по-настоящему был посвящен в амбициозные личные планы Джандрака, состоявшие в том, чтобы сделать скользящий флот своей собственностью. В доках уже царила атмосфера личной вотчины. Долгое время он брал сюда людей только по собственному выбору, вытесняя тех, чья верность существующему порядку казалась ему чрезмерной. Он заботился о том, чтобы все, кто был заперт в этом замкнутом мире, видели его как можно больше, и делал все, чтобы производить впечатление и вдохновлять их своим присутствием. Многие из братьев-офицеров, руководящих этим проектом, были его личными друзьями. Он знал, что может на них положиться. К сожалению, за оставшееся время уже невозможно было сделать так, чтобы весь штат был настроен в его пользу, и кое-кто теперь жаловался на то, что они оказались отрезанными от внешнего мира. Пять тысяч рабочих-сборщиков так и не могли ни с кем общаться, но офицеры и конструкторы, имеющие влиятельных родственников, возмущались тем, что не учитываются их потребности. Джандрак надеялся, что после завершения проекта он докажет Максиму ценность флота и его можно будет улестить, чтобы Джандраку было отдано командование этим флотом. По сути дела, все его интриги во Внутреннем городе были направлены на устройство этого дела. Аргументы были таковы: правление короля Максима, созданное на скорую руку, не могло быть прочным. И никто не знает, укрепится ли оно, превратившись в постоянную, хотя и тираническую политическую структуру, или же начнет разваливаться. Также Джандрак не упускал из виду и лагерь повстанцев; он чувствовал, что непосредственная победа принца Передана вряд ли послужит его интересам, потому что возвращение старого короля означало бы и возврат к стабильному и законному правительству, что давало бы мало возможностей для авантюрных и безответственных действий — а они для Джандрака были смыслом жизни. Однако реставрация старой монархии, с его точки зрения, это дело очень маловероятное, особенно ввиду присутствия Пятна. Он искал какого-то столкновения, очередного гражданского конфликта — чего-нибудь такого рода, в котором скользящий флот почти несомненно сдвинет равновесие в любую сторону, какую-бы Джандрак ни выбрал. Командир такого флота будет обладать невероятной властью. И если, как это почти случилось однажды, древнее королевство начнет разваливаться на отдельные более крепкие гегемонии, то он сможет выкроить себе свою безумную мечту, свое собственное королевство.
Джандрак потягивал свое виски, размышляя: когда амбиции укоренились в душе человека, то очиститься от них уже нет никакой возможности.
Под холодными взглядами Джандрака и его заместителей делегация недовольных конструкторов вошла в офис. Джандрак знал этот тип людей: обычно они приветствовали революцию и все еще поддерживали Максима, видя в ней какую-то возможность остановить воображаемый упадок морали и сохранить традиции. Они неспособны были понять, что Максим их использовал в своих собственных целях и что общественная жизнь при нем еще более бесцельна и развратна, чем раньше. Если они станут ответственными работниками, то в сексуальной жизни им придется воздерживаться или быть моногамными.
Одевались они консервативно, лица были серьезны. Джандрак с неясным чувством неловкости осознал, насколько они контрастируют с ним и Хином, одетыми в агрессивную военную форму, вызывающий вид которой вполне соответствовал политическому климату этого времени: блестящие черные сапоги до колен, прочные туники с короткими, торчащими, слегка расклешенными полами. К мундиру полагалась портупея с разными устройствами и оружием, что составляло повседневную форму одежды. Остроконечные шляпы, которые можно было прикреплять к вороту туники, так что получались абсолютно боеспособные шлемы, были украшены яркой черной буквой «М», инициалом Максима. Ножки буквы были эффектно скошены и заканчивались зазубренными, направленными вверх отростками, придававшими символу зловещий вид: символ как бы парил, в виде зловещей птицы с острыми когтями, надо всеми остальными знаками отличия и медалями.
— Вы желали меня видеть?
— Да, полковник. Сначала позвольте принести извинения за то, что отнимаем ваше драгоценное время.
Джандрак коротко кивнул. Он подумал, что стоящий перед ним тип выглядел нелепо: его короткие черные волосы с каким-то масляным блеском были зачесаны на прямой пробор, а руки он сцепил на животе, получилось что-то елейное, подхалимское. Так же были причесаны и другие, видимо, они все относились к одной секте. Полковник отдаленно помнил этого человека — его звали Хорренсотт или вроде того.
— Пожалуйста, продолжайте, чтобы не тратить времени зря.
— Мы все озабочены, — начал говоривший, — нашей длительной изоляцией здесь. Переносить ее нам очень трудно, поскольку у многих есть семьи…
— Позвольте, позвольте, — ровным голосом перебил его Джандрак. — Вам прекрасно известно, так как вы работаете здесь, что для подобной строгой секретности имеются серьезные причины. Или, может быть, вы еще не совсем понимаете, насколько важен этот проект? Что же, могу сообщить вам конфиденциально, что от него зависит будущая безопасность всего королевства. Вы будете хорошо вознаграждены за те жертвы, которые вам приходится приносить; это я вам обещаю.
— Если бы мы хотя могли писать своим семьям, сэр, — вступил, было, другой проситель.
Джандрак прервал его, холодно качнув головой:
— Засекреченность есть засекреченность. Никто, повторяю, никто не имеет права передавать информацию ни с базы, ни на базу, кроме меня.
Они многозначительно посмотрели друг на друга.
— Со всем моим уважением, сэр, — сказал первый из говоривших, — с другой стороны, мы не считаем это достаточным для обеспечения безопасности. У нас есть еще один пункт, и в данном случае это касается уже самого проекта. Без достаточного наблюдения, управления и контроля со стороны высших правительственных органов нельзя гарантировать, что проект не начнет рассекречиваться изнутри.
— Объяснитесь, — в глазах Джандрака появился опасный блеск.
— Мы полагаем, что есть основания для тревоги; это связано с появлением множества сомнительных индивидуумов, которые, похоже, хорошо знакомы с проектом, — продолжал Хорренсотт с ханжеским видом. — Индивидуумов, необычных и по манере одеваться, и с точки зрения личных привычек, декадентских по манерам и вызывающих отвращение с точки зрения морали. Короче, личностей, совсем не подходящих для исполнения работ, жизненно важных для здоровья Его Величества.
Джандрака охватило какое-то смутное, мрачное веселье, когда он услышал, как отзываются о его друзьях:
— Вы уже довольно долго не были в столице, — заметил он. — Иначе бы вы поняли, что они совсем не странные, а совершенно нормальные. Скорее, они отстают от моды на несколько сезонов, несомненно, из-за того, что большее внимание уделяют работе, а не стилю жизни своих коллег, — при последних словах он повысил голос.
Речь Хорренсотта явно была заготовлена заранее; он продвигался вперед осторожно, опасаясь прямо излагать дело, так как он его себе представлял — то есть, что здесь что-то плохо, но он не знал точно, что именно. Ему отчаянно хотелось найти возможность выбраться наружу и посоветоваться кое о чем с вышестоящими.
Симулируя ярость, Джандрак грохнул кулаком по столу:
— Вы имеете наглость являться сюда и подвергать сомнению мои решения, мою лояльность! Что вы можете знать о том, какие проблемы здесь решаются, вы, сидящие за своими столами и конструирующие лампы, трубки и шунты! — он отвернулся, изобразив отвращение.
Остальные покраснели. Он удачно поставил их на место.
— Нам хотелось бы знать, известно ли королю о том, что происходит здесь внизу, — горячо заговорил другой представитель, — знает ли он о том, как обращаются с его подданными?
Трое остальных пробормотали что-то в его поддержку.
— Вам хотелось бы знать, да? Тогда его и спросите! — Джандрак склонился через стол к коммуникатору и нажал несколько кнопок. Из селектора послышался всем известный сигнал приемной королевского дворца.
— Вперед! Вы можете поговорить с королем! Я вам это устрою, проведу вас через коды скремблеров, — и он вызывающе сверкнул на них глазами.
— С… королем? Самим королем? Сейчас? — Хорренсотт заикался от благоговения и страха. — Но как это возможно?
— Разве я не говорил вам о срочности нашей работы? Сам король в любой час дня и ночи готов ответить на мой звонок. Так он ценит нашу работу здесь. Он требует, чтобы о каждом нашем прорыве здесь ему сообщали немедленно. Именно он приказал засекретить базу и лично одобряет все крупные назначения, — неприкрытая ложь легко слетала с языка.
Его тон праведного негодования вместе с неожиданной угрозой нарваться на гнев монарха сломал их, заставил пойти на попятную, это он увидел. Они ошарашенно смотрели на видеоэкран, где пока переливались только красивые бессмысленные цвета скремблерного кода.
— Вы все еще желаете этой беседы?
Хорренсотт тупо покачал головой. Джандрак, которому так же сложно было бы добиться разговора с королем Максимом, как и поднять мертвеца, с облегчением выключил коммуникатор. Экран потух, и сигнал приема пропал.
— Мои… извинения, полковник, — сказал Хорренсотт с выражением покорности. — С вашего разрешения мы удалимся.
— Конечно, конечно, — Джандрак поднял ладонь в примирительном жесте. — Мне хотелось бы заверить вас, что, хотя ваши опасения необоснованны, я ценю вашу бдительность.
Когда посетители вышли, Хин разразился злорадным смехом:
— Ну, ты и ублюдок!
Джандрак пожал плечами и ухмыльнулся, откровенно довольный.
— С людьми такого типа иметь дело проще простого. Фанатики.
— Будем что-нибудь предпринимать?
— Нет. Главное, держать все под жестким контролем, пока флот не будет готов действовать. Когда время придет, держать ухо востро. Мне нужно будет убедить Максима, что набранные мною люди необходимы для обслуживания флота. Я подчеркну, что нужны опыт и знание новых двигателей, что-нибудь в этом роде. Если же кое-какие элементы станут нам мешать, придется устроить взрыв на испытательном стенде, чтобы избавиться от них.
Хин вылил остаток виски, саркастически глядя на него.
— А ты крут, в этом тебе не откажешь. Не боишься, что другим концом может ударить по тебе?
— Я так не думаю. Ты играл когда-нибудь в шахматы? Дело в том, что надо стараться не раскрывать свои планы. Не делай ничего необратимого, пока ситуация не станет необратимой. Что же, флот будет готов к полетам через месяц, ты говоришь? Испытания — это наш шанс основать базу.
— Базу?
— Именно. Нам нужен план на случай крайностей, место, откуда можно было бы при необходимости действовать. В нескольких световых годах отсюда окопалась на астероидах группа разбойников. У меня есть информация, что они выпотрошили некоторое число больших камней и неплохо обустроили все внутри. Мы можем быстро выгнать их оттуда и начать перевозить все, что может потребоваться для настоящей базы флота, оставив там небольшой персонал на непредвиденный случай. Если мы все сделаем правильно, то никто посторонний ничего знать не будет.
— А те, кто там живет, кто они? Объявлены вне закона?
— О, просто отбросы космоса. Ты знаешь, начиналось как легальная компания по разработке ископаемых на астероидах, но у них ничего не получилось, и вскоре они превратились просто в банду, готовую на все. Мусор, — он слегка усмехнулся. — То же самое сейчас происходит с королевством, если подумать.
Он пристально смотрел на титанические корабли внизу в пещере. Золотые, многообещающие формы!
За два часа до зари и примерно через три месяца после визита Джандрака в спальне принца Передана зазвучала мелодия вызова. Он мгновенно проснулся, соскользнул с кровати и коснулся кнопки на боковом столике. Экран небольших размеров, помещенный среди цветов и украшенных камнями шкатулок, вспыхнул светом и цветом.
— Да?
Румяное молодое лицо с жесткими рыжими усами и бакенбардами, из-за которых их обладатель смахивал скорее на ретивого молодого кабана, пристально смотрело с экрана.
— Сообщение от кораблей наблюдения. Ваше Высочество, вражеские силы заняли позицию в восьми световых годах. Похоже на Четвертый флот.
Итак, это случилось!
— Только Четвертый? — спросил он. — Ладно, другие, может быть, ждут за пределами обнаружения. Вы уже сообщили Дрэпу?
— Его сейчас информируют, Ваше Высочество.
— Скажите ему, чтобы немедленно присоединился ко мне в комнате управления. Кстати, Четвертый флот стоит на месте, не так ли? Он не двинется к нам?
— Стоит на месте, Ваше Высочество! — рявкнуло лицо, тараща глаза. Стремление соблюдать субординацию чуть ли не парализовало молодого майора.
— Какой привод они используют?
— Обычный, насколько можно об этом судить, Ваше Высочество. Снабжены средствами против обнаружения, разумеется. В нормальных условиях мы не смогли бы их обнаружить на таком расстоянии.
Передан удовлетворенно кивнул и отключился. Затем набрал код на кодировщике, также расположенном среди цветов на прикроватном столике, объявляя общую тревогу.
Он быстро оделся, сполоснул лицо обработанной, ароматизированной водой и вытерся махровым полотенцем. Одновременно он быстро перебирал в уме все факторы, проверяя их в сотый раз и рассматривая под всевозможными углами зрения. Это были новости, которых он и ожидал.
С того момента, когда раскрылось предательство молодого Джандрака Саннского, он расположил особую наблюдательную службу за пределами солнечной системы Сморна, чтобы просматривать космос далее обычной дистанции обнаружения. Он был уверен, что Максим, ожидая, что он эвакуирует лагерь, попытается нанести удар в момент наибольшей слабости и спрячет свои силы во тьме, чтобы они ждали своего шанса, оставаясь невидимыми, как он считал. Но Передан был готов к первому за многие годы серьезному сражению, причем не в суматохе массовой транспортировки, но в полной боевой готовности. И он был в состоянии и хотел дать Максиму по носу.
Прислуга и помощники нервно толпились у двери спальни. Он пронесся сквозь толпу и легким шагом направился к комнате управления. Извне доносились приглушенные звуки огромного лагеря: ревели клаксоны, низко гудели поднимающиеся в космос боевые корабли.
Когда он прибыл в комнату управления, генерал Дрэп уже ждал. Там также были и другие генералы, поднятые с постелей: Эмшаллер, Корид, Фреер, Вурд. По периметру комнаты стояли младшие офицеры — наблюдение за происходящим являлось частью их обучения, так как им предстояло принять на себя обязанности генеральского состава, когда придет время для такой ответственности.
Когда он вошел, собрание с шумом встало по стойке «смирно». Взмахом руки он разрешил им стоять «вольно».
— План А, похоже, подходит, Дрэп. Согласны? — без предисловия спросил он.
Дрэп кивнул с серьезным выражением красного, как поросенок, лица. Из-под густых бровей он смотрел на предстартовый отсчет времени на одном из множества экранов.
— Это лучше всего. Но нам нужно добраться туда быстро.
— Через шесть-семь часов мы будем уже атаковать.
С этими словами Передан также проверил отчет, загружая информацию в один из множества компьютерных терминалов, установленных на подставках. Персонал комнаты управления занимал свои места по мере того, как ударные силы распределялись по орбите Сморна, проверяя работу систем, поддерживая связь, подсчитывая.
Подготовка к началу атаки таких масштабов — это серьезная операция, за годы тренировки была доведена до совершенства. И в течение трех часов между отлетом с орбиты и прибытием в район цели работа продолжалась в виде постоянного обмена информацией между командным пунктом и различными боевыми центрами — шла проверка оборудования, позиций и процедур. К наступлению критического времени Передан был удовлетворен тем, что каждый воин знал свои обязанности отлично и каждый предмет оборудования был в превосходном состоянии, то есть в стопроцентной готовности. Передан требовал, чтобы его генеральский состав до мельчайших подробностей был знаком с боевым экипажем и диспозицией, и именно с этой целью они прошли специальные курсы по тренировке памяти.
Работа требовала большой отдачи сил, и в комнате управления час за часом росло напряжение. Когда ударные силы приблизились на расстояние выстрела, Передан занял свое место в кресле, похожем на трон, за большим круглым столом в центре помещения. Стул напротив него занял генерал Дрэп. Больше в помещении стульев не было.
Передан коснулся одной из кнопок управления в подлокотнике кресла, и поверхность стола цвета красного дерева расчистилась и превратилась в окно в глубокий космос, усыпанный сверкающими, как бриллианты, звездами.
Этот большой экран был основным устройством для командования сражением. Он мог предоставлять как визуальные, так и графические изображения и также мог использоваться для обсуждения альтернативных планов, так как его компьютер умел обращать устные указания в визуально интерпретированные прогнозы. Передан с напряжением ждал момента, когда флагман подаст сигнал о достижении дистанции потенциального удара.
Передан нажал другую кнопку. На экране появилось множество цветных точек, показывающих расположение Четвертого флота с точки зрения кораблей-наблюдателей. Королевский флот (или флот узурпатора, как о нем думал Передан) расположился в виде достаточно плотной формации, не ожидая нападения, но спокойно дожидаясь сообщений от зондов-шпионов, засланных в солнечную систему Сморна.
В отрывочных, спокойных тонах пришло кодированное сообщение от флагмана. Передан нажал на кнопки и переключил тумблеры, и на видеоэкране возникла панорама противоборствующих флотов. Передан и Дрэп изучающе рассматривали стол, в то же время принц начал передавать приказы.
По количеству и огневой мощи повстанцы немного превосходили силы Четвертого флота, посланного королем Максимом принцу Передану, однако было известно, что он не может полагаться на превосходство ни в стратегии, ни в вооружении. Если сейчас ему предстояло сразиться только с Четвертым флотом, то исход этого сражения можно было считать предопределенным. Силы повстанцев уже распространились на огромной территории, образуя сеть, которая теперь накрывала Четвертый флот и могла сжаться в любой момент подобно сжимающему кулаку, и поливали врага очередями атомных ракет.
Преимущество внезапности продолжалось только около десяти минут, но этого было достаточно, чтобы потрясти Четвертый флот из конца в конец. Корабль за кораблем исчезал в белых вспышках ядерных взрывов, пока флот не рассеялся, избегая смертоносной бомбардировки. Затем, в ответ на огонь, начался период суматошной, беспорядочной стрельбы, когда один корабль маневрировал независимо от других, сражаясь с одним или более противником, стреляя напропалую и уворачиваясь от ответных залпов.
Основным видов оружия с обеих сторон были ядерные ракеты различной степени точности, они отстреливались одиночными выстрелами или очередями. Если случалось прямое попадание, то корабль разрушался целиком и полностью, но боевые корабли были очень маневренными, так что прямые попадания случались редко, если не считать случайных столкновений с тысячами направленных снарядов, которые вскоре заполнили район сражения. Чаще происходили неполные попадания, следствием которых было более грязное и кровавое разрушение корабля со слабой надеждой на спасение. Вторичное вооружение кораблей представляло собой пучки гамма-лучей большой интенсивности, при помощи которых они стремились снести внешнее оборудование врага — пускатели ракет, системы наведения и обнаружения — чтобы противник оказался неспособным стрелять и не смог увертываться.
Передан позволил свалке продолжаться некоторое время, обсуждая с Дрэпом различные аспекты развивающегося боя. После успешного первого удара всегда бывает период, когда даже беспорядочный огонь дает преимущество атакующей стороне, пока противник не придет в себя. Важно было поймать момент боя, чтобы отойти и перегруппироваться.
В это время поверхность стола демонстрировала им вспыхивающие, калейдоскопические картины по всей территории сражения. Они видели, как корабли разлетаются в прах, испаряются. Они видели, как тучи людей сыплются из них в космос, тучи отчаявшихся людей, бегущих с кораблей, приборы которых сказали, что через несколько секунд они будут аннигилированы и что системы защиты неоперабельны. Очень немногие смогли избежать расширяющегося шара взрыва, и им еще повезет, если потом их подберут в космосе.
Оценив момент, Передан издал приказ всем флагманам в нескольких световых годах от него. Когда приказ прошел, все корабли, которые могли это сделать, выпутались из боя и на самой высокой скорости прошли несколько миллионов миль к югу, где они построились в виде широкой четкой решетки. Под управлением флагмана решетка начала выбирать цели и систематически уничтожать их объединенным огнем.
Ответные залпы Четвертого флота слабо действовали на перемещающуюся, пляшущую решетку. Кораблей стало много меньше, и командиры явно не знали, что делать дальше. Альтернатива, однако, была ясна: или нападать, или бежать. Передан спокойно ждал, как они поступят, наслаждаясь видом вражеского корабля, который сначала разрастался яростным белым пламенем, затем рассеивался.
Остатки Четвертого флота начали отступать, набирая скорость, чтобы вывести потрепанные в бою корабли за пределы огня повстанцев.
Генерал Дрэп выжидающе смотрел на Передана. Следует ли пускаться в погоню? Передан колебался. Его разум, его опыт и его интуиция говорили ему, что битва еще не закончена даже наполовину и что пуститься в погоню означало попасть в ловушку и оставить без прикрытия лагерь на Сморне, просуществовавший пятьдесят лет.
Он отрицательно покачал головой, ощутив разочарование младших офицеров и даже некоторых генералов; «Они-то, — раздраженно сказал он себе, — должны уж быть поумнее».
— Сохраняйте положение, — приказал он.
Он нажал кнопки в подлокотнике. Светящиеся точки, представляющие собой военные корабли, собирались в центре стола; масштаб увеличивался с головокружительной скоростью. Возникла долгая, напряженная пауза, пока они смотрели, как потрепанный Четвертый флот ползет к краю стола.
Затем пришло полное оправдание решения Передана. Новое облако точек появилось на краю: оставшаяся часть экспедиции Максима вступала в бой.
— Новоприбывшие идентифицированы как роялистский Пятый флот, — спокойно произнес деловой голос.
Передан нахмурился: только Пятый флот? Он ожидал, что Максим пустит сейчас в бой все, что сможет, Третий и даже, может быть, Восьмой флот, хотя последний, оперирующий по другую сторону королевства, может быть, и невозможно было переправить сюда. Неужели Максим его недооценил? Или Третий флот был занят где-нибудь в другом месте галактики, угрожая или подавляя что-либо?
Третья вероятность заставила его похолодеть. Что, если новоприбывший Пятый флот был снабжен новым видом привода, которым пользовался Джан-драк Саннский, чтобы прибыть в Сморн? Новый вид движения, с которым его корабли не смогут конкурировать?
Ответ на этот вопрос даст грядущее сражение. Пятый флот приближался в виде огромного колеса, собравшись вокруг центра, где располагались корабли командования, и спиральными лучами отходя к периметру; причем вся эта система медленно вращалась.
Эта «галактическая формация», как ее называли, была хорошим расположением. Невозможно было добраться до кораблей командования на расстояние выстрела без того, чтобы не оказаться под концентрированным огнем всего диска.
— Вводите в действие План С, — сказал Передан.
Осознавая, что теперь он уже не имеет численного преимущества, он слушал, как приказ переводится в поток данных и дополнительных приказов. План С — это была тактика отступления, разработанная на случай сразу нескольких непредвиденных обстоятельств. Это означало возврат к планете, вращающейся вокруг Сморна, и остановку примерно на расстоянии светового года над плоскостью эклиптики. Таким образом, Сморн оказывался прикрытым, это давало время на перегруппировку, а у врага возникало неприятное ощущение, что его завлекают в ловушку.
Королевские корабли неуверенно последовали за ними, затем остановились на безопасном расстоянии, все еще сохраняя формацию и грациозно вращаясь. Остатки Четвертого флота тащились за ними, чтобы обеспечить дополнительную поддержку.
— Тактика Ф, — бросил Передан.
Формация в виде решетки распалась и собралась в пулеобразную массу. Еще до окончания маневра весь флот устремился вперед на врага.
Ускорение поддерживалось на максимально возможном для кораблей уровне. Перед собой несущаяся вперед пуля выпускала шквал ракет и гамма-лучей, уничтожая все на своем пути. Затем, наподобие настоящей твердой пули, флот прорвался сквозь сравнительно тонкое колесо примерно на двух третях радиуса от центра. Контакт длился всего несколько секунд, но за это время в формации врага возникла огромная дыра, когда пуля сносила все, до чего могла достать своим огнем.
По инерции пуля пронеслась по ту сторону цели на несколько световых лет. С бесшабашностью, из-за которой все двигатели стали выть и дымиться, формация повернула и пронеслась сквозь врага в обратном направлении.
На один из вопросов Передана ответ был получен. Вражеский флот реагировал недостаточно быстро для нового привода. Если он у них и был, то едва ли был лучше старого.
При третьей попытке послать пулю сквозь вражеские ряды обнаружилось, что враг к этому подготовился. Колесо резко сократилось в компактную массу, представив собой такую же легкую цель, как и повстанцы для оружия дальнего действия.
В течение короткого времени толстый, почти осязаемый двусторонний луч энергии и ядерных ракет связывал противников. Постепенно оба флота рассеялись, чтобы уйти от этого невыносимо интенсивного потока, и в то же время они понемногу сближались, пока не возникла такая же хаотичная ядер-ная драка, как и раньше, когда два или больше корабля объединялись, чтобы уничтожить одного противника.
— Дайте мне оценочные данные, — приказал Передан. Затем картинка на столе дрогнула и пропала: передающий корабль был сбит.
— Чертово столпотворение, — прокомментировал Дрэп своим бодрым, резким голосом. — Может быть, следует что-то предпринять? Как насчет тактики «Игрек»?
Передан бросил туманный взгляд на одутловатое лицо Дрэпа.
— Не думаю. Мы уже сделали все, что могли. Интегрированными усилиями мы ничего не выиграем, теперь решает только упорная борьба.
Пока они разговаривали, подчиненные старались восстановить «глаза» комнаты управления. Со впечатляющей быстротой им удалось передать функции сбора информации другому кораблю, находившемуся в районе боя, и столешница ожила снова.
Четыре часа прошло с момента первого удара, что вместе со временем в пути составило около десяти часов, проведенных в напряженном ожидании. По мере того как шло сражение, Передан принимал нейростимуляторы, чтобы восприятие не притуплялось.
Оценочные данные по сражению показывали, что постепенно и неумолимо победа склоняется на его сторону.
В конце концов, когда более половины сил Максима было уничтожено, выжившие попытались отступить. Передан предвидел этот ход и послал корабли, оборудованные аппаратурой против обнаружения, чтобы они перекрыли путь к отступлению — он хотел нанести врагу как можно больший урон. Сражение стало еще более отчаянным: противник стремился сохранить жизнь, а не победить.
Сделав окончательный, мощный бросок, побитые Четвертый и Пятый флоты пробились и полетели домой. По предварительным оценкам, домой на базу вернется не более трети королевских экспедиционных сил.
На экране было видно, как рассеянные формации улетали с поля боя на максимальной скорости, бросив своих товарищей со сломанными двигателями. В комнате управления раздались победные крики. Но Передан сердито прервал веселье. С мрачным видом он слушал отчеты о потерях и повреждениях, по мере того как его силы собирались и выясняли урон. Его заботило, смогут ли они, прямо сейчас, если придется, рискнуть отправиться в королевство и повторить сражение.
На данной стадии такая возможность зависела, в основном, от личного мнения каждого. Принц Передан не мог не радоваться исходу боя, но по мере того как он внимательно изучал доклады, лицо его становилось все более грустным и усталым.
На следующий после победы день лагерь повстанцев торжествовал; все были полны энтузиазма и уверенности в себе. На праздничном обеде, который давал принц Передан, возбужденные офицеры донимали его настойчивыми просьбами закрепить достигнутое преимущество.
Эта вечеринка и в самом деле стала поворотным пунктом в настроении последователей Передана. Присутствовали все члены семей, которые все еще хранили ему верность, и также все офицеры рангом выше капитана, кроме тех, кто был на дежурстве. Даже старый король появился ненадолго, вызвав бурю аплодисментов, и потом, как обычно, удалился к себе в апартаменты. Передан обнаружил, что очень трудно противостоять всеобщему ожиданию продолжения военных действий, тяжелым грузом давившему на него.
— Системы защиты королевства распахнуты настежь! — громко объявил молодой майор. — Мы сами можем выбирать поля сражений и вышибать их по одиночке, пока ничего не останется!
Этот парень много пил, как и все остальные, и его слова встретили бурное одобрение. Молчали только генерал Дрэп и несколько старших офицеров. Дрэп сидел, опустив глаза, с бесстрастным выражением на багровом лице.
«Они понимают, — подумал Передан. — Другие готовы к авантюрам, готовы бросить кости. Потому что слишком долго они только и делали, что занимались тренировками, а теперь попробовали вкус крови. Но Дрэпу известны мои цели».
Факт состоял в том, что двадцать пять процентов кораблей, которые он послал в бой, были уничтожены. Еще тридцать процентов нуждались в серьезном ремонте, что потребует нескольких недель или месяцев, так что теперь к немедленной отправке была готова половина того, с чем он начал.
Против этого Максим все еще мог выставить три полноценных флота — Третий, Восьмой и Десятый (номера относились к последовательности основания флотов, по большей части это было столетия назад; промежутки в нумерации обозначали флоты, которые больше не существовали), и каждый из этих флотов поддерживали многочисленные мобильные эскадрильи. Даже если эти флоты будут полностью уничтожены, борьба еще не кончится. Будет еще муторная и непростая работа по подавлению сухопутных сил Максима на тысячах планет.
Потери были только ненамного больше, чем ожидал Передан, и, имея в виду, что флоты Максима были широко разбросаны по всему огромному королевству и, по сути дела, даже редко собирались целиком в одном месте, шансы на окончательную победу были недостаточно высоки; другими словами, он также легко мог проиграть, как и выиграть.
Для молодежи с горячей кровью, окружавшей его, этого было недостаточно.
Женский голос нарушил его размышления:
— Это будет так чудесно, снова оказаться в Унимме. Я ужасно по нему скучала!
Это говорила герцогиня Алавартская, муж которой, герцог Алавартский, был убит во время гражданской войны. Передан улыбнулся ей:
— Мы все соскучились, мадам. К сожалению, личные чувства не должны влиять на дела государства. Может пройти еще какое-то время, пока мы снова сможем обосноваться в наших законных владениях.
Герцогиня озадаченно повернула к нему свое косметически совершенное лицо. Офицер, который выступал раньше, перебил их беседу с выражением тревоги на лице.
— Но, Ваше Высочество! Разве сейчас не самое время нанести узурпаторам смертельный удар? Никогда раньше у нас не было такого шанса!
— Я признаю, майор, что теперешняя ситуация беспрецедентна. Но тщательный анализ возможностей говорит о том, что наше время еще не пришло. Мы доказали свои возможности в бою, и на данный момент этого должно быть достаточно.
— Но, Ваше Высочество, почему?
Передан простил ему наглость, сознавая, что его слова действуют на собрание наподобие ушата холодной воды.
— Военные решения и политические переплетаются очень сложно, — сказал он. — Не только военная ситуация должна быть более благоприятной, но и политическая должна быть подходящей.
— И когда же это будет? — спросила герцогиня холодным, ядовитым тоном.
— В настоящий момент узурпатор Максим очень напуган. По ошибке он может обратиться против внутреннего врага и принять меры против собственного населения, и тогда они с большой теплотой будут вспоминать правление моего отца. А пока мы проведем детальный анализ прошедшей битвы, так что в следующий раз сможем действовать лучше.
— Надеюсь, что так, — высокомерно заметила герцогиня поставленным голосом. — За прошедшие пять десятилетий наши континентальные владения на Алаваре доведены до крайности этими крестьянами, копающимися в грязи (их поселил и там Максим). Я с нетерпением жду момента, когда можно будет выкинуть их в трущобы и снова привести земли в надлежащий вид.
Передан вернулся к своим размышлениям, игнорируя более приглушенные беседы окружающих. Причины, которые он назвал, были, по существу дела, настоящими, но в его собственном мозгу они стали более детализированными, сложными, и их труднее было бы объяснить другим. Прежде всего, в этом уравнении было слишком много неизвестных. Он все еще был озадачен: почему Максим, планируя экспедицию, не включил в нее Третий флот? Это было объяснимо, если бы флот был бы занят где-нибудь в другом месте, где нужно контролировать гражданские беспорядки, но агенты Передана в королевстве не докладывали ни о чем подобном.
Не может ли быть так, что он перестраховался и требует невероятно хороших условий просто из чистого страха? Он так не думал. Рискнуть всем, что есть, как предлагают ему компаньоны, — это было бы облегчение, потому что если бы он проиграл, то избавился бы от груза ответственности.
«Нет, — твердо сказал он себе, отгоняя все пораженческие мысли, — когда мы нанесем удар, он должен быть решительным, бесповоротным и неодолимым. Ни на что меньшее, чем мат, я не соглашусь».
В световых столетиях оттуда Пятно слегка увеличило свою скорость. Оно уже не чувствовало себя таким раздувшимся после пиров, и к нему уже возвращался аппетит к биологической жизненности. Оно не знало, что лежит в конце этой легкой, широкой линии скольжения, но чувствовало, что там что-то найдется. Что-то вкусненькое.
— Проваливай, приятель. Не тревожь нас.
Голос в громкоговорителе был испуганным, но решительным. Джандрак улыбнулся, глядя на своего помощника. Такая же жестокая улыбка появилась и на орлином лице Хина Сетта.
Видеоэкран был чист, мужчина на астероиде внизу отказался показаться им визуально. Несомненно, он не желал выглядеть испуганным, так же как и не желал, чтобы его голос звучал испуганно.
Поначалу жители астероидного кроличьего садка вообще отказывались отвечать на их вызовы, прячась в своих укрытиях, как кролики, и делая вид, что их не существует. Но несколько выстрелов по нагретому солнцем булыжнику из мощной гамма-лучевой пушки вскоре заставили их подойти к передатчику. А теперь они просто старались уговорить посетителей убраться.
— Я повторяю, откройте свои запоры именем короля, — провыл Джандрак.
— Насрать на короля! — завопил высокий отчаянный голос, протолкнувшийся перед первым. — Если мы нужны вам, так приходите и берите нас!
— Ни о чем лучшем мы и не мечтаем, — выдохнул Джандрак и отключил связь.
Основная часть укрытия состояла из пяти крупных астероидов, шедших общим курсом, корректируя свои относительные отклонения при помощи небольших автоматических реактивных двигателей. Зная о склонности горняков закапываться в землю, подобно кротам, Джандрак полагал, что в этом поясе астероидов вокруг красноватого солнца есть множество других разработок. Они тоже пригодились бы, но по большей части они окажутся покинутыми, и их можно будет разыскать позднее.
Ценность астероидного пояса для Джандрака заключалась в его относительной плотности. Он состоял из тысяч и тысяч угловатых планетоидов — остатков какой-то планеты, которая взорвалась миллиарды лет назад. Ее настоящие владельцы представляли собой легкую добычу для вельможи, за которым стоит вся мощь королевства. Их вооружение было жалким, и, не ожидая нападения, они едва ли заботились о том, чтобы замаскировать выдающие их следы жизнедеятельности и тепла, которые и выдавали их присутствие на этих астероидах, — хотя это им все равно бы не помогло, потому что Джандрак заранее знал их расположение. Но для человека, владеющего оборудованием, чтобы построить соответствующие сооружения, и с таким ужасным оружием, которым располагал Джандрак, этот пояс астероидов мог стать практически неприступной крепостью. А поскольку эскаваторные работы по большей части были уже выполнены, то базу можно было устроить быстро и ненавязчиво, или, короче, тайно.
Весь скользящий флот проходил испытания, и эти испытания полностью соответствовали ожиданиям Джандрака. Верно, этот флот был небольшим по сравнению с любым большим флотом — просто пять десятков старых линейных кораблей против сотен — но у них была скорость, маневренность, невероятно мощная современная огневая сила; он был уверен, что мог бы сразиться с любым из этих флотов и уничтожить его. Большая часть флота была во многих световых годах отсюда и все еще проходила целую серию сложных тестов, изобретенных конструкторами. Такая мощь вряд ли нужна была для выполнения непосредственной задачи. Джандрак отделил от основной формации двух золотистых монстров. В одном находился он и предъявлял свой ультиматум, его корабль пробрался сквозь обломки астероидов к убежищу внизу. Второй ждал снаружи; он служил транспортным кораблем и нес команды возведения сооружений, оборудование и запасы, которые Джандрак собирался оставить здесь.
— Что мы будем делать, — мрачно размышляя, спросил Хин Сетт, — испечем на местах? Или проткнем дыры в их гнездах?
Джандрак ухмыльнулся:
— Слишком большая возня, когда потом все это придется расчищать. Мы отправимся туда — может, найдутся какие-нибудь развлечения для нас.
Он включил связь и резко отдал приказы ожидавшим боевым подразделениям. Они с Сеттом прошли в дальний конец комнаты; панель скользнула в сторону, и ординарцы помогли надеть боевые скафандры. Джандрак взглянул на Сетта и восхитился его ужасающим, чуть ли не зловещим видом с похожей на капюшон лицевой пластиной.
Скафандры были матового каштанового цвета, наиболее подходящего для разнообразных условий, в которые мог попасть космонавт. На груди и шлеме ярко выделялась черная хвостатая буква «М».
Несмотря на всю броню, скафандры были сделаны из легкого, звонкого металла, не ограничивающего движений. Джандрак, и вслед за ним Хин, пошли по серому коридору к камерам отправки.
Сотня человек построилась повзводно по десять человек с одним офицером на взвод у выходных камер. Джандрак, как только они с Хином заняли свои места, грохнул кулаком по грудной пластине. Раздался звук гонга «бум-м-м-м!» — сигнал к отправке.
Они строем вошли в камеры; офицеры замыкающими. Когда с лязгом закрылись люки, на стенах камер начала формироваться мерцающая поверхность, похожая на воду. Люди схватились за рукоятки на опорах, сделанные специально с этой целью. Затем они быстро скользнули в космос.
Когда их выбросили, похожая на воду поверхность расправилась, приняв форму вязкого, прозрачного пузыря, с виду похожего на мыльный, поддерживаемого легкой рамой, к которой были прикреплены рукоятки, чтобы за них можно было уцепиться. Этот жидкий пузырь удерживал воздух, так что в нем мог жить даже человек с поврежденным скафандром, и также он предохранял от солнечных лучей и от умеренно жесткой радиации.
Десять пузырей отпали от широкого бока корабля и быстро понеслись к самому большому из близлежащих астероидов. Держась за опору, Джандрак внимательно осматривал местность.
В среднем астероиды пояса составляли несколько десятков миль в диаметре, но здесь таких не было. Тот, к которому они направлялись, был в диаметре миль тридцать — весь из твердого камня, и, может быть, с шахтой для проживания глубиной с милю. Или, вероятно, глубже — они скоро это выяснят. Входные шлюзы заметить было несложно, но Джандрак осматривал остальную поверхность. Где-то, скрытый под каменной крышкой, должен быть старый корабль горняков, несомненно, потерянная старая шаланда, едва ли годная для выхода в космос. Внутри астероида, наверное, сейчас идут споры по поводу того, не попытаться ли на нем удрать, но, учитывая, что население булыжника, вероятно, гораздо больше, чем мог вместить корабль, то эти дискуссии могли закончиться только свирепыми и ничего не решающими драками.
Джандрак также старался обнаружить у них хоть какие-то защитные сооружения. Не может быть, чтобы ничего такого не было.
А не было. Поблескивая среди грубых скал, трубы и станины нацеливались на стремящиеся вниз пузыри. Возможно, скрипучие излучатели и одна или две ракеты. Они были сумасшедшими, пытаясь в них стрелять, но Джандрак и так принял как само собой разумеющееся тот факт, что жители этой норы должны быть сумасшедшими в любом случае.
В тот же момент, как он заметил орудия, с корабля раздался залп прикрытия. Беззвучные в пустом пространстве, горячие гамма-лучи проблеснули мимо них и ударили в позиции, вызвав вихри расплавленного металла и взрывы, в которых пыль и щебень заблестели на солнечном свету, пока они разлетались над крошечным, бесплодным ландшафтом.
Но теперь они уже опустились, расположившись в виде круга вокруг группы входных шлюзов. Коснувшись грунта, пузыри лопнули и исчезли, а рамы сложились в коробки размером с рюкзак и прицепились к поверхности.
По мере того как они продвигались вперед, солнце играло на газовых струях, постоянно бьющих из плеч скафандров. Эти реактивные струи для хождения предназначены удерживать людей на поверхности независимо от почти не существующей гравитации астероида и по необходимости обеспечивать им возможность ходить с нормальной скоростью.
Всего входных шлюзов было три; неловко встроенные в астероид, они явно были сооружены в разное время. Взмахом руки Джандрак послал двоих людей вперед. Они прыгнули к ближайшему шлюзу, уменьшили силу своих реактивных струй и прикрепили взрывные заряды. Затем прыжками присоединились к остальным и спрятались за выступами скал.
С глухим жестяным ударом, который они ощутили через подошвы сапог, и с яркой бездымной вспышкой круглая крышка слетела с креплений. Взводы сгрудились у открывшегося отверстия.
Однако не появилось ни внезапного облачка, не было и внезапного свиста, что говорило бы о том, что воздух вырывался наружу изнутри астероида. Джандрак заглянул в туннель, который они открыли, и увидел предохранительную переборку в пятидесяти ярдах внизу.
— Они хорошо заботятся о своем воздухе, — задумчиво заметил он. — Мы вполне могли бы поступить так же. Поставьте купол.
Работа заняла не более нескольких минут: нужно было зацементировать купол по кругу выбитой крышки люка и прикрепить к нему тканевый зонтик со своим собственным, похожим на войлок, воздушным шлюзом. Сейчас он висел, сложившись складками, но когда в шахту ворвется воздух, он расправится в виде невысокого купола, предотвращая потерю воздуха.
В это же время при помощи клейкой ленты они прикрепили небольшие заряды к переборке. Когда все было готово, Джандрак ослабил силовую винтовку в кобуре, чтобы иметь возможность быстро ее вытащить, взял в левую руку высочайший нейтронный излучатель и приказал сержанту-взрывнику подорвать заряд. С яростным горением вроде магниевого (это длилось почти минуту и, казалось, ограничилось радиусом футов в десять) заряд выжег переборку, оставив только раскаленный, дымящийся металл по краям.
Взвод Джандрака уже был в штольне; они падали со скоростью примерно фут в минуту. Если жители этих мест и пользовались искусственной гравитацией, то сюда она не достигала. Они прижимались к стенам. Как только переборка, как казалось, была выжжена, Джандрак пару раз выстрелил туда, хотя и ничего не видел из-за сверкания все еще горевшего заряда.
Он заговорил в микрофон в шлеме, на волну которого было настроено все подразделение:
— Ладно, проходим.
Джандрак бросился к отверстию; за ним последовали остальные. Как только он миновал переборку, мимо него пролетел нейтронный луч, едва задев его доспехи и раскалив их докрасна. «Кто-то пользуется выдохшимся энергетическим элементом», — сказал он себе, посылая в ответ гораздо более сильный луч.
Впереди послышался шорох, когда принимающая их компания отступила. Джандрак обнаружил, что за переборкой туннель разделялся на четыре прохода. Все новые туннели были погружены в темноту. Судя по своему положению, однако, и по направлению, в котором он слышал шорох, он предположил, какой коридор ведет к центру убежищ.
Сильный луч света засиял от его солнечного сплетения, вскоре поддержанный фонарями других вокруг него. Джандрак почуял ловушку, но, уверенный в своем превосходстве, приказал людям идти вперед, безрассудно бросившись в темноту.
Внезапно загрохотали взрывы — впереди и позади них. Туннель заполнился пылью и обломками. Направляя луч фонаря то туда, то сюда, Джандрак уверился, что туннель был полон ловушек и что в обе стороны путь был перекрыт кучами щебня, образовавшимися от взрыва. Он заметил, что проходы были выполнены очень грубо, без какой-либо отделки, просто голая скала, на которой виднелись канавки от сверлильных машин.
Гравитация астероида была такой слабой, что об обломках скалы даже нельзя было сказать, что они падают. Они висели в воздухе, образуя свободную компактную массу. Джандрак связался с Хином.
— Мы осмотрели остальные проходы, — сообщил ему подполковник. — Они ведут к складским помещениям, к системам переработки воздуха и пищи и тому подобным вещам. Особого сопротивления мы не встретили. Что это за шум?
— Нас попытались заманить в ловушку между двумя обвалами. Надолго это нас не задержало. Продолжайте осмотр; где бы они ни прятались, туда могут вести и другие пути.
— Мы также заняли электростанцию. Может, оставить их всех в темноте, если желаешь?
— Не стоит, я предпочитаю видеть то, во что стреляю, — он вынул силовую винтовку и обратился к своим людям: — Давайте расчистим туннель.
Поставив эжектор на широкий луч, они нацелили силовые винтовки на завал. Обломки заскрежетали и стали медленно отодвигаться под действием объединенного силового поля. Отодвинутые с середины камни и щебень распределились дальше по проходу, позволив людям пройти.
Джандрак засунул винтовку в кобуру и двинулся вперед, неловко пробираясь между медленно двигающимися массами камней. Видимость стала очень плохой, пыль висела в воздухе. Люди чертыхались, натыкаясь на камни и друг на друга.
Впереди показался свет. Туннель расширился, мягко изгибаясь, как ветви растения. Внезапно Джандрак вышел из облака пыли и снова обрел способность видеть.
— Роялистские ублюдки!
Этот вопль, полный ненависти, встретил атакующих, когда они, пригнувшись, выбирались из туннеля. В этот же миг на них обрушился шквал огня.
Своими тренированными органами чувств Джандрак моментально воспринял всю сцену. Пещера была сравнительно большой, с низким, куполообразным потолком, с которого свисали светящиеся шары, отбрасывая бледный, мутный желтый свет. Пространство пещеры было заставлено всевозможной мебелью; в стенах вырезаны альковы как дополнительные помещения, и именно оттуда шла основная стрельба. Только несколько бравых фигур стояли, расставив ноги, в центре пещеры, поливая людей огнем.
К счастью, похоже, там было совсем немного смертельно опасных дорогих силовых винтовок. Вне королевских вооруженных сил они встречались редко. Но там были нейтронные излучатели, тепловые мазеры, и, судя по стуку по доспехам Джандрака, из-за чего он едва удержался на ногах, старомодные пулеметы, стреляющие пулями.
Они невозмутимо восприняли это нападение. Их скафандры, эти прекрасные скафандры, в которых любой сухопутный солдат мог без страха входить куда угодно, отреагировали моментально. Сотни тонких броневых пластинок выскочили из ячеек, обеспечив взаимно пересекающуюся систему на расстоянии от шести дюймов до фута от тела. Противнику при этом казалось, что человек вспыхивает под огнем наподобие живого факела. Даже в самых сложных условиях это помогало выиграть ценные секунды.
А Джандраку и его людям и нужны были именно эти секунды. Нейтронный излучатель в его левой руке слал смерть в центр пещеры. Меньше чем за секунду силовая винтовка, выскочив из кобуры, как бы при помощи магии оказалась с внутренней стороны вытянутой правой руки в специальном упоре.
При стрельбе в таком положении силовая винтовка имела не только преимущество неодолимой мощности, но и невероятную точность. Нажимая большим пальцем в перчатке на кнопку управления, чтобы сузить луч до толщины карандаша, Джандрак только смотрел вдоль руки, чтобы попадать во все, на что он смотрит. Расширяя луч, он мог расчищать себе путь, распыляя камень, металл — все, что угодно.
Бух! Бух! Пока он рассылал смерть одновременно и из правой, и левой руки, гранатомет на уровне его талии метал высокомощные гранаты в альковы в дальней стороне пещеры. Они нацеливались движениями головы. Чтобы выпустить гранату, ему нужно было только смотреть на цель и определенным образом сжимать левую перчатку.
Как и остальные девять человек из взвода, он представлял собой ужасную боевую машину с огромной огневой мощью. Большинство людей вокруг него опустилось на колено, чтобы уменьшить площадь поражения для врага, ведя огонь и представляя собой оригинальное зрелище с их напряженными вытянутыми правыми руками. Однако Джандрак в горячке схватки предпочел пренебречь инструкциями. Через некоторое время он приказал прекратить огонь.
Его голос загремел по внешнему громкоговорителю:
— Сдавайтесь, негодяи, и, может быть, мы оставим вас в живых!
Молчание последовало за его словами, нарушаемое только стонами раненых. Затем в поле зрения появился, качаясь, мужчина в лохмотьях, за которым тянулся кровавый след. Он держал в руке что-то, от чего тянулся провод во взорванный альков, из которого он вышел.
— Тогда давайте взлетим все вместе, вы!..
Не успев договорить, он обмяк и упал. Из-за его спины из полутьмы выступила фигура Хина Сетта в скафандре, с поднятой как бы в странном приветствии рукой. За ним шел его взвод.
Дойдя до убитого (его уложили силовой винтовкой), он перевернул его ногой и отбросил в сторону предмет, который был зажат в руке.
— Это включатель к детонатору, — Джандрак услышал его по внутренней связи. — Это горняки. У них, возможно, запасено достаточно взрывчатки, чтобы разнести весь этот чертов астероид.
— Тогда я рад, что ты появился вовремя, — заметил Джандрак.
Сетт приказал своим людям расположиться вдоль стен пещеры, сунул винтовку в кобуру и присоединился к Джандраку.
— Ты был прав, все эти туннели соединяются вроде лабиринта.
— Это самая большая пещера?
— Никоим образом. Здесь они живут, но есть и другие, гораздо больше и заброшены. Похоже, у нас будет много места для парковки кораблей, когда придет время.
Теперь несколько человек со страхом выглядывали из альковов. Джандрак опустил лицевую пластину и осмотрел пещеру более внимательно.
В воздухе стоял густой, неприятный запах долгого человеческого жилья. На полу в беспорядке стояли раскладушки, кровати, стулья, столы и другая мебель, вся сломанная, — несомненно, все каким-то образом было прикреплено к полу, поскольку иначе любой толчок при слабой гравитации запускал бы ее в воздух. Мебель располагалась не только на полу: она поднималась и по стенам, собираясь у потолка в виде связанных групп платформ, кроватей, стульев и столов, так что это коммунальное образование производило эффект трехмерного.
Несмотря на грязь и неустроенность, атмосфера жилища производила впечатление какой-то нездоровой комфортности. Непонятным образом пещера походила на внутренность матки.
— Живут, как животные, — с отвращением заметил Хин, неприязненно оглядываясь.
Тех людей, второй специальностью которых было лечение, Джандрак переключил на раненых жителей астероида. Его голос снова разнесся по пещере:
— Покажитесь! Выйдите из укрытий; теперь вам больше нечего бояться!
Они стали медленно появляться. Там были мужчины, женщины и даже дети; все одетые в жуткие лохмотья. Когда они подошли ближе, он увидел, что лица детей заплаканы: пережитый ужас давал себя знать, но они с интересом таращили глазенки. Некоторые из взрослых тоже были в ужасе. Но другие, головорезы с виду, все еще пытались держаться с наглостью отчаявшихся.
Обитатели астероида усовершенствовали свое хождение при почти нулевой гравитации: они могли быстро скользить дюймах в двух над полом, изредка помогая себе пятками и носками. По сравнению с ними люди Джандрака выглядели неуклюжими и медлительными, перемещаясь при полном «же», обеспечиваемом наплечными реактивными устройствами.
У многих мужчин, похоже, появилось странное пристрастие: они украшали свои тела цветными татуировками. Джандрак подошел к одному из них, стоявшему поодаль от других и нагло смотревшему на двух офицеров.
Приблизившись, Джандрак увидел, что на груди у того была непристойная татуировка, изображавшая пару, совокупляющуюся широко известным извращенным способом. Когда мужчина шевелил мышцами, пара корчилась в диком экстазе. При приближении офицера мужчина разинул рот в широкой ухмылке, обнажив черные, больные зубы. Джандрак, никогда не видевший гнилых зубов, почувствовал тошноту.
— Привет, аристократическая дрянь, — приветствовал его мужчина, увидев фамильный герб среди других знаков отличия на боевом скафандре Джандрака. — Почему бы тебе не поползти обратно к своим дворцам и не оставить нас в покое?
— Вы все — мои пленники, — сообщил ему Джандрак. — Ты, очевидно, считаешь себя чем-то вроде лидера, поэтому скажи своим друзьям, чтобы они мирно сложили оружие и не делали глупостей.
— У нас здесь нет лидеров, ты… — мужчина разразился тирадой оскорблений, которые были невозможно грубы. — Мы анархисты! Мы делаем, что нам заблагорассудится.
Джандрак рассмеялся:
— С этого момента вы будете делать то, что заблагорассудится мне.
— Такие убийцы, как вы, всегда думают, что мужчина боится умереть… — мужчина, слегка присев, сжимал и разжимал кулаки, как тигр, готовый к прыжку.
Джандрак удержал его на расстоянии, пригрозив нейронным излучателем, и жестом приказал присоединиться к остальной толпе.
Под командованием Хина солдаты привели пленников, взятых в других местах на астероиде, и добавляли к ним людей из пещеры, забирая их немногое оружие, и под аккомпанемент воплей, борьбы и криков отчаяния клейкой лентой прикручивали им руки к бокам и вели к туннелю, выходящему на поверхность.
Джандрак грубо толкнул нарушителей спокойствия к ближайшему солдату. По внутренней связи он заговорил с Хином:
— Отправьте их наверх в пузырях. Думаю, нам придется их держать на базе в Максимилии, — ему нравилась идея включить жителей астероида в ряды своих сторонников по причине их антигосударственного настроя. Но они явно были слишком разболтанны, чтобы от них была какая-то польза.
— Кастор Кракно вас достанет! — отчаянно кричал мужчина с татуировкой, когда его уводили. — Вот погодите! Кракно вас всех достанет!
Джандрак едва его слышал, осматривая пещеру и планируя расположение своего командного центра.
Без особых проблем они очистили четыре оставшихся астероида. Самое сильное сопротивление оказал последний, где окопавшиеся горняки сражались при помощи взрывчатки и старых экскаваторов. Джандрак потерял пятерых.
Когда уводили последних захваченных защитников, произошло событие, которое привлекло внимание Джандрака. Один из людей, цепочкой проходивших мимо него, внезапно выпрямился, посмотрел ему в глаза взглядом, почему-то обеспокоившим Джандрака, и заявил:
— Не беспокойся, ты, долгоживущая крыса. Никакие твои медикаменты не помогут, когда Кастор Кракно до тебя доберется.
— Что такое? — Джандрак сердито шагнул вперед, схватил мужчину за руку и выдернул из строя. Тот сопротивлялся, но сила офицера, подкрепленная электричеством, была для него чрезмерна. Джандрак заставил его опуститься на колени и навис над ним под тихий гул моторов своего скафандра.
— Кто этот Кракно? — резко спросил он.
— Узнаешь, — угрюмо ответил пленник. Сквозь разодранную рубашку Джандрак увидел татуировку — змеи, обвивающие шею и руки, расположили головы на ладонях.
Хин, слышавший разговор, подошел поближе:
— Отвечай на вопрос, падаль, — прорычал он, оттаскивая пленника подальше от движущейся колонны и швыряя на четвереньки. Быстро наклонившись, он содрал с него рубашку. — Если будешь молчать, мой нервный кнут сделает тебя поразговорчивее.
Мужчина со страхом оглянулся на Хина, который достал кнут с короткой рукояткой. Его длинные, тонкие нити поблескивали. Электрические частоты, которые они несли, были подобраны в точности так, чтобы возбуждать нервную систему до невыносимой боли. Хин опустил кнут. Жертва завопила и, корчась, попыталась уползти.
Хин опустил сапог и прижал им ногу пленника.
— Говори! — он снова поднял кнут.
— Хватит! — поспешно вмешался Джандрак. — Отпусти его.
Подполковник поднял кнут, отпустил мужчину и смотрел, как тот, качаясь, уходит.
— Совестливый ты человек все-таки, — уныло заметил он.
— Не так уж мне нужна эта информация, — без особой уверенности ответил Джандрак.
— Наверное, я смогу как-то ответить на твой вопрос. Во время этого дела я пару раз слышал это имя. Насколько смог понять, этот тип Кракно является чем-то вроде агитатора на Максимилии — в среде низших классов, имеется в виду. Похоже, что недавно между этим местом и Максимилией произошел обмен информацией. Смотри, я забрал это у одного из наших пленников. Любопытно, не правда ли?
Он передал Джандраку карточку со стереорисунком, дюйма в четыре площадью. На переднем плане было красивое лицо девушки или юноши. Но со второго взгляда плоть, казалось, начинала растворяться, становилась прозрачной, открывая белый ухмыляющийся череп мертвеца. С заднего плана, протягивая зловещие пальцы из неизвестных глубин, накатывал серый туман. Если карточку поворачивать, то со всех направлений видны были только вспыхивающие слова: СМЕРТЬ ЖИЗНИ.
— Да, любопытно… — по какой-то неизвестной причине из-за этого тумана ему вспомнилось Пятно, великое неведомое нечто, которое могло все их планы обратить в ничто.
— Какое-то полоумное тайное общество, поставившее себе целью свергнуть аристократию, — продолжал Хин. Он коротко рассмеялся. — Может быть, я бы к ним и присоединился, — он, строго говоря, аристократом не был, будучи внебрачным сыном мелкого графа. В королевстве были детские сады таких внебрачных детей. Многие опускались до низших классов или, в лучшем случае, становились руководителями среднего звена. И немногие, как Хин, ухитрялись пробиться в офицерский корпус или во что-то подобное.
— В Старом городе происходит много странных вещей, — рассеянно согласился Джандрак.
Он ощупывал карточку со странным, непонятным лозунгом. «Отчаяние», — решил он. Это вызвано отчаянием. Внезапно и на очень короткое мгновение он слегка устыдился того, чем занимается, и подумал о том, сколько еще таких астероидных гнезд разбросано по всему королевству — жалкие убежища для тех, кого общественное устройство выжало из себя наружу.
Впрочем, это не имело особого значения. Пятно могло еще пожрать их всех.
— Не-е-е-е-т…
Кастор Кракно с криком проснулся.
Тяжело дыша, он снова упал на подушку. В полутемной комнате появилась фигура и склонилась над ним:
— С тобой все в порядке, Кастор?
— Да, все в порядке, — едва дыша, ответил лидер анархистов; Хоррис Дэйджел, его личный лейтенант, привык к таким приступам и не стал тревожиться.
Дрожа, Кракно поднялся с постели, рукавом ночной рубашки вытер холодный пот с лица, прошел, спотыкаясь, к окну и раздвинул шторы.
Над старым городом наступала заря.
Восходящее солнце посылало на раскинувшийся внизу город свои первые яркие и тонкие лучи, оставляя в предрассветной темноте многочисленные провалы и дымные долины. До Кракно, жившего на двадцать пятом этаже, со дна этих долин доносились отдаленные гудки, которые внизу были оглушительным воем, призывавшим десятки людей к началу рабочего дня. Слева, на границе его поля зрения, он видел огромную возвышенность, сиявшую и сверкавшую на солнце наподобие волшебной горы — выровненная верхушка холма Внутреннего города.
Его невольная дрожь уменьшилась. Эти приступы всегда вызывали у него подобную быстротечную, но жестокую лихорадку, как будто бы еще оставалась опасность, что из него будет высосана жизненная сила. Он закрыл глаза и схватился за раму окна, стремясь стряхнуть остатки этого кошмара — если это вообще был кошмар — и вернуться к нормальному состоянию бодрствования.
Как мерзкий вкус во рту, он все еще ощущал свою отверженность: он был ужасным образом презрительно отвергнут. Он чувствовал себя как насекомое, на которое наступили. И точно определить, было ли это только воспоминание или же какая-то часть этого зверя извне галактики все еще жила в нем, он не мог. Ему пришло в голову, что между этими альтернативами особой разницы может и не быть.
Через своих шпионов с момента прибытия в Максимилию он старался узнать об этом звере как можно больше. Среди аристократов о нем знали многие, это было нетрудно установить. Но где он находился сейчас, откуда пришел, какова его природа, с научной точки зрения, — все это было старательно засекреченной информацией. Могло случиться так, думал он, что он сам уже знает о звере больше любого другого человека; в какой-то мере зверь все еще был в нем, оживлял его, придавал ему силы — и мучил.
— Собрание на Заре готово, Кастор, — услышал он за спиной тихий голос Дэйджела.
— Хорошо. Спущусь через пять минут.
Он быстро оделся, теперь уже чувствуя себя самим собой. Его не волновало, держит ли его зверь в своих лапах. За хорошую цену он мог бы продать свою душу — для него это ничего не значило. Что важно, так это то, что он был самим собой, что это переживание пробудило дремавшие в нем силы, способность подчинять людей своей воле — а раньше эта способность проявлялась в нем только изредка.
Бросив последний взгляд на разгоревшуюся зарю, он вышел из квартиры и спустился этажом ниже. Собрания на Заре стали основным средством расширения быстро растущего движения «Смерть жизни». Используемые для набора новых членов, они эффектно отсеивали тех, кто в другое время дня пришел бы просто из любопытства или по какой-то другой случайной причине. Заря — это время, когда вещи только начинают развиваться, но на самом деле еще ничего не произошло, поэтому меньше риска, что эти встречи привлекут внимание полиции. Только профессиональным агентам удавалось проникнуть на эти собрания, но с ними у Кракно был короткий разговор.
В небольшом конференц-зале присутствовало человек двадцать — обоих полов, молодые и старые. В большинстве своем это были рабочие, мужчины и женщины, одетые в однообразную спецодежду, в которой они пойдут после встречи на работу. Было несколько подмастерьев со свежим цветом лица, все еще обучающиеся своей специальности. Кракно никогда не уставал поражаться тому, насколько низшие классы могут недооценивать свои способности; в век автоматизации, когда автоматизированный процесс может быть дешевле самого дешевого неквалифицированного ручного труда, рабочие за мизерную плату создают приборы и аппараты, требующие высокого уровня мастерства и технологических знаний. Кракно встречал многих людей, которых по праву можно было считать чуть ли не гениями, хотя и в ограниченной области знаний: без их изобретательности и выдумки правящим классам не удалось бы достичь такого экономического успеха. И тем не менее, они неизменно считают себя некомпетентными как само собой разумеющееся, а также грубыми и невежественными, и с благоговением смотрят на своих хозяев, управляющих и аристократию. Однако собравшиеся здесь люди явно начали мыслить по-другому. Поэтому Кракно и гордился своими собственными агитационными кампаниями, проведенными в течение последних нескольких месяцев. Теперь пора было проверить, найдется ли в них достаточная сила духа.
Четким шагом он прошел к трибуне и сразу же начал просматривать аудиторию своим упорным взглядом, коротко глядя каждому в глаза, по очереди. Еще с момента его ужасного пробуждения на родной планете Кароул ему достаточно было только взглянуть на человека, чтобы знать о нем все, что нужно.
Одна персона заслуживала более долгого взгляда — это был молодой блондин, сидевший в углу. Когда их глаза встретились, шок подсознательного узнавания потряс обоих, хотя незнакомец, разумеется, не знал, что это означает — если не считать того, что он ощутил некоторое беспокойство.
«Рад видеть, что политическая полиция все еще не дремлет», — подумал Кракно про себя. И хотя одет он был рабочим, молодой человек явно был шпионом.
Кракно не был настоящим телепатом, в полном смысле слова. Но его сверхъестественно энергетизированная сущность обеспечивала ему возможность видеть человека насквозь, воспринимать его существо. Никто не мог скрывать от него свои намерения долее нескольких секунд. Очень скоро главе политического отдела дворцовой полиции короля Максима надоест эта их неспособность проникнуть в почти мифическое общество «Смерть жизни», и он перейдет к более решительным мерам. Но Кракно будет к этому готов. Затем он выбросил эти мысли из головы и начал выступление.
Только войдя в помещение, он сразу же осознал воздействие, которое оказывало на окружающих его присутствие. Его контакт со зверем каким-то образом потревожил дремавшие внутри него силы; что придало ему магнетизма и необъяснимого обаяния, из-за которых незнакомые люди в течение минут или даже секунд становились или его последователями, или заклятыми врагами. На первой стадии работы в Максимилии присущая ему сила личности дала возможность спаять вместе отдельные группы анархистов города, превратив их в полезный инструмент. Теперь это помогало ему устанавливать контакты с обычными людьми планеты, чтобы выковать инструмент восстания, которое уже расползалось щупальцами по огромному и мрачному подпольному миру королевства..
К ауре обаяния, убежденности и страха, которыми, на первый взгляд, он покорял своих потенциальных революционеров, Кракно мог добавить факты и аргументы. Он сравнивал нищету, отчаяние и безнадежность жителей Старого города с богатством, беззаботностью и веселой жизнью богачей. Он перечислял случаи произвола властей, говорил о беспомощности служащих перед лицом закона, о вопиющих нарушениях прав и свобод индивидуума. Это все было рутинной работой. У него было собственное крошечное, но эффективно действующее бюро, которое все время занималось не чем иным, как сбором подобных примеров. Он сравнивал жизненные стандарты, которые они могли позволить себе на свою зарплату, с потоками капиталов от их труда.
— Но у нас нет ни машин, ни заводов, ни механизмов, — слабо возразил ему мужчина средних лет. — И разве владельцы всех этих машин не имеют право на большие доходы? Они платят нам за нашу работу, и это честный договор.
Или этот мужчина был слишком глуп, или слишком умен и проверял его. Кракно махнул рукой. Ему часто встречалась такая точка зрения: за сотни лет пропаганды это мнение глубоко укоренилось.
— Позже вам всем предоставится возможность изучить теорию несовершенства производства, которая докажет вам, что вас грабят, — сказал он. — А пока спросите самих себя: кто делает эти машины?
Потом он перешел к проблеме, которая всегда задевала их до глубины души.
— Вы, — агрессивно сказал он, — указывая на молодую женщину, — сколько вам лет?
— Двадцать пять, — она смотрела на него, кусая губы.
— Герцогине Макинской девяносто четыре года, но она выглядит не старше вас. А вам, — он указал на мужчину, — сколько вам лет?
— Сорок шесть.
— Любому из вельмож в таком же физическом состоянии, как у вас, будет двести-триста лет.
Он обернулся к шпиону, сидевшему в углу.
— А вам сколько лет, приятель?
— Тридцать, — он слегка порозовел.
На самом деле ему должно быть на два-три десятка лет больше. И если он будет хорошо работать на бюро политики, добьется доверия и станет нормально расти по службе, то он сможет позволить себе медицинское обслуживание, которое продлит его жизнь лет до двухсот или немного меньше.
Легкая улыбка появилась на губах Кракно. Ему нравилось, что шпион ежится.
— Тридцать, да? Что же, пусть будет так.
Солнце уже вовсю светило в окна. Меньше чем через полчаса, им всем уже нужно появиться на работе, иначе они потеряют дневной заработок.
— Когда-то здесь были долины, где росли деревья, цветы и трава. Если бы здесь жили богачи, эти долины до сих пор были бы приятными и прекрасными, и то там, то здесь стояли бы изящные дома. Богатые так и живут. Таких мест на этой планете множество, как и на всех обитаемых планетах — гораздо больше, чем могут заселить богачи. Но вы, поскольку вы не богачи, живете в дыму, грязи и поту. Вас держат здесь как стадо, ограничив законами, которые придумали не вы; вы рождаетесь в ситуациях, в которых вы не можете себе помочь и не можете помочь своим детям. В то время как там… — он сделал резкий жест в сторону окна, за которым виднелась часть огромного блестящего тела Внутреннего города, нависающего над Старым, — вы постоянно видите дворцы тех, кто вас угнетает, кто унижает вас.
Волнующие тембры голоса Кракно, казалось, даже атомы стен заставляли многозначительно вибрировать.
— Всякая власть репрессивна. Власть лишает вас индивидуальности. Власть не дает вам брать то, что предлагает природа. Власть заставляет вас работать на хозяина в грязи, в дыму, с унылой монотонностью. Государство есть инструмент власти. Единственный путь к свободе — это уничтожение власти. Уничтожение государства!
Он подождал, пока это до них дойдет. Эта лекция была только вступлением к планомерному отображению его анархической, нигилистической философии. От них нельзя было ожидать, чтобы они восприняли ее сразу и целиком, но, оглядевшись, он увидел, что его мысль дошла до большинства.
— Следующее собрание завтра в это же время, — закончил он. — Но, поскольку есть еще немного времени, то, может быть, у вас есть вопросы?
Мужчина лет шестидесяти с виду почесал голову и озадаченно нахмурился:
— То, что вы говорите, было верно когда-то и отчасти, конечно, это верно и сегодня, — медленно проговорил он, — но ситуация улучшилась после того, как к власти пришел король Максим, не правда ли? Теперь вы можете получить землю, или, по крайней мере, некоторые из нас могут. Этого не было при прежнем правителе из дома Лоренцев.
Кракно смотрел на него задумчивым взглядом:
— Вы действительно думаете, что они что-то дают?
— Ну да, распределяются целые планеты. Всем об этом известно. Моему собственному сыну дали тысячу акров, чтобы он занимался фермерством на земле герцога Эмбройдского, причем он получил эту землю за полцены, и не надо платить никакой арендной платы. Это тяжелая работа, конечно, но ради себя уж стоит постараться. Вы не можете утверждать, что Дом Гречанов ничего не делает для народа.
Кракно разразился ужасным, зловещим хохотом, каркающей пародией на веселье.
— Лет через шестьдесят ваш сын умрет. Но герцог Эмбройдский будет жить еще сотни лет. Он не берет плату за аренду, потому что использует арендаторов для того, чтобы они разработали землю, сделали ее плодородной. Он может себе позволить раздать землю в аренду на всю жизнь, потому что когда этот срок пройдет, сам он будет жить. И тогда он потребует огромной платы от детей арендаторов или же выгонит их. Он не предлагает вам начать жизнь сначала. Просто он экономит на этом, чтобы самому не разрабатывать землю, и готовится сосать кровь ваших детей и внуков!
Лицо пожилого человека приняло грустное, озадаченное выражение. Кракно коротко со всеми попрощался. Но при этом он сделал предостерегающий жест Хоррису Дэйджелу. Надо было еще разобраться со шпионом.
Они перехватили его на площадке, пока остальные ждали лифты, чтобы спуститься на землю:
— На пару слов, если не возражаете, — сказал Хоррис.
— Но я опоздаю на работу…
— Никто не станет вас долго задерживать.
Чувство долга и ощущение опасности боролись — Кракно явственно это видел — в мозгу шпиона. Он заметил, что последние члены группы загружаются в лифт, и, казалось, слегка встревожился.
— Обыщи его, Хоррис, — сказал Кракно, как только дверь лифта закрылась.
Хоррис приблизился к блондину, который был не слабым на вид и сделал попытку сопротивления, но Кракно ткнул его лазерным пистолетом. Хоррис забрал нож с узким лезвием.
— Это все, Кастор.
— Наверх, приятель.
Раскрасневшись от ярости, агент двинулся вверх по лестнице.
— Ты ничего не добьешься своей жалкой пантомимой, ты, преступный подонок, — резко бросил он Кракно. — У нас есть способы, чтобы разбираться с такими насекомыми, как ты.
— А у нас — с такими, как ты, — пробормотал Кракно. Остановились у его квартиры. Он открыл дверь в маленькое, пустое помещение. — Сюда, пожалуйста.
Когда пленник переступил порог, Кракно отдал пистолет Дэйджелу и пробормотал:
— Это не займет много времени: он уязвим.
Когда Кракно закрыл дверь, агент, казалось, на мгновение удивился, затем бросился на него. Почти без видимых усилий анархист отбросил его, так что тот, казалось, отскочил от плотного, резинового тела. Снова побороть его агент не пытался. Он был физически сильнее Кракно, но остановило его что-то другое: глаза!
В глазах Кракно была такая взрослая, мощная сила, что мужчина из Внутреннего города внезапно почувствовал себя маленьким ребенком. Он стоял, моргая, спиной к голой стене, в присутствии более старшего, мудрого и во всех отношениях более авторитетного мышления.
— Я просто подумал, что нам следовало бы немного поговорить о тебе, — сказал Кракно, прикоснувшись локтем к двери.
И затем началось. Поначалу мягко, затем со все более растущим напряжением, с которым не может сравниться никакое физическое воздействие.
Кракно просто говорил и спрашивал. Но манера разговора и навязываемые вопросы были подобны физическим объектам, которые невозможно было проигнорировать. Поначалу агент старался хранить тупое молчание и делать вид, что не слышит Кракно; но это подавляющее присутствие оказалось невозможно игнорировать. Умело и беспощадно Кракно расширял трещины и вытаскивал на белый свет такие вещи, которые, как кажется каждому человеку, знает о себе только он сам.
Через двадцать минут агент смотрел на стену невидящим взглядом, краснел и мечтал провалиться сквозь землю. Но это было только начало. Кракно, каждый раз аккуратно возвращая жертву на линию стрельбы, когда бы она ни попыталась вывернуться, продолжал снимать напускное с человека, затем более скрытое, а потом безжалостно вытаскивал на свет самое тайное из глубин души, необходимое для здоровой психики. Это было расчетливое нападение на эго, на сами основы существования человеческого существа.
Через сорок минут агент пребывал в стадии продвинутой шизофрении. Через сорок пять минут Кракно опустошил его эмоционально, он потерял даже свое шизоидное чувство своего «я» и растянулся на полу с разинутым ртом и невидящими глазами.
Осторожно и точно Кракно вернул его назад до той точки, когда он вновь стал узнавать, где находится. В этой точке ум раздавленного человека предпринял последнюю попытку утвердить себя.
— Оставьте меня в покое! — взвизгнул он, всхлипывая. — Бога ради, оставьте меня!
Кракно прыгнул вперед и схватил его за плечо.
— Смотри на меня, — приказал он. — Смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня, смотри на меня. Ты знаешь, не правда ли? Ты знаешь, ты знаешь, знаешь, знаешь!
В эти слова и во взгляд нигилист вложил всю свою, как он это про себя называл, инопланетную силу смерти. Мужчина обмяк, его нижняя челюсть тряслась.
Кракно отпустил его, шагнул к двери и открыл ее. За дверью стоял Дэйджел.
— Мы завершили нашу маленькую беседу, — дружелюбно сказал Кракно. — Наш приятель теперь уходит.
Агент вышел, едва переступая ногами. Дэйджел возвратил ему нож и помог спрятать.
— Теперь иди, — тихо сказал Кракно.
Агент поднял на него взгляд, отчаянный, умоляющий, но, заметив каменное выражение лица анархиста, повернулся и ушел.
Кракно ни разу не упомянул о том факте, что он — агент. Теперь мужчина, может быть, побродит некоторое время по Старому городу, может быть, попробует вернуться к своей роли на фабрике или в офисе, возможно, даже вернется во Внутренний город, но не сможет представить своему начальству никакого серьезного отчета о том, что он нашел. Через шесть часов, а может быть, и намного раньше он убьет себя, намеренно и без всякой видимой причины.
В его внутренней жизни не осталось ничего стабильного, чего не уничтожил бы Кракно. Обычный человек смог бы так уничтожить личность, если бы он был злым гением. И у него было бы несколько месяцев свободного времени. Кракно смог сделать это за час и только потому, что его собственная психика особым образом подпитывается чем-то таким, что не имеет человеческих параллелей. Похититель Жизни научил его отбирать жизнь у других.
Кракно показал агенту его жизнь: пустую, бессмысленную, не обладающую ни ритмом, ни смыслом. Он показал ему то, что сам Кракно понимал все время, но с такой яркостью и ускорением психологических процессов, которых только мог достичь нигилист, что агент увидел это с невыносимой ясностью, которая свела на нет все прошлые интересы или обязанности. Никто, кроме, может быть, самого Кракно, не смог бы долго продолжать такое существование. Желание умереть, однажды разбуженное, в конце концов в подобных случаях побеждает.
Кракно мог это сделать. Некоторые были на грани смерти и выжили, чтобы рассказать об этом. Но Кракно пошел дальше. Он прошел по ту сторону смерти и вернулся. Он знал, что такое вообще жизнь: для него это было ничто.
Не успев даже войти во Внутренний город, Джандрак Саннский понял, что что-то происходит.
Он внесся в атмосферу позднего вечера, царившую в северном полушарии. Приближаясь к Максимилии-Сити, он снизил скорость, чтобы она стала меньше звуковой. Впереди виднелось многоцветие огромного города, сиявшего, как обычно, под вечерним небом. Однако с панели управления понеслись предупреждающие сигналы.
Поскольку его машина была военной, то по природе сигналов он определил, что вокруг города действует полицейская радарная сеть. Приблизившись, он увидел огромный вертикальный световой столб из Внутреннего города в космос. С частыми интервалами вверх в небо проносились сверкающие точки — он знал, что это посыльные, разносящие инструкции находящимся на орбите станциям защиты класса «А».
Все говорило об экстренной ситуации. Джандрак замедлился до скольжения и включил свой приемопередатчик. Все волны были забиты путаницей голосов. Он набрал номер базы скользящих кораблей; после короткого шума скремблерного кода на экране появился Хин Сетт.
— Судя по всему, здесь неспокойно, — сказал Джандрак. — Ты ничего не слышал?
— Нам только сказали, чтобы мы держались в стороне, — ответил Сетт. — Похоже, по всему королевству объявлена тревога. У тебя есть какие-нибудь идеи: в чем может быть дело?
— Нет. Я тебе позвоню, когда узнаю.
— Может быть, тебе следует возвратиться сюда, пока еще есть время?
Джандрак обдумал этот вариант.
— Нет, — решил он, — это преждевременно. Но будь готов действовать быстро.
Лицо Сетта рассыпалось в беспорядочные цвета скремблера, когда экран отключился. Джандрак продолжил путь к Внутреннему городу, и вскоре электронная защита выслала ему вызов. После того как он передал свой код, ему было разрешено приземлиться в месте назначения — во дворе изящного комплекса королевского дворца.
Причиной его визита был бал, который сегодня давал сам король. Для начала Джандрак прошел в зарезервированную для него в гостевом крыле комнату и тщательно облачился в полную форму, которая была ревностно приготовлена ординарцем в другой стороне планеты. Затем, разукрашенный в тонко поблескивающие цвета, он пошел прогуляться по множеству залов и салонов и попытаться разузнать, что удастся.
Дворец уже наводнили толпы вечерних гостей; но происходило что-то более важное, чем просто подготовка к балу. Атмосфера была наэлектризованной: к напускной веселости подмешивалось тревожное ожидание. Офицеры с беспокойными лицами быстро ходили по неведомым делам. В комнатах звучали таинственные звонки или гонги, не соответствовавшие обычному ритуалу при обычном общественном событии. Никто еще не видел короля или его родственников.
Джандрак взял за пуговицу знакомого майора, служившего во дворце. Они сели в алькове за элегантный столик. Джандрак подозвал слугу и заказал напитки.
— Новости пришли часа два назад, — сообщил офицер в ответ на его расспросы. — У Сморна была большая битва. Четвертый и Пятый флоты разбиты наголову — практически уничтожены.
— Четвертый и Пятый?.. — он оставил вопрос висеть в воздухе, моментально сбитый с толку.
Майор подергивал свой пышный ус, тревожно оглядываясь вокруг:
— Не знаю, что они там делали. Должно быть, летели по первому классу секретности. Чертовски странное дело.
Мысли Джандрака со страшной скоростью неслись в прошлое: он вспомнил беседу с королем после возвращения со Сморна, Максим упоминал о том, чтобы перевести Четвертый и Пятый флоты накрыть Сморн на случай, если принцу Передану станет известно, что его вскоре поглотит Пятно. Очевидно, вместо этого принц узнал о передвижениях королевских вооруженных сил.
— Король в совершенной ярости, — продолжал майор низким, доверительным тоном. — Головы уже покатились. Лично я желал бы оказаться в тысяче световых лет отсюда.
Джандрак не мог не подумать, что подобное положение было бы гораздо полезнее и для его здоровья тоже.
— А после битвы что-нибудь происходило? Какая-нибудь активность со стороны Сморна?
— Пока нет, но прошло всего несколько дней. Это же очевидно, не правда ли? Если Четвертого и Пятого нет, то мы становимся полностью открытыми. Передан окажется чертовым дураком, если не попытается этим воспользоваться. Шевеление начинается, скажу я тебе.
Джандрак задумчиво тянул напиток, который принес слуга. Если бы он не знал, что из дворца его сейчас не выпустят, он испытывал бы большой соблазн вернуться на базу скользящих кораблей.
Затем послышались музыкальные трели, оповещая о начале бала. Стараясь подавить страх, Джандрак присоединился к толпе, плывущей сквозь арки к большому залу. Воздух заполнился приятными ароматами и цветными дымами, привлекающими взгляд. Автоматически он начал приглядываться к женщинам, в поисках подходящей цели. В обычных условиях его переполнял бы приятный дух предвкушения.
Архитектура зала была тщательно рассчитана таким образом, чтобы он, при своих немалых размерах, не оскорблял зрения и не делал бы человека потерянным и незначительным. Его стены были не прямыми, но состояли из серии кривых различного радиуса и образовывали группы альковов вокруг главного пространства. В них располагались места для отдыха, гостиные и обеденные площади. На главном пространстве потолка была изображена гигантская версия герба Дома Гречанов. Оркестр располагался не на одном уровне с полом и не на сцене, а вертикально, на ярусах балкончиков, занимавших всю стену в дальнем конце зала.
На данный момент многочисленные слуги стояли вдоль стен по стойке «смирно». Гости расхаживали примерно по периметру главной части, поднимая гул разговоров. Ничего не могло начаться, пока не появится король. Джандрак, инстинктивно чувствуя себя в безопасности в толпе, присоединился к группе офицеров.
Наконец, с трепетными трелями и грохочущими фанфарами, король и королева прибыли на зеленой платформе, опустившейся из потолка на пол. Это был великолепный образчик помпезности, как бы уводящий в сказку, что король Максим обожал.
Во время спуска они стояли бок о бок, совершенно неподвижно, и держались за руки, в то время как второй рукой Максим торжественно демонстрировал изумительный сверкающий скипетр. Король был одет в длинную струящуюся мантию пурпурного цвета, на голове — корона, и такая же корона, но поменьше, была на голове королевы; в каждую из корон были вставлены дюжины редчайших драгоценных камней во вселенной — эллюксов, электрически активных камней, которые постоянно испускают потоки радужного света.
Королева Галатея, стоя рядом с мужем, не казалась такой уж впечатляющей фигурой. Она была маленькой и тонкой. Несколько поверхностно миловидна, она рассеивала это впечатление своим угрюмо-незаинтересованным видом. В разговоре обычно проявляла себя пустоголовой и легкомысленной и вела себя скорее как собственность короля, а не его партнерша.
Тем не менее этим вечером ее кутюрье создали творческий шедевр, преобразив в одну из наиболее заметных и соблазнительных женщин Внутреннего города. Волосы были пострижены коротко, как у мальчика. Пенный материал ее платья обхватывал шею и плечи и, ниспадая, обвивался вокруг талии прозрачными изгибами; из складок выглядывали соски небольшой, но крепкой груди, розовые и дерзкие. Платье заканчивалось пленчатой миниюбкой, оставлявшей голыми ее стройные ноги, с оригинальным разрезом, так что, когда королева двигалась, приоткрывался интересный вид на ее лобковые волосы, красиво оформленные, расчесанные и покрашенные в бледно-лавандовый цвет.
Когда королевская пара сошла с платформы, подбежавшие слуги приняли у них короны и сняли мантию с Максима. Под ней был более подходящий костюм: верх из ослепительной парчи с подбивкой и парчовые бриджи с серебряной филигранью.
Джандрак с беспокойством смотрел на короля, стоявшего в гротескной позе и с яростью глядевшего на собравшихся; руки его висели, как у гориллы; голову он подал вперед. Даже со своего места Джандрак чувствовал его яростное напряжение и силу его личности. Он напомнил себе, что Максим не смог бы захватить трон, если бы не обладал исключительными личными качествами, и был далеко не капризным клоуном, за которого многие его принимали. Даже если он и был психом, то таким, с которым следовало считаться.
В этот момент его ярость, несомненно, готова была выплеснуться через край. Заметив группу военных, он двинулся к ним большими шагами, грубо таща за собой королеву Галатею.
— Ага! Наш генеральский состав! — воскликнул он громким, отчаянным голосом. — Плейбои, которых мы назначили защищать наш мир!
Джандрак и раньше замечал, что в стрессовые моменты Максим иногда использует архаичное множественное число для обозначения королевской персоны, наподобие плохого актера, внезапно вспомнившего свою роль.
Военные стояли по стойке «смирно», с деревянным выражением лиц. Когда королева Галатея приблизилась, нос Джандрака ощутил непреодолимый сексуальный аромат, наполнивший его почти неконтролируемым желанием; Джандрак был рад тому, что сложная форма скрывала автоматическую реакцию его тела. Он знал, что и другие чувствуют то же самое: королева часто пользовалась духами с возбуждающими добавками. Королю нравилось, когда другие мужчины желали ее, зная, что обладать ею может только он.
Король ударил вслепую, заставив нескольких офицеров закачаться на пятках.
— Поймите одну вещь, красавчики. Если мы потонем, то вы потонете вместе с нами!
Он резко обернулся к толпе вельмож, поднял оба кулака, и его голос, неровный, но звучный, зазвенел четко и ясно:
— Чтобы никто из вас не вздумал воображать, будто мы в опасности или что корона неустойчиво держится на нашей голове. Наоборот, мы, несомненно, окопались глубже, чем когда-либо! Мы счастливы сознавать, что являемся субъектом глубокой любви миллиардов наших подданных, сознавать непоколебимость основ нашей политической власти. Ответственные же за этот тяжелый удар по нашему мирному королевству вскоре станут объектом внимания нашей особой команды специалистов по пыткам — и все это на благо предателям, двойным агентам и пораженцам — а они мастера своего дела, ах, какие мастера!
Ни шепота не донеслось от притихших, испуганных слушателей. Королева Галатея смотрела в сторону, равнодушно жуя жвачку с ароматом земляники.
— А вы, полковник! — Максим внезапно повернулся и ткнул пальцем в Джандрака: — Может быть, вы лучше, чем кто-либо другой, сможете объяснить, как бунтовщики узнали о том, где искать мои силы? А? Как? Как? Кто им сказал? — его голос сорвался на высокие ноты.
— Не я, Ваше Величество! — задохнулся Джандрак.
— А разве мы сказали, что это вы? Мы видим вину, написанную на вашем лице? Э? Отвечайте!
— Может быть, следует предположить, что расположение Четвертого и Пятого флотов Вашего Величества было рискованным? — заметил Джандрак, ужаснувшись своему безрассудству.
Он говорил тихо, так что его могли слышать только те, кто был поблизости. Но он почти чувствовал, как они задрожали при мысли о том, что в катастрофе виноват сам король.
Максим наполовину повернулся в сторону, затем застыл в странной, пугающей позе, с поднятой рукой и вытянутыми пальцами. Искоса он взглянул на Джандрака. Его тонкие губы растягивались в веселой улыбке, пурпурно-карие глаза горели.
— Итак?.. — мягко произнес он.
Затем момент спокойствия прошел; вернулась ярость.
— Давайте! — рявкнул он, подгоняя собравшихся рукой, будто стадо. — Танцуем!
Взяв королеву Галатею под руку, он прошел к центру зала; за ним последовало множество пар. Все приняли «учтивую» исходную позицию. Грохнула музыка, и танец начался.
Музыка представляла собой свободную интерпретацию джаза и свинга — очень древних форм искусства, раскопанных дворцовыми политическими исследователями. Громкие звуки труб, сопровождаемые живым, но монотонным ритмом ударных неизменной высоты. Сходная комбинация монотонности и живости характеризовала и сами танцевальные движения. Они были стилизованы до крайности: синкопированные, негибкие, перемежаемые небольшими прыжками каждые несколько тактов. Причем они должны были исполняться точно и безошибочно.
Непосвященному наблюдателю такое представление показалось бы несколько странным, но так и должно было быть. Этот танец являлся инструментом политики, предназначенным для воздействия на нервную систему и приведения ее в соответствие с требованиями политики. Тщательно стилизованная последовательность движений, специально подогнанная к нервным ритмам, была особенно эффективна для воспитания автоматического восприятия власти. В данном окружении это означало более близкую идентификацию с личностью короля Максима, признание необходимости его правления и праведности целей. По сути дела, этот танец был значительным шагом к тому, чтобы запрячь всех и каждого в ритуальный танец его правления, и в последнее время Максим настаивал, чтобы его танцевали все больше и больше.
Инструктора политического танца ходили среди дергающихся пар, следя за тем, чтобы все его движения были правильны. Джандрак огляделся в поисках партнерши, но в этот момент его хлопнули по плечу.
— Пройдите, пожалуйста, с нами, полковник.
За ним стояли два сержанта в форме политической полиции.
— Ради Космоса… — начал, было, он, затем замолк.
Стоявшие вокруг офицеры отодвигались от него, избегая смотреть в глаза и стараясь стать незаметными. Один из сержантов сделал короткий жест, приглашающий следовать за ними, повернулся и пошел. Джандрак двинулся следом, рассерженный, чувствуя себя униженным. Он совсем не так представлял себе завершение сегодняшнего вечера: он собирался закончить его с женой или дочерью какого-нибудь вельможи, в одном из множества будуаров…
Они поднялись на пролет по широкой мраморной лестнице и пошли по балкону, тянувшемуся по всему периметру бального зала. Внизу дергающиеся фигуры продолжали поворачиваться и прыгать. Джандрак был бы более спокоен относительно последствий танца и будущего всего королевства в целом, если бы сам король не практиковал этот танец; но таким образом он погружался в собственные фантазии и тащил королевство за собой.
По другую сторону бального зала Джандрак заметил Хинкина — создателя танца, смотревшего из затененного алькова. Зловещая фигура в обтягивающей черной одежде он был маленьким тощим и таким сгорбленным, что его можно было назвать горбуном. Ученый-политик и нервный специалист — по слухам, пытки являлись одним из его хобби — наблюдал за танцем со зловещей улыбкой на угловатом лице. Сам он не танцевал, но его плечи неприятно дергались в ритм музыки. Когда они вышли из зала, звуки бала стихли. Джандрака провели по коридорам нейтрального серого цвета в крыло, где располагались конторы дворцовой полиции, политический отдел. Эта часть была пронизана атмосферой тягостной и угрожающей. Джандрак попадал сюда и раньше, но с другими целями.
Через дверь, которая за ним тут же закрылась, они прошли в длинную приемную с мягким ковром на полу, затем через похожую дверь в почти такую же комнату. Везде царила мертвая тишина, несмотря на то, что в помещениях сидели женщины-секретарши в форме (все лесбиянки — женщин другого типа в политическую полицию не брали). Джандрак понял, что его ведут во внутреннее святилище.
Последнюю дверь сержанты закрыли за ним, но сами не стали входить. Перед Джандраком был стол с лампой, и это был единственный источник света в комнате. За столом, глядя на него ледяным взглядом, сидел Гринсект, ужасный шеф политического отдела.
Джандрак знал полицейского шефа только в лицо. Причины бояться его были у каждого. Это был человек из стали, он и выглядел стальным и сильным, и был сильным. Его серые глаза, не допускавшие и мысли о юморе, поблескивали в свете лампы, когда он кивком подозвал Джандрака и приказал ему сесть.
— Король недоволен вами, — сказал он глубоким и мрачным голосом. — Вы находитесь под подозрением.
— Но почему? — возразил Джандрак. — Я верно служу королю. Я выполнял особые поручения для него… — он прервался, слегка смутившись, не зная, до каких пределов Гринсект был посвящен в схемы и политику Максима.
— Вы можете говорить свободно, — Гринсект махнул рукой. — Я знаю все о ваших обязанностях и о причинах, вызвавших их к жизни. Теперь насчет вашего визита в Сморн…
— Я выполнил свою задачу в точном соответствии с инструкциями, — горячо настаивал Джандрак. — Не меня надо винить в том, что получилось не так, как планировалось: возникли другие факторы.
— Это вы так говорите, естественно. Насколько истинны ваши заверения — это известно только вам… на данный момент времени, имеется в виду.
— Погибшие флоты отправили к Сморну после моего отлета. Я не мог рассказать о них бунтовщикам.
— Вы посетили историка Грэйма Либера?
— Ну, да… посетил.
— А зачем вы это сделали?
— Принц Пер… Лжепринц попросил меня передать ему привет, — с болью признался Джандрак. — Это все.
Гринсект кратко кивнул.
— Об историке Либере мы знаем все — со значением проговорил он. — Так что вам придется признать, что ваши отношения с домом Лоренцев не только официальны. Чтобы вы могли передать информацию обратно на Сморн?
— Да зачем я бы стал это делать? — взорвался Джандрак. — У меня нет абсолютно никаких причин это делать. Как насчет Пятна? Этот план тоже провалился?
— Пятно на пути к Сморну, — подтвердил Гринсект. — Будет ли Передан на месте, чтобы его встретить, или же окажется в десяти тысячах световых лет оттуда — только время покажет.
Ситуация начинала давить на Джандрака. Стены комнаты были почти невидимы в полутьме. Только маленький островок света от лампы, слабо освещенные черты лица Гринсекта, с одной стороны, и его собственного — с другой, в то время как он потел перед спокойной, неспешной логикой полицейского шефа. Создавалось впечатление, что Гринсект имеет какую-то версию и играет с ним в кошки-мышки.
— Почему вы не доложили об этой просьбе прежде всего?
Джандрак промолчал.
— Что же, поговорим о чем-нибудь другом. Проект скользящих кораблей. Он полностью вверен вам, со всеми полномочиями. Примечательная ответственность для такого молодого человека.
— Тогда это само по себе должно для вас служить доказательством того, насколько король ценит мои способности, — резко бросил ему Джандрак, — и также мою верность.
— Полковник Санн, сейчас допрашивают вас, а не короля. База, на которой выполняется проект, полностью закрыта, не так ли?
— Да.
— Не странно ли это?
— Почему это должно быть странным? С момента выполнения моей миссии Передан уже знает о существовании нового типа привода. Разумно предположить, что он будет предпринимать усилия, чтобы узнать о нем побольше. Я считаю, что полная закрытость базы совершенно оправдана.
— Даже когда туда не пускают моих людей? — Гринсект подался вперед, его гранитное лицо излучало самую сущность тирании. — Неважно, если вас отстранят от проекта: это будет означать, что король ничего не имеет против того, чтобы проект оказался под надзором моей организации. Тогда не будет вопроса о дезертирстве.
— Но это нелепость! — внезапно Джандрак решил побороться по этому вопросу. — Я надзирал за проектом со дня его основания и намерен довести до конца!
Будто бы не слыша, Гринсект обратился к папке, лежавшей на столе. Джандрак заметил, что она только что спечатана с компьютерного файла и что на ней его имя.
Он заговорил, было, снова, но Гринсект проигнорировал его, открыл папку и склонился над ней. Чуть ли не десять минут он перелистывал страницы, в то время как Джандрак сидел в напряженной тишине.
Внезапно полицейский шеф встал, потянулся, отошел от стола и стал ходить туда-сюда в полутьме.
— Король назначает людей на должность, — с чувством пояснил он, — инстинктивно. Он смотрит, чувствует, ощущает и предполагает. Мой метод, однако, научный. Я наблюдаю за человеком и собираю факты, привычки, выражения и жесты. Затем я анализирую это, пока не пойму, что у него внутри.
Пока Гринсект развивал тему, Джандрак не мог не заметить его рост, настолько огромна была его широкая спина, одетая в серое и пересеченная двумя ремнями.
— Естественно, — продолжал полицейский, — время от времени мы держали вас под наблюдением. Вы для нас не являетесь неизвестной величиной, — он сделал паузу и коснулся чего-то на столе. Послышался щелчок. Новый источник света заставил Джандрака взглянуть налево: на стене ожил видеоэкран.
Джандрак удивился, увидев себя в одном из залов дворца, беседующим с коллегой-офицером во время одного из своих первых визитов во Внутренний город. Шпионская камера перемещалась туда и обратно, выхватывала позы, выражения и всю эту важную мимику лица, которой человек выдает себя, сам того не осознавая. Микрофон камеры воспринимал каждое слово разговора.
— Знаете что, — сказал Гринсект более оживленным тоном, — давайте поговорим о вещах более общих. К примеру, что вы думаете о бедственном положении бедняков? — он сел и снова коснулся панели управления.
Джандрак собирался было выдать несколько убедительных, но идеологически безопасных банальностей, чтобы его равнодушие казалось более естественным. Но последующая сцена дала ему понять, насколько он должен быть осторожным. Он был в Старом городе и ехал на одном из этих грохочущих электрических трамваев, с интересом рассматривая окружающих. По его лицу одна за другой гнались десятки скоротечных, полусознательных эмоций — жалость, отвращение, восхищение, изумление. Они явно указывали на то, что его реальные ощущения описать не так-то просто, и он подумал, насколько широко политический отдел опутал своей сетью Старый город.
— По сути дела, — осторожно начал он, — это вопрос к ученому-политику.
Экран потемнел на несколько мгновений. Перед тем, как он загорелся снова, по нечетким повизгиваниям, кряканьям и стонам он в ужасе предчувствовал то, что увидит через пару секунд. Его страхи реализовались: он видел комнату Ронданы, где они двое, голые, в диком восторге занимались любовью.
В ярости он вскочил на ноги и с ревом бросился на Гринсекта. Здоровяк, тоже встав, просто пихнул его обратно одной невероятно огромной и мощной рукой.
— Сиди, щенок, и не возбуждайся. Мы наблюдаем, за кем хотим и когда хотим.
Джандрак сел и стал смотреть на это холодное лицо, по-настоящему испуганный этими проявлениями силы. Он слышал, что элитные офицеры политического отдела каждый день подвергаются сеансу нервной пытки, чтобы поддерживать свою «крутизну».
На экране он достиг восхитительного, всеохватывающего оргазма и теперь снова бросался на Ронда-ну, чтобы делать ей такие вещи, которые сейчас заставили его покраснеть. Гринсект, повернув голову, смотрел на все это с явным удовольствием; сардоническая улыбка впервые нарушила жесткую бесстрастность его лица.
«Он — чудовище, — думал Джандрак, отвернувшись в другую сторону и сжимая кулаки. — Он должен быть уничтожен».
— Со вкусом, — подцепил его полицейский босс, когда картинка на экране милосердно поблекла. — Не беспокойтесь, полковник, это был единственный раз, когда мы расположили камеру в спальне вашей маленькой шлюхи. Мы не устанавливаем свои устройства постоянно — если бы мы везде их оставляли валяться, мы бы могли скомпрометировать свою славу «невидимок».
— Теперь расскажите мне, что вы думаете по поводу бедственного положения бедняков…
В течение нескольких часов неутомимый Гринсект беседовал с ним «о вещах вообще». О политике, сексе, общественных проблемах, о короле Максиме и его маленькой болонке-королеве, о разных личностях, знакомых обоим. Он обнаружил, что у Гринсекта нет ни малейших сдерживающих факторов, когда речь заходит о чьих-нибудь личных недостатках, даже если это недостатки его хозяина.
Они говорили о спорте, религии и музыке. Грисект спросил его, кто, по его мнению, победит в этом году в воздушных гонках вокруг планеты. В сфере музыки шеф полиции признал, что страстно ценит классический тип абстрактной, экстремально интеллектуальной композиции, достигшей своего расцвета с гением Сконорбала около сотни лет назад.
И постоянно, о чем бы они ни беседовали, на видеоэкране разворачивались кадры с Джандраком, готовые, с точки зрения эксперта — Гринсекта, подтвердить мнения, которые он высказывал. Джандрак осознал, что он играет в игру умов, в которой его целью было любой ценой скрыть свою двойственность, подойти близко к правде, не открывая ее. Он не знал, насколько верно утверждение Гринсекта о том, что можно узнать человека путем научного анализа, но он и раньше слышал о «языке тела» — втором, инстинктивном языке, посредством которого люди общаются с помощью жестов и поз, независимо от устного языка.
Одна-две из сцен его прошлого явились для него откровением, к немалому развлечению Гринсекта. Одно из них было то, что при игре в карты со старым герцогом Бруорнским, когда он проиграл полосу земли площадью в десять тысяч квадратных миль, хитрый вельможа его обжулил. Второе поразило тем, что он однажды провел ночь в постели жены одного из офицеров Гринсекта.
— А он знает? — спросил он.
Гринсект расхохотался, как канализационная труба:
— Конечно. Он увидел эту ленту на следующее же утро. К сожалению, капитан Херст не разделяет модного «эмансипированного» взгляда на такие вещи; он хотел вас убить. Я удержал его, естественно, в интересах долга. Но он выбил у меня обещание, что если нам когда-нибудь придется применить к вам нервное возбуждение, то заниматься этим будет он.
Откинувшись в кресле, он положил руки на стол.
— Как бы вы отнеслись к тому, что я отдам вас Херсту?
Джандрак глубоко вздохнул.
— У вас может быть шанс искупить свою вину. Для этого вы должны снова добиться благосклонности короля. Вы, если не постоянно, но, по крайней мере, часто посещаете Старый город.
— И что? — Джандрак был озадачен.
— Нам нужна некоторая информация о возникшем там новом движении, — Гринсект решительно махнул рукой, — в таком месте всегда существуют ненормальные политические движения. Однако в данном случае похоже на то, что у нас нет агентов, подходящих для установления плодотворного контакта.
— И вы думаете, у меня это получится лучше?
— Как вы сами сказали, вы — человек способный, который в прошлом выполнил много заданий. Получилось так, что ваша девица низшего класса, Рондана Криль, вовлечена в это движение, хотя и не очень глубоко. Мы узнали об этом из внепланового рапорта.
— Я этого не знал, — тихо проговорил Джандрак, игнорируя жгучее презрение к низшим классам, пронизывающее слова Гринсекта. — Что это за движение? Оно направлено против существующей власти?
— Общество называется «Смерть жизни».
Джандрак порылся в кармане, достал бумажник и вытащил карточку.
— Вы имеете в виду это?
Гринсект рассмотрел ее.
— Да. Любопытно, неправда ли? Где вы ее достали?
Джандрак пожал плечами.
— Во время боевых маневров новых кораблей один из моих офицеров очистил астероид; там было гнездо сброда. У одного из убитых была эта карточка. Офицер решил, что она любопытна, и дал мне.
Гринсект отдал карточку.
— Может быть, она поможет вам в вашем расследовании. Вы, конечно, согласитесь выполнить это задание?
— Естественно.
В это мгновение послышался шум голосов, и дверь внезапно открылась. Свет полился в комнату. Фигура короля Максима стояла в проеме, слегка качаясь.
— Ваше Величество! — Джандрак и Гринсект вскочили на ноги и хором приветствовали короля.
Максим шагнул в комнату, разглядывая их обоих слегка остекленевшими глазами.
— Так что вы еще с нами! — сказал он дружелюбно, хлопнув Джандрака по плечу. — Я думал, что наш приятель к этому времени уже смыл ваши останки в канализацию! — он хихикнул.
Несмотря на черный юмор, давешняя ярость короля, похоже, совершенно рассеялась. Он был веселым и непредсказуемым, как всегда.
При ярком свете офис полицейского шефа выглядел по-другому. В нем не было ничего роскошного или даже необычного. Это был офис обычного клерка, уставленный потертыми зелеными шкафами. Будто бы прикосновением к выключателю был разрушен кошмар.
Но сам Гринсект остался таким же впечатляющим. Хотя Джандрак и сам был высоким, его экзаменатор возвышался над ним, недвижный, как скала, и такой же непоколебимый. И рядом с ним Максим, всегда необычайно подвижная и беспокойная личность, казался маленьким и недисциплинированным.
— Полковник Санн выразил желание заняться расследованиями в Старом городе, Ваше Величество, — сообщил полицейский офицер. — Я рекомендую его кандидатуру.
Король взглянул на Джандрака, кивая и улыбаясь:
— Это мелочь, но такая, которая меня порадует. Служите мне хорошо, друг мой. Я нуждаюсь в вашей верности.
— В моей верности вы можете не сомневаться, Ваше Величество!
— В этом я уверен. Что же, вам следует немного отдохнуть, как и всем нам. Ночь была напряженной.
Осознав, что его отпускают, Джандрак щелкнул каблуками, отдал салют и ушел. Когда дверь за ним закрылась, король Максим повернулся к своему политическому приспешнику, грустно качая головой.
— Мне должно быть стыдно, что я бросил такого ягненка в лапы такого волка, как вы.
— Ваше Величество его недооценивает.
— Возможно. Сколько человек, вы говорите, потеряно в связи с этими психами в Старом городе?
— Пятеро погибло таинственным образом. Мы необязательно связываем их смерть с порученным им заданием. Более тревожно, что столько наших агентов получили нулевой результат.
— Что же, если Санн окажется не лучше, вы можете взять под свое начальство базу скользящих кораблей, как я и обещал.
— Тогда я ему желаю неудачи из неудач. Ни о чем лучшем я бы и не мечтал. К сожалению, мне кажется, что его шансы достаточно высоки.
Джандрак мудро решил не слишком расстраиваться по поводу этой встречи с Гринсектом. Таких неприятностей следует ожидать в той игре, в которую он играл, если он не хочет поступаться своими амбициями. Риск и опасность — все это является частью игры.
Он старался даже уйти от ощущения опасности. Максим и Гринсект, он был в этом уверен, собирались только напугать каждого в эти времена максимальной угрозы. Ни один из них, похоже, ничего не знает о его закулисной деятельности. Что же касается уничтожения Четвертого и Пятого флотов, то по отношению к этой катастрофе Джандрак искренне считал себя невиновным, это было вполне естественно при его двуличной позиции. Источник его ощущения состоял в том, что для него это было так же неожиданно, как и для короля; он не имел ни малейшего понятия, как повстанцы узнали об этой тактике, если, разве что, они не пользовались каким-то новым видом детектора обнаружения.
Он не стал терять времени, стремясь побыстрее заняться своими новыми обязанностями, от успеха которых, как он считал, зависит, останется ли скользящий флот под его командованием. Сначала он сделал короткий, скрытный звонок Хину Сетту (был почти уверен, что политический отдел не знал кода скремблера, но всегда лучше перестраховаться) и затем отправился прямо в Старый город; оставив форму и все украшения и одевшись в простую одежду, которая не вызовет комментариев. Его гордость, однако, не позволила ему опуститься до неряшества. Он инструктировал портного, чтобы тот сшил одежду элегантную, из хорошей ткани и только с намеком на шик, что подходило к его характеру.
Входная дверь доходного дома, где жила Рондана, была открыта. Джандрак поднялся по лестнице до ее комнаты, коротко постучал и вошел, не ожидая ответа.
Она повернула к нему испуганное лицо.
— А, это ты.
Она сидела за туалетным столиком, подкрашиваясь и явно собираясь уходить. В ее тоне заметил он не столько облегчение, сколько замкнутость. Он сознавал, что не приходил к ней уже почти полтора месяца.
— Ты не рада меня видеть? — весело спросил он тоном, который подразумевал положительный ответ. Но она пожала плечами, избегая смотреть ему в глаза.
— Мне жаль, но у меня уже назначено свидание. Тебе следовало дать мне знать, что придешь.
Это было на нее похоже.
— Ты встречалась с другим мужчиной! — возмущенно взорвался он.
— А почему бы и нет? Ты приходишь или не приходишь — как тебе захочется. И ты думаешь, что я собираюсь просто сидеть здесь и ждать?
— Но, Рондана, я имею в виду… мы с тобой…
Она встала, открыла шкаф и осмотрела свой небогатый гардероб.
— Теперь мне пора идти. До свидания.
Схватив ее за плечи, он повернул ее к себе.
— Кто он? Где он? Давай посмотрим, достаточно ли он тебя ценит, чтобы встретиться со мной на ножах или с пистолетом!
Она яростно сбросила его руки.
— Как это на тебя похоже! Как ты будешь гордиться, тренированный солдат, когда убьешь рабочего, который в жизни не брал в руки оружия! Скотский убийца!
Непривычная брань шокировала его.
— Что случилось, что ты стала такой? — хмурясь, он подергивал себя за усы.
Она утомленно села на стул, отвернувшись.
— Кто я для тебя? Просто твоя маленькая шлюха в трущобах. Мне двадцать лет, а тебе сколько? Девяносто? Сто? Могу поспорить, что ты развлекался с такими же девицами, как я, семьдесят лет назад. Ты навещаешь их сейчас, когда они стали старухами? Ты придешь ко мне, когда я постарею, а ты будешь таким же, как сейчас? Это все ясно как день.
Джандрак неловко кашлянул. У него не было готового ответа. В подобной ситуации справедливостью не пахло, это верно. Но он не был воспитан в мире справедливости, никогда не искал ее и не ожидал найти. К примеру, очень маловероятно, что он женится на Рондане, введет ее в высший класс общества или же организует для нее что-либо, что означает принадлежность к этому классу — например, долгую жизнь. Тот факт, что он вообще мотается среди низших классов, было чем-то вроде безрассудства с его стороны, и большинство людей, которых он знал, сурово осудили бы его.
— Если бы я знал, как изменить мир, я бы так и сделал, — сказал он. — Нет смысла обвинять меня в моем рождении, так же как и тебя — в твоем. Я прихожу сюда потому, что ты мне нравишься больше, чем любая из тех, наверху, — он презрительно ткнул большим пальцем в направлении Внутреннего города.
— Что же, у тебя больше возможностей изменить его, чем у меня.
— Это не так. Из аристократии никто ничего не может изменить. Тебе нужно среди них жить, чтобы понять, насколько это невозможно. Любое изменение должно идти снизу, отсюда, из масс.
— Герцог, ведущий бунтарские речи! — презрительно заметила она.
— Почему бы и нет? — украдкой он пробрался вперед и положил ладони ей на плечи, затем ласкающе провел вниз по рукам. Она не сопротивлялась.
— Скажи мне честно, — пробормотал он, склоняясь к ней. — Я тебе нравлюсь больше, чем этот, другой тип? Ты не можешь отрицать свои чувства ко мне.
— Да, — шепнула она, откидываясь назад, к нему, закрывая глаза и проникаясь его ласками.
Всего несколько минут потребовалось, чтобы прилив чувств захватил обоих; они снова оказались в постели, очередной раз наслаждаясь бездыханным возбуждением мужчины и женщины, открывающих для себя друг друга.
В одно из мгновений он приподнялся и изучил противоположную стену — искал позицию, с которой видел подобную сцену. Любая из множества случайных точек могла оказаться шпионской камерой. Гринсект пообещал ему, что она убрана, но Гринсекту, разумеется, верить нельзя.
Да и какое значение это имело? Выкинув из головы эту вероятность, он снова обратился к трепещущей девушке. Такие вещи приходится принимать.
Все это он делал во имя службы королю.
Собеседником Джандрака оказался молодой товарищ из общества «Смерть жизни», которого Рондана встретила в питейном доме, часто посещаемом членами движения. Потребовалось еще два дня мягких уговоров, подлизывания и лицемерия, пока ему удалось, не вызывая ее подозрений, уговорить Рондану взять его с собой.
«Герцог Фринский» (Джандрак был восхищен, узнав, сколько питейных домов в Старом городе были названы именами аристократии) был зажат между двумя массивными фабриками. Основное помещение представляло собой большой дымный подвал, и именно здесь Джандрак впервые ощутил вкус бунта — настоящего, старомодного бунта, а не ссор и маневров аристократов. Разговоры были странными и непонятными. Молодые люди с растрепанными волосами обсуждали такие вещи, как «диалектика угнетения», «высвобождение творческих потенциалов» и «отрицание отрицания», и от этого у него просто возникало впечатление, что его забросили в середину сюрреалистического действа.
Вполне естественно, он поклялся Рондане, что не станет открывать, кто он такой, и в конце концов решил игнорировать жаргон и создать имидж и как бы свое кредо, основываясь на эмоциях: негодовании, которое тлело подспудно во всех ведущихся здесь разговорах. Именно в этом виде он постарался попасться на глаза личностям, которых уже определил как агентов, ищущих новобранцев для пополнения движения. За достаточно короткое время он получил приглашение посетить Собрание на Заре.
До сих пор для Джандрака все было просто, и он был озадачен этим, не ведая, что идет путем, который до него уже прошли несколько агентов Гринсекта. И только когда через несколько минут после окончания собрания лазерный пистолет Хорриса Дэйджела ткнулся ему в ребра, он осознал, что в конце концов все не так просто.
Дейджел отвел его в ту же самую пустую маленькую комнату, в которой Кракно уже принял и уничтожил пятерых тренированных агентов Гринсекта. На этот раз, однако, в помещении были два вертящихся стула. Дверь закрылась за Джандраком, напомнив ему о конфронтации с полицейским шефом, и он оказался наедине с анархистским лидером.
Он никогда не слышал о Касторе Кракно и до этого не видел. Оставив свою позу рабочего, Джандрак встал прямо, как офицер, и посмотрел странному маленькому человеку в глаза. Кракно, внимательно изучавший его и во время собрания, и сейчас, когда Джандрак вошел в комнату, расхохотался.
Сбитый с толку, Джандрак поспешно решил раскрыться. Даже сейчас он не мог поверить, что жители трущоб осмелятся причинить вред персоне его ранга.
— Я требую отпустить меня, — заявил он. — Вы пожалеете о своих своевольных действиях, как только узнаете, кто я.
— Вы, несомненно, экспериментатор, — заметил Кракно, вытирая слезы на глазах. — Ладно, кто вы?
— Я — герцог Саннский. — Джандрак сердито и властно смотрел на пленившего его человека, ожидая увидеть страх.
Но Кракно только разразился новыми взрывами хохота.
— Ни много, ни мало! Почему вам и не быть им?
В первый раз самоуверенность Джандрака поколебалась. В этом человеке среднего роста с кожей лица, похожей на резину, который, как видно, находил его таким смешным, было что-то тревожащее и твердое. Это не была уверенность нормальных людей — это было подвижным и сильным.
— Меня зовут Кракно, Кастор Кракно, — сказал тот. Он приглашающе протянул руку: — Не желаете ли присесть?
Джандрак осторожно сел. Может быть, он раскрылся слишком рано?
— Что же вы находите такого смешного? — сердито бросил он.
— Вы смешные. Гринсект прислал вас сюда, я полагаю.
— Похоже, вы в более выигрышном положении, чем я, — медленно проговорил Джандрак.
— В каком-то смысле, да. Но и Гринсект тоже.
Каждый раз, когда Кракно смотрел ему в глаза, Джандрак ощущал это как электрический удар, вытягивающию душу, силу личности другого человека.
— Видите ли, он верно увидел в вас двуличного оппортуниста, который всегда пытается играть на две стороны против середины. Поэтому он и выбрал вас для этой работы. Он каким-то образом понял или догадался инстинктивно, что я в состоянии отличить агентов, которых он засылает, по их бескомпромиссной, хотя и скрытой, враждебности. Поэтому ему и не удалось проникнуть в мою организацию. Тайные намерения его шпионов настолько ослепительно ясны для меня, что я или отваживаю их, или убиваю. Он полагает, что вы, с другой стороны, сможете пройти сквозь мои экраны благодаря вашей неисправимой двуличности.
— Вы, конечно, не можете узнать обо мне так много за несколько секунд знакомства.
— Извините, но — могу. Я умею читать человеческую натуру. До определенных пределов может и Гринсект.
«Свинья», — подумал Джандрак. Уверения анархиста были настолько уравновешены и точны, что у него и мысли не возникло отбросить их как вымысел или предположения.
— Ладно… И что теперь? — Глаза Кракно, казалось, ввинчиваются прямо в суть его естества.
— Как я сказал, ваш эгоизм, ваши интриги, ваша двуличность — вот центральная точка вашего характера. Это необычно, что нужен такой человек, как Гринсект, чтобы это увидеть… Эти аристократы на самом деле самые невероятные дураки… — Кракно казалось, на мгновение погрузился в сон наяву: — Чего мне до сих пор недоставало, так это новобранцев из числа вельмож.
— Если вы думаете, что я объединю свои силы с вами, рожденным на свалке сбродом… — от отвращения Джандрак едва мог продолжать. — Стреляй, ублюдок, стреляй!
— Не утомляйте. У вас есть собственные глубинные интересы, разве не так? Мы живем в изменчивые времена; по меньшей мере, я делаю такой вывод, иначе политический отдел не тревожился бы так по поводу моей скромной деятельности. Ваши интересы и мои могут не так уж сильно отличаться.
— К чему вы ведете? — Джандрак был заинтригован.
— Нужно ли нам быть настолько враждебными? Я понимаю, что поставил вас в достаточно угрожающие условия. Давайте перейдем в соседнюю комнату. Это место вызывает неприятные ассоциации и у меня тоже.
Он открыл дверь и провел Джандрака в комнату побольше, невероятно захламленную; казалось, она выполняет функции спальни, столовой и офиса одновременно. Окна были закрыты, так что в этой ловушке был и запах животный, происходивший, несомненно, от комбинации постоянного присутствия Кракно и отсутствия свежего воздуха.
Хоррис Дэйджел уже был в комнате. Кракно удобно устроился в большом кожаном кресле.
— Присаживайтесь где-нибудь, — гостеприимно сказал он Джандраку. — Я уверен, что Хоррис принесет нам что-нибудь выпить.
Лейтенант анархиста вышел и принес им по изрядной дозе виски в потрескавшихся чашках.
Джандрак отпил.
— Так что там насчет моих интересов?
— Просто то, что прочтение вашего характера Гринсектом может поставить вас в еще более рискованное положение, чем вы можете себе представить. Вы были избраны не за то, что заслуживаете доверия, а за то, что не заслуживаете. Другими словами, вы в безопасности, пока остаетесь полезным. Поэтому, почему бы не развивать революционные контакты и быть также полезным мне, в то же время создавая себе задел на то время, когда наступит кровавая баня революции — а она наступит со временем.
— Вы удивительно много знаете о Гринсекте.
— Я никогда не встречался с ним. Но я знаю его по методам и через других людей, которые пострадали из-за него. О, знаю ли я Гринсекта! Это человек, который хочет добраться до моей собственной души, человек без иллюзий, без эмоций, без сердца. Человек, который любит смерть больше жизни. Мы оба понимаем человеческую натуру. Вот почему это удовольствие — сражаться с ним.
— Он — чудовище, — с мрачной задумчивостью проговорил Джандрак. — Он не заслуживает того, чтобы называться человеческим существом.
— Высокая похвала, действительно! — ответил Кракно с блеском в глазах. — Я расскажу вам историю. Один из моих людей, один из крутейших, был арестован политическим отделом. К несчастью для него, он мало мог сказать; тем не менее его немилосердно пытали, пока он не стал умолять, и пресмыкаться, и просить, чтобы его или убили, или отпустили. Там был и Гринсект. Когда анархиста довели до состояния истеричного ребенка, он снял его с нервной дыбы и сам на нее забрался. По его приказу операторы прогнали его через все те же процедуры, что и пленника. Гринсект все перенес, и, кроме скрипа зубов, никакой реакции не было. Когда они закончили, он сошел и сказал: «Вот что значит быть мужчиной». Затем они отпустили пленника. Верно, Хоррис?
Его лейтенант, на заднем плане, кивнул.
— Да, Хоррис и был этим пленником. Он тогда был рядовым членом общества. И это было единственным посланием мне от Гринсекта напрямую.
Джандрак не знал, что и ответить. Он чувствовал себя более расслабленным из-за виски, обжитого помещения и сердечного отношения анархиста. Также, до определенной степени, он попал под влияние личности Кракно. Когда тот присутствовал в комнате, кто угодно другой казался полутенью.
— Вы предлагаете мне стать двойным агентом? — спросил Джандрак. — Ваш человек во Внутреннем городе?
— Ничего такого грубого. Как я и говорил, Гринсект каким-то образом догадался, что я в состоянии отличить их психологическим способом, а именно примечая, что они лгут, делая вид, что принимают мое кредо, а, по сути, настроены полностью против него. Поэтому ради эксперимента он попробовал послать человека с амбициями настолько неискренними, что о нем нельзя сказать, что он против кого бы то ни было; он глубоко посвящен только самому себе — а именно вас. Однако, я его переплюнул, потому что гораздо проницательнее, чем он думает. Ваше двуличие для меня так же ясно, как та стена. Я не против того, чтобы вы возвращались во дворец и докладывали о своем продвижении, если будете держаться в рамках и не станете поднимать слишком большой тревоги. Таким образом, Гринсект не станет сходить с ума и придумывать что-нибудь отчаянное. Также это предохранит вас от нервотрепки. Со своей стороны сделки, я хотел бы только того, чтобы мы беседовали время от времени, как мы беседуем сейчас. Это даст мне то, чего мне на данный момент не хватает: знания того, как аристократия мыслит и чувствует.
— Так как же насчет этого? В конце концов вы на самом деле ни на чьей стороне, и я уверен, предпочитаете ставить на огонь как можно больше утюгов, — вступил лейтенант.
«Его домашний вельможа, — подумал Джандрак с оттенком отвращения к себе. — Умный маленький ублюдок. Хотя он прав, вообще-то. И когда-нибудь в будущем я смогу, если так повернется, извлечь кучу пользы для себя, широко раскрыв весь этот заговор».
— А потом вы сможете даже заработать себе несколько медалей, передав всех нас властям, — победоносно заявил Кракно.
Джандрак испуганно поднял глаза. Кракно мягко рассмеялся:
— Нет, я не читаю мысли. Но в некоторые моменты мне бывает исключительно просто сказать, что люди думают. Кстати, мне нечего особо бояться, если вы попытаетесь всех нас сдать. Наша организация сейчас слишком развилась для этого. Мы сможем справиться со всеми непредвиденными обстоятельствами.
— Вы все сумасшедшие, — сообщил ему Джандрак. — Революция, освобождение — это все сны наяву. Ради галактики, что, по вашему мнению, вы можете сделать?
— На это потребуется время, но время придет.
«На это могут потребоваться столетия, — подумал Кракно. — Я этого уже не увижу: столько не проживу. Но кое-кто из вас, свиней, живущих сейчас, останется и до дня расплаты».
Джандрак смотрел на него трезвым взглядом, стараясь подхлестнуть свое врожденное чувство превосходства в противовес самонадеянному животному чувству Кракно.
— Ваши теории кажутся мне несколько запутанными, — высокомерно заявил он, — и, разумеется, они в любом случае очень односторонни. Все, о чем вы говорили внизу, это разрушение. Вы говорите, что уничтожите существующий порядок. Чем же вы его замените?
— Свободными условиями, когда вся власть принадлежит индивидууму, и никакой власти — государству или закону.
Вельможа фыркнул.
— Нелепо! Ведь доказано научно, математически, логически и исторически, доказано всеми способами, что существующая структура общества — единственно возможная в долговременном плане. Даже если она насильно изменяется каким-либо образом, то в течение определенного периода времени она должна вернуться к первоначальному варианту.
Вряд ли нужно упоминать, что эта теорема была настолько глубоко вживлена в авторизованную доктрину, что Джандрак сам нарушил закон уже тем, что вступил в спор по этому вопросу.
— С наукой, конечно, не поспоришь, — с сарказмом согласился Кракно. — Даже если соглашусь с тем, что ваши слова истинны, я все равно настроен непримиримо по отношению к классовому обществу. Если ненависть — это все, что мне остается, то пусть ненависть будет моим богом. Если я должен буду разрушить мир огнем, так что после этого ничего не останется, кроме запустения, пусть будет так.
Хоррис Дэйджел вновь наполнил грязную чашку Джандрака. Что-то в словах анархиста невольно взволновало его до глубины души.
— Вы странный человек, — пробормотал он, качая головой. — Но кое-что я должен знать. Вы заявили, что узнали обо мне с одного взгляда или примерно так. Ладно, я убедился в этом. Но как вы это делаете? Где вы этому научились?
— Вы бы не поверили, если бы я вам рассказал, — ответил Кракно.
Проходили дни, недели и затем месяцы, а ожидаемого вторжения бунтовщиков так и не происходило. Король Максим и его окружение вздохнули с облегчением. Но монарх все еще отказывался ослаблять давление. Поток обвинений и преследований не прекращался по мере того, как король давал волю своей ярости от унижения. Для большинства населения Максимилии, не говоря уже обо всем королевстве, время тащилось лениво. Но для некоторых, тех немногих, кто был завязан на политике или подозревался в этом, это было время арестов и казней.
Грэйму Либеру и в голову не приходило ожидать какого бы то ни было посещения. Он уже собирался ложиться спать, когда в дверь позвонили и вошли четверо полисменов. «Политическая полиция!» — пораженно подумал он, моргая глазами на ордер, который ему предъявили.
— Вы пойдете с нами, историк Либер.
Они игнорировали его вопросы; у него не было выбора, пришлось идти. Они также захватили «вещественные доказательства», перетряхнув дом в поисках книг и рукописей, включая объемистый свиток его наполовину оконченной «Истории гражданской войны». Той же ночью он оказался в руках индивидуума, который называл себя прокурором. Мужчина с лицом ястреба насмешливо и сердито смотрел на него сверху вниз.
— Где ваши друзья?
— Друзья!?
В ярости допрашивающий заскрипел зубами.
— Вы отрицаете, что вы член исторического общества?
— Да нет. Зачем мне это отрицать?
— Вопросы задаю я. Следовательно, вы также признаете, что являетесь пособником Мурнора Гелакта, президента этого общества.
— Слово «пособник» я вряд ли здесь употребил бы. Общество занимается чисто научными исследованиями. Мы не принимаем ничью сторону чисто из принципа.
— Не пытайтесь сбить меня никчемным либерализмом. Близится время, когда любое описание истории, написанное не политической полицией, будет считаться политической изменой, — прокурор покрутил ролики для чтения у себя на столе. На них был свиток «Магнум опус» Либера. — Вы только посмотрите на это! Измена, антиправительственная пропаганда и клевета на короля в каждой строке свитка!
— Неверно! — возразил Либер, откровенно обескураженный. — Ничего подобного. Я старался написать объективный отчет о войне…
— Не испытывай мое терпение, ты, высокомерный яйцеголовый! Если вы такие беспристрастные, почему тогда Мурнор Гелакт и другие члены общества ушли в подполье? Разве может быть более явное доказательство измены? — он бросил на историка ненавидящий взгляд.
После окончания войны Либер был отмечен как потенциально симпатизирующий бунтовщикам из-за его дружбы с принцем Переданом в прежние дни. По мнению прокурора, его просто терпели при дворе, чтобы иметь возможность наблюдать за ним, и в последние несколько недель оказалось легко собрать огромное количество обличающих свидетельств против невинного исторического общества.
— Ни Галакт, и никто из других членов не занимался предосудительной деятельностью, насколько мне известно, — неуверенно проговорил Либер. — Если в ваших обвинениях и есть хоть какой-то смысл, то они, должно быть, сформировали неизвестную мне подгруппу. Но, с моей личной точки зрения, то, что вы подразумеваете, — это нелепость. Мурнор не настолько глуп, чтобы совершить измену.
— Да, да, болтай, сколько хочешь, старый дурак, — прокурор презрительно махнул рукой. — К сожалению, твои друзья ускользнули от нас сейчас. Тебе, несомненно, известно, где они скрываются, — он склонился неприятно близко к Либеру. — Тебе придется сделать гораздо больше, коротышка!
Шеф полиции Гринсект следил за разговором на видеоэкране в своем офисе. Дюжины видеоэкранов располагались около него, звук был приглушен, так что создавался слабый фон из воплей, визгов и стонов из комнат для допросов в подвалах дворца и наполняли воздух «запахом» нового правления, террора короля Максима.
«Этот старый ученый представляет интерес», — думал Гринсект. Позже, возможно, он и сам, лично, поразвлечется с Либером.
Звонок на столе сообщил ему, что с ним хочет говорить король. Гринсект включил линию.
Максим смотрел на него алчным взглядом:
— Вы уже начали работать с этой маленькой жабой?
Он имел в виду арестованного недавно шпиона, работавшего на бунтовщиков Лоренцев прямо в королевском дворце.
— В данный момент он в комнате нервной обработки, Ваше Величество.
— Дайте на него посмотреть! Я хочу его видеть!
Гринсект сделал нужные переключения, соединив монарха с комнатой нервной обработки. Все еще присутствуя на полицейском экране, Максим свирепо наблюдал, потея от волнения, сцену, где несчастный агент был растянут на нервной дыбе. Слышался низкий, булькающий звук постоянной конвульсии, в то время как вокруг в полутьме стояли «специалисты», применяющие разные пыточные приемы постепенно.
Король облизал губы, затем слегка вздрогнул. Как будто бы зрелище вдруг стало для него невыносимым, он протянул руку и выключил экран, затем снова обратился к Гринсекту:
— Вы чего-нибудь добились от него?
— Да, но мы хотим вытянуть из него все до конца. Он может знать такие вещи, которых даже сам не понимает.
— Не слишком-то спешите. Работайте с ним медленно. Для такой крысы никакие пытки не будут слишком сильными.
— Ваше Величество может положиться на нас.
— Отлично. Жду вас вечером на торжественном обеде. Развлекайтесь — и экран потемнел.
Гринсект рассеянно улыбнулся. Склонность короля к паранойе в последнее время становилась все более выраженной. Гринсект считал это положительным фактором. С его точки зрения, исполнение абсолютной деспотичной власти, жесткий контроль над населением — а этой системой он восхищался больше всего — будут стопроцентно эффективны только в том случае, если сам правитель является параноидальным мономаньяком. Только тогда бюрократы, непосредственно окружающие его, безо всяких помех могут диктовать свою волю. История полна подобных примеров.
Он отключил звук допроса Грэйма Либера и занялся другими делами. Молодой герцог Саннский нашел контакт с обществом «Смерть жизни» и прислал несколько предварительных рапортов. Их интересно было почитать. Гринсект впервые узнал имя Кастора Кракно, идеолога общества, и почуял достойного противника. Его вполне освежило бы сражение умов с кем-нибудь таким, что потребовало бы полного напряжения возможностей его интеллекта.
Следующие несколько недель для Джандрака были веселыми, но в то же время и очень нервными.
Веселыми, потому что Гринсект, получив его первые рапорты, полностью изменил отношение к нему и, казалось, стремился подружиться. Он тепло беседовал с Джандраком на темы, которые его интересовали: музыка (он спрашивал мнение Джандрака и внимательно выслушивал ответы); литература, в области которой, как оказалось, имел огромные познания; и социология — его беседы становились по-настоящему захватывающими. Несколько раз он приглашал Джандрака к себе домой, где они проводили приятные вечера, слушая музыку. Джандрак был поражен, узнав, что полицейский шеф, которого боялись во всем королевстве, оказался хорошим семьянином. У него была тихая, работящая жена, трое хорошо воспитанных детей и скромный дом, от которого веяло милым уютом. Джандрак был польщен, что ему оказывает внимание этот облеченный властью и производящий глубокое впечатление на многих человек. Он начал ощущать, что впервые в жизни входит во взрослый мир, где большую роль играют культура и общественный порядок.
Но с этими встречами перемежались другие, такие же неотразимые, но другие по качеству, встречи с Кракно. Когда он был с одним из этих людей, то влияние, которое он ощущал, казалось, перебивало влияние другого. Он чувствовал себя между двумя выдающимися умами как теннисный мяч между ракетками. Как оно на самом деле и было, Гринсект был не таким наивным, чтобы не представлять себе истинного положения Джандрака в Старом городе. Обе стороны использовали его как зонд.
Интерес Кракно, однако, заключался не в том, о чем он сказал. Его не занимала ментальность аристократии — к ней он относился с крайним презрением; — он не надеялся также получить от Джандрака информацию, которую они до сих пор скрывали друг от друга, — о Пятне.
Сознавая, что присутствие Пятна в королевстве являлось государственной тайной, сначала он хотел вызвать доверие Джандрака. Это было нетрудно; у молодого вельможи обнаружилась приятная черта — чистосердечие. Джандрак начинал даже очень нравиться Кракно за полное отсутствие у него каких-либо принципов или веры, за его приверженность чистому прагматизму и личной корысти.
Была еще одна причина его стремления узнать побольше о Пятне. Он понимал, что претворение его планов в жизнь может стать возможным только при наличии какого-либо необычайного оружия или технологии. К счастью, это оружие находилось в пределах досягаемости. Его погружение в Пятно дало ему некоторое представление о том, каким образом оно высасывало из живых существ жизненность и сознание. Он полагал, что такого эффекта можно достичь, если различные химические вещества подвергать ударам электрического тока. По всему Старому городу в бесчисленных подвалах булькали вонючие смеси, из которых он пытался дистиллировать «эликсир смерти».
Согласно его теориям, этот эликсир будет обладать прекрасными свойствами, которые дадут ему возможность уничтожить аристократию и отдать вселенную бедным. Против него не будет защиты. Тоньше, чем газ, он пройдет сквозь любой материал. Мало того, Кракно верил, что его можно будет сделать избирательным по действию. Пятно похищало жизнь, впитывая переживания существа. Следовательно, эликсир можно будет настраивать на людей определенного типа. Например, на тех, кому больше сотни лет от роду. До сих пор удача избегала его. Что Кракно хотелось найти, так это результаты деятельности официальных исследовательских групп, которые, несомненно, изучали Пятно — или Зверя, как называл его про себя Кракно — с момента его появления. Их доклады могли бы помочь ему заполнить пробелы в знаниях. Он выбрал момент, когда они с Джандраком пили в одной из многочисленных берлог, которые анархисты устроили по всему Старому городу. У Джандрака глаза на лоб полезли, когда нигилист стал описывать чужеродный феномен, который опустошил королевство.
— У вас ошибочная информация, — беззаботно заметил он. — Такой штуки не существует.
— Послушайте, — предупредил Кракно. — Не оскорбляйте меня. Я видел целые планеты, лишенные жизни, миллионы мертвецов. Я, возможно, знаю о Звере больше всех живущих. Как это случилось, по-вашему, что я очутился в Максимилии? — безо всякой паузы он перешел к рассказу о своей жизни на Кароуле, о своем кульминационном переживании там и о последующих путешествиях.
— Так что, как видите, — закончил он, — я знаю о том, что происходит. Я знаю, что эти склизкие черви, которые правят нашей жизнью, хранят молчание по этому поводу. И вы также понимаете, что мне нужно знать больше.
— Да… понимаю, — ответил Джандрак, ошарашенный рассказом. Когда взгляд Кракно ввинтился в него, голова его закружилась. Его собственная личность, казалось, поблекла, стала похожей на бумагу.
— Да… Я посмотрю, что смогу узнать.
На далеком Сморне принц Передан решил часик-два поспать.
Он спокойно работал в личных апартаментах, изучая рапорты всех секций. Ремонт поврежденных боевых кораблей был практически завершен. Были собраны и материалы для постройки новых кораблей взамен потерянных, но при такой работе ресурсы лагеря подвергались серьезному испытанию. В качестве альтернативы Передан обдумывал рейд на какую-нибудь сравнительно слабую и отдаленную базу, чтобы захватить корабли. Также он получал рапорты от агентов, заброшенных на населенные планеты, и эти рапорты тоже лежали на столе.
Комната была погружена в полутьму. На кушетке у стены лежал спящий принц. Он беспокойно зашевелился. Что-то зловещее совершалось в уме Передана. Он видел неприятный, какой-то неистовый сон. Затем что-то томительно-неприятное предупредило его спящий разум, что не все в порядке.
Он заставил себя проснуться и скатился с кушетки. Голова кружилась, его тошнило, и, что хуже всего, сознание ускользало. Будто бы вытягивали все его существо.
Без всяких размышлений он понял, что может сейчас легко «уйти под воду». Сделав невероятное усилие, чтобы остаться в сознании, он сфокусировал глаза и заставил себя сосредоточиться на обстановке комнаты, на формах и цветах, ясно и четко. Постепенно ощущение благополучия возвращалось.
Но это было не все. Он осознал, что сама комната трясется, вибрирует. Предметы падали с полок. Он стал терять равновесие.
Шатаясь, Передан вышел из своих комнат в ярко освещенные офисы. В воздухе раздавался гул, слышался отдаленный грохот рушащихся зданий. Внешние офисы были полны телами его секретарш, молодых женщин, с которыми он годами делил постель. Переходя от тела к телу, он осматривал их. Некоторые, казалось, умирали, другие просто находились в глубоком, наркотическом сне.
Он пошел дальше по палатке. Везде было то же самое. Все женщины и большинство мужчин лежали без движения. Несколько мужчин ходили, спотыкаясь, контролируя себя в разной степени.
Один из них, более оживленный, чем другие, прислонился к колонне и обратился к нему:
— Ваше Высочество! Вероятно, это нападение!
Передан поспешил дальше сквозь зеленую атмосферу палатки. Снаружи он взглянул на небо.
Но там ничего не было.
Немногие могли ему помочь. Он пришел в ужас, осознав, что его организация внезапно оказалась беспомощной. Безо всякого предупреждения целый лагерь был выведен из строя.
Все еще ослабленный, он нашел автомобильчик и проехал почти три мили до главного лабораторного корпуса. С трудом войдя, он обнаружил некоторые признаки жизни и деятельности. Многие ученые сохранили способность работать и быстро и споро делали свое дело.
— В чем дело? — крикнул он, перекрывая гул генератора.
Только тогда его заметили. Один из ученых поднял голову и подошел. Передан заметил, что хотя его глаза выглядели живыми и понимающими, он, похоже, постоянно боролся с собой.
— Это жизненная форма с северо-востока — Пятно. Почему наши агенты не предупредили нас, что оно идет сюда?
Передан не ответил. Он последовал за ученым в огромный склад, где люди устанавливали измерительную аппаратуру и другие приборы, доставленные с дальнего конца лаборатории.
— Что вы делаете? — спросил Передан.
— Пытаемся узнать о нем что-нибудь. Но каждая мысль, каждое движение дается с трудом. Мы все сходим на нет. Долго мы не продержимся.
Рядом ученый в белом халате тихо вздохнул и растянулся на полу. Коллеги быстро утащили его с дороги и продолжили работу.
— Почему мы еще живы? — спросил Передан.
— Мы не знаем.
Когда пришли эти новости, король Максим хохотал долго и громко:
— Проглотило их всех! Я знал, что это сработает.
Гринсект, стоявший рядом, склонил лицо.
— Ваше Величество можно поздравить с такой невероятной хитростью.
— Избавьте меня от лести, Гринсект, это государственное дело, — король залпом выпил серебряный зеленый кубок и отдал его служанке, чтобы снова наполнить. — Ах, я просто не могу в это поверить. Дом Лоренцев наконец уничтожен!
— Есть ли более детальные сведения? — настаивал Гринсект.
— Конечно, нет, ты, увалень! Исследовательские команды, естественно, в световых годах от нас. Во всяком случае, производить наблюдения на планете, находящейся внутри Пятна, почти невозможно. Оно каким-то образом глушит излучение. Но вы видели, что оно делает с любым миром, на который нападает. Не может быть никаких сомнений.
Шеф полиции медленно потер ладони друг о друга, как будто смакуя.
— Единственный потенциальный источник политической оппозиции исчез. Теперь пора, Ваше Величество, дисциплинировать королевство и стремиться к истинному политическому единству.
— Что же, вы знаете, что надо делать. Подождите, пока молодой Санн не услышит об этом. Он будет в восторге! Я подарю ему пару планет за то, что он выполнил эту работенку!
Гринсект, который как раз собирался подать мысль о том, что Джандрака следует забрать для дальнейших допросов, промолчал.
Высокие облака проносились над Максимилией по зеленоватому небу. Глядя на них через окно апартаментов, Кастор Кракно на мгновение вспомнил о своем родном мире, Кароуле. Там небо было бледно-оранжевым, а облака — лимонно-желтыми.
— Полагаю, вы знаете, что делаете, — сказал он Джандраку, — но я все еще склонен называть вас дураком. Разве я не говорил вам, что недавно у меня возникли предчувствия? Знак Зверя на мне, должно быть, проявляется в виде новых симптомов… должно произойти что-то странное. Я это чувствую. С нами вам будет безопаснее.
За несколько минут до этого Кракно, как это ни удивительно, предложил Джандраку оставить свой пост, оборвать все связи и позволить анархистам укрыть его. Джандрак счел эту идею смехотворной.
— Это верно, что я сформировал наши отношения ради своего собственного преимущества, — согласился Кракно. — Однако я чувствую, что ваша полезность быстро иссякает. И хотя я не испытываю никакой любви ни к вашему классу, ни к воспитанию, мне все же не хотелось бы отдавать вас Гринсекту и машине для рубки мяса.
— Не беспокойтесь, — беззаботно заявил Джандрак. — Мы с ним лучшие друзья.
Кракно фыркнул.
— У Гринсекта нет друзей. Даже я, который никогда его не видел, могу это вам сообщить. Помните, он выбрал вас на эту двойную роль, потому что он знает о вашей склонности к двурушничеству. Он считает, что вы узнали о моей организации больше, чем писали в рапортах, и ему известен только один верный способ вытянуть из вас все. Сейчас, видимо, то время, когда он соберется потребовать карты обратно.
Хорошие новости со Сморна не внесли в официальную политику того расслабления, которого ожидал Джандрак. Хотя Максим сходил с ума от радости, когда лагерь повстанцев исчез в Пятне, он просто удвоил усилия по преследованию диссидентских элементов и охоте на изменников, в то время как политическая полиция усилила бдительность. Весь правительственный аппарат начинал скрипеть под давлением террора. Но Гринсекта он не боялся.
— Что, подвергать нервной пытке человека, которого так ценит король? Не посмеет!
Кракно с сардонической улыбкой посмотрел на него.
— Не понимаю, зачем я с тобой вожусь. Ладно, поезжай.
Пурпурные облака все еще неслись по зеленому небу, когда Джандрак прошел во Внутренний город через одну из огромных арок, отделявших его от остальной части Максимилии-Сити. На ближайшей стоянке его ждала машина, которую он всегда парковал здесь во время своих визитов в Старый город. Она скользила вдоль широких белых проспектов на положенной высоте в три фута, пока не оказалась в окрестностях дворца, где Джандрак резко повел вверх, чтобы пришвартоваться у портала на высоте в семь футов на фасаде одного массивного здания.
Оставив машину у портала и разобравшись с системами безопасности, Джандрак шагнул в свой небольшой удобный офис. Он налил себе стакан холодной, как лед, воды и уселся писать очередной рапорт. Через два часа от видеоэкрана послышался резкий сигнал на тоне «срочно».
Он тут же включил его и, после краткого мельтешения скремблерных полос, увидел разъяренное лицо Хина Сетта.
— Что такое, Хин?
— Здесь политическая полиция, боевое подразделение, — выплюнул подполковник.
Боевое подразделение представляло собой быстро растущее ответвление политического отдела: полностью экипированная военная сила, тренированная для боевых действий в разнообразных условиях. Однако в связи с особенностями их тренировки Джан драк заподозрил одно время, что конечной целью их подготовки являются операции против королевских вооруженных сил в случае мятежа.
— Что ты имеешь в виду под «здесь»? — резко бросил он. — Внутри базы?
— Да.
— Ну, и как они вошли?
— Они взорвали вход! Они заявляют, что пришли для того, чтобы взять под свое командование базу и флот. И они обвиняют меня в том, что мы закончили работу несколько месяцев назад, но не доложили об этом.
Хотя это было действительно так, Джандрак ждал наиболее благоприятного момента, чтобы представить эту новость королю, — он полагал, что со стороны политической полиции это было более чем догадка.
— Где они сейчас?
— Все еще на уровне один. Я их удерживаю.
Не успел он ответить, как его внимание привлекло громыхание в небе.
— Подождите минуту, — сказал он и подошел к окну.
Вглядываясь в небо, он заметил слабые вспышки и огоньки, которые, казалось, пришли с другой стороны планеты.
Хмурясь, он опустил глаза, стараясь охватить взглядом как можно большую часть Внутреннего города, видимого ему с этой высокой точки наблюдения. До него дошла слабая вибрация. Части города перестраивались в процессе грандиозной, плавной операции: некоторые из зданий опускались под землю, другие перемещались на массивных каталках и сцеплялись друг с другом, в то время как на том месте, где они стояли, земля открывалась, и из нее показывались массы направленных в небо орудий и ракетных пускателей. Еще больше зданий, казалось, разворачивались я сворачивались по-другому, превращаясь в крепости, ощетинившиеся оружием, направленным за пределы атмосферы. Система противокосмической защиты Максимилии вступила в действие. То, что он не получил своевременно сообщение о нападении, он отнес к тому факту, что официально он не был на боевом дежурстве. Изумленный и ошарашенный, он вернулся к видеоэкрану.
— Здесь что-то происходит. На город совершено нападение.
— Что? Кто?
— Одному космосу известно, но, похоже, дело серьезное.
— Так что же ты хочешь, чтобы я делал с этими придурками здесь?
Джан драк соображал быстро. Его инстинкт говорил, что пришел решающий момент и робеть уже не время.
— Уничтожь их, — с диким выражением лица приказал он. — Ты должен быть в состоянии избавиться от этих ублюдков. Затем приготовься к отлету. Я прибуду, как только смогу.
— Отлично! — ответил Сетт. При мысли о схватке он улыбался от удовольствия. — Береги себя!
Отключив экран, Джан драк обалдело огляделся, соображая, есть ли у него в офисе что-нибудь такое, что надо взять с собой или уничтожить. В глубине его свербила мысль, что если это нападение, откуда бы оно ни пришло, окажется ложной тревогой или незначительным инцидентом, то ему еще придется оправдывать свои действия. Он пока еще не сделал ничего необратимого. «Я могу заявить, что мы решили, что люди Гринсекта заявились на базу хорошо организованными для государственного переворота, — сказал он себе. — Я могу утверждать, что верен королю».
Затем другая мысль: «А что, если это и есть государственный переворот, совершаемый Гринсектом? В любом случае, надо убираться, пока никто не начал легкомысленно обращаться с оружием».
Он уже собирался повернуть к порталу, где была припаркована его машина, когда дверь с грохотом ввалилась внутрь. В офис ворвались капитан и сержант политического отдела с нацеленными лазерными пистолетами.
— Вы арестованы, полковник. Заберите оружие, сержант.
Сержант со знанием дела обезоружил его.
— Похоже, это все, сэр.
— Значит, так оно и есть! — воскликнул Джандрак. — Дворцовый переворот!
— Что? — на мгновение нахмурившись, капитан уставился на него. — Вы придержите язык, пока мы не доставим вас в политическое крыло. Там у вас будет множество возможностей поговорить.
Отдавшись судьбе и потея от страха, Джандрак позволил провести себя по бесконечным коридорам офисного блока. Деятельность политического отдела была очень заметна. Мужчины в серой форме были повсюду: они арестовывали работников офисов, по большей части офицеров вооруженных сил, подобных Джандраку. Компания с Джандраком подошла к лифтам, однако они оказались перегружены и были заняты постоянно.
— Внизу все равно будет чертовская давка, — прорычал капитан. — Мы возьмем машину.
На платформе парковки, выступающей с другой стороны здания, была такая же толкотня. Все маршрутные кэбы отсутствовали, а те, которые приземлялись, почти сразу же взлетали снова. Однако те, кто арестовывал Джандрака, по-видимому, обладали приоритетным правом. Капитан достал сигнальное устройство и нажал кнопку. Патрулирующая полицейская машина со зловещей зубастой «М» на борту отделилась от группы экипажей, которыми, казалось, был заполнен воздух, и опустилась рядом. Джандрака втолкнули внутрь, и все трое понеслись к главному штабу политического отдела.
Пока его везли, Джандрак имел возможность понаблюдать за внезапной активностью, как в пчелином улье, охватившей Внутренний город. Громыханье и слабые вспышки за облаками приблизились, так что иногда казалось, что все небо залито зависающим огнем, а взрывы звучали, как гром. Орудия города — некоторые, как он заметил, были расположены и в Старом городе — выпускали лучи и ракеты в сторону невидимого врага в космос. Их развертывание означало, что орбитальные системы защиты пробиты.
В воздухе была неимоверная толкотня. Тысячи аэрокаров покидали столицу, как блохи, удирающие с тонущей собаки. И не только аэрокаров. Среди них проблеснула длинная форма без крыльев — небольшой космический корабль, унесшийся по низкой траектории с намерением часть пути пролететь вокруг планеты перед тем, как вознестись в космос. Король Максим с семьей удирал, пока это еще было возможно. Джандрак мог вообразить себе панику, охватившую людей на земле и в зданиях, когда все понеслись к убежищам. Настоящая паника будет и в Старом городе тоже, потому что там не было запланировано укрытий от атомного удара.
За несколько минут полицейская машина довезла их до главного штаба политического отдела. Перед тем, как Джандрака завели внутрь, он успел бросить на окружающее последний взгляд, который превратил в чепуху все его предыдущие предположения о ситуации: он увидел массивную форму боевого корабля бунтовщиков, стремительно опускавшегося с тем, чтобы потребовать капитуляции Унимма.
Гринсект, с мрачным и ненавидящим выражением на лице, поигрывая дубинкой, стоял в приемной, куда приволокли арестованных. Среди них было множество значительных персон; Джан драку никогда и в голову бы не пришло, что шеф полиции может обнаглеть до такой степени, чтобы их арестовать.
— Итак, мы все-таки тебя заполучили, а? — с усмешкой сказал он, когда к нему подвели Джандрака. — Я никогда не доверял военным.
Джандрак посмотрел ему в лицо в поисках хоть намека на товарищество, которое раньше проявлялось частенько. Но все это ушло.
— Что происходит? — требовательно спросил Джандрак. — Кто нас атакует?
— А ты будто бы не знал! Но не беспокойся, ты заплатишь за измену!
Джандрак открыл рот, чтобы возразить, но Гринсект ударил его дубинкой по голове. Из нее исходили нервные токи, и он, качаясь, попятился, подняв руки к одеревеневшему от судорог лицу.
— Впрочем, это не играет роли, я в любом случае тебя арестую. Заприте его вместе с его приятелем, историком, — приказал он. — Я скоро займусь им.
Грубо, безо всяких дальнейших объяснений, Джандрака потащили по проходам, которые становились все уже. Когда он оказался в состоянии забыть о боли в лице, он очутился уже в маленькой, просто обставленной камере. На него пристально смотрел Грэйм Либер.
— Добро пожаловать в клуб, — сухо проговорил академик.
Джандрак смотрел на него в недоумении, думая о том, проходил ли академик нервную обработку.
— Я слышал, что вас арестовали, — сказал он, — но ничего здесь не могу поделать… Надеюсь, вы понимаете.
— Вполне понимаю. Во всяком случае, вы ничего и не были мне должны. Но почему арестовали вас? Я уже некоторое время не слышу новостей из внешнего мира.
Не было никакого сомнения, что все, происходящее в этих камерах, автоматически записывается, но Джандрак не видел причины, почему бы ему не познакомить старика с недавними событиями. Он описал основные события, произошедшие со дня ареста академика: заманивание Пятна к лагерю повстанцев и внезапное нападение на город. Тем не менее он тщательно избегал любых намеков на реальную беседу, которую он вел с принцем Переданом.
— Экстраординарно, — пробормотал Либер. — Кто же атакует, как вы думаете?
— Ну, на одном из боевых кораблей я заметил символику Лоренцев.
— Но, согласно тому, что вы сказали, вторжение с той стороны невозможно.
— Да, это так. Может быть, это месть нескольких кораблей, которых не было на Сморне, когда… — он не стал заканчивать фразу. — Или, может быть, за всем этим стоит Гринсект, и, чтобы создать путаницу, он продемонстрировал один из захваченных кораблей бунтовщиков. Не знаю.
Он нервно кашлянул.
— Кстати, они вас?..
— Не пытали ли? Нет, еще нет. Я думаю, Гринсект притащил меня сюда для собственного развлечения. Несомненно, он должен знать, что я представляю только интеллектуальную угрозу его режиму, но не действующую.
Седоволосый Либер вздохнул как невероятно утомленный человек.
— Я действительно слишком стар для подобной ерунды. Гринсект — это плохо воспитанный хулиган, которому следовало бы поумнеть.
После еще нескольких замечаний наступило длительное молчание. Гринсект поместил их вместе с очевидной целью использовать все, что бы они ни говорили друг другу, и также, может быть, получить новую информацию.
И все же Джандрак дрожал при мысли, что могло его ждать впереди. Даже если город падет к ногам невидимого врага, то до этого момента пройдет еще несколько часов или дней, что даст шефу полиции достаточно времени, чтобы осуществить свои садистские намерения.
Прошел примерно час, когда дверь камеры открылась снова. При этом Джандрак невольно прижался к стене, не стыдясь выказать свой страх перед Либером. Но люди, которые вошли в камеру, едва взглянули на него.
— Приветствуем вас, историк Либер. Его Высочество принц Передан послал нас на ваши поиски. С вами все в порядке?
Они были в форме повстанцев Лоренца.
Позже он узнал, что неожиданно быстрый захват принцем Переданом Максимилии (предположительно, теперь это снова был Унимм) был совершен благодаря комбинации внезапности, тактики и технологии. Пробив защитный зонтик на краю атмосферы, корабли Передана опустились на город. И где обычный военный опыт говорил бы, что следует ожидать долгой и кровавой битвы или полной аннигиляции при помощи атомного оружия, из-за статуса города это неприемлемо ни для одной из сторон.
Но за годы, проведенные на Сморне, ученые Передана провели оригинальные исследования и получили удивительные результаты. Одним из них явилось оружие ужасающей эффективности, для работы на коротких дистанциях. Корабли бунтовщиков могли проектировать пучки ионов водорода в контролируемой реакции термоядерного синтеза. В результате оружие направляло энергию водородной бомбы в виде строго контролируемого луча.
Идея термоядерного пучка в военной науке не нова, но по техническим причинам это давно считалось невозможным. Изгнанники Передана добились невозможного. Чтобы расчистить для себя место посадки, атакующий флот намеренно испарил целые группы зданий, которые были возведены во время правления короля Максима, включая и тот блок, в котором располагался офис Джандрака.
Это переживание оказалось серьезным уроком для всех жителей Внутреннего города — видеть, как волшебным образом избирательно исчезают небоскребы и на их месте оказываются корабли. Город капитулировал, и оккупация была принята без звука. Таким образом, Гринсект, лелеявший мысль о введении мрачного режима террора, был лишен этого удовольствия.
Но для Джандрака, ходившего туда-сюда по камере и пытавшегося найти какое-то объяснение данному повороту событий, все это было неясно. Почти три часа прошли, пока дверь камеры не открылась снова, и двое солдат Передана в лимонно-зеленой форме кивком приказали ему выходить.
Пока его вели по дворцу, он успел заметить, что бунтовщиков прибыло много. Зеленая форма встречалась везде. Во дворце наблюдались некоторые признаки прошедшего сражения, но не так много, как можно было бы ожидать. Некоторые стены были опалены, мебель сгорела. Портьеры были или сорваны, или обожжены и запятнаны кровью. По большей части, пожары, которые могли бы бушевать во дворце, похоже, были потушены. Выгорели только несколько больших помещений; кучи мусора встречались лишь изредка.
Наконец он оказался в отдельной части дворца, которая, как он знал, являлась раньше жилыми апартаментами короля Максима. Теперь, очевидно, Передан превратил их в штаб. Джандрака заставили подождать несколько минут в роскошной комнате, сплошь уставленной известнейшими произведениями искусства. Затем двери с изысканными панелями раскрылись, и его ввели в меньшее, более скромное помещение, где с властным видом стоял Передан.
Это была личная комната Передана. Ее украшали его вещи: фигурки, статуэтки, картины, настенные композиции. Когда Джандрак вошел, из кабинета вышли несколько рабочих, которые укрепляли шкафы для свитков и полки, заполненные старомодными книгами. Все эти свидетельства своих личных пристрастий Передан перенес с флагмана сразу же после того, как закрепился во дворце. Он мог хорошо работать только в окружении, которое было ему понятно.
Во славу данного места на дальней стене висел большой цветной трехмерный портрет старого короля, отца Передана. Джандрак завороженно уставился на него, вспоминая, как в детстве его привели ко двору и представили самому королю.
Монарх Лоренцев представлял собой редкий генетический атавизм — он продолжал линию, которая в их роду считалась более слабой, а именно, был чистокровным зулусом. Высокий, тонкий, худощавый, и кожа у него была цвета черного дерева. Но он был стар, очень стар — ему было целых шестьдесят лет. Его кожа высохла и покрылась морщинами; курчавые волосы побелели. На портрете он все время двигался, делая незначительные жесты, кажущиеся естественными, дышал, моргал и улыбался мягко и терпимо. Существует математическая формула, выражающая, насколько часто или, вернее, насколько редко могут возникать образцы всех древних рас, которые давным-давно смешались, образовав современное генетически однообразное население. У принца Передана были только следы негроидных черт его отца: слегка кудрявые волосы, немного расширенный нос; но кожа его была бледной, глаза — голубыми, и губы — тонкими.
— Вот ваш новый монарх, — сказал он, заметив заинтересованность Джандрака.
Джандрак попытался изобразить очаровательную улыбку.
— Я рад снова встретиться с вами в более удовлетворительных обстоятельствах, Ваше Высочество.
— Я потребую доказательства ваших слов.
Только сейчас Джандрак заметил, что Грэйм Либер тоже находился в комнате; он вертелся у книжных полок и просматривал титульные листы. «Историк, по-видимому, недоволен», — подумал он.
— Вы имеете в виду предупреждение насчет Пятна? Да, мы с Грэймом только что обсуждали это, — в его тоне слышался опасный сарказм.
Либер фыркнул.
— Настоящая комедия, не правда ли? Настоящий фарс! Мы вполне можем нарисовать целостную картину с вашим участием, Санн, чтобы вы перестали прикидываться дурачком. Принцу известно, что настоящая цель вашего визита в Сморн состояла в том, чтобы вывести на него Пятно. По корыстным причинам, похоже, вы сделали ему предупреждение, или, по крайней мере, половинчатое предупреждение. Но чего вы не знаете, так это того, что после вашего отлета он проверил вашу информацию и обнаружил, что Пятно движется в противоположном направлении, из чего он заключил, что вы лгали и пытались его надуть. Как следствие, Пятно пришло к Сморну совершенно неожиданно.
Джандрак облизнул губы.
— Пришло? Тогда что же случилось? Почему вы все не погибли?
Передан внимательно на него посмотрел.
— Многие из нас погибли. Не было предупреждения. Нас спасло только одно. — Он сделал паузу и взглянул на Либера перед тем, как продолжить.
— Наш лагерь был защищен самой большой в галактике концентрацией глушащих полей. Они каким-то образом некоторое время удерживали смертельное поле Пятна. Усиление полей еще больше снизило смертельное влияние на наши сознания, и некоторое время мы были в состоянии довольно ясно думать и действовать.
— Понятно… — пораженно пробормотал Джандрак. — Это была очень удачная ситуация.
— Да. За то время, которое мы таким образом выиграли — а это было только временное явление, потому что мы понимали, что Пятно в конце концов пробьет наши волновые щиты, — мы оказались в уникальном положении глубоко внутри поля Пятна и были все еще живы.
— И вы использовали это время для того, чтобы эвакуироваться и затем пошли в атаку?
— Нет, это было бы невозможно. Наше экранирование было не таким эффективным, — Передан опустил глаза и погладил статуэтку. Похоже, ему не хотелось продолжать.
— Скажите ему! — слегка покраснев, с неприветливым лицом потребовал Либер. — Вы же вскоре выступите с публичным заявлением, так что нет смысла стесняться сейчас.
Принц согласно кивнул.
— Благодаря моему превосходному научному отделу мы оказались в состоянии воспользоваться этой беспрецедентной ситуацией. Моим ученым удалось узнать кое-что о природе Пятна, что оно делает, чего оно хочет. Более того, мы установили с ним коммуникацию.
— Вы разговаривали с ним? — Джандрак не верил своим ушам.
— В каком-то смысле. Пятно нельзя полноценно назвать чувствующим в том смысле, в котором мы это понимаем. Но оно обладает определенной ментальностью, примитивной, чужеродной, но достаточной, чтобы, используя подходящую методику, с ним можно было общаться и приходить к определенным соглашениям. Мы предложили ему выгодный обмен, на который оно легко согласилось. Вот почему я выбрал этот момент, чтобы нанести контрудар по Дому Гречанов, потому что совершенно невероятно, чтобы я мог сейчас проиграть. Я обладаю властью распоряжаться жизнью и смертью в галактике.
— Вы имеете в виду, что вы его приручили? Вы пригрозите населению аннигиляцией, если они вам не покорятся? — при этом Джандрак подумал про себя, что Максим, возможно, и не был таким уж плохим в конце концов.
— Не совсем. Мы, конечно, могли бы так сделать. Нам удалось так близко подобраться к Унимму, не поднимая тревоги, отчасти благодаря помощи Пятна. Но мы не желали бы править, пользуясь подобными угрозами. Нет, я прибыл в королевство как спаситель, но не для того чтобы угрожать. Пятно ищет пищу. Но его пища — особого рода. Оно кормится индивидуальностью органических существ, той таинственной сущностью, которая делает любого мужчину, женщину или животное сознательным существом, слегка отличным от любого другого. Когда она поглощается, индивидуальность теряется; за этим следует смерть, и тело распадается на свои химические составляющие.
— Это достаточно интересно, если не считать того, что слишком близко касается нас, но это более или менее то, что мы уже и так знали. Однако все предполагали, что Пятно просто бродит наугад по населенному людьми космосу и со временем снова выбредет наружу, так что выжившие останутся в безопасности. Вообразите наш ужас, когда мы узнали, что Пятно осведомлено о размерах королевства и не собирается уходить, пока не пожрет его целиком.
Либер бормотал что-то на заднем плане.
— Человечество, сожранное живьем, — услышал Джандрак.
Передан не обратил на это внимания.
— Несколько дней спустя дальнейшие исследования навели нас на идею возможного выхода из ситуации. Переживания — это часть того, чем Пятно наслаждается в существах, которых поглощает. Но это только специи, пикантные добавки, улучшающие вкус диеты. Основа же его питания — это просто существо, сам факт пребывания в живом состоянии. Для этого индивидууму нет необходимости быть взрослым. Подойдет любая стадия развития.
Направление беседы озадачило Джандрака:
— К чему вы клоните? Чтобы мы предлагали ему наших новорожденных детей?
— Не совсем. Пятно может извлекать как питание, так и удовлетворение из гораздо более ранних фаз жизненного цикла. Короче говоря, оно может извлекать их из только что оплодотворившейся яйцеклетки. Отсюда и наше решение проблемы, в соответствии с которым каждый подданный королевства должен будет жертвовать: от женщин нам будет требоваться часть ее неоплодотворенных яйцеклеток, а от мужчин регулярные пожертвования спермы. Яйцеклетки и сперматозоиды будут сводиться вместе, в присутствии Пятна, миллиарды за раз, и стимулироваться для воссоединения. Вы согласитесь с тем, что каждый раз, когда сперматозоид оплодотворяет яйцеклетку, то теоретически это значит, что зачат новый индивидуум. Для Пятна это не теория, но факт; оно будет питаться, поглощая эквивалент миллиардов человеческих индивидуумов. Оно уже согласилось принимать такое угощение раз в месяц в обмен на то, что не будет трогать население королевства. В дополнение к этому, — Передан небрежно махнул рукой, — в качестве деликатеса мы будем время от времени поставлять ему группы взрослых людей. В королевстве ежегодно приговариваются к смерти тысячи людей, так что они могут умереть с пользой, и здесь не будет никаких проблем.
Джандрак был ошеломлен.
— Но каждая оплодотворенная яйцеклетка — это развивающееся человеческое существо, потенциальная личность. Вы сами так сказали!
— Просто зигота. Одноклеточное создание, в котором едва ли можно обнаружить что-то человеческое. Но вы правы, это такой налог, взимать который будет непросто. Возникнут проблемы.
— Почему бы не использовать животных?
— Пятно этим не удовлетворится. Больше всего оно любит человеческих существ. Их индивидуальность, хотя для нас это материя странная и таинственная, для него гораздо изысканней, чем сущность более низших существ.
Внезапно Джандраку припомнилась древняя легенда, которую он когда-то слышал, о народе, которому каждый год приходилось приносить в жертву чудовищу какой-то процент своих новорожденных детей.
— Какой мужчина или какая женщина согласится на то, чтобы отдавать свое семя ради подобной цели? — возразил он. — Это же отвратительно!
— Да, это отвратительно, — согласился Передан, — но, к сожалению, альтернативы нет, если не считать гибель расы. Взгляните на это дело логически: что на свете может растрачиваться больше, чем клетки, предназначенные для размножения? Они, как икра, мечутся триллионами, просто чтобы оказаться выброшенными. И если одна клетка из миллионов встретит партнера и образует зиготу, то еще меньшее число зигот достигнет зрелости.
— Представляйте это, как хотите, — заявил Джандрак с бравадой, на которую в нормальных условиях не решился бы, — но мне это все же не нравится, и я не собираюсь этого делать.
— Никто не будет освобожден, — сказал Передан более жестким тоном, — кроме короля. Послушайте, Санн. Я полагаю, что правильно прочитал ваш характер. Вы человек, которого не собьет с пути слезливый сентиментализм; вы реалист. Я могу использовать ваши способности. Я послал за вами, чтобы предложить вам должность в реорганизованных королевских вооруженных силах, и я готов сейчас выслушать вашу новую клятву в верности.
Джандрак бросил умоляющий взгляд на Либера, но старик казался смущенным и смотрел в сторону. Раньше Джандрак бы уцепился за это предложение. В сущности, и сам он не совсем понимал, что его удерживает, если не считать того, что не полностью еще верил в план принца. Что-то в нем восставало против этого, наперекор здравому смыслу.
— А если я откажусь? — спросил он.
Принц сдвинул брови на утомленном лице.
— Откажетесь? Какой же здесь разумный выбор? Сам факт, что я могу отвадить Пятно, не оставляет Дому Гречанов никакой власти. Где Максим со своими фаворитами может спрятаться? К кому они могут обратиться? Королевство должно стать моим или погибнуть, — он проницательно посмотрел на Джандрака. — Вы должны понять одну вещь. Сейчас критический момент, жизненно важный для успеха моей миссии. Реорганизация королевства включает в себя неприятные решения. Я собираюсь подавлять раздоры, и подавлять жестко. Берегитесь, как бы вам ни присоединиться к тем тысячам, которых сейчас казнят ежечасно.
Джандрак кивнул, полагая, что все понял.
— В этом отношении, по крайней мере, я на вашей стороне, — сказал он. — Я рад слышать, что Гринсект со своей зловещей командой уже получил по заслугам.
Пока он произносил эти слова, Либер со значением сверкал на него глазами. Но скорее взгляд принца дал ему понять, что он сказал что-то не то:
— Не говорите мне, что вы их отпустили!
— Они заперты в камерах для безопасности.
Либер влез в разговор с сухим, горьким смешком:
— Гринсект со своим штатом являются самой профессиональной политической полицией, которая вообще существует, — пояснил он Джандраку. — И они знают все королевство с изнанки. Потребуются годы, чтобы создать заменяющую их организацию и довести ее до подобного уровня.
Некоторое время Джандрак не мог говорить.
— Вы… вы собираетесь сами их использовать, — сказал он с недоверием вялым голосом. — Аппарат власти одинаков, независимо от того, в чьих руках он находится.
Пока Джандрак слушал Передана, ему стало ясно, что всю жизнь он прожил в мире осязаемого зла, в котором ничего хорошего не происходит. Ему казалось нелепым, что он никогда не понимал, что оно есть на самом деле.
— Я рад, что я — не вы, — задохнулся он, побелев. — Вы даже хуже Максима. У него, по крайней мере, есть то оправдание, что он ненормальный!
Молодое-старое лицо принца погрустнело; затем он откинул голову назад и расхохотался долгим, неприятным, пугающим смехом.
— Должно быть, я все-таки неверно о вас судил! Я принимал вас за человека амбициозного, прагматика до мозга костей. Но у — вас, похоже, в голове ничего нет, кроме пустого идеализма! Что же, подобные ситуации для того и существуют, чтобы отделять мужчин от юношей!
— Простите, Ваше Высочество, если я предпочитаю свободу, даже если это только духовная свобода, службе, которую вы мне предлагаете…
— Вы дурак, свободы не существует, — хихикнул Передан. — Материальная вселенная — это сеть, сквозь ячейки которой мы не можем проскочить, сколько бы ни пытались. В течение всей истории люди лелеяли такие же мысли, как та, что вы так запоздало обнаружили, из-за вашей пристрастности и брезгливости. Но вселенная всегда потешается над такими людьми. У нее всегда найдется что-нибудь более странное, более чудовищное, такое, с чем нам не под силу справиться — как, например, Пятно.
Поскольку Джандрак не ответил, возбужденным жестом он указал на книжные полки как со старомодными книгами из листов, так и с современными, в виде свитков.
— Вы думаете, я рад той роли, которая была на меня возложена? У меня нет желания заниматься политикой. Это просто моя обязанность по отношению к моему отцу, моему дому и королевству, которое в свое время должно стать моим. По правде говоря, я бы лучше занимался исследованиями, стараясь найти какой-нибудь другой смысл жизни. Посмотрите на эти тома: теория игр, каббала, сайентология, когда-то ее считали наукой жизни! Психокинетика. Теория мотивации. А вот интересней: принятие решений и структура нервной системы. И все же — знаете ли вы, что дали прошлые исследования и современные доктрины? Они показали мне, что у нас нет выбора, кроме как играть в ту игру, которую навязывают нам обстоятельства. Я участвую в этой игре, чтобы победить, и сейчас я сделал неотразимый ход. Шах и мат.
— Так вот что для вас это означает, — тупо заметил Джандрак, — личную победу.
— Вы бесповоротно меняете свою судьбу, герцог.
В этот момент их перебил Грэйм Либер.
— Боюсь, что я согласен с Санном, — с сожалением проговорил он. — Передан, несколько минут назад вы попросили меня написать официальную историю, обработанную согласно вашим требованиям. Даже Максим, хоть он и сумасшедший, позволял мне спокойно работать и писать отчеты, которые были объективными даже в том случае, если были не очень-то лестными для него. Может быть, он поступал так именно из-за того, что он сумасшедший. Во всяком случае, несмотря на наши прошлые отношения, я вынужден отказаться. Я не буду на вас работать.
— Я отказываюсь от вашего назначения, — присоединился к нему Джандрак, уже осознав, что подписывает себе смертный приговор. — И не буду кормить вашего монстра своей спермой.
— Глупо, глупо, — Передан повернулся к Грэйму Либеру. — Мне горько выносить смертный приговор другу. Но во многих отношениях я не такой человек, который может позволить себе испытывать нормальные чувства. Я — будущий король. Интересы государства — прежде всего, и мы не потерпим оппозиции.
Он сделал жест охранникам, стоявшим у двери по стойке «смирно».
— Отведите их обратно в камеру. Проследите, чтобы в эти последние часы жизни они не испытывали неудобств.
Когда их уводили, Джандрак заметил, что принц избегает смотреть на Либера. Он отвернулся, склонив голову и опершись рукой о стол. Он трясся всем телом.
— Вы думаете, он действительно прикажет нас расстрелять? — спросил Джандрак, когда они снова уселись в камере. — В вашем случае, похоже, причина для этого не слишком серьезна.
— Боюсь, что прикажет. Он не видит альтернативы, — хроникер вздохнул. — Ах, быть монархом — это ужасная вещь. Это искажает мышление и расстраивает чувства.
— Это меня слабо успокаивает, — и все же, как ни странно, Джандрак не жалел о своей вспышке в приемной, хотя он легко мог спастись, уступив желаниям Передана. Он не воспринимал нависшую над ним смерть философски, как, похоже, делал Либер; он просто решил, что больше не будет пресмыкаться, независимо от последствий.
«Возможно, — подумал он, — что на мои взгляды повлиял жесткий индивидуализм Кастора Кракно?»
— И, кроме того, вы должны понять, что он в ужасном положении, — размышлял Либер. — Ему нужно организовать зиготный налог в широком масштабе, за очень короткий срок, иначе Пятно может забеспокоиться и проглотить еще несколько миллиардов людей. Вообразите себе, что это значит — пытаться объяснить населению, что от него требуется! Следующие несколько месяцев будут очень тяжелыми. И я не единственный близкий друг, который кончит тем, что станет трупом.
— У меня из-за него сердце кровью обливается, — раздраженно бросил Джандрак, бегая туда-сюда по камере.
Через час мрачного сидения Джандрак услышал шум в коридоре. Он прижался к двери, чтобы лучше слышать, и отпрыгнул, когда дверь открылась.
— Сэр?
Джандрак вытаращил глаза. В камеру заглядывали три растрепанных солдата, все еще носившие форму королевских вооруженных сил. Ему даже не нужно было разглядывать знаки полка у них на форме — они были ему знакомы; это были солдаты взвода жизнеобеспечения из того полка, которым он сам командовал — Королевского полка Армагеддона.
— Ого, будь я проклят! Ради Космоса, что вы здесь делаете?
Капрал бросил взгляд в тот и другой конец коридора.
— Лучше побыстрее отсюда смотаться, сэр.
— Вы чертовски правы, — Джандрак щелкнул пальцами в сторону Либера. — Шевелитесь, старина, мы уходим.
— Вы идите. Я слишком устал бороться.
— Вам не повезло; вы мне больше нравитесь живым, чем мертвым, — схватив старика за руку, Джандрак выдернул его из камеры. В коридоре на полу лежали два охранника в зеленой форме. Жесткие береты с перьями, которые носили все сержанты Передана, валялись в луже крови.
— Куда?
Солдаты поспешно провели их в конец коридора, круто повернули и прошли в отверстие в стене. Как только все они оказались по ту сторону, запирающая панель тихо скользнула на свое место.
— Мы в подвалах политического крыла, — сообщил капрал. — Это лабиринт тайных проходов.
— Ладно, — решительно сказал Джандрак, — а теперь объясните, что вы здесь делаете.
— Весь полк знает о вашем аресте, сэр. Когда в городе шли бои, политическая полиция сошла с ума, арестовывая практически всех, кто носил форму. Так мы и попали сюда. Конечно, немало офицеров полка было арестовано, как вы знаете.
Джандрак, который почти не контактировал с полком за прошедшие несколько месяцев, не знал об этом. Тем не менее он кивнул.
— Когда бунтовщики захватили камеры, возникла некоторая сумятица, — продолжал капрал. — Нам удалось захватить одного из политиков, лейтенанта. Он выглядел крутым, но оказался мягким, как воск. Он дал нам схему этих проходов. Естественно, мы не могли уйти, оставив вас здесь.
У Джандрака потеплело на душе. Все еще существовала такая вещь, как верность.
— Куда ведут эти ходы? — спросил он.
— Похоже, туннели проходят под всем Внутренним городом. Тайные выходы по большей части в официальных учреждениях, иногда на улицах.
Джандрак думал быстро.
— Хмм. К этому времени бунтовщики перекроют весь Внутренний город. Если мы сможем добраться до Старого города, то знаю место, где мы будем в безопасности.
— Это то же самое, что пройти сквозь стальную стену, сэр. Бунтовщики будут охранять все подряд, и особенно выходы. А мы все еще в форме!
— Если мы доберемся до моего коттеджа в дубовом парке, я смогу помочь, — заметил Либер.
— Каким образом? — спросил Джандрак.
— Как я вам говорил, электроника — это мое хобби. У меня есть некоторые устройства, которые помогут нам пройти через посты.
— Что же, до парка мы можем добраться, — подтвердил капрал, разглядывая план и хмуря брови. — Мы идем, сэр?
Джандрак кивнул.
— Воспользуемся шансом. Давайте, двинулись!
Капрал дал Джандраку ручной нейтронный излучатель, который он забрал у одного из убитых бунтовщиков. Они двинулись по боковому туннелю, отделанному металлом, консультируясь с диаграммами, которые с интервалами были нанесены на стены туннелей. Джандрак мог вообразить, что сотни, едва не тысячи пленников прошли своим путем. Система подземных туннелей давала возможность политической полиции арестовывать свои жертвы и мгновенно, будто бы при помощи магии, убирать их с глаз публики.
Вскоре они поднялись по спиральной лестнице. Капрал осторожно поднял люк и выглянул наружу, затем кивнул остальным. Выбравшись, они обнаружили, что находятся в тишине и спокойствии дубового парка. Вокруг не было никого. Либер вел их через рощи огромных мутировавших дубов, пока они не пришли к коттеджу под ветвями одного из деревьев. Джандрак и его люди достали оружие, но, похоже, в коттедже никого не было.
— У Передана еще руки не дошли до перетряхивания моих бумаг, — буркнул Либер, открывая дверь. — Во всяком случае, ему нет необходимости идти дальше досье Гринсекта.
Внутри коттедж оказался точно таким же, каким Джандрак его и запомнил: уют, аккуратность и чистота. Старик закрыл за ним дверь, затем прошел в соседнюю комнату. Через открытую дверь они видели, как он роется в шкафах и сундуках, выбрасывая груды неизвестных, но интересных аппаратов.
— Вообще-то жаль оставлять это, — заметил Либер. — Столько труда я туда вложил… а, вот и они.
Он достал горсть черных полосок, к которым с интервалами были прикреплены блестящие, дискообразные призмы, по четыре на полоску.
— К счастью, когда я изобретаю что-нибудь такое простое, как это, то я делаю по меньшей мере дюжину экземпляров, — у меня есть автоматический сборщик для вещей такого типа, как вы понимаете — так что их хватит на всех нас. Пусть каждый наденет полоску на голову.
— Что это такое? — подозрительно спросил Джандрак, ощупывая головную повязку, которую ему вручил Либер.
— Это позволит нам незамеченными пройти мимо стражи за городскую стену.
Остальные начали тут же подгонять полоски. Джандрак, однако, не был удовлетворен.
— Я стану относиться к этому лучше, если вы объясните.
— Само по себе устройство очень простое. Стоящая за ним теория посложнее, но все равно ее нетрудно уяснить. Области восприятия в мозгу работают путем узнавания в окружающем знакомых форм и моделей. Призмы на этих головных повязках являются проекторами, работающими на голографическом принципе, и, когда они включены, тело оказывается обернутым слабосветящимися формами и фигурами, которые постоянно меняются. Однако, эти модели тщательно подобраны таким образом, чтобы они ни малейшим образом не походили на что-либо из обычных переживаний. Просто их геометрия не встречается в природе, — Либер пожал плечами и улыбнулся. — Эта часть, конечно, вне моей компетенции. Мне пришлось воспользоваться компьютерами дворца, чтобы сконструировать эти голографические повязки. Во всяком случае, суть в том, что тот, кто на вас смотрит, просто не может вас увидеть. Поскольку их аппарат восприятия никак не может объяснить образы, которые он воспринимает, поэтому они ничего и не видят.
— Вы хотите сказать, что они сделают нас невидимыми? — с сомнением спросил Джандрак.
— В сущности, да. У стражников может возникнуть ощущение беспокойства, но они ничего не заметят в течение нескольких минут; это время потребуется на то, чтобы их концептообразующие области мозга выделили повторяющиеся элементы в новых моделях и увидели бы в них что-нибудь осмысленное.
— Сэр, я не понял ни слова, — заметил капрал, — но хотел бы попробовать.
— Да, полагаю, мы должны попробовать, — Джандрак надел повязку и взглянул на Либера. — Вы готовы уходить?
— Да. Мы включим повязки, когда выйдем из парка. Выключатель — это вон та маленькая кнопка. Но перед тем, как идти — еще одно дело.
Он шагнул к музыкальному проигрывателю, оттащил его от стены и нажал какой-то переключатель.
Комната — весь коттедж — исчезли. Джандрак со своими солдатами стоял среди странного, многоцветного лабиринта, с коридорами, бесконечно простирающимися во всех направлениях, изгибающимися с изобретательностью, отвергающей логику.
Не было ни следа Грэйма Либера.
— Что за… — сердито начал было Джандрак. Но он прервался, когда Либер появился снова, выйдя, казалось, из ближайшей стены.
— Не паникуйте, — ободряюще сказал он. — Это просто шутка, чтобы запутать людей Передана, если он пошлет их обыскать мой коттедж.
Джандрак оглядел прочный с виду лабиринт.
— Тоже голография?
— Верно, весь лабиринт — это иллюзия, проектируемая со стен и с потолка. В реальности мы стоим в передней.
— Выглядит совсем как настоящий, — пробормотал один из солдат.
— Преимущество хорошо выполненной голографии состоит в том, что она неотличима от реального предмета, — ответил Либер. — Должен заметить, что этим устройством я особенно горжусь. Лабиринт устроен так, что человек никогда из него не выберется, если будет действовать систематически. Там есть несколько ловких визуальных трюков, из-за которых человеку будет казаться, что он прошел много миль, в то время как он ходил кругами на пространстве в несколько ярдов. Стены лабиринта — только видимость, конечно, так что сквозь них можно проходить; но, пройдя, вы окажетесь просто в другой части лабиринта. Нам, однако, нет необходимости ходить так далеко. Просто следуйте за мной.
Глядя вперед, он наискось прошел сквозь ближайшую «стену». Взяв себя в руки, Джандрак последовал за ним.
Следующие несколько моментов казались сумасшествием. Проходя сквозь голографические образы, он видел мельтешение невозможных картинок. Инстинкт требовал, чтобы он повернул туда или сюда, в направлении, куда указывал здравый смысл. Только не выпуская из виду удаляющуюся спину историка, он смог пройти по прямой и выйти через дверь коттеджа на воздух.
Сразу же вслед за ним появились капрал и один из солдат. Третий, однако, не появился. Улыбнувшись, Либер протянул руку в дверь (на вид она казалась безобидным коридором), поводил рукой по обитой циновками стене и вытащил потерявшегося солдата наружу. Как и было оговорено, Джандрак снял свою повязку и выключил ее, дойдя до торгового центра внизу спуска к Старому городу.
Он первым там оказался. Но в течение пяти минут появились остальные четверо, будто бы выпрыгивая из пустоты.
Это переживание оказалось необычным. Джандрак был совершенно не в состоянии видеть своих товарищей. Не то чтобы он мог видеть сквозь них, скорее, он просто не совсем понимал, что видит.
И все же когда так получалось, он не очень-то старался их рассматривать. Гораздо больше его интересовал изменившийся облик Внутреннего города. Везде кишели повстанцы в форме. Многие прекрасные здания исчезли, и на их месте стояли огромные боевые корабли, смотрящие в небо. Поскольку Джандрак не знал о существовании термоядерного пучка, он был очень удивлен и даже потрясен.
— Что же, хроникер, — сказал он, когда появился Либер, — теперь я понимаю, почему вы не принимаете ничью сторону. Любая сторона, на которой бы вы ни оказались, непременно победит.
— Вы мне льстите. Однако следующий ход ваш.
Улицы были необычно тихими. В нескольких местах густыми столбами поднимался дым. Откуда-то из прилежащих долин донесся грохот взрыва.
Это могла быть и работа мародеров или уличных банд, а также была вероятность, что Кракно и его команда «занимались делами».
Они не видели никаких признаков беспорядков, никто не мешал им на пути к «берлоге», где, по мнению Джандрака, он мог найти нигилиста. К его удивлению, подземная «берлога» оказалась практически покинутой, с признаками поспешной эвакуации. Единственной живой душой там оказался бородатый агрессивный молодой человек лет под тридцать, который жег бумаги в центре комнаты.
Когда они вошли, он схватился за нейтронную винтовку, но затем узнал Джандрака и опустил ее.
— А, это вы. В своих настоящих цветах на этот раз, как я вижу.
— Где Кракно, Пьерет? — требовательно спросил Джандрак. — Нам нужна помощь.
— Он на станции, вместе с другими. Мы сматываемся из города. На вашем месте я бы тоже так сделал.
Джандрак нахмурился.
— Вы возьмете нас с собой?
— Берите сами себя, это не проблема. Мы заняли станцию. Могли бы занять весь этот чертов город, но что толку?
Они поспешно ушли. Электрические трамваи не работали, а до станции больших магнитных линий было больше трех миль. Им потребовался почти час, чтобы дойти до нее, и один раз пришлось обходить опасную с виду толпу, которая на площади старалась повалить статую короля Максима.
Станцию охраняли анархисты бандитского вида, которые пропустили их после короткого и взаимно оскорбительного спора. Внутри ангаров развивалась хаотичная, но целенаправленная деятельность.
Магнитная железная дорога представляла собой всепланетный вид транспорта и использовалась в основном для перевозки грузов, но ею пользовался, в какой-то мере, и рабочий класс, и даже, в более роскошных вагонах, низшие управленцы. Подвешенные над дорогой на магнитной подушке поезда могли в лучшем случае достигать скоростей около двух тысяч миль в час, так что максимальная дальность путешествия, если ехать без остановок, равнялась расстоянию, проходимому за шесть часов езды.
Члены организации Кракно готовили к отправлению два больших состава. Простых работников послали на упаковку. Джандрак наконец заметил вождя нигилистов в большом стеклянном офисе контролеров, нависающем над главным ангаром. Кракно потел, нервничал, но вообще держал себя в руках и ровно руководил операцией.
— Привет, полковник, я думал, вам конец. Все же рад вас видеть. Кто ваши друзья?
Джандрак представил Либера, но проигнорировал солдат, которые застыли по стойке «смирно».
— Слышал о вас, хроникер, — приветствовал Кракно. — С нетерпением жду момента, когда можно будет побеседовать с вами.
— Зачем этот переезд? — спросил Джандрак.
— Я не рассчитывал на вторжение принца, — буркнул Кракно. — Он разнесет город на части, камень за камнем. Вы и чихнуть не сможете без того, чтобы вас не арестовали. Мы передислоцируемся в один из провинциальных городков, где будет поспокойнее. Точнее, в Эндекаур.
— Но вы сможете это сделать? Это долгое путешествие, — а что, если контролеры на узлах откажутся пропустить вас?
— Не откажутся. Мы выслали вперед наши инструкции. Они знают, что произойдет, если они не послушаются.
Джандрак решил сыграть свою партию без дальнейших проволочек. Он рассказал Кракно о существовании базы скользящего флота и предложил сделать ее пунктом назначения, вместо Эндекаура, а потом объединить силы с ренегатами в астероидных убежищах. Кракно слушал без заметного удивления, то и дело кивая головой.
— Как далеко эта база от ближайшей станции маглинии? — спросил он.
— Около сотни миль. Мой заместитель мог бы подобрать нас там, если флот еще не ушел. Все зависит от того, удастся ли мне связаться с ним пораньше.
— Это можно устроить, — Кракно щелкнул пальцами, подзывая ближайшего помощника. — Я хочу, чтобы вы настроили видеосвязь. Полковник Санн сообщит вам частоту.
Оборванные техники принялись за работу. В это время Кракно взглянул на Либера и, заметив, что тот устал, предложил ему отдохнуть в своем личном вагоне.
— Спасибо, — благодарно ответил историк. — Последние часы… были утомительными…
В это время Джандрак соблаговолил заметить также своих солдат. Он послал их вниз помогать с погрузкой, приказав сесть на поезд, когда экспедиция будет готова к отъезду.
Когда они ушли, Кракно, который во время разговора вел себя спокойно и был внимателен, похоже, внезапно сломался. С неестественным выражением лица он уставился на Джандрака и схватил его за рукав. Он обливался потом.
— Оно здесь, Джандрак, оно здесь, — сказал он тихим, дрожащим голосом.
— Что? — Джандрак был озадачен.
— Пятно!
Джандрак сделал шаг назад, вырвав руку у нигилиста.
— Ради Космоса, — пробормотал он.
— Я чувствую его. Оно у меня в мозгу, в моих костях, в моей душе. Как неприятный запах, как мигрень… — Кракно поднялся на ноги, но закачался и оперся ладонями о стол. — Это невыносимо! Но я не могу понять, почему все еще жив!
Джандрак с сожалением посмотрел на него.
— Я думаю, вам следует кое-что узнать… — медленно проговорил он.
Он рассказал о недавней беседе с принцем Переданом. И снова Кракно, взяв себя в руки, выслушал его, не моргнув.
— Но я не знал, что он привел Пятно вместе с собой, — закончил Джандрак. Он слегка вздрогнул. — Это действительно странно. Мы просто внутри него!
Нигилист пораженно покачал головой. Затем искоса посмотрел на Джандрака.
— Зиготный налог! Ничего более дикого я в жизни не слышал! — внезапно он издал жесткий, хриплый смешок. — А с вами-то что случилось? Неужели вас корежит от такой мелочи, как ежемесячная сдача спермы? В противном случае, она все равно оказалась бы на простынях!
— Может быть, это вас удивляет, — раздраженно ответил Джандрак. — Меня это удивляет тоже. Но я поставил границу и на это не пойду.
— Вы уверены? Может быть, проблема здесь заключается в том, что или вы соглашаетесь на это, или все забирает Пятно. В распоряжении Передена имеется теперь абсолютное оружие — если он сможет его контролировать, в чем я сомневаюсь, — а такие вонючки, как он, сделают все ради власти.
Едва он закончил говорить, как видеосвязь была установлена. Джандрак прошел к экрану, который посылал сигналы вызова на частоте базы. Почти через две минуты появилось возбужденное лицо Хина Сетта:
— Джандрак! Где ты был, черт побери? Что случилось с твоим скремблером?
— У меня его больше нет, — сообщил ему Джандрак. Если кто-нибудь прослушивал эту частоту, то дело плохо. — У меня были проблемы. Что там, на твоем конце?
Хин злобно улыбнулся:
— Мы быстро разобрались с задирами Гринсекта. Но затем нам позвонили с расстояния около пяти световых лет: король Максим, лично, требует, чтобы мы взлетели и следовали за ним. Мы, естественно, сидим прочно. Так что, мы тебя все же дождемся?
— Да, но я буду не один. Я подобрал нескольких друзей, точнее, их два поезда. Мы прибудем по маг-линии где-нибудь в течение ночи. Ты знаешь грузовой узел милях в ста к северу от тебя? Я был бы рад, если бы ты послал воздушную машину, чтобы наблюдать за нашим прибытием.
Сетт принял его указания без вопросов. Джандрак отключил связь, затем повернулся и стал наблюдать за работой в ангаре, что легко можно было делать сквозь наклонные стеклянные панели офиса. Там было много шума и гама, и методы анархистов казались необдуманными, неорганизованными. Но, несмотря на это, они действовали энергично и эффективно. Оружие и оборудование, незнакомое Джандраку, потоком грузили в большие вагоны.
— Подождем темноты, — заметил Кракно. — Это снизит вероятность того, что нас заметят воздушные патрули Передана или при помощи спутникового наблюдения; и, чтобы добраться до базы, у нас будет около двенадцати часов темного времени.
Джандрак указал на партию запечатанных контейнеров, похожих на баки, которые везли к поезду.
— Что это?
— А, это, — Кракно улыбнулся. Джандрак не знал о его планах насчет эликсира смерти. — Просто мое маленькое хобби.
Он добавил:
— Мы надеялись оставить водородную бомбу с часовым механизмом, которая взорвалась бы после нашего отъезда. Но… — он пожал плечами, — мы не сможем собрать ее вовремя.
Поскольку у него оставалось время, Джандрак занялся тем, что тревожило его совесть. Он нашел машину и поехал за Ронданой. Он обнаружил ее дома, и она упрямо отказывалась ехать с ним и с анархистами. Когда он дал ей понять, что готов применить силу, она с готовностью поддалась.
Он вернулся с ней вместе.
Наступили сумерки, и экспедиция была готова к отбытию. Два поезда представляли собой странное зрелище: артиллерийские установки (одному космосу известно, где Кракно их раздобыл) были приварены к крышам нескольких вагонов и закрыты обтекаемыми кожухами.
Джандрак нашел место для себя и Ронданы в одном из комфортабельных вагонов, в котором ехала личная свита Кракно. С усиливающимся визгом силовых установок поезда приподнялись над стальными рельсами. Вместе со свистком раздался последний приказ садиться. Мужчины и женщины сбегались со всей станции, вопя и визжа от возбуждения по мере того, как они прыгали и карабкались на уже движущиеся вагоны.
Они медленно выплыли из массивного ангара, поезд Кракно первым, затем плавно заскользили мимо огромных дворов. В сумеречном свете убогость Старого города все быстрее проносилась мимо окон вагона, то там, то здесь освещаемая огнями пожаров. Расположенный на высоте Внутренний город все еще сверкал в последних лучах заходящего солнца, как золотая корона.
Они были в пути.
На открытой местности поезд рванулся вперед, легко набрав максимальную скорость. Рондана сидела, прижав нос к окну. Джандрак, который никогда раньше не путешествовал поездом, тоже наслаждался.
— Мы едем! — восхищенно заметила Рондана. — И где же это закончится?
Через некоторое время Джандрак оставил ее одну и отправился исследовать состав. Большая часть поезда состояла не из пассажирских, а из товарных вагонов; в них анархисты весело загрузились сами, намереваясь провести путешествие в большой, шумной компании.
Несмотря на все их хвастовство, он обнаружил, к своему удивлению, что внешне анархисты не выглядели агрессивными. Среди них не было драк, серьезных споров — ситуация весьма отличная от той, которая бы возникла в сходных обстоятельствах среди сержантов его собственного полка. Здесь агрессивность, похоже, была обращена внутрь. У них была привычка подстрекать друг друга на суицидальные попытки, и шумный смех и громкие песни время от времени прерывались пистолетными выстрелами — результатом какой-либо смертельной игры или пьяных выходок.
Слегка пьяный Джандрак вернулся через пару часов и обнаружил Грэйма Либера, стоящего в коридоре в одиночестве и, опершись на поручень, смотревшего задумчиво в окно. Взошла одна из лун Максимилии, отбрасывая призрачный серебряный свет на проносившийся мимо ландшафт. Историк приветствовал его без всякого юмора.
— Привет вам, — сказал Джандрак. — Компания Кракно вам наскучила?
— Я только что имел с ними довольно долгую беседу, — согласился Либер. — Может быть, оно и так.
— Он действительно весьма странный парень. Вы знаете, он единственный человек, которого Пятно выплюнуло живым?
— Да, знаю. И также знаю, почему.
— О? — Джандрак нахмурился. Ученый повел разговор серьезнее, чем он намеревался сам.
— Танатофилия — патологическое влечение к смерти. Клиницистам известно это состояние, хотя оно достаточно редко встречается. Вот почему Пятно его отвергло. Оно любит жизнь, оно питается жизнью. Любовь к жизни и жизненные переживания есть та пища, которой оно наслаждается в своих жертвах. Кракно представляет собой такое стремление к смерти, что Пятно сочло его несъедобным.
Слегка протрезвев, Джандрак потер подбородок.
— Все сходится. Уничтожение всего сущего. Смерть жизни. Вся эта нигилистская теория. Как он вообще?
— Плохо. У него было что-то вроде припадка, он стонал, как маньяк. Он чувствует, что у него персональная взаимосвязь с Пятном — по сути дела, так оно и должно быть; он единственный знает, что оно здесь. Он не в состоянии переносить его присутствие. Оно отказывается поглотить его, видите ли, оно осудило его на жизнь. Это Кракно просто ошеломило.
Джандрак медленно кивнул.
— Спасибо за краткость изложения. Я пойду посмотрю, укладываемся ли мы в график.
Шагнув мимо Либера, он открыл дверь в комнату отдыха Кракно.
На базе скользящих кораблей подполковник Хин Сетт созвал общее собрание. Офицеры и солдаты, инженеры и техники собрались в зале, в котором Джандрак и сам произносил речи по ходу работ. Сетт уверенно оценил настроение собрания. Будучи убежденными ренегатами, большая часть присутствующих уже была за него. Они с Джандраком давно уже предпринимали энергичные усилия, чтобы закрепить это большинство.
— К этому времени мы все уже знаем, что силы повстанцев, ведомые принцем Переданом Лоренцским, вторглись в королевство и захватили столицу, — начал он. — Король бежал. Ситуация запутанная, при этом положении дел мы должны взять судьбу в свои руки и определить наше собственное будущее.
— Если мы решим сражаться на какой бы то ни было стороне, мы только растратим свои силы в очередном бесполезном конфликте. Если воспользуемся тем, что создавали в течение этих трех лет, то мы еще сможем получить какую-либо награду за свои труды!
Люди, которых они с Джандраком постепенно сплавили в частную армию, яро его поддержали. Подняв руки, добиваясь молчания, он продолжил:
— Мы реквизируем скользящий флот и обустроим независимую базу, которая уже подготовлена. Принуждать никого не будем, и никакого вреда не будет причинено тому, кто не захочет отправляться с нами. Любой может прямо сейчас выйти на поверхность.
Вскочил офицер, один из немногих монархистов, которого Джандраку не удалось исключить из состава администрации.
— Предатель! Если бы мы сейчас подвели наши корабли к Максимилии, то смогли бы удержать город для короля!
Отдельные группы гражданских потрясенными голосами поддержали его. Сетт махнул рукой в сторону вооруженной охраны.
— Арестуйте майора Фьюила, отправьте его наверх и отпустите. Вы все слышали, что я сказал. Любой, кому не нравится эта ситуация, может уйти без вреда и без помех. Что касается остальных: отправляйтесь к своим докам и готовьтесь к отлету!
Из шести тысяч человек, обслуживающих базу, только немногим больше тысячи пошли к лифтам, чтобы подняться на поверхность.
Когда Джандрак вошел в купе, Кракно сидел за столом, сжимая голову руками. Хоррис Дэйджел и другие лейтенанты сидели неподалеку, изредка поглядывая на него.
— Мы успеваем по времени? — спросил Джандрак, обращаясь ко всем.
Дэйджел рассеяно кивнул. Джандрак присел к столу рядом с Кракно, озабоченно глядя на дрожащего нигилиста.
Кракно медленно поднял голову на несколько дюймов, опустив руки.
— Дайте мне пистолет, — пробормотал он еле слышно.
— Что?
— Дайте мне свой пистолет, — свистящим шепотом повторил Кракно.
Джандрак озадаченно достал из кобуры лазерный пистолет. Но Дэйджел быстро шагнул к ним и остановил его руку.
— Нет, не делайте этого, полковник. Мы уже забрали у Кастора его оружие. Он все время пытается убить себя.
Кракно бесстрастно пробормотал:
— Не беспокойтесь. Все будет в порядке, как только мы удалимся от Ригеля, подальше от этого чертова Зверя.
В это мгновение мертвенно-бледный свет на долю секунды осветил ночь за окнами вагона. Поезд слегка качнуло. Кракно резко поднял голову, сверкнув глазами. Со стороны крыши послышалось быстрое «вжик-вжик» ракетных установок и низкий рев гамма-артиллерии.
— Что происходит? — рявкнул Кракно в микрофон на столе.
Крошечный громкоговоритель ответил жестяным голосом:
— Атмосферный самолет-штурмовик. Впрочем, мы его достали: слетел вниз, как птичка!
— Стало быть, бунтовщики знают о нас, — заметил Джандрак.
— Не обязательно, — возразил Кракно. — Они просто обязаны иметь несколько атмосферных истребителей, патрулирующих в округе, а этот, может быть, просто носился ради развлечения. Решил разрушить магнитную линию возбуждения.
Громкоговоритель заговорил снова:
— На экране еще отметки. Похоже, у того мошенника было еще три приятеля.
Поезд закачался из-за серии коротких, резких взрывов, но не нарушил хода. Джандрак припомнил, что атмосферные истребители носят ракетные подвески, спроектированные так, чтобы покрывать огнем большую площадь, а не поражать отдельную цель.
Истребители, без сомнения, были очень удивлены тем приемом, который им оказали. Поезд затрясся, когда установленные на крышах средства защиты устроили какофонию на целую минуту. Но еще до того, как грохот прекратился, поезд резко дернулся, так что присутствующих отбросило к передней стене, в то время как поезд резко затормозил.
В конце концов давление снизилось, и Джандрак с трудом встал на ноги. Лицо Хорриса побледнело.
— Мы на аварийном питании — едем по рельсам, — задохнулся он.
— Мы можем так ехать? — удивленно спросил Джандрак.
— Да, когда отрубается основной источник питания; но это не езда; больше двухсот миль в час мы не сможем делать.
Громкоговоритель снова затрещал:
— Это, конечно, была знатная стычка. Но мы свалили их, всех троих, — пауза. — Э-э, знаете что? Поезд номер два за нами больше не следует.
Дэйджел схватил другой микрофон и соединился с кабиной водителя в конце поезда.
— В номер два попали. Задний ход.
На этот раз торможение было не таким зверским; вскоре они тихо двигались назад.
«Они с ума посходили, — думал Джандрак про себя. — Эти атмосферные истребители — просто игрушки. А что, если бунтовщики пошлют крейсер или даже орбитальную платформу для атаки? Нас уничтожат».
Но этого, вероятно, не произойдет. На данный момент они представляли слишком мелкую цель для любого офицера повстанцев, а у них не так-то много боевых машин, чтобы беспокоиться о деталях. По той же причине, однако, со стороны Хина Сетта будет глупостью посылать в облет планеты скользящий корабль, чтобы их найти. Такая акция, несомненно, будет замечена и вызовет ответный огонь. В последующем сражении поезда магли-нии будут уничтожены избытком разрушительной энергии, которая высвобождалась, когда боевые корабли встречались в космосе в бою.
«И все же, — печально сказал сам себе Джандрак, — чтобы добраться до базы на скорости двести миль в час, потребуется несколько дней».
Когда пятившийся поезд со скрипом остановился, открылись десятки дверей, и толпы людей стали выпрыгивать, чтобы посмотреть, что случилось. Свет от двух поездов падал на потемневшую сельскую местность. Примерно в миле от них ярко горел погребальный костер сбитого истребителя.
Второй поезд экспедиции выглядел, как ужасно изуродованное насекомое. Третий вагон был полностью разбит прямым попаданием, но, предположительно, когда ракета в него ударила, основной источник питания уже вышел из строя, потому что восемь из двенадцати длинных вагонов чудесным образом оставались еще на рельсах; однако они воткнулись друг в друга, как трубки телескопа, так что стали похожи на скорчившуюся гусеницу, в то время как сошедшие с рельсов вагоны пьяно шатались, и фары первого вагона пронизывали тьму под странным углом.
Вопли и стоны наполняли воздух. Анархисты потоком ринулись к изуродованному поезду и начали систематически осматривать, спасая попавших в ловушку, пристреливая серьезно изувеченных, помогая тем, кто был ранен несильно, найти убежище в первом поезде. Джандрак нахмурился, увидев, как на импровизированных носилках несут ребенка.
— Это сумасшествие — тащить детей в подобную увеселительную поездку, — пожаловался он Кракно.
— Детей? — мрачно осведомился нигилист. — Не бывает таких людей, как дети. Просто они — взрослые, которые не слишком долго прожили, удачливые свиньи.
Джандрак прошел вслед за ним к ведущему вагону первого поезда. Двое инженеров беседовали тихими, напряженными голосами.
— Я так понимаю, что нас отключили от основного источника? — решительно спросил нигилист.
— Это абсолютно не так. В нескольких сотнях миль по линии взорвалась трансформаторная подстанция. Может, в нее попала ракета истребителей.
Кракно фыркнул.
— Хорошие новости на этот раз! Ее можно починить?
— Мы не можем этого знать, пока не доберемся туда и не осмотрим.
Они прошли к вагону Кракно. Через полчаса снова двинулись в путь. Без магнитной подушки поезд ехал с какой-то поющей, явно заметной вибрацией, которая действовала успокаивающе.
Однако, как только они устроились, Кракно достал из кармана ручной нейтронный излучатель и с улыбкой положил его на стол, ладонью придерживая рукоятку. Джандрак сделал быстрое движение, чтобы схватить его, но пистолет мгновенно оказался в руке Кракно, который направил его себе в грудь.
Дэйджэл навис над ним, остальные нерешительно толпились позади.
— Отдай мне пистолет, Кастор, — утомленно сказал Дэйджел.
— Да будут прокляты ваши души, — прорычал нигилист. — Я же сказал, что провожу вас до конца, разве не так? И я так и сделаю, вас не брошу. Но я должен знать, что я смогу умереть, если захочу.
— Должно быть, он забрал его у кого-нибудь во время остановки, — заметил кто-то из стоявших за Дэйджел ом.
Дэйджел устало вздохнул, затем кивнул Джандраку:
— Ладно, пусть останется у него.
Остаток путешествия Джандрак провел в наблюдениях за Кракно, ловя признаки надвигающегося самоубийства.
Потребовалось полтора часа, чтобы добраться до подстанции. После быстрого осмотра инженеры доложили, что основная функция может быть восстановлена примерно за пять часов. Ночь уходила, люди старались завершить работы. Джандрак решил, что бунтовщики перестали заниматься их поисками, потому что, обнаружив уничтоженный поезд, предположили, что он был единственным.
Наконец, ремонт был закончен. Поезд приподнялся на магнитной подушке и рванулся вперед. Кракно лежал, навалившись на стол, едва в сознании, в то время как остальные беспокоились, чтобы достигнуть места назначения до восхода солнца.
И уже поднималась заря, когда они притормозили недалеко от товарных складов. Огромные строения нависали над ними в сером свете, поблескивая от росы. Джандрак тревожно вглядывался в окна вагона, ища глазами скользящий боевой корабль.
Но вместо него появился дискообразный объект, косо спускавшийся к ним над выглянувшим шаром восходящего солнца. Джандрак испустил дикий вопль: это была орбитальная огненная платформа, сконструированная затем, чтобы врезаться в атмосферу, заливать цель шквалом огня и так же быстро взлетать обратно на орбиту. Кракно мгновенно проснулся, бросил взгляд в окно и завопил в микрофон:
— Открывайте огонь, ублюдки! Достаньте ее, пока она…
Беспорядочная, неэффективная стрельба вверх уже велась с поезда. Но это их не спасло. Солнце засверкало на высокой золотистой колонне, которая следовала за платформой, летающей вокруг планеты. Из нее ударил мерцающий луч; орбитальное атакующее средство взорвалось кучей обломков.
Затем вторая золотистая форма вплыла в кильватере первой. Хин Сетт прибыл, как и обещал. Они были в безопасности.
Прошел год.
Год, в течение которого скользящий флот уютно устроился в почти неприступном окружении астероидного пояса, где пещерные кроличьи садки были расширены, переоборудованы и соединены электроникой для защиты. Никакой прилетевший враг теперь не смог бы сказать, какой из этих болтающихся в пространстве каменных шаров был безвреден и покинут, а какой представлял собой смертельно опасную крепость. Принц Передан узнал это дорогой ценой. Он уже потерял двух командующих флотами, предпринимая дорогостоящие попытки уничтожить ренегатов.
Энергичность его попыток уничтожить эту «берлогу» ошибающихся субъектов вытекала не из его непримиримости, но из того факта, что оппозиция его правлению была слишком громогласной и слишком эффективной. Уже почти год астероидное убежище проводило очень мощную телевизионную кампанию, спроектированную пропагандистами Кракно, направленную на то, чтобы очернить дом Лоренцев, характер правления принца Передана и особенно зиготный налог, который нетрудно было представить нелепым и унизительным. Из-за этой кампании невероятно увеличились трудности, с которыми принцу Передану пришлось встретиться при введении налога. Дальность действия передатчиков Джандрака равнялась нескольким тысячам световых лет, и, несмотря на эффективное глушение во многих секторах и закон, строго запрещающий просмотр нелегального канала, по оценкам, программу ежедневно смотрели несколько миллиардов людей.
Обитатели убежища, в свою очередь, и сами смотрели некоторые интересные программы. Как только правление Передана вошло в силу, они смогли посмотреть — хотя многие отказались — то, что обычным людям было предписано смотреть законом: публичную казнь экс-короля Максима и всей его семьи, включая племянника и племянницу, которым обоим было меньше пяти лет от роду, методом медленного удушения.
По этим и другим ежедневным признакам постоянного укрепления власти можно было судить о том, что Гринсект со своим сохранившимся политическим отделом работали на нового хозяина с усердием, которого они не проявляли даже во время правления Максима. Джандрака мутило от этого. Похоже, только Грэйм Либер был в состоянии наблюдать за развитием событий невозмутимо. Он просто грустно качал головой, когда слышал возмущенные проклятья Джандрака.
— Это просто иллюстрирует то, что я говорил вам о природе власти. Мышление человека не может остаться незатронутым, если он станет абсолютным правителем над столькими миллиардами людей. Принц Передан уже, должно быть, находится на пути к помешательству; это незаметно, конечно, но это уже начальные шаги, — он вздохнул. — Я пришел к выводу, что единственная надежда для человечества состоит в том, чтобы королевство разбилось на множество отдельных государств. Нынешние его размеры оказывают слишком большое давление на любой единичный мозг. Еще бы, их едва можно охватить воображением.
Либер, однако, не присутствовал, когда узкий пучок энергии, посланной с Ригеля, зондировал астероидный пояс в поисках приемопередатчика. «Тревожная команда», дежурившая в тот день, быстро идентифицировала пучок, отделила сообщение от несущей частоты, пронесшей его через световые годы расстояния, и расшифровала. Это была совершенно секретная передача от самого принца. Джандрак пристально смотрел на видеоэкран. За прошедший год принц определенно изменился. Моложавое спокойствие сменилось чем-то вроде какой-то каменной непоколебимости. Передан, в свою очередь, смотрел на него с видом высокомерной праведности.
— Для меня большая честь сознавать, что само чудовище сочло меня достойным разговора, — усмехнулся Джандрак. — Или же мне следует сказать «домашний любимец чудовища»?
— Я не стану требовать от вас предписанного правилами обращения, поскольку ожидать цивилизованного поведения от варваров и изменников — это пустое дело, — бесстрастно ответил принц. — Я уделяю вам такое внимание в знак моего мягкосердечия, чтобы дать вам последнее предупреждение и последнюю возможность сдаться на мою милость.
— Мне кажется, я помню, что мои первые слова, обращенные к вам на Сморне, были примерно такими же, — заметил Джандрак с легкой улыбкой.
— Наши позиции действительно поменялись, если не считать того, что вы слабее, чем я был тогда, а я сильнее, чем кто бы то ни было во все времена.
— Да, конечно. Даже на таком расстоянии от Унимма я чувствую ваш запах, — Джандрак позволил отвращению отразиться у себя на лице; он чувствовал желание выключить приемник.
— Не тратьте мое время на оскорбления. Я звоню вам потому, что вы в таком положении, что можете уничтожить и себя, и своих последователей.
— Вы уже пытались этого добиться и раньше. Но мы все еще здесь. Наши позиции неприступны.
— Действительно. Я не могу сдвинуть вас с места, но я все же могу вас убить.
Джандрак понял важность сообщения.
— Продолжайте.
— Если вы не сдадитесь, я сделаю так, что Пятно отправится в ваш район космоса и покормится вами.
— Мы обсуждали эту возможность давным-давно, — медленно проговорил Джандрак после тяжелой паузы. На терминале под видеоэкраном он выступал сигналы, вызывая к разговору Кракно, Либера и Хина Сетта. — Мы решили, что это неосуществимо. Вы можете отваживать Пятно своими ежемесячными выплатами, но слишком рискованно пытаться заставить его плясать под вашу дудку. Оно может снова стать ненасытным и нарушить соглашение.
— Ваши рассуждения разумны, но они устарели. За прошедший год мы достигли прогресса в наших отношениях с Пятном. Мои ученые заявляют, что провести его к любому региону, с ограниченным разрешением питаться, теперь осуществимо. Слегка рискованно, но не слишком.
— Мы не сдадимся, — деревянным голосом ответил Джандрак. — Мы уйдем.
— Но разве вы не понимаете? — принц, казалось, был раздражен. — Вам некуда идти! Во всем королевстве нет ни уголка, где я не мог бы вас достать!
— Значит, мы покинем королевство, — заявил Джандрак.
В конце концов так было решено уже давным-давно.
Случилось самое худшее. Джандрак в глубине души всегда знал, что до этого дойдет.
Флот мигрантов несся по линии скольжения с визжащими выхлопными трубами. Позади них, по мере того как флот плыл на всех парусах по направлению к более отдаленным галактикам, звезды родного линзообразного скопления начали сливаться в светящийся покров света, состоящий из миллиардов солнц и дымки газа. Этот вид пугал их всех, потому что даже с этого расстояния все королевство, простирающееся от скоплений Гарлоу до Покровов Тьмы, можно было окинуть невооруженным глазом.
Флот, который являлся содержанием договора Джандрака с принцем Переданом, представлял собой пестрое собрание сотен кораблей, в которые было загружено почти полмиллиона человек; пассажирские лайнеры, боевые корабли, грузовые шаланды; все, что можно было подогнать к новой роли и снабдить устройствами скользящего привода, поспешно изготовленными на фабриках королевства.
Первое же предложение Джандрака о том, что они готовы покинуть королевство, принц с радостью принял. Но он хотел большего: не просто изгнать их в другую часть галактики, как предлагал Джандрак, но изгнать их во внешнюю тьму, за пределы галактики, откуда анархисты уже никогда не вернутся. В обмен Джандрак потребовал укрупнения экспедиции и возможность взять с собой некоторое количество народу из миллиардов подданных королевства, чтобы основать человеческую цивилизацию в другом месте.
На это принц тоже согласился. Таким образом, Джандрак, против своей воли, снова оказался вовлеченным в игру заговоров и контрзаговоров, на этот раз с самим собой, в качестве почти беспомощного партнера. Потому что нетрудно было догадаться, что Передан увидел в этом соглашении возможность решить несколько проблем сразу. Он не только избавлялся раз и навсегда от назойливого гнезда анархистов, но по числу тех, кто своим присутствием раздул флот мигрантов, можно было догадаться, что людей, добровольно ответивших на телевизионный призыв Джандрака, разбавили тысячами политических недовольных, которых полиция Гринсекта сочла подходящим материалом для транспортировки.
Третий пакет договоренности с Переданом давал еще больше оснований для беспокойства. Джандрак полагал, что принц почти наверняка планирует использовать усиленную линию скольжения, которую флот оставил у себя в кильватере; как наживку в попытке навсегда выманить Пятно за пределы королевства, точно таким же образом, как Джандрак когда-то навел эту угрозу на Передана.
Такая возможность вызвала пылкие споры. Грэйм Либер страстно настаивал на том, чтобы проект был продолжен независимо от исхода; если их жизни окажутся принесенными в жертву, то это небольшая цена за то, что человечество в целом будет спасено от этой связи с чужеродным монстром. Джандрак отчасти был с ним согласен. В конце концов он привел убедительный аргумент:
— У нас и так нет выбора. Если мы останемся, мы погибнем; если уйдем, то можем выжить. Пока, насколько мы знаем, Пятно движется сравнительно медленно. Наши корабли способны раз в десять превзойти его среднюю скорость, поэтому оно никогда не сможет нас догнать. Во всяком случае, мы не можем быть уверены, что ученым Передана удастся выманить его с безопасных мест кормления.
— Зачем бы еще нам нужно было брать с собой полмиллиона человек? — сердито пробормотал Хин Сетт. Он был единственным, кто стойко возражал против решения Джандрака. Сетт выступал за то, чтобы разделиться и дать последний бой, чтобы блеснуть напоследок. Но Джандрак безапелляционно отклонил его предложение.
Теперь наступил момент истины.
На мостике флагмана приборы и мониторы управления щелкали и гудели в напряженной тишине.
— Мы могли бы увеличить скорость еще на восемь процентов, — спокойно говорил Джандрак Сетту и Кракно, которые были на мостике рядом с ним. — Но это опасный уровень. Мы рискуем попортить трубы, и часть кораблей неизбежно отстанет.
Пятно все же следовало за ними. И как только оно оказалось вне периметра галактики, его скорость невероятно увеличилась.
Кракно потел.
— Уберите ограничители, — рыкнул Сетт, — нам конец в любом случае.
Джандрак кивнул и по командной панели передал приказ всему флоту. Металл корабля слабо бренчал, когда скользящий привод вибрировал на пределе своих возможностей.
Это не делало погоды. Пятно постоянно, минута за минутой, сокращало разрыв.
— Что же, — сказал Джандрак, поворачиваясь к остальным и стараясь утихомирить стук сердца, — вот мы и попались.
Что-то на одном из экранов привлекло его внимание. До сих пор он скрывал от остального флота новости об их плачевном положении, но факты каким-то образом просочились, или же они обо всем догадались сами. Флот в панике отклонялся от основного курса, разбегаясь в окружающем космосе. Но как только они уходили с линии искажения пространства, их скользящие машины становились медлительными и неуклюжими; у них не было возможности уйти вовремя. Находящиеся на мостике уже могли ощущать электрическое покалывание. Они пораженно переглядывались между собой. «Я находился в ловушке с самого начала… Слишком много могущественных игроков в игре… Дело шло к этому давно…»
Эти мысли шли из мозга Джандрака сами по себе.
— Мне жаль, Кастор, — сказал он, — мы теперь уже не построим общество, в котором люди будут равны.
— И власть будет принадлежать индивидууму, — поправил его Кракно. Он криво улыбнулся, борясь со своим страхом. — Я никогда по-настоящему и не верил, что такое общество возможно. Человек создан по-другому.
Джандрак подумал: «Я должен пойти повидаться с Ронданой, пока…»
Последнее, что он услышал, был вопль Кракно.
Казалось, будто воздух вырывается из комнаты в пустоту. Казалось, это был раскат грома, за которым последовали тишина и мрак.
Эти голоса в пустоте:
ПРИДИ, ПРИДИ, ПРИДИ,
ПРИДИ, ПРИДИ…
НЕТ, НЕТ, НЕТ,
НЕТ, НЕТ, НЕТ…
ОТДЕЛЯЙ, ОТДЕЛЯЙ, ОТДЕЛЯЙ,
ОТДЕЛЯЙ, ОТДЕЛЯЙ, ОТДЕЛЯЙ,
ОТДЕЛЯЙ, ОТДЕЛЯЙ…
Взрывы в психике.
Отделение тела от мышления.
Похищение души.
Какофония псевдоэнергий, стучащих в полмиллиона гибнущих нервных систем в форме призрачных визгов и стонов; чужеродные звуки, которые невозможно описать, приносящиеся с бесконечных расстояний, мятущиеся облака неустойчивых частиц, которые появлялись и выпадали из существования согласно своим собственным мистическим законам.
Полмиллиона душ флота мигрантов осознавали все это так, как только умирающий человек может осознавать пролетающие воспоминания прошлого. За секунды, которые казались столетиями, невыносимое давление разбухло до кульминационной точки, и их агония подошла к концу наподобие падающего занавеса.
Забытье.
Это была смерть.
Это была жизнь.
Это была жизнь. И все же это была смерть.
Это была тайна, неподвластная мысли.
Джандрак сидел на траве, глядя, как радужные рыбы прыгают в реке. Время от времени он поглядывал на луга, леса и ручьи или смотрел в небо.
Крик позади заставил его обернуться, и он увидел, как Рондана Криль и Грэйм Либер идут через вершину холма. Он встал, ответив на восторженную ухмылку Ронданы такой же, собственной.
— Так вот ты где, наконец! — заметила она. — Мы слышали, что ты живешь где-то здесь.
— Я искал тебя, — извиняющимся тоном сказал он, — но не мог найти. Это все такое большое…
— Ты должен был продолжать стараться, — выговорил ему Либер. — Мы все появились в пределах вполне определенной области и в разумной дистанции друг от друга. Похоже, это одна из характерных черт способа, которым Пятно питается.
Джандрак указал на коттедж, который он построил выше по склону:
— Заходите.
У двери коттеджа Либер задержался, оглядывая невероятный мир вокруг. Там было небо. Была земля, и холмистые луга, и извилистые реки, деревья и кустарники. Но там не было горизонта. Вдали местность, казалось, схлопывалась сама на себя, и ничего определенного невозможно было разобрать.
Он вошел вслед за Джандраком и Ронданой. Джандрак выставил на деревянный стол вазу с фруктами и достал несколько чашек и кувшин с жидкостью с резким вкусом.
— Мне потребовалось немало времени, чтобы сделать все эти вещи, — сказал Джандрак. Он сел и хлопнул чашкой о стол. — Вы мне объясните, — обратился он к Либеру. — Мы должны быть мертвы. Мы и являемся мертвыми. И тем не менее мы живы. У нас есть тела, мы живем в вещественном материальном мире — или, во всяком случае, он похож во многих отношениях на старый материальный мир, и я знаю, что мы внутри Пятна, и что Пятно — это совсем пустое пространство.
Либер вздохнул, перебирая фрукты.
— Странно, что мы всегда думали о Пятне как о чем-то зловещем и страшном. Истина в том, что это сама жизнь, чистая ментальность; рудиментарная и едва ощущающаяся сама по себе, но являющаяся вместилищем для любой другой ментальности, которую она встречает. Вот так она и поддерживает себя — поглощая другую жизнь в себя целиком нетронутой.
— Но твердость. Все кажется таким реальным.
— Назовите это иллюзией, если вам нравится. Когда Пятно поглощает существ, для них возникает подходящая окружающая среда. И все же это может быть совсем не иллюзией, в точном смысле слова. Это верно, если наблюдать Пятно научным способом, то это только таинственная цепочка энергетических процессов, занимающая большую площадь в основном пустого пространства. Но Пятно — это больше, чем показали наши наблюдения; оно обладает собственными ментальными измерениями. Мы населяем эти измерения, и мир, в котором мы живем, это, так сказать, «ментальная материя». Но если вы настаиваете на том, что она иллюзорна, что ее не существует, то по тому же признаку вам пришлось бы признать, что мир, откуда мы пришли, тоже иллюзорен.
«В некоторых отношениях, — напомнил самому себе Джандрак, — законы материи, движения и расстояния в этом новом мире не совсем такие, какими они были в старом мире. Усилием воли — хотя и чрезмерно энергичным для того, чтобы этим можно было заниматься ради удовлетворения каприза — было даже невозможно создавать новую материю».
Он потягивал свой традиционный слабоалкогольный напиток:
— Пятно имеет примерно световой год в поперечнике, — заметил он. — Это очень большой мир.
— Он еще больше. Мы не в обычных пространственных протяженностях. Пятно создает ментальное пространство любого размера по мере того, как оно ему требуется. Потенциально оно такое же большое, как и вся физическая вселенная.
Джандрак поставил чашку и пораженно уставился на него.
— Мы никогда не узнаем, насколько велико оно на самом деле, — продолжал Либер. — Каждое существо, когда-либо поглощенное, находится где-то здесь, и каждый тип существа имеет соответствующее окружение; некоторые из них такие странные, что они едва ли могут быть постижимы для нас. Я полагаю, что здесь есть даже некоторые новые окружающие среды, которых не существует снаружи.
— Также я не думаю, что это Пятно — единственный представитель своего вида, — размышлял хроникер. — Скорее, я считаю, их должно быть много — возможно, бесконечно много, — носящихся по вселенной, используя линии искажения пространства как какой-то вид космической решетки. Мне сдается, что это первичная жизнеформа вселенной. Органические существа, такие как мы, вторичны, и служат для них пищей.
Рондану передернуло, но Либер добавил:
— Еще только одна вещь. Здесь вы никогда не умираете.
Наступило молчание.
— Что же, Рондана, — в конце концов заметил Джандрак, — теперь я тебя уже не переживу.
Она покраснела, казалось, в замешательстве, затем сказала:
— Что произошло с этим твоим ужасным другом, Хином Сеттом? Он тоже живет здесь?
— Когда я перешел сюда с той стороны, — с улыбкой ответил Джандрак, — он был единственным человеком, оказавшимся рядом со мной. Он собрал нескольких наших людей и отправился на поиски приключений. Мы слышали, что далеко отсюда идет какая-то война.
— И еще был тот парень, Кракно, — вставил Либер. — Интересно, что случилось с ним?
НЕТ, НЕТ, НЕТ, НЕТ,
НЕТ, НЕТ, НЕТ…
Со стонами и хныканьем, с ощущениями, представляющими собой смесь жалости и отвращения к себе, Кастор Кракно открыл глаза.
Он лежал на полу мостика. Все, казалось, функционировало нормально. Приборные панели холодно мерцали; прерывистый гул скрытых контрольных механизмов нарушал тишину каждые несколько секунд. Только трупы, которыми было завалено все вокруг, явились признаком того, что что-то не совсем нормально.
Это нечестно, что ему пришлось пройти через это дважды. Ни от кого нельзя требовать такого, пройти через это…
Постепенно слезливые мысли ушли, частично его силы вернулись к нему, и он встал на ноги и перевернул несколько тел. Герцог-полковник Джандрак Саннский; подполковник Хин Сетт; примерно полдюжины младших офицеров.
В корабле должны быть еще тысячи тел. С этими телами у него возникнут серьезные проблемы.
Внезапно на Кракно навалилась дикая тошнота.
Когда его перестало рвать, через длительное время после того, как в желудке ничего не осталось, он, качаясь, прошел к одной из приборных панелей и попытался уяснить себе данные приборов. Пятно уже намного обогнало флот и быстро двигалось к отдаленной чужой галактике, находящейся в конце линии скольжения. Оно явно забыло об удобных пастбищах королевства.
Кракно, однако, не забыл. Он ощущал в себе новые силы, новую ненависть, струящуюся вокруг него. Еще сильнее, чем раньше, он осознал, что может сгибать людей, подчиняя их своей воле.
Он разразился уродливым, пугающим хохотом. Затем он начал соображать, как ему нужно развернуть корабль, чтобы направиться обратно, к своим старым врагам.