Звездочет. Работа на холоде

Часть первая Игра на вылет

Раннее солнце незрелым яблоком медленно вкатилось в комнату, наполнив ее зеленоватым светом. Еще немного, и все здесь наполнится янтарной наливной спелостью дня. Все, кроме яблок, разбросанных на столе. Лене не хотелось ни яблок, ни утра, которое неминуемо должно наступить. Бабочка билась в плафоне светильника монотонно и глухо.

Лена знала, что стоит ей лишь немного отпустить дрему, и утро окончательно завладеет ею, вернет в странную неопределенную реальность. День будет ясным. День, но не реальность. Пусть даже это день ее рождения. Она не любила свои дни рождения, которые всегда проходили не так, как она ждала, а самым главным подарком оказывалось разочарование. Иногда сильное, иногда нет. Например, ей дарили совсем не ту куклу, которую она хотела, или наряжали не в то платье. Но это все в раннем детстве.

Когда она была подростком, ей хотелось в парк Горького, а ее вели в ресторан. Вместо обещанных джинсов дарили книжку или еще что-нибудь полезное, например, новый портфель. Позже, когда она стала девушкой, ее, наоборот, в ресторан не пускали, не оставляли одну дома с друзьями, чтобы можно было спокойно потанцевать. Вместо этого чинно собирались все родственники, устраивали стол с гусями и пирогами… Короче, скука смертная. Всегда не то, что хотелось. Вот и теперь ей хотелось не яблочно-спелого реального утра, а сладкой предутренней дремы с обрывками нереальных фантастических снов. И чтобы Сергей дремал рядом.

Она потянулась рукой к Сергею, чтобы обнять его и еще немного подремать, уткнувшись в его теплую спину… Но ее рука обняла только подушку.

Сладкий сон мгновенно улетучился. Лена открыла глаза и села на кровати.

Включенный еще ночью светильник горел над ее головой, и бабочка все билась в плафоне, напоминая тиканье старых часов, отсчитывающих нереальное время. Лена дернула за шнурок, светильник погас. Бабочка замерла. Часы остановились.

Гостиничный номер был пуст. Только гравюра Дюрера на противоположной стене — «Рыцарь и Смерть». Раньше она не обращала на нее внимания и старалась не разглядывать. Картинка навевала мрачные мысли и портила настроение. Лене даже поначалу хотелось ее снять или хотя бы завесить полотенцем. Но сейчас почему-то гравюра привлекла ее внимание, сюжет вдруг показался ей вещим. Ей показалось, привиделось, что у Рыцаря лицо Сергея, но и у Смерти тоже его лицо. Лена зажмурилась на мгновенье и, снова открыв глаза, увидела в проеме окна улыбающегося Сергея с букетом цветов. Он отбросил зеленоватую штору, которая скорее всего и создавала ощущение незрелости утра, и спрыгнул с подоконника в комнату, пропуская вслед за собой румяный солнечный свет.

— Любимая, с днем рождения.

Он склонился к ней и поцеловал.

— Спасибо… — Лена вздохнула, смирившись с неизбежностью. День ее рождения наступил. — Цветы-то откуда? С газонов?

Она обняла его, совершенно уверенная в том, что цветы он нарвал на ближайшей клумбе. Вот и утренняя роса еще с них не сошла, и пахнут они именно так, будто их только сорвали, улицей и травой.

— Ну что ты! — засмеялся Сергей. — Просто заказал в номер. Сейчас и шампанское принесут.

— А устрицы принесут? — Лена вопросительно искривила правую бровь, и лицо ее сделалось каким-то комично высокомерным. — Третий день одни яблоки.

— Зато бесплатно… они здесь в каждом саду. — Он взял со стола яблоко, вытер о майку и плюхнулся рядом с ней на кровать, с хрустом откусив почти половину. Черная косточка выпала на простыню. Сергей смахнул ее машинально рукой и протянул надкусанное яблоко Лене.

— Видеть их больше не могу! — фыркнула она и, выскочив из-под одеяла, унесла цветы в ванную.

Сергей проводил ее взглядом и вытянул из-под кровати клетчатую дорожную сумку. Не отрывая глаз от двери в ванную, он порылся в вещах и достал пакет с расписными деревянными яйцами. Выбрав одно, он запихал пакет обратно и задвинул сумку ногой под кровать, продолжая вкусно хрустеть яблоком.

Лена вернулась свежая и умытая, в распахнутом халатике, с распахнутыми светлыми глазами, с цветами в кувшине.

«Моя красавица!» — ухмыльнулся Сергей и незаметно спрятал яйцо в карман.

Девушка прошла мимо, намеренно задев его полами халата. Она поставила цветы на середину стола, сдвинув в кучу разбросанные яблоки, и, не оборачиваясь к нему, заговорила:

— Сереж, я, конечно, все понимаю, но почему-то сегодня особенно хочется кофе в постель с очень большим бутербродом. Я как-то не собиралась на диету садиться. Меня вполне мои формы устраивают.

— Как это устраивают, моя радость? А кто хотел немножечко снять с боков, чтобы талию было лучше видно?

— Тебе, Серега, надо морскую свинку завести, или ежа… или еще кого-нибудь, кого можно одними яблоками кормить.

Он лениво потянулся, поднялся с кровати и подошел к ней сзади.

— Ленок, хватит хандрить. — Он прижался щекой к ее волосам, а потом повернул к себе. — Все! Сегодня твой день рождения. У нас начинается новая жизнь. Сразу и навсегда! Про трудности забываем! Это были временные трудности! Что было, то прошло. А теперь… теперь будет все сразу. Мы в Праге, ты не забыла, Ленок! Мы, черт возьми, в Европе… а не в Мытищах.

— Сереж? Может, не надо так… сразу? Я тебя люблю и без всего… сразу.

Он улыбнулся, отходя от нее к окну, запрыгнул на подоконник и перекинул ноги наружу, как будто дверей для него не существовало.

— Я скоро, Ленок. А ты готовься пока к празднику! Да?

— Ко всему сразу… — усмехнулась Лена, глядя на его силуэт в раме окна. Массивные плечи. Лицо римлянина. И грустные собачьи глаза. Карие и тяжелые. «Мой красавец», — добавила она про себя.

Они не так давно были вместе. Но Сергей был ее первым мужчиной, и она любила его. Хотя в институте она пользовалась успехом у молодых людей, но все больше оттого, что у нее была своя квартира, а это всегда привлекает. Лена трудно сходилась с людьми, возможно, потому, что мать с детства ограничивала ее контакты со сверстниками. Девочку воспитывали в строгости, прививая ей классическую традиционность взглядов. К сожалению, именно такие девочки, выходя из-под контроля семьи, часто связываются не с теми мальчиками.

До поры до времени Лена старалась держаться в стороне от представителей противоположного пола. Встречалась она, правда, с одним студентом, но недолго. На близкие отношения она не пошла, и он быстро ее оставил, предпочтя ей более доступную девушку. Лена считалась с тех пор бесперспективной недотрогой, и никто больше не хотел тратить на нее время. С Сергеем же получилось все сразу: и отношения, и волшебная душевная близость, и потрясающая легкость в общении. Как будто они родились в один день, в тот день, когда узнали друг друга. Лена наивно полагала, что это навсегда и все неминуемо приведет их к свадьбе. Вот только ее избранник вел какой-то непонятный образ жизни, прямо-таки нетрадиционный. Однако Лена утешала себя тем, что она просто не знает жизни. Ей и подруги говорили об этом. Ее называли и тормозом, и ботанкой, и просто неискушенной наивной дурочкой, не умеющей пользоваться свободой, молодостью и красотой. И будто бы у нее позднее развитие и скрытая инфантильность. Сергей обрушился на нее, как гром среди ясного неба. Она оказалась в плену неведомых ранее чувств, противостоять которым не смогла.

«Это очень удобно, когда номер в торце, — думал Сергей, ловко перебираясь с подоконника на пожарную лестницу, — это очень хорошо, когда есть свой собственный выход…»

— Господин Чумаков! — громкий возмущенный бас ударил его словно деревянной скалкой по лбу, прервав развеселые мысли. Он вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, едва не сорвавшись с тонкой металлической перекладины. Исполненный негодующего пафоса администратор гостиницы стоял в окне этажом выше и, оказывается, его поджидал.

— Доброе утро, — смущенно пробормотал Сергей, — а я вот… размяться решил.

— Учтите, молодой человек! — продолжал администратор басовито и грозно, с певучим чешским акцентом. — С этой лестницы уже падали дважды! Вы станете третьим!

— Если не заплачу, — хмыкнул Сергей себе под нос и уже громче добавил: — Да заплачу я! Заплачу! Завтра!

— Или послезавтра. Или через три дня! — продолжил за него администратор уже менее грозно. — Короче! Не оплатите завтра вечером, я вас выселю! И прекратите лазить от меня в окно! И вправду, не дай Бог, расшибетесь!

Все чехи, особенно в сфере обслуживания, еще с социалистических времен вполне сносно говорят по-русски. Это, конечно, очень хорошо и удобно. Но в данном случае Сергею это не нравилось, потому что иначе можно было бы изображать полное непонимание и лишь недоуменно разводить руками.

Сергей сделал смиренное лицо и спрыгнул с лестницы в траву, помахав администратору рукой. Тот укоризненно покачал головой и удалился с важностью гуся. Его искренне удивляла безответственность молодежи, но по доброте душевной он не являлся сторонником крайних мер. Может быть, еще потому, что его собственный сын был полным бездельником и шалопаем.

Староместская площадь, выглядевшая умытой и праздничной, сияла в лучах утреннего солнца. Остроконечные башенки Ратуши и Тынской церкви казались черными на фоне яркого неба. Голубели купола церкви святого Микулаша. Вокруг ходили небольшими группами туристы и отдыхающие, пожилые супружеские пары с восхищенными экзальтированными лицами, было много детей. Среди гуляющих легко угадывались русские.

Но русские Сергея не интересовали. Ему надо было кому-нибудь впарить яйцо, чтобы заплатить за гостиницу и устроить Лене праздник. Русские для этого не годились. Они наверняка скажут ему, что, мол, хорошо яичко к Пасочке, или просто открытым текстом пошлют далеко и надолго. Да и зачем им в Праге русский сувенир? Вот где-нибудь на Золотом Кольце… Сергею был нужен какой-нибудь глупый иностранец, который схавает все, что угодно, лишь бы этническое. Немец, к примеру. Или американец. Только не француз. Французы жадные.

Он присмотрелся к одиноко прогуливающемуся господину. Ничего особенного: панама, шорты, фотоаппарат на шее, очки. В руке барсетка. «Типичный бюргер», — фыркнул Сергей и направился к нему с приветливой радушной улыбкой.

Бюргер засуетился, забеспокоился, завертел во все стороны головой, будто любуясь роскошным архитектурным ансамблем. Он уже заметил Сергея, но все же делал вид, что совершенно не замечает его, а разглядывает памятник Яну Гусу. Ему явно, не нравился назойливый парень с непонятными намерениями. Напустив на себя надменный скучающий вид, он направился в сторону сувенирных лотков. Но молодой человек не отставал. Упрямый и крепкий, он подошел вплотную… Бюргер встревоженно оглянулся и обреченно повернулся к молодому человеку лицом.

Сергей приветливо поклонился и вытянул из кармана расписное деревянное яйцо.

— Рашн сувенир, а, мсье?.. Ве зар коллекшн! Ориджинал! Кул! Фью мани, мсье, и оно ваше.

Бюргер резко выдохнул и недовольно глянул из-под очков. Его умные сосредоточенные глаза смотрели недоверчиво и тревожно. Но вдруг он улыбнулся, снял с шеи фотоаппарат и протянул Сергею.

— Ду ю спик инглиш?

— Ду ю! Ду ю… — засмеялся Сергей.

— Битте… фото… шутинг!

— Да не пойму я тебя! — растерялся Сергей. — Сфотографировать, что ли?

— О'кей! О'кей! Шут ми! — закивал Бюргер, тыча пальцем себе в грудь, и сунул Сергею мелкую мятую купюру.

— Ладно… — Сергей неуверенно взял фотоаппарат и, пожав плечами, отошел на несколько метров, выбирая ракурс.

— Департ фезер! — махнул рукой Бюргер, подальше, мол, отойди!

— Отойду, отойду, — пробормотал Сергей, — понял. Не дурак.

Он сделал еще несколько шагов назад, глядя на бюргера в видоискатель. За его спиной возвышался памятник Яну Гусу, солнечные готические стены, сходящиеся в узкую улицу, по которой двигалась праздничная повозка. Запряженные в нее две белые лошадки синхронно покачивали симпатичными мордами. Справа в фокусе какой-то мужчина, мечтательно окидывая взорами площадь, записывал что-то в блокнот… «Два козла в одном кадре», — хмыкнул Сергей и сосредоточился на Бюргере, который вальяжно стоял в ожидании снимка, утопив руки в карманах широких коротких штанов. «А он вполне симпатичный, — отметил Сергей. — Не супермодель, конечно, но, похоже, из фитнес-клубов с соляриями не вылезает… и лицо такое… значительное… Зря только в коротких штанах ходит. Несолидно это… Как мальчик, ей-богу…» Краем глаза он увидел, как мечтатель поднял задумчивые глаза и поднес ручку к голове, вроде как за ухом почесать. Бюргер снова махнул рукой, давай, мол, быстрей…

— Сейчас, сейчас… вылетит птичка… — пробормотал Сергей и вдруг заметил, как нечто похожее на мушку впилось Бюргеру в шею. Тот смахнул ее, механически шлепнув по шее ладонью. Одновременно со шлепком щелкнул затвор фотоаппарата.

— Готово! — крикнул Сергей, опуская фотоаппарат.

Но с Бюргером происходило что-то странное. Он медленно оседал, будто бы из него выдернули позвоночник и все кости. Нелепо и вяло взмахнув руками, он опустился сперва на колени, потом начал заваливаться набок. В его глазах застыло изумление. Потом они поблекли и закрылись.

«Обморок? Сердечный приступ? — подумал Сергей. — Или… Я застрелил его из его же фотоаппарата… очень похоже… или… мечтатель в него, что ли, ручкой своей стрельнул? Ну и дела…»

Боковым зрением чуть правее он увидел мечтателя, который быстро сунул ручку в карман и юркнул в толпу туристов. На ум пришла странная догадка, высветившись в мыслях короткой вспышкой, моментальной фотографией. Стряхнув оцепенение, Сергей бросился к Бюргеру, едва не уронив дорогой тяжелый фотоаппарат.

Сергей успел подхватить его на руки, иначе он сильно ударился бы головой о брусчатку. Было непонятно, дышит ли он и жив ли он вообще! Аккуратно опустив его на мостовую, Сергей попытался нащупать яремную вену на шее, одновременно схватив за руку в поисках пульса. Расслабленная ладонь Бюргера раскрылась, и из нее выпала ампула с иглой, совсем крошечная, всего-то величиной с муху! На месте укола выступила капелька крови. Сергей зачем-то стер ее пальцем, но она проступила снова…

«Вот так мушка…» — подумал Сергей, ощутив неприятный холодок на затылке, который вдруг побежал вниз по шее и по спине. Под мышками сделалось мокро… Он неуверенно оглянулся в поисках помощи, но кроме любопытства и сочувствия на лицах окружающих, ничего не увидел.

— Кто-нибудь, вызовите «скорую»! — крикнул он, но люди только нелепо разводили руками и переглядывались. Тупость толпы всегда его восхищала. Многие предпочли ретироваться, сделав вид, что ужасно спешат. В толпе каждый одинок. Сергей понял, что они с Бюргером остались одни. Но тот уже вряд ли купит у него расписное яйцо.

Анна остановила машину на краю Староместской площади и посмотрела на часы. Чудесно. Она прибыла как всегда вовремя. Минута в минуту. Опоздания были не в ее стиле. А она считала себя стильной женщиной. К тому же при ее работе она не могла позволить себе опозданий. Заглянув в зеркальце, она освежила розовую помаду на губах, поправила волосы, убрав за ухо выбившуюся темную прядь, и кивнула себе строго и без улыбки. Розовый цвет брюнеткам к лицу. А она в этом сезоне брюнетка. Идеальное каре, сделанное недавно в салоне красоты в Амстердаме, как нельзя лучше подходило к ее волосам.

Выйдя из машины, она оглядела площадь и сразу увидела Олега. Однако он был не один. Вокруг него вертелся какой-то незнакомый молодой человек, пытаясь завязать разговор. Анна сразу отметила, что он красавец. Они перекинулись несколькими короткими фразами. Потом Олег сунул парню в руки фотоаппарат и встал в позу. Они явно собирались фотографироваться. Анна напряглась и пробежала глазами по сторонам: упряжка с двумя белыми лошадками, группы туристов, вялая толкотня у сувенирных лотков. Она сделала несколько шагов вперед. Взгляд на мгновение задержался на чудаковатом мужчине в застиранной джинсовой рубашке с поднятым воротником. Он словно бы не замечал никого вокруг, полностью погруженный в свои мысли. С мечтательной улыбкой он записывал что-то ручкой в блокнот. «Стихи, что ли, сочиняет», — усмехнулась она и невольно ускорила шаг. Этот поэт-мечтатель почему-то не понравился ей, как и крепкий молодой красавец.

Вдруг она замерла, изменившись в лице. Сердце ухнуло и упало вниз, будто оборвалось, и затихло, но потом застучало снова, гулко и тяжко. Что-то случилось с Олегом. Он упал на мостовую. Парень с фотоаппаратом склонился над ним. Анна оступилась, едва не упала. Тонкий каблук застрял в выбоине между камнями брусчатки. Ей стало страшно. Она не испугалась, нет. Ей было страшно за Олега. Она всегда боялась его потерять. Это что же, обморок? Или какой-то приступ? Но ведь он совершенно здоров! Неужели это то, что она подумала… Но выстрелов не было слышно. И крови не видно… Да и кто станет стрелять на людной площади средь бела дня? Может, все дело в парне с фотоаппаратом? Тогда почему он не уходит? Наконец Анна стряхнула оцепенение и побежала к Олегу.

Ей осталось всего несколько шагов, когда она увидела карету «скорой помощи», с мигалками и воем ворвавшуюся на площадь с улицы за памятником Яну Гусу. Анна резко остановилась, в отчаянии топнув ногой, развернулась и пошла обратно к машине. «Черт! Черт! Черт! Что же это такое случилось! Что с ним! И откуда эта «скорая» здесь взялась! Кто ее вызвал!»

«Скорая» с визгом затормозила. Из нее выскочили двое санитаров с носилками. Халаты на них были не застегнуты и… как с чужого плеча…

Люди на площади все разом встрепенулись, завертели головами, засуетились, некоторые лишь обернулись, некоторые подошли ближе, образуя широкий круг, и смотрели с интересом, свойственным старикам и детям.

Анне казалось со стороны, что все происходило как-то слишком уж быстро и в то же время, как во сне. И будто бы шум кругом, и будто ни звука не слышно. Сон. Немое кино. И отчаянно барабанящие по роялю пальцы тапера…

Санитары бесцеремонно и спешно погрузили ватное тело Бюргера на носилки и почти молниеносно запихнули в машину, почему-то вперед ногами. Его барсетка осталась лежать на мостовой. Сергей быстро схватил ее, спрятал за спину и шагнул назад. Дверки «скорой» захлопнулись, но вдруг распахнулись снова. Один из санитаров выпрыгнул наружу и посмотрел на Сергея, будто что-то заподозрил или догадался о чем-то… Он сделал два шага вперед, но Сергей, словно опомнившись, снял с плеча фотоаппарат Бюргера и протянул ему. Санитар молча взял фотоаппарат и вернулся в машину, еще раз обернувшись и бросив на молодого человека пристальный взгляд. Сергей пожал плечами, пряча за спиной барсетку, и невинно улыбнулся. Конечно, происходящее показалось ему несколько странным, если не сказать больше, но сейчас его интересовало только содержимое чужого кошелька, случайно попавшего ему в руки. А также он понимал, что отсюда надо как можно скорее сматываться. Жалко, конечно, что не удалось никому впарить яйцо, но вполне возможно, что у него уже куча денег, и Ленкин день рождения удастся отметить по-царски.

Она рассказывала, что с днями рождения ей с детства не везло. Это был ее первый день рождения с ним. Ему так хотелось порадовать ее, да и себя тоже. У него было такое чувство, будто это и его день рождения, потому что свой он никогда не справлял. Он просто не знал этого дня. Конечно, в метриках была записана дата… но вряд ли она соответствовала истине. Он знал только примерный свой возраст, а в метрические данные принципиально не верил. В приюте, где он оказался якобы с рождения, наверняка могли ошибиться. С тех нор, как он себя помнил, в детдоме эти даты отмечались для всех одинаково скупо. В конце каждого месяца в столовой перечисляли имена тех, кому посчастливилось родиться в этом месяце. Иногда дарили незначительные подарки, но не более того. Старшие воспитанники устраивали себе закрытые тайные вечеринки, но это не приветствовалось и даже пресекалось.

Воспоминания о детдоме не вызывали у Сергея неприятных ассоциаций, даже напротив. Он считал, что детство его отнюдь нельзя было назвать несчастливым. Но какая-то часть общепринятых человеческих эмоций и понятий его не коснулась. Возможно, поэтому он так привязался к Лене, пытаясь через ее восприятие жизни наверстать упущенное. Он будто пытался ощутить вкус неведомых фруктов ее губами. До нее он никого не любил. Женщины интересовали его лишь в определенном смысле с тех пор, как он в определенном смысле стал мужчиной. Это случилось в последний год его пребывания в детдоме. Раньше он как-то не решался. Его соблазнила одноклассница Светка Климко. В детдоме она пользовалась оглушительным спросом, и на ее счету числилось много неискушенных мальчиков.

Позже у Сергея завязывались иногда с женщинами непродолжительные отношения. Но они быстро наскучивали ему, и он без сожаления уходил. Ни одна женщина не становилась ему близкой. И вдруг Лена… С ней все было иначе. Каждое мгновение, проводимое рядом с ней, казалось ему удивительным и волшебным. Она вошла в его жизнь сразу и навсегда… Он помнил их первую ночь. Она так хотела его и в то же время боялась. Он тоже боялся сделать что-то не так, сказать не те слова, показаться неотесанным и грубым, напугать ее своим слишком сильным желанием… Но все вышло чудесно, и теперь они были вместе.

Смущало только фатальное различие в образе их жизни. Лена была положительной девочкой из хорошей обеспеченной семьи, образованная и культурная, училась в институте. А он был плохой мальчик, и, попросту говоря, он был ей не пара. Сергей, как мог, пытался ее оградить от многих подробностей своей жизни. По большому счету она ничего о нем не знала, ни о детдоме, ни о связях с братвой, ни о его неприятностях, из-за которых он без предупреждения сорвал ее в Прагу, якобы во внеочередной отпуск… даже не дав собраться. Она, конечно, что-то понимала, но не задавала лишних вопросов, как будто действительно ей ничего не было нужно, кроме него самого.

Анна быстро уходила с площади, едва сдерживая бег, чтобы случайно не обнаружить себя. Запрыгнув в машину, она включила мотор, продолжая следить за происшествием. Парень, который фотографировал Олега, попятился в сторону от санитаров, потом повернулся и быстро скрылся в толпе. «Скорая» сорвалась с места и, включив сирену, промчалась мимо. Забыв про парня, Анна ловко развернула машину и устремилась за ней. Гонки по дневной Праге не сулили ничего хорошего, к тому же у «скорой» имелись известные преимущества, ее везде пропустят, дадут зеленый коридор, не остановят за превышение скорости. Ей же придется действовать против правил. Главное, избежать автокатастрофы и обойтись без жертв. Придется постараться, чтобы не врезаться в кого-нибудь из участников движения, не успеющих вовремя увернуться. Получалось, что она сейчас брала ответственность за всех на себя. Но к этому ей не привыкать. Такие вещи в ее работе случались сплошь и рядом.

Проехав по Карловой улице, «скорая» и преследующий ее темно-синий «опель» устремились к Карлову мосту. Разрыв составлял примерно метров пятьдесят. Но более маневренный и обладающий большим запасом скорости «опель» уверенно сокращал расстояние. Честно говоря, в этой части города о таком понятии, как скорость, стоило вообще забыть. Слишком много гуляющих. Здесь принято уступать им дорогу. Карлов мост у туристов, можно сказать, самое любимое место для прогулок, как Старый Арбат в Москве, только еще круче. Машины там не ездят. Главное, быстрее миновать это место. Дальше будет проще. Анна не могла себе позволить упустить похитителей, а в том, что это именно похищение, она не сомневалась. Олега надо было спасать. Она не хотела верить, что он убит. Скорее всего, ему что-то вкололи. А то, что он должен ей передать, ни в коем случае не могло оказаться в чужих руках. Это стало бы полным провалом ее задания, а значит, и срывом операции «Сделка». Допустить этого было нельзя, и сейчас все зависело от нее.

В салоне «скорой» Питер обыскивал Бюргера профессионально и быстро. Вывернув глубокие боковые карманы шортов, он ловко перевернул аморфное тело набок и проверил задние карманы. Потом прощупал пояс и отвороты. Под тонкой серой футболкой тоже ничего не было, только голое, почти безволосое тело с расслабленными обмякшими мышцами. Брезгливо скривив губы, Питер расстегнул ему шорты, оголив смуглый плоский живот, и проверил под ними рукой. Ни в носках, ни в легких полотняных тапочках он тоже ничего не нашел.

— Пусто, Хайнц.

— Ищи лучше, — бросил тот через плечо, обгоняя желтую «шкоду». — И быстрее. За нами хвост.

Питер выругался и снова полез Бюргеру под одежду. Проверив все еще раз досконально и внимательно, он для проформы похлопал Бюргера по бокам. Потом осмотрел фотоаппарат.

— Он чист, Хайнц… контейнера нет.

— А он живой?

— Да, вроде… пульс есть. Только слабый…

Анна гнала машину на предельно допустимой скорости по узкой дороге с насыщенным движением. Она хорошо видела яркий верх «скорой» и по возможности не отставала от нее. Она нервничала, но держала себя в руках. Ничто в ее лице не выдавало внутреннего волнения. Оно напоминало злобную восковую маску с щелью вместо губ. Впрочем, у многих начинающих за рулем именно такие лица. Водители соседних автомобилей возмущенно сигналили, но она не обращала на них внимания, и те шарахались от нее, рискуя вылететь на тротуар.

Лавируя в плотном потоке, она выехала на встречную полосу, чтобы обогнать «скорую» и прижать ее к обочине. Но когда между ними оставалось всего две машины, свободное пространство закончилось. Анна оказалась зажатой посередине дороги. Утопив до упора педаль тормоза, она ударила по клаксону. «Скорая» быстро удалялась. Не зная, что делать, Анна вскочила коленями на сиденье и, срывая ногти, принялась открывать люк. Но там, как назло, что-то заело. Захлебываясь отчаянием, она заколотила по люку кулаками, тщетно пытаясь его выбить. Прочное стекло не поддавалось нежным женским рукам. Тогда она вынула из бардачка пистолет и, что есть сил, ударила по люку рукояткой. Стекло треснуло и разлетелось мелкими брызгами. Осколки посыпались на сиденье, на пол, за шиворот, запутались в волосах. Тряхнув головой, Анна вскочила ногами на сиденье и высунулась из люка наружу. Держа пистолет двумя руками, она выстрелила несколько раз. Пули отскакивали от бампера «скорой». Но три из них попали в заднюю дверь, оставив черные дыры.

Услышав стрельбу, Хайнц пригнулся и сбросил скорость. Выстрелы прекратились. Синий «опель», запутавшись во встречном потоке, безнадежно отстал. Сзади в салоне зашевелился Питер. Бюргер лежал без движения. Па его безжизненном лице застыли остановившиеся глаза. Придвинувшись ближе, Питер приподнял его голову и увидел пулевое отверстие чуть выше виска. Рука наполнилась теплым и липким. Пахучая густая кровь растекалась темным пятном, капая с носилок на пол.

— Хайнц! Он мертв!..

— Черт! — выругался Хайнц, сворачивая на боковую улицу.

«Скорая» скрылась за углом здания. Анна обреченно проводила ее взглядом и опустилась из люка на сиденье, не обращая внимания на мелкие осколки стекла. Она оглянулась по сторонам и, мгновенно оценив ситуацию, поняла, что положение не безнадежно. Швырнув пистолет в бардачок, она подала назад, уже совершенно не заботясь о косметической целостности заперших ее машин, вывернула руль до предела и, выбравшись из встречного потока, рванула по своей полосе вдогонку за скрывшейся «скорой». Перекрыв дорогу, она тем самым освободила себе путь. Образовавшаяся за ней пробка начала рассасываться.

Не сбавляя скорости, «опель» вылетел на боковую улочку, едва вписавшись в поворот, и, преодолев ее за мгновение, жестко затормозил. Блокированные колеса по инерции скользнули по асфальту. Машина едва не опрокинулась. «Скорая» стояла за углом ближайшего дома. Анна сразу заметила ее желтый бок и распахнутую дверцу кабины. Выскочив наружу с пистолетом на изготовку, она обошла фургон с обеих сторон. В кабине пусто. Фургон однозначно брошен. Анна открыла задние двери и увидела Олега.

Он лежал на полу на носилках, простреленной головой к выходу. Было ясно, что он мертв.

Отчаяние взорвалось в груди невыносимой болью. Она знала о смерти все и не питала иллюзий. Что есть силы зажав рот ладонью, она пыталась сдержать немой крик. Но немой крик сдержать невозможно! Анна обняла Олега и тихо заплакала, прижимая к себе безвольные, еще теплые руки. Она видела удивление в его чуть приоткрытых глазах, таких до боли родных, но в которые она уже никогда не заглянет. Не боясь испачкаться в крови, не скрывая чувств и не сдерживая слез, она плакала на его груди, гладила его тело, пытаясь навсегда запомнить ощущение его уходящего тепла. Сейчас она была просто женщиной, потерявшей любимого человека. «Это я убила его…» — в ужасе прошептала она. Вдруг она вздрогнула и замерла, вспомнив парня с площади. Кто он такой? Почему подошел к Олегу? Случайное совпадение?.. Или он… В любом случае он теперь ее личный враг. «Я убью его!» — Анна снова зарыдала.

Сергей уходил с площади быстро, без оглядки и без суеты. Барсетка лежала за пазухой, и под свободной рубашкой ее не было видно. Минуя толпу туристов, он свернул на узкую улицу и углубился в старый город. Какое-то время он плутал по красивейшим местам старой Праги, не обращая внимания на исторические шедевры, ради которых все сюда именно и приходят. Оказавшись в парке, он отыскал укромный уголок, присел на скамейку и закурил. Ему очень хотелось осмотреть трофей, но он не спешил. Лишь выждав несколько минут, он вытащил его из-под рубашки. Тонкой выделки пятнистая кожа, два отделения на молниях, цепочка, ремешок. «Пижонская», — хмыкнул Сергей. Внутри документы, бумажник с деньгами и… ручка. Золотая. Чернильная. «Ронсон». Повертев ее между пальцами, Сергей отвинтил колпачок. Перо тоже золотое. Узенькое. Тонкое.

«Неплохо», — улыбнулся Сергей и, поднявшись со скамейки, спокойно направился к выходу из парка, прицепив барсетку к ремню джинсов, как свою собственную. Мимо него шли люди, и никому до него не было никакого дела. Он остановился возле уличного таксофона и набрал номер гостиницы. Лена ответила сразу.

— Лен, это я!.. Ждешь меня?

— Жду…

— Хорошо! Праздник объявляю открытым! Форма парадная! Раскраска боевая! Жди меня где-то через час!

— Или через два… — вздохнула Лена и повесила трубку.

Она прекрасно знала, что это такое — ждать Сергея. Ожидание могло длиться от нескольких часов до нескольких дней. И всегда у него находилась потом тысяча оправданий. Но сегодня все-таки ее день рождения. Она, конечно, понимала, что он пытается достать деньги, и это может затянуться. Но ей так хотелось, чтобы он быстрее вернулся. Предвкушение праздника волновало ее. Быть может, этот день будет счастливым и запомнится ей навсегда, как первый ее день рождения без разочарований. А подарок она уже получила. Самым для нее дорогим и желанным подарком был Сергей. Зато у нее масса времени для наведения красоты, хотя в ее случае вполне хватило бы и нескольких минут. Но сегодня она собиралась создать образ роковой женщины, чтобы он упал при виде нее и еще раз оценил, какое чудо ему досталось. И пусть ему станет стыдно, что он такую красавицу заставляет ждать…

Лена достала ярко-красный лак и принялась красить ногти. На ее макушке кокетливо покачивались три бигудины. На кровати лежало маленькое черное платье, накануне выбранное для нее Сергеем в недорогом магазине.

Москва. Центр.

В операционном зале на экране компьютера маленькой яркой звездочкой в черных глубинах космоса разворачивался спутник. Операционист пробежался по клавишам, и на мониторе вместо черного неба возникла карта Праги. В квадрате парка появилась пульсирующая красная точка.

— Есть сигнал!.. Вот он! — операционист указал пальцем на точку, словно боясь ее потерять. Вокруг него мгновенно собрались другие сотрудники и наблюдали, как пульсирующая точка на мониторе спокойно двигалась к выходу из парка.

В зеленой воде озера отражалось небо с редкими облаками. У берега дремали на плоских листьях нежные белые лилии и пробивался стрелками лука невысокий камыш. Откуда-то доносился сладкий дух полевых цветов. Но здесь пахло водой, тиной и сочной травой.

Генерал Шевцов и полковник Ставрогин сидели на шатких деревянных мостках, свесив ноги, и следили за поплавками. Шевцов тронул свою складную бамбуковую удочку и ревниво посмотрел на длинное телескопическое удилище Ставрогина. Он любил тихую рыбалку в уединенном месте. Это приносило ему приятное умиротворение, приводило в порядок мысли, расслабляло и давало заряд на многие дни его сложной ответственной работы.

Он сам умел чистить и готовить рыбу. Особенно ему удавалась уха. Как она хороша была под водочку вечерком на веранде на даче… Правда, от зимней рыбалки пришлось отказаться. Мерзнуть начал. Возраст-то уже солидный… Но сегодня они находились здесь не ради рыбы. Так… что-то подышать захотелось… Охранники лениво переговаривались неподалеку за кустами бузины, курили и иногда негромко смеялись. Наверняка травили сальные анекдоты или вспоминали какие-нибудь сугубо мужские похождения. Судя по их смеху, именно так и было. И если бы не высокое начальство, они наверняка гоготали бы в голос. Впрочем, начальство не обращало на них внимания.

— Хорошая удочка, — похвалил Шевцов, — только клева нет.

— А тут вообще рыба-то есть? — недовольно спросил Ставрогин.

— Рыба?.. Должна быть…

— Я видел неподалеку завод… — перебил Ставрогин, — наверняка сюда какую-нибудь дрянь сбрасывают.

— Это точно… — кивнул генерал, — еще лет пять назад мелочишка водилась, а потом как отрезало. Все Подмосковье загажено.

— Так, а зачем мы здесь сидим?

— Ну, а что? Рыба — это не главное. Илья, а ты же, кажется, не рыбак.

— Да… — протянул Ставрогин, — но смысл какой-то должен быть… Или это медитация просто?..

Ставрогину было скучно и хорошо. Хорошо, потому что в такую погоду на природе всегда хорошо, а скучно потому, что на природе ему всегда было скучно. Он любил цивилизованный отдых, шикарные санатории, пятизвездочные отели, дорогие теннисные корты, катание на яхтах, подводные прогулки с аквалангом в Красном море, роскошные пляжи, шведские столы на завтрак… На худой конец — барбекю и сауна с Танюшей в загородном доме, о чем его супруга Катя не знала. Для нее он все время был на службе.

В свои пятьдесят Илья Петрович был парень хоть куда. Конечно, его нельзя было назвать молодым человеком, но выглядел он великолепно. Подтянутый и стройный, с красивым надменным лицом. Русые волосы тронуты благородной сединой. Стального цвета глаза с проникающим холодным взглядом. Холеные руки. Ухоженный и аккуратный.

Генерал был много старше, и его трудно было назвать красивым. Хотя с возрастом на некоторых мужчин сходит какая-то особенная выдержанная красота. Они настаиваются, как коньяк, с годами делаясь все ценнее и крепче. Генерал был таким. Военная выправка, опыт, проницательность, глубочайшие знания, тонкий аналитический ум.

— …Вижу, ты совсем заскучал, Илья, — снова нарушил молчание Шевцов. — Ты бы сейчас, наверное, в теннис сыграл, я твои пристрастия знаю…

— Да. Я теннис люблю.

— Теннис это хорошо, — согласился Шевцов, — своевременно… А что у тебя со «Сделкой»?..

— Все по плану, Сергей Анатольевич, — коротко ответил полковник.

— Отлично, — кивнул Шевцов. — Но ты все-таки держи меня в курсе. А вообще я вот о чем хотел с тобой поговорить…

Разговор прервал звонок мобильного телефона, так нелепо нарушивший естественные тихие звуки природы. Ставрогин нехотя достал трубку, кашлянул и ответил, бросив генералу быстрое извинение.

— Слушаю… Да. Понял.

Он отложил удочку и тут же набрал новый номер. Потом сказал, обернувшись к Шевцову:

— По «Сделке» три пятерки объявили, — и добавил уже в трубку: — «Девятка», давай борт. Срочно!

— Что там случилось? — насторожился Шевцов.

— Эльза сообщает, связник убит. Контейнер попал к постороннему. Он то ли вор, то ли просто турист, то ли… в общем надо разбираться…

— Разберемся… — вздохнул генерал, с сожалением глядя на зависший над озером вертолет. — А связником был ее муж?.. Ну и дела-а-а…

Зеленая вода покрылось густой рябью. Заметались и зашумели деревья. Струи воздуха прижали траву к земле. Вертолет шел на посадку. Отряхиваясь и разминая ноги, охранники неспешно покинули свое лежбище, уже на ходу дослушивая конец последнего анекдота.

— Сергей Анатольевич, — почти официально обратился Ставрогин к генералу, — разрешите сначала мне самому во всем разобраться. Операцию все-таки я готовил.

— Хорошо… — Шевцов пожал плечами. — Но, надеюсь, ты меня здесь не бросишь?

Ставрогин дружелюбно усмехнулся.

— А удочки бросаем, что ли?

— Да… — Шевцов махнул охранникам. — Ребята все соберут.

Вертолет вертикально поднялся в воздух и полетел в сторону Москвы. Когда же стихло стрекотанье его винтов и озеро разгладилось от ряби, поплавок на удочке Шевцова задрожал и нырнул под воду.

Сергей слонялся но улицам старого города, вглядываясь в вывески и витрины. Наконец он остановился у комиссионной лавки. Это было как раз то, что нужно. Бюргер оставил ему недостаточно денег, чтобы устроить королевский праздник, да еще и заплатить за жилье. Хотелось к тому же купить Лене какой-нибудь подарок. Пусть недорогой, но без подарка тоже нельзя.

Внутри небольшого помещения было сумрачно, душно и тесно. Пахло старой бронзой и непроветренным тряпьем. Где-то в углу надрывался радиоприемник. Звякнул колокольчик при входе, и пожилой пражский еврей привстал, отложив на прилавок газету. Он был одет в потертую замызганную жилетку и сизую рубаху с несвежим воротом. Сальные жидкие пряди прилизаны на блестящей лысине. Толстые волосатые пальцы.

— Добрый день. Графовец, — вежливо представился он.

— Добрый день…

Сергей помедлил. Лавочник смотрел на него терпеливо и безразлично, что, мол, юноша хочет. А юноша достал из кармана ручку, обтер о рубашку и вопросительно кивнул.

Графовец аккуратно взял блестящую вещицу, повертел с видом знатока, понюхал и кашлянул.

— «Ронсон»?

— Настоящий «Ронсон»! — Сергей уверенно закивал. — Золотой!

Графовец важно нацепил на глаз лупу с толстым стеклом, как часовщик, включил яркую лампу и принялся тщательно разглядывать изящную штучку.

— Действительно, юноша, это обыкновенный «Ронсон»… И что вы за него хотите?

— А сколько дадите? — быстро спросил Сергей.

— Вы имеете желание продать или я купить? — усмехнулся пражский еврей как-то уж слишком по-одесски. Потом отвинтил колпачок и начал дотошно и нудно разглядывать перо.

— Перо тоже золотое… — напомнил о себе Сергей, которому не терпелось поскорее завершить это дело и выйти на воздух. В лавке было совершенно нечем дышать.

— Вижу… — пробурчал Графовец и поднял глаза.

Один глаз у него был прищурен, а второй, тот, что под лупой, просто огромный. На крупном рыхлом носу черные точки.

— И что? — Сергея начала раздражать хитрая дотошная медлительность лавочника, от которого исходил стойкий запах курятника и съеденного накануне чеснока.

— Я могу предложить вам бартер, юноша, — выдал он наконец, — мобильный телефон со всеми делами. Очень актуально теперь… и модно…

Графовец отложил ручку в сторону и взялся за колпачок. Он заглянул в него и что-то заметил внутри. Пошарив под прилавком, он достал пинцет, полез внутрь колпачка и… вытащил оттуда маленький контейнер… Радиоприемник хлюпнул, завыл, потом захрипел и начал заикаться. Помехи пошли одна за другой, напоминая кодовую фразу. Лавочник замер с пинцетом в руках и посмотрел на Сергея. Лупа выскочила из-под кудлатой брови, стукнулась о прилавок и упала на пол.

Сергей посмотрел на него. Они молча встретились друг с другом глазами.

Москва. Центр.

В операционном зале карта Праги на мониторе компьютера ожила красной пульсирующей точкой. Операционист хлопнул себя ладонями по коленкам и с хрустом расправил затекшие плечи:

— Квадрат 2 бэ, по улице 27 и 5… Это в старом городе. Посмотрим, что там может быть…

Графовец тяжело нагнулся, встал на одно колено и поднял лупу. Затем вернул контейнер на место и надел колпачок на ручку. Помехи по радио прекратились.

— Откуда это у вас?

— Подарок матери! — бодро ответил Сергей, честно и простодушно глядя лавочнику в глаза. — Если бы не обстоятельства… короче, мне нужны деньги.

Графовец пожевал губами, задумчиво покивал и грустно вздохнул:

— Я с большим почтением отношусь к вашей матушке, юноша. Но я не принимаю канцтовары.

— Слушайте! Она же вам только что нравилась! — опешил Сергей. Но Графовец упрямо возвратил ему ручку.

— Я очень сожалею… — он снова вздохнул. — Но вам лучше уйти.

— Тогда купите хотя бы сумочку, — нашелся Сергей, — натуральная кожа. Змеиная. Серьезно, очень деньги нужны…

— Ладно… — лавочник взял у него барсетку. — Сумочку так и быть куплю…

Сергей вышел от Графовца, перебежал на другую сторону улицы и закурил.

Он стоял напротив комиссионной лавки, облокотившись о парапет, и пересчитывал деньги. Рядом с лавкой остановилась машина, и из нее выскочили двое. Они показались Сергею смутно знакомыми… Ну конечно… Это же те самые санитары, которые забрали с Ратушной площади бедного Бюргера… У них что, смена кончилась?.. Что за ерунда?..

Питер и Хайнц стремительно ворвались в лавку. Колокольчик отчаянно звякнул, ударившись бронзовым боком о дверь. Питер сорвал его и отшвырнул. Колокольчик покатился по кругу, глухо подзинькивая. Питер пнул его раздраженно ногой, он отлетел и застрял где-то под прилавком.

Хайнц опустил на окне жалюзи.

— Эй! Эй! Что вы себе позволяете?! — воскликнул Графовец, возмущенный бесцеремонностью гостей. К такому обращению он не привык. Обычно в его лавку заходили вполне приличные люди. Даже если они только притворялись такими, но вели себя вежливо и пристойно.

— Вам сегодня не предлагали что-нибудь из канцтоваров? — нарочито вежливо поинтересовался Хайнц.

— Не предлагали. Я…

— Например, золотую ручку «Ронсон», — перебил его Питер.

— Кто вы? — забеспокоился Графовец и на всякий случай потихоньку сунул барсетку на полку у себя за спиной.

— Мы из уголовной полиции Чешской Республики, — представился Питер.

— Покажите документы, — не поверил лавочник, — вы говорите с акцентом.

Питер и Хайнц переглянулись.

— Вы не расслышали? — уточнил Хайнц. — Нас интересует золотой «Ронсон».

— Я не принимаю канцтовары, — неприветливо буркнул Графовец, — если у вас есть ко мне еще что-нибудь… — он осекся, заметив пристальный взгляд Хайнца, устремленный куда-то мимо него.

— А это у тебя откуда? — рявкнул Хайнц.

— Ах, это… — Графовец побледнел, но не обернулся. — А это месяц назад принесли…

— Месяц назад эта сумка была в Амстердаме, — холодно констатировал Питер у лавочника за спиной и предъявил ему водительские права Бюргера.

Сергей чинно прогуливался по улице неподалеку от комиссионной лавки и ждал. Он понимал, что надо бы выбросить к черту эту дурацкую ручку и свалить отсюда побыстрее и как можно дальше, к Лене, к своей жизни, к своим делам. Но дух молодого здорового авантюризма удерживал его. А внутренних голоса было два, и увещевания их были абсолютно противоречивы.

«Санитары» в лавке не задержались. Раздраженные, они вышли так же стремительно, как и вошли. Не чувствуя за собой слежки, они уселись в свой автомобиль и укатили.

Сергей выждал пару минут, пересек улицу и вернулся в лавку.

Осторожно приоткрыв дверь, он отметил, что колокольчик не звякнул. Но радиоприемник работал.

Графовец лежал на полу ничком. Со свернутой шеей. Сергей растерялся. Смерть лавочника — ввергла его в уныние. Эти двое убили старика после того, как он предложил ему купить «Ронсон». Итак, все дело в ручке. Вернее в контейнере, спрятанном в колпачке… и эти помехи по радио… Значит, Бюргер тоже пострадал из-за ручки… Но уж к проблемам Бюргера он вряд ли был причастен, он случайно к нему подошел. Но он и к лавочнику попал случайно. Просто шел мимо. Ему просто нужны деньги. А где, как не в скупке, их проще всего получить? Неужели Бюргер тоже убит? Получается, что после встречи с Бюргером, вернее после того, как Сергей стащил его сумку, «санитары» шли именно за ним. И больше никаких случайностей нет. Теперь все закономерно. В чьем-то списке претендентов на смерть он стоит первым номером… Ну, ни фига себе!!! Попал!.. Это что же, они намерены теперь убивать каждого, к кому он приблизится?..

Сергей искренне не желал никому смерти. Он ошарашенно склонился к распростертому на полу лавочнику и пощупал пульс, хотя и так было ясно, что скупщик мертв. Все же Сергей перевернул его на спину и прижал ухо к его груди, чтобы прослушать сердце. Это было неприятно, но Сергей испытывал перед лавочником такую неловкость, что готов был сделать для него все, что угодно. Он сосредоточился и задержал дыхание, взгляд его упал под прилавок. Там валялся колокольчик. В груди было тихо. Сердце молчало. Радио напевало очередной хит. Вдруг оно снова захлебнулось и закашляло. Пошли знакомые уже помехи, напоминающие кодовую фразу. Нет, отсюда определенно надо сматываться. Лавочнику он уже ничем не поможет, хотя ужасно жаль старика. Пострадал ни за хрен собачий… Ладно, все под богом ходим.

Сергей поднялся с пола и, прихватив с прилавка пакет с сотовым телефоном, опрометью бросился вон из лавки.

Он бежал по узеньким кривым улицам старого города, вымощенным камнями. «Ронсон», зажатый в руке, жег ладонь. А камни мостовой будто жгли ему пятки. Внутренние голоса вещали ему каждый свое, перебивая друг друга. Дело принимало нехороший оборот. Похоже, он случайно оказался между двух противоположных группировок, и у него было то, что им нужно. Маленький контейнер, спрятанный в колпачке ручки. Можно, конечно, попытаться заработать на этом. Сергей с некоторых пор усвоил для себя одну простую истину — надо извлекать финансовую выгоду везде, где только можно. С другой стороны, он рисковал головой, и не только своей. Судя по всему, вездесущие «медбратья» настроены решительно. Он, конечно, тоже не подарок, но сколько еще людей они готовы положить с его легкой руки?.. Так ли уж ему нужны деньги, чтобы ввязываться в эту мясорубку?

Москва. Центр.

Ставрогин открыл дверь в операционный зал, пропуская Шевцова вперед. Операционисты встали, чтобы поприветствовать начальство.

— Здравствуйте, Сергей Анатольевич, — произнес один из них, видимо, старший.

— Добрый день, сидите, ребята, — кивнул генерал.

— Ну, что там у нас? Связь есть? — бодро спросил Ставрогин, склоняясь к монитору старшего операциониста.

— Каждые полчаса… Как положено, — и он указал пальцем на карте Праги, развернутой на экране, мерцающую красную точку, схваченную осями координат.

Ставрогин, сощурившись, проследил глазами за точкой, почесал гладко выбритый подбородок и, склонившись к Шевцову, вполголоса проговорил:

— Мы не можем его перехватить. Он постоянно перемещается. Нам не хватает людей. Возможно, он тоже работает на… впрочем, не будем строить преждевременных предположений…

— Кто же он?.. — задумчиво произнес генерал.

Ставрогин пожал плечами, продолжая теребить подбородок.

— Я думаю, скоро мы это узнаем. Но пока неизвестно. Фоторобот составлен. Эльза за ним идет… Вообще, как она может работать после трагедии с мужем…

— Да-а… — невесело протянул Шевцов, вспомнив, что он сам только работой и спасался, когда потерял любимую жену и новорожденного сына. Воспоминания об этом тянущей застоявшейся болью шевельнулись в груди. — Ладно. Пойдем ко мне, Илья Петрович. У нас с тобой причин не работать нет. А Эльзу надо загрузить по полной программе, чтобы продыху не видела. Пусть думает, что у нас на нее одну вся надежда.

— Вы уверены, Сергей Анатольевич? — на всякий случай справился полковник.

— Уверен! — отрезал генерал.

Сергей блуждал но улицам старой Праги, прислушиваясь к внутреннему голосу, и никак не мог принять правильное решение, чтобы спокойно вернуться к Лене и к своей жизни. Но их жизни теперь угрожала опасность. Дух молодого здорового авантюризма, присущего ему с некоторых пор, как-то уже не вязался со всей этой нехорошей историей, в которую он невольно попал. Конечно, заработать денег очень хотелось, но и жить хотелось тоже. А в этом таинственном деле мочат всех подряд без разбору.

Почему-то припомнились армейские дела в Афгане. Тогда он продавал аборигенам железные кровати из своей казармы. А его приятель на блокпосту останавливал покупателей и отбирал покупки. Это было довольно весело. Сначала они с кем-нибудь из местных, желающих приобрести спальное место, миролюбиво и дружно сидели на кровати в степи и торговались лениво и почти безразлично.

Речь шла о смешных деньгах, но афганцы все равно норовили сбросить цену. Потом на той же самой кровати они с приятелем, если не сказать с подельником, выпивали и закусывали на вырученные деньги… И так не один раз… Вот это был авантюризм! Правда, какой-то афганец однажды Сергея запомнил и заложил офицеру… Хотели за мошенничество судить… да ранение помогло.

Сергей тряхнул головой, выплывая из воспоминаний, и увидел большой ухоженный сад за высокой изгородью. Дальше за деревьями просматривалось красивое старинное здание, похожее на дворец. Он остановился у изгороди, раздираемый противоречивыми чувствами, и достал сигареты. Ему вдруг пришло в голову, что сама по себе ручка, без контейнера, вряд ли представляла интерес для преследователей и могла бы стать Лене отличным подарком на день рождения. Не безделушка какая-нибудь, а действительно ценная и красивая золотая вещь.

Пусть бы лекции писала в своем институте и вспоминала о нем. От этой мысли его бросило в жар. Искушение было слишком велико, и чтобы не поддаться ему, Сергей размахнулся и со злостью зашвырнул ручку через изгородь, втайне надеясь, что на этом его злоключения закончатся.

Лена сидела на кровати перед телевизором, поджав под себя ноги, и переключала пультом многочисленные каналы, работавшие на надоевшем чужом языке. Ей было скучно и тоскливо на душе. Рядом на подносе стояла ополовиненная бутылка сливовицы и стакан.

Она доела очередное яблоко, прицелилась и метнула огрызок в окно. Пролетев по комнате, он ударился о раму и упал на пол. Не считая сливовицы, это было единственным ее развлечением в день рождения. Она уже попала огрызком в телевизор, в рыцаря на гравюре Дюрера, в люстру, несколько раз в открытую дверь ванной… Она уже не думала о том, что помнется нарядное платье и косметика сойдет с лица…

Ее день рождения не состоялся. Ей было так обидно и горько, что даже тревожные мысли об отсутствии Сергея больше не приходили в голову. Она какое-то время ждала его, надеясь на его обещания, и вертелась перед зеркалом, оглядывая со всех сторон свою хорошенькую фигурку. Долго причесывала длинные светлые, как ковыль, волосы, накладывала легкий чарующий макияж. Она даже выпила немного сливовицы, чтобы сделалось еще лучше на душе, еще праздничнее… Потом она нервничала, беспокоилась и тревожилась. Потом бесилась и злилась… Потом банально напилась на пару со своим разочарованием.

Сначала ей очень хотелось есть. А теперь — нет. Теперь ей уже ничего не хотелось… Лена отбросила наскучивший пульт, откинулась на подушку и задремала… Ей снилось, что они с Сергеем сидят в ресторане и весь стол заставлен едой…

Сумерки опустились, мягкие и уютные, запахло свежестью и цветами. Сергей возвращался в гостиницу, даже не представляя себе, что он будет сейчас говорить Лене. Ее день рождения безнадежно испорчен!.. А впрочем, впереди вечер и ночь… И в карманах достаточно денег, чтобы устроить ей праздник. Жаль только, что он так и не купил ей подарок… но что теперь делать.

Безжалостно опустошив клумбу на газоне сбоку от гостиницы, он поспешил к пожарной лестнице. Прижав простенький букетик подбородком, он привычно и ловко поднялся к своему окну. Створки были прикрыты. Сергей прижался носом к стеклу и заглянул в номер. Лена спала, разметавшись на кровати. Он видел ее нежное спокойное лицо, скованное глубоким сном, который поймал ее неожиданно, как ребенка в игре. Будто бы маленькая девочка играла, да и уснула, забыв снять нарядное платье. Совсем детские губы, и обнаженная тонкая рука спадает к полу, где валяется похожая на фляжку пустая бутылка из-под сливовицы. «Любимая отпраздновала без меня», — улыбнулся Сергей и хотел уже распахнуть окно. Он дотянулся рукой до створки… и замер, забыв про букет. Цветы полетели вниз и рассыпались по траве.

Скрипнув, приотворилась входная дверь… В узкую щель проник слабый луч света из холла и лег на полу, высветив длинный, до самого окна, сектор. Затем дверь открылась шире, сектор превратился в широкую полосу… Тихо вошли двое. В руках пистолеты на изготовку. Осмотревшись, они опустили оружие и плотно закрыли дверь. Один подошел к Лене и слегка толкнул ее в плечо. Она лишь перевернулась на другой бок. Яблоко выкатилось из-под нее, упало на пол с глухим стуком и покатилось к окну.

Сергей отпрянул и прижался к стене. Послышались приближающиеся шаги. Окно открылось и снова закрылось. Краем глаза Сергей снова заглянул в номер, надеясь, что его не заметят. Двое обыскивали номер. Он узнал их. Это были все те же «санитары», которые увезли с площади Бюргера и убили лавочника. Третья встреча за один день — это уже не совпадение. Только первая встреча, несомненно, была случайной. Теперь уже очевидно, что они каким-то образом вычислили его и следовали за ним по пятам. Но он избавился от ручки с загадочным содержимым в колпачке. Так что же им нужно? Хотят убрать его как свидетеля? Вот только этого ему не хватало! В таком случае можно было оставить ручку себе! Однако надо как-то выкручиваться. Ладно, сейчас он им устроит. Лишь бы не тронули Лену.

Мгновенно собравшись, Сергей поднялся на этаж выше, стараясь не шаркать кроссовками по перекладинам лестницы. Сейчас любой шорох мог привлечь внимание преследователей. Не стоило оповещать их раньше времени о своем присутствии. В делах такого рода неожиданность — залог успеха.

Хайнц выволок из-под кровати дорожную клетчатую сумку и вытряхнул ее содержимое на пол. Расписные деревянные яйца раскатились во все стороны, мягко постукивая.

— Питер, в ванной посмотри, — прошептал он, — здесь пусто.

Тот кивнул, отбросил в сторону джинсовую курточку Лены и потянул на себя дверь ванной.

Анна едва успела в темноте прикрутить глушитель и выстрелила в упор.

Питер охнул, привалился к стене и начал медленно съезжать на пол. Ни секунды не медля, Анна выстрелила в Хайнца, но промахнулась, споткнувшись о тело Питера. Фонтаном брызнула штукатурка. Воспользовавшись секундной паузой, Хайнц выскочил в коридор.

«Черт!» — выругалась Анна и подошла к девушке, которая так и не проснулась. «Хорошенькая, — отметила она, склонившись над Леной, и с горечью подумала: — А не придушить ли ее?» Отбросив дурные мысли, Анна на всякий случай быстро ее осмотрела, а то мало ли что… Вдруг эти двое что-то сделали с ней вместо нее. Но нет, слава Богу, все в порядке. Дыхание ровное. Пульс нормальный. Только пьяная. Впрочем, это ее и спасло. Если бы она увидела их, то сейчас была бы мертва. И вряд ли Анна смогла бы помочь.

Сергею повезло, окно этажом выше оказалось не запертым. Номер был свободен. Вероятно, администратор специально так все устроил, чтобы завтра снова его поджидать. «Мне сегодня везет», — невесело усмехнулся Сергей.

Окинув помещение беглым взглядом, он пододвинул стол под пробку пожарного гидратанта на потолке, быстро взобрался на него и вытащил сотовый телефон. Странно, но телефон работал. «Мне сегодня определенно везет».

Набирая номер, он поднес к пробке гидратанта зажженную зажигалку.

— Алло! Пожарная служба! В гостинице по улице Целетна 16 — пожар… Что?.. Нет! Не могу говорить… Здесь дыма полно…

Пожарная сигнализация сработала оглушительным воем. В холлах на всех этажах здания поднялся шум. Испуганные постояльцы выскакивали из номеров, пытались выяснить, что происходит, что-то кричали, размахивая руками. Отовсюду неслись обрывки тревожных предположений. Где-то завизжала женщина, заплакал ребенок… Воспользовавшись суматохой и шумом, Сергей вышиб ногой дверь и побежал по коридору, в конце которого мигала дежурная лампочка.

С улицы послышался приближающийся гул пожарных машин, усиливший пронзительный вой сирены в гостинице. Анна выглянула в коридор, заполненный охваченными паникой людьми, но выйти не решилась. Слишком велик риск, что оставшийся в живых «медбрат» незаметно приблизится к ней в толпе и попытается убить. Она подошла к окну и воспользовалась пожарной лестницей. «Удобный выход у молодого человека, — отметила Анна, — интересно, он случайно здесь поселился или намеренно выбрал именно эти апартаменты?» Спрыгнув в траву, она обогнула здание и вышла на тротуар. По пути к машине достала сотовый телефон и на ходу набрала номер.

— В отеле его нет, — проговорила она в трубку, не сбавляя шага.

— Сигнал стабильный. Источник — сады Вальдштейна, — ответила трубка, когда Анна уже садилась в машину.

Сергей бежал по коридору, по лестнице, снова по коридору, идеально вписываясь во всеобщую суматоху. Он не обращал внимания ни на крики и толкотню, ни на вой сирен. Все получилось даже лучше, чем он мог предположить. Теперь оставалось только забрать Лену и смотаться отсюда, пока его никто не обнаружил. Лишь бы с ней все было в порядке. Сергей содрогнулся, вспомнив свернутую шею Графовца. Оказавшись у своего номера, он остановился и толкнул дверь. Не заходя внутрь, позвал с порога:

— Эй! Есть кто живой? Пожар! Выходите!

Ему никто не ответил. Но означало ли это, что в номере никого нет? Может быть, гости притаились и ждут, когда он войдет?

Сергей осторожно заглянул в номер. Никого. Он решительно вошел и плотно закрыл за собой дверь. Лена по-прежнему лежала на кровати, отвернувшись к стене. Он услышал ее всхлипывающее дыхание и немного успокоился. Собрав с пола кое-что из разбросанных вещей, он подхватил девушку на руки и снова вышел в коридор. Его появление только добавило масла в огонь. Люди, видимо, решили, что кто-то уже задыхается и теряет сознание. Движение вокруг него усилилось. Складывалось впечатление, что в коридоре действительно нечем дышать. Отсутствие дыма и огня никого не утешало. Люди боялись, сами не зная чего, испытывая одинаковые массовые переживания. Массовый психоз. Феномен толпы. Резонанс общего впечатления. Сергей бросился вон из гостиницы, пока паника не унялась.

Поймать такси не составило особого труда. Ночью все клиенты хороши — платили бы деньги. А Прага благоухала, утопая в ночи. Трава поблескивала на газонах, словно бы на нее осыпалась звездная пыль. Сергей сидел в машине на заднем сиденье и напряженно думал. Лена спала у него на плече, и он время от времени посматривал на нее, нежно поправляя ее съезжающую голову ладонью.

«С чего началась вся эта фигня? С Ратушной площади?.. С Бюргера?.. С расписного яйца? Или еще раньше…»

Он вдруг вспомнил другую ночь. И кладбище. Разрытая могила, зияющая черной пастью. И новенький гроб. Он помнил, как рыл сам себе эту могилу старой тупой лопатой. Братва покуривала рядом, поплевывая под ноги и матерясь. Здоровенные мужики в черном. Их лица белели в темноте, и вспыхивали звездочки сигарет. Потом его избили и затолкали в гроб. Когда накрывали крышкой, он еще не верил в то, что его действительно собираются закопать. Думал, попугают и отпустят. Он же пообещал вернуть долг. Не будет его — не будет и денег. Эта простая логика казалась ему тогда железной. Но когда вбивали первый гвоздь, он вдруг уверился в обратном. С каждым глухим ударом молотка уверенность эта становилась все более твердой, пока не сделалась абсолютной. Когда же его опустили в могилу и завалили землей, он подумал, что все уже поздно, и все можно… Короче, он понял, что все кончено, и обмочился…

Между ним и его жизнью расплылась сплошная черная жуть… Непреодолимая и кромешная. Он был, словно вампир, и живой и мертвый одновременно. Приступ парализующей клаустрофобии и языческого ужаса бросил его в предсмертный озноб, в агонию, в ад. Он еще живым находился в аду. И это было нечестно. Его должны были сначала убить. Скудные крохи спертого, сразу прокисшего воздуха, оставшегося в гробу, мгновенно закончились. Он начал задыхаться. Асфиксия навалилась на мозг, как тучная женщина в порыве наркотической страсти…

Потом его откопали, и скудный ночной свет показался ему ослепительным светом в конце тоннеля, а трехдневный срок, определенный для возврата денег, которые он задолжал, — вечным раем…. И тогда он сбежал, прихватив с собой единственного близкого ему человека. Лену.

Но, может быть, все началось еще раньше, когда он связался с братвой? Или еще раньше, с самого начала, когда он родился и сразу оказался в приютах и детдомах…

Сергей очнулся от воспоминаний и наклонился к таксисту.

— Слышь? Командир… А мы можем назад повернуть?

— Совсем назад? — опешил таксист. — Вообще-то, пан, так не делается…

— Пожалуйста, говорите потише, — прошептал Сергей, кивком указав на спящую Лену, — я не хочу ее разбудить… Знаете, там такой особняк за изгородью… и сады…

— Но… надеюсь, у пана есть деньги… Потому что, если у пана денег нет…

Свободной рукой Сергей достал бумажник Бюргера и сунул таксисту под нос.

— Вот! Видишь? Есть деньги, пан таксист. Так что давай назад…

— Ладно, — согласился таксист, великодушно разворачиваясь на перекрестке, — вы мне покажете, где остановиться. По-моему, это сады Вальдштейна, но зачем пану туда среди ночи?..

— Мне кажется, это личное дела пана, — неприветливо буркнул Сергей. Возможность осуществления грандиозной авантюры не оставляла его в покое, полностью овладев его мыслями, как только он почувствовал себя в относительной безопасности, покинув отель. Воображение рисовало пленительные картины заполучения денег. Безнаказанность создавала иллюзию возможного успеха и толкала на риск. Короче, или пан, или пропал.

Такси остановилось у края тротуара. Сергей уложил Лену на сиденье, подсунув ей под голову сумку с вещами, и тихонько вышел, почти беззвучно закрыв дверцу. Раздался легкий щелчок.

Он шел вдоль забора, на ходу припоминая то место, где избавился от роковой ручки. Ночью все выглядело иначе, чем днем. Наконец он узнал место и остановился, чтобы убедиться в том, что никто его не видит. Вокруг было пусто. Легко взобравшись на забор, отделяющий сады от улицы, он перелез на почти вплотную примыкавшее к нему дерево и по стволу спустился вниз. Прощупывая руками покрытую росой траву, он понимал, что в темноте ему ничего не найти. Вот бы сейчас фонарик… Порывшись в карманах в поисках зажигалки, он отметил, что к мероприятию не готов. Зажигалка осталась в машине.

Вдруг его внимание привлек тихий шорох шагов. Ночь проявляет и обнажает звуки, напрочь поглощаемые шумовой завесой дня. Неподалеку послышались приглушенные голоса. Мужчина и женщина, переговариваясь, приближались прямо к нему. Растерянно шаря глазами в поисках убежища, Сергей упал на землю и скрылся в сырой траве, которую на его счастье давно никто не косил. Чувствуя, как безнадежно намокает одежда, он ползком вернулся к дереву, снова залез на него и притаился. Голоса приближались. Мужчина и женщина остановились прямо под деревом. Теперь Сергей мог отчетливо различить слова и понять примерный смысл разговора.

— Что вы, пани, это вряд ли. Сюда никто не ходит. Кроме того, высокий забор… Посмотрите — не каждый сюда сможет забраться… Да и для чего? Здесь совершенно нечего делать. Если бы не моя пенсия, я бы тоже здесь не сидел, простите за откровенность, — проговорил мужчина, и ему ответил женский голос:

— Пан садовник, у меня нет возможности обыскивать сад… Но я очень прошу вас поискать. И если найдете…

И тут Сергей увидел то, за чем пришел. Ручка застряла на ветке в полуметре от него. «Да… мне сегодня везет…» — очередной раз подумал он и, стараясь не производить никаких звуков, потянулся за ручкой.

— О, пани… — продолжал мужской голос. — Я вас совершенно понимаю. Можете не сомневаться. Вот рассветет — и я найду ее. У меня хорошее зрение.

— Пожалуйста, — произнесла женщина.

Жуткий треск не дал ей договорить. И одновременно с треском со всех соседних деревьев сорвались стаи черных ворон. Они каркали и кружили, постепенно оседая обратно.

Темнота и вороны были на стороне Сергея, который дотянулся до ручки, но чуть не сорвался, с треском сломав несколько веток. Он затаил дыхание и замер, крепко обняв ствол.

Анна недоуменно подняла голову. На лоб ей упала холодная капля…

— Пойдемте-ка, пани, отсюда, — забеспокоился садовник, под руку уводя женщину за собой, — в темноте тут негоже…

Сергей шумно выдохнул, всматриваясь в темноту. Садовник уводил женщину все дальше и дальше, и они уже не могли его услышать. Не особенно соблюдая тишину, он перелез с дерева на забор и спрыгнул на тротуар. Он неожиданно понял, что именно должен найти садовник, и эта женщина… ей, конечно же, нужна ручка. Но… как она догадалась, где ее нужно искать?.. Вдруг в памяти возникла комиссионная лавка и распростертое на полу тело скупщика, закатившийся под тумбу колокольчик и… помехи по радио, скомкавшие легкую музыку, словно зажевало магнитофонную пленку… Так вот оно что… в ручке скрыто устройство, по которому кто-то постоянно отслеживает ее местонахождение…

Сергей стукнул себя по лбу ладонью. «Й-е-ес!» Теперь он на шаг опережал ситуацию.

Такси по-прежнему ждало у тротуара. Сергей оглянулся. Увидев неподалеку кафе, он подошел ближе. На стене висел плакат с вариантами меню и пожарный щит, под которым стояла бочка с водой. Сергей снова оглянулся, достал из кармана ручку и незаметно опустил ее в бочку. Ручка плавно пошла ко дну узенькой золотой рыбкой без плавников и скрылась в призрачной глубине воды.

Москва. Центр.

Привычный гул операционного зала обычно к ночи начинал утомлять, если не удавалось смениться. Старший операционист отвел от монитора уставшие воспаленные глаза, потер лоб ладонью и беззвучно зевнул, не открывая рта. Неприятности в Праге произошли в его дежурство, и теперь ему придется работать до тех пор, пока все не разрешится. Полковник Ставрогин не любил, когда в таких серьезных ситуациях люди менялись, тем более он лично курировал операцию «Сделка». Конечно, можно было сослаться на головную боль и уйти, но неизвестно, как после этого сложатся его отношения с полковником. Еще переведет из старших в рядовые. Ответственности меньше, но и зарплату урежут…

Пульсирующая красная точка на экране вспыхнула и погасла. Встрепенувшись, операционист сорвал с ближайшего телефона трубку и коротко проговорил:

— Сигнал исчез.

Он встал, размял занемевшую поясницу и подошел к окну. Над Москвой забрезжило хмурое неприветливое утро. Бессонная ночь подходила к концу. Ночь, но не работа.

Такси въехало на территорию дешевого кемпинга. Маленькие уютные домики среди деревьев, неопрятные бородатые личности… Сергей недовольно поморщился, но ехать дальше не имело смысла. Любое место сейчас было для них одинаково опасным, а видимость респектабельности и комфорта не сделала бы их менее уязвимыми.

Лена открыла мутные, бессмысленные спросонья глаза, как малютка, которую перестали качать, и перевела плохо концентрирующийся взгляд на Сергея, потом на улицу. Незнакомая картина, похоже, не удивила ее, она пока плохо воспринимала действительность. Или ей было так нехорошо, что ничего, кроме собственного тяжелого состояния, ее не занимало. Или она еще не включилась.

— Где мы?.. А ты?.. Где ты был… — спросила она каким-то непрорезавшимся сиплым голосом.

— Спи, — улыбнулся Сергей, погладив ее по бледной щеке, — пока еще спи. Потом поговорим.

— О-ой, мама… — Лена застонала и взялась непослушными руками за голову.

Ее вчерашний маникюр был безупречен. Но все остальное…

Сергей махнул таксисту, тот тронул машину с места, медленно проехал по основной дорожке кемпинга и остановился у невысокого административного здания рядом с подержанной «шкодой» неопределенного цвета.

На крыльце нетерпеливо топтался помятый молодой мужик в мешковатой куртке, вытертых сизых джинсах и с длинными сальными волосами, убранными за уши. Его худое сморщенное лицо расплылось в подобострастной улыбке.

«Алкаш, — окрестил его про себя Сергей, — молодой ведь, а так опустился. А мог быть таким, как и я… И ростом с меня, и даже лицом чем-то похож… И волосы такой же длины…» Сергей задумчиво тронул рукой свой аккуратно стянутый резинкой на затылке хвостик и грубовато обратился к алкашу:

— Где хозяин?

— В погребке! — с готовностью ответил мужик, указав рукой в сторону бара. — Он бармен по совместительству. Иржи зовут. А меня…

— Спасибо, — бесцеремонно перебил Сергей и обернулся к машине: — Ленок! Я сейчас. Тебе что-нибудь принести?

— А меня Йозеф зовут, — не обиделся алкаш, — можно Оз.

Оттолкнув его плечом, Сергей прошел в дверь бара и по каменной глухой лесенке спустился в погребок. Йозеф семенил за ним, что-то вежливо бормоча. В баре было накурено, несмотря на раннее утро, но чисто, видимо, нагваздать еще не успели после ночной уборки. Несколько посетителей нестройно переговаривались друг с другом, очевидно, все они были знакомы, так сказать, постояльцы. Иржи стоял за стойкой и протирал полотенцем перемытые стаканы.

— Сливовица здесь отличная, — бормотал за спиной Йозеф, — Бехеревка ничего, а из пива «Вельвет-14»… абсент не рекомендую… — он скорчил брезгливую рожу.

— Оз, отвали, — беззлобно бросил ему Иржи.

— Все-все-все… — ретировался алкаш, выставив руки вперед ладонями.

Сергей не спеша приблизился к стойке и обратился к бармену:

— Я хотел бы комнату снять.

— Сперва выпить, — улыбнулся Иржи, — потом все остальное.

— Хорошо. Кофе, пожалуйста. И телефон, если можно.

— Парень, ближайший автомат на шоссе. Два километра отсюда, — бармен развел руками, — а кофе… — он налил из кувшина тепловатую темную жидкость в пластмассовый стаканчик, — а кофе сколько угодно. Угощайтесь.

Сергей залпом выпил остывший противный кофе и взял еще один стаканчик для Лены. Купил бутылку минеральной воды. Его возлюбленной требовалась реанимация. По хорошему ее надо было бы покормить, но скорее всего ей сейчас кусок в горло не полезет. Вот займут комнату, она примет душ, отлежится, пока он сделает срочные дела, а потом они поедят. Ему тоже уже давно было пора подкрепиться. Но сначала дела. Волка ноги кормят. Волк должен быть голодный.

Москва. Центр.

Ставрогин, облаченный в дорогой строгий костюм, вошел в кабинет Шевцова. И в военной форме, и в «партикулярном платье» полковник выглядел одинаково элегантно.

— Его фамилия Чумаков, — доложил он с ходу, возвращаясь к прерванному разговору, — зовут Сергей. Мелкий аферист. В гостинице проживал с девушкой.

— Тоже аферистка? — усмехнулся генерал.

— Непохоже, — продолжал Ставрогин, — Шапошникова Елена. Москвичка. Номер Чумаков снимал по подложному паспорту. У девушки документы настоящие.

— На заработки приехали? — усмехнулся Шевцов.

— Да вроде. Мы сделали запрос по месту регистрации. Он детдомовский. Родственников нет. Где проживает, неизвестно. Вероятно, снимает жилье, а может, живет у девушки.

— Примаком, значит…

— Почему примаком? Он еще на ней не женился.

— Не женился, так подженился, — пошутил генерал и сам засмеялся своей шутке, которая показалась ему удачной. Полковник никак не отреагировал. Ему не всегда был понятен генеральский юмор.

— Сейчас проверяем по криминалитету, — добавил он прежним тоном.

— Хорошо. Это все? — уточнил Шевцов.

— Нет. За ним идут баварцы.

— Кто? — генерал с интересом поднял на Ставрогина глаза.

— Питер Лорре и Хайнц Беглау. Они на трупе засветились. Оценщика в комиссионной лавке убили. Чумаков к нему заходил. Потом в гостинице, у Чумакова в номере, они напоролись на Эльзу.

— И что? — быстро спросил Шевцов.

— Слава Богу, с ней все в порядке, Сергей Анатольевич. Она защищалась. Хайнц ушел, а Питер убит…

— Плохо. — Шевцов потер переносицу.

— Потом Чумаков инсценировал в гостинице пожар и сбежал с девушкой. Там паника началась, и Эльза их потеряла.

— Кто инсценировал? Чумаков? — не поверил генерал.

— Да. Чумаков. Похоже, что-то заподозрил.

— Та-ак… — протянул Шевцов. — Детдомовец, говоришь… и заподозрил. — Он ненадолго задумался. — В Прагу для усиления перебрось дополнительную группу и передай: с баварцами работать на уничтожение. Что касается этого сукиного сына… вернее, сына полка… Все, что на него найдешь — мне на стол. Два дня хватит?

— Так точно, — отчеканил Ставрогин. — Если он столько протянет.

Лена сидела на кровати и смотрела на Сергея, который монотонно и однообразно мерил шагами комнату. От окна до двери и обратно. Снова дешевый гостиничный номер. Чужая кровать. Чужая страна. Лене было зябко и неуютно. Очень хотелось пить, но вода не утоляла жажды, а только разбавляла выпитое накануне. Сливовица осела в голове жидким свинцом, сделав ее налитой и тяжелой, как перезрелая тыква. Голова сильно болела и кружилась. Душило тупое надоевшее раздражение, накатывавшее вместе с приступами тошноты.

— День рождения! — Лена всхлипнула и ударила кулачками по коленкам, чуть не потеряв равновесие. — Нет, я не поняла. Это что, был мой день рождения?!

— Лен, извини. Так вышло… — Сергей чувствовал себя виноватым и даже не пытался этого скрыть, хотя он терпеть не мог чувствовать себя виноватым.

— Вышло… ничего себе, вышло! — взвизгнула Лена. — А тут что делаем? И вообще, где мы?! Что это за место такое поганое!

— Почему поганое?.. Нормальное… Мы немного здесь поживем. — Сергей подошел к ней и опустился на корточки рядом, ткнувшись лбом в ее голые девчоночьи коленки.

— А вещи? — смягчившись, напомнила Лена.

— Вещи?.. Ну что вещи… Понимаешь… в гостинице пожар начался. И нам пришлось уехать. Ты же спала… ничего не помнишь. Вон я прихватил кое-что в сумке… курточку твою взял. Яйца пришлось оставить…

— А свои ты случайно не забыл прихватить?! Чума, я похожа на дуру?

— Нет, ты самая умная из всех женщин, которых я знаю, — пряча улыбку, прошептал Сергей ей в коленки.

— Неужели?! Тогда что я с тобой здесь делаю?!

— А почему женщины вообще что-то делают? — невозмутимо ответил Сергей и снова зашагал туда-сюда по комнате, скрестив на груди руки.

— Да сядь ты! И, черт возьми, скажи мне, что происходит!

Он послушно присел рядом с ней на кровать и обнял за плечи. Она выглядела усталой, несчастной и обиженной. К тому же ее мучило похмелье. Сергей всегда очень тяжело переносил похмелье и старался по возможности себя до него не доводить.

Сам он редко напивался, что обычно помогало ему в жизни. Он предпочитал пиво, после которого похмелья не бывает.

— В неприятную историю мы попали, Ленок, — вздохнул Сергей.

— Это я уже поняла, — жестко сказала Лена, нервно передернув плечами. — Нас ищут? Полиция?

— Нет. Точнее… и она тоже. Нас, Ленок, многие ищут… Теперь, похоже, или грудь в крестах, или голова в кустах.

— Что ты мелешь… — отмахнулась она, сбросив с плеч его руки. — Я не хочу ни в кусты, ни в «Кресты»… И вообще, что ты все время делаешь?!

— Каламбур… — задумчиво пробормотал Сергей, оставив без внимания ее последний вопрос, и достал сотовый телефон. Сигнала не было.

— Откуда у тебя телефон? — Лена подозрительно прищурилась, но он и на этот вопрос не ответил.

— Лен, ты отдохни пока, прими душ, полежи… Короче, сиди здесь и никуда не выходи, ладно? Я скоро.

— Как всегда, — удрученно насупилась Лена и стала похожа на маленькую, потому что на ее умоляющих глазах выступили крупные детские слезы. Она была так расстроена, что даже не пыталась сохранять имидж взрослой женщины.

Оставшись одна, Лена вытерла слезы и уставилась в одну точку. Обида ее перешла сначала в горечь, а потом в злость. Но злая девочка выглядела столь же трогательно, как и обиженная. Она вскочила, прошлась туда-сюда но комнате, копируя Сергея, его легкую пружинистую походку, разворот плеч, голос:

— Успокойся, Ленок, — сказала она сама себе, — Все наладится. Все будет хорошо… Ты же знаешь, как я тебя люблю, — басила она за него. — Ты только жди… Я скоро… — Лена запнулась, припоминая его слова. — Я скоро… Я завтра… Я послезавтра… Пошел ты к черту! — добавила она от себя. — Надоели пустые слова! Почему нельзя просто жить?! Чтобы все, как у людей! Хочу свою семью. И детей! У меня даже квартира есть! Мог бы работать у дяди на складе в Мытищах. Дядя бы согласился тебя взять, если бы я попросила, а то и у мамы на фирме… да хоть бы и охранником. Чем плохо? Нормально бы жили… Сергей! Ты где, Сергей? — громко обратилась она к ушедшему Сергею. — Где тебя все время носит? Чем ты, идиот, всегда занят, какой ерундой?!! — Лена подошла к столу и в отчаянии треснула ладонями по его исцарапанной поверхности. — Нет, я все понимаю!.. Не дура. Просто так со мной поступать нельзя. Хватит с меня… Я и так слишком долго терпела. Лишних вопросов не задавала, не ныла, голову не морочила. Я даже не знаю, где ты живешь… В Прагу с тобой потащилась, не заходя домой. Думала, у тебя есть деньги… Обещал фантастические внеочередные каникулы. День рождения… А у самого денег на одно платье хватило да на три дня жизни… Лучше бы мы дома каникулы провели. Я бы хоть занятия не прогуляла… и деньги у меня дома есть… Но чем же ты все-таки занимаешься?.. А пусть… теперь занимайся, чем хочешь. Только без меня. Мое терпение лопнуло. Нужна буду — найдешь. Только тогда все будет на моих условиях!

Забыв про похмелье и дурное самочувствие, она проверила по очереди выдвижные ящики стола, в поисках какого-нибудь листа бумаги. Но нашла только мятый гостиничный счет, видимо, забытый предыдущими постояльцами и вовремя не убранный нерадивой горничной. «Вот так всегда в дешевых отелях! В номерах можно найти все что угодно! Даже порочащие документы… Наверняка в этой постели еще пару часов назад кувыркался какой-нибудь пьяница с потаскушкой… Жене бы его предъявить этот счет!.. А что если Сергей женат?.. Почему он пи разу не предложил мне пожениться?..»

Лена повертела листок в руках. С одной стороны было что-то напечатано по пунктам на чешском языке и стояла подпись шариковой ручкой, другая сторона была чистой. В поисках ручки она вытряхнула содержимое карманов куртки Сергея, которую он оставил на спинке стула. Оттуда выпал сотовый телефон, которого у него не было еще вчера, пакетик с зарядным устройством, куча какой-то ненужной мелочи, обломок карандаша и… чужой бумажник. А в нем пачка денег… Лена задумалась. Интересный ей достался мужчина… Говорят же, любовь зла…

В задумчивости она поднялась с пола, аккуратно повесила куртку на прежнее место и села за стол. Ей предстояло придумать прощальную записку. Вроде ничего сложного. Но ей хотелось найти несколько таких слов, чтобы задеть любимого за живое, чтобы он понял, как обидел ее и как перед ней виноват. И чтобы сразу бросился вдогонку за ней. Догнал и вернул. И предложил бы жениться. И чтобы потом было все, как она хочет. А это значит, как у нормальных людей.

Наконец, у нее получилась красивая складная фраза. Лена прочитала ее вслух, прилежно склонив набок головку с растрепанными волосами. Оставшись довольна прощальной запиской, она честно отсчитала половину денег из бумажника Бюргера и гордо покинула номер.

Сергей шел но обочине дороги, машинально отфутболивая ногой мелкие камушки. До таксофона он добрался через пятнадцать минут. Он снял трубку и набрал номер.

— Я хочу дать срочное объявление. За любые деньги. Только чтобы срочно вышло. Что?.. Да… Диктую текст: «Продам золотую ручку «Ронсон». Оплата по договоренности. Номер телефона: 07-635-43-26.»

В кемпинге его ждала записка, написанная аккуратным почерком школьницы:

В это время Лена голосовала на обочине шоссе. И как это они не встретились? Видно, не судьба. Она села в первую же остановившуюся попутку, ехавшую в сторону Праги.

На железнодорожном вокзале царила обычная для всех вокзалов суета. Толпы отъезжающих, прибывших, провожающих и встречающих слились в единой неразберихе. Хорошее место, чтобы затеряться. Сергей бежал по перрону, оглядываясь и озираясь. Он старался по возможности не сталкиваться с нагруженными чемоданами и сумками людьми, чтобы не обращать на себя лишнего внимания. Конечно, при нем не было ручки, но мало ли что… Тем более, по его предположениям и расчетам Лена должна была появиться здесь. Наконец, он увидел ее и перешел на шаг. Она стояла на краю платформы у входа в вагон, маленькая, одинокая и несчастная, в своей коротенькой джинсовой курточке и мятом нарядном платье, будто бы ее день рождения так и не закончился и продолжалось разочарование, полученное вместо подарка. Что делать? Со всеми всегда происходит одно и то же. Только с каждым свое. Но ничего, еще немного — и он ее утешит.

Лена растерянно всматривалась в лица прохожих в надежде на утешение. И что увидит того, от кого убежала и кого теперь так ждала.

Сергей остановился. Его новый сотовый телефон издал незнакомую короткую трель. Ну вот. Начинается. И что это они так спешат? Нельзя было пять минут подождать?! Еще не вечер…

— Я звоню по объявлению, — сообщил низкий женский голос, глубокий и взрослый, совсем не такой, как у Лены. Сергей нахмурился, как это теперь не вовремя. Вот сейчас любимая его выбросит недокуренную сигарету, войдет в вагон, и поезд уйдет. И что тогда ему с этим делать? — Вы меня слышите? — настойчиво уточнил голос.

— Да, — рассеянно произнес Сергей, глядя на Лену.

— Я звоню по объявлению, — продолжал голос, — по поводу ручки «Ронсон». Речь идет о ручке с площади у Ратуши?

— Да, — кивнул Сергей, не сводя с Лены глаз. — Все правильно. Какая ваша цена?

— Один… — четко произнесла трубка.

— Один?.. — спросил он недоуменно.

— Вам мало одного миллиона?.. — удивленно воскликнул голос. — Хорошо. Полтора.

Сергей медленно опустил трубку и пораженно уставился на молодую женщину с ровными темными волосами. Она стояла совсем близко от Лены и разговаривала по сотовому телефону, как бы незаметно рассматривая проходящих мимо нее людей. Что-то смутно знакомое было в этой женщине. Сергей уже видел ее. Точно. Видел. Она была там, на площади. Он ее вспомнил. Он приложил трубку к уху, внимательно глядя на всех, кто был неподалеку от Лены.

— …в долларах! — отчеканил он в трубку.

— Естественно. Где встретимся? — спросила трубка низким голосом молодой женщины с темными волосами. Сергей будто бы слышал оба голоса одновременно. Это явно она! Та женщина, возле Лены.

— Пивная «У Черного вола» на Градчанах. Я буду у входа. С газетой.

— Прекрасно.

Он увидел, как женщина отключила телефон и переглянулась с мужчиной в полосатой рубашке с большим черным портфелем в руках.

Лена со злостью отбросила окурок и заплакала. У Сергея неприятно защемило в груди. Он хотел уже побежать, схватить ее в охапку, поцеловать, утешить. Он уже сделал шаг. Но снова остановился. Его телефон опять зазвонил.

— Да! — нетерпеливо бросил Сергей.

— По объявлению, — пробурчала трубка мужским голосом Хайнца.

— Хорошо. Очень хорошо, — быстро ответил Сергей, видя, как Лена поднимается в вагон. Поезд длинно фыркнул, выпуская пары. — Мы договоримся, если у вас есть два миллиона, — закончил он после паузы свою фразу.

Трубка молчала. В ней что-то неуверенно потрескивало.

— Эй! Вы меня слышите?! — повысил голос Сергей.

— Где… — коротко спросила трубка.

— «У Черного вола» на Градчанах. У входа. Я буду с газетой.

Сергей отключил телефон, в отчаянии глядя, как поезд медленно тронулся. «Поезд ушел…» — отметил он не без злой иронии.

Лена прошла по узкому коридорчику с зеленым ковровым покрытием к своему купе. Она плакала. Слезы катились по щекам и капали с подбородка. Разочарование душило ее и выходило слезами. Она села у окна, отодвинув кружевную крахмальную занавеску, и тихо, почти беззвучно всхлипнула. Может быть, Сергей просто опаздывал, и ей стоило выйти и подождать его на перроне? А если бы он так и не пришел, что тогда она стала бы делать? Где его искать? Возвращаться в кемпинг? Он наверняка уже оттуда уехал… Конечно, он поехал за ней…

Но куда? Лена поняла, что сделала глупость. Очередную глупость. Предыдущей глупостью было то, что она согласилась сюда приехать. А самой первой в череде этих глупостей было то, что она влюбилась не в того парня. Эта любовь сделала ее глупой.

В купе вошел мужчина в полосатой рубашке с большим черным портфелем.

— Добрый день, — приветливо поздоровался он, но Лена даже не взглянула на него. Ей не хотелось видеть никого, кроме Сергея.

Мужчина поставил портфель на полку и вышел из купе, на ходу вынимая сотовый телефон из кармана светлых свободных брюк.

— Я на месте, — тихо сказал он в трубку. — Его нет. Она пока одна… Понял.

Лена почему-то услышала его последние слова. В голове шевельнулось какое-то странное и ужасное ощущение призрачной догадки, что ее попутчик говорил о них с Сергеем. Это была смутная неоформившаяся мысль на уровне подсознания, которая ввергла ее в состояние жуткой фатальной неизбежности… и в свете последних событий… и странные поступки Сергея в течение последних суток… и все такое… и вообще… Кровь отлила от головы. Сердце сжалось выпавшим из гнезда птенцом. Лена инстинктивно забилась в угол купе, забравшись с ногами на полку, в ожидании чего-то необратимого, неизбежного и кошмарного. «Сережа… ты где…» — билась в обескровленной голове отчаянная мысль…

Кемпинг дремал в ленивой дневной тишине. Всю дорогу в такси Сергей напряженно думал и пришел к выводу, что это даже хорошо, что Лена уехала. Жаль, конечно, что уехала она обиженной, но ничего не поделаешь. Обиженная и живая — это куда лучше, чем радостная и мертвая. Поезд, конечно, ушел, но это ведь не его поезд… Главное сейчас, чтобы она находилась от него подальше. Он шел на риск, но не хотел рисковать ее жизнью. Он разыщет ее потом, когда получит деньги и выпутается из этой скверной истории. Он утешит ее, обрадует и удивит. Они задним числом отпразднуют ее день рождения. Говорят, заранее нельзя отмечать, а после — сколько угодно.

Сергей спустился в бар-погребок, взял кружку пива с какой-то дешевой едой и вновь погрузился в раздумья.

Иржи посмеивался над ним за своей стойкой, что, мол, нахохлился, как хворый петух, сбежала твоя курочка? Но Сергей оставил его неозвученные ухмылки без внимания. Да и мало ли над чем он мог ухмыляться? Может, у него такая манера общения. Привык тут… с алкашами…

Йозеф материализовался за столиком ненавязчиво и тактично, нацепив на лицо самую подобострастную из своих улыбок.

— Оз! — окликнул его бармен. — Пошел вон.

— Пусть сидит, — остановил его Сергей, — дай ему «четырнадцатку», — и добавил, припомнив, — с мягким вкусом…

Йозеф гордо залился нездоровым румянцем, мол, вот, приличный человек предлагает с ним выпить. Глаза лихорадочно заблестели, мятое потасканное лицо приобрело какое-то неподдельно-значимое выражение, словно он собирался попить пивка на свои собственные деньги, да еще и приятеля пригласил. Но в то же время в нем светилась искренняя благодарность и что-то еще такое, и что-то еще… мол, твой я теперь с потрохами. Проси, что хочешь. Но когда Иржи поставил перед ним потную кружку и тот схватился за нее заметно трясущимися руками, Сергей вдруг накрыл кружку ладонью. Алкаш отдернул руки и недоуменно посмотрел на своего благодетеля.

— Сначала разговор… — тихо и жестко сказал Сергей.

На углу возле пивной «У Черного вола» появился человек в легкой куртке и джинсах. Волосы на затылке схвачены в хвост. Выше среднего роста. В руках газета.

«А вот и он… Только что-то осунулся и дергается как-то уж больно заметно. Хотя понятно. Волнуется… Идиот. Он даже не знает, куда полез», — думала Анна, наблюдая за парнем из своей машины. Он помнился ей не таким. Неужели волнение так его изменило? Или это ее память в свете последних печальных событий играет с ней злые шутки?

Остановившись неподалеку, она решила сначала присмотреться к нему со стороны. Он мог быть не один. Он вообще мог быть подставным лицом.

Парень озирался, вертел головой и, по мнению Анны, вел себя несолидно. На вора и вымогателя он был не похож. Вдруг рядом с ним резко затормозил минивен. И так же быстро отъехал. Парня не было. На асфальте валялась газета…

Несколько машин сорвались с места одновременно вдогонку за минивеном. Его вели какое-то время, не давая возможности оторваться, но и не привлекая внимания. При въезде в тоннель он был «отрезан» настигшими его машинами с двух сторон.

Спустя секунду темнота тоннеля взорвалась короткими вспышками автоматных очередей. И сразу наступила тишина. У тоннеля мгновенно образовалась пробка.

Бросив свою машину, Анна побежала по тоннелю пешком. Открыв боковую дверь обстрелянного минивена, она чуть не задохнулась пороховым дымом. В салоне все было усыпано автоматными гильзами и три трупа, так ей, по крайней мере, показалось. Один упал лицом на руль, и руки его повисли. Анна узнала Хайнца. Другой, с перекошенным окровавленным ртом и распахнутыми остекленевшими глазами, неестественно вытянулся на боку на заднем сиденье.

Третий лежал в проходе ничком, уткнувшись лицом в ладони. Это был якобы тот самый неизвестный ловкач, к которому попал контейнер… Вдруг его плечи дрогнули, и раздалось тихое жалобное повизгивание. Анна схватила его за шиворот и встряхнула. Он завизжал, что есть силы, закрыв голову руками.

— С днем рождения! — усмехнулась она. — Давай, вылезай наружу! Не бойся!

Возле темно-синего «опеля» Анны стояла старенькая «шкода» неопределенного цвета, позаимствованная Сергеем у Иржи за небольшую долю бюргеровских денег, великодушно оставленных ему Леной. Нацепив темные очки, забытые хозяином в бардачке, Сергей с интересом наблюдал, как уже знакомая ему женщина с темными волосами вывела едва живого, перепуганного Йозефа из тоннеля и бесцеремонно втолкнула в свою машину. Слава Богу, он остался в живых. Хотя за его жизнь никто не дал бы и ломаного гроша, все же брать лишний грех на душу не хотелось. Ему хватило и лавочника.

«Шкода» преследовала «опель» по улицам Праги. Сергей прокручивал в голове последние события. Как стоял он неподалеку от пивной «У Черного вола» среди туристов и отдыхающих, коротко подстриженный и переодетый в другую одежду. Его практически не узнать. Зато Йозеф выглядел в точности, как он прежде, настоящий его двойник. Сначала следили за ним, теперь он сам следил за женщиной с темными волосами. На один шаг он ее опережал. Он уже вошел в раж, и ему нравилось опережать. Однако он так и не получил обещанных денег, и это не давало ему покоя. Оговоренная сумма будоражила его воображение своей невообразимой величиной. Отказаться от нее было совершенно невозможно даже в свете происходящих событий.

Москва. Центр.

За окнами сгущались ранние сумерки. Ставрогин вошел в кабинет Шевцова.

— Ну, что? Илья? — генерал поднялся из-за стола и вышел навстречу.

— Нет ничего, Сергей Анатольевич. Нет ничего, за что можно было бы зацепиться.

Они вышли из генеральского кабинета и направились в ситуационную комнату. Шевцов разместился в одном из кресел, установленных полукругом напротив настенных экранов. Ставрогин протянул оператору папку с документами и уселся рядом. Дежурный погасил свет.

На экранах появились школьные фотографии Сергея Чумакова из детского дома.

— Учился хорошо, — начал полковник, — хотел поступать в Суворовское… Мечтал стать разведчиком. Интересно, откуда у него оперативные навыки? Может, деньги и все остальное только прикрытие?

— Не думаю… — покачал головой генерал, — просто изворотливый, щенок… А что с девушкой?

— Пока ничего. Разрабатываем.

— Кто у нас ближе к Праге из чистильщиков?

— Турок, — доложил Ставрогин.

— Ладно… — Шевцов поморщился. — Пусть будет Турок. Жалко, конечно, мальчишку. Но сам напросился… Так, что дальше?

На экране возникло фото из личного дела: Сергей в военной форме. Ставрогин комментировал:

— Служил в Афгане… Восемьдесят восьмой-восемьдесят девятый годы. Какие-то он там аферы крутил с местными… Вроде мебель из казармы, что ли, продавал… Хотели за мошенничество судить, но он как раз попал на боевую операцию и показал себя с наилучшей стороны… Ранение было серьезное… К награде его не представили, но решили замять криминал… Хотя, конечно, он отличился. После армии связался с братвой и, как водится, задолжал деньги… Ну, дальше разборки. Три дня дали, чтобы вернул долг. Он и сбежал…

Комментарии Ставрогина прервал телефонный звонок.

Оператор остановил запись, снял трубку и передал Ставрогину.

— Это вас, товарищ полковник.

— Да, я… Я сказал: меня ни для кого нет! — рявкнул Ставрогин. — Что?! — он изменился в лице. — Это Чумаков…

Оператор включил полный свет. За окнами уже была ночь.

Сергей следил за незнакомкой в темно-синем «опеле» до вечера. До темноты. До тех пор, пока она не скрылась в гостинице. А уже одурачить администратора и швейцара лично для него не представляло особенного труда. Так же легко он проник и в ее номер. Комната была пуста. За закрытой дверью ванной шумела вода.

Он сидел, развалившись у журнального столика в кресле, когда Анна вышла после душа в одних тонких белых трусиках и с полотенцем на голове.

— Привет, — весело поздоровался Сергей, — думаю, ты догадалась, кто я?

— Я могу одеться? — холодно ответила Анна вместо приветствия и подошла к нему совсем близко.

— Да ладно… Так лучше, — улыбнулся Сергей, щелкнув резинкой на ее трусах.

Анна медленно, как в танце, повернулась к незваному гостю спиной, как-то легко, грациозно ударила его ногой в грудь. От неожиданности он потерял равновесие и повалился на пол вместе с креслом. Анна стремительно прыгнула на него, прижала ловким натренированным телом и провела удушающий захват, сдавив горло полами его же куртки. Теперь она узнала его.

— Ты что о себе думаешь, урод?! — прошептала она ему прямо в лицо, обдав свежим запахом зубной пасты, шампуня, мыла и чего-то неуловимо-женского… А может, ненависти?.. — Сначала человек из-за тебя погибает, потом ты приходишь к его жене…

Сергей захрипел и засмеялся одновременно, инстинктивно подавшись вперед и вдыхая ее запах. Все женщины пахнут одинаково после душа. Одинаково и желанно… Он крепко обнял ее одной рукой, ограничив таким образом свободу ее движений, другой похлопал себя по куртке. Во всяком случае, драться с ней он не собирался. Она отпустила его и вытащила из внутреннего кармана ручку.

Сергей поднялся с пола, оправился, поставил на место кресло и вальяжно уселся, потирая шею ладонью. Он, посмеиваясь, наблюдал за Анной, которая тем временем облачилась в халат и сняла с головы мокрое полотенце.

— Надо же, а ты профессионалка. Уложила меня в два счета… И даже полотенце не раскрутилось… А вот халат ты зря надела, я только…

— Где контейнер? — перебила его Анна.

— Если со мной что случится, — развел руками Сергей, — он попадет к этим… Ну, ты их видела.

— Чего ты хочешь? — резко спросила она.

— Вот, так… — Сергей побарабанил пальцами по подлокотникам, — бери трубу и набирай своего… генерал он там у вас, или кто… Главного, короче.

— Это невозможно! — отрезала Анна.

— Если завтра в десять утра деньги не доставят, куда я скажу, — Сергей выдержал короткую паузу, — я отдам контейнер им…

Анна подумала с минуту, отвернувшись к окну. Потом решительно взяла телефон и набрала номер.

— Алло… Это Катаржина. Передай пану Крейше, что пациент хочет говорить именно с ним. Я прекрасно знаю правила пана доктора, но случай особый… Мы будем ждать…

Положив трубку, она оценивающе посмотрела на гостя.

— А это твой муж, что ли? — Сергей заметил на столике фотографию в рамке.

Она и бюргер обнявшись. Оба красивые, загорелые, на счастливых лицах солнечные улыбки. Анна грубо вырвала у него фото, но ничего не сказала, боясь разрыдаться при этом наглеце.

Москва. Центр.

— Это Чумаков! — удивленно повторил Ставрогин, включая громкую связь. Лицо его приняло сосредоточенное выражение. — Зачем ты вместо себя человека подставил? — сказал он в микрофон с укором в голосе. — Мы бы тебе ничего плохого не сделали.

Шевцов внимательно слушал, наклонившись вперед.

— Ну, да, — раздался из динамиков усиленный аппаратурой голос Сергея, — это я уже понял. Предлагаю встретиться еще раз. Если будет какая-то лажа, контейнер уничтожу на ваших глазах.

— Предлагай место, — вздохнул Ставрогин и посмотрел на Шевцова.

— Высотка есть около набережной… Так вот, на крыше. Деньги пусть принесет эта ваша подруга. К десяти утра. Теперь ручка стоит три миллиона.

— Хорошо, — как-то уж очень охотно согласился Ставрогин, — но деньги принесет другой человек.

— Договорились! — Сергей положил трубку и повернулся к Анне. — Начальство тобой недовольно, — сказал он весело, — вместо тебя кого-то другого пришлют.

Чумаков взял у нее ручку и, не оглядываясь, вышел из номера.

Турок сидел на диване перед телевизором. Он недавно вышел из душа и теребил пятерней густые мокрые волосы. Его немолодое, но упругое и сильное тело было покрыто шрамами от ножевых и огнестрельных ранений. Поигрывая мощными голыми бицепсами, он налил себе белого вина и откинулся на подушки. На столике перед ним зажужжал пейджер. Не выпуская бокала из рук, Турок наклонился и прочитал сообщение.

Турок выключил телевизор и начал медленно одеваться… Уже ночью он сидел в самолете, катившем по посадочной полосе… Покинув аэропорт, он остановил такси, которое помчало его в Прагу.

Москва. Центр.

Генерал пил утренний кофе в своем кабинете, когда в него без стука вошел Ставрогин.

— С добрым утром, Илья, — кивнул Шевцов в ответ на его приветствие, — кофе будешь?

— Давай, — согласился полковник, бросив короткий взгляд на секретаря, — самое время кофейку попить.

Секретарь устанавливал телефон спутниковой связи:

— «Поиск», ответьте центру, как слышно?

— Слышу, центр. А как меня? — донеслось из трубки.

— Нормально, — кивнул секретарь.

— Дайте мне трубку, — протянул руку Ставрогин, отхлебнув кофе и отставив в сторону чашку. — «Поиск», говорит первый.

— Слушаю «Поиск», — ответила из трубки Анна. — У нас все готово. Его пока нет. Ждем.

— Докладывать каждые пять минут, — полковник положил трубку и допил кофе.

Анна припарковала машину на набережной Влтавы. Слева отлично просматривалось высотное здание, на крыше которого была назначена встреча. Из машины Анна не видела его верха. На коленях ее лежал спутниковый телефон, а открытый и подключенный ноутбук размещался на соседнем сиденье.

Мимо нее с непроницаемым выражением лица прошел Турок с кейсом в руке и незаметно кивнул ей. Его ледяной взгляд на мгновение сделался приветливым. Одновременно на мониторе ноутбука появилась пульсирующая красная точка — в кейс был вмонтирован датчик слежения. Турок приблизился к высотке и скрылся в подъезде. Сработал спутниковый телефон.

— Да… Да, поняла, до связи, — тихо сказала Анна в трубку, не отрывая взгляда от перемещающегося на мониторе радиомаячка.

Сергей в застегнутой наглухо куртке с ярко-красным рюкзаком за спиной стоял у самого края крыши. Из пожарного выхода появился немолодой мужчина с кейсом и направился прямо к нему. Мужчина приближался, а Сергей демонстративно поигрывал золотой ручкой «Ронсон», подбрасывая ее прямо над пропастью.

— Стой! — остановил он мужчину предупредительным жестом. — Открой чемодан!

— Что, прямо здесь? — уточнил тот безразличным тоном и послушно застыл на месте.

— Да. Прямо здесь, — утвердительно кивнул Сергей, — поставь и отойди.

Мужчина равнодушно пожал плечами, открыл кейс, положил его на шероховатую поверхность крыши так, чтобы было видно его содержимое, и отступил на несколько шагов. Сергей, не сводя с него глаз, осторожно подошел к кейсу, закрыл, и бросил ручку мужчине. Тот ловко поймал ее, раскрутил и, убедившись, что контейнер на месте, спрятал в карман.

— Все, контейнер у нас! — громко передала Анна в трубку спутникового телефона, глядя на монитор.

Москва. Центр.

— Контейнер у нас! — кивнул генералу Ставрогин и добавил в трубку: — Эльза, вам отбой. Дальше работает Турок.

Мужчина медленно приближался к Сергею. Его спокойное лицо ничего не выражало. Оно казалось бы почти мертвым, если бы не живые, внимательные и чуткие глаза зверя.

— Все, все… — скривился мужчина в улыбке мутанта, — молодец… Теперь иди сюда…

Он нарочито медленно, без резких движений, чтобы не спугнуть парня, достал из-за пояса пистолет с привернутым глушителем, направил его на Сергея…

Тот замер на миг, словно поддавшись гипнозу черного зрачка пистолета, сделал шаг назад и… упал вниз.

Когда Турок подбежал к краю крыши, он увидел расправляющееся на его глазах красное крыло парашюта. Он рефлекторно повел стволом в сторону цели, но тут же взял себя в руки. Еще не вечер…

Огромная птица с красным крылом летела над Влтавой, сужая круги. Гулявшие по набережной люди подняли головы и замахали руками, смеясь и одобрительно крича. Удивленная их реакцией Анна выглянула в окно автомобиля и увидела парашютиста. Медленно опускаясь, кровавая птица кружила прямо над ней на одном крыле, словно другое было подбито. Не в силах оторвать глаз от завораживающего зрелища, она, как околдованная, шарила руками в поисках телефона, который по-прежнему лежал у нее на коленях.

— Он улетел! — крикнула она в трубку. — Он на парашюте улетел! Он прыгнул с крыши… с парашютом…

Сергей опустился на землю под радостные возгласы гуляющей публики. Волшебный полет завершился полным триумфом. Он собрал аншлаг. Зеваки встретили его бурными аплодисментами, переходящими в овации. Польщенный вниманием Сергей несколько раз ловко поклонился толпе. Запихнув парашют в багажник «шкоды», он небрежно швырнул кейс на сиденье, прыгнул за руль и рванул с места, как автогонщик.

Сбитая с толку Анна перевела взгляд на монитор. Компьютер показывал схему Праги: красная точка, петляя по коротким улицам, быстро ползла к границам города.

Через минуту Турок подошел к ее синему «опелю» и заглянул в окно. Анна увидела его недоброе жесткое лицо.

— Где он? — безразличным голосом спросил Турок.

— Едет по набережной, — кивнула на компьютер Анна, успевшая взять себя в руки.

— Никуда не денется, — бросил Турок и скрылся в толпе, которая вдруг выросла и умножилась, привлеченная эффектным трюком.

Москва. Центр.

Полковник Ставрогин стоял посреди генеральского кабинета с телефоном в руке. Вид у него был несколько растерянный.

— Ну, что там, Илья? — нетерпеливо напомнил о себе генерал.

— Эльза говорит, на парашюте улетел… Какой еще парашют?! — крикнул он в трубку.

— Ну-ка, Илья, дай-ка сюда. — Шевцов взял трубку, выслушал рассказ Анны и улыбнулся. — Н-да-а, — протянул он и вернул полковнику трубку.

— Прекрасная работа, Эльза, — похвалил агента Ставрогин, — можете отдыхать.

— А что будет с ним?.. — спросила Анна.

— Никуда не денется, — повторил Ставрогин слова Турка, — я дал приказ на зачистку…

— Отставить! — вдруг перебил Шевцов, хлопнув ладонями по столу.

Застыв на полуслове, Ставрогин посмотрел на Шевцова.

— Не понял…

— А чего тут понимать, Илья? Парнишка уж больно шустрый. Обошел нас по всем статьям. Тебе разве не хочется посмотреть на этого ловкача?

Сергей в состоянии эйфории мчался по трассе, включив музыку на полную громкость. Предвкушение сладкого будущего возбуждало его и будоражило воображение.

Вдруг слева навис черный лакированный бок джипа. Темные непроницаемые стекла цвета смерти. После первого же удара хлипкая «шкода» покатилась в кювет, но приземлилась удачно, на колеса. Сергея завертело, как скомканную бумажку в лотерейном барабане, однако он мгновенно сгруппировался и выскочил из машины, как только та остановилась. Он побежал по полю, слыша рев мотора у себя за спиной.

Нечеловеческой силы удар в спину отбросил его, как мячик, на несколько метров вперед. По инерции он вскочил и снова неловко побежал, приволакивая ногу. Собственно, это уже нельзя было назвать бегом, он через шаг наклонялся, помогая себе руками. И опять удар бампером. Сергей упал вниз лицом, захлебываясь собственной кровью вперемешку с землей. В глазах темнота, руки и ноги перестали ему подчиняться. Его стоны потонули в реве мотора. Краем глаза он все же видел, как джип нарезает круги, разворачиваясь капотом в его сторону. Газует. Сейчас сорвется с места и раздавит его, как червя. Сергей прекратил трепыхаться и замер. Он вспомнил кладбище, вырытую своими руками могилу, ночь…

«Ладно, — подумал он, — по крайней мере теперь меня не похоронят заживо…»

Вдруг джип замер на месте. Стих рев мотора. Внутри в салоне звонил телефон.

— Слушаю, — сказал Турок.

— Отбой, — раздался в трубке недовольный голос Анны, — оставь мальчишку. Если он еще жив…

— Сейчас проверю… — Турок с сомнением посмотрел на замершее впереди у колес его джипа полумертвое существо.

Он вылез из машины и подошел к Сергею. Перевернув безжизненное, разбитое тело лицом к небу, он дотронулся кончиками пальцев до шеи Сергея. Яремная вена отозвалась слабым толчком. Жив…

Часть вторая Вольер для самородка

Взвод курсантов в бронежилетах с полной выкладкой застыл в упоре лежа у ног инструктора. У каждого нестерпимо болели костяшки сжатых кулаков, воткнутых в присыпанный песком асфальт плаца. В ушах от напряжения стоял звон, похожий на стрекотание нескольких тысяч впавших в раж кузнечиков.

Инструктор прохаживался мимо измотанных, обессилевших бойцов, заложив за спину руки, и всем было ясно, что от него спасения нет. Он равнодушно смотрел, как пот течет по искаженным от натуги, перепачканным лицам и капает, капает под ними на песок, будто капли теплого летнего дождя.

Курсанты видели перед собой только кусок плаца и ботинки инструктора, который, не торопясь, прохаживался мимо ряда застывших в напряжении подопечных.

— Взвод, делай раз! — скомандовал инструктор.

Взвод дружно лег на грудь.

— Два-а!.. Раз! — снова скомандовал инструктор и сделал паузу.

Бойцы пытались приподняться из последних сил. Однако это не у всех получилось. Некоторые так и остались лежать. Инструктор подходил по очереди к тем, кто еще трепыхался, и подставлял под живот свой пыльный, на толстой подошве, высоко зашнурованный ботинок. Приходилось выпрямлять руки и орать:

— О-о-ос!

Сергей увидел у самого своего лица начищенные до блеска ботинки инструктора. Ему показалось, что он плывет, руки подкашивались, словно тело его превратилось в отвратительный комок старой намокшей ваты. Он почувствовал, как инструктор деликатно подставил ногу ему под живот.

— Ос, Чумаков!

Сергей стиснул зубы и молча отжался в упоре, преодолев тупое нытье и бессилие мышц. Инструктор присел на корточки, усмехнулся и как бы по-отечески положил тяжелую руку ему на голову. Сергей опустился на грудь, но тут же молча выпрямил ходящие ходуном руки.

— О-ос! — заорал рядом поднявшийся курсант Виктор Костромитин, который почему-то всегда оказывался рядом, что уже порядком начинало раздражать Сергея.

Он почти ничего не соображал, только отчаянно матерился про себя, потому что только это могло придать ему силы.

— Ладно… — смилостивился инструктор, поднявшись на ноги. — Взвод, встать, за мной бегом марш!

Взвод тяжело поднялся, двинул трусцой за инструктором. Сергей зачем-то оглянулся на бегу и увидел в стороне ухмыляющегося Турка. Обложив его про себя матом в нескольких вариациях, Сергей прибавил шагу: ему стало легче бежать.

Слева от беговой дорожки стеной но пояс стояла трава, от которой по воздуху плыл густой дух полевых цветов и стрекотанье кузнечиков, многоголосое и громкое.

Из травы один за другим вырастали бойцы в «кикиморах» с пучками листьев на касках и с оружием в руках. Они пробегали несколько шагов, снова ложились в траву, маскировались и делались незаметными.

Уставший взвод пробегал мимо них, не обращая на хитрые маневры никакого внимания, как и те не обращали внимания на происходившее на плацу и беговой дорожке.

Инструктор возглавлял бегущих курсантов. Следом за ним, не отставая, довольно бодро трусил Виктор Костромитин. Сергей замыкал колонну. Он видел сидевшего на траве Турка. Подстелив под себя ветровку, он наблюдал за учениями, покусывая травинку. Сергей задумался на бегу, машинально переставляя отяжелевшие, словно налитые свинцом ноги.

Он вспомнил адскую боль в переломанном теле, долгое выздоровление в одноместной палате военного госпиталя, невозможность связаться с Леной. Неизвестность, тревога, скука, грудная клетка, закованная в гипс, нога на вытяжке. Кожа под гипсом невыносимо чесалась, и медсестра принесла ему длинную вязальную спицу, которую он осторожно заводил под гипс и подолгу с наслаждением чесался. Тело пахло псиной от невозможности помыться. От скуки немного спасал телевизор, от боли — лекарства. От неизвестности и от тоски не спасало ничто.

Однажды его навестил Турок. Он вошел в палату вслед за медсестрой, положил на тумбочку пакет с апельсинами и уселся на стул возле окна. Дождавшись, пока медсестра оправила Сергею постель и вышла, Турок встал со стула, прошелся по палате, не отрывая глаз от Сергея, и сделал приветливое лицо.

— Здравствуй, Сережа, как себя чувствуешь?

— Нормально… — Сергей пожал свободным от гипса плечом и тут же скривился от боли. — В джипе вы были?

— Я…

— Кей Джи Би? — усмехнулся Сергей.

— Нет. Не КГБ, — без обиды ответил Турок. — Я из другой организации… Вообще-то я поздравить тебя пришел. Тебя в школу приняли. Без экзаменов.

— В какую еще школу? — насторожился Сергей.

— В хорошую школу… — Турок неспешно кивнул. — Когда-то я сам там учился.

— Я могу отказаться? — спросил Сергей, начиная понимать, что от него хотят.

— Конечно!.. — Турок лучезарно улыбнулся, и от его улыбки у Сергея в душе замерли все надежды. Замерли, но не рухнули. Тайная мысль о том, что все-таки как-то можно всего этого избежать, пульсировала в висках резко проснувшейся головной болью.

— Голова что-то… разболелась… — пробормотал Сергей, сведя к переносице брови. На лбу выступила испарина.

— Ну, ладно. — Турок подошел к двери. — Ты выздоравливай. Потом курс реабилитации… В общем, у тебя уйма времени будет свыкнуться с твоим новым положением.

— Костромитин, новенького подтяни, — бросил инструктор через плечо.

Виктор замедлил бег, подотстал. Взвод пробежал мимо него. Поравнявшись с ковыляющим в конце колонны Сергеем, Виктор, задыхаясь, обратился к нему на бегу:

— Слышь, ты кончай бастовать… не то мы так до ужина бегать будем… Надо орать… Почему не орешь?.. Когда инструктор подходит…

— Да пошел он… козел… — Сергей остановился на заплетающихся ногах и согнулся пополам, пытаясь совладать с выскакивающим из груди сердцем.

— Когда орешь, легче становится. Все так специально придумано… И не козел он тебе… а товарищ майор…

Сергей выпрямился и глянул на Виктора в упор.

— Он что, подослал тебя ко мне вот это сказать?

— Нет… — Виктор пожал плечами, — просто… попросил подтянуть…

— Ну, давай! — неприветливо усмехнулся Сергей.

— Ну, на! — Виктор неожиданно ударил его ногой в бронежилет.

Потеряв равновесие, Сергей завалился набок. Недоуменно глядя на Виктора, он неуклюже поднялся, и вдруг резко, как учили в армии, нанес колющий удар дулом автомата в живот противника, и следом второй прикладом в голову. Тот легко увернулся и отскочил. Изловчившись, Сергей попытался достать его подъемом стопы между ног, но Виктор провел подсечку, сбил его с ног.

— Хватит! Не то я тебе что-нибудь сломаю!

— Угу… — промычал Сергей, изогнулся и схватил Виктора за колени.

Они сцепились, рыча и хрипя, покатились по присыпанному песком асфальту. Оказавшись внизу, Виктор высвободил руки и жестко хлестнул Сергея по ушам. Взвыв от боли, Сергей на секунду потерял ориентацию. Мгновенно воспользовавшись ситуацией, Виктор надавил ему большими пальцами на глаза. Их растащил вовремя подоспевший инструктор.

Взвод поравнялся с ними, сделав круг.

— Взвод! Шагом! — рыкнул инструктор. — А Костромитин с Чумаковым на штрафной круг. Отсюда и до ужина. Бегом марш!

Не глядя друг на друга, Виктор и Сергей через силу пустились в медленный бег.

Начальник разведшколы Иван Иванович Борисов лениво просматривал вчерашние газеты за своим необъятным рабочим столом. Отхлебнув остывшего чаю из тонкого стакана в витом подстаканнике, он собрался было поразгадывать кроссворд, но туг раздался стук в дверь. Это означало, что сегодняшние занятия закончились и подошел вызванный им курсант.

— Товарищ полковник, курсант Костромитин по вашему приказанию прибыл.

— Заходи, садись, — полковник указал рукой на стул. — Ты чего такой?.. Устал?

Обессиленный Виктор плюхнулся на стул.

— Да-а… У нас с Чумаковым кросс был.

— Это хорошо, — улыбнулся полковник. — Значит, познакомились?

— Познакомились, — усмехнулся Виктор.

— Вот что, Витя, он сюда со стороны попал, не из нашей системы. Ты бы с ним сошелся поближе, узнал, чем дышит.

Виктор угрюмо уставился в пол.

— Меня уже просили об этом. Генерал Шевцов. Но у нас с ним что-то отношения не складываются.

— Вот о том и речь, — кивнул полковник.

— Я могу отказаться? — на всякий случай спросил курсант.

— Нет. Не можешь.

В отличие от Сергея, Виктор оказался в разведшколе по собственному желанию. Он с детства мечтал стать разведчиком. Естественно, на него повлияла семья. Его дед, отец, все были в системе. Дед, конечно же, давно отошел от дел, но пистолет и рюмку, если надо, еще крепко держал в руке. Деду было за восемьдесят, но он оставался по военному статен и разумен. Он помнил потрясающее множество историй о разведчиках, шпионах и диверсантах. Виктор до сих пор обожал их слушать. И обожал деда. Отец отличался тонким аналитическим умом и проницательностью, был мастером всевозможных компромиссов и сделок. Его опыт, как консультанта, представлял несомненный интерес для системы и постоянно с успехом применялся и использовался.

Виктор являлся единственным ребенком в семье. И в него был вложен весь накопленный двумя поколениями потенциал. Но залюбленный и изнеженный матерью, он вырос слишком тактичным и интеллигентным, что, однако, не мешало ему при необходимости проявлять завидную стойкость и жесткость. Возможно, ему иногда не хватало природной изворотливости и хитрости, но он успешно восполнил этот недостаток необыкновенным усердием в изучении методов работы, в шлифовке точности стрельбы, в освоении специальной аппаратуры, в овладении различными видами борьбы. Он был высокообразован, в совершенстве владел компьютером, знал языки.

Опять же в отличие от Сергея, который родился ширококостным и крепким, Виктор сам создал свое тело при помощи систематических силовых упражнений.

Благодаря матери, филологу по образованию, он прекрасно разбирался в истории и литературе, обладал тонким чувством юмора, любил музыку.

Ну, в общем, парень хоть куда. К тому же еще довольно красив. Серые стальные глаза на бледном лице, густые темные волосы, скрытая в уголках губ улыбка.

Но у него не было чертовски притягательной энергетики Сергея, дарованной ему природой ни за что, просто так. Вероятно, в качестве компенсации за его непреднамеренное сиротство.

Например, Виктор мог бы сколько угодно расточать свое рафинированное обаяние и достоинства, а девушка все равно выбрала бы Сергея. И лидером в присутствии Сергея Виктор никогда бы не стал, даже если бы его назначили. Он инстинктивно чувствовал это, а потому не хотел искусственно набиваться к новенькому ни в друзья, ни в соглядатаи. К тому же между ними постоянно проскакивала искра, которая могла привести и к смертоубийству и к дружбе.

Виктор чувствовал явное энергетическое преимущество Сергея, и потому ему постоянно хотелось самоутверждаться. Но в то же время хотелось его поддержать и помочь и, конечно же, хотелось набить ему морду. Вполне возможно, окажись у Виктора хоть намек на гомосексуальные наклонности, он бы в Сергея просто по уши влюбился. А так он наверняка бы с первого взгляда влюбился в его девушку.

И еще у Виктора не было, да и не могло быть, наклонностей мелкого афериста, природной звериной изворотливости и животного чутья, того самого, которое позволяет собакам и кошкам чувствовать перемену погоды. Не было и таланта предугадывать наперед каждый шаг врага. Виктор все это знал, потому что усердно учился. А Сергей просто знал, и все.

Короче, потенциал Сергея, как разведчика, был гораздо выше, чем у Виктора и у многих других.

Генерал Шевцов сразу это понял. И Турок это сразу понял. Именно поэтому они планомерно и серьезно взялись за этого анархиста. Не из конторы.

К тому же физически он был уже достаточно подготовлен, все-таки армия и Афган… Его, по большому счету, нужно было просто приручить. Он всю свою жизнь от рождения ждал свободы. Но получив ее на короткое время, оторвался по полной программе. Так часто получается с людьми, выбившимися из системы. Зато теперь он в «системе». Значит, все у него получится.

Отупляющая усталость тренировочных дней отпускала к ночи.

Каждый вечер Сергей выходил из казармы и прогуливался по территории разведшколы, чтобы все решили, что у него такая манера, и перестали обращать на это внимание, поскольку любовь к спокойным пешим прогулкам не свойственна начинающим курсантам.

Сергей оценивал обстановку, присматривался к выходам и к заборам, запоминал постоянно посещающих разведшколу людей и транспорт.

Мысль о побеге не оставляла его. Желание увидеться с Леной превращалось в навязчивую идею.

Сергей вальяжно прогуливался вдоль забора, увенчанного тремя рядами колючей проволоки, и ненавязчиво оглядывался. В казармах горел свет, еще более усиливая сумерки. Вокруг ни души. Все отдыхали.

Сергей крадучись приблизился к забору по мокрой, покрытой росой траве и остановился, охватывая взглядом оставшиеся десять метров. На глаза ему попалась непонятно откуда взявшаяся здесь палка. Видимо, инструкторы-кинологи натаскивали собак.

Сергей наклонился, поднял палку и потыкал ею на расстоянии вытянутой руки, повозил по траве. Потом сделал один осторожный шаг… второй… Выбросив палку, он спокойно пошел к забору.

Вдруг его кто-то будто бы схватил за ногу, вторая нога скользнула по росе, и, раскинув руки, он рухнул на спину, больно ударившись поясницей. Приподнявшись на локте, он обнаружил, что попался в сдвижные кольца. Сергей попытался раздвинуть их, но только сильнее увяз. От обиды захотелось завыть и задрыгать ногами. Однако он взял себя в руки и только сжал что есть силы зубы и кулаки. Над головой раздалось характерное, очень знакомое жужжание. Сергей поднял глаза и увидел поворачивающуюся к нему камеру. Тихо засмеявшись, он провел рукой по росе и отер вспыхнувшее лицо.

В ситуационной комнате было темно и душно. Шевцов сидел перед экраном и следил за сменяющимися картинками. Перед его глазами возникали карты разных масштабов, маршруты и схемы.

В дверь постучали, и вошел Ставрогин с папкой в руках. Шевцов выключил проектор и зажег свет.

— Ну, что там, Илья, садись. — Он протер отвыкшие от света глаза.

— Да вот, Турок сделал отчет по нашему подопечному, — Ставрогин протянул извлеченный из папки лист бумаги.

Шевцов надел очки и принялся читать.

— Сегодня бежать пытался, — усмехнулся Ставрогин.

— Да, я вижу… — вздохнул генерал. — Ну, и что?.. Ты как думаешь, Илья, имеет смысл продолжать с ним возиться?

— Вы мое мнение знаете.

— Ну да… — Шевцов нехотя кивнул, почему-то ему нравился Чумаков. — И все-таки, Илья, давай-ка еще недельку ему дадим.

— А если толку не будет? Что тогда?

— Тогда?.. — Шевцов помолчал. — Жалко мальчишку… Ну… поручишь его Турку… Только, чтобы труп в Праге нашли. И опознали.

— Ладно, Сергей Анатольевич. Я понял.

— Но неделю, мы ему все-таки дадим, Илья. И вот что, ты, пожалуйста, сам съезди в школу. Поживи там денька два. Посмотри на него…

— Хорошо. В понедельник съезжу.

Ставрогин поднялся и вышел. Шевцов снял очки, снова протер уставшие, воспаленные глаза и уставился в отчет Турка, подслеповато щурясь.

«И что за неприязнь такая у Илюши к Чумакову? — думал он параллельно. — Нормальный же парень, все оперативные данные при нем. Я бы сказал, прямо-таки самородок. Ну, происхождение непонятное. Так что с того? А какое должно быть происхождение? Может, у него самое высокое происхождение. Еще неизвестно, как он в детдоме оказался. Морда у него вполне породистая. Даже красивая. Глаза умные. Хорошие глаза. Конечно, Илья криминала терпеть не может. Но ведь некому было парня от дурных компаний уберечь. Сбежать хочет — так и это нормально. Девушка у него. Отношения с ней, похоже, серьезные…

Нет, Илья, надо делать из Чумакова агента. Я чувствую, из него выйдет толк…»

Утром к Сергею подошел дневальный.

— Слышь, Чумаков, тебя в другую комнату переводят.

— Зачем это? — неприветливо буркнул Сергей.

— Затем. Приказано так. Собирай манатки. Пойдем.

Сергей тащился по коридору со свернутым в рулон матрацем и постелью и что-то недовольно бормотал себе под нос. Разговаривать с дневальным ему не хотелось.

— Да ты не думай, — успокаивал дневальный, — это ничего не значит. Меня тоже сперва из комнаты в комнату переводили. Они там думают, — дневальный сделал кивок вверх, — думают, что разбираются… психосовместимость и все такое… Пусть думают… А может, и в самом деле разбираются… Чего молчишь-то?.. Вот. Твой новый адрес.

Дневальный постучался, весело подмигнул и двинулся дальше по коридору.

Сергей постоял с полминуты и толкнул дверь.

Виктор напевая вышел из душа, но блаженная улыбка мгновенно слетела с его лица при виде нежданного гостя.

— Меня сюда определили, — немного смутившись, пояснил Сергей и бросил матрац с бельем на свободную кровать.

— Ну… заходи, раз определили…

Виктор отвернулся и принялся молча одеваться, раздраженно швырнув полотенце на стул.

— Это не моя инициатива, — Сергей развел руками.

— Понимаю, — коротко буркнул Виктор, надевая ботинки.

— Слушай, хочешь, давай чисто разберемся, — предложил Сергей, застилая постель. Конечно, ему не особенно хотелось разбираться, но и сложившаяся ситуация с Виктором, в свете предстоящего совместного проживания, угнетала. — Короче. Разобраться придется.

— Да без проблем!

Виктор сбросил ботинки и пошел на Сергея. Тот только пожал плечами и шагнул вперед.

В следующий момент в дверь заглянул дневальный.

— Бойцы! На занятия в ОПС!

Сергей шел на занятия и думал о том, что ему все это абсолютно ни к чему. Он чувствовал себя, как птица в клетке. Ему ломали хребет, пытались взнуздать, как пойманного мустанга… В принципе, еще в армии он привык подчиняться приказам, как и на войне. Но здесь не война и не армия. Тогда что это? Зачем он здесь? В этих жестких, почти боевых условиях. Он вовсе не собирался становиться ни военным, ни разведчиком, ни кем-то в этом роде. Его влекла совсем другая жизнь. И как его угораздило здесь оказаться? А как его угораздило оказаться в детдоме? Разве он собирался все детство проторчать в детдоме? Нет. Не собирался.

Ему бы хотелось провести эти годы в семье, с мамой и папой. Но, видимо, маме и папе этого не хотелось. А может, они умерли. Вот так взяли и дружно умерли в одночасье в день его рождения. Ну да Бог им судья. В общем, в детдоме было не так уж плохо, это как будто все время живешь в пионерском лагере. По команде подъем, помывка, строем на завтрак, строем на обед, строем на ужин. Кружки, уроки, физкультура. Одинаковые стрижки у мальчиков, летом обязательно вши. Запах хлорки в туалете, запах дегтярного мыла от вшей, специфический запах еды в столовке. Драки и разборки, становившиеся с возрастом все более жестокими и злыми…

А в армии как его угораздило оказаться? Ему так хотелось поступить в институт! Вот была бы нормальная семья — он бы так и сделал. Он хорошо, легко учился.

А в армии все то же самое, только жестче, опаснее. И разборки еще круче. А так… все то же самое: строем туда, строем сюда. Занятия, спорт, кружки… вши… запах хлорки в туалете, запах еды в столовке… Вот на войне было классно. Хотя… Разве он собирался воевать?

Потом какое-то время он распоряжался собой сам. Накуролесил, конечно. Но зато встретил любовь, а это дорогого стоит. Он бы все отдал за любовь. Но его «пражский фестиваль» снова закинул его в казенный дом. Да неужели у него судьба такая!

Снова команда «становись», шеренги, занятия, какой-то адский спорт на пределе возможностей. И приказы, приказы, приказы…

Теперь он попал в Систему, из которой хрен вырвешься. И опять все решают за него. А может, он на всю оставшуюся жизнь должник и собственность государства, раз оно его вырастило? И дом его на всю оставшуюся жизнь — казенный дом, в переносном, конечно, смысле, раз он вырос в казенном детдоме. И быть ему до смерти казенным человеком.

Вот это называется «с детства не заладилось». А у него так прямо с самого рождения не заладилось. Или еще раньше. С самого зачатия. «Час зачатья я помню неточно…» — пробурчал Сергей себе под нос и подумал, что сейчас бы с удовольствием выпил пивка и послушал Высоцкого на полную громкость.

В помещении для занятий Сергей увидел Турка и сразу почувствовал раздражение и неприязнь. Турок стоял с инструктором в кругу курсантов, собравшихся перед монитором. Увидев Сергея, тот приветливо махнул рукой. Сергей ответил легким кивком и присоединился к своей группе.

Двое курсантов в специальной одежде, в масках с пейнтбольными пистолетами зашли в темную комнату. Остальные склонились над монитором.

— Ты первый раз в ОПС? — услышал Сергей голос Турка и нехотя ответил:

— Да.

— Ну вот, посмотри. — Турок ткнул пальцем в зеленое изображение на экране, где два черных маленьких силуэта ловили движения друг друга. Один из них был Виктор. — Надо почувствовать человека в темноте. Есть специальные методики… Вот! Видишь?!

Виктор направил пистолет в сторону соперника. Выстрелил. Курсанта отбросило в угол. На его груди расплылись красные пятна.

— Понятно, — пробурчал Сергей.

— Понятно? — переспросил Турок. — Ну и хорошо, что понятно… Ты пока просто смотри.

Из темной комнаты вышел «убитый» курсант.

— Витек сегодня в ударе, — засмеялся он, снимая маску.

— Саша, пусти Чумакова. Пусть попробует, — тихонько попросил Турок инструктора.

— Давай, — согласился инструктор. — Чумаков! Одевайся.

Сергей надел маску, взял пистолет и зашел в комнату. Дверь за ним тихо закрылась, и он оказался в полной темноте.

Виктор поднял пистолет и начал осторожно передвигаться. Сергей стоял неподвижно, стараясь почувствовать противника, как учил Турок. Виктор описал пистолетом дугу.

Турок внимательно следил за Сергеем.

— Он и двух минут не продержится, — бросил инструктор.

— Посмотрим… — задумчиво произнес Турок.

Виктор и Сергей тихо-тихо дышат, но обоим кажется, что они задыхаются. Так трудно неслышно дышать! Виктору кажется, что он что-то слышит. Он медленно поднял пистолет. Зрителям видно на мониторе, что пистолет направлен точно на Сергея, который выпрямился и замер. Виктор неуверенно опустил пистолет. Тишина. Даже воздух не шевелится. Сергей осторожно присел на корточки, достал из кармана монетку… и швырнул в сторону. Виктор напрягся, услышав звон упавшей монеты, но реагировать не спешил.

Щелкала стрелка на хронометре. Все удивлены долгой паузой. Прислушиваются. Напряжение нарастает.

Неожиданно Виктор бросился бежать прыжками. Наткнулся на стену. Присел. У него над головой растеклись красные пятна от выстрелов Сергея. Виктор тут же выстрелил тоже.

Сергей, лежа на спине, выстрелил несколько раз, перекатился на живот и вскочил на ноги.

Противники стояли в паре метров друг от друга. Они очень устали от напряжения и тишины. Виктор сделал глубокий вдох, выдохнул и закрыл глаза. Ему показалось, что он нашел Сергея, который тоже почувствовал его и осторожно повернулся в его сторону…

Виктор тут же отреагировал, выстрелил и улыбнулся, догадавшись, что попал.

Сергей обнаружил пятно на груди. В ту же секунду прилетевший из темноты шарик с краской залил маску на лице Виктора. Он отшвырнул пистолет и бросился на Сергея, сбив его с ног. Они сцепились, как вчера на плацу, и покатились по полу в темноте.

Яркий свет ошпарил глаза. В комнату ворвались инструктор и Турок.

— Так! А вы, я вижу, еще не набегались?! — прошипел инструктор, схватив Сергея за шиворот.

— Саша! Давай! Растаскивай! Они же покалечат друг друга! — крикнул Турок, удерживая Виктора за шею.

Все тяжело и громко дышали, не боясь нарушить неизвестность и тишину. Сергей брыкался и вырывался. Но инструктор упрямо придавил его носом к полу и тихо сказал:

— Успокойся! Возьми себя в руки! Сейчас бегать пойдешь.

Бег по пересеченной местности был куда интереснее, чем по гаревой дорожке, и, как ни странно, бежать было легче. Однообразие утомляет вдвойне, удручающе действуя на подсознание. Это все равно как стоять и ходить. Стоять устаешь неимоверно, а ходить — нет. Это потому, что когда стоишь, работают одни и те же мышцы, а когда идешь — разные, сменяющие друг друга.

Но двум курсантам казалось, что они бегут уже тысячу лет.

— Все. Меня больше ноги не держат, — еле вымолвил Сергей и рухнул в траву.

Виктор остановился и посмотрел в сторону далекой казармы.

— Не-е… до казармы я не дойду… — предупредил его Сергей.

— Давай… Немного осталось, — неуверенно произнес Виктор.

— Нет. Не могу, — прошептал Сергей. — В последний раз я так в армии бегал…

— А где служил? — Виктор упал рядом в траву.

— Афган, — коротко бросил Сергей.

Они лежали, словно пьяные, с удовольствием прижимаясь спинами к теплой земле, и зачарованно смотрели в предвечернее небо, глубокое и ясное, по которому с криком чиркали стрижи.

— А у тебя родители кто? — нарушил молчание Виктор.

— Не знаю… — Сергей привычно пожал плечами.

— Да ладно! — Виктор удивленно приподнялся на локтях. — Детдомовский, что ли?

— Ага.

Они с трудом поднялись и поплелись к казармам, волоча оружие по траве.

— А здорово ты в меня сегодня попал… Не ожидал, — нарушил Виктор затянувшееся молчание.

— М-м-м… — Сергей кивнул. — А у тебя кто… родители?

— Отец кадровый разведчик, — с гордостью ответил Виктор, — и дед…

— И так далее… И так далее… — перебил Сергей.

— Да ты не подумай, я не хвастаюсь. Но горжусь. Это правда.

— Я бы тоже гордился. — Сергей задумался на минуту, а потом вдруг улыбнулся, будто бы стряхивая грустные мысли, и хлопнул Виктора по плечу. — А в ОПС это ты здорово в меня попал! Были бы у нас пули, а не краска, я бы уже не ответил.

Они смеясь проходили мимо КПП, когда на территорию разведшколы въехал автомобиль. Сквозь затемненные стекла Ставрогин проводил внимательным взглядом двух уставших курсантов.

Начальник разведшколы Иван Иванович Борисов встретил Ставрогина радушной улыбкой и крепким рукопожатием.

— Ну, что?.. Как тут наш подопечный?.. — улыбнулся в ответ Ставрогин. — Бегает он, я вижу, плохо.

— Да нормально он бегает, если захочет, — Иван Иванович махнул рукой, — и стреляет нормально… Чай будешь, Илья? Или на ужин сходим?

— Чаю давай. — Ставрогин присел к столу и задумчиво забарабанил пальцами по толстому зеленоватому стеклу.

Им принесли чай в тонких стаканах с подстаканниками, нарезанный кружочками лимон и сухое печенье.

— А как он с людьми? — Ставрогин положил в стакан два куска сахара и тихонько помешал ложечкой, отставив в сторону мизинец.

— Ну… С Костромитиным вроде подружились.

— Что это вдруг? Ты Костромитину присоветовал с ним подружиться? Или Шевцов?

— Почему я?.. — Иван Иванович изобразил удивление. — Ну да, и я тоже… И Шевцов… Да за ним смотреть надо!!! Он же сбежит! А вы с кого спросите?!.. С меня. Он уже пытался сбежать. Застрял в сдвижных кольцах… Да ты же знаешь!

— Н-да-а… — протянул Ставрогин, передвинув на столе остывающий чай. Стакан тихонько звякнул о подстаканник. — Впрочем, чтобы сбежать отсюда, особенный талант нужен. А я у него такового не наблюдаю… Кстати, где он сейчас?

— На занятии… с артистом.

— Я хочу посмотреть, Иван.

Ставрогин допил чай и поднялся из-за стола. Иван Иванович поднялся вслед за ним.

В помещении для занятий, похожем на обычный школьный класс, курсанты, как школьники, сидели за столами. Позади всех расположились инструктор и Турок. Все внимательно слушали актера, специально приглашенного для такого рода занятий.

— …Метод или система… для вас в упрощенном виде, конечно… позволяют вживаться в предполагаемые обстоятельства, — объяснял актер. — Вот такой, например, этюд. Двое из вас должны пройти в клуб… Клуб будет в коридоре… Я и, допустим, вы, — он кивнул ближайшему курсанту, — будем изображать охрану.

Занятия прервал стук в дверь. В помещение вошел начальник разведшколы и Ставрогин.

— Добрый день, товарищи. Продолжайте, — поздоровался Борисов. Ставрогин только кивнул и встретился глазами с Турком.

Курсанты приветственно поднялись.

Актер воодушевился перед высоким начальством, живо отбежал к двери и встал слева от нее, напустив на себя суровость. Выбранный им курсант, повторяя движения и позы, встал по другую сторону двери.

— Без клубной карты я никого не пущу! — сообщил актер. — А ваша задача наоборот — попасть в клуб. То есть в коридор.

— Костромитин! Чумаков! Попробуйте, — предложил Турок, снова поймав взгляд Ставрогина.

Виктор вышел вперед.

— Ну… мы такие подъезжаем на шикарной машине… одежда соответствующая… Уверенно подходим к охране… — Виктор сделал два шага в сторону двери.

— Понятно. А вы что предложите, — обратился актер к Сергею. — У вас клубная карта есть?

Все ждали шоу.

— Конечно! Есть… — Сергей подошел к предполагаемой охране и полез по карманам: в один карман, в другой, во внутренний карман якобы пиджака. — Сейчас, сейчас… извините…

Вдруг он согнулся и повалился на пол, дергаясь всем телом, потом вывернулся на спину и выгнулся дугой, кашляя и хрипя. Глаза закатились, изо рта пошла пена.

— Он что? Эпилептик?!.. — испугался актер и кинулся к Сергею, которого колотило об пол.

Опешившие курсанты повскакивали со своих мест и окружили упавшего. Кто-то посоветовал вставить ему что-нибудь между зубов, чтобы он не откусил себе язык, как обычно поступают при эпилептическом припадке. Кто-то подсунул ему под голову сумку.

Начальник школы в смятении посмотрел на Ставрогина.

— Илья, ты в курсе?

Но тот только развел руками и посмотрел на Турка, который спокойно наблюдал за происходящим. Ничего не понимающий Виктор присел перед Сергеем на колени и осторожно взял его голову в ладони.

Сергей чуть приоткрыл глаза, и Виктор поймал его лукавый взгляд. Едва заметно кивнув, он отпустил голову Сергея.

— Так, с ним уже было такое! Его на воздух надо! Быстро! — крикнул Виктор. — Давайте его в коридор! Держите голову! Осторожно!

Курсанты вынесли выгнутое дугой тело товарища в коридор и снова положили на пол. Кто-то побежал за врачом.

— Ну как, мы в коридоре?.. — подняв голову, спокойным голосом спросил «эпилептик», перестав ломать комедию. Он поднялся на ноги, отряхнулся и стер пену с лица.

Курсанты смеялись, хлопали Сергея и Виктора по плечам. Инструктор что-то объяснял по поводу хорошей актерской игры.

Сергей прятал довольную улыбку, понимая, что его хвалят, и переглядывался с Виктором так, как будто и его отец с дедом были самыми настоящими разведчиками. Актер разводил руками, смущенно кивая. Шоу получилось отменным.

Турок отвел Ставрогина в сторону и тихо обратился к нему:

— Ну, что, Илья Петрович? Как вам наш подопечный?

— М-да… — кивнул Ставрогин, — впечатляет. Только как-то все это… примитивно, что ли…

— Тогда разрешите, я его еще проверю, — попросил Турок, намеренно пропустив замечание мимо ушей.

— Ну, что ж… давай. Проверяй. Если есть такое желание. Хотя…

Но Турок уже не слушал.

Ближе к вечеру Турок разыскал Сергея и предложил прокатиться по городу. Заодно и развеяться и развлечься. Виктора тоже решили взять с собой.

— Хорошая у вас пара сформировалась, — бросил через плечо Турок, выезжая за территорию школы. — Вот, посмотрим, как вы в реальных условиях сориентируетесь…

— Выездное занятие? — усмехнулся Сергей, устроившись на заднем сиденье джипа рядом со своим новым напарником.

— Вроде того, — кивнул Турок.

Виктор сидел молча и безучастно смотрел в окно. Его не слишком вдохновляла свежая ирония свалившегося ему на голову новичка. Он еще плохо его знал. Впрочем, новичок оказался довольно ловким и сообразительным.

— Сейчас подъедем в одно место… Там два пехотинца из местной братвы. Реальные. Не подставные, — он чуть повысил голос, обернувшись к курсантам. — Ваша задача — войти в контакт. Выпить, закорешиться… Я подожду.

Минут двадцать они ехали по загородной трассе, но обе стороны которой зеленели лесополосы, заманчиво предлагая остановиться и прогуляться в густой тени, послушать шум ветра где-то наверху, в кронах, завалиться на полянку в траву и полежать.

Сергей вспомнил, как летом в детдоме их водили за грибами. Но не всех, только старших. А они убегали подальше, чтобы никто из воспитателей не видел, и выпивали заранее припрятанную бутылку водки. Пили с наслаждением, по глотку, передавая бутылку из рук в руки. Потом подолгу жевали траву, в надежде отбить запах. Потом их ругали, потому что запах не отбивался. На ужин непременно готовили жареную картошку с грибами. Это было так вкусно!.. Не то что вываренный до синевы кусочек тощей курицы с рисом, считавшийся деликатесом. Только вот ножка почти никогда не попадалась. А так хотелось ножку!.. Потом, уже будучи взрослым, после армии и Афгана, Сергей часто покупал себе курицу-гриль и съедал всю целиком, с жадностью и страстью. Не потому даже, что был голоден в тот момент, а потому, что был голоден тогда. Но вот к водке он, к счастью, не пристрастился. Состояние опьянения ему не нравилось. Вот пиво — это другое дело. От него не бывало похмелья…

Сергей не заметил, как они въехали в город.

Джип припарковался возле небольшого кафе. Виктор вышел первым. Сергей — за ним. Турок ободряюще подмигнул им и откинулся на спинку сиденья. Почему-то он ощутил легкое беспокойство. Ему очень хотелось, чтобы его подопечный прошел этот тест. Хотя исход совершенно непредсказуем, как и его подопечный. Турок понимал, что все может закончиться черт знает чем и ему придется вмешаться. Но все это ерунда. Главное, чтобы парень прошел тест. За Виктора Турок не беспокоился.

Впрочем, именно непредсказуемость Чумакова нравилась Турку. Парень не переставал его удивлять своей находчивостью. Он инстинктивно действовал наудачу и шел напролом. А это очень важные качества для той работы, к которой его готовили. Он как колобок, которому предстояло стать волком. Но сперва надо будет уйти и от бабушки, и от дедушки, и от лисы с зайцем… А он уйдет, уйдет… Почему-то Турок в этом не сомневался. В случае чего, он будет рядом, пока парень не стал волком. Заметив, что неожиданно перепутал персонажи знаменитой сказки, Турок усмехнулся. Но так ему больше нравилось. Он не воспринимал в качестве серьезных противников мелких и хитроватых, пискляво тявкающих лис.

В кафе было уютно и пусто. Приглушенный свет и негромкая музыка всколыхнули приятные ощущения из прошлой жизни. Но их пришлось подавить усилием воли. Сергей понимал, что сейчас не время воспоминаний. Сейчас время действия. Бармен драил стаканы за стойкой, напевая себе под нос. Весь его облик излучал гостеприимство и вежливость. Двое обещанных пехотинцев молча сидели в углу за уставленным пивными кружками столиком. Они выглядели осовевшими и безучастными ко всему. Один рассеянно теребил тонкие усы, другой задумчиво почесывал бритый затылок. Коротко переглянувшись, курсанты заулыбались, потрепали друг друга по плечу и вальяжно разошлись в разные стороны. Один как бы за выпивкой, а другой — занять столик.

Прямиком подойдя к бармену, Сергей вынул бумажник и постучал им по стойке. Его глаза были восторженными. На лице — неописуемая радость.

— Представляешь, друг! Не было никого, и вдруг — сын!.. Понял?..

— Выпьем? У брата сын родился! — счастливо предложил пехотинцам Виктор и совершенно по-дружески треснул бритоголового по спине.

Парень покосился на своего приятеля и нехотя изобразил что-то напоминающее улыбку.

— Поздравляем. Только отойди, ладно?

— А чё вы делаете-то? — обиделся Виктор, пододвигая от соседнего столика стул. — Я же от дел не отрываю… Эй! Серега! Братишка! Давай пузырь!

Пехотинцы окинули «счастливого отца» оценивающими и не слишком приветливыми взглядами, но, видимо, рождение сына показалось им уважительной причиной и они согласились разделить радость.

— Ладно. По одной выпьем и все. У нас свой базар.

К столику приблизился абсолютно счастливый Сергей с бутылкой водки под мышкой.

— А почему по одной? Вы что, не поняли?! У меня сын!

Бухнув бутылку на стол, Сергей полез обниматься к бритоголовому.

— Ты сдурел совсем, мать твою, — взревел усатый и с силой оттолкнул счастливого отца от приятеля. Сергей отлетел к соседнему столику, запнулся за стул и упал на пол.

Виктор вскочил и с размаху врезал усатому кулаком по лицу. Тот завалился вместе со стулом, чуть не опрокинув ногами столик. Бутылка водки угрожающе подпрыгнула. Виктор машинально схватил ее за горлышко и удержал от падения. Но со стороны показалось, будто он хочет треснуть ею усатого по голове. Бритоголовый испуганно выхватил из-за пояса пистолет.

— Не стреляй, дурак! — крикнул ему из-под стола усатый.

Бритоголовый нерешительно прицелился, совершенно не соображая, что происходит, вроде выпить за новорожденного хотели…

Воспользовавшись всеобщей растерянностью, Виктор, ногой выбив у бритоголового пистолет, заломил руку за спину и завалил его на пол рядом с усатым.

Пистолет отскочил прямо к Сергею. Схватив его, он вскочил с пола и подбежал к Виктору, держа пехотинцев на мушке. Они так и лежали рядышком под столом, ошалело таращась на черную дырочку дула.

— А чего дальше-то? — тихо спросил Сергей.

— Не знаю… — Виктор переступил с ноги на ногу. — Водка где?

На негнущихся ногах к столику приблизился бармен с полным подносом закусок и запинаясь пролепетал:

— Вы чего, мужики?.. Вы же… Это… за новорожденного… собирались…

— И правда, мужики, чего это мы?.. У меня же сын!.. Поднимайтесь к столу! — Сергей миролюбиво развел руками, приглашая всех выпить.

Сквозь затемненное окно джипа Турок спокойно наблюдал мизансцену, обрезанную оконными переплетами.

Пехотинцы уселись за стол и вцепились в стаканы. Они выглядели подавленными, ерзали на стульях и исподлобья переглядывались.

— Она до родов шикарная была… а теперь еще лучше… — бормотал Сергей, разливая водку по стаканам. — Три шестьсот, мужики! Сын! Три шестьсот!..

Гулко чокнувшись с остальными, он поднял свой стакан к губам и, сделав глоток, улыбнулся. Водка жарко обожгла горло и потекла по телу, приятно согревая. Он так давно не пил водки. Ему привиделись распахнутые окна роддома и Лена в одном из них. Она смеется и держит младенца, подняв его высоко над подоконником. Младенец в одной короткой беленькой распашонке, и сразу видно, что это сын…

Лена в пятнистом казенном халате, бледное осунувшееся лицо. «Я так без тебя устала…» — шепчет она одними губами, но он словно слышит каждое слово. Малыш надрывается в беззвучном крике и сучит ножками. Это так забавно и мило… «Я люблю вас», — шепчет Сергей в ответ. Но кто-то уводит Лену в глубь палаты. И видны только пустые окна…

Видение качнулось, поплыло и растаяло. Перед глазами Сергея вновь возникли маленькие столики, обитая деревом барная стойка и неприметная дверка за ней.

Вдруг неприметная дверка бесшумно приоткрылась, и из внутреннего помещения в бар солидно вывалили несколько человек. А перед глазами Сергея возникло другое видение. Ночь. Кладбище. Черная разрытая могила. Это они хоронили его в ту ночь. «Ну ни хрена себе, выездной урок на натуре…» — присвистнул Сергей и залпом допил свою водку, аккуратно опустив стакан на столик.

«Таран по-прежнему у них главный… А он изменился. Совсем жирный стал. Уже не успевает перекачивать жир в мышцу. На плечах будто подушки лежат, шеи почти не стало. Башка как в тело вросла. Осьминог, а щупалец не видно. Но они есть. Они так и держат возле себя этих его паршивых ублюдков. А вот глаза у него все те же, парализующие, бледные и злобные, выпученные внутрь…»

Таран окинул зал кафе взглядом хозяина и увидел своего пропавшего должника. Его брови над холодными проницательными глазами поползли вверх. Удивление на лице сменилось злорадной ухмылкой.

Сергей подобрался и бросил на Виктора быстрый предупреждающий взгляд.

Бандиты по-хозяйски подвалили к столу, посмеиваясь и матерясь, подтянули стулья от соседних не занятых столиков, присели. Таран налил себе водки и чинно выпил, хохотнув в кулак.

— А я всем говорил — придет. Куда он денется?.. Не верили…

— Он у меня ствол забрал, — брякнул невпопад бритоголовый.

— Да-а? — Таран удивленно посмотрел на Сергея, потом перевел взгляд на Виктора. — Он отдаст. А ты кто такой?

Виктор миролюбиво пожал плечами, спокойно выдержав тяжелый взгляд Тарана.

— Понятно, — кивнул Таран, отведя глаза.

Подумав с минуту под дружное всеобщее молчание, он поднялся из-за стола, прошелся по залу и выглянул в окно. Прямо перед окном стоял джип с непроницаемыми стеклами, из-за которых невидимый Турок внимательно следил за происходящим.

— Может, дверь запереть? — услужливо предложил бармен.

— Вот-вот. Запри дверь, — задумчиво согласился Таран. — Похоже, Сережа нам адвоката привел, — он медленно вернулся к столу и присел на свое место. — Короче! Сережа… Ствол на стол. И без глупостей. Машина твоя за окном? Или чья?.. Ствол на стол, я сказал!

Кто-то невидимый ударил Сергея сзади по шее, заломил руки за спину и вынул из-за пазухи пистолет. В глазах помутилось. Но все же он увидел, что Виктора тоже схватили.

— Теперь о деньгах, — обратился к Сергею Таран, пряча пистолет. — Знаешь, сколько ты мне теперь должен?

Бандиты одобрительно загоготали, словно и вправду было смешно. В глазах прояснилось. Сергей натолкнулся взглядом на вопросительный взгляд Виктора, потом на вопросительный взгляд Тарана. Взгляды были чем-то похожи. Какой-то скрытой уверенностью, что ли? Сергей помотал головой и засмеялся. Остальные тоже почему-то снова с готовностью засмеялись.

— А чё ржете-то, пацаны? — удивленно спросил Сергей. — Деньги есть…

— Продолжай, — бросил Таран, жестом остановив смех подчиненных.

— В машине человек сидит, — Сергей облизал пересохшие губы. — Он все долги мои скупает. Сказал, с тобой хочет говорить.

— Да?.. — задумчиво произнес Таран, снова подойдя к окну. Джип стоял на месте. — Что ж, зови…

Сергей почувствовал, как его отпустили. Он тряхнул плечами, потер затекшие запястья и направился к выходу. Отодвинув засов на двери, он вышел на улицу. Джип находился на прежнем месте. Сергей побарабанил пальцами по стеклу. Оно поползло вниз, и внутри появилось угрюмое лицо Турка. Он вопросительно поднял брови.

— А сколько… ну… так, по времени… мы должны их нагружать? — уточнил Сергей, облокотившись о джип. — Ну, чтоб считать успешной сдачу экзамена?

— А что, у вас все проходит успешно? — с сомнением глянул из-за стекла Турок.

— По-моему, да, — уверенно констатировал Сергей.

— Тогда красиво уйти надо, — посоветовал Турок. — Это всегда важно в любом деле. Так что, уходите, ребята.

— Будет, — кивнул Сергей и вразвалочку двинул к кафе.

Чувствуя за спиной присутствие Турка, он совершенно не волновался. Наоборот, его охватил какой-то веселый кураж, придавший уверенности его походке.

Настежь распахнув тяжелую дверь, Сергей остановился на пороге и широко улыбнулся, лихо подмигнув Виктору. Оба уже догадались, что сейчас будет.

— Он вас всех послал! — весело бросил Сергей и развел руками, словно бы провозглашая начало активных действий.

Бандиты ломанулись вон из кафе, к джипу, из которого уже выходил им навстречу Турок. Сергей бросился за ними, краем глаза заметив, что Виктор спокойно посоветовал бармену вызвать «скорую». А лучше, несколько «скорых»…

И мясорубка заработала. Сергей впервые наблюдал Турка в реальных условиях, так сказать, на пленэре, если не считать свой собственный печальный опыт. Но тогда тот просто безжалостно давил его джипом. И на сей раз Турок поистине был неотразим. В буквальном смысле! Неуловимые и точные удары его ног и рук настигали бандитов, будто врасплох, и они валились на землю с глухими короткими стонами, больше уже не поднимаясь.

«Скорые» подоспели как раз вовремя, с воем остановившись возле кафе. Санитары выскочили и дружно засуетились вокруг пострадавших, пробуя пульс и укладывая их на носилки. Сверкали проблесковые маячки, выхватывая из темноты лютое лицо Турка, который молча искал глазами своих подопечных. На пороге кафе показался смущенный Виктор. Сергей вышел из-за джипа.

Турок жестом велел им садиться, уселся за руль и завел мотор. Всю обратную дорогу они молчали, словно им нечего было сказать друг другу. Но Сергей догадался, что экзамен они сдали. Пусть не так гладко, как того хотелось бы Турку, но все же…

В казарме не спали. Из холла доносились громкие голоса и смех. Кто-то зачитывал вслух письмо. Остальные азартно комментировали текст, смачно и беззлобно острили, сыпя казарменными шутками.

При появлении Сергея и Виктора гвалт смолк, и все дружно повернули головы к вошедшим. Неподдельный интерес в глазах товарищей бодрил, как тоник. Было приятно, что их ждали.

— Ну как? — прозвучал в зависшей тишине вопрос.

— Да все нормально, ребят, — Виктор махнул рукой и устало плюхнулся на банкетку, — так… прогулялись… Давайте дальше, ну… что вы там читали?

— Да Леха письмо от другана получил… Читай, Леха…

Леха с выражением продолжал читать, и все вновь увлеклись развеселым рассказом. Сергей сидел рядом с Виктором на табурете, но не принимал участия в обсуждении. Он безучастно смотрел в темные окна холла, блуждал взглядом по пустынному в этот поздний час двору разведшколы, погрузившись в свои мысли, уйдя в дебри нескладных грустных воспоминаний об оставшейся в прошлом вольной жизни, бестолковой, но счастливой. Виктор легонько толкнул его локтем в бок.

— А тебе никто не пишет? Совсем? Ну… может друг… или девушка… У тебя есть девушка?

— Была… — задумчиво ответил Сергей. — У меня была девушка Лена… И больше у меня никого и ничего не было… Понимаешь, я как увидел ее, сразу понял, что она моя. У нее было такое родное знакомое лицо… Я чуть с катушек не съехал. Пошел за ней, как баран на веревочке. И ни одной мысли в голове. Что говорить?.. А вдруг у нее кто-то есть? А вдруг исчезнет в толпе, и я ее больше никогда и нигде не встречу. У меня четко тогда возникло такое ощущение, что я без нее не могу… Чертовщина какая-то… Иду, смотрю ей в спину и думаю, буду уговаривать, пока не уговорю…

Он рассказывал о Лене, о том, как познакомился с ней и как увидел ее последний раз в Праге на вокзале у вагона, честно признавшись, что скучает по ней неимоверно. Виктор слушал, не перебивая, но Сергей вдруг замолчал. Он увидел за окном автомобиль, припаркованный у КПП. Что-то похожее на надежду шевельнулось в его душе.

— А чья это машина?..

— Полковника Ставрогина… Ильи Петровича… Да ты же его видел. Он на занятия приходил. А что? — недоуменно спросил Виктор.

— Да так… — Сергей неопределенно кивнул.

Ему больше не хотелось рассказывать. Непреодолимая тоска застигла его на полуслове. Застигла и захлестнула. Изнуряющие тренировки отвлекали его днем от самокопаний, но к ночи мысли о Лене овладевали им безраздельно. Возможно, будь у него семья, дяди-тети, круг родительских друзей и своих собственных, родной дом, все было бы проще. Но он всегда был один. Ничей. И только с появлением в его жизни Лены он стал ее, стал принадлежать ей. И только ей. Он привязался к ней всем своим существом, всем телом. Он даже не осознавал прежде, насколько сильна эта связь. А почувствовал это лишь теперь, оказавшись не по своей воле в этом странном месте, в разведшколе. Школа была чем-то средним между детдомом и армией. Но это было ни то и ни другое. Здесь было еще хуже, чем в детдоме и в армии. И это до предела зависимое положение невыносимо тяготило Сергея. Навязчивая идея побега и встречи с Леной перешла в манию. Он мог мыслить только в одном направлении.

Ночью Сергей не спал. Некоторое время он с сожалением думал о том, что зря так разоткровенничался с Виктором. Он еще ни разу в жизни никогда и никому ничего подобного не говорил. В некоторых вещах он был скрытен, предпочитая отмалчиваться или врать. И хотя сегодня он пошел против своих принципов, все же он сделал это намеренно. Подействовала атмосфера холла, где читали письмо друга Лехи. Ему очень захотелось показать благополучному и удачливому Виктору, что у него тоже кто-то есть в жизни. Пусть у Виктора есть все: и мать, и отец, и героический дедушка… А у него, у Сергея, есть Лена! И для него это значит гораздо больше, чем для всех остальных то, что имеют они. Когда-нибудь у него тоже будет настоящая семья. А у его внуков тоже будет героический дед!

Сергей упрямо боролся со сном, боясь проспать до подъема, иначе у него ничего не выйдет. Возможно, он задремал пару раз, увязнув в обрывках полусна, перемежающихся картинками предстоящего побега. Ему даже стало казаться, что он уже несколько раз осуществил задуманное и теперь отдыхает. Под утро жаркое, нервное возбуждение охватило его, не давая заснуть.

На рассвете он тихонько вылез из-под одеяла, стараясь ненароком не разбудить безмятежно спящего Виктора, и скользнул из комнаты в еще темный, пустынно-гулкий коридор…

Через несколько минут он спокойно вышел из спецхранилища, спрятав за пазухой ремни и присоски. Громкий сигнал внутренней связи возвестил общий подъем. Началась обычная утренняя суматоха, среди которой никому не было дела до умытого и одетого курсанта, имеющего вполне определенные, свои собственные планы на сегодняшний день.

Сергей подошел к автомобилю Ставрогина и огляделся. Не обнаружив ничего подозрительного вокруг, он нырнул под машину, прикрепил к днищу присоски и повис на ремнях.

Время потекло в каком-то ином измерении. Оно стало медленным и ленивым для Сергея, тогда как для всех остальных оно неслось обычным утренним бегом. Помывка, зарядка, завтрак… Скоро начнутся занятия… Сергею показалось, что он задремал. Ему приснился обрывок сна, будто бы никем не замеченный, он мчится на бешеной скорости, приклеенный к днищу автомобиля, захлебываясь ветром, пылью, угарным газом и восторгом, потрясающим восторгом свободы. Он очнулся от звука приближающихся шагов. Возле машины остановились ноги в высоко зашнурованных начищенных ботинках.

Виктор присел на корточки и посмотрел Сергею в глаза долгим серьезным взглядом, потом поднялся и постукал ногой по колесу.

— Здравия желаю, товарищ полковник! Надо бы подкачать колесо.

— Привет, Виктор, — услышал Сергей слабо узнаваемый голос. Вероятно, это был хозяин машины Ставрогин.

— Ну что, подкачаю колесо? — зачем-то настаивал Виктор. — А вы пока прогуляйтесь по плацу. Посмотрите… Занятия начинаются…

Сергей весь внутренне поджался, словно хотел срастись с днищем, стать неотъемлемой его частью, без которой машина просто не сможет двинуться с места, развернуться, набрать скорость… Он представил себе, как полковник Ставрогин сейчас послушает Виктора и пойдет прогуляться по плацу, а Виктор отцепит беглеца, выволочет из-под машины, прошипит что-то поучительное и сорвет весь блестящий и почти уже осуществленный побег…

— Да нормально все, Витя, доеду. Времени нет уже, — услышал Сергей голос Ставрогина. — …Отца-то давно видел?.. Как он?

— Хорошо, товарищ полковник.

— Передавай привет. — Ставрогин помолчал, пнул ногой переднее колесо, которое якобы требовалось подкачать, и продолжил уже каким-то совсем другим тоном, полным иронии и скрытого смысла: — Ты, кстати, историю знаешь о том, как к отличнику двоечника подсадили?… Чтоб подтянул… А он вместо этого пить-курить начал… матом ругаться…

— Не знаю, — раздался неуверенный голос Виктора.

— Ну, считай, что я тебе ее рассказал, — усмехнулся Ставрогин, усаживаясь в машину. Днище качнулось, слегка подсев.

Мотор заурчал, фыркнул, и Сергей почувствовал запах угарного газа, выстрелившего из выхлопной трубы. А дальше все было как в его коротком обрывочном сне.

Машина неслась по дороге, подпрыгивая на выбоинах. Сергея немного укачало. Он старался не смотреть по сторонам, но и не закрывать глаза, чтобы не уснуть. Он таращился в грязное черное дно, борясь с приступами то и дело подступающей тошноты. Дорога шла между лесными массивами, затем начался город со светофорами, на одном из которых, воспользовавшись остановкой, Сергей выкатился на асфальт, незаметно поднялся, укрывшись за ближайшим автомобилем, отряхнулся, принял независимый вид и спокойно направился в метро.

В кабинете Шевцова было проветрено и чисто. Полы казались еще влажными после недавней уборки, подоконники сияли белизной, а зеленое сукно на столе будто бы постирали и погладили. Хозяин кабинета чинно расхаживал взад-вперед, заложив за спину руки. Его строгое лицо было задумчивым и хмурым.

Ставрогин и Турок склонились над столом, разглядывая схему здания, и обговаривали возможные варианты проникновения внутрь.

Шевцов остановился, бросив на схему быстрый взгляд, и уселся напротив Турка.

— Ну что? Кто пойдет?

— Чумаков, — откинувшись на спинку стула, ответил Турок.

— Ну… не знаю, — недовольно протянул Ставрогин. — Мое мнение почти категорическое, Сергей Анатольевич, я против того, чтобы важные правительственные задачи решал аферист-недоучка.

— Ты же понимаешь, Илья, — вздохнул Шевцов, — на подготовку квалифицированного агента уходит много времени. Посылать такого на верную смерть — слишком дорогое удовольствие.

— Да что тут опасного?! — разгорячился Ставрогин. — По коллектору сто шагов пройти…

— Это архив КГБ, Илья, — покачал головой Шевцов. — После взрыва там на месте каждой старой двери по три новых вырастает…

Телефон зазвонил некстати и резко, оборвав разговор в важный решающий момент, который трудно искусственно воссоздать.

— Слушаю… — буркнул в трубку Ставрогин, который находился ближе остальных к телефону. Недовольство на его лице сменилось удивлением. Правая бровь поползла вверх, в глазах зародилась усмешка. — Наш аферист-недоучка сегодня утром сбежал из школы под днищем моей машины. Отключил сигнализацию… из спецхранилища утащил ремни и присоски…

По губам Шевцова пробежала неуловимая полуулыбка.

— Ты собирался проверить его, Илья. Проверил? — уже открыто улыбнулся Шевцов.

— Турок тоже его проверял, — хмыкнул Ставрогин и в упор глянул на Турка, которому тоже хотелось усмехнуться. Но он сдержался в присутствии начальства. Он вообще был предельно сдержанным. Он вздохнул и отвел глаза. Взгляд его побежал по окну, по стене, где висели в одинаковых деревянных рамочках фотографии хозяина кабинета: молодой Шевцов в бушлате и с парашютом перед прыжком, Шевцов в парадной форме и Путин, Сталин и Рузвельт в Ялте… Фидель Кастро…

— Если объективно, то задание он провалил, — спокойно произнес Турок. — А так… ведет его что-то по жизни, что ли… Или везет… Уж и не знаю.

— Ладно… — Шевцов поднялся и снова прошелся по кабинету, кивнув Турку на ходу: — Давай найди его, сделай внушение и вводи в работу.

— Но, Сергей Анатольевич! Я вас не понимаю! — возмутился было Ставрогин.

— Выполняй, — перебил Шевцов. — Под мою ответственность.

Едва сдерживая радость, Сергей летел по переходу метро на пересадку от кольцевой. Тысячи раз за последние месяцы он мысленно проделывал этот путь с разных сторон Москвы, и, видно, оттого ему казалось, что и сейчас он лишь все еще мечтает об этом. Он с трудом заставил себя перейти с бега на быстрый шаг и восстановил сбившееся дыхание. Ему вдруг стало смешно оттого, что дышал он так, как если бы с полной выкладкой отжимался на кулаках на плацу. Сергей остановился, купил газету и несколько минут тупо таращился на разбегающиеся мелкие буквы, облокотившись о колонну. Дыхание восстановилось, сердце перестало ухать у основания шеи, затихнув где-то слева за грудиной. Сергей швырнул газету в урну и сел в поезд. Оставались считанные минуты до встречи с любимой.

Лена стояла у зеркала в прихожей и рассматривала себя. Лицо было грустным. Впрочем, оно давно уже было грустным, когда она находилась наедине с собой, с тех самых пор, как рассталась с Сергеем. На людях она отвлекалась, поэтому старалась как можно больше находиться на людях.

Лена понимала, что без него ее жизнь сразу же стала нормальной и правильной, но без него было так одиноко. Не проходило ни дня, чтобы она не вспоминала его. Она его любила и тосковала о нем. Разлука изводила и мучила ее, как и непонятное его исчезновение из ее жизни. Она осунулась и похудела, отчего глаза сделались слишком уж глубокими и большими, а лицо — изысканным и печальным. Весь ее облик переполняла печаль, делая ее еще более привлекательной и желанной…

Лена жила одна. Отец давно умер. Мать вышла замуж вторично, когда дочери исполнилось восемнадцать, и перебралась к мужу. Вместе они создали небольшую коммерческую фирму по строительству загородных домов и были довольно обеспеченной семьей.

Лена находилась у них на содержании и жила, не зная хлопот, по крайней мере, пока не закончит институт или не выйдет замуж.

Она также являлась любимой племянницей своего дяди, старшего брага матери. Он заведовал складом стройматериалов, принадлежащим семейной фирме, и тоже участвовал в содержании девушки. Своих детей у него не было, и Лену он обожал, как родную дочь. По сути, он заменил ей отца. В детстве она все каникулы проводила у него в частном доме в Мытищах. Недавно старый деревянный дом снесли. Вместо него построили особняк из красного кирпича для всей семьи. Городскую квартиру оставили Лене.

Дядина жена занималась хозяйством и кухней. Иногда она приезжала к Лене и делала в квартире генеральную уборку. Мыла полы, окна, разбирала балкон. Хотя в общем-то этого не требовалось. Лена и сама прекрасно справлялась с уборкой. Но тетя считала, что девочке одной тяжело, что ее бросили на произвол судьбы. И вообще непонятно, как она питается. Худенькая, как птичка. Учеба забирает все силы. А еще и погулять надо, пока молодая.

Впрочем, Лена не стала избалованной и капризной. Она была хорошей и довольно скромной девушкой, в меру серьезной, в меру беззаботной. Она хорошо училась, дополнительно занималась иностранными языками и строила грандиозные планы на будущее.

Однако второй муж матери, который усердно оплачивал ее обучение в институте, уже готовил ей на фирме рабочий стол. Лена ему не перечила. Она почему-то знала, что спорить с мужчинами бесполезно. Нужно с ними соглашаться и делать по-своему.

Сергей неожиданно вломился в ее размеренную жизнь и все в ней нарушил и перепутал. Она безнадежно влюбилась. Забыла о своих грандиозных планах. Но стала совершенно счастливой. Теперь все ее желания завертелись вокруг него. Но она ничего не знала о нем и знать не хотела. Лишь бы быть рядом. А он появлялся и исчезал, заваливая ее обещаниями, фантастическими перспективами, сказками. Иногда он оставался у нее на несколько дней, иногда на несколько дней пропадал. Она не знала, где он живет, чем занимается, откуда приходит. Конечно, ей хотелось поговорить с ним серьезно. А он отшучивался и врал. Но в своих чувствах он был так откровенен и нежен, что обезоруживало и подкупало, отгоняя все сомнения прочь.

Вершиной его непредсказуемости оказался их внезапный отъезд в Прагу. Он просто схватил ее в охапку и затолкал в поезд. Она даже не успела снять деньги с книжки, а тех, что у нее были с собой, хватило на необходимые покупки и пару дней.

Потом он повел себя странно. И она от него сбежала. Или он ее бросил. Сейчас этого уже не понять. Но то, что он устроил в Праге, вытерпеть она не смогла.

Она вернулась домой, пропустив кучу занятий в институте, и еще долго находилась в полной прострации, не в состоянии вернуться ни к учебе, ни к жизни. Постепенно все как-то утряслось в душе. Она худо-бедно сдала зимнюю сессию, закончила следующий семестр. Прошло так много времени, но она все равно ждала его каждый день. Она мечтала о том, что он вдруг придет. И что она скажет? Конечно, она попытается устроить разбираловку. Прогнать. Но скорее всего она сразу его простит. Обнимет, прижмется к нему. И боль в груди наконец утихнет.

«Хочу, чтобы он пришел…» — воскликнула Лена, забираясь под душ. Прохладные упругие струи били по голове, разглаживая и без того гладкие волосы, по лицу, смывая привычные слезы. Но вода успокаивала, утешала. Утешение возвращало надежду.

Иногда ей хотелось найти себе другого парня. Желающих было предостаточно. Но ни один из них не вызывал отклика в ее душе. Душа ее была несвободна, охваченная обидой, ожиданием и любовью.

Лена вышла из ванной, завернувшись в просторный махровый халат. В кухне она сварила себе кофе и присела к столу. Взгляд остановился на цветной фотографии в рамке. Она и Сергей прошлым летом на Волге у самой воды. Лена надменно прищурилась, поджав губы. «Если ты придешь, я тебя прогоню!.. Но ты, пожалуйста, приходи. Без тебя так одиноко…» Слезы снова предательски навернулись на глаза, но усилием воли Лена запретила себе плакать.

Сегодня вечером она как обычно хотела встретиться с друзьями в кафе и смотрела на себя в зеркало в прихожей, натянув джинсы и тонкий свитер. А вдруг она где-нибудь сегодня случайно встретит его, как когда-то, снова познакомится с ним, и все начнется сначала: любовь, счастье, переполненная опасными нелепостями жизнь… Но разве это возможно? «Нет. Это совершенно невозможно!» — громко сказала Лена и бросила в сумочку сигареты и зажигалку.

Короткий резкий звонок в дверь прозвучал неожиданно громко. Каким знакомым был этот звонок! Так звонил только он! Сергей! Лена бросилась к двери и припала к глазку. За дверью стоял Сергей.

Сердце в груди ухнуло и мелко-мелко забилось, словно бы она вдруг замерзла, а потом сделалось жарко. Руки дрожали и не слушались. Она прижалась спиной к холодной стене, пытаясь остудить вспыхнувший жар. Непослушные руки никак не могли достать сигарету из пачки. Тогда она высыпала сигареты на пол, присела и стала судорожно складывать их обратно.

Следующий звонок неожиданно придал ей сил. Она встала на ноги, наконец прикурила и сделала несколько жадных глубоких затяжек.

— Лен! Да открой наконец дверь! — раздался взволнованный нетерпеливый его голос. — Ты же здесь, я слышу тебя.

— Зачем пришел? — глухо спросила она, а у самой душа трепетала.

— Лен, лучше впусти. Я дверь сломаю.

— Не сломаешь. Она дубовая. Типа тебя.

— Я не дубовый. Я без тебя не могу больше…

— А я загадала: если ты в течение месяца не объявишься, значит, не надо… Прошло много месяцев…

— Лена!.. Лучше открой!

— Не открою!

Лена так долго ждала, но оказалась совершенно не готова к встрече. Ей стало страшно, и от страха она грубила и огрызалась. Она знала, что он не уйдет, если она не откроет. Их встреча состоится по любому, уж коли он пришел. Закрытая дверь ему не преграда. К примеру, он заберется через балкон, как проделал это однажды, желая удивить и развеселить ее. Но чего он хочет теперь? Разве теперь время для веселья?

Она курила, прижавшись спиной к стене. Он бросился по лестнице вниз. Она слышала его удаляющиеся шаги. Он знал, что сейчас они будут вместе. Она вышла на балкон и снова закурила.

Она видела, как он вылез в окно на втором этаже и спрыгнул на козырек подъезда, оттуда перелез на ближний балкон и через пару минут по железной решетке взобрался на четвертый этаж, прямо к ее балкону.

— Можно войти? — грубовато и отчаянно спросил он, перекинув ногу через перила.

Можно войти?! Он еще спрашивает! Конечно же, ему можно войти! Она сойдет с ума, если его не обнимет. Все чувства смешались в один пульсирующий в груди клубок. Пытаясь совладать с ними, она казалась замершей и безучастной. Но внешняя сдержанность только усиливала внутреннее волнение.

— Я вхожу, Лена! — повторил он угрожающе.

Она ничего не ответила, бросила на улицу окурок и ушла в комнату, но балконную дверь не закрыла. У нее все трепетало внутри крылышками тысячи бабочек, и она ничего не могла с этим поделать. Она любила его. Она его так ждала. И вот он пришел.

Сергей бросился внутрь квартиры за ней, напал сзади, пытаясь поцеловать. Она лишь попыталась неуверенно отстраниться. Но не смогла. Это было выше ее сил. Они целовали друг друга, как безумные, как одержимые, умирая от голода, утоляли свой голод.

— …Там в Праге история одна произошла… — задыхаясь, прошептал Сергей, — ты, пожалуйста, послушай меня…

— …да, да… — кивала она, совершенно не понимая, о чем он. — Ты знаешь, я обзвонила все морги… Всех перебрала… посольство… полицию…

— … Я люблю тебя, Лен, я так люблю тебя…

— Любишь?! — она одновременно заплакала и засмеялась. — Как же это ты меня любишь?! Пропадаешь где-то почти навсегда… потом заявляешься неожиданно… такой… немножко смущенный…

— Лен, ты только не плачь… Ты не плачь… — бормотал он, абсолютно смущенный. — Говорю же, в историю влип. Так получилось, Лен…

На ее лицо снова упала тяжелая тень невыносимой обиды. Он погладил ее тыльной стороной ладони по щеке, другой рукой пытаясь снова привлечь ее к себе. Но она замерла на миг и снова начала вырываться. Он только крепче обнял ее, уткнувшись в ее волосы лицом, и держал до тех пор, пока она не перестала сопротивляться.

Так они стояли обнявшись какое-то время. А время будто остановилось. Им хотелось подольше побыть вне времени, потому что только вне времени они могли вот так просто быть вместе.

Телефон зазвонил так некстати. Лена поморщилась и нехотя ответила.

— Алло?.. Это тебя… Мужчина какой-то… — она испуганно посмотрела на Сергея.

Он взял трубку и услышал спокойный и будничный голос Турка:

— Через пять минут на углу дома. Время пошло.

Лена не разобрала, что сказал незнакомый мужчина. Она услышала только короткие гудки. Короткий разговор, короткие гудки и изменившееся лицо Сергея.

— Я ухожу, — сказал он упавшим бесцветным голосом.

— Что происходит? — Лена начала раздражаться.

— Еще увидимся, — бросил он хмуро и двинулся к выходу.

— Не стоит. Уходи, — прошептала она, едва сдерживая слезы и злость.

— Лен, правда, я тебя очень, очень люблю, — обернулся он, уже открыв дверь.

— Проваливай! — сквозь слезы крикнула Лена, но дверь захлопнулась, и вряд ли он ее услышал.

Она заметалась по комнате: к окну! к дивану! к балкону! Потом не выдержала и бросилась за ним! По коридору, по лестнице! Вниз! Она выбежала из подъезда… Поздно. Она увидела, как он сел в чужой черный с темными стеклами джип, который тут же сорвался с места и пропал за углом дома.

Лене показалось, что она сейчас умрет. Она бессильно опустилась на бетонный бордюр и уронила голову в ладони. «Это нечестно… — прошептала она, — это несправедливо и нечестно…»

Соседка с первого этажа скрипнула створкой окна и через минуту вышла из подъезда. Участливо склонившись над девушкой, она тронула ее за плечо и спросила беспокойным голосом:

— Лен, ты чего?

— Ничего. — Лена замотала головой.

— Ну-у-у… совсем плохая. Давай-ка вставай. Пойдем ко мне посидим. Мой на работе, дети гуляют. Расскажешь, чего там у тебя… Глядишь, полегчает.

— Нечего рассказывать! — отрезала Лена.

— Тогда помолчим. У меня водка есть. Тебе надо сейчас водочки…

— Не надо мне водочки! — взвизгнула Лена, вскочив на ноги.

Но соседка без обиды обняла ее за спину и повела с улицы в дом. Лена послушно пошла за ней.

— Пойдем, пойдем. Посидим… Я еще мать твою утешала… Мы с ней подруги… Ты же знаешь…

— Знаю… Тетя Надя… он ушел… Он пришел и сразу ушел… Я ничего не поняла.

— Значит, потом поймешь. Или не поймешь никогда. А сейчас вот, выпей водки. Горе луковое, с девками с вами. Старший-то мой, Вовка, тоже на днях подженился… а вчера вернулся… голодный, как пес. Все, говорит, мам, ну их к черту, девок этих…

Турок проводил девушку взглядом в зеркало и через плечо покосился на Сергея, который бросился на заднее стекло и затих, когда девушка скрылась за углом. Было похоже, что парень сейчас завоет. Но тот все так же смотрел назад, хотя уже не видел ее. Салон джипа будто наполнился его угрюмой тоской. Стало нечем дышать.

Турок чертыхнулся и резко затормозил у обочины.

— Слушай! Чего ты от жизни хочешь? — раздраженно спросил он, повернувшись назад к своему пассажиру.

Сергей сидел, опустив голову. Его руки, сцепленные в замок, буквально повисли между колен. Он поднял глаза, и Турку показалось, что он действительно по-настоящему задумался.

А он и правда задумался. Чего он такого должен захотеть, чтобы его оставили, наконец, в покое и отпустили к ней. Он хочет быть с ней. Но тот ли это ответ, которого от него ждали? А что если это неправильный ответ? И тогда его не отпустят. Мысли путались и сбивались в кучу.

— Я хочу… — начал он неуверенно.

— Будет! — с готовностью кивнул Турок, сделав еще и уверенный жест рукой.

— Что будет? — тупо спросил Сергей.

— Вот о чем сейчас думал, то и будет! — снова решительно кивнул Турок. — Деньги будут! Путешествовать будешь!.. Я так понял, ты приключения любишь, — будут тебе приключения. Все тебе будет.

— Круто. — Сергей усмехнулся. — А что взамен?

— Преданность. — Турок пожат плечом. — Сдашь выпускной экзамен, и все! Ты хозяин жизни.

— А что за экзамен? — выдохнул Сергей, с трудом скрывая гордость.

— Скоро узнаешь.

Турок повернулся к рулю, и джип тронулся с места.

Сергей сидел сзади и смотрел в окно. Настроение его совершенно изменилось. Как и его отношение ко всему, что с ним, помимо его воли и против нее, происходило.

Он вдруг понял, что у него не будет той жизни, которую он себе представлял. Но будет такая жизнь, о которой он даже и не мечтал. Неожиданно и вопреки всему он становился профессиональным сотрудником внешней разведки. Оказывается, все это время его натаскивали и учили, а он-то все думал, что его насильно лишили свободы. Он думал только о том, чтобы сбежать. Но не надо было сбегать. Его бы и так отпустили однажды. Он был как в бреду и вот только теперь очнулся. Его берут на работу. Настоящую крутую мужскую работу, высокооплачиваемую и опасную. Но разве это не здорово?! И какими убогими и смешными вдруг показались ему его прежние аферы и полуаферы, связанные с мелкооптовой торговлей всякой фигней, тряпками, сигаретами… Вечные разборки с хозяевами дешевых ларьков, рискованные отношения с братвой… Теперь он их всех сделал! А Тарана особенно.

Ему только надо сдать экзамен, так сказал Турок… Но ведь не по геометрии же. А то, что преподавали в разведшколе, он выучил хорошо. У него и в Афгане была масса аналогичных уроков. Он знал, что абсолютно профпригоден. И в прекрасной форме.

Сергей усмехнулся, заметив, что сам себе хвастается собою, как отец хвастался бы сыном, а сын — отцом. «Ничего, — подумал он, — пусть я уже никому сыном не стану, зато у меня будет сын! Потом дочь. Жена у меня уже есть. Осталось только жениться… А у моих внуков будет героический дед! Они будут мной гордиться». Поймав себя на этой мысли, Сергей удивился. Похоже, он хотел сделать и Виктора. Это что же, зависть?.. Ну и пусть! Зато у него есть Лена! А у Виктора ее не будет!..

В принципе, Сергею нравился Виктор. Прежде у него не было друзей такого уровня. И он первый, кто вызвал его на откровенность. Совершенно случайно между ними возникла глубокая душевная связь. Гораздо более серьезная, чем обоим того бы хотелось.

На следующий день сразу после завтрака Турок забрал Сергея с занятий.

Через несколько минут они сидели в пустом классе перед экраном проектора. На экране высветился тот самый план здания, который недавно рассматривался в кабинете Шевцова. Турок взял указку и подошел к яркому световому квадрату на стене.

— Это наш бывший архив на территории Прибалтики, — начал Турок, ткнув в стену указкой, — наземная часть. Охрана. А это нижняя часть. Семь этажей. Тебя доведут до первого охраняемого контура. Дальше сам. Здесь, здесь и здесь надо будет отключить датчики, — продолжал Турок, тыкая указкой в соответствующие точки на плане, — я потом дам схему… Вот так выглядят датчики. (На экране появились изображения датчиков.)

— На сейфовые замки похожи, — прилежно отметил Сергей.

— Да… — Турок кивнул. — Они прямо в бетон вмонтированы. Через каждый метр. В самом архиве документы на стеллажах, в жестяных папках с асбестовой прокладкой. Папки пронумерованы. Номер нужной папки скажу позже. Ее надо будет заминировать… специальной миной. И — обратным курсом.

— Оружие у меня будет? — спросил Сергей.

— Оно тебе не пригодится. Охрана семью этажами выше.

— Тогда я готов. Пройти сто шагов под землей, бросить гранату и все?!..

Турок нахмурился и внимательно посмотрел на экзаменуемого.

— Снаряжение получишь на месте. Выезд завтра.

— Как завтра? — не понял Сергей. Он уже весь был в пути.

— А в чем дело?.. — удивился Турок. — Ты военный человек. Завтра — значит завтра. — Он смотрел испытующе и в упор.

— Завтра так завтра, — быстро моргнул Сергей, вдруг угадав мысли Турка.

Турок выдержал паузу и опустил глаза.

— Смотри, Чумаков… если что — я тебя не отпускал.

— Спасибо!.. — выдохнул Сергей, все еще не веря в то, что ему позволили без разрешения сделать. Даже не позволили, а предложили.

Они сидели в уютном кафе за маленьким столиком на двоих, друг против друга. Он держал ее за руку и смотрел на нее. Смотрел и не мог наглядеться. Он что-то говорил ей, выдумывая на ходу. Он беспощадно врал ей. Но разве мог он рассказать правду? Он и сам всей правды не знал:

— Ты не волнуйся. Я ненадолго. Сделаю дела и вернусь…

Лена слушала его и кивала. Она знала, что он врет, но не перебивала его, делая вид, что верит. Она понимала, что скоро он снова исчезнет из ее жизни, но сейчас он был рядом. Ее руки в его теплых руках, его глаза устремлены на нее, в них только одна любовь, а все остальное — ложь.

Лена смотрела на него, прямо в глаза, за него, мимо него. Взгляд расплывался в подступивших слезах. Она закурила, чтобы справиться со слезами.

К их столику приближался молодой человек. Он улыбался. Лена тоже улыбнулась ему, окончательно справившись со слезами. Перехватив ее взгляд, Сергей обернулся. К ним подходил Виктор.

— А, наконец-то! — Сергей поднялся навстречу. — Лен, это Виктор, мой друг, о котором я тебе говорил.

— Очень приятно… — Лена рассеянно кивнула.

— Мне тоже… очень приятно… — Виктор пододвинул себе от соседнего столика стул и присел рядом с ними.

— А это Лена! — представил девушку Сергей.

— Я догадался, — засмеялся Виктор, доставая из кармана сигареты.

Пока он усаживался, Лена ненавязчиво рассматривала его. Он производил вполне приятное впечатление. Аккуратный. Спортивный. Хорошее умное лицо. Красивый.

— А вы, пожалуй, единственный знакомый Сергея, которого можно назвать интеллигентным, — усмехнулась она, потушив свою сигарету. — Неужели вы тоже рабочий?

— Почему рабочий? — удивился Виктор.

— Ну, а кто там у вас может еще быть? В экспедиции вашей…

— Он геолог, — поспешно перебил ее Сергей. — Правда, немножко интеллигентный… но это ничего.

— Понятно… — Лена вздохнула и встала из-за стола. — Я вас оставлю ненадолго? Ладно?

Она медленно шла между столиками по залу к туалетной комнате. Виктор провожал ее восхищенными глазами, смакуя, словно легкий с шампанским коктейль, ее движения, походку, скольжение по спине гладких волос. Обеспокоенный его реакцией, Сергей пнул его ногой под столом.

— Э-эй! Это моя девушка!

— А ты всегда девушкам врешь? — Виктор повернулся к нему, с трудом оторвав взгляд от Лены.

— Всегда! — беззаботно кивнул Сергей.

— А зачем? — недоуменно спросил Виктор.

— Иначе им становится неинтересно, — Сергей пожал плечами, — и они уходят к другим.

Виктор засмеялся.

— Тогда я за тебя спокоен. Никто ей не наврет больше, чем ты… Значит, мы геологи…

— Геологи, геологи!.. — вдруг забеспокоился Сергей. — Теперь вали отсюда. Ты свое дело сделал. А я еще нет. Я соскучился по ней, с ума схожу просто. А времени — всего ничего. Меньше, чем ночь.

Потом он уже не помнил, как Виктор ушел, как вернулась Лена, тихонько присев за столик, как уходили они из кафе. Он помнил только, как, совершенно не владея собой, они целовались на заднем сиденье такси и до умопомрачения занимались любовью в ее постели. Потом он снова ей врал, перемешивая ложь со своими почти реальными мечтами об их будущем.

— Лен… ты даже не представляешь, какие возможности открываются сейчас передо мной… У нас будет все!

— И семья?.. И дом? Будут? — счастливо улыбалась она губами в его плечо.

— Да! Да!.. Ты не представляешь! Три дома! Нет! Пять!.. Один рядом с твоим дядей в Мытищах, два на Таити и еще два, где захочешь… где скажешь… будем выбирать…

— Я всегда в тебя верила, — прошептала она. — А ты всегда девушкам врешь?

— Я? Вру?.. — Он удивленно приподнялся на локте, склонившись над ней. — Я вообще никогда не вру…

— Посмотри мне в глаза! — строго велела она, целуя его руки, плечи, шею, лицо. — Ты, главное, сам возвращайся. Тогда разберемся… с домами…

Они попрощались на рассвете. Он обещал вернуться. Она обещала ждать.

Лена даже не предполагала тогда, сколько придется ей ждать. Но разве станет она счастливой заложницей своего легкомысленного обещания? Однако иногда именно такие обещания становятся приговором на всю жизнь.

Она понимала, что с ним возможна только одна любовь. В чистом виде. А обещания ничего не значат. Это только пустые звуки, сложенные в слова, слова в фразы… Он так же неуловим и непонятен, как звуки, из которых можно сложить какие угодно слова. И ожидание ее не станет смыслом жизни. Просто она будет жить с ним в своих воспоминаниях и мечтах.

Сейчас же ее переполняли покой и радость, будто бы он своим неожиданным появлением дал ей фору на долгое время вперед, пока он будет в этой геологической экспедиции, про которую он наверняка тоже наврал. Но ложь накладывалась на ложь, ложь умножалась на ложь, а все равно получалась любовь, против которой у них обоих не было шансов.

На территорию Прибалтики прибыли поздним вечером спецрейсом на спецаэродром. Машина ждала их на обочине дороги, сразу за железным забором. Ночь начиналась сырая и теплая. В воздухе пахло мокрым асфальтом, близким лесом и чем-то еще незнакомым, не российским, быть может, морем…

В течение всего перелета Турок угрюмо молчал, или думал о чем-то, или сердился. Сергея это не особенно волновало. Так… угнетало немного, но не больше.

А в машине он вдруг разговорился.

— Не люблю я Прибалтику, — процедил он будто сквозь зубы, — и прибалтов не люблю тоже. Хотя есть у меня среди них свои люди…

— А мне все равно… прибалты, чукчи… — равнодушно заметил Сергей, а про себя добавил: «Турки…»

— Это тебе пока все равно, — возразил Турок, — а начнешь серьезно работать — начнешь разбираться… Ну да ладно. Сейчас подъедем на место. Там фабрика заброшенная. Но это для прикрытия. Объект под ней. Раньше-то она работала. А теперь — одни руины. Но так лучше. Там человек мой ждет. Диггер его зовут. Он проводит тебя… Ну вот. Подъезжаем.

Турок вывернул руль, и машина съехала с трассы на разбитую ухабистую дорогу, которая скоро подвела прямо к заброшенным фабричным руинам. Пустые черные окна зловеще таращились в темноте.

Турок остановил машину у огромного провала, который прежде, вероятно, был центральным парадным входом, а сейчас напоминал разинутую зияющую пасть преисподней.

Они вышли в огромный пустынный зал, Турок чиркнул по стенам фонариком, высветив облезлые стены и сваленные в кучу обломки оборудования. Пахло засохшим дерьмом и сырым цементом.

Послышался легкий шорох. Турок выключил фонарик и взял Сергея за руку чуть выше локтя.

От стены отделилась тень. К ним подошел человек в прорезиненной робе и каске.

— Привет, Диггер, — прошептал Турок.

Диггер провел их через зал в узенький закуток.

Там они остановились. Диггер сдвинул, в сторону ржавый железный лист, в стене обнаружился лаз, оттуда он достал чемодан с аппаратурой и оборудованием.

Через пару минут Сергей уже стоял перед Турком в прорезиненном костюме с компактным рюкзаком за спиной.

— Папка 22/89. Убедись, что документы на месте, — проинструктировал Турок. — Вот мина. В 4.30 положи на папку и нажми здесь.

— Я понял, — кивнул Сергей.

Они пожали друг другу руки. Натянув резиновые перчатки, Сергей двинулся к поджидавшему его Диггеру. Турок смотрел ему вслед, но вдруг окликнул:

— Сережа, подожди… Ты не думал, куда пойдешь, если выход завалит?

Сергей остановился, хотел что-то сказать, но потом передумал. Махнув рукой, он пошел вслед за Диггером.

Они продвигались по колено в воде, которая постепенно поднималась, холодя тело сквозь непромокаемую ткань. Вонючий спертый воздух оседал в легких гадкой слизью. На касках горели лампы, скупо высвечивая узкий кусок подземелья.

— Забавная у тебя работенка, — буркнул Сергей.

— А что? — чуть обернулся Диггер. — Тут кроме радиации нет ничего такого.

— Радиация? Сколько?

— Не знаю. Не мерил. У меня лично давно на полшестого. — Диггер усмехнулся, но как-то не слишком весело.

— Сплюнь, дурак! — Сергей поскользнулся, взмахнул руками и грохнулся навзничь, полностью окунувшись в тухлую черную воду. Коллектор резко пошел под наклон.

Диггер рассмеялся и подал ему руку. Дальше пришлось двигаться по пояс в воде.

Влага конденсировалась на потолке уходящего вглубь тоннеля, звонко щелкая каплями по каскам, склизкой массой стекала по стенам, еще больше загущая воздух. Грудь распирало от специфической духоты при каждом вдохе, и было невозможно выдохнуть до конца. Сергей тяжело дышал ртом, периодически отплевываясь. Он бы не удивился, если бы сейчас вокруг них всплыли видоизмененные мутациями крокодилы. Очень хотелось уже поскорее куда-нибудь дойти. Зарождающееся в глубине души чувство приближающейся клаустрофобии подступало тошнотой к горлу, давило на виски и затылок.

Наконец они подошли к металлической двери, которая выглядела массивно и безжизненно. Ни петель, ни ручек на ней не было.

Диггер по-хозяйски огляделся, будто бы проверяя, все ли в порядке, и удовлетворенно кивнул.

— Это первая дверь. Дальше сам.

Хлопнув Сергея по плечу, он растворился в темноте, погасив на своей каске фонарь. Видимо, он знал подземелье, как свое тело.

Сергей постоял с минуту, сверяясь со схемой, вынул нож и аккуратно поскреб стену слева от двери. Сырая известка легко крошилась и осыпалась. В образовавшейся борозде обнаружился кабель. Расчистив пространство вокруг него, Сергей присел на корточки и распаковал рюкзак. Высвобождая аппаратуру, он параллельно выстраивал в уме план дальнейших действий. Он подсоединил к кабелю декодер специальными клеммами, похожими на маленькие прищепки, и повернул тумблер по часовой стрелке. На дисплее в бешеном темпе замелькали бесконечные столбцы цифр. Они плавно выскакивали и уплывали, будто намотанные на барабан пунктирные линии. Но вот высветились нужные цифры. Ключ был подобран.

Сергей нажал на кнопку декодера, таким образом посылая сложившийся шифр в систему электронной охраны. Сверху и снизу но углам двери вспыхнули красные светодиоды. Электрозамок с сухим щелчком отпустил дверь. Она приоткрылась, образовав узкую щель в небольшом помещении, за которой зажегся свет. Послышался еще один щелчок. Сработал следующий электрозамок. С лязгом и скрежетом вышли засовы из пазов второй двери. От неожиданности Сергей дернулся всем телом и отскочил за косяк. Тонко пискнул датчик третьей двери. Огромное, плохо смазанное колесо запора с магическим скрипом сделало полный оборот. Третья дверь медленно отошла. Первая синхронно открылась шире.

Сергей бесшумно проскользнул в проход и оказался в тоннеле, освещенном утопленными в стены лампами дневного света. От их безобразной искусственной яркости возникала ассоциация с операционной. Справа и слева громоздились бронированные двери, пронумерованные, как двери квартир на импровизированной лестничной площадке. Четко следуя инструкциям, полученным от Турка, Сергей безошибочно вышел на нужную дверь. Она также открывалась при помощи декодера, что уже было делом отлаженным и привычным. Мелодично промурлыкали скрытые петли. Дверь уплыла внутрь комнаты, и Сергей вошел в архив.

«Что-то уж больно все гладко идет…» — подумал он, осматривая ровные ряды стеллажей с жестяными папками. Нужная папка оказалась третьей снизу на второй полке слева. Сверившись с номером, Сергей откинул жесткую крышку и перелистал документы. То, что нужно. Она. Пока все шло, как по маслу. Теперь оставалось установить мину, запустить часовой механизм, покинуть архив, и в обратный путь по мерзкому подземелью. Сергей брезгливо поморщился.

…Взрыв застиг его в промежуточном коридоре, отшвырнув как игрушку на несколько метров ударной волной. Здание дрогнуло и затряслось. Оглушительный грохот ударил словно кувалдами по ушам, и уши будто залило расплавленным воском, который тут же застыл, сделавшись непроницаемо твердым. Где-то отдаленно взвыла сигнализация, заорали и затопали охранники. Сергею казалось, что он нырнул на непозволительную глубину, и уши безнадежно залило водой. Но все же он услышал негромкий хруст. На его глазах потолок треснул и обвалился. Сергей зажался в угол. Взвились столбы пыли, посыпался битый кирпич, куски цемента и штукатурки. Прямо перед его носом рухнула сверху бронированная дверь, отрезав путь к отступлению.

Отряхнув с головы и плеч мелкую цементно-кирпичную крошку, Сергей бросился в противоположную сторону, где громоздилась куча обломков. Прямо над ней в проломе образовалась небольшая ниша.

Ватная глухота в ушах и засоренные пылью глаза, однако, не мешали голове работать на редкость четко и ясно, как и всегда в критических ситуациях. Спрятав кисти рук в рукава прорезиненной робы, Сергей принялся раскапывать кучу обломков.

Одновременно и дружно распахнулись все двери. Охранники ворвались как по команде и быстро рассредоточились по ответвлениям коридора, перекрикиваясь на чужом, каком-то птичьем языке.

Один из них подскочил к груде обломков. Его заинтересовал резиновый сапог, торчавший между камней. Охранник нагнулся и потянул за голенище… Это было последнее, что он потом вспомнил…

Сергей прыгнул на него сверху, из ниши, которая послужила ему надежным убежищем. Под тяжестью обрушившегося на него тела охранник ударился головой о кирпичи и вырубился мгновенно.

Переодеться в форму охранника не составило особого труда. Но вот нарядить в прорезиненную робу и сапоги обмякшее бесчувственное тело оказалось делом почти безнадежным. Особенно трудно было всунуть в жесткие рукава непослушные, болтающиеся плетьми руки.

Покончив с переодеванием, Сергей вскрыл охраннику локтевую вену и вымазался его кровью. Кровь безостановочно вытекала и впитывалась в цементную пыль, образуя кашицу серо-бурого цвета. Для жгута вполне сгодились связанные в узел носки, которые Сергей зачем-то стянул впопыхах с отключившегося несчастного парня. Перетянув бледную холодеющую руку выше локтя, он примирительно потрепал охранника по плечу. Затем набрал в легкие побольше воздуха и дико заорал, так, чтобы и самому было громко, одновременно открывая из чужого оброненного оружия ураганный огонь.

Дальше началась полная всепоглощающая суматоха. В хаосе, в пыли и дыму было невозможно разглядеть лиц. Вместо них угадывались искаженные мутные неопределенные пятна. Отовсюду бежали вооруженные люди в одинаковой форме. Что-то выразительно кричали, размахивая руками. Где-то не замолкая выла сигнализация. Где-то продолжали рушиться камни.

Сергея оттащили в безопасное место, принимая его за раненного, за своего. Не зная языка, он орал и выл, будто от боли. В ответ на непонятные вопросы корчился и стонал.

Откуда-то появились санитары в белых халатах. Раненого спешно погрузили на носилки и понесли к лифту, который специально придерживался открытым. Носилки едва поместились в небольшом помещении. Створки бесшумно сошлись, и Сергей остался наедине всего лишь с двумя неподготовленными к защите людьми.

…Из лифта он вышел уже в белом халате, волоча на плече обмякшее тело переодетого охранником санитара. Оба перемазаны кровью.

В просторном холле было полно вооруженных людей, военных и штатских. Среди них мелькали белые халаты врачей и младшего медперсонала. Все они дружно ринулись к открытому лифту, где медленно оседал набитым плотью мешком второй санитар, и оттуда вынесли раненого.

Раненого «охранника» опустили на пол.

Кто-то из медиков, по всей видимости врач, склонился над ним, прощупывая пульс на неестественно вывернутой шее.

Все наперебой что-то спрашивали у Сергея. Но он ни слова не понимал, изображая контуженного, впрочем, он и был контужен, что упрощало задачу. Он обалдело моргал вылупленными красными глазами и беспомощно жестикулировал окровавленными руками, мол, там такое!!!

Кто-то шлепнул его по щекам, пытаясь вывести из «шока». Он упал на колени, опершись на руки, и замотал головой, дрожа всем телом и истошно воя. Сейчас же у него начались рвотные спазмы, которые безжалостно выкручивали и выжимали из него внутренности. Его свело жесткой судорогой и вырвало желтой печеночной пеной с кирпично-цементной крошкой. Он завалился набок и захрипел, подергивая конечностями. Глаза закатывались под веки на мертвеющем землистом лице и снова выплывали, оставаясь бессмысленными и неподвижными. Хрипы затихали. Судороги становились все слабее и мягче.

Вокруг него суетилась молоденькая белобрысая медсестра, пытаясь оказать необходимую помощь.

Поднесли еще других раненных, и весь медперсонал был занят. Разворачивали капельницы, распаковывали перевязочные пакеты и одноразовые шприцы.

Полная женщина плакала навзрыд, закрыв руками перемазанное косметикой лицо. Двое мужчин пытались тщетно ее утешить. Группа парней в камуфляже что-то горячо доказывали друг другу. Это было ясно, даже не зная языка. Перепуганная полосатая кошка в ужасе забилась под батарею, ошалело мяукая…

Молоденькая белобрысая медсестра с профессиональным безразличием вытирала салфеткой Сергею лицо. В ее прозрачных голубоватых глазах не было сочувствия, но и брезгливости не было тоже. Она просто работала.

«Сука», — пробурчал про себя Сергей, стараясь «не приходить в сознание».

Девушка автоматически отбросила использованную салфетку, достала из чемоданчика ампулы и вскрыла полиэтиленовую упаковку шприца. Сергей следил за ней из-под полуприкрытых век, заодно боковым зрением оценивая общую обстановку в холле. Однозначно, до них обоих никому не было дела. Медсестра надела на шприц иглу и обломила кончик ампулы, когда Сергей неожиданно «пришел в себя». В глазах его появился задорный блеск. Он резко сел, обнял ничего не подозревающую медсестру за шею, приставив к горлу нож. Она вздрогнула и замерла, почувствовав прикосновение холодного металла.

— К выходу… — коротко прошептал он в ее розовое нежное ушко.

Она кивнула и растерянно захлопала белесыми ненакрашенными ресничками. Ее губы предательски задрожали, лицо пошло багровыми пятнами. Белая шапочка съехала набок, из-под нее выбились наружу мелкие пепельные кудряшки.

— Вы меня… это… в заложники?.. Вы меня убьете?.. — заикаясь, пролепетала она.

Девушка явно понимала русский язык. Большинство прибалтов хорошо понимает и говорит по-русски. Сергей вспомнил Турка, питавшего к прибалтам необъяснимую неприязнь, и усмехнулся. Он поторопил ее бесцеремонным толчком в бок, и она поволокла его к выходу, выводя за линию оцепления.

На улице «раненого» погрузили в «скорую». Медсестра послушно села рядом с ним, ощущая на шее под волосами холодный кончик ножа.

«Скорая» медленно отъехала от объекта и, набирая скорость, покатила по шоссе. Она остановилась через некоторое время на пустынном неосвещенном участке дороги. По обе стороны чернел лес. Где-то далеко впереди мерцали тусклые огоньки. Из распахнувшихся боковых передних дверей почти одновременно кубарем выкатились водитель и санитар. Медсестра чинно вышла сзади, напуганная и смущенная.

«Скорая» рванула с места, не включая огней, и скрылась. Будто бы растворилась в тепловатой сырой прибалтийской ночи.

Утром в кабинете Шевцова раздался телефонный звонок.

— Здравия желаю, товарищ генерал. Дежурный по управлению говорит.

— Да-да… — Шевцов ответил рассеянно и нечетко, словно оторванный от глубоких раздумий.

— Только что звонили из посольства в Прибалтике. Говорят, человек пришел… Ссылается на вас…

— Ну и?! — включился Шевцов.

— Фамилия Чумаков.

— Спасибо. Я посмотрю.

Генерал бросил трубку и усмехнулся, хлопнув себя ладонями по коленкам. Лицо его сделалось удивленным и довольным. «Ну сукин сын!.. Ну и ну…» — пробормотал он вполголоса и нажал кнопку внутренней связи.

— Шевцов говорит! — громко передал он по селектору. — Надо человека из Прибалтики забрать. Он в посольстве сидит…

Генерал с нетерпением ждал Сергея в одном из пустых классов разведшколы. Он мерил шагами проход между учебными столами и почему-то немного нервничал.

Чумаков был непредсказуемым и удачливым анархистом. Ему неимоверно везло даже когда не везло, вот такой парадокс. Невезение компенсировалось везением. Он не просчитывал партию на несколько ходов вперед, как некоторые разведчики-интеллектуалы. Но все же Сергей тоже был своего рода гроссмейстером. Каким-то невероятным образом он ориентировался вслепую во всех опасных и даже безвыходных на первый взгляд ситуациях. Он предчувствовал очередной шаг противника, словно заранее знал, как тот собирается поступить. И действовал безошибочно, как зверь в темноте.

Если он все же ошибался и начинал тонуть, то все равно выплывал, выныривал, словно у него в добавление к легким имелись еще и жабры. Он был непотопляем. Все говорило об этом. И выражение «сукин сын» по отношению к нему предполагало несколько смысловых уровней. Его мать действительно была сукой, бросившей свое дитя. Но, с другой стороны, он обладал собачьим чутьем и звериными инстинктами, полученными генетическим путем от неизвестных предков… Своего рода гений, артист, какие кунштюки выкидывает, а! Такому научить нельзя, это дар от бога! Или черта, кто знает? Вот только получится ли из этого бывшего мелкого афериста и воришки государев казенный человек, вот в чем вопрос?

Генерал понимал, что именно сейчас нужно принимать окончательное решение — быть Чумакову в разведке или нет. И зависело это не только от него, генерала Шевцова, которому много раз приходилось по роду деятельности принимать судьбоносные решения, но и от самого Чумакова, который, скорее всего, представлял себе свою жизнь совершенно иной.

Впрочем, если уж быть честным до конца, разве может этот парень отказаться? Даже если он в эту Систему попал не по своей воле, случайно? Это ничего не меняет. Ведь жизнь любого человека — вереница случайностей. Чумакову пришлось иметь дело с более чем необычными обстоятельствами, которые круто изменили его жизнь. Но, черт возьми, он заставил пободаться спецслужбы нескольких стран, выбрался из всех передряг и ухитрился остаться в живых! За последние месяцы его судьбу пытались решить неоднократно и свои и чужие, и всегда не в его пользу, но всякий раз он вносил свои поправки в их планы.

Перенося вес с носка на пятки, генерал покачивался, глядя в окно и заложив за спину руки. Но ничего за окном не видел. Перед его глазами проносились совершенно другие картинки: отчаянная его молодость, лица ушедших друзей и некоторых неудачливых агентов, сгинувших тихо и без следа.

Дверь за его спиной бесшумно отворилась и захлопнулась с грохотом, вырвав генерала из марева воспоминаний.

— Разрешите войти?! — рявкнул во весь голос не оправившийся после контузии курсант Чумаков.

— Заходи, садись, — обернулся Шевцов. Но Сергей его не услышал. Они так и стояли молча, глядя друг другу в глаза.

— Вам нужен был одноразовый шприц, да?!.. — громким неестественным голосом прервал паузу курсант. — Или презерватив — попользовались и выбросили? И вы нашли меня… тогда в Праге, да?!.. Рисковали, конечно… человек не из вашей системы… мог выдать… и все такое… Зато не жалко, да?!.. — Он помолчал, переведя дух, и заорал снова: — Я победил! Я здесь! Вот я!

— А почему вернулся? — громко спросил Шевцов.

— Работу ищу! — Сергей усмехнулся и развел руками. Глаза его смотрели зло и по-детски обиженно. — Есть работа?.. Или в бега подаваться?..

Шевцов вздохнул, покачав головой, и жестом пригласил курсанта присесть. Они сели за один из столов друг против друга.

— Работы хоть отбавляй, — сказал генерал по-доброму, даже по-отцовски как-то улыбаясь.

— Что?! — гаркнул Сергей, совершенно его не слыша.

— Молодец, говорю, — рассмеялся Шевцов, доставая блокнот и ручку.

Далее их разговор проходил в полной тишине. Генерал писал что-то в блокноте и показывал Сергею. Тот читал и кивал. Но по выражению его лица ничего со стороны понять было невозможно. Он был сосредоточен и серьезен, возможно, как прежде никогда в жизни.

Виктор ждал его на улице. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, нехотя кивая проходящим мимо курсантам. Он знал, что у Сергея с генералом Шевцовым сейчас происходит очень важный, возможно, судьбоносный разговор. В разведшколе они оба были лучшими курсантами, но абсолютно разными в смысле подхода к решению поставленных задач, а дружба их родилась и закалилась в горниле здорового соперничества. По-своему привязавшись к Сергею, Виктор нервничал. Он понимал, что исход разговора может оказаться для друга фатальным, если не сказать трагическим. Виктор давно был в Системе, и варианты выхода из нее были ему известны. Не приведи бог такое испытать на своей шкуре!

Ждать пришлось недолго. Сергей появился в проеме распахнутой двери на улицу со странным выражением на лице. Пожалуй, он был озадачен.

Виктор на всякий случай ободряюще хлопнул его по плечу и махнул в сторону поля у забора.

— Пойдем, — согласился Сергей, — лучше отойти подальше. Не то я со своей контузией на всю казарму орать буду.

Они молча пересекли гаревую беговую дорожку, прошли по плацу и уселись в граве у самого забора.

— Ну что?.. — нетерпеливо спросил Виктор.

— Мне предложили «работу на холоде».

— Ну… работа без прикрытия… один в поле… Поймали — убили. Никто не знает. Никому не нужен. Один. По жизни — один!

— Ну вот, — Сергей кивнул, уставившись в пустоту, — такое он мне предложение сделал…

— Черт… — Виктор отвернулся. К горлу подступил ком. А чего он, собственно, ждал? Что еще могли предложить такому, как Чумаков? А какому такому?!

Виктор дернулся и толкнул Сергея в бок.

— «На холод» — это же с концами!.. Хочешь, я отца попрошу?! Он там всех знает! Я попрошу! Он поможет!

Но Сергей упрямо молчал, и странное выражение на его лице углублялось, делая его решительным и жестким.

— Чего молчишь! — рявкнул Виктор, встряхнув Сергея за плечи, словно хотел вывести его из оцепенения. — Я правда поговорю с отцом! Хочешь?!

— Да нет, погоди… — остановил его Сергей, — ты не понял… Я сейчас объясню… Видишь ли, оказывается, я этого всю жизнь хотел. С детства, с детдомовских времен. Я, оказывается, многое могу. Я такой! От природы, понимаешь?.. Я это чувствовал, но не знал, как выразить и что с этим делать. А теперь знаю.

Виктор отрицательно замотал головой, хотел возразить, но Чумаков остановил его жестом. Виктор замолчал, вырвав в сердцах пучок травы из земли. Сергей продолжал:

— Когда в Афгане служил, мы на караван пошли. Я молодой был. Ночью отошел поссать, а тут стрельба началась. Наши с их дозором столкнулись. Духов не меньше роты было, а нас два отделения. Короче, наши откатились, а я остался… Сначала страшно было. Жуть. А потом вдруг так легко стало, как крылья выросли. Я тогда решил, что все равно не жилец. Так какая разница… Кайф такой… Свобода.

— А потом? — спросил Виктор, удивленный откровенностью Сергея, совершенно для него неожиданной.

— Да ничего потом. На блокпост вышел. И все. — Сергей вдруг резко свернул свой рассказ и замолчал.

— Ты хочешь согласиться? — все еще не верил Виктор.

— Я уже согласился…

— А Лена? Ей наверняка скажут, что ты умер.

— Н-да… Наверняка так и скажут… — Сергей нахмурился, но потом вдруг усмехнулся, невесело и даже трагично: — Ты о ней позаботишься…

Он как-то сразу замкнулся и сник. Было ясно, что разговаривать он больше не хочет.

Лена сидела на лекции по макроэкономике в самом конце наполовину пустой аудитории. Этот предмет не особенно интересовал ее сокурсников, и они предпочитали его прогуливать. Но Лена не позволяла себе прогулы, так как за ее обучение платили. А она относилась с уважением к чужим деньгам, щедро в нее вкладываемым. Да и не хотелось ей сегодня гулять. Сегодня ей вдруг сделалось грустно. Странные нехорошие предчувствия словно бы подползали к ней с разных сторон, и все они касались Сергея.

Она всегда начинала о нем думать с самого начала, с того необыкновенного ощущения, которое она испытала при первом его взгляде на нее. И заканчивала одним и тем же. Что он ей не пара. Но не пара для чего?.. «Для семьи, — Лена тяжко вздохнула. — Конечно же, для семьи…» Дальше, чем создание семьи, ее мысли не уходили. Естественно, ей хотелось, чтобы он стал другим. Да разве это возможно? С чего бы это он вдруг стал другим? Она чувствовала сердцем, что он любит ее, и лишь в этом он не врал. Во всем остальном он врал ей безжалостно и беспощадно. Как сказочный заколдованный принц, он являлся ей иногда. Но зачем? Чтобы она его не забывала?.. Или как оборотень, он словно тайком пробирался к ней из какой-то другой жизни, в которой ей места нет. А потом превращался в кого-то неузнаваемого, принимая иное обличье, и его больше нет нигде!!

Но все же она считала себя его девушкой, по-детски уверяя себя в том, что однажды он придет к ней навсегда и больше уже не исчезнет. Или заберет ее к себе.

Возможно, тогда она будет к этому готова. А пока что она совершенно выбита из колеи и из составленного ею для себя плана своей судьбы. И все это из-за него. Из-за его внезапного появления в ее жизни, из-за его постоянного исчезновения из ее жизни… Из-за его неприсутствия в ее жизни. И из-за его в принципе существования вне ее жизни. Теперь Лене было понятно, что спланировать судьбу невозможно. Человек предполагает, а Бог располагает. Хотя и в судьбе имеет место господин случай.

Они познакомились случайно. В метро. Примерно за полгода до Праги. Он сидел в поезде напротив и смотрел на нее задумчиво и ласково. А ей было неловко. Она отводила глаза, делая вид, что о чем-то задумалась, потом что-то нервно искала в сумочке, но никак не находила. Их взгляды упрямо встречались, словно притягивались друг к другу. Вдруг она поймала себя на том, что тоже хочет смотреть на него. Но разве так можно?

Еще какое-то время она прятала глаза, но в конце концов не выдержана и вышла из вагона. Он, конечно же, вышел за ней следом и молча шел, не отставая ни на шаг, по длинному многолюдному переходу. Она улыбалась на ходу и не оглядывалась.

Потом он просто схватил ее за руку и остановил. Смущенно предложил посидеть где-нибудь в кафе или в баре. Она сразу согласилась. С той самой минуты Лена считала себя его девушкой.

Но он всегда исчезал, на день, на два, на неделю… Потом исчез на несколько месяцев. Появился на миг и снова исчез. Он почти ничего не рассказывал о себе, а она и не выясняла. Ей хватаю того, что они строили фантастические планы на будущее. Все было бесподобно. Одна обнажённая любовь. В чистом виде.

Но вот в Праге у нее сдали нервы. Она сказала ему, что хочет обычной жизни. А что, собственно, в этом такого уж страшного? Все этого хотят. Все стремятся к своей зоне комфорта. Но какова его зона? А может, она вовсе не там, где Лене казалось? А что, если она вовсе не там, где рождаются семьи и дети. Где каждый день усталые приходят с работы, вместе садятся за стол, и это вовсе не романтический ужин. А самый обычный. Но и особой склонности к романтике она за ним не замечала. Как раз напротив, он ничего в этом не смыслил. Он мог зато нарвать ей букет цветов с соседней клумбы. И это было так весело, так смешно… Все, что он делал, она принимала с восторгом. Любое его появление она принимала, как праздник. Рядом с ним она забывала обо всем, выпадая из своей собственной жизни в какую-то параллельную жизнь. А быть может, он, как ни странно, жил своей жизнью?

Ему явно не хватало образования. У него был слишком простой язык. Несколько раз он знакомил ее с какими-то своими якобы друзьями, с которыми ей вообще не о чем было говорить. Они откровенно напоминали шаромыжников или бандитов. Сам же он запросто с ними общался. Но для себя Лена решила, что семьями дружить с этими людьми они никогда не будут…

Да какими там семьями?.. Опять она о том же. Она ведь сказала ему в Праге, что хочет нормальной семьи, детей… свой дом. Она сказала ему об этом, и он пропал. Быть может, это было просто совпадением, стечением каких-то непредвиденных обстоятельств? Ну не испугался же он, в самом деле… А вдруг испугался?..

Неожиданно прозвеневший звонок словно разбудил Лену. Ей показалось, что она действительно спала и видела сон. Машинально запихнув в сумку тетрадь, она покинула аудиторию.

Резко разбуженная звонком, Лена ощущала какую-то неприятную тяжесть в груди и боль, словно душа в том сне сама собой завязалась в тугие узлы, и она вовсе даже не проснулась, а оказалась в каком-то другом сне, которому предстоит обернуться настоящим кошмаром.

Вот уже битый час Виктор слонялся по площади перед институтом. Он караулил Лену. Он нарочно пришел пораньше, чтобы морально подготовиться к встрече, к нелегкому разговору, который оттягивать уже было нельзя. Он и так оттягивал его, сколько мог. Он уже сто раз представил себе, как она, легкая, как птичка, выпорхнет из высоких стеклянных дверей и сбежит быстрыми ножками по широкой праздничной лестнице прямо к нему в руки. А он разочарует ее страшным, непоправимым известием, словно придушит, лишив дыхания на долгое время. Он сделает ее несчастной, а после попытается осчастливить своим надежным присутствием в ее жизни. Он невесело усмехнулся, вспомнив о том, что вдов утешают в еще не остывшей постели. Но может статься, что ей захочется навсегда остаться безутешной. Хотя… так не бывает. Ничего не бывает навсегда, пока мы живы. А некоторые и умирают не навсегда…

Лена появилась с потоком студентов, в стайке подруг, ясная и восхитительная. У Виктора защемило в груди. Он сунул руки глубоко в карманы куртки, сжав их что есть силы в кулаки.

Она увидела его и направилась прямо к нему. На ее нежном лице застыло удивленное выражение. В глазах затаился испуг.

— Здравствуйте, Виктор. Вы с Сережей? — приветливо спросила девушка, но в голосе ее звучала тревога. Она словно светилась изнутри верой в очередное пришествие Сергея.

— Нет, — ответил Виктор абсолютно безнадежно. — Я в командировке. Вырвался на несколько дней.

Ее глаза бегали по его лицу, перебегая с одного глаза на другой. На губах рождалась какая-то ничего не значащая фраза.

— Как он?.. — выдохнула Лена и закрыла глаза, как цветы закрывают бутоны перед закатом солнца. Она чутко уловила момент превращения ее сна в кошмар.

Виктор сказал ей всего несколько слов. Одна короткая фраза. Или две. Это не важно. Информация была изложена им просто и до боли жестко. Но, вероятно, именно так и нужно преподносить подобные вещи. Он заранее отрепетировал свою речь: Сергей погиб на сплаве в Сибири, на далекой реке с ее же именем — Лена…

Лена резко вскинула голову, вглядываясь в его глаза. На побледневших губах застыло короткое «Нет…»

Виктор схватил ее за неживую бесчувственную руку. Но она вырвалась и бросилась бегом через улицу, через дорогу, сквозь встречные потоки машин. Те с визгом тормозили, водители орали на нее, высовываясь с ошалелым видом из окон. Но она не слышала ничего. Виктор бежал за ней, лавируя между бамперами, пытаясь увернуться. Он звал ее и размахивал руками, будто ловил подбитую птицу. Конечно, он ее поймал. И в прямом смысле, и в переносном. Да и какая в том сложность, поймать подбитую птицу? Подранка?

Они стояли посреди улицы, и она плакала навзрыд, уткнувшись ему в грудь. Он неумело пытался ее утешить, гладил по волосам, по спине, с трудом удерживая эротические фантазии. Теперь ему придется надолго запастись терпением, чтобы выдержать ее вдовью скорбь. Некогда он вот так же утешал свою мать, когда отец неожиданно на год исчез из дома. Но мать была подготовлена к скорби, зная, с кем имеет дело, а Лена — нет. Знай она, куда волею судьбы занесло Сергея, возможно, она ни за что не поверила бы сейчас Виктору. И заподозрила бы его именно в том, что он и намеревался сделать.

А ему нужна была девушка Сергея. Вот оно — завершение их соперничества. Он влюбился в нее сразу, как только увидел. Тогда, в кафе. Сергей был так трогательно уверен в себе, так безответственно мил… А ведь Виктор сразу заметил, что они с Леной разного поля ягоды. Лена — девушка его, Виктора, круга. Сергею придется еще долго до нее расти. В интеллектуальном, естественно, плане. Но пока что он ей не пара. У них просто обыкновенная банальная связь. Принцесса влюбилась в медведя.

Но ведь принц-то он, Виктор. Принцессы всегда любят медведей, а замуж выходят за принцев. И наверняка королева-мать придерживается того же мнения. Виктор в глубине души, конечно, стыдился своих помыслов. Однако все становятся циничными, когда речь заходит о взаимоотношениях двух полов.

Ему оставалось одно — отвести ее на кое-как сооруженную могилу Сергея. Вопрос о месте его мнимого захоронения долго муссировался в верхах. Потом все же на всякий случай решили раскошелиться. Ставрогин настоял. Интересно, зачем ему это нужно?

На кладбище было торжественно и тихо, безжизненно и пусто. Виктор вел Лену за руку, как потерявшегося ребенка. Но именно так она и чувствовала себя, маленькой, одинокой, потерявшейся навсегда. Но Виктор знал, что он нашел ее и никуда не отпустит.

Они долго молча стояли у могилы, где на еще не осевшем холмике сиротливо застыл временный цементный обелиск с портретом Сергея. Он смотрел на них обоих грустными собачьими глазами, словно благословляя своей чуть виноватой неповторимой улыбкой на долгие годы совместной жизни… Жизни без него.

«Ты ушел туда без меня, — думала Лена. — Ты принял другое обличье… Но я буду любить тебя всегда… Только тебя…»

«Я буду любить тебя всю жизнь, — поклялся Виктор, глядя на Лену — Я никогда тебя не оставлю… Тем более, я обещал Сергею о тебе позаботиться…»

В полном молчании они вернулись к машине. Лена была подавлена и послушна. Она словно источала душный аромат огромного букета, оставленного ею на могиле. В салоне стало нечем дышать от запаха мертвых цветов. Виктор опустил стекло рядом с собой и искоса поглядел на девушку. Она будто очнулась от его взгляда.

— Витя… Не мог он так умереть… Утонул… Ерунда какая-то…

— Сплав был… Сергей лихачил, как всегда… шагнул… бревна разошлись… А из-под бревен не выплывешь.

— Не мог он так… глупо.

— Лена. Так бывает. Так обычно и бывает… Глупо. По-умному никто не лихачит.

Она умолкла, стиснув зубы и глядя в окно. Неудержимые слезы вскипели в ее глазах и покатились по щекам, капая на руки с подбородка. Она их словно не замечала.

Виктор сжал кулаки па руле, побелели костяшки пальцев.

— Ничего не вернуть, Лена…

— Разве?! — обернувшись, бросила она горько и коротко, устремив на него глаза, полные безудержных слез.

Он чувствовал себя полным дерьмом, но врать ей сейчас — это уже была часть его работы. Не он это решение принял.

Возможно, он все равно попытался бы отбить ее у Сергея. Возможно, она и сама бы предпочла его.

Но все сложилось иначе. Она упала к нему в руки незрелым яблоком, которое скорее всего станет однажды яблоком раздора. А собственно, что имел в виду Сергей, когда попросил позаботиться о ней? Разве не это?

Виктору было не свойственно врать. Но теперь он вынужден врать. А не Сергей ли преподнес ему этот урок? Осталось его усвоить. Неужели действительно девушкам надо врать, иначе они скучают и уходят к другим? А если однажды он скажет ей правду? Не выдержит лжи и скажет. Тогда она от него уйдет?..

Прожить во лжи всю жизнь — интересное предложение. Именно такое предложение он ей и сделал. Впрочем, для нее это прозвучало как нормальное предложение руки и сердца. Она приняла его, безразлично кивнув.

Лена словно впала в анабиоз — так насекомые засыпают на долгую зиму. Она не жила, но и не была мертвой. Она отвернулась от жизни, слабо рефлексируя по привычке. Виктор пытался с ней говорить, но она будто забыла смысл всех существующих слов. Лена не понимала, как это одними и теми же словами можно рассказать и о любви и о смерти. Ей казалось, что Сергей витает где-то совсем рядом, вокруг нее, неуловимой бесплотной тенью. Она ощущала его присутствие. Но как налепить на ощущения плоть, чтобы дотронуться до него?

Она смотрела на жизнь, как на вылинявшие звезды. Незаметно для себя вышла замуж и обрела вроде бы то, о чем мечтала: дом, семью, хорошего мужа… нормальную жизнь…

Но разве она об этом мечтала?.. Конечно, об этом. А с тем, с другим… с любимым… была возможна только одна любовь… в чистом неразбавленном виде. Никакой тебе «кровавой Мэри». Одна водка. Никакого «Шампань-коблер». Только шампанское. Ядреная сливовица в Праге. Вкус недозрелых яблок.

Она очнулась однажды. И жизнь вдруг обрела неожиданно новый цвет и вкус. Она беременна! У нее будет ребенок. И это ребенок Сергея. Он родится и вырастет. И станет смотреть на нее его глазами. Она не сомневалась в том, что это непременно должен быть сын. Она назовет его Сережей. Сережа маленький.

Лена бесспорно оживала и расцветала заново. Виктор с удивлением и трепетом ее узнавал. Ведь он не знал ее прежде. Он полюбил некий образ с ее фигурой, ее лицом…

Возможно, на его глазах рождался совершенно другой человек. Он получил испуганную потерянную девочку, которая теперь превращалась в загадочную женщину, носящую в себе тайну, даже несколько тайн, одной из которых был ребенок.

Виктор знал, что это не его ребенок. Но ничего не имел против. Он получил женщину Сергея. А скоро получит и его ребенка.

Теперь они самозабвенно строили планы на будущее, и не фантастические, а самые реальные.

Планы эти живо захватывали воображение Лены, как и присутствие в них Виктора. Но сам Виктор, сам по себе, ее не интересовал. Она никогда не задавала ему вопросов о его работе, о его мыслях и переживаниях. Он всегда как-то сам подстраивался под ее настроение, словно бы это являлось необходимой терапией в ее вялотекущей скрытой болезни, перешедшей в хронику. Но они жили во лжи. Он сам на это пошел. В свою очередь она тоже ему лгала, притворяясь любящей и желанной.

Со временем они оба настолько войдут каждый в свою роль, что уже невозможно будет отличить ложь от правды.

А пока что живот ее рос, а вместе с ним росла ее уверенность в себе. И в осторожности, присущей беременным женщинам, зарождалась царственная осанка и поступь, возможные лишь там, где тебя короновали. Но однажды коронующий становится просто фаворитом, которому предпочтут любовь в чистом виде.

Лена родила безболезненно и легко. Однако, лежа в дорогостоящей роскошной палате платного отделения роддома, она с томным видом рассказывала родственникам с обеих сторон, что было мучительно больно, но она терпела.

Ребенок родился глубокой ночью. Когда зачали — тогда и родился. И уже с утра в палате благоухало несколько огромных букетов роз. Розы от мужа, розы от свекра, розы от Коли, второго мужа матери. Розы от дяди и тети. Еще от кого-то розы… И ни одного букета цветов, сорванных на соседней клумбе…

Свекр и свекровь благосклонно посматривали на невестку, но их несколько смущало известие о том, что ребеночек не от Витюши. Виктор снова предпочел бы ложь. Но Лена категорически отказалась скрывать правду от близких, проявив в этом вопросе поразительную стойкость. Мало того, она собиралась впоследствии все рассказать и сыну «Все сходится, ребеночек не наш», — недовольно шутил Виктор. Впрочем, он надеялся, что со временем жена одумается и изменит решение. Пока же ребенок был еще маленький и до первых его слов «мама» и «папа» оставался в запасе по крайней мере год.

Часть третья Возвращение тени

В горах Пакистана ночи холодные и ветреные. Зато звезды огромные, с ладонь, яркие, как фонари, но света не дают. Одна красота от них. Но тем не нужна красота звезд, кто прячется ночами в горах Пакистана.

Трое арабов-наемников еще засветло наткнулись на маленькую пещеру и расположились на ночлег. Это была большая удача — найти вот такую пещерку. Она защищала от ветра. В ней можно спокойно разжечь костер, и никто не заметит огня, который быстро нагреет воздух внутри. Дым спокойно выходит сквозь проломы, дышать хорошо, и ноздри не стынут. Но главное — никто не подкрадется сзади, ни зверь, ни человек. Надо охранять только вход.

Ночью в горах полно леопардов. Главное — их вовремя услышать и не поворачиваться к ним спиной, чтобы успеть выстрелить. Но их мягкие лапы ступают совершенно бесшумно. Поэтому лучше ночевать в пещере лицом ко входу, спиной к стене. Но ночуя в горах, следует опасаться не только леопардов. Здесь люди куда страшнее любого дикого зверя.

Арабы сидели у костерка ко входу лицом и грели руки, вытянув их ладонями к огню. И ногам, и коленям под балахонами было тепло. Угли слабо потрескивали. Пахло сожженной хвоей и давно немытыми телами. Но запах периодически улетал, сдуваемый легким сквозняком.

Арабы жевали финики, тихо перебрасываясь короткими фразами. Среди них явно угадывался главарь. Его надменное красивое лицо с довольно длинной узкой бородой выглядело усталым и мудрым. Он слушал хвастливую болтовню двух остальных и снисходительно кивал, задумчиво теребя слабо поблескивающую в ухе серьгу.

— Смотри, Ахмет! — Муса выложил перед главарем на землю три уха.

— А вот мое! — хмыкнул Хатим, гордо выложив к ногам Ахмета пять ушей.

Муса досадливо цыкнул зубом, но все равно решил обойти Хатима.

— Мне прошлой зимой человек совсем без ушей попался! — Он приглушенно засмеялся. — Что за человек!.. Как без ушей живой?..

— Тихо! — перебил Ахмет, резко взмахнув рукой, и прислушался, дернув по-орлиному головой.

Все, затаив дыхание, замерли.

— Показалось, — выдохнул Хатим, — костер трещит… или где леопард бродит…

— …Так вот, я и говорю, — продолжил Муса, — что делать с человеком без ушей?.. Хотел тогда нос отрезать…

Отчетливый шорох у входа в пещеру снова заставил наемников замереть.

Ахмет резко встал, подхватив автомат, и пошел на звук, осторожно ступая по камням. Звук повторился откуда-то сверху. Ахмет посмотрел наверх и прищурился, пытаясь разглядеть что-то в раскачивающемся полумраке, оживленном всполохами костра. Там, под сводом пещеры у самого входа, висела летучая мышь, обняв себя кожистыми тонкими крыльями за плечи. Вероятно, дым потревожил ее, и она шевельнулась. Ахмет опустил автомат и скривил губы. «Мерзкая тварь», — подумал он, собираясь вернуться к костру.

Но вдруг в черном проеме возникла фигура в маскхалате, сорвавшись снаружи сверху. «Большая летучая мышь…» — успел подумать Ахмет, оседая. Он был убит выстрелом в лицо. Следующие два выстрела поочередно достались остальным. Хатима отбросило назад. Муса упал головой в костер. Его борода задымилась и вспыхнула. Пещера наполнилась отвратительным запахом паленой шерсти.

Налетевший порыв ветра проник в пещеру ледяным вдохом и рассеял дым. Человек в маскхалате мягко спрыгнул на камни и вошел внутрь маленького чужого убежища. Убедившись, что арабы мертвы, он склонился над главарем. Тонкий лучик фонарика пробежал по остекленевшим удивленным глазам, красивому надменному лицу, еще не обезображенному смертью, по узкой разметавшейся бороде и остановился на ухе, в котором блеснула золотая серьга. Человек убрал фонарик и достал нож.

На востоке небо подернулось сизой предрассветной мутью. Но впереди была еще тугая, натянутая парусов темнота. Человек в маскхалате шел на темноту, на запад, к афганской границе. Рассвет неуверенно и зыбко крался у него за спиной охотящимся леопардом.

Горные афганские ночи так же ветрены и студены, как и ночи в горах Пакистана.

У нескольких костров, скрытых от ветра в обломках скал, сидели афганцы. Они кутались в балахоны, придвигая колени к огню, некоторые клевали носами, проваливаясь в дремоту, но тут же вскидывали головы, пытаясь стряхнуть назойливую предутреннюю сонливость.

Человек в маскхалате неожиданно вышел из-за темных камней. Афганцы, как но команде, встрепенулись, подавшись навстречу внезапно появившемуся человеку. Он взмахнул рукой, словно давая отбой взвившейся в воздухе тревоге, и спокойно направился к одному из костров, провожаемый цепкими взглядами. Ему навстречу поднялся совсем молодой афганец. В свете костров он казался почти мальчиком с тонким нежным лицом. Мягкий темный пушок едва пробивался в тех местах, где у мужчин положена борода.

Человек присел рядом с мальчиком, задев плечом развернутую спутниковую антенну. Рядом на коврике голубым экраном светился ноутбук. Устроившись поудобнее, человек вытянул к огню озябшие ноги и бросил на коврик рядом с ноутбуком выпачканное черной кровью ухо с серьгой.

— Привет, Зарик! — бодро поздоровался человек.

— Приве-ет… — протянул юный афганец, удивленно уставившись на ухо. — Ахмет?!

— Точнее, то, что от него осталось. Будем менять базу.

— Эй!.. — обратился парнишка к остальным. — Русский Ахмета убил!..

Афганцы снялись со своих мест, сгрудились возле ноутбука и склонились над ухом.

— А самого куда дел? — между прочим поинтересовался молодой.

— Похоронил. По мусульманскому обычаю, — буркнул русский. — Зарик, зачем вы уши режете?

— Это чтобы он в рай не попал, — солидно ответил Зарик. — Аллах человека в рай за уши тянет.

— Ну-у, тогда тебе это не грозит. Зарик, ты же в Аллаха не веришь? — Русский усмехнулся, хитро прищурив глаз.

— Дурацкие шутки, — Зарик укоризненно покачал головой. — Ты скоро в Москву улетишь, а я тут один службу тащить буду.

Он потянулся к ноутбуку и дважды ударил по клавишам. Русский повернул экран к себе и, просмотрев сообщение, улыбнулся:

— Делать тебе тут нечего. Дисней херов.

— Домой отзывают. Счастливый, — с завистью пробормотал юный афганец.

«Да-а, — подумал Сергей, — пора менять место дислокации, не то я тут уже обафганился до неприличия. Скоро начну забывать, как православные крестятся».

И действительно, его с трудом можно было отличить от среднестатистического бедного афганца, пасущего по горным склонам курдючных овец. Он неплохо освоил предпочтительный здесь местный язык пушту, и общепринятая у афганских бедняков одежда стала казаться привычной и даже удобной. Его лицо, скрытое наполовину бородой, успело несколько раз загореть и выгореть. Из-за постоянного прищура от сухого ветра и солнца от уголков глаз разбежались морщины. Но глаза остались прежними, и при желании его можно было легко узнать по глазам.

Сергей откинулся спиной на ковер и задремал. Наконец-то ему можно вернуться домой. В Россию. Но разве у него есть там дом?.. И что его ждет дома?..

В тире разведшколы стоял привычный грохот. Непривычною казалась здесь тишина. Но это только для посвященных. А обычному человеку с улицы в тире захотелось бы забиться в угол, зажмурить глаза, что есть силы заткнуть уши, и все равно ему было бы оглушительно громко, а оттого жутковато. Но все это, конечно же, не касалось настоящих военных, а тем более имеющих отношение к разведке.

Сергей вошел в тир и молча остановился у входа, привалившись к стене. Он был совершенно неузнаваем, с отросшей неоформленной бородой и длинными, собранными на затылке в узел волосами. Весь его облик, неухоженный и неопрятный, даже не говорил, а кричал о том, что он до сих пор еще по уши находился в образе «русского» среди воюющих в горах афганцев.

Сергей огляделся. Несколько офицеров в наушниках увлеченно стреляли по мишеням, ревниво интересуясь успехами остальных. Среди стреляющих находился генерал Шевцов, приехавший сегодня в разведшколу по делам. Он тоже стрелял.

Сергей исподлобья наблюдал за ним со стороны, едва сдерживая улыбку в усах.

Шевцов почувствовал взгляд в спину и обернулся. Он не сразу узнал Сергея в странноватом и каком-то лютом человеке, что с улыбкой смотрел на него.

Генерал нахмурился, сведя к переносице брови, но вдруг улыбнулся в ответ и пошел навстречу человеку, на ходу снимая наушники.

— Ну! Здравствуй, Сережа!

— Здравия желаю, товарищ генерал-майор! — Сергей выпрямился.

— Вольно! Не на параде… — расчувствовался Шевцов.

Они обнялись, похлопав друг друга по спинам.

— Хорошо, когда вольно! — Сергей засмеялся каким-то детским счастливым смехом. Еще с детдомовских времен он терялся, когда его обнимали.

— Давай-ка по отчеству… — добавил Шевцов. — Привыкай к мирной жизни… моджахед.

— Муджахед Сергей Валерианович.

— Вот и я о том же… Как там за речкой?

— Жарко.

— «На холоде» всегда жарко. Зато теперь отдохни. Съезди куда-нибудь. Две недели у тебя есть. И еще… — добавил генерал, отведя Сергея в сторону, но грохота выстрелов это не уменьшило. — Так вот, Сережа… Сразу хочу тебя предупредить… Ты же понимаешь, что умер ты один, а все остальные остались жить своей жизнью?

— Вы о Лене?

Череда выстрелов заполнила нарождающуюся паузу.

— Да. — Шевцов взял Сергея за плечо, отводя еще чуть дальше. — У нее теперь новая семья.

Снова почти одновременно грохнуло несколько выстрелов.

— Понятно. — Сергей кивнул. Щека предательски дернулась.

— А муж у нее — Виктор Костромитин.

Выстрел прозвучал наиболее громко. И Сергею показалось, что это выстрелили ему между глаз.

— Да-а-а?

— Да. — Шевцов крепко сжал Сергею плечо. — Сын у нее. Она Сережей его назвала.

— Сколько лет?

И снова выстрелы. Сергею показалось, что стреляют в него, но он в бронежилете, а потому не умирает. Просто чувствует боль.

— Скоро два года будет. — Шевцов вздохнул и отвел глаза. — Я тебя понимаю. Всегда хочется, чтобы она тебя одного всю жизнь ждала. Но так только мать может.

— Нет у меня матери. И не было, — буркнул Сергей и добавил, помолчав: — Нет, конечно, все правильно. Я знал, на что шел. Это был мой выбор.

— Ты уж к ним не ходи, пожалуйста… Хуже, чем есть, не делай. А так… отдыхай. Планы на отпуск какие?..

— Какие теперь планы… На могилу к себе схожу. Цветочки положить… Как-никак на днях годовщина… И вообще! Что, я не мог случайно выжить, что ли?!

— Сережа, это надо пережить. — Шевцов снова по-отечески обнял его за плечи. — То, что нас не убивает, делает сильнее. Держись, Сережа, держись.

— Разрешите идти? — вяло попросил Сергей, пряча глаза.

— Иди…

Шевцов посмотрел ему вслед, в понуро ссутулившуюся спину, поникшие плечи, затем рывком нацепил наушники и несколько раз выстрелил.

Все пули ушли мимо мишени.

Чувство потери прошлось по нему асфальтовым катком. Такого Сергей не испытывал ни разу. Но разве легкомысленным был его отказ от любимой женщины? На момент отказа такой исход казался ему единственно возможным и логичным. Но теперь, когда «работа на холоде» завершена, он вдруг понял, что осиротел. Он стал сиротой вдвойне. «Сирота-два», — невесело усмехнулся Сергей.

Впрочем, первое сиротство было обычной нормой, которая досталась ему. Он никогда не знал ни матери, ни отчего дома. Скитаясь с младенчества по приютам и детдомам, он с сиротским молоком в одинаковых казенных бутылочках с изношенными сосками впитал в себя определенные правила игры, которые для попавших в игру не с самого первого кона были неприемлемыми или, на худой конец, драконовскими.

Как собака, выброшенная хозяевами на улицу, никогда не достигнет уровня обычной, выросшей в помоечной стае дворняги, чья выживаемость и приобретенная самостоятельно мудрость восхищает. «По приютам я с детства скитался…» — с выражением пропел Сергей, наливая полный стакан водки. Сиротство, в котором он потонул, отказавшись от Лены, было невыносимо.

Он пил целый день. В полном одиночестве. Пестуя свое новое сиротство. Он вспоминал, как впервые увидел ее в метро, неповторимо трогательную, юную, с гладкими русыми волосами, с девичьей неуверенностью в глазах… Что-то вдруг словно коротнуло в груди. Он не мог оторваться от нее, не мог отпустить. Он пошел за ней и не отпустил… Но это тогда. А потом он сам от нее отказался.

Водка весь день шла, как вода. Не брало. Только на некоторое время снимало боль. Но к ночи взяло. Он уснул за столом в низком кресле. С утра был отходняк, потом отходняк-два. Лишь на четвертый день Сергей проснулся, отупевший и слабый, как очнувшийся после тяжелой болезни. Как после тифа.

Контрастный душ и пять кружек крепкого сладкого чая привели его в сносное состояние. С минуту он постоял у зеркала, разглядывая свою зверскую бородатую рожу, схватил с полки пузырек и по пояс облился одеколоном. Ему почему-то почудился острый запах сиротского приюта, который возник на его теле в процессе запоя, хлорка вперемешку с жиденьким крупяным супом. В сердцах матернувшись, он грохнул лосьон о раковину.

Ему предстояло очень неприятное мероприятие: посещение собственной могилы. Это была уже вторая его могила. Посещать первую желания никогда не возникало. А может, стоило?..

Сергея передернуло. Ощущение суеверного ужаса постоянно накатывало на него, стоило вспомнить ту кошмарную ночь. Сперва он не верил, что его закопают. Потом не верил, что закопали… потом не верил, что откопали… С тех пор он узнал, что такое клаустрофобия, но ему, к счастью, всегда удавалось с этим совладать. Однако сейчас он подумал, что острый приступ клаустрофобии непременно удушит его уже на подходе к кладбищу.

Интересно, сколько еще у него будет смертей и могил? Может, пора привыкнуть? Самое страшное позади. Он уже побывал в могиле, но только теперь почувствовал себя чуточку мертвецом.

Его Лена стала женой Виктора. Больше у него ее нет. А у Виктора есть! У Виктора есть мать, героические отец и дед, его Лена и его сын. А что есть у Сергея? Он сам отказался от них и теперь не мог поверить, что сделал это. Квартира, снятая для него руководством, показалась убогой и чужой. Будет ли у него когда-нибудь свой дом?..

До кладбища Сергей добрался на попутке. Настроение продолжало ухудшаться. Как назло, погода стояла изумительная. Но в атмосфере присутствовала какая-то тяжесть, отдаваясь тупым похмельным нытьем в затылке. Вовсю светило солнце, но на горизонте собирались далекие сизые тучки. Водитель сперва не хотел его брать, а потом всю дорогу недоверчиво на него косился, видимо, откровенно жалея, что согласился подвезти здоровенного бородатого мужика с угрюмым лицом за город. Да не куда-нибудь, а на кладбище. Только обещанная сумма денег, получив которую можно позволить себе пару дней вообще не работать и поменять карбюратор, удерживала его за рулем.

У входа на кладбище Сергей в нерешительности остановился. Из распахнутых ворот выходили заплаканные поникшие люди. Было понятно, что они с похорон. Ему почему-то припомнилась давняя история. Однажды из детдома, он был еще маленький, его забрала на воскресенье к себе в гости нянечка. Имени ее он не помнил. Но помнил, что она была добрая. Сперва они сели на автобус и долго куда-то ехали. Оказалось, на кладбище. Там она привела его на чью-то могилу с оградкой, столиком и скамеечкой. На небольшом памятнике со звездой был портрет мужчины в милицейской фуражке.

— Это вам кто? — спросил тогда Сережа.

— Зять бывший, — ответила она нехотя.

После она привезла его к себе домой и накормила борщом. Сереже очень понравилось у нее в гостях, но он постеснялся тогда ей сказать об этом. Зато сказал, что ему жутко хочется еще съездить с ней на кладбище. Она сказала, хорошо, но только на другое кладбище и на другую могилу, к какой-то ее давней знакомой.

— Она старая? — спросил Сережа.

— Нет… молодая… — сказала нянечка и всплакнула.

Странная догадка вдруг шевельнулась в душе. Интересно, почему он прежде никогда об этом не вспоминал?

Сергей присел на скамейку у входа на кладбище и задумался. На ту, другую, могилу нянечка его так и не свозила. Не собралась. Потом ее уволили вместе с поварихой. Говорили, что они, вроде, продукты воровали…

Больше Сергей ее никогда не видел и не помнил о ней. Но сейчас эта история припомнилась ему из-за одной вещи. Когда нянечка водила его на то далекое кладбище к своему бывшему зятю-милиционеру, она не позволила ему пройти сквозь большие резные кованые ворота, а провела через маленькую калитку рядом. «На кладбище и в церковь, — сердито сказала она, — нельзя через ворота ходить. В ворота только покойников возят. Через калитку ходи».

Сергей сидел на скамейке и на полном серьезе не мог решить, как ему войти: через калитку или в ворота? Он ведь уже два раза умер.

Однако, что же это за непонятный зять-милиционер был у нянечки и умершая молодой знакомая?.. Зачем она хотела показать их могилы детдомовскому мальчику Сереже? Неужели это то, о чем он подумал?!

…Сергей тряхнул головой, отбросив неожиданные воспоминания и догадки, решительно встал и вошел в ворота.

Он долго бродил между памятниками и коваными оградками в поисках своей могилы. Погребальная кладбищенская помпезность ввергла его в еще более удручающее состояние, но выпить больше не хотелось. Зато хотелось содрать выцветающие красные ленты с чужих пылящихся венков, свить из них жгут и повеситься на нем, а хоть бы вон на той березе…

Под березой прошла женщина с темным платком на голове и букетом цветов. Подойдя к одной из могил, она положила цветы и присела на маленькую скамеечку.

Она! У Сергея коротнуло в груди, как тогда в метро, когда он ее увидел впервые. Она! Он ринулся было к ней, но что-то его удержало. К горлу подступила тошнота, следствие надвигающейся клаустрофобии или оседающего похмелья. Все тело покрылось испариной. Сергея чуть не стошнило. Он замотал головой и скрылся за ближайшим высоким гранитным памятником.

Дурнота отступила. Вернулась ясность ума. Лена все еще сидела на скамеечке у его могилы, понуро опустив голову в темном платочке. Сергей смотрел на нее из своего укрытия… и вдруг решил выйти. Бесконечная тоска по ней оказалась сильнее всего остального. Безумный порыв толкнул его к ней. В сердце шевельнулась надежда. Он вышел из-за камня и сделал шаг. Вот сейчас он ворвется вновь в ее жизнь, обнимет, прижмет ее, что есть силы, к себе… или прижмется к ней! Сергей сделал второй шаг… Он сорвет этот дурацкий скорбный платок с ее головы, она запрокинет голову, задыхаясь от счастья, он заглянет в ее изумительные глаза и пропадет в них… Сергей сделал третий шаг, после которого он знал, что побежит… Но вдруг метнулся назад…

По аллее шел Виктор и вел за руку мальчика примерно двух лет.

Еле уняв бешеное дыхание и взорвавшееся очередной раз за последние минуты сердце, Сергей смотрел из своего укрытия, словно из чужой могилы, на непрожитую им жизнь. Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Мальчик, его, черт возьми, сын!! подбежал к Лене, трогательно перебирая неверными еще ножками. Сергей был так близко, что слышал их дыхание, каждый звук. Он бы мог сейчас обнять их, забрать себе… Но он только выдохнул, отчаянно и зло.

Легкий вихорчик на головке малыша шелохнулся… Лена подозрительно и медленно повернула голову в сторону Сергея. Потом вынула из сумки цветную маленькую кепочку, надела на сына, прикрыв непослушный вихор, и вздохнула.

Сергей пригнул голову и замер. Его волос тоже коснулся легкий ветерок, качнувший висячую ветвь на березе. Но ведь это она вздохнула! До него долетел ее вздох.

— Что-то ветерок… — рассеянно пробормотала Лена, протянув мальчику свечку.

Виктор достал из кармана спички.

— Па, дай я! — ревниво закричал мальчик. — Мама мне свечку дала.

— Дай ему, — мрачновато попросила Лена.

— Да, пожалуйста, — усмехнулся Виктор, протянув спички ребенку.

Мальчик очень серьезно и долго, с насупленным строгим видом, пытался зажечь свечу. Наконец, у него получилось. Он поставил свечу в изголовье могилы и вопросительно посмотрел на мать.

— Ма… а кто тут? — спросил мальчик.

А Сергей снова вспомнил маленького себя и нянечку на могиле милиционера. «Это ваш кто?..»

Как же ситуации-то похожи. Прямо близнецы…

— Иди ко мне, Сережа, — вместо ответа позвала его Лена.

Она обняла сына, с тоской поверх его головки глядя на трепещущее пламя свечи.

— Кто тут лежит? — упрямо требовал ответа мальчик.

— Давай просто помолчим, — попросила Лена. — На могилах положено помолчать.

«А у нянечки не было свечки», — подумал Сергей. Ему стало холодно. Зябко поежившись, он посмотрел на небо. Погода изменилась. Тучки, еще недавно собирающиеся на горизонте, незаметно затянули все вокруг.

Дождь начался легкой, быстро нарастающей моросью. Свечка, слабо зашипев, погасла. Но Сергей был уверен, что слышал, как она шипит. Ткнувшись лбом в чужой могильный камень, он издал короткий глухой стон, будто свечку загасили о его сердце, воткнули прямо, в пульсирующий митральный клапан.

Дождь усиливался, капли его укрупнялись и тяжелели. Лена накрыла ребенка своей курточкой, взяла на руки и быстро пошла прочь от могилы, с кладбища, от дождя, от грустных мыслей и опасных вопросов сына.

Виктор шел за ней, пристроив зонт над ее головой. Именно за ней, а не с ней. По крайней мере, так показалось Сергею. Они скрылись за высокими, вычурными кладбищенскими воротами, похожими на пустые каркасы для венков, подгоняемые дождем.

Сергей покинул укрытие и подошел к своей могиле. Ухоженный цветник, на парапете оставленный Леной букет, великолепный памятник из черного изысканного лабрадорита с выгравированным его портретом в профиль. Сергей заглянул под парапет цветника, нашел уже намокшую от дождя тряпку и зачем-то протер усеянный крупными дождевыми каплями памятник, особенно свой трагический профиль. «Нет… это не моя могила… — вдруг отчетливо понял он. — Моя могила совсем на другом кладбище. Я был зарыт в нее и вырыт братвой… Но что же именно здесь мне так хочется выть!..»

Дождь нещадно хлестал его по лицу, по могильной плите, по красивому каменному профилю. Сергей повернулся и пошел прочь. Неясные раскаты грома неотвратимо приближались.

У выхода он остановился, уставившись на распахнутые до сих пор ворота, и вышел через калитку.

Покинув кладбище, он ускорил шаг, потом побежал, стаскивая с себя на бегу намокшую куртку Он бежал, глядя в небо, от того места, где была похоронена его непрожитая с Леной и сыном жизнь. Дождь бил его по глазам, по голым плечам, по груди, проникая в самую душу, которая, шипя, остывала. Он бежал сперва в своем обычном размеренном ритме прямо по лужам, по грязной дороге, поднимая веера брызг. Но потом вдруг сорвался, заорал во все горло и побежал, что есть сил, доводя себя до полного изнеможения. Он бежал и орал. За спиной послышались громкие, резко приближающиеся гудки настигающего его автомобиля. Но Сергей ничего не слышал. И ничего не хотел слышать.

Машина резко вильнула, выровнялась и скрылась за сплошной завесой дождя. Сергея отбросило на обочину, словно бы его оттолкнули. Он оступился, ноги перепутались. Он упал лицом в лужу, перевернулся на спину и захохотал. Ему вдруг полегчало. Он лежал на спине на обочине дороги, раскинув руки, принимая дождь в лицо и на грудь. Неясная мысль нарождалась в его голове, становясь с каждым мгновением все отчетливее и реальней. «Я не умер. Я жив. Мы все существуем — и я, и Лена, и наш сын… Так в чем же дело?!.. Не зря же я вышел через калитку!»

Виктор сидел в своем кабинете за столом, задумчиво перелистывая бумаги. Он размышлял о своей жизни. Лицо его выглядело мрачным и злым. На душе было скверно. Сергей вернулся. Теперь придется как-то с ним объясняться. А объяснение будет нелегким.

«Еще неизвестно, что у него на уме. А что, если он серьезно намерен легализоваться и забрать Лену с ребенком себе? От него можно ожидать все, что угодно. К тому же, это его сын. И наверняка ему скажут об этом. Шевцов в курсе. Он ему непременно расскажет в расчете на его понимание. Шевцов вообще к нему… расположен. Возможно, сначала генерал затеял всю эту «смерть» в расчете на то, что с «холода» Сергей не вернется?.. На «холоде» часто «замерзали». Но Сергей вернулся.

Вот пусть Шевцов сам теперь и объясняет ему, что у нас с Леной счастливая семья. Я стал его сыну настоящим отцом. В конце концов, я люблю Лену! Я ее не отдам. Нельзя так играть ее жизнью. Она долго страдала. Потом вроде утешилась. Она пережила его смерть! Она только недавно пришла в себя, успокоилась. И что же, все начнется сначала? Кто удержит Сергея от вмешательства в нашу жизнь?

Я, конечно, его понимаю. Но меня тоже надо понять. А как это все отразится на малыше? Ему и так не дает покоя эта могила. Зачем Лена все время его туда водит? Она же согласилась никогда не открывать ему правду. Он зовет меня папой… Нет. Я их не отдам».

Виктор вздохнул и набрал номер телефона отца. Придется ему вмешаться.

Сквозь стеклянную дверь он видел операционный зал, сотрудников за компьютерами, их пляшущие по клавиатурам пальцы…

Сергей появился внезапно. Он вошел вслед за молодым операционистом и надвигался теперь на Виктора с неизбежностью каменной круглой дуры, рушащей старые, что под снос, стены домов.

Виктор весь внутренне подобрался, словно готовый к схватке зверь, и скривился в недоброй усмешке. «Помяни черта к ночи, а он тут как тут…»

Сергей навис над ним чудом не обвалившейся стеной разрушаемого дома, уперевшись руками в стол. Их глаза встретились. Они молча смотрели друг на друга.

Потом Виктор как-то обмяк и отвел глаза. Откинувшись на спинку вертящегося офисного кресла, он сцепил руки на затылке в замок и потянулся, будто бы разминая затекшие плечи. Это был явно отвлекающий маневр.

— Ну, здравствуй… друг, — скомкано поздоровался он, расцепив руки.

— Мой? — вместо приветствия бросил Сергей, заметив фотографию в рамке: Виктор, Лена, маленький Сережа у Лены на руках. Все улыбались.

— Ну… твой, — нехотя кивнул Виктор.

— Угу. А ты, значит, муж? И даже отец? — В голосе Сергея сквозил отчаянный неприкрытый сарказм.

— Так получилось… — Виктор вздохнул, помолчал с минуту, продолжив затем уже набирающим уверенность тоном: — Я не собираюсь перед тобой извиняться… Ты сам просил о ней позаботиться…

— Я не просил жениться! — грубо перебил Сергей.

— Она не могла оставаться одна… после твоей… «смерти».

— Но ты-то знал, что я жив!

— Важно то, что знала она! — отрезал Виктор, рубанув по столу ребром ладони. — А ей сказали, что ты погиб! Даже могилу соорудили… Слушай, не порть нам жизнь, а?.. Мне, ей, пацану…

Сергей не выдержал. Он схватил Виктора через стол за лацканы дорогого отутюженного пиджака, тряхнул и оттолкнул.

— Этот пацан — мой сын! — процедил он сквозь зубы.

Виктор чуть повел бровью, но на порыв Сергея не отреагировал никак. Еще с минуту они буравили друг друга глазами, затем Сергей по-военному развернулся на каблуках и покинул кабинет. Стеклянная дверь свободно качнулась за ним и, скрипнув, остановилась.

Виктор угрюмо и расстроенно смотрел в спину шагавшему между компьютерными столами Чумакову. Он никому не хотел причинять боль, а Сергею тем более. Все как-то само собой получилось. О чувстве соперничества он давно уже позабыл. Юношеские амбиции курсантов остались в воспоминаниях. Но одиночество Сергея, усугубленное им, больно задевало его самого. Конечно, они уже никогда не будут друзьями, но и чужими не станут тоже. Некогда неожиданно возникшая между ними глубокая душевная связь стала от этого еще крепче.

Выйдя от Виктора, Сергей остановился в гулком пустом коридоре. На душе у него было так же гулко и пусто. Отчаянная надежда, возникшая по дороге с кладбища, съежилась и засохла, как огрызки яблок, съеденных им и Леной в Праге. Даже если их потом бросили в землю, из них вряд ли вырастут яблони. Когда ты входишь в мир одиночества, оно входит в тебя. А выбранный им путь предполагал одиночество. Так проще при его работе — не иметь близких. Возможно, он был избран с самого начала, с рождения, оказавшись в детдоме. Он абсолютно свободен. А Виктор позаботится о его сыне и о Лене. Его никогда не пошлют «на холод», потому что «он не свободен…»

Сергей двинулся по коридору неуверенным медленным шагом, глядя перед собой в пол. Он остановился, будто не зная, куда дальше идти, потом снова пошел. С каждым шагом походка его делалась все более уверенной, почти чеканной. В дверь кабинета Шевцова он постучался четко и громко, как человек, принявший единственно правильное решение.

— Товарищ генерал! Разрешите войти?

— А, Сережа! Заходи, заходи, — Шевцов сделал приглашающий жест рукой.

— Здравствуй, Сергей, — более сдержанно поздоровался находящийся тут же Ставрогин.

— Здравствуйте, Илья Петрович, — кивнул Сергей и снова обратился к Шевцову: — Товарищ генерал, мне не нужен отпуск. Я прекрасно себя чувствую. По ночам летаю, по утрам много ем. Из любого оружия выбиваю девяносто восемь из ста.

— Не нужен, так не нужен, — с легкостью согласился Шевцов, нажимая кнопку селектора. — Костромитина ко мне.

Виктор не заставил себя ждать. Он появился через несколько секунд, будто ждал где-то рядом, оборвав немного неловкую паузу, образовавшуюся в кабинете.

— Разрешите?

— Заходи, заходи, Виктор. Садись, — Шевцов указал на свободный стул. — Итак… Вместо тебя в Женеву полетит Чумаков.

— А он разве не в отпуске? — Виктор бросил короткий взгляд на Сергея.

— Он отказался от отпуска, — по-деловому ответил Шевцов. — А инициативу вредно сковывать. Хотя… Конечно… инициатива наказуема, — добавил он задумчиво, выкладывая из папки несколько фотографий.

Сергей внимательно рассматривал снимки, откладывая в сторону На одном из них был изображен полноватый немолодой мужчина с недобрым взглядом, под глазами набухшие синими сливами мешки.

— Неприятный господин, — отметил Сергей, небрежно бросив снимок на стол.

— Это Павел Филиппович Квятковский, наш резидент в Женеве. Ищи дальше. Там должно быть фото еще одного агента… Шёманна… Завербован непосредственно резидентом, — генерал отхлебнул остывшего чаю из стакана и вытянул следующий снимок. — Вот он, господин Александр Шёманн. Сдал БНД ячейку завязанной на него сети. Сам, естественно, исчез. Ты должен его найти и доставить сюда. Мы уже успели по нему соскучиться.

Сергей задержался на фотографии Шёманна. Он был снят рядом с большой зеленой машиной. Тоже немолодой. Расстегнутая на груди свободная белая рубашка. Подвернутые джинсы. Лысоват. Открытое круглое лицо. Немного смущенная полуулыбка.

Предатель?..

Сергей отложил снимок.

— Я буду работать один?

— Ты будешь работать с Эльзой Бьерквист. — Шевцов допил чай и убрал стакан в стол. — Ты ее муж. Она, кстати, уже ждет тебя на месте. И еще… Не знаю, зачем я вам это говорю… вы мужики взрослые… но скажу. Есть вещи поважнее, чем просто быть счастливыми. — Шевцов помолчал, насупившись пожевал губами, затем добавил, со значением повысив голос: — С подробностями Чумакова ознакомит Костромитин! Он также будет координировать действия на месте… А Илья Петрович… — голос генерала смягчился, — Илья Петрович, ты, пожалуйста, возьми это дело под контроль… Проследи лично. Все. Все свободны.

Ставрогин солидно молчал.

Шевцов демонстративно поднялся из-за стола и отвернулся к окну, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена.

Сергей с Виктором одновременно двинулись к выходу, чуть не толкаясь плечами. Сергей схватился за дверь первым. Он вышел, резко захлопнув ее у Виктора перед носом.

Виктор обернулся к начальству, неловко пожав плечами, будто извинялся за них обоих. Потом вышел, как всегда оставаясь сверхтактичным.

— Видал?! — Шевцов многозначительно глянул на Ставрогина, но Илья Петрович лишь укоризненно покачал головой.

На столе зазвонил телефон. Генерал снял трубку.

— А-а, здравствуй, Саша! Как жизнь? Как Надя?.. Костромитин-старший… волнуется… — прошептал он, зажав микрофон ладонью.

— Привет от меня, — живо откликнулся Сгаврогин.

— Ага… Саша, тут тебе Илья Петрович горячий привет передает… да-да… И Наде тоже… — продолжал генерал в трубку, расплывшись в приветливой доброй улыбке. — Да все уладилось, все в порядке… Разобрались мы с пацанами… Нет, Витя останется дома. В Женеву полетит Чумаков… А потом еще куда-нибудь… полетит… Хорошо, надо встретиться, посидеть… Отлично. До свидания.

Генерал повесил трубку и обернулся к Ставрогину. В его глазах проскользнула досада.

— Да правильно ты все сделал, Сергей Анатольевич! — махнул рукой Ставрогин. — Ну какой из Чумакова отец?!

— А я так думаю, хороший он был бы отец! — бросил в сердцах генерал. — Ты-то вот, Илья, так и не стал отцом! Так что, помалкивай. Что ты в этом понимаешь!

— Ну, почему же не стал? — уклончиво произнес Илья Петрович, рассматривая свои отполированные ногти.

— А это ты брось! — вконец рассердился Шевцов. — Эти твои дела ты давай заканчивай. Или решай… Нехорошо это… На две семьи…

— Зачем? Меня все устраивает. Никто не в обиде. Все довольны.

— Ну, да. Особенно Катя. Она такого не заслужила! Всю жизнь по гарнизонам за тобой…

— Ну по каким гарнизонам? — возмутился Ставрогин. — Она уже давно позабыла, что такое гарнизоны. И уж будь покоен, Сергей Анатольевич, Катя получает все, что заслужила. Ей не на что жаловаться.

— Ну ладно, ладно… — генерал примирительно отмахнулся. — Саша Костромитин на дачу приглашает. В будущее воскресенье… Надя поросенка хочет зажарить… И ты, уж пожалуйста, с Катей…

Ставрогин вышел из офиса, сел в машину и позвонил жене.

— Катюша? Да, я… Ужинай без меня. Сегодня я буду поздно… Да-да, не жди. Ложись спать… Как только закончу дела, сразу приеду.

Он отпустил шофера и уселся за руль. До загородного домика, купленного им на имя некоей Крошевой Татьяны, было около часа езды, конечно, при отсутствии пробок.

Очень скоро его лощеный вылизанный BMW, правда, не последней модели, свернул на Носовихинское шоссе.

Его связь с Танюшей продолжалась последние десять лет. Они познакомились в доме отдыха, в «Вороново», где Илья Петрович поправлял здоровье после случайного легкого ранения. Спустя пять лет она забеременела, тогда и был приобретен очаровательный кирпичный домик на ее имя. А еще через год маленький Илюша Крошев уже смело топтал ножками дубовые полы.

Танюша была счастлива. Свой дом, сын растет, богатый надежный любовник. Жизнь состоялась.

Полковник же Ставрогин от Татьяны откровенно тащился. Супругу же свою, Екатерину Васильевну, он уважал и почитал, но в определенном смысле потерял к ней интерес.

Ставрогину нравились значительные, крупные женщины. А Катя постоянно худела, сходила с ума от диет, не вылезала из фитнес-залов, саун, массажных салонов. Выглядела она бесподобно, но все же не девочка… А хотела, как девочка. Она любила спортивные курточки и узкие джинсы. Впрочем, со спины она легко сходила за девочку… А Ставрогину хотелось женщину… В молодости он не мог ограничиться связью с одной женщиной. Но встретив Татьяну, остепенился, как будто женился, наконец.

Татьяна была поистине царственная женщина, высокая, полногрудая, с тяжелыми русыми волосами, крупная и красивая.

Если бы Катя набрала хотя бы килограммов десять, возможно, Ставрогин и пофантазировал бы на ее счет. Но она предпочитала развлекаться по-своему, имея средства, и уважение со стороны мужа вполне устраивало ее.

К ребенку Илья Петрович относился сдержанно, но именно так, по его мнению, следовало воспитывать сыновей. Наверное, он бы любил дочь, при условии, что ее родила бы Катя. Но почему-то Катя оказалась пустоцветом. Вероятно, именно поэтому она и задержалась так надолго в образе девочки. Такое часто случается с психикой нерожавших женщин.

Сергей ворочался всю ночь в своей холостяцкой постели. В квартире было холодно и одиноко. За окном стрекотал затянувшийся с вечера дождь, усугубляя неважное настроение. Навязчивая мысль, пришедшая ему в голову по дороге с кладбища, притягивала его сознание, выволакивая из робкого неверного сна. Хотя он уже опять все перерешил снова-заново, оказавшись под давлением сложившихся не в его пользу обстоятельств.

Сперва мысль была неясной и эфемерной, но постепенно становилась все более оформленной, приобретая четкие очертания фотографии со стола Виктора в рабочем кабинете. Только на ней теперь он видел Лену, сына, а вместо Виктора себя самого. «Вот так когда-нибудь будет», — подумал Сергей, выбираясь из постели.

Робкое утро едва пробивалось сквозь сумрак и дождь. В ванной пахло лосьоном и мылом. В зеркале отразилась злобная, непроспавшаяся бородатая афганская морда. Впервые Сергей понял, как она ему надоела. Он смотрел на себя в зеркало, скучая по своему гладкому, чисто выбритому лицу. Он брился долго и с наслаждением, возвращая свой прежний, давно забытый облик, до боли, до матовой синевы на бледных щеках. Нежно коснувшись лица смоченной лосьоном ладонью, он непроизвольно улыбнулся: «Ну вот. Из почти дикаря получился почти порядочный человек… Матерый разведчик Джонс».

Это была фраза из многосерийного советского телевизионного фильма, который в детдоме им разрешили посмотреть по телевизору в Красном уголке. Фильм назывался «Большая перемена», и повествовал он вовсе не о разведчиках, а о веселых и непосредственных великовозрастных учениках вечерней школы. Эта фраза в фильме прозвучала по радио, не имея никакого значения. Просто один из учеников слушал передачу про шпионов. Но в тот момент Сергей подумал, что неплохо бы стать разведчиком. «Ваша карта бита! Вы рискуете, мистер Джонс!..»

«Рискую», — согласился Сергей.

Плавно развернувшись, самолет пошел на посадку в аэропорту Женевы. Расчерченная на квадраты земля быстро приближалась.

Все двадцать с лишним кантонов Швейцарии с заснеженными вершинами Альп, жилами рек, разбитыми зеркальцами озер, светло-зелеными лугами и темно-зелеными лесами лежали как на ладони. «Матерый разведчик Джонс смотрел в овал иллюминатора. Перед ним расстилалась чужая загадочная земля…» — снова вспомнил Сергей и чуть не рассмеялся. Странные сюрпризы в последнее время преподносила ему память, прямо-таки судьбоносные… и зять-милиционер… и эта рано умершая нянечкина знакомая… и детские мечты о разведчиках и шпионах…

Уже отчетливо виднелись горы, ясный лик Женевского озера, красные черепичные крыши игрушечных домиков.

Самолет, мягко тормозя, пробежал по посадочной полосе и остановился. Умолк оглушающий рев двигателей. Грациозно подкатил трап. Стюардессы официально и эротично пригласили на выход. Люди послушно спустились по высоким звонким ступенькам и двинулись гуськом по длинной гофрированной кишке.

В холле отеля играла тихая музыка. Пожилой швейцар приветствовал входящих и выходящих солидным и вежливым легким поклоном. В услужливо открытую высокую деревянную дверь с золочеными ручками вошел молодой человек в великолепном дорогом костюме, при галстуке, с небольшим кейсом матовой черной кожи. У стойки портье он остановился, поставил кейс на пол и посмотрел на часы.

— Добрый вечер, — бросил он небрежно. — Моя жена должна была забронировать номер на имя Александра и Эльзы Бьерквист.

Он выложил на стойку паспорт и равнодушно огляделся.

— Одну минуту… — засуетился портье, прикрывшись дежурной улыбкой. — Все верно. Номер сорок один. Направо, третий этаж. Но… ваша жена в номере, — добавил он, глянув на стенд с ключами.

— Отлично, — кивнул молодой человек. Портье тоже кивнул, не меняя выражения на лице, и ударил ладонью по звонку.

— Сейчас вам помогут донести вещи.

Молодой человек удивленно повел бровью.

— Это еще зачем? У меня нет вещей. Только кейс.

Приподняв кейс, он продемонстрировал его портье и направился к лифту Портье проводил его взглядом, недоуменно поджав невыразительные тонкие губы.

Лифт окружил молодого человека со всех сторон зеркалами. Чопорный худосочный лифтер в красной ливрее с золотыми обшлагами поднял его чинно и медленно на третий этаж.

Мягко ступая по ковровому покрытию коридора, он остановился у нужного номера и постучал.

— Минуточку!.. — ответил ему слабо узнаваемый женский голос.

— Ничего, дорогая, не торопись!.. — улыбнулся молодой человек. «Наш муж пришел», — добавил он про себя.

Щелкнул замок. С таинственным шорохом дверь отворилась. На пороге стояла Анна. В легкомысленной маечке, джинсовой мини-юбке… пластмассовые шлепанцы на босу ногу, голые плечи, волосы коротко острижены, на задорном мальчишеском лице россыпь мелких веснушек. Выглядела она несерьезно. Разве в таком виде надлежало жене встречать мужа в шикарном номере пятизвездочного отеля?

«Ну ни хрена себе!» — присвистнул Сергей. Конечно, он думал о том, какую к нему приставят «жену». Далее пытался представить себе разные варианты жен, скучая в самолете. Но она… Сергей не предполагал, что это может быть она. Хотя… возможно, это даже лучше, чем притираться к совершенно незнакомому человеку Почему-то в этот момент Анна воспринималась им, как старая добрая знакомая.

Удивление, вспыхнувшее в первый момент в ее зеленоватых глазах, сменилось деланным добродушием, остатки же его растеклись по щекам нежным очаровательным румянцем.

Воспользовавшись ее замешательством, Сергей сделал шаг прямо на нее. Она отступила, пропуская его внутрь.

Он рассеянно оглядел номер, откровенно смутившись при виде огромного двуспального ложа.

— Чего застеснялся? — усмехнулась Анна.

— Да нет… — Сергей запустил в волосы пятерню, явно еще больше смутившись, — просто… после Афгана… «работы на холоде»… и все такое…

— М-м-м… — Анна хитро прищурилась, потом резко перешла на деловой тон: — Ладно. Номер я уже проверила…

— А прическу поменять не хочешь? — перебил ее Сергей.

— Зачем? — не поняла Анна.

— Не люблю женщин с короткой стрижкой.

— Это займет время.

— Могу подождать.

— А в чем дело! — Анна начала раздражаться. — Что тебе моя стрижка? Тебе не нравится мой новый имидж, дорогой?

— Да ничего. — Сергей отвернулся. — Я просто не ожидал, что женой окажешься ты.

— Вообще-то я тоже не в восторге.

— И тем не менее я твой муж, — плотоядно улыбнулся Сергей.

Анну передернуло. От негодования она чуть не захлебнулась.

Хлопнув дверью, она скрылась в ванной.

Потом, видимо, одумавшись, высунула из-за двери взъерошенную стриженую голову и сердито прошипела:

— Только не вздумай ко мне сунуться… муж… объелся груш…

— Не груш, а яблок, — недовольно поправил Сергей, а про себя подумал: «Это твой муж объелся груш… и зажмурился… да если бы не он, да не ты, я, может, сейчас бы так и доедал те яблоки в Праге… только с Леной и сыном. А теперь придется с тобой… груши трескать…»

Он вдруг вспомнил, как в детдоме они с мальчишками собирали дичок целыми майками в заброшенном совхозном саду. Кислятина, аж чресла сводило. Сергей ядрено поморщился, словно бы ощутив прежнюю оскомину на зубах.

Вечер тянулся бесконечно долго. Они бессмысленно и глупо отмалчивались, швыряя друг в друга короткие злобные взгляды, нехотя ковыряли вилками заказанный в номер не романтический ужин, вынужденно, без интереса листали яркие проспекты, напряженно таращились в телевизор.

Но примирение уже зависло между ними едва ощутимой колеблющейся зыбью, сменив змеиное выражение лиц на меланхолично-равнодушное.

Перед сном они по очереди отсиживались в ванной, оттягивая время укладывания в постель.

Уже посмеиваясь, Сергей плескался в душистой пенистой воде, наслаждаясь роскошным видом матово-белого кафеля. Белый махровый халат, такой же, как у Анны, висел на крючке, готовый заключить в объятия его освеженное тело.

Не глядя друг на друга, они улеглись по разные стороны кровати, как по разные стороны баррикад.

Анна отвернулась спиной, делая вид, что засыпает. Но Сергей был уверен, что она, как и он, поблескивает глазами в темноте. Перекатившись к ней ближе, он, как бы невзначай, положил руку на ее красиво выступающее под одеялом бедро. Анна вздрогнула всем телом и, не оборачиваясь, лягнула его пяткой.

— Извини… — виновато пробормотал Сергей, насмешливо улыбаясь при этом во весь рот.

Она приподнялась на локте и посмотрела на него через плечо, а потом снова улеглась на своем краю кровати. Но Сергей был абсолютно уверен, что она тоже улыбнулась. Конечно, у них были веские причины для конфликта. Но когда мужчина и женщина оказываются в одной постели, любой конфликт приобретает другие цвета, другие оттенки.

Особенно тяжело было Сергею. Он давно забыл вкус женщин, но теперь, когда одна из них лежала рядом с ним, его мужское начало взбунтовалось и угрожало вполне определенным концом. Даже если ему все-таки посчастливится заснуть, это ничего не изменит. Казус вполне может произойти и во сне, когда никто себе не подвластен.

После гибели мужа Анна тоже себя не баловала. К тому же в определенном смысле она была предельно сдержанна, так сказать, в порочащих связях не замечена, характер стойкий, нордический…

Ухаживал за ней один… бывший приятель мужа. Вальдемар. Но что-то с ним не складывалось. Пресный он был какой-то. Слишком уж положительный. На всякий случай Анна все же держала его на коротком поводке, не приближая и не отталкивая.

И вдруг сейчас, лежа в постели с этим удивительно сексуальным гадом, ей мучительно захотелось любви в любом ее проявлении, хоть нежном, хоть грубом. Его харизма действовала на нее обезоруживающе. Только вот как быть с тем, что он убил ее мужа?..

Да черт с ним, с мужем!.. Вернее, Бог с ним! И царство ему небесное! Мир праху его! Ну что там еще?.. Она-то жива, черт возьми… И она сейчас находилась в кущах царства земного, оказавшись в плену самых земных желаний, с самым желанным в этот момент мужчиной. И она бы уже не лягнула его, если бы он дотронулся до ее груди, осторожно пробежал пальцами по животу вниз… потом навалился бы на нее всей тяжестью своего горячего мужского тела… Анна прижалась к матрацу животом и застонала в душе.

Но один стон пропустила, тут же замерев и затаив предательское дыхание, которое рвалось наружу чуть ли не с хрипом.

— Ты что?.. плачешь? — тут же встрепенулся Сергей и снова протянул к ней руку. Плечо обожгло. По телу прошла дрожь.

— Сейчас ты у меня заплачешь! — сдавленным голосом бросила Анна и, извернувшись, что есть силы, лягнула его пяткой.

Сергей сердито отвернулся, готовый отправиться спать на пол.

Через некоторое время, уже засыпая, он обнял подушку и едва слышно прошептал: «Лена…»

Маленький Сережа никак не хотел засыпать. Он возился, хныкал, требовал сказку и песенку. Лена терпеливо уговаривала его, напевала смешные куплеты, вспоминала все подряд его любимые стишки. Сережа маленький всегда плохо засыпал. «Сережа-маленький», — так она называла его про себя, всегда думая при этом о Сергее. Но ей не хотелось, чтобы об этом знал Виктор. Их брак можно было считать удачным, даже счастливым, если бы не ее бесконечные тайные мысли о Сергее.

— Книжку хочу, — обиженно потребовал мальчик, заметив, что мама задумалась.

— Конечно, моя радость… — Лена рассеянно потянулась за книгой, раскрыла ее наугад и с выражением принялась читать: — И сел Иван-Царевич на Конька-Горбунка, и полетел за три моря…

Скоро ребенок засопел умиротворительно и ровно. Лена помолчала несколько минут, с любовью глядя на сына, боясь спугнуть его капризный сон. Потом тихонько встала, поправила сбившееся одеялко и настороженно оглянулась, прижав палец к губам.

В детскую неслышно вошел Виктор, выключил свет и в темноте взял ее за руку. Ощутив у себя на плече его губы, она чуть отстранилась, увлекая его за собой.

Они вышли из детской обнявшись, ступая на цыпочках по скрипучему паркету, который давно следовало перестелить и отциклевать, да все руки не доходили. В кухне уютно шумел чайник, предвещая приятное вечернее чаепитие, вползвука бормотал телевизор, демонстрируя агрессивное ток-шоу на тему очередных политических споров.

Лена накрывала стол для легкого ужина. Виктор внимательно наблюдал за ней, но не за ее действиями, а именно за ней. Заметив его пристальный взгляд, она улыбнулась ему ничего не значащей мимолетной улыбкой.

— Лен, скажи мне… — Виктор замялся и замолчал.

— Что? — она подбодрила его легким приветливым кивком.

— А вот если бы он вдруг оказался жив, у нас с тобой ничего бы не изменилось?

— Кто? — Лена подняла брови, изобразив непонимание. Но в ее тоне улавливалось упрямое нежелание развивать эту тему.

— Сергей.

— Сергей? Ну… Я же за тебя вышла.

— Все равно. Я бы тебя у него увел.

— У него бы не увел. — Лена, потупив взгляд, машинально постукивала по столу ложечкой.

— Это почему? — недовольно вскинулся Виктор.

Лена отложила ложечку и ласково обняла его, доверчиво прижавшись к плечу.

— Ну… потому, что он был такой… — она замурлыкала, нежно проведя подбородком по его щеке. — Вить… ты, что ли, ревнуешь?

— Нет! — Виктор отстранился. — Вот просто интересно, что в нем такого? По-моему, он просто надутый самоуверенный бультерьер.

Она снова сделала попытку его обнять, но так, словно он маленький и капризный.

— Вить, ну ладно, чего ты завелся? Я же с тобой.

— Знаешь, а мне это надоело, — снова отстранился Виктор. — Ты думаешь о нем постоянно.

— С чего ты взял? — Лена растерянно заморгала. — Надеюсь, ты шутишь?..

— Если этот бультерьер тебе так дорог, чего ты тогда со мной живешь?

— Но… Витя… он же умер… его нет.

— Вот именно. — Его взгляд был недобрым и испытующим.

— Он умер! Не смей его оскорблять. Ты просто ревнивый дурак! — отрезала она, сузив глаза. — Все! Хватит. Я иду спать.

Виктор остался один. Он ругал себя за этот тупой разговор, за идиотскую свою несдержанность, за испорченный вечер. Но он ничего не мог поделать с собой. Он любил ее. Он боялся ее потерять. Он ее ревновал. И из них двоих он один знал, что ревность его и страх ее потерять возникли не на пустом месте.

Положим, на этот раз пронесло. Вместо него в Женеву отправили Сергея. Но ведь должны были отправить его, а Сергея оставить! И что тогда?! Естественно, Сергей непременно искал бы встречи с бывшей возлюбленной. Да почему с бывшей?!.. Он до сих пор ее любит… Вряд ли бы ему хватило здравого смысла оставить все как есть, раз уж все так сложилось. И не без его, кстати, участия.

Но ведь Сергей снова вернется… Он будет исчезать и появляться тысячу раз. И что тогда делать Виктору? Этот Торнадо однажды прорвется и уничтожит пальмовую хижину его семейной жизни. Он не выдержит поединка. Он уже его проиграл. Сергей же за это время стал еще более сильным… И Лена… такое чувство, что она его ждет! Несмотря ни на что и вопреки всему. «Она до сих пор любит этого бультерьера, будто я пинчер какой-то! Куда мне до его хватки в двадцать четыре атмосферы?! Вцепился и даже после смерти не отпускает. Сукин сын… Ладно. Мы же не собаки, в конце концов. Разберемся».

Виктор тяжело вздохнул и налил себе коньяку, приняв серьезное решение впредь держать себя в руках. Подобные срывы ни к чему хорошему не приведут. Тем более Лена всегда так уравновешенна и спокойна. Вот и сегодня она с достоинством выдержала его неожиданный срыв. И вовремя ушла, не дав ему распалиться, наговорить еще больших несуразных глупостей, после которых могла образоваться непоправимая брешь в их довольно удачно сложившихся отношениях. Но мысль о том, что в ее жизни, пусть даже так эфемерно, присутствует другой мужчина, была невыносима. Вот в его жизни не было места другим женщинам. Она стала для него, как наркотик. А такое рано или поздно приводит к краху.

Коньяк подействовал расслабляюще и возбуждающе одновременно.

«Вот оно, лекарство, предотвращающее срывы, — подумал Виктор. — А теперь я приму дозу кокаина».

Он залез под одеяло с головой, нащупав губами ее грудь, самые тверденькие вершинки. Лена одобрительно замурчала, поворачиваясь к нему вплотную. Его тело еще было прохладным, и он с жадностью впитывал ее томное, почти жаркое тепло. Дыхание стало порывистым. Виктор отбросил одеяло и обхватил коленями ее бедра, стараясь как можно плотнее прижаться к ее животу… «Лена…» — вдруг почудился ей будто долетевший издалека шепот…

В женевской квартире резидента Квятковского было идеально прибрано, будто бы он давно здесь не появлялся. Но он был дома. Сергей нашел его в гостиной. Он лежал на диване, не подавая признаков жизни. Возможно, он просто спал. Хотя явные признаки острой сердечной недостаточности мертвенной бледностью проступали на его одутловатом лице.

«Этого еще не хватало… Умер, что ли?..» — подумал Сергей, тронув его за плечо.

— Павел Филиппович… Послушайте… Живы?

Квятковский шевельнулся, открыл мутные воловьи глаза и тяжело приподнялся.

— Да-да… извините… — промямлил он осипшим, едва пробивающимся сквозь пересохшее горло голосом.

— Вы меня напугали. Вам плохо?

— Нет… Ничего… Три ночи не спал, а тут вдруг сморило. Как умер, ей-богу. Сейчас бы кофе. Покрепче.

— Я сварю, — предложил Сергей, — а вы полежите пока…

Он прошел в кухню и включил газ. Турка и большая упаковка молотого кофе стояли рядом на видном месте. Сергей готовил кофе по всем правилам, как это любила делать Лена, в холодной кипяченой воде с добавлением маленькой щепотки соли. Насыпав в турку три с верхом чайные ложки, он подумал и добавил четвертую.

С трудом волоча по полу босые синюшные ноги, в кухню вошел Квятковский. Он рухнул на кушетку возле стола и отхлебнул кофе из чашки.

— Однако… — крякнул он, прослезившись.

— Вы просили покрепче, — напомнил Сергей.

— Это уже не кофе, — отдуваясь, просипел резидент, — это уже наркотик… Ладно, к делу.

— Да подождите вы! Отдышитесь… Допейте. — В голосе Сергея сквозило сочувствие.

В натуре резидент оказался еще менее привлекательным, чем на фотографии. Естественно, он был не в форме. Произошедшие события измотали его и измучили. Но во всем его подавленном облике сквозило что-то еще, какая-то настороженность.

— Нет-нет. К делу. — Квятковский сделал еще один шумный глоток. — Итак. Последние месяцы я чувствовал сильное давление БНД, что вынудило меня постоянно перегруппировывать сеть. Все закончилось на Шёманне. Он был хозяином гнезда. Я переключил на него целую ячейку. У него ресторан. Агенты встречались только в его ресторане. Через неделю всех арестовали.

— Значит, у него свой ресторан?

— Да, рыбный ресторан. Готическое такое здание… отдельные кабинеты… А рыбная кухня — это с моей подачи. Я, знаете ли, большой любитель суши и прочей японщины. Морепродукты, приправы… Это песня.

— Я тоже, — на всякий случай соврал Сергей. Вранье часто помогало найти общий язык.

— Правда?! — обрадовался Квятковский. На его лице проклюнулось расположение и одобрение.

— Да-да. Что дальше? — Сергею показалось, что резидент решил разбавить серьезность разговора гурмановским смакованием одинаковых кулинарных привязанностей, но он сразу пресек эти его поползновения, бесцеремонно вернув Квятковского в нужное русло.

— А дальше ничего, — промямлил резидент. — Всех арестовали. Шёманн скрылся. По-моему, все понятно.

— Кто именно был арестован? Фамилии назвать можете?

— Ну… Пригоров… Демин, Закржевский… и Лиза Маркова. Четверо, — как-то вяло и нехотя перечислял Квятковский, и Сергея это неприятно насторожило.

Все указывало на то, что резидент ему не доверял. Или так только казалось из-за сразу возникшей к нему, еще по фотографии, неприязни? Он не хотел говорить о делах, старался уходить от прямых вопросов, в глаза не смотрел, явно гнул какую-то свою линию, видимо, не продуманную до конца. И откуда эта заметная неуверенность в себе? Скрытность? Разве они делают не одно дело? Или лично он, Сергей, не вызывал у него симпатии, или они уже все здесь друг друга подозревали?.. Друг друга и всех вокруг. Видимо, это профессиональное заболевание, как артрит или геморрой.

Сергей был не слишком силен в психологии, но все же жизнь его многому научила. Иногда неожиданно заданный вопрос не по теме вышибает собеседника из колеи, смешивает выстроенные в ряд мысли.

— Где ваша семья? — спросил он в упор.

— В надежном месте, — так же в упор ответил резидент, вдруг перестав мямлить. Расположение исчезло с его лица.

— А адрес надежного места?.. — Сергей испытующе смотрел в глаза резидента. — Вы не будете против, если мы перевезем вашу семью, и вас заодно, в место еще более надежное?

Квятковский обреченно назвал адрес. На лице его уже гуляла откровенная неприязнь. Взгляд его стал неуловимым и зависимым.

Что-то активно не нравилось Сергею во всей этой истории с этим несимпатичным резидентом: нервозная его измотанность и какой-то размазанный их разговор; и весь его астенический облик, и эта японская жратва суши, и его фотография в кабинете у Шевцова.

Неожиданно заданный вопрос не сбил резидента с толку, но все же он показал совершенно другие чувства, которые пытался скрыть. Было такое ощущение, что он тоже, как и Шёманн, намеревался смотаться вместе с семьей, но просто не успел, или у него имелись еще какие-то планы, выудить которые сейчас вряд ли удастся. Он вел себя так, словно у него роман на стороне.

— У вас, наверное, нет детей… — Квятковский с тоской посмотрел на детский рисунок, приклеенный скотчем над столом.

— Почему нет? Есть. Пацан. Говорят, очень на меня похож. — Сергей тоже взглянул на неумелый детский рисунок, но ничего не почувствовал, ни умиления, ни восторга.

— Павлик мой рисовал, — улыбнулся Квятковский, перехватив его взгляд.

— Ладно… — Сергей смягчился. — Никуда не выходите и никому не звоните. Будут новости, сообщу.

Сергей вышел на улицу. Общество Квятковского его тяготило. Однако он все-таки пытался его понять. Что если действительно дело в семье? Сергею эти чувства знакомы лишь косвенно. Лично его семья, если так можно назвать Лену и сына, никакой опасности не подвергалась. Он вовремя избавился от подобных забот, скинув их на попечение Виктора. Возможно, им повезло. Сергей цинично усмехнулся. В последнее время он часто спасался от обиды и тоски при помощи черного юмора и цинизма. Но если быть до конца честным с собой, скорее всего он поступал бы так же, как и Квятковский, если бы Лене и сыну грозила опасность. Он никому бы не доверял и тоже пытался бы скрыть их самостоятельно.

Анна подъехала за Сергеем прямо к дому Квятковского. Она оделась как на свидание, в то же время ее одежда сгодилась бы на любой непредвиденный случай. Узкие голубые джинсы, темная блузка, выгодно подчеркивающая цвет глаз, свободная легкая куртка. Волосы уложены гелем. Ресницы накрашены тушью. На губах персиковая помада. Сергей одобрительно кивнул. Он давно заметил, что стоило Анне слегка над собой поработать, и она становилась чуть ли не красавицей. Но в полном блеске он ее еще никогда не видел. А жаль.

На сегодняшние сутки были намечены грандиозные планы, и неприятный осадок, вызванный встречей с Квятковским, мгновенно улетучился. Проехаться по Швейцарии в красивой машине с красивой женщиной — это вам не тусовка с моджахедами на границе Пакистана с Афганистаном. Сергей машинально коснулся пальцами подбородка, вспомнив о сбритой бороде, потом скользнул взглядом по своей одежде. Шикарный мужчина, Анне под стать. Стиль — продуманная небрежность. Анна знала толк в стиле. Это она купила ему накануне одежду. Сам бы он не справился, ограничившись новыми джинсами.

Выбравшись за пределы Женевы, они выехали на загородную трассу.

Гладкая, как прилизанная, дорога петляла в горах. Анна вела машину, отрывистыми фразами рассказывая о Швейцарии. Сергей кивал, рассеянно и зачарованно уставившись на Женевское озеро, которое все время было видно в окно. Вдоль дороги тянулись кустарники, а выше зеленели знаменитые альпийские луга, про которые везде упоминалось. Такое знакомое словосочетание, что даже интересно было их наконец увидеть.

— Видишь, посередине озера фонтан? — Анна не глядя кивнула в сторону озера.

— Вижу… Столб воды бьет…

— Да… такой фонтан… просто бьет струя воды. Красиво? Да?..

— Ну… не знаю. — Сергей выключил кондиционер и открыл окно. Ветер ворвался в салон, растрепав короткие темные локоны Анны. — Давай искупаемся в озере…

— Что это вдруг? — Она поправила волосы, но они разметались снова. — Здесь все в бассейнах купаются. И закрой, пожалуйста, окно. Мне мешает сквозняк.

— Да ладно… Чем это тебе мешает сквозняк? Скажи честно, что жалко прическу.

— Ну… жалко… А что?.. Когда еще придется сделать прическу?.. При нашем образе жизни.

— Это точно, — согласился Сергей. — А тебе идет короткая стрижка… В этом столько классики…

— Ну что ты несешь! Много классики — это значит — стара! Так на кастингах в шоу-бизнесе говорят… Да ведь ты тут на днях заявил мне, что тебе не нравятся стриженые женщины.

— Я соврал. Ты правда красивая.

— Уж не флиртуешь ли ты со мной?!

— Немножко… — улыбнулся Сергей.

— Немедленно выброси эти глупости из головы. Мы на работе! Ты не забыл? — Анна недовольно заерзала на сиденье.

До нужного им пригорода они добирались чуть больше часа и остановились в маленьком открытом кафе. Пахло свежей выпечкой, горячим шоколадом и кофе. Откуда-то доносился ужасный запах фондю…

— Это французский пригород, — сказала Анна, занимая столик. — Здесь все французское: традиции, кухня… Мы здесь перекусим и посидим… Хочешь есть?

— Поел бы. — Сергей уселся напротив. Запахи еды взбудоражили дремлющий голод.

К ним подошел официант в отутюженных брюках, черной жилетке и безукоризненно белой рубашке. Поправив идеальную черную бабочку под воротником, он принял заказ.

Сперва они молча ели, уткнувшись каждый в свою тарелку. Но вынужденное молчание уже давно тяготило обоих. Конечно, по делу они говорили. Но они молчали друг с другом. События в Праге лежали между ними непроходимой трясиной, через которую пора уже давно проложить зыбкую гать.

Разговор был необходим. И не милые шутки с намеком на легкий флирт, а именно настоящий серьезный разговор, который расставил бы все на свои места. Момент самый подходящий. Не воспользоваться им было бы глупо.

— Слушай, — неуверенно начал Сергей, — а тогда в Праге… Твой муж… Он был настоящий? Или так, для легенды…

— Настоящий. — Анна подняла на него удивленные тающие глаза. Непоследовательность человеческого бытия родилась задолго до нее, и что теперь с этим делать…

— Извини. — Сергей кашлянул, неловко смутившись. Ему очень хотелось разрешить этот их глубоко скрытый конфликт. К тому же ему нравилась Анна. И он действительно убил ее мужа.

«Бред какой-то, — подумал он, вдруг оценив ситуацию очередной раз. — Или мы покончим с этим бредом сейчас, просто поговорив, или я не знаю… Или она прикончит меня как-нибудь под утро в нашей «супружеской» постели, или я вечно буду чувствовать себя перед ней виноватым. А я этого не хочу. Я и так кругом виноват… перед сыном, перед Леной и, черт возьми, перед Виктором!.. С ним, видимо, тоже придется еще не раз… говорить…»

— А как твоя невеста? Та, что с тобой была в Праге? — Анна откровенно шла на контакт. Ей тоже хотелось погасить вечно вспыхивающую вражду. В конце концов, так невозможно работать. И в принципе он нравился ей.

— Замуж вышла. За друга, — невесело признался Сергей. — С моей легкой руки. И я сам этому поспособствовал. Я и не предполагал, что так выйдет. Но все вышло именно так.

— Обычное дело. Привыкай. — Ее взгляд на мгновение стал жестким, но снова смягчился. Она поняла, что больше не злится на него. Да и что толку злиться? К чему это приведет? Олега не вернуть… «И если уж на то пошло, я сама его убила. Вот так. И личная жизнь Сергея после этого случая пошла прахом… Так что…» Ее губы дрогнули и чуть разошлись в грустной улыбке. — Вообще-то, конечно, жаль. Милая была девушка. Наверное, тебя любила.

— Почему была?.. Есть. И будет еще. Я же не умер.

— Да. Не умер… — Анна задумалась. Эти понятия в их работе были ухе слишком близки. Жив. А через минуту — умер. Убит. И все. Вот так и с ней было. Жена. А через минуту — вдова. И мертвый Олег.

— А ты его где нашла? — невинно спросил Сергей. — В разведшколе за одной партой сидели?

Его почти шутливый тон отвел ее от тяжелых воспоминаний.

— Я не была в разведшколе. Мы с родителями в Финляндии жили. Отец у меня русский. Но я ни разу в России не была, — укрощенным спокойным голосом рассказывала Анна. Сергей слушал ее, не пытаясь скрыть удивление. — Я Россию только по телевизору видела… и еще Олег рассказывал. Мы когда с ним поженились, я ничего не знала о нем. Он все что-то скрывал… хитрил… выдумывал. Ну а потом предложил вместе работать. Я согласилась… У меня как-то сразу все стало получаться… так было здорово!.. Короче, семья шпионов.

— Слушай, Ань… — Сергей замолчал. Он впервые назвал ее по имени. И не официально, а просто как женщину, как друга. — Слушай… Ань… Ты меня прости. Ну… что из-за меня… тогда в Праге… твой Олег… — он не смог произнести слова «убит».

— Ладно. — Анна вздохнула.

Давно уже наступил вечер. Их невыпитый кофе остыл, как остыла и их неприязнь. Они прогулялись по уютно освещенной аллее и вернулись к машине. Пришло время навестить Шёманна.

Было уже совсем темно. Они припарковались на углу тихой улочки. Анна вышла из машины и взяла Сергея под руку. Размеренным прогулочным шагом они двинулись вдоль домов, тихо переговариваясь. Со стороны их вполне можно было принять за благополучную парочку влюбленных, щебечущих друг другу на ушко глупые нежности.

— Вон, за желтым домом, красивое здание, — взглядом указала Анна. — Это его ресторан. Его квартира тоже там.

— Понял, — Сергей кивнул. — Теперь давай о нем самом. Что за фрукт?

— Александр Шёманн. Завербован в СССР в восемьдесят втором году. Внедрен в среду эмигрантов. Холост. Хобби — кулинария. — Тон Анны был скупым и казенным.

— Характер — стойкий, нордический, — вставил Сергей, иронизируя над ее тоном.

— Не-ет… — Анна удивленно подняла на него глаза. — Скрытный. И давай без шуток, ладно? Ты меня отвлекаешь.

— Ладно, — легко согласился Сергей.

Анна, покачав головой, продолжала:

— У него очень плохая память на цифры. Ни одного телефонного номера запомнить не мог… По-моему, у нас проблемы… — Она чуть замедлила шаг, сжав Сергею руку. Ему мгновенно передалось ее напряжение. Он внутренне собрался. Анна — опытный профессионал, и ее реакция ничего общего не имела с женской неуверенностью и страхом. Она вообще не была трусихой.

Навстречу им из бара вывалилась неуправляемая полупьяная толпа бритоголовых футбольных фанатов. Дурными громкими голосами они распевали что-то неузнаваемое на непонятном языке. Сергей разобрал только припев: «Олле-олле-олле-олле!»

Веселые болельщики приближались, бравурно размахивая: банданами, как флажками, и бутылками с недопитым пивом, которое выплескивалось пеной на джинсы, на кожаные куртки, на асфальт.

Сергей вдруг обнял Анну, прижал спиной к стене здания и поцеловал в губы, развернув ее лицом к дороге.

— Двое в зеленом фольксвагене, — нежно прошептал он ей в самое ухо, заодно нежно прикусив мочку.

— Вижу! — вырываясь, прошипела она и двинула ему кулаком под дых. — Это шпики!

Сергей раздраженно оттолкнул ее и двинулся навстречу фанатам, приветственно взмахнув руками.

— Да здравствует наша победа! — громко продекламировал он и нетрезво пошатнулся.

— Эй! Они тоже празднуют нашу победу! — выкрикнул кто-то из толпы. Фанаты обступили его со всех сторон.

— А мы думали, что вы грязные цюрихские свиньи и нашей победе не рады! — загоготал белесый парень с выбритой бровью и несвежими пирсингами в губах. Сергею мучительно захотелось вырубить его на месте коротким ударом снизу в челюсть. Но он стерпел.

— Остынь! Брат! Мы радуемся! А вон тех чертей видите? — он указал на фольксваген. — Вот они не радуются. Это цюрихские фаны. Они только что свой гимн орали.

— Точно! — взвился бритоголовый. — У них цюрихские номера! И морды цюрихские! Свиные!

— Цюрихские свиньи! — раздалось из толпы. — Гиммлер! Фас! Взять их!

Кто-то снова громко спел: «Олле! Олле! Олле! Олле!». И заткнулся.

Фанаты угрожающе молча двинулись к фольксвагену. Люди внутри засуетились, судорожно защелкивая дверные замки. Фаны окружили машину и, дружно взявшись, принялись раскачивать.

Сергей схватил Анну за руку, увлекая за собой в темный переулок. Они приблизились к рыбному ресторану Шёмана с другой стороны.

— Здесь его квартира, — указала Анна. — В квартиру отдельный вход. Но, думаю, из нее можно попасть в остальные помещения.

Сергей вынул из кармана баллончик со специальной жидкостью и выпустил струю в замочную скважину. Жидкость застывала мгновенно, принимая форму ключа.

— Подгони машину, — шепнул он Анне и открыл дверь, повернув образовавшийся ключ.

В квартире было темно. Всюду следы поспешных сборов. Распахнутые двери шкафов чернели, как разинутые рты. Сергей прошелся по комнатам, переступая через разбросанные по полу вещи. Лучик фонарика бегал по стенам, по мебели. За окнами послышался грохот. Фанаты опрокинули фольксваген со шпиками. Сергей прыснул в кулак, выглянув в окно через щель в жалюзи. Вернувшись к столу, он один за другим выдвинул ящики, изучая их содержимое. Какие-то счета, квитанции. Рекламный проспект ресторана. Подробный план помещений. Сергей свернул листок и сунул в карман.

В спальне на кровати — кипа рекламных буклетов: морские круизы, путешествия на Багамы. Сергей смахнул их на пол, раздраженно поддев ногой. Луч фонарика скользнул по стене. Над кроватью висел батик, изящный рисунок на шелке в простой деревянной рамке темного цвета. Что-то японское, горный пейзаж вдали, озеро, рыбак в лодке. Внизу надпись: какие-то непонятные закорючки.

Покидая брошенную квартиру Шёманна, Сергей прихватил батик с собой, а заодно поднял с пола пару проспектов.

Анна ждала его у соседнего здания, сидя в машине за рулем. Заметив Сергея в зеркале, она завела мотор, уже на ходу приоткрыв ему дверцу. Он нырнул в салон и развалился рядом с ней на переднем сиденье.

— Во всех странах фаны одинаковые, как гайки. — Анна презрительно фыркнула, глядя перед собой на дорогу. — Неужели ты тоже болельщик?

— Не-ет… У меня прививка… — Он подозрительно уставился в зеркало заднего вида. — За тобой хвост, между прочим, и препушистый.

Анна бросила в зеркало быстрый взгляд, равнодушно пожав плечом. На ее лице ничего не отразилось.

— Ну и что? Пусть едут.

— Прибавь скорость. И в первый же переулок налево. Давай-давай! Шустро!

Она послушно рванула машину вперед и бросила влево, с ходу пролетев переулок наполовину.

— Стой! — скомандовал Сергей.

Анна схватила его за рукав.

— Осторожней! Там, в машине, агент БНД. Стрижка ежиком. Я его узнала. Он опасен. Очень опасен.

— Да хрен с ним! Я тоже опасен.

Сергей вывалился из машины, кубарем перекатился через тротуар и юркнул в карман здания. Он едва успел накрутить глушитель. В переулок вломился автомобиль преследователей. За рулем отчетливо был виден стриженный ежиком Шрам. Почти не целясь, Сергей выстрелил по колесам. Легкие хлопки нисколько не нарушили покойную сонную тишину ночи, рассекаемую лишь редкими в этот час звуками проезжавших автомобилей.

Машина Шрама пошла юзом и врезалась в мусорные баки. Улица захлебнулась грохотом, в этот час недопустимым. Но окна ближайших домов не ожили. Люди спали и не хотели просыпаться. Сергей пробежал в тени здания, оглянувшись на Анну. Она подъехала задом на высокой скорости с открытой дверью и затормозила, дав ему запрыгнуть в салон. Задние колеса, пробуксовав, бросили машину вперед.

Для остановки Анна выбрала дешевый мотель на выезде из пригорода. После крепкого кофе, который горничная любезно согласилась для них приготовить, Анна сразу же открыла ноутбук, расположившись на журнальном столике у окна. Сергей прилег на кровать поверх покрывала и разложил перед собой все, что прихватил из квартиры Шёманна: план здания ресторана, рекламные проспекты круизов на Багамы, загадочный батик.

— Шёманн в городе. Иначе зачем БНД пасет его дом?

— А зачем надо было стрелять в наружку?! — зло бросила Анна, не отрываясь от экрана ноутбука. — Так не делается. От наружки освобождаются в исключительных случаях. А теперь такое начнется… Они решат, что нас прислали зачистить Шёманна.

— А проспекты? Багамы, Канары там всякие? — рассуждал Сергей, не слушая ее. — Зачем все это? Это явно какая-то демонстрация…

— Ты слышишь, что я говорю?! — теряя терпение, прикрикнула на него Анна. — Я вынуждена буду доложить. — Она указала подбородком наверх, зыркнув в потолок глазами, затем сердито отвернулась, закончила шифрование и вышла в сеть.

— Докладывай… — Сергей равнодушно пожал плечами, не обращая внимания на ее гнев. Он был полностью поглощен созерцанием батика, вертя его и так и этак. Лизнув палец, он сосредоточенно потер в уголке, там, где море на шелке сходилось с горой.

— А это ты зачем взял? — заинтересовалась Анна.

— Да, не знаю… сюжет японский, а надпись на иврите. И, похоже, авторучкой… Среди японцев есть евреи?.. Хотя они везде есть.

— А как же? — В голосе Анны прозвучал сарказм.

— Осака — это тот же Биробиджан. А о сегодняшнем чэпэ я доложу, — добавила она холодным тоном, все еще надеясь его образумить.

— Я тебе уже сказал. Докладывай. Это для вас тут чэпэ. А там, у нас, никакой наружки не было.

— Где это там, у вас? — недовольно уточнила она и, отвернувшись к компьютеру, принялась шифровать следующую информацию.

— Нигде… Ладно. Хватит… Ну, зря я стрелял! Зря! — в сердцах признался Сергей. — Просто на автомате сработал.

Он встал с кровати, которая виновато и жалобно скрипнула сеткой, раздраженно прошелся по номеру и остановился напротив Анны. Она вдруг сняла руки с клавиатуры и с сожалением уставилась на него.

— Думать надо больше, — назидательно выдала она, уничтожая часть зашифрованного текста.

Конечно, он парень хороший и хороший агент. Но опыта работы в цивилизованной Европе ему не хватает. В Афгане все было иначе. Там другой менталитет и другие правила игры. И игры другие. Значит, его надо учить. И сейчас ему был дан урок.

Сергей тоже испытывал сожаление, хотя по его лицу это было невозможно понять. Он умел изображать всевозможные чувства, как и скрывать их… И он всегда врал женщинам. Да, она опытнее его, она дольше в разведке, но ведь это только вопрос времени, правда? Все равно он обойдет ее в этом сумасшедшем марафоне. Это же очевидно.

— Уничтожила докладную? — спросил он, абсолютно уверенный в том, что она сделала это. Или потом сделает.

— Нет. Сохранила на будущее, — ответила она, загоняя шифровку в память.

— Будешь шантажировать? — хмыкнул Сергей.

— Зачем? — она подняла на него задумчивые глаза. — Убью, да и все. Тебе не привыкать умирать. Разом больше, разом — меньше…

После насыщенной событиями ночи Сергей проснулся поздно. На сегодня была назначена встреча с консулом в российском посольстве. Вставать не хотелось. «Душ, бритье, кофе, костюм, портфель», — бормотал он, вытаскивая себя из постели. «Анька, я тебя когда-нибудь трахну», — добавил он, оглянувшись из двери в ванную на просыпающуюся Анну, на ходу запахнув полы халата. «Нормальная утренняя эрекция», — констатировал он обреченно и включил воду.

Над посольством празднично развевался российский флаг.

Консул ждал Сергея в своем кабинете и, приветствуя его, приподнялся ему навстречу.

Темно-серый в полоску костюм сидел на нем безукоризненно. Серебристый галстук был приколот к рубашке специальной булавкой. Сергей пожалел, что забыл посмотреть на себя в зеркало в холле, а то мало ли что?..

«Душ, бритье, кофе, костюм, портфель», — повторил Сергей про себя свою утреннюю «молитву». Он еще не научился выглядеть так, как консул, хотя парень он был хоть куда! Но после Афгана сразу запрыгнуть в шикарный солидный костюм, не имея такого опыта прежде, довольно трудно. Сергей смешался, замешкавшись в дверях, но консул подбодрил его.

— Проходите. Присаживайтесь. Мне о вас доложили. Чем могу помогу. Но я не очень-то осведомлен о проблеме.

— Это ничего. — Сергей уселся справа от консула, чувствуя идиотскую неловкость, всегда возникающую у него в роскошных высоко-официальных кабинетах. — Расскажите о людях, которые пропали. Я знаю фамилии, но они мне ничего не говорят. Кто такой, например, Пригоров? Откуда? Чем занимался? И вообще…

Едва заговорив с консулом, Сергей напрочь забыл о неловкости, напротив, он теперь лидировал, а консул начал менжуриться, будто боялся сказать лишнее.

— Я знаю не больше вас… — задумался консул, сцепив на столе руки в замок. — Нет, конечно, всякие официальные данные мне известны. Но что такое официальные данные в вашей профессии.

— А Лиза Маркова? — спросил Сергей, оставив рассуждения консула без внимания. Он не любил рассуждений высоких чиновников. Они всегда были многословными и размытыми.

— Про Лизу кое-что знаю, — оживился консул, расцепив руки. — У нее был друг. Андрей Вавилов. Последние дни находится в запое. И надо, кстати сказать…

— Он кто?.. Ваш?.. — перебил Сергей.

— Посольский… — консул вздохнул, — но не по вашей линии. Они с Лизой вполне серьезно собирались пожениться. Так что… не ухажер какой-нибудь… Все вполне серьезно…

— Где его можно найти?

— Ну вот… попробуйте там… — взяв со стола бумажку, консул написал номер мобильного телефона Вавилова.

Без интереса скользнув по ней глазами, Сергей спрятал записку в карман, снова обратившись с вопросом:

— А в каких отношениях были Квятковский и Шёманн?

— А в каких отношениях может быть резидент и рядовой работник? — Консул развел руками, ответив вопросом на вопрос.

— Квятковский знал Шёманна лично?

— Разумеется. А как же иначе?

— Понятно. — Сергей кивнул. Затем вынул из портфеля батик и протянул консулу. — Вот посмотрите… Не знаете, что здесь написано?

Тог внимательно рассмотрел надпись, саму картинку и отрицательно покачал головой.

— Боюсь, что нет. А вот у нас есть гениальный шифровальщик… Не хотите поговорить с ним?

— Хочу! — обрадовался Сергей. — Только пусть он придет в бар. Не возбраняется? В баре как-то проще разговаривать.

— Да нет. Конечно. В посольстве есть бар. Там вы спокойно можете встретиться… и все обсудить.

Сергей нарочно спросил про бар. Он заметил, что в Европе у него возникли трудности, хотя перекусить можно было на каждом шагу. Но это если только ты живешь размеренной устоявшейся жизнью или находишься на отдыхе. Но те дела, которыми он здесь занимался, совершенно не давали ему нормально поесть. Иногда за целый день не удавалось проглотить ни кусочка. В отеле же и яйца не сваришь.

В баре вкусно пахло едой. Сергей понял, что если сейчас не поест, то сойдет с ума. Он так давно нормально не ел! Желудок предательски взвыл. Голод развернулся внутри удавом, который до того дремал, свернувшись тугими кольцами. Сергей заказал большой сандвич и проглотил его жадно и с наслаждением. Шифровальщик запаздывал, и Сергей позволил себе еще один бутерброд, расправившись с ним так же безжалостно, как и с первым.

Столик в углу, выбранный намеренно, был очень удобен для наблюдения. Все помещение бара свободно просматривалось. Сергей сразу заметил интеллигентного молодого человека, одетого в потертые джинсы и свитер. Окинув помещение быстрым цепким взглядом, он направился прямо к Сергею.

Его довольно приятное худое лицо с татарскими скулами сделалось приветливым и располагающим к общению. Будто бы это была встреча двух приятелей для позднего ленча. Но парень не показался Сергею голодным.

— Я Марат, шифровальщик, — улыбнулся молодой человек, присаживаясь за столик.

— Очень приятно, — улыбнулся в ответ Сергей.

Они были примерно одного возраста, но даже случайно встретившись, вряд ли могли стать друзьями, настолько разная жизнь лежала у каждого за плечами. Безусловно, обоим показались бы интересными рассказы друг друга, но не более того. Но если бы они начали говорить об опыте профессиональном, то одному стало бы скучно, а другому жутковато. И все же взаимная симпатия между ними возникла при первом взгляде друг на друга.

Они заказали по две большие чашки черного кофе и минеральную воду.

— Петр Антонович, консул, сказал, я вам нужен? — У Марата был тихий, глубокий, какой-то зашифрованный голос, который с трудом вязался с его простоватой внешностью.

— Да… — Сергей достал батик. — Вы могли бы перевести эту надпись? Сдается мне, тут какой-то секрет.

Марат придвинул батик к себе, отставив в сторону чашку с кофе, и принялся внимательно рассматривать.

— Красивая картинка… — задумчиво произнес он, сведя брови к переносице, отчего лицо его сделалось совершенно татарским. — А надпись… это стихи… Все это похоже на японскую танку… Японская танка, но переведенная на иврит. Хотите послушать?

— Весь внимание. — Сергей машинально придвинулся ближе.

— «Ах, в этом мире я страдать устал! Ах, в этом мире лишь печаль и стоны… Уйду в глубины гор. Пусть жизнь растает там…» — Марат начал читать с глубоким, видимо, свойственным его голосу, да и ему самому, выражением. Но конец неуважительно скомкал и, оторвавшись от надписи, недоуменно произнес, задавая вопрос как бы себе самому: — Переводить танку на иврит — это извращение какое-то… Кому это надо?

— Не знаю, — согласился Сергей.

Но вдруг татарские глаза Марата загорелись внезапной идеей.

— А вообще-то, в каббале каждой букве алфавита соответствует цифра!

Сергей с интересом посмотрел на шифровальщика.

— И что, этот стон может быть шифром? Я так и думал.

— Шифром может быть что угодно, — с уверенностью профессионала кивнул Марат.

Но Сергей тоже был в своей области профессионалом, не забывая все время контролировать обстановку в баре. К тому же он имел здесь еще одну встречу, и, вероятно, время ее подошло.

В помещение бара ввалился абсолютно пьяный молодой человек, неухоженный и неуправляемый. Бармен предупредительно обратился к нему, настойчиво и вежливо предложив уйти. Но парень грубо отмахнулся. Принятая, видимо, здесь манера поведения им была попрана и отвергнута совершенно.

Сергей догадался, что это и есть Вавилов Андрей, и опьянение его было трагическим и безнадежным, как и весь его облик.

Он плюхнулся на свободный стул и уставился воспаленными плавающими глазами в пустоту.

— Инспектор? — с трудом выговорил он. — Это вы и есть инспектор?..

— Ну?.. — вопросительно уточнил Сергей.

— Извините… — его голова буквально повисла, и измученным, потерявшим уверенность голосом он проговорил, горько, с трудом: — Я просто хочу спросить господина инспектора… Разве можно сюда посылать таких девушек, как Лиза?.. Неужели для них нет других дел…

Сергей сразу представил Лену на месте Лизы. В груди неприятно потянуло. Чужая страна. Тюрьма…

— Извините его, — вступился Марат. — Они с Лизой были…

— Чего замолчал! — перебил Андрей, не услышав ни слова. — Скажи… Мы с Лизой… Мы жениться хотели… ребенка хотели… Вы хоть знаете, что это такое… А теперь что? Где она? Как она?

Он был раздавлен и растерян. Он больше не понимал, зачем он?

— Перестань, Андрей. — Марат взял его за плечо. — Вставай. Пойдем, я тебя провожу. Тебе надо поспать.

— Нет! — оттолкнул его Андрей, уронив руку. Рука ударилась о ножку стула и так и осталась висеть, словно это была не его рука, а какой-то неживой, ненужный предмет. Он вдруг вскинул на Сергея глаза: — Ее арестовали… И что будет с ней! Что? Вы мне можете это сказать, господин инспектор… или кто вы там…

— Нет, Андрей, не могу. — Сергей чувствовал, как помимо своей воли пропитывается чужим горем, а ему этого не хотелось. — Ладно, Андрей. Держись. Ну не убили же ее, наконец! Я постараюсь помочь. А ты приди в себя. И жди.

Нацарапав на салфетке номер телефона, он сунул ее Андрею в карман расстегнутой мятой рубахи и решительно поднялся. Больше говорить было не о чем.

— Все тут друг друга сожрем! Гады! Уроды! — взревел Андрей, повиснув у Марата на плече.

Бар они покинули вместе. Постояли в коридоре разрозненной троицей. После разошлись в разные стороны.

Было поздно. Сергей спешил встретиться с Анной. Марат спешил избавиться от Андрея, невменяемого и плачущего. Он тащил его в номер, чтобы уложить спать. Андрей никуда не спешил. Он рухнул на постель и сразу отключился.

Дневной свет скупо пробивался в узкие щели жалюзи. В воздухе уверенно присутствовал тяжкий дух выпитого накануне спиртного. Затихший, как после спавшего гриппозного жара, на кровати лежал Андрей. Он всю ночь метался в муках тяжелейшего перепоя, а теперь его добивало похмелье. Сначала его рвало, потом рвало еще сильнее, потом выворачивало густой желтой пеной, а потом были просто пустые рвотные спазмы на карачках над унитазом.

Приподнять голову он смог только после полудня. В глазах плыла и колыхалась застоявшаяся муть, в желудке тоже мутило, несмотря на ночную рвоту, очистившую его до пустоты.

Андрей сел в кровати и замер на пару минут, чтобы в голове устоялось.

Прикроватная тумбочка почему-то была забита вещами Эльзы. И вообще в этом номере все было, как в номере Эльзы. «Странно, — подумал Андрей. — А вчера здесь все было, как у меня». Но это непонятное обстоятельство даже порадовало Андрея, если то, что он испытал, в принципе можно было назвать радостью, однако, на фоне всего остального… «как кстати радость в этот час…»

Порывшись в вещах Эльзы, он выудил из пакета коробку с лекарствами. Алка-зельцер он не нашел. Зато было пол-упаковки аспирина-упса.

Пересыпав таблетки в высокий стакан с водой, который кто-то вчера предусмотрительно оставил для него на тумбочке (он точно не знал, кто), Андрей уставился на взвившуюся пузырьками воду в ожидании, когда аспирин растворится. Из стакана вылетали мельчайшие брызги, падая на салфетку, на которой стоял стакан. Обыкновенная бумажная салфетка. И вдруг Андрея осенило… Он схватил сотовый телефон и бросился судорожно выворачивать карманы одежды, которая валялась кучей несвежего тряпья у него под ногами. Вот она! Салфетка с номером инспектора, которую тот сунул ему вчера в баре.

Утро застало Сергея врасплох. Ему казалось, что он только лег. Ночь пролетела на одном дыхании. Но спать больше не хотелось, тем более что снова предстоял насыщенный делами и событиями день. Сергей поднялся и отправился в душ. Он любил утренний душ, особенно после Афгана, где ему приходилось неделями обходиться без воды, не менять одежды… Это в конце концов перестало его угнетать.

Анна бессовестно спала, так, будто у нее выходной. Он не стал тревожить ее. Вполне возможно, что следующей ночью им вообще не придется сомкнуть глаз.

Осторожно натянув ей на плечи сбившееся одеяло, он тихо вышел из номера.

От мотеля до города он добрался на такси. Попросив водителя остановиться за два квартала до нужного ему дома, Сергей с удовольствием прошелся пешком, по пути выпив кофе в открытом кафе.

Условным звонком позвонив в квартиру Квятковского, он почувствовал легкую неприязнь. Почему-то на уровне подсознания Квятковский ему не нравился. Дверь открыл сам хозяин в несерьезном для резидента цветастом кухонном фартуке. Его нездоровое отечное лицо ничего не выражало, однако при виде Сергея он приосанился и машинально поправил редкую прядь волос на лысеющей голове.

— Здравствуйте. Как раз к завтраку подоспели, — фальшиво улыбнулся Квятковский, проводя гостя на кухню. — Как насчет позднего завтрака?

— Нормально, — кивнул Сергей.

В кастрюле бурно кипели макароны. Резидент перемешал их специальными щипцами и вынул из холодильника большой жбан сыра.

— Вам с пармезаном? — услужливо уточнил он, ловко шинкуя луковицу.

— Да без разницы… Давайте с пармезаном.

Сергей потянул носом, учуяв потрясающий запах жарящегося лука со специями.

— Скажите, а вам кто конкретно давал задание? — спросил Квятковский, пассеруя лук в сковороде. Спросил как бы между прочим. Будто бы вел светскую беседу. — Какой уровень? Управление? Или выше?

— Выше. А что? — осторожно ответил Сергей.

— Да так… — Квятковский поставил на стол дымящееся блюдо с пастой. — Значит, плохо мое дело. Я эту кухню насквозь изучил. Запрут теперь куда-нибудь… в Белоруссию… Конечно, моя вина, нельзя было ячейку на Шёманна замыкать. Но я его лично вербовал. Я на него ставил!.. И тут за неделю все посыпалось. Когда его зацепили?.. На чем?.. Не могу понять. Хотя, может, и понимать нечего.

У Сергея зазвонил мобильный, прервав лопотание резидента.

— Алле?

— Инспектор?.. Это Андрей…

— Ты протрезвел? Или как?

— Да. Извините… Нам надо встретиться. У меня есть информация о Лизе. Но не по телефону.

— И где?

— Давайте в «Ротонде». Знаете, где это? Там еще скверик.

— Знаю. Когда?

— Через час можете?

— Могу. — Сергей убрал телефон и сообщил Квятковскому, с сожалением посмотрев на разложенные по тарелкам макароны: — Я отъеду ненадолго.

— Поешьте, это же две минуты, потом пойдете… — Квятковский расстроенно покачал головой и вздохнул, будто не понимая, как это можно уйти от такой вкусной аппетитной еды. Он бы ни за что не ушел.

Однако было ясно, что он хотел поговорить.

— Ничего. На месте перекушу. Волк должен быть голодный.

Схватив с разделочной доски оставшийся кусочек сыра, Сергей покинул гостеприимный дом резидента.

Квятковский присел к столу, накрыл колени клетчатой льняной салфеткой, в тон скатерти и занавескам, и непроизвольно задумался. Ему не понравилось слово «волк».

А в этом молодом человеке ему чудилось что-то волчье. Но рядом с ним Павел Филиппович самому себе представлялся отнюдь не охотником, а загнанной жертвой, у которой глаза по бокам. Его вот-вот загрызут, а он услужливо предлагает макароны с сыром и луком.

До встречи с Вавиловым было еще много времени, но проводить его с Квятковским Сергею не хотелось, так что звонок Андрея оказался как нельзя кстати. До места встречи он добирался пешком, чтобы убить время. Он с удовольствием любовался видами женевских улиц, разглядывал красиво оформленные витрины магазинов, улыбался идущим навстречу девушкам. Вот бы познакомиться с одной из них, назначить свидание на вечер, напиться вдвоем в каком-нибудь баре… потанцевать, бессовестно обнимаясь… потом на всю ночь завалиться в дешевый мотель… У него возникло печальное чувство, что жизнь и молодость проходят мимо него. Он даже не может позволить себе напиться…

Сергей пришел в «Ротонду» на двадцать минут раньше. Он сел за стол у окна и заказал макароны с сыром. Стряпня резидента задела его за живое, но по большому счету он был даже рад, что волею случая ее не отведал. Он с аппетитом уплетал макароны и видел, как через дорогу переходит Андрей с почерневшим, осунувшимся лицом, но выглядел он спокойным и даже деловым.

Андрей подошел совсем близко и, заметив в окне Сергея, помахал ему рукой, изобразив слабое подобие улыбки. От вчерашней дури не осталось ни следа. В глазах отблеск робкой надежды. «Не ссы, брат, живы будем — не помрем. Еще на свадьбе твоей погуляем… а может, и на моей», — подумал Сергей, всасывая длинную макаронину.

Вдруг у него напрочь пропал аппетит. Ощущение приближающейся опасности шевельнулось внутри чем-то живым и чужеродным. Оно было куда сильнее, чем чувство голода. Опасность исходила с улицы из-за окна.

У кафе затормозила машина. Трое среднестатистических ребят деловито выскочили из нее и недвусмысленно направились вслед за Андреем. Водитель остался на месте.

Раздраженно отшвырнув вилку, но продолжая жевать, Сергей быстрым шагом ретировался в сторону служебного помещения, где в неглубокой нише чуть похлопывала на сквозняке незапертая дверь. Вошедший в кафе Андрей успел заметить его маневры. Но это было последнее, что он успел заметить.

— Эй, куда вы?.. — растерянно воскликнул Андрей, махнув рукой.

Трое, ворвавшиеся вслед за ним, скрутили его и выволокли наружу. В окно было хорошо видно, как его профессионально запихивали в машину. Двое втиснулись рядом на заднем сиденье, зажав его между собой. Третий захлопнул дверку и направился обратно в кафе.

Сергей догадался, что он по его душу. Похоже, его заметили, когда Андрей ему махнул рукой. Зачем люди без причины машут руками?

«Нет, сегодня мне определенно пожрать не дадут!» — подумал Сергей, быстрым шагом пересекая служебное помещение.

В коридоре было пусто. Монотонный негромкий гул доносился из зала, из кухни слышался звон посуды, кто-то кого-то отчитывал, шумела вода. Ему на глаза попался огнетушитель. За секунду преодолев узкий коридорчик, ведущий в кухню, он завернул за угол и распластался спиной по стене. Он слышал, как преследователь вломился в служебную дверь. Его шаги но коридору быстро приближались. Сергей слышал его нервное дыхание, а может, это ему только казалось. Сокрушительный удар по лбу сразил преследователя наповал. Парень рухнул навзничь и больше не шевелился. Брызгая и шипя, из огнетушителя вырвалась белая пенная струя, на глазах вырастая снежным сугробом.

— А крепкая у тебя башка, — отряхиваясь, усмехнулся Сергей.

Пена облепила его сверху до низу. Пожалуй, в таком виде он не мог появиться на людях. Его взгляд заметался по сторонам в поисках убежища и остановился на легкой дверце туалетной комнаты для персонала.

Сергей скользнул в дверь и заперся изнутри. Из большого зеркала во всю стену на него смотрел Дед Мороз. Или снежный человек. Все это было бы очень смешно, если бы не было так опасно. И все же он рассмеялся, очень надеясь на то, что работники кафе окажутся достаточно тактичными и не станут вышибать закрытую дверь туалета.

Через несколько минут в сырой, но очищенной от пены одежде, никем не замеченный, он покинул кафе с заднего выхода.

Суматоха, поднявшаяся в служебном помещении, сыграла ему на руку. Утопающие в пене официантки выуживали захлебывающегося человека, который как раз к тому времени очнулся. Отовсюду слышались предположения, что он пытался украсть огнетушитель. Официантки хихикали, недоуменно пожимая плечиками, мол, на хрена же он ему нужен. Наверное, клептоман. Парень глухо стонал, хватаясь за лоб, но ничего не видел залитыми пеной глазами.

Однако снова арест. И несмотря ни на что, надо было предупредить резидента. О том, чтобы идти пешком, не было и речи. Мокрая одежда слишком бросалась в глаза. Но кто посадит его в таком виде в машину? Впрочем, ему повезло. Перед ним затормозило такси. Похоже, водитель ничего не заметил.

В квартире Квятковского до сих пор пахло расплавленным пармезаном, как будто Сергея не было всего пару минут и его макароны в тарелке еще не остыли.

Войдя в незапертую дверь, он ощутил неприятный холодок. Нет, конечно, солидный дом и консьержка… Но почему он не запирает дверь? Сергей пришел сюда в третий раз. И только один раз, сегодня с утра, дверь оказалась запертой. А два раза была открыта. Или он совсем не в себе… Или… его тоже… мысли пронеслись за мгновение. Сергей стремительно прошел через прихожую в гостиную, потом в спальню…

Квятковский на кухне пил кофе. Сергей облегченно выдохнул.

— Арестован еще один посольский. Они ведут каждого, — выпалил он с ходу. — Не представляю, сколько «бегунов» на это брошено…

Резидент застыл с чашкой на весу. Под набрякшими веками его глаза дрожали. Лицо смертельно побледнело, лоб покрылся испариной. Осипшим надтреснутым голосом он спросил:

— Кто арестован? Вы встречались с ним?.. Сергей… аресты не происходят без причины…

— Павел Филиппович, давайте не будем подозревать друг друга. — На мгновение Сергей проникся к резиденту сочувствием. — Собирайтесь. Надо переезжать. Берите только необходимое.

— В таких случаях принято связываться с центром, — вздохнул Квятковский, отставив чашку с недопитым кофе. Ему расхотелось пить.

— Они уже в курсе. Я сообщил. Да собирайтесь вы, пожалуйста!

Резидент вскочил, заметался по кухне, заохал, забормотал, но вдруг странным образом взял себя в руки, успокоился и отправился в комнаты, по всей видимости собирать вещи.

Оставшись один, Сергей оглянулся. Его порции макарон нигде не было видно. Вымытые тарелки сохли на подставке. Ему вдруг ужасно захотелось есть. Он по-хозяйски влез в холодильник, забыв о неприязни к резиденту, достал соус и колбасу. Накладывая на квадратный кусок белого мягчайшего хлеба смачный толстый шмат розовой колбасы, он набирал номер на сотовом телефоне, который лежал на столешнице рядом. Прижав телефон к уху плечом, Сергей продолжал колдовать над бутербродом.

Густой томатный соус дополнил картину. Доведенный до совершенства бутерброд был готов к употреблению, когда в трубке раздался голос Анны.

— Ань, это я, — быстро сказал Сергей. — Мне нужен шифровальщик из посольства. Привези его к нам.

— Что? Срочно?

— Да, да. Срочно.

Откусив от бутерброда солидный кусок, Сергей поискал глазами, чем бы запить.

На столе стояла чашка Квятковского с недопитым кофе.

День упрямо клонился к вечеру, как в Женеве, так и в Москве. Хотя погода в Москве неприятно отличалась от ласковой и комфортной швейцарской. Уже после полудня небо на востоке начала затягивать жидкая серая хмарь, постепенно сгущаясь и тяжелея.

Ставрогин потер виски. Ему с утра докучала головная боль, тупая и муторная, но недостаточно сильная для того, чтобы сказаться больным. Таблетки не помогали. Приконченная пачка анальгина валялась в мусорной корзине поверх скомканных ненужных бумаг.

Резкий порыв ветра сердито захлопнул форточку. Первые капли дождя звонко ударили по подоконнику.

Ставрогин нехотя вышел из-за стола, закрыл форточку и прошелся по кабинету, разминая затекшие ноги. «А я становлюсь метеозависимым», — недовольно поморщился он.

Дождь уже вовсю безжалостно стучал по стеклам. Боль медленно отпускала.

Вспомнив «добрым словом» жену Катю, которая постоянно твердила о магнитных бурях, поворачиваясь к нему в постели спиной, Ставрогин чертыхнулся и прилег на облезлый казенный кожаный диван, оставшийся с незапамятных времен. К дивану все относились с уважением, как к раритету, олицетворявшему далекие коммунистические, смутные, как головная боль, времена. «Не очень-то и хотелось», — мысленно передал он жене.

Предварительно постучав, в кабинет вошел Виктор. Ставрогин, кряхтя, поднялся.

— Заходи, Витя, — вздохнул он. — У тебя, случайно, голова не болит?

— В каком смысле? — не понял Виктор.

— Ладно… — усмехнулся Ставрогин. — Ну, что там у тебя?

— Шифровка от Звездочета.

— М-м-м… Интересное вы ему имечко дали… Хорошо, что не Нострадамус.

— А что? По-моему, нормальное…

— Ты, что ли, придумал?.. — спросил Ставрогин, бегло просматривая шифровку.

— Да нет… Шевцов… Сергей Анатольевич… А что?

— Ни-че-го… — пробормотал по слогам Ставрогин. — Любит он его..! Любит… Что же, любимчики бывают у всех.

— Илья Петрович! — Виктор нахмурился. — Вы плохо себя чувствуете?.. Что насчет шифровки?

— Ну что, что… — Ставрогин бросил листок на стол и стукнул по нему ладонью. — «Мне кажется…»; «Я считаю…» Черт знает что!! Отправьте ему распоряжение срочно переправить Квятковского в Россию вместе с семьей! А Шёманна немедленно разыскать, где бы он ни был! И зачистить! Любыми средствами. Пусть вертится, как уж на сковородке!

— Слушаюсь, — моргнул Виктор.

Он вышел от Ставрогина в полном недоумении. В последнее время Илья Петрович часто его удивлял. Он даже обратился по этому поводу к Шевцову, но тот только рукой махнул, мол, не бери в голову. У всех свои заскоки. «Ну, невзлюбил Ставрогин кого-то. Так что с того? Лично к тебе он прекрасно расположен». Но Виктор ко всему, что касалось Сергея, относился ревниво и с пристрастием. Лично его двойственное отношение к нему странным образом совпадало с разным отношением к нему двух их руководителей. Один был более чем благосклонен к Сергею, другой испытывал явную неприязнь.

Виктор вспомнил, как долго они придумывали для него имя «Звездочет». Сам же Сергей уже был отправлен «на холод» и в процессе участия не принимал.

Они сидели вдвоем с Шевцовым на отцовской даче и всю ночь перебирали разные варианты имен. Отец тоже пытался помочь. Было перебрано множество разных имен. Но они все почему-то не устраивали Сергея Анатольевича. Одно казалось ему слишком неопределенным, другое недостаточно характерным, третье — излишне пафосным. Было выпито ударное количество водки и съедено несколько банок консервированных овощей и грибов.

Наконец под утро генерала осенило: «Звездочет!»

Виктор с отцом переглянулись и согласились. По большому счету им было уже все равно. Лишь бы нравилось генералу.

К странностям Шевцова Виктор относился с большим пониманием, чем к странностям Ставрогина. Шевцов напоминал ему отца. В Илье Петровиче все еще не угомонился нервный соперник. Несмотря на свой возраст, он старался выглядеть и вести себя, как молодой мужчина. Конечно, он был моложе генерала, но все же не мальчик…

Шевцов же вел себя традиционно и адекватно своему возрасту и тому образу, который сформировался у Виктора с детства.

Генерал давно потерял жену. Но замены ей так и не нашел. Он жил один, но был очень близок с дочерью и ее семьей. Он с удовольствием занимался внуками и все свободное время проводил на даче. Он любил копаться в земле, разводя элементарные лук с петрушкой, любил простую рыбалку. Он вообще любил все простое… Хозяйством его занималась домработница Зина, подруга его сестры, которая содержала в полном порядке и квартиру, и дачу, и самого генерала.

Была какая-то давняя темная история, связанная со смертью его жены. Виктор знал ее лишь в общих чертах. Вроде бы они потеряли ребенка. Это был поздний долгожданный ребенок. Сын… Подробностей Виктор не знал. Но только у Шевцова с тех пор не было ни жены, ни сына. Возможно, поэтому он так тепло относился к детдомовскому Чумакову?..

Женева дремала, погрузившись в невесомую ночь. Московское ненастье, как эхо, донеслось сюда коротким теплым дождем. Словно бы Женева приняла перед сном освежающий душ.

В номере мотеля горела настольная лампа, рассеивая приглушенный свет.

Анна сновала по комнате, собирая вещи, и складывала их в дорожную сумку. Сергей сидел, откинувшись в кресле, устало таращась в экран ноутбука, за которым вот уже который час работал Марат.

— Квятковский улетает в шесть утра, — напомнила Анна.

— Сам доедет… — Сергей в голос зевнул. — Не маленький.

— Слушай, это, конечно, твое дело, только приказ был зачистить…

— Я знаю.

— Смотри. Это не игрушки!

Анна сердито вытащила из-под него свою майку. Сергей беспокоил ее. Преподносимые ею уроки он не усваивал, проявляя слишком много самостоятельности. Это, конечно, хорошо в определенном смысле, но существуют правила, которые лучше не нарушать, потому что за этим покатятся нарастающим снежным комом непредвиденные обстоятельства. И еще: приказы не обсуждаются. А он готов любой из приказов нарушить.

— Ань, мне надо разобраться. Я, может, этим и свои ошибки исправить хочу.

— Та-а-ак!.. — Анна встала перед ним, уперевшись кулаками в бока. — Это что-то новенькое. Ну ладно. Если что, я на связи.

Сергей рывком поднялся из кресла и проводил ее до двери.

— Пока. — Она протянула ему руку.

Он взял ее руку в свои и слегка пожал, выразительно глядя в глаза. Но что выражал его взгляд, она не поняла. Было в нем что-то такое, что нарушало сложившиеся у них отношения. На обычный секс Анна не пошла, хотя ей безумно этого хотелось. Теперь же в его взгляде промелькнула откровенная нежность. Но мужчины часто играют с женщинами в кошки-мышки. На всякий случай. А вдруг что-то да выгорит?

— Пока, — Сергей чувственно улыбнулся.

Заперев за ней дверь, он вернулся к шифровальщику.

— У вас роман? — спросил тот между делом.

— С чего ты взял? — удивился Сергей. — Никакого романа.

— М-м-м… понял. Это у вас такая игра… зашифрованная. Ты с ней флиртуешь… Она вроде согласна, а на самом деле просто щекотание нервов.

— Вот-вот… Что у тебя?

— Смотри… — кивнул Марат, не отводя раскосых глаз от экрана. — Вот расшифровка твоей танки. Это стих Басе. Но это в принципе не важно, чей стих, дело не в том. Просто тема на картинке японская… Так вот. Каждая буква соответствует цифре, а каждый столбец…

— Слушай, — остановил его Сергей, потерев пальцами отяжелевшие от усталости веки, — я в этом все равно ничего не понимаю. Ты его расшифровал?..

— Да ты что! — Марат удивленно повернул к нему озадаченное лицо. — Это плавающий код! Он меняется каждый день… или месяц, как задашь. Обычно для него вот такая таблица нужна, как простыня, — он широко развел руки, — а тут все в пятьдесят цифр забито…

— К чему он может относиться?

— Да хоть к чему.

— Сколько тебе нужно времени?

— Не знаю… — Шифровальщик пожал плечами. — Как пойдет. Ключ нужен. Пока только пятнадцать символов. Не густо, конечно, но…

— Напиши. — Сергей подал ему листок бумаги. — Значит, я поехал, а ты мне звони. Понял?.. Нашел цифру — звони. Хоть тридцать пять раз. У меня тут идейка одна возникла… вернее догадка… или предчувствие, черт его знает. В общем, я должен проверить, а ты звони.

— Тридцать пять раз? — Марат дописал цифры и протянул бумажку Сергею.

— Хоть сто раз, если придется. Батик я забираю. Запри за мной.

Убрав в сумку картинку, Сергей вставил в пистолет обойму и засунул его за пояс сзади.

Марат нехотя оторвался от компьютера, потянулся и поплелся к двери. Попрощавшись с Сергеем за руку, он бесшумно закрыл дверь. Повернув в замке ключ, шифровальщик замер и прислушался. Быстрые шаги монотонно удалялись. Марат подошел к окну, отодвинул портьеру и увидел, как Сергей садился в машину. Его взгляд побежал по пустой комнате и остановился на экране ноутбука…

Машина мчалась по пустынной ночной Женеве. Мокрый асфальт блестел в свете фар. Влага оседала потом на стеклах, делая их матовыми. Щетки размеренно бегали, как стрелки метрономов, по лобовому стеклу, возвращая ему прозрачность.

Сергей припарковался у знакомого желтого дома и к ресторану Шёманна подошел с черного хода. Чтобы проникнуть в квартиру, он воспользовался банальной отмычкой. Оглянувшись, он вошел внутрь, почему-то уверенный в том, что никем не замечен. Он действовал наугад и абсолютно не волновался. Волнение вообще было ему не свойственно. Однако он знал, что БНД пасет это здание и, так же как и он, ищет Шёманна… Все ищут Шёманна… Сергей приоткрыл дверь и на всякий случай см не раз выглянул на улицу. Пустой безжизненный двор: ни людей, ни машин. Закрыв дверь, он остановился в прихожей, чтобы глаза адаптировались к темноте.

От дома напротив отделилась темная тень. Бесшумно скользнув через дворик, человек прижался к стене ресторана и поднес к уху рацию. Тихий, неуловимый голос произнес несколько слов…

Сергей осторожно продвигался по темной брошенной квартире Шёманна. Скудного, приглушенного опущенными шторами и жалюзи света уличных фонарей хватало привыкшим к темноте глазам для визуального осмотра помещения. На другой случай имелся фонарик. В квартире явно кто-то побывал, потому что входная дверь была забита двумя гвоздями. Так что отмычка оказалась весьма кстати. А еще лучше здесь сгодилась бы фомка. Нововведения, конечно, штука хорошая, но часто именно самые простые и традиционные приспособления приносили гораздо больше пользы.

Крадучись миновав небольшой коридор с распахнутыми шкафами для верхней одежды, Сергей оказался на кухне. Здесь, похоже, недавно кто-то курил и не проветрил. Специфический запах застрял в обивке дивана, осел на шторах. Прежде его не было. После свежего воздуха улицы этот запах чувствовался особенно остро, но только в первые минуты.

Сергей прошел в спальню, постоял с минуту, осматриваясь, потом вынул из сумки батик и повесил на прежнее место. Еще раз досконально проверив стены и пол, но так, чтобы батик все время был виден, он присел на корточки перед кроватью и нащупал пальцами шов в ковровом покрытии. В этом месте квадратный кусок ковра легко приподнялся. Под ним обнаружился люк с кодовым замком. «О-па!» Сергей издал тихий победный звук, поражаясь своей догадливости. Он так и думал, что здесь должно быть что-то в этом роде: секретный сейф или потайной ход. Где-то совсем рядом, похоже, прятался хозяин квартиры, неуловимый Шёманн. Или он прятал здесь что-то важное. Иногда найти то, что человек прячет, гораздо важнее, чем самого человека. Сергей отбросил кусок ковра в сторону, устроился поудобнее и включил фонарик. Затем он вынул бумажку с цифрами, написанными Маратом, и набрал их на люке, одновременно нажимая кнопку вызова на сотовом телефоне.

— Марат? — произнес он тихо. — Что-нибудь есть?

— Пять, восемь, три, — лаконично ответил шифровальщик.

— А что молчишь?

— Я думал все сразу.

— Каждую! Я сказал.

Отключив телефон, Сергей уселся на люк, в свете фонарика развернув план задания. Он изучил его почти наизусть, но все же решил еще раз убедиться на месте. Итак: парадный вход в ресторан. Черный ход для персонала. Вход в жилые апартаменты…

Так. В квартиру из ресторана можно войти через кухню. Там обычная дверь. Преграды она не представляет. Закрыта всего лишь несерьезной задвижкой. За этой дверью служебное помещение, слева вход в гостевой зал, справа — кухня ресторана.

Сергей выключил фонарик и, облокотившись о кровать спиной, задумался. Ожидание нервировало его. Он даже не знал, увенчается ли оно успехом. Сможет ли шифровальщик так быстро найти недостающие цифры кода. А в том, что код этот связан с люком, он не сомневался. Но находиться здесь долго было опасно. К тому же он боялся уснуть. Сергей вытянул ноги и закрыл глаза.

…Темная фигура с улицы заглянула в окно сквозь чуть разошедшиеся посередине тяжелые шторы спальни. На темном фоне лица сверкнули белки глаз…

На улице бушевала ненастная московская ночь. Но в информцентре работали кондиционеры, стрекотали компьютеры.

Виктор сидел в конторе за столом, изучая личное дело Марковой Лизы.

Дело было объемным, несмотря на ее возраст, и составляло несколько томов. Справки, фотографии, медицинские документы… За общим, обычным для любого времени суток жужжанием зала шаги дежурного не отвлекли его от дела. Дежурный подошел и встал рядом немым напоминанием о заведенных здесь порядках. Виктор намеренно проигнорировал его механическую исполнительность в надежде, что он отвяжется и уйдет. И не будет мешать серьезным людям работать. Но он не уходил, напротив, многозначительно шипя и покашливая, всячески пытался привлечь к себе внимание. Наконец он не выдержал и монотонно уведомил:

— После двадцати четырех часов только по пропускам за подписью полковника Ставрогина… Вы меня слышите, товарищ капитан?.. У вас есть разрешение?..

— Угу… — кивнул Виктор и, не обращая на дежурного никакого внимания, продолжал читать, склонившись над бумагами еще ниже.

— Товарищ капитан, я вынужден доложить о вас начальнику охраны… Вам же известны порядки… Не я их придумал.

— Докладывай хоть господу Богу! — рявкнул Виктор, раздраженно схватившись за телефон. — Капитан Костромитин говорит! Дайте спецкоммутатор!.. Передайте для Эльзы: Маркова не встречалась с Шёманном, понятно? Она регулярно, раз в месяц ездила в Берн на лечение. Ее в это время вообще не было в Женеве! Все! Повторите… Иди, докладывай! Чего стоишь? — наехал он на дежурного, смерив его уничтожающим взглядом.

Дежурный, в свою очередь, окинул его тупым уважительным взглядом, вздохнул и удалился, тихонько прикрыв дверь. Ему было очень неловко отвлекать людей от работы.

В зале ожидания женевского аэропорта уже битый час Анна утешала жену Квятковского Нину.

— Если бы вы знали, Аннушка, как я устала! — говорила она расстроенным голосом, в котором угадывались близкие слезы. — Я вся на нервах! Мы уже несколько дней с Павлом Филипповичем не виделись… Теперь этот неожиданный отъезд… У него какие-то неприятности, но он ничего мне не рассказывает. Я себе места не нахожу от волнений! Что у него там? Аня! Вы знаете? Скажите!

— Нина, успокойтесь, ну что вы так разнервничались? Все будет хорошо. Сейчас Павел Филиппович придет, вы улетите в Россию… Все под контролем. У него работа такая… Что же делать?

— Да все я понимаю! Не маленькая! Но вот вашего мужа убили… Не могу я не волноваться.

— Мой муж случайно погиб. В автокатастрофе. Это может с каждым случиться…

— Ну конечно, в автокатастрофе… только слухи, знаете ли… совсем другие… Я с ума сойду, если он сейчас не придет…

Резидент запаздывал. Но время в запасе еще было. Нина дергалась, металась глазами по входам и окнам, вглядываясь во всех входящих мужчин. Ее мелкое, худое, озабоченное ожиданием лицо едва сохраняло обычную ее моложавую привлекательность, возвращенную недавней подтяжкой. У Нины был совсем немолодой муж и очень поздний ребенок. И казалось, ее жизнь вообще началась поздно. А теперь нехорошее навязчивое предчувствие изводило ее и доканывало. Но все же она крепко держала за руку сына. Но вот ее лицо озарилось улыбкой, напоминающей нервную гримасу. В центре зала возник Квятковский и торопливо направился к ним. Нина пропустила момент, когда он вошел в зал. Она рванулась к нему, но Анна удержала ее. Воспользовавшись моментом, ее маленький сын вырвал ручонку из материнской руки и немедленно с визгом кинулся навстречу отцу.

— Папа! Мы здесь!

Неприятное лицо резидента расцвело необыкновенной любовью и нежностью, что сделало его почти красивым. Анна смотрела на него почти с завистью. Они с Олегом так мечтали о сыне… именно о сыне. Но все откладывали… а теперь… У нее давно мог бы быть вот такой же сын. И главное родители ее с радостью воспитывали бы его и растили. Может, она бросила бы по такому случаю работу или на худой конец занялась чем-нибудь менее опасным…

— Павлушка! Привет! — Квятковский подхватил сына на руки и крепко обнял, как будто он не встретился с ним, а прощался, будто это был не зал ожидания, а зал прощаний.

Анна что-то шептала Нине и улыбалась встрече отца и сына. Непосредственность маленьких детей и пожилых родителей искренне умиляла ее. Все-таки Нине повезло. У нее есть ребенок. И что бы там ни случилось с мужем, ей есть ради чего жить. А как быть Анне? Можно, конечно, плюнуть на все и родить ребенка для себя. Надо только подобрать претендента для зачатия. Совсем не обязательно ставить его в известность. Но хотелось бы, чтобы он был молод, красив, а главное, здоров. Сергей, к примеру… Великолепный экземпляр. Однако, интересная мысль… Серьезный роман с ним вряд ли возможен, да это и необязательно… хотя было бы очень занятно. Их так сблизили по работе, даже уложили в одну постель… Осталось только протянуть руку… а он уже несколько раз протягивал. И если бы она, как дура, не лягалась пятками и не задирала нос, корча из себя недотрогу, возможно, все бы уже получилось. Она уже далеко не девочка. Надо серьезно подумать об этом, пока они еще «муж и жена»…

В верхнем кармане куртки, прямо в грудь ввинтился виброзвонок мобильника. Анна отошла в сторону и ответила:

— Слушаю.

— Аня, передай Сереже, что Лиза никогда не встречалась с ресторанщиком. И никогда у него не бывала. Ее в это время не было дома, — сообщил незнакомый девичий голос.

— Понятно. Спасибо. — Анна машинально взглянула на Квятковского.

— У нас все в порядке? — забеспокоился резидент. Его лицо напряглось.

— В полном порядке, — заверила его Анна, уже уверенная в обратном.

— Ну и хорошо! — Резидент тут же расслабил мышцы лица и растянул их в улыбке, но было ясно, что он притворяется.

Склонившись к сыну, он принялся старательно в чем-то его убеждать. Мальчик хныкал и упирался, тщетно пытаясь в чем-то убедить глупого непонятливого папу. Он морщил смешной курносый носик, надувал губы и обиженно хмурил брови, показывая пальчиком на летное поле. Но в своих убеждениях папа, по всей видимости, был непреклонен. Анна отчетливо разобрала слово «пописать». Кто-то из них должен пописать, догадалась она. Возможно, именно резиденту очень хотелось пописать. Когда взрослые нервничают, с ними такое постоянно происходит. Анна сама в первое время сильно от этого страдала. Даже обращалась к врачу. Потом все как-то устаканилось, но Анна четко усвоила: если человек все время хочет писать, значит, с ним что-то не так.

— Па, я пописаю в самолете-е, — громко канючил Павлик.

— Нет-нет, сынок, — не соглашался Квятковский, — надо перед дорогой. В самолете долго будет нельзя… пока посадка… пока взлет. Нас пристегнут ремнями… Мы сейчас с тобой сходим пописать и вернемся… Пойдем, сынок.

Телефонный звонок невежливо прервал лопотание резидента с сыном.

— Да… — лаконично ответил Квятковский, — отлично… да…

Анна напряженно прислушалась. Она ничего, конечно, не услышала, но у нее появилась уверенность в том, что писать Квятковскому расхотелось. Но он по-прежнему продолжал настаивать. Мальчик наконец прекратил сопротивляться и покорно поплелся за отцом в туалет.

На тихую улочку с погашенными фарами на самой медленной скорости подъехало несколько джипов. Они остановились, и из них как но команде выскочили вооруженные люди. Стараясь не нарушать устоявшийся покой ночи, боевики в бронежилетах с автоматами наготове мгновенно рассредоточились вокруг ресторана Шёманна, рассыпались по двору, используя для прикрытия кусты, пышные клумбы, автомобили и даже мусорные баки. В своей машине стриженный ежиком Шрам приложил к уху телефонную трубку. Он ждал этого звонка.

— Господин Квятковский?

— Да… — ответил из аэропорта резидент осторожным скованным голосом.

— Он в ресторане. БНД здесь.

— Отлично…

— Брать?

— Да…

Шрам вышел из машины и сделал условный знак рукой.

Вооруженные люди вошли в ресторан, не особенно соблюдая тишину.

Небольшой шум внутри здания однозначно не привлечет внимания спящих в соседних домах жителей. Но никому не пришло в голову, что можно разбудить тех, кто дремлет внутри.

Сергей дернулся и открыл глаза. Похоже, он все-таки задремал. В руке отчаянно надрывался виброзвонок.

— Слушаю, Марат, слушаю… Осталась последняя цифра… Понял… жду.

— Мне за такую работу памятник надо поставить.

— Поставим…

Сергей быстро нажал на люке названные Маратом цифры и рывком закатился под кровать. За дверью в кухне, ведущей в помещения ресторана, явно послышались шаги.

Сергей лежал под кроватью и молился на Марата. «Быстрей, парень, быстрей, времени нет!» Он надеялся на чудо. С ним частенько случались чудеса. В одно мгновенье вспомнились все анекдоты, когда мужчины прятались под кроватью. Но это был не его случай. Он бы сейчас с удовольствием разобрался с каким-нибудь ревнивым рогоносцем и покувыркался с его женой. Юмор не помогал. Положение его было критическим. Шаги приближались.

Люди БНД обшаривали ресторан, заглядывая во все темные углы. Острые лучи фонариков беспорядочно сновали по полу, по столам, под столами. То и дело выныривали из темноты стойка бара, мозаичная рыба на стене, аквариумы… рыбки слетались на свет. Люди уже проникли в коридорчик, отделяющий жилые апартаменты Шёманна от ресторана. Негромко хрустнула вышибленная дверь. Люди Шрама проникли в квартиру. Сергей нетерпеливо сжимал в руке телефон. Времени у него уже не было совершенно, но он еще ждал. Несколько человек, перебрасываясь негромкими фразами, переворачивали мебель в гостиной. Сергей хорошо видел их в открытую дверь спальни.

— Пятьдесят символов за считанные часы. Круто! — бормотал в трубке Марат. — Эй! Ты слышишь?.. Круто или нет?.. О-па! Есть! Последняя… Сергей, чего молчишь?

— Цифру! — прошипел Сергей.

— Три! — выкрикнул шифровальщик.

Перекатившись ближе к люку, Сергей нажал последнюю цифру. Он уже открывал люк, поднимая тяжелую крышку, когда вооруженные люди Шрама ворвались в спальню, заслышав отчетливые звуки.

Все увидели друг друга одновременно. Несколько ярких жгучих фонарных лучей резко ударили в лицо. Сергею показалось, что он ослеп. Он зажмурился, отбросил крышку люка и прыгнул вниз.

Грохнули выстрелы. Стреляли и сверху и снизу… Но любое действие куда лучше любого ожидания.

Анна набирала телефонный номер, исподлобья наблюдая за Квятковским, который как ни в чем не бывало возвращался с сыном из туалета. Он что-то терпеливо объяснял малышу, его губы беззвучно шевелились. Звуки голоса тонули в общем гуле зала ожидания. Они приближались. Резидент ласково улыбался, но улыбались одни только губы. Лицо странным образом оставалось озабоченным и отрешенным. Он напряженно о чем-то думал.

— Абонент 451318, — произнесла Анна в трубку, — передайте, пожалуйста, сообщение… Лиза Маркова никогда не знала Шёманна. Она на это время уезжала из Женевы…

Квятковский подхватил Павлика на руки и снова крепко обнял его. Нина взяла мужа под руку, оглянувшись на Анну. Они втроем торопливо вышли из зала ожидания на улицу. Зябкий ночной ветер взвил волосы, приятно освежая. Но Нина поморщилась, запахнув на мальчике курточку.

— Я сейчас уеду, Павлуша, — наклонившись к сыну, тихо сказал Квятковский, — и вы останетесь с мамой…

— А ты куда? — забеспокоился мальчик, насупив светлые бровки.

— Вы немного поживете у бабушки, а я потом вас заберу. Хорошо?

— И бабушку? — Мальчик недоверчиво вытаращил глазенки.

— И бабушку. — Квятковский быстро кивнул, казалось, он сейчас готов согласиться на что угодно. — Ну, иди, сынок, иди…

Он подтолкнул сына к Нине.

— Что случилось? — шепотом спросила она, и отпустившее было напряжение вновь сковало ее лицо, сделав его совсем некрасивым.

— Ничего, дорогая, все будет хорошо у нас… все будет хорошо…

Анна вышла на улицу и присоединилась к Нине. Она давно почувствовала: все шло как-то не так. Но что? Нервозность Нины была вполне оправданна, как и нервозность ее мужа. Но что-то не давало Анне покоя. Информация о Лизе Марковой, странное поведение Сергея, его недоговорки…

— Павел Филиппович еще не вернулся? — обеспокоенно спросила Анна.

Нина испуганно и растерянно заморгала. Она явно тоже чего-то недопонимала.

— Нет… — прошептала она побелевшими губами.

Анну вдруг осенила поздняя догадка. Она бросилась назад, в зал ожидания. Ее взгляд судорожно перебегал с одного лица на другое, на табло с расписанием вылетов, выходы, входы, кафетерии, сувенирные и журнальные ларьки… Квятковского не было. Он исчез. Сбежал?..

Анна снова выскочила на улицу. Квятковский торопливо усаживался в такси. Так вот оно что! Сбежал! Дурные предчувствия всегда имеют под собой все основания. Но почему чаще побеждает что-то другое? Нелепые рассуждения, логика, доверчивость?.. Она же давно заподозрила неладное. Как можно было так лохануться? И Нина что-то подозревала. Или знала.

Ее развели, как последнюю дуру. Предатель Квятковский, а вовсе не исчезнувший Шёманн! Сергей единственный, кто обо всем догадался. Он оказался лучше ее. Может, он гений? А она еще пыталась его учить… Нет, надо непременно с ним переспать… От него родятся бесподобные дети! Здоровые и догадливые. Из них вырастут первоклассные шпионы…

Анна беспомощно опустила руки. «Я плохой агент и, наверное, буду плохая мать…»

Сергей спрыгнул удачно, приземлившись, по-кошачьи, на четвереньки. В глазах расплывались большие зеленоватые круги. Зрение постепенно восстанавливалось. Он ощущал ширину помещения, в котором находился. Впереди слабо угадывался проход. Порывшись в левом кармане, он достал похожий на карандаш фонарик и включил его. Перед ним была дверь. Достав пистолет, он тихонько толкнул ее коленом.

Медленно и бесшумно дверь отворилась. Сергей представлял что угодно: коридор, подвал. Но там оказалась небольшая потайная комната. Самый настоящий карцер. Луч фонарика скользнул по помещению, осветив забившегося в угол человека с перекошенным от ужаса лицом. Трясущимися руками тот направил пистолет на Сергея. «Ваша карта бита. Вы рискуете, мистер Джонс….», — подумал Сергей и спросил: — Шёманн?

— Я не виноват, ясно?! — взвизгнул человек. — Меня подставили!

— Тихо, тихо. Ты только не дергайся… Успокойся… расслабься… Та-а-к…

Сергей осторожно шагнул вперед. Оружие в руках человека со сдавшими нервами — это нехорошая вещь. Надо что-то выдумывать, уговаривать… а времени нет. Сергей сделал еще один шаг, одновременно прикидывая, как ему лучше наброситься на Шёманна, чтобы обезоружить его. А уж потом все остальное: уговоры, увещевания, объяснения… Просто вырубить его — не выход в сложившейся ситуации. Этого бесноватого дурака надо было спасать, а не убивать! Именно по этой причине Сергей нарушил приказ. Но тащить потерявшего сознание коллегу на своем горбу — перспектива не из приятных. Уж лучше бы он пошел своими ногами. Хотя, конечно, плохо ехать лучше, чем хорошо идти.

— Стоять! — рявкнул Шёманн.

Сергей замер. Ждать помощи было бессмысленно и неоткуда. Да и в чем собственно могла заключаться помощь, и какая ему помощь нужна, чтобы справиться с физически слабым, парализованным ужасом человеком. На самом деле было необходимо просто отвлечь его внимание.

Фокус с брошенной в сторону монеткой здесь не пройдет. Шёманн со страху может не раздумывая выпустить в него всю обойму. После этого все потеряет смысл.

Вдруг сзади что-то с металлическим стуком упало и покатилось по цементному полу. Сергей машинально оглянулся. Люди, находившиеся в квартире Шёманна, что-то сбросили в открытый люк. Крышка глухо захлопнулась; наступила тишина.

Сергей догадался, что это. Подтверждая догадку, под ноги ему выкатилась лимонка. Она завертелась волчком, медленно останавливаясь. Шёманн, как зачарованный, уставился на нее.

Нет, это не магия. Это было как раз то, что нужно. К таким шуткам Сергей привык еще в Афгане, где гранаты сыпались на голову, как яблоки. Схватив лимонку, он швырнул ее за угол г-образного подвального коридора, затем не раздумывая прыгнул на Шёманна, и они повалились на пол, обнявшись крепче двух друзей.

Шёманн хрипел, зажатый железными лапищами, осознавая свою абсолютную беспомощность и никчемность. Но сопротивление его было непроизвольным и истерическим: это были конвульсивные хаотические подергивания, явившиеся неизбежным следствием сильнейшего нервного перенапряжения. Через секунду Шёманн затих, повинуясь обстоятельствам. Он просто устал сопротивляться и сломался, решив про себя: будь что будет.

В следующую секунду раздался оглушительный взрыв. В закрытом помещении всегда так. Сергей прижал ухо плечом, будто бы это могло уберечь его от контузии, навязчивые воспоминания о которой почему-то лезли ему в голову. «Вот только контузии мне сейчас не хватало», — подумал он, тряхнув головой. В ушах противно звенело.

Кашляя от дыма, заполнившего подвал, они поднялись на ноги. Сергей больше не опасался Шёманна. Взрыв все расставил на места. Теперь они были вместе, хотя Шёманн до сих пор еще не знал, кто же этот молодой человек, и что у него на уме. Да и вообще, с какой стати он здесь?

Времени на объяснения по-прежнему не было. Люк снова открылся, и оттуда посветили фонариком.

Сергей схватил Шёманна за рукав и бесцеремонно потащил за угол коридора, туда, где взорвалась граната. По его предположениям, там должен был образоваться проход. Он знал, что здесь оставаться нельзя. Вооруженные люди в квартире наверху явно готовились пуститься за ними в погоню. Даже если они на какое-то время поверили, что граната уничтожила прятавшихся внизу, они ведь обязательно спустятся и проверят. А к этому времени лучше находиться где-нибудь подальше отсюда.

В проломе, появившемся после взрыва, послышался быстро нарастающий гул. На них с ревом несся поезд. Оказывается, подвал дома соседствовал с подземным тоннелем. Да это же невероятная удача! Как будто в темноте зрительного зала загорелись над дверью зеленые печатные буквы: «EXIT». А ведь еще секунду назад в эту мышеловку были одни только входы. Яркий свет ударил им в глаза. Сергей прищурился. Слепнуть и глохнуть еще раз за эту ночь ему не хотелось. Глаза и так словно бы присыпало песком. Накопившаяся усталость выворачивала их наизнанку. Дернув Шёманна за рубашку, он потащил его к пролому.

Они бежали по тоннелю. Шёманн отставал и захлебывался. Но неожиданное освобождение придавало ему сил. Он впал в какое-то странное эйфорическое возбуждение, обещающее надежду и жизнь.

— Он подставил меня! — задыхаясь, орал он в спину Сергею. — Квятковский меня подставил!.. Он специально всех связников замкнул на меня… а потом сдал… Вы мне верите?.. Он для этого меня и завербовал!

— Верю! Заткнись! — гаркнул Сергей, не оборачиваясь. Его голос запрыгал, эхом отскакивая от стен тоннеля.

Земля под ногами задрожала. Где-то издалека снова зарождался быстро приближающийся рев.

Свет фар вломился в тоннель, обнажив похожие на раздувшиеся жилы в воспаленном горле подземные коммуникации.

— Ложись! — взревел Сергей.

Его голос потонул в грохоте, тысячу раз усиленном гулкими стенами. Прямо на них несся электровоз. Они лежали, вжавшись в трясущуюся землю. Колеса мелькали у самого лица. Казалось, конца этому не будет. Словно они уже попали в ад, где кошмар длится вечно.

Поезд промчался мимо, и сразу стало так тихо, будто наступила полная глухота, контузия, нокаут. Они лежали, вслушиваясь в оглушительную тишину, и не решались подняться. На них будто бы опустился долгожданный покой, покрыв с головой ватным одеялом. Двигаться не хотелось, разговаривать не хотелось. Оцепенение казалось непроницаемым и вязким, как околоплодные воды.

Писк пейджера мгновенно вывел их из шока. Сергей сел, отстегнул от ремня пейджер и прочитал сообщение Анны. С небольшим опозданием все его предположения и догадки подтвердились. Это было второе подтверждение. Первое он получил чуть раньше и из первых уст.

Рядом завозился Шёманн. Вид у него был ужасный.

— Вы мне верите?.. — снова спросил он, привалившись к стене.

— Черт! Я же сказал! Верю!

Сергей с трудом поднял его на ноги. Казалось, он не сможет идти. Но он пошел шаркающей мешковатой походкой, заметно приволакивая, видимо, ушибленную при неудачном падении правую ногу. Его одухотворенное, перепачканное сажей лицо было по-детски счастливым.

— Вы сказали, что верите?.. Когда?.. Я не слышал…

— Пошли, — скомандовал Сергей, легонько ткнув Шёманна в бок, чтобы тот шел впереди. А то мало ли что? Завалится еще в обморок от пережитых волнений. — Значит, теперь вы исчезаете из страны. Ложитесь на дно где-нибудь на островах. Официально вы погибли. Придется поменять внешность и документы. Уйдите в глубину гор и займитесь своим хобби… У вас ведь есть хобби? Вы, конечно, спрятались очень хорошо, но все же это не ваше хобби. Займитесь тем, что у вас получается лучше всего.

Шёманн послушно с готовностью закивал. В глазах непрошеной скупой слезой наворачивалась благодарность.

— Вот… кулинария… А когда мы во всем разберемся, я вас вытащу… Понятно? Только без самодеятельности.

Шёманн снова кивнул, по-мальчишески растрепав редеющий чуб. Он неуверенно двинулся в противоположную от Сергея сторону, но вдруг остановился.

— Спасибо вам. — Он протянул руку. — Спасибо. За все. Вы единственный…

— Не за что. Я не для тебя старался. — Сергей крепко пожал его руку. Рукопожатие было искренним и сердечным.

Поезд налетел внезапно, со всех сторон обрушились рев и грохот. Сергею на мгновение показалось, что это взрыв, последний в его жизни. Что показалось Шёманну, он не знал…

Часть четвертая Дважды покойник

Все газеты развитых стран мира кричали об одном и том же. Заголовки были настолько одинаковы, что по ним можно было изучать языки.

Фото Квятковского обошло весь мир.

В прессе началась настоящая вакханалия. Одинаковые сильнодействующие заголовки возвещали о нарастающем скандале. Страсти разгорались ожившим вулканом, раскаленной лавой низвергаясь на головы жадных до событий читателей.

Журналисты, заскучавшие после спавшей волны сенсаций о развале СССР, крепко ухватились за новую тему, связанную с Россией.

У газетчиков всех мастей просто текли слюни от обсасывания подробностей шпионской деятельности русских дипломатов.

Политкомментаторы и политологи муссировали нюансы, выдвигали различные версии, давали всевозможные оценки, требовали решительных действий от властей.

Политики разных мастей также засуетились. Для них это был великолепный шанс воспользоваться ситуацией, чтобы лишний раз напомнить о своей значимости и необходимости. Посыпались протесты, призывы… и еще бог знает что…

Париж как всегда благоухал духами, Амстердам — марихуаной, Осло пах рыбой… А из России вновь потянуло грязным бельем.

Илья Петрович Ставрогин проснулся в прекрасном расположении духа. Пресс-конференция была назначена на сегодня, и он представлял себе, как блеснет на ней всей красотой своего военного величия, великолепной выправкой, звездами на погонах, неподражаемой полнозубой улыбкой. Не телезвезда, конечно, но все-таки… А почему, собственно, не телезвезда? Чем он хуже переслащенных светских мачо, то и дело возникающих на экране? Не хуже! А в чем-то даже лучше. Илья Петрович был артистичен, фотогеничен и телегеничен. Иногда ему казалось, что если бы не продиктованный определенными обстоятельствами выбор профессии военного, из него мог бы получиться великий драматический артист. Характерный, фактурный, с глубоким внутренним потенциалом, разноплановый и харизматичный. Многообразию оттенков его улыбок и взглядов позавидовал бы любой профессионал сцены. Но рожденный в семье военного, он был лишен выбора, однако впоследствии об этом не пожалел.

У него была масса возможностей удовлетворить свои амбиции. А амбиции были высоки, если не сказать запредельны. Впрочем, именно амбициозность и помогла ему осуществить определенный и очень удачный карьерный рост. Но если быть до конца честным, Илью Петровча это не вполне устраивало. Ему хотелось вознестись еще выше. Выше Шевцова, выше… в общем, выше всех. «А почему бы не затеять грандиозный военный переворот?» — думал он иногда в шутку. Хотя… в каждой шутке есть доля шутки…

Но такие наполеоновские мысли начали посещать его совсем недавно. А прежде он ловил кайф, блистая на закрытых совещаниях, когда самые крутые политики и высокопоставленные чиновники смиренно прислушивались к его мнению, которое он выдавал хорошо поставленным приглушенным голосом и тоном, не терпящим возражений.

А уж как он наслаждался по молодости вниманием женщин!.. Теперь, правда, ему все это уже изрядно наскучило. И женщины изменились. В них больше почти не встречалось ни манящей таинственности, ни будоражащей воображение загадки… Одна бесстыдно обнаженная сексуальность, неприкрытый цинизм, лишенный воображения и игры. Строгому сталинскому воспитанию Ильи Петровича претила откровенная эротическая распущенность женщин… А ведь еще недавно они были другими… Или он стал незаметно другим?.. Впрочем, как бы там ни было, но резонанс общего впечатления, вызываемого им у женщин, ему надоел. У него и кроме этого была масса возможностей и способов для удовлетворения своих высочайших амбиций.

Полежав пару минут с закрытыми глазами, он дал себе команду «Подъем!» И катапультировался из постели.

Жена шебуршилась на кухне, приученная, как собака, к его строгому режиму. Она усвоила много лет назад, что к его выходу из ванной завтрак должен стоять на столе. И не какой-нибудь чай с плюшкой, а нормальный полноценный завтрак из двух блюд. Обязательно каша. Обязательно что-нибудь творожное и что-нибудь мясное. Яичница — два раза в неделю, не чаще. Илью Петровича беспокоил холестерин.

Стоя под струями тепловатого душа, он с удовольствием осматривал свое моложавое крепкое тело. Холодную воду он не любил. Бритье он тоже терпеть не мог, но зато обожал свое свежевыбритое лицо. С пристрастием присмотревшись к отражению в зеркале, он поморщился. На идеально-матовой коже подбородка притаился крошечный прыщ.

Илья Петрович безжалостно выдавил его и тщательно припудрил красную точку.

В ванной стало душно. Открыв дверь настежь, он включил фен. Катя прошмыгнула мимо в маске из голубой глины, которая уже начала подсыхать и трескаться, что делало ее лицо ужасным. «Нефертити», — усмехнулся Илья Петрович, укладывая чуб. «Джеймс Бонд», — фыркнула Катя.

«Издержки семейной жизни…» — с пониманием вздохнул Ставрогин. Танюша никогда при нем не занималась собой. Это был плюс в ее пользу.

В небольшом зале, снятом для пресс-конференции по поводу надвигающегося мирового скандала, распространялся нарастающий гул.

Галдели в основном журналисты. Военные разных чинов и представители администрации держались снисходительно и высокомерно, как и везде, кроме частных закрытых вечеринок, где можно было хоть немного побыть самими собой. На светских же раутах, освещаемых прессой, и политических форумах нужно было находиться в «образе».

За длинным столом, сплошь уставленном микрофонами, сидели несколько человек в солидных костюмах и мундирах. Они активно скучали, периодически сидевший с левого края чиновник сдерживал губами зевок. Крайний чиновник справа наоборот азартно сражался с пожилым генералом в крестики-нолики на развернутой газете с портретом Квятковского.

Кресло в середине стола пустовало, привлекая жадные взгляды.

Журналисты, расположившиеся напротив стола, возбужденно и громко переговаривались, настраивали аппаратуру, высказывали свои соображения и явно находились в конфронтации между собой.

За столом конкретно угадывался ведущий, который периодически сердито постукивал карандашом по микрофону, дабы сделать нарастающий журналистский гвалт потише.

— Скажите! А кто-нибудь от разведки будет?.. Или опять пришлют представителя по связям с общественностью? — возмущенным, пронзительно звонким голосом крикнула шустрая молоденькая журналистка с небрежно уложенными волосами.

— Я сейчас не могу ответить, — уклончиво ответил ведущий, — но компетентный представитель будет обязательно.

Все машинально посмотрели на пустующий в центре стул.

— Может, администрация президента прокомментирует? — раздалось из толпы журналистов.

— У нас нет комментариев, — чуть приподняв зад от стула, сообщил представитель администрации. — Вот придет уполномоченный от внешней разведки…

Ставрогин бодро вышел в конференц-зал и сразу направился к микрофонам. Все взгляды устремились к нему. Журналисты затихли и напряглись, став похожими на голодных птенцов в гнезде стервятника, разинувших желтые клювы навстречу долгожданному куску мяса.

Ставрогин был строг, спокоен, красив и доброжелательно-официален. Видно, что он умеет справляться с подобными ситуациями, и умеет мастерски.

— Здравствуйте, — начал он хорошо поставленным голосом. — Спасибо, что пришли. Я заместитель начальника СВР Ставрогин Илья Петрович. Повод, по которому мы здесь собрались, печален, но, к сожалению, не удивителен. Этот так называемый шпионский скандал — всего лишь звено в длинной цепи провокаций, направленных на дискредитацию роли России в европейском процессе… Так что… — Ставрогин окинул зал снисходительным взглядом, красиво приподняв подбородок, как бы приглашая задавать вопросы.

Одновременно поднялось несколько рук, но Илья Петрович отработанным жестом остановил журналистов.

— Я знаю, что вы хотите спросить. Да. Арестованы сотрудники нашего посольства. Все они невинные люди, ставшие жертвой политических интриг. Официально заявляю! Они не имеют никакого отношения к нашей системе. В беде их, разумеется, никто не бросит. Но это вопрос к представителю администрации. Это все… Благодарю вас.

Отстраняясь от микрофона, Илья Петрович корректно улыбнулся, продемонстрировав безупречные зубы, и мимолетно и ненавязчиво скользнул глазами но дорогим часам, чуть отведя руку. Он явно показывал всем, что его долгожданное выступление закончено. Но его требовали на бис!

Толпа журналистов возмущенно всколыхнулась.

— А сам Квятковский?! Вы хотите сказать, что он не сотрудник вашего ведомства?

Ставрогин на секунду задержался у микрофона и недоуменно изогнул брови.

— Разумеется, нет. Эту фамилию я впервые прочитал в вашей газете.

Крича наперебой, журналисты тянули свои микрофоны и задавали вопросы, которые сыпались, как горох, но Ставрогин был непреклонен и в своей решимости непоколебим. Его полная власть над залом восхищала и раздражала одновременно. Но великий драматический артист всегда умел откланяться вовремя.

— Еще раз благодарю всех, что пришли. На остальные вопросы ответит наш представитель по связям с общественностью.

Вежливо и артистично отстраняя микрофоны, Илья Петрович двинулся к выходу.

Через пару часов он сидел в кабинете Шевцова, изучая вместе с генералом только что полученные документы. Стоя у стола, Виктор докладывал последние новости.

— Комбинация Квятковского сработала. БНД арестовало только тех агентов, о которых знал Шёманн… — Виктор задумался, почесывая в затылке карандашом. — Шёманн подозревал Квятковского, но понимал, что против резидента у него никаких шансов. Поэтому он скрылся. Если бы Звездочет выполнил приказ… мэ-э-э… приказ…

— Можно не мекать? — поинтересовался Шевцов.

Виктор замялся, переступая с ноги на ногу, и вопрошающе уставился на Ставрогина.

— Ну я! Я отдал этот приказ. Продолжайте, — раздраженно отмахнулся Илья Петрович, прервав неловкую паузу.

— Так вот… — Виктор кашлянул, прочищая вдруг запершившее горло. — Если бы Звездочет выполнил приказ по устранению Шёманна, мы бы считали его предателем. А Квятковский был бы чист. Возможно, он сейчас действовал бы как двойной агент. Неизвестно, сколько бы людей еще пострадало.

— Хорошо. Суммируйте, — лаконично предложил генерал.

— Вмешательство Звездочета остановило цепочку арестов. Но сама сеть, естественно, заморожена. Квятковский в руках БНД, и для полевой работы он стал бесполезен. Его решили разыграть публично.

— Дата пресс-конференции известна? — уточнил Шевцов.

— Да. — Виктор кивнул. — Швейцарское телевидение объявило, что пятнадцатого… Аналитики считают, возможно, Квятковский скажет… — Виктор вынул из папки листок, собираясь зачитать предполагаемые высказывания бывшего резидента.

— Скажет, что ему скажут, — перебил его Шевцов. — Озвучит любую бумажку, что в руки сунут.

— Да-а… шоу будет с эффектами, — подал голос Ставрогин.

Генерал скупо усмехнулся и снова обратился к Виктору.

— Ну, что, капитан? У тебя есть предложения?

— Разумеется, товарищ генерал!

Сергей сидел на подоконнике, с удивлением глядя в окно. Загородный домик, куда привезла его Анна, был очарователен. Строгий, аскетичный, без вычурных новорусских выкрутасов и излишеств. Просторное помещение гостиной на первом этаже с высоким камином, наверху — спальни. Уютный садик вокруг дома с лужайкой, ухоженными клумбами и цветущим кустарником. Но главным украшением были огромные каштановые деревья, которые весной цвели очень похожими на черемуху цветами. Сергей тихонько запел:

Он оглянулся на Анну. Ему показалось, что она может услышать его сокровенные мысли. А он вдруг подумал о том, что именно в таком вот домике ему хотелось бы жить с Леной и сыном. Он даже представил на миг, что маленький Сережа бегает с ярким мячиком на лужайке, смеется… машет ему рукой… а Лена ходит где-то по комнатам, напевая знакомую с юности мелодию… Анна этих песен не знала…

Она веселым радостным голосом щебетала по стилизованному под старину телефону, в легкомысленном халатике, босиком, забравшись с ногами в глубокое кресло. Ее мокрые темные волосы зачесаны назад. Мальчишеское лицо сияет после душа. Сергей неосознанно залюбовался ею. С некоторых пор он по-особенному приглядывался к ней, с трудом обуздав торопливое мужское начало. Он заметил, что она настоящая красавица, если к ней приглядеться. А необычность ее профессии только придавала ей шарма.

— А на каком этаже? — Анна взбила волосы полотенцем и мягко улыбнулась ему. — Пятнадцатый? Это слишком высоко… Я просила не выше пятого. Хорошо. Договорились. В среду, десятого апреля. Хорошо, я буду ждать вашего звонка. До свидания.

Анна повесила трубку. Веселье как рукой сняло. Лицо из мальчишеского сделалось строгим и женским. И волосы будто вмиг просохли. Очарование момента исчезло.

Сергей закрыл глаза и вздохнул.

— Ну, что там… Чего они хотят?

— Чтобы мы Квятковского нашли. Срочно. На пресс-конференции он появиться не должен.

— Вот это, я понимаю, постановка задачи. Пойди туда, не знаю куда.

— Да-а-а… Это они умеют…

— Ладно! — Сергей резко поднялся с подоконника. — Они это умеют, а мы умеем другое. Поехали.

— Куда? — Анна растерянно оглянулась.

— Поохотимся за охотниками. Выходи к машине через пять минут.

— А собраться?.. — Анна медлила. Ей явно хотелось что-то еще с собой после душа поделать. Маникюрные ножнички блеснули в ее руках.

— Хорошо. Семь минут, — великодушно согласился Сергей. — Ногти у тебя и так шикарные, вцепишься — мало не покажется. А волосы высушишь в машине. Под встречным ветром.

— Ну конечно… — Анна нехотя выбралась из кресла, сердито отшвырнув полотенце.

Краем глаза Сергей видел ее в ванной, дверь которой она будто бы умышленно не закрыла. Порывисто сорвав с себя халатик, Анна принялась натягивать белье, пикантно прикрыв кружевными трусиками свою упругую круглую попку.

Запоздало смутившись, Сергей потихоньку вышел. Останься он еще хотя бы на миг, и их конспиративный брак мог бы вполне увенчаться самым настоящим страстным апофеозом, если бы она, конечно, не начала по обыкновению лягаться пятками.

Горько-сладкие воспоминания о Лене теперь странным образом перекликались в его душе с терпким желанием обладать Анной. А она словно играла с ним, как бы непреднамеренно позволяя подглядывать за собой, и бессовестно щеголяла перед ним в своем откровенно бесстыдном халате. Она так эротично выходила с мокрыми волосами из ванной… Капельки воды после душа стекали у нее по ногам… Но в то же время она была его напарником и первоклассным агентом с гораздо большим опытом работы, чем у него. Это отрезвляло и дисциплинировало.

Выйдя на улицу, Сергей с остервенением несколько раз пнул ногой по покрышкам. Затем вытащил насос и принялся судорожно подкачивать колеса. Отпущенные Анне семь минут тянулись целую вечность.

К воротам резиденции БНД подкатил аппетитно разукрашенный пикапчик для доставки готовой еды. Из него выскочил невысокий шустрый япончик. В руках он держал яркую картонную коробку с иероглифами. Нажав на кнопку переговорного устройства, он нетерпеливо и призывно замахал свободной рукой. Во дворе за забором бригада штукатуров вела наружные отделочные работы. На асфальте перед зданием были разбросаны инструменты, кисти, покрасочные валики, шпатели, мастерки. Поодаль рядком стояли ведра, баллоны с краской, мешки с сухой смесью. В центре маленькой лужайки надрывался дешевой попсой кассетный магнитофон. Легкая несерьезная музыка любую работу делает сносной.

К воротам подошел один из рабочих в заляпанном краской халате и, обтерев руки, забрал у разносчика коробку. Не спеша расплатившись, он направился ко входу в особняк, со смехом комментируя, видимо, содержимое коробки.

В стенах резиденции БНД Квятковский чувствовал себя в относительной безопасности. Хотя чувство тревоги и недоверия не покидало его ни на минуту. Но скользкий путь, на который он встал, надо было пройти до конца, чтобы получить обещанный долгожданный покой, который только снился ему тревожными долгими бессонными ночами. Работа разведчика обрыдла ему до предела. Неожиданное предложение БНД показалось ему прекрасным выходом вместе с семьей в совершенно другую, свободную и беззаботную жизнь в какой-нибудь карнавальной стране, с приличным счетом в банке. Мысли о предательстве ему не особенно докучали. Но зато невыносимо мучил страх за свою жизнь. Свою и своей семьи, жены, маленького Павлушки, которые по его вине стали заложниками двух разведок в политических играх, ставших для него ненавистным бременем. В какой-то момент ему показалось, что им найден блестящий выход из одной системы. Но это был вход в другую систему, в которую, вполне возможно, тоже были одни только входы.

Вот уже битый час он пытался написать объяснительное письмо жене. Но мысли путались и сбивались в кучу.

Его очень смущал Берг, крепкий мужчина лет пятидесяти, самоуверенный и конкретный. Он сидел в кресле напротив и все пытался поговорить. Но занятый своими треволнениями и мыслями Квятковский плохо воспринимал его слова, будто и не слушал.

— …Это займет не больше часа… вся конференция… Неожиданных вопросов не будет. Охрана наша. Среди журналистов тоже будут наши люди… В общем, ТАМ, — он особенным тоном выделил слово «там», — ТАМ вам опасаться нечего… Вы слышите меня, Павел Филиппович? — Берг слегка повысил голос.

Квятковский вдруг оторвал блуждающие глаза от письма и уставился на своего соглядатая. Взгляд стал осмысленным и четким. Он кое-что услышал в его конкретных словах, какой-то двойной смысл отчетливо улавливался в последней его фразе.

— Вы сказали, ТАМ мне опасаться нечего. Я правильно понял? Господин Берг… Значит, меня по пути могут убить…

Квятковский медленно и тщательно смял подписанный лист, машинально потянувшись за новым. На столе перед ним лежала целая пачка чистой бумаги для ксерокса.

Он вдруг сравнил себя с капризным несговорчивым ребенком, которому подсунули бумагу и предложили порисовать, чтобы не баловался и занял шаловливые руки и мысли. Будто ему не следовало собираться с мыслями. За него уже все продумали и решили. Ему только оставалось быть послушным мальчиком и не дерзить. И не накручивать в своей дурной головенке всевозможных фантазий…

— Меня могут убить… — затравленно прошептал резидент.

Берг усмехнулся:

— Вот именно. Но как только переступите порог конференц-зала, можете вздохнуть свободно. Попытаться убить вас могут только до пресс-конференции. После нее ваша смерть теряет всяческий смысл… Разве что найдется охотник отомстить. Ну… а тут уж мы вас в обиду не дадим. Можете мне поверить.

Берг замолчал, потянувшись за кофейником, и разлил кофе по чашкам. Резидент обреченно покачал головой. Конечно, ему хочется верить. Да только разве он может кому-то поверить? Он сам по уши в обмане, и ему уже не поверит никто. Так с какой стати кто-то будет честен с ним?..

— Месть у нас называется зачисткой… банальным словом «зачистка»… — глубокомысленно пробормотал Квятковский, выводя очередную фразу в своем письме.

— Наши аналитики составили примерный список вопросов, — оставив без внимания невеселые измышления Квятковского, продолжал Берг. — Это то, что интересует людей в первую очередь… А это ответы. Их нужно запомнить. Вы сейчас в состоянии что-нибудь запомнить?

Берг протянул Квятковскому бумагу с ответами, напечатанными по пунктам.

— Не беспокойтесь, — кивнул тот, — у меня хорошая память… Скажите, а я могу написать жене, что у меня не было другого выхода?.. Я про сына… Меня ведь вынудили их бросить… там, в аэропорту… Они же думали, что мы вместе улетим.

— Конечно, пишите, — с готовностью согласился Берг, подбодрив резидента своим великодушным тоном.

— Ведь если бы я их не бросил… меня бы убили прямо там… На их глазах… Нина бы этого не вынесла… а Павлик…

— Пишите, пишите, — успокоил его Берг. — Это же правда. А за семью не волнуйтесь. Мы их переправим сюда. Потом. Попозже. Россия, слава богу, не Афганистан.

Квятковский еще раз просмотрел письмо, сложил вчетверо и передал Бергу, ревниво проводив его взглядом.

— А когда они получат его? — обеспокоенно спросил он.

— Да прямо сейчас пошлю кого-нибудь, — ответил Берг очень убедительно. И Квятковский поверил.

Да и как было не поверить? Ведь хотя бы на эту малость он имел право? Пусть Нина еще какое-то время думает о хорошем, если уж суждено случиться плохому. Конечно, возможно, он зря так пессимистично настроился. Но он давно усвоил одну простую истину: думай о худшем; надейся на лучшее; делай, что нужно; и будь, что будет. Но делал ли он то, что нужно?.. Запоздалые сомнения осами роились в его голове. Выйдя из кабинета, Берг остановился у окна и, глубокомысленно глядя на работающих внизу маляров, аккуратно изорвал письмо на мелкие кусочки. Легкие обрывки полетели на пол.

Наивная доверчивость резидента откровенно позабавила его. Это же было очевидно, что шансов у него нет. Надо только уберечь его до пресс-конференции. А потом никто и ломаного гроша не даст за его жалкую жизнь. Он сейчас был как пчела, которая должна выпустить жало и умереть. Но укус будет болезненным и коварным. БНД уже давно потирало руки в предвкушении этого укуса. Конечно, укус пчелы не смертельный… но болезненный… отек распространится мгновенно, а потом, заживая, будет долго чесаться…

И зачем его глупой жене обнадеживающее письмо? Она и так все узнает из прессы… Разве сынишке оставить на память о любящем благородном папаше? А… к черту!

Бело-сине-красный флаг плескался по ветру. На площади, неподалеку от посольства РФ, среди других машин вот уже с утра стояла неприметного цвета «вольво». В салоне, изнывая от скуки, сидели Шрам и его напарник Дрю. Лениво оглядывая прохожих, они зевали в голос, иногда оживляясь при виде какой-нибудь пробегавшей мимо девчонки. Подробно обсудив достоинства ее ног и грудей, они снова начинали зевать и маяться от вынужденного долгого безделья, поочередно вытягивая затекшие ноги.

Машинально они таскали жареные каштаны из бумажного пакета, тупо пережевывая их с тихим хрустом. Твердые кусочки упрямо застревали в зубах.

— Как каштаны? — безразлично поинтересовался Дрю, отыскав в кармане замусоленную зубочистку.

— Гадость. Надоели, — поморщился Шрам. — Я на этой работе желудок себе испортил. Орехи… сэндвичи… дурной кофе в стаканчиках… кока-кола, пепси…

— А мне нравится. — Дрю положил в рот очередной орех. — Какая разница, пицца или пакет каштанов. Никакой разницы. Хотя, конечно, пицца вкусней, особенно если горячая.

— Дело не в разнице, — глубокомысленно заметил Шрам. — Разницы, может быть, и никакой, чем глотку забить. Но когда у тебя начинается… Черт… даже вспоминать не хочу…

— Он у тебя от другого болит, — подсказал Дрю. — Я бы тебе посоветовал…

— А я сказал, что он у меня болит?.. Ты чего языком метешь? Думаешь?..

Шрам раздраженно отшвырнул пакет и сердито насупился, уставившись в окно. Думать о капризах своего посаженного желудка ему не хотелось. Да еще обсуждать это с Дрю… выслушивать его идиотские советы и измышления. Он же не какой-то там сраный японец. Это только у япошек считается нормальным где ни попадя обсуждать свои ливерные проблемы.

У него засосало под ложечкой, к горлу подступила тошнота. Усилием воли Шрам взял себя в руки.

Скучные заоконные шоу уже перестали его занимать, даже появление девушек не вызывало учащения пульса. А представление, которого они ждали, все не начиналось, будто сегодня его отменили. И можно уже возвращать в кассу купленные заранее билеты. Шрам с хрустом потянулся, зевнул и расслабился.

Откинувшись на спинку сиденья, он сцепил на затылке руки в замок, с хрустом расправив затекшие плечи. Скользнул беглым взглядом по зеркалу заднего вида и вздрогнул. Оживившись, он ткнул напарника локтем в бок. Дрю встрепенулся, бестолково заморгал сонными глазами и вылупился в окно, в голос позевывая. Почти рядом с ними, немного приотстав, остановился мотоциклист в покрытом логотипами шлеме. Его темное бликующее стекло делало байкера похожим на инопланетное фантастическое существо, бесполое и абсолютно загадочное. Казалось, что феерическое кожаное его одеяние — это только скафандр, под которым извиваются отвратительные щупальца с присосками.

Высвободив руку из стеганой перепончатой перчатки, существо наклонилось и поправило стильную застежку на сапоге.

Шрам и Дрю переглянулись.

— И чего надо? — недовольно сам себе сказал Дрю. — Ненавижу я этих… унисекс…

— Пряжка расстегнулась. Сомнительно как-то. Веришь в это?.. — подозрительно прищурился Шрам и вдруг понял: их шоу началось!

Они чуть было не пропустили его, отвлекшись на всякую ерунду. Тот, кого они здесь так долго ждали, появился в дверях посольства и, оглянувшись, неспешно двинулся вдоль площади.

Снова ткнув напарника в бок, Шрам кивнул в сторону прогуливающегося человека и медленно тронул машину с места вслед за ним, напрочь забыв про мотоциклиста.

Воспользовавшись моментом, мотоциклист сзади сунул руку под крыло отъезжающей «вольво», будто бы жвачку прилепил, и, взревев движком, унесся, минуя площадь, за перекресток, растворившись там в потоке машин.

Лавируя между припаркованными на площади многочисленными автомобилями, Шрам еще видел молодого человека, вышедшего из посольства РФ. Но вот он перешел через дорогу, пару раз мелькнул среди беспорядочно снующих пешеходов и потерялся из виду, растворившись словно кусочек сахару в чае.

Вывернув с площади на дорогу, Шрам чертыхаясь вел машину по улице, озираясь по сторонам.

— Ушел, — гаденько заметил напарник, потянувшись за пакетом с орехами. — А что это он так засветился?

Не оглядываясь, Сергей прошел два квартала и свернул в условленный дворик. Через минуту мотоциклист со стильными пряжками на сапогах и в крутом шлеме, делавшем его похожим на пришельца, остановился возле него. Сергей немедля забрался на заднее сиденье, деликатно обняв неземное существо за талию.

— Ну, что, клюнули они?

— Посмотрим, — ответила из-под шлема Анна, вдруг прижавшись к нему спиной.

Не теряя времени, они резко стартовали и помчались по улицам Женевы. Трудно себе представить позу более эротичную, чем два человека на мотоцикле, похожие на вставленные друг в друга пазлы или части мозаики. Мозаики, сложить которую до конца им обоим до сих пор не удавалось.

Сейчас их разделяла только грубая ткань одежды. Сергей самым чувствительным местом упирался в упругую попку Анны, зная, что и она сидит, разведя ноги… Им осталось лишь повернуться друг к другу… Но на ходу сделать это было совершенно невозможно. Сергей чертыхнулся и чуть отодвинулся. Ему захотелось положить ей руки на грудь — как бы случайно. Заманчивая мысль, но придется отложить ее осуществление до лучших времен. Еще не хватало вместе с мотоциклом вылететь на газон. Или на встречную полосу. Хотя лягнуть его пяткой, как это у нее принято, она сейчас вряд ли смогла бы.

— Нюра! Куда ты так гонишь?! — крикнул Сергей, чтобы отвлечься.

— Что еще за Нюра?! — не оборачиваясь, крикнула она, слегка приподняв шлем.

— Ну-у-у… это Анька… по-русски…

— А-а-а… — прокричала она в ответ.

Скоро они остановились у автомастерской. Обычная с виду автомастерская. Анна посигналила. Ворота открыл шифровальщик Марат и пропустил мотоцикл внутрь, где имелись все необходимые для автомастерской атрибуты. Но на задней стене маячила неприметная дверка, за которой скрывалась потайная комната, заставленная аппаратурой. Они направились прямиком туда.

— Сейчас посмотрим, как действует твой жучок, — сказал Сергей, проходя к столу, где на экране ноутбука, мигая, перемещалась красная точка.

На другом конце стола Марат монтировал электронную систему из нескольких приборов, включающих спутниковую антенну.

— Я к вам надолго? — между прочим спросил он.

— Дней на пять, — ответил Сергей, разворачивая на стене подробную карту города. — Сиди тихо. К окну не подходи. Без надобности не возбуждайся.

— Я привык… — пробурчал шифровальщик, лихо тыкая провода в разъемы. — Вообще-то, после того, что случилось, хреново как-то на душе, вот честно… Когда стране плохо, а такие козлы… Словом, Квятковский — вошь. Его обязательно надо…

— Я не поняла… это какой стране плохо?.. — подала голос Анна.

Оба оглянулись на нее удивленно, но промолчали. А действительно, на чьей стороне выступала она? Полурусская финка, никогда не видевшая России? Что это было для нее? Захватывающая игра? Или просто хорошо оплачиваемая работа, поглотившая без остатка всю ее жизнь? Сергей с укором покачал головой. Анна все больше занимала его воображение, оставаясь непостижимой загадкой, особой формой материи, ускользавшей от понимания. В ней была интрига!

Марат щелкнул мышкой, и система ожила. На мониторе большого компьютера возникла общая схема городских дорог. Женева с пригородами развернулась перед ними, как загадочная ладошка Анны. Все видно, но ничего не понять. Голая схема. Четкие линии на руке. Хиромантия. О чем они говорят, эти непонятные линии чужой судьбы, будто мысли в женской головке, меняющиеся, как и плавающий код японской танки, кем-то переведенной на иврит? Но этот хитрый код был блестяще разгадан гениальным шифровальщиком Маратом.

«Вот бы попробовать считать губами информацию с маленькой ладошки Анны, наощупь, как азбуку Брейля…» — подумал Сергей.

Ему захотелось проверить на вкус зашифрованный в папиллярных линиях руки рассказ о ее жизни. Жадным языком слизать ее секрет, самые сокровенные тайны, лежащие, как на ладони…

С недовольным хмурым лицом Шрам шел по коридору резиденции БНД. Его правая нога оставляла на полу след. Он случайно наступил на улице в краску, и теперь ему придется, плюс ко всем неудачам, еще и оттирать скипидаром ботинок. В руках он держал коробку, разрисованную иероглифами. Коробка источала запах свежей рыбы, соевого соуса и имбиря.

Берг стоял у окна, задумчиво глядя на рассыпанные но полу мелкие обрывки бумаги.

— Я уже провонял этими дарами моря… Как он их ест… эти суши?.. — Шрам брезгливо поморщился, передавая Бергу коробку.

— Что с инспектором? — принюхиваясь, спросил Берг.

— Ничего. Мы его потеряли.

— Что значит потеряли? — не понял Берг. — Он от вас ушел?

— Ну… да. Через пять минут после того, как объявился. В общем, засветился.

— Зачем ему было светиться?

— Я полагаю, это был вызов, — подумав, ответил Шрам. — Он, видимо, хочет показать нам, что он здесь. И создает для нас угрозу. Я бы сказал, он вел себя, как невменяемый. Вне всякой логики.

— То есть? — Берг внимательно посмотрел на Шрама. Глаза его сделались жесткими и серьезными.

— По-моему, он нас фотографировал.

— Н-да?.. Понятно… что ничего не понятно… Надеюсь, вы хоть позы приняли соответствующие? Улыбки на рожу надели? «K-i-i-ss» сделали?

— Что?

— Ничего! Юмор это! Пошутил я… Вас же фотографировали?

— Ну да. Теперь как раз самое время для шуток…

— Ладно. — Шрам заторопился. — Какие будут распоряжения?

— Как какие? — удивился Берг. — Ты должен его убить. Найти и убить. Иначе тебе не смыть позора. — Он двинулся с коробкой по коридору, но задержавшись, бросил через плечо: — Да, кстати, рыбой от тебя воняет, как от портовой шлюхи.

— Очень смешно, — прошипел Шрам ему вслед.

По-детски набивая рот, Квятковский уплетал суши. Распакованная коробка с иероглифами стояла перед ним на столе. Он ловко подцеплял палочками рисовые шайбы с кусочками сырой рыбы, политые черным соевым соусом, добавлял капельку зеленоватой приправы с ломтиком маринованного имбиря и целиком отправлял в рот. При этом на лице его возникало мучительное наслаждение гурмана. Затем он медленно, со вкусом жевал, причмокивая и сопя, будто бы ел последний раз в жизни.

— Ну, как, Павел Филиппович, вы довольны угощением? — с усмешкой спросил Берг.

— Спасибо огромное! — с готовностью закивал Квятковский. — Я обожаю суши. Я ведь только этим стресс и снимаю. Нервы… знаете ли… на пределе… Некоторым в таких случаях кусок в горло не полезет. А я ем и не могу наесться… Просто беда… Хотите?

— Нет уж, — Берг категорически мотнул головой, — предпочитаю дичь.

Квятковский пережевывал очередную бомбочку из липкого риса, обернутую темно-зеленой водорослью, но нервы не утихали. Неминуемо приближающийся час начала скандальной пресс-конференции дамокловым мечом завис над его головой. Гаденькое предчувствие, что головы ему не сносить, усиливалось и укреплялось. Непонятно откуда возникшая детская доверчивость к БНД теперь даже смешила. Он бы и посмеялся сам над собой, не будь все так грустно и страшно. Берг, конечно, пытался выглядеть любезным и вежливым, обещая охрану, безопасность и все такое… Но о чем-то он явно умалчивал. И врал. Павел Филиппович одним местом чувствовал, что Берг врал. Но в то, что жизнь его уже решена двумя очень серьезными организациями, верить совсем не хотелось. Зато очень хотелось жить. Теперь ему казалось, что он еще и не начинал жить, а только собирался начать, отделавшись от всего, что связывало его с разведкой.

Мучительно хотелось увидеть сына. Обнять жену. Оправдаться перед ними и все объяснить. Чувство вины перед ними было так же невыносимо, как и страх за свою жизнь.

Он вспомнил, каким долгожданным и желанным был сын. Нина долго не могла забеременеть. Все лечилась, лечилась… Они уже потеряли надежду. И вдруг однажды она позвонила ему по телефону прямо на службу и замирающим голосом сообщила счастливую весть… Казалось, это было совсем недавно. А вот ведь, уже восемь лет прошло… Мальчика назвали в его честь. После родов Нина расцвела, словно бы начала новую жизнь. Эх, теперь бы только жить да жить… растить сына… Они были такой хорошей семьей. По-настоящему счастливой и дружной. Мечтали о своем доме где-нибудь у теплого океана. Мечтали о маленькой сестренке для Павлика… А что? Один раз получилось — получилось бы и еще раз. Почему нет?.. Надо только пережить пресс-конференцию…

Квятковский без всякого удовольствия доедал суши. Он был не в состоянии отделаться от дурных мыслей. Он представил свою московскую квартиру с затянутыми черным крепом зеркалами… Только не это…

В маленькой потайной комнате в автомастерской стояла напряженная тишина. Ожидание в замкнутом пространстве всегда нагнетает напряжение. На мониторе компьютера по карте дорог Женевы все так же двигалась только одна красная точка. Марат следил за ней, навалившись грудью на край стола, изредка озвучивая ее местонахождение и пути перемещения, что в общем-то было необязательно.

Сергей отрешенно смотрел в крошечное слуховое окошко, почти черное от грязи и пыли, рассеянно кивая в спину Марата. Ужасно хотелось есть и спать. Накопившаяся усталость давала о себе знать муторной тупостью в голове.

Нацепив наушники, Марат крутил тумблеры настройки аппаратуры, увеличивая точность изображения карты города. Мигающая красная точка деловито перемещалась по монитору, иногда делая остановки.

Сергей прилег на засаленный старенький диванчик и закрыл глаза.

Анна моталась где-то по городу, устанавливая жучки чтобы быть в курсе передвижения некоторых, интересующих их, людей БНД, предположительно имеющих отношение к Квятковскому. «Где же они прячут эту пучеглазую сволочь?..» — подумал Сергей, проваливаясь в душную парализующую дремоту.

Ему приснился кошмар. Будто он убегает от странных и страшных людей, которые хотят его убить. Ноги не слушаются. В них совсем нет силы, как будто это не ноги, а набитые тряпками рваные женские чулки. Он толком не может сделать даже нормального шага, и его ловят, набрасываются на него, валят на землю. Он пытается драться, но руки еще хуже, чем ноги, мягкие вялые конечности тряпичной куклы, которыми невозможно ударить… Сергей попытался кричать, но издал лишь жалкое свистящее сипение… Неожиданно выплыв из забытья, он перевернулся на другой бок. Марат все так же следил за аппаратурой, тихонько приговаривая что-то себе под нос.

Было покойно и тихо. Сергей снова задремал. Теперь ему приснился пруд, тот самый недалеко от детдома, где он в детстве плавал летом. Вот и сейчас он зашел в мутную теплую воду и поплыл… Вдруг вода загустела, превращаясь в тощий кашицеобразный снег… И он пополз по нему к другому берегу. На животе. Там стояла Лена и махала ему рукой… Но вот послышался знакомый волнующий голос. Он обернулся назад, утопая в мокром снегу. Там стояла Анна… Снег каким-то невероятным образом превратился в серый быстро застывающий цемент… уже схвативший его руки и ноги…

Сергей замотал головой и вскочил, с трудом осознавая, где находится.

— Ты чего дергаешься? — недоуменно спросил Марат. — Спи, пока спится.

— Да так… Снится чертовщина всякая.

— Ну-у… Это нормально при нашей работе… даже интересно. Как в кино сходил.

Анна следила за Шрамом из своей машины. Она неотступно сопровождала его по городу, соблюдая дистанцию, так, чтобы между ними все время было два-три автомобиля. Шрам не замечал слежки и спокойно делал свои дела.

По части слежки Анна считалась асом. Она вообще была незаметной. В принципе, ее можно было назвать привлекательной и даже красивой, но это если только приглядеться, если заметить. Но она не бросалась в глаза. Ни косметики, ни прически, ни яркой одежды… Одна из толпы. Невысокий рост, непонятный возраст, обыкновенный цвет волос, обыкновенные джинсы, неопределенный, кажущийся невнимательным взгляд. Скромная, обыкновенная среднестатистическая европейка, спешащая по своим скучным делам… Но кто бы знал ее, такую, какой она была на самом деле…

Поток автомобилей остановился на светофоре. Шрам вышел на дорогу, видимо, оставив свою неприметного цвета «вольво» на напарника, и, пробежав несколько метров вперед, пересел в другую машину дикого желтого цвета. Со своего места марку новой машины Анна не могла разглядеть. Только цвет. Высунувшись из окна, она щелкнула затвором фотоаппарата.

Зажегся зеленый свет. Анна резко пошла на обгон.

На следующем светофоре легкая женская рука незаметно пришлепнула «жучок» под крыло запоминающейся желтой машины. Непрозрачные отражающие стекла машины Анны были очень удобны во многих ситуациях. Вот сейчас, например, из желтой машины невозможно было увидеть ее секундного отсутствия за рулем.

В очередной раз машина, при ближнем рассмотрении оказавшаяся обыкновенным ситроеном, притормозила у магазина продуктов, из которого вышел солидный крупный мужчина в мягкой клетчатой куртке. Неторопливым прогулочным шагом он прямиком направился к ситроену. Анна тут же окрестила его про себя «Клетчатый» и несколько раз сфотографировала, высунув объектив в щель над приспущенным боковым стеклом.

Анна весь день до ночи моталась по городу, фотографируя и устанавливая жучки. Один снимок, по ее мнению, был особенно интересен. Незаметный человек мимоходом передает кейс другому незаметному человеку. Классический затасканный кадр из любого шпионского фильма.

Сергей проснулся и, потягиваясь, сел на диване. Почему-то вдруг захотелось курить. Хотя он бросил уже давно, в больнице, после Праги. За маленьким замызганным слуховым окошком была ночь. Сергей понял, что совершенно неожиданно ему посчастливилось выспаться. Осталось утолить голод. Но он еще не давал о себе знать, притупившись за время сна.

Марат по-прежнему следил за приборами и аппаратурой. На мониторе двигалось в разных направлениях уже несколько мерцающих красных точек. Монотонно вращались бобины магнитофона с характерным шелестящим шуршанием.

Сергей склонился над монитором, некоторое время наблюдая хаотично плавающие по схеме дорог города красные точки, лениво перелистал разбросанные по столу документы.

Марат, сняв наушники, подошел к развернутой на стене карте, прочертил ломаную линию, в конце которой поставил крестик.

Сергей зевая смотрел на карту, сплошь исчерченную за время его сна красными линиями маршрутов и крестами, когда вернулась Анна.

Она поставила на стол сумку, по очереди вынимая из нее бутылку минеральной воды, пакет с едой и пачку фотографий.

Через пару минут они уже ковыряли палочками в коробочках с иероглифами и рассматривали фотографии. Несколько снимков Шрама, его напарника, водителя желтого ситроена, солидного «Клетчатого», выходящего из продовольственного магазина, каких-то еще других неизвестных личностей, передающих друг другу кейс. Множество различного вида строений, домов, подъездов, кованых воротных решеток и ограждений.

Марата сморило на диване. Он замертво уснул с деревянными палочками в руке. Его коробка с едой нераспакованная лежала у него на животе. Сон победил голод.

— Тридцать один объект, и на все про все полтора дня… Не успеть, — пробормотала Анна с набитым ртом.

Сергей прыснул в кулак, проглотив очередной кусок непонятно чего. Анна сердито посмотрела на него и пнула ногой под столом, кивнув в сторону шифровальщика.

— Тише ты! Дай поспать человеку… Давай, что ли, захватим немца, с пузом какого-нибудь… расколем…

Она с аппетитом отправила в рот еще кусок из своей коробки, умело управляясь палочками.

— С пузом в разведке только повара, — отметил Сергей. — Надоевший вопрос: что мы знаем о Квятковском?

— Снова здорово… — Анна бросила палочки. — Все знаем. Родился, учился, женился. Я его досье наизусть выучила. Бесполезно.

Сергей пережевывал очередной кусок, прислушиваясь к ощущениям.

— Слушай-ка, а что это такое мы едим? Гадость какая-то специфическая…

— Рыба. Маринованная… А что?

Анна недоуменно посмотрела на Сергея. Его лицо вдруг озарилось догадкой.

Внезапно он вскочил, опрокинув коробку с иероглифами, и бросился к шифровальщику. Маринованная рыба рассыпалась по полу, источая сладковатый запах копченостей, будораживший аппетит.

— Марат, подъем! Суши! Садись и ищи все конторы, где готовят суши! Рестораны, забегаловки… понял меня? Суши! Это его любимая еда!

— Какая суши?.. — сквозь сон пробурчал шифровальщик, с трудом разлепив усталые воспаленные глаза.

— Вот такая! — Сергей сунул ему в рот кусок рыбы. — Ну, давай, давай, дружок, соберись! Соображай! Запах рыбный чуешь? Вот! Давай ищи! Прямо по запаху.

Марат поежился. Спросонья ему стало зябко. Он передернул плечами и потянул носом, следуя совету Сергея. Постепенно делаясь осмысленным, сонный взгляд скользнул на пол, где валялась его нераспакованная коробка с едой. Он поднял ее, сладко зевая, распечатал и съел несколько кусочков. Потом лениво поднялся и направился к компьютеру. Сергей с нетерпением следил за его движениями, готовый уже невежливо подтолкнуть.

— Спать хочу, — недовольно пробурчал шифровальщик.

— Придется забить на это! — прикрикнул на него Сергей. — Дело срочное!

— У нас все дела срочные, — проворчал Марат, опуская пальцы на клавиатуру. — Сам-то выдрыхся… Это шутка, — добавил он уже вполне миролюбиво.

Было бы глупо не отдать должное сотрудникам БНД. Анна следила за ними целый день до самой ночи и, казалось, замечена не была. Но поздним утром следующего дня неприметного цвета «вольво» проехала мимо автомастерской с секретом, слегка притормозив, и остановилась на соседнем перекрестке, на обочине у небольшого сквера.

— Где-то здесь, — пробормотал стриженный ежиком человек за рулем.

— Угу… — кивнул сидевший рядом с ним, щурясь в сторону строения.

Он вынул из бардачка пистолет и проверил обойму, зачем-то протерев рукавом рукоять. В ногах зашуршал пустой бумажный пакет из-под орехов, напомнив о вчерашнем позоре.

В нашпигованной аппаратурой потайной комнате трое стояли у исчерченной линиями и крестами карты, пытаясь угадать нужное место.

— Вот оно… Суши-бар, — Сергей ткнул пальцем на один из крестов, бросив на Анну короткий взгляд.

Она задумчиво кивнула, припоминая.

— Да-а… Я вчера там проезжала, да ничего особенного не заметила.

— Было бы странно, если бы ты заметила… — не отрывая от карты глаз, произнес Сергей.

— Ты уверен, что это именно то, что нам нужно? Как-то все уж слишком банально… Суши…

— Пока еще здесь воняет этой рыбой, я абсолютно уверен, — он скривил губы. — И как это я вчера умудрился этой гадости нажраться?.. Не могла чего-нибудь поприличней купить? Хотя… Это оказалось как раз то, что нужно…

— Вот именно. — Анна усмехнулась. — Если бы не я, ты бы не догадался.

Она окинула его снисходительным взглядом с победной ироничной улыбкой. В ее выразительных в этот момент глазах промелькнуло что-то женское. Сергей понял, что они еще на полшага приблизились друг к другу.

— Ну, конечно! — усмехнулся он ей в ответ. — Ты у нас молодец… матерый разведчик Джонс… Ладно. Вот посмотри. Девять контактов за три дня. И только сюда возят суши. — Он снова указал на крестик. — Причем ежедневно. И, кстати, первый заказ получен через день после бегства Квятковского… А поехали, посмотрим.

Сергей было двинулся к выходу.

— Стой! — остановил его Марат. — Идите сюда! — Он, нахмурившись, смотрел на экран монитора, где высветились красные пунктирные линии. Сергей и Анна как по команде подскочили к нему, уставившись на монитор из-за его плеча.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Сергей. Анна молчала.

— Смотрите. Вот здесь наша мастерская, — Марат пометил маркером точку на экране. — Это схема маршрутов передвижения машин БНД три дня назад… — Он щелкнул «энтером» на клавиатуре. — А это сегодня… Ну что?.. Не догоняете?..

Вокруг пометки густо зачертилось красным. Картина была яснее ясного.

— Нас засекли!!! — воскликнула Анна.

— Засекли бы — пришли. Но надо уходить, — спокойно констатировал Сергей, закрыв ноутбук, и добавил, обратившись к шифровальщику: — Отправь сообщение в центр и собери здесь все. Жди нас. Вечером за тобой заедем.

Подхватив Анну, он решительно направился к выходу, недвусмысленно прижав ее к себе. Она не оттолкнула его. Напротив, незаметно коснулась ладонью его груди, чтобы не увидел Марат. Так они вышли из потайной комнаты. Потом она отстранилась и пошла впереди. Уже на улице она обернулась к нему и с сожалением развела руками.

Москва. Центр. Ситуационная комната.

Виктор запустил проектор и выключил свет. На настенном экране появилась знакомая карта дорог Женевы.

Генерал Шевцов с интересом уставился на экран. Полковник Ставрогин недовольно покосился на внутреннее окно, за которым стрекотала компьютерами и средствами связи дежурная смена. Звук был приглушенный и ненавязчивый. Ставрогин перевел внимание на экран, сделав Виктору разрешающий жест рукой. Недовольство на его лице усилилось.

— Агенты БНД зашевелились. — Виктор оглянулся на карту, потом на начальство. — Ищут Звездочета.

— Все-таки наследили. — Ставрогин недовольно скривил губы. — Ваш Чумаков — как слон в посудной лавке.

— Чумакову пришлось засветиться, товарищ полковник! — горячо обратился к нему Виктор. — Это было необходимо сделать, чтобы выйти на БНД… Потом… при чем тут слон… — Виктор смутился.

— Что значит, пришлось засветиться?! — Ставрогин нервно забарабанил холеными ухоженными пальцами по подлокотникам кресла.

— Илья-а! — одернул его Шевцов. — Илья, он получил сложное задание, которое требовало экстраординарных решений. Он их принял.

— Товарищ генерал, — официально обратился Ставрогин, — если они возьмут Звездочета, то… — Полковник замялся, многозначительно сверкнув глазами.

— Он тоже даст пресс-конференцию, — с усмешкой перебил Шевцов.

— Во всяком случае, интерес к Квятковскому подскочит до небес.

Несколько секунд генерал глубокомысленно помолчал. Потом продолжил, обратившись к Виктору:

— Капитан, узнайте, чем сейчас занимается Турок.

Виктор протестующе подался вперед, но промолчал, сузив глаза. Судьба Сергея решалась очередной раз. И снова лично он к этому причастен. Да как он после этого будет смотреть в глаза его сыну?! А Лена? Он и так уже сдерживается с трудом, чтобы ей во всем не признаться. Виктору сделалось совсем как-то не по себе. Он отступил на шаг и ждал решения генерала.

— Турок на базе, — как бы между прочим упомянул Ставрогин, поигрывая пальцами, — Час езды до управления.

— Вызовите его, — приказал генерал.

— Слушаюсь, — обреченно кивнул Виктор.

— Витя, Турка проинструктируешь лично, — тоном, не терпящим возражений, добавил Шевцов.

Виктор кивнул, пряча глаза.

— Особые условия оговорить? — приподняв брови, уточнил Ставрогин.

— Какие? — спросил Шевцов металлическим дежурным голосом.

— А такие… Звездочет не должен попасть в руки БНД… Ни при каких обстоятельствах.

Виктор замер, с ужасом задержав дыхание. Генерал пристально посмотрел на Ставрогина и коротко бросил Виктору:

— Оговори.

Виктор выдохнул и кивнул. На негнущихся ногах он покинул ситуационную комнату, минуя зал операционистов, вышел в коридор. Остановившись у окна, он прижался лбом к холодному стеклу. Кровь толчками билась в висках и у основания шеи. В груди стало тесно.

В припаркованной у газона машине Сергей наблюдал в бинокль за резиденцией БНД, куда за последние дни привозили японское лакомство суши и где предположительно находился бывший резидент Квятковский. Анна перезаряжала фотоаппарат. Неподалеку возился человек, пытаясь завести газонокосилку. С улицы густо и сочно пахло свежескошенной травой. Половина газона уже была аккуратно подстрижена, а потом, видимо, косилка заглохла, и вторая половина рисковала остаться нескошенной. Через оптику Сергей видел, как к воротам особняка резиденции подъехал микроавтобус. Ворота открылись, пропуская его во двор, где все еще работала группа маляров и по-прежнему пахло краской.

— Ань… Слышишь? — позвал Сергей, не отрывая от глаз бинокля. — Снаружи шесть человек… Система охраны по периметру… Внутри неизвестно что…

— Может, от реки попробовать? Через поляну? — предположила она, успев сделать несколько снимков своим специальным фотоаппаратом с длиннофокусным объективом, вытянутым телескопической антенной.

— Ну, да! — хмыкнул Сергей. — Там в траве датчиков больше, чем муравьев. Куда ни плюнь — в датчик попадешь…

Он прошелся медленным внимательным взглядом вдоль берега реки, надеясь увидеть хоть что-нибудь, от чего могла бы родиться идея. В окуляры бинокля неожиданно попался воздушный змей, разноцветный и яркий, как большая экзотическая бабочка. Взгляд заскользил вниз по леске, которую держал в руке маленький мальчик. Его родители стояли рядом, восторженно махая руками.

— На что это ты загляделся? — Анна потянулась за биноклем.

— Красивый змей… вон там… видишь? — Сергей передал ей бинокль. — У меня тоже в детстве был змей. Только из газет…

Он живо представил себе примитивную конструкцию из фанерных щепок и натянутой на них газеты. Такое щемящее воспоминание из его детдомовского детства. Одно из самых светлых… Это было так просто: старая газета, щепки, моток суровых ниток… Хвост из обрывка бечевки с бантиками на конце, чтобы змей не закручивался на лету… ветер… поле… сбитые коленки… обсосанный заветный леденец, прилипший в кармане… Эх, детство золотое…

— Почему из газет?.. — раздался откуда-то из небытия недоуменный голос Анны.

— Потому что… — ответил он нехотя, — трудное детство, деревянные игрушки, змеи из газет.

— Ты что, детдомовский? — равнодушно бросила Анна, неожиданно попав в яблочко, в болевую точку, в нерв.

Импульсы от нее побежали по телу Сергея и… Родилась Идея. Все великие идеи родом из детства.

— Плохая шутка. — Сергей все же усмехнулся. — Ладно. Значит, мы туда по земле не доберемся. Но мне тут идейка одна пришла в голову…

Они давно уже звучали в унисон, в резонанс. Она — его муза разведки! Осталось только до конца это осознать. Анна не собиралась ни шутить, ни обижать его, ни намекать, ни наводить на мысль. Она просто ляпнула не подумав, а ему в голову снова, благодаря ей, пришла идея…

Рядом с ними оглушительно взревела газонокосилка. Пытаясь ее перекричать, Сергей воодушевленно выкладывал Анне свою идею. Она сперва с интересом кивала, но потом заткнула уши и замотала головой. Страшный вой прекратился. Газонокосилка снова заглохла.

— Это бред какой-то! — громко крикнула Анна в гулкой тишине и засмеялась сама над собой.

— У нас другого выхода нет. — Сергей развел руками. — Чего кричишь?

— Хорошо. Попробуем, — согласилась она, заводя мотор. — Поехали. Надо еще нашего запуганного компьютерного гения забросить в посольство.

Марат разбирал аппаратуру и складывал в большие дорожные сумки, представляя, как отоспится сегодня в своем номере и в своей кровати. Возможно, он посидит полчасика в баре, чтобы расслабиться, или выпьет пару рюмочек коньяка прямо лежа в постели перед включенным телевизором. Естественно, примет горячую ванну с пеной или просто душ, чтобы упругие струи били прямо по макушке, делая массаж утомленным мозгам…

Он уже почти все собрал, когда в автомастерской негромко приоткрылись ворота, послышался звук шагов. «Анна с Сергеем вернулись… что-то быстро…» — успел подумать Марат.

Четверо вооруженных людей ворвались в потайную комнату. Марата скрутили, заткнули в рот тряпку для протирки аппаратуры и бросили в угол. Дальше последовал оглушающий удар по голове и парализующий удар в живот.

Сознание дернулось и отлетело в неизвестном направлении. И не туда, куда уносит его сон, где оно на каких-то уровнях все же ощутимо. И не туда, куда уносится оно в момент смерти, где оно само еще ощущает остывающее твердеющее тело, по крайней мере так принято думать. Возможно, в тот момент вырубилось само сознание, а тело пыталось непроизвольно слабо функционировать неравномерным рефлексивным подергиванием. Чуть вздрагивали обмякшие плечи. Чуть постанывал едва пробивающийся голос.

Сергей и Анна до позднего вечера мотались но делам, приобретая все необходимое для предстоящей операции. Заехать за шифровальщиком решили в самую последнюю очередь. «Не барин, поспит пока на диванчике», — рассудил Сергей. Было уже совсем темно, когда они подъехали к автомастерской. На пустынной ночной улице не наблюдалось никакого движения. Казалось, даже воздух замер. Но, как правило, именно такая кажущаяся стерильной тишина и таит в себе те самые опасные сюрпризы, которых пытаешься избежать.

Они вышли из машины и скрылись в тени деревьев, чьи черные кроны еще больше сгущали темноту придорожного сквера.

— Идем? — прошептала Анна, пристально глядя на тускло светящееся слуховое окошко потайной комнаты в автомастерской.

— Подожди… — тихо ответил Сергей. — Стой здесь, пока я не подам сигнал.

Анна послушно остановилась. Сергей сделал шаг и… замер, заслышав еле уловимый шорох. Рука скользнула за пистолетом.

— Не надо, — одернул его приглушенный голос, разрезавший тишину надвое.

Сергей и Анна застыли на месте, прекратив даже дышать. Воздух застрял в горле, словно снежный комок, холод от затылка волной пробежал по спине. У Анны вздрогнули плечи. Мысли волчком завертелись в голове, одна нелепей другой. За их спинами, отделившись от дерева, бесшумно возникла фигура.

Пальцы Сергея чуть шевельнулись, отводя полу куртки, и замерли. В затылок ему уперлось дуло пистолета. А в том, что это именно пистолет, сомнений не было никаких.

— Я же сказал, не надо, — спокойно повторил голос, не терпящий возражений.

Секунду помедлив, будто повинуясь, Сергей резко развернулся и бросил вперед кулак, но промахнулся. Ствол с накрученным глушителем уперся ему в лоб. Прямо перед глазами у него размытым пятном маячило хмурое лицо Турка.

— Потому что поздно, — тихо добавил Турок.

Он был, как всегда, лаконичен и предельно убедителен. Он был по-своему даже гениальнее Марата и эффективней всей его аппаратуры последнего поколения. Являясь в последний момент, Турок всегда играл роль рокового вершителя судеб. Ангела смерти… Возможно, гибель от его руки была бы наилучшим вариантом расставания с жизнью. Потому что надежно и наверняка. Его мрачный апокалиптический вид сразу пресекал все глупые смешные надежды. А потеряв надежду, умирать легко. Надо только успеть вспомнить на всякий случай о Боге…

Марат шевельнулся и застонал, приходя в себя. Тошнило. Страшно кружилась голова. В затылке тупо ломило. Связанные за спиной руки затекли. Губы от кляпа потрескались. В глотке мучительно пересохло. Муть в глазах расплылась. Двое сидели за столом, один — на ящике у двери. Четвертый развалился на диване, подложив руку под стриженную ежиком голову. В его широко открытых глазах стыла мрачная готовность к любому нападению извне.

Марат завозился, засучил стянутыми ремнем ногами, стараясь переменить позу. Онемевший бок мерзко покалывало.

— Что? Бросили тебя твои дружки? — усмехнулся тот, что у двери. Ящик под ним предупредительно заскрипел.

— Во-во! Никому ты не нужен! — живо откликнулись двое за столом. Им было скучно. Долгое ожидание утомляло. Всем хотелось порезвиться.

— Тихо! — поднялся с дивана стриженый, поднеся к уху наушник. — Дрю, заткнись!.. Кажется, у нас гости. Готовьтесь к встрече, хозяева!

— Наконец-то, — выдохнул Дрю, — дождались!

С оружием на изготовку все четверо заняли позиции для встречи долгожданных «гостей». Стриженый напряженно вслушивался.

— Шрам! Ну что там? — прошипел Дрю, изнывая от нетерпения, как бойцовский кобель, сдерживаемый поводком хозяина у пахнущего кровью ринга.

— Отбой. Ложная тревога. — Шрам махнул рукой, отбросив наушник.

Четверо перевели дух и расслабились, снова плюхнувшись на свои места. Веселая бойня снова откладывалась.

— Вот так-то, — цинично ухмыльнулся бойцовый кобель Дрю, кивнув в сторону несчастного шифровальщика, — не придут за тобой.

Марат отчаянно забился, замычал через кляп и обессилено затих. Его вернувшееся из ниоткуда сознание безнадежно маялось в связанном теле. Он был сломлен морально и физически. Его рафинированная натура протестовала против объективной оценки ситуации, в которой он оказался. Он не мог ни бороться с натасканными на людей псами, ни раздувать в себе бесполезные надежды и страх. Он просто смирился и ждал, что будет дальше. Ведь должно же что-то быть дальше…

Неожиданное появление Турка не сулило ничего хорошего. И хотя он только что отвел их от возможного провала или даже от смерти, все же они догадывались, что прислан он не за этим. Однако у них был план, который мог вполне увенчаться успехом. И с какой стати Турок, который даже не знал об этом, должен помешать им успешно реализовать задуманное? Почему они послушно поплелись вслед за ним к машине, согласные с его безапелляционным харизматическим молчанием? Машина мчалась по загородной ночной трассе. Анна сидела за рулем, молча кусая губы. Турок сидел рядом с ней впереди. Сергея, как последнего, усадили назад. Но его быстро нарастающее несогласие с происходящим действовало возбуждающе на впереди сидящих. Это как особая форма материи, возникающая в толпе, где все начинают испытывать одинаковые переживания. Массовый психоз. Но ведь их было только трое. И все трое не выдержали одновременно.

— Хватит молчать! — процедила сквозь зубы Анна. — Турок! Что ты вечно запугиваешь всех своей зверской рожей? Не один ты работаешь! Мы тут тоже… не на курорте!

Она со злостью треснула ладонями по рулю, нечаянно нажав на клаксон. Но это отчасти разрядило молчание.

— Не шуми, — спокойно попросил Турок и бросил через плечо Сергею: — А ты чего скис? Я ведь еще не сказал, зачем приехал. А у вас уже уши наготове.

— Вот только не надо мне ничего рассказывать! — прорычал Сергей. — Я знаю, зачем тебя присылают. На своей шкуре…

— Если бы так, твои уши уже лежали бы на столе у Шевцова, — резонно возразил Турок, перебив его на полуслове.

— Что ж, убедительно, — согласился Сергей. — Только долго ли уши отрезать?..

— Как и все нормальные люди у нас на службе… а у нас они есть, как и везде…

— Ага… а ты самый нормальный.

— Повторяю, — терпеливо продолжал Турок, — как все нормальные люди, я очень не люблю предателей. Понимаешь? Очень! — Сергей кивнул. — Так вот. Квятковский ни при каких обстоятельствах не должен раскрыть рта. Я здесь ради этого. А все остальное, включая ваши уши, в ваших руках. Как ты намерен действовать? Ты же намерен действовать?

— У меня есть план, между прочим.

— Похвально. — Турок усмехнулся. — Иметь план гораздо лучше, чем его не иметь. Может, поделишься?

— А как же! — Сергей с готовностью схватил Анну за плечо. — Анюта, разворачивай и поехали.

— Куда? — Турок подозрительно покосился на Анну, но она только неопределенно пожала плечами, сбрасывая руку Сергея.

— Куда, куда… Обратно! — весело воскликнул он и принялся подробно излагать свой план Турку.

Он старался говорить как можно убедительнее, с легкостью преподнося самые невероятные детали своего плана. Турок изумленно хмыкал и покачивал головой. Ему никогда не хватало вот такой восхитительной фантазии. И не из-за скудости ума, нет. Просто он был другим. И предназначение в системе у него было другое. Именно поэтому его присылали в самый последний момент. А до этого решающего момента у каждого была масса возможностей для воплощения своих рискованных идей, которые не обязательно должны увенчаться успехом. Часто Турок способствовал успеху. Но никогда не пропускал и не оставлял после себя следов и ошибок. Для многих он являлся кошмаром из детской сказки, имеющей тенденцию напоминать о себе всю взрослую жизнь. Многие даже имени его не знали…

На живописной лужайке возле реки, неподалеку от резиденции БНД, остановился белый нарядный фургон для выездного обслуживания свадеб, украшенный разноцветными лентами, букетами цветов. На капоте сверкали огромные, соединенные вместе, обручальные кольца. Из установленного на крыше мегафона бравурно гремел свадебный марш Мендельсона. Из фургона вывалила шумная компания веселых и возбужденных молодых людей, нарядных и праздных.

Немногочисленные зеваки тут же потянулись со всех сторон, предвкушая пикантное зрелище. Несколько любопытных пожилых пар с ожившими радостными глазами. Тощий подросток, самозабвенно ковыряясь в носу, отбросил в траву велосипед и засмотрелся, представляя, что глупые, как гуси, жених и невеста будут целоваться у всех на виду. Бродяга, вылезший из кустов в надежде, что кто-нибудь непременно забудет недопитую бутылку шампанского. Жених и невеста пока еще не появились. Но все их с нетерпением ждали, поглядывая почему-то вверх. В небо.

Мимо компании, чуть притормозив, медленно проехала «скорая», за рулем которой сидел Турок. Неодобрительно покосившись на праздных молодых людей, он отвернулся, пробормотав себе под нос короткую, хорошо узнаваемую простую русскую фразу.

Вдруг все разом увидели что-то вверху, и поляна наполнилась воплями. Несколько пробок дружно выстрелили из бутылок с шампанским.

Над резиденцией БНД плавно парили два дельтаплана, похожие на больших воздушных змеев. Один черный, и на нем в черном смокинге жених. Другой — белый. И на нем в ослепительном белом платье невеста. Ее длинная фата развевалась по ветру, как флаг любви.

Все замерли, завороженные и очарованные необыкновенным зрелищем. Безумная свадьба.

Сидевший за рулем «скорой» Турок в сердцах матернулся, сплюнув сухим плевком под ноги. Как-то все это было не по-русски. И даже не по-турецки.

В резиденции БНД в своей комнате Квятковский дожевывал очередную порцию суши. Его лицо нервно подергивалось. Сказывалось волнение последних дней. Финал неминуемо приближался.

Резидент заметно похудел и осунулся, несмотря на обильную еду. Пальцы его дрожали. Чтобы скрыть это, он напряженно постукивал ими по столу, непроизвольно отбивая что-то очень напоминающее «SOS». Но пресловутая азбука Морзе вряд ли спасет его душу, в которой пищали отчаянным зуммером символические тире и точки. Сердце с перебоями вторило зуммеру. Но эта музыка называлась тахикардией. И резиденту она не нравилась.

Берг дефилировал по комнате, засунув руки в карманы брюк, глубокомысленно глядя в пол. Никакой музыки Квятковского он не слышал, а только доносившийся откуда-то с реки марш Мендельсона. Надо же, какие-то два недоразвитых придурка решили сочетаться брачными узами… прямо перед пресс-конференцией… а тут еще суши воняет…

— Сразу после пресс-конференции, Павел Филиппович, поедете в аэропорт. Рейс «Женева — Туле». Все уже готово для вашего отъезда. Надеюсь, проблем не будет.

— Туле? Это же Гренландия? — тупо откликнулся Квятковский. Он-то представлял себе Южную Америку… девочки с перьями, карнавалы…

— Да… Гренландия… — Берг остановился. — Но не беспокойтесь. По пути будет несколько пересадок. Это на время, до запуска программы защиты. Потом, как получите документы, страну сможете выбрать сами… — Он посмотрел на часы. — Ну что? Как это у вас?.. Присядем на дорожку? Традиции — это, знаете ли, как приметы.

— Не рано? До конференции еще два часа. Возможно, не стоит торопиться?

— Тише едешь, дальше будешь. — Берг усмехнулся. — Может, хотите выпить?

— Хочу. Но только после конференции. Боюсь, лицо покраснеет. Я когда выпью, обычно красными пятнами покрываюсь. Это могут неверно истолковать… Да и развезет еще чего доброго…

— С одного-то глотка? — хохотнул Берг.

— И с одного глотка. Всякое бывает. Зачем рисковать? После конференции выпью. В самолете.

Безумная свадьба, привлекшая внимание окрестных зевак, продолжалась. Все восторженно смотрели вверх. Но вдруг выражение на лицах начало резко меняться. Мужчины обеспокоенно переглядывались, глаза женщин наполнились страхом. Что-то не то происходило в небе.

Жених, похоже, потерял управление, его черный дельтаплан, похожий теперь на подбитого ворона, беспомощно кувыркался в воздухе. Во дворе особняка БНД охранники кричали, тыча пальцами в небо. Но и они вдруг застыли на месте.

Неожиданно сделав крутой вираж, жених сорвался с креплений. С треском сломались несущие конструкции. Медленно, как в воде, или это только так казалось со стороны, дельтаплан, заваливаясь набок, рухнул на территорию резиденции.

Вот и все. Упал. На лицах людей ужас. Женщины побледнели. В воздухе разнеслось тихое «ах…». Весь в крови, жених корчился на земле. Побросав инструменты, охранники ринулись к нему. Пытаясь оказать первую помощь, жениха осторожно подняли с земли и перенесли на лавку у входа в особняк. Кто-то побежал внутрь за аптечкой, кто-то рванулся к воротам.

Там, за воротами, в шоке рыдала невеста, которая только что рухнула со своим дельтапланом в придорожные кусты и, с трудом выбравшись из них, стояла теперь перед резиденцией. Сзади нелепо и трагично повисла разорванная каблучками фата.

— Руди! Боже, где Руди? Что с ним?! — размазывая по щекам слезы и косметику, девушка вцепилась в ворота.

Перекрывая продолжающий издевательски звучать марш Мендельсона, взвыла сирена «скорой помощи». Видимо, кто-то в суматохе все-таки вызвал ее.

— Девушка! Сюда нельзя! — крикнул из-за ворот растерявшийся охранник. — Это частные владения!

Стукнув кулачками по воротам, невеста, не владея собой, в истерике бросилась на дорогу. Отчаянно завизжали тормоза, соединившись единым звуком с душераздирающим визгом невесты. Вылетевшая из-за поворота «скорая» сбила девушку, отбросив ее к кустам. Хрупкое тело дернулось и безжизненно замерло. Белое кружевное платье разметалось, бесстыдно оголив стройные ножки в тонких чулках. На лицо плавно опустилась фата.

В воздухе повисла жуткая, словно зияющая черная дыра, тишина. Умолк марш Мендельсона… Люди вокруг окаменели. Безумная свадьба завершилась трагедией.

Любое безумие заканчивается трагедией. Пожилые зрители кошмарного спектакля укоризненно качали головами. В их время никто бы такого себе не позволил. Жениху и невесте должно сохранять достоинство, блюсти нравы, проявлять скромность. Им следует стоять с родителями у алтаря, а не летать в небе, как воздушные змеи. В этом есть что-то бесовское. Какая-то игра с жизнью и смертью. Бог даже детям не прощает такие игры. А вот теперь что? Оба, кажется, погибли. Как Ромео и Джульетта…

Ворота резиденции БНД неуверенно приоткрылись. Показались двое охранников. Один подбежал к невесте, второй, тревожно оглядываясь, придерживал створки. Оставшиеся во дворе охранники при виде жуткой картины забыли про жениха и бросились к воротам. Невесты всегда занимали охранников больше, чем женихи. К тому же парень как-никак жив. А что девушка? Это какая-то мистика: «скорая», вызванная для жениха, сбила невесту… Нет, с этими ребятами что-то не то…

Вдруг оставленный без внимания жених открыл глаза, обвел помещение живым внимательным взглядом и поднялся с лавки… Никем не замеченный, он проскользнул в дом…

Миновав просторный пустой холл, он метнулся в сторону, затаившись у входа в коридор, по которому ему навстречу бежал охранник с аптечкой в руках. Вырубить ничего не ожидающего человека не составило труда. Охранник рухнул на пол, издав тихий свистящий звук. Содержимое аптечки разлетелось в разные стороны. Жених нырнул, не медля, в коридор и спрятался за полуприкрытой дверью. Прислушался. Дверь качнулась, тихонько скрипнули петли. В щелку был отчетливо виден Квятковский, в напряженном раздумье замерший за столом над тарелкой с недоеденным суши. Рядом с ним крепкий мужчина, примерно лет пятидесяти, раскуривал трубку. Разорвав тишину легкомысленной мелодией, зазвонил его мобильный.

— Господин Берг!.. — испуганно дернулся резидент.

— Подождите… — пробормотал Берг и вышел из комнаты.

Не заметив спрятавшегося за дверью жениха, он двинулся по коридору, не спеша свернув за угол.

— Алло, — произнес он на ходу. — Да. Все в порядке. Ждем машину.

Берг сунул мобильный в карман и задумчиво затянулся трубкой. Нервозность Квятковского передавалась ему, нарушая обычную для него способность к оценке происходящего. Оставалась самая малость — проехать на машине по городу без происшествий, успеть к началу пресс-конференции и выложить свой козырь из рукава. Но шулерство далеко не всегда заканчивается успехом, чаще бывает наоборот. Бергу это было отлично известно… И что-то странное творилось у реки… Марш Мендельсона… Свадьба…

Совсем молодой чернявый охранник в закатанных до колен джинсах, разинув рот, во все глаза следил за необычным действом с верхушки стремянки. Белая краска с кисти капала ему на кроссовки. Сверху было хорошо видно распростертую на асфальте невесту. Чтобы получше разглядеть ее стройные ноги, он встал на цыпочки и, потеряв равновесие, схватился за стену, чтобы не упасть. Зато упала выроненная кисть. Машинально проследив за ней взглядом, он вдруг заметил, что умирающий жених бесследно исчез.

Парнишка спрыгнул на землю и, озираясь, приблизился к парадному. «Разве его заносили в дом?» — подумал он и неуверенно заглянул внутрь.

В холле было пусто. Стоявшая здесь гулкая тишина, но сравнению с шумной суетой на улице, казалась опасной, почти зловещей. Длинный коридор хорошо просматривался. Все двери по обеим его сторонам, кроме одной, были закрыты. Охранник медленно прошел по коридору к приоткрытой двери. Остановился. Прислушался. Тихо. Потеряв бдительность, он потянулся рукой к дверной ручке… Оглушающий удар дверью в лицо сбил его с ног. Полностью дезориентированный, он отлетел к стене. Из-за двери выскочил жених и вырубил его ударом по голове.

Учуяв беду, в комнате задрожал от страха Квятковский. Подозрительный шум за пределами комнаты парализовал его волю. Грудь перехватило будто обручами рассохшуюся бочку. Сердце не выдержало. Стало трудно дышать. В глазах замелькали разноцветные точки. К горлу подступила удушающая дурнота. Резидент схватился за грудь и захрипел, сползая со стула на пол.

— А вот и я! Здравствуйте, Павел Филиппович, — вежливо поздоровался с ним Сергей, входя в комнату. Но тот его уже не услышал.

Над затихшей невестой склонился младший охранник. Это было очевидно по тому, как им командовали остальные. Опустившись на одно колено, он нежно, двумя пальцами, приподнял фату Открылось неподвижное бледное лицо. Парень невольно улыбнулся. «Доигралась, красавица. И жених твой… козел…» Он осторожно провел пальцем по перепачканной тушью щеке, оставив след. Плотно сжатые губы с остатками розовой помады чуть дрогнули. Едва заметно затрепетали слипшиеся от недавних слез ресницы. Глаза девушки широко раскрылись, как у куклы, светло-зеленые и… живые… Парень растерянно заморгал, но очарование не прошло.

Вдруг ее тело резко пришло в движение! Ладненькие ножки в тонких чулках взметнулись вверх, платье задралось до самой груди, мелькнули белые кружевные трусы и подтянутый смуглый живот. Ловкий захват «ножницами» — и она сбила охранника на землю, локтем переломив ему переносицу. Парнишка схватился руками за голову и с воем забился на обочине.

— Чего вылупился?! У меня что, трусики видно? — оскалившись и переводя дух, бросила она другому охраннику.

Все еще изумленно таращась, он схватился за кобуру. Но крик застрял в горле. Выскочивший из «скорой» медбрат с неподвижным лицом терминатора уложил его на месте одним ударом. Охранник охнул и потерял сознание.

Медбрат и невеста переглянулись.

— Ань, ты как? — спросил терминатор.

— Полный порядок…

С грохотом разлетелись в стороны створки ворот. «Скорая» вломилась во двор резиденции БНД. Хрустнул под колесами разбросанный на дорожке стройинвентарь. Зазвенели опрокинутые ведра и банки с краской. Машина затормозила прямо у парадного подъезда особняка. Из нее выпрыгнул Турок.

Сергей, тяжело ступая, шел по коридору к выходу, с трудом удерживая на плече тяжелое обмякшее тело Квятковского. Что ждет его на улице, он не знал, но очень надеялся, что его напарники готовы к отходу. Раз уж такого класса профессионал, как Турок, согласился на его план, значит, все должно получиться. Тем более что половина дела уже сделана. Вот он, сука-резидент, болтается тряпкой через плечо, и не скажет ни слова на этой долбаной пресс-конференции.

Оставалось преодолеть несколько метров до застекленного холла. Сергей уже видел на улице «скорую» с распахнутыми дверками и Анну за рулем, готовую рвануть с места в любую минуту. Турка он не видел, но это однозначно говорило о том, что он где-то рядом и подстраховывает его, затаившись за каким-нибудь выступом. Берг неожиданно выскочил из-за угла, выставив вперед свой снятый с предохранителя «глок». Сергей замер. Квятковский тяжело сполз с плеча и бесформенной тушей осел у ног, издав слабый стон.

— Турок, ты где? — вполголоса пробормотал Сергей, отерев залитое потом лицо.

— Что?.. — не понял Берг.

Турок с шумом набросился сзади на него. Сцепившись в клубок, они покатились по полу, как собаки.

— Вперед! Уходи! — прохрипел Турок.

Но Сергея не надо было упрашивать. Он уже волочил мимо них бесчувственное тело Квятковского на всякий случай подальше отфутболив выбитый из рук Берга «глок». Турок сидел на спине извивающегося Берга, зажав ему горло локтем. Дальше Сергее слышал только шум у себя за спиной.

Ловко вывернувшись из железного захвата, Берг нанес Турку сокрушительный удар в челюсть пудовым кулаком. Турка отбросило в угол. Берг рванулся к окну. Увиденное ввергло его в шок. Охранники валялись на земле, не подавая признаков жизни. Квятковского спешно запихивали в «скорую». В отчаянии Берг отвернулся. И вовремя. С ножом в руке на него надвигался Турок. Берг сориентировался мгновенно. Сделав отвлекающий бросок в сторону, он метнулся в открытую рядом комнату и захлопнул дверь. Турок приник к окну. В этот момент Сергей садился за руль, Анна пристегивала Квятковского ремнями к кушетке. «Хорошо, девочка уступи мужчине руль», — Турок кивнул и бросился вон из здания.

«Скорая» тронулась с места, объезжая разбросанные тела вырубленных охранников. Турок заскочил на ходу на переднее сиденье. Выехав с территории резиденции БНД, машина скрылась за поворотом и, стремительно набирая скорость, направилась в сторону загородного шоссе. Надо было спешить. Погоня неминуема. Наверняка ее уже спешно организовывают. Передадут по рации полицейским. Поднимут на ноги весь террариум с мотоциклами и вертолетами. Теперь время было не на стороне беглецов. В любом месте им могли перекрыть дорогу. А устраивать бойню в городе нецелесообразно и опасно. Могли пострадать люди. Сейчас день. На улицах много детей и гуляющих.

В салоне трое спешно натягивали белые халаты. Сергей никак не мог попасть в рукава, Турок помог ему и нахлобучил себе на голову белую шапочку. Сергей поблагодарил его кивком и хохотнул, лихо выворачивая руль на изгибе дороги.

— Ну и рожа у тебя, Турок! Настоящий дохтур! Айболит.

— Да-а, — Турок поправил шапочку, — вылитый дохтур дядя Миша. Айболит из спецслужбы.

— Дядя Миша?.. — переспросил Сергей. — Дядя Миша — это хорошо… а то все Турок да Турок…

— Эх! Хватит знакомиться, — оборвала их Анна, — за нами хвост.

Сергей и Турок одновременно посмотрели в зеркало заднего вида, чуть не стукнувшись лбами.

— Полиция. Только этого еще не хватало. — Турок оценивающе прикинул сокращающееся между полицейской машиной и «скорой» расстояние. — Сережа, поправь-ка халатик и лицо сделай.

Сергей вытянул руку, чтобы поправить на плече халат, и на секунду выпустил руль. «Скорую» занесло, она завиляла задом и выехала на встречную полосу. Справившись с управлением, Сергей сбросил скорость и выровнял ход. Машина вернулась на свою полосу и вновь начала набирать скорость. В ответ на его маневры сзади послышался нарастающий вой полицейской сирены, и настойчивые требования остановиться грянули в громкоговоритель.

— Надо остановиться, — неуверенно предложил Сергей. — Нам еще только гонок с полицией не хватало… для полного счастья…

— Ты серьезно?! — не поверила Анна. — Они же нас арестуют!.. Или… будем вырубать?

— Останови, останови, — кивнул Турок, — я с ними поговорю. И вы свои пятаки вставите. Может, пронесет. Вырубать не хотелось бы.

— Давай. — Сергей послушно направил «скорую» к обочине и затормозил.

Турок высунулся из окна и крикнул недовольным голосом:

— А что такое? Тяжелобольного везем!

— Главное, озеро близко… — заметил Сергей. — Хорошо бы без стрельбы обошлось, — добавил он, обернувшись через плечо к Анне.

Она кивнула и пожала плечами одновременно. Было ясно, что она ни в чем не уверена. Ни в правильности их совместного решения, ни в благополучном исходе без стрельбы. Но в то же время на ее лице наблюдалась полная готовность к действию.

— Прорвемся, — прошептала она.

— А ты никогда не сдаешься? — усмехнулся Сергей, окинув ее одобрительным взглядом.

Анна снова кивнула и пожала плечами.

Полицейская машина остановилась поодаль. Из нее чинно вылез совсем молоденький страж порядка и с важностью гуся приблизился к «скорой». Он заглянул в салон с официальным серьезным лицом. Он солидно молчал, но весь его вид будто вопрошал за него не терпящим возражений тоном: «Ну, и?.. В чем, собственно, дело? Что это за гонки?»

— Господин офицер! Больной в крайне тяжелом состоянии… — не выдержав паузы, первым начал Сергей. — Поэтому превысили… полномочия.

— Почему не позвонили на пульт, чтобы дали зеленую улицу? — дежурным тоном продолжил диалог полицейский. — Что, правил не знаете?

— Это какое-то недоразумение, офицер! — возмутилась Анна, выглянув из-за плеча Турка. — Фельдшер при мне звонил! Вот, врач свидетель!

— Н-да?.. — полицейский покосился на Анну. — Вы уверены?

— Да!! — Анна с готовностью кивнула, всем своим видом пытаясь убедить недоверчивого стража порядка в их бессовестной лжи. Для подстраховки она незаметно ткнула резидента коленом в бок. Это не сработало. Тогда она изо всей силы ущипнула его за ляжку, невинно хлопая при этом глазами.

Квятовский задергался и забился, пытаясь высвободиться из ремней. Он хотел закричать, но голос был сиплым и слабым. Анна нагнулась, скрывшись за широкой спиной Турка, и, предостерегающе ущипнув резидента за шею, заткнула ему рот кислородной маской. Он захрипел и откинулся, нелепо выгнув спину.

— Вы что, хотите, чтобы он умер?

Анна нетерпеливо заерзала, укрывая Квятковского одеялом. Полицейский, не торопясь, обошел фургон и открыл заднюю дверь, подозрительно заглянув внутрь.

Он увидел посиневшее лицо пристегнутого ремнями человека на кушетке. Затем его взгляд переместился на Анну.

— Вы врач? — коротко спросил он.

— Да! — Она снова, уже в который раз, с готовностью кивнула. — А что? Непохоже?

Подозрительный взгляд скользнул по ее незастегнутому халату, из-под которого выглядывала разбитая коленка. Анна смущенно и как-то испуганно запахнула полы халата, запоздало прикрыв колени. Взгляд полицейского упал вниз, на ее роскошные белые туфли с исцарапанными носами и сломанным каблуком. На полу под кушеткой валялось скомканное белое кружевное платье. Взгляд полицейского недоуменно пополз вверх и замер, напоровшись на свирепое лицо медбрата, из-под белоснежной шапочки виднелась на лбу свежая ссадина. Турок напрягся и сузил глаза.

— Выйдите из машины! — рявкнул полицейский, оглянувшись на своего напарника, который уже грозно приближался, учуяв неладное. Рука недвусмысленно потянулась к кобуре.

— Вы несете ответственность… сердечный приступ… Это вам не шутки… — причитала Анна, вылезая из машины.

Спрыгнув на землю, она наклонилась, неловко оступившись на сломанном каблуке. И вдруг, с силой разогнувшись, ударила полицейского в переносицу. Одновременно с ней, словно по команде, Турок шибанул дверью второго стража порядка, который уже протянул руку, чтобы ее открыть. Он кубарем отлетел к середине дороги. Сергей вдавил педаль газа в пол, стартовав со второй передачи. «Скорая» сорвалась с места с визгом и ревом. Из-под колес запахло паленой резиной. В открытую заднюю дверь Анна несколько раз выстрелила по колесам полицейской машины.

— Слава богу, без трупов обошлись, — пробормотала она, закрывая машину.

В поисках беглецов Берг метался на джипе по улицам пригорода. Нажав на кнопку, он высвободил автоматическую антенну и настроился на полицейскую волну. Рация мгновенно ожила дежурным и одновременно взволнованным голосом: «Преследуемая карета «скорой помощи» движется по восточному шоссе в район 23–14… Похоже на захват заложника… Преступники вооружены… нападение на полицию. Повторяю, всем постам, машина «скорой помощи» с номерами…»

Вслушиваясь в интенсивный обмен информацией на полицейской волне, Берг повернул джип в сторону восточного шоссе.

«Ничего… — утешал он себя, — никуда не денетесь… выловим». Но все это было слабым утешением. Он прекрасно понимал, что исход может оказаться не в его пользу. Игра осложняется, когда играют профессионалы с обеих сторон. И как бы ему не пришлось краснеть, как и Шраму с его шайкой. Похоже, все они облажались. Но еще есть шансы разрулить ситуацию в свою пользу. Черт возьми! Он в своей стране и в своем городе! Здесь и воздух должен быть на его стороне! А они должны где-нибудь допустить оплошность! Они должны проиграть!

«Скорая» на бешеной скорости вырвалась за пределы пригорода, оказавшись среди неторопливо разъезжающих этнических прогулочных повозок. Резко сбросив скорость, она свернула к обочине и остановилась рядом с припаркованной у бордюра машиной, так что со стороны улицы машину не было видно. Хозяин вероятно прогуливался. С минуту поковырявшись в замках, Турок открыл дверцы и прыгнул за руль, с нетерпением поглядывая на Сергея и Анну, которые, не слишком церемонясь, перетащили в машину к Турку извивающегося Квятковского. Его рот предусмотрительно был заткнут полотенцем. Мотор мягко заурчал. Машина медленно отъехала от бордюра и двинулась прочь от пригорода.

Квятковский захныкал, пытаясь избавиться от кляпа. Турок недовольно скривил губы, отчего лицо его сделалось совсем жутким.

— Затихни! — коротко приказал он, не оборачиваясь.

Он терпеть не мог, когда ему мешали вести чужую дорогую машину. Он всегда с уважением относился к хозяевам угоняемых им автомобилей. К тому же мастерски вскрывать их и заводить без ключей было его маленьким хобби, если такое в принципе можно было сказать о Турке. Хотя, такое можно было сказать о дяде Мише, которому ничто человеческое было не чуждо. Дядя Миша имел много маленьких хобби. Например, он любил плов, который готовил собственноручно, и теплую ванну. Турок же слабостей не имел. Он мог питаться живыми ящерицами и мыться в проруби. Возможно, дядя Миша пожалел бы несчастного, наделавшего непростительных глупостей резидента и вынул бы у него изо рта кляп. Но сейчас в чужой машине с Квятковским находился Турок. И поблажек тому не светило. Турок не знал жалости и ненавидел предателей.

Разыскиваемая спецслужбами «скорая» мчалась назад, в город, откуда доносились вопли полицейских сирен. Напряженно вцепившись в руль, Анна свернула на кривую улочку. Удачно вписываясь в повороты, она не сбрасывала скорость, потому что к ним уже пристроилась полицейская машина и следовала за ними, не отставая.

— Сзади, видишь? — бросил Сергей.

— Вижу… Как не увидеть?..

Неожиданно притормозив, Анна крутанула руль насколько возможно. Машину швырнуло вбок и развернуло на сто восемьдесят градусов. Анна надавила что есть силы на газ. «Скорая» пролетела короткий переулок, на следующем повороте снова развернувшись назад.

Анна заметалась взглядом по сторонам. Сергей ткнул ее локтем в плечо, указав направо, во дворик с густыми нестрижеными кустами акации.

Не медля, Анна загнала фургон в глубь кустов и заглушила мотор. Утерев ладонью вспотевший под челкой лоб, она перевела дыхание. Полицейская машина с воем и светомузыкой пронеслась мимо. Анна посмотрела на Сергея. Он посмотрел на нее… Его губы дрогнули и разошлись в улыбке. Что-то очень мужское и нежное промелькнуло в его глазах.

Анна неуверенно улыбнулась ему в ответ. Ее рука коснулась его груди. Его пальцы скользнули по ее подбородку… Они потянулись друг к другу.

— Надо ехать! — Анна решительно отвернулась, стряхивая наваждение. Иначе они бы оба не сдержались.

Но кто бы ответил потом за их несдержанность, если бы поцелуй затянулся? Или стоило прикинуться парочкой влюбленных, угнавших разыскиваемую «скорую»? Но кто бы им поверил…

Попетляв по кривым улочкам, «скорая» выбралась на дорогу. Судя по карте, развернутой на коленях у Сергея, где-то впереди должно быть озеро. Мост. От полиции они вроде оторвались. Преследования нет, только частные, не вызывающие подозрения автомобили. Следуя карте, Анна направила фургон к еще невидимому мосту.

Пряча в губах улыбку, она изредка бросала на Сергея косые взгляды. Его близость приятно волновала ее, включая воображение. С такими волшебными ощущениями любая опасность казалась ей невозможной. Но в этом тоже заключалась опасность. Однако почему бы не помечтать, когда нет никакой видимой угрозы? И если им не суждено все-таки выпутаться из этой переделки, то почему бы напоследок не помечтать? А в том, что это еще не конец перипетиям, связанным с БНД, она даже не сомневалась. Наверняка они вынырнут откуда-нибудь из-под моста в самый последний момент. Надо быть наготове. Анна вздохнула. Еще не время расслабляться.

Берг упрямо колесил по улицам, не переключаясь с полицейской волны. Сверяясь с картой, развернутой на соседнем сиденье, он проезжал по тем же улицам, где недавно видели «скорую». Прослушав по рации панические сообщения о том, что полицейские потеряли преследуемую машину, он затормозил неподалеку от какого-то пакгауза и спокойно посмотрел на часы, потом на карту, где хорошо было видно, что из города есть только два выезда. Впереди были озеро и мост. Берг криво усмехнулся.

«Ну вот. Так я и думал. Встреча на мосту — это очень романтично». Из удачно выбранного укрытия хорошо просматривалась дорога. Причем подъезжающие машины было видно издалека, что давало возможность заранее подготовиться к встрече и не замешкаться в решающий момент. Конечно, какая-нибудь сволочь вполне могла свернуть вслед за ним и перегородить ему путь. Но Берг надеялся, что этого не произойдет. Еще одна неудача на сегодняшний день — это уже нонсенс. Хотя в этой глупой жизни все возможно. Кто бы мог подумать, что на охраняемую территорию БНД проникнут чужие агенты, устроив потрясающий балаган с дельтапланами. Марш Мендельсона до сих нор звучал в его голове, напоминая о том, что задание он пока не выполнил. Но еще не все потеряно. Главное действие впереди.

«Скорая» быстро приближалась к мосту. В открытые окна с озера тянуло прохладой, освежая пылающие щеки Анны. Она хмурилась, упрямо уставившись вперед, на дорогу. Сергей зачем-то перелистывал карту. Ей хотелось дотронуться до него… Так не вовремя возникшее чувство мешало сосредоточиться. Оно накатывало и прежде. Но ей удавалось легко справиться с ним, с собой, с ситуацией. К тому же почти всегда это случалось не вовремя. Сейчас же все было как-то иначе. Будто бы это было не чувство, а предчувствие беды. «Прекрати!» — молча одернула себя Анна. Въезд на мост уже четко просматривался впереди.

Внезапно с боковой проселочной дороги, с прилегающими к ней техническими сооружениями, вынырнул внедорожник из-за пакгауза. С ревом набирая скорость, он на полном ходу протаранил «скорую» в бок. Фургон пошел юзом, полностью потеряв управление, накренился, проехав несколько метров на двух колесах, опрокинулся с диким грохотом, взвив столбы пыли с обочины, и, кувыркнувшись два раза через крышу, встал на колеса. Наступила какая-то жуткая тишина. Из-под капота валил дым. В салоне сквозь выбитые стекла никого не было видно.

Берг спокойно приблизился на первой скорости и лениво выпрыгнул из джипа, с автоматом в опущенной руке. Он подошел к фургону, подозрительно всматриваясь в окна. Но едкий черный дым мешал ему, забиваясь в ноздри и садня глаза. Берг прищурился, сморгнув слезы, уткнулся носом и ртом в воротник рубашки, собираясь отворить перекореженную дверь…

«Скорая» вдруг сорвалась с места и помчала к мосту. Берг поднял автомат и дал короткую прицельную очередь. Пули достигли цели. Машина, бешено виляя помятым задом, вылетела на мост и, сбив ограждения, сверзнулась вниз. Вода поднялась вокруг нее высокой воронкой и снова обрушилась. Джип следом въехал на мост. Берг с автоматом выскочил наружу и подбежал к краю с обрушившимся ограждением. По воде расходились круги. В лицо ему упало несколько брызг. Повесив автомат через плечо, он вынул мобильник и набрал номер. На другом конце ответили сразу.

— Аквалангистов мне. Двух хватит. Я на мосту, на Нордзее… И быстро! Машина упала…

Его внимание отвлек характерный, очень знакомый звук, мгновенно разнесшийся по воде. Не докончив фразу, Берг оглянулся и побежал глазами по сторонам. Черной стрекозой над камышами с другого конца моста завис вертолет. Двое вынырнули из воды прямо под ним. Человек в вертолете выбросил короткую лестницу. Берг зачарованно таращился на вращающийся винт, от неожиданности утеряв на мгновение контроль над ситуацией. Этого времени, как ни странно, оказалось достаточно беглецам, чтобы забраться вовнутрь ухающего лопастями вертолета. Ветер ударил в лицо.

Берг очнулся и вскинул автомат. Его охватило бешенство.

Вертолет — это уже слишком! Почему же он сразу не вызвал вертолет! Осел! Теперь против их вертолета был его автомат. И если автомат проиграет, останется только его бешенство. И позор.

Казалось, винт словно крыльями хлопал по воде, взбивая волну, ветром прибило камыши и кусты. Шумели кронами деревья.

Сергей ловко взобрался по лесенке и втащил за собой Анну, когда вертолет уже набирал высоту. Испуганно моргая глазами, связанный Квятковский барахтался на полу. Оторвавшись от панели управления, оглянулся Турок, чтобы удостовериться в том, что можно улетать от этого чертова места. Осталось только взлететь.

Сергей вдруг заметил, что человек из джипа прицелился в них. Он едва успел оттолкнуть Анну от входа и закрыл ее собой. Прогремела автоматная очередь, перемешавшись с ревом двигателя и хлопаньем винта…

Будто бы раскаленным напильником ударило в бок. Тело пронзило острой парализующей болью. Руки и ноги сделались ватными и больше не слушались. Голову заполнила непреодолимая муть. В глазах потемнело, а потом взорвалось ярким светом. Сергей упал вниз. Вертолет качнулся, Анну отшвырнуло к Квятковскому. От страха резидент заверещал, засучил коленками. Связанные за спиной руки судорожно скреблись об обшивку.

— Назад! Он упал! Он ранен! — отчаянно закричала Анна и, едва удерживая равновесие, метнулась к открытому люку. Турок резко развернул вертолет.

Сверху было видно, как к мосту подъехали две машины, люди выскакивали из них, таща за собой оборудование. Человек из джипа командовал, размахивая руками. В воду спрыгнули аквалангисты… Но не было видно Сергея… Озеро поглотило его, он стал наживкой для рыбы. Вернее, для хищных щук БНД, которые тоже жадно высматривали его в подернутой рябью воде.

Турок сделал над озером круг, внимательно всматриваясь в поверхность воды, и отрицательно покачал головой. Вертолет лег на другой курс. Анна поняла все, но осознать случившееся и принять это она не смогла. Вот оно, предчувствие. Безвольно опустившись на колени, она привалилась спиной к захлопнутой выгнутой дверке и замерла. Квятковский с ужасом вжался в пол. Ему было страшно смотреть на Анну. А ведь он хорошо знал ее раньше. Она иногда встречалась с Ниной. Они перезванивались. Однажды, когда еще был жив Олег, они даже пару раз семьями выезжали на пикник… Теперь они враги. За все время она не сказала ему ни слова. И это было страшнее всего. Будто бы он уже был мертв. Неодушевленная вещь, которую надлежало переправить в Москву для расправы. Квятковский заплакал. Турок угрюмо смотрел вперед…

Анна смотрела прямо перед собой невидящими глазами. Ей казалось, что если сильно-сильно зажмуриться, то до Сергея можно еще дотянуться. Она зажмурилась и протянула руку… Почему она так и не дотронулась до него в машине, не обняла, не прижалась к нему, не поцеловала, не приласкала?.. Он так этого хотел!.. «Господи! Ну почему их убивают! Их не должны убивать!.. Вот и Турка когда-нибудь убьют! А я буду жить!..»

— Ань, возьми себя в руки! — донесся до нее голос Турка. Ему тоже было тошно.

Анна открыла глаза и с тоской посмотрела на него. Он по-прежнему угрюмо смотрел вперед. Но в его голосе слышалось сочувствие и понимание… и что-то еще такое… и что-то еще…

— Миша… Можно я тебя обниму?..

Москва. Центр.

Генерал-майор Шевцов целый день ждал сведений из Женевы. Скандальная пресс-конференция была однозначно сорвана. Но вот какой ценой?.. Его лучшие агенты и опальный резидент-предатель находились неизвестно где. Возможно, их даже убили. Но об этом он и думать боялся. И не только потому, что для подготовки таких агентов уходит масса времени и средств. Но ведь они были для него далеко не просто штатными единицами с кличками и номерами. Он знал их по именам. Он дорожил ими, как людьми, несмотря ни на что… ни на должность, ни на дело… Потеря людей не вошла для него в привычку.

Шевцов мерил шагами кабинет, бесцельно слонялся по коридорам, выдумывая себе дела, несколько раз заказывал чай, но не пил. Потому что ему хотелось вовсе не чаю, а вот махнуть бы граммов сто коньяку. Однако он понимал, что еще не время пить коньяк. Позвонить могли в любой момент, и может такое случиться, что надо будет серьезно думать, соображать, принимать экстренные решения. А для этого нужны трезвый ум и ясная голова.

Несколько раз он звонил Ставрогину, но того не было на месте. Его сотовый тоже не отвечал.

Да и с какой стати у Ставрогина могли появиться сведения раньше, чем у него самого? Хотя, конечно, с другой стороны, это дело находилось у него под личным контролем. Шевцов помнил, что и сам его об этом просил. Но где его черти носят?!

Ставрогин появился уже к вечеру, в пыльных высоких ботинках и в камуфляже. Обветренное лицо, растрепанные волосы. От него пахло штормовками, кострами и полевой кухней. Такие давно забытые запахи.

— Илья! Где тебя черти носят?

— Как, где?.. — удивился Ставрогин. — На вертолетных учениях… Вы же сами просили проинспектировать… а их на сегодня перенесли…

— Ну да… ну да… Я забыл. А сотовый?

— А вот я про сотовый забыл. В костюме оставил, на базе, где переодевался. Так что сведения из Европы я только час назад получил, когда обратно поехали. В машине уже. Так что…

— Ну, что там? Не тяни.

— Да неизвестно пока.

— То есть как неизвестно? — не понял Шевцов. — Вообще ничего?

— Ничего конкретного… — Ставрогин развел руками. — Квятковского они взяли. Вы же это знаете. Пресс-конференцию отменили. Это вам тоже должны были доложить… А вот Чумаков, по всей видимости, убит. По крайней мере, в него стреляли.

— Тело кто-нибудь видел?

— Говорю же, неизвестно пока! — в сердцах повторил Ставрогин. — Ну, а если убит? Повеситься теперь?

— Ладно… — невесело вздохнул генерал. — Передайте, пусть действуют по плану «Б». Пора менять планы.

Ставрогин пристально посмотрел на Шевцова каким-то недобрым, или, скорее, неодобрительным взглядом, помолчал, подумал. Но потом все же спросил, вроде по дружбе:

— А скажи-ка ты мне, Сергей Анатольевич, что-то я никак не пойму… а очень хотелось бы знать…

— Ну, чего тебе… — угрюмо буркнул Шевцов, не склонный к душевным беседам.

— Что же ты так к Чумакову-то этому прикипел?.. Ну, я понимаю, Витя Костромитин… все-таки сын друга, с детства на наших глазах. Хороший парень. Интеллигентный, образованный. А этот-то что?.. Аферист-недоучка из братвы… без роду без племени… детдомовская шелупонь…

Генерал удивленно поднял брови и изучающе посмотрел на заместителя. Но тот выдержал взгляд.

— Ну, знаешь, Илья… — Шевцов замолчал, будто не мог найти слов. Но он и не стал их искать. Он действительно был расстроен.

— Нет, я, конечно, понимаю… Он стал неплохим агентом… — поспешно ретировался Ставрогин, запоздало поняв, что наговорил лишнего, но выпитый на учениях с инструкторами коньяк сделал его фамильярным и откровенно несдержанным.

Шевцов отвернулся. Ему не хотелось разговаривать.

Турок гнал машину по темной дороге. Анна молча сидела сзади с Квятковским. Она молчала с тех пор, как они потеряли Сергея. Остекленевшие глаза смотрели в одну точку, а сама она словно окаменела. Турок не дергал ее. Ему и самому было очень жаль Сергея.

Сердечный приступ Квятковского самопроизвольно сошел на нет. Он безвольно дремал, клевал носом, периодически всхрапывая. Его голова то и дело клонилась на плечо Анны. Но она лишь брезгливо вздрагивала и не обращала внимания. Турок видел ее в зеркале заднего вида и спиной ощущал ее подавленное состояние. Но чем он мог ей помочь, если она в помощи не нуждалась? Впрочем, состояние ее никогда нельзя было считать безнадежным. Она сильная женщина. Сильная во всех отношениях. Турок ее уважал. Вот и теперь ему казалось, что в ней зреет какое-то очень важное решение. Сейчас она его примет и оживет. И глаза оживут… и тело. Тогда ничто не остановит ее. Похоже, что-то с Сережей у них намечалось…

— Миша! Останови! — вдруг очнулась Анна, прервав его размышления.

Турок послушно съехал на обочину и затормозил.

— Ань, ты чего?..

Он повернулся к ней и положил руку на колено. Ему хотелось ее поддержать или удержать от чего-то, на что она уже решилась, а он еще не знал. Или просто посоветовать ей поплакать. Но тут зазвонил его мобильный телефон.

— Да… — устало ответил Турок. — Да. Принято. План «Б».

— Отлично! — Анна грубо оттолкнула Квятковского, который все кренился к ее плечу. — Я бы и так осталась. Так что дальше ты уже сам, Миша…

Она открыла дверцу.

— Погоди… — позвал Турок. Они крепко обнялись.

Это было именно то, чего она ждала. Об этом она просила его в вертолете. Только он позабыл. А теперь вспомнил.

Анна вышла из машины и остановилась, наклонившись к окошку.

— Миш, ты не волнуйся… все нормально… Я все поняла. План «Б».

Секунду они смотрели друг другу в глаза. Потом она перешла дорогу и подняла руку, чтобы остановить попутку в обратную сторону. Возле нее сразу же остановился подержанный «мерседес».

Турок тронул машину с места. На душе у него чуть полегчало. На заднем сиденье, потеряв опору, завалился Квятковский. Его везли чемоданом, берегли, но полностью игнорировали.

После ухода Ставрогина Шевцов снова попросил дежурного заварить ему чаю. Он долго звенел ложкой в стакане, но потом заметил, что сахар не положил. Два белых кусочка сиротливо лежали рядом на блюдце. Решительно выплеснув чай в окно, он налил себе полстакана коньяку.

В дверь нетерпеливо постучали. Не дожидаясь разрешения, в кабинет заглянул взволнованный Виктор. Он начал прямо с порога, будто ему было что говорить.

— Товарищ генерал, к вам можно?..

— Заходи, Витя… — кивнул Шевцов, по-домашнему махнув рукой. — Новости есть?

— Нет. Ничего. Никаких новостей…

Виктор сел напротив. Он был очень расстроен. Куда больше, чем сам генерал. Ему явно хотелось поговорить.

— Коньяку выпьешь? — предложил Шевцов, чтобы разрядить обстановку.

— Выпью. — Виктор кивнул, разглядывая носки своих ботинок.

Шевцов налил ему коньяк и разломил пополам завалявшийся в тумбочке кусок шоколада.

— Только давай-ка чокнемся, Витя… А то все это похоже… Ладно. Давай выпьем.

Они демонстративно чокнулись, как будто это какое-то колдовство, которое вдруг да и вернет Сергея. Генерал залпом опрокинул в горло содержимое своего стакана. Ему так давно уже надо было выпить. Виктор сделал осторожный глоток, подержал коньяк во рту и медленно проглотил. На щеках его проступил едва заметный румянец, сделав его похожим на мальчишку.

— Сергей Анатольевич, можно спросить?.. — начал он неуверенно.

— Можно… — Шевцов покосился на Виктора. Сегодня ему уже задавали один непонятный вопрос.

— Как вам кажется… А вдруг он все же сможет выбраться?

— Хотелось бы верить… Но ты же знаешь, чудес не бывает.

— С Чумаковым бывают.

— Вот и я на это надеюсь, — вздохнул генерал. — Ты вот что, Витя… Если Эльза выйдет на связь… пусть позвонит прямо мне. Так будет лучше всего, Я хочу все узнать первым.

На закате озеро подернулось легкой рябью. Мелкая рыбешка играла, выпрыгивая в теплый воздух за мошками. У самого края воды разноголосо пели лягушки, перекрывая предвечернее стрекотание кузнечиков. Чуть слышно шуршали прибрежные камыши, уходя стеблями к близкому илистому дну. Уж черным блестящим шнуром скользнул между стеблей, пересекая растекающееся по воде кровавое пятно.

Сергей лежал в камышах в луже крови. Он давно уже пришел в себя после недолгой потери сознания, но намеренно не шевелился, экономя и копя силы. Прохладная вода постепенно вывела его из болевого шока. Теперь он просто отдыхал и ждал темноты, которая медленно подкрадывалась от близкого леса. Прохладная вода постепенно возвращала бодрость, одновременно стягивая рану. Сергей копил бодрость и силы, понимая, что скоро они понадобятся ему. Он был абсолютно уверен в том, что это вовсе не конец, но ему придется побороться за жизнь.

Где-то довольно далеко, у моста, копошились люди, он слышал их отдаленные голоса, аквалангисты обшаривали дно, кто-то шнырял в прибрежных кустах. Сергей знал, что это ищут его. И непременно найдут. Потом, позже. Теперь же ему казалось, что они пока еще на допустимом расстоянии, и у него есть время.

Глаза катастрофически слипались. Но ему нельзя спать. Не только потому, что его могут найти спящим. Он может банально захлебнуться. Или тело незаметно остынет до температуры воды, тогда он уснет навсегда. Нет, ему не время сейчас спать… Да и холодно как-то становится…

Сергей легко встал из воды, будто его за руки подняли. И рана совсем затянулась, не болит. Кровавый закат окрасил гладкую поверхность озера, будто оно полно крови. «Это моя кровь, — подумал Сергей, — она вытекла из меня в воду, и озеро стало кровавым… Вот почему я такой легкий… Из меня вытекла кровь…» Он сделал шаг к глубине, потом второй, третий, уходя все глубже и глубже. «Я по щиколотку в крови… по колено… по пояс… Я по уши в крови… Я утонул…»

Кровь хлынула в ноздри, в уши, в глотку, наполняя его снова…

Сергей дернулся и открыл глаза, едва удерживая кашель. Он все-таки заснул, ушел под воду и нахлебался. Чуть не обнаружил себя.

Сзади на берегу отчетливо послышались шаркающие по граве шаги, хрустнула сломанная ветка. Некто даже не пытался соблюдать тишину. И это было неправильно. Осторожность еще никому не повредила. «Э-эй! — крикнули с берега. — Я, кажется, что-то заметил! Поднырни к камышам! Кажется, там что-то есть! Вода кругами пошла».

Сергей мотнул головой и успел увидеть заныривающего неподалеку аквалангиста. «Н-да… это по мою душу… они подобрались слишком близко. Я их проспал… Ну да ладно». Осторожно перевернувшись на живот, он сполз с мелководья на глубину, цепляясь руками за илистое дно, и поплыл под водой.

Аквалангист был где-то рядом, Сергей чуял его нутром. Набрав полные легкие воздуха, он оттолкнулся и ушел глубоко под воду. Слава Богу, плавал и нырял он с легкостью земноводного. В детдоме он запросто переныривал пруд, а позже, уже став взрослым, бассейн. Короче, тридцать метров под водой для него не проблема.

Он перевернулся на спину и достал нож. Аквалангист распластался лягушкой прямо над ним, и шансы его не велики: он не готов к схватке. Он не видит Сергея, который готов.

Сергей бесшумно всплыл, глотнул воздуха и набросился на аквалангиста, затащив его на глубину. Тот забился от неожиданности, но сразу вступил в борьбу, пытаясь ударить. Однако в воде трудно ударить. Здесь нужны другие способы борьбы. Они сцепились в клубок, всплывая на поверхность. Впрочем, драться Сергей не собирался. Он четко знал, что делает. Он все продумал мгновенно, когда доставал нож. Пока аквалангист отбивался, Сергей перерезал ремни, на которых крепились баллоны с газом и вырвал загубник. Теперь временно преимущества были на его стороне, а значит, есть дополнительный шанс придумать следующий ход.

Оставшись без акваланга, человек Берга всплыл на поверхность и заорал тем, что вели поиск на берегу, показывая жестами в направлении быстро удаляющихся по поверхности воды пузырьков воздуха. Все устремились в указанную сторону.

Каждый метр береговой зоны просматривался досконально и скрупулезно. Не хватало только собак. Но часто такого рода поиск без собак не приводит к положительным результатам. Собаки используют совершенно другой подход, нежели люди, которые полагаются чаще всего только на зрение. А человеческое зрение обманчиво. Иногда оно выдает желаемое за действительное, потому что подключается фантазия. Звери и птицы видят иначе. Именно поэтому охотники используют хищных птиц и собак.

Уже совсем стемнело. Но ищейки БНД не теряли надежды поймать беглеца. Он где-то здесь. Он ранен, устал и не мог далеко уйти.

Дополнительно вызвали еще несколько аквалангистов. Прибрежную зону и озеро осветили прожекторами. Стало светло и шумно, как днем. Все же этого оказалось недостаточно. Было много мест, которые оставались в тени. Каждый куст, каждая кочка и даже высокий пучок травы держали темноту ночи, многократно ее сгущая. Ночь неотвратимо брала свое, выступая на стороне беглеца. Ночью вообще никому не стоит полагаться на зрение. Наконец кто-то из аквалангистов обнаружил недалеко от правого берега поднимающиеся со дна пузырьки воздуха.

— Эй! Он здесь! Я нашел его.

Все устремились к нему. Аквалангист вынырнул с аквалангом, из которого выходил воздух…

В это время Сергей с трудом выбрался из воды в камышах на противоположном берегу, не охваченном прожекторным светом. Теряя последние силы, он заполз в низенькие кусты и вырубился, ткнувшись лицом в землю. Был ли это обморок, или сон, неизвестно. Он словно ушел в небытие, слепое, глухое, бесчувственное. Все его чувства вырубились вместе с ним, включая шестое, которое все же успело напоследок шепнуть: «Ты их сделал!!!»

Потеря крови и изнуряющая усталость сделали свое дело. Шум поисков вокруг утопающего в темноте озера постепенно затихал. Люди БНД один за другим подтягивались к мосту, к машинам. Отключили прожектора. Аквалангисты вылезли из воды. Возле машины еще наблюдалась какая-то суетня, но скорее всего это было связано со сборами и погрузкой.

Трогательно расставшись с Турком, Анна на попутке добралась до стоянки, где оставила свою машину. Ей нужна была своя машина. Иначе как она его вытащит оттуда, когда найдет. А ей почему-то казалось, что она его непременно найдет. Если уже он выкрутился из заварушки в Праге, будучи еще просто шустрым ловким мальчишкой, значит, выкрутится и теперь. А если он все-таки умер, значит, она найдет его тело. Ей очень хотелось еще раз увидеть его. К счастью, план «Б» полностью соответствовал ее желанию.

На бешеной скорости Анна неслась по восточному шоссе к озеру Нордзее. Она едва удерживала руль на поворотах, но продолжала отчаянно давить на педаль газа, будто бы чувство скорости могло перебороть невыносимое чувство утраты. Любыми путями она хотела его отдалить или вовсе не дать ему шансов. Это чувство было невыносимо. Она уже пережила его совсем недавно, потеряв мужа. Долгие месяцы ядовитой тоски, отравляющей душу и тело. Мерзкий змеиный клубок, шевелящийся и жалящий в груди, в животе, перекрывающий горло. Если бы не работа, она бы, наверное, сошла с ума. Сергей был виновником смерти ее мужа, но сегодня он спас ее жизнь и тем с нею расплатился. Эта мысль неожиданно пришла в голову. Но она не думала об этом. Она вдруг поняла, что ей нужен Сергей! В любом качестве — любовника, напарника, друга… просто чужого человека. Но только чтобы он где-нибудь был. И лишь бы он был жив. Ведь даже при очень тяжелых ранениях и травмах люди совсем не обязательно умирают. Она найдет его и выходит… если его не нашли ищейки БНД…

Анна миновала то место, где несколько часов назад их безжалостно протаранил джип Берга. Тогда Сергей был с ней рядом. И им обоим совершенно не было страшно. Теперь же она боялась, что не найдет его.

Она проехала мимо моста, даже не притормозив. Мост хорошо просматривался, и за ним могли оставить наблюдение. Хотя, конечно, БНД вполне могло себе позволить оставить охрану вокруг всего озера и на всю ночь.

Анна остановила машину далеко от моста на другом берегу озера. Была глубокая ночь. Люди БНД по всей видимости уехали. По крайней мере вокруг было пусто. Только прошумела одинокая легковушка по мосту, сверкнув фарами, как глазами.

Включив фонарик, Анна спустилась к воде и пошла вдоль берега по камышам, утопая ногами в вязком илистом грунте. Она точно не знала, где надо искать, да и здесь ли? Возможно, он как-то отсюда ушел или люди Берга его нашли и забрали с собой… Но об этом она запретила себе думать.

Где-то рядом вскрикнула ночная птица. Анна вздрогнула и остановилась. Все это напоминало детский ночной кошмар. Непонятные тихие звуки, переполняющие ночь. Чавканье грязи под ногами ассоциировалось с тучами ужасных пиявок. Будто бы это вовсе не грязь, а сплошное скопище извивающихся склизких телец, которые присосутся к ногам и засосут ее всю внутрь своей кучи… Анну передернуло. Но разве этого она боялась? Нет, она боялась ЕГО не найти. Вот что было действительно страшно. А все остальное — это просто эмоции.

Легкий ночной вздох ветра прошуршал в камышах и замер, прокатившись но гладкой поверхности воды.

— Сережа… — тихо позвала она.

Но ответа не услышала. Только дыхание ночи. Ей хотелось бы сейчас стать собакой, чтобы просто учуять его. Или слепой ночной птицей, которой не надо видеть, чтобы поймать мышь… Или понять, что здесь его нет… Но что-то навязчиво говорило ей, что она его найдет.

Анна развернулась, озираясь по сторонам, и двинулась в обратном направлении. «Ну где же ты, где! — всхлипнула она. — Я же чувствую, ты где-то здесь!»

Вдруг отчетливый стон донесся до нее по воде или по воздуху. Ночь донесла его до нее. Ведь ночь была на его стороне. Анна замерла. Видимо, померещилось. Ей хотелось услышать стон. И она услышала. Вот и все!

Черным пятном впереди показались кусты. В груди больно екнуло. «Он там. Он должен быть там!» Анна бросилась напролом. Упала. Туфля с надломленным каблуком соскочила с ноги и исчезла в вязкой грязи. По плечи увязли руки. Она с трудом поднялась, зашла по пояс в воду и спешно ополоснулась. Потом сняла оставшуюся туфлю, размахнулась и зашвырнула ее на глубину. Раздался негромкий всплеск, и, словно эхо, снова послышался стон. Совсем близко. Из тех самых темных кустов. «Это он!» — зазвенело в голове между висками.

Сергей лежал на спине, неловко изогнувшись. Рука сжимала нож. Луч фонарика скользнул по лицу. Он разомкнул веки и зажмурился, увидев только ослепительный глаз фонаря.

— Сережа… Сереженька… — Анна упала рядом с ним на колени, засмеялась и заплакала одновременно. Она собака. И ночная сова.

— Анька… — прошептал он пересохшими губами и обнял ее той рукой, в которой держал нож. Наконец-то он ее обнял.

— Я знала, я знала, что найду тебя, — шептала Анна, вытирая его перепачканное лицо. — Вставай… Ты можешь подняться? Я помогу…

Он попытался встать и застонал, схватившись за бок. В глазах побежали черно-красные круги, закручивающиеся в мишень.

— Лена… — выдохнул Сергей, теряя сознание. Запас его прочности оказался не бесконечен.

В следующий раз он очнулся в машине. Ему было невообразимо тепло. И сухо. За последние несколько часов, проведенных в воде, в мокрой одежде, он потерял ощущение сухости и тепла. Он лежал на заднем сиденье совсем голый, под одеялом. Завязанная рана на боку ныла. Тугая повязка мешала дышать. Но все равно ему было хорошо. Впервые за долгое время он не отвечал за себя. Его нашли, его раздели, согрели… Перетащили в машину… И все это сделала Анна.

— Ань… — простонал он.

— Ну ты как там?.. Очнулся?.. Живой?.. — отозвалась она.

— Еле живой… — промурлыкал Сергей, поймав в зеркале заднего вида ее счастливые глаза. — Ты спасла мне жизнь. Ты это понимаешь?

— Еще бы! — Анна усмехнулась. — Наверное, у нас скоро войдет в привычку спасать друг другу жизнь. Ты тоже сегодня для меня кое-что сделал.

— Да ладно, Ань… Давай, останови машину… Иди ко мне…

— Ну конечно! Сейчас как раз самое время! И место… Да и ты любовник хоть куда… вырубишься в самый интересный момент. — Она засмеялась. — Но это не значит, что я не хочу! — добавила она на всякий случай.

Вечер плавно перетек в ночь. Шевцов дремал, откинувшись в кресле. Виктор молчал, уставившись в стол. Пустая бутылка из-под коньяка стояла под столом.

В кабинет без стука вошел Ставрогин и бросил на стол пачку газет.

— А… это ты, Илья?.. — проснулся генерал. — Ну, что у тебя?

— Да вот… — Ставрогин ткнул пальцем в газеты.

Шевцов потянулся, сдержав губами зевок, и наскоро просмотрел пахнущие свежей типографской краской листы. Сплошь фотографии Квятковского, крупные, кричащие о разоблачениях заголовки.

— Н-да-а… — снова потянулся Шевцов.

— В конце концов это уже не наше дело, — пожал плечами Ставрогин. — Пусть Квятковским теперь следователи занимаются.

— Хорошо, — генерал кивнул. — Свяжитесь с прокурором…

На столе неожиданно громко зазвонил телефон. Все трое переглянулись. Неужели это тот самый звонок?..

— Слушаю, — ответил Шевцов, плотно прижав трубку к уху.

— Он жив! — коротко прозвучал радостный голос Анны.

— Я понял. Ждите инструкций, — сдержанно кивнул генерал, опуская трубку на рычаг. В кабинете зависла тишина.

Ставрогин и Виктор в нетерпеливом ожидании уставились на него. Генерал молчал, испытующе глядя на них. Наворачивалась тяжелая пауза, медленно заполняя пространство. В кабинете стало нечем дышать.

— Ну что?.. — не выдержал Виктор, непроизвольно утерев со лба испарину.

Ставрогин стоял молча, буравя Шевцова недоверчивым взглядом.

Генерал встал, прошелся по кабинету, остановился у двери и произнес безэмоциональным казенным голосом:

— Товарищи. Мне только что сообщили… Чумаков мертв.

Лена неожиданно проснулась. Часы пробили два часа ночи. Вообще-то она привыкла к частым задержкам и командировкам мужа. Вот и сегодня еще днем он позвонил и предупредил, что, возможно, придет очень поздно. Или не придет вообще. Возникло срочное неотложное дело.

Что же теперь? Такая у него работа. В конце концов он получал за эту работу хорошие деньги. И мужем он был хорошим. «Интересно, а каким мужем был бы Сергей?» — подумала Лена. И ей сделалось грустно. Забыть его она так и не смогла. Каждый день маленький Сережа смотрел на нее его глазами, заставляя вновь и вновь вспоминать то счастливое короткое время, что они с Сергеем провели вместе, его странные исчезновения, непонятную смерть. Почему-то она никогда не верила до конца в его смерть. Возможно, потому, что она не видела его мертвым… Но могила… Могила существовала не на словах. А наяву.

Иногда, особенно первые месяцы, Лене мучительно хотелось ее разрыть, открыть гроб и посмотреть, он ли там… и вообще, есть ли кто-нибудь там?.. Порой ей казалось, что она слышит его голос, будто он ее тихо зовет… Вот и сегодня она проснулась от того, что он откуда-то издалека позвал ее: «…Лена…» А может, она это придумала, потому что ей очень этого хотелось? А может, он ее с того света позвал?.. Лена поежилась. «Слава Богу, что я проснулась, когда он позвал, иначе пошла бы… Куда угодно пошла бы за ним, а хоть и на тот свет. Потому что… я его люблю. Я люблю Сергея!.. А это нехорошая примета — пойти во сне за покойником, когда он зовет».

Лене представилось нечто туманное, принявшее вдруг облик Сергея, и себя, спящую. Глаза закрыты, но она все равно видит. Сергей протягивает к ней руку, и призрачная ее часть отделяется от нее и летит к нему. Они сплетаются вместе и растворяются в густой туманной мгле. А то, что от нее осталось, опустошенная телесная оболочка, — лежит на постели. Рядом с Виктором…

Конечно, Виктора она тоже по-своему полюбила, правда, не сразу. Замуж она выходила не по любви. Хотя и не по расчету. Просто Виктор застал ее врасплох. И его предложение руки и сердца оказалось как раз кстати.

А Виктор был очень внимателен, тактичен и деликатен. Он был нежен, терпелив и добр. Его понимание было безгранично. Но он ведь тоже потерял друга. «Скорее всего нас сблизила наша с Сергеем любовь и его с ним дружба. Ничего в этом странного нет. Наверное, так часто случается в таких ситуациях. Общее горе сводит людей. Вот мы и сошлись… И ничего больше… По крайней мере, с моей стороны это именно так».

Надежный положительный Виктор обеспечил ей покой и достаток. А что еще надо женщине? К тому же он ее очень любил. Ее и ее сына. Он полюбил ее сразу, как только увидел. С первого взгляда. Он пылинки с нее сдувал, предугадывал любые ее желания, потакал всем ее капризам. А она пользовалась его любовью и любила другого. «Я просто стерва, но я же не обижаю его. Я стараюсь быть ему хорошей женой. Ничего другого я ему и не обещала». Тяжкие угрызения совести по этому поводу Лену не мучили. Она давно уже считала себя бессовестной. И менять свои убеждения не собиралась. Она никому себя не навязывала насильно.

Так всегда и бывает, когда одни любят, а другие позволяют себя любить. К тому же если тот, кто любит, вполне приятен и удачлив. А Виктор как раз такой. Но вот в последнее время у него начались какие-то непонятные приступы ревности к давно погибшему другу С чего бы это?., да были ли они друзьями?.. А если нет, тогда что? Что их связывало? А может быть, связывает и теперь?..

Во входной двери повернулся ключ. «А вот и он», — равнодушно отметила Лена и посмотрела на часы. Почти три часа ночи. Она лениво вылезла из постели, зябко накинув на голые плечи халат. В прихожей раздался грохот. «Ну вот. Так я и знала. Уронил Сережкины лыжи».

— Ты что расшумелся? Ребенка разбудишь. — Лена зевнула. — Э, да ты выпил? У вас там праздник какой-то? Чей-нибудь день рождения?

— Извини… — пробормотал Виктор, прислонившись к стене. — Наоборот…

— Витя, что случилось? — заволновалась она. — На тебе нет лица.

— Иди ко мне, Лена… — Он протянул к ней руки. — Нет, пойдем на кухню. Здесь не могу.

Он, пошатываясь, прошел по коридору, сбросив куртку на пол. Лена послушно шла за ним, предчувствуя недоброе. Словно от накатившего вдруг холода она еще плотнее закуталась в халат.

— Иди сюда, — глухо позвал он, не оборачиваясь, — иди скорее.

— Иду… — растерянно прошептала она, будто потеряв голос.

В кухне он усадил ее в кресло и плотно прикрыл дверь.

— Лен, я больше не могу так… Я должен тебе все рассказать…

— Витя? Что?.. — Ее глаза наполнились тревогой и потемнели. Она никогда не видела его таким подавленным. Сердитым — видела. Ревнующим — видела. Даже злым. Правда, не на нее. Но таким…

Словно зомби, отдаленно помнящий что-то из прежней жизни, он разыскал среди бутылок в небольшом кухонном баре коньяк. Достал стакан с полки и остановился к ней понурой спиной.

— Сейчас… — Виктор налил себе коньяку. — Только давай договоримся, сначала я расскажу, а после ты задашь вопросы. Договорились?.. И… спокойно. Хорошо? Никаких истерик я сейчас не выдержу. Даже твоих. Уж извини. Так что, пожалуйста, держи себя в руках. Ладно?

— Ладно. — Лена послушно кивнула.

Виктор хлебнул коньяку и поставил стакан на стол. Виктору было очень трудно начать. Она смотрела на него так доверчиво, а ведь он обманывал ее все эти годы. Она даже не предполагала, о чем он хотел ей сказать. Наверняка она будет сходить с ума от ужаса. А после бросит его. Она досталась ему случайно, случайно стала его женой, а не Сергея. Теперь он намеренно, своими руками собирался разрушить ее жизнь. Но разве она к этому готова? Она, как тепличное растение, не приспособлена к тяжелым переживаниям. Именно поэтому она стала его женой.

Виктор сделал еще глоток коньяку и наконец решился.

— Во-первых, я тебе никогда не говорил… Я работаю в одной нашей спецслужбе. Короче говоря, во внешней разведке. Во-вторых, Сергей там тоже… работал. И в-третьих… Сергей погиб сегодня. Все это время он был жив. Теперь все. Спрашивай.

Она смотрела на него расширенными от ужаса глазами и не могла вымолвить ни слова. На ее лице одновременно отразились обида, непонимание и боль. Как слепая, она потянулась неверной рукой за стаканом и выпила залпом оставшийся коньяк. Виктор ждал взрыва. Но все было тихо. Жутко тихо.

— Я так и знала, что он жив… — отрешенно проговорила она.

— Нет, Лена, он умер, — с мукой в голосе прошептал Виктор, опустившись перед ней на пол.

— Разве?.. — как-то странно спросила она, сузив глаза. — И сколько раз еще ты будешь ко мне приходить с этой вестью?..

— Но… теперь он действительно умер.

— Неужели? — Ее голос становился резким. — И ты думаешь, что теперь я тебе поверю?

— Но Лена… это правда… — Виктор беспомощно оглянулся на бутылку коньяка, потом обнял ее ноги и уткнулся лицом в колени.

— Я всегда знала, что он жив. Знала, и все. Я это чувствовала. Хотя уверяла себя в обратном… но его могила… и все остальное… А как же я?.. А ты?.. Как ты на это пошел?

— Это было его решение. — Он больно сжал ее ноги руками. Его плечи вздрогнули. Врать было легче, чем выдавать правду. Но ведь это было решение Сергея…

— Конечно, его. Я бы на такое никогда не решилась.

Она отстранилась и встала. В ней появилось что-то холодное и чужое.

— Лен, ты куда? — Он умоляюще смотрел на нее снизу вверх. — Ты же ничего такого… не сделаешь? Подумай о сыне…

— О чем это ты? — холодно спросила она. — Я хочу выпить.

— Выпить? Да, давай выпьем. Сейчас как раз надо выпить, — забормотал он, поднимаясь с пола. — Лен, мне можно с тобой выпить? Я открою еще бутылку?

— Ладно, Витя. — Она подала ему стакан и посмотрела в глаза таким долгим, пристальным взглядом.

— Не чокаемся, да? Помянем его?

— Ну почему же не чокаясь? На его поминках мы уже погуляли. — Она звонко ударила своим стаканом по стакану Виктора. — И вот что… Все остается по-прежнему. Ничего нового не случилось. Все. Теперь иди спать. Мне надо побыть одной… Иди, Витя.

Она отвернулась и отошла к окну. Виктор понял, истерики не будет. Но почему?.. Такой реакции он никак не ожидал. Получалось, он ее не знал. Пусть не долгие, но все-таки годы совместной жизни она казалась ему совершенно другой. Но может быть, она изменилась… Вот прямо сейчас, на его глазах. Или он уже слишком пьян, чтобы делать правильную оценку? Или она вовсе не любила Сергея, и вполне счастлива с ним, с Виктором?

Лена осталась одна. Виктор ушел в спальню и, видимо, лег спать. Вот и хорошо. Сейчас она не могла его видеть. Вылив себе остатки коньяка, она села в кресло.

Ночь сходила на нет. Предутренние часы Лена не любила. За окнами начинало постепенно сереть. Серая улица. Серое небо. Серый свет проникал в кухню сквозь шторы, затекая в серые глаза Лены. Они были печальны и сухи. Почему-то вспомнилось, как плакала мама, когда умер отец. А самого отца она почти не помнила. Зато помнила все, что касалось Сергея. Каждую черточку на его теле, любую интонацию его голоса, его улыбки, его глаза… его губы…

Вот, значит, как… Все это время он был жив. И оставить ее — это был его осознанный выбор… А что если он не мог поступить иначе? Ну конечно! Он был вынужден сделать такой выбор…

И он не умер! Если он не умер тогда, то не умер и теперь. «Я никогда больше не поверю в его смерть! — Лена стукнула кулаком по подлокотнику кресла. — Однажды он вернется ко мне. А я буду ждать. И если ему надо, чтобы я все это время жила с Виктором, значит, пусть так и будет!.. Я люблю его. И я его дождусь. Он вернется однажды». Лена одним глотком допила коньяк и улыбнулась.

Она не заметила, когда совсем рассвело. Но теперь утро даже обрадовало ее. У нее будто бы началась новая жизнь. И несмотря на бессонную ночь и выпитый коньяк, она ощущала бодрость и даже необыкновенный подъем.

Шлепая по полу босыми ножками, в кухню вошел маленький Сережа. Пижамка из сизой фланельки с зайчиками и кружочками, на головке взбитый подушкой колтун. Заспанная родная мордашка. Вылитый папа. Лена улыбнулась и обняла малыша.

Они быстро собрались и вышли на улицу. Видеть мужа Лена не хотела. К счастью, он еще спал. Но это вовсе не означало, что она не хочет видеть его никогда. Просто ей не хотелось застать его врасплох, помятого, неумытого, виноватого… пытающегося объясниться…

О том, чтобы самой сесть за руль, не могло быть и речи. Постояв немного рядом со своей новой машиной, подаренной недавно Виктором, она достала телефон и вызвала такси.

В десять утра они уже были в Мытищах, в семейном загородном доме. Тетя встретила их удивленно и радостно. Надо же, Леночка приехала. А накануне не позвонила… Уж не случилось ли чего? С Витюшей все в порядке? А сваты здоровы?..

Хорошо еще остальных не было дома. Убедить так запросто дядю и мать в том, что все в порядке, ей бы не удалось. Но разве что-то случилось?.. А то, что действительно с ней произошло, она никому не могла бы объяснить.

Оставив сына на попечение тети, Лена пообещала вернуться к обеду и поехала на кладбище.

На могиле, как обычно, было покойно и тихо. Но кладбищенская тишина больше Лену не угнетала. Она зажгла свечку, опустила ее в банку, чтобы не задуло ветром, и присела на скамеечку. Мысли накатили сами собой. Теперь ей многое стало понятно. Странные поступки Сергея, его внезапные исчезновения, ложь… Получается тогда, в Праге, он работал… а она, как дура, устроила скандал. Убежала… Видимо, поэтому он и оставил ее. Она не годилась ему в жены. Избалованная капризная девочка. Вечная дочь. Наверное, у Виктора совершенно другая работа, раз он женился на ней. А его приступы ревности, оказывается, были вполне обоснованы. Он знал, что Сергей жив, и боялся, что он изменит свое решение. Лена могла где-нибудь встретиться с ним случайно. И что было бы тогда? Да ничего. Она ушла бы к нему. А разве он бы ее взял?.. Эта мысль показалась ей неприятной, и она отбросила ее.

«Где ты, Сережа? — прошептала она. — Ведь здесь тебя нет… И если ты все-таки снова умер, то где теперь твоя могила?..»

Виктор проснулся поздно и сразу понял, что он в квартире один. Сон как рукой сняло, хотя в первую минуту, когда он еще ничего не помнил, ему казалось, что он проспит целый день. Он тяжело переносил алкоголь и обычно не напивался. Но вчера… «Она ушла от меня, — спросил он вслух, — и забрала сына?..»

Виктору сделалось жутко. Он откинулся на подушки и замер. Он даже не дышал. Его будто парализовало.

Далекий приглушенный телефонный звонок где-то в другом конце квартиры… или по ту сторону жизни, мгновенно вывел его из паралича. «Лена!» — выдохнул Виктор и бросился на кухню. Звонок доносился оттуда.

— Витя?.. Шевцов говорит…

— Здравствуйте, Сергей Анатольевич, — упавшим голосом ответил Виктор. — Извините, я…

— Да ясно все с тобой. Отдыхай, — миролюбиво усмехнулся генерал и повесил трубку.

Растерянный Виктор зачем-то слушал монотонные короткие гудки…

На столе он нашел записку.

— Й-е-с!!! — победно выкрикнул Виктор, сжал правую руку в кулак и резко выбросил вверх.

Через полчаса он уже несся в машине в сторону Мытищ.