Звоните и приезжайте

4. ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ ФЕВРАЛЯ

Говорят, что любовь облагораживает человека. С того дня, как я полюбил, мне все время приходилось кому-ни­будь врать. Я делал это не нарочно. Просто мне задавали вопросы, на которые я не мог отвечать честно.

– Почему ты столько времени уделяешь прическе? И рубашки стал менять чуть ли не каждый день?

– У нас в школе работает санитарная комиссия.

– О чем ты все время думаешь? У тебя отсутствующие глаза. Из-за чего ты вздыхаешь?

– Из-за отметок… У меня появились двойки.

– Их же не было! Откуда они?

– Вот об этом как раз я и думаю.

Но на самом деле я думал о Лиле Тарасовой.

Она пришла к нам из другой школы. Помню, на боль­шой перемене подбежал ко мне Владик Бабкин и таким безразличным-безразличным голосом говорит:

– Да, кстати… Ты новенькую видел?

– Какую новенькую?

– Тут одна… ученица. Рядом с тобой есть свободное место. Если она захочет на него сесть, ты скажи, что оно уже занято. Ладно? И пошли ее ко мне. Я тоже один сижу… Ладно?

– А зачем это?

– Я не могу объяснить… Но поверь – это важно! Минут через пять новенькая подошла ко мне и сказала:

– Здесь свободное место?

Я посмотрел на нее – и на миг потерял сознание. По крайней мере, я совершенно забыл о Владике и о его про­сьбе.

– Можно, я сяду? – спросила она.

– Можно, – прошептал я. И на том же уроке схватил первую двойку. Я схватил ее потому, что очень хотел по­лучить пятерку. Получить на глазах у Лили Тарасовой!

С тех пор я все время хотел, чтобы у нее на глазах со мной произошло что-нибудь необычайное или просто хо­рошее. Одним словом, хотел, как говорится, предстать перед ней в выгодном свете.

Но наконец я понял, что в таком свете я могу предстать перед ней только на катке. Потому что я хорошо катался! И я пригласил ее на каток.

Я где-то читал, что выдающийся человек всегда имеет «свое лицо».

Лиля ни в чем не была похожа на остальных! Портфель у нее был мягкий, вишневого цвета, с двумя золотыми замочками.

Тетрадки и книжки были обернуты в розовую бумагу с разводами, и не было на них ни одной кляксы и вообще ни одного пятнышка. Самописка была, как говорится, ми­ниатюрная, карандаш с оранжевым ластиком на конце, блокнотик изящный, с календарем на обложке. А уж о глазах я и не говорю!

Лиля заглянула в этот самый блокнотик с календарем и сказала:

– Двадцать восьмое февраля – это суббота. Вот и пре­красно! Пойдем на каток в воскресенье – двадцать девя­того.

– А почему так не скоро?

– Чтобы ты успел заслужить это право!

– Какое… право?

– Пойти со мной на каток! – Она взглянула мне прямо в глаза и спросила: – На что ты способен ради меня?

Я ответил:

– На все!

– Вот и прекрасно! Я буду тебя испытывать. Для начала выполни одну мою просьбу.

– Любую! – воскликнул я.

– Я раньше дружила с Валей. А потом мы поссорились. И у меня осталась Валина книжка. Я не хочу сама захо­дить…

– Понимаю! – воскликнул я. – Где живет Валя? Укажи только адрес. Я отнесу книгу, чего бы мне это ни стоило!

– Вот и прекрасно. Валя живет прямо подо мной, на втором этаже…

– А ты, значит, на третьем? – быстро сообразил я.

А еще я сразу сообразил, что увижу дом, в котором живет она, поднимусь по той самой лестнице, по которой каждый день ходит она… Все это имело для меня очень большое значение! Такое большое, что я сначала поднялся на седьмой этаж, потом спустился на третий, постоял не­много возле ее квартиры, вздохнул и спустился еще на эдин этаж…

Дверь мне открыл парень лет тринадцати или четыр­надцати. Я слышал, что внешность для мужчин не имеет большого значения. И все же сразу подумал о том, что парень этот выше меня и гораздо красивее. Мне стало грустно… Но я взял себя в руки и спросил:

– Валя дома? Мне нужно отдать ей книжку.

– Не ей, а ему! – сказал парень. И протянул руку. Так, значит, это с ним она раньше дружила? Мне стало совсем тяжело.

– Ты что, ее паж? – спросил Валя.

Высокие и красивые люди могут задавать любые воп­росы.

Я молча удалился к себе домой…

Я знал, что дома уже обо всем догадались. Бабушка старалась повлиять на меня. Но, как всегда, необычно, по-своему.

– А сын моей соседки, который учится в седьмом клас­се, решил сначала закончить школу, потом институт, потом прочно встать на ноги и только после этого думать обо всем остальном! – сообщила бабушка.

Отсюда я должен был сделать, вывод, что и мне нужно пригласить Лилю Тарасову на каток после окончания ин­ститута.

Маме бабушка в тот вечер сказала:

– Когда тебе в пятом классе понравился Сережа По­тапов… это, я помню, помогло тебе стать отличницей. Это вдохновило тебя!

Я понял, что и мне не мешало бы стать круглым отлич­ником.

На следующий день я получил по физике тройку с ми­нусом.

– Не узнаю тебя! – сказала физичка.

Я и сам себя с трудом узнавал!

Мне нужно было с кем-нибудь посоветоваться. Я вспомнил о студенте-геологе Юре, который жил в соседнем подъезде. Его родители тоже были геологами и часто уез­жали в командировку. Однажды, когда они уехали, Юра заболел чем-то серьезным.

Я, конечно, мог заразиться. Но, пренебрегая опаснос­тью и возражениями бабушки, ухаживал за Юрой, бегал за лекарствами и даже один раз поставил ему горчичники.

– Если у тебя в жизни возникнет какая-нибудь труд­ность, приходи ко мне, – сказал Юра.

Я пришел и все ему рассказал. Он рассмеялся.

– Ну, брат, это не трудность! Ты в шестом классе? Помню, помню… Случалось! Но все это несерьезно. Ты же рисковал ради меня. И я хочу ответить тебе тем же самым! А тут и помогать нечего. Все само рассосется, рассеется. Как дым, как утренний туман…

Примерно через неделю Лиля сказала мне:

– Не хочешь ли подежурить в моем подъезде?

– Хочу! А что это значит?..

– Ну вдруг мне в чем-нибудь понадобится твоя по­мощь? А ты рядом, в подъезде…

– Я готов стоять там круглые сутки!

– Зачем же так много? Часа полтора или два в день. И хватит!

Она продолжала меня испытывать.

– Не бойся. Тебе там не будет скучно, – сказала Лиля. – Вместе с тобой будет дежурить и Владик Бабкин!

Значит, и он тоже проходил испытания.

Мы с Владиком стали дежурить. Лиля спускалась сверху, и мы сопровождали ее в магазин или на рынок. Мы шли сзади и несли сумки. Она проходила через двор, где Валя со второго этажа как раз в это время играл в хоккей.

Он останавливался, махал клюшкой и обязательно как-нибудь нас с Владиком называл. То «почетным эскортом», то «музыкальным сопровождением», то «прилипалами»…

Встречая нас в подъезде, он каждый раз спрашивал:

– Ну что? Заступили?..

Я все терпел. Я ждал двадцать девятое февраля!…

Один лектор, которого я слышал в парке культуры и отдыха, говорил, что если мальчишка моего возраста влю­бится, то обязательно таскает за косы девочку, в которую он влюблен, или даже бьет ее.

Мне вовсе не хотелось таскать Лилю Тарасову за косы. Тем более, что кос у нее вообще не было. Мне очень хо­телось пойти с ней на каток. И я ждал…

Однажды, спустившись сверху, Лиля сказала:

– А не кажется ли вам, что здесь, в подъезде, должен остаться кто-то один?

– Кто?! – спросил я.

– Вы должны решить это в честном бою. Как мужчины!

Владик подошел и стукнул меня по носу…

В один миг Лиля взлетела на второй этаж и закричала:

– Валя! Разними их! Они же убьют друг друга!

Валя неторопливо спустился, увидел мой нос и сказал:

– Ну вот, Лиля, из-за тебя уже пролилась кровь!

Он посмотрел на нее не то с уважением, не то даже как-то еще серьезнее…

Мой платок был в крови. Но я не замечал ни крови, ни боли, потому что все это произошло в субботу, двадцать восьмого февраля.

Вечером я позвонил Лиле Тарасовой и сказал:

– Сегодня двадцать восьмое! Значит, завтра двадцать девятое… Мы с тобой идем на каток!

– Ты ошибся, – ответила Лиля. – Завтра первое марта!

Я забыл… Я совсем забыл, что год этот не високосный и что нет в этом году двадцать девятого февраля.

– Я тоже забыла, – сказала Лиля. И рассмеялась.

– Ну и что же?.. Но ведь завтра все равно воскресе­нье! – сказал я. – Двадцать девятое февраля или первое марта – какая же разница?

– Очень большая! – сказала Лиля. – Первое марта у меня уже занято. Я обещала пойти на каток…

– Кому? – перебил я.

В ответ она опять рассмеялась. А я, к сожалению, не смог ей ответить тем же.

На следующий день утром я спрятался за углом Лили-ного дома и стал наблюдать.

Было холодно. Но мне было жарко…

Она вышла на улицу вместе с Валей, который жил на втором этаже.

Я так и думал! Он держал в руках две пары коньков – ее и свои. И смотрел на нее так же, как и вчера: не то с уважением, не то как-то иначе… А она улыбалась.

В ту минуту я понял, что любить нужно только того человека, который достоин любви!

Я понял это очень ясно и твердо… Но мне от этого было ничуть не легче.

Я пришел к студенту-геологу Юре и сказал:

– Ты просил, чтобы я… когда будет очень и очень тру­дно…

– Все то же самое?

–Да…

– Перестань! Это даже смешно. В твоем возрасте? Не­серьезно!

Но это было серьезно. Так серьезно, что на следующий день я опять схватил двойку. И не потому, что не выучил урока, а потому, что ни о чем другом не мог думать. Одним словом, плохо соображал…