Глава десятая Рассказ девы

Мендель вел машину замечательно, даже немного педантично, что Смайли находил забавным. Как обычно, на дороге в Вэйнбридж было интенсивное движение. Мендель ненавидел автомобилистов. Дайте человеку машину – и он оставит всякое смирение и весь здравый смысл в гараже. Мендель видал епископов, облаченных в пурпур, едущих со скоростью сто десять километров в час по оживленным кварталам и наводящих ужас на пешеходов.

Ему нравились машина Смайли и та тщательность, с которой он за ней ухаживал: зеркала на крыльях и фары заднего хода блестели. Это была приличная небольшая машина.

Ему нравились обстоятельные люди, которые заканчивали то, что начинали. Он любил профессиональную сознательность и точность. Без заусениц. Как у этого убийцы. Как там о нем сказал Скарр? «Молодой, но холодный. Холодный, как мрамор». Он знал этот взгляд, и Скарр тоже с ним познакомился… Выражение полнейшего равнодушия в глубине глаз молодого убийцы. Это не оскал дикого животного, не кровожадная гримаса сумасшедшего, но взгляд, порожденный испытанной и подтвержденной компетентностью палача. Этот взгляд таил в себе бо́льшую опасность, чем та, которой он подвергался во время войны. Видеть смерть в лицо во время войны – это притупляет чувства. Но убеждение в собственном превосходстве, которым наполняется сердце наемного убийцы, проникает глубже, намного глубже. Мендель уже видел такое: парень, державшийся особняком от банды, бесцветные глаза, ничего не выражавшее лицо, из тех, которыми интересуются женщины и о которых они говорят без улыбки. Точно, тот был очень холодным, как мрамор.

Смерть Скарра взволновала Менделя. Он заставил Смайли пообещать, что тот, выйдя из больницы, не вернется на Байсуотер-стрит. Впрочем, была небольшая надежда, что «они» считают его мертвым. Убийство Скарра явно доказывало: преступник все еще в Англии и все еще занимается уничтожением тех, кто мог бы его выдать. «Когда я смогу встать, – говорил Смайли накануне, – надо будет заставить его вылезти из норы. Мы приманим его сыром». Мендель знал, что это за сыр: Смайли. Но если они узнали истинные мотивы, то будет и другая приманка: жена Феннана. Конечно, с горечью думал Мендель, то, что она еще не убита, не говорит в ее пользу. Ему стало стыдно за себя, и он начал думать о другом: снова о Смайли.

Чудак этот Смайли. Он напоминал Менделю толстого паренька, с которым он играл в футбол в школе, неспособного бегать, попасть по мячу, близорукого, как крот, но игравшего как одержимый до тех пор, пока его майка не превращалась в лохмотья. А на тренировках по боксу он неуклюже передвигался по рингу, открыв лицо и беспорядочно размахивая руками, и к концу раунда его избивали до полусмерти.

Мендель остановил машину возле придорожного кафе, чтобы выпить кофе, затем поехал в Вэйбридж. Вэйбриджский театр был расположен на улице с односторонним движением, идущей от Хаф-стрит, следовательно, припарковать машину там не представлялось возможным. В конце концов он оставил ее невдалеке от вокзала и вернулся в город пешком.

Центральный вход в театр был закрыт на замок. Мендель обогнул здание, пройдя через кирпичную арку. Выкрашенная в зеленый цвет дверь с решеткой и написанными вверху мелом словами «Служебный вход» была приоткрыта. Звонка не было. Из темно-зеленого коридора доносился слабый аромат кофе. Мендель вошел и спустился в проход, в конце которого он обнаружил каменные ступени, снабженные железными перилами и ведущие к другой зеленой двери. Запах кофе усилился, и он услышал голоса.

– О черт! Послушай, дорогой, нам на это наплевать! Если городским театралам три месяца подряд не надоедает смотреть Бэрри, то пусть смотрят. Пусть это будет Бэрри или «Кукушка в гнезде», но Бэрри, правда, я ценю чуть больше.

Эти слова были произнесены женщиной средних лет. Мужской голос едко отвечал:

– Людо вполне может сыграть Питера Пэна, не так ли, Людо?

– Ах ты негодяй! – вмешался еще один мужской голос.

В это время Мендель открыл дверь.

Он оказался за кулисами. Слева от него с дюжину корзинок было поднято на деревянное панно. Нелепый стул в стиле рококо, весь в позолоте и завитушках, стоял рядом для суфлера или режиссера. В середине сцены двое мужчин и одна женщина, сидя на бочонках, курили и пили кофе. Декорация изображала корабельный мостик с оснасткой. Мачты и веревочные лестницы занимали середину подмостков; большая пушка из картона угрюмо взирала на полотно с изображением моря и неба.

Появление Менделя резко оборвало разговор. Кто-то пробормотал:

– Господи, вот и дух пиршества!

И все трое, фыркнув, посмотрели на вошедшего. Женщина первой нарушила молчание:

– Вы кого-нибудь ищете, приятель?

– Извините за беспокойство, я хотел бы с вами поговорить по поводу абонемента. Я хочу стать членом клуба.

– Да-да, конечно. Как это мило с вашей стороны! – сказала она, поднимаясь и приближаясь к нему. – Это действительно очень любезно.

Двумя руками она пожала его левую руку, затем отступила и сделала характерный жест владелицы замка – Леди Макбет, встречающая Дункана. Склонив голову набок, она по-детски улыбнулась, снова взяла его за руку и через сцену провела к противоположным кулисам. Одна из дверей вела в крошечный кабинет, оклеенный старыми программами и афишами, заставленный баночками с кремом, париками и броскими костюмами моряков.

– Вы смотрели нашу пантомиму в этом году? «Остров сокровищ». Успех чрезвычайно ободряющий. И, говоря официально, успех гораздо более весомый, чем все эти затертые бабушкины сказки. Вы не находите?

– Да, может быть, – пробормотал Мендель, не имея ни малейшего представления о том, что она хотела сказать.

Его взгляд упал на кучу счетов, аккуратно сложенных и скрепленных зажимом. Верхний предназначался миссис Людо Ориель и был четырехмесячной давности.

Миссис Ориель пронзительно смотрела на него сквозь очки. Она была маленькая, темноволосая, с морщинистой шеей и сильно накрашенным лицом. Толстым слоем крема она безуспешно пыталась скрыть морщины у глаз. Она была в брюках и вязаной кофте с пятнами от краски. Она непрерывно курила. У нее был громадный рот, и поскольку она держала сигарету посредине губ, то они образовывали преувеличенную выпуклую кривую, которая искажала нижнюю часть лица и придавала ему неуживчивое и нетерпеливое выражение.

Мендель подумал, что она, без сомнения, окажется хитрой и упрямой. К счастью, она не может оплатить счета, и это облегчит дело.

– Вы действительно хотите стать членом клуба?

– Нет.

Она пришла в ярость.

– Если вы один из этих чертовых поставщиков, можете убираться. Я сказала, что заплачу, и сделаю это, но не докучайте мне. Если вы внушите людям, что я погибла, конечно, я погибну. Но потеряете вы, а не я.

– Я не кредитор, миссис Ориель. Я пришел, чтобы предложить вам деньги.

Она ждала.

– Я занимаюсь разводами. Есть один богатый клиент. Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Мы компенсируем ваше потерянное время.

– Черт побери, – вздохнула она облегченно. – Почему же вы сразу не сказали?

Они рассмеялись. Мендель отсчитал пять банкнот по фунту и положил их на стопку счетов.

– Каким образом составляется список членов вашего клуба? Какие у них льготы?

– Ну, мы подаем кофе каждое утро в одиннадцать часов. Члены клуба могут общаться с актерами между репетициями, с одиннадцати ноль-ноль до одиннадцати сорока пяти. Разумеется, они оплачивают угощение. Но войти могут только члены клуба.

– Я понимаю.

– Возможно, вас это интересует: утром у нас бывают только гомосексуалисты и нимфоманки.

– Возможно. Дальше.

– Раз в две недели меняется представление. Члены клуба могут заказать места на определенный день: на вторую среду каждой серии представлений, к примеру. Мы постоянно меняем репертуар в первый и третий понедельник каждого месяца. Представление начинается в девятнадцать тридцать; места членам клуба бронируются до девятнадцати тридцати. У кассира есть схема мест, и по мере того, как они распродаются, она отмечает их крестиками. Места, забронированные для членов клуба, отмечены красным и не продаются до последней минуты.

– Понятно. Следовательно, если кто-нибудь из ваших приверженцев не занимает свое постоянное место, то оно зачеркивается в плане.

– Только в том случае, если оно куплено кем-то другим.

– Конечно.

– В первую неделю нам очень редко удается собрать полный зал. Мы пытаемся ставить по спектаклю в неделю, но не очень-то легко найти… э-э… возможности. Честно говоря, у нас нет средств продолжать представление в течение двух недель.

– Да-да, я понимаю. Вы сохраняете старые планы?

– Иногда, для бухгалтерии.

– А у вас есть план на вторник, третьего января?

Она открыла шкаф и достала оттуда кипу отпечатанных планов.

– Это, разумеется, относится к четвертой неделе нашей пантомимы. Традиция…

– Да-да.

– Но кто вас так интересует? – спросила миссис Ориель, кладя папку с бумагами на стол.

– Невысокая блондинка сорока двух или сорока трех лет. Ее зовут Эльза Феннан.

Миссис Ориель открыла папку. Мендель нахально заглянул ей через плечо.

Фамилии членов клуба были старательно выписаны в левой колонке; красная черта с левой стороны страницы означала, что член клуба оплатил взнос. С правой стороны были отмечены места, забронированные на год. Постоянных членов клуба было около сорока.

– Имя мне ничего не говорит. Где она живет?

– Без понятия.

– Ах да, вот… Мэридэйл Лэйн, Уоллистон. Мэридэйл! Подождите! Посмотрим… Боковое место в заднем ряду. Странный выбор, вы не находите? Место НР-2. Но бог его знает, сидела ли она на нем третьего января. Я не уверена, что мы сохранили план, хотя я никогда ничего не выбрасываю. Иногда вещи исчезают сами по себе, а? (Она посмотрела на него украдкой, мысленно спрашивая себя, заработала ли уже свои пять фунтов.) Погодите, сейчас спросим у Девы. (Она встала и пошла к двери.) Феннан… Феннан… Секунду. Да, это мне что-то напоминает. Но что? Ах, Господи, конечно… Папка для нот! (Она открыла дверь.) А где Дева? – спросила она у кого-то на сцене.

– Черт ее знает…

– Как это мило! – произнесла миссис Ориель, закрывая дверь. Она повернулась к Менделю. – Дева – наша светлая надежда. Маленькая английская роза. Дочь местного адвоката, помешанная на театре. Мы ее ненавидим. Время от времени мы даем ей роль только из-за того, что отец платит неплохие деньги за ее обучение. Иногда, когда у нас аншлаг, она помогает гардеробщице, миссис Торр. Когда все спокойно, миссис Торр сама со всем справляется, а Дева горемычно бродит за кулисами в надежде, что ей представится случай заменить главную героиню. (Она помолчала.) Да, Феннан – это мне говорит кое о чем. Где же эта дура?

Она исчезла и спустя две минуты вернулась вместе с крупной, довольно симпатичной девушкой со светлыми растрепанными волосами и розовыми щечками; что-то типа чемпионки по теннису или по плаванию.

– Знакомьтесь: Элизабет Пиджен. Быть может, она вам поможет. Дорогая, мы хотели бы узнать о некоей миссис Феннан, члене нашего клуба. Вы ничего нам не расскажете по этому поводу?

– О, конечно, Людо.

Она, должно быть, убеждена, что все ее находят милой. Одарив Менделя бесцветной улыбкой, она склонила голову набок и сцепила пальцы. Мендель устремил на нее взгляд.

– Вы ее знаете? – спросила миссис Ориель.

– В последний раз она ужасно рассердилась из-за соседнего места. Оно забронировано для члена клуба, понимаете, но было уже страшно поздно. Сезон пантомимы только начался, и было тысячи желающих, и тогда я отдала место кому-то. Она постоянно говорила, что джентльмен, которому забронировано это место, придет, что он всегда приходит.

– Он пришел?

– Нет. И я отдала место. Должно быть, она была разъярена, так как ушла после первого акта и оставила свою папку.

– А этот человек, который должен был, по ее словам, прийти, он что, ее друг?

Людо Ориелъ красноречиво посмотрела на Менделя.

– Наверняка, ведь это ее муж, не так ли? – сказала Людо.

Мендель с улыбкой взглянул на нее.

– Может быть, вы присядете, Элизабет? – предложил он.

– Ах, благодарю вас! – ответила Дева, садясь на краешек старого позолоченного стула, точно такого же, как стул суфлера. Она положила свои большие красные руки на колени, и довольная улыбка мелькнула на ее лице от сознания того, что она находится в центре внимания. Миссис Ориель с ненавистью посмотрела на нее.

– Элизабет, что вас натолкнуло на мысль, что это ее муж? – спросил Мендель, голос которого вдруг стал решительным.

– Ну, я знала, что они приходят раздельно, но так как их места расположены обособленно от мест остальных членов клуба, я подумала, что это муж и жена. И к тому же у него тоже всегда была нотная папка.

– Понятно. Это все, что вы помните о том вечере, Элизабет?

– Я помню еще много чего, конечно, так как мне надоели ее упреки, и к тому же тем же вечером, немного позже, она позвонила. Она представилась и сказала, что ушла раньше и забыла свою папку. Она также потеряла номерок от раздевалки и была вне себя. Мое показалось, что она плакала.

В трубке был слышен еще какой-то голос, и миссис Феннан сказала, что за папкой придет человек, и поинтересовалась, дадут ли ему ее без номерка. Я согласилась, и через полчаса пришел какой-то мужчина. Симпатичный высокий блондин.

– Понятно, – сказал Мендель. – Спасибо, Элизабет, вы мне оказали большую услугу.

– Ну что вы, не за что.

Она встала.

– Да, кстати, – добавил Мендель, – мужчина, который приходил за папкой… Случайно не тот, который обычно сидит возле миссис Феннан?

– Ах да! Черт, извините, я должна была это вам сказать.

– Вы с ним разговаривали?

– Я ему просто сказала: «Вот ваша вещь» или что-то в этом роде.

– Какой у него голос?

– Он говорил с акцентом, как миссис Феннан. Она ведь иностранка? Судя по ее поведению, я поняла, что у нее темперамент иностранки.

Она улыбнулась Менделю и, подождав мгновение, вышла.

– Идиотка! – сказала миссис Ориель в сторону закрытой двери. Потом посмотрела на Менделя. – Итак, я надеюсь, что вы получили информацию на свои пять фунтов?

– Думаю, да, – ответил Мендель.

Загрузка...