Катастрофа на Байконуре

Со дня той страшной трагедии минуло почти 40 лет. Взрыв на старте первой боевой межконтинентальной баллистической ракеты Р-16 унес жизни Главного маршала артиллерии М. И. Неделина и еще около 100 ракетчиков – техников, инженеров, военных, конструкторов, специалистов самого высокого ранга. Уже после случившегося на заседании правительственной комиссии по расследованию причин катастрофы главный конструктор Р-16 Михаил Кузьмич Янгель сказал, что количество жертв и пострадавших оказалось таким большим потому, что с ракетой мы все были на «ты», тогда как с такой сложной техникой необходимо обращаться только на «Вы».

В разгар холодной войны ракете Р-16 отводилась роль ракетно-ядерного щита СССР, поэтому она создавалась в кратчайшие сроки. Но даже самой суровой государственной необходимостью сегодня вряд ли можно оправдать решение о первом пуске ракеты, когда на стартовой позиции в ней были обнаружены серьезные неполадки.

Один из участников подготовки ракеты к пуску, ведущий конструктор по электроиспытаниям Ким Ефремович Хачатурян рассказывает о событиях, которые развернулись на стартовой площадке 23-26 октября 1960 года, и представляет свою версию причин катастрофы.

Кандидат технических наук К. ХАЧАТУРЯН.


Задача номер один – создание ракетно-ядерного щита

24 октября 1995 года в программе новостей первого канала российского телевидения был показан короткий репортаж о годовщине гибели маршала М. И. Неделина. Из комментария к этому сюжету страна узнала, что в действительности произошло 24 октября 1960 года: маршал М. И. Неделин погиб на стартовой площадке космодрома Байконур при подготовке к пуску первой боевой межконтинентальной баллистической ракеты Р-16.

Произошедшая катастрофа тщательно скрывалась. Информационные агентства Советского Союза хранили молчание, а все центральные газеты 26 октября 1960 года опубликовали сообщение о том, что кандидат в члены ЦК КПСС, депутат Верховного Совета Союза ССР, Герой Советского Союза, заместитель министра обороны, Главный маршал артиллерии и главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, один из виднейших военных деятелей, прославленный герой Великой Отечественной войны Митрофан Иванович Неделин погиб при исполнении служебных обязанностей, в результате авиационной катастрофы.

Версия об авиационной катастрофе и истинная информация о происшедшем существовали в СССР независимо друг от друга десятки лет: одна – для народа, другая – для узкого круга посвященных. Это, очевидно, делалось для того, чтобы ни советские люди, ни весь мир не сомневались в ракетно-ядерной мощи Советского Союза.

На самом деле имевшиеся у нас на вооружении в конце пятидесятых годов ракеты Р-5, Р-12 и Р-7А не могли обеспечить надежную безопасность: территория США была для них недосягаемой. А дислоцированные в Европе на территории Великобритании, Италии и Турции американские ракеты держали под прицелом всю европейскую часть СССР.

Р-5 и Р-12 – это ракеты средней дальности, а межконтинентальная Р-7А конструкции С. П. Королева создавалась для космических целей и как боевая была далека от совершенства. В то время она имела на Байконуре и в Плесецке всего четыре стартовых комплекса. Один из главных недостатков Р-7А – использование в качестве окислителя жидкого кислорода. Заправленную ракету нужно было постоянно подпитывать, поэтому недалеко от пусковой площадки строился завод по производству кислорода, его подвозили к месту старта в цистернах. Это резко снижало боеготовность и скрытность ракеты. Кроме того, из- за ряда конструктивных особенностей форма ее была такова, что постройка защищенных стартов подземного базирования представлялась трудновыполнимой. Тем не менее ракета Р-7А сыграла выдающуюся роль в развитии космических исследований и до сих пор остается единственным носителем для доставки космонавтов на орбиту.

К концу 1950-х годов США поставили на боевое дежурство сорок межконтинентальных баллистических ракет. В противовес американцам нам нужно было в кратчайшие сроки создать и развернуть старты с боевыми межконтинентальными ракетами, которые могли бы с территории СССР поражать стратегические объекты противника. Роль надежного ракетно-ядерного щита Советского Союза отводилась ракете Р-16.

Разработка такого ракетного комплекса в 1957 году была поручена Днепропетровскому ОКБ-586 (позже, в 1966 году, его переименовали в КБ «Южное»), которым руководил Михаил Кузьмич Янгель. К тому времени здесь уже были разработаны две боевые одноступенчатые баллистические ракеты средней дальности Р-12 и Р-14 на высококипящих компонентах топлива. Первую межконтинентальную баллистическую ракету Р-16 (в открытой документации ей присвоили индекс 8К-64, а на Западе она известна как СС-7) коллектив ОКБ спроектировал в рекордно сжатые сроки. Уже в ноябре того же года Главный конструктор подписал эскизный проект.

Идеи, переложенные на язык чертежей, нужно было материализовать в реальные конструкции. Начался трудный этап создания ракеты, в узлы и агрегаты которой было заложено много новых конструкторских решений. В этой работе участвовали конструкторы и производственники многих коллективов. С затратами не считались. Были преодолены все преграды, организовано производство, обеспечены поставки комплектующих, собраны первые изделия.


Первый главком Ракетных войск стратегического назначения, Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин (1902- 1960 ).


Главный конструктор ракетно-космических систем, академик АН России и Украины Михаил Кузьмич Янгель (1911-1971).


Начало испытаний

В сентябре 1960 года из ворот Южного машиностроительного завода вышел железнодорожный состав с секретным грузом. Он отправился из Днепропетровска на полигон в районе железнодорожной станции Тюра-Там в Казахстане, к тому времени уже известный всему миру как космодром Байконур. В специальных вагонах – первая межконтинентальная двухступенчатая баллистическая ракета – изделие 8К-64 № ЛД1-ЗТ. 26 сентября состав прибыл на сорок вторую площадку полигона, где размещались Второе испытательное управление и техническая позиция.

Председателем Государственной комиссии по испытаниям был назначен Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин, техническим руководителем испытаний стал Главный конструктор комплекса Михаил Кузьмич Янгель. Испытания ракеты в монтажно-испытательном комплексе (МИКе) начались в конце сентября и продолжались до 20 октября 1960 года. Они шли трудно, с длительными задержками. Приходилось выяснять причины отклонений параметров приборов и систем от требований технической документации, дорабатывать и заменять отказавшие приборы. После этих операций по инструкции полагалось вновь повторять комплексные испытания, поэтому их проводили многократно, и столько же раз приходилось просматривать и анализировать километры бумажных лент с результатами телеметрических измерений. Испытатели работали днем и ночью, как говорится, в режиме ненормированного рабочего времени. С утра до позднего вечера военные и специалисты из НИИ и ОКБ проводили испытания, а ночью под контролем военпредов выполняли необходимые доработки заводчане. Руководил испытаниями инженер-подполковник А. С. Матренин.

Перед началом электроиспытаний от главных распределителей системы управления были отстыкованы все штепсельные разъемы, через которые проходили цепи на пиропатроны. Чтобы не вырабатывать ресурс высокоточных гироприборов, испытания проводили с технологической гироплатформой. Ее установили рядом с ракетой на специальный стол, который мог вращаться в трех плоскостях. Платформу подключали к бортовой кабельной сети с помощью кабелей-удлинителей. После окончания испытаний штепсельные разъемы вновь подключали к главным распределителям и с помощью специального пульта проверяли целостность цепей всех пиропатронов ракеты.

В лаборатории гироприборов в это же время испытывали гиростабилизированную платформу. После завершения испытаний платформу устанавливали на борт ракеты и подключали к бортовой сети. Вслед за этим шли заключительные операции: перегрузка первой и второй ступеней на грунтовую тележку, их стыковка и подготовка ракеты к транспортировке.

К концу дня 20 октября все испытания первой летной ракеты Р-16 были завершены. За их ходом с пристальным вниманием следило высшее руководство страны. (Аппарат правительственной связи постоянно давал о себе знать – на полигон звонили Н. С. Хрущев и Л. И. Брежнев.) Москва проявляла нетерпение. Для поддержания ракетно-ядерного паритета боевая межконтинентальная баллистическая ракета была нужна Советскому Союзу как воздух. Кроме всего прочего приближался праздник Октябрьской революции, а к традиционным датам в те времена стремились приурочивать важные достижения. Запуск межконтинентальной баллистической ракеты мог стать большим политическим событием на международной арене.


Подготовка первой ракеты к пуску

Рано утром 21 октября ракету с состыкованными ступенями вывезли из МИКа и доставили на стартовую позицию – 41-ю площадку, расположенную в нескольких километрах от МИКа.

Надо заметить, что ракетный комплекс Р-16 разрабатывался как универсальный: со стационарным наземным незащищенным стартом, с подвижным стартом (мобильный комплекс) и защищенный комплекс с шахтными пусковыми установками.

Для пуска первой летной ракеты был создан экспериментальный стационарный наземный старт. Мобильный комплекс сняли с разработки как неперспективный, а стартовые комплексы в первом и третьем вариантах позже были развернуты в нескольких регионах Советского Союза.

Стартовая позиция представляла собой бетонированную площадку с пусковым столом в центре. Вокруг стола была закрытая сверху металлическими решетками канава-приямок для сбора компонентов топлива, которые могли пролиться в процессе заправки ракеты. Из канавы топливо отводилось по трубопроводу в специальный приемный бак в подземном помещении. Рядом со стартовым столом в специальном автобусе размещался передвижной командный пункт для руководителя работ по подготовке ракеты к пуску. Испытатели назвали его «банкобусом».

В восьми-десяти метрах от площадки находился наклонный спуск в подземное помещение под стартовым столом, где были установлены дизель-генераторы на случай отключения сети электропитания, весы для взвешивания ракеты, различные коммуникации и аппаратура. Метрах в ста от старта стоял одноэтажный служебный корпус, в нем размещались стартовые подразделения воинской части, кабинеты главных конструкторов и конференц-зал. Между служебным корпусом и стартовой площадкой располагался подземный бункер. Это был командный пункт, откуда шли все команды по управлению пуском ракеты. Территорию старта окружал широкий ров, а за ним шло ограждение из колючей проволоки.

Пусковой стол, воспринимавший огромный вес заправленной ракеты, представлял собой массивное кольцо с четырьмя регулируемыми опорами, на которые устанавливались кронштейны ракеты. Кольцо опиралось на четыре колонны, заделанные в мощную плиту, лежащую на бетонном фундаменте. В центре стола располагался конусообразный отражатель для отвода выхлопных газов из камер сгорания двигателя. Стол с ракетой мог поворачиваться вокруг вертикальной оси, эту операцию выполняли при наведении Р-16 в плоскость стрельбы.

Тележку с ракетой подкатывали к пусковому столу и прикрепляли к специальным упорам, вмонтированным в бетонированную площадку. С противоположной стороны к столу подводили установщик и с помощью механизма подъема и тросов ракету устанавливали в вертикальное положение.

Подъем ракеты представлял собой впечатляющее зрелище: тридцатиметровая громадина вместе с пристыкованной к ней на стартовой площадке головной частью и транспортировочной тележкой медленно разворачивалась и поднималась в вертикальное положение, затем зависала в воздухе над пусковым столом и опускалась на его опоры, а выполнившую свою роль тележку убирали со старта. Чтобы ракета не могла опрокинуться при сильных порывах ветра, ее крепили к столу специальными стяжками.

Стартовый комплекс лучше всего смотрелся в лучах заходящего солнца. Среди безжизненного, унылого песка с низкорослым карагачем, ползучими кустами верблюжьей колючки и «воздушными шарами» перекати-поле на пусковом столе, как на постаменте, возвышалась устремленная в темнеющее небо белоснежная ракета. Заметная разница в диаметрах отсеков первой и второй ступеней, соединенных коническим переходником, придавала ей особую красоту. Слегка притупленная головная часть и обтекатели на хвостовом отсеке с рулевыми камерами под ними гармонично вписывались в общий контур и делали конструкцию еще более совершенной.

Вблизи особенно чувствовалась затаенная сила стосорокатонной ракеты. Глядя на нее, маршал М. И. Неделин, не скрывая своего восхищения, не раз восклицал: «Красавица! Хороша и совершенна!»


События 23 октября

С момента установки ракеты на стартовый стол начался отсчет времени предстартовой подготовки. С 21 по 23 октября проводились предусмотренные технической документацией проверки и предполетные операции. 23 октября ракету заправили компонентами топлива и сжатыми газами. Начался заключительный этап подготовки к пуску, который был назначен на 19 часов местного времени того же дня.

Весь день прошел без существенных замечаний. К вечеру подготовка ракеты к старту вступила в решающую стадию. Первый тревожный сигнал поступил в 18 часов 30 минут.

Непредвиденная ситуация возникла во время очередной операции, связанной с прорывом пиромембран в магистралях окислителя и горючего первой ступени.

В то время система подрыва пиромембран была еще не до конца отработана и находилась на стадии внедрения. Она имела один существенный недостаток: срабатывание пиромембран не удавалось объективно проконтролировать. Связано это было с конструкцией пиропатрона. Встроенный в него воспламенитель в момент прохождения электрического тока сгорал, инициируя взрыв, а сама электрическая цепь при этом разрывалась. Разрыв цепи фиксировался на пульте управления как факт срабатывания. Но в действительности довольно часто сгоревшие продукты пиропатрона замыкали подводящие цепи электрической схемы, тогда проверка давала ложную информацию о несрабатывании пиромембраны.



Киностудия Министерства обороны вела киносъемки всех запусков. 24 октября 1960 года дистанционно включенная киноаппаратура документально зафиксировала многие фрагменты. трагедии. (Сфотографировано с экрана телевизора.)


У испытателей не было аппаратуры, которая могла бы однозначно свидетельствовать о срабатывании пиромембран. Поэтому техническое руководство приняло простое решение: контролировать факт открытия топливных магистралей на слух, по характеру звука гидравлического удара в момент прорыва мембран. Выполнить эту операцию было поручено ведущим инженерам по двигательным установкам К. А. Луарсабову и В. А. Кошкину (на следующий день В. А. Кошкин погиб). Они доложили, что отчетливо слышали срабатывание пиромембран сначала по тракту окислителя, а затем и горючего, но, кроме того, через несколько минут после прорыва мембран они услышали срабатывание еще каких-то пиропатронов.

Это сообщение в «банкобусе» восприняли как гром среди ясного неба. Было принято решение об объявлении часовой задержки пуска. Срочно образовали группу из нескольких двигателистов и военпреда, которой было поручено определить нештатно сработавшие пиропатроны на маршевом двигателе первой ступени. С помощью переносных ламп специалисты стали шаг за шагом осматривать все пироэлементы на двигательной установке и вскоре по закопченной поверхности корпуса определили, что кроме пиромембран сработали еще и пиропатроны отсечных клапанов газогенератора одного из трех блоков двигателя.

Вечером 23 октября прошло экстренное заседание Государственной комиссии, на нем решалась дальнейшая судьба первой ракеты Р-16. В заправленном состоянии она могла стоять всего 24 часа (в дальнейшем этот срок был доведен до 30 суток). Такую гарантию давали разработчики резинотехнических изделий (уплотнений, манжет и прокладок). Дальше под воздействием агрессивных компонентов топлива они могли превратиться в труху, а ракета «потечь по всем швам».

С другой стороны, если отменить пуск, ракета будет загублена: придется сливать компоненты топлива, перебирать двигатели, проводить нейтрализацию баков и магистралей, заменять все уплотнения. Сливать компоненты топлива было рискованно, поскольку у испытателей на этот счет не было ни опыта, ни отработанной технической документации. А все остальные операции можно было выполнить только в заводских условиях.

Техническое руководство предложило заменить сработавшие пиропатроны отсечных клапанов прямо на стартовой позиции без слива компонентов топлива. Военные согласились, и Государственная комиссия приняла решение продолжить работу по подготовке ракеты и произвести пуск на следующий день, в понедельник, 24 октября, в 19 часов.

Это решение, на первый взгляд несколько рискованное, на самом деле было технически правильным и в той ситуации наиболее приемлемым: в случае слива топлива на подготовку к пуску второй ракеты, находившейся в МИКе, потребовалось бы в лучшем случае не меньше месяца. А Москва ждала, Москва торопила.

Чтобы продолжить подготовку ракеты к пуску, необходимо было прежде всего выяснить и устранить причину подрыва пиропатронов отсечных клапанов. Анализ электрической схемы показывал, что это могло произойти, если перепутаны провода в главном распределителе системы управления первой ступени – приборе А-120. Его сняли с ракеты, вскрыли и обнаружили, что изоляция проводов одного из жгутов, через которые проходил ток на подрыв пиромембран, была полностью расплавлена и голые провода касались друг друга.

По электрической схеме двигательной установки напряжение поступало на пиропатроны мембран через соответствующие цепи прибора А-120. И пока двигателисты «на слух и запах» устанавливали факт срабатывания пиромембран, сгоревшие продукты пиропатронов замкнули подводящие цепи, произошло короткое замыкание, изоляция проводов расплавилась, и ток пошел по лежащим рядом проводам. В этом и была причина несанкционированного срабатывания пиропатронов.


Катастрофа 24 октября

В этот напряженный и очень ответственный момент роль лидеров и вдохновителей взяли на себя два талантливых конструктора – заместители М. К. Янгеля Лев Абрамович Берлин и Василий Антонович Концевой. К ним стекалась вся информация, они были в центре событий и принимали решения по всем возникавшим по ходу дела вопросам. Наиболее сложные и принципиальные проблемы выносились на обсуждение Государственной комиссии по испытаниям.

С утра 24 октября специалисты занялись устранением дефектов, обнаруженных накануне. Самой сложной и сравнительно опасной была операция замены сработавших пиропатронов на двигательной установке первой ступени. Ее виртуозно провел молодой слесарь- сборщик с помощью обычного паяльника. После этого обстановка на старте заметно разрядилась.

Примерно по часовой готовности к пуску были прорваны разделительные пиромембраны топливных баков второй ступени. Для надежности решили провести операцию не с пульта прорыва пиромембран, а вручную. Поручили ее автору этих заметок.

Перед самым подъемом на площадку обслуживания установщика произошел эпизод, который фактически сохранил мне жизнь. Михаил Кузьмич Янгель остановил меня, подозвал своего заместителя по двигателям И. И. Иванова и сказал: «Послушай его совета». Иван Иванович рассказал мне, что буквально накануне его вылета на полигон на заводе шла подготовка к огневым стендовым испытаниям двигательной установки второй ступени и на пиростартер каким-то образом случайно подали напряжение. Он, естественно, сработал, турбина пошла вразнос и разворотила чуть ли не весь стенд. Слава Богу, компонентов топлива не было, и обошлось без жертв. В конце разговора Иван Иванович предостерег меня: «Я очень Вам советую при подаче напряжения на подрыв пиромембран отключить штепсельный разъем от пиростартера».

Мы так и сделали. Вместе с инженером Е. А. Ерофеевым, которому поручили на слух контролировать заполнение пусковых бачков, и начальником бортового расчета старшим лейтенантом В. А. Мануйленко поднялись по лестнице установщика на верхнюю площадку обслуживания, открыли лючок в отсеке между первой и второй ступенями и приступили к выполнению задания. Пришлось изрядно повозиться, поскольку пиростартер располагался в труднодоступном месте, и, чтобы его отстыковать, Мануйленко, извиваясь как уж, влез в лючок, подсвечивая себе фонариком. Наконец разъем был отстыкован, мембраны прорваны и пусковые бачки заполнены – отчетливо прослушивалось «булькание» жидкости, вытеснявшей воздух. Ерофеев крикнул сверху, что по прорыву мембран замечаний нет, и спустился вниз, а Мануйленко вновь пролез в лючок и пристыковал разъем. Нам оставалось только убедиться в надежности его стыковки, установить на борт задействованную ампульную батарею и подключить ее к бортовой кабельной сети.


Подробности для любознательных.
Конструктивные особенности ракеты Р-16

Чтобы понять, что происходило на старте первой межконтинентальной баллистической ракеты Р-16 с 18 часов 30 минут 23 октября до 18 часов 45 минут 24 октября 1960 года, нужно знать ее конструктивные особенности, в частности, как функционируют система управления и пневмогидравлическая система. Именно с ними были связаны события, приведшие к роковой развязке.

Автономная система управления ракетой Р-16 была для своего времени прогрессивной. В дальнейшем, с применением бортовой цифровой вычислительной машины, возможности анализа параметров бортовых систем необычайно расширились. Сегодня стоящая на боевом дежурстве межконтинентальная баллистическая ракета может в автоматическом режиме стартовать из шахты через считанные секунды после поступления шифрованной команды. А в 1960 году на все операции, предшествовавшие отрыву ракеты от стартового стола, уходили десятки минут.

Предстартовые операции выполнялись по командам руководителя боевого расчета из бункера. Среди них – подача наземного электропитания на все бортовые системы и приборы, прорыв пиромембран в магистралях окислителя и горючего первой и второй ступеней, задействование бортовых ампульных батарей, переключение потребителей электроэнергии с наземного на бортовое питание. Последней из этих операций была команда «Пуск».

После нажатия кнопки «Пуск» ракета полностью переходила «во власть» циклограммы. На языке специалистов – это последовательность выдаваемых системой управления функциональных команд, по которым в автоматическом режиме приборы наземного оборудования и борта ракеты при старте и в полете выполняют технологические операции.

По пусковой циклограмме от наземных агрегатов идет наддув топливных баков и их контроль, запускается и выходит на режим рулевой двигатель, а затем и маршевый двигатель первой ступени. В момент отрыва ракеты от стартового стола происходит разрыв штепсельных разъемов, которые соединяют ее с наземным электрооборудованием. О том, что старт состоялся, «оповещает» контакт подъема (он замыкается в момент отрыва ракеты от стартового стола), и с этого момента все, что происходит с ракетой в полете, подчинено полетной циклограмме. Система управления стабилизирует ракету относительно ее центра масс, выводит на заданный угол по тангажу (отклонение продольной оси ракеты от горизонта), регулирует скорость и дальность полета, выдает на исполнительные органы (пиропатроны и электропневмоклапаны) двигательных установок последовательные команды на их включение или выключение. Каждая из этих команд жестко привязана по времени к началу отсчета – моменту замыкания контакта подъема. Сигналы на выполнение команд выдаются программными токораспределителями первой и второй ступеней.

Пневмогидравлическая система (ПГС) связывает топливные баки с двигательными установками. Она отвечает за запуск рулевых и маршевых двигателей, их работу и выключение в полете по командам системы управления.

Маршевый двигатель первой ступени ракеты Р-16 состоял из трех автономных блоков (по две камеры в каждом), связанных единой системой запуска. В нее входили пиростартер, пусковые бачки окислителя и горючего и система узлов автоматики. На второй ступени маршевый двигатель включал один блок из двух камер и систему запуска.

Из топливных баков к двигателям шли раздельные магистрали горючего и окислителя. В них были установлены турбонасосные агрегаты, они подавали компоненты топлива в двигатели под определенным давлением. Ракетное топливо представляло собой два токсичных компонента: горючее – несимметричный диметилгидразин, окислитель – азотный тетраксид (при соединении они самовоспламенялись). Чтобы надежно герметизировать топливные баки и трубопроводы и предотвратить попадание агрессивных компонентов в полости насосов двигателей, при входе в насосные агрегаты в трубопроводах устанавливались специальные разделительные устройства – пиромембраны.

После команды на прорыв пиромембран они раскрывались и складывались, открывая путь компонентам топлива. Горючее и окислитель, каждое по своей магистрали, устремлялись вниз, заполняя полости насосов. Но на выходе из насосных агрегатов перед компонентами топлива стояла еще одна преграда – главные разделительные клапаны, они перекрывали вход в камеры сгорания. Клапаны открывались только тогда, когда давление на входе в них достигало определенной величины.

Сам же процесс запуска маршевого двигателя (при прорванных пиромембранах) происходил следующим образом. От программного токораспределителя поступала команда на запуск пиростартера, образовавшиеся в нем выхлопные газы попадали на лопатки турбины, и она начинала вращаться. Одновре

менно включался электропневмоклапан, открывавший доступ газа из системы высокого давления в пусковые бачки. В результате компоненты топлива вытеснялись в газогенератор, там они самовоспламенялись, и образовавшийся при сгорании газ поступал на лопатки турбины. На одном валу с ней были установлены насосы магистралей окислителя и горючего. Турбина начинала раскручиваться, и давление в полостях за насосами постепенно повышалось. Когда оно достигало определенной величины, открывались главные клапаны, компоненты топлива устремлялись в камеры сгорания и воспламенялись. Происходил запуск двигателя и выход на режим.

И еще один момент, важный для понимания возникшей ситуации. Для выключения двигателя перед входом в газогенератор устанавливались отсечные пироклапаны. При поступлении команды на выключение они срабатывали и перекрывали подачу топлива в газогенератор. Обесточенный турбонасосный агрегат останавливался, и двигатель выключался.


С помощью специального прибора мы стали прозванивать цепи и обнаружили, что цепь одного взрывателя цела, а другого – в обрыве. Чтобы проверить надежность стыковки разъема, Мануйленко в третий раз пролез к нему и убедился, что разъем состыкован нормально. По шлемофонной связи я доложил В. А. Концевому, что цепь одного из двух взрывателей пиропатрона пиростартера в обрыве.

Мануйленко остался на верхней площадке обслуживания (меньше чем через час он погиб),а мне поступила команда спускаться вниз. Я подошел к М. К. Янгелю. Он стоял в двух-трех метрах от ракеты, с ним были Л. А. Гришин, Л. А. Берлин, В. А. Концевой, Р. М. Григорьянц, В. В. Орлинский, Е. И. Апя-Брудзинский и еще кто-то.

Янгель спросил: «В чем причина обрыва цепи, как ты думаешь?» Я ответил, что цепь оборвана в разъеме и что это могло произойти в процессе его отстыковки и повторной пристыковки, так как доступ к пиростартеру очень неудобен.

– Можно восстановить цепь? – спросил Берлин.

– Можно, – ответил я. – Для этого нужны торцовый ключ, чтобы вскрыть разъем, и паяльник.

– А в каком состоянии сейчас этот разъем?

– Он подключен к пиропатрону пиростартера, который сработает и от одного взрывателя, если, конечно, его цепь под воздействием вибраций в полете не нарушится.

Подумав немного, Михаил Кузьмич сказал:

– Восстанавливать цепь не будем. Задача первого пуска будет выполнена при успешной работе и одной первой ступени.

После этих слов Янгель обернулся ко мне и сказал в несколько несвойственной для него манере:

– А тебе здесь больше делать нечего. Иди в бункер и помоги Матренину.

Я вошел в «банкобус» и по шлемофонной связи сообщил А. С. Матренину о принятом Главным конструктором решении, сказал, что можно начинать набор схемы на пуск и что я иду к нему. Помню, прошел мимо сидевшего в одиночестве маршала М. И. Неделина. В трех-пяти метрах от него стояли начальник полигона К. В. Герчик и другие офицеры. На полпути к бункеру я встретил Г. Ф. Фирсова, рассказал ему о последних событиях на старте, и мы разошлись, он – к пусковому столу, я – в бункер. Там я застал всегда спокойного Матренина возбужденным. Он сказал, что на него сильно «давит» Григорьянц и все торопит. Мы пошли в курилку, и я стал его успокаивать.

И вдруг до нас донесся какой-то сильный беспорядочный грохот, похожий на взрывы. Мы вбежали в пультовую и увидели офицеров Ф. Ларичева, В. Тарана и наших инженеров В. Пустовова и В. Бабийчука (они контролировали ход предстартового набора схемы), совершенно бледных, с обезумевшими глазами. Я бросился к перископу и увидел, как на пусковом столе вся в огне пылает наша ракета. Картина была страшная.

Через какое-то время в бункер вбежали несколько военных в обгоревшей одежде. Мы стали стаскивать с них обугленные лохмотья. Вслед за ними появился заместитель председателя Государственной комиссии по испытаниям генерал А. Г. Мрыкин и тут же приказал стоящему у входа солдату закрыть и задраить входную дверь. Тот стал выполнять приказание генерала, но Матренин велел солдату открыть дверь и впускать в бункер всех, а генералу очень спокойно сказал: «Я являюсь ответственным за бункер, и здесь будут выполняться только мои команды».

Из Тюра-Тама в Москву была отправлена шифровка:

«В 18.45 по местному времени, за 30 минут до пуска изделия 8К-64, на заключительной операции при подготовке к пуску произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива. В результате случившегося имеются жертвы в количестве до ста или более человек, в том числе со смертельным исходом несколько десятков человек. Главный маршал артиллерии М. И. Неделин находился на площадке для испытаний. Сейчас его разыскивают. Прошу срочной медицинской помощи пострадавшим от ожогов огнем и азотной кислотой. М. К. Янгель».

Реакция из Москвы последовала незамедлительно. В ночь того же дня на Байконур вылетели члены Государственной комиссии по расследованию причин катастрофы. Решение о ее создании было оформлено лишь на следующий день, когда комиссия уже приступила к работе.

В составе партийно-правительственной комиссии были: председатель Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев, первый заместитель министра обороны А. А. Гречко, заместитель председателя Совета Министров СССР, председатель военно-промышленной комиссии Д. Ф. Устинов, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по оборонной технике К. Н. Руднев, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиоэлектронике В. Д. Калмыков, заведующий отделом оборонной промышленности ЦК КПСС И. Д. Сербии, начальник Третьего главного управления Комитета государственной безопасности А. М. Гуськов, директор НИИ огневых стендовых испытаний ракет Г. М. Табаков, директор ЦНИИ ракетостроения Г. А. Тюлин.

Позже было установлено, что причиной катастрофы был преждевременный запуск маршевого двигателя второй ступени. Своим факелом он прожег днище и разрушил бак окислителя, а затем и бак горючего первой ступени, что и привело к разрушению всей конструкции ракеты. В результате при работающем двигателе второй ступени произошло соединение и интенсивное взрывообразное возгорание в общей сложности более ста двадцати тонн компонентов топлива. При этом один за другим запускались пороховые двигатели разделения ступеней и взрывались воздушные баллоны системы наддува баков.

Пожар со взрывами превратил стартовую позицию в огнедышащий ад. От центра старта с огромной скоростью разбегались концентрические волны огненного смерча, уничтожая все на своем пути. Взрывное возгорание шло лавинообразно, оно продолжалось не больше минуты и успело распространиться на десятки метров.

Компоненты топлива выплескивались из баков на стоявших вблизи испытателей. Огонь мгновенно пожирал людей. Ядовитые пары вызывали смертельные отравления. Спасаясь, люди пытались убежать подальше от горящей ракеты, но из-за очень высокой температуры одежда на них вспыхивала как огненный факел, и они сгорали, не успев сделать и нескольких шагов. Одни, очутившись уже в безопасной зоне, пытались перелезть через колючую проволоку и запутывались в ней, другие попадали в приямок (с него перед пуском сняли решетки), куда стекало разлившееся топливо, и обжигались скопившейся там кислотой.

После выгорания компонентов топлива пожар продолжался еще несколько часов. Горело все, что могло гореть: агрегаты и сооружения, оборудование и кабельные коммуникации. Расплавились и горели баки ракеты, уцелели лишь рассчитанные на высокие температуры двигатели первой и второй ступеней, изготовленные из специальных жаропрочных сталей.

Только когда масштабы пожара уменьшились, смогли начать работу пожарные и аварийно-спасательная команда. Были эвакуированы погибшие, раненые получили первую помощь.

Наконец и нам поступила команда покинуть бункер. Первыми вынесли пострадавших. Санитарная машина увезла их в госпиталь, а уцелевшие на автобусе поехали на 43-ю площадку. Там перед гостиницей собрались все участники испытаний, к этому времени уже вернувшиеся с наблюдательного пункта. Они смотрели на нас, как на пришельцев «с того света». А главный конструктор по гироприборам Виктор Иванович Кузнецов сгреб меня в охапку, поднял на вытянутых руках и с возгласом «Живой! Живой!» стал кружить. Оказывается, он, его заместители 3. М. Цециор и О. Ю. Райхман, а также первый заместитель М. К. Янгеля В. С. Будник и главный конструктор электросилового оборудования А. М. Гольцман во время аварии находились в помещении под стартовым столом. По шлемофонной связи они слышали последним мой голос с верхней площадки обслуживания и были уверены, что я там остался. Все были до предела возбуждены, у кого была хоть какая-то информация, пытались обменяться ею с остальными. Чтобы подсчитать погибших и пострадавших, ходили со списками по номерам гостиниц и палатам медпункта.


Заместитель М. К. Янгеля Лев Абрамович Берлин – в списке погибших. За четыре дня до катастрофы ему исполнилось 40 лет.


По горячим следам директор Днепропетровского ракетного завода Л. В. Смирнов и В. С. Будник решили восстановить картину случившегося и собрать материал для предстоящего расследования. Они беседовали с каждым из нас, выясняли, кто и какие давал команды, какие и под чьим руководством проводились операции. Все ответы фиксировались на бумаге, и мы их подписывали. Обстановка в гостинице была гнетущая, казалось, что вот-вот приедет «черный ворон», заберет всех и поминай как звали. Помню такую сцену. По старту мечутся сотрудники спецчасти (одного из звеньев КГБ), пытаясь что-то выяснить по горячим следам. А их руководитель – полковник, угрожая пистолетом, требует от дежурного офицера ответа, где маршал Неделин.

После своеобразной дачи показаний Л. В. Смирнову и В. С. Буднику я с дрожью во всем теле вошел в нашу комнату, где находились уже прошедшие ту же «комиссию» Б. Александров, А. Бондаренко, В. Кукушкин, А. Полысаев и еще несколько уцелевших испытателей. Они вспоминали, где и когда видели в последний раз наших товарищей. Приняв предложенный мне стакан «успокоительного», я сбил дрожь и присоединился к ним.

Через некоторое время к нам пришел Михаил Кузьмич Янгель, весь какой-то сгорбленный, в цигейковой душегрейке без рукавов. Такого Кузьмича мы никогда не видели.

– Ребята, – сказал он, – только-что звонил Н. С. Хрущев и сказал, что к нам летит комиссия во главе с Л. И. Брежневым. Когда я ему доложил, что Неделина не нашли, а в числе погибших главный конструктор системы управления и его заместитель, заместитель Глушко и два моих заместителя, Хрущев строго спросил: «А где в это время находился технический руководитель испытаний?» По тону и характеру вопроса я понял, что мне оказано недоверие. Очень прошу, пусть один из вас придет ко мне и выразит мнение всех здесь присутствующих. Это для меня очень важно, – и тут же вышел.

Ведущий конструктор ракеты А.Полысаев предложил:

– Товарищи, надо написать.

– Кому и о чем? – спросил кто-то из нас.

– Кому и о чем, я не знаю. Но что надо написать, я знаю точно, – ответил он.

Мы единодушно делегировали Полысаева выразить Михаилу Кузьмичу нашу полную поддержку и дали клятву – приложить все силы, чтобы в память о погибших товарищах довести начатое дело до конца. Клятву эту мы сдержали.

В ту же ночь на полигон прибыли госпитали из Москвы, Ленинграда и Ростова-на-Дону. Четырнадцать человек, которым требовалась пересадка кожи, были эвакуированы в Москву в Центральный военный госпиталь им. Бурденко. Трое из них не выжили.

При пожаре на старте ракеты Р-16 погибли 57 военнослужащих и 17 представителей промышленности. Среди погибших – председатель комиссии по испытаниям Главный маршал артиллерии М. И. Неделин, начальник Второго управления полигона, руководитель работ инженер-подполковник Р. М. Григорьянц, заместитель начальника полигона полковник А. И. Носов, начальник Первого управления полигона инженер-подполковник Е. И. Осташев, главный конструктор системы управления Б. М. Коноплев, его заместитель И. А. Рубанов, заместители главного конструктора ракеты Л. А. Берлин и В. А. Концевой, заместитель главного конструктора маршевого двигателя Г. Ф. Фирсов.

В списке раненых – 49 человек. Из них четверо не выжили, в том числе заместитель председателя Государственного комитета Совета Министров по оборонной технике Л. А. Гришин и старший адъютант главкома Ракетных войск полковник Н. М. Салло.

Эти данные взяты из официальных документов, направленных председателю Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежневу начальником штаба полигона генерал- майором Г. Е. Ефименко 28 октября 1960 года. Их рассекретели только в октябре 1995 года, спустя 35 лет после катастрофы. В ноябре-декабре 1960 года в госпиталях от ожогов и отравлений скончались еще 11 пострадавших. Таким образом, общее число жертв катастрофы достигло 92 человек.

(Окончание следует.)

Загрузка...