Глава тринадцатая

Сэм вышел на балкон, вдохнул свежий утренний воздух и с удовольствием оглядел накрытый для завтрака стол. На хрустящей белой скатерти было аккуратно расставлено все, что требуется человеку для приятного начала дня: кофейник с душистым café filtre,[37] горячее молоко в фарфоровом кувшинчике, два золотых пухлых круассана и свежий номер «Геральд трибьюн». Сэм надел темные очки, убедился, что вид со вчерашнего дня нисколько не испортился, и уселся за столик. В ту же минуту зазвонил его мобильный телефон.

Прежде чем ответить, он взглянул на часы. Софи, похоже, усваивает американские привычки.

— Доброе утро. Вы сегодня рано, — улыбнулся он.

— У стариков плохой сон, Сэм. Скоро сам узнаешь, — пожаловался голос с легким акцентом. Аксель Шредер.

Сэму потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с удивлением.

— Какой приятный сюрприз, Аксель. Рад тебя слышать. Как дела?

— По-разному, Сэм. По-разному. Я подумал, может, встретимся и выпьем где-нибудь сегодня вечерком? Если ты, конечно, еще в Париже, — добавил он после небольшой паузы.

Хочет что-то выведать, решил Сэм. Наверняка уже позвонил в «Монталамбер» и знает, что я уехал.

— Я бы с огромным удовольствием, Аксель, но сегодня никак не могу.

— Жаль, — вздохнул Шредер. — Не люблю сообщать плохие новости по телефону, но, видно, придется. Постараюсь покороче. Не вдаваясь в подробности, скажу тебе одно: ходят слухи, что аферу с кражей вина Рот провернул сам.

— Вот как?

— Именно. Так что, боюсь, ты напрасно теряешь время во Франции. Мой тебе совет — возвращайся в Калифорнию.

— Спасибо, Аксель. Непременно сообщу тебе о результатах, когда они будут.

Сэм покачал головой и налил себе первую чашку кофе. Он с симпатией относился к Акселю и знал, что иногда — для разнообразия — тот способен сказать правду. Но совершенно точно, не на этот раз. И это хороший знак. Похоже, они на правильном пути. Он оторвал хвостик круассана и окунул его в кофе: еще одна привычка, усвоенная во Франции, — не слишком эстетично, но вкусно. Солнце приятно грело плечи и голову. Сэм устроился поудобнее и открыл спортивный раздел газеты.

* * *

В одиннадцать часов Софи, Сэм и Филипп уже проводили совещание за круглым столиком в тихом уголке вестибюля. Софи все утро пыталась пробиться через окружающие Ребуля защитные барьеры и в конце концов дозвонилась до его личного секретаря. Та сообщила ей, что в настоящее время мсье Ребуль занимается со своим личным тренером пауэр-йогой и беспокоить его ни в коем случае нельзя. Правда, она обещала перезвонить.

— А что ты ей сказала? — заинтересовался Филипп.

Софи коротко изложила ему легенду, и журналист одобрительно кивнул.

— Это может сработать. — Из своего видавшего виды черного рюкзака он достал толстую папку. — Voilà: досье на Ребуля. Самое интересное я распечатал, чтобы вам не пришлось искать компьютер. Посмотрите и убедитесь, что он всегда приветствует внимание к своей персоне, а уж фотографов просто обожает. Как любой среднестатистический политик. Нет, — перебил он сам себя, — наверное, все-таки не до такой степени. Вот, смотрите.

Филипп разложил содержимое папки на столе. Тут был Ребуль-строитель в каске и с мастерком; Ребуль-газетный магнат с засученными рукавами в помещении, похожем на редакцию; Ребуль в футбольной форме с игроками «Олимпика»; Ребуль-виноградарь в соломенной шляпе с секатором в руке, подстригающий лозу; Ребуль-авиатор в своем личном джете; Ребуль-морской волк за штурвалом яхты и несколько Ребулей в разных туалетах — от делового костюма до шорт и футболки — у себя дома, во дворце Фаро. Особенно заинтересовала Сэма фотография Ребуля-тонкого знатока вин, на которой тот стоял с бокалом в руке на фоне уходящих вдаль стеллажей с бутылками — вероятно, у себя в погребе.

Сэм не удивился бы, обнаружив снимок великого человека в пижаме, но, скорее всего, у того просто не оставалось времени для сна.

— Разносторонний парень, — заметил Сэм. — Он что, держит собственного фотографа?

— Одного-то уж точно, — ухмыльнулся Филипп. — А может, и больше.

— А его жена? Известно что-нибудь о мадам Ребуль?

— Жена у него была. Она умерла, уже довольно давно, а во второй раз он так и не женился. Но это не значит, что у него не бывает petites amies.[38] — Филипп порылся в ворохе фотографий и извлек одну, на которой Ребуль был снят с очень красивой молодой женщиной на несколько дюймов выше его. — Маленькие мужчины с большими кошельками всегда любят женщин и, как правило, почему-то высоких. Так, Софи? — подмигнул он кузине.

Она сурово нахмурилась, но ответить не успела, потому что зазвонил ее мобильный. Софи отошла в сторонку и после короткого разговора вернулась к столу, торжествующе улыбаясь.

— Сегодня в половине седьмого вечера, — объявила она. — Непременно сегодня, потому что завтра он на своей яхте уходит на Корсику и будет отсутствовать несколько дней.

— Отлично! — просиял Сэм. — Молодчина, Софи. У вас большое будущее в издательском бизнесе. Итак, что нам надо сделать до вечера? Я пойду покупать фотоаппарат.

— А мне нужен деловой костюм.

— А мне нужен ланч, — объявил Филипп, посмотрев на часы. — И не просто нужен, а совершенно необходим. Я знаю одно славное местечко, typiquement marseillais. Приглашаю вас, а за едой еще раз все обсудим.

Они вышли из такси на углу рю де Ром и маленькой рю де Виль. Филипп подвел их к дверям самой обыкновенной мясной лавки с выставленными в витринах образцами говядины, свинины и баранины, но у самого входа вдруг остановился и повернулся к Сэму:

— Надеюсь, вы не вегетарианец? Хотя, нет, что я спрашиваю, вы же из Америки. Значит, должны любить стейки. Сейчас попробуете лучшее мясо в Марселе.

Они вошли в дверь и услышали доносящийся из задней комнаты гул голосов. Навстречу им шагнул молодой человек, стойко перенес медвежьи объятия Филиппа и проводил гостей в небольшое, заполненное людьми помещение, свет в которое проникал через стеклянную крышу и листья гигантской бугенвиллеи. Филипп здоровался и кивал во все стороны.

— Здесь только марсельцы, — с гордостью объяснил он Сэму. — Вы, возможно, первый американец.

В оформлении комнаты главенствовала тема жвачных и парнокопытных. Изображения статной черно-белой коровы по имени Ла Бель украшали стены, скатерти, солонки, перечницы и меню.

— Кажется, я уже угадал, что здесь готовят, — похвастался Сэм. — Какие-нибудь особые рекомендации?

Филипп отодвинул меню в сторону.

— Начнем с bresaola[39] с артишоками, вялеными на солнце помидорами и пармезаном. Потом говяжьи щечки, их здесь подают под слоем фуа-гра. И на десерт fondant au chocolat.[40] После этого мы легко продержимся до обеда, можете мне поверить.

Во время неторопливого и очень вкусного ланча Филипп с журналистской дотошностью расспрашивал свою кузину о ее жизни в Бордо. Начал он с вполне невинных вопросов о работе, но потом отхлебнул вина, промокнул губы салфеткой и перешел к более деликатным темам.

— А что у тебя с личной жизнью?

— Филипп! — Софи очаровательно покраснела и тут же обнаружила что-то крайне интересное в своей тарелке.

— Ну, ты ведь наверняка давно уже развелась со своим… этим… как его?.. яхтсменом. Мне с самого начала казалось: есть в нем что-то louche. — Склонив голову к плечу, он внимательно рассматривал Софи. — Я ведь прав?

— Развод только что оформили, — кивнула Софи.

— И? — не унимался Филипп. — И?

— Ну да, я встречаюсь с одним человеком вот уже полтора года, — призналась она и пожаловалась Сэму: — Вот что значит иметь родственника-журналиста. — Софи опять повернулась к Филиппу. — Его зовут Арно Ролан, у него небольшое шато недалеко от Сиссака, милая старенькая мама и два лабрадора. Детей нет. А теперь дай мне спокойно поесть.

Филипп подмигнул Сэму:

— А я что? Просто спросил.

За кофе они опять заговорили о предстоящем вечере.

— Да, пока не забыл! — воскликнул Филипп и снова полез в свой рюкзак. — Вот вам devoirs[41] — почитаете, перед тем как идти в гости. — Он положил на стол перед Сэмом небольшую книжицу. — История дворца Фаро. Надо сказать, довольно интересная. Ребуль гордится своим домом, и если вы блеснете эрудицией, он вас зауважает.

— Филипп! — позвала его Софи, изучавшая карту Марселя. — Где тут покупают одежду?

Ее кузен любовно осмотрел свои мятые, защитного цвета штаны, заправленные в пыльные высокие ботинки.

— Тут неподалеку есть магазинчик, который торгует списанными армейскими товарами. Я знаком с владельцем, и он знает мои вкусы.

— Да нет, не для тебя одежду! Для меня.

Филипп задумчиво посмотрел в потолок.

— Ну, тогда, наверное, надо идти на рю Паради, рю Бретей и маленькие улочки вокруг них. Давай отмечу на карте.

Они стояли на улице у входа в лавку. Взмахом руки Филипп указал Софи направление к ее бутикам и Сэму к магазину фотоаппаратуры. Самому ему во второй половине дня предстояло исполнить свой профессиональный долг и посетить впервые проводящийся в Марселе салон «Эротизм». Когда он принялся рассуждать о том, что ему предстоит увидеть, Софи, на всякий случай закрыв ладонями уши, поспешно удалилась.

Вернувшись в отель, Сэм устроился на освещенном солнцем балконе и открыл принесенную Филиппом книжку — историю дворца Фаро на двух языках.

Идея постройки дворца возникла в 1852 году, когда готовящийся стать императором le prince-president Луи Наполеон намекнул местным властям, что не прочь был бы обзавестись особняком с видом на море.

Намек будущего императора добрые марсельцы восприняли как приказ и тут же вознамерились начать строительство, но Наполеон посчитал такую щедрость излишней (скромность, не часто встречающаяся в правителях) и отклонил предложение. Он объяснил, что с удовольствием примет в дар от города подходящий участок, а дом построит сам.

Как это обычно бывает в Провансе, процесс строительства сильно затянулся. Официально работы были начаты в 1856 году, а первый камень заложили в фундамент только в 1858-м, 15 августа, то есть точно в День святого Наполеона. Почти сразу же после этого радостного дня начались недоразумения и проблемы. Архитекторы ссорились между собой, руководитель стройки оказался некомпетентным, рабочих не хватало, камень подвозился чересчур медленно, а свирепый ветер с моря то и дело бил окна. Работы тянулись уже десять лет, но и в 1868 году дворец еще не был пригоден для жизни.

Дальше дела пошли еще хуже. Два года спустя, после нескольких досадных военных неудач Наполеон был низложен, уехал в Англию, где и умер в 1873 году. Евгения, его вдова, вернула Марселю его подарок, и таким образом город стал владельцем огромного здания, совершенно ему ненужного и даже обременительного.

За сто двадцать прошедших с тех пор лет муниципальная администрация неоднократно пыталась избавиться от сооружения, на поддержание которого в порядке требовались огромные деньги, и потому с нескрываемым облегчением сдала его в аренду Ребулю, пожелавшему жить во дворце. Документы были подписаны опять в День святого Наполеона, но уже в 1993 году, и Ребуль переселился.

Какая печальная история, подумал Сэм, закрывая книгу. Если даже императору не могут построить дом за десять лет, то что уж говорить о нас, простых смертных. Дующий с моря ветерок сделался прохладным, и Сэм ушел с балкона. Пора было переодеваться для визита во дворец. Он надел костюм, повесил на плечо камеру и сунул в нагрудный карман несколько визитных карточек: на них было только имя и адрес. Род занятий Сэм предпочел не обозначать, поскольку он менялся с каждой новой работой. Напоследок поправив перед зеркалом галстук Гарвардского клуба (точнее, его пиратскую копию), он спустился в вестибюль.

Софи уже ждала его там и о чем-то разговаривала с портье, которому явно нравился ее деловой костюм: короткая, хоть и в рамках приличия, юбка и узкий жакет с виднеющимся в décolleté[42] кружевом.

Заметив Сэма, она повернулась к нему и застыла, уперев руку в бедро.

— Ну как? Годится?

Он кивнул и засмеялся:

— Вы делаете честь всему издательскому бизнесу, Софи. Я бы даже сказал, вы произведете в нем сенсацию.

— Я попросила консьержа вызвать нам такси. Честно говоря, больше двадцати метров на этих каблуках я не одолею.

Сэм взглянул на ее туфли, и его брови поползли вверх.

— Как я вас понимаю! — сказал он, предлагая ей руку. — Ребулю сегодня повезет. Пойдемте.

Загрузка...