АКОНИТ 2019. Цикл 2, Оборот 1

ИЛЬЯ СОКОЛОВ ИГЛЫ

Парень стоял у окна, выходящего в ночь. Пасмурная мгла снаружи играла мозгом костей, красиво извиваясь без оглядки. Стоны вечерних звёзд слабо сошли на нет почти час назад.

Парень без грубого интереса следил за ночной улицей, на которой пока было пусто до ужаса. Сизые силуэты за шторами окон дома, напротив, резвились в радостном полусне, мелькая на разных этажах, точно жгучие призраки.

Мокрое небо будто пряталось от луны, продолжающей цикл.

Все выглядело только кажущимся… А парень, сев на подоконник, продолжил просто наблюдать за безлюдно-тоскующей улицей. Молочный шоколад луны тихонько плавился высоко в небе.

Уличные фонари рассеянно сгорбились над дорогой. А вокруг их светлых голов метались, кружили снежные светлячки. Или похожие на снежных…

Вот из пасмурной тьмы появилась фигура девушки. Незнакомка о становилась под фонарём, чтобы достать что-то из сумочки. Сигареты, понял парень, наблюдавший за ней с повышенным интересом.

Незнакомка зашла в закуток, который таился прямо напротив окон парня, блестевших внутренней чернотой с высоты четвёртого этажа над уровнем асфальта.

Достав из далёкой пачки сигарету с разменом, девушка начала смачно курить.

Парень почему-то захотел застрелить эту тварь. Он довольно чётко представил, как пуля из снайперской винтовки почти без отдачи кусает незнакомку за левую щеку, отхватив девушке часть безмозглой башки…

Видение уходит, а она всё продолжает курить. Из-под головы ближайшего к ней фонаря неторопливо отделяется рой снежинок, хлопотно витавших вокруг уличной лампочки пару минут назад.

Парень видит, как этот рой хищно скользит к незнакомке, беззаботно дымящей за сугробами в закутке. Тогда Наблюдатель открывает своё окно и орёт, чтобы девушка побереглась, чтобы спасалась, чтобы бежала к его дому, а он откроет ей входную дверь!

Незнакомка непонимающе глядит в его сторону, глуповато задрав голову с сигаретой во рту. Чудовищные иглы снега подобрались к девушке уже совсем близко…

Не дожидаясь, когда они набросятся на неё, незнакомка срывается с места, недокуренная сигарета летит почти ко всем чертям. Девушка перебегает пустынно-тёмную дорогу, а стая адских снежинок сначала резво последовавшая за ней, резко меняет курс и снова возвращается под облюбованный фонарь.

В хорошей темноте добежав до подъезда, незнакомка испуганно колотит в железяку двери, которая все же открывается через какое-то время.

Наблюдатель привычно на ощупь — как всегда, света в его квартире не было — проскочил в прихожую, быстро обулся, заткнув не завязанные шнурки в ботинки, и побежал вниз по лестнице.

Внутренности пролётов были подсвечены чуть мутным жжением.

Добравшись до первого этажа, Наблюдатель распахнул входную дверь дома в несколько этажей, на которых никто особо и не жил. Перед ним предстала девушка в шапке и прочей зимней амуниции, немного красивая, немного странная.

Незнакомка тут же ринулась вовнутрь. Ей сейчас было не до парня-придурка, открывшего дверь нараспашку. Девчушка пыталась отдышаться…

— Ты кто такой вообще? — сквозь вздохи уходящего страха спросила она незнакомого спасителя.

— Наблюдатель, — загадочно и глупо улыбаясь, ответил он.

Девушка решительно пролезла в подъезд, отстранив своего спасителя в сторону. Тёмная глухота вокруг переливалась по углам…

— Ну, давай, веди к себе… — практически потребовала девица, успокоившись окончательно. — Тебя, кстати, как зовут-то?

— Тебе не важно будет, как меня зовут… Но пошли, конечно.

И они пошли по лестнице. Вместе.

Добравшись до квартиры парня, они прошли внутрь, девушка, сняв зимние сапоги, внедрилась в ближайшую комнату и уселась на продавленный диван.

— Твою мать! — подала голос незнакомка, снимая шапку. Ее волосы заблестели красивой волной, видимой в далёком свечении через окно комнаты.

— А что ты хотела? Я тебя спас. — Наблюдатель присел в кресло. Ему эта девушка теперь нравилась ещё больше.

— Ты, может, меня накормишь, раз уж спас?

Он накормил ее — притворными заслугами придворных, трёхлинейной правдой дороги, смазанным следом от внешней микропечи кондиционера соседей и приторными улыбками взглядов рекламы…

Покуда незнакомка угощалась бутербродным салатом, Наблюдатель смотрел в ее сторону, словно в телевизор. Вскоре она отставила опустошённую супницу, применяемую хозяином квартиры в качестве тарелки.

Чернота ее смерти поражала парня. Он всегда любил эту старую супницу. И ему вовсе не хотелось, чтобы ночная незнакомка ее раскокала. А получилось именно так: красотка, наевшись бутербродов, немного не донесла тарелку до приемлемой точки стола. Супница пошатнулась, не удержалась, упала и звонко разбилась в относительной темноте.

— К счастью, наверное… — подал парень свой хрипловатый голос. Он очень давно не сообщал никому такие нюансы.

— Прости, но ты сам виноват, — сообщила девушка бескомпромиссным тоном, откидываясь на спинку дивана.

Незнакомка смотрелась красиво. Она, кстати, всегда умела легко прочесть по губам парня в окнах напротив, какую именно он поёт песню, сидя ночью на подоконнике с чем-то вроде тетрадки в обнимку.

Пластилин минут стекал по трубам в мозгах собеседников, столь неожиданных, столь подходящих.

— Меня зовут Игрушка, — нарочито безразлично представилась вдруг девушка, миг назад бывшая совершеннейшей незнакомкой для Наблюдателя, который, кстати, в этот самый миг представлял, как красавица Комсомолка — чуть смуглая брюнеточка из магазина продуктов — пытаясь общаться с ночью, шелестит телефонной игрушкой, плюсуя смешные Любови для себя одной. Красотка Комсомолка, чуть смуглая и с чёрной чёлкой, смахнув росу желаний со своего сексуального носика, уносится в далёкие пространства, когда Игрушка спрашивает:

— Ты, видимо, живёшь один?

Парень, несколько напуганный подобным вопросом, утвердительно кивнул.

— Наверно, ты из тех, кому нужно, чтобы с ними всего лишь трахались те, которым нравятся они сами?

— Вовсе нет, — парень заметно смутился на правду. Бывшая незнакомка, словно совершенно клёвый денёк в несовершенной жизни, смеётся в полутьме комнаты. Тихонько и мягко.

— Ты по чему-нибудь скучаешь? — другой вопрос.

— По самым лучшим снам… — другой ответ.

— Тебе хорошо со мной вдвоём? — Игрушка, похоже, решила достать Наблюдателя странными вопросами.

Мокрая тишина повисла вокруг, как сердце ангела, попавшее в повороты винта.

— И тебе не кажется глупым выражение «разбитое сердце»? — девушка заулыбалась тьмой на доли клыкастых частей минуты, примерно секунды на четыре. — Сердце ведь изначально разделено на камеры.

«По камерам!»

«Заурядно камерное исполнение классики».

«Этой камерой снимали лучшие…»

Все это тут же пролетело в двухкамерных мозгах парня. Он заёрзал в кресле.

— Не нервничай, — почти приказной тон недавней незнакомки легко позволял подчиняться.

Наблюдатель уравновешенно выдохнул/вдохнул.

А где-то слишком далеко красотка Комсомолка, прибрав к рукам кассу, смело называет свою цену, которая с разумом правды давно не граничит (но преуспевает в плане смен клиентов).

Тьма мялась вокруг. А Игрушка говорила следующие вечные вещи:

— Осколки крови расхлестались по салону, а женщина не прекращала орать. Но потом, когда машину реально расплющило, ее голос начал звучать действительно броско. Как выброшенная через лобовое стекло трахея.

Мелкое молчание врезалось в тёмный мозг воздуха в комнате.

— Очень интересная история… — наигранно отозвался Наблюдатель, теперь ещё и ставший Слушателем. Всякой чуши.

— Правда? — усмехнулась Игрушка. — Издеваешься!

Девушка закинула ногу на ногу, весьма соблазнительно, даже во тьме. За окном комнаты как будто пролетела птица. Или, возможно, летучая мышь довольно крупного размера, А сонное сияние луны ведь все равно казалось неизменным.

— Чем ты вообще занимаешься? — Игрушка изобразила повышенный, как давление на призрачных глубинах, интерес.

— Наблюдаю, — бесцветно отозвался парень, всматриваясь в неясно-красивые черты лица своей ночной гостьи.

— А я вот в жизнь играю, — доверительно сообщила девушка.

— И как? Получается?

— Почти всегда, — с лёгким налётом гордости заявила Игрушка. — Давай расскажу тебе про самые странные запросы при вызове, которые получал мой приятель-такси ст…

И она стала рассказывать.

«Водитель должен поехать в лес, чтобы набрать пятьдесят килограмм еловых веток для праздников и похорон».

«Водитель должен рулить с дохлой кошкой на башке. В бардачке машины желательно иметь уменьшенный макет двустволки».

«На заднем сидении такси необходимо держать два мусорных ведёрка: одно для органических отходов, другое — для пластика или блевотины».

«У пассажира будет подозрительно большая сумка, из которой, возможно, будет течь что-то темно-красное».

«Водитель должен быть голым».

«Водитель должен оставить на заднем сидении пакет с деньгами. Купюры не должны быть новыми, не то заложники умрут…»

«Водитель, к тебе оплачиваемая просьба — петь всю дорогу на разные голоса (но желательно тенором и с лёгким уходом на фальцет)».

«Водитель должен любить детей. Но не снимать это на видео».

«Водитель должен быть сторожем своему брату. И ещё знать Ветхий Завет, хотя бы частично».

Игрушка закончила свои россказни. Она подняла руку и указала на окно, за которым молчала луна.

— Посмотрим, что творится на улице?

Парень и девушка, встав со своих мест, подошли к ночной лёгкости стёкол. Уличная пустыня оставалась чуть подсвеченной печалью фонарей. Вокруг их света все так же витали снежные иглы.

— Когда наступит день, — произнесла Игрушка нежной тишиной, — можно будет пойти в магазин.

На этот раз — твоя очередь.

Она со снисходительной улыбкой посмотрела на парня.

Так смотрят на человека, с которым нравится жить в одной квартире, разыгрывая по ночам разные сценарии и сюжеты. Много раз.

Наблюдатель согласно кивнул девушке вместо ответа.

Так кивают на просьбу, а затем мягко и бережно берут за руку человека, которого любят. Много дней и ночей.