Амангельды Иманов

5. АУЛ БАТБАККАРЫ

И вот снова степь!

Здесь широко, места хватит всем! Много раз в жизни Амангельды уходил в степь, но никогда ему не было так весело. Словно в молодости, пел он песни, играл на кобызе, на балалайке. И каждая травинка подпевала ему: уничтожены списки, списки уничтожены!

Отряды расположились по тракту от Тургая до Иргиза.

Решили после подготовки снова начать штурм, а пока не допускать к городу карательные войска.

Бои продолжались.

В городе сгорело шестьдесят семь домов — почти половина всего Тургая. По ночам после каждого случайного выстрела начиналась паника.

На площади перед полицейским управлением ежедневно служили молебны. Пели «многая лета» государю-императору.

Хлеб в лавках исчез, исчезли дрова, нечем было топить печи.

Так продолжалось до шестнадцатого ноября. В этот день Тургай заняли основные отряды карательной экспедиции — полк оренбургских и два полка донских казаков, эскадроны гусар и драгун, роты особого назначения.

Амангельды не мог остановить их — враг был слишком силен. Оставалось одно — снять осаду.

Батырь отвел свои отряды в степь.

Сто двадцать километров проскакали джигиты, прежде чем достигли аула Батбаккары.

Начинались морозы. Солнце светило, но не давало тепла. Нужно было подумать о зимних квартирах для повстанческой армии.

Штаб восстания организовали в ауле.

Здесь опять были устроены кузницы, где выковывали холодное оружие.

Бойцы торопились. День и ночь шла работа: людей в отрядах много, а оружия мало. Выделывали шашки, чинили ружья.

В мастерские часто приходил Амангельды — после этого работалось быстрее.

Амангельды знал о каждом продвижении карательных войск. У него были свои люди и в Тургае, и в Иргизе, и в аулах.

Ему не хватало оружия. Он воевал с большой, технически оснащенной армией, — разбить ее он не мог, но защищаться было в его силах.

И защищался он героически; нападал на отдельные карательные отряды и бесстрашно дрался с ними, всегда впереди своих джигитов.

Имя его передавалось из уст в уста.

— Рядом с Амангельды не может быть трусов, — говорили в степи.

Оружие батырь добывал себе в боях. Скоро его джигиты стреляли из пятисот царских винтовок.

Шла зима. Дул свирепый ветер.

Амангельды сидел с отрядом на теплых квартирах в Батбаккары. Верные люди известили его о том, что карательная экспедиция движется на аул. Он расставил отряды так, чтобы прикрыть в случае надобности отступление, и принял бои восемнадцатого и двадцать четвертого февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. Оба эти сражения продолжались с утра до вечера.

Каратели пустили в ход артиллерию. Джигиты бились храбро. В этих боях погибло четыреста повстанцев.

Сохранился рассказ участника карательной экспедиции, одного из офицеров генерала Лаврентьева. Вот этот рассказ:

«Видим, едет киргиз. Мы втроем — Иван Иванович, Иван Петрович и я — за ним. Он соскакивает с лошади, становится в боевую позицию. Иван Иванович разлетается, но киргиз с топориком на палке перебил ему клинок занесенной над ним шашки и перерубил направленную на него пику, а подоспевшего Ивана Петровича чуть было совсем не зарубил. Вот какой попался! Но я недаром был тут же с друзьями, — я стал стрелять в него и прострелил ему живот, а затем мы все втроем кололи его, а он все жив! Вспоминать — смех разбирает. Мы его режем, а он — живой. Ну, мы не стали его докалывать. Пусть, думаем, помучится в степи. И уехали. Часа через два, когда ехали обратно мимо него, он все еще был живой и просил прикончить. Ну, конечно, мы сняли с него сапоги, лисью шубу, — словом, раздели донага и бросили в снег».

Утром двадцать четвертого февраля аул Батбаккары был занят генералом Лаврентьевым.

Царские слуги, жестоко подавили восстание казахов. Тысяча девятьсот шестнадцатый год и начало семнадцатого были страшным временем не для одних казахов. Не стерпев угнетения, восставали и узбеки, и таджики, и туркмены; против них шли царские ъойска с пушками, пулеметами, броневиками. Повсюду пылали кишлаки и аулы, лилась кровь восставших народов.

Но партия большевиков недаром вела к одной цели и рабочих, и крестьян, и солдат, и всех угнетенных. Великая Октябрьская социалистическая революция освободила и казахов, и узбеков, и таджиков, и туркмен.

За два года, что прошли со времени тургайского восстания, другой стала степь, другими стали казахи, другим был теперь и казахский батырь Амангельды..

Не против волостных управителей, не против призывных списков шла теперь борьба. Большие дела подняла степь. Казахский народ боролся за новую, свободную жизнь, за ту жизнь, о которой рассказывали в своих книгах и Ленин и Сталин. Их читал Амангельды в Оренбурге у русских рабочих. Он понимал в книгах почти все, а то, чего не понимал, ему объясняли рабочие, которые были с ним в одном кружке. Амангельды чувствовал, что с каждым днем сильнее становится от этих больших и могучих мыслей. А силы нужны были теперь Амангельды, как никогда.

Всю страну — города, деревни, аулы, и горы, и леса, и степи — охватила — гражданская война; баи, генералы, чиновники не хотели сдаться, они сопротивлялись. И около Тургая, у Актюбинска, проходил колчаковский фронт. На стороне адмирала Колчака против народа сражались казахи — члены контрреволюционной партии аллаш-орда. С ними должен был бороться Амангельды, и он готов был к решительному бою.

Светло было в голове у батыря, и он больше не кусал с досадой старую трубку славного Имана-деда. Он курил ее ровными затяжками, потому что спокойно было его сердце и он верил в победу.