Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая

Пять адских рек дано узнать поэту:

Стикс — ненависть; терпенье — Ахерон;

Стенанье — Коцит; пламя — Флегетон,

И пятую — реку забвенья — Лету.

Четыре переплыты. Вдалеке,

Окутана безмолвием и мглою,

Струится Лета дымною волною.

Груз тяжких дум потонет в той реке.

Ты повторился, древний сказ

О новосозданном Адаме:

Я мир увидел в первый раз

Незатемненными глазами.

Ушам раскрылся шум земной,

На дневный свет раскрылись веки,

Летели птицы надо мной,

В далекий путь струились реки,

И зверь, невиданный досель,

Скользил невиданным извивом,

И ветра гулкая свирель

Свистала гимн лесам и нивам.

Я ощутил дыханье трав

И солнца пламень светозарный

И, головой к земле припав,

Дышал и слушал, благодарный.

Отгрохотали семь громов,

Семь молний полоснули твердь,

И над полками облаков

Угрюмой тенью встала смерть.

Зловещим светом озарен

Ее еще недвижный серп,

И ветер, громом оглушен,

Застыл в верхушках темных верб.

Жизнь пробежала, как в романе…

Проснулся. Холод. Тишина.

Деревья в снеговом тумане.

Над ними мертвая луна.

Часы нечаянно нащупал,

Блеснул холодный циферблат…

Не видно стрелок. Ближе к уху:

— Стоят…

Так, может быть, остановилось

Земное странствие души…

Но сердце билось, билось, билось…

Я слышал стук его в тиши.

Изнеженное поколенье

Враздробь, врасплох, в недобрый час

Постигло кораблекрушенье,

И в чашу бурь швырнуло нас.

И вот событий темных сила

Нас подхватила, понесла,

Без звезд, без смысла, без ветрила,

Без капитана, без весла.

Наш плот и тонет и не тонет,

Им потешаясь, демон вод

То в бездну черную уронит,

То вверх, взметнувши, вознесет,

То накренит над пропастями

Почти отвесною стеной,

И кажется, что гибнет с нами,

С орбиты сброшен, шар земной.

И нас, покинутых судьбою

На погибающем плоту,

Уносит гулкою волною

Поодиночке в пустоту.

Безумью нашему укор,

Над Русью мертвенно-покорной

Кругами вьется Черный Вор,

Кругами вьется Ворон Черный.

Скользя по улицам ночным,

Кого-то ищут злые фары,

И всё, что дышит, перед ним

Как будто оковали чары.

В тоске притихли города,

И ни одно окно не светит,

И горе тем, кого тогда

Железным клювом он отметит.

Над кем кружится Ворон злой?

Чье нынче сердце выпить хочет?

Кого в несытый замок свой

Сегодня Черный Вор волочит?

Проснулись. Ждут. У чьих дверей

Встревожат ночь глухие стуки?

И кто в клещах стальных когтей

Исчезнет в ночь на смерть иль муки?..

Скользнув в проулок, словно тать,

Замедлит быстрый ход машина,

И не одна седая мать

Сегодня потеряет сына.

И хмурых жертв его не счесть,

И всех вороний коготь давит,

В ком Человечность или Честь

Тирана, падши, не восславит.

Безумью нашему укор,

Над Русью, мертвенно-покорной,

Кругами вьется Черный Вор,

Кругами вьется Ворон Черный.

Страна молчит, молчит народ,

Оцепенев в железах ночи,

И Черный Ворон им клюет,

Клюет еще живые очи.

Я был еще мальчик. Остывала

Степь от дневного зноя. Серый, вплавь

Шел иноходец по холодеющему шляху.

Ковыли кивали, и ковылем взметали

Бег и ветер и серебряную гриву.

В траве кричали, встречая вечер, цикады,

А за черным курганом, красное, садилось солнце.

Низко припадал мой конь к тропе знакомой,

Крепкой грудью ветер рассекая,

Он вольным бегом себя и хозяина тешил.

Я был еще мальчик, и моя душа

Была ясна и не отравлена презреньем.

Мой конь меня любил. Он послушно морду

Наклонял под ласкающую руку.

Издох он рано. Резвясь над оврагом,

Он споткнулся и сломал себе позвоночник.

Моего коня увезли на дрогах скорняки драть шкуру,

А седло украл и пропил работник.

Длинною с тех пор змеею годы

Проползли. За океаном, далекая и чужая,

Лежит наша степь, и новые по ней протоптаны тропы.

Иноходец, мы оба в жизни шли необычным аллюром!

И я, как конь мой, тяжело расшибался,

Только уцелел.

Лишь душа, дышавшая ветром и прохладой,

Захлебнулась горьким и страшным презреньем.