Антология современной швейцарской драматургии

© Cristina Castrillo.

(Перевод с итальянского А. Велесика).

__________________

Сцена напоминает старый кафешантан, бар, погребок. На сцене 8 черных круглых столов и 20 стульев из темного дерева. Вначале столы и стулья заполняют все пространство сцены. По ходу действия их расположение меняется несколько раз. В правом углу, в глубине, вешалка. На вешалке предметы и платья, которые используются во время спектакля.

АГНЕСС.

Крепкая, дородная. Чувствует себя угловатой, нескладной. В ней есть что-то детское, искреннее, невинное. Такой она была всегда. В прошлом она часто подвергалась насилию. При всей ее ранимости она упорна, честна и привыкла доводить начатое до конца. На ней простенькое девичье платье в коричневых тонах. Под ним еще одно, черное. Она почти не расстается со своим зонтиком, от которого остался один скелет.

МАДАМ КОЗЕТТА.

Сильно смахивает на бродячую собаку. Жизнь как следует ее потрепала, но в ее облике видна хорошая родословная. Она прячет свою исконную красоту под броней колких замечаний и дерзких выпадов. Ее отличает житейская мудрость и шутливый характер. Самоирония всегда была ее лучшей защитой. Однако этот игривый нрав таит под собой чуткую душевную организацию. На ней изрядно поношенное облегающее платье в красный цветочек. Время от времени она пользуется веером тоже красного цвета.

ИВИ.

Ее душа и тело все еще пребывают в тихом, размеренном отрочестве. Порой они сталкиваются с внешним миром, который зачастую оказывается невыносимым. Ее нежное, хрупкое тело изнывает от ран, нанесенных ею самой — в действительности или в воображении. «Вечная девушка», больше всего на свете она хочет любви, но именно поэтому может отказаться от нее: она боится, что ее бросят, и этот страх перевешивает желание быть любимой. На ней белое платье, смутно напоминающее воздушное свадебное платье. Ее духовный мир разрывается между двумя крайностями: жестокостью и нежностью. Нагляднее всего их подчеркивают два предмета, которые она часто использует по ходу спектакля: деревянный меч и цветок каллы.

ЭСТЕР.

Внешне безмятежная и уравновешенная, она знает, что идет по пустыне. Эстер слишком рано взрослеет и сознает, что многие из этих шагов сделала не по своей воле. Ее молчание пытливо, вдумчиво, участливо. Под ее спокойствием кроется понимание того, что поиск ответа — это право каждого, а нахождение смысла собственной жизни — долг каждого. В начале спектакля на Эстер длинное черное платье. Затем на ней будет белая и тоже длинная комбинация. Иногда она пользуется красной лентой. Это часть ее личной метафоры о путях, по которым она не пошла и/или на которые встала.

СОФИЯ.

София постоянно наталкивается на одно и то же препятствие, словно пытается взять неприступную крепость или преодолеть бездонную пропасть. Она не может сдержать мучительный надрыв, но чтобы выжить, отказывается от того, что любит. Это все равно что пытаться дышать, не вдыхая воздух. Она считает себя слабой, но не догадывается, что именно в слабости ее сила и отвага. Она тайком носит маленькую безногую куклу — символ ее страданий. София одета как балерина из музыкальной шкатулки. Иногда она накидывает полупрозрачную красную шаль. Только в конце, шутки ради, она облачается в мужскую одежду. После этого она сбрасывает с себя образ лежащей в коробке куклы и одевается в длинное красное платье, как настоящая женщина.

АННА.

Загадочная, суровая, сильная. Ревностно скрывает свой внутренний мир, не позволяя никому заглянуть в него. Если понадобится, готова и убить. Возможно, она это уже сделала. Анна умеет хранить свои тайны. Они принесли ей немало страданий, но в них заключается вся ее сущность: потаенная слабость и неисчерпаемая нежность. Только пение сдерживает ее злость; только пение помогает ей излечиться и восстановить силы. Одета в черное. При ней две вещи: простыня и нож. В них разгадка ее истории.

* * *

Когда зрители входят в зал, сцена уже освещена. На сцене замерли две фигуры. Иви сидит к зрителям спиной, склонившись на стол. Агнесс медленно расхаживает между столами, как будто здоровается с ними и вновь переживает прошлое.

АГНЕСС. Тебе пора. (Пауза.)

ИВИ. Ты точно хочешь это сделать?

АГНЕСС. Точнее не бывает!

Иви направляется к выходу. Перед тем как уйти, она оставляет свой цветок на столе.

Пока ты не ушла, поставишь мне еще раз музыку?

Иви улыбается и уходит. Звучит «La vie еп rose» Эдит Пиаф. Агнесс садится под музыку за столик в глубине сцены. С радостным видом она начинает двигаться в ритм песни. Музыка сливается с воем сирены. Постепенно звук сирены заглушает мелодию, и песня стихает. Агнесс ведет себя так, словно хорошо знает, что будет дальше. Она спокойно сидит. Вой сирены нарастает.

Крепче запирайте двери! Топчите все, что вам мешает! Плотнее закрывайте окна! Ударьте меня по зубам, ведь мне больше не нужны слова. (Пауза.) Я останусь здесь. Я буду незаметной, но по-прежнему красивой, как жемчужина в грязи.

Вой сирены становится оглушительным. Агнесс раскрывает сломанный зонтик и улыбается. Сцена медленно погружается в темноту. Вой сирены наполняет сумерки и смолкает. Пауза. Неожиданно звучит веселая, живая музыка. Сцена освещается. Одна за другой на сцену входят мадам Козетта, Эстер, Агнесс, потом Иви. Пританцовывая, они перемещаются по всей сцене. Мадам Козетта с большим изяществом садится. Под ней начинает шататься стул. Она с шумом падает. Музыка обрывается.

ИВИ. Нет, это невыносимо!

АГНЕСС (обращается к мадам Козетте). Ты опять выпила?

МАДАМ КОЗЕТТА. Я? Ну вот еще, просто у меня снова рассыпался сахар.

АГНЕСС (обращается к Эстер). Как это рассыпался?

ИВИ (раздраженно). Будь добра, сделай так, чтобы в следующий раз сахар не рассыпался! (Они наводят порядок и выходят.)

МАДАМ КОЗЕТТА (за сценой, кричит). Я готова!

Снова звучит та же мелодия. И снова, как до этого, женщины проходят танцующей походкой между столами и стульями. На этот раз входит и София.

По ходу сцены, в тот самый момент, когда звучит приятная напевная мелодия, над Эстер зажигается яркий холодный свет. Пока она произносит свой монолог, женщины продолжают двигаться, но уже в замедленном темпе.

ЭСТЕР. Даже не знаю, что привело нас сюда. То ли раздоры, то ли нужда… Нам надо было найти какой-то приют. Здание было заброшенным, как и мы. Вот мы и начали ухаживать за этими стенами, как за стенками наших сердец.

Предыдущая сцена возобновляется в обычном ритме. Наконец все пятеро садятся посреди сцены, напоминая брошенных кукол. Тишина. Пауза.

ИВИ (вполголоса). А теперь? Все так и кончится?

АГНЕСС (тоже вполголоса). Мы сочиним воззвание!

МАДАМ КОЗЕТТА. Да, давайте!

ИВИ (обращается к Агнесс). Вот ты и давай!

АГНЕСС (встает и произносит торжественным голосом). Мы не игрушки в чужих руках! Нет! Мы сделаны из плоти, крови, а главное, чувств! (Остальные прыскают в кулак.) Только в силу неблагоприятных обстоятельств мы стали матерями, дочерьми, сестрами и женами кучи всяких козлов!.. (Прерывается и смотрит на остальных женщин, которые давятся от смеха.) Что, слишком?

Из-за кулис доносятся аплодисменты. Анна наблюдала за происходящим незаметно. Она выходит на сцену.

Пока она говорит, остальные женщины прикладывают ко рту лепесток розы. Теперь их губы выглядят так, словно их только что накрасили.

АННА. Вряд ли вам интересно, как меня зовут. Скажу лишь, что не один мужчина имеет на щеке шрам с моими инициалами. Я слышала, что в этом месте охотно принимают любую, кто носит юбку, так? (Звучит та же музыка. Быстрым движением женщины сменяют позу. Они изображают сломанных кукол.) А сейчас музыка постепенно умолкает и сходит на нет. (Музыка затихает. Анна выходит на середину сцены.) Вы смотрите на мир, как сломанные куклы. Ваши рты готовы слиться в вечном поцелуе, но губы запечатаны, из них уже не вырвется ни слова. (Пауза.) Ну, что скажете? (Сцена прерывается.)

АГНЕСС. Лично мне больше понравилось воззвание.

ЭСТЕР. Это тоже вроде как воззвание.

АГНЕСС. Ты думаешь?

ЭСТЕР. Да, молчаливое воззвание.

МАДАМ КОЗЕТТА (обращается к стоящей в стороне Софии). Теперь можешь его снять. (Показывая на губы.) Давай снимай!

ИВИ. Все равно она ничего не говорит.

МАДАМ КОЗЕТТА. Это легко. Вот так. (Плюет.) Легко.

АННА. Знаешь, так секреты не сохранишь.

Эстер запевает протяжную песню, которую подхватывает Анна. Под звуки песни София осторожно снимает с губ рот-лепесток. На полувздохе она присоединяется к пению. Затем ее голос резко обрывается.

СОФИЯ. Не выходит у меня эта сцена. Никак не получается.

МАДАМ КОЗЕТТА (подойдя к ней). Знаешь, в чем тут дело? Дело в том, что ты его бросила. (С силой кладет безногую куклу на стол.) А ты пытаешься это скрыть. Оделась как куколка и думаешь сойти за ангелочка. А правда в том, что ты ушла, закрыла не только рот, но и дверь, и ни разу не обернулась.

Этот выпад сбивает ритм, поэтому следующий далее текст построен на чередовании быстрых движений по всей сцене.

АННА. И мы заденем за живое. Хоть и не подозреваем, что если разбередить рану, то блокируешь боль, которую она вызывает.

СОФИЯ. И будем вышивать на коже недостающие слова.

АГНЕСС. И примерим на себя все ненужные слова.

ИВИ. И будем терпеливо обрывать лепестки ответов, как обрываем осенний цветок.

АННА. И сломаем шип, который впивается в наше тело.

ЭСТЕР. И нас не погасит ночь.

СОФИЯ. И не задушат угрызения совести.

ИВИ. И мы коснемся лика утерянных ласк.

АГНЕСС. И скажем «нет», чтобы не поддаться трусости.

МАДАМ КОЗЕТТА. И возложим песню на наше дерзкое лоно.

ЭСТЕР. И нас не насытит сегодняшний день.

СОФИЯ. И не поглотит завтрашний.

ИВИ. И наши лица накроет тень.

МАДАМ КОЗЕТТА. И мы оставим другим распахнутые врата рая.

АГНЕСС. И всякую траву соберем в пучок.

ИВИ. И всякое желание сделаем обещанием.

АННА. Ибо верблюд не пройдет сквозь игольные уши, но одна ласточка сделает весну.

Издалека доносится вой сирены. Действие прерывается. Пауза. Женщины слезают со столиков. Они забрались на них, предчувствуя опасность, исходившую от этого воя. Снова зажигается холодный белый свет, выхватывая Иви.

ИВИ. Вначале мы приходили сюда, чтобы укрыться, чтобы дышать, но какое это имеет значение? Мы не думали, что будем кому-то мешать. Я не помню, когда мы начали разыгрывать эти сцены, менять местами слова, придавать другую форму нерешительности. Создавать такое идеальное место, как «несуществующий остров». Вить гнездо, в котором можно дать передышку сломанным крыльям.

В конце монолога сидящие за столом затягивают приятную мелодию. Пауза.

МАДАМ КОЗЕТТА. По-моему, сейчас самое время налить всем по капельке. Принести?

Все. Сядь! (Пауза.)

МАДАМ КОЗЕТТА. Знаете что, мне до этого столько же дела, как и…

ВСЕ. Сядь!

МАДАМ КОЗЕТТА. То же самое вы говорили в тот день, когда я пришла… В тот день… (Меняя тон.) Привет! Жизнь выплюнула меня в это место, и дверь была открыта. (Смеется.) Что ты умеешь?.. (Обращается к Эстер.) Спроси, что я умею!

ЭСТЕР. Что ты умеешь?

МАДАМ КОЗЕТТА (с издевкой). О, у меня большой опыт переходить от одного пустого стола к другому, не менее пустому… (Смеется и меняет тон.) Любит, не любит… Люблю, не люблю… (Обращается к Агнесс.) Умирать — это искусство, ты знаешь? (Смеется.) А чуть позже, когда весь этот цирк обрушился на меня, одна дамочка сказала…

АННА. Не будь тебя, не было бы солнца.

МАДАМ КОЗЕТТА (про себя). Не было бы солнца…. не будь меня… меня. (Сменив настроение и возвращаясь к началу.) По-моему, сейчас самое время налить всем по капельке. Принести?

ВСЕ. Сядь!

АГНЕСС. Эту сцену мы тоже сыграем? (Остальные смотрят на нее. Агнесс замолкает.)

СОФИЯ. По-моему, мы не сдвинулись с исходной точки.

ЭСТЕР. Мы снова в исходной точке.

АННА. Исходной точке? Из чего она исходит? Или из кого? В какой момент? (Пристукивает по столу.) До того, как мы укрылись здесь, спасаясь после кораблекрушения? (Тем временем все, кроме Эстер, приходят в движение. Мизансцена меняется. Столы и стулья располагаются в два ряда по бокам. Середина сцены освобождается. В глубине стоит вешалка.) Или до того, как первая из нас попросила о помощи? До того, как мы задумали первую сцену, отражающую то, что скрывает реальность, или до того, как научились смеяться над самими собой? А может, до того, как решили, что не будем называть себя настоящими именами, потому что на этой безликой равнине хотим оградить себя от всякой боли? До того, как сюда пришла та — с черным глазом и сломанными ребрами? Или до того, как появилась эта одержимая наказанием? До того, как вот эта бросила семью и собаку или как ее бросили, точно собаку? (Обращается к Софии.) До того, как пришла ты? (Обращается к Эстер.) Или до тебя? А может, до нее?..

Мизансцена меняется. В глубине появляется Иви. На ней широкая белая мужская рубашка. В руке у нее цветок каллы. Она изображает юную девушку, а это — игра, в которой она должна вручить цветок.

ИВИ (нараспев). Она устала. Она хочет спать…

Неожиданно меняется характер ее движений. Они становятся более резкими, будто ее тело содрогается от внезапного воздействия. Цветок падает. Иви снимает рубашку. Мы видим хрупкое девичье тело, перевязанное в некоторых местах повязками. Она падает на колени и вставляет цветок в нагрудную повязку.

ИВИ. Она сумасшедшая… Говорят и такое…. Она сумасшедшая.

АННА (когда Иви закончила, обращаясь к Эстер). Ведь без того, что было с нами до этого, нас бы здесь не было!

ЭСТЕР. Мне хочется, чтобы было и «потом».

АННА. Потом, да, потом… Сейчас у нас есть только это, но и этого уже немало.

ЭСТЕР. Да кому какое дело до всей этой дребедени? До этого жалкого кабаре, еще более жалкого, чем наши рассказы? (Выходит на середину сцены.) Мы готовим эти сценки для такого же заблудшего зрителя, как и мы, в тайной, но призрачной надежде отстоять свое положение, право, справедливость. (Нежнее.) Все клочья разметаны, их больше не собрать воедино и не сшить так, словно это нетронутая кожа.

АГНЕСС. Вот это настоящее воззвание.

СОФИЯ. Не говори так, не говори так, ты искажаешь смысл своего молчания. (Одновременно разматывая длинную красную ленту с груди Эстер.) Ты попираешь чувство достоинства тех неудачников, которым удается построить царство там, где другие способны только мусорить. Я помню, как ты сказала…

ЭСТЕР. Я не знаю, кто я. Наверное, я сбилась с пути.

СОФИЯ (наматывая ленту на тело Эстер). Я смотрела, как ты мечешься в своей шелковой сети, подыскивая для нас слова оправдания и утешения. Напрасный труд. Лучше снова сделай тот незаметный, молчаливый, но такой выразительный жест, которым ты назначила самой себе первое свидание.

Одним движением Эстер сбрасывает с себя ленту. Остальные женщины хлопают ей. Искрометный ритм «Ча-ча-ча» наполняет сцену. Женщины танцуют, следуя выверенной хореографии, до тех пор, пока музыка не прерывается и белый свет не выхватывает фигуру мадам Козетты. Остальные продолжают двигаться в танце без музыки.

МАДАМ КОЗЕТТА. Откуда я знаю, кто пустил этот слух? Пустил и пустил. Приходили женщины, девушки, много девушек. Всех возрастов. Каких только не было. И каждая делилась своей историей, хотела забыть о пережитом, залечить полученную рану. Мы так и не выясняли, правы они или нет. Истина частенько оказывается глухонемой, не так ли? Я всегда летала очень низко, осторожничала. Но у меня все равно кружилась голова. И вот в один прекрасный день — раз! И я обрела это чувство, примерила его на себя. Даже не знаю, с чем это сравнить… (Смеется.) Это чувство достоинства, люди, достоинства….

Снова звучит музыка. Мадам Козетта присоединяется к танцу. Мелодия затихает. Целиком поглощенная действием, Агнесс шлет воздушные поцелуи направо и налево, не замечая, что сцена закончилась, а свет стал более тусклым. Она остается на сцене одна.

Пауза.

АГНЕСС. Где вы? Где вы? Вы не должны выключать свет! Вы же знаете, что в темноте у меня болят глаза!.. У меня болят глаза…

Агнесс несмело затягивает песенку, словно вспоминает о чем-то плохом. Ее движения и голос призваны передать акт насилия. Она снимает с себя одно платье и остается в другом, черном. Агнесс прикрывает рот рукой, и звук песни перерастает в крик. Она оголяет плечи. Этот жест отражает всю ее хрупкость.

МАДАМ КОЗЕТТА (сидя за столиком в глубине сцены). Иногда я спрашиваю себя, как можно пережить всю эту черноту. А потом смотрю на тебя, такую ясную и приветливую. Ты сидишь и смотришь на мир из своего окна. Ты не должна была этого делать, в этом не было необходимости!

АГНЕСС. Это всего лишь мизансцена.

МАДАМ КОЗЕТТА. Иногда я спрашиваю себя, как можно пережить все это. А потом смотрю на тебя… Я всегда смотрю на тебя, когда мне нужна надежда. (Пауза.)

АГНЕСС. Ты споешь эту песню, правда?

МАДАМ КОЗЕТТА. Да, наверное…

АГНЕСС. Спой мне еще разок.

Мадам Козетта раскрывает свой веер и поет. Входит Анна и начинает ей подпевать. Она поет, чтобы поддержать ее. Иви врывается в эту сцену и прерывает песню. В руках у нее простыня.

ИВИ. Я нашла эту. Может, она пригодится…

АННА (резко). Кто тебе разрешил трогать то, что тебе не принадлежит?!

ИВИ. Но я думала…

Анна вырывает простыню у нее из рук. Из простыни вываливается нож. Пауза. Анна яростно колотит простыней по полу до тех пор, пока не успокаивается.

АННА (подбирает нож). Больше никогда, никогда его не бери.

Она собирается выйти, но ее останавливает вой сирены. Все встают в середине сцены спиной к спине.

Агнесс раскрывает зонт, пытаясь их защитить. Пауза. Звук умолкает.

ИВИ. Иногда бывает до того страшно, что ты готова зубами вцепиться в этот страх. Вот бы откусить от него хоть кусочек. (Слышится мягкая фоновая музыка. Женщины медленно расходятся по всей сцене. В руках у них оказываются разные предметы. Иви держит деревянный меч. Говорит решительно.) Значит, можно только так? Значит, с призраками можно покончить, только если вертеться волчком? Только так? Как перышко на ветру, как прерывистое дыхание? Как дрожащий стебелек?

Фигуры молча замирают. Только София продолжает двигаться. На ней красная шаль.

СОФИЯ. Ни жеста, ни шага… Иначе слова умерли бы от испуга или скуки. Все неподвижно, но движется словно сон, засевший в засаде, или неотвязное ожидание… Все замерло и готово напасть, как занесенный кулак. (Переходит от одной женщины к другой.) Перед тобой свернувшаяся лентой дорога — как снова на нее выйти? Простыня, испачканная тайнами, горький веер, очертания железной боли, засевшей в детстве, меч любви и бутылки в кожуре деревянной оплетки. Все ждет, кроме меня. Все бьется, кроме меня. Я закрылась в музыкальной шкатулке, отбросив свои воспоминания. Эта шкатулка больше не играет, и ключ от нее потерян. Все ждет, кроме меня. Все пульсирует, кроме меня…

Она берет маленькую куклу, лежащую на столе. Пытается с ней заговорить. Она открывает рот, но из него не вылетают слова. Она с силой закрывает рот и роняет куклу.

МАДАМ КОЗЕТТА (прерывая сцену). Вот об этом ты и должна рассказать!!!

АГНЕСС. Но она не может, не может…

МАДАМ КОЗЕТТА. Она сказала, что хочет еще раз попробовать. Уже второй раз. Она попросила это платьице и получила его. Она просила нас молчать и не смотреть на нее, и мы застыли как парализованные в ожидании откровения. И вот, когда все подошло к развязке, что делает наша звезда эстрады, наша примадонна? Спрыгивает! Что там может быть такого, чего нельзя выставить на этой ярмарке недотрог? А? (Пауза.)

АННА. Может, это не от страха и не нарочно… Просто что-то заело в нашем механизме и не дает ему повернуть, не дает нам быть теми, кем нам хотелось бы, сделать то, что надо было…

ЭСТЕР (помогая Софии). Мы не должны переходить границу наших намерений.

АННА. Это верно. Но верно и то, что нужно дойти хотя бы до порога наших обещаний. Одна из нас, но не я, могла бы вспорхнуть с легкостью пушинки, не чувствуя одышки и свинцовой тяжести на сердце. Ей тоже нелегко предаваться воспоминаниям. Но прошлое не заслуживает наказания ностальгией и тем более вымученного прощения. (Кладет простыню на пол.) Одна из нас, но не я, могла бы сказать… (Встает на простыню, в руках у нее нож.) Сколько боли я испытала в этой семье, сколько боли… Сколько в ней было намеков, похожих на шантаж, сколько недоразумений, скрытых ледяным молчанием. (Решительно.) Мы обрезаем слова, чтобы не дать совершиться событию… (Направляет нож себе в грудь и затягивает песенку.) И не замечаем, что невольно познавший смерть не увидит разницы между тяжестью вины и суровостью наказания… (Пауза. Сменив тон.) Кому на пользу подобное заявление? Разве нам от этого легче? (Обращается к Эстер.) Ты была права, когда говорила: «Кому какое дело до всего этого?» Или: «Да кто это поймет?»… Все это мы выдаем непроизвольно, словно выплевываем рыбью кость, застрявшую в горле… Ты была права… Но не потому, что это иллюзия веры — это неблагородно. Ведь нам кажется, что чем дольше мы смотрим за пределы наших клеток, тем быстрее взлетим как птицы. Нет, многим из нас уже слишком поздно… Мы слишком привязаны к этому месту и слишком рано научились припудривать личико наших невзгод. Мы можем только делать так, чтобы все исчезло — тремя взмахами волшебной палочки…

Она трижды щелкает пальцами, и предыдущая мелодия возобновляется на том месте, где прервалась. Несколько стульев передвигаются. Агнесс тайком играет с куклой, пока Анна не отнимает ее. Мелодия опять затихает. Яркий белый свет выхватывает Агнесс.

АГНЕСС. Зачем вы задаете мне одни и те же вопросы? Я же говорила: мы лишь рассказываем друг другу разные истории. Иногда эти истории становятся такими сценками, как в театре, понимаете?.. В этом нет ничего плохого… Я бы еще развесила какие-нибудь лампочки, чтобы здесь все сверкало. И когда люди придут посмотреть на нас, они скажут: смотрите, сколько тут звезд, несмотря на кромешную тьму… (Закрывает руками глаза.)

ОСТАЛЬНЫЕ (из глубины сцены). Ты готова?

АГНЕСС. Даааа!

Она поворачивается. Сзади нее стоят три мужские фигуры. Звучит мелодия былых времен. Агнесс танцует с ними. Танец специально поставлен для нее. Игривый нрав Агнесс берет верх: ни на что не обращая внимания, она ведет себя раскованно и весело, вызывающе и сладострастно. К радостному изумлению остальных, Агнесс устраивает пылкую концовку. Пауза.

ИВИ. Ты именно этого хочешь?

АГНЕСС. А что?.. Чересчур?

ИВИ. Да нет… я так.

АГНЕСС. Это просто метафора освобождения плоти!

ИВИ. А есть ли в этой метафоре освобождения плоти место для возвышения духа?

АГНЕСС. Еще как есть!

Все смеются и наперебой говорят, расставляя стулья в ряд вдоль боковых проходов. Эстер стоит посреди сцены в белой комбинации и бросает перед собой красную ленту. Лента разматывается.

АННА. Что это с тобой?

ЭСТЕР. Если представить, что это дорога, то можно сказать: «Моя дорога у меня под рукой, даже в руке…» Когда я слышу, что вы говорите, и вижу, что вы делаете, я понимаю, что сбилась с верного пути. А все потому, что ношу не свою обувь. У меня нет ни капельки своего, по-настоящему своего.

Она держит ленту посредине. Группа за ее спиной тянет за концы. Эстер прикрывает рукой глаза и медленно идет вперед.

АННА. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя дочь.

МАДАМ КОЗЕТТА. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя подруга.

ИВИ. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя мать.

СОФИЯ. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя жена.

АГНЕСС. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя ученица.

ИВИ. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя внучка.

МАДАМ КОЗЕТТА. Кто ты?

ЭСТЕР. Твоя сестра… (Открывает глаза.) Моя сестра… (Медленно идет к боковым стульям. Группа так же медленно останавливается на противоположной стороне.) Я уверена, что такое место ей вполне подошло бы. Она сразу бы его полюбила, ведь здесь собрались те, кого потрепала жизнь, а она таких любила. Перед уходом она написала записку, которую я никогда не читала. Потом она бросилась с балкона. В тот день она впервые не накачалась наркотиками и алкоголем. Она полетела вниз с балкона, и это стало ее последней данью пустоте. Я думала, что попала сюда ради нее, чтобы придать какой-то смысл ее поступку, чтобы побыть здесь в ее отсутствие. Но теперь я вижу, что нахожусь здесь ради самой себя, потому что ее падение не могло на мне не отразиться.

Фоном звучит легкая и немного грустная музыка в ритме фокстрота. Агнесс подходит к Эстер и раскрывает над ней зонтик, словно стараясь защитить ее. Затем к ней подходит Анна и приглашает ее на танец. Другие женщины тоже танцуют парами. Две из них по-прежнему одеты в мужскую одежду. София все еще носит шляпу. Музыка затихает. Пары застывают в объятиях. Затем все медленно расходятся, кроме Софии и Иви. Они стоят у рампы.

ИВИ. А что, если мы останемся так навсегда под сенью вечного утешения? (Медленно отходит от нее и обнимает фигуру в мужской одежде.)

Останемся так навсегда. Ведь мы не обязаны расти. Крепко обнимем чье-нибудь тело, ухватимся за порог, наше надежное пристанище.

Останемся так навсегда. Перед нами целое детство, а в нашей копилке полно всяких капризов.

Что, если мы останемся так навсегда, увязнув в нескончаемом времени без сучка без задоринки? (С нарастающей решимостью.) Навеки застыв в неизменной форме. Что, если мы останемся так навсегда? (Падает на землю. Мужская фигура, стоящая спиной, поднимает цветок белой каллы и бросает его на лоно Иви.)

Что, если мы останемся так навсегда, в двух шагах от небытия, в ничейном саду?

АННА. Это уж слишком… (Обращается к Агнесс.) Скажи, что слишком!

АГНЕСС. Почему это слишком?

АННА. Я не говорю, что мы не должны «самовыражаться». Но в конечном счете мы попросту нагромождаем наши беды! Неужели от этого нам станет лучше?

ЭСТЕР. А в чем проблема? (Тем временем в центре сцены расставляются стулья.)

АННА. Проблема в том, что я уже не состоянии отличить правду от вымысла, забавную выдумку или сюжет от «мизансцены» или как хотите называйте эту фишку!

ЭСТЕР. И в чем проблема?

Мадам Козетта выходит из-за вешалки, ничего не замечая.

МАДАМ КОЗЕТТА. Та-тан!!!

АННА. Вот!.. А вы говорите, нет проблем!

МАДАМ КОЗЕТТА. Я помешала? (Все смеются. Мадам Козетта продолжает свой выход.)

МАДАМ КОЗЕТТА. Дамы и господа, почтеннейшая публика! Этой ночью, наполненной жизнеутверждающей силы… (Агнесс подсказывает ей слова.) Мы не могли обойтись без песни. Она призвана передать всю красоту и радость, которые дает нам любовь…

Она поет ту же песню, о которой говорилось раньше, только уже в насмешливо-издевательском тоне, переиначивая значение слов.

Отдаленно слышен вой сирены. Все улавливают его, и на мгновение игра останавливается. Мадам Козетта продолжает напевать песню. Теперь она звучит вызывающе. К ней присоединяется хор остальных голосов. Вой сирены нарастает. Нарастает и мощь голосов. Женщины используют голос как единственный возможный способ подавить вой сирены и угрозу. На максимальном крещендо все прекращается. Тишина. Пауза.

ЭСТЕР. Такими нас хотят видеть. Пусть у нас будет собственное пространство, но мы не должны проявлять излишнюю инициативу. (Все садятся как в замедленной съемке.) Мы должны быть застывшими, молчаливыми, без дерзких мыслей, да какое там — вообще без всяких мыслей. Готовыми пойти на компромисс и жертву. Проводящими часы, дни и годы без малейшего намека на смелый поступок или восстание. Такими нас хотят видеть — тише воды, ниже травы. (Пауза.)

МАДАМ КОЗЕТТА (в ответ). По-моему, сейчас самое время налить всем по капельке. Принести?

ВСЕ. Сядь!

МАДАМ КОЗЕТТА (садится и тут же встает). Знаете, у меня нет ни малейшего желания пасть жертвой событий и получить на голодный желудок пинком под зад!

ВСЕ. Тогда пей! (Такой ответ застает ее врасплох. Она передумывает и снова садится. Пауза.)

СОФИЯ. Что будем делать?

ЭСТЕР. Продолжать.

АННА. Вы еще не поняли, что дальше уже нельзя, дальше нас не пустят.

АГНЕСС. Я думаю, что…

АННА. Ты всю жизнь ни о чем не думала, стоит ли начинать сейчас?

МАДАМ КОЗЕТТА (Анне). Умница! Язык у тебя такой же острый, как и нож!

Начинается перепалка. Женщины быстро передвигаются по сцене.

ИВИ. Интересно, где она похоронила труп своей смелости?

МАДАМ КОЗЕТТА (Иви). А ты-то что встреваешь? Девчонка, нарядившаяся невестой, воюет с увядшим цветком… Хорошенькое дело!

ЭСТЕР (мадам Козетте). Ты бы поосторожнее, рано или поздно этот цирк снимется с места!..

ИВИ (Эстер). Хватит строить из себя строгую училку!

СОФИЯ (Иви). Вот именно! А то повадились носиться со всякой царапиной и выдавать ее за самую глубокую, самую неизлечимую рану!

МАДАМ КОЗЕТТА (Софии). Ты бы лучше нянчилась со своей безногой куклой!

ИВИ (мадам Козетте). Нет, лучше со сломанным веером!

АННА (Иви). Эй, куколка!.. Тик-так, тик-так, слышишь? Время истекло. Тебе остается обнять дуновение ветра или проткнуть пустоту.

СОФИЯ (Анне). А как насчет того, чтобы искромсать все вокруг и заглушить угрызения совести?

АННА (Агнесс, которая тем временем спокойно раскрывает зонтик). Это что, угроза? Думаешь, такую как я можно запугать? (Агнесс мотает головой.) Тебе есть что сказать? (Агнесс кивает в знак согласия.) И что?

АГНЕСС. Пошла в задницу! (От неожиданности все замолкают, затем прыскают. Снова тишина.)

АННА. Блестяще. Это все, на что мы способны. А дальше? (Пауза.)

АГНЕСС (медленно встает). Мы будем смотреть в лицо жизни с гордо поднятой головой каждый раз, когда это понадобится. И пусть эта жизнь кажется нам далекой и недостижимой. Мы все равно найдем в себе силы не потерять ее из виду. И никто не причинит нам боли, даже безжалостная коса, которую мы носим с собой. (Звучит приглушенное хоровое пение, которое уже использовалось до этого.) А за нами придут другие с темной кожей и светлыми руками, с переломанными костями и усталым чревом, с мертвыми глазами и горькими губами. И на каждую из них мы положим по свежесорванному лепестку. Споемте, скажем мы им, споемте. Как славно умереть под музыку, когда наступает прилив. И когда наступит завтра, мы будем готовы, удивительные и непредсказуемые. Мы будем благоухать свежестью. На нас будут праздничные платья. Пусть все думают, что мы неуклюжие, несуразные и смешные. Настоящая красота не боится быть смешной. Мы предстанем в наилучшем виде. Это будет почти безупречная иллюзия. Мы сбросим с себя груз лет и разочарования. (Не успевает Агнесс сесть, как вскакивает София.)

СОФИЯ. Все готово для удара или выстрела — как натянутая тетива.

Быстро переставляются стулья. Женщины располагаются за спиной Софии. Она все еще одета в мужские брюки. Ее лицо закрывает шляпа. Звучит музыка. София медленно поднимает шляпу: на ее губах лепесток. Ее движения и реплики сопровождаются движениями группы позади нее. Она выплевывает лепесток.

Я не помню, когда возненавидела запах некоторых слов. Наверное, когда они стали падать с неблагодарной раскованностью во время безжалостного и непреодолимого досуга. Я закрыла дверь с ясным сознанием того, что расстояние между этим и следующим мгновением увековечит природу чувства. Окончательный и бесповоротный поступок. Жить дальше, задушив то, что любишь. Когда тебя бросают, ты чувствуешь, что имеешь дело со смертью. Тебя охватывает ненависть и ярость. Ты восстаешь, чтобы выжить. (Достает из шляпы маленькую куклу.) Все ждет, кроме тебя… Моя вина в том, что я поверила, что в твоей жизни больше смысла, чем в моей. Все ждет, кроме меня… Ты не почувствуешь прощения, если твое тело превратилось в хрупкий стеклянный скелет. (Кладет шляпу и куклу перед собой.) Удаляться — это гораздо больше, чем отходить. Ты собираешь себя по частям и шаг за шагом озаряешься новым, нездешним светом.

Музыка усиливается. София сливается с общей группой в танце, исполненном жизненной силы и счастья. Под конец мелодии женщины делают полный оборот и со смехом оседают. Анна отходит в сторону. На нее падает белый свет. Остальные продолжают собственную мизансцену.

АННА. Какую опасность может представлять из себя кучка отщепенцев, покрывших себя позором?

АГНЕСС (вполголоса). А вы когда-нибудь задумывались, какой силой обладает капля воды?

ИВИ. Она снова о своем!!

АННА. А слово, поступок, мысль?..

АГНЕСС. Без нее не было ни рек, ни озер…

МАДАМ КОЗЕТТА. Ни стаканов…

АННА. Вас что, так беспокоит взаимосвязь?

АГНЕСС. …настолько слабая, что сама по себе выглядит жалко…

АННА. Это вы о крепком рукопожатии? Или о власти отношений?

АГНЕСС. И все вместе они внушают страх…

АННА. Мы ничего не значим. Как повзрослевшая капля воды. А это, по-вашему, что? Совет или угроза? (Анна отходит. Свет становится обычным.)

АГНЕСС. Сами подумайте, ведь море и есть повзрослевшая капля воды…

В задумчивости Анна садится в правой части сцены. Эстер замечает это и подходит к ней. Тем временем мадам Козетта подбирает куклу, а Иви помогает Софии надеть красное платье.

ЭСТЕР. Что такое?

АННА. Времени действительно не осталось. Ты знаешь, чем все должно кончиться. Ты знаешь, что все должно кончиться. Ты сама говорила: «Мы не должны переходить границу наших намерений»…

ЭСТЕР. А ты отвечала: «Да, но нужно дойти хотя бы до порога наших обещаний…»

АННА. Вот-вот!.. Обещания… Я так и не научилась справляться со злостью. И уже думаю, как вернуть то, что получила. Конечно, жизнь — странная вещь… Я и не представляла, что все это станет для меня так важно…

МАДАМ КОЗЕТТА (слушавшая последние слова). Знаешь, странная не жизнь. Просто время от времени она попадает в разные передряги и забывает взглянуть на нас… На твоем месте я бы доверилась пению как единственной плотине, которую не прорвать. Ты неприступна, когда поешь.

АННА. Подожди! (Идет за мадам Козеттой и падает.)

Анна поет «свою» песню так, словно рассказывает о себе. В ее руках нож. Он становится оружием и игрушкой. Она поет о детстве, обретениях и потерях.

(Проводя ножом по горлу.) Моя злость — как запах зерна, пота и крови. Как пустой бокал или не смолкающий крик. Моя злость — как податливая невинность. Как беззащитный пуп выжженной земли. (Иви подходит к Анне и берет у нее нож. Глядя на него.) Он не дороже меча и тем более цветка.

Все начинают ритмично передвигаться по сцене. В очередной раз зажигается ослепительный свет. София приостанавливается, в то время как остальные продолжают двигаться.

СОФИЯ. О да, все в полном порядке. Все именно так, как вы хотели. И снова это место пусто, словно его никогда не обживали. Мы уйдем отсюда, как и пришли: молча, почти на цыпочках, чтобы, не дай бог, снова не проснулась глупость. Вы можете гордиться собой, ваше усердие похвально. Вы всегда так следите за тем, чтобы все было в рамках приличий… Но вот вопрос: я знаю, где вас найти, когда все в полном порядке, но где вас взять, когда вы нужны?

София присоединяется к общему движению. В это время Агнесс смотрит на женщин, словно улавливая что-то. Она приостанавливает действие.

АГНЕСС. Вы собираетесь уйти и не знаете, как об этом сказать!

МАДАМ КОЗЕТТА. Да нет, мы просто хотим отрепетировать эту сцену. Ту самую, которая тебе так нравилась, помнишь?

АГНЕСС (с прежним недоверием). Это какую же?

ЭСТЕР. Ну, ту самую, когда мы пляшем на столах…

АГНЕСС. Эту мы уже репетировали!

АННА. Еще нет… Стол мы двигали сюда… (Передвигает стол.)

СОФИЯ. А стулья сюда… (Двигает стулья.)

ИВИ. И все становилось на свои места… (Наступает молчание. Женщины переглядываются.)

АГНЕСС. Вы уходите… (Пауза. Все разом сходятся и обнимаются.)

АННА. Знаешь, не так-то просто выйти из игры, тут нужен большой опыт… Пусть все будет так, как мы хотели… (Женщины медленно расходятся, слышатся звуки «La vie еп rose» Эдит Пиаф.) Достойно, незабываемо. Как шероховатое прикосновение старческой ладони, как нежная влага росы…

Женщины садятся каждая за своим столом. В такт музыке они совершают одинаковые движения, принимая изящные позы, и постепенно, одна за другой, покидают сцену. Когда песня кончается, на сцене остаются только Агнесс и Иви. Долгая пауза.

АГНЕСС. Где-то сейчас наши девушки!..

Иви начинает порывисто метаться между столиками. Она хватает меч и отчаянно размахивает им. С каждым взмахом Агнесс опрокидывает по стулу. Поднимается шум, воцаряется хаос. Наконец Агнесс останавливает Иви, обняв ее сзади. В ее свободную руку Агнесс вкладывает цветок каллы.

ИВИ. Какой во всем этом смысл?.. Какой смысл? Собирать и рассеивать, словно ничего и не выросло; держать и отпускать, иметь и растрачивать, как тот, кому нечего терять. Лелеять мечту и увидеть, как она улетучивается, словно исполненное желание… Какой в этом смысл?

АГНЕСС (снимая у нее повязку с руки). У вещей нет смысла, у них есть только пульс. Наше дело — нащупать и поддерживать его. (Агнесс усаживает Иви, пока та снимает с себя вторую повязку.)

ИВИ. Поэтому ты хочешь остаться?!

АГНЕСС. Я стою на часах и провожаю всех вас, всех уходящих… Не упорство дает мне силы, а ностальгия.

Эта сцена в точности воспроизводит начальную сцену. Иви сидит к залу спиной, склонившись на стол. Агнесс медленно расхаживает между столами, расставляя стулья по местам. Она чувствует все, что когда-то пережил каждый предмет.

АГНЕСС. Тебе пора. (Пауза.)

ИВИ. Ты точно хочешь это сделать?

АГНЕСС. Точнее не бывает! (Иви направляется к выходу. Перед тем как уйти, она оставляет свой цветок на столе.) Пока ты не ушла, поставишь мне еще раз музыку?

Вновь слышится мотив «La vie еп rose». Агнесс улыбается, сидя за столом в глубине сцены. Она повторяет отдельные движения, которые видела до этого, когда все были вместе. Музыка сливается с воем сирены. Постепенно звук сирены заглушает мелодию, и песня стихает. Агнесс продолжает спокойно сидеть.

АГНЕСС. Крепче запирайте двери! Топчите все, что вам мешает! Плотнее закрывайте окна! Врежьте мне по зубам, ведь мне больше не нужны слова. {Пауза.) Я останусь здесь. Я буду незаметной, но по-прежнему красивой, как жемчужина в грязи.

Она раскрывает скелет своего зонтика и улыбается. Вой сирены становится оглушительным.

Темнота.