Аргонавты вселенной

ГЛАВА 10 Опять в пространстве

Тяжелая грусть охватывает население ракеты…

Неисчислимое количество раз за время двух лунных суток кидался Горянский к бесполезному телефону и оглашал пространство бесцельными призывами.

Искрилась антенна «Победителя»; красноватые и большие, высоко взлетали искры — напрасно! Земля по-прежнему молчала, Чемберт не отзывался!..

Горянский прекратил исследование луны, в течение долгого времени возился с прибором, пересматривая малейшие его части, думая, что, может быть, двигатель испорчен…

Но вдруг, когда истекали третьи уже лунные сутки, — слабый звонок задребезжал в приборе… чуть слышный, надорванный голос донесся из пространства, но, увы, это был не Чемберт!

Это говорил Тамповский.

— «Господин Горянский, — хрипел измученный голос телеграфиста, — страшное несчастье! — Мистер Чемберт убит!..

— Говорю с вами, вероятно, в последний раз!.. Башни радио разрушены!.. Еле держится, шатается главная башня, с помощью которой я говорю с вами… Через минуту и она рухнет!..

— На острове все разломано!.. Эллинги горят!..

— На нас позавчера неожиданно напали туземцы, и Джонни вместе с частью рабочих отразил нападение и спас Л/3…

— С туземцами двое из наших рабочих… Один из них и убил Чемберта… Апфель тоже убит.

— И все из-за вашего золота!.. Они хотят золота!

— Туземцы разделились: Чигринос со своими сородичами все время защищал нас… Теперь он, кажется, тоже убит…

— Не знаю, что теперь будет!.. Я совсем болен!.. Джонни ранен!.. Мы с Джонни совершенно измучились!..

— И зачем только мистер Чемберт не отправил с острова этого проклятого золота!..

— Запасы энергии, заготовленные для вас, рассеялись в пространстве… над островом была страшная буря… Не знаю, что будет далее. — голос оборвался… послышался широкий шершавый шорох, шум и еле слышный треск… Вероятно, упала последняя радио-башня… Аппарат замолк.

Трубка выпала из рук Горянского… Он зашатался и изнеможено прислонился к стене каюты…

Мукс изумленно таращил свои большие черные глаза…

Ничто, даже гибель всех его машин, бесцельная гибель энергии, предназначенная для нового, еще более отдаленного и трудного межпланетного полета, — не поразило Горянского так, как известие о смерти Чемберта!..

Горянский вспомнил московские баррикады, вспомнил сколько раз спасал ему жизнь Чемберт, вспомнил годы совместной борьбы и работы на острове…

Увидел Чемберта, всегда спокойного, всегда корректного, всегда выдержанного, отчетливого, как хронометр, — Чем-берта, который отдал все: — и себя, и состояние, и жизнь ему, Горянскому…

Чемберт умер, его убили!.. О, будь у него, Горянского сейчас энергия, радио, много радио, — он стер бы остров с лица земли!.. Он потопил бы его в океане!..

Но кому же мстить?

…Золото!..

— Да будет проклят тот час, когда он, Горянский научился делать золото!.. Это он, безумный, — виновник гибели Чемберта!..

Жестокое горе шатало мозг Горянского…

Стоит ли жить, когда смерть все равно существует, когда умирают такие люди, как Чемберт?!..

Почти ощущая физическую боль, метался Горянский по ракете.

Елена с трудом успокаивала его…

— «Пойми, Елена, — рыдал он, как ребенок, у нее на коленях, — этот человек был мне все: он был мне роднее отца, ближе друга!.. Он был мне соратник в творчестве!.. Теперь никого, никого не осталось у меня!

…Я — один во вселенной!..»

— «А я?..»

— «Да, прости, — горе оглушило меня!.. Теперь только ты, только ты — жена, соратник, друг, — осталась у меня во всем мире!..» — воскликнул, как бы проснувшись, Горянский, твердо прижимая к себе Елену.

Он вскочил с внезапной энергией:

— «Назад! Мне противен вид луны!..

— Я хочу тотчас же видеть остров, встать на могилу Чем-берта!..

— К земле! Скорей к земле!»

Он подбежал к двигателю и поразился: приемники ра-дио-активной смеси были почти пусты.

— Что это?

Правда, истрачено было более половины имевшегося запаса радио на безуспешные, безумные, почти ежесекундные попытки снестись с Чембертом, в течение трех суток, но оставшейся половины должно было ведь быть более чем достаточно для возвращения на землю.

— Что же это? Или, может быть, разложение радия, его утечка происходит здесь быстрее, чем на земле?

Горянский оглядывает машину еще, — еще — снова контролирует приемники…

— Да, несомненно, так!.. Простой, но страшный факт: как бы то ни было, в приемниках почти нет смеси!

Горянский сообщает об этом Елене. Мучительное отчаянье охватывает его: — все кончено… так просто…

И незачем было уходить из темно-зеленого зала, не всели равно было: умереть там с голоду или задохнуться здесь, в маленькой железной клетке, когда за недостатком энергии прекратит свое действие прибор, вырабатывающий воздух?

Или покинуть ракету, переселиться с Еленой и Муксом в пещеру и стать селенитом, лунным обитателем, без надежды когда-либо вернуться на землю?

Горянский предвидел, предвидел ведь такую возможность недостатка радио в ракете, но опрокинуты ведь радиобашни, которые могли бы послать ему с острова запасы энергии через пространство…

Радий!.. Если бы у него был радий!..

Он изготовил бы сам радио-активную смесь, чтобы вернуться…

Он бурно приподымается:

— «Елена, здесь на луне должен быть радий!.. Мы будем искать его! Мы найдем! Отправимся сейчас же!»

— «Хорошо, милый, идем!» — соглашается Елена.

Они одевают костюмы. Горянский уже готов отворить дверь в двустенный выходной коридор, как вдруг простая мысль появляется в его мозгу: зачем искать и исследовать пешком, взбираясь на лунные горы и пики, когда пока имеется в распоряжении «Победитель»? Остатков реактивной смеси более чем достаточно для того, чтобы ракета облетела десятки раз вокруг лунного шара и исследовала поверхность луны во всех направлениях. Правда, она летит слишком быстро, но можно будет опускаться в нужных местах и производить исследование.

Да и все равно, почва поверхности той стороны лунного шара, на которой они опустились, ничего не обещала в смысле радиоактивности! Конечно, следовало бы обследовать ее детально, но… какой-то толчок подтолкнул мысль Горянского, не попробовать ли посетить раньше второе, еще неизвестное им полушарие луны? В случае неудачи, ракета ведь легко сможет вернуться; но, может быть, там, именно там, они найдут радий?!

Горянский поспешно снимает предохранительный костюм; удивленные Мукс и Елена следуют его примеру.

— Мы поищем на другой стороне! — говорит Горянский, подходя к рычагам; упругий толчок. Обращенная в металлический дирижабль ракета взмывает над скалистой поверхностью и мчится в направлении лунного полюса… Ис-серо-черный лунный север расстилается внизу…

Но что это? — Скорость чрезмерно увеличивается — Горянский с изумлением смотрит на двигатель — тот исправен, но скорость все возрастает… Какая-то могущественная сила притягивает их…

Может быть, они попали в сферу притяжения какого-нибудь еще неизвестного небесного тела, какого-нибудь спутника луны, еще не открытого земными астрономами?

Но как бы то ни было увеличенная, в силу неизвестных причин, скорость «Победителя» все возрастает и доходит до трех верст в секунду!.. Поверхность луны проваливается с ужасающей быстротой…

Горянский в отчаянии приводит в действие носовой реактивный прибор: скорее, скорее попробовать затормозить ракету!..

Отчетливо работают двигатели, мантия газа моментально расстилается перед носом ракеты, ракета сопротивляется, как живая, — бесполезно: скорость растет!..

Изумление и отчаянье пронизывают мозг Горянского.

— Содрогание!..

— Толчок!.. — Еще толчок…

— Расшвыривает на пол пассажиров космической ладьи!..

Горянский теряет сознание…

Бессильная сопротивляться, очевидно, втянутая в сферу солнечного притяжения ракета мчится в пространство…

Елене кажется, что она спит… страшный сон возникает в ее мозгу: ей снится, что она маленькая девочка и лежит у себя в детской, в кроватке…

Вселенная суживается — маленькие, как игрушечные шарики, планеты кажутся мячиками… Вот они вплывают в детскую и танцуют над головой…

Вот рыжий мячик, больше других — солнце!..

А это что? — Маленькое, как иголочка, — нет, еще меньше, — как иголочное острие, — как обломок иголочного острия отделилось от одного из шариков и мчится к рыжему мячу!…. Елена знает, что это ракета, но Елене не страшно,

— наоборот, любопытно и очень смешно. — Какая интересная игра! Какие славные мячики! — Положить бы их все к себе под одеяло!

Громадная рука вырастает над шарами и любопытно Елене, что же будет дальше?

Рука берет маленькое, мчащееся к рыжему мячику, и поворачивает это маленькое обратно… Все исчезает…

Кто-то неизвестный и ласковый подходит к Елене, кажется ей — входит в мозг и глаза…

— «Не бойся, — говорит ей незнакомец, — я — не призрак, я — не мертвый, я — живой, такой же, как ты…

— И ты когда-нибудь будешь такой же, как я!..

— И я помогаю вам, потому что все мы братья и все мы

— едины! И ты мне — сродница и сестра, хотя и родилась на земле далекой!

— Вы вернетесь к луне и когда будете близко к месту, где опустились раньше, ты разбудишь милого своего — он здоров, спит, так же, как и ты, но только, увы, не видит и не слышит…

— Вы опуститесь, где были раньше, придете к ступеням, и я опять помогу вам.

— Люби и не бойся, сестра!» — И ласковый, как еле слышное касанье нежных, щекочущих мозг крыльев бабочки, голос затих, замер, казалось, в бесконечной безграничной пустоте…

И грустно без него стало Елене… И страшно… И одиноко… И захотелось умереть, но вспомнила, что есть у нее еще Володя и что надо ему помочь…

Проснулась: — лунная выпуклость вырастала совсем близко в окне; измеритель показывал восемьсот верст…

Елена привела в чувство лежавшего неподвижно Горянского и рассказала ему свой сон.

Горянский улыбнулся: — «Очень поэтично, но неправдоподобно; совсем, как в оккультных романах; у тебя расстроились нервы, девочка моя, тебе нужно полечиться!..»

И грустно было Елене, что Володя смеется, — тягостно было и больно…

— «Не понимает, — думала она, — умный, но не понимает!..» — вспомнились ей слова во сне, что он не видит и не слышит…

Но как бы то ни было нужно было спускаться…

Лунная поверхность — все больше и больше… Горянский привел в движение реактивный тормоз и благополучно спустился на прежнем месте, как раз у подножья пика.

Горянский очень просто объяснял себе историю с ракетой: просто они попали в сферу притяжения какого-то еще неизвестного пока небесного тела близ луны; приведенный в действие реактивный тормоз противодействовал его тяготению; от этого возник ряд толчков… От одного из них, очевидно, ударившись, Горянский и потерял сознание.

За время его обморока двигатель справился, как видно, с этим неведомым тяготением, и неуправляемая ракета начала падать на луну; тут Горянского привела в чувство Елена и он стал управлять двигателем.

Так объяснил себе все Горянский. Рассказу Елены он не придавал ни малейшего значения…

Итак, они снова на луне, на старом месте! Им не удалось поискать радий… Что ж? — Они поищут здесь!..

А теперь Горянскому прежде всего захотелось есть.

— «Чемберт!.. Чемберт!.. — думал он, прожевывая бутерброд, — известие о его гибели послужило началом всех несчастий…

Как странно: — он два дня тому назад умер на земле, они сейчас чуть было не погибли здесь!..

— Чемберт! Хороший, милый Чемберт!..»

На короткую долю мгновенья Горянскому показалось, что он явственно видит за окном окровавленное лицо Чемберта. Горянский протер глаза — ничего не было: громада лунного пика безжизненно возвышалась за окном.

— Что же это? И у него, Горянского, тоже начались галлюцинации! Или эта пустынная луна населена призраками?

— Час тому назад — Елена, сейчас — он. — Нет, им всем, очевидно, надо лечиться!.. Скоро даже хулиганище Мукс начнет беседовать с духом Чигриноса!… Надо взять себя в руки!

Не жалея воды, запас которой был невелик, Горянский вылил себе на голову полведра холодной влаги и в спальном отделении обтерся весь мокрой холодной губкой. Он посоветовал такой же холодный душ Елене, и сначала и слышать не хотел о том, что б тотчас же отправиться к ступенькам, как умоляла Елена, а собирался заняться радио-активными изысканиями почвы вблизи «Победителя» и уже собирал все необходимые инструменты, но потом, подумав, что в пещере можно захватить свежей воды и что можно поискать радий и там, вспомнил почему-то одновременно, по какой-то смешной ассоциации про оставленного петуха, поддался на упорные уговаривания Елены, настаивавшей, что идти нужно сейчас же, — согласился.

Надев предохранительные костюмы, они отправились.