Артемка у гимназистов

Кто написал «Разбойников»?

В большой комнате, за столом под царским портретом, Артемка увидел седую, веником бороду и сразу узнал в обладателе ее того самого полицейского офицера, который так кричал в цирке на бедного Пепса.

«Ну, теперь пропал окончательно!» — подумал Артемка и даже глаза закрыл.

Полицмейстер поднял голову и долго не моргая смотрел на Артемку. Потом отхлебнул из стакана крепкого до черноты чая, вытер усы и спросил:

— Ты сапожник?

— Сапожник, — подтвердил Артемка.

— А может, ты писатель?

— Писатель, — вздохнул Артемка.

— Так, — сказал полицмейстер. — Значит, ты и романы писать умеешь?

— Нет, романы не умею.

— Только пьесы?

— Да.

— Он драматург-с, хи-хи-хи-с! — почтительно засмеялся прилизанный мужчина, тоже в полицейской форме, но без шпаги.

— Ну, вот что, Загоруйко, — так, кажется, твоя фамилия? — дам я тебе бумагу и карандаш, а ты садись и пиши пьесу. Напишешь — выпущу, не напишешь пеняй на себя. Согласен?

— Согласен, — сказал Артемка, а сам подумал: «Поведут обратно — дёру дам».

— Петр Петрович, дайте ему бумаги, а денька через два пусть опять приведут его ко мне.

Оставляя на паркете следы босых ног, Артемка пошел вслед за «прилизанным» в канцелярию. Там ему дали двадцать четыре листа линованной бумаги и огрызок карандаша. Затем «прилизанный», или, как его почтительно называли плюгавые, в потертых штанах писари, «господин секретарь», щелкнул Артемку по носу и приказал конвоиру:

— Веди обратно!

Конвоир взял Артемку за ворот да так этот ворот до самого участка и не выпустил.

— Били? — опять осведомился Аким Акимович.

Артемка положил бумагу на лежанку и утер с лица пот:

— Нет еще. Обещали через два дня.

Потом лег и принялся думать.

Аким Акимович успел описать всю Москву, как она выглядит с колокольни Ивана Великого, а Артемка все смотрел в потолок и думал.

Наконец он сказал:

— Нет, с непривычки трудно.

— Что трудно? — спросил Аким Акимович.

— Пьесы писать трудно. Думаю, думаю и никак не придумаю. А требуется к сроку. Понял?

— Нет, — признался Аким Акимович, — не понял.

Пришлось Артемке рассказать всю свою историю.

— Теперь понял, — засмеялся Аким Акимович. — Ничего тут трудного нет. Дай знак своим гимназистам, они тебе в окошко чего-нибудь и спустят, пьесу какую-нибудь. Мало их, пьес-то! Перепиши — и конец! Разве полиция разберет!

— Ох, черт! — удивился Артемка хитроумию «путешественника». — А я и не догадался!

Гимназисты спустили в окно толстый том драм Шиллера, и утром следующего дня Артемка, высунув от старания кончик языка, уже выводил на первом листе бумаги:

И двое суток не думал больше ни о полицмейстере, ни о гимназистах — так увлекся «сочинительством».

А через день его опять повели.

Полицмейстер долго подписывал разные бумаги, которые ему подкладывал «прилизанный», потом положил перо, отпил глоток черного чая и взглянул на Артемку:

— Ну, написал?

— Написал, — сказал Артемка, которому надоело переминаться с ноги на ногу перед столом. — Только бумаги мало дали. Больше как на одно действие не хватило.

— Что ты врешь! — вдруг крикнул полицмейстер. — Ну-ка, дай!

С брезгливой гримасой он взял испачканные листы, бегло просмотрел их, вернулся к первой странице и внимательно, со все возрастающим недоумением прочитал ее.

— Не понимаю! Судя по почерку, настоящий сапожник. А так все связно, даже… как это… литературно. Странно! Да ты ли это писал?

— Я, — сказал Артемка. И тоном жалобы добавил: — Вы ему скажите — пусть не жадничает. Мне разве столько бумаги надо! Мне ее вот сколько надо! На целых еще четыре действия!

— Чудеса!.. — удивился полицмейстер. — Петр Петрович, возьмите-ка эту писанину да вызовите учителя из гимназии. Разберитесь вместе.

Секретарь забрал исписанные листы, вывел Артемку из кабинета и приказал отправить в участок. Бумаги же больше не дал.

Артемка вернулся в камеру довольный.

— Ну как? — встретил его Аким Акимович.

— Проехало! — сказал Артемка и, раскрыв «Разбойников», принялся вслух читать следующий акт.

Но конца «своей» пьесы Артемка так и не узнал: в середине пятого акта, когда Франц вешается на шнуре от шляпы, за Артемкой опять пришли и опять повели к полицмейстеру.

На этот раз, кроме полицмейстера, у стола сидел еще какой-то чиновник, молодой и, как показалось Артемке, добрый. На коленях у него лежали исписанные листы, в которых Артемка немедленно узнал «свое» произведение.

При виде арестованного у полицмейстера побагровело лицо и дернулся под глазом желвак.

«Эге!» — подумал Артемка и оглянулся на дверь. Но там, пожирая полицмейстера глазами, стоял городовой.

— Вот этот? — удивился чиновник, с живейшим любопытством разглядывая Артемку. — Ну-ка, подойди, молодой человек, поближе.

Артемка сделал шаг и опять оглянулся.

— Пооглядывайся, пооглядывайся, — я тебе оглянусь! — зловеще предупредил полицмейстер.

При звуке этого голоса у чиновника потемнело лицо, но он опять взглянул на Артемку и добродушно улыбнулся.

— Это ты сочинял? — показал он взглядом на листы.

— Я, — ответил Артемка, на этот раз без уверенности в голосе.

— А с Шиллером ты знаком?

У Артемки на душе стало скверно, но сдаваться ему не хотелось:

— Это с каким? С лудильщиком?

— Я спрашиваю, читал ли ты пьесы писателя Шиллера. Например, его драму «Разбойники».

— Ну! — состроил Артемка удивленное лицо. — Он тоже про разбойников сочинял?

— Представь себе, «тоже», — засмеялся чиновник. — Разница только в именах и названиях. А так все точка в точку.

Потеряв надежду на дверь, Артемка искоса взглянул на раскрытое окно.

Но тут вошел секретарь и доложил полицмейстеру, что пришли гимназисты.

— Те самые, которых вы допрашивали, — объяснил он.

— Ага! Сами пришли. Ну, зовите. Посмотрим, — повернулся полицмейстер к чиновнику, — что еще скажут ваши питомцы, господин учитель.

Секретарь открыл дверь.

Вошли Коля и Алеша. Лица их были бледны. Но при виде Артемки Коля улыбнулся, у Алеши благодарно засветились глаза.

— Что скажете, молодые люди, что скажете? — с притворной ласковостью спросил полицмейстер.

— Мы пришли… — начал Коля. На секунду слово застряло у него в горле. Он остановился, кашлянул и уже твердо закончил: — Мы пришли сказать, что Артемка тут ни при чем.

Минуту все молчали.

Полицмейстер гладил бороду и внимательно смотрел на лица гимназистов.

— Так, — сказал он наконец. — Очевидно, «при чем» вы, а не это чучело. Какими же путями попадают к вам этакие штуки?

Он выдвинул ящик стола, и в его белой, будто мраморной руке все увидели зеленую книжку.

— Правда, эту вещь отобрали не у вас, а у сапожника, но несомненно, что вы написали пьесу по такой точно книжонке. Мальчишка говорит, что получил ее от отца, а вы, господа гимназисты, от кого?

Алеша и Коля смотрели на зеленую книжку и молчали.

— Кто вам дал книжку, я вас спрашиваю? — вдруг хлопнул полицмейстер брошюркой по столу.

У Коли дрогнули губы. Алеша побледнел еще больше. «Посадят ребят!» — сжалось у Артемки сердце. Он вздернул плечами и дерзко сказал:

— Вот пристал! Кто да кто! Я им подсунул книжку! А то кто ж!

— Убрать этого мерзавца! — взревел полицмейстер, вскочив с кресла. — Вон! Вон его ко всем чертям!

Кто-то сзади вцепился Артемке в плечо. «Вот когда пропал!» — подумал Артемка и вдруг так рванулся, что у городового остался в руке только клок рубашки.

— Держи! — бросился секретарь.

Артемка вскочил на подоконник, взмахнул руками, как птица крыльями, и полетел вниз со второго этажа.

Когда полицейские выбежали на улицу, Артемка вздымал пятками пыль в самом конце квартала.