Ашу Сирай (СИ)

44. Мирши Духаен

Назараид вновь поклонился до земли.

— Я прошу тебя, о досточтимый Джасир, сын Бахиры, прости мои непочтительные и дерзкие слова, сказанные в гордыне и недоверии, ибо не знал я, что предо мной элрари, видящий скрытое от людских глаз!

— Я принимаю твои извинения, почтенный Назараид, — негромко и спокойно сказал Шут. — И прошу тебя поспешить, ибо щит Небесного Отца не стоит на месте, а я слышал, что неподалёку есть город, в котором путники могут найти еду и ночлег.

Караванщик поспешно встал, отряхнул полы одежды и огляделся в поисках своего коня, которого успел поймать один из воинов.

— Твои слова воистину правдивы, премудрый Джасир, — ответил он, забираясь в седло. — Следуй за мной и тебе и твоей семье не придётся искать ночлег и пищу, ибо в моём доме ты найдёшь всё необходимое для отдыха!

— Следуйте за этим человеком, ами, отун, — обратился к нам Джастер на языке маджан, пока караванщик и «осы» разворачивали своих коней.

Выходит, он не хочет, чтобы другие люди знали, что мы с Бахирой понимаем язык Сурайи? Но почему?

Что он видит в нашем будущем?

— Хорошо, Джасир, — ответила Бахира, трогая Пламя с места. Огонёк фыркнула и с заметной радостью поспешила за рыжей лошадью. Мне не оставалась ничего другого, как последовать за ними, замыкая нашу процессию.

Сейчас явно не время для вопросов. Даже Бахира молчит, а ведь она была удивлена даром Шута куда больше меня…

Караван встретил нас настороженным молчанием, но Назараид без задержки проскакал в самое начало, а «осы» рассыпались вдоль цепи животных и людей. Следуя за Бахирой и Джастером, я не оглядывалась, но слышала, как один из воинов пресекал все вопросы и отдавал краткие распоряжения тронуться в путь.

Назараид обогнал горбатых гаминов, гружёных большими вьюками, и Бахира последовала за ним. Отъехав от каравана так, чтобы никто не мог нас слышать, Назараид придержал своего коня и перешёл на шаг, оглядываясь на нас. Бахира также натянула поводья, останавливая Пламя, а я догнала Джастера.

— Мы обогнали караван и, по-моему, он ещё хочет с тобой поговорить, — негромко сказала я Шуту, легко тронув его за локоть.

Джастер едва заметно кивнул в ответ, а караванщик и в самом деле постарался приблизиться к провидцу.

— Яния, иди сюда, — позвала меня Бахира, которая тоже заметила эту попытку.

Я пропустила Огонька вперёд и подъехала к ней с другой стороны. Караванщик поспешил воспользоваться этим.

— Могу ли я обратиться к тебе, о почтейнейший Джасир? — заискивающе спросил он, заглядывая в лицо Шута, почти полностью скрытое синей тканью. — Не прогневают ли мои слова уши досточтимого элрари?

— Твои слова не прогневают меня, ибо твоё нетерпение и желание мне понятны. Но прежде, чем ты задашь свой вопрос, я хочу предупредить тебя, о добрый Назараид, что Повелитель жизни и смерти не любит, когда смертные из любопытства смотрят через его плечо и может прогневаться как на тебя, так и на меня, — спокойно ответил Шут, не повернув головы.

Караванщик резко отпрянул, и снова вытер побледневшее лицо ладонью. Чтобы он ни хотел спросить, Джастер явно не желал провозглашать будущее направо и налево. И дело было вовсе не в гневе Сурта, это Шута беспокоило меньше всего.

— Да простит меня Тёмноокий за мою нетерпеливость и любопытство! — воскликнул караванщик. — Я вовсе не желаю прогневать его! Но как же мне быть, почтенный Джасир⁈ Мой разум и мои чувства в смятении, мои мысли, словно взбесившиеся гамины, мчатся в разные стороны, и ни одного не могу я ухватить за узду…

— Я понимаю, тебя, добрейший Назараид. — Так же спокойно ответил Джастер, повернувшись к караванщику. — Дар провидца тяжёл и поверь, чаще лучше не знать своего будущего, чем знать его, ибо такие знания часто несут с собой горечь и боль.

Лучше не знать, чем знать… Горечь и боль…

«Ты, правда, знаешь мою судьбу? — Вижу…»

Выходит, Сурт не любит Джастера не только за необыкновенную дерзость и наглость, но и за его дар провидца… Поэтому он предупреждал, что Джастер может погибнуть?

Ох, Матушка, неужели ничего нельзя изменить?

— Воистину ты прав, достойнейший сын песка и солнца! — воскликнул караванщик. — Ибо теперь я лишился надежды на рождение сына, но обрёл тревогу и беспокойство о своём будущем!

— Что же беспокоит тебя, почтенный Назараид? — Участливо поинтересовался Джастер. — Быть может, я смогу помочь, не тревожа Тёмноокого своим даром.

Я только в очередной раз поразилась тому, как ловко Шут направляет беседу в нужное ему русло. Впрочем, сам хозяин каравана этого не заметил.

— Этот ребёнок опозорит меня, ибо примету, что ты назвал, не скрыть от людских глаз, и каждый будет видеть, что я не сумел сберечь честь своего дома, и моя наложница понесла от другого мужчины! А если я признаюсь, что купил её с ребёнком в чреве, надо мной будет смеяться весь Арсанис, ибо я не распознал проходимца и позволил так обмануть себя! Никто не захочет иметь со мной никаких дел! Как я вынесу такой позор, ответь мне, о мудрый Джасир, сын Бахиры⁈

— Сколько времени живёт эта женщина в твоём доме?

— Полная луна сменилась один раз с того дня, как я купил её, — ответил Назараид. — Но дела призвали меня прежде, чем я успел разделить с ней ложе! Лишь от тебя я узнал о том, что она понесла, и эта новость разбила мне сердце!

— Верно ли я помню, что по закону твоего народа дитя, рождённое без отца, принадлежит его матери? — Невозмутимо продолжил спрашивать Шут.

— Верно, почтеннейший Джасир! Но почему ты говоришь об этом? У этого ребенка есть отец!

— Раз ты не желаешь принять чужое дитя, как своё, дай ей денег и отпусти её сейчас. Тогда её сын будет считаться сыном матери, а на тебя не упадёт позор, которого ты боишься.

Караванщик недоверчиво покосился на Джастера, а затем вздохнул.

— Я слышал, что «духи пустыни» почитают мать выше отца. Но мы почитаем отца первее матери, ибо муж сильнее и разумнее жены, и род каждый мужчина ведёт по отцу.

— Ты верно сказал, почтенный Назараид. Мы чтим мать первее отца, так как она — дочь Великой Матери, и с её благословения даёт продолжение роду, хранит шатёр и воспитывает детей. Женщина может понести от разных мужчин, но все дети для неё будут одинаково любимы. Отец может отречься от своего дитя, но любящая мать никогда не сделает этого. Мужчина может принять чужое дитя, как своё, и заменить ребёнку родного отца, но ничто не заменит материнской любви. Отпусти эту женщину, но не обижай её, и твоё доброе деяние непременно будет учтено Тёмнооким.

Караванщик некоторое время задумчиво молчал, беззвучно шевеля губами и поглаживая бороду, а затем кинул.

— Воистину, это большая удача, что я встретил тебя на своём пути, мудрейший Джасир! Эта женщина обошлась мне в двадцать талонов, и, клянусь, я дам ей ещё столько же и отпущу куда угодно, лишь бы не допустить этого позора!

Джастер коротко кивнул, ничем не выдавая своих чувств и мыслей, а Бахира смотрела на дорогу, но я поняла, что она очень довольна словами Шута. Я была с ней согласна: лучше жить свободной женщиной с ребёнком на руках, чем быть нелюбимой наложницей и слышать, что твой ребёнок — плод позора…

Раньше мне такие мысли и в голову бы не пришли, но я успела наслушаться и насмотреться столько всего, что теперь понимала гораздо больше.

Воодушевлённый предложенным решением Назараид тем временем снова обратился к Шуту.

— Я заметил, что твоя сестра и мать отличаются необычной красотой, о почтеннейший Джасир. Глаза твоей прекрасной сестры обжигают так, словно само солнце поделилось с ними своим светом! Глаза твоей почтенной матери глубоки и чисты, как колодезная вода отражающая небо в жаркий день! Твои же светлые, словно сама луна окрасила их серебром, — сказал караванщик. — Верно ли я понял из твоих слов…

— Знаешь ли ты, что твоя удача уже трижды улыбнулась тебе сегодня, Назараид? — спокойно и очень холодно перебил его Шут. — Ибо ты дважды узнал сокрытое, избежал обмана и сохранил своё честное имя торговца, а также узнал то, что поможет тебе сохранить честное имя мужа и главы семьи.

— А третий раз, о почтенный Джасир? — с опаской поинтересовался караванщик.

— Третий раз ты сохранил свою жизнь, ибо законы гостеприимства запрещают гостям убивать хозяев, даже когда те забывают о своём священном долге и оскорбляют своих гостей словами или поступками.

Бахира согласно кивнула, а я в который раз восхитилась способностью Шута легко и непринуждённо ставить на место любого, кто смел переходить общепринятые границы. Семейные дела и кровное родство у маджанне обсуждалось с чужаками. А уж выяснять, один отец у нас с Джастером или нет…

Любой из воинов маджан просто перерезал бы горло нечестивцу, задавшему такой вопрос.

Караванщик сглотнул, покосился на меч, который висел на поясе Джастера, а затем перевел взгляд на Бахиру и на меня. Не знаю, что больше его привело его в чувство: наше оружие или то, как мы на него смотрели, но поспешность, с которой он сплёл перед собой пальцы и поклонился всем нам, говорила, что предупреждение он посчитал очень весомым.

— Воистину от тревожных мыслей у меня помутился разум, ибо забыл я о святом долге хозяина, и был груб и неучтив с досточтимым элрари и его близкими! — воскликнул он. — Чем могу я искупить свою вину, о почтеннейший Джасир?

— Исполни то, что обещал, почтенный Назараид, — миролюбиво ответил Шут. — И не отступай от своего слова впредь, ибо Тёмноокий суров и безжалостен к тем, кто нарушает клятвы, данные его именем.

В который раз за день караванщик побледнел и вытер лицо рукой.

— Воистину великодушны и справедливы твои слова, досточтимый Джасир! — Снова поклонился он Шуту. — Как обещал, я сделаю всё, что ты попросишь, чтобы помочь тебе в твоём деле!

— В таком случае, нам следует поспешить, — Шут снова смотрел на солнце, которое склонилось ещё ниже. — Небесный Отец скоро будет готов скинуть свой алый абэн и войти в шатёр.

Караванщик проследил взглядом за солнцем, посмотрел вперёд на дорогу, которая по-прежнему петляла между одинокими деревьями и редкими рощами, и кивнул.

— Ты снова прав, почтеннейший Джасир. О делах лучше беседовать за чашей вина, а не глотая пыль на дороге. Поспешим же в Арсанис, и ты узнаешь щедрость и гостеприимство Назараида, чьё имя известно самому эмбе!

Он пришпорил коня, переходя на рысь. Бахира также молча пришпорила Пламя, Джастер держался за луку седла, а я снова заняла своё место слева и чуть позади Огонька.

За нашими спинами раздались гортанные крики погонщиков и унылые колокольцы забрякали веселее.

Очень скоро рощи сменились садами, а среди деревьев, усыпанных разными плодами, я замечала высокие изгороди из жердей или глиняных кирпичей. В воздухе разливался сладкий аромат спелых плодов, а весной, наверное, здесь ошеломительно пахло цветами.

На дороге стали попадаться развилки, и всё чаще мы обгоняли съехавшие на обочину двухколесные тележки, запряжённые мулами и груженые разным скарбом или товаром. Их сопровождали как одинокие мужчины, так в сопровождении подросших сыновей, или даже со всей семьёй. Иногда нам уступали дорогу овцы и козы со своими погонщиками. Люди в простых одноцветных или полосатых одеждах низко кланялись Назараиду, который даже не замечал этого. На нас же взрослые мужчины и их жёны смотрели со страхом и опаской, и только караван, отставший от нас на несколько десятков шагов и охраняемый «осами», несколько успокаивал испуганных родителей. У мальчишек тёмные глаза сверкали неподдельным интересом и озорством, и даже сердито раздаваемые подзатыльники не убавляли их любопытства.

Джастер же восседал на Огоньке с посохом на коленях, и смотрел вперёд, не подозревая сколько интереса вызывала его фигура. На нас с Бахирой старались не смотреть, хотя я понимала, что появление «духов пустыни» в этих краях и в самом деле — дело невиданное.

Арсанис я увидела издалека.

В отличие от Онферина, который скрывался на морском берегу среди холмов, Арсанис возвышался посреди ровной степи как гора драгоценной посуды, выставленной на стол хвастливой хозяйкой.

Мощные наклонные стены золотом сверкали на солнце и по высоте ненамного уступали стенам Онферина. Две высокие башни охраняли ворота в город. А за ними в верх стремились многочисленные голубые купола со звёздами и чёрные шпили храма Сурта. Я невольно придержала Ласточку, любуясь этим видом, а затем поспешно догнала Джастера и тронула его за локоть.

— М? — он едва повернул голову в мою сторону, а Бахира оглянулась через плечо, натянув поводья Пламени и переходя на шаг. Огонёк недовольно фыркнула, а Джастер ласково похлопал её по шее.

— Я вижу город, — негромко ответила я, жалея, что успела выучить слишком мало слов, чтобы описать ему всё, что вижу. — Он большой и красивый. А вокруг нас сады. Люди смотрят на нас, и мы их пугаем.

— Вот как, — Джастер едва заметно и грустно улыбнулся. — Ясно… Я бы посмотрел…

— Я расскажу тебе, сын мой, — Бахира коснулась руки Шута с другой стороны. — Стены этого города выше деревьев, аромат чьих плодов разлит вокруг. Эти стены блестят и сверкают, словно зеркало, и нашим мужчинам пришлось бы просить благословения Небесного Отца, чтобы преодолеть их! Башни ворот стоят как неподкупные стражи, а купола сияют как драгоценные уборы женщин. Воистину, это богатый и сильный город!

— Это так, ами, — кивнул Шут. — За рекой начинается спорная земля между Сурайей и родиной Янии, куда мы направляемся. Много лет две страны воевали друг с другом, но сейчас сюда приходят караваны за товарами.

— А почему стены так блестят? — спросила я, не сдержав любопытства. Конечно, я всё сама увижу, но интересно-то сейчас…

— Я слышал, что они покрыты гладкой и прочной плиткой, которая отражает свет солнца, — ответил Джастер. — Это сделали, чтобы врагу было труднее взбираться на стены и захватить город. Ещё я слышал, что мастера, который её придумал и сделал, казнили, чтобы он никому не смог раскрыть секрет её изготовления.

— Ужасная страна… — тихо пробормотала я, но Шут услышал.

— В каждой стране свои обычаи и законы, — также негромко ответил он. — И очень многие из них придумали сами люди.

Мы с Бахирой не успели ничего сказать в ответ: караванщик заметил, что мы отстали, и развернул коня, направляясь к нам.

— Что-то случилось, о почтеннейший Джасир⁈ — встревоженно вскричал он, осаживая коня перед нами. — Почему ты…

— Я слушал, как прекрасен город, в который мы направляемся, — спокойно перебил его Шут. — Воистину, это достойное зрелище и мне жаль, что я не могу увидеть его своими глазами.

— Да-да, — караванщик согласно закивал и пустить своего коня шагом. — Арсанис воистину великий город, и найдётся немного городов, чьи слава и богатства превосходят мою родину!

— Я буду рад услышать твой рассказ, почтенный Назараид, — ответил Шут. — Ибо нет для поэта и музыканта слаще слов, чем слова, запечатлевшие славные деяния прошлого в назидание потомкам.

Караванщик удивлённо покосился на Шута, но тот снова невидяще смотрел вдаль, и Назараид довольно ухмыльнулся, поглаживая бороду.

— Воистину, сама судьба свела нас вместе, досточтимый Джасир! — горделиво выпрямился он в седле. — Ибо я многое могу поведать тебе о славных днях и битвах, что пережил Арсанис!

Мы с Бахирой коротко переглянулись, и я опять уступила своё место возле Джастера довольному караванщику.

Хвалебный рассказ о войнах, в которых сражались дед и прадед Назараида мне показался скучным и бесконечным. Может, Джастеру в самом деле было интересно, но я с трудом понимала, о чём речь. Не только потому, что сама тема сражений мне была неприятна, сколько из-за бесконечных восхвалений доблести предков Назараида и витиеватых оскорблений их противников.

Очень скоро я перестала слушать. Так как нам с Бахирой полагалось молчать и не прерывать беседу двух мужчин, я просто смотрела на дорогу и на город, который неумолимо приближался, и размышляла о случившемся.

Я ещё не успела привыкнуть к мысли о том, что Джастер теперь не воин, а просто слепой музыкант, как он снова поразил не только меня, но и всех вокруг своими предсказаниями.

Прежде я бы уже напридумывала себе всякого, но сейчас понимала, что за каждым словом и поступком Шута всегда стоит или план, или какая-то цель, и потому, не смотря на все свои переживания, решила дождаться возможности поговорить с ним наедине.

Точнее, говорить мы будем втроём, с Бахирой, потому что у неё тоже наверняка есть вопросы. А пока можно смотреть по сторонам и на приближающийся город, потому что вооружённая девушка из гордого и сильного народа маджан это не бесправная «бездушная» игрушка Ашу Сирая…

Джастер снова оказался прав. Стены города, которые раз в шесть, а то и больше, превышали рост человека, были сплошь покрыты плиткой, блестевшей как зеркало. В закатных лучах солнца казалось, что стены состоят из огня и золота, а там, где были тени, они словно растворялись среди земли и неба.

Из рассказов Назараида я смогла понять, что днём стены сильно нагревались, обжигая и ослепляя врагов. Ночью враги не могли ничего разглядеть, а любой свет сразу отражался от удивительной плитки и выдавал лазутчиков. А ещё эта плитка была очень скользкая, прочная и не разбивалась от ударов камнями или оружием.

Неудивительно, что мастера казнили, побоявшись раскрыть такой секрет, но в то же время это было слишком глупо и жестоко. Сколько ещё всего он мог бы придумать?

Джастера на этих людей не было. Он бы сумел им объяснить, что живой мастер, которого ценят и берегут, может быть намного полезнее, чем тот, кто унёс секрет с собой в могилу.

Да и вообще, как я теперь знала, смерть вовсе не препятствие для сильного Взывающего, такого, как Ёзеф или Джастер. Как он говорил: мёртвые не врут… Шут наверняка мог бы этого мастера и с того света вызвать если бы захотел, наверное… Хотя, если этот город такой же древний, как Онферин, то может душа этого мастера успела уйти к тому богу, которому он служил? Наверняка в этой плитке какое-то древнее волшебство есть, как иначе она бы простояла со времён Войны богов и за столько лет даже ни одна не отвалилась?

Я покачала головой, прогоняя странные мысли. Надо же, о чём задумалась: как древнего мёртвого мастера о его секретах можно допросить! Ох, Янига, насмотрелась из тени всякого…

В сам город мы въехали без происшествий. Конечно, стража очень удивилась, завидев «духов пустыни», и ещё больше удивилась, услышав, что это важные гости Назараида, но пропустила нас в город, заручившись клятвами караванщика в нашей честности, порядочности и прочих достоинствах.

Почти сразу Назараид свернул на одну из улиц, и скоро мы миновали ворота в высокой ограде и вступили на широкий двор большого дома.

Я думала, что видела настоящее богатство внутри караванного дома в Онферине, но дом Назараида показал, что я ошибалась. Он поразил меня не только изнутри, но и снаружи.

Два высоких этажа, с арочными галереями и балкончиками, снаружи были расписаны яркими витиеватыми узорами из цветов и листьев. Деревянные резные колонны арок опирались на каменные постаменты, дверь тоже была сплошь в резных узорах.

Внутри стены были выложены крохотными кусочками цветного стекла и большими расписными плитками, и всё вместе снова складывалось в великолепные разноцветные узоры. Украшены были не только стены, но и высокие потолки, и пол. Вдоль стен стояли тонкой работы светильники, на окнах были полупрозрачные занавеси.

Слуги и невольники приветствовали возвращение хозяина поклонами и громкими восхвалениями Сурту за благополучное возвращение господина.

На нас они смотрели с опаской, но Назхараид быстро всё расставил на свои места, распорядившись проводить дорогих гостей в лучшие комнаты. Я не знала, сам он не решился предлагать нам женскую половину дома, или Джастер ему сказал, чтобы нас поселили вместе, но караванщик промолчал, когда Бахира взяла Джастера за руку, а я пошла следом за ними. Наши лошади, мул и вещи остались на попечение слуг.

Мы вышли на внутренний двор, и пошли вдоль галереи. Было горько видеть, как Шут легко поводит перед собой посохом, негромко постукивая по каменному узорному полу. Мне очень хотелось, чтобы он тоже мог полюбоваться той красотой, какую я видела вокруг. Моих познаний в языке маджан не хватало, чтобы рассказать об этом, а на своём языке я говорить сейчас не могла.

— Ами, я хочу знать больше слов, — негромко высказала я свою просьбу, убедившись, что вокруг никого нет, кроме слуги, который показывал нам дорогу. — Здесь очень красиво, а я не могу сказать об этом.

— Ваши комнаты, господин, — сказал слуга, с поклоном открывая перед Джастером дверь, украшенную изумительной тонкой резьбой.

— Хорошо, Яния, — отозвалась Бахира и перешагнула порог наших покоев. — Мы пришли, сын мой.

Комнаты внутри были похожи на те, что я уже видела в караванном доме, только намного богаче украшены. Всё здесь было расписано, украшено пёстрыми коврами и тонкой резьбой. Даже Бахира не сдержала восхищения, негромко описывая Джастеру наши покои.

— Яния права, Джасир. Здесь очень красиво! Это похоже на три больших шатра, чьи стены сложены не из шкур, а из цветов и трав! Я вижу среди них птиц и жду, что они вот-вот запоют! На полу много ковров и это очень искусная работа!

— Чудесно, — улыбался в ответ на наши восторги Шут, неспешно дойдя до низкой узорной скамьи на возвышении. Нащупав сиденье кончиками пальцев, он сел и пристроил рядом посох.

Мне стало стыдно, что мы с Бахирой не помогли ему, а бросились разглядывать красивое, как маленькие девочки.

— Я рад, что вам нравится. Посмотрите ещё, здесь должна быть кровать, одна или две.

— Одна, — я заглянула за ажурную деревянную решётку, которую и дверью-то назвать было нельзя. — Но она большая! И комната большая. И тут есть большое окно, а между ним и кроватью — очень красивая решетка с проходом, она похожа на кружево. А перед окном есть маленький столик и высокая подставка для книг и письма. Даже перо с чернильницей есть.

— Это хорошо, — Джастер снова кивнул. — Значит, вам хватит места.

— А как же ты, Джасир? — Бахира выглянула из спальни, которую рассматривала вместе со мной.

— Посплю на коврах. — Он провёл рукой по ворсу. — Они действительно хороши. Кстати, пока мы в доме, вы можете снять парны и оставить оружие здесь. Их никто не тронет.

— Хорошо, сын мой.

Бахира в самом деле сняла пояс со своим сабероном и положила на кровать. Рядом лег аккуратно свёрнутый парн. Я последовала её примеру, положив Живой меч с другой стороны кровати и прикрыв его своим парном.

Мы остались в анарзунах, заплетённые волосы рассыпались по плечам, а браслеты тонко зазвенели на запястьях, не удерживаемы больше плотной тканью парна.

— Я вас теперь слышу, — улыбнулся Джастер, убирая с лица конец тал-лисама. — Но прошу все вопросы отложить на потом.

— Что нам сейчас делать, Джасир? — спросила Бахира, сев рядом с ним на скамью. — Небесный Отец уже скинул свой абэн и вошёл в шатёр. Скоро Мать Матерей раскроет свой звёздный абэн над миром.

— Отдыхать, ами, — сказал Джастер. — Отдыхать и ждать нового дня. Обо всём остальном мы поговорим позже. Не сомневаюсь, скоро наш добрый хозяин захочет поужинать в моём присутствии, и я снова буду вынужден просить вашей помощи.

— Мы с Янией с радостью поможем тебе, сын мой, — Бахира взяла его ладонь в свои. — Не волнуйся понапрасну. Мы не нарушим обычаи…

Слуга открыл дверь так бесшумно, что я вздрогнула от неожиданности. А посланник, не поднимая головы, просеменил на середину комнаты и опустился на колени.

— Господин повелел передать, что приглашает почтенного элрари и его семью отужинать с ним.

Бахира же выпрямилась и так гневно сверкнула глазами, сжав пальцы и бросив быстрый взгляд в сторону ложа, на котором мы оставили оружие, что если бы согнувшийся в поклоне слуга это увидел, то наверняка бы в страхе сбежал из комнаты.

— Хорошо. — Джастер взял посох и встал, не отпуская ладонь Бахиры. — Прошу, ами, отун, идём.

Бахира с нежностью и состраданием посмотрела на его спокойное лицо и кивнула, вставая следом, пока я спешила занять своё место по левую руку Шута.

— Веди, — властно приказала Бахира и слуга, правильно поняв всё по её тону, вскочил на ноги и поспешил в сторону двери.

Проследовав за слугой по галерее, которая опоясывала внутренний двор, мы вошли в большой зал, Судя по многочисленным скамьям вдоль стен, невысоких столиков по центру зала и возвышению на самом почётном месте, здесь принимали гостей. Вдоль стен уже горели светильники, а на трёх столиках красовались золотые и серебряные блюда с дымящимся мясом, фруктами и разными овощами. Отдельно стоял столик с серебряными кувшинами и кубками для вина и воды. Сам Назараид возлежал на невысокой скамье, на подушках и отдавал какие-то распоряжения одному из слуг. Завидев нас, он замер на полуслове, а затем, закрыв рот, вскочил и поспешил нам навстречу.

При этом его восхищённый взгляд метался между мной и Бахирой, пока, наконец, не остановился на спокойном лице Шута.

— Прошу, о почтеннейший Джасир, — с поклоном произнёс он, — чья мудрость подобна его красоте, взойди на ступени и займи место, которое я уступаю тебе!

Джастер остановился и покачал головой.

— Не следует гостю сидеть выше хозяина дома, Назараид. Мне довольно того, что даёт закон гостеприимства.

— Тогда прошу досточтимого элрари и его достойнейших и прекрасных женщин, чья красота затмевает солнце, занять самое почётное место, и разделить со мной скромный ужин!

Ужин затянулся надолго и оказался не таким, как я себе представляла.

Назараид приказал позвать музыкантов и даже хотел позвать танцовщиц, но вовремя опомнился, решив обойтись только музыкой.

Музыкантов было трое. Один играл на инструменте, похожем на маленькую лютню с очень длинным грифом и всего двумя струнами, другой стучал по натянутой на обруч коже. Обруч был украшен многочисленными медными бубенцами, а на самой коже красовался сложный узор из цветов и листьев. Третий дудел в глиняную пузатую флейту.

Звучало это всё очень пронзительно, громко и непривычно и у меня от такой музыки скоро разболелась голова. Если бы я могла уйти, то ушла бы. Бахира же ничем не показывала нравится ей эта музыка или нет.

Джастер же слушал и иногда кивал в такт звонким ударам, а Назараид довольно улыбался, радуясь, что угодил гостю.

Мы с Бахирой не столько ели, сколько тихо подсказывали Джастеру какое блюдо где стоит, и подавали ему в руки то кубок с вином, то с водой. Слуги молча и с поклонами наполняли кубки и меняли блюда. Признаться, уже к третьей перемене я почувствовала себя сытой и немного пьяной, да и Бахира тоже пила воду и пробовала блюда из вежливости к хозяину дома. А вот Джастер ел с удовольствием, как и Назараид.

Наконец, нам в очередной раз подали воду с лепестками цветов, чтобы сполоснуть пальцы, и поставили блюда со сладостями и чашки с горячим чифе, а Назараид жестом отослал музыкантов. Признаться, еще немного и я бы не выдержала и попросила Джастера что-нибудь с ними сделать…

Но я зря надеялась, что ужин завершился. Оказалось, что Назараид решил продолжить беседу за чашкой чифе.

— Я мало знаю о твоём народе, о почтеннейший Джасир. Но я слышал, что ваши воины сражаются, словно одержимые злыми духами, и горе тому, кто нарушит границы ваших земель!

— Это так, почтенный Назараид.

— Тогда объясни мне, неразумному, почему те, кого боятся и Ширхаме, и в Аккассе, и даже за их пределами, почитают женщину выше мужчины⁈ Я помню твои слова о любви матери, но разве способна мать защитить свой дом и своих детей без мужчины? Разве способна она прокормить себя и позаботиться о себе без того, кто является опорой любого дома? Ведь женский ум уступает мужскому, это известно каждому!

Я молча слушала это, кусая губы с досады, но когда заметила, как Бахира легко улыбается, растерялась. Почему она не обиделась на такие слова? Ведь она — одна из правительниц своего народа, а значит, могла бы многое сказать этому…

— Ты сказал правду, Назараид. Мужчина рождён для битв и охоты, для сражений и побед. Он лучше женщины защитит свой дом и своих детей. Он способен прокормить себя и свою семью, и его долг заботиться о них. Женщина слабее мужчины, но она и хитрее его. Сила женщины скрыта не в её разуме, а в её сердце и её красоте. — Спокойно и негромко ответил Джастер. — Любовь матери защищает нас. Своей красотой женщина прельщает нас, услаждая глаза и сердце. Её любовь мы почитаем высшей наградой и жаждем получить любой ценой. Её улыбка и ласковый взгляд заставляют сердце биться быстрее, а кровь кипеть в жилах. Ради женщины мы стремимся на подвиги и совершаем безумство. Разве ты не устремляешь свой разум и свои деяния туда, где хочешь обрести славу и богатство, чтобы покорить понравившуюся тебе женщину? Разве стремясь к дому, ты не думал о женщине, что ждёт тебя? Разве не мечтал ты возлечь с желанной тебе и назвать её матерью своих детей?

Караванщик задумчиво гладил короткую и густую бороду и качал головой, соглашаясь со словами Шута.

— Всё так, сын песка и солнца, мне нечего возразить тебе. Но я прошу утоли мою любопытство словами своей мудрости и прости меня, коли мой вопрос покажется тебе дерзким или оскорбительным

— Что ты хочешь спросить, почтенный Назараид?

— Я слышал, что ваши женщины сами выбирают себе мужей? Верно ли это?

— Желания женщины наполняют жизнь мужчины движением и целями. Небесный отец был один, пока не встретил Мать матерей. Для неё он создал всё, что она пожелала. Мы все — их дети, а долг детей — почитать своих родителей и следовать их заветам. Мы чтим Небесного Отца, ибо он помогает мальчикам стать воинами и охотниками, он учит их быть мужчинами. Но, как и он, мы можем только показать женщине, что она нравится нам, и соперничать между собой не только в умении сражаться и добывать пищу, но и в умении слагать стихи и играть на ситаре, чтобы привлечь внимание возлюбленной. Но Великая Мать решала, хочет ли видеть Небесного Отца своим мужем, ибо она дала жизнь всему, что есть в этом мире, и наполнила её смыслом. Потому наши женщины сами решают, кто достоин стать отцом их детей, а мужчины принимают их решение и не перечат им в этом.

Я потрясённо молчала, впервые понимая, что все его слова про мой выбор — это не отговорка и он, в самом деле, именно так и смотрел на женщин.

Хотя до этого он говорил, что его народ живёт очень далеко, а народ маджан жил где-то в Сурайе, эти слова об обычаях один в один повторяли то, что я уже слышала про его народ.

Странно это как… Почему обычаи двух народов так похожи? Джастер же не из народа Бахиры, это я точно знаю.

Бахира же довольно улыбалась, спокойно держа в руках чашку с чифе.

— Твои слова просты и очень мудры, досточтимый Джасир, — наконец сказал караванщик. — Признаюсь, никогда не думал я о тех вещах, что ты открыл мне сейчас, и я бы хотел обдумать их и вновь побеседовать с тобой об этом.

— Прости, но это невозможно, почтенный Назараид. — негромко ответил Шут. — Долг перед Великой Матерью призывает меня следовать без задержек на моём пути.

— Верно, верно, — торопливо пробормотал Назараид. — Прости мою забывчивость, почтеннейший Джасир, я так увлёкся нашей беседой, что вновь едва не забыл про данную клятву! Скажи, чем я могу помочь тебе в твоём деле? Куда ты направляешься? Ты назвал себя поэтом и певцом, но ответь, почему я не вижу у тебя ни барабана, ни кануна, ни ситары? Даже дафа у тебя нет. На чём же ты играешь, почтеннейший Джасир?

— Всё так, — Джастер не отрицал очевидного. — И в этом я тоже попрошу твоей помощи, добрый Назараид. Я бы хотел купить ситару в этом городе, но сам не смогу найти мастера, чтобы сделать это. Также мне нужен караван, что идёт на север, ибо мой путь и путь моей семьи лежит туда.

— Ты собираешься к этим диким людям? Они же не чтят законов Тёмноокого! — изумился Назараид, а я вспыхнула от негодования. Это кого он тут диким назвал⁈ Да в Сурайе никогда людей, как скотину, не продавали, а женщины по улицам ходят свободно и никого не боятся!

И никаких страшных чёрных храмов Сурту у нас тоже нет! И его ужасных законов нет!

— Я говорил с некоторыми из этих людей, что приходят торговать в Арсанис, — тем временем продолжил Назараид. — Они очень грубы, всегда громко смеются и громко разговаривают, бесстыдно смотрят на наших женщин и даже говорят, что у них мужчина не может иметь больше одной жены, а их женщины не закрывают своих лиц и выставляют свою красоту для всех желающих! Это ужасная страна, почтенный Джасир! Эти дикие люди никогда не смогут по достоинству оценить твой дар элрари и будут смеятся над твоей слепотой! Останься здесь, прошу тебя! Я куплю тебе дом, и ты и твоя семья будете жить в почёте и уважении до конца дней! Я сам позабочусь, чтобы твоя прекрасная сестра выбрала себе достойного мужа, а твоя досточтимая мать ни в чём не нуждалась! Клянусь, как только эмбе узнает о твоём даре, ты станешь самым богатым и уважаемым человеком в нашем городе после него и Взывающих к Тёмноокому!

— Благодарю за твою заботу, добрейший Назараид, но такова воля Матери Матерей, — Джастер даже не думал спорить.

— Хорошо, почтеннейший Джасир, — караванщик удручённо кивнул. — Завтра я прикажу разыскать лучшего мастера ситар в Арсанисе и узнаю, есть ли в городе караван чужеземцев с севера.

— Благодарю, — спокойно ответил Шут. — А теперь я бы хотел отдохнуть.

— Конечно-конечно! — Назараид поспешно поднялся и поклонился. — Прости мою навязчивость и отдыхай. Да будет Тёмноокий благосклонен к твоим снам и снам твоей семьи!

— И к твоим тоже, добрый Назараид. — поклонился в ответ Джастер.

В сопровождении слуги мы вернулись в наши комнаты. Там уже горели светильники, а наши вещи были сложены в дальней части спальни, у окна. На невысоком столике стоял серебряный кувшин с вином и пузатый глиняный кувшинчик с горячим чифе. Также на столике были тонкие чашки и золотые кубки. Рядом оказался ещё один столик с разными сладостями и фруктами.

Об этом я сказала Шуту и он попросил отвести его туда.

— Садитесь тоже, — сказал он, устроившись на мягких подушках, так чтобы из окна ему на лицо веяло прохладой. — Янига, прошу, налей мне вина. Я бы попробовал сам, но боюсь пролить на ковры.

— Мне не сложно, — ответила я, наполняя кубок, и дала ему в руки. Себе я налила чифе и с удовольствием взяла с блюда сладкие орехи. Бахира последовала моему примеру.

— Джасир… — начала она, но Джастер остановил её коротким жестом и пригубил вино.

— Я знаю, о чём ты хочешь спросить, ами. И твои вопросы, я тоже знаю. Янига. Для этого не надо быть провидцем и зрячим, — без улыбки сказал он, наощупь поставив опустевший кубок на столик. — Я вижу судьбы людей, но я не элрари. Я не провидец.

Я чуть чифе не поперхнулась.

Не провидец? А что это тогда было⁈

— Неужели мой сын обманул тех людей и этого человека, в чьём доме мы нашли кров и пищу? — Бахира успела сказать прежде меня. — Но зачем…

Джастер покачал головой, прерывая вопрос.

— Нет, ами. Я сказал правду, хотя для этого мне пришлось заглянуть через плечо Сурта, а он такое очень не любит.

Я только тихо вздохнула, понимая, что узнала ещё одну причину гнева Тёмноокого на Ашу Сирая. То в храм с ноги заходит, то через плечо на работу заглядывает… Ещё бы Тёмноокий не гневался на такую наглость…

— Джасир прогневал самого грозного Небесного сына Великой Матери⁈ — изумилась Бахира. — Как же теперь…

— Не переживай, ами, — Джастер ободряюще улыбнулся. — Нам ничего не грозит. Я очень редко так поступаю, поэтому он терпит.

Бахира только качала головой, выражая не то осуждение, не то удивление от поступка Шута, а я задала вопрос, который вертелся у меня на языке.

— Джас…ир, ты сказал, что видишь судьбы людей, но не провидец. Объясни, я не понимаю! Ты же предсказываешь людям будущее! Разве это не пророчества?

— Нет, Яния, — с улыбкой ответил Джастер на мою заминку с его новым именем. — Провидцы предрекали будущее не одного человека, а многих. Они говорили о городах, народах и даже целых странах. Особо сильные могли даже предрекать судьбу всего мира. Это дар богини Кадары — хранительницы памяти, времени и законов мира, — видеть то, что было, есть и свершиться спустя годы и десятилетия, а иногда даже сотни лет. У меня нет такого дара, а если бы вдруг и был, Завеса не дала бы возможности им пользоваться. Богиня посылала провидцам видения прошлого, настоящего и будущего, которые они сообщали людям. Когда-то давно Кадару почитали одной из величайших богинь этого мира, а сейчас о ней даже не помнят.

— А ты…

— Судьба человека и проще и сложнее, чем об этом думают люди. Многие верят, что являются всего лишь бесправными игрушками в руках судьбы или богов, но такие люди подобны листьям, что упали в реку и плывут по течению. Они забывают, что в любой момент могут изменить свою жизнь, если захотят сделать это, потому что у них есть дар свободной воли.

— Как же это возможно, Джасир? — удивилась Бахира. — Разве судьбы людей уже не определены волей Тёмноокого Сурта?

— Конечно, нет. Сурт только следит, чтобы судьбы людей следовали Высшему замыслу, но не определяет их. Этелле прядёт нити жизни, но какой будет нить, каждый миг определяется делами, словами и мыслями того, кому она принадлежит. В любой момент своей жизни человек сам может испортить её или сделать лучше. В этом заключается божественный дар свободной воли людей. Из нитей жизней сплетается Узор этого мира, за которым наблюдает Сурт, и каждая нить находит в нём своё место. Но когда нить становится слишком плохой и портит Узор или человек упрямо своей волей пытается занять не своё место в Узоре, Сурт даёт Этелле разрешение обрезать такую нить.

— Выходит, люди зря молились Этелле, чтобы она сделала их нити лучше? — удивилась я. — Она ничем не могла им помочь?

— Почему? — Джастер удивлённо вскинул брови. — Боги могут добавить свою силу в нить человека и в первое время часто и охотно это делали, так как Узор становился только красивее. Но потом Сурт заметил, что одни люди слишком сильно надеются на их помощь и потому сами ничего не делают для своей жизни, отчего их нити становятся гнилыми и их приходиться обрезать прежде срока, а в Узоре появляются прорехи. Другие же, получив божественную поддержку, забывали о законах этого мира и начинали делать такие дела, что Узор менялся хаотично и непредсказуемо. К тому же, многие боги стали требовать с людей плату за свою помощь, заставляя взамен делать то, что считали нужным, невзирая на право свободной воли человека, и это прогневало Кадару.

Рассерженные таким бесчинством богов и людей, Кадара и Сурт обратились к Отцу и Матери, и те сказали, что боги могут забирать свою силу обратно, когда их подопечные начинают вредить миру. Если же сами боги этого не делали, то Сурт по праву карал их подопечных, а Кадара — самих богов за нарушение законов мира. Так люди узнали, что божественное покровительство можно потерять, если вести себя неправедно и нарушать установленные свыше законы.

— Я понимаю, о чём говорит мой сын, — негромко сказала Бахира. — Я помню легенды о вождях и воинах, которые вознеслись и пали, потому что прогневали своих богов.

— Верно, ами. — Джастер спокойно кивнул. — Но времена великих героев и вождей прошли, когда появилась Завеса. А законы, установленные свыше, остались неизменны. Этим законам по-прежнему подчиняется всё вокруг. Жизнь простых людей проста и потому узор их жизни легко предсказуем. Достаточно знать законы мира и жизни, уметь видеть и слышать, чтобы предсказать такую судьбу или направить человека в нужную сторону. Для этого не нужно заглядывать через плечо Тёмноокого. Янига, будь так добра, налей мне чифе.

Я кивнула, выполняя его просьбу и думая над услышанным…

«Учись смотреть и слушать, ведьма. И тогда то, что люди полагают тайным, станет для тебя явным…»

Так вот о чём он говорил. Не о каких-то простых вещах, которые можно заметить, если быть внимательной, а о судьбах…

Я вложила чашку с чифе в ладонь Шута.

— Но ведь ты сегодня…

— Да, — Джастер ответил спокойно и очень весомо. — Сегодня я это сделал. Ибо пришло время каждому из нас вершить ту судьбу, которой мы предназначены.

В тягостном молчании прошло несколько минут. Джастер молча пил отвар чифе, пока мы с Бахирой думали каждая о своём.

— Ответь мне, Джасир… — Бахира, прервав молчание, подняла на Шута встревоженное лицо. — Насколько открыты тебе наши судьбы? Что ждёт нас в грядущем?

— Не всегда следует знать грядущее, ами, — негромко ответил Джастер. — Такие знания часто пугают и лишают человека веры в лучшее, и он в слабости и страхе опускает руки там, где мог бы добиться успеха, если бы постарался и верил в себя, а не предавался жалости. Все испытания даются по силам, нити уже складываются в узор, но каким он будет — зависит от каждого из нас. Ни одна нить не обрывается Суртом, пока она хороша и на своём месте.

Я молчала, не зная, что сказать. Я-то думала, что мы просто разберемся с Вахалой, а потом он разберётся со своим врагом, а потом он всё же останется со мной, и мы будем бродить по дорогам вместе…

Но сейчас я вдруг поняла, что для Джастера всё намного сложнее и серьёзнее, чем я себе представляла.

Узор жизни… Нити судеб… Как же это всё сложно, Матушка…

«Её нить важна для мира», — вдруг вспомнился мне громовой голос Сурта. — «Чем она не угодила тебе?»

Ой, мне… Великие боги… Неужели Вахалу нельзя убивать?

А что же мне тогда делать⁈

«Я не хочу, чтобы ты жалела о своём выборе…»

Ох, Джастер. Прости, но я больше не верю тому, что ты не знаешь своей судьбы до конца. Ты — знаешь, и знаешь наверняка. Поэтому все мои мечты и признания разбиваются о твоё «потом» и «подумай»…

Потому что… потому что победа в битве не означает, что победитель непременно останется жив и здоров.

А Джастер уже стал уязвимым из-за меня. Он уже не может сражаться, как прежде. Он не станет жаловаться, но ведь без помощи он теперь даже себе еду не приготовит!

Как он сможет победить своего врага⁈ А может… он на это и рассчитывает: погибнуть вместе с ним⁈

Ой, мне! А ну успокойся, Янига! Ну что за мысли в голову лезут!

Я невольно прижала ладони к горящим от волнения щекам, стараясь успокоиться и совсем забыв о Бахире.

— Твои слова напугали Янию, сын мой, — встревоженно сказала она, и я тут же поспешно замотала головой, прося её не продолжать. Но было поздно.

Джастер обратил на меня лунные зрачки, и я почувствовала себя бабочкой на острие его фламберга.

— Всё будет хорошо, Яния, — неожиданно легко улыбнулся Джастер, протягивая руку в мою сторону. — Не волнуйся и не придумывай того, чего нет.

Я только молча кивнула, ощутив горячую ладонь на своём плече. Он даже так насквозь меня видит.

Не придумывать того, чего нет… Ох, Датри, хорошо как он сказал…

— Я услышала тебя, сын мой, — немного помолчав, произнесла Бахира. — Но можешь ли ты открыть нам, какой узор ткут боги нашими нитями, и чем мы с Янией можем помочь тебе в твоём деле?

— Да, ами, — с безмятежной улыбкой ответил Джастер. — Это я могу сказать. Мир должен измениться и время для этого изменения скоро наступит. Всё станет не так, как привыкли люди, и потому тебе и Яниге предстоит много потрудиться, чтобы помочь им найти себя и укрепиться в новой жизни. А чтобы вы могли помогать не только другим, но и себе, я научу вас древнему умению читать судьбы людей.

Что⁈ Научит нас читать судьбы⁈

Без искры такого дара?

Да разве это возможно⁈

Наверно, изумление на моём лице было таким же, как у Бахиры. А Джастер спокойно поставил чашку на столик и «огляделся».

— Здесь должна быть моя…

— Вот она, Джасир, — Бахира положила полупустую торбу ему на колени быстрее, чем я поняла, что он ищет.

Шут в благодарность кивнул, а в следующий миг в его руках оказался чёрный мешочек, из которого появилась стопка тех самых волшебных картинок, о которых я успела забыть за это время.

— Помнится, однажды я обещал тебе рассказать об этом, Янига.

Джастер убрал торбу в сторону и положил стопку картинок перед собой. Звёзды сияли серебром и золотом на тёмном, как ночное небо, фоне.

— Теперь время пришло.

— Не обманывают ли меня мои глаза? — на этот раз Бахира приложила ладони к щекам. — Неужели я вижу…

— Не обманывают, ами, — сказал Джастер, беря стопку в руки и гладя звёзды пальцами. — Дар провидца всегда был редок, потому что никто не любит, когда за его работой подглядывают через плечо, и боги не исключение. Но знать будущее очень соблазнительно и люди, как и другие народы, искали способы это сделать так, чтобы не гневить богов своим любопытством. Люди придумывали много способов, и кое-кто из богов даже помогал им в этом. Только ничто из придуманного не могло давать правдивые ответы на все вопросы, которые задавали люди.

— И тогда Небесный Отец подарил людям Мирши Духаен, — Бахира с благоговением смотрела на сверкающие звёзды в руках Шута. — Волшебную вещь, в которой скрыты все возможные знаки судьбы! Владеющий Мирши Духаен может ответить на все вопросы о будущем и прошлом, не беспокоя богов! О, Джасир! Это настолько древняя легенда, что пески времени почты скрыли её!

— Да, ами, — снова согласился Шут. — Это очень древняя легенда. Я даже слышал, что «Путеводную Нить» создал не Небесный Отец, а тот, кто живёт за пределами этого мира, но в давние времена любил бродить по его дорогам. Говорили, что услышав мольбы и просьбы людей, он создал эти рисунки и символы, вложив в них тайные знания о законах мира и путях душ человеческих, и научил нескольких избранных читать эти знаки. Поэтому чтобы использовать Мирши Духаен, не нужен дар провидца, но нужно обучение и определённые знания.

Игрок? Эти картинки создал Игрок⁈ Он же именно его имел в виду⁈

И помнится, в Кронтуше он называл эти картинки иначе. Но тоже что-то было про путь…

— Мне не приходилось слышать о таком, сын мой, — возразила Бахира. — Впрочем, не мне оспаривать слова того, кто способен видеть невидимое. Но прошу, расскажи, откуда у тебя Мирши Духаен? Разве эти знания не были утеряны в те древние дни, когда небо и земля смешались между собой, а люди утратили дары богов?

Небо и земля смешались между собой? Это она про Войну богов? Или нет?

Ох, сколько всего я ещё не знаю и не понимаю…

— Кое-что из древних знаний сохранилось, — ответил Джастер, пока картинки мелькали в его руках, перетекая из ладони в ладонь. — Домэры помнят о «Путеводной нити», хотя зовут её иначе.

Боро Лил, предсказавшие мне счастье. Я вспомнила те картинки и порадовалась что в царящем полумраке не видно мои покрасневшие щёки. Хотя там были другие рисунки, но у меня не было повода не верить словам Шута.

В отличие от Бахиры.

— Что ты говоришь, Джасир⁈ Эти беспутные дети дорог и ветра владеют таким знанием⁈ Откуда оно у них⁈

— Они не беспутные, ами, — спокойно ответил Шут. — После Великой войны, когда боги и злые духи покинули мир людей, многие народы лишились своей родины. Домэры были таким народом. Они скитались в поисках места, где могли бы поселиться, но не могли найти его, потому что очень многое было уничтожено и выжившие бились за каждый клочок плодородной земли, не желая делить её с чужеземцами. Спасаясь от такой битвы, домэры ушли в мёртвые земли и там, очень далеко отсюда, они встретили того, кого назвали Дэвэл — сын ветра, потому что как ветер в поле не знает преград, так и ему были открыты все пути и дороги.

Он присоединился ним, вывел из мёртвых земель и поделился с ними своими знаниями. Я слышал, что он долго странствовал с ними, пока не привёл в эти земли, а потом исчез также внезапно, как появился. Домэры к тому времени настолько привыкли к свободе и странствиям, что не захотели вновь селиться на одном месте. С тех пор они всегда в пути и ищут Дэвэла, считая его своим покровителем и застрявшим в мире людей богом дорог. Ещё они верят, что когда боги вернутся в мир людей, то один из караванов обязательно встретит Дэвэла и тогда он уведёт народ домэров в новые прекрасные земли, где они смогут поселиться и закончить свои странствия.

Я забыла про чифе и сладости, слушая эту легенду. Оказывается, Джастер знал и такое… Сколько же разных историй он знает на самом деле! Дэвэл, покровитель домэров и бог дорог, подаривший целому народу тайные знания Лил. Игрок, который спрятался среди бродяг, шутов и менестрелей…

Выходит, Джастер искал Игрока среди домэров, раз знает эту легенду. Наверно от них он и научился этим знаниям. Не просто так же у него друг из домэров был…

Что ж, Дэвэл — это явно не настоящее имя Игрока. Ведь иначе домэры могли бы давно исполнить своё желание и найти новую родину, а Шут наверняка бы попросил счастья со своей возлюбленной.

А ещё… Джастер не признается, но я почти не сомневалась, что до сих не оставил свои поиски.

И… почему-то мне казалось, что он знает настоящее имя Игрока.

Бахира же качала головой, словно не хотела соглашаться с этой легендой.

— Твой рассказ удивил меня, сын мой. Я никогда не слышала о таком человеке, которого бы звали Дэвэл, и который совершил бы те деяния, о которых ты поведал нам. Думаю, что Джасир слишком добр к этим детям дорог и ветра, — сказала она. — Но раз мой сын говорит, что они сохранилиМирши Духаен, я готова признать, что их путь не был напрасен.

— Хорошо, ами, — едва заметно улыбнулся Шут, снова убирая стопку в мешочкек, а тот — в торбу. — У нас ещё будет время поговорить об этом. Сегодня был длинный день, а завтра нас ждёт много дел.

— Ты прав, Джасир, — Бахира поднялась, оставляя пустую чашку на столике. — Нам всем следует отдохнуть. Не желает ли мой сын…

— Я буду спать здесь, ами, — спокойно улыбнулся Шут. — Мне нравится ветер, что дует из окна.

— Хорошо, — не стала спорить Бахира. — Ты идёшь. Яния?

Я посмотрела на сладости и полупустую чашку с чифе и со вздохом поставила её на стол.

Джастер прав, это был очень долгий день.

— Иду.

— Подожди, Янига, — внезапно сказал Шут. — Я бы выпил ещё вина. Нальёшь мне?

— Конечно! — я потянулась за кувшином и чуть не промахнулась, заметив долгий и внимательный взгляд Бахиры.

— Не задерживай Янию, сын мой, — она с улыбкой коснулась плеча Шута. — Нам всем нужно отдохнуть.

— Конечно, ами, — улыбнулся Джастер, сжимая кубок, который я почти вложила ему в ладонь.

Бахира погасила светильник и ушла за ажурную перегородку. Я слышала, как она легла.

В окно заглядывал тонкий месяц, тускло озаряя комнату. Джастер молча пил вино, подставляя лицо прохладному ветерку из окна, а я допивала остывший чифе, желая и боясь спросить о том, что волновало меня.

Было очень тихо, в тёмном провале окна горели звёзды. Судя по всему, стояла глубокая ночь и надо действительно ложиться спать, потому что завтра…

Великие боги, всё так сложно и непонятно, что я даже не могу предположить, что будет завтра…

— Что ты так вздыхаешь, Янига? — Вдруг тихо спросил Шут на моём языке. — Что случилось?

Выходит, Бахира уснула, раз он решил поговорить не на языке маджан?

— Джастер, — я села ближе, но не смотрела на его лицо. Так было легче. — Скажи… я… я в самом деле тебе нужна?

— Что ты опять себе придумала, Янига? — тихо спросил он.

— Ничего, — я ковыряла пальцем пушистый ковёр. — Просто ты столько всего умеешь и можешь, даже судьбы предсказывать, а я обычная ведьма, которая ничего не умеет.

— Хм, — он повернул голову, прислушиваясь к моим словам. — Вот как. Хорошо. Тогда расскажи мне о ведьме Яниге.

— Что? — я недоуменно уставилась на него.

— Расскажи мне о том, что знает и умеет делать ведьма Янига.

Нашёл же, что спросить…

— Зелья варить умею… Что? — я недоуменно смотрела как он качал головой.

— Не рассказывай мне о себе. Расскажи мне о ведьме Яниге. Посмотри на неё со стороны и скажи, что она знает и умеет? И что она сделала за это лето?

Я вздохнула, поняв, что так просто мне не отделаться. Что знает и умеет…

— Ведьма Янига умеет собирать редкие травы, — начала я, вспоминая самое начало нашего знакомства. — Только она умеет их собирать, когда её по лесу почти за руку водят…

— Это не важно, кто ей помогает. Она умет собирать редкие травы — это важно, это её умение. Дальше.

— Ещё она умеет делать любовные зелья, которые стоят пол-розы. И пять капель которого на всю ночь хватит, — я покосилась на Шута, боясь, что он сейчас вспомнит про Холиссу, но он только улыбался, склонив голову к плечу и прислушиваясь к моим словам.

— Хорошо. Продолжай, — подбодрил он меня.

— Ещё она умеет делать приворотные зелья, лечебные и духи, которые очень приятно пахнут, — продолжила я смелее и входя во вкус. — Правда, проклятия у неё плохо получаются, зато она умеет хорошо ездить верхом и даже пользоваться мечом…

— Волшебным, — подсказал Джастер.

— Волшебным, — согласилась я, понимая, что названных умений уже намного больше, чем у обычной ведьмы. — А ещё она умеет злые проклятия снимать и знает боевую божественную магию.

— И она сражалась с демоном на озере…

— И с бэнгом у домэров, и с этой пакостью на дереве, я забыла, как он называется…

— Ночной хватала.

— Да, с этим хваталой! А ещё освободила водяника от проклятия злой ведьмы и спасла целый город…

— А ещё у неё есть ученик с тёмным даром…

— Ой, точно! Я забыла про Микая…

— Ещё она была в Сурайе в храме Тёмноокого Сурта и даже видела его своими глазами, а этим не каждый Взывающий может похвастаться.

— Да! — возбуждённо подхватила я, понимая, что оказывается, ведьма Янига совсем не обыкновенная, а очень даже необычная. — А ещё…

— А ещё она любит задавать вопросы и придумывать сказки, — подсказал Шут.

— Да, и сказки при… Тьфу на тебя! Это плохая шутка!

Он негромко рассмеялся и снова вздохнул.

— Я помню, что ты очень милая, когда сердишься, Янига. Хотел бы я увидеть тебя сейчас.

Всю мою обиду как ветром сдуло.

«Я хочу запомнить…»

Великие боги… Как ножом по сердцу…

— Джастер…

— Ты сосредоточена только на своих недостатках, Янига, — он снова поднял лицо к окну. — И потому не видишь своих достоинств. Ты же помнишь, какие женщины мне нравятся?

— Умные и сильные, — буркнула я, чувствуя себя пристыженной. — А навязчивых дур ты терпеть не можешь. Я всё поняла, не продолжай.

— Хорошо, — он улыбнулся и обнял меня за плечи, легко притянув к себе. — Ты мне очень нужна, Янига. Без тебя я не справлюсь.

Я только тихонько вздохнула, греясь его теплом и чувствуя сразу жаркую волну радости и благодарности, и в то же время, тревоги.

— А Бахира?

— У неё своя судьба и свой путь. Они тоже очень важны, поэтому Датри и послала Бахиру с нами. Но она не сможет заменить тебя. Никто не сможет заменить тебя.

Я молчала, думая, над его словами. Это не было тем признанием, которое я так хотела услышать, но в то же время я понимала, что он и так сказал намного больше, чем мог бы. Но я не могла не спросить о главном.

— Джастер… Скажи правду: ты видишь, чем всё закончится? Просто не хочешь говорить?

— Нет, Янига, — он покачал головой. — Не вижу. В этом узоре я сделал только первый стежок, и каким станет этот узор, какими будут наши нити в нём и какие добавятся ещё — зависит от очень, очень многих вещей. Но куда больше зависит от нас. И это самая захватывающая и интересная Игра из всех, что я знаю.

Захватывающая и интересная⁈ В его-то положении⁈ Ох, Джастер…

— Но ведь ты… Как ты сможешь?..

Джастер неожиданно улыбнулся, обнял меня за плечи и притянул к себе.

— Скажи, ведьма, когда на небе тучи, разве солнце перестаёт светить? Когда ты закрываешь глаза, чтобы уснуть, разве звёзды исчезают с неба?

— Нет, но…

— Помнишь, однажды я сказал, что потерял себя?

Я кивнула, затаив дыхание от неожиданного понимания и забыв, что он не видит. Но Джастер без слов понял мой ответ.

— Тогда я мог видеть, но это не имело значения, потому что я жил во тьме, — негромко сказал он, по-прежнему устремив невидящий взгляд на ночное небо. — Жил настолько долго, что почти забыл и свой долг, и самого себя. А когда мне об этом напоминали — не хотел слушать и слышать. Я вообще не хотел об этом думать, и искал, чем бы занять себя. Ты меня удивила своим предложением. Поэтому и согласился тебе помочь. Я видел, что наша встреча по судьбе, но не думал, что это окажется настолько… серьёзно. Я думал, что это будет короткое приключение.

«Это я могу легко поправить…»

«Я тебе что, девка уличная, переспал и забыл⁈…Сам слово дал и сам взял?»…

— Значит, я всё-таки была для тебя игрушкой и деревенской дурочкой?

Почему-то вместо обиды на его признание я чувствовала только непонятную грусть. Удивительно…

Он вздохнул и грустно улыбнулся.

— Если бы… Ты была гордой, неопытной и наивной девушкой, но дурочкой ведьма Янига не была никогда. Ты поймала меня на слове и оказалась занозой, попавшей в больное место. Постоянно раздражала и не давала покоя, но с тобой я начал вспоминать, что такое быть человеком и быть живым.

— Поэтому ты всё время хотел сбежать, но вместо этого терпел, пока я всякие глупости творила? — не удержалась я от вопроса.

Шут мягко улыбнулся и вместо ответа только крепче прижал меня к себе. Ох, Джастер…

— Умная ведьма.

— И когда ты понял, что это серьёзно? — Я обняла его и прижалась лицом к тонкой рубашке на груди. Не то, чтобы мне хотелось знать ответ, важнее было быть с ним вот так рядом и говорить о нас откровенно, как мы с ним ещё не говорили. Пусть даже это было не о том, что мне хотелось услышать, но он впервые прямо говорил то, что думал обо мне на самом деле.

— Когда Датри через тебя сказала, что я знаю, что должен делать, — негромко ответил он. — Я был тогда на самом дне своей тьмы. Падать — это нормально, главное — суметь потом подняться. Но… я тогда сумел встать, но не верил до конца, что всё именно так, как оно было. Точнее, не захотел с этим соглашаться. Я считал, что должен решить всё сам, а не втягивать тебя в свои дела.

— Так ты поэтому всё время хотел, чтобы я ушла сама? И Бахиру только из-за своего упрямства прогонял?

Шут не ответил, только тихо вздохнул над моей головой. Ох, Джастер… До чего же упрямый, в самом деле! Даже саму Датри с первого раза не слушает, а по-своему делает!

— А сейчас…

— А сейчас у Датри окончательно кончилось терпение, — неожиданно весело ухмыльнулся он. — Поэтому она просто не оставила мне выбора. Без вашей помощи я теперь не справлюсь даже с самыми обычными делами. Смешно, но… я рад этому. Правда, рад.

— Почему? — тихо спросила я, чувствуя в душе внезапное облегчение. Его слова сняли с меня груз вины, которую я всё равно испытывала из-за той змеи.

«Ради твоей клятвы»… — вдруг вспомнилось мне.

Выходит, он, в самом деле, дал клятву самой Датри. Поэтому он так её уважает и почитает, что даже назвался сыном Бахиры…

Но что же он пообещал самой Матери Мира?

Неужели… неужели то, о чём всё время говорил мне: вернуть в мир магию⁈

Но как? Как он сможет сделать это в таком состоянии⁈

— Ты же теперь…

— Надо было потерять зрение, чтобы, наконец, обрести свой внутренний свет и отбросить последние сомнения, Янига, — с мягкой и в то же время очень лёгкой улыбкой сказал Шут. — Вспомнить самого себя и свой долг перед этим миром. Поэтому я очень рад, что так получилось. Ты не представляешь, как я соскучился по себе настоящему…

Я смотрела на его безмятежное и наполненное каким-то внутренним светом лицо и понимала, что он не шутит. Вот почему он не переживал и не боялся из-за случившегося.

Он нашёл себя. И теперь устремился к своей цели без сомнений и колебаний, как пущенная стрела. И ни на мгновение не сомневался, что сможет исполнить обещанное.

— И… какой ты настоящий?

— Я — шут, — он снова легко улыбнулся. — Просто Шут, бродячий певец и музыкант.

— Который легко и просто заглядывает через плечо самого Сурта, предсказывает судьбы других людей, а ещё умеет делать оружие, сражается, как пард пустыни, может голыми руками уложить банду разбойников, владеет волшебным мечом и ещё всякими разными волшебными вещами, запугал своим тёмным колдовством целую страну, включая служителей тёмного бога, — снова не удержалась я от шпильки. — И это я не сказки придумываю, а то, что тебе точно знаю. Это ведь не всё, да?

Джастер негромко рассмеялся мне в волосы.

— Ладно, отыгралась, ведьма, — с улыбкой сказал он и снова посерьёзнел. — Ты права, конечно, но мои знания Мирши Духаен и умения поэта и музыканта — всё, что у меня сейчас есть, чтобы прокормить нас в пути и обеспечить нам защиту. Я не могу сражаться и колдовать, как прежде, и надеюсь, мне не придётся этого делать. Пока я не верну себе зрение, нам всем придётся во многом полагаться на других людей.

— А как же твой враг? Он же тебя…

Джастер улыбнулся, но от этой улыбки по спине пробежали мурашки: настолько она была кровожадной и предвкушающей.

— Чтобы меня убить, ему придётся подойти на расстояние удара. И я эту возможность не упущу.

Я молчала, потому что уверенность и жажда крови, с какой это было сказано, одновременно и напугали и обрадовали. Не знаю, что они не поделили, но Джастер явно будет биться до конца и он не собирается проигрывать в этой Игре.

— Что мы будем делать дальше? — негромко спросила я, уняв внутреннюю дрожь.

Он глубоко вздохнул, и его лицо снова стало безмятежным, а затем привычное тепло дыхания коснулось моей макушки. Ох, Джастер…

— Помнишь, я сказал, что мы с тобой — сердце урагана? Сегодня я посеял первый ветер, чтобы очень скоро этот ураган, наконец, родился и навсегда изменил мир.

Я вздрогнула от этих слов, потому что они прозвучали очень похоже на пророчество.

— Так ты знаешь, как вернуть в мир магию?

Шут покачал головой, а на его губах по-прежнему блуждала едва заметная улыбка.

— Пока нет, Янига. Но помнишь, я говорил: когда идёшь по своему пути — все складывается как надо. Поэтому я сейчас просто делаю то, что должен делать: иду по своему пути, от которого убегал очень долго. Пока нам нужно добраться до Салаксхема, а дальше посмотрим, как там всё сложится.

Я смотрела на него, не веря, что это весь ответ, но Джастер никак не реагировал на моё молчаливое недоверие.

— Хочешь сказать, что мы просто пропросимся в дорогу с караваном, который идёт в Салаксхем, и всё?

— Ну да, — он спокойно посмотрел на меня. Серебряные глаза блестели, словно отражали лунный свет. — Зачем усложнять простое решение? Я буду петь и играть на ситаре, и предсказывать будущее с помощью Мирши Духаен. Вы с Бахрой будете мне помогать, а заодно учится этому умению. Жаль, что ты так и не научилась танцевать, представление было бы успешнее.

— А Бахира…

— Ты же знаешь, что она — Сновидица и одна из Лунного круга. Она может петь и танцевать только ритуальные танцы и песни во славу Датри. Или ты хочешь, чтобы она нарушила этот запрет?

Нарушить запрет Матери Матерей? Я торопливо замотала головой, подтвердив словами:

— Нет, конечно!

— Поэтому я буду выступать один, — спокойно подытожил Джастер. — Или у тебя есть другие идеи?

Я покачала головой, а затем повторила вслух:

— Нет, нету.

— Тогда давай спать, Янига, — он легко улыбнулся. — Завтра у нас длинный день.