12

Когда Нильский Крокодил ворвался на грузовую палубу «Три-А» с громоподобным рыком «Встать, вашу мать! Суд идёт!», Лориварди Гнук подпрыгнул в своей клетке. Распрямиться в полный рост он не мог, но поднялся на ноги, да так и застыл вопросительным знаком, вцепившись руками в прутья.

Казаки, сопровождаемые Натальей Тихомировой и мной, встали полукругом вокруг. Каждый внимательно разглядывал человека, дерзнувшего покуситься на святое — на жизнь пьяного куренного атамана. Каждый высказывал замечания, приходившие на ум при рассмотрении арестанта.

— Моим атомарным лобзиком можно здорово снимать кожу, — задумчиво проговорил Ужас. — Нарежем дурака ломтями, пустим на ремни для скафандров.

— Предварительно ему на тело надо будет нанести татуировки с указанием времени суда и вынесенного приговора, — добавил Шерстяной.

— Если будет лгать под присягой, дыроколом прокомпостируем язык, — со знанием дела предложил Инквизитор.

— А вот коли начинать его рубить от больших пальцев ног, — заметил Нильский Крокодил, — то я разделаю его на сорок восемь кусочков за четверть часа. Прошу назначить меня палачом!

— Крокодил, тебе лишь бы людей на куски рубить! Никакой эстетики! — укорил Костяная Голова. — Ты, наверное, в детстве даже игрушечных пупсов на куски рубил?

— Нет, я поджигал им волосы…

Лориварди Гнук с нескрываемым ужасом смотрел на казаков, слыша их невинные шутки. Хотя у нас в Донской Степи говорят, что в каждой шутке есть только доля шутки. В конце концов, Лориварди не знал, где заканчивается хорошее настроение пьяного казака и начинается его мрачная решимость, верно?

— Итак, господа народ, — важно провозгласил я, — выездную сессию куренного суда я, Иван Никодимович Объедалов, наказной атаман куреня, объявляю открытой. Условное общегалактическое время… — я покосился на свои дейтериевые часы, — вторая декада первого тетрацикла, двенадцатый день, ноль часов сорок восемь минут, поправка на условно-земное время: плюс одиннадцать часов. Место действия — борт космического корабля «Фунт изюма». Витас, ты записываешь?

— Так точно, — пискнул бортовой компьютер.

— Итак, предлагаю провести выборы должностных лиц. Прошу высказываться по кандидатурам…

— А чего там высказываться? — подал голос Антон Радаев. — Всё как всегда! Ильицинского — в прокуроры, а Сергея Нилова — в палачи.

— А кого в адвокаты? — уточнил я.

— Может, никого и не надо? Может, обвиняемый откажется от защиты? Ну-ка ты, гад, откажись!

— Не-е-ет, — проблеял Гнук. — Судите меня с соблюдением своей… процедуры.

— Я могу быть защитником, — вызвался Костяная Голова. — А что такого? Думаете, я совсем тупой? Не тупее вашего! Как субмезонной пушкой орбитальные станции сбивать да борта под ракеты подставлять — так я гожусь, а как в адвокаты — так нет?

— Годишься, годишься, — утешил я. — Твой нравственный авторитет после двух штофов «Плача новобранца» очень высок и сомнению не подвержен! Голосуем!

Проголосовали. Единогласно. Кто бы в этом сомневался!

Суд пошёл по накатанной колее. Сначала присутствующие заслушали запись, сделанную бортовым компьютером в момент покушения. Затем допросили в качестве свидетелей Наташу Тихомирову и меня. Костяная Голова с присущим ему цинизмом предложил обвиняемого не допрашивать по причине полной ясности дела, отказаться от прений сторон, сразу перейти к последнему слову и вынесению приговора. Гнук в эту минуту, полагаю, уже попрощался с жизнью.

— У меня есть смягчающие обстоятельства! — закричал он из своей клетки. — Я готов объяснить!

— Давай, валяй!

Мы услышали уже известный мне рассказ о бригаде «колумбариев», называвших сами себя «кумоду», их руководителе Циклописе Хренакисе, купленном им «торпиллере» и о том, что ныне доблестный бригадир отбывает срок на планете-тюрьме Даннемора.

— Не вижу, как эти показания обвиняемого помогут ему избежать справедливого наказания, — философски заметил Батюшка, он же Инквизитор, он же Евгений Ильицинский. — Настаиваю на том, что Лориварди Гнука надлежит подвергнуть мелкофрагментарному расчленению заживо.

— У моего подзащитного есть право апеллировать к тому, на кого он покушался, — вступился за обвиняемого Костяная Голова. — Если атаман надумает простить Гнука, то даже вынесенный приговор нельзя будет привести в исполнение!

Лориварди завопил:

— Простите меня, господин Сэмми… то есть атаман… простите! Ну, что я могу сделать для вас?! Ну, убьёте вы меня, так вообще ничего не получите!

— Это точно, — согласился я. — Давай подумаем, Гнук, каким образом ты сможешь вручить мне «торпиллер»…

— Запросто, господин Сэмми… То есть, атаман! Мы вытащим из Даннеморы Хренакиса, и он отдаст вам эту штуку. Он рад будет с ней расстаться! На что она ему, он сам не знает её назначение!

— Что ж, метнёмся в Даннемору, и ты укажешь на Хренакиса небрежным кивком покуда целой головы, — решил я.

— Нет-нет, господин Сэмми, к этому делу подходить надо иначе. На Даннемору просто так соваться нельзя! Даннемора — такое место, что там… там есть свои секреты, и о них знать следует загодя!

— Какие секреты?

— Даннемора — это ведь тюрьма! Не просто планетка, где правят плохие парни. Там для них особые условия придуманы, чтоб им не слишком весело было париться. Есть человек, который там сиживал и много чего про тамошнюю житуху порассказать может. Его надо послушать, господин атаман… то есть Сэмми… то есть всё же атаман!

— Дело толкуешь! Надо этого человетангу послушать. И где он обретается?

— Знаю я ход к нему! Есть такая околозвёздная станция, «Путь Карлито» называется. Мы базировались на ней… Мы — это «кумоду», я хочу сказать. Но там и помимо нас разной публики много крутилось. На той станции обреталась любовница Хренакиса. Думаю, и сейчас она там. Зовут её Глория, а боевое погоняло — Hairy Mouse…

— «Волосатый Мышонок»? Интересная кличка! За что же это её так?

— Ноги не эпилировала!

— В какие тонкости женского очарования вы, «колумбарии», однако, входите! Ладно, плевать… Так что там с этой Хайри Маус?

— У неё есть человек, который отсидел на Даннеморе. Сам я его не видел. Но у Хайри Маус есть план. Есть деньги, чтобы всё организовать. Она ещё вам заплатит! Вам надо непременно с ней увидеться! Давайте, я обращусь к ней через «univer-net», пошлю голосовое сообщение! Она его непременно получит и будет вас ждать.

— Ты должен понимать, Гнук, что на переговоры с этой дамой я отправлюсь без тебя, — пояснил я. — Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока вся эта эпопея благополучно не закончится. Считай себя заложником. Если мне не удастся договориться с Хайри Маус, твой жизненный путь пресечётся самым трагическим образом.

Лориварди приложил руку к сердцу:

— Клянусь, что не пытаюсь обмануть ваше доверие!


Околозвёздная станция «Путь Карлито» располагалась в системе Баумгартен, в галактике Вогезы, примерно в миллиарде километров от светила. Система эта считалась незаселённой. Ни на одной из семи планет, вращавшихся вокруг звезды, постоянных колоний не существовало. Нам это было на руку, поскольку снимало всяческие вопросы со стороны администрации поселений. Точкой следующего рандеву нашего куреня я назначил именно систему Баумгартен. Сейчас же нам надлежало рассыпаться и выдвигаться к месту встречи самостоятельно.

Покуда изрядно набравшийся народ облачался в скафандры, не попадая непослушными членами в нужные рукава и штанины, я занял место в командирском кресле в посту управления. Ко мне поднялась Натс. Я почему-то был уверен, что она пожелает поговорить со мной после суда над Гнуком.

— Послушай, атаман… Меня пригласил в гости Круглов. Как считаешь, это что-нибудь означает?

— Только то, что он пригласил тебя в гости.

— Ну-у… Возможно, имеет намерение… Я хочу сказать, удобно ли мне принять его?

— Ты хочешь узнать, ходят ли приличные девушки в гости к приличным парням? У нас ходят. В наши времена люди уже понимают, что отношения между полами могут быть интимными, дружескими, деловыми и даже враждебными. И один вид отношений вовсе не вытекает из другого.

Наташа призадумалась. Потом глянула озорно:

— Ну, так я съезжу. Посмотрю на его нэцкэ. Они такие забавные…

— Конечно.

Натс помялась:

— Я тебя ничем не обидела?

— Нет, абсолютно. Всё нормально.

— Ну… так я пошла?

— До свидания. В точке рандеву сможешь вернуться на мой корабль. Если пожелаешь, конечно.

Сквозь планшетные мониторы, вывешенные над креслом, я наблюдал, как маленькие фигуры в скафандрах рассыпались в бездонной тьме космоса за бортом и двинулись каждая к своему кораблю. «Туарег», «Старец Зосима», «Наварин» и «Днепро-ГЭС», подсвеченные габаритными огнями, висели справа и ниже моего «Фунта изюма». Они были прекрасно различимы на фоне мириад рассыпанных звёзд и казались огромными рыбами, дремлющими в облаках светящегося планктона. Никогда я особо не любил подводное плавание, но именно такое сравнение пришло мне на ум в ту минуту.

Убедившись, что все гости отошли от корабля на безопасное расстояние, я включил двигатели и задал конечную точку предстоявшего прыжка.

Чтобы добраться до звезды Баумгартен, мне предстояло совершить три прыжка с двумя промежуточными выходами из «схлопов».

Первый прыжок — длиною в девять с половиной мегапарсек — я совершил в небольшую неправильную галактику Капельмейстер, к звезде Октагон. Там имелась «станция подскока», принадлежавшая правительству планеты Зухрияр. Носила эта станция звучное название «Генерал Зия-уль-Хак». Такой генерал являлся вроде бы лицом вполне историческим. Во всяком случае, знавал я одного выпускника школы прикладного даунизма, который специализировался на истории Земли и всерьёз доказывал, будто такой персонаж где-то там фигурировал.

Для меня правда об обладателе смешной фамилии представляла интерес сугубо умозрительный. Мне следовало пополнить запасы позитрония, из которого бортовой синтезатор готовил топливо для хронотипического двигателя.

Прыжок длиной в девять с половиной миллионов парсек прошёл вполне удачно.

Очередную идентификационную матрицу корабля я заполнил реквизитами межзвёздной яхты «Корейджес», приписанной к сельскохозяйственной планете Колоссус, расположенной очень далеко от галактики Капельмейстер, чуть ли не в ста мегапарсеках. Соответственно, я получил новое имя — Быктванга Акеши. Именно так звали хозяина настоящего «Корейджеса».

«Фунт изюма» сбрасывал скорость, сближаясь со «станцией подскока». Рядом со мною оказался грузовой корабль, двигавшийся параллельным курсом. Автоматическими запросами навигатора он определялся как рудовоз типа «Колхида», приписанный к планете Палтеломео.

Система связи выдала мне сигнал о получении сообщения, отправленного с борта рудовоза. Я включил трансляцию и увидел на экране мрачное и невыразительное лицо мужчины средних лет. Он был облачён в форму «The Militarian Interstellar Fleeta», в просторечии МИФа. «Военный Межзвёздный Флот» являлся инструментом вселенской экспансии Земной Цивилизационной Лиги. Орудуя этим военным кулаком, либеральные масоны насаждали во всей освоенной части мира свои представления о свободе, счастье и благополучии людей.

Мужчина флегматично представился:

— С вами говорит командир крейсера «Рональд Рейган», бортовой номер Джей-Джей ноль-одиннадцать. У меня распоряжение оперативного Центра Командования Сил Превентивного Развёртывания: требую прекратить маневрирование, остановить корабль и пустить на борт досмотровую партию.

— Планета Колоссус не является членом Земной Цивилизационной Лиги, — отрезал я, — у вас нет права отдавать мне приказы.

— Я остановлю вас силой, — всё также флегматично отозвался капитан. — Не вынуждайте меня к этому.

Я не успел ответить. Картинка на мониторе, подвешенном над моим креслом, разделилась надвое — заработал второй канал связи. Через мгновение на второй половинке экрана возникло хорошо знакомое мне лицо астеника в чёрном. Того самого, что допрашивал меня на планете Нерон вместе с длинноногой дамочкой.

— Сэмми, хорош валять дурака! — сказал он. — Не надо нас лечить про планету Колоссус, суверенитет и признание прав! Останови корабль! Я заберу Тихомирову, ты спокойно полетишь дальше.

О-ба-на!

— Ничем не могу помочь вам, господин-не-знаю-как-вас-там. На борту моего корабля нет никакой Тихомировой! — с присущей мне вежливостью отозвался я.

— Тебе придётся остановить корабль и пустить на борт досмотровую партию! Мы знаем, что ты забрал Тихомирову с планеты Звёздный Акапулько, и твоё нежелание сотрудничать с нами вынуждает меня действовать в отношении тебя строго и непреклонно.

— Сам-то понял, что сказал? — я уже придал разгонный импульс кораблю и рыскнул в сторону от крейсера.

На одном из мониторов я видел, как крейсер, ещё недавно столь успешно маскировавшийся под рудовоз, выпустил плутонг лёгких истребителей и резко увеличил скорость. Расстояние между нами колебалось около отметки в сто тысяч километров. При скоростях наших манёвров, его можно преодолеть менее чем за полминуты. По космическим меркам, сущий пустяк, но на таких дальностях противник не мог применить большинство систем своего оружия, за исключением разве что управляемых ракет. Однако как раз их использование не входило в его планы. Конечно, в том случае, если командир «Рональда Рейгана», в самом деле, намеревался захватить меня живьём.

Я продолжал уклоняться от встречи с крейсером и его истребителями, догонявшими меня. Противник отжимал меня в сторону от станции, но теперь это не имело никакого значения — ясно было, что «цивилизаторы» не дадут мне пристыковаться к «Генералу Зия-уль-Хаку». «Фунт изюма» начал разгоняться в максимальном темпе. Мне не оставалось ничего другого, как попытаться снова набрать релятивистскую скорость и уйти из системы.

Я не сомневался, что смогу уйти от огромного крейсера, но против истребителей шансов у меня совсем немного.

Шестёрка истребителей взяла меня в кольцо. Я хаотично бросал корабль из стороны в сторону, рассчитывая тем самым сбить преследователей с толку и не позволить вести прицельный огонь. Впрочем, на кораблях противника управление оружием всецело находилось у автоматики, и уклоны «Фунта изюма» на десять-двадцать градусов в стороны мало мешали прицеливанию. Если б на пути оказалась планета, да ещё со спутниками, а ещё лучше с пылевыми кольцами, то это несколько уравновесило бы наши шансы в экстремальном маневрировании. Но мы гнали в пустоте, и шестёрка истребителей всё плотнее сжималась вокруг меня.

Последовал первый выстрел нейтронной пушки. Плотный поток частиц с релятивистской скоростью пронзил пространство и мой корабль. Главная опасность этого оружия заключалось вовсе не в причинении механических повреждений, а в том, что нейтроны делали протекание реакций во всех типах энергетических установок нестабильным, создавая угрозу их взрыва. Автоматика уменьшала мощность двигательной установки, что не позволяло осуществить разгон. Другими словами, обстрел нейтронными пушками принуждал жертву постепенно уменьшать ускорение, лишая способности энергично маневрировать.

Первое же попадание нейтронного пучка заставило бортовой компьютер уменьшить мощность разгонного блока на пять процентов. Дальше стало ещё хуже. Витас сообщал мне о «сверхкритическом нейтронном облучении реактора и компенсации возникшего броска мощности». Стало очевидно, что долго так продолжаться не может.

Я знал, что где-то в двухстах миллионах километров от нас — корабли моего куреня. Но при всей своей отваге и везении, командиры «Наварина» и «ДнепроГЭСа» мне ничем помочь не смогли бы. Лёгкий крейсер прятал в своих недрах до трёх плутонгов истребителей — такой силе два лёгких казачьих корабля мало что могли противопоставить. «Старца же Зосиму» и «Туарега» в расчёт вообще можно не принимать — они не имели вооружения.

Не оставалось ничего другого, как по закрытому каналу связи обратиться к казакам с кратким и, возможно, последним в своей жизни приказом:

— Каждый из вас движется своим курсом и ни во что не вмешивается! На борту атаковавшего меня крейсера находится офицер Службы Политической Безопасности, который допрашивал на Нероне! Он потребовал выдачи Натальи Тихомировой! Приказываю всем покинуть систему Октагон и направиться к заранее согласованной точке рандеву! Ждать моего появления сорок восемь условно-земных часов! Если я не появлюсь там по истечении срока, кому-то из вас надлежит вернуться сюда за «Фунтом изюма» и забрать корабль… Если, конечно, вам удастся его отыскать…

Признаюсь, я испытывал соблазн объявить капитану крейсера о том, что на борту моего корабля заложница — та самая, которой я отстрелил руку в «Покахонтасе». Однако решил не делать этого. Эту дамочку Служба Политической Безопасности явно уже списала на «безвозвратные потери». В спокойной обстановке, конечно, можно было бы вступить в переговоры с «цивилизаторами» и пригрозить разглашением сообщённых пленницей сведений — одним словом, попытаться выжать из сложившейся ситуации максимум. Но сейчас, в горячке боя, подобный расчёт не оправдался бы.

А потому… мне пришлось выкинуть белый флаг:

— Принимаю ваши требования! Прикажите истребителям прекратить атаку!

— Прекратите разгон! — последовал приказ.

Я подчинился.

Новый приказ:

— Уменьшите скорость до пятидесяти километров в секунду и выключите двигатели. Вам надлежит перейти в инерционный полёт. Примите на борт группу десантников для досмотра корабля.

На уменьшение скорости до требуемого мне понадобилась почти четверть часа. За это время я спустился на палубу «Три-А», вручил Лориварди Гнуку несколько бутылей с водой и запас пищи, предупредив, что возможно, какое-то время ему придётся провести в полном одиночестве. Затем вернулся в пост управления.

«Фунт изюма» фактически лёг в дрейф. Скорость его сравнялась со скоростью движения космического мусора, курсировавшего в межпланетном пространстве.

К моему кораблю приблизился крейсер «цивилизаторов». Между нами было два километра, не более. У «Рональда Рейгана» горели лишь габаритные огни крейсера да зев аппарели, которая приняла в себя четыре истребителя. Ещё два истребителя остались караулить меня, готовые применить оружие в случае неповиновения. Один из истребителей находился несколько сзади и выше «Фунта изюма», если конечно, считать верхом традиционную ориентацию корабля в пространстве. Другой истребитель — прямо позади.

«Группой десантников», явившихся на мой корабль для досмотра, оказались три робота-тарелки, похожие на того поводыря, с которым я гулял в тех случаях, когда изображал сумасшедшего или слепого. Один из этих роботов прилетел в пост управления и оставался рядом со мною всё время, пока два других методично осматривали корабль. Как я и надеялся, палубу «Три-А» найти им не удалось. Зато они отыскали женщину с отстрелянной рукой. Через четверть часа явились три десантника с похожим на саркофаг контейнером для транспортировки биологических объектов. В таких контейнерах обычно в открытом космосе перемещали трупы.

«Заложница» спала сном ребёнка и даже не заметила проделанных над нею манипуляций — её живо утащили в сторону крейсера.

Я ждал продолжения. Могло последовать всё, что угодно. Астеник мог приказать ударить по моему кораблю субмезонной пушкой с крейсера. Истребители могли отоварить меня стомегатоннои ракетой… Впрочем, в душе моей тлела надежда, что меня всё же отпустят.

Угу, размечтался!

— Сэмми, ты нас всё время пытаешься обмануть! — на экране внешней связи снова появилось лицо астеника в чёрном. — Бессовестный ты человек, лживый, подлый…

— Да, я — такой… — безропотно согласился я. — Стараюсь!

— Собирайся-ка ты к нам, на крейсер… Поговорим, подумаем, что с тобой делать.

— Может, не надо, а? На кой я вам сдался? Яд вы мне уже вкололи… Сдохну и так очень скоро… Отпустите меня, а? Я тут погуляю, на станцию слетаю, тёток сниму… Займусь любовью… Сугубо в извращённой форме, конечно. Так, по-стариковски…

— Шутник ты, Сэмми! Давай, двигай к нам! А то сотрём тебя в субатомную пыль!

— В субатомную, да? В субатомную не хотелось бы.

Облачаясь в скафандр, я отрешённо размышлял о том, что многого в жизни не успел. Не разбомбил Международный Торговый Центр в Нью-Йорке, не посадил сына, не воспитал дерево… Или наоборот?.. И с Наташей о многом не успел поговорить…


На выходе из шлюзовой камеры «Рональда Рейгана» меня встретили бульдогоподобные мальчонки в форме десантников МИФа. Хорошие парни, надёжные! Количество — шесть.

Шлюз, через который я прошёл внутрь крейсера, был вовсе не один: он находился в целом ряду шлюзовых камер. Очевидно, все они предназначались для одновременной погрузки и выгрузки большого количества личного состава. Полагаю, крейсер нёс на борту человек пятьсот десантников, никак не меньше.

Шагнув за массивную пенометаллическую дверь, я оказался в высокой и длинной галерее, тянувшейся вдоль борта корабля. Напротив меня — почётный караул с направленными стволами, а за его спинами — худощавый симпатяга в чёрном.

Я помахал ему рукой:

— Хэллоу, братанга!

Тот лишь кивком указал в сторону массивного сканера, предназначенного для обнаружения скрытого под одеждой оружия и взрывчатых веществ.

Я встал между пластинами, снова помахал рукой офицеру Службы Политической Безопасности:

— Вы как-то невеселы!

— Всё шутите, да? Ну-ну, недолго осталось, — хмыкнул астеник. — Оружия при вас нет, кроме вашего мозгового имплантата, так что идёмте за мной!

Я двигался в окружении шестёрки десантников. Впереди — астеник в чёрном. Выйдя из продольного коридора, мы оказались в широком поперечном. Из поперечного снова попали в продольный, расположенный параллельно тому, в котором я оказался, выйдя из шлюзовой камеры. Отличие лишь в том, что этот коридор располагался в недрах космического корабля и имел каюты по обе стороны.

Астеник в чёрном отомкнул магнитным ключом замок на одной из дверей и кивком указал на открывшийся проём.

Я вошёл в хорошо освещённое помещение. То ли салон, то ли клуб… Диваны с подставками для ног вдоль стен. Убирающиеся в пол стеклянные столики, голографические проекции на потолке. Озонированный воздух… На одном из диванов в углу сидела та самая женщина, которая ударила меня ногой во время допроса на Нероне. Теперь она была облачена в белые кожаные одежды, которые почему-то напомнили мне облачение Ксанфа.

Сука в ботах — именно так я мысленно прозвал её во время нашего первого свидания — меланхолично тянула пыхкалку с каким-то лёгким наркотиком. Несмотря на прекрасно работавшую вентиляцию, я уловил запах «плачущей конопли» с Амадея: довольно дорогой релаксирующей травы, которую обычно курят лесбиянки.

Щёлкнул дверной замок — астеник затворил за собой дверь. Пройдя мимо меня, он неожиданно похлопал по плечу:

— Садись, давай, Сэмми!

Какой-то подвох! Начало разговора никак не походило на допрос. Да и помещение меньше всего напоминало камеру или карцер. Между тем, я не сомневался, что на громадном крейсере должны быть специализированные помещения, приспособленные для содержания арестантов, допросов и казней.

Я опустился на диван у противоположной стенки. Женщина с пыхкалкой и астеник оказались сидящими напротив меня.

— Всё очень плохо, Сэмми, — начал астеник. — В первую очередь, для тебя…

— Бить будете? Или прищепки на соски, пенис и губы?

— А тебе очень хочется? — в тон мне отозвалась дамочка. — Уж я тебе заверну прищепку на пенис, не сомневайся!

Астеник в чёрном прервал нашу пикировку:

— Силами, недоступными твоему, Сэмми, пониманию, уже запущена цепь событий, которую пока ни мы, ни ты, ни кто-то другой в нашем мире не в силах постичь, изменить или предотвратить…

— Что-что? — Слова показались знакомы, хотя в ту минуту я вовсе не связал их с тем, что мне говорила не так давно Натс.

— Мы считаем, что наш мир подвергся атаке или… скажем иначе… неявному внедрению совершенно чужеродной силы. Мы пока не в состоянии постичь её природу, место происхождения и цели, которые эта сила ставит перед собою. Но не сомневаемся в том, что сила эта абсолютно враждебна нашему миру. Заметь, Сэмми, я говорю вовсе не о европейской цивилизации. Я говорю о мире людей вообще! Инструментом этой силы оказалась та самая Натс. Или Наталья Александровна Тихомирова, как называем её мы.

— Худенькая, безоружная, зеленоглазая девушка — инструмент чужеродной и враждебной силы? Видал я в жизни своей разных агентов! В том числе, кстати, из вашего ведомства. Натс не из таковых! Сдаётся мне, что вы просто-напросто психопат.

— Я не психопат. Я генеральный комиссар политической безопасности второго ранга. Таких, как я, в целой Вселенной всего девять человек.

— Жаль, что не восемь, — посочувствовал я. — Если бы восемь, то ваш чин показался бы гораздо значительнее.

Он проигнорировал мои потуги пошутить:

— В моём распоряжении большие ресурсы. Практически неограниченные. Я имею очень большие полномочия. Кроме того, я имею немалое личное желание хорошо выполнить порученное задание…

— Не понимаю, господин генеральный комиссар второго ранга, что за околесицу вы несёте. У меня, знаете ли, рассеянное внимание, больше пяти минут я не могу думать об одном и том же предмете. Если хотите привлечь моё внимание, пощёлкайте пальцами или же поговорите обо мне самом.

— Что ж, Сэмми, давай поговорим о тебе, — тут же согласился астеник в чёрном, хотя и не стал щёлкать пальцами. — Мы прекрасно понимаем, что ты никакой не Сэмми. Ты один из тех пакостников, что мечутся по цивилизованным сообществам и гадят везде, где получают шанс делать это безнаказанно. Ваши пресловутые казаки — это самая большая беда современного мира. Я бы даже с пиратами смирился, но вот казаков вывел бы всех под корень.

— Ваши предки-чекисты в двадцатом веке уже пытались поработать в этом направлении, — заметил я.

— Заткнись и слушай! Ты убил наших людей в Звёздном Акапулько. Уже за одно это тебя надлежит закатать пожизненно в Даннемору.

— Господи Иисусе, не может быть! Господин генеральный комиссар, наши сердца бьются в унисон! Может, и правда, вам закатать меня в Даннемору? Я даже не стану требовать снисхождения!

— Но в Даннемору ты не поедешь. Мне необходимо получить в свои руки Натс. Или Наташу Тихомирову, если угодно. Мы следили за твоими перемещениями по Вселенной, и ты привёл нас к ней. Мне как специалисту в области контрразведки приятно сознавать, что ты не засёк установленное за тобой наблюдение и фактически расшифровал себя. Однако неудачная попытка захватить силами нашей диверсионной группы резиденцию «Покахонтас» позволила тебе всё же получить некоторую фору. У меня, разумеется, есть запасной вариант… Запасной вариант существует всегда, как раз на тот случай, если в ход событий вмешается какой-нибудь умник вроде тебя.

Я помахал ладонью, привлекая внимание женщины. Та, обкурившись «плачущей конопли», безучастно сидела на диване и явно не следила за ходом нашей малосодержательной беседы.

— Господин генеральный комиссар политической безопасности, ваша боевая подруга сильно задумалась! Похоже, пытается обсчитать в уме аэродинамику звездолёта, выполненного по схеме «летающего крыла с инициированным отрывом пограничного слоя набегающего потока».

— Оставьте! Я знаю, как привести её в чувство!

— Я тоже! Презерватив со вкусом жжёной резины, плеть-семихвостка. И, конечно, крепкая рука садиста!

— Не отвлекайся, Сэмми! Так вот, я-то выполню поставленную передо мной задачу. Вопрос, сможешь ли ты мне в этом помочь?

— А о какой задаче идёт речь?

— Я же говорил — мне надо заполучить Натс.

— Ничем помочь не могу. Её нет на моём корабле. И я не знаю, где она.

— Я тебе не верю. Но если это твой окончательный ответ…

— Именно так!

— …тогда мы вынуждены перейти к запасному варианту.

Он поднялся с дивана и подошёл к переговорному устройству у двери: — Кэп, начинайте разгон! Мы покидаем Октагон!

— Ух, господин генеральный комиссар второго ранга, да вы поэт! Ваши чеканные фразы прямо-таки ложатся в стихи!

Мой век отмерит камертон,

И, подчиняясь власти воли,

Мой звездолёт за лучшей долей

Навек покинет Октагон!

Астеник устало посмотрел на меня и вернулся к дивану:

— Камертон не отмеряет время. По камертону настраивают музыкальные инструменты.

— Жаль. А ведь какой стих родился! Так и просится в звёздную оперу!

— Ты не думаешь, Сэмми, что тебе следует узнать, куда мы летим?

— Я что же, дурак, чтобы думать о таких глупостях?

— Изображаешь из себя казака со стальными нервами? Это, пожалуйста! Тебе представится случай продемонстрировать в деле своё мужество и самообладание. Я так понимаю, ты в курсе того, что Наталья Тихомирова оказалась человеком, перемещённым в наше время из двадцать первого века…

— Да, — признался я, понимая, что другому моему ответу генеральный комиссар всё равно не поверит. — Мне это известно.

— Очень хорошо. Сейчас мы прыгнем в место, координаты которого тебе знать не следует. Там находится установка по перемещению во времени материальных объектов, построенная специалистами Земной Цивилизационной Лиги. Мы воссоздали технологию такого рода перемещений. Это большой успех нашей науки и техники.

— Душевно рад за вашу науку и технику!

— Ты, Сэмми, обрадуешься ещё больше, когда узнаешь, что мы поместим тебя в корпускулярную камеру и перебросим в двадцать первый век. Как раз туда, где должен состояться переход в наше время Натальи Тихомировой. Если ты хочешь вернуться назад, тебе придётся помешать ей шагнуть в створ открывшегося темпорального демодулятора.

— Темпо… демо… Я только понял, что надо помешать шагнуть!

— И достаточно. Мы не знаем, кем создан этот демодулятор. Мы только знаем, что из двадцатого июля две тысячи шестого года он ведёт в наше время. Демодулятор откроется только один раз, и только один человек сможет воспользоваться им для скачка. Если это будешь ты, то благополучно вернёшься назад. Мы тебя подберём в космосе, как сделали это полтора месяца назад с Натс. Мы отпустим тебя и не выдвинем никаких обвинений. Если же в темпоральный демодулятор шагнёт Наталья Тихомирова, ты останешься в прошлом навечно. А уж с ней мы здесь как-нибудь разберёмся.

Генеральный комиссар второго ранга поднялся с дивана и потрепал меня по плечу:

— Я вижу, ты задумался. Зря… Не к лицу тебе это!

Загрузка...