Ванная

1

Масако стояла на пороге ванной комнаты, слушая шум дождя за окном. Последним ванной пользовался, наверное, Нобуки; он спустил воду и убрал пластиковую крышку. Стены и выложенный кафелем пол уже высохли, но в комнате все еще стоял чистый запах воды, запах покоя, запах дома. Она едва удержалась от того, чтобы не открыть окно и не впустить сырой воздух с улицы.

Дом был маленький, но требовал многого: убрать, подмести, прополоть сад, проветрить комнаты от запаха сигарет, заплатить по кредитам. И все же, несмотря на все его претензии и притязания, Масако никогда не чувствовала, что это действительно ее дом. Почему? Откуда же взялось ощущение неустроенности и отчужденности, которое больше свойственно квартиранту, чем хозяину?

Выезжая со стоянки с телом Кэндзи, она уже знала, что будет делать, и, вернувшись домой, сразу прошла в ванную и попыталась представить, как положит тело и как выполнит задуманное. В этом было что-то противоестественное, нездоровое, может быть, даже извращенное, но какая-то часть ее воодушевилась, как воодушевляется человек, которому жизнь бросает новый вызов. Пройдясь босиком по кафельному полу, Масако осмотрелась и улеглась на спину. Если Кэндзи примерно одного с ней роста, то положить его на пол в ванной не составит большого труда. Как удачно, что Йосики, заказывая в свое время проект дома, настоял на том, чтобы увеличить эту комнату за счет других.

Лежа на начинающих остывать плитках, Масако смотрела в окно. Затянутое серыми тучами небо казалось близким и плоским, лишенным глубины. Вспомнив стоявшего под дождем Кадзуо Миямори, она закатала рукав рубашки. Синяк, оставленный большим пальцем левой руки, был на месте, чуть выше локтя, и ей вдруг пришло в голову, что мужские руки давно не оставляли на ней таких следов.

— Что ты делаешь?

Голос шел от дверей. Масако быстро села и, повернувшись к темному проему, увидела Йосики. Муж, еще одетый в пижаму, с удивлением смотрел на нее из соседней комнаты.

— Что ты делаешь? — повторил он.

Масако вскочила на ноги и поспешно обтянула рукав. Йосики только-только проснулся и еще не успел причесаться и надеть очки, но, вот надо же, уже наблюдал за ней с кислой миной на лице. То, как он щурился, стараясь разглядеть что-то, делало его похожим на сына.

— Ничего. Просто собиралась принять душ.

Йосики молча выслушал ее неуклюжую ложь и перевел взгляд на окно.

— Дождь. Жарко не будет.

— Да, но я вспотела на работе.

— Конечно. Пожалуйста. Просто в какой-то момент я подумал, что ты сошла с ума.

— Почему? Почему ты так подумал?

— А что еще я мог подумать, когда увидел, как ты сначала таращишься в окно, а потом хлопаешься на пол?

Масако стало не по себе — оказывается, муж уже давно наблюдал за ней через открытую дверь. Впрочем, в последнее время он вообще старался не приближаться ни к жене, ни к сыну, как будто, держась на расстоянии, чувствовал себя в большей безопасности, как будто сохранение дистанции было частью выстраиваемой им защиты от мира.

— Я тебя и не заметила, — сказала она. Йосики промолчал и лишь пожал плечами, слегка посторонившись, когда она стала протискиваться мимо него из ванной. — Завтракать будешь?

Не дожидаясь ответа, Масако направилась в кухню. Она засыпала пригоршню кофейных зерен в грохочущую кофемолку и стала готовить их обычный завтрак, состоящий из тостов и яичницы. Когда-то по утрам дом наполнялся запахом риса из автоматической пароварки, но те времена давно прошли. После того как их сын перестал приходить на обед, необходимость готовить много риса отпала.

— Погода испортилась, — пробормотал Йосики, присаживаясь к столу и выглядывая в окно.

Он успел умыться и причесаться. Замечание, подумала Масако, вполне могло относиться не только к погоде, но и к той давящей атмосфере, которая наполняла дом. За окном — дождь, за столом — муж, и ничего бодрого и жизнерадостного, что хоть немного расцветило бы эту унылость, ни телевизора, ни радио. Она потерла гудящие от усталости виски. Йосики отпил кофе и открыл газету. На стол высыпалось с десяток рекламных буклетов. Масака собрала их в стопку и начала просматривать сообщения о распродажах.

— Что у тебя с рукой? — неожиданно спросил муж. Масако вскинула голову и озадаченно посмотрела на него. — Что с рукой? — повторил он, указывая на предплечье. — У тебя там синяк.

— Пустяки. Ударилась на фабрике, — ответила она, слегка нахмурившись.

Поверил Йосики или нет, сказать трудно, но в любом случае развивать тему он не стал, а вот Масако вдруг вспомнила, что, рассматривая синяк, думала о Кадзуо Миямори. Муж был очень чутким к такого рода вещам и, несомненно, что-то заподозрил. И все же вопросов не последовало. Почему? Может быть, потому, что он больше уже не хотел узнавать о ней что-то, не хотел знать ее? Приняв отсутствие интереса с его стороны как данность, Масако достала сигарету и закурила. Йосики, который не курил и плохо переносил запах дыма, не скрывая раздражения, отвернулся к окну.

Кто-то шумно сбежал по лестнице, и в следующий момент в дверях появился Нобуки, одетый в широкую, длинную футболку и мешковатые, до колен, шорты. Масако заметила, как напрягся Йосики, но еще более разительная перемена произошла с их сыном: еще пару секунд назад по-юношески шумный, переполненный ищущей выход энергией, он вдруг притих, замкнулся и словно ушел в себя, спрятавшись за маской молчаливого равнодушия. Но даже маска не могла скрыть ни недовольные всем, что видят, глаза, ни большой рот с враждебно сжатыми губами. В некоторых отношениях Нобуки напоминал ей Йосики в молодости. Словно не замечая никого, юноша прошел к холодильнику и, взяв с полки бутылку минеральной воды, начал пить прямо из горлышка.

— Возьми стакан, — сказала Масако, но он даже бровью не повел. Глядя, как движется вверх-вниз недавно появившееся у него адамово яблоко, она почувствовала, что терпение ее на исходе. — Можешь, если не хочешь, ничего не говорить, но я знаю, что ты меня слышишь.

Масако встала и попыталась забрать у него бутылку, но он оттолкнул ее локтем. Толчок получился болезненный и сильный — и когда только успел так вырасти и окрепнуть? — и она не упала только потому, что ухватилась за раковину. Нобуки спокойно, словно ничего не случилось, допил, потом закрутил пробку и убрал бутылку в холодильник.

— Мне наплевать, разговариваешь ты или нет, но вести себя так ты не будешь.

Нобуки сделал удивленное лицо и посмотрел на нее как на пустое место. Не в первый уже раз Масако подумала, что сын стал абсолютно чужим, незнакомцем. Притом незнакомцем не очень приятным. Повинуясь внезапному импульсу, она подняла руку и дала ему пощечину. Кожа на щеке, к которой Масако всего лишь прикоснулась на короткое мгновение, была упругая и гладкая. Ладонь вспыхнула от удара. Секунду-другую Нобуки стоял совершенно неподвижно, то ли испуганный, то ли до крайности изумленный, потом протиснулся мимо матери к двери и исчез в ванной.

На что она надеялась? Масако не знала. Все, что она делала, все, что говорила, было так же бесполезно и бессмысленно, как опрыскивание песка в пустыне. Ее взгляд соскользнул с покрасневшей ладони и ушел в сторону, остановившись по пути на лице мужа, который сидел в прежней позе, уставившись в газету, как будто у него не было сына, как будто не было в его жизни мальчика по имени Нобуки.

— Сдаюсь. Это бесполезно, — пробормотала она.

Что касается Йосики, то он сдался или, может быть, просто перестал обращать внимание на сына уже давно. В своем следовании к некоей высшей духовной цели Йосики, похоже, находил существование других, не столь одухотворенных индивидуумов ненужным и уж во всяком случае доставляющим неприятности, а их самих досадной помехой. Нобуки же, похоже, затаил зло на отца еще тогда, когда тот не поддержал его в тяжелый период отчисления. И вообще взгляды их на жизнь расходились настолько, что трудно было понять, почему они до сих пор живут вместе.

Интересно, подумала Масако, как бы они отреагировали, если бы я сказала, что у меня в багажнике лежит мертвец. Может быть, у Нобуки прорезался бы голос? Может быть, Йосики пришел бы в ярость и ударил ее? Хотя нет, скорее всего, они бы просто ей не поверили. А может, это она отделилась и отдалилась от их маленькой семьи, не испытывая при этом какого-то особенного чувства одиночества.

Вскоре оба, муж и сын, отправились на работу, и дом снова притих. Масако допила кофе и прилегла на диван в гостиной, чтобы немного вздремнуть, только вот это оказалось не так-то просто.


В дверь позвонили.

— Это я, — послышался робкий голос Йоси.

Масако не удивилась бы, если бы подруга не пришла, но Шкипер была не из тех, кто нарушает данное слово. Открыв Дверь, Масако увидела, что она даже не переоделась после ночной смены — та же линялая розовая футболка, те же пузырящиеся на коленях тренировочные штаны.

Йоси опасливо заглянула в дом, как будто ожидала, что наткнется на что-то страшное уже у порога.

— Оно не здесь. Там. — Масако кивнула в сторону припаркованной у двери машины. — В багажнике.

Йоси инстинктивно сделала шаг в сторону.

— Извини, — сказала она, — но ничего не получится. Я просто не смогу это сделать. Пожалуйста, отпусти меня.

С этими словами Йоси переступила порог, вошла в прихожую и бессильно опустилась на пол. Глядя на застывшую в позе лягушки подругу, Масако сделала для себя небольшое открытие: оказывается, Йоси завивает волосы. Интересно, почему она не замечала этого раньше? Все остальное новостью не стало — Масако ожидала чего-то в этом роде.

— Если я разрешу тебе уйти, ты побежишь в полицию? — спросила она после недолгого молчания.

Йоси подняла голову. Лицо у нее было бледное.

— Нет. Никогда.

— Но ведь и деньги мне ты вернуть не можешь. Другими словами, ты идешь ко мне, когда надо оплатить экскурсию дочери, но не готова потерпеть неудобства, когда речь заходит об ответной любезности. А ведь я впервые попросила тебя об услуге.

— Ну согласись, это же не обычная услуга. Ты просишь помочь избавиться от трупа. Ты впутываешь меня в убийство.

— Повторяю, я впервые попросила тебя об услуге.

— Но это же убийство, — заупрямилась Йоси.

— А если бы я попросила о чем-то другом? Ты бы не отказалась? Если бы речь шла об ограблении или краже? По-моему, разница невелика.

Она произнесла это таким тоном, как будто действительно собиралась предложить нечто в этом роде. Йоси в ужасе посмотрела на подругу, и Масако негромко рассмеялась.

— Это совсем другое, — пробормотала Йоси.

— Кто тебе так сказал?

— Дело не в том, кто что говорит. Это всем известно.

Не отрывая глаз от пола, она провела ладонью по спутанным волосам, как делала всегда, когда была чем-то расстроена.

— Ладно, — согласилась наконец Масако. — Тогда хотя бы помоги мне перенести его в дом из машины. Одной мне не справиться.

— У меня совсем нет времени. Свекровь вот-вот проснется и…

— Я не долго тебя задержу.

Масако просунула ноги в сандалии мужа и шагнула к двери. Дождь еще шел, но это только на руку — улица казалась пустынной. К тому же дом Масако находился напротив строительной площадки, работы на которой еще не начались, и в самом конце улицы, так что соседей опасаться не приходилось.

Она пошарила в кармане, достала ключи от машины и огляделась. Никого — лучшей возможности может и не представиться. Однако Йоси все еще оставалась в доме.

— Ты собираешься мне помочь или нет? — раздраженно крикнула Масако.

— Только занести в дом, — пробормотала Йоси, появляясь у двери.

Масако взяла лежавший у входа кусок синего брезента, подошла к машине и открыла багажник. Йоси все еще боролась с одолевавшими ее сомнениями.

— Ох! — вскрикнула она, заглядывая через плечо Масако.

Мертвец как будто смотрел на них из-под полуопущенных век, расслабленной позой напоминая отдыхающего. На подбородке виднелась тонкая полоска засохшей слюны. Ноги слегка согнуты в коленях, руки закинуты за голову, пальцы сжаты, словно он цеплялся за что-то. На неестественно вытянутой шее краснела свежая, напоминающая след от ожога полоска. Масако вспомнила, как Яои накануне обошлась с орудием Убийства, и… стоящая рядом Йоси что-то пробормотала.

— Что? Что ты сказала?

Масако повернулась к подруге, и та немного повысила голос, так что слова молитвы зазвучали отчетливее.

— Не думаешь, что с этим можно и подождать? — осведомилась Масако, тронув ее за руку. — Заканчивай и помоги затащить его в дом.

Не обращая внимания на хмурую мину, которой ответила подруга на ее бестактную реплику, она обернула тело брезентом и, сделав знак Йоси, подхватила его под руки. Вместе они вытащили Кэндзи из багажника и понесли в дом. Труп уже закоченел, и это немного облегчало задачу, но все же был достаточно тяжел и неудобен для переноски, так что их даже пошатывало. По счастью, до двери было всего несколько шагов, и все закончилось благополучно.

— Давай перетащим в ванную, а, Шкипер? — отдуваясь, предложила Масако.

— Хорошо. — Йоси сняла полотняные тапочки и вошла в дом. — Где у тебя ванная?

— Там, позади.

Сделав по пути две или три остановки, они в конце концов доставили груз в раздевалку. Масако вытащила из-под тела брезент и расстелила его на полу в ванной. Обдумывая план действий, она уже поняла, что проблемы могут появиться и в том случае, если мельчайшие кусочки плоти и костей попадут в зазоры между кафельными плитками.

— Помоги переложить его сюда.

Йоси кивнула. Желание спорить и сопротивляться у нее заметно ослабло, так что они сравнительно быстро положили тело по диагонали свободного пространства, как это и представляла Масако еще утром.

— Какая жалкая доля, — вздохнув, пробормотала Йоси, — закончить жизнь таким вот образом. Бедняге наверняка и в голову не приходило, что его задушит собственная жена. Надеюсь, он попадет прямо на небо.

— Я бы на это не поставила.

Ты совсем бесчувственная. У тебя нет сердца.

Несмотря на очевидный упрек, Масако почувствовала, что к подруге возвращается прежнее самообладание, а потому поспешно перешла к следующей просьбе.

— Я принесу ножницы. Ты поможешь снять с него одежду?

— А что ты собираешься с ней делать?

— Разрежу на куски и выброшу.

Йоси неодобрительно покачала головой, однако возражать не стала.

— Ты уже проверила карманы?

— Нет. Может, там у него бумажник и проездной. Ты не посмотришь?

Не ожидая согласия, она вышла из ванной, а когда через минуту вернулась с ножницами, Йоси уже разложила вдоль порожка найденные в карманах у Кэндзи предметы: потертый кожаный бумажник, ключницу, проездной и немного мелочи. Просмотрев бумажник, Масако обнаружила несколько кредитных карточек и почти тридцать тысяч йен наличными. Ключ, наверное, был от дома.

— От всего этого надо избавиться, — заключила она после недолгого раздумья.

— А как ты поступишь с деньгами? — поинтересовалась Йоси.

— Можешь взять их себе.

— Но они же принадлежат Яои. Впрочем, — словно ведя внутренний спор, добавила Йоси, — было бы странно возвращать деньги той, которая его убила.

— Вот именно. Почему бы тебе не взять их? Как компенсацию за беспокойство.

Лицо Йоси прояснилось — предложение подруги позволяло выйти из сложной ситуации без больших потерь. Что касается вещей, подумала Масако, то проездной, бумажник и кредитные карточки можно положить в пакет и закопать на какой-нибудь строительной площадке подальше от дома или в поле, где их никогда никто не найдет.

Йоси засунула деньги в карман брюк, смущенно улыбнулась и потянулась к галстуку.

— Знаешь, галстук на шее задушенного выглядит немного ни к месту.

Узел затянулся и никак не желал поддаваться. Наблюдая за тщетными усилиями подруги, Масако едва сдерживала нарастающее раздражение.

— У нас нет на это времени. Сюда могут прийти. Обрежь его, и дело с концом.

— Не торопи, — сердито отозвалась Йоси. — У тебя что, нет никакого уважения к покойникам? Постыдилась бы!

— Какое еще уважение к покойникам? — Масако стащила с ног Кэндзи туфли и сунула их в другой пакет. — Я стараюсь думать о нем как о неодушевленном предмете.

— Предмете? О чем ты говоришь? Это же человек.

— Был человек, теперь — предмет. Я предпочитаю смотреть на это так.

— Ты не права, — с нехарактерной для нее дрожью в голосе объявила Йоси. Было видно, что слова подруги возмутили ее до глубины души. — Если это предмет, то что тогда, по-твоему, та старуха, за которой я присматриваю?

— Человек, конечно.

— Не могу с тобой согласиться. Если этот мужчина неодушевленный предмет, то и моя свекровь тоже. И тогда мы все — предметы, живые и мертвые. Между нами нет никаких различий.

Наверное, она права, подумала Масако, пораженная силой сделанного Йоси заявления. Она вспомнила, как приоткрыла утром багажник. Наступил рассвет, шел дождь, и она ощущала себя живой, одушевленной. А вот мертвые неподвижны и неодушевленны, и она решила, что Кэндзи удобнее считать предметом, а не человеком. Тогда эта идея показалась ей вполне подходящей для того, чтобы справиться со страхом.

— Но это не так, — продолжала Йоси. — Живые люди — это люди, но мертвые — не просто вещи. Думать так, как ты, значит проявлять высокомерие и заносчивость.

— Может быть, ты и права. Но относиться к ним как к предметам легче и удобнее.

— Почему?

— Потому что тогда все не так страшно. Если бы я считала его человеком, то не смогла бы ничего сделать.

— Что сделать?

— Нам нужно разрезать его на куски.

— Зачем? Не понимаю. Я тебя не понимаю. — Йоси почти кричала. — Он не отпустит нас, будет преследовать. Нас обеих накажут небеса.

— Мне все равно.

— Почему? Почему тебе все равно?

Раздумывая над ответом, Масако вдруг поняла, что не боится наказания, а совсем даже наоборот, готова принять любую кару. Вот только объяснить это Йоси было бы трудно. Поэтому она не стала отвечать, а начала стягивать с Кэндзи черные носки.

Она вздрогнула, когда пальцы в первый раз прикоснулись к обнаженной коже. Тело было холодным на ощупь, совсем не человеческим, и Масако вдруг усомнилась в своих силах. Сумеет ли она осуществить задуманное? Сможет ли сделать все так, как спланировала? Будет много крови, придется возиться с внутренностями. Уверенность, которую она чувствовала в себе утром, быстро таяла. Сердце заколотилось, перед глазами поплыли круги, и ей вдруг стало по-настоящему плохо. В этот миг Масако с полной ясностью осознала: прикасаться к мертвецу и даже смотреть на него — противно всем человеческим инстинктам.

— Не могу, — выдохнула Йоси. — Не могу дотронуться до него. У тебя есть перчатки?

Масако молча кивнула, вспомнив, что принесла с фабрики не только перчатки из латекса, но и фартуки, и вышла из ванной. Тем временем Йоси, сняв наконец галстук, аккуратно сложила его и принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Вернувшись, Масако подала подруге пару перчаток и, вооружившись ножницами, начала разрезать брюки. Несколько минут спустя Кэндзи лежал уже голый. Кровь, очевидно, прилила к тому боку, на котором он лежал в багажнике, и под кожей отчетливо проступили багровые пятна.

— Мне уже приходилось этим заниматься, когда умер муж, — тихо сказала Йоси, мельком взглянув на сморщившийся пенис- Мы тогда раздели его и обмыли. Ты не думаешь, что стоило бы позвать Яои? — Она перебросила фартук с одной руки на другую, как будто еще не решила, что с ним делать. — Ох, не надо бы нам с ним так…

— Перестань, — устало бросила Масако. — Яои сама все решила, а если пожалеет потом, это ее проблемы.

Йоси вздохнула и немного испуганно посмотрела на подругу. Понимая, что именно беспокоит ее больше всего, Масако безжалостно продолжала:

— Давай начнем с головы. Эти глаза… у меня от них мороз по коже. Как будто он на нас смотрит.

— Значит, тебе тоже страшно?

— Ты же первая начала, — рассердилась Масако.

— Я уже закончила.

— Ну так начинай.

— Нет! — в ужасе воскликнула Йоси. — Я же сказала, что не могу.

К этому времени Масако уже точно знала, что разрезать тело в одиночку ей не под силу, а потому решила добиться помощи любым путем. Перебрав варианты, она сделала предложение.

— Яои сказала, что хочет заплатить нам. Ты бы помогла мне, если бы я пообещала деньги? — Йоси вскинула голову так резко, как будто ее ужалила пчела. В глубоко просевших глазах мелькнула растерянность. — Я отказалась, но сейчас думаю, что, может быть, лучше взять. Так будет справедливее — за работу ведь положено платить.

— Сколько? — глядя в безжизненные глаза Кэндзи, спросила Йоси.

— А сколько ты хочешь? Я попробую договориться.

— Сто тысяч? — предложила Йоси.

— Нет, слишком мало. Как насчет пяти сотен?

— С такими деньгами я смогла бы найти дом получше, — уныло пробормотала подруга. — Ты обещаешь деньги, зная, что я не могу отказаться.

Вот именно, подумала Масако, но сделала вид, что пропустила реплику мимо ушей.

— Пожалуйста. Мне нужна твоя помощь.

— Ладно, ладно. Твоя взяла. — Перспектива получить деньги выглядела слишком заманчиво, и устоять перед таким соблазном Йоси не могла. Она повязала фартук, сняла носки и закатала штанины. — Ты бы лучше сняла джинсы, чтобы не испачкать.

Масако прошла в раздевалку и переоделась в шорты, которые выудила из корзины для грязного белья. Повернувшись, она вдруг наткнулась на отражение в зеркале и замерла, не сразу узнав себя. Лицо было несомненно ее, но такого зловещего, такого жестокого выражения Масако еще никогда не видела. Стоящая за ее спиной Йоси выглядела более растерянной, но куда менее опасной.

Склонившись над телом, Масако ощупала шею, пытаясь определить наиболее подходящее место для начала работы. Большой, выдающийся вперед кадык напомнил о сыне, вызвав не совсем приятные ассоциации, которые она постаралась отогнать, сосредоточившись на том, что предстояло сделать.

— Как ты думаешь, может, просто перепилим шею?

— По-моему, для начала стоит перерезать горло ножом, чтобы не рвать кожу, а уж если не получится, подумаем о чем-нибудь еще.

Перейдя от разговоров к делу, Йоси обрела уверенность и взяла руководство на себя, как бывало и тогда, когда она вставала к конвейеру. Масако сходила на кухню и вернулась с набором ножей для сасими и ящичком с инструментами, среди которых была и пила-ножовка. Еще днем, обдумывая план действий, она купила в местном супермаркете сотню стандартных пластиковых мешочков для отходов, рекомендованных к использованию городскими властями.

— Будем складывать все в них и для верности брать по два пакета, так что давай рассчитывать примерно на пятьдесят частей. Как по-твоему, это реально?

— Тогда начнем с того, что распилим его на большие куски, а уж потом порежем их на мелкие, — сказала Йоси, проверяя пальцем остроту лезвия.

Рука ее слегка дрожала. Масако присела на корточки, нащупала кадык и одним быстрым движением воткнула нож чуть ниже хряща. Острие наткнулось на кость, и она немного повернула нож, чтобы обойти препятствие. В тот же момент из раны хлынула густая темная кровь. Ее было так много, что Масако отпрянула.

— Наверное, попала в артерию.

— Похоже, что так, — согласилась Йоси.

Не успели они опомниться, как по брезенту растеклось целое море крови. Масако торопливо вынула затычку, открывая сток, и поток, вскипая пузырями красной пены, устремился в канализацию. Представив, как кровь смешивается там внизу, в трубах, с водой из ванны, в которой она мылась накануне вечером, Масако испытала странное, неприятное чувство. Между тем перчатки стали такими липкими, что пальцы почти приклеились друг к другу. Йоси сполоснула руки под краном, но воздух в ванной уже пропитался тяжелым, удушающим запахом крови.

Дела пошли намного быстрее, когда удалось пустить в ход пилу, и уже через несколько минут голова с глухим стуком отвалилась от туловища, а тело Кэндзи неожиданно трансформировалось в некий странной формы предмет и не более того. Масако опустила голову в двойной мешок для отходов и положила на закрывающую ванну крышку.

— Наверное, прежде чем продолжать, стоить выпустить остаток крови, — предложила Йоси, беря безголовое тело за ноги и приподнимая его над полом.

В зияющей на месте горла дыре мелькнуло мясо, а из перерезанных артерий полилась загустевшая кровь. Все тело Масако покрылось гусиной кожей, но, хотя сцена действительно была жуткая, чувствовала она себя гораздо спокойнее, чем могла бы представить. Вероятно, полная концентрация на работе неким образом притупила остроту восприятия.

Она перешла к тазобедренным суставам. Лезвие легко проходило через слои желтоватого жира. Наблюдавшая за ее работой Йоси пробормотала что-то насчет бройлера. Добравшись до кости, Масако поставила ногу на бедро Кэндзи и принялась пилить кость точно так, как пилят деревяшку. Повозиться пришлось дольше, но в конце концов ноги, как и голова, были отделены от туловища. Самая трудная задача еще ждала ее впереди. Скованные трупным окоченением руки никак не желали разгибаться, и Масако долго не могла определить место для надреза. На лбу у нее выступили капельки пота, а стоявшая за спиной Йоси уже начала терять терпение.

— Надо заканчивать. Моя свекровь скоро проснется.

— Знаю. Но если хочешь побыстрее закончить, помоги.

— У нас же всего одна пила.

— Надо было предупредить, чтобы ты принесла вторую с собой.

— Если бы ты сказала насчет пилы, я бы и вовсе не пришла, — призналась Йоси.

— Верно, об этом я как-то не подумала, — сказала Масако и неожиданно для себя расхохоталась.

Во всей этой ситуации было что-то нелепое, абсурдное: две женщины ведут совершенно обыденный, если послушать со стороны, разговор, занимаясь при этом таким не совсем обыденным делом, как расчленение трупа незнакомого мужчины по имени Кэндзи. Секунду-другую они стояли над телом, опустив испачканные в крови руки и глядя друг на друга.

— Послушай, Шкипер, в какой день у вас забирают мусор? — спросила, отсмеявшись, Масако.

— Завтра… в четверг.

— У нас тоже, так что мешки потом поделим. Часть придется взять тебе.

— Но я же не смогу забрать много, — возразила Йоси, — у меня нет машины.

— Я тебя подброшу.

— А ты не думаешь, что развозить мусор на красной машине — слишком заметно? Сама знаешь, как некоторые следят за тем, чтобы их мусорными баками не пользовались чужаки.

— Ты права.

Масако лишь теперь стала понимать, что избавиться от тела будет далеко не так легко, как представлялось вначале.

— Давай заканчивать, а об остальном будем думать потом, — волновалась Йоси.

— Ладно.

Масако подняла пилу и взялась за плечо. Когда руки уже лежали на полу, пришла очередь внутренних органов. Масако сменила пилу на нож и сделала длинный глубокий разрез от основания горла до паха. По комнате распространилась вонь переваренной и непереваренной пищи, смешанная с запахом выпитого Кэндзи спиртного. Йоси поморщилась и закрыла нос.

— Спустим в канализацию, — предложила Масако и тут же подумала, что, если трубы забьются, у нее могут возникнуть серьезные проблемы, а значит, внутренности тоже придется разложить по пакетам.

Она уже собралась заняться этим, когда в дверь позвонили. Масако замерла. Часы показывали половину одиннадцатого.

— Муж или сын? — шепотом спросила Йоси.

Масако покачала головой.

— Они должны быть на работе.

— Ладно, тогда не открывай.

Звонок звякнул еще несколько раз и затих.

— Кто бы это мог быть? — прошипела Йоси.

— Может быть, всего лишь коммивояжер или рекламный агент. Если потом кто-нибудь спросит, скажу, что спала.

Масако потянулась за покрытой жиром пилой. Пути назад уже не было, и им ничего не оставалось, как довести работу до конца.

2

Когда Масако и Йоси приступили к разделке тела, Кунико Дзэноути бесцельно раскатывала по токийскому пригороду Хигаси-Ямато. Делать было нечего, податься некуда, но отчаяние, вообще-то приходившее нечасто, выгнало ее из дома. Она остановила машину у только что возведенного перед вокзалом фонтана. Бессмысленное извержение водяных струй на фоне моросящего дождя в точности соответствовало ее настроению, но такие самокритичные мысли посещали Кунико не чаще раза в год, да и тогда не вызывали ничего, кроме ощущения непонятной неловкости.

Несколько раз ее беспокойный взгляд задерживался на телефонной будке у все еще окружавшего фонтан забора. Кунико уже почти решила, что должна позвонить Масако и попросить у нее взаймы. Да, она находила Масако немного странной, немного пугающей и, как говорится, себе на уме, но в данный момент выбирать уже не приходилось. Ей нужны деньги. Срочно. Сейчас.

Остановив машину у тротуара, Кунико схватила зонтик и вылезла из салона, но не успела сделать и шагу, как подъехавший сзади автобус остановил ее пронзительным гудком. Из окошка высунулась голова водителя.

— Эй! Здесь нельзя парковаться! — крикнул он.

«Заткнись, придурок», — подумала она, но даже невысказанное ругательство прозвучало в это утро неубедительно и вяло. Вернувшись к мокрому и выглядящему каким-то особенно жалким «гольфу», Кунико включила двигатель и влилась в бесконечный поток движения. Она не представляла, куда едет и есть ли где-то поблизости телефонная будка. Впрочем, это было не важно, потому что машины едва ползли по улице. Что делать? Кунико вздохнула, вглядываясь в запотевшее стекло. Отопитель давно сломался, и это бесило ее, хотя и не так сильно, как полное отсутствие плана.


Вернувшись утром домой, она не обнаружила не только самого Тэцуи, который в такое время обычно спал, но и каких-либо следов его пребывания в квартире. Наверное, еще не отошел после вчерашней стычки, подумала Кунико, и решил отсидеться в другом месте. Ну и что? Кому до него какое дело? Уж точно не ей. Она прекрасно обойдется без такого бездельника. Кунико сразу улеглась и уже стала засыпать, когда зазвонил телефон. Было всего лишь 7.20, так что ответ ее прозвучал не слишком любезно.

— Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас так рано, — с преувеличенной вежливостью произнес голос на другом конце линии. — Извините, вы ведь Кунико Дзэноути?

— Что вам от меня нужно? — проворчала Кунико.

— Вас беспокоят из «Центра миллиона потребителей», — сказал мужчина. Сон как рукой сняло. Как же она могла забыть! Это ведь так важно! Между тем мужчина продолжал хорошо отрепетированной скороговоркой: — Возможно, вы упустили из виду, поэтому я звоню, чтобы напомнить — срок вашего платежа истек вчера, но мы так и не получили взнос. Думаю, вы помните график платежа, согласно которому четвертый взнос в сумме пятьдесят пять тысяч двести йен должен быть внесен двадцатого числа. В случае, если деньги не поступят сегодня, нам придется начислить пеню и прислать к вам агента по сбору платежей. Мы будем благодарны, если вы примете наше уведомление к сведению и займетесь решением этой проблемы безотлагательно.

Звонили из местной кредитной конторы. Кредиторы преследовали Кунико уже несколько лет. Просроченные платежи за машину складывались в громадные суммы, к ним добавлялись счета по кредитным карточкам, и в конце концов примерно год назад она поняла, что уже даже не думает о выплате основной суммы, а всего лишь пытается гасить долги по процентам. Потом и это стало непосильной ношей, и Кунико пришлось обратиться к ростовщикам. Прошло совсем немного времени, и ее долги удвоились, так что теперь обе стороны — и обычные банки, и частные кредиторы — грозили внести ее в черный список со всеми вытекающими из этого последствиями.

Ситуация ухудшилась, когда она по глупости поверила рекламе местного «кредитного агентства». «Вас задавили ежемесячные платежи? Вам срочно требуются наличные?» — вопрошали неизвестные благодетели, и Кунико ответила им страстным «да», сделав первый шаг к той пропасти, в которую падала теперь. Приятного вида пожилая женщина пришла к ней домой и без лишних церемоний, удовлетворившись ее водительскими правами и названием фирмы мужа, положила на стол более трехсот тысяч йен, которые позволили Кунико расплатиться по процентам. Сосредоточившись на решении одной проблемы, она даже не заметила, что взяла новый кредит под сорок процентов годовых, и была неприятно поражена, когда, выманив у Тэцуи деньги на покрытие долга, узнала от той же приятной пожилой женщины, что заплатить нужно уже не триста тысяч, а полмиллиона йен.

Это означало, что наличные нужно найти сегодня. В жестянке, где хранились деньги на домашние расходы, обнаружилась только мелочь — странно, когда только они успели все потратить? Чувствуя, что ее начинает немного трясти, Кунико достала из сумочки «под Гуччи» кошелек, но и в нем нашлось всего лишь несколько тысяч. Надежда оставалась только одна: попытаться отыскать Тэцуи и вытянуть необходимую сумму из него.

— Куда же он мог подеваться? — вслух спросила Кунико, перелистывая записную книжку в поисках его номера телефона.

Найдя то, что нужно, она позвонила, но ответа не дождалась — было еще слишком рано. Впрочем, в любом случае он мог бы просто не снять трубку. Ее уже била нервная дрожь. Если не заплатить сегодня — хлопот не оберешься. Рано или поздно в дверь позвонят и на пороге появится громила-якудза. При всей своей дерзости, проявляющейся главным образом во внешних привычках, Кунико была в общем довольно робкой, и сейчас ее больше всего пугала мысль о визите именно такого человека.

Вернувшись в спальню, она выдвинула нижний ящик комода, где под бельем и чулками держала деньги на черный день, но как ни рылась в колготках и бюстгальтерах, пальцы так и не нащупали знакомый сверток. Подстегнутая нехорошим предчувствием, Кунико просмотрела остальные ящики. Подозрения оправдались — одежда Тэцуи исчезла. Накануне они крепко поругались, и он, вероятно дождавшись ее ухода, забрал все до последней йены и покинул дом.

О сне не могло уже быть и речи. Кунико выбежала из квартиры, запрыгнула в машину и поехала к ближайшему банкомату у станции метро. Проверка баланса их общего счета дала вполне ожидаемый результат — ноль. В таком положении ей даже нечем платить за квартиру. Возвращаясь от банкомата, Кунико только что не рвала волосы от досады и злости.


Вырвавшись наконец из потока движения, Кунико свернула у перекрестка влево и вскоре оказалась в районе, застроенном старыми одноэтажными муниципальными домами. На фоне унылого серого пейзажа ярким пятном выделялась новенькая телефонная будка. Кунико остановилась у тротуара, выскочила из машины и, не потрудившись захватить зонтик, побежала к будке.

— Здравствуйте, это «Макс фармасьютикалс»? Я бы хотела поговорить с Дзэноути из отдела продаж.

Ответ стал для нее настоящим потрясением.

— Дзэноути не работает у нас с прошлого месяца, — любезно сообщил незнакомый голос.

Кунико всегда считала Тэцуи ни на что не способным глупцом, и вот этот глупец, как выяснилось, обвел ее вокруг пальца. В ярости она швырнула на землю потрепанную телефонную книгу и поддала ее ногой так, что листы разлетелись во все стороны. Словно этого было мало, Кунико бросила трубку на рычаг. Черт! Черт! Что же мне делать? Они придут уже сегодня, и мне некуда, некуда спрятаться. Придется обратиться к Масако. Разве Йоси не сказала утром, что сама собирается занять у нее денег? Если Масако откажет, это будет всего лишь еще одним доказательством ее бессердечности и равнодушия. Будучи человеком до крайности эгоистичным, Кунико полагала абсолютно естественным, что Масако, давая в долг кому-то, с радостью даст денег и ей.

Карточка все еще была в автомате, и она набрала номер Масако, но телефон, похоже, все-таки сломался. Кунико вставляла карточку и так, и этак, но пластиковый прямоугольник каждый раз выскакивал назад. Прищелкнув с досады языком, она решила не терять время попусту, а нанести Масако визит, тем более что дом ее находился неподалеку. Однажды Кунико уже бывала там и сейчас думала, что найдет его без особого труда. Она села за руль, развернула на коленях большую карту города и, придерживая ее одной рукой, отъехала от тротуара.


Дом у Масако был небольшой, но находился в относительно новом районе, где строили по индивидуальным проектам, и уже одного этого хватило, чтобы вызвать у Кунико зависть. Вспомнив, однако, в какой одежде Масако появлялась на работе, она решила, что завидовать-то особенно и нечему. Сделав такой вывод — тот факт, что она приехала к подруге занять денег, никак не повлиял на логику ее рассуждений, — Кунико успокоилась. Оставив машину на противоположной стороне улицы, у кучи глины, там, где еще недавно было поле, а теперь затевалось какое-то строительство, она решительно направилась к дому Масако. У двери стоял знакомый велосипед — значит, Шкипер еще здесь. Мысль о том, что Йоси опередила ее и уже добралась до денег Масако, встревожила Кунико. Но ненадолго. Может быть, финансовые проблемы Йоси не так остры и неотложны и она согласится уступить очередь ей. Почему бы и нет?

Кунико нажала кнопку интеркома. Никто не ответил. Позвонила еще раз — дом молчал. Может быть, они ушли куда-то? Нет, «королла» Масако стояла тут же, недалеко от велосипеда Йоси. Странно. Может, уснули? Мысль эта пришла ей в голову совершенно естественно, потому что сама Кунико недосыпала постоянно. Но потом она вспомнила, что у Йоси дома больная свекровь, требующая постоянного внимания, и Шкипер, конечно, никогда бы не позволила себе уснуть в чужом доме.

Охваченная внезапно проснувшимися подозрениями, Кунико, не выпуская из руки зонтик, двинулась в обход дома и, оказавшись в саду, заглянула в окно похожей на гостиную комнаты. За легкими кружевными шторами было темно и тихо. В дальнем конце коридора, однако, горел свет. Может быть, они просто не услышали звонка?

Продолжая маршрут, Кунико вернулась к входной двери, только уже с другой стороны, той, где находилось еще одно окно. Окно ванной. В нем тоже горел свет. Мало того, прислушавшись, Кунико услышала негромкие голоса Масако и Йоси. Что они делают в ванной? Кунико привстала на цыпочки, просунула руку за металлические прутья и постучала по стеклу.

— Эй, это я, Кунико, — позвала она. Голоса в доме мгновенно стихли. — Извините, но я заехала по делу. Эй, Шкипер тоже здесь?

Тишина. Потом окно открылось, и в нем появилось сердитое лицо Масако.

— Что тебе надо?

— Хочу попросить тебя кое о чем, — милейшим тоном произнесла Кунико, понимая, что если не пробьется через броню враждебности Масако, то не получит позарез необходимую сумму в пятьдесят пять тысяч двести йен для погашения задолженности и еще немного на то, чтобы дотянуть до зарплаты.

— О чем?

— Я бы не хотела говорить об этом через окно, — сказала Кунико, через плечо оглядываясь на соседний дом, до которого было всего лишь несколько шагов.

— Я сейчас занята, — бросила Масако, не потрудившись скрыть раздражение. — Выкладывай, что у тебя.

— Ну… — начала она и остановилась.

Интересно, а что такое делают эти двое в ванной? Уловив идущий из дома неприятный запах, Кунико повела носом. В ответ Масако решительно захлопнула окно.

— Эй, подожди! — Она постучала в стекло, зная, что не может уйти без денег. — У меня проблемы.

— Ладно, — отозвалась Масако, которой, похоже, больше всего хотелось избежать шумных сцен на глазах у соседей. — Иди к передней двери. Сейчас открою.

Довольная первой одержанной победой, Кунико направилась к входной двери, думая уже о том, что увидела в самый последний момент перед тем, как Масако захлопнула окно. Это что-то было большим куском мяса, то ли свинины, то ли говядины, и женщины резали его… но почему в ванной? Масако вообще вела себя как-то странно, а Йоси, которая явно была в доме, так и не выглянула.

Простояв у двери несколько минут и не дождавшись Масако, Кунико вернулась к окну ванной. На сей раз она услышала шум льющейся воды; женщины как будто обмывали что-то, негромко при этом переговариваясь. Теперь Кунико уже твердо решила, что не уйдет, пока не выяснит, чем они там занимаются, тем более что ее чуткий нос уже уловил запах денег.

Услышав, как Масако вышла из ванной, Кунико быстро перебежала к двери и остановилась у порога с самым невинным выражением на лице. Дверь приоткрылась, и в щель выглянула хозяйка, одетая в шорты и футболку. Небрежно зачесанные назад волосы были собраны в пучок, и вообще при виде ее Кунико захотелось повернуться и уйти. Справиться со страхом помогла лишь мысль о деньгах.

— Что у тебя? — спросила Масако.

— Можно войти? На минутку…

— Что тебе надо?

— Я бы не хотела говорить об этом здесь, — с любезной улыбкой сказала Кунико.

Масако неохотно открыла дверь и отступила в сторону. Войдя в дом, Кунико с любопытством огляделась. Прихожая небольшая, но чистая и аккуратная. Ни цветка, ни картины на стене, вообще никаких украшений. Впрочем, ничего другого от Масако она и не ожидала.

— Так в чем дело? — спросила хозяйка, становясь перед гостьей и ясно показывая, что дальше путь закрыт.

Кунико, всегда считавшая, что Масако относится к ней уж слишком высокомерно и заносчиво, поймала себя на том, что почти ненавидит подругу.

— Не знаю, как и сказать… В общем, я хочу одолжить немного денег. Пропустила срок оплаты по кредиту, так что сегодня последний день, а у меня…

— А что твой муж?

— Забрал все, что было дома, и ушел.

— Ушел? От тебя?

Заметив, как дрогнуло, слегка смягчившись, лицо Масако, Кунико утвердилась в мысли о том, что ненавидит ее. Однако момент для открытого выражения чувств был неподходящий, поэтому она стыдливо опустила голову и пробормотала еле слышно:

— Да. И я даже не знаю, где он сейчас. Я вообще не знаю, что делать.

— Понятно. Сколько же тебе надо?

— Пятьдесят пять тысяч, но я могу обойтись и сорока.

— Таких денег у меня дома нет. Надо идти в банк.

— Ты сходишь? — с надеждой спросила Кунико. — Я буду тебе очень благодарна.

— Сейчас не могу.

— Но ты же смогла для Йоси, разве нет? — не отступала Кунико.

Масако нахмурилась.

— Мне нужно знать одно: я могу рассчитывать на то, что ты их вернешь?

— Да, конечно. Обещаю.

Масако задумчиво потерла подбородок. Кунико вздрогнула — под ногтями у нее было что-то похожее на кровь.

— В любом случае я не смогу снять деньги сегодня. Тебе придется подождать до завтра.

— Завтра уже слишком поздно. Если я не заплачу сегодня, они пришлют бандитов.

— Боюсь, это уже твои проблемы.

Кунико промолчала. Масако права. Как всегда. И, как всегда, оставалась при этом такой равнодушной, такой спокойной.

Затянувшуюся паузу прервала появившаяся вдруг в прихожей Йоси.

— Дело, конечно, не мое, но, думаю, будет лучше, если ты дашь ей денег. Она ведь тоже одна из нас.

Масако круто повернулась и злобно посмотрела на Йоси. Кунико, однако, показалось, что разозлили ее не слова Йоси, а то, что та вообще вышла к ним. Шкипер была в той же одежде, что и на фабрике, но под глазами у нее отчетливо проступали темные круги, а лицо еще больше посерело от усталости. Кунико уже не сомневалась, что они обе занимались здесь чем-то таким, во что не хотели посвящать посторонних. Так или иначе, у нее появился шанс.

— А что это вы двое вообще здесь делаете? — спросила она. Масако ничего не сказала, а Йоси виновато отвела глаза. — Чем вы там занимаетесь, в ванной?

— А ты как думаешь? — усмехнулась Масако и посмотрела на Кунико так, что у той пробежали мурашки по спине.

— Я… я не знаю…

— Что ты видела? — спросила Масако, пристально глядя ей в глаза.

— Ну… ничего особенного… может быть, кусок мяса?

— Я тебе покажу, что это такое, — сказала вдруг Масако. — Идем.

Йоси издала протестующий звук, но Масако схватила Кунико за руку. В миг, когда чужие пальцы тисками сжали ее запястье, Кунико — точнее, одна ее, робкая половина — испытала сильнейшее желание вырваться и бежать из этого дома куда глаза глядят. Но вторая ее половина, движимая острым любопытством, столь же горячо желала остаться. Остаться, чтобы заглянуть в ванную. Остаться, потому что в доме все явственнее ощущался запах денег. И вторая половина брала верх над первой.

— Что ты делаешь? — прошипела Йоси, удерживая Масако за руку. — Зачем нам это?

— Не беспокойся. Она нам поможет.

— А вот я в этом не уверена!

Голос Йоси сорвался на крик.

— В чем вам помочь? — начиная поддаваться панике, спросила Кунико, но Шкипер не ответила и лишь покачала головой, сложив руки на груди, а Масако уже тащила ее по коридорчику к ванной. Дверь была открыта, и Кунико вдруг увидела то, отчего ноги у нее подкосились, а перед глазами поплыли круги: человеческую руку.

— Что это? — выдавила она из себя.

— Муж Яои, — коротко объяснила Масако, отпуская Кунико и закуривая сигарету.

Вспомнив все сразу — засохшую кровь под ногтями Масако, окровавленный кусок мяса, тошнотворный запах из окна, — Кунико зажала рот ладонью и поспешно отвернулась, сдерживая приступ рвоты.

— Почему? Почему? — прохрипела она, еще теша себя надеждой, что Масако и Йоси просто разыгрывают ее, что рука и все прочее — не настоящие, что она стала жертвой дурной шутки, как это случается в фильмах.

— Его убила Яои, — вздохнула сзади Йоси.

— Но что вы с ним делаете?

— Режем на части. Выполняем свою работу, — равнодушно, словно объясняя очевидное ребенку, сказала Масако.

— Но это же не работа!

— Конечно работа. И если тебе так срочно нужны деньги, ты поможешь нам.

При упоминании о деньгах в голове у Кунико что-то переключилось.

— Чем я могу вам помочь?

— Мы разрежем его на куски и разложим по пакетам, а ты поможешь от них избавиться.

— И все? Только избавиться?

— Да. Только избавиться.

— А сколько я за это получу?

— Сколько ты хочешь? Я поговорю с Яои. Но имей в виду, что если согласишься, то станешь соучастницей. И конечно, ты должна будешь молчать.

— Понимаю.

Едва произнеся это слово, Кунико с полной ясностью осознала, что угодила в ловушку, приготовленную Масако, чтобы обеспечить ее молчание.

3

Выйдя из здания фабрики, Яои Ямамото открыла старый красный зонтик и села на велосипед. Вскоре она заметила, что солнечный свет, процеживаясь через тонкую ткань зонта, окрашивает кожу рук в ярко-розовый цвет. Ей вдруг пришло в голову, что, наверное, точно так же, по-девичьи, розовеют ее щеки. По контрасту с этим сопровождающим ее розовым уголком остальной мир представал совсем в другом, куда более мрачном, сером цвете — мокрый асфальт улицы, деревья по обе стороны от дороги, спрятавшиеся за наглухо закрытыми ставнями дома. И хотя зонтик создавал вокруг Яои некое подобие розового кокона, окружающая реальность становилась все более зловещей и гнетущей. Теперь, когда она убила Кэндзи, такое несоответствие действительности и ее внутреннего состояния выглядело особенно символично.

Каждая деталь убийства отпечаталась в памяти, и в этом не было ничего удивительного — в конце концов, она сделала это сама, своими собственными руками. И в то же время мысль о том, что Кэндзи просто исчез, постепенно пускала корни в сознании Яои и уже не казалась фантазией. Это происходило помимо ее воли, без осмысления того, насколько спасительной для нее самой была бы такая версия сложившегося положения дел. Присутствие Кэндзи в доме, где жили Яои и дети, перестало ощущаться уже давно, что облегчало замещение реальности, в которой она убила мужа, выдумкой.

Пропитавшийся влагой зонтик потяжелел, и Яои на мгновение опустила руку. Розовый мир сразу же пропал, и вытянувшиеся вдоль дороги знакомые домики моментально обрели привычный вид. Дождь продолжал идти, хотя и ослабел, и капли мягко падали на волосы, скатывались по щекам. Чем дальше от фабрики, тем сильнее охватывало Яои ощущение возрождения, начала новой жизни, и вместе с ним в душе ее крепла неведомая прежде смелость.

Подъезжая к шлакоблочной стене, за которой начиналась ее улица, Яои вспомнила, как накануне ожидала здесь Масако. Как просто приняла подруга то, что она сделала. Как легко согласилась помочь. Яои знала, что никогда этого не забудет, что сделает для Масако все — тем более что та взяла на себя самую неприятную работу.

Она открыла дверь, вошла в полутемный дом и остановилась, пораженная явно ощутимым, знакомым запахом дома, напоминающим запах спящего на солнце. Теперь дом принадлежал ей и детям, и никому больше. Кэндзи уже не вернется, но сумеет ли она не подать виду, что знает об этом? Сможет ли убедительно сыграть роль встревоженной жены? Яои не знала ответа, и это беспокоило, однако каждый раз, вспоминая безжизненно распростертое у порога тело, она ощущала трепет радостного волнения. Так ему и надо, ублюдку! Никогда прежде Яои не позволяла себе таких выражений. Никогда прежде ее не прельщала охота — так откуда же это возбуждение охотника, загнавшего дикого зверя? Может быть, она всегда была такой, но ее подлинная натура лишь теперь получила шанс заявить о себе в полную силу?

Разувшись и немного успокоившись, Яои оглядела прихожую — не осталось ли каких следов Кэндзи — и поймала себя на том, что не помнит, в каких туфлях был муж. Быстро проверила полку для обуви и облегченно выдохнула: исчезли новые. По крайней мере, Масако не придется возиться с грязными старыми.

Яои заглянула в спальню и с удовлетворением отметила, что дети еще спят. Поправив на младшем сбившееся к ногам одеяло, она ощутила укол жалости к мальчикам, которых сама лишила отца.

— Но папа перестал быть папой, — пробормотала Яои и осеклась, к ужасу своему обнаружив, что старший, пятилетний Такаси, уже проснулся и смотрит на нее. Наклонившись к сыну, Яои погладила мальчика по спине. — Я дома. Все хорошо. Засыпай.

— А папа дома? — спросил он.

— Еще нет.

Такаси беспокойно покрутил головой, но она продолжала поглаживать его, и он снова уснул. При мысли о том, с чем придется столкнуться в ближайшие часы, Яои поняла, что должна и сама хотя бы немного отдохнуть. Учитывая обстоятельства, она сомневалась, что сможет даже закрыть глаза, но стоило прижать ладонь к синяку на животе, как веки опустились и сон пришел сам собой.


— Мама, где Милк?

Яои разбудил младший сын, Юкихиро, прыгнувший на ее тюфяк. Вернуться из сна в реальность оказалось не так-то просто. Подняв усилием воли веки, она взглянула на часы. Уже почти восемь, а к девяти надо отвести детей в сад. Яои легла, не раздеваясь, и теперь белье прилипало к телу.

— Мама, Милка нет, — захныкал Юкихиро.

— Наверное, гуляет где-нибудь.

Она поднялась и свернула матрас, стараясь воспроизвести в памяти события прошлого вечера. Похоже, кот выскользнул за дверь уже после того, как она задушила Кэндзи. Странно, что некоторые детали вспоминались с трудом, как будто все случилось давным-давно.

— А я говорю, его здесь нет! — всхлипнул Юкихиро.

Не такой впечатлительный, как старший брат, он был очень привязан к коту. Яои оглянулась, отыскивая глазами своего первого сына, который мог бы присмотреть за младшим.

— Такаси, — позвала она, — возьми братика и поищите Милка.

Через пару секунд в комнату вошел угрюмый и взволнованный чем-то Такаси.

— Папа уже ушел на работу? — спросил мальчик.

В последнее время Кэндзи, приходя с работы домой, ложился спать в крохотной комнатке рядом с прихожей, и Такаси, проснувшись, должно быть, в первую очередь заглянул туда.

— Нет, он вчера не вернулся домой.

— Неправда. Папа вчера был дома, — упрямо возразил ребенок.

Мать в ужасе уставилась на сына. Бледный, с тонкими чертами обостренного беспокойством лица, он напоминал Яои ее саму.

— Когда?

Услышав дрожь в голосе, она поняла, что это лишь первый раунд длительного поединка, в ходе которого придется обманывать даже собственных детей.

— Я не знаю когда, — совсем по-взрослому ответил Такаси. — Но я слышал, как он приходил.

У нее отлегло от сердца.

— Ты слышал, как он приходил? Нет, ты, наверное, слышал, как мама уходила на работу. А теперь поторопись, иначе мы опоздаем. — Такаси хотел еще что-то сказать, но она уже повернулась к Юкихиро, продолжавшему поиски кота под диваном и кухонным шкафом. — Я сама поищу Милка. А вы двое собирайтесь.

Приготовив завтрак из того, что нашлось в кухне, Яои надела на мальчиков дождевики, вывела их из дома, посадила на велосипед — одного перед собой, другого позади — и повезла в сад. Успешное решение первой проблемы вернуло душевное спокойствие, и ей вдруг захотелось позвонить Масако, узнать, как идут дела, или даже самой съездить к ней и посмотреть на все собственными глазами. Но Масако велела ждать звонка, а потому Яои отказалась от самостоятельных Действий и поспешила домой.

Возле контейнера для мусора возилась, держа в одной руке зонтик и громко жалуясь на неряшливость жильцов построенного неподалеку многоквартирного дома, ее пожилая соседка. Яои неохотно поздоровалась с женщиной.

— Доброе утро. Как хорошо, что вы заботитесь об этом, — сказала она и невольно остановилась, услышав неожиданный ответ.

— Это не ваш?

Выпрямившись, женщина указала зонтиком в сторону прячущегося за телефонной будкой белого кота.

— Да, мой, — кивнула Яои. — Милк! Иди ко мне, Милк! — Она протянула руку, однако кот выгнул спину, мяукнул и попятился. — Ты же промокнешь, Милк. Иди домой.

Кот повернулся и шмыгнул в траву.

— Странно, — сказала соседка. — Что это на него нашло?

Не обращая на нее внимания, Яои продолжала звать кота.

Наверное, он уже не вернется, думала она. Никогда. Как Кэндзи. На том месте, где только что сидел Милк, уже никого не было.


Распорядок дня Яои обычно выглядел так: вернувшись рано утром с работы, она готовила завтрак для Кэндзи и детишек, отвозила мальчиков в сад и только потом позволяла себе немного поспать. Ей не нравилась ночная работа, однако в городе не так-то легко найти хорошее место, куда с радостью примут мать двоих детей. До того как пойти на фабрику, Яои некоторое время работала кассиром в супермаркете, но из-за отказа выходить по воскресеньям и нескольких пропущенных в связи с болезнью детей дней не продержалась там долго. Ночная смена выматывала ее физически, зато платили на фабрике неплохо, и обычно она успевала уложить мальчиков спать еще до того, как отправиться туда. К тому же на работе Яои посчастливилось познакомиться с Масако и Йоси.

Как быть теперь? Смогут ли они продержаться без зарплаты Кэндзи? Впрочем, в последние месяцы как-то обходились, так что разницы не будет. Ничего, она что-нибудь придумает. За прошлую ночь Яои стала как будто сильнее и увереннее в себе.

Хотелось как можно скорее позвонить в офис Кэндзи, но ранний звонок мог показаться странным, и Яои, решив, что лучше всего следовать обычному распорядку дня, выпила полтаблетки снотворного и легла спать. На этот раз сон долго не приходил, а уснув, она тут же проснулась в холодном поту: ей приснилось, что рядом лежит Кэндзи.

Во второй раз Яои разбудил не кошмар, а звонок телефона. Думая, что это Масако, она соскочила с постели и едва не упала — после снотворного еще кружилась голова.

— Меня зовут Хиросава, — сказал мужской голос- Ваш муж дома?

Звонили из офиса небольшой строительной компании, в которой работал Кэндзи. «Началось», — подумала она, готовясь ко второму раунду.

— Нет… А что? Вы хотите сказать, что его нет и на работе?

— Пока нет, — ответил Хиросава.

Яои посмотрела на часы — около часа дня.

— Вообще-то мой муж не пришел вчера домой. Я не знаю, где он мог задержаться, но думала, что уж на работу сегодня вышел. Ему не нравится, когда звонят в офис, поэтому я и решила подождать.

— Понимаю… — протянул Хиросава, вероятно посчитав, что обязан проявить в данном случае традиционную мужскую солидарность. — Вы, должно быть, беспокоились…

— Знаете, такого с ним раньше никогда не случалось, он всегда приходил домой, так что я и не знаю, что думать. Как раз собиралась позвонить вам.

Яои только теперь вспомнила, что Хиросава возглавляет отдел продаж и, следовательно, является боссом ее мужа. Представив его худое, отталкивающее лицо, она постаралась войти в роль обеспокоенной и в то же время слегка сконфуженной случившимся жены.

— Ну, полагаю, тревожиться не о чем, — утешительным тоном сказал Хиросава. — Наверняка отсыпается где-нибудь. О, извините… вам-то от этого не легче. Ваш муж прежде никогда не пропускал работу без уважительной причины, так что я уверен, ничего серьезного не произошло. Стресс… да, вероятно, все дело в этом. Нам всем порой приходится нелегко, вот он и позволил себе немного расслабиться. В наше время такое совсем не редкость.

— Но он даже не позвонил, — вставила Яои.

— Ну… — протянул Хиросава, явно не зная, что еще сказать.

— Как вы думаете, что мне следует сделать?

— Э… давайте вот как поступим. Подождем до вечера, а если он не появится, то, может быть, обратимся с заявлением в полицию.

— Вы имеете в виду местный полицейский участок?

— Не думаю. Если вы не против, я постараюсь все выяснить, а вы пока оставайтесь дома и не принимайте все близко к сердцу. Мужчины иногда совершают глупости, такие уж мы. Я все же не верю, что он действительно пропал.

Положив трубку, Яои оглядела пустую комнату, потом посмотрела в окно. Дождь наконец прекратился, и она вдруг поняла, что проголодалась. Неудивительно, если принять во внимание, что в последний раз она ела прошлым вечером. От завтрака еще кое-что осталось, в холодильнике нашлось немного риса, но при взгляде на еду ее едва не стошнило. Она положила палочки на тарелку, и тут зазвонил телефон.

— Здравствуйте. Хиросава.

— Спасибо, что позвонили. Что-нибудь выяснили?

— Да, я поговорил здесь кое с кем. Как вы смотрите на то, чтобы не предпринимать ничего до завтрашнего утра?

— Ох, — вздохнула Яои. — Нет, я, конечно, понимаю вас. Глупо поднимать шум без достаточных на то оснований.

— Дело не в этом. Просто нам кажется, что стоит подождать до утра. Если он не вернется, то… ну, у нас будут основания полагать, что что-то действительно случилось. Тогда вам уже стоит обратиться в полицию.

— В полицию?

— Да, если он не даст о себе знать, позвоните девять-один-один.

«Другими словами, — подумала Яои, — утром мне так или иначе придется это сделать, потому что надежд на возвращение Кэндзи уже не останется».

— Не знаю, хватит ли у меня сил ждать так долго. Я очень беспокоюсь, и если его не будет до вечера, то просто не смогу больше ждать.

— То есть вы все же сообщите в полицию сегодня?

— Да. Вдруг он попал в больницу и лежит где-то без сознания? Я никогда не попадала в такие ситуации, и мне немного не по себе.

— Понимаю. В таком случае, делайте то, что считаете нужным. И, главное, постарайтесь успокоиться. Мне все же кажется, что ваш муж перебрал вчера и с минуты на минуту позвонит в дверь и все объяснит.

«А вот я в этом сильно сомневаюсь», — подумала Яои, уже решив для себя, что обязательно заявит об исчезновении супруга еще до конца дня. Именно так и должна поступить обеспокоенная жена. «И когда это я стала такой бесчувственной и расчетливой?» — спросила она себя, кладя трубку.


Телефон зазвонил снова в начале пятого, когда она уже собралась идти за детьми.

— Это я, — тихо и напряженно произнесла Масако.

— Ох, я так рада. — Голос Яои дрогнул от волнения, к которому примешивалось и облегчение. — Как все прошло?

— Мы закончили, так что беспокоиться не о чем. Но ситуация немного изменилась.

— Изменилась? Как?

— Мне помогали Шкипер и Кунико.

Яои знала, что Масако собирается обратиться за помощью к Йоси, а вот об участии Кунико никто ничего не говорил. Конечно, на фабрике они держались вместе, и все равно… можно ли доверять Кунико? Она ведь такая… легкомысленная. Яои охватила паника.

— Думаешь, Кунико не… не проболтается?

— Видишь ли, выбирать не приходилось. Она появилась в самое неподходящее время, когда мы были заняты, и все увидела. Но подумай сама, Кунико ведь уже знала, что муж ударил тебя и что он спустил все ваши сбережения. Расскажи она об этом в полиции, ты попала бы под подозрение.

Верно, с внезапно проснувшимся страхом подумала Яои. Как ни крути, рано или поздно все выходит наружу, каждый узелок, как ни затягивай, в конце концов распустится. Когда два дня назад она рассказала подругам о случившемся, ей и в голову не могло прийти, что все закончится убийством Кэндзи. Теперь уже ничего поправить нельзя, так что Масако приняла правильное решение. На нее вообще всегда и во всем можно положиться.

— Она согласилась помочь, но только с одним условием, — продолжала Масако. — Кунико и Йоси хотят, чтобы ты им заплатила. Как ты думаешь, сможешь собрать пятьсот тысяч?

За все это время Яои ни разу не подумала о том, что ей придется кому-то платить, но она сразу же решила, что в точности исполнит все инструкции Масако.

— Этого будет достаточно? Им обеим?

— Да. Четыреста тысяч отдашь Йоси и сотню Кунико. Она лишь поможет нам избавиться от мешков. Думаю, их устроит. Они вроде как считают, что раз уж ты его убила, то должна заплатить за работу, которую делают за тебя.

— Понимаю. Сегодня же попрошу денег у родителей.

Родители Яои, жившие в префектуре Яманаси, были людьми далеко не богатыми. Отец занимался бизнесом, но уже собирался на покой. Яои ни за что не обратилась бы к ним с такой просьбой, но теперь, когда Кэндзи проиграл все их сбережения, ей и детям просто не на что было жить. Рано или поздно протянуть руку за помощью придется, а раз так, то лучше сделать это раньше.

— Хорошо, — деловито заключила Масако. — А теперь расскажи, что у тебя.

— Звонили из его офиса, сообщили, что не вышел на работу. Посоветовали подождать с заявлением до завтрашнего утра, но я объяснила, что беспокоюсь и собираюсь позвонить в полицию сегодня вечером.

— По-моему, все правильно. Конечно, ты и должна беспокоиться, такое ведь не каждый день случается. На работу сегодня не пойдешь?

— Я подумала, что, наверное, должна остаться дома.

— Пожалуй, так будет лучше. Ладно, я еще позвоню.

Яои показалось, что подруга собирается повесить трубку.

— Масако, — быстро сказала она.

— Что?

— Как… как вы это сделали?

— Что? А… Да, пришлось повозиться. Но сейчас остались только небольшие куски. Мы разложили все по мешкам и разделили их на троих. Выбросим завтра утром. Завтра четверг, а мусор почти везде забирают по четвергам. Мы сделали двойные мешки, так что протекать, думаю, не будет.

— А куда вы собираетесь их отвезти? — спросила Яои.

— Далеко такое не увезешь, а оставлять в своем районе немного рискованно. Постараемся сделать все как можно незаметнее.

— Ладно, — сказала Яои. — И спасибо тебе.

Она вдруг вспомнила утреннюю встречу с копавшейся в мусоре соседкой и прошептала короткую молитву. Только бы все прошло как задумано.

Почти сразу же после разговора с Масако Яои снова взяла трубку и, собравшись с силами, набрала номер, по которому не звонила еще ни разу. Ждать пришлось не долго — ответил мужской голос.

— Девять-один-один, — сухо произнес он. — Чем могу помочь?

Яои все еще не знала, с чего начать.

— Мой муж… — нерешительно сказала она. — Дело в том, что мой муж не пришел вчера домой.

Впервые попав в такую ситуацию, Яои плохо представляла, какой реакции следует ожидать, но человек на другом конце провода, похоже, знал свое дело. Записав ее имя и адрес, он попросил немного подождать. Через пару секунд в трубке прозвучал уже другой голос.

— Здравствуйте, — сказал второй мужчина. — Это ваш муж не пришел домой? И как давно его нет?

— Со вчерашнего дня. На работе сказали, что его и там сегодня не было.

— У вас в последнее время были какие-то проблемы? Ссоры, неприятности?

— Вроде бы нет.

— В таком случае вам лучше подождать до завтра, а если он все же не появится, прийти и написать заявление. Знаете, где находится наш участок? Это на Мусаси-Ямато.

— Но я не могу так долго ждать. Я очень беспокоюсь.

— Понимаю, но даже если вы придете к нам сейчас, мы сможем всего лишь принять у вас заявление. Искать его все равно никто не станет, потому что прошло слишком мало времени.

Голос стал мягче.

— Я просто не знаю, что делать. Такое с ним впервые, раньше он всегда приходил домой.

— Если бы речь шла о ребенке или пожилом человеке, тогда другое дело, но в данном случае желательно подождать еще один день.

— Понимаю, — сказала Яои.

Кладя трубку, она облегченно вздохнула, как человек, исполнивший нелегкую обязанность.


— Мама, ты пойдешь сегодня на работу? — спросил за обедом Такаси.

— Нет, сынок, я останусь дома, — ответила Яои.

— А почему?

— Папы все еще нет, вот я и волнуюсь.

— Правда? Ты тоже волнуешься?

Он спросил это с такой надеждой, что Яои сделалось немного не по себе. Лишь теперь она стала понимать, что дети далеко не так безразличны к тому, что происходит в доме, и, вероятно, вполне ясно представляют, как относятся друг к другу родители. Мысль эта встревожила ее. А вдруг Такаси действительно не спал прошлым вечером, когда Кэндзи вернулся домой? Вдруг ее сын действительно что-то слышал? Если так, нужно срочно придумать, как его успокоить. Размышляя над новой проблемой, Яои не сразу заметила, что и младший, Юкихиро, тоже о чем-то спрашивает.

— Мама, мама! Милк в саду! Я его позвал, а он не идет.

— Ну и пусть! Кому он нужен? — в порыве внезапной злости воскликнула она. — Терпеть не могу этого кота!

Не ожидавший столь бурной реакции Юкихиро выронил палочки и со страхом уставился на мать. Такаси отвернулся, сделав вид, что его это не касается. Отметив про себя такой жест сына, Яои решила в самое ближайшее время обсудить проблему Такаси и кота с Масако. Она вообще сделала вывод, что теперь лучше во всем полагаться на мнение подруги. При этом ей и в голову не пришло, что именно таким образом она пытается справляться с проблемами уже несколько последних лет, с того самого времени, когда влюбилась в Кэндзи.

4

Расстелив на крышке ванны второй брезент, Масако поставила на него все сорок три пакета. Пластик немного прогнулся под весом, примерно равным весу взрослого мужчины.

— Казалось бы, столько крови вытекло, а все равно тяжелые, — сказала она, обращаясь не столько к подругам, сколько к самой себе.

— Я тебе не верю, — пробормотала Кунико.

— Что ты сказала? — спросила Масако.

— Я сказала, что не верю тебе. То есть на самом-то деле тебя это совсем не беспокоит. Разве не так?

Кунико презрительно фыркнула.

— С чего это ты взяла? — резко бросила Масако. — И если уж на то пошло, еще больше меня беспокоит дамочка, которая по уши влезла в долги, разъезжает на импортной машине да еще имеет наглость заявляться ко мне домой и просить в долг.

Маленькие глазки Кунико почти моментально наполнились слезами. Обычно она уделяла большое внимание макияжу, но сегодня утром на него просто не хватило времени. Как ни странно, в результате такого упущения лицо ее выглядело моложе и невиннее.

— Ты так думаешь? — пробормотала она. — Но все равно я не такая плохая, как ты. Ты сделала это по своей воле, а меня заманили обманом.

— Неужели? Значит, деньги тебе не нужны?

— Нужны. Без них я пропаду.

— Пропадешь в любом случае, даже если заплатишь, — возразила Масако. — Я знаю. Повидала таких.

— Где же это?

— На прежней работе, — спокойно ответила Масако, подумав, что женщины вроде Кунико рано или поздно получают по заслугам.

— Что же это была за работа? — не скрывая любопытства, спросила Кунико.

Масако покачала головой.

— Не твое дело.

— Какие мы таинственные.

— Ладно, хватит болтать. Хочешь получить деньги — бери мешки.

— Возьму. Но если хочешь знать мое мнение, то я скажу так: есть предел тому, что можно требовать от человека.

— Кто бы говорил, — рассмеялась Масако. Кунико хотела что-то сказать, но, подумав, — может быть, вспомнив о возможном визите якудза, — сочла за лучшее придержать язык. Слезы уже высохли, и вместо них с кончика носа скатывались капельки пота. — Ты помогла нам только потому, что рассчитывала получить деньги. А раз так, то виновна не меньше нашего. И хватит задаваться.

Кунико попыталась было возразить, но к глазам снова подступили слезы, и она промолчала.

— Не хотелось бы мешать вашей беседе, — вмешалась Йоси, вытирая опухшие от усталости глаза, — но мне надо возвращаться домой. Свекровь, должно быть, уже проснулась, и у меня еще куча дел.

— Ладно, иди. — Масако показала на мешки с костями и мясом. — Понимаю, что тебе это не понравится, но не могла бы ты захватить с собой несколько пакетов?

Йоси состроила гримасу.

— Я ведь на велосипеде. Не в корзину же их грузить. И потом, как я буду держать зонтик?

Масако выглянула в окно. Дождь прекратился, и в просветах между тучами голубели клочки чистого неба. Еще немного-и снова станет жарко. От мешков надо избавляться как можно скорее, пока еще нет вони. Внутренности уже начали разлагаться.

— Дождь кончился, — сказала она.

— Но я не могу, — запротестовала Йоси. — Не могу.

— Тогда как мы их вывезем? — Масако сложила руки на груди и повернулась к стоящей у двери Кунико. — Ты тоже возьмешь.

— Хочешь, чтобы я положила это в свой багажник? — в ужасе ахнула Кунико.

— А куда же еще? Или твоя машина для этого слишком хороша? — («Ну почему они такие тупые?») — Мы не на фабрике, где отработала смену — и свободна. Здесь, чтобы закончить, надо найти для них надежное место. Такое, где их никогда не обнаружат. И только тогда тебе заплатят. Сделать все надо так, чтобы нас с этими мешками никто не увидел.

— Не знаю, можно ли положиться на Яои, — заметила Йоси. — Она слишком болтлива.

— Если проболтается, скажем, что она нас шантажировала.

— Вот и отлично, тогда я скажу, что ты шантажировала меня, — заявила неугомонная Кунико.

— Как хочешь. Только тогда и денег не получишь.

— Ты страшный человек, — всхлипнула Кунико и, подумав, предпочла переменить тему. — Я к тому, что все это так печально, а ты как будто ничего не чувствуешь… тебе, кажется, совсем не жаль беднягу. Просто не верится, что люди могут быть такими бездушными.

— Замолчи! — рявкнула Масако. — То, что случилось, не имеет к нам никакого отношения! Это касается только его и Яои, и, в любом случае, все уже закончилось.

— А я вот о чем думаю, — с чувством заговорила Йоси. — Может быть, он даже был бы рад, что мы так с ним поступили. Раньше, когда я читала об убийствах с расчленением, думала, как это все ужасно, отвратительно. Но ведь на самом деле все не так, верно? Подумайте, мы не сделали ему ничего плохого: разобрали очень чисто, аккуратно. Я бы сказала, отнеслись к нему почти с уважением.

Ну вот, подумала Масако, опять она за свое, опять ищет себе оправдание. И все же нельзя было не признать, что, закончив работу, разложив кусочки по сорока трем мешочкам, она и сама испытала нечто вроде удовлетворения от достигнутого результата. Масако невольно посмотрела на выложенные рядком пакеты — расфасовка получилась почти идеальная.

Удалив голову, они отрезали руки и ноги, а те, в свою очередь, распилили в местах сочленений. Каждую ногу сначала поделили на три больших куска — бедро, голень и стопа, — которые затем распилили на шесть помельче. Таким образом, на обе ноги понадобилось двенадцать мешков. Две руки заняли еще десять. Уже раскладывая куски по пакетам, Масако подумала о том, что, если кисти будут найдены, полиция сможет установить личность убитого по отпечаткам, и заставила Йоси срезать подушечки пальцев примерно так, как строгают сасими. В итоге только на руки и ноги ушло двадцать два мешка.

Настоящей проблемой стало туловище, и вот с ним пришлось повозиться. Сначала его распилили надвое поперек. Потом удалили внутренние органы, заполнившие восемь больших пакетов. Затем обрезали плоть и разделали, распилив на аккуратные кружочки, грудную клетку. Получилось еще двадцать мешков. В сумме, считая с головой, сорок три. Конечно, в идеале куски должны были бы получиться еще мельче, но незнакомая работа всегда отнимает много времени — Масако и Йоси потратили на нее более трех часов. Часы уже показывали начало второго, и женщины исчерпали весь запас как сил, так и времени.

Мешки, предназначенные для сбора мусора и разрешенные к использованию в таковом качестве городским советом, надежно перевязали и уложили для большей надежности в Другие такие же. Рассмотреть содержимое через двойной слой непрозрачного материала было невозможно. Масако рассчитывала на то, что, если никто не заглянет внутрь, их просто сожгут вместе с прочим мусором. Единственным недостатком был вес — каждый пакет тянул на килограмм с небольшим. На всякий случай Масако предложила смешать пакеты так, чтобы половина голени, например, не оказалась в одном месте со стопой. Кунико попыталась протестовать, но Масако настояла на своем и пообещала помочь разобраться в мешках. От другого предложения, сделанного уже Йоси — завернуть каждую часть тела в газету, — отказались, решив, что по газете полиция может вычислить район города. Оставалось решить последнюю проблему: как избавиться от мешков.

— Ты на велосипеде, так что возьмешь пять, — сказала Масако Йоси. — Кунико, захватишь пятнадцать. Я позабочусь об остальных, включая голову. Не забудьте надеть перчатки, чтобы не оставить отпечатки.

— Что ты собираешься делать с головой? — спросила Йоси, с опаской поглядывая на самый большой мешок, стоящий чуть в стороне от остальных.

— С головой? — подражая почтительному тону подруги, насмешливо переспросила Масако. — Закопаю где-нибудь подальше. Если ее найдут, нас ждут большие неприятности.

— Главное, чтобы не нашли скоро, а потом это будет уже не важно, — заметила Йоси.

— Личность могут установить и по зубам, — с видом знатока вставила Кунико. — Так делают при автокатастрофах.

— Обязательно увезите мешки подальше отсюда и ни в коем случае не оставляйте их в одном месте. И конечно, вас никто не должен видеть, — проинструктировала подруг Масако.

— Тогда лучше всего сделать это вечером, по пути на фабрику, — сказала Йоси.

— Если будут валяться где-то целую ночь, — возразила Кунико, — то привлекут всех ворон и кошек. Может, стоит подождать до утра?

— Это не так важно. Главное — найти такое место, где их не обнаружат преждевременно, и не оставить следов, по которым полиция смогла бы выйти на нас, — повторила Масако.

— И еще одно, пока мы не ушли. — Кунико смущенно опустила голову. — Ты не могла бы дать нам сегодня немного денег? Мне надо всего-то пятьдесят тысяч. Или даже сорок пять. Ну, чтобы сделать взнос. А потом… если бы ты одолжила еще чуть-чуть… продержаться ближайшие дни…

— Хорошо, — сказала Масако, — я вычту их из твоей доли.

— А какая моя доля? — спросила Кунико.

Глаза еще не высохли от слез, но в них уже появился жадный блеск. Взглянув на нее, Йоси машинально опустила руку к карману, где лежали деньги, взятые из бумажника Кэндзи.

— Давай прикинем, — сказала Масако. — Ты помогала с мешками, но грязную работу сделали без тебя, так что, думаю, ста тысяч йен будет достаточно. А Шкипер получит четыреста тысяч. Конечно, в том случае, если Яои найдет такие деньги.

Йоси и Кунико обменялись разочарованными взглядами, но промолчали — первая, вероятно, втайне была довольна, что ей посулили большую долю, вторая про себя радовалась тому, что избежала самой неприятной части работы. А может быть, они не осмелились возражать, поскольку просто немного побаивались Масако.

— Ну, я пойду, — сказала Йоси и, не оглядываясь и не прощаясь, направилась к выходу.

— Мне ждать тебя вечером на стоянке? — спросила Кунико, с отвращением и любопытством наблюдая за тем, как Масако складывает пакеты в один большой мешок.

— Что? О… Нет, не надо.

— Прошлой ночью с тобой что-то случилось? — не унималась Кунико. — Ты почти опоздала.

— Нет, ничего не случилось.

— Правда?

_________

Когда они наконец ушли, Масако перенесла оставшиеся мешки вместе с одеждой и прочими вещами Кэндзи в багажник машины. Она уже решила, что присмотрит подходящее место по дороге на работу и выбросит груз либо сегодня, либо на следующее утро, возвращаясь домой. Потом взяла жесткую щетку и принялась скоблить кафельный пол в ванной. Но даже после такой тщательной уборки ее не покинуло чувство, что между плитками все же осталась кровь. И хотя Масако открыла окна и включила вентилятор, в воздухе ощущался слабый приторно-тошнотворный гнилостный запах.

Нет, сказала себе Масако, никакого запаха нет, это только игра воображения, признак слабости. Йоси ведь тоже, вымыв руки с мылом, убедила себя в том, что они все равно пахнут кровью, и еще долго держала в крезоле, пока с пальцев не стала слезать кожа. А Кунико хватило одного взгляда на содержимое мешков, чтобы умчаться в туалет, где ее едва не вывернуло наизнанку. Смешно, но, забирая с собой пакеты с кусками тела, она поклялась, что никогда больше не станет есть мясо. Сама Масако справилась с ситуацией в целом неплохо, а пол оттирала до блеска только потому, что беспокоилась из-за полиции, из-за того, что в случае обыска между плитками обнаружатся следы крови. Она давно взяла за правило подходить ко всему с позиций рационализма, и признание подверженности тем же, что и у подруг, слабостям и маниям, нанесло бы по ее представлению о себе болезненный удар.

На стене ванной остался волосок. Короткий и жесткий, он явно принадлежал мужчине. Но кому — мужу, сыну или, может быть, Кэндзи, — Масако не знала. Сняв волосок со стены, она несколько секунд рассматривала находку, пока не поняла, что тревожиться из-за такой мелочи глупо. Установить его принадлежность кому-либо, живому или мертвому, можно разве что с помощью теста ДНК. Придя к такому заключению, Масако бросила находку в унитаз и спустила воду, заодно отправляя туда же, в канализацию, и все свои сомнения и беспокойства.

Позвонив Яои насчет денег, она наконец-то добрела до кровати. Был уже пятый час. Обычно Масако ложилась около девяти и вставала к четырем; возможно, поэтому, хотя тело ныло от усталости, голова оставалась совершенно свежей и ясной, и уснуть долго не удавалось. Немного полежав, она встала, подошла к холодильнику и выпила пива. Такого нервного напряжения Масако не испытывала давно, пожалуй с того времени, когда лишилась прошлой работы. Вернувшись в комнату, она снова легла и еще долго ворочалась с боку на бок, мучаясь от непривычной духоты.


Масако хотела лишь вздремнуть час-другой, но, едва открыв глаза, сразу почувствовала влажный и прохладный вечерний воздух, проникающий в спальню через открытое окно. Взглянув на часы — они так и остались на руке, — она увидела, что проспала до начала девятого. Несмотря на вечернюю прохладу, футболка промокла от пота. Ей что-то снилось, что-то плохое, но что именно, Масако не помнила. Открылась и закрылась передняя дверь. Наверное, Йосики или Нобуки, подумала Масако и вспомнила, что легла, не приготовив обед.

Она медленно направилась в гостиную.

Сын сидел за столом и что-то ел. Видимо, придя домой и не обнаружив ничего съедобного, он сходил в ближайший магазин и купил что-то готовое. Масако подошла к столу. Нобуки ничего не сказал, хотя лицо его немного напряглось. Не исключено, он уже почувствовал, что в доме что-то изменилось. Так или иначе, ему определенно было не по себе, что подтверждал и взгляд, направленный в некую точку за спиной матери. Наблюдая за ним, Масако подумала, что он всегда был чувствительным, восприимчивым мальчиком.

— Мне что-нибудь принес? — спросила она.

Теперь, когда к нему обратились напрямую, Нобуки опустил голову, делая вид, что занят едой. Со стороны могло показаться, что он скрывает или оберегает что-то. Но что? Сама Масако уже давно отказалась от всего, что нуждается в защите.

— Вкусно? — спросила она.

По-прежнему избегая ответа, сын положил палочки и потупился. Масако подняла пластмассовую крышку и прочитала дату выпуска продукта и название фирмы-производителя: «Миёси фудс», фабрика Мигаси-Ямато, упаковано в 15.00». Может быть, совпадение, а может, Нобуки сделал это умышленно, но на столе лежала коробка из-под «Завтрака для чемпионов», выпущенного на ее фабрике в три часа пополудни. Вид пиши вызвал неприятные ассоциации, и Масако отвернулась, скользнув взглядом по аккуратно убранной гостиной. Она подумала о том, чем занималась в этом доме совсем недавно вместе с Йоси, и случившееся показалось совершенно нереальным. Нобуки подобрал палочки и продолжил прерванное занятие.

Сев напротив, Масако еще некоторое время смотрела на своего немого сына. Почему-то вспомнилась Кунико и то, что она в какой-то момент почувствовала к ней: необъяснимую злость и непреодолимое желание избавиться от любых пустых, ничего не значащих, бессмысленных и таких переменчивых человеческих отношений. А сейчас перед ней сидел человек, изменить отношения с которым было невозможно, и, понимая это, Масако чувствовала свое полное бессилие.

Поднявшись из-за стола, она прошла в темную ванную, включила свет и еще раз внимательно осмотрела плитки, которые так тщательно оттирала несколькими часами ранее. Они успели высохнуть и выглядели почти невероятно, абсурдно чистыми. Масако открыла краны и, поглядывая на медленно повышающийся уровень воды, неспешно разделась. Она вспомнила, как отчаянно хотела прошлой ночью встать под душ и смыть с себя все следы Кадзуо Миямори. После того ей пришлось стоять по лодыжки в крови Кэндзи и вычищать из-под ногтей кусочки человеческой плоти, но все равно прикосновения Миямори оставили больше грязи, и именно от них ей хотелось избавиться. Стоя под душем, Масако вспомнила слова Йоси о том, что мертвые не отличаются от живых, и согласно кивнула. Как ни отвратителен мертвец, он не может двигаться, не может шевелиться. А живой Миямори все еще мог попытаться схватить ее и поэтому в глазах Масако был хуже мертвого Кэндзи.


Масако вышла из дома на два часа раньше обычного времени. Мешки с частями тела и головой Кэндзи лежали в багажнике. Перед уходом она с облегчением отметила, что Йосики еще не вернулся. Муж — не сын, и если отношения со вторым изменить невозможно, то брак при желании всегда можно расторгнуть. Встреча с супругом только оживила бы чувства, которые она уже испытала к Кунико.

Отъехав от дома, Масако свернула на шоссе Син-Оуме в сторону города. Машин почти не попадалось, и она ехала медленно, поглядывая в окно. Не хотелось думать ни о приближающейся ночной смене, ни о лежащих за спиной пакетах, а посему Масако попыталась рассмотреть в знакомом, привычном пейзаже что-то новое.

Дорога пересекла большой виадук, слева от которого растянулось недавно построенное водоочистительное предприятие. С вершины моста открылся вид на парк развлечений Сейбу с иллюминированным колесом обозрения, напоминающим сверкающую в темноте огромную монету. Она уже и забыла, что в городе есть такое место. Сколько времени прошло с тех пор, когда они катались на этом колесе с маленьким Нобуки — века? Все изменилось, ее сын превратился в чужака, а сама она пересекла границу незнакомой, неведомой земли.

Дорога пробежала вдоль бетонной стены расположенного справа кладбища Кодаира, показался и остался позади гигантский подъемный кран, похожий на клетку для громадной птицы. Масако повернула направо, в сторону Танаси-Сити. Несколько минут за окном проплывали только частные дома да Редкие пустыри, потом впереди проступили очертания большого жилого комплекса. Компания, в которой раньше работала Масако, располагалась в Танаси, поэтому место было ей знакомо. Народу в многоэтажках жило много, с вывозом мусора постоянно возникали проблемы, а сама площадка с мусорными баками находилась с другой стороны, и попасть на нее не составляло никакого труда.

Масако остановила машину возле навеса и быстро достала из багажника пять пакетов. Под навесом стояло несколько больших синих контейнеров, на одних их которых крупными буквами было выведено слово «Горючее», на других — «Негорючее». Возле контейнеров лежали пластиковые мешки с мусором. Отодвинув два или три в сторону, Масако положила свои в середину кучи. Теперь тело Кэндзи ничем не отличалось от тех отходов домашнего хозяйства, к компании которых присоединилось.

Она поехала дальше. Каждый раз, приблизившись к высотному жилому дому, Масако сначала оглядывалась и только в том случае, если ничего подозрительного не обнаруживалось, осторожно выбрасывала несколько пакетов. В конце концов ей удалось избавиться не только от тех мешков, где лежали части тела, но и разрезанной на клочки одежды Кэндзи. Осталась только голова и кое-какие мелочи из карманов убитого.

До смены оставалось уже совсем немного времени, и Масако, чтобы не опоздать на фабрику, нужно было поспешить. Теперь, когда багажник освободился от груза, ее настроение заметно поднялось. Немного беспокоила только мысль о Йоси, у которой не было машины. С другой стороны, она и мешков взяла совсем мало. В любом случае, Масако знала, что может положиться на подругу. Настоящую проблему представляла Кунико. Масако даже пожалела, что отдала такому ненадежному человеку пятнадцать мешков, и решила, что если мешки еще в машине Кунико, то их лучше забрать и отвезти куда-нибудь утром самой, чем рисковать.

Развернувшись в обратном направлении, она доехала до фабричной стоянки всего за полчаса. Кунико еще не прибыла, и Масако подождала ее, не выходя из «короллы». Прошло несколько минут, а роскошный «гольф» все не появлялся. Может быть, она решила взять выходной после пережитого днем шока? Сначала Масако разозлилась, однако, подумав, решила, что в таком поведении Кунико нет ничего подозрительного.

Ближе к ночи воздух стал заметно суше и прохладнее, и Масако явственно ощущала доносящийся со стороны фабрики запах жареной пищи. В ожидании Кунико она вспомнила, как шла накануне на работу, вспомнила старую дренажную канаву, идущую параллельно дороге к старому, заброшенному цеху, вспомнила дырки в бетонном покрытии. Если бросить бумажник и ключницу Кэндзи в одну из таких дырок, их никто никогда не найдет. А завтра утром она подыщет подходящее место для головы, где-нибудь возле озера Саяма.

Масако вдруг почувствовала острое желание как можно быстрее избавиться от вещей Кэндзи и вообще покончить со всем этим делом. Взглянув на ставни и подступающую к дороге высокую, густую траву, она вспомнила, что Кадзуо обещал сегодня ждать ее. Впрочем, после утренней стычки он вряд ли рискнет исполнить свое обещание. И все же, дойдя до края дренажной канавы, Масако оглянулась по сторонам. Потом наклонилась, напрягая в темноте глаза, отыскала пару дырок в бетоне, достала из сумочки ключницу и пустой бумажник и бросила вещи в одну из них. Они упали, глухо звякнув где-то внизу, и Масако облегченно вздохнула. Впереди уже мигали огни фабрики. Масако быстро зашагала к ним, так и не заметив Кадзуо Миямори, притаившегося возле ржавого ставня, там, где прошлой ночью он напал на нее.

5

Выйдя из дома Масако, Кунико прежде всего перевела дыхание. Погода вроде бы налаживалась, в просветах между тучами мелькали кусочки голубого неба. Воздух был еще сырым, но в нем уже чувствовалась чистота и свежесть, и Кунико немного приободрилась. Все портил большой черный пакет, в котором лежали пятнадцать мешков, наполненных самым омерзительным и страшным, что только можно придумать. При мысли о грузе к горлу подступила тошнота, а лицо скривила гримаса отвращения. Даже воздух в легких, еще минуту назад казавшийся чистым и свежим, стал вдруг теплым и горьким.

Поставив сумку на землю, Кунико достала ключи и, повозившись, открыла багажник «гольфа». Из багажника пахнуло бензином и пылью, и ее снова передернуло. Но содержимое пятнадцати пакетов было куда хуже этих рвотных спазмов. Отодвигая разбросанные по багажнику инструменты, сломанные зонтики и старые туфли, чтобы освободить место для мешка, Кунико поймала себя на том, что до сих пор не верит в произошедшее. Жуткое прикосновение пальцев к кускам податливого розового мяса, торчащие белые кости, обрезки бледной кожи с густыми темными волосками — все эти детали так ясно встали в ее памяти, что она снова дала себе зарок: никогда не прикасаться к мясу.

Она подыграла Масако, пообещав быть осторожной и отвезти мешки подальше, но сейчас ей хотелось только одного: выбросить их как можно быстрее. Чтобы такая мерзость лежала в ее красивой, дорогой машине — нет, ни минуты. Оно уже, наверное, стало гнить и скоро пропитает все своим жутким запахом. Вонь проникнет в мягкие кожаные сиденья, и тогда с ней не справятся никакие освежители. Запах останется навсегда и будет преследовать ее вечно. Рассуждая подобным образом, Кунико довела себя до такого состояния, что, уже стоя возле дома Масако, стала выглядывать местечко, куда бы просто выбросить все эти мешки.

Неподалеку, в углу пустыря, сбившись в кучку, стояли несколько домиков. Рядом с ними Кунико увидела бетонную стену, огораживавшую площадку для мусора. Убедившись сначала, что Масако осталась дома и за ней никто не наблюдает, Кунико подняла тяжелый черный пакет и направилась к цели. Она понимала, что если его найдут здесь, то подозрения могут пасть в первую очередь на Масако, но в данный момент это ее не трогало. Они обманули ее, заставили, втянули, разве нет? Кунико перебросила мешок через стену, и он упал на аккуратно подметенную площадку. Внешний пакет при этом немного порвался, из дыры выглянули другие, но Кунико, убедив себя, что это не важно, поспешно повернулась и побежала прочь.

— Подождите! — догнал ее чей-то голос, и Кунико, похолодев от страха, остановилась. В нескольких шагах от площадки стоял пожилой мужчина в рабочей одежде. — Вы ведь здесь не живете, верно?

— Нет… — запнувшись, ответила Кунико.

— Тогда вам нельзя оставлять это здесь. — Мужчина поднял мешок и протянул его Кунико. — Сюда постоянно приходят такие, как вы, вот я и присматриваю.

Он с довольным видом кивнул в сторону пустыря.

— Извините, — пробормотала Кунико, всегда уступавшая любому напору.

Схватив мешок, она быстро вернулась к машине, швырнула его в багажник, не думая уже ни о каком запахе, и включила двигатель. Брошенный в зеркало заднего вида взгляд убедил ее в том, что бдительный старик все еще наблюдает за ней. Старый дурак. Чтоб ты сдох! Некоторое время она просто ехала куда глаза глядят, с все большей досадой понимая, что найти место, где от мешков можно избавиться относительно незаметно, не так-то легко. Почему? Как могло случиться, что ее впутали в такое дело? И почему ей досталось пятнадцать пакетов? Мешок получился такой тяжелый и большой, что не обратить на себя внимания, таская его с собой, было просто невозможно. Но и оставлять его в машине совсем не хотелось.

Сжимая руль, предаваясь мрачным мыслям, она в то же время стреляла глазами по сторонам. Сосредоточившись на одной задаче, Кунико пропустила сигнал светофора, не заметив, что красный сменился на зеленый, и опомнилась, только когда услышала недовольный гудок стоявшего позади автомобиля.

Проезжая мимо небольшого микрорайона, застроенного скромными муниципальными домами, она заметила группу молодых матерей, наблюдающих за играющими в парке детьми. Парк пребывал в запущенном состоянии, и, увидев, как одна из женщин бросила в стоящую рядом со скамейкой урну обертку от шоколадного батончика, Кунико едва не хлопнула себя по лбу: отличная идея — надо разбросать мешки в парке. Там всегда бывает много урн, корзин для мусора и даже контейнеров, а людей в рабочий день мало, так что ее никто не увидит. Есть выход! Нужно только найти парк побольше с несколькими неохраняемыми входами. Довольная собственной сообразительностью, Кунико приободрилась и поехала дальше, почти весело мурлыча что-то себе под нос.


В парке Коганеи Кунико бывала только один раз, ходила с подругами по фабрике посмотреть, как цветет сакура. Кто-то из них еще сказал, что Коганеи — самый большой парк в Токио. И конечно, если оставить там эти проклятые мешки, их никогда не найдут. Кунико объехала его со всех сторон и наконец остановила машину на берегу реки Сакудзи. Гуляющих в такое время дня почти не было — обычный рабочий день, да и вечер еще не наступил. Прежде чем взять из багажника черный пакет, Кунико, вспомнив наставление Масако, натянула на обе руки резиновые перчатки. Она вошла на территорию парка через заднюю калитку и сразу направилась к небольшой роще, где деревьям было позволено расти, как им заблагорассудится. Молодая листва источала пронзительный, едкий запах. Сойдя с тропинки, Кунико сделала несколько шагов по высокой, густой и мокрой траве и уже через минуту заметила, что туфли ее промокли, а руки под тонким слоем латекса вспотели. Она вздохнула, поставила тяжелый мешок и посмотрела по сторонам, надеясь отыскать место, где можно было бы, не вызывая подозрений, оставить часть обременительного груза, но так ничего и не обнаружила — наверное, никому не пришло в голову поставить в лесу мусоросборники.

Она прошла дальше, отдуваясь под тяжестью пакета. Внезапно деревья поредели, расступились, и Кунико оказалась на краю широкого открытого пространства. Из-за того что дождь только что прекратился, людей здесь почти не было и место мало чем напоминало тот запруженный посетителями парк, который запомнился ей со времени посещения в пору цветения вишни. Она быстро осмотрелась — двое играющих в мяч молодых людей, неспешно прогуливающийся мужчина, парочка в купальниках, обнимающаяся на расстеленном на траве одеяле, группка женщин-домохозяек, наблюдающих за копошащимися неподалеку детьми, и старик, выгуливающий черную собачку. Вот и все. Лучшего места, пожалуй, не найти, подумала Кунико, поздравляя себя с удачей.

Как можно незаметнее переходя от дерева к дереву, она вскоре наткнулась на то, что искала. Это была большая урна в форме корзины, установленная рядом с теннисным кортом. Оставив в ней один мешок, Кунико прошла к другой, поблизости от игровой площадки. Еще два. Минуя сидящих на скамейке старичков, она сбавила шаг, напустила на лицо равнодушное выражение и даже отвернулась в сторону леса.

Кунико гуляла по парку почти час и, хотя устала, сумела избавиться от всех пятнадцати мешков. Покончив с неприятной обязанностью, она почувствовала, что проголодалась, и лишь тогда вспомнила, что не ела с самого завтрака. Нужно перекусить. Заметив неподалеку закусочный киоск, Кунико стащила перчатки, засунула их и свернутый черный пакет в сумочку и поторопилась к прилавку, где купила хот-дог и кока-колу. Потом села на скамейку и с удовольствием принялась за еду. Подкрепившись, Кунико встала и подошла к мусорному баку, чтобы выбросить тарелку и чашку, но, заглянув мельком внутрь, заметила стайку черных мух, облепивших кучку лапши. Это навело на неприятную мысль: если какой-то из мешков порвется, к нему точно так же слетятся насекомые. Мясо будет гнить, привлекая мух, потом появятся черви… Не в первый уже раз в этот день во рту появился знакомый кисловатый привкус. Кунико поспешила отвернуться, чтобы не расстаться с только что съеденным хот-догом. Надо поскорее вернуться домой и как следует отдохнуть. Она закурила сигарету с ментолом и зашагала к выходу напрямик, через мокрую траву.


Пройдя по коридору, Кунико остановилась у двери своей квартиры. После всего случившегося — страшной картины в доме Масако, нервной прогулки по парку — и из-за недосыпания ее немного пошатывало, а потому она не сразу обратила внимание на стоявшего в углу молодого человека, который как будто ждал кого-то. По крайней мере, увидев Кунико, он медленно направился в ее сторону. Она окинула незнакомца быстрым оценивающим взглядом: темный костюм, черный «дипломат» — может быть, торговец или рекламный агент. Торговцев Кунико не переносила, а потому торопливо достала из сумочки ключ, открыла дверь и уже шагнула было через порог, когда мужчина окликнул ее.

— Прошу извинить, вы не Дзэноути-сан?

Голос показался смутно знакомым. Странно, откуда он знает ее имя? Она повернулась и недоверчиво посмотрела на него. Широко улыбаясь, мужчина подошел ближе. Теперь Кунико рассмотрела его получше, отметив, что на нем льняной костюм в мелкую клеточку, а галстук приятного желтого цвета. В целом незнакомец, как и его одежда, производил хорошее впечатление: подтянутый, стройный, с крашеными каштановыми волосами — настоящий красавчик вроде тех молодых знаменитостей, которых показывают по телевизору. Проснувшееся любопытство заставило ее задержаться.

— Извините, что жду вас здесь, не предупредив. Меня зовут Дзюмондзи.

Достав из кармана пиджака визитную карточку, он отработанным жестом протянул ее Кунико. Она охнула, едва взглянув на пластиковый прямоугольник: «Центр миллиона потребителей. Акира Дзюмондзи. Управляющий директор». Ей все же удалось выклянчить у Масако пятьдесят тысяч йен, но в последующей спешке, когда все мысли были заняты только мешками, Кунико совершенно забыла, что нужно зайти в банк и перевести деньги на счет. И вообще, так ли уж необходимо было идти к Масако? С этого все и началось. Как можно быть такой дурой?

Обычно Кунико неплохо прятала свои чувства, но сейчас раздражение явственно проступило на лице.

— Послушайте, я… мне очень жаль. У меня есть деньги, но я забыла сделать взнос. Но не сомневайтесь, они у меня есть… — Вытаскивая из сумочки портмоне, она уронила резиновые перчатки на бетонный пол. Дзюмондзи наклонился, поднял их и с несколько озадаченным видом вернул женщине. Движения ее были суетливы, неуклюжи, но к волнению примешивалось и облегчение — в конце концов, визит нанес не какой-нибудь якудза, а приличный, модно одетый молодой человек. Может быть, все еще обойдется, уверял сидевший в ней оптимист.

— Мой сегодняшний взнос — пятьдесят пять тысяч двести йен. У вас найдется мелочь? — спросила она, вынимая из портмоне позаимствованные у Масако пятьдесят тысяч и добавляя к ним свои десять.

— Я бы предпочел не заниматься этим здесь, — сказал он, качая головой.

— Хорошо. — Кунико посмотрела на часы. — Тогда давайте сходим в банк. Вас это устроит? — Время подходило к четырем, но они еще успели бы перевести деньги на счет через кассовый автомат.

— В этом нет необходимости. Просто я подумал, что вы захотите сделать это в более приватной обстановке.

— Да-да, конечно, я понимаю, — смущенно кивнула Кунико.

— Знаю, вам, должно быть, нелегко, — заметил он, отсчитывая сдачу и выписывая квитанцию. — Не могу не отметить, что вы очень добросовестны. Между прочим, — его голос упал до шепота, — это правда, что ваш муж ушел с работы?

— Э… да… верно, он действительно не работает больше на прежнем месте. — Вопрос не только удивил, но и, причем в большей степени, встревожил Кунико — откуда эти люди так много знают о ней? — Вы очень хорошо информированы.

— Когда случается нечто в этом роде, — сказал Дзюмондзи с той же радушной улыбкой, которая, похоже, не сходила у него с лица, — мы всегда стараемся вникнуть в ситуацию. А где ваш муж работает сейчас?

Видя перед собой приятное лицо и слыша мягкий голос, она чувствовала себя струной, к которой прикасаются нежные пальцы музыканта. Прежде чем смысл разговора стал доходить до нее, Кунико открыла рот и выдала свой секрет.

— Не знаю.

— Боюсь, не совсем вас понимаю.

Ее собеседник наклонил голову набок, точь-в-точь как делают знаменитости в телешоу, когда не могут ответить на легкий вопрос. Стремясь помочь ему, она сделала второй шаг по опасной дорожке.

— Видите ли, он не вернулся вчера вечером, и я очень тревожусь.

— Мне неприятно об этом спрашивать, — продолжал молодой человек, — но вы состоите в законном браке?

— Вообще-то нет, — понизив голос, ответила Кунико. — Мы просто живем вместе; наверное, это так называется.

— Понятно, — со вздохом сказал Дзюмондзи.

Дверь соседней квартиры открылась, и в коридор вышла молодая женщина с ребенком за спиной и сложенной прогулочной коляской в руке. Кивнув Кунико, она с нескрываемым интересом посмотрела на стоящего рядом с ней молодого человека. Дзюмондзи ничего не сказал и ограничился ничего не значащим кивком, а возобновил разговор лишь тогда, когда женщина скрылась из виду. Теперь его лицо уже не улыбалось, а выражало искреннюю озабоченность состоянием дел клиента «Центра миллиона потребителей».

— Если ваш муж действительно ушел, то что вы собираетесь делать? Понимаю, что задаю вопрос, касающийся вашей личной жизни, но как вы планируете решить ваши финансовые проблемы?

Ответа у Кунико не было, потому что решить финансовые проблемы она не могла. На фабрике ей платили около ста двадцати тысяч йен в месяц, и почти все эти деньги уходили на погашение кредитов и выплату долгов. На повседневные расходы не оставалось почти ничего, и она почти полностью зависела от более чем скромного заработка Тэцуи. Если он ушел, ей просто не на что будет жить.

— Вы правы. Мне нужно найти приличную работу.

— Хм, — задумчиво произнес Дзюмондзи и снова склонил голову набок. — Не сомневаюсь, что если вы найдете работу, то протянуть сможете. Проблема только в платежах по кредиту.

— Вы правы, — коротко сказала Кунико.

Говорить больше ей вдруг расхотелось.

— Если вы не против, мне бы хотелось обсудить с вами график платежей. Это не займет много времени.

Молодой человек сделал шаг вперед, словно собирался пройти вслед за хозяйкой в квартиру, и Кунико запаниковала — утром она спешила и прибраться не успела, а потому сейчас в комнате царил полнейший беспорядок.

— Но…

— Может быть, спустимся и зайдем куда-нибудь? В кафе или куда еще, — предложил он. — У меня машина.

Кунико облегченно вздохнула.

— Хорошо. Только дайте мне пару минут. Я сейчас вернусь.

— Буду ждать внизу, на автостоянке. У меня темно-синяя «сима».

Еще раз улыбнувшись, он вежливо поклонился и исчез в конце коридора.


Темно-синяя «сима»! Ресторан! Они будут обсуждать график ее платежей! Едва закрыв за собой дверь, Кунико уже забыла обо всем, что случилось в доме Масако. Ну почему ей так не везет! Надо же было именно сегодня выйти из дома, не накрасившись! Да еще в джинсах и футболке! Она выглядела едва ли лучше, чем Шкипер! И откуда взялись эти страхи? Почему она решила, что они пришлют какого-то бандита, якудзу? Но, с другой стороны, кто бы мог подумать, что решать вопрос ее задолженности придет такой молодой красавчик. Торопливо намазывая лицо кремом, она еще раз посмотрела на визитную карточку. «Центр миллиона потребителей. Акира Дзюмондзи. Управляющий директор». Управляющий директор. Разве это не босс? Ей и в голову не пришло, что босс никогда бы не пришел требовать с должника какие-то деньги, что у босса может быть такое яркое, почти киношное имя — Дзюмондзи. Сомнения, страхи, опасение — все отступило перед молодостью и привлекательностью.

6

Прихлебывая жидкий, безвкусный кофе, Дзюмондзи изучал лицо сидящей перед ним женщины. За то время, пока он ждал ее в машине, она успела наложить слой крема, попудриться и подкрасить губы, несколько улучшив свою внешность по сравнению с тем, что он видел в полутемном коридоре у порога ее квартиры. С другой стороны, сделанный второпях макияж и неровные линии подводки придали ей несколько зловещий вид, как будто она нацепила дешевую маску, за которой пыталась скрыть свой настоящий возраст и характер. В глазах Дзюмондзи, принципиально не имевшего никаких дел с женщинами старше двадцати, его собеседница выглядела в лучшем случае отталкивающе — живое воплощение его убеждения в том, что с возрастом в женщинах появляется что-то грязное.

Еще один тяжелый случай, думал он, слушая ее сбивчивую болтовню о тяготах работы в ночную смену. Его взгляд зафиксировал полустершееся пятно от розовой помады на верхнем переднем зубе.

— Значит, вы хотели бы подыскать себе дневную работу?

— Да, конечно, но пока ничего такого, что меня устраивало бы, не попалось, — уныло ответила женщина.

— А что бы вас устроило? Чем бы вы хотели заняться?

— Я бы пошла на работу в офисе, но то, что предлагают, пока меня не заинтересовало.

— Не сомневаюсь, вы что-нибудь найдете. Нужно только искать, не опускать руки.

Дзюмондзи подумал, что уж он-то никогда бы не принял на работу такую. Неряшливость, небрежность, бесхарактерность ее натуры были слишком очевидны, как будто он смотрел на медузу. В свои тридцать один год Дзюмондзи уже имел немалый опыт общения с подобными людьми. Дай им волю, ослабь немного контроль, и они стащат со стола твой карандаш или ручку, будут пользоваться служебным телефоном, чтобы названивать подругам, а могут и вовсе не выйти на работу. И при этом, если только не схватить их за руку на месте преступления, будут изображать из себя идеальную работницу. Он знал этот тип и знал, что женщина принадлежит к нему.

— А пока… Что вы планируете делать, пока не нашли ничего другого? Будете работать по ночам?

— По ночам! — Кунико кокетливо рассмеялась. — Вы это так говорите, как будто я хостесс или что-то в этом роде.

«Я бы на твоем месте не смеялся, — подумал Дзюмондзи. — И с такой кучей долгов ты согласилась бы на все, на самую паршивую работенку». Он отодвинул чашку, так и не допив кофе. Эта женщина начинала его раздражать.

— Не обидитесь, если я выскажусь откровенно?

— Нет, конечно, говорите. — Кунико моментально посерьезнела.

— Поставлю вопрос прямо: вы считаете, что сможете внести платеж в следующем месяце?

Втайне Дзюмондзи гордился тем, как это у него получается: брови вопросительно приподняты и слегка изогнуты, в глазах блеск искренности и сочувствия. Не многие женщины могли противостоять этому приему, и, разумеется, Кунико сразу же растерялась, сбилась, оробела и потупилась. На Дзюмондзи ее маленький спектакль не подействовал ни в малейшей степени. Неужели она считает его таким наивным?

— Ну, думаю, я как-нибудь справлюсь. Ничего другого ведь не остается.

— Верно. Но что нам делать с поручителем? Им был ваш муж, а теперь его нет.

Хотя Тэцуи проработал на прежнем месте всего пару лет, его прежняя компания считалась вполне платежеспособной, имела хорошую репутацию, и именно это послужило основанием для того, чтобы «Центр миллиона потребителей» предоставил Кунико кредит в восемьсот тысяч йен. Женщина, похоже, не отдавала себе отчета в том, что делает, и находилась под впечатлением, что достаточно лишь произнести волшебное слово, потереть лампу Аладдина, и деньги появятся сами собой, ниоткуда.

На самом же деле, если бы ее муж, официальный или нет, не выступил в качестве поручителя, они никогда не дали бы ей никакого кредита. Теперь, когда сожитель бросил работу и исчез в неизвестном направлении, «Центр» потерял единственную реальную перспективу вернуть долг. Ее глупость не только раздражала, но и приводила Дзюмондзи в ярость. Он едва сдерживался, чтобы не заорать на нее. И какой только идиот мог дать деньги такой дуре?

— Не знаю, у меня никого нет, — неуверенно пробормотала Кунико.

Было ясно, что она просто не думала об этом.

— Ваши родители живут на Хоккайдо, не так ли? — спросил Дзюмондзи, заглядывая в анкету, которую принес с собой в «дипломате». Там значились их адрес и место работы, но графа «другие родственники» пустовала.

— Да, отец живет на Хоккайдо, но он очень болен.

— Уверен, если бы он узнал, в каком положении оказалась его дочь, то не отказался бы помочь.

— Боюсь, об этом не может быть и речи. Он то ложится в больницу, то выходит, да и, в любом случае, денег у него нет.

— Что ж, тогда поищите кого-то еще. Не имеет значения кого. Поручителем может быть не только родственник, но и Друг или подруга. Нам нужна лишь подпись и отметка о месте работы.

— К сожалению, у меня нет никого, к кому можно было бы обратиться с подобной просьбой.

— Да, ситуация довольно неприятная. — Дзюмондзи преувеличенно тяжело вздохнул. — Вы ведь еще продолжаете платить за машину, не так ли?

— Да, уже два… нет, три года.

— А как с другими займами? — спросил он.

— Стараюсь обходиться без них.

Она ответила совершенно легкомысленно, не думая, но Дзюмондзи заметил, как, едва произнеся эти слова, женщина вдруг побледнела. Ее рука с сигаретой замерла над пепельницей, а взгляд словно приклеился к проходящей мимо с бифштексом официантке. Лоб Кунико моментально покрылся тонкой маслянистой пленкой пота. «Странно», — подумал он.

— Вы в порядке?

— Да… да, — ответила она. — Просто мне немного не по себе от… от мяса.

— Вы вегетарианка?

— Нет, но… я плохо переношу вид мяса.

— О, вот уж не подумал бы, что вы такая чувствительная, — заметил Дзюмондзи, отбрасывая притворную вежливость, и тут же попытался исправить резкость улыбкой, хотя и понимал, что уже не может скрывать свое истинное к ней отношение.

Единственная проблема теперь заключалась в том, как заставить платить эту тупую сучку, которая, похоже, все еще не понимает, какие неприятности ей угрожают. Конечно, в случае необходимости он мог бы заставить ее работать в каком-нибудь баре, но с такой физиономией, с такой внешностью рассчитывать на многое не приходилось. Лучше всего было бы отыскать кого-то, может быть другого ростовщика, кто мог бы взять на себя ее долги, но теперь, когда ее муж исчез, найти таких идиотов было не так-то просто. Значит, остается только попытаться выйти на след ее сожителя. Представив, какие с этим связаны проблемы, Дзюмондзи стиснул зубы, чтобы не выругаться.

Кунико вдруг подняла голову.

— Знаете, я, пожалуй, могу рассчитывать на хорошие деньги. В ближайшее время. И конечно, начну подыскивать дневную работу. Прямо сейчас.

— Вы ожидаете поступления денег? Откуда же? Другая работа?

— Ну, что-то вроде этого.

— И на сколько же вы рассчитываете?

— Думаю, получу не меньше двухсот тысяч йен.

Вот как? Откуда же такое богатство? А может, просто блефует? Глаза у нее бегали, как будто она что-то скрывала. Дзюмондзи показалось, что в них появился какой-то странный, немного зловещий блеск.

Довольно давно занимаясь сбором денег, Дзюмондзи время от времени встречал опасных, отчаянных, готовых на все людей. Он знавал мужчин, которые, будучи не в состоянии вернуть долг, шли на ограбление или мошенничество, видел и таких, которые, когда их загоняли в угол, могли огрызнуться, пойти на самые крайние меры. Но Кунико вряд ли принадлежала к такому типу; он не ощущал затаившейся в ней опасности, хотя что-то было… Что? Вообще-то такой взгляд ему уже попадался. Однажды. Он порылся в памяти, и перед ним встало лицо женщины, которая после визита Дзюмондзи и еще нескольких парней написала письмо с перечислением всех обрушившихся на нее несчастий, а потом сбросила с моста своего ребенка и покончила с собой. Подобные люди никогда не замечают собственных ошибок и просчетов, зато убеждают себя в том, что все вокруг объединились против них. Стоит только человеку поддаться паранойе, как ему уже наплевать на окружающих, на тех ни в чем не повинных посторонних, которых он втягивает в свою опасную игру.

Распознав в Кунико эту скрытую черту, Дзюмондзи отвел глаза, успокоив взгляд созерцанием леггинсов и соблазнительных бедер покуривающих за соседним столиком старшеклассниц.

— Дзюмондзи-сан, думаю, я смогу получить даже пятьсот тысяч, — хихикнула Кунико.

— Вы имеете в виду некий регулярный доход?

— Не совсем так, но все же рассчитывать можно.

Интересно, подумал он, похоже, у нее есть секретный источник. Может быть, какой-то старичок, с которым она забавляется втайне от всех. Впрочем, Дзюмондзи не было никакого дела до того, откуда возьмутся деньги, главное — чтобы они взялись. Поэтому он решил не расспрашивать дальше, не пытаться выяснять что-то еще. Если она найдет поручителя, ему останется только следить за своевременным поступлением платежей.

— Хорошо. Раз уж вы вошли в график, то давайте на этом пока и остановимся. Договоримся так: завтра или послезавтра вы зайдете ко мне в офис и принесете вот эту форму с подписью и печатью вашего нового поручителя.

Он протянул ей чистый бланк.

— А это так уж обязательно? — недовольно надув губы, спросила она. — Зачем поручитель, если я принесу деньги?

— Извините, но таков порядок, и я вынужден настоятельно вас просить. Постарайтесь найти кого-нибудь завтра или послезавтра.

Кунико неохотно кивнула.

— Вот и хорошо, тогда я пойду, — сказал Дзюмондзи.

— О… — пробормотала она, не поднимая головы и нервно облизывая губы, как будто пыталась распробовать помаду на вкус.

— Извините.

Он взял счет и поднялся. Кунико взглянула на него, и Дзюмондзи сразу понял — она разочарована тем, что он не предложил подвезти ее домой. Тем не менее он повернулся и пошел к выходу, сожалея разве что о мелочи, потраченной на кофе. За дверью Дзюмондзи остановился и смахнул с пиджака невидимую соринку — жест вошел в привычку, потому что после встречи с должниками всегда появлялось неприятное ощущение, словно к нему прилипла их грязь.

Дело было не в том, что Дзюмондзи не нравилась работа. Большинство из тех, с кем приходилось иметь дело, прекрасно понимали, что увильнуть от долга не получится, и просто пытались выиграть время. В таких случаях надо всего лишь не выпускать подопечных из виду, предугадывать их действия и, поймав в нужный момент, вытряхнуть деньги. Иногда погоня за неплательщиком даже превращалась в увлекательную игру.

Подойдя к своей далеко не новой, купленной со вторых рук «симе», стоящей на краю парковочной площадки, Дзюмондзи заметил появившуюся рядом черную «глорию» с затемненными стеклами. Достав из кармана ключи, он начал открывать дверцу, когда окно «глории» опустилось и из него высунулась мужская голова.

— Акира? Ты?

Оглянувшись, Дзюмондзи узнал Сога, учившегося когда-то в одной с ним школе в Адати. После окончания школы он вступил в банду мотоциклистов, а потом присоединился к группировке якудза. Так, по крайней мере, говорили.

— Cora-сан. — Дзюмондзи повернулся к бывшему приятелю. — Давно не виделись.

Лет пять назад они случайно встретились в каком-то баре в Адати, но с тех их пути не пересекались. Сога остался таким же худым, с вытянутым бледным лицом, как будто у него были проблемы с печенью. Пять лет назад он ничем не отличался от самого обычного панка, сейчас же имел вид относительно преуспевающего бизнесмена: аккуратно зачесанные наверх волосы, небесно-голубого цвета костюм, модная рыжевато-красная рубашка с высоким воротником.

Широко улыбаясь, Сога вышел из машины.

— Какого черта ты делаешь в этом захолустье? Обделываешь темные делишки?

— Я больше не в банде, — ответил Дзюмондзи. — У меня теперь свой бизнес.

— Бизнес? И что же за бизнес? — Сога сунул руки в карманы и, слегка подавшись вперед, заглянул в машину Дзюмондзи. В ней ничего не было, за исключением карты города. — А пристяжной ремень у тебя там есть?

— Когда-то был.

— И что это у тебя с волосами? — спросил Сога, рассматривая прическу приятеля — разделенные на прямой пробор и зачесанные назад волосы. — Пытаешься выдать себя за тинейджера?

— Нет, — пробормотал Дзюмондзи.

— Чистое дело?

Сога вдруг схватил его за лацканы пиджака и притянул к себе. Их лица оказались совсем рядом.

— Занимаюсь ссудными операциями.

— Ростовщик? Так будет точнее. Тебя всегда больше всего интересовали деньги. Наверное, каждый в конце концов приходит к тому, к чему его тянет.

Дзюмондзи отклонился назад, и Сога разжал пальцы.

— Ну а ты? Ты чем занимаешься?

— Немного этим.

Сога сделал знак пальцами, с помощью которого члены банды, орудовавшей в Адати, узнавали друг друга.

— Понятно. — Дзюмондзи нервно улыбнулся. — А здесь по какому случаю?

— Да так, ничего особенного, — ответил Сога, поглядывая в угол парковочной стоянки.

Проследив за его взглядом, Дзюмондзи увидел двух мужчин, улаживавших, по-видимому, какой-то конфликт. Может быть, дорожное столкновение, потому что оба показывали на свои машины. Один из них, постарше, покорно кивал и пожимал плечами, тогда как второй, помоложе, одетый в кричаще-яркую рубашку, орал на него. Присмотревшись, Дзюмондзи заметил, что заднее крыло одного из автомобилей сильно помято.

— Дорожное происшествие? — спросил он.

— Можно и так сказать, — ухмыльнулся Сога. — Принял, так сказать, в задницу.

— Понятно.

Дзюмондзи уже приходилось слышать о перебравшейся в этот район банде, специализирующейся на организации дорожных аварий. Он даже получил по электронной почте от кого-то хорошо знакомого с организацией бизнеса список регистрационных номеров машин ее членов. Действовали просто: выбирали подходящую жертву, а потом, улучив момент, «подставлялись» в каком-нибудь не очень людном месте. Затем, в зависимости от реакции и поведения «виновного», определяли, как лучше всего заставить его заплатить. Дзюмондзи был хорошо знаком и с другими приемами мошенников, но не знал, что в состав банды входит и его старый приятель.

— Я кое-что слышал, — сказал он и тут же поспешно добавил: — Ничего определенного, так, слухи.

— Людям нравится трепать языками, — ухмыльнулся Сога. — Но в данном случае мы невинные жертвы. Этот придурок сам врезался в нас.

Пока они разговаривали, из ресторана вышла Кунико и, остановившись на тротуаре, опасливо взглянула в сторону мужчин. Заметив, что и они смотрят на нее, женщина поспешно отвернулась. Может, это и к лучшему, что она меня с ним увидела, подумал Дзюмондзи. Может, теперь поспешит найти поручителя. Он даже обрадовался, что встретил Сога.

— Cora-сан, мы отправляемся в больницу, — сказал, подходя ближе, один из участвовавших в «происшествии» парней.

Его напарник остался у машины, артистично изображая пострадавшего. Пожилой мужчина что-то быстро говорил ему, разводя одновременно руками. Дзюмондзи даже не было жаль этого простофилю. Придурок всегда придурок и обижаться может только на себя.

— Хорошо, хорошо, — энергично закивал Сога и протянул костлявую, жилистую руку. — Акира, у тебя есть карточка?

— Да, конечно.

Дзюмондзи достал из кармана визитную карточку и с преувеличенным почтением подал ее приятелю.

— Дзюмондзи, — прочитал Сога. — С каких это пор ты стал Дзюмондзи?

Его настоящее имя было Акира Ямада, но оно всегда казалась ему слишком заурядным, слишком обыкновенным, поэтому он взял имя любимого велосипедиста.

— Звучит немного забавно, — сказал он.

— Забавно? Мягко сказано. Можно подумать, ты какой-то артист или художник… Впрочем, тебе всегда нравилось все необычное. Черт, а почему бы и нет? — Сога рассмеялся и сунул карточку в нагрудный карман пиджака. — Что ж, приятно было встретиться. Теперь будем держаться на связи, чаще видеться.

— Я с удовольствием, — с притворным энтузиазмом сказал Дзюмондзи.

Он с трудом мог поверить, что когда-то они были членами одной банды, гонявшей по городу на мотоциклах.

— Возникнут проблемы с взысканием долгов — обращайся, — добавил Сога. — Всегда поможем. Тебе ведь дополнительные кулаки не помешают, а?

— В случае чего обязательно позвоню, — пообещал Дзюмондзи. — Но суммы у нас чаще всего небольшие, так что в большинстве случаев справляемся своими силами. — Вообще-то основную массу его клиентов составляли мелкие людишки, которые, если надавить на них посильнее, могли просто исчезнуть и оставить тебя ни с чем. Но большинство из них были слабы, а на слабаков давить не стоить — им вполне достаточно мягкого напоминания. Успех в таком бизнесе, каким занимался Дзюмондзи, приходит к тем, кому удается найти правильный баланс между убеждением и принуждением.

— Ладно, поступай как хочешь. Но вот что я тебе скажу: уж больно ты весь чистенький да приглаженный. Даже и не знаю, что с тобой делать. — Сога потрепал его по щеке. — Впрочем, парень с мозгами тоже может пригодиться. Молодежь в наше время совсем тупая, оттого и жизнь чертовски трудная. Ну ничего, за несколько лет в банде все приходят в порядок.

Он кивнул в сторону своих помощников.

— А нет ли у тебя чего-нибудь, на чем можно было бы немного заработать? — спросил Дзюмондзи, возвращаясь в конце разговора к теме, которая всегда была у него на первом месте.

— Узнаю старину Акиру, — усмехнулся Сога и, внезапно посерьезнев, повернулся к своей машине, возле которой его ждали двое: парень с выбеленными волосами, очевидно водитель, и молодой крепыш, выполнявший, судя по всему, роль телохранителя.

Все трое сели в автомобиль и уехали. Дзюмондзи пожал плечами. Пользоваться услугами чужих бандитов он не собирался, но если появится шанс подзаработать, то почему бы и нет? В конце концов, денег слишком много не бывает.


На небольшой улочке за вокзалом Хигаси-Ямато находился полузабытый суси-ресторан, специализирующийся на торговле навынос. Грязный навес, замызганный фургончик, паренек, скребущий туалетной щеткой ведерко из-под риса. Другими словами, одно из тех заведений, которые давно привлекают внимание департамента здравоохранения. И вот над ним-то, если подняться по пропахшей запахами пищи лестнице, находился офис Дзюмондзи.

Он взошел по скрипучим ступенькам, толкнул тонкую фанерную дверь с белой табличкой «Центр миллиона потребителей» и перешагнул порог кабинета, оснащенного одним компьютером и несколькими телефонами. За двумя столами сидели скучающего вида молодой человек и женщина средних лет с торчащими во все стороны волосами, которые популярны у девчонок вдвое меньшего возраста.

— Что нового? — спросил Дзюмондзи.

— Обычное затишье после ленча, — ответил мужчина, которому было поручено попытаться отыскать след мужа Кунико. — Как я и говорил, ничего из этого не получится.

— Если увидишь, что поиски чреваты расходами, брось, — проинструктировал Дзюмондзи, и молодой человек облегченно вздохнул.

Похоже, он с самого начала понял, что дело бесперспективное, и особенно не старался. Женщина, только что рассматривавшая ярко-красные ногти, подняла голову и посмотрела на босса.

— Вы не будете возражать, если я уйду сегодня пораньше, сразу после пяти?

— Никаких проблем, — легко согласился Дзюмондзи.

Он уже давно подумывал о том, чтобы уволить ее и заменить кем-то помоложе, но в конце концов пришел к выводу, что толку от этого не будет. Эта, по крайней мере, умела цеплять клиентов на крючок. Тогда, может быть, избавиться от парня? Некоторое время Дзюмондзи сидел, глядя в окно и представляя себя на месте Кунико. Интересно, откуда она ожидает денег? В последние месяцы он думал только о деньгах, а потому обещание Кунико пробудило в нем любопытство. Рядом с вокзалом, за заросшим травой пустырем, где планировалось возвести новую многоэтажку, опускалось большое летнее солнце.

7

Вслушиваясь в доносящиеся со всех сторон тихие, влажные звуки, напоминающие шелест покачивающейся в тумане травы, но на самом деле издаваемые насекомыми, он думал о том, как не похоже все это на Сан-Паулу, где стрекотание кузнечиков вызывает ассоциацию с разносящимися в сухом летнем воздухе ударами колокола. Кадзуо Миямори сидел в высокой траве, пригнув голову и обхватив колени руками. Над головой снова закружила стайка москитов, но, хотя они уже покусали его голые руки и теперь собирались повторить атаку, Кадзуо не шевелился. Он сам назначил себе испытание и не собирался сдаваться при первых же трудностях. Кадзуо часто устраивал себе самые разные испытания, боясь, что без них быстро превратится в плохого человека.

Просидев без движения некоторое время, он понял, что слышит не только насекомых, но и тихое, спокойное течение воды. Это не было приятное журчание чистого ручейка или стремительный бег горной речушки; звук напоминал глухое клокотание плотной, густой, темной жижи. Кадзуо знал, что звук доносится из закрытой сточной канавы, по которой, ворча, движется мутный поток, несущий мусор и даже тела мелких зверьков.

Трава вдруг зашуршала от налетевшего порыва ветра, и ржавый ставень за его спиной застучал, задребезжал, как будто ожил. Этот одиночный звук напомнил, что там, в темноте, скрывается за ставнями пустое здание заброшенного цеха. Вчера он прижал ее к ставню… От одного лишь воспоминания по спине Кадзуо покатились капли холодного пота. Что он наделал? В какое чудовище превратился? Стоило только отказаться от испытаний, ослабить контроль — и он стал совсем другим человеком, гадким, отвратительным. Кадзуо сорвал стебелек лисохвоста и щелкнул по нему пальцем.


В 1953 году, когда возобновилась прерванная войной эмиграция, отец Кадзуо Миямори покинул префектуру Миядзаки и двинулся через океан в Бразилию. Благодаря содействию уже жившего там родственника, он получил работу на расположенной в пригороде Сан-Паулу ферме, принадлежащей выходцу из Японии. Отец Кадзуо мечтал сколотить состояние. Довольно скоро иллюзии рассеялись, и стало ясно, что между японцами, получившими образование в относительно либеральной послевоенной Японии, и более традиционалистски настроенными довоенными иммигрантами, испытывавшими в Бразилии настоящие страдания, есть большая разница. Проникшийся духом свободы отец Кадзуо оставил ферму и устремился в Сан-Паулу, где у него не было ни друзей, ни даже знакомых.

В Сан-Паулу он обратился не к соотечественникам, японским иммигрантам, а к бразильскому парикмахеру, который и принял его на работу в качестве ученика. К тридцати годам отец Кадзуо не только вступил во владение парикмахерской и полностью освоился в новой жизни, но и женился на красавице-полукровке, которых в Бразилии называют мулатками. В скором времени у пары родился сын, Роберто Кадзуо. Все шло хорошо, но в год, когда Кадзуо исполнилось десять, отец погиб в дорожной аварии, так что мальчик не успел ни научиться языку далекой родины, ни познакомиться как следует с ее культурой. Пожалуй, единственным, что оставил отец сыну, было японское гражданство и имя.

Закончив среднюю школу в Сан-Паулу, Кадзуо поступил на работу в типографию. Однажды он увидел постер такого содержания: «ТРЕБУЮТСЯ! РАБОЧИЕ В ЯПОНИЮ! ОГРОМНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ И ОТЛИЧНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ!» Ему уже говорили, что бразильцам японского происхождения не требуется въездная виза и они сами могут определять срок нахождения в стране предков. Говорили, что тамошняя экономика на подъеме, что рабочих остро не хватает и устроиться не составляет труда.

Не спеша бросаться в омут с головой, Кадзуо порасспрашивал знакомого о положении в далекой Стране восходящего солнца и узнал, что Япония — наиболее динамично развивающееся государство в мире. В магазинах полным-полно самых разнообразных товаров, а недельный заработок больше месячного в Бразилии. Кадзуо всегда гордился своими японскими корнями и мечтал о том, чтобы когда-нибудь, если представится возможность, посетить родину отца.

Прошло еще несколько лет, и однажды Кадзуо случайно повстречал того самого знакомого, рассказывавшего ему о Японии. Тот только что вернулся в Бразилию, отработав два года на японском автозаводе, и теперь разъезжал по Сан-Паулу на новеньком сверкающем автомобиле. Кадзуо сразу проникся завистью к счастливчику. Экономическое положение в Бразилии было хуже некуда, и признаков улучшения не наблюдалось, так что, работая в типографии, о новой машине оставалось только мечтать. Кадзуо тут же решил, что отправляется за океан. Продержавшись два года, можно купить себе автомобиль, а если задержаться дольше, то и покупка собственного дома уже не будет казаться только мечтой. К тому же есть шанс пожить на родине отца.

Беспокоило лишь то, что мать может быть против такого приключения, но, когда Кадзуо рассказал ей о своих планах, она одобрила их без раздумий. Пусть он не знает ни языка, ни культуры, но в его жилах течет и японская кровь, и, конечно, соотечественники примут его как своего. Ей казалось, что все должно быть именно так — ведь это естественно. Да, конечно, есть бразильские японцы, которым удается посылать своих детей в колледжи, обеспечивая для них место в здешней элите, но у Кадзуо положение совсем другое. Он — сын парикмахера из бедного района города, и кому, как не ему, искать счастья за границей, чтобы потом, поднакопив деньжат, вернуться в Бразилию и добиться успеха уже здесь. Таким образом он пойдет по стопам человека, чей дух независимости живет в его крови.

Кадзуо попрощался с типографией, в которой отработал шесть лет, и спустя шесть месяцев сошел с борта самолета в аэропорту Нарита. То был знаменательный момент; он думал о своем отце, девятнадцатилетнем парне, приехавшем когда-то в совершенно незнакомую, далекую южноамериканскую страну. Кадзуо едва перевалило за двадцать пять, когда он прибыл в Японию с двухлетним рабочим контрактом.

Очень, очень скоро выяснилось, что на земле предков никому нет дела до того, какая кровь течет в его венах. Везде, начиная с аэропорта, на него смотрели как на гайдзина, иностранца, чужака, и такое отношение возмутило его. «Я же наполовину японец, — хотел крикнуть он. — Я гражданин Японии». Но для этих людей своим мог быть только тот, кто имел такие же черты лица и разговаривал на их языке.

В конце концов Кадзуо решил, что японцы вообще склонны судить о вещах по их внешним признакам и идея дружбы и братства, воспринимаемая его матерью как нечто само собой разумеющееся и включающая в себя родство или, по крайней мере, близость духовных основ, находит отклик и понимание лишь у немногих. В тот день, когда Кадзуо понял, что лицо и телосложение навечно обрекают его на статус гайдзина, сладкий дым надежд, связанных с Японией, развеялся. Ко всему прочему, и работа на фабрике оказалась еще менее интересной, чем работа в типографии в далекой Бразилии. Тяжелая, механическая, изнурительная, эта работа не только выматывала силы, но и подтачивала дух.

В поисках выхода Кадзуо решил рассматривать свое пребывание в Японии как духовное испытание — двухлетнюю проверку характера на прочность. Он поставил перед собой цель — скопить денег на машину. Его мать была истовой католичкой, но Кадзуо придерживался иной духовной дисциплины. Силы ему даст не Бог, а его собственная воля, самоконтроль, стремление к достигнутой цели. И все же прошлым вечером, впервые за долгое время, самоконтроль подвел его. Он сунул в рот травинку и поднял голову. По сравнению с Бразилией в небе почти не было звезд.


Вчера у него был выходной. На фабрике действовал пятидневный рабочий цикл — четыре рабочих дня и один выходной. Такой непривычный график сбивал внутренние биологические часы, настроенные на полноценный отдых в субботу и воскресенье. С нетерпением ожидая перерыва, Кадзуо одновременно испытывал сильное желание провести весь свободный день в кровати. Усталость давила еще и потому, что он впервые переживал дождливый сезон в Японии. Воздух был такой влажный, что даже густые курчавые волосы Кадзуо становились липкими, а смуглая кожа казалась безжизненной. Вывешенное для просушки белье оставалось сырым, а отсыревший дух бессильно жался к земле. В конце концов он решил съездить за покупками в городок, известный как Маленькая Бразилия и находящийся на границе двух префектур, Гунма и Сайтама. Быстрее всего добраться туда можно было бы на машине, только вот у Кадзуо не было ни машины, ни водительских прав. Оставался поезд или автобус, но поездка на них занимала почти два часа.

На Плаза-Бразилия Кадзуо заглянул в книжный магазин и долго стоял в проходе между стендами, листая спортивные журналы. Потом купил кое-какие продукты, чтобы приготовить дома бразильскую еду, и отправился в видеосалон. Когда пришло время возвращаться на фабрику, им уже вовсю овладела тоска по родине. Кадзуо скучал по Сан-Паулу, скучал по всему, что осталось там, по всему бразильскому. Решив задержаться еще немного, Кадзуо зашел в ресторанчик на углу и взял бразильского пива. Знакомых по фабрике здесь не оказалось, но он сидел с людьми, которые говорили на португальском, спорили о футболе, и чувствовал себя почти так же, как в каком-нибудь баре в его родном городе.

Для иностранных рабочих при фабрике имелось общежитие, в котором на двоих выделялась комната с крохотной кухней. Кадзуо жил с парнем по имени Альберто, но когда он, изрядно охмелевший после нескольких выпитых бутылок пива, возвратился около девяти вечера, приятеля не было. Наверное, Альберто вышел поужинать. Чувствуя приятную расслабленность, Кадзуо забрался на верхнюю койку и попытался уснуть.

Примерно через час его разбудили приглушенные звуки. Похоже, Альберто вернулся не один и теперь развлекался внизу с подружкой. Может, они и не заметили, что наверху кто-то спит, а если и заметили, то его присутствие нисколько не охладило их пыл. Кадзуо давненько не слышал стонов охваченной страстью женщины, и к тому времени, когда бедняга заткнул уши, было уже поздно — фитиль желания успел вспыхнуть. Он потратил немало сил, стараясь уберечь порох от случайных искр, но так и не сумел избавиться от фитиля. И как только тот поймал огонь — все, взрыв стал почти неизбежен. Кадзуо лежал на верхней койке, безуспешно пытаясь закрывать то уши, то рот, ворочаясь, потея и проклиная все на свете.

Подошло время собираться на работу. Альберто с подружкой поднялись, оделись и, не переставая смачно целоваться, вышли из комнаты. Кадзуо выждал еще несколько минут, потом спустился и, подгоняемый жаждой приключений, отправился на поиски женщины. Никогда в жизни он не испытывал такого возбуждения; желание переполняло его, распирало, кипело, требуя немедленного выхода. Пугало еще и то, что все налагаемые им на себя ограничения, все испытания твердости, все проверки стойкости и силы воли только усугубили положение и способствовали накоплению горючего материала. И все же каким страшным ни казался надвигающийся неумолимо взрыв, Кадзуо уже не мог остановиться.

Он шел по плохо освещенной улице, ведущей от общежития к фабрике. Улица представляла собой пустынную дорогу, с одной стороны от которой тянулись корпуса заброшенных предприятий, а с другой дешевые муниципальные дома. Мелькнула мысль, что если подождать здесь немного, то можно встретить кого-то из спешащих на работу женщин. Кадзуо знал, что большинство из них далеко не молоды, но сейчас это не имело никакого значения. И все же время шло, но никто не появлялся. Какая-то часть его испытала облегчение, но другая почувствовала острое разочарование, напоминающее то, которое охватывает упустившего дичь охотника. Он уже собирался повернуть назад, когда вдруг увидел торопливо идущую женщину.

Погруженная в свои мысли, она, казалось, ничего не замечала и, даже когда он вышел из темноты и заговорил с ней, не остановилась и не повернула головы. Вот почему он схватил ее за руку. Схватил просто так, машинально, не подумав о последствиях. Женщина рванулась в сторону, и Кадзуо даже в темноте увидел ужас в ее глазах. Как ни странно, такая реакция незнакомки не заставила его одуматься — наоборот, ему ужасно захотелось увлечь ее за собой, повалить на траву…

Собирался ли Кадзуо изнасиловать ее? Трудно сказать. Поначалу таких мыслей не было, и, может быть, ему хватило бы прикосновения, ощущения близости мягкого женского тела. Но она стала сопротивляться, и в нем вспыхнуло желание бросить ее на землю, прижать, вмять в траву… Вот тогда-то женщина и сказала, что знает его.

«Ты ведь Миямори, верно?» — произнесла она твердым, холодным голосом, и его сковал страх. Теперь, когда ее лицо было совсем близко, Кадзуо тоже узнал ее: это была высокая женщина, которая почти никогда не смеялась, та, которую он часто видел с другой, молодой и очень красивой. Иногда, глядя на нее, Кадзуо думал, что таким мрачным может быть только тот, кто страдает не меньше, чем он сам. Страх отступил, вытесненный чувством вины. Боже, он едва не совершил преступление.

Когда женщина неожиданно предложила встретиться еще раз, «только мы вдвоем», сердце его подпрыгнуло от радости. В какой-то момент ему показалось, что он уже влюблен в нее, несмотря на огромную разницу в возрасте. Но потом Кадзуо понял — женщина сказала бы что угодно, дала бы любое обещание ради того, чтобы избавиться от него, — и в нем всколыхнулась черная злость. Ему одиноко — что же в этом такого страшного? Чем он провинился? У него и в мыслях не было насиловать ее, он лишь хотел получить немного внимания и тепла. Подталкиваемый желанием и уже не контролируя себя, Кадзуо притянул женщину к себе и поцеловал.

Какой стыд. Вспомнив, как это случилось, он закрыл лицо руками. Но то, что произошло дальше, было еще хуже. Когда женщина оттолкнула его и побежала по дороге к фабрике, он испугался: что, если она расскажет обо всем начальству? Или сообщит в полицию? На фабрике уже ходили разговоры о каком-то маньяке, нападающем в темноте на одиноких работниц. Слухи добрались и до бразильцев, и некоторые из его соотечественниц только и шептались о насильнике, строя самые невероятные предположения насчет того, кто это может быть. Конечно, Кадзуо не имел к тем происшествиям никакого отношения, но как объяснить это испуганной женщине? Нужно остановить ее и извиниться.

Всю ночь он провел у фабрики. Потом начался дождь — тихий и мягкий японский дождь, всегда доводивший его почти до депрессии, — и Кадзуо вернулся в общежитие за зонтиком. Рано утром он снова был у входа, но когда она появилась, от нее словно дохнуло холодом. Ее нисколько не тронул тот факт, что он стоял перед ней весь промокший. Разочарованный, Кадзуо так и не смог внятно извиниться, не говоря уже о каких-то объяснениях. Да и с какой стати ей прощать его? Будь на ее месте его мать или подружка, Кадзуо убил бы любого, кто посмел бы сделать с ними то, что он сделал с ней. В конце концов решение пришло: просить прощения до тех пор, пока она не простит его. И он снова пришел на знакомое место. Пришел к девяти вечера и стал ждать, неподвижно притаившись в высокой траве. Шансов на то, что она придет, было мало, но Кадзуо собирался сдержать обещание.

Звук шагов едва не застиг его врасплох. Кто-то шел по дороге от автостоянки. Он приподнялся и увидел движущуюся в направлении фабрики высокую женскую фигуру. Едва узнав ее, Кадзуо почувствовал, как убыстрился пульс. Женщина уже прошла было мимо, но внезапно остановилась как раз напротив того места, где прятался он. Неужели? Неужели она действительно пришла, чтобы встретиться с ним? В нем встрепенулась надежда.

Но радость оказалась недолгой, и возбуждение схлынуло, когда Кадзуо увидел, как женщина достала что-то из сумочки и просунула в щель в бетонном покрытии над сточной канавой. Судя по звуку, который издал упавший предмет, это было что-то металлическое. Но что? Или, может быть, она сделала это намеренно, зная, что ее вчерашний обидчик где-то рядом? Нет, он был уверен, что она не заметила его. Поразмышляв, Кадзуо решил, что придет сюда рано утром, когда рассветет, и выяснит, что там лежит.

Подождав, пока она исчезнет из виду, Кадзуо поднялся и потянулся, разминая затекшую спину. Кровообращение восстановилось, и с ним вернулся зуд от укусов москитов. Расчесывая руку, он посмотрел на часы. До начала работы оставалось полчаса, так что надо поторапливаться. Мысль о том, что сейчас он увидит ее снова, наполнила его надеждой и страхом. Впервые за долгое время Кадзуо обнаружил в нудном испытании, на которое обрек себя сам, некое настоящее чувство.

________

Он увидел ее почти сразу, едва вошел в комнату отдыха. Она стояла у автомата с водой, перешептываясь с пожилой женщиной, одной из тех, с кем Кадзуо видел ее чаще всего. На ней были выцветшие джинсы и застиранная джинсовая рубашка. Руки она скрестила на груди. Ничего нового, все как обычно, та же невзрачная одежда, что и всегда, но Кадзуо поразила произошедшая в ней перемена.

— Доброе утро, — пробормотал он, но женщина сделала вид, что не услышала.

Ее подруга, однако, улыбнулась и ответила ему кивком. Эта другая считалась одной из лучших работниц на фабрике, и даже бразильцы называли ее Шкипером. Ему захотелось сказать им что-нибудь, попытаться завязать разговор, но пока он вспоминал подходящие случаю японские слова, женщины перешли в раздевалку. Разочарованный, Кадзуо последовал за ними и, найдя вешалку, на которой висела его рабочая одежда, быстро переоделся и присоединился к собравшейся, как обычно, в углу группе бразильцев. Потом, стараясь держаться незаметно, закурил и бросил взгляд в сторону женщин.

В раздевалке не было ни перегородки, ни даже занавески, только ряды комбинезонов, так что наблюдению ничто не препятствовало. Он увидел ее твердый, суровый профиль, глубокие морщинки, пролегшие от крыльев носа к уголкам рта. Женщина была даже старше, чем ему казалось, примерно одного возраста с его матерью, которой недавно исполнилось сорок шесть. Кадзуо никогда не встречал настолько закрытой женщины, мысли которой никоим образом не отражались на ее лице. Конечно, ему больше нравились оставшиеся в прошлом молоденькие красотки, но сейчас его странным, непостижимым образом тянуло к этой загадочной немолодой женщине.

Она наклонилась, снимая джинсы. Пальцы с зажатой в них сигаретой мелко-мелко задрожали, и Кадзуо на секунду опустил глаза, но почти тут же, не удержавшись, снова поднял голову. Она смотрела прямо на него. Теперь на ней были бесформенные рабочие штаны, а джинсы лежали под ногами. Кадзуо покраснел от смущения, словно застигнутый врасплох мальчишка, но вдруг понял — женщина смотрит не на него, а сквозь него. Ее лицо не выражало ровным счетом никаких чувств. Что-то изменилось в ней, что-то произошло, и даже ее злость к нему как будто растворилась без следа. Она не думала о нем вообще, не замечала, и это было еще хуже.

Обе женщины вернулись в комнату отдыха, однако задерживаться не стали, а направились к входу в цех. Когда они проходили мимо, Кадзуо коротко взглянул на иероглифы, изображенные на ее нашивке. Потом, когда в комнате уже почти никого не осталось, потянул за рукав одного из бразильцев, знавшего японский.

— Прочитай, что здесь написано.

— Масако Катори, — ответил знакомый.

— Спасибо, — сказал Кадзуо.

— Понравилась? — рассмеялся тот. — По-моему, для тебя немного старовата, а?

Мужчина этот уехал из Японии в Бразилию более тридцати лет назад, но недавно вернулся, потому что потерял работу дома.

— Я ей задолжал, — серьезным тоном ответил Кадзуо.

— Деньги?

Если бы все было так просто, подумал Кадзуо, направляясь вслед за остальными вниз.

С той минуты, как он узнал ее имя, она стала для него особенной. Пробивая карточку учета, Кадзуо заметил, что выходной у нее приходится на каждую субботу. Заметил он и то, что накануне она отметилась только в 11.59, то есть чуть не опоздала. Но кроме этого обстоятельства, того, что она едва не опоздала на работу из-за него, их ничто больше не связывало. Взгляд Кадзуо наткнулся на пару высовывавшихся из-под полки бесформенных туфель на резиновой подошве, и он подумал, что они, должно быть, еще хранят ее тепло.

Торопливо вымыв и продезинфицировав руки, Кадзуо миновал контрольный пункт санитарного инспектора и спустился по лестнице, зная, что женщины уже стоят перед закрытыми пока дверьми. В рабочей одежде все они выглядели одинаковыми, в прорезях между маской и шапочкой были видны только глаза, и все же, скользнув взглядом по вытянувшейся очереди, он обнаружил Масако совсем близко, чуть впереди. Она смотрела на что-то, похоже на синие пластиковые мешки, предназначенные для сбора мусора. Что же могло привлечь ее внимание? Вытянув шею, Кадзуо заглянул в мешок, но там не было ничего, кроме остатков пищи. Когда он снова посмотрел на Масако, она ответила холодным взглядом.

— Извините, — сказал он, решив поговорить с ней хотя бы сейчас.

— Что?

Ее голос из-за маски звучал приглушенно.

— Я… мне жаль… — Это были единственные слова, которые удалось вспомнить. — Я хочу… поговорить, — добавил, запинаясь, Кадзуо.

Но прежде чем он успел продолжить, Масако отвернулась, всем своим видом выражая нежелание общаться. Кадзуо растерянно замолчал. Почему она так упорно отказывается хотя бы выслушать его? Ведь он всего лишь пытается объясниться. Кадзуо чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.

Двери открылись, и рабочие потянулись в цех, во второй раз минуя санитарного инспектора. Дальше путь Кадзуо лежал в кухню, поскольку его обязанности заключались в подвозке продуктов к конвейерной линии.

Странно, но работа, всегда казавшаяся ему утомительно-однообразной, сегодня как будто превратилась в забаву. Кадзуо предстояло подвозить к конвейеру застывшие глыбы холодного риса. От его проворства зависела в некоторой степени работа всех остальных, поскольку из-за несвоевременного подвоза риса могла остановиться целая линия. Но в то же время это означало, что у него будет возможность чаще видеть Масако, которая вместе со своей подругой стояла возле раздаточной машины. Доставив первую порцию риса, он услышал громкий женский голос.

— Побыстрее, — говорила Шкипер. — Пора начинать.

Кадзуо поднял с тележки тяжелый чан и вывалил рис в машину. Занятая своим делом — она передавала подруге пластиковые контейнеры, — Масако даже не подняла головы, и Кадзуо, задержавшись на пару секунд, попытался рассмотреть ее с близкого расстояния. Даже не видя ее глаз, он сразу понял, что она чем-то обеспокоена. Шкипер тоже держалась не так, как всегда, не кричала, не шутила. Похоже, обеих что-то угнетало. И еще Кадзуо заметил, что у конвейера нет двух их подруг, красивой и толстушки.

8

— Где это ты была? — приветствовал ее знакомый голос, услышать который здесь и сейчас Йоси никак не ожидала.

Она только что вернулась домой и чувствовала себя совершенно измотанной. Сбросив туфли, Йоси вбежала в дом, уже зная, что увидит свою старшую дочь, Кадзуи. Она никогда и никому не говорила о том, что вообще-то у нее две дочери. Причина, заставлявшая не упоминать о старшей, заключалась в том, что собственный ребенок не вызывал у матери ничего, кроме неприязни.

Кадзуи шел двадцать первый год. В восемнадцать лет она бросила школу и сбежала из дома с мужчиной старше себя и с тех пор не подала ни единой весточки. И вот теперь после трехлетнего отсутствия дочь вернулась. Йоси шумно вздохнула-к естественному облегчению при виде дочери примешивалась настороженность: какие новые проблемы сулит неожиданный визит. После всего, что уже принес день, ей никак не хотелось каких-то сюрпризов. Она внимательно посмотрела в лицо Кадзуи, стараясь не выдать охватившее ее беспокойство.

Выкрашенные в каштановый цвет прямые волосы спадали почти до пояса, а рядом с Кадзуи стоял, вцепившись в эти самые волосы и вытаращив на Йоси большие темные глаза, маленький мальчик. Наверное, тот ребенок, слухи о котором дошли до нее года два назад, ее первый внук. Малыш был полной копией своего никчемного папаши и не вызывал никаких симпатий: худенький, бледный, с засохшей на щеке полоской соплей. Отец мальчишки был безнадежным неудачником, болтавшимся без дела по кварталу, не способным удержаться на работе, и вот теперь его сын смотрел на Йоси с таким видом, как будто знал, о чем она думает.

— Где же ты была все это время? — спросила Йоси. — Даже ни разу не позвонила, а теперь вот объявилась и хочешь, чтобы я еще радовалась?

Возможно, получилось резче, чем хотелось бы, но у нее уже не было сил ни на нежности, ни на злость. По-настоящему беспокоило Йоси только то, что ее вторая дочь может закончить так же, как старшая сестра. Если Кадзуи вернулась навсегда, то рано или поздно Мики обязательно попадет под ее влияние.

— Что ты хочешь этим сказать? «Где ты была?» Дочь вернулась домой, где не была три года, и это все, что ты можешь спросить? А где «добро пожаловать домой»? Где «как я рада тебя видеть!» Посмотри — перед тобой твой внук!

Высокие и тонкие как ниточки брови — такие Йоси часто видела у школьниц — поднялись еще выше и драматически изогнулись. Кадзуи все еще старалась следовать моде тинейджеров, но тяжелая жизнь уже наложила на ее лицо заметные следы. Впрочем, и одежда выглядела не лучше — дешевые, поношенные и даже немного засаленные тряпки.

— Мой внук? Я даже не знаю, как его зовут, — с неприязнью ответила Йоси.

— Исси. Ну, как того дизайнера.

— Никогда о нем не слышала.

— Отлично! Так-то ты меня встречаешь! И это после трех лет разлуки! — Тон дочери становился все более агрессивным, что напомнило Йоси старые, но отнюдь не добрые времена. — Да и вообще, что это с тобой? Выглядишь хуже некуда.

— Я работаю в ночную смену.

— И что, только возвращаешься домой?

— Нет, заходила к подруге.

Она лишь теперь вспомнила о мешках, которые принесла с собой домой. Йоси подняла тяжелый черный пакет и быстро отнесла его в кухню.

— Когда же ты спишь? Будешь так много работать, долго не протянешь, — с притворной заботой сказала Кадзуи.

Йоси хорошо помнила, как старшая дочь отказывалась присматривать за бабушкой — в этом отношении Мики уже пошла по ее стопам, — что и послужило одной из причин того, что она ушла из дома. Да только что толку ворошить старое… Ну почему мир устроен так, что все неприятности, проблемы и трудности обрушиваются на человека разом? Йоси всегда, при любых обстоятельствах, старалась оставаться терпеливой и сдержанной, но вынести спокойно и покорно свалившуюся на голову беспутную дочь, эту грубую и ленивую неряху, было выше ее сил.

— А кто же, по-твоему, будет присматривать за твоей бабушкой? Если я перейду на дневную работу, она будет оставаться совсем одна. Тебе ведь нет до этого никакого дела, верно? Ты никогда пальцем не шевельнула, чтобы помочь мне.

— Ладно, перестань. — Кадзуи недовольно поморщилась. — Хватит.

— Если я работаю в ночную, то только потому, что другого выхода нет. Кстати, как она там?

Йоси заглянула в заднюю комнату. Утром она уехала к Масако, едва успев покормить свекровь завтраком и сменить подкладку, и сейчас ею вдруг овладело беспокойство. В комнате было полутемно, и старуха лежала очень тихо, но явно не спала и, похоже, прислушивалась к разговору.

— Извините, я припоздала, — бросила в ее сторону Йоси.

Больная фыркнула, потом раздраженно протянула:

— Где ты была? Я уж подумала, что меня оставили умирать.

В ней вдруг всколыхнулась злость. Почему все такие эгоисты? Почему думают только о себе? Или считают, что я робот?

— Вот и прекрасно! Уж я бы не расстроилась! — закричала она. — Если бы ты протянула ноги, я бы разрезала тебя на кусочки и выбросила вместе с мусором! И начала бы с головы!

И тут же, словно уже давно ждала чего-то в этом роде, старуха расхныкалась, громко и жалобно, хотя и без слез. Вероятно, не сумев выдавить их из себя, она добавила пару строчек из сутры — ради того же эффекта.

— Вот ты и показала свое настоящее лицо, — ныла больная. — Теперь мы знаем, какая ты на самом деле. Жестокая! Только с виду такая тихая и добрая, а в душе — чистое зло. Господи, я живу под одной крышей с дьяволом!

А мы знаем, кто на самом деле ты, подумала Йоси, с затухающей яростью глядя на выцветший цветочный рисунок, украшавший тонкое летнее одеяло. Впрочем, злость быстро спала, и она уже жалела о собственной несдержанности. Зачем все это? И почему? Похоже, случившееся сильно на нее повлияло. А виновата Масако, которая вовлекла ее в эту грязную историю. Хотя нет, виновата прежде всего Яои, убившая собственного мужа. Но виновата и она сама, потому что из-за денег согласилась помочь им. Да, вот в чем главная причина: все из-за того, что у нее нет денег.

Кадзуи, молча слушавшая перебранку двух женщин, подняла голову.

— Хватит вам. Что толку кричать друг на друга, если это все равно ничего не решит.

— Тут ты права, — устало согласилась Йоси, физически ощущая, как уходит напряжение, и вернулась в гостиную, что, впрочем, не спасло ее от стонов и причитаний старухи.

— Я уже сменила подкладку, — сказала Кадзуи, решившая, похоже, взять на себя роль умиротворителя.

— Неужели? Спасибо.

Йоси села к столу. На полу валялись разбросанные мальчиком крошечные игрушечные машинки. Она раздраженно собрала в кучку миниатюрные «скорые» и полицейские патрульные и задвинула их под стол. Ребенок, к счастью, ничего не заметил, потому что ушел играть в комнату Мики.

— Ты обращалась к кому-нибудь за помощью? — спросила Кадзуи. — К городским властям? Они могли бы присылать кого-то, у них же есть для этого специальная служба.

— Я узнавала, но все, на что можно рассчитывать, это три часа в неделю. За это время и покупки сделать не успеешь. — От усталости и недостатка сна разболелась голова, но Йоси все же собралась и заставила себя задать вопрос, который вертелся в голове с самого начала. — Так все же зачем ты вернулась?

— Ну… — Кадзуи медленно облизала губы, и Йоси сразу вспомнила, что дочь делала так всегда, когда собиралась соврать. — Отец Исси отправился в Осаку. Нашел там работу. Я тоже собираюсь подыскать себе что-нибудь. Вот и подумала, что, может, ты одолжишь мне немного денег.

— У меня нет денег. Если он уехал в Осаку, то почему вы здесь? Почему не поехали с ним? Почему вы не живете вместе?

— Да потому что я не знаю, где он, — ответила, глядя в сторону, Кадзуи.

Йоси молча уставилась на дочь. Так вот в чем дело. Он сбежал от нее, бросил, и она приползла домой вместе со своим ребенком. Но как жить впятером в крохотном доме, где и троим едва хватает места?

— Раз уж собралась работать, то почему бы тебе не отдать его в детский сад? — спросила она, чувствуя что-то похожее на панику.

— И отдам, но только сейчас мне нужны деньги. Хотя бы немного. — Кадзуи протянула руку. — Пожалуйста. Ты же наверняка что-то откладываешь. Я тут поговорила с соседкой, пока ждала тебя, так вот она сказала, что эти старые дома скоро снесут, а на их месте построят новую многоэтажку. Может быть, тогда и мы могли бы жить с вами?

— А что же мне делать, пока они будут строить?

— Мама, пожалуйста! — вскрикнула дочь. — Ты получаешь пособие и зарплату, а Мики могла бы и подработать. И нас они тоже обязаны как-то обеспечить. Пожалуйста! Мне даже не на что купить Исси гамбургер!

В ее голосе появились жалобные нотки, в глазах заблестели слезы. Мальчик вышел из комнаты Мики и с удивлением уставился на плачущую мать. Йоси опустила руку в карман и вынула деньги, которые взяла из бумажника Кэндзи, двадцать восемь тысяч йен.

— Вот, возьми. На ближайшее время должно хватить. У меня самой ничего нет — пришлось занимать, чтобы заплатить за школьную экскурсию.

— Ты просто спасла мне жизнь, — сказала Кадзуи, убирая деньги во внутренний карман. Получив то, ради чего пришла, она не стала задерживаться и поднялась. — Ладно, я иду искать работу.

— Где ты живешь? — спросила Йоси.

— В Минами-Сендзю, но это очень далеко, а если ездить на поезде, то никаких денег не хватит.

Она вышла в прихожую, сунула ноги в дешевые сандалии на пробковой подошве и открыла дверь.

— А что делать с ним? — крикнула вслед дочери Йоси.

Кадзуи нехотя повернулась.

— Мне неприятно просить, но не могла бы ты присмотреть за ним какое-то время?

— Нет, подожди…

— Пожалуйста! Я скоро вернусь и заберу его.

Кадзуи говорила так, словно речь шла о каком-нибудь чемодане. Она переступила порог, и мальчик, только теперь поняв, что мать уходит, впервые открыл рот.

— Мама, куда ты?

— Исси, будь хорошим мальчиком и слушайся бабушку. Я скоро приду.

Дверь закрылась. Йоси молчала. С самого начала она подозревала, что дело закончится чем-то в этом роде, так что особенно не удивилась. Судя по тому, с какой легкостью и быстротой Кадзуи покинула дом, никакой вины она за собой не чувствовала. Просто пришла, оставила то, что сковывало ее свободу, в грязном, неуютном домишке, и поминай как звали. Вот бы и мне так, с завистью подумала Йоси.

— Мама, мама, — заныл мальчик, роняя игрушку.

— Иди сюда, бабушка возьмет тебя на колени, — сказала Йоси, протягивая к нему руки.

— Нет! — взвизгнул малыш и, с недетской силой оттолкнув ее, в слезах бросился на пол.

Между тем из задней комнаты по-прежнему доносились всхлипы больной старухи.

Когда же это все закончится? — спрашивала себя Йоси, снова собирая рассыпанные по татами игрушки. Убрав их, она легла, закрыла глаза и прислушалась. Мальчик вскоре притих и только негромко бормотал что-то себе под нос. По-видимому, он уже привык оставаться с чужими людьми, но все равно Йоси не чувствовала в себе жалости к несчастному ребенку. Ей было жаль себя. Она вдруг поняла, что по щекам катятся слезы. Хуже всего было то, что она так бездумно отдала дочери деньги, которые взяла из бумажника бедняги Кэндзи. Йоси знала, что пересекла некую запретную черту и что возврата уже нет — возможно, что-то похожее почувствовала и Яои, когда убила мужа.


Несмотря на бурные протесты Мики, Йоси удалось оставить мальчика дома и даже вовремя приехать на фабрику. Масако ожидала ее в комнате отдыха. Некоторое время обе женщины стояли молча. Не выражавшее никаких чувств лицо Масако словно превратилось в суровую маску. Может быть, это и есть настоящая Масако, думала Йоси, с некоторым страхом глядя на подругу. Впрочем, сама она, наверное, выглядела нисколько не лучше.

— Как себя чувствуешь? — спросила наконец Масако.

Выражение ничуть не изменилось, но голос прозвучал мягко.

— Ужасно, — ответила Йоси, зная, что ничего не может объяснить.

Да и нелегко признаться, что к тебе вдруг пожаловала непутевая дочь, что она забрала у тебя последние деньги и ушла, подбросив трехлетнего ребенка.

— Поспала? — Масако всегда задавала только короткие, по существу, вопросы. Поспать не удалось, но Йоси все же кивнула. — А мешки?

— Выбросила по пути сюда.

— Спасибо. Я знала, что ты справишься. Меня беспокоит Кунико.

— Понимаю.

Йоси огляделась по сторонам. До начала смены оставалось совсем немного времени, а их сообщница так и не появилась.

— Ее здесь нет, — подтвердила Масако.

— Должно быть, не смогла. Не у каждого такие крепкие нервы…

— Боюсь, придется ее навестить.

— Пожалуй.

— По-моему, она немного меня боится, — добавила Масако.

— Нельзя допустить, чтобы Кунико проболталась, — заметила Йоси, рассеянно глядя на автомат с водой, извещавший о том, что у него нет мелочи.

Если кто-то узнает, им всем конец. По спине пробежал холодок страха. Замигала сигнальная панель.

— Но она ведь тоже участвовала, так что, думаю, в полицию не побежит. С другой стороны, Кунико слаба, а это всегда опасно.

Масако замолчала. На лбу явственно проступили две глубокие морщины.

— Ладно, решай сама, — сказала Йоси и тут же, не удержавшись, добавила: — Как ты думаешь, Яои сможет раздобыть деньги?

Вообще-то она привыкла всегда и во всем, на работе и дома, рассчитывать только на себя, но сейчас ей хотелось переложить проблемы на плечи подруги. Если Масако возьмет все на себя, ей не о чем будет беспокоиться, кроме как о деньгах.

— Мы уже договорились. Она попросит у родителей. А завтра обратится в полицию. Напишет заявление.

Женщины еще перешептывались, когда с ними поздоровался один из проходивших мимо бразильских рабочих. Кто-то из его предков был, наверное, японцем, но телосложение выдавало в молодом человеке чужака. Йоси ответила на приветствие, но Масако явно умышленно сделала вид, что не заметила его.

— Зачем ты с ним так? — Йоси укоризненно покачала головой, огорченная грубостью подруги.

— Как?

— Могла бы сказать пару слов.

Она посмотрела вслед парню, который, постояв несколько секунд в замешательстве, скрылся в раздевалке. Масако не ответила и тут же сменила тему.

— Знаешь, где живет Кунико?

— Нет, но, по-моему, где-то в Кодайре.

Масако прикрыла глаза, и Йоси представила, как в голове у подруги разворачивается карта города и появляется план действий. Для нее это просто работа, подумала она. Работа, которую надо сделать быстро и хорошо. Впрочем, Йоси тут же одернула себя, напомнив, как быстро она сама подавила угрызения совести, когда речь зашла о деньгах. Ей стало так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю.

— Знаешь, — прошептала она, — мы все катимся прямиком в ад.

— Ты права. — Масако невесело усмехнулась и кивнула. — Это то же самое, что съезжать с горки без тормозов.

— Хочешь сказать, что остановиться уже невозможно?

— Нет, остановка будет… когда во что-нибудь врежешься.

«Во что же врежемся мы? — подумала Йоси. — Что ожидает нас за поворотом?» Она невольно передернула плечами.

Загрузка...