Авто в облаках

  Голубые лошадки,

Мигая от хмурых лучей,

  В кармине яичном

Тупых и скрипящих свечей.

  Обои в испуге.

Подковы лошадок дрожат.

  Погаслого неба

Невнятен истрепанный взгляд…

  Рассветную маску

Надели на стены холсты.

  Убегают лошадки,

Упруго поднявши хвосты.

Молодой носатый месяц разостлал платочек белый

У подножья скользкой тучи и присел, зевнув в кулак.

Пиджачек его кургузый, от прогулок порыжелый,

На спине истерся очень и блестел, как свежий лак.

А над месяцем на нитях звезды сонные желтели,

Холодел сапфирный сумрак, на земле пробило пять.

И, поднявшись, вялый месяц шепчет звездам еле-еле:

«Я тушу вас, не пугайтесь, – вам пора ложиться спать!»

Чахоточный угрюмый колокольчик,

Качаясь на зеленой хрупкой ножке,

Развертывал морщинистый чехольчик,

Протягивал на встречу солнцу рожки.

Глаза его печальные линяли,

Чехольчик был немодного покроя,

Но взгляды безнадежные кричали:

«Мне все равно, вы видите, – больной я!»

У моего приятеля дерева

Зеленоватые стильные волосы…

Но на стане упругом теперь его

От укусов пилы, как от жал осы,

Белой кровью наполнены язвы.

Ах, скажите – не больно вам разве,

Если приятель, единственный, чуткий,

Мудро молчавший при встрече,

Умирает бессмысленно, жутко,

В июньский серебряный вечер.

Сегодня стулья глядят странно и печально,

И мозговым полушариям тоже странно –

В них постукивают молоточки нахально,

Как упорная нога часов над диваном.

Но вдруг, вы понимаете, мне стало забавно:

Поверьте, у меня голова ходит кругом!..

Ах, я вспомнил, как совсем недавно

Простился с лучшим незабываемым другом.

Я подарил ему половую тряпку.

Очень польщенный, он протянул мне свой хвостик

И, приподнявши паутиновую шляпку,

Произнес экспромтно миниатюрный тостик.

Он сказал: «Знаешь, мой милый, я уезжаю,

Закономерно, что ты со мной расстаешься»…

Но, тонкий как палец, понял, что я рыдаю

И шепнул нахмуренно: «Чего ты смеешься?»

Ах, бледнеющему сердцу безмерно больно,

И черное небо нависло слишком низко…

Но, знаете, я вспомнил, я вспомнил невольно –

Гляньте на троттуары, как там грязно и слизко.

Апрель, полупьяный от запахов марта,

Надевши атласный тюльпановый смокинг,

Пришел в драпированный копотью город.

Брюнетки вороны с осанкою лорда

Шептались сурово: «Ах choking, ах choking!

Вульгарен наряд у румяного франта».

Но красное утро смеялось так звонко,

Так шумно Весна танцевала фурлану,

Что хрупкий плевок, побледневший и тонкий,

Внезапно воскликнул: «Я еду в Тоскану»!

И даже у неба глаза засинели,

И солнце, как встарь, целовалось с землею,

А тихие в белых передниках тучки

Бродили, держась благонравно за ручки,

И мирно болтали сестричка с сестрою:

«Весна слишком явно флиртует с Апрелем».

Когда же заря утомленно снимала

Лиловое платье, истомно зевая,

Весна в переулках Апрелю шептала:

«Мой милый, не бойся угрозного мая».

Но дни, умирая от знойного хмеля,

Медлительно таяли в улицах бурых,

Где солнце сверкало клинками из стали…

А в пряные ночи уже зацветали

Гирлянды жасминов – детей белокурых

Весны светлоглазой и франта Апреля.