Балом правит любовь

Глава одиннадцатая

Ну, вот мы и добрались до сути, подумала Диана. Как-то Фиби воспримет услышанное? Ведь она такая юная. Однако, с другой стороны, Фиби в том возрасте, когда выходят замуж, а стало быть, вполне взрослая, чтобы знать суровую правду жизни!

— Фиби, то, что я расскажу, не должно выйти за стены этого дома, — сказала Диана, понизив голос. — Ты поняла меня?

— Да, но… неужто случившееся и впрямь так ужасно?

— Для меня — да. — Диана медленно поднялась со стула. — Однажды вечером, когда мы с лордом Дерлингом остались наедине, он совершил нечто непозволительное.

— Правда? — с замиранием сердца проговорила Фиби.

Диана кивнула и плотнее закуталась в шаль.

— Он поднял на меня руку.

Фиби ахнула.

— Он ударил тебя? Да как он смел! Истинный джентльмен никогда не позволил бы себе подобной выходки!

— У нас… вышел спор. — Диана направилась к камину, решив, что рассказывать об этом на ходу ей будет легче. — Я, право, не помню, о чем. Во всяком случае, ничего существенного, ибо лорд Дерлинг не вступал со мной в дискуссии интеллектуального свойства. Он не верит, что женщинам доступны такие высоты, как точные науки или политика.

— Но ты хорошо в этом разбираешься! — воскликнула Фиби. — Как-то за обедом я сама была свидетельницей вашего с сэром Джеймсом оживленнейшего разговора, касающегося экономической реформы.

Губы Дианы искривились.

— У лорда Дерлинга, к несчастью, иное мнение. Мое суждение о предмете спора отличалось от его, и это привело его в бешенство. Он обозвал меня безмозглой. Я рассмеялась, не оценив сразу степень его раздражения, и тут же получила удар по лицу, сбивший меня с ног.

— О, Диана! — Фиби вскочила на ноги и подошла к Диане. — У меня просто нет слов. Не могу представить себе, что джентльмен способен на такое.

— И я не могла, — проговорила Диана, в которой в этот миг ожили воспоминания об испытанной ею боли и унижении: падая, она ударилась об угол стола. После этого на ее теле долго оставалась страшная отметина.

— Это случилось ровно за неделю до свадьбы, — тихо проговорила Диана. — Наша следующая встреча состоялась за два дня до венчания. Лорд Дерлинг вел себя, как ни в чем не бывало.

— Он не извинился?

— Он даже не признал, что совершил это, — ответила Диана. — Увидев синяк на моей щеке, лорд Дерлинг пожурил меня за неловкость, заметив, что я, должно быть, ударилась о дверь или, споткнувшись, упала. В его поведении не было и намека на то, что он сам ударил меня. И тогда я, наконец, поняла, что это за человек, и что ни о каком замужестве не может быть и речи.

Фиби с недоверием, ошеломленно уставилась на Диану.

— Просто не верится, что такое возможно.

— Если он не признавался в содеянном даже передо мною, ожидать, что он признает свою вину публично, и вовсе не приходилось, — продолжила Диана. — А если бы мне вздумалось сказать против него хоть слово, какой, ты думаешь, оно имело бы вес в обществе рядом с его словом?

— Но ты ведь все равно рассказала всем о том, что он сделал, — проговорила Фиби, ожидая от Дианы подтверждения. — Синяки служили верным доказательством твоим словам.

— Синяки у меня были, но обвинить лорда Дерлинга в рукоприкладстве было невозможно. И в самом деле: с чего ему было бить свою невесту, которую, по его словам, он любил?

— Но он… после того, что совершил… он не заявлял больше, что…

— Что любит меня? — Диана невесело улыбнулась. — Конечно, заявлял. Он весьма убедительно сыграл роль любящего мужчины, оскорбленного в своих лучших чувствах.

Девушка взволнованно посмотрела на Диану.

— Ох, Диана, ну и испытание выпало тебе на долю. В голове не укладывается. А что тетя Изабел? Должно быть, она разгневалась не на шутку!

— Да. Как только лорд Дерлинг уехал восвояси, она зашла ко мне в комнату и, увидев, что он сделал со мной, вознамерилась было пойти в суд. Но я просила ее обо всем молчать.

— Но почему? Ведь тебе хотелось, чтобы он был наказан?

— Конечно, но тогда мне только-только минуло семнадцать лет, Фиби. Я была младше, чем ты сейчас, и боялась его, — сказала Диана, с трудом выговаривая слова. — Я боялась, что он может употребить свое влияние мне во зло. Сейчас, глядя на все со стороны, я задним числом вижу, что была неправа, но тогда желала лишь одного — сбежать, скрыться и обо всем забыть.

— И ты вернулась в деревню.

Диана кивнула.

— Да. Мой долгожданный первый сезон закончился. Я познакомилась с лордом Дерлингом в апреле, в мае состоялась помолвка, а в конце июня я уже была в Уитли, зализывала свои раны. Тогда я дала себе зарок никогда больше не возвращаться в Лондон.

— Но вернулась, — едва слышно проговорила Фиби. — Ты согласилась сопровождать меня, даже зная, чем это может для тебя обернуться.

Диана с улыбкой привлекла к себе девушку.

— Да. Но, как я уже сказала, ничего страшного не произошло. Единственная неприятность — встреча с лордом Дерлингом и леди Элен в парке.

Фиби понурила голову.

— Теперь ясно, отчего леди Гартдейл так повела себя. Должно быть, до нее дошли сплетни, рассказанные лордом Дерлингом, и она побоялась, что ты сможешь опорочить его в глазах леди Элен.

— Видимо, так.

— Но ты непременно должна сказать свое слово! — вскричала Фиби. — Леди Элен нельзя выходить замуж за лорда Дерлинга. Если, ударив тебя, он отрицал свою вину, то вряд ли он и с ней будет вести себя по-другому.

— Ты права, но послушай меня, Фиби, не смей говорить об этом ни леди Элен, ни ее матери. Ты поняла?

— Но…

— Ни слова более! Слишком многое поставлено на карту.

— Но что может быть важнее спасения леди Элен от боли и унижения, которые она испытает, связав свою судьбу с этим чудовищем?

— Спасение кого-то, кто для меня важнее и ближе.

Фиби ахнула.

— Ты хочешь сказать, что лорд Дерлинг причинит вред кому-то еще, если ты хоть слово скажешь леди Элен?

— Навредит, но не ударив по лицу, — сказала Диана, положив руки Фиби на плечи, — а погубив репутацию. Быть может, это звучит жестоко, но леди Элен я помочь не могу, однако могу помочь…

— Мне! — прошептала Фиби. — Ведь это ты обо мне заботишься? Ты боишься, что лорд Дерлинг каким-то образом помешает мне удачно выйти замуж, если ты предостережешь леди Элен против него?

Диана промолчала, и Фиби сникла.

— Я так и знала. А ты даже не хотела рассказать мне, ведь так?

Диана убрала руки с плеч кузины.

— Я не знала, что делать. Если бы я решила, что тебе нужно обо всем знать, я бы рассказала, но, признаться, не уверена, стала бы делиться с тобой, не будь в этом необходимости. Мне не хочется, чтобы ты страдала, Фиби, и чтобы ты лишилась шансов на удачное замужество по моей вине.

— Но твоей вины здесь нет! Ты… жертва обстоятельств. Неудивительно, что ты не горишь желанием выйти замуж. Случись такое со мной, уж не знаю, смогла бы я после этого когда-нибудь поверить мужчине.

— Конечно, смогла бы. Вокруг много достойных мужчин, Фиби, добрых и порядочных, которые относятся к женщинам с уважением, такие, как лорд Истклифф, капитан Уэтерби и… Эдвард Терлоу.

Диана зажмурилась, отгоняя от себя мысли, причинявшие ей жестокие муки. Да, Эдвард Терлоу — один из самых замечательных мужчин, каких она когда-либо встречала, кто видел в ней личность, и кому ей приходилось лгать ради собственного спасения. Это мужчина, в которого она по глупости все-таки влюбилась и который невольно, сам того не ведая, принес ей одну лишь сердечную боль.

На следующее утро Эдвард явился в парк задолго до семи. Он поздно лег спать и рано поднялся, всю ночь не сомкнув глаз. Перед его мысленным взором стояло лицо Дианы Хепворт, и думы о ней ни на миг не покидали его. Возможно ли забыть выражение ужаса и замешательства, появившееся на ее лице тогда, в гостиной его матери, когда та яростно накинулась на нее?

Подробности этого злополучного визита навсегда врезались в его память. Несмотря на крайнее смятение, Диана беспокоилась в первую очередь о своей кузине Фиби. И вчера вечером в разговоре просила за нее, ни словом не упрекнув его мать за учиненную ею возмутительную сцену. И еще просила не губить дружбу Фиби и Элен.

Весьма достойное поведение для лгуньи и вероломной интриганки, бросившей своего жениха, подумал Эдвард.

Топот копыт вывел его из задумчивости. Эдвард поднял голову и, завидев приближавшуюся Дженни, отвлекся от мыслей о Диане Хепворт. Ему не хотелось, чтобы эти две стороны его жизни каким-то образом пересекались. На встречи с Дженни ему и без того отводилось немного времени.

В это утро она была, как никогда, соблазнительна, в темно-зеленом платье с черной отделкой, с длинным, развевающимся на ветру шлейфом и элегантной шляпке. Эдвард всеми силами пытался изыскать пути, чтобы проводить с ней побольше времени. Нельзя ли встретиться с ней на каком-нибудь приеме? Должна же она бывать хоть на некоторых из них. Однако с тех пор, как Дженни появилась в Лондоне, Эдвард ни на одном светском мероприятии — он был в этом уверен — ее не встретил.

— Доброе утро, Дженни, — поздоровался он.

Диана наклонила голову.

— Не ожидала встретить вас здесь так рано, Эдвард.

Эдвард улыбнулся.

— Верховые прогулки для меня предпочтительнее бодрствования в постели, когда, беспрестанно ворочаясь с боку на бок, тщетно пытаешься уснуть.

Диана вздохнула.

— Я тоже мучилась бессонницей. Может, что-то происходит в атмосфере?

— А может, нас тяготят наши тайны, которые не дают нам забыться сном, — сказал Эдвард, отгоняя вдруг возникший у него в воображении образ Дженни, раскинувшейся на постели с разметавшимися по подушкам волосами, глазами, устремленными на него, и играющей на устах обольстительной улыбкой. — Тайны, которые не станут более тревожить нас, если мы поделимся ими с другими.

Разглядел ли он сквозь вуаль смутную улыбку, скользнувшую по ее лицу, или это была лишь игра его возбужденного воображения?

— Это простое объяснение, милорд, но, боюсь, дело так легко не решается.

— Однако можно попробовать. Не удостоите ли вы меня чести стать поверенным ваших тайн, Дженни? Каковы бы они ни были, мои чувства к вам не переменятся.

— Но вам не должно питать ко мне какие-либо чувства. Мы с вами встречаемся для разговоров и…

— К черту разговоры! Наши отношения вышли за пределы бесед, по крайней мере, для меня. Я всякий раз с нетерпением жду встречи с вами, — сказал Эдвард. — И когда вы не приезжаете, мне кажется, будто я потерял нечто важное и что остаток дня меня ничем уже не порадует. Я знаю, это глупо, но ситуация вообще лишена здравого смысла. Вы говорили, что ничего не ждете от наших встреч, я тоже ничего от них не ждал. Так, может быть, именно потому, что мы не питали никаких надежд, наши встречи переросли в нечто большее. Я бы слукавил, если б сказал, что в моем сердце не зародились нежные чувства к вам. Более нежные, чем мне должно к вам испытывать.

По тому, что Дженни уронила голову, и с ее уст сорвался вздох, Эдвард понял, что его признание стало для женщины полной неожиданностью.

— Но все это ни к чему не ведет, Эдвард, вы понимаете? Вы обо мне многого не знаете.

— Чего я не знаю? Вашей страшной тайны, которую вы всё поминаете, но отказываетесь открыть мне?

— Это и… другое.

— Хорошо, давайте же хотя бы исключим некоторые возможности. Вы преступница, скрывающаяся от полиции?

Диана ахнула.

— Конечно, нет!

— Тогда вы женщина, выходившая замуж трижды, и теперь скрываетесь от одного из своих мужей или от всех сразу?

— Вы же знаете, что это не так.

— Вы не совершали убийства? Никого не изувечили? Что же тогда за тяжкий грех лежит на вашей совести?

— Некоторые сочли бы его очень тяжким.

— Некоторые?

— Люди из высшего света.

— Ха! Я подозреваю, что у многих людей в высшем свете есть свой скелет в шкафу, включая и ту особу, что ввела моду на вуали, — тихо пробормотал Эдвард.

— Вам не нравятся вуали?

В голосе Дженни послышались веселые нотки. Губы Эдварда изогнулись.

— Теперь нет. Знаете ли вы, как хочется мне увидеть ваше лицо? До сих пор я из учтивости не просил вас, но… не могли бы вы приподнять вуаль лишь на миг, чтобы я мог увидеть даму, которая заняла такое важное место в моей жизни.

Диана покачала головой с сожалением — Эдвард ясно почувствовал это.

— Лучше мне этого не делать.

Эдвард смотрел на нее, сощурив глаза.

— Тогда скажите мне, Дженни, вот что: я вам не безразличен?

С ее уст снова сорвался вздох.

— Вы же знаете: я не могу отвечать на этот вопрос. Это было бы определенно неприлично…

— К черту приличия! — перебил ее Эдвард. — Я хочу услышать, что вы по утрам встречаетесь со мной не потому, что эти прогулки дают вам несколько часов развлечения в начале скучного дня.

— Разумеется, я приезжаю по другой причине. Проведенное с вами время для меня больше, чем развлечение, и вам, несомненно, это известно.

— Как я могу знать что-либо, если вы мне ничего не говорите?

— Просто некоторые вещи дамам говорить непозволительно. Но я не хочу, чтобы вы думали, будто я… отношусь к этим встречам легкомысленно, — проговорила Диана неуверенно. — Это было бы неправдой. Я же хочу быть с вами как можно более откровенной.

— Значит, вы ко мне неравнодушны?

Дина подняла голову.

— Да. Так же, как и вы, более неравнодушна, чем мне это дозволено.

Эдварду показалось, что у него свалился камень с души.

Он ей небезразличен, и ему удалось вырвать у нее это признание!

— Знаете ли, порой я думаю, не сказочная ли вы фея, так вы меня околдовали.

Это сравнение оказалось столь неожиданным, что Диана рассмеялась. Ее голос был таким глубоким и чувственным, что Эдвард насилу удержался от того, чтобы схватить ее, сжать в своих объятиях и сбросить с ее головы эту проклятую шляпку! Он жаждал ощутить тепло ее тела, ее свежее дыхание.

Его чувства не поддавались разумному объяснению. Но кто сказал, что в сердечных делах присутствует разум? Она и в самом деле околдовала его. Окончательно и бесповоротно.

— Скажите мне еще одно, Дженни. То, что вы скрываете, могло бы воспрепятствовать нам быть вместе?

Вопрос был смелым, и Эдвард не удивился, что Диана не сразу ответила.

— Это зависит от того, что вы подразумеваете под словами… «быть вместе».

— Я спрашиваю, является ли некогда совершенный вами поступок столь ужасающим, что делает для вас невозможным брак?

Дыхание Дианы участилось.

— Эдвард, я…

— Нет, нет, не пытайтесь уклониться от ответа. — Эдвард подвел своего коня поближе. — Мне нужна правда, Дженни. Вы скрываете что-то, что является препятствием для принятия предложения руки и сердца?

Диана медленно кивнула:

— Меня оклеветал один влиятельный человек, который пытался таким образом скрыть истину. Ему поверили благодаря его положению в обществе.

— Но раз сами вы знаете, что все это ложь, отчего вы мучаетесь этим? Отчего вы скрываете свое лицо и свое настоящее имя от меня? Вы боитесь, что эти ложные слухи дошли до меня, и я им верю?

— Может быть.

— Так скажите же, что это за слухи, чтобы я мог успокоить вас.

Диана вздохнула.

— Послушать вас, так все совсем просто, Эдвард, будто парой слов, сказанных вам, можно решить дело и поправить мое положение. А все между тем куда сложнее. Вам легко предлагать выход из ситуации, когда вы не имеете к ней отношения…

— Вот то-то и оно, Дженни, я хочу иметь к этому отношение. Я хочу иметь самые близкие отношения… с вами.

Эдвард понял, что зашел слишком далеко. Но было поздно, слова уже слетели с его уст, и Дженни, сдавленно вскрикнув, развернула лошадь и пустила ее галопом, не попрощавшись, нарушая всякие приличия. Изумленный конюх поскакал за ней во весь опор, а Эдвард глядел вслед удалявшейся Дженни, кляня себя за неловкость.

Он опередил события. Дженни не ожидала от него такого всплеска чувств, и признаваться в них, пожалуй, было преждевременно. Он только разбередил ее раны. Впрочем, об этом Эдвард не беспокоился. Незаживающие раны нужно вскрывать. Иногда, думал Эдвард, это единственный способ выпустить из них яд.

А раны Дженни были отравлены ядом — словами ненависти и коварной клеветой, направленной против невинной женщины. И раз она сказала, что слухи о ней ложны — а Эдвард ей верил безоговорочно, — ничто не могло отменить принятого им на днях решения.

Решения предпринять шаги, которые, без сомнения, встретят сопротивление, но от которых он не отступится.