•ГЛАВА 10•

Дэрин впервые видела город жестянщиков.

Константинополь медленно проплывал внизу. Его покатые холмы были очень плотно застроены. Вокруг изысканных белокаменных дворцов и куполов мечетей теснились здания современной постройки, некоторые не меньше шести этажей в высоту. Город рассекали на три части две узкие жемчужно-серебристые полосы воды, а дальше, к югу, простиралась безмятежная гладь моря, на которой семечками рассыпались бесчисленные торговые суда и суденышки, паровые и парусные, под флагами добрых двух десятков стран. Всю панораму застилала пелена дыма, исторгаемого бессчетными фабриками, мануфактурами и, конечно же, моторами; в этом чаду по хитросплетению узких улиц сновали пешеходы. Почтовых птиц в задымленном воздухе заметно не было; разве что пара-другая бипланов да гиротоптеров невесомо скользила над крышами, огибая каменные шпили минаретов и поблескивающие антенны беспроволочной связи.

Тяжело представить себе, что Алек может жить в подобном месте, полном машин и металла, где нет никого, кроме людей-муравьев да еще, пожалуй, клопов. Странно, что она вообще о нем еще думает. Надо же было так разоткровенничаться: выложила все о том, что случилось с папой, а затем вдобавок приняла изъяснения Алека за такое, что ему и в голову не приходило.

Надо же быть такой дурехой, чтобы хоть на секунду представить, будто этот чертов принц посмотрит на нее так, как бы ей хотелось. Он и имени-то ее настоящего не знает. А прознай, что она — переодетая девчонка, удрал бы, небось, миль на десять. Хорошо, что он все равно надумал бежать. Выскользнет нынче со своими дружками-жестянщиками в этот окутанный дымом муравейник, и поминай, как звали. А вообще, хватит вести себя как деревенская простушка, которая голову теряет, стоит мимо пройти смазливому пареньку.



А ну-ка, Дэрин Шарп, выше нос! Раскисать, как некоторые штатские, не для вас!

«Левиафан», снижаясь, плыл низко над водой, и Ньюкирк, приникнув к большому окну старшинской кают-компании, смотрел во все глаза, пытаясь, несомненно, различить внизу, над лесом мачт и дымовых труб, смертоносное острие пушки Теслы на палубе «Гебена».

— Ты германцев видишь? — взвинченным голосом спросил он.

Дэрин покачала головой.

— Так, два-три торговых судна да угольщик. Я же говорил, те броненосцы давно тю-тю.

Однако Ньюкирк, в своей натянутой на опаленную макушку парадной фуражке, не успокаивался. Морская гладь тянулась до самых Дарданелл. Укромных уголков и щелей, где мог бы укрыться броненосец, здесь хоть отбавляй. «Левиафан» же приближался к Константинополю над сушей: не хватало только еще раз попасть под молнию броненосца жестянщиков.

— Мичманы Шарп и Ньюкирк, — послышалось в дверях, — вы оба славно смотритесь!

Дэрин, обернувшись, коротко поклонилась ученой леди, чувствуя себя в парадной форме несколько неловко. Раньше она надевала ее лишь раз, на церемонию присяги. Портной в Париже, изготавливая мундир на заказ, видимо, здорово недоумевал, почему эта ненормальная англичанка так волнуется из-за своего бала-маскарада. Теперь, спустя месяц, нарядный китель оказался тесноват в раздавшихся плечах, а сорочка и вовсе жала, как воротник викария.

— Честно сказать, мэм, я чувствую себя как пингвин, — признался Ньюкирк, прилаживая шелковый галстук-бабочку.

— Ну и что с того? — невозмутимо заметила доктор Барлоу. — Перед посланником Маллетом мы должны выглядеть респектабельно.

Дэрин со вздохом повернулась обратно к окну. Склады совершенно пусты, а на то, чтобы пополнить запасы всего корабля, отводятся лишь сутки. Спрашивается — к чему наряжаться только для того, чтобы посетить большой базар? Сама доктор Барлоу облачилась в костюм для верховой езды, будто герцогиня на лисьей охоте.

— Как вы думаете, мы сможем найти солонину в Константинополе? — спросил с надеждой Ньюкирк.

— В Стам-бу-ле, — назидательно произнесла доктор Барлоу, похлопывая на каждом слоге по голенищу стеком. — Не забывайте именовать этот город именно так. Иначе мы уязвим самолюбие местных жителей.

— Стамбул? — недоуменно переспросил Ньюкирк. — Но он же на всех картах значится как Константинополь?

— Это на наших картах, — пояснила ученая леди. — Мы называем его так в честь Константина, императора-христианина, основавшего город. А здешние жители с тысяча четыреста пятьдесят третьего года именуют его Стамбулом.

— Они сменили название четыреста с лишним лет назад? — не отворачиваясь от окна, спросила Дэрин. — Может, настало время как-то скорректировать наши чертовы карты?

— Мудрое замечание, мистер Шарп, — сказала доктор Барлоу, негромко добавив: — Интересно, скорректировали ли свои карты германцы?

Опустился «Левиафан» на пыльном, шириной в милю летном поле на западной оконечности города. Причальная мачта стояла по центру, вздымаясь маяком средь моря травы — почти так же, как и в «Уормвуд скрабз». Похоже, что и у дарвинистов, и у жестянщиков воздушные корабли страховались от капризов ветра одинаковыми способами. Многочисленный наземный персонал в контрастирующих с зеленой травой ярко-красных фесках сноровисто и быстро управлялся с причальными канатами.

— Мистер Ригби говорит, они здорово набили руку на германских дирижаблях, — пояснил Ньюкирк. — Говорит, нам не мешает перенять их приемы.

— Может, и переняли бы, будь мы поближе, — досадливо отмахнулась Дэрин.

Ей самой хотелось оказаться внизу среди швартовщиков или хотя бы присоединиться к такелажникам наверху. Но доктор Барлоу потребовала, чтобы мичманы в своей парадной форме не лезли куда ни попадя.

Двигатели попеременно взревывали, поворачивая под ветром корабль в нужную сторону: Алеку с его друзьями-жестянщиками сидеть сложа руки не приходилось.

Минут через десять «Левиафан» был схвачен дюжиной канатов; нос водородному летуну принайтовили к причальной мачте, а глаза прикрыли шорами экранов.

Дэрин нахмурилась.

— Что-то они нас прикрепили высоковато: до земли еще с полсотни футов.

— Все как задумано, мистер Шарп, — успокоила доктор Барлоу, указывая стеком куда-то вдаль.

Дэрин, разглядев, что именно движется к ним со стороны деревьев, раскрыла рот от удивления.

— Ого! — воскликнул Ньюкирк. — Я и не думал, что у жестянщиков есть элефантины!

— Это ведь не животное, — воскликнула Дэрин. — Это чертов шагоход.


ХОЛОДНЫЙ ПРИЕМ

Машина тяжко ступала, переставляя ноги-бревна и мерно покачивая при ходьбе бивнями. Ход ее ног регулировали четверо водителей в синих мундирах, сидя в специальных, приделанных к бедренной части седлах. Медленно, как хвост у дремлющей кошки, ходил из стороны в сторону разделенный на дюжину металлических сегментов механический хобот.

— В ней росту футов пятьдесят, — изумленно определил Ньюкирк. — Еще больше, чем у настоящей элефантины!

Солнце вспыхнуло зеркальными бликами на полированной стали боков шагохода, стоило железному гиганту выйти из-за деревьев. Над спиной мастодонта возвышался балдахин, напоминающий колпак боевого ястреба. На платформе стояло несколько человек в парадных мундирах, а спереди управлял хоботом пятый водитель. Металлический исполин изредка похлопывал ушами, отчего свисающая по бокам машины блестящая ткань легонько колыхалась.

— Как видите, — указала доктор Барлоу, — посланник весьма стильно обставляет свои выезды.

— Я знаю, что в странах жестянщиков использовать зверей не полагается, — сказала Дэрин. — Но зачем шагоходу придавать сходство с животным?

— Дипломатия сплошь состоит из символов, — пояснила доктор Барлоу. — Слоны символизируют царственность и силу; а по преданию, слон возвестил о рождении пророка Мухаммеда. Так что и у самого султана боевые машины имеют такой вид.

— Здесь что, все шагоходы похожи на зверей? — полюбопытствовал Ньюкирк.

— Да, большинство, — ответила ученая леди. — Наши османские друзья хотя и причисляют себя к жестянщикам, но связь с нами тоже окончательно не потеряли. Потому я на них и надеюсь.

Дэрин нахмурилась, мимоходом вспомнив про загадочные яйца в машинном отделении. Что, интересно, могут символизировать зреющие в них существа?

Однако на домыслы не осталось времени. Вскоре металлический слон уже стоял возле гондолы корабля, на него опустили сходни.

— Будьте молодцами, джентльмены, — напутствовала доктор Барлоу. — И не промахнитесь мимо слоника.

Загрузка...