Блистательный Париж. История. Легенды. Предания

Трагическая история епископа Сен-Жермена-де-Пре

Церковь Сен-Жермер-де-Пре — самая древняя из сохранившихся церквей Парижа. Она расположена на бульваре Сен-Жермен. В середине VI века здесь был похоронен проповедник христианства среди франков парижский епископ Жермен, причисленный к лику святых. С его именем связано возникновение аббатства и сооружение церкви. Расположение церкви за городской чертой, в открытом поле отразилось в ее названии («де пре» значит в лугах).

Вплоть до VII века территория аббатства служила местом захоронения французских королей династии Меровингов. Ныне существующую церковь начали строить в XI веке Алтарная часть и романская башня были завершены в XII веке, от двух других башен сохранились лишь основания.

Церковь перестраивалась в XVII веке, некоторые изменения в ее облик внесла также реставрация, проведенная в прошлом веке. Тем не менее она остается бесценным памятником ранней романской архитектуры. Внутреннее оформление церкви сочетает черты романского и раннеготического стилей. Большинство скульптур, украшающих интерьер, выполнены в XVIII веке, фрески исполнены в XX веке художником Фландреном. Во время последней реставрации были найдены странные предметы неизвестного культа. Ученые до сих пор пытаются разгадать таинственные знаки на необычных скульптурах, изображающих, видимо, богов с лицами, очень похожими на царствующих особ ранних веков.

В церкви находится гробница польского короля Яна-Казимира, который отрекся от престола в 1169 году и стал аббатом Сен-Жермен-де-Пре. Здесь похоронен известный ученый Рене Декарт.

В маленькой часовне церкви у входа, в сумраке мерцающего пламени оплывших свечей, есть небольшое надгробие из черного мрамора, на котором на латыни высечено имя: Ренатиус Картезиус. Под именем, как и положено, даты рождения и смерти: 31 марта 1596 года, деревня Лехайе, в Турени, и 11 февраля 1650 года, Стокгольм. Это место последнего успокоения великого французского мыслителя и ученого Рене Декарта. Многие, кто, может быть, никогда не слышали о его существовании, знают и повторяют его изречение: «Cogito ergo sum», или по-русски: «Сомневаюсь, значит существую».

Рене Декарт

Рене Декарт родился в глубокой провинции, в семье, которую сегодня отнесли бы к верхнему слою среднего класса. Его отец был юристом и судьей, человеком достаточно состоятельным. Мальчик был любознательным, тяготел к серьезному чтению, за что отец прозвал его «маленьким философом». Когда ему исполнилось 8 лет, его отдали в одну из лучших школ Франции, в колледж, основанный королем Генрихом IV в Лафлеше. Его учителями были иезуитские священники, а его наставником стал отец Шарло — человек обширных знаний, обладатель светлого и пытливого ума. Десять лет, проведенных в колледже, Рене посвятил изучению греческих и латинских классиков, трудов Аристотеля и комментариев к ним средневековых теологов. Он также изучал математику и астрономию, музыку и сценическое искусство. Как в те времена требовало истинно хорошее воспитание, он занимался фехтованием, верховой ездой и танцами. После окончания колледжа Рене поступил в университет в Пуатье, который окончил в 1616 году с дипломом юриста. Однако юридической практике, вопреки возлагавшимся на него ожиданиям, молодой Декарт предпочел занятия математикой, физикой, философией. Но оторванное от жизни затворничество, которому предавались ученые умы, его тоже не удовлетворяло. Ему не терпелось получить знания (или «Знание», как он говорил) «путешествуя и наблюдая», погружаясь в изучение «Книги мира», иными словами, живой жизни.

В 1618 году в Европе разразилась война, впоследствии названная Тридцатилетней. Сначала это была религиозная война между католиками и протестантами, потом последовали завоевательные походы Швеции и Франции, погрузившие Европу в глубочайший кризис. Как истинный мужчина, Декарт пошел на войну. Но не во имя отстаивания оружием религиозных истин и не для присоединения новых земель к французской короне, а чтобы в горниле испытаний открыть для себя «правду и мудрость бытия», обитающую за стенами ученого кабинета.

В 1619 году Декарт, оставаясь солдатом, пишет свою первую работу «Музыка». Вскоре после этого, находясь с французским войском под Ульмом (Германия), Декарт увидел три вещих сна. В первом он узрел самого себя: хромым, ищущим приюта в храме. Во втором на него обрушился сильный шторм. А в третьем ему приснилась книга, и он прочитал: «Какой путь ты изберешь для себя?» Сны произвели на Декарта очень сильное впечатление. Размышляя о том, что ему пригрезилось, он пришел к заключению, что его цель в жизни — найти универсальную систему знаний, которая вмещала бы ответы на все волновавшие его вопросы.

Декарт расстался с военной службой и стал искать место, где бы он мог спокойно жить и работать. Во время военных походов он часто приезжал в Париж, однако жизнь столицы представлялась ему слишком суетной. Философ отправился на север, в Голландию. Там он прожил 20 исключительно плодотворных лет, написал все свои основные сочинения, которые снискали ему как горячих поклонников, так и завистливых врагов.

Не все им написанное Декарт решался опубликовать. В тайне держал свой труд «Мир», законченный в 1633 году, в котором была высказана идея: «Земля вращается вокруг Солнца». Как раз тогда папская церковь предала проклятью Галилея за подобные утверждения. Рене Декарт, оставаясь рьяным католиком, не желал ссориться со Святым престолом и предпочел не публиковать свои соображения на этот счет. Однако такая осторожность не спасла его от гнева церкви.

Основную свою философскую идею о смысле сомнения он изложил в «Рассуждении о методе», определив Сомнение, как универсальный метод познания. «Если я ничего не принимаю без Сомнения, значит, я мыслю. А если я мыслю — я существую». Философ предложил четыре универсальных правила, которыми, по его убеждению, должен руководствоваться каждый исследователь:

Просто, как все гениальное. Но «гениальное» вовсе не означает одобрение высшими земными инстанциями. «Рассуждение о методе» было занесено папской церковью в число запрещенных книг.

В Голландии Декарт был счастлив и в личной жизни. Женитьба не представлялась ему даже отдаленно возможной при его самодостаточности и постоянной погруженности в размышления, чтение, работу. Простая служанка по имени Эллен стала его постоянной подругой и внесла в его жизнь порядок и покой, в котором ученый так нуждался. Она родила ему дочь — предмет его бесконечного обожания. Но девочка умерла в пятилетием возрасте, оставив в душе Декарта незаживающую рану.

Церковный запрет и папская неприязнь к ученому тем не менее не уменьшили число почитателей Декарта, среди коих оказалась и королева Швеции Кристина. Та самая королева Кристина, о которой в Голливуде в 30-х годах был снят замечательный фильм, где главную роль сыграла великая Грета Гарбо.

Кристине было всего шесть лет, когда умер ее отец — шведский король Густав Второй Адольфус. Несмотря на юный возраст, девочку провозгласили королевой, назначив регента, который и правил страной до ее совершеннолетия. Кристина росла в сельской местности. Ее воспитывали скорее как будущего короля: она скакала на лошади, увлекалась охотой, изучала «мужские» науки. Благодаря такому подходу молодая королева получила хорошее образование. Став полноправной правительницей Швеции, она приложила немало усилий, чтобы украсить свой двор художниками и музыкантами, приглашенными из Италии и Германии. В 1649 году она пригласила в качестве придворного ученого Рене Декарта, с которым несколько лет до этого состояла в переписке.

Хотя Декарт считал королеву «блестящей и искренней» корреспонденткой, ехать в Швецию ему очень не хотелось. Он откладывал свой выезд, ссылаясь то на нездоровье, то на не отпускающую его от стола работу, но в конце концов, уступил настояниям Кристины, сел на судно, отправлявшееся, по его словам, «в страну медведей, мешанину из скал и льда».

Декарта встретили в Стокгольме со всеми подобающими почестями, но жизнь в шведской столице как-то сразу не сложилась, и родилось желание как можно скорее оттуда выбраться. Прежде всего, Декарт ощутил себя в интеллектуальном вакууме. К этому добавлялся непривычный и раздражающий его режим дня. Занятия с королевой назначались на 5 утра. Всю свою жизнь ученый привык вставать поздно, или вовсе не вставать, а, лежа в постели, читать, размышлять. Ранние вставания его очень тяготили. А тут еще наступила зима — свирепая, беспросветно холодная...

Короче, через четыре месяца после приезда в Швецию Рене Декарт тяжко заболел и 1 февраля 1650 года умер. Официальная версия причины, приведшей к смерти, гласила: пневмония.

Декарт был католиком, посему в протестантской Швеции его похоронили за кладбищенской оградой, там, где хоронили некрещеных младенцев. На камне, положенном на его могилу, французский посол распорядился начертать: «Он искупил атаки соперников невинностью своей жизни». Каких соперников? Темно и непонятно.

Сразу же после смерти Декарта стал распространяться слух: философа отравили, никакой пневмонии не было, попросту отравили — и все. Королева Кристина всячески старалась нейтрализовать эти слухи. И они действительно недолго витали в европейском воздухе. Возможно, их подавила другая сенсация еще большей взрывной силы. Всего через несколько месяцев после смерти Декарта королева Кристина рассорилась со своим парламентом. Народные избранники настаивали на том, чтобы она вышла замуж и подарила Швеции наследника. Наперекор оказываемому давлению, Кристина объявила наследником своего кузена Карла. А еще через четыре года, в возрасте 28 лет, перешла в католичество, отреклась от трона и уплыла в Италию. Она дважды приезжала в Швецию, так сказать, по делам, ибо после отречения владела на родине кое-каким имуществом, дававшим ей средства к существованию (то есть находилась на содержании королевского двора в Риме). Кристина так и не вышла замуж и не одарила мир потомством. Весело и счастливо дожив до 65 лет, она умерла в Вечном городе.

В 1666 году Франция наконец затребовала у Швеции останки своего великого ученого. Они прибыли в медном гробу и были похоронены в церкви Святой Женевьевы в Париже, где и покоились до Французской революции, пока революционные деятели, жаждавшие все изменить в доставшейся им Франции, не добрались не только до живых, но и до мертвых. Гроб с останками Декарта был снова вырыт из земли и помещен в Пантеоне, где ему надлежало пребывать среди покойных мыслителей и писателей. Но это продолжалось недолго. В 1819 году гроб Декарта снова был потревожен и многопретерпевшие останки перенесли в церковь Сен-Жермен-де-Пре. Перед окончательным захоронением гроб открыли и ужаснулись!.. В гробу лежал скелет без головы. Самое удивительное, что череп Декарта вскоре отыскался на одном из аукционов в Швеции. К нему была приложена записка: «Череп Декарта. Взят и бережно сохранялся Израилем Хэнстромом с 1666 года». Как можно предположить, череп был вынут из гроба перед тем, как останки мыслителя перевезли на родину. Кто такой Израиль Хэнстром и как он завладел черепом, узнать никому не удалось. В конце концов череп был передан Франции, и с 1878 года он хранится в Париже в Музее Человека, который находится как раз напротив церкви Сен-Жермен-де-Пре. Оба здания разделяет лишь Сена.

Однако это еще не конец. Через 330 лет после кончины Декарта, в 1980 году, немецкий ученый Айке Пиис, просматривая корреспонденцию одного из своих предков, выдающегося врача XVII столетия Вильяма Писо, нашел письмо, относящееся к обстоятельствам ухода из жизни Рене Декарта. Письмо было написано личным врачом королевы Кристины Иоганном ван Вулленом и адресовано Писо. Оно начиналось так: «Как Вам известно, несколько месяцев назад Декарт приехал в Швецию, чтобы выразить свое почтение ее Высочеству королеве. Сейчас, за четыре часа до восхода солнца, он сделал свой последний вздох. Королева хочет видеть это письмо до того, как я отправлю его Вам, чтобы прочитать, что именно я пишу друзьям о смерти Декарта. Она настоятельно просила меня позаботиться, чтобы это письмо не попало в чужие руки». Далее шло подробнейшее описание болезни Декарта, день за днем, все десять дней. «Но почему, — спросил себя Айке Пиис, — королева проявила желание быть цензором своего врача и беспокоилась, чтобы письмо не попало “в чужие руки” и посторонний глаз не прочел его»?

У Пииса закралось подозрение, что нежелательная огласка была опасна для шведского двора именно из-за описания хода болезни ученого. Он сделал копии с письма, и, удалив даты и имена, разослал их нескольким криминологам-патологоанатомам с просьбой ответить, симптомами какой болезни (возможно, пневмонии?) являются симптомы, описанные в письме. Во всех ответах пневмония отвергалась, а течение болезни определялось как тяжелое отравление мышьяком.

Но кто отравил Декарта? Кому мог помешать он, далекий от дворцовых интриг, претендовавший лишь на то, чтобы ему не мешали думать и работать?

Возможно, отравителем (отравителями) были придворные завистники, которых раздражали почести, оказывавшиеся королевой философу. Но нельзя исключить и вмешательство церковных авторитетов. Королева Кристина тайно тяготела к католицизму, состояла в переписке с Папой Римским, принимала его секретных эмиссаров. Можно только вообразить, какой страх рождало ее поведение в протестантских прелатах. Не исключено, что католик Декарт оказывал на нее влияние в этом направлении. Как говорится: «Есть тайны. Знать их не дано».

Людовик XIV не любил Париж но тем не менее вошел в историю как реформатор столицы. Находясь под влиянием кардинала Мазарини (тайного мужа своей матери, Анны Австрийской), король мечтал превратить Париж в «Новый Рим». За годы правления Короля-Солнца Париж совершенно изменился. Средневековый город-крепость с узкими, грязными, вонючими улицами остался лишь в истории и в литературе. Людовик XIV первым ввел городское освещение. Появились такие шедевры архитектуры, как Дворец Инвалидов, восточный фасад Лувра, Королевский мост, Вандомская площадь.

Джулио Мазарини (1602—1661), старший сын небогатого сицилийца, учился в иезуитском колледже в Риме, изучал право в университетах Сапиенца и Алькалы. В 1623 году стал капитаном папской армии и вскоре начал выполнять дипломатические поручения Урбана III. Посредничество Мазарини в переговорах о судьбе области и в деле о Мантуанском наследстве принесло ему широкую известность. Заслуги Мазарини обеспечили ему в 1632 году место каноника, хотя он никогда не принимал священного сана. В 1634 году его направили вице-легатом в Авиньон, а затем чрезвычайным нунцием в Париж, но вскоре он был отозван.

Кардинал Ришелье обратил внимание Людовика XIII на молодого итальянца, и вскоре тот пригласил Мазарини к себе на службу. В 1639 году он принял новое подданство, а в 1641 получил кардинальский сан. Оказывая поддержку Мазарини, Ришелье вряд ли смотрел на него как на преемника, однако уже на второй день после смерти всесильного министра, 5 декабря 1642 года, Людовик XIII ввел Мазарини в свой Совет. 14 мая 1643 года король умер, оставив власть до совершеннолетия сына, Людовика XIV, регентскому совету, в состав которого входил и Мазарини. Анне Австрийской при поддержке Парижского парламента удалось аннулировать завещание мужа. Она стала единоличной регентшей, и Мазарини был назначен первым министром Франции.

Истощенная Тридцатилетней войной, страна переживала глубокий финансовый кризис. Ее потрясали крестьянские волнения и дворянские смуты («Заговор Важных», 1643). В 1648 году был подписан Вестфальский мир, закреплявший претензии Франции на европейскую гегемонию, но война с Испанией продолжалась. Сторонник сильной власти, Мазарини продолжал политику Ришелье, направленную на укрепление монархии. В борьбе с Фрондой — оппозиционным движением (1648—1653), объявившим Мазарини врагом Франции, первый министр вновь проявил себя искусным дипломатом и мастером интриги. Не поддаваясь на язвительные нападки памфлетов — «мазаринад», умело играя на разобщенности своих противников, дважды покидая Францию и возвращаясь еще сильнее, чем прежде, Мазарини расправился с Фрондой. Он продолжил реформы, восстановил упраздненный в 1648 году институт интендантов, ограничил полномочия парламентов, сдерживал притязания знати на власть, преследовал янсенизм.

В 1655—1656 годах Испании удалось нанести Франции чувствительные поражения, что толкнуло Мазарини на союз с Кромвелем (1657—1658). Последующие военные успехи позволили ему заключить в 1659 году Пиренейский мир, который положил конец войне с Испанией и обеспечил гегемонию Франции в Европе. Мир был закреплен браком Людовика XIV с Марией Терезией, дочерью испанского короля Филиппа IV. Признавая за Францией роль арбитра, Швеция, Дания и Польша приглашали Мазарини в качестве посредника при заключении Северного мира (1660—1661). Мазарини сколотил огромное состояние, завещав его Людовику XIV, но тот не согласился его принять.

Мазарини сознательно готовил малолетнего Людовика XIV к заседаниям Совета. Достигший совершеннолетия король сохранил за кардиналом всю полноту власти. Должность первого министра была упразднена лишь после смерти Мазарини.

Благодаря мудрости и предприимчивости Мазарини в Париже было создано учреждение, позднее названное Французским Институтом.

Среди всего великолепия памятников XVII века он занимает особое место, в его стенах сегодня разместились пять академий.

Идея собрать воедино все прославленные умы королевства и создать Академию по подобию итальянской витала в воздухе давно. Карл IX даже учредил Академию поэзии и музыки, в это же время брат короля и сам будущий монарх Генрих III создал Академию при Дворце, но обе эти академии оказались однодневками. Непрерывные религиозные войны не были подходящей средой для академий.

В 1629 году секретарь короля Валентен Конрар стал устраивать еженедельные собрания литераторов. Вскоре на эти собрания обратил внимание Ришелье и взял их под свое покровительство, а в 1635 году по указу короля Людовика XIII все члены кружка превратились в академиков.

В 1663 году учреждена Малая академия, в ее задачу входило следить за правильностью латинских и французских надписей, которые гравируют на памятниках и монетах королевства, вырабатывать правила французского языка таким образом, чтобы он был понятен каждому. Позже ее переименовали в Академию изящной словесности. Еще через три года была образована Академия наук, и только в XIX веке учреждены Академия изящных искусств и Академия гуманитарных и политических наук.

У самой первой академии своего здания не было. Заседания проходили дома поочередно у каждого из академиков, а в 1672 году король выделил для нее часть помещений Лувра. Прошло почти полтораста лет, прежде чем академики обрели свой собственный дворец — Французский Институт (1805).

История этого здания одновременно и проста, и загадочна. Во многих исторических мемуарах о Париже говорится о том, что согласно завещанию кардинала Мазарини, часть его огромного состояния была использована для создания Коллежа Четырех Наций. По желанию кардинала в новом учебном заведении должны были обучаться 60 юношей из четырех новых, доставшихся Франции по Вестфальскому соглашению, провинций Эльзаса, Русильона, Артуа и Пьемонта. Особые средства были выделены на постройку нового здания. Долго не могли найти подходящее место, пока премьер-министр Кольбер не остановил свой выбор на набережной, возле Нельской башни, прямо напротив Лувра.

По одной из версий сам кардинал Мазарини решил привезти из Рима, в память о своей родине, нескольких монахов-иезуитов (Мазарини принадлежал к этому же религиозному ордену) и поселить их в Париже. Для них на левом берегу Сены, напротив Лувра, он собрался построить церковь Святой Анны Королевской, в честь Анны Австрийской, своей возлюбленной. Поскольку церковь должна была принадлежать иезуитам, то и строить ее стали в стиле иезуитов, который позже, перестав быть религиозным архитектурным течением, получил название барокко.

Представленный в 1662 году проект сразу же был одобрен королем. Здание полностью соответствовало итальянским архитектурным канонам, оно было полукруглым, заканчиваясь по обеим сторонам квадратными пристройками, в центре возвышалась часовня, увенчанная куполом. Она была создана для того, чтобы разместить здесь гробницу с телом кардинала. Скульптуру Мазарини выполнил Куазевокс, и гробница была установлена через тридцать лет после смерти кардинала.

Фактический правитель Франции, кардинал и первый министр Джулио Мазарини принял также решение об организации публичной библиотеки. По его мнению, библиотека должна была стать одной из лучших в Европе. Один из богатейших людей Франции, кардинал щедро финансировал постройку не просто специального помещения для нее, а, как писали газеты, настоящего дворца. Не жалел он денег и на необходимое оборудование — столы, шкафы, полки и кресла для читателей, а также на приобретение основного богатства любой библиотеки — книг.

Наблюдать за строительством и надлежащим оборудованием помещений, а также за приобретением необходимой литературы Мазарини предложил прекрасно образованному книговеду и публицисту того времени Габриелю Ноде. Ученый с благодарностью принял лестное предложение кардинала об участии в создании грандиозной публичной библиотеки не только Франции, но и Европы.

Профессор медицины и придворный врач французского короля Людовика XIII, он в то же самое время был библиотекарем кардинала Ришелье. Ноде был умелым практиком и первым теоретиком библиотечного дела. Он считал, что библиотека должна носить универсальный характер и иметь в своих фондах литературу по всем отраслям знаний.

Человек очень ответственный, Габриель Ноде со всей серьезностью отнесся к порученному делу. Именно по чертежам этого удивительного человека делались рабочие столы и удобные кресла для читателей, полки в хранилище. Он познакомился со всеми крупными библиотеками Европы, их оборудованием и, что самое важное, фондами, с тем чтобы организуемая во Франции библиотека ни в чем не уступала уже существующим библиотекам Европы.

В первую очередь личный библиотекарь Ришелье и Мазарини познакомился с книжным рынком Парижа. Он покупал необходимые книги не только отдельными экземплярами или целыми собраниями, но брал их тюками и пачками на вес, а также метрами — на длину полок. Когда возможности парижского рынка истощились, Ноде выехал в Европу. Он посетил Рим, Флоренцию, Венецию. Не только сам Ноде, но и специальные агенты кардинала покупали тысячи книг в Италии, Германии, Англии, Голландии, Швейцарии. Если не было возможности купить необходимую для создаваемой библиотеки книгу, ее переписывали. Не было ни одной крупной библиотеки в Европе, которую бы они не посетили.

К началу 1644 года приобретенные стараниями Габриеля Ноде фонды насчитывали около 45 тысяч томов. Читальный зал, оборудованный шкафами из красного дерева, столами и креслами для читателей, мог вместить 100 человек. Имелась также отдельная комната, где выставлялись новые поступления. Следует отметить, что это помещение специально было расположено так, чтобы кардинал Мазарини, страстный книголюб, проходя каждый день в свой кабинет, мог любоваться этими изданиями.

В 1644 году кардинал открыл библиотеку для всеобщего пользования, и она стала первой публичной библиотекой Франции. В честь этого события Габриель Ноде, прекрасно понимавший значение созданной на средства Мазарини библиотеки, сочинил надпись-посвящение на латинском языке: «В процветающее царствование Людовика XIV и его мудрейшей августейшей родительницы, вершащей все дела от имени сына, и непосредственным тщением их первого советника кардинала римской церкви Джулио Мазарини открывается сия библиотека, чтобы стать гордостью Парижа, украшением Франции и стимулом развития наук на вечные времена».

Парижские газеты широко освещали столь знаменательное для Франции событие. Они сообщали, что кардинал и первый министр Джулио Мазарини превратил свой роскошный дворец в Академию для всех ученых, которые имеют право еженедельно по четвергам пользоваться прекраснейшей из библиотек, созданных человечеством и получать любые книги по любым вопросам, которые их заинтересуют. Библиотекарю Габриелю Ноде было поручено не только выдавать книги посетителям, но и делиться с ними своими библиографическими знаниями.

В первой публичной библиотеке Франции имелось несколько специализированных залов. В первом зале были собрана литература по юриспруденции, философии и, частично, теологии.

Во втором зале хранились книги по естественным наукам: химии, астрономии, естественной истории, медицине. Третий зал был отведен для Библии, Корана, Талмуда. Римские и восточные рукописи находились в четвертом зале. В пятом зале были собраны труды авторов канонического права, политических учений, а также художественная литература (330 трагедий, 500 комедий, 700 романов). В последнем зале хранилась весьма представительная коллекция книг еретиков (6 тысяч), которая была самым крупным собранием такого рода. Ее особая ценность заключалась в том, что многие книги сохранились в единственных экземплярах. Габриель Ноде очень гордился тем, что ему удалось собрать в библиотеке столь редкие издания.

В 1661 году кардинал и первый министр Франции Джулио Мазарини умер, а прекрасная библиотека, созданная по его инициативе, перешла в собственность французской королевской семьи. Однако принадлежала она им не очень долго. После Великой французской революции (1794) это богатейшее собрание было передано в Национальную парижскую библиотеку.

Коллеж открыл свои двери в 1677 году и просуществовал до революции. Новая власть превратила дворец сначала в склад зерна, а потом из-за дефицита помещений его использовали как тюрьму.

Став императором, Наполеон в 1805 году передал здание Институту Франции, который объединил под своей крышей все существовавшие тогда академии. Архитектор Антуан Водуайе осуществил необходимые преобразования, чтобы приспособить дворец для его новых обитателей. В часовне он разместил зал для торжественных заседаний.

Здесь несколько раз в год по самым торжественным случаям собираются сорок «бессмертных», как называют академиков во Франции. Любой может судить, сколь точно это название: академиками были Шарль Луи Монтескье, Вольтер, Жан Расин, Пьер Корнель, Жан де Лафонтен, Оноре Мирабо, Шарль Перро, Альфонс Ламартин, Франсуа Рене де Шатобриан, Андре Мари Ампер, Александр Дюма-сын, Виктор Гюго, Луи Пастер, Эжен Скриб, Эдмон Ростан и его сын биолог Жан Ростан, Жорж Клемансо, Анатоль Франс, Эжен Ионеско, Франсуа Мориак, Андре Моруа, Ренэ Клер... Список огромен — он насчитывает 700 имен.

Академиков избирают сами же академики после того, как уходит из жизни один из их собратьев. Став бессмертным, академик получает шпагу, каждый раз индивидуальную, выполненную по эскизам специально приглашенного художника, и зеленый камзол, одинаковый и обязательный для всех. Его модель была установлена в 1803 году и с тех пор неизменна.

Кроме торжественных собраний академики встречаются каждый четверг для рабочих совещаний, где они, как и в прежние века, обсуждают проблемы современного французского языка и составляют его словарь: за триста лет вышло уже девять изданий.

«Из всех приметных больших зданий Парижа и даже всего королевства нет ничего прекраснее этого великолепного дворца», — так восторженно отзывались современники о новой резиденции Марии Медичи — Люксембургском дворце.

Вдова Генриха IV никогда не любила Лувр, грязный и зловонный, поэтому она решила построить собственный дворец. В 1612 году королева купила особняк и парк герцога Люксембургского, расположенный в тихом и спокойном пригороде Сен-Жермен, а сразу же вслед за этим еще и соседние поместья, дома, сады, фермы, увеличив дворцовую территорию с 8 гектаров до 24.

2 апреля 1615 года Мария Медичи торжественно заложила первый камень своего будущего дворца, проект которого осуществил Саломон де Бросс, потомственный архитектор. Для внутреннего оформления резиденции королева пригласила Питера Пауля Рубенса — его к тому времени знала уже не только Италия, что было особенно важно для итальянки Марии, но и вся Европа. Ему была заказана серия из 24 картин: «Жизнеописание Марии Медичи». Заказчице так понравился результат, что художнику пришлось работать и над новой серией картин, посвященных Генриху IV. Рубенс, однако, занимался не только своей прямой деятельностью: будучи близок к королеве, он умело проникал в тайны французского двора и докладывал об этом эрцгерцогине Испанских Нидерландов, чьим подданным он являлся.

Королева мечтала получить резиденцию, похожую на ту, где прошло ее детство: дворец Питти во Флоренции. Проект де Бросса только внешне напоминал тосканскую архитектуру, а по плану оставался в традициях французской школы. То есть состоял из парадного входа, почетного, закрытого со всех сторон, двора и главного здания.

Строительство сильно затянулось, и связано это было с политическими проблемами. К тому времени Саломон де Бросс уже умер, его сменил Жак Лемерсье — звезда французской архитектуры, автор церкви Сен Рош, павильона часов и западной части квадратного двора в Лувре, часовни Сорбонны, а также Кардинальского дворца, позже переименованного в Королевский. В 1625 году состоялось торжественное открытие западного крыла в большой галерее, которое украшено великолепными полотнами Рубенса: сегодня это гордость коллекции Лувра.

Главные ворота находились напротив улицы Турнон. По обе стороны от них располагались два трехэтажных павильона: первый этаж украшали колонны в тосканском стиле, второй — в дорическом и третий — в ионическом. На верхнем этаже главного здания устроили террасу, откуда королева могла наслаждаться видом сада. Он был создан во французском стиле (лишь извилистые дорожки западной части напоминают английские парки), его украшали многочисленные бассейны и фонтаны, в том числе и фонтан Медичи, для которого в 1861 году нашли новое место.

Люксембургский дворец

Но вскоре после полного завершения всех работ Марии пришлось покинуть свой дворец, поплатившись за свою оппозицию кардиналу Ришелье: Людовик XIII изгнал свою мать из Парижа и даже из Франции. Она умерла в Кельне, всеми забытая, в 1642 году. Люксембургский дворец, который так никогда и не получил имени той, что его создала, остался во владении королевской семьи до самой революции.

Его национализировали в 1790 году и превратили в тюрьму, где пребывали в заключении аристократы, актрисы, члены Конвента, депутаты, еще недавно заседавшие в Парламенте. Все потешались друг над другом: патриоты над униженными аристократами, а те, в свою очередь, над оставшимися без власти членами Конвента: непримиримых врагов соединила общая судьба. Несмотря на то, что все ожидали казни, жизнь во дворце оставалась весьма оживленной. В галерее Рубенса устроили зал для игры в мяч. Пленники прогуливались по коридорам и встречали много старых знакомых, а в полдень им разрешалось посещать герцогиню Орлеанскую, вдову Филиппа Эгалите. За такую светскую жизнь Люксембургскую тюрьму называли последним салоном XVIII века.

Среди узников салона-тюрьмы были Камиль Демулен, Дантон, художник Луи Давид, Адриенна Лафайет, жена пламенного борца за свободу и демократию генерала Лафайета. Госпожа де Муши, жена маршала Франции и бывшего управляющего Версалем, оказавшись в Люксембургской тюрьме, воскликнула: «Надо же, меня заточили в том самом дворце, где праздновали мою свадьбу!» Самой малозаметной узницей была креолка Жозефина Богарне, вдова погибшего на эшафоте генерала и будущая императрица.

В 1795 году дворец передали Директории, а в 1799 Сенату консерваторов. Для того чтобы дворец можно было полноценно использовать в новом качестве, он подвергся кардинальной реконструкции. Архитектор Шальгрен оставил в первозданном виде экстерьер дворца и полностью переделал его интерьер. Парадная лестница из центральной части дворца переместилась в западное крыло, туда, где располагалась галерея Рубенса, а на ее месте возник зал заседаний Сената.

В 1814 году дворец становится Палатой Пэров. Увеличение числа депутатов вынудило архитектора Альфонса де Жизора продвинуть южный фасад здания на 30 м вперед, а на освободившемся месте построить библиотеку (ее купол расписал Эжен Делакруа) и новый зал заседаний. Он состоял из двух полуокружностей — места для сенаторов и президиума, расположенных друг против друга. Полукруг президиума поддерживали восемь колонн, между ними на постаментах установили бюсты великих законодателей. В зале, украшенном резьбой по дереву, расположили 321 кресло — по числу сенаторов. На первом этаже вместо трех маленьких помещений Жизор устроил большой и богато декорированный зал для конференций.

Ряд преобразований пережил в XIX веке и Люксембургский сад. В нем появилось около пятидесяти скульптур, они изображали королей Франции, великих людей и просто мифологических персонажей. В конце канала с восточной стороны Люксембургского дворца скрывается в зелени знаменитый фонтан Медичи. В центральной нише изображен Полифем, который застигает Галатею с пастухом Ацисом — это произведение Августа Луи Оттэна, а с обратной стороны находится барельеф Ахилла Валуа, представляющий Леду с лебедем.

Сад остается до сегодняшнего дня любимым местом для прогулок парижан. Сюда часто приходили художники, поэты, писатели. Здесь проводили свое время Поль Верлен, Анри Ренье, Марина Цветаева, Иосиф Бродский. Анна Ахматова и Амедео Модильяни любили гулять по саду под дождем.

С 1852 года дворцом распоряжались самые разные организации — от префектуры департамента Сены и Верховного суда до генерального штаба люфтваффе во время Второй мировой войны. И лишь в 1958 году дворец снова был отдан Сенату.

Открытый для публики Люксембургский сад всегда полон, и каждый может почувствовать его очарование и притягательность.

Триумфальный период Монпарнаса совпадает приблизительно с периодом между двумя войнами, но он куда блистательней в десятилетие с 1919 по 1929 год, чем в десятилетие с 1929 по 1939 год. Планировка Монпарнаса проста. Это два больших бульвара, пересекающиеся в форме «X»: бульвар Распай и бульвар Монпарнас. Начинаются они в районе Сен-Жермен и тянутся к обсерватории и Лион де-Бельфор. Место их пересечения для Монпарнаса является тем же, что площадь Оперы для Парижа. На этом перекрестке или на расстоянии нескольких сот метров от него находятся знаменитые кафе «Дом», «Ротонда», неподалеку — Академия де ла Гранд Домбер.

Чтобы понять монпарнасскую атмосферу на следующий день после перемирия 1918 года, стоит перечитать роман Хемингуэя «И восходит солнце» («Фиеста»). Американские и английские студенты, русские эмигранты, «красные» испанцы — все устремлялись в этот квартал, внешне буржуазный, но, по существу, нейтральный.

Они искали там выхода своей душевной подавленности. Художники искали натурщиц и находили их среди красивых девушек легкого поведения; натурщицы заманивали богатых иностранцев. Так началась для Монпарнаса эпоха необычайного расцвета. Жаловаться на недостаток гениев не приходилось.

Уже перед войной 1914 года Ван Донген, Амедео Модильяни, Паске были время от времени обитателями Монпарнаса. Межвоенный период — в целях создания Парижской школы — объединил Анри Матисса, Андре Дерена, Мориса Утрилло с Пабло Пикассо, Шапеллем, Жоржем Браком. Нередко яблоком раздоров между художниками служили натурщицы. Говорят, что некоторые из них убегали от художников в поисках богатых американцев. Но вскоре возвращались в богему, которую им не могли заменить ни блеск бриллиантов, ни безбедная жизнь.

1919—1929 годы были для Соединенных Штатов временем небывалого процветания, временем, когда спекулянты были уверены, что только небо — граница их несметных состояний. Меценатство стало одним из атрибутов роскоши. Обладавшие громадными возможностями музеи Америки скупали картины новых мастеров. Частные коллекции дрались за творения модных художников. Поток долларов хлынул в кафе «Дом» и «Ротонда». Большие художники приобрели большие автомобили. Большие кафе заказывали большие фрески для своих помещений. Монпарнас привлекал огромное количество народа.

А затем наступил экономический кризис 1929—1930 годов, вернувший и миллионеров, и художников к скромному образу жизни. Как и полагается в послевоенное время, нынешний Монпарнас очень ограничил свои потребности, но все талантливое, все прекрасное осталось ему верным.

Каждая улица Парижа имеет свое лицо. Любой закоулок Монпарнаса, монастырь, обвитый сетью бедных улочек, магазины с вечно обновляющимися художественно выполненными витринами — все они заслуживают того, чтобы о них были написаны целые тома, что и сделал Оноре де Бальзак.

Сегодня главная артерия квартала — улица Рен — ведет от площади Сен-Жермен-де-Пре к башне Мен-Монпарнас. Башня Мен-Монпарнас была сооружена в 60-х годах XX века. Это одно из самых высоких в Европе архитектурных сооружений подобного типа. Овальное здание из стали и дымчатого стекла имеет высоту 200 м и весит 120 тысяч тонн. Оно стоит на бетонных сваях, спускающихся в почву Парнасского холма на глубину 56 метров. 26 скоростных лифтов обеспечивают связь между 58 этажами. Высотное здание почти полностью принадлежит деловому миру, здесь располагаются конторы и представительства различных фирм. У подножия башни разместился общественно-торговый комплекс, куда входят Международный текстильный центр, торговый центр и плавательный бассейн. На 56 этаже башни находится смотровая площадка, откуда открывается грандиозная панорама столицы.

Перед зданием установлена любопытная скульптура из стали современного ваятеля Лардера.

Башня и расположенный рядом с ней новый вокзал Монпарнас, сооружение которых было закончено в 1974 году, являются частью современного городского ансамбля.

Среди новых построек со сверкающими застекленными фасадами слева от вокзала по улице Командан-Мушот стоит здание из тесаного камня с большими античными колоннами. Оно было построено в 1958 году по проекту Рикардо Бофиля и является ярким образцом современной неоклассической архитектуры в Париже. Привокзальная площадь носит имя инженера Бьенвеню, создателя первой во Франции линии метрополитена (Венсен— Майо), открытой 19 июля 1900 года. В здании старого вокзала немецкий генерал фон Шолтиц подписал 25 августа 1944 года акт о капитуляции гарнизона, оккупировавшего Париж.

Бульвар Монпарнас, пересекающий площадь Бьенвеню, получил свое название еще в эпоху Ренессанса по имени Парнасского холма, на котором расположена часть квартала. В 1925—1940 годах в монпарнасских кафе «Купол», «Дом» и «Ротонда» собирались молодые поэты, художники и литераторы, представители многочисленных художественных группировок и различных национальностей: Эрнест Хемингуэй, Блез Сандрар, Пабло Пикассо, Амедео Модильяни, Василий Кандинский, Марк Шагал, Осип Цадкин, Жорж Руо.

В доме № 89 по бульвару Монпарнас жил известный французский писатель Ромен Роллан. На перекрестке бульваров Монпарнас и Распай установлена статуя Оноре де Бальзака работы Огюста Родена.

Рядом с бульваром Распай находится Монпарнасское кладбище, на котором похоронены скульпторы Ф. Рюд, Ж. Далу и Ж. Гудон, писатели Ги де Мопассан и Сент-Бёв, поэты Ш. Бодлер, Леконт де Лиль, композиторы К. СенСане и Ц.Франк.

В районе Монпарнаса находится тюрьма Сайте. Это одна из старейших французских тюрем, которая была открыта в 1867 году. Ее архитектором был Эмиль Водремер.

В начале Второй Империи во Франции насчитывалось 45 тюрем общей вместительностью 15 тыс. камер, и 15 находились в процессе постройки. Министр экономики Наполеона III Персиньи в целях экономии рекомендовал департаментам больше не строить тюрем камерного типа. Сайте была построена фактически вопреки этому распоряжению. Новая тюрьма получила форму трапеции и имела 1400 камер. В то время Франция и США занимала передовые позиции в тюремном деле, продвинувшись дальше всех в решении проблемы тотального контроля времяпровождения узника. Этот тип тюремной изоляции тогда назывался «пенсильванским», так как исходил из принципа централизованного наблюдения за преступниками, при этом расположение камер имело радиальную форму.

За всю историю тюрьмы в ее стенах побывало немало обладателей громких имен, в том числе Поль Верлен и Гийом Аполлинер. Там же, согласно либретто мюзикла «Нотр-Дам», содержалась Эсмеральда (что, правда, никак не согласуется с первоисточником — романом В. Гюго). Именно там отбывал пожизненное заключение известный международный террорист Карлос. В одной из одиночек встречал Рождество сын президента-социалиста Жан-Кристоф Миттеран. Четыре месяца там провел бывший сотрудник британской контрразведки Дэвид Шейлер.

В 2001 году был опубликован дневник главврача одной из парижских тюрем Вероники Вассер, который она вела в течение семи лет. Он вызвал невиданный скандал. Вассер так и не смогла привыкнуть к тому, что тюремные служащие практически не обращали особого внимания на кражи заключенными яда для крыс, вилок и средств для удаления ржавчины. А ведь именно с помощью подобных «инструментов» только за 1999 год в тюрьме 124 заключенных покончили жизнь самоубийством. Общественный резонанс, который вызвало опубликование дневника, заставил министра юстиции Франции Элизабет Гиго признать, что «положение в большинстве тюрем недостойно такой страны, как наша». Ужас и возмущение Вероники Вассер вызвали переполненные камеры, возможность принимать душ не чаще двух раз в неделю, унизительное отношение к заключенным и их посетителям со стороны тюремных служащих. Дико слышать, что в парижской тюрьме крысы являются настолько распространенным явлением, что заключенным даже приходится держать свои пожитки в кульках, подвешенных к потолку, чтобы уберечь их от всеядных грызунов.

После опубликования дневника Вассер в тюрьму впервые допустили группу журналистов. Целью этой двухчасовой экскурсии было убедить посетителей в том, что Вероника Вассер несколько сгустила краски и полностью проигнорировала положительные изменения, которые произошли в этой тюрьме за последнее время. Демонстрировали недавно покрашенные стены камер, которые были пропитаны кровью заключенных, лишивших себя жизни в результате многочасового битья головой о стенку.

Тюрьму не закрыли, распорядок дня у заключенных не изменился. Им остается только ждать новых перемен...

В биографии Мольера, написанной Михаилом Булгаковым, есть глава «Бруга-га», посвященная первому представлению мольеровского театра при дворе. Это произошло в одном из залов Лувра 24 октября 1658 года. Вечер открылся трагедией П. Корнеля «Никомед». В зале — король, придворные, актеры Бургундского отеля, признанные мастера трагического жанра. По ходу спектакля скучнеет зал, сжался в своем кресле брат Людовика XIV юный Филипп Орлеанский — это он добился права для провинциальной труппы играть в Лувре. И что же — провал? Он кажется уже свершившимся, когда после «Никомеда» на сцене появляется Мольер и предлагает комедию собственного сочинения — «Влюбленный доктор»: провинция на ней смеялась. Король кивнул.

В главной роли, как и в только что провалившемся «Никомеде», выступил сам директор театра — Мольер. Он выбежал на сцену, и в зале заулыбались. После первой реплики — стали хохотать. А через несколько минут — хохот превратился в грохот. И видно было, как надменный человек в кресле (король) отвалился на спинку его и стал, всхлипывая, вытирать слезы. Вдруг, совершенно неожиданно для себя, рядом виз1ливо захохотал Филипп Орлеанский. В глазах у влюбленного доктора вдруг посветлело. Он понял, что слышит... знаменитый, непередаваемый, говорящий о полном успехе комедии обвал в зале, который в труппе Мольера называли «бруга-га».

Так столица узнала о новой труппе и ее руководителе, неважном исполнителе трагических ролей, но зато великолепном фарсере и авторе комедий. Король узаконил существование нового театра, отведя ему зал Пти-Бурбон. По неофициальному титулу брата короля театр назвали труппой Месье. Всего этого могло и не быть, провались «Влюбленный доктор». И что тогда? Обратный путь в провинцию, уже однажды совершенный Мольером.

Настоящее имя Мольера — Жан Батист Поклен (1621— 1673). Он — сын и внук королевского обойщика. Завидная должность, от которой он отказался в пользу своего брата, избрав другое поприще — театр — и приняв сценическое имя, ставшее всемирно знаменитым.

Мольер получил хорошее образование, закончив Клермонский коллеж (ныне лицей Людовика Великого) в 1639 году. Следующие три года он изучал право. В 1641 году в доме своего друга Мольер слушает лекции философа Пьера Гассенди (1592—1655). Знаменательное знакомство. Если в трагедии классицизма с интеллектуальной стройностью ее конфликта видят параллель философии Декарта, то не логично ли, что комедиографу проповедует Гассенди? Он — убежденный противник теории врожденных идей. Мир, согласно Гассенди, творится не Божественным разумом, а рождается самотворящей материей для радости и наслаждения человека. Насколько этот склад мысли увлек Мольера, можно судить по тому, что его первым литературным созданием был перевод древнеримской поэмы Лукреция «О природе вещей», увы, не сохранившийся.

Великий Мольер

В 1643 году Жан Батист Поклен сделал окончательный выбор: 1 января следующего года открывается Блистательный театр, и в числе его создателей значится новое театральное имя — Мольер. Среди его сотоварищей — семейство Бежаров, и в том числе — Мадлена Бежар, партнерша по сцене и подруга Мольера.

Первый парижский период в театральной карьере Мольера длился недолго — чуть более года — и закончился бесславно. Осенью 1645 года Блистательный театр разорился. Несколько дней Мольер провел в долговой тюрьме, а затем с остатком своей в ту пору не слишком профессиональной труппы отправился в провинцию на гастроли, продлившиеся тринадцать лет. Скитание из города в город, тяготы пути и жалкого актерского быта. Профессия в ту пору не считалась благородной. Мольеру предстояло изменить статус и смысл своего ремесла.

Что они могли тогда играть? Перелицовывали старые, еще средневековые фарсы. Новым опытом во Франции было знакомство с итальянским театром масок, комедией дель арте. Как и французский фарс, она наследовала старые традиции народной площадной культуры, но, сформировавшаяся лишь в XVI веке, представляла собой более высокий этап ее развития. В сценическом отношении эта комедия предполагала создание актерского ансамбля, состоящего из четырех масок. Самую известную — «северную» — четверку составляли Панталоне (купец, скупой), Доктор и два простака — Дзанни: Бригелла (первоначально хитрый, изворотливый, злой крестьянин) и Арлекин (первоначально глупец, позже — плут).

Этот опыт многое дал Мольеру. Можно сказать, что он заставил его стать драматургом, поскольку комедия дель арте — театр импровизации. Существует лишь общий, как бы теперь сказали, сценарный план, а текст роли создается самим актером. Мольер начал набрасывать роли, варьировать сюжеты, приспосабливать итальянские маски к французской жизни. В некоторых именах мольеровских персонажей и много позже угадывается их родословная: так, герой нескольких комедий — Сганарель — происходит от Дзанарелло (Дзанни). Оттуда же и Влюбленный Доктор, принесший первый парижский успех.

Успех подтвердил мастерство труппы, но в не меньшей степени и мастерство ее комедиографа, чье творение смешило узнаваемостью в масках типов реальной жизни. Для Мольера это был лишь один из первых набросков. Именно теперь он начинает подробно и обстоятельно писать с натуры.

В предисловии к одной из своих самых известных и, безусловно, самой своей многострадальной пьесе — «Тартюф» — Мольер скажет: «Поскольку назначение комедии состоит в том, чтобы развлекать людей, исправляя их, я рассудил, что по роду своих занятий я не могу делать ничего более достойного, чем бичевать пороки моего века...»

Есть драматурги скорее развлекающие, чем исправляющие нравы. Мольер сам был в их числе до возвращения в Париж. Теперь же, когда его аудитория — самые могущественные, утонченные и образованные люди Франции, он не может не ставить задачи более важные. И первая из них — показать зрителям их самих, показать без лести и снисхождения. Свою портретную галерею Мольер откроет, продемонстрировав двору то, чем люди, его посещающие, отличаются от остальных жителей королевства, гордясь своим отличием.

Вторым и еще более шумным успехом Мольера в Париже была премьера 18 ноября 1659 года пьесы «Смешные жеманницы». Действие происходит в доме почтенного горожанина-буржуа Горжибюса. Его дочь Мадлон и племянница Като отвергают поклонников — Лагранжа и Дюкруази, поскольку те не маркизы, не бывают в лучшем обществе. Все имена требуют комментария, ибо в каждом из них — свой намек, своя реальная подоплека. Имена поклонников не выдуманы — это настоящие имена актеров труппы, играющих эти роли (Лагранж знаменит тем, что на протяжении многих лет вел «реестр» всех дел театра Мольера). В фарсовой традиции той эпохи было принято, чтобы псевдоним известного комического актера превращался в своего рода амплуа, в маску.

Мольер играл в огромном парике, который подметал пол при каждом поклоне. Все — и в одежде, и в языке, и в поведении было несуразно преувеличено, но лишь с тем, чтобы лишь еще более подчеркнуть, сделав явной, несуразность прециозного стиля.

Мольер сыграл пародию на прециозность перед носителями этой культуры. Рискованно, но он победил. Выходя из театра, литератор Менаж сказал знаменитому блюстителю литературных правил поэту Шаплену: «Мы с вами одобряли все те глупости, которые были здесь только что так остроумно и справедливо осмеяны; но поверьте мне, нам придется сжечь то, чему мы поклонялись, и поклониться тому, что сжигали».

Это была счастливая и полная победа, пришедшаяся чрезвычайно ко времени. Людовик XIV спешил расстаться со стилем, так кстати побежденным Мольером, как с напоминанием о фрондёрах, над которыми он восторжествовал на поле боя — в парламенте — и которых теперь предстояло превратить в совершенных придворных совершенного двора. В этом смысле реформа нравов, затеянная Мольером, была уместна в королевском плане преобразований. Труппа Мольера получает королевский пенсион и с 1660 года играет во дворце Пале-Рояль (после того как из-за происков врагов здание Пти-Бурбон было снесено).

Преподав веселый урок двору (смеялись все, и даже те, кому было не до смеха), Мольер обратил свою речь к городу: «Урок мужьям» и «Урок женам».

Семейные комедии Мольера приобретают и личный оттенок: ведь он только что женился на воспитанной им младшей сестре своей многолетней подруги — Арманде Бежар. Между ними двадцать с лишним лет разницы. Увы, брак оказался не слишком счастливым, а к тому же породил массу слухов: была ли Арманда действительно сестрой, а может быть, дочерью Мадлены? Тогда от кого — уж не от Мольера ли?

Сплетня и по сей день неотвязно тянется за биографией Мольера, хотя известно даже, кто ее придумал — премьер труппы Бургундского отеля Монфлери, злобный, несмотря на свою необъятную толщину. Он настолько толст, что его в один вечер никак не отдубасишь, острил по этому поводу друг юности Мольера писатель Сирано де Бержерак.

Репутацию Мольера начинают в это время чернить не только театральные сплетники. За «Уроками» последовала первая кампания обвинения его в нарушении как эстетических, так и нравственных законов. Мольер ответил пьесами, вынеся обсуждение прямо на сцену. В «Критике “Урока женам”» (1663) он представил спор в гостиной, где насмешнику-маркизу и ученому педанту-сочинителю отвечают шевалье Дорант и молодая светская дама, которая не читала Аристотеля, но судит с позиции здравого смысла. Они защищают Мольера.

Сразу следом за «Критикой» Мольер написал еще более блистательный ответ — «Версальский экспромт», поставленный как репетиция спектакля. Все актеры выведены под своими настоящими именами. Они говорят открыто и также следуют в своих суждениях здравому смыслу, а не предрассудкам морали и школьной поэтики.

Тучи сгущаются, но для Мольера все еще ярко светит солнце, ибо за ним поддержка молодого короля. Именно Мольер приглашен быть постановщиком блистательного действа в Версале в мае 1664 года. К этому случаю им написана комедия «Докучные». Вторую комедию он не успел закончить: в Версале были представлены лишь три действия «Тартюфа».

Уроки, которые в течение первых пяти лет своего пребывания в Париже Мольер преподавал обществу, начались с насмешки над претенциозностью — пороком, свойственным высшему классу или его подражателям. Картина нравов ширилась с каждой новой комедией, и вот теперь под прицелом порок века — лицемерие. Те, что сочли себя задетыми, заявили: автор оскорбил благочестие. Этого следовало ожидать: иначе они не были бы лицемерами.

«Щеголи, жеманницы, рогоносцы и лекари покорно терпели, что их выводят на подмостки, и даже притворялись, что списанные с них персонажи забавляют их не меньше, чем прочую публику. Но лицемеры не снесли насмешек; они сразу подняли переполох и объявили из ряда вон выходящей дерзостью то, что я изобразил их ужимки и попытался набросить тень на ремесло, к коему причастно столько почтенных людей», — свидетельствует Мольер в предисловии к своей пьесе.

Лишь в 1669 году, после пяти лет борьбы, «Тартюф» был показан в нынешней редакции. Успех был полным, но попытки запретить пьесу и на этом не прекратились. Актуальные произведения часто не могут пережить своего времени. Не такова судьба «Тартюфа». Имя ее героя, образованное Мольером от старого французского глагола «truffer» (обманывать,), стало нарицательным для лицемера. А сама пьеса представляет собой шедевр мировой драматургии.

Создание «Тартюфа» по не зависящим от автора причинам растянулось на пять лет. Попутно приходилось работать над другими пьесами, которых ожидала труппа. На все, что писалось в те годы, лег отсвет «Тартюфа». В первую очередь это касается двух высоких комедий, которые вместе с ним составляют своего рода трилогию — величайшее творение Мольера. В феврале 1665 года поставлен «Дон Жуан». В июне 1666 года — «Мизантроп».

«Дон Жуан» написан прозой, что было не принято в жанре высокой комедии. Иногда это объясняют нехваткой времени: Мольер торопился заменить запрещенного «Тартюфа». Возможно и иное объяснение: высота и величие этой комедии достигаются снижением, пародийным переиначиванием самых высоких ценностей: любви земной и небесной. Пьеса прошла пятнадцать раз и была снята.

Мольер сильно болел. Приближенный к монарху, он обязан был свято соблюдать все правила этикета, присущие королевскому двору. Он был вынужден присутствовать на королевских трапезах.

Мольер, которому от рождения не было дано крепкое здоровье, окончательно расшатал его пристрастиями королевской кухни. Ему было чуть более сорока лет, когда он заболел «катаром желудка». Это было заболевание, которое сегодня мы называем язвой желудка. Страшные боли в области живота сопровождались упадком сил и депрессией. Эти настроения были вызваны и личными причинами — Мольер болезненно ревновал свою молодую жену к ее светским поклонникам. Одним словом, врачи поставили общий диагноз: «катар желудка и острая ипохондрия».

Король не на шутку обеспокоился состоянием здоровья Мольера и призвал для консультации и лечения любимого комедианта самых опытных, самых просвещенных докторов. Они признали, что болезнь вызвана не только питанием, но и общим состоянием духа, и прописали Мольеру молочно-растительную диету, полный покой и уединение на свежем воздухе. Мольер переехал в пригород Парижа, где питался только молочными продуктами, овощами и фруктами. Основу рациона составляли неострые молодые сыры и кислое молоко. Его здоровье быстро поправилось.

После диеты, прописанной от желудочных проблем, Мольера перестали мучить и частые приступы «кровохарканья» — так называли тогда туберкулез. Правда, вернувшись в Париж, он нарушил диету, вновь перешел на «королевское мясо» и острые соусы. Результаты лечения оказались недолгими — через некоторое время здоровье Мольера опять ухудшилось.

Мольер умер довольно рано. Как писал его верный друг, «у Мольера лопнула в груди жила и из горла хлынула кровь». Это случилось после окончания спектакля «Мнимый больной», в котором Мольер исполнял главную роль. Уже во время спектакля он почувствовал сильнейший приступ боли, но не покинул сцену — ведь в случае прекращения спектакля актеры не получили бы выручку за свою работу. Благодарные актеры принесли Мольера домой и послали за врачами. Но врачи, оскорбленные его пьесами, в которых доктора были мишенью едких нападок, не пришли. Священник, кстати сказать, тоже отказал в соборовании, так как после пьесы «Дон Жуан» церковь считала Мольера безбожником.

Однако лечение, к которому Мольер обращался неоднократно — молочно-растительная диета и прогулки на свежем воздухе — несомненно продлило жизнь Мольера и было весьма прогрессивным, если учесть общий уровень медицины XVII века, который был чрезвычайно низок. Доктора владели лишь двумя методами лечения. Выпускники Медицинского факультета Сорбонны — единственного учебного заведения, в котором студенты постигали медицинские премудрости, — ставили больным клистиры и прописывали частое кровопускание. Все болезни диагностировались только по внешнему виду мочи. Собственно, сам диагноз был не важен, ибо лечение оставалось по-прежнему традиционным — клистир и кровопускание. Справедливости ради надо сказать, что французские доктора почитали еще бульонный эликсир, которым увлекались дамы. Медики считали, что помогает восстановить силы и преодолеть «телесную слабость» наваристый мясной бульон. В горячий бульон добавляли свежие травы, коренья и разводили в нем порцию шоколада. Это было любимое средство борьбы с плохим настроением.

В своих пьесах «Лекарь поневоле» и «Мнимый больной» Мольер высмеивает медицину, а врачей выводит персонажами исключительно комическими. На фоне инфантилизма медицинской мысли диета, рекомендованная Мольеру, была нововведением, а сам драматург, в определенном смысле, стал одним из первых пациентов, испробовавших прогрессивные методы лечения.

Через семь лет после смерти великого драматурга, в 1680 году, Людовик XIV издает указ, по которому труппа Мольера соединяется с труппой Бургундского отеля; возникает новый театр, с тех пор один из самых славных в мире — Комеди Франсез. Дом Мольера, величайшего из создателей комедий.

Появление на театральной карте мира в августе 1680 года Комеди Франсез было настоящим явлением.

При Людовике XIII и в основном при Людовике XIV театральная жизнь Франции подчинялась выработанным Французской Академией (основанной кардиналом де Ришелье в 1634 году) классицистическим правилам и деятельности театров Бургундский Отель, Театра Маре и Театра Мольера.

Театральное искусство первой трети XVII века было излишне манерным. Процветали увеселительные спектакли на «испанский манер», фарсы прославленных фарсеров.

И вот в 1629 году в Театре Маре появился Пьер Корнель. Впрочем, Театра Маре тогда еще не существовало. Была лишь бродячая труппа, возглавляемая актером Мондори, которая только что, вместе с 23-летним Корнелем, прибыла из Руана в Париж. Лишь в 1634 году эта труппа обосновалась в парижском округе Маре и стала именоваться Театром Маре. Именно в его стенах формируется новое театральное искусство. Это стало очевидным уже в 1634 году, когда состоялась премьера «Медеи» Корнеля. А затем — «Сида», позволившего французским академикам выступить со знаменитым «Мнением Французской Академии», содержащим основные правила классицистической эстетики. И наконец, именно тут были поставлены в 1640 году сугубо классицистические трагедии Корнеля «Гораций» и «Цинна, или Милосердие Августа».

Если Корнель выдвинул в качестве основного конфликта в своих пьесах конфликт между долгом и чувством, то другой великий трагик, определивший развитие французской драматургии и театра во второй половине XVII века, Жан Расин, утверждал в своих трагедиях конфликт между разумом и страстью. Он тщательно разработал его в таких выдающихся созданиях, как «Андромаха», «Береника», «Федра».

Жан Батист Мольер основывает жанр «высокой комедии». В его пьесах действуют современные герои. Но ориентируется он на Плавта и Теренция, часто обращаясь к их сюжетам, персонажам, как бы перекидывая мостик из далекого прошлого в современную жизнь. Мольер утверждал тем самым бессмертие многих нравственных проблем.

Корнель и Расин, и тем более Мольер были не только драматургами, создателями обширного репертуара французской сцены. Каждый из них был тесно связан с тем или иным театром, с актерами, участвовал в живом театральном процессе. Они были воистину великими «учителями сцены». Их усилиями создавался новый театр, который потребовал от актеров нового характера на сцене, от театральных художников (или, как тогда говорили, машинистов сцены) — нового принципа организации сценического пространства, нового типа оформления. Так во Франции XVII века появляется классический театр, оказавший огромное влияние не только на дальнейшее развитие французской сцены, но и на театральное искусство всех стран Европы, в том числе и России.

Но к концу XVII столетия французская сцена переживает творческий кризис. Старый Корнель уже давно не принимает участия в деятельности Театра Маре. После скандального провала «Федры» в 1677 году Бургундский Отель, навсегда порвав с профессиональным театром, покинул Расин. А несколько раньше — в 1673 году — умирает Мольер. Бургундский Отель пытается сохранить независимость и продолжает работу. Театр Маре и театр, еще недавно возглавляемый Мольером, а ныне руководимый его любимым учеником Лагранжем и вдовой Армандой, объединились в один театр, названный по имени своего месторасположения Театром Генего.

Не все складывалось просто. Классический театр публика явно отвергала. Был случай, когда на одной из классических пьес сильно заскучавшая публика внезапно оживилась, увидев непристойный жест, который от досады сделал один из актеров.

Театрам пришлось вернуться к прошлым жанрам развлекательного характера. Некоторые актеры опустились даже до непристойностей, что особо веселило публику.

Финансовая зависимость от зрителей оказалась сильнее высокого искусства. Актеры, забывая заветы своих гениальных учителей, пытались привлечь внимание публики с помощью дешевых сценических эффектов, иной раз напоминавших памятные многим выступления Монфлери или прославленных фарсеров 1620-х годов. Все это не могло не вызывать тревоги у Людовика XIV и его просвещенного окружения. Поэтому и возникла мысль о создании нового театра, который сумел бы воспользоваться пожалованными ему привилегиями и вернул бы на сцену великие творения Корнеля, Расина и Мольера, а также способ игры и характер сценического оформления, которые соответствовали бы заветам великих «учителей сцены».

25 августа 1680 года состоялся первый спектакль Комеди Франсез, объединившей труппы Бургундского Отеля и Театра Генего. Были показаны «Федра» Расина и «Орлеанские кареты» Ла Шапелля. Далеко не все актеры этих театров вошли в состав труппы Королевского театра — лишь самые лучшие, лишь те, кто усвоил уроки Корнеля, Расина, Мольера и мог не только ими воспользоваться, но и передать следующим поколениям актеров. Не случайно и Мари Шанмеле — ученица Расина, и Мишель Барон — ученик Мольера, и некоторые другие стали впоследствии учителями прославленных французских актеров XVIII века.

Организационные принципы, положенные в основу театра Комеди Франсез при его создании, в основном сохраняются и в наше время. Это относится к системе паев (актеры-сосьетеры), к актерам, находящимся на иждивении театра (актеры-пансионеры), к тому, что если прежде театр получал дотацию от короля, то теперь он продолжает ее получать от государства.

В 1686 году сицилиец Прокопио открыл первое парижское кафе, назвав его своим именем, которое для удобства укоротил до скромного «Прокопа». Укрепленная на его стене мемориальная доска именует его «самым старым кафе в мире». Это шикарное кафе на улице Ансен-Комеди у театра «Одеон» снизу доверху пропитано ароматами кофе. Во Франции первым ввел в употребление кофе в 1669 году турецкий посланник при дворе Людовика XIV Солиман Ага. Иноземный напиток постепенно покинул салоны аристократов и завоевал остальную часть населения.

С самого начала кафе являлось своеобразным философским клубом. Вольтер выпивал здесь по 40 чашек крепкого кофе в день, обдумывая своего «Кандида». За рюмкой кальвадоса развивали революционные идеи завсегдатаи «Прокопа» Ж.Ж. Дантон, Ж.П. Марат и М. Робеспьер.

В «Персидских письмах» Ш.Л. Монтескье писал, что в некоторых кофейнях приготовляют кофей таким способом, что он прибавляет ума тем, кто его пьет; «по крайней мере, всякий выходящий оттуда считает, что стад куда умнее, чем был при входе».

Все великие завсегдатаи «Прокопа» по-прежнему здесь — на портретах, украшающих его стены. Кофе все так же ароматен, торт «Наполеон» необыкновенно вкусен, а счет за него будет поистине императорским.

Рассказывают, что в кафе «Прокоп» Наполеон, еще не ставший Бонапартом, вынужден был заложить свою пока еще не знаменитую шляпу.

Частыми гостями были Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин. Здесь вечером 27 апреля 1784 года в ожидании бессмертия или провала сидел Пьер Бомарше во время премьеры «Женитьбы Фигаро».

Почин сицилийца быстро прижился в Париже. Через сто с небольшим лет после открытия «Прокопа» накануне Французской революции в Париже уже насчитывалось тысяча сто кафе, а в 1869 году — четыре тысячи. Пик приходится на период между двумя мировыми войнами, когда число кафе перевалило за семь тысяч. Об их популярности можно судить по тому, что в старину большинство их, как и сегодня, располагалось в районе бульваров. Три тысячи кафе на бульварах старого, на самом деле не очень большого города — это значит, что каждая вторая дверь вела в кафе. Шло время, менялся Париж, и вместе с ним менялся облик и география популярных заведений.

Секрет, почему пик «кафейной» культуры приходится на 1910—1920-е годы, когда в моду вошли монмартрские кафе, довольно прост. Дело в том, что отопительная система парижских домов заставляла в зимнее время даже скандинавов страдать от холода. Чем беднее был человек, тем чаше он ходил в кафе и дольше сидел там. Еда, говорят, в них всегда была скверной, но кофе и тепло скрашивали жизнь. Весь мир проходил мимо, и мир этот можно было рассматривать, спокойно размешивая в стакане кофе с молоком. Было тесно, накурено, но от громадной чугунной печки, стоявшей посреди зала, веяло теплом.

В истории живописи мансарды занимают почетное романтическое место. Мансарда — это чердак, что в переводе на человеческий язык означает жизнь под раскаленной крышей летом, под протекающей — весной и осенью и на чудовищном сквозняке и холоде — зимой. Что же удивляться необычайной популярности «кофе с молоком» и гимну чугунной печке?!

В Париже кафе неисчислимы, разнообразны и так же живописны, как их названия: «Курящая собака», «Прогулка Венеры», «Крыса на крылечке», «Ловкий заяц»...

Кафе были своего рода писательскими кабинетами многих классиков современной литературы. Художники картин в них, правда, не писали, но почти в каждом монмартрском кафе за «своими столиками» сидели торговцы картинами, здесь совершались сделки, которым впоследствии искусствоведы посвятили монографии.

Кафе «Брассери Липп»

«Cafe des Deux-Magots» почти целое столетие считалось своего рода вратами в рай мировой литературы. Каждый, кто мечтал попасть в рай, приходил туда, зная, что там обязательно встретит крупных издателей и писателей. Попросту говоря, кафе превратилось в издательскую общественную приемную. Дорогую, естественно. Известны случаи, когда поэты и писатели неделями копили гроши, чтобы прийти сюда в час коктейля, заказать за 110 су (безумные деньги в конце прошлого века!) рюмку аперитива и... ожидать, когда великий человек Издатель будет проходить мимо.

Франция — одно из немногих мест в мире, где культура традиционно считается живым национальным достоянием. В какой еще стране владелец кафе может удостоиться награждения высшим орденом страны? А в Париже Марселин Липп в 1958 году стал кавалером ордена Почетного легиона — за «лучший литературный салон Парижа». У него в «Brasserie Lipp» установилась традиция: там завтракают бизнесмены, обедают политики и актеры, а к ужину собираются писатели. Постоянными завсегдатаями здесь были Антуан де Сент-Экзюпери и будущий президент Франсуа Миттеран, а за одним из столиков Эренст Хемингуэй написал «Праздник, который всегда с тобой».

Эрнест Хемингуэй

Ну, а если кафе находится неподалеку от известного издательства «Галлимар», то список его посетителей может составить почти полную энциклопедию французской литературы XX века. Свои кафе были у поэтов, у актеров и художников. Режиссеры Ален Годар, Франсуа Трюффо и Ален Рене частенько сиживали в баре «Le Montana», монмартрское «Le Coupole» считалось в среде молодых поэтов и художников «академией богемной жизни», а воспоминаниями о «Le Select» могут поделиться полицейские-пенсионеры. Однажды целый полицейский наряд не мог утихомирить разбушевавшуюся Айседору Дункан, избившую американского корреспондента в ходе дискуссии о суде над Сакко и Ванцетти.

Одним из необычных блюд в кафе было мороженое. Рецепты его приготовления долгое время были засекречены, придворные кулинары давали обет молчания обо всем, что было связано с приготовлением мороженого. Но, несмотря на все запреты, «секреты» приготовления мороженого распространялись по всей Европе. Подававшееся мороженое в «Прокопе» быстро завоевало симпатию французов. Из Франции оно перекочевало в Германию.

Во французском кафе клиентам предлагали до восьмидесяти сортов мороженого. Одним из страстных любителей мороженого был Наполеон Бонапарт. Он настолько любил ледяные сладости, что даже в ссылку на остров Святой Елены выписал себе аппарат для их изготовления, который ему не замедлила прислать одна сердобольная англичанка.

Когда в 1553 году Екатерина Медичи вышла во Флоренции замуж за Генриха II, по случаю торжества на десерт было приготовлено мороженое из малины, апельсинов и лимонов. Согласно легенде, новоиспеченная королева Франции привезла рецептуру холодного лакомства в качестве приданого. Кстати, ее сын, Генрих III, настолько пристрастился к деликатесу, что употреблял его ежедневно.

Лучшие мастера холодных десертов работали при королевских дворах. Известно, например, что в свите дофина при его вступлении в королевский дворец в 1547 году находился изготовитель прохладительных блюд и напитков Бенталенти.

В 1625 году внучка Екатерины Медичи, Генриетта-Мария, выйдя замуж за Карла I Английского, взяла в свиту личного повара и кондитера по мороженому Геральди Тиссайна. За разглашение рецептов мастеру грозила смертная казнь. Только в 1649 году, когда Карл I, по настоянию Оливера Кромвеля, был обезглавлен, Тиссайн вернулся на родину, в Париж, и озолотился, продав свой самый лучший рецепт шоколадного мороженого «Ледяная неаполитанка» кафе, специализировавшемуся на лакомствах из шоколада.

Кстати, шоколадное и ванильное мороженое впервые появились во время правления французской королевы Анны Австрийской. На одном из банкетов ее сына Людовика XIV было объявлено, что ближе к окончанию праздника шеф-повар подаст каждому гостю десерт, который выглядит как свежее яйцо. Но, ко всеобщему удивлению, это «яйцо» было восхитительно сладким на вкус и к тому же холодным.

Во второй половине XVII века мороженое стало доступно не только особам знатных кровей.

До того как в столице появились первые рестораны, здесь были средневековые таверны, которые опустели к началу XVIII века, поскольку требовательная публика предпочитала, чтобы повар приходил на дом. Немец по фамилии Немейц (Nemeitz), проезжавший через Париж в 1718 году, так описывает это явление: «Столы совершенно непригодны для иностранцев, но других столов тут нет. Приходится есть среди дюжины незнакомых персон, предварительно взяв себе прибор. Излишне скромный и вежливый человек не сможет даже поесть там толком. Ближе к центру стола усаживаются завсегдатаи, которые без перерыва рассказывают свежие анекдоты. Вооруженные неутомимыми челюстями, они набрасываются на еду по первому сигналу. Горе тому, кто медленно пережевывает пищу! Напрасно будет он обращаться к слуге — стол опустеет еще до того, как он приступит к трапезе».

Ресторан в современном понимании этого слова был, таким образом, результатом прогресса в этой «борьбе за жратву». Сначала рестораном называлось место, где подавали бульон и блюда из мяса и яиц. Такие «рестораны» с индивидуальным обслуживанием «а ля карт» появились в 1765 году на рю де Пули, недалеко от Лувра; владельцем их был некто Буланже. Число ресторанов быстро росло, но первым шикарным рестораном стала английская таверна в Пале-Рояль, которую содержал Антуан Бовилльер, бывший шеф-повар графа Провансальского. Своих клиентов Бовилльер принимал в роскошной обстановке, со столами из красного дерева, хрустальными люстрами, скатертями с дамасским узором, с прилично одетыми слугами, превосходными винами и едой высшего качества. Свое предприятие он открыл в начале 1786 года, а 8 июня того же года вышло особое постановление, разрешавшее поварам и рестораторам принимать клиентов и выдавать пищу до 23 часов зимой и до полуночи летом.

Одновременно с ресторанами в столице развивалась гастрономия. В 1791 году конкурентом Бовилльера стал бывший шеф-повар герцога Орлеанского Мео, который открыл свое заведение недалеко от Пале-Рояль, в бывшей канцелярии Орлеанского дома с роскошными интерьерами. Там клиентам предлагался выбор из 100 блюд, 22 сорта красного вина и 27 сортов белого вина.

Все меняется. Менялись мода и вкусы. Несколько десятков лет назад пили «полусухое», будь то вино или шампанское. А сейчас народ приобрел вкус к «сухому». Сухое вино — это вино, у которого есть вкус и тело. В полусухом — много сахара. А что делает сахар? Смягчает вкус. Поэтому правильно начинать свою карьеру винолюбителя с полусухих вин. Нёбо должно привыкнуть к естественной кислотности. И надо понимать, что кислотность — не недостаток, а критерий качества вина. От сладкого вина больше пьянеешь не только потому, что его крепость выше. Дело в том, что сладкого можно выпить много, оно словно гипнотизирует, обманывает. А сухое вы пьете умеренно, смакуя его тонкий аромат и оценивая характер.

Вино часто сравнивают с человеком. Молодое вино — агрессивное, в нем еще много природной кислотности, а с годами оно приобретает характер: танины и кислотность смягчаются. Если же в молодом вине нет нужной кислотности, то с годами оно теряет, как говорят, тело. Такое вино годится только для утоления жажды.

Раньше, когда вино стоило не так дорого, как сегодня, богатые любители и коллекционеры могли ежегодно составлять коллекцию вин. И погребок был привычной частью жизни парижан. В последние 20 лет, к сожалению, положение вещей изменилось. Теперь иметь свой погреб — это престижно. Вина, в особенности французские, очень подорожали по причине своей редкости и огромного спроса. Они сегодня, по сути, раритетны. Правильно владеть погребом — значит уметь каждый год покупать именно правильные вина. Для ценителя вин необходимо 5—10 лет для того, чтобы собрать «настоящую» профессиональную коллекцию.

Например, 1997 год в целом был благоприятным для всех типов вина и винограда. Средние и хорошие годы зависят от капризов погоды в каждый из периодов жизни виноградной лозы (цветение, завязь ягод, формирование грозди, созревание). Идеально, когда во время цветения не выпадает град и нет заморозков, очень солнечно в течение всего августа (для созревания урожая) и немного дождей за неделю до его сбора. Особо важна солнечная погода после дождей и во время сбора урожая.

Почему элитные вина такие дорогие? Для того чтобы получить отменное вино, необходимо не просто ухаживать за лозой, но и регулировать рост винограда. Если заставлять лозу производить по десять гроздей, то можно получить хорошее, как мы говорим, коммерческое вино. Если же на лозе оставляют примерно пять гроздей, она меньше устает и дает более качественный виноград, из которого получится совсем другое вино. К тому же лоза начинает плодоносить только через 4—5 лет после посадки. В общем, первые прибыли с виноградника приходят только через 10—15 лет. Поэтому самые известные виноделы начинали свое дело где-то за 40—50 лет до прихода славы.

В 1804 году вышло первое издание «Альманаха гурманов», в котором перечислялись лучшие парижские рестораны. Во время Реставрации лучшим рестораном считался «Роше де Канкаль», на углу рю Мандар. В романе «Кузина Бетта» Бальзак подробно описал пирушку в этом заведении. На площади Шатле находился ресторан «Ле Во», прославившийся бараньими ножками. Трактирщик Дуайен открыл свое заведение на Елисейских Полях, а на бульваре Тампль особой популярностью пользовались рестораны «Галиот» и «Кадран Блё». Во время июльской монархии вошли в моду рестораны на Больших бульварах «Тортони», «Кафе де Пари», «Кафе Риш» и «Кафе Арди» (в 1841 году переименовано в «Мезон Доре»). В «Кафе Англе» часто заглядывали персонажи из бальзаковской «Человеческой комедии» Растиньяк и Нюсенген. Наряду с этими знаменитыми ресторанами существовали сотни других заведений, причем некоторые из них были всего лишь дешевыми харчевнями.

Во время Второй империи «Кафе англе» было любимым местом гуляк, а в 1867 году его кабинет «Гран Сэз» был местом совместного ужина трех императоров.

В 1867 году мясник Дюваль придумал для людей со скромными доходами «бульоны», которые подавались в ресторанах «Дюпон» и «Шартье».

В годы Третьей республики и ее «бель эпок» появились новые престижные рестораны — на Елисейских Полях, в Булонском лесу, на набережной Турнель, на площади Мадлен. Улица Руайяль известна рестораном «Максим», Елисейские Поля славятся рестораном «Фуке» — любимом месте писателей разных стран.

Кулинарная традиция продолжала развиваться в XX веке. Появились справочные издания, в которых дается оценка главным ресторанам, лучшие из которых находятся, несомненно, в Париже.