Большая игра на Балтике 1500 – 1917 гг

1. Крымский синдром

Крымская война, будучи не таким глобальным конфликтом, как Наполеоновские войны, оказала на дальнейшие события гигантское влияние. И главным последствием тут можно назвать жажду реванша России, причем не в экономике, а во внешней политике. Именно это было целью всех последующих усилий Петербурга на дипломатической арене. К 1860-м в мире сформировалось два военно-политических блока: это Англия и Франция с одной стороны и Россия, Пруссия и США — с другой. Ради мести Австрии, занявшей во время Крымской войны антироссийскую позицию, царь Александр II согласился на объединение Германии (то, что пытались предотвратить 150 лет все русские цари начиная с Петра I) под началом Пруссии и на военный разгром Берлином сначала Австрии, а потом и Франции. В США в 1861–1865 годах происходила гражданская война, которую часть современных исследователей считает запоздавшей «революцией 1848 года». Тем не менее Вашингтон в 1860−1870-е годы был верным союзником России и Пруссии, помогая обеим странам как технологиями, так и дипломатией.

После победы Бисмарка над Францией коалиция Пруссии, России и США постепенно распалась. Во-первых, США уже мало заботили европейские дела, и Вашингтон решил сосредоточиться на Новом Свете, во-вторых, сыграла свою роль и экономическая конкуренция. Дело в том, что после победы Севера в гражданской войне основным экспортным товаром США стал не хлопок, а пшеница. Вот как этот рост выражался в цифрах: на 1861 год собрано 60 миллионов гекалитров, продано 4,9 миллиона гекалитров; на 1863 год собрано 48 миллионов гекалитров, продано 8,9 миллиона гекалитров; на 1864 год собрано 45 миллионов гекалитров, продано 10 миллионов гекалитров. В денежном выражении вывоз пшеницы из США возрос с 552 миллионов долларов в 1850-е годы до 1,808 миллиарда долларов в 1870-е.

Вашингтон стал отдаляться от Петербурга, однако прямо антироссийской политика США стала только в начале XX века при Теодоре Рузвельте. Примерно в это же время началось медленное и осторожное сближение США и Англии.

У Англии после 1871 года была довольно тяжелая ситуация: она фактически лишилась союзников в Европе и Америке. Но, умело ведя дипломатию, пугая своих противников несуществующими угрозами, играя на противоречиях, сумела даже нарастить свое могущество, поэтому период 1871–1904 годов вошел в историю под названием «Блестящая изоляция».

Какая же ситуация сложилась на Балтике? До Крымской войны России на Балтике полагалось иметь «двухдержавный стандарт», то есть русский Балтийский флот должен был быть сильнее совокупных морских сил Швеции и Дании.

В Крымскую всё совершенно изменилось. Во-первых, два русских флота получили противников, воевать с которыми вообще не рассчитывали. Речь, конечно же, об Англии и Франции. Кроме того, с 1854 по 1856 год произошел скачок технологий, появились новые типы и новые виды вооружений, против которых старые парусные корабли эффективно действовать не могли. Проще говоря, промышленная революция выплеснулась в военное дело и полностью изменила взгляды как военных, так и правителей.

Глава морского штаба великий князь Константин Николаевич во всеподданнейшем отчете 1855 года писал императору Александру II: «Вследствие переворота, произведенного во флотах всех наций введением винтового двигателя, все прежние парусные суда наши должны быть заменены судами паровыми…»

На 1853 год Балтийский флот составлял 26 линейных кораблей, девять фрегатов, девять пароходов плюс мелкие суда. В 1856 году — 22 корабля, 14 фрегатов, одиннадцать пароходов, около 60 паровых канонерских лодок плюс мелкие суда. На 1861 год — 11 линейных кораблей, пять фрегатов и мелкие суда.

Сразу после Крымской войны в русском морском штабе решили перейти к концепции «крейсерской войны». Контрадмирал Иван Шестаков продавил идею закладки винтовых клиперов. В записке Константину Николаевичу он писал: «Вместо обороны я предлагал нападение в уверенности, что, утомленный инерцией сил наших, кипучий начальник примет идею с радостью. Появление наших крейсеров в океане, тогда как неприятель запирал нас в наших портах, было бы самым удачным сопротивлением неравной силе. Я предлагал приступить тотчас к постройке в Архангельске шести шхун, указал человека, способного на партизанское дело, и выставил, как мог, весь ужас лондонской биржи при первой вести о нападении русских крейсеров на английскую коммерцию. <…> Туманы Белого и Ледовитого морей заставляли блокирующие Архангельск неприятельские эскадры уходить ранней осенью. Под их же покровом могла выйти в океан партизанская эскадра с назначением, ясно и определенно выраженным в английских морских законах: „жечь, истреблять и топить“ всё вражье, попадавшееся под руку».

При этом из-за технологического отставания Россия стала строить не высокотехнологичные корабли, а пользоваться устаревшими разработками. Так были оснащены паровыми машинами парусные линейные корабли: 74-пушечные «Константин» и «Выборг» и 84-пушечные «Гангут» и «Вола». Построенные новые винтовые 84-пушечные «Орел» и «Ретвизан» и 11-пушечный «Император Николай I» обладали плохой мореходностью — даже при малейшем волнении нельзя было использовать нижние пушечные порты.

И строилось это всё тогда, когда Франция заканчивала постройку полностью броненосного «Глуара», а Англия — «Уорриора». Русское морское ведомство просто копировало чужие решения с задержкой и жаловалось на горькую судьбу. Константин Николаевич писал: «Переворот в кораблестроении совершенно изменил отношение морских сил России к силам морских держав. Мы находимся ныне в положении беззащитности с моря, и не только наступательная, но и оборонительная война с морскими державами в настоящее время для России невозможна». Или цитата из записок директора канцелярии морского министерства К. А. Манна: «Это было постоянное пересоздание флота на началах, каждый раз не имеющих ничего общего с прежними. Корабельная архитектура была поколеблена в самых существенных своих основаниях».

Понимая, что морской штаб не может осмыслить прогресс в военном деле и совершенно не знает, куда двигаться, в определенный момент решили — а. не будем ничего делать вообще. Мол, промедление с внедрением броненосного судостроения в России — это вполне мудрая политика, направленная на изучение чужого опыта использования новых типов кораблей.

Наверное, следовало бы определить доктрину, согласно которой надо будет строить новый флот. Определить его задачи — и на ближайшее будущее, и, например, лет на пять вперед. Более того, из-за того, что побережье России представляет четыре слабо связанных между собой театра военных действий, следовало определить, какой театр будет главным, а какие — вспомогательными. Где держать основные силы, а где ограничиться морской обороной? Какие типы кораблей строить и чего добиваться?

Ничего этого не было сделано.

Однако проблема была в том, что мировые кризисы никуда не делись, а участие в них России как одной из великих держав было предопределено заранее. В 1863 году, во время восстания в Польше, так и случилось.

Морской штаб решил отправить к Нью-Йорку и Сан-Франциско две русские эскадры. Самое плохое в этой ситуации то, что сначала Россия выслала крейсера в море, а потом в правительстве и морском штабе начали думать. Цитата из В. П. Костенко «На „Орле“ к Цусиме»: «Особый комитет под председательством генерал-адъютанта Крыжановского признал, что Кронштадт нельзя защитить одними береговыми укреплениями при нападении с моря». То есть получилось, что, выслав корабли, морской штаб оставил столицу без защиты.

И далее началось лихорадочное решение проблемы постфактум. Морское министерство, чтобы обезопаситься от вмешательства англичан, решило строить мониторы для защиты Кронштадта и балтийского побережья. Потом пришли к тому, что для обороны этого недостаточно и нужна броненосная флотилия. В 1864-м петербургские верфи судорожно, с полным напряжением сил приступили к постройке однобашенных мониторов с двумя орудиями в башне типа «Стрелец» и одного двухбашенного типа «Смерч». Одновременно строились две плавучие броненосные батареи, обрастали бронёй фрегаты «Севастополь» и «Петропавловск». Все боевые единицы вошли в состав флота к кампании 1864 года.

На постройке первых 15 броненосных кораблей за один год сформировалась молодая судостроительная промышленность. Она послужила основой для дальнейшего роста броненосного флота.

Надо сказать, что первую броненосную батарею «Первенец» заказали в Англии, а по ее подобию на русских верфях построили еще две: «Не тронь меня» и «Кремль». Кроме того, были заложены десять однобашенных мониторов типа «Ураган» и двухбашенная броненосная лодка «Смерч».

В 1862 году началась Вторая Шлезвигская война. Начнем по порядку. После проигрыша в Крымской войне Пруссия была выбрана российской дипломатией «орудием мести» в отношении коварной Австрии. На тот момент политику Пруссии возглавил Отто фон Бисмарк, который решил использовать все возможности, чтобы объединить Германию под главенством Берлина.

Меж тем в Дании начался очередной династический кризис. Датский король Фредерик VII, о котором мы говорили в одной из предыдущих частей, вел, как говорят историки, «невоздержанный образ жизни», то есть сильно любил злоупотребить алкоголем, едой и женщинами. Естественно, это не прошло для организма даром, и он внезапно умер 15 ноября 1863 года. Надо сказать, что перед смертью он активно занимался приготовлениями к войне, поскольку в 1858 году объявил Шлезвиг и Гольштейн неотъемлемой частью Дании, а Германский союз не признал это постановление и угрожал началом боевых действий. И опять вопрос о Шлезвиге и Гольштейне подвис в воздухе. Прусский канцлер срочно созвал заседание общегерманского парламента во Франкфурте, где потребовал ввести войска на спорные территории. Согласно постановлению от 13 октября 1863 года (еще до смерти Фредерика VII), объединенные войска Пруссии, Австрии, Саксонии и Ганновера должны были оккупировать Гольштейн и Лауэнбург.

Надо сказать, что Фредерик VII был последним датским королем из династии Ольденбургов, и кто взойдет на престол, было совершенно непонятно. Пока что датчане склонялись к дому Глюксбургов и посадили на престол тамошнего герцога, Кристиана. Новый король подтвердил постановление Фредерика о Шлезвиге как о неотъемлемой части Дании.

Бисмарк тут же вытащил из своих запасников Фридриха Августенбургского, герцога Шлезвига, который заявил свои права на территории, основываясь на том, что в обоих герцогствах действовало салическое право, то есть передача наследства только по мужской линии.

Датский король умер 15 ноября. 18 ноября Кристиан подписал положения о Шлезвиге. 23 декабря датские войска вошли на территорию герцогств. Датчане надеялись на поддержку сразу двух великих держав — России и Англии. Для англичан был важен предсказуемый контроль Датских Зундов, для России же было бы нежелательно резкое возвеличивание Пруссии.

Тем не менее и Россия, и Англия заняли пропрусскую позицию. Премьер-министр Англии лорд Пальмерстон писал: «Нынешняя Пруссия слишком слаба для того, чтобы в своих действиях быть честной и независимой. И, принимая во внимание интересы будущего, крайне желательно, чтобы Германия, как целое, сделалась сильной, чтобы она оказалась в состоянии держать в узде обе честолюбивые и воинственные державы, Францию и Россию, которые сжимают ее с Запада и Востока. Что касается Франции, мы хорошо знаем, как беспокойна и задорна она и как в любой момент из-за Бельгии, из-за Рейна или из-за какой-нибудь другой области, могущей быть завоеванной без особого труда, она готова начать войну. Что касается России, то она со временем превратится в державу, по величине напоминающую древнюю Римскую империю». Эдакое неуклюжее оправдание агрессии.

В этой ситуации Бисмарк мог разобраться с датчанами один на один, но все же решил, что Пруссии выгоднее пока что действовать совместно с Австрией. Позицию же Дании поддержала только Швеция, но только морально. Мол, мысленно мы с вами.

14 января Австрия и Пруссия объявили войну Дании. 16 ноября Бисмарк выдвинул ультиматум с требованием об отмене положений новой датской конституции в течение 48 часов.

Датская армия насчитывала на тот момент 38 тысяч штыков и сабель — 16 тысяч располагались в Ютландии, и 22 тысячи заняли оборону в Шлезвиге и Гольштейне, в укрепрайоне Даневирке. Пруссаки выставили в поле 38 400 тысяч штыков, австрийцы — 20 тысяч. Командовал объединенным германским контингентом фельдмаршал Фридрих фон Врангель.

1 февраля 1864 года война началась. Пруссаки ударили по укрепрайону в Мизунде, австрийцы же при температуре −10 градусов пошли на штурм Зелька. Надо сказать, что и пруссаки, и австрийцы еще жили категориями времен Крымской войны. В атаку шли плотными колоннами, с развевающимися знаменами, офицеры гарцевали перед своими соединениями на лошадях. Датчане решили это использовать к своей пользе и, рассыпав по предполью снайперов, начали выбивать офицеров одного за другим. Потом заговорили датские пушки, попросту расстреливая колонны. Таким образом, датчане нанесли противнику большие потери. Но учитывая численное преимущество союзников, 5 февраля 1864 года датские войска под командованием Кристиана Юлиуса де Меза, которым угрожало окружение, решили отойти к Фленсубургу, при этом почему-то не использовали железную дорогу, в результате пришлось бросить почти всю тяжелую артиллерию. Решение, надо отметить, было очень спорным. Де Меза не обладал всей полнотой информации и не знал, что оборона вполне себе удержалась и никакого окружения на этот момент армии не угрожало. Тем не менее укрепрайон на границе с Пруссией решено было оставить. Этот анабасис в мороз стал одним из самых драматичных в истории Дании. Раненые умирали на морозе, было много дезертиров, часть припасов потеряли.

Меж тем австрийцы и пруссаки форсировали замерзшие реки и на следующий день догнали отступающих. У Замкельмарка датчанам с большими потерями удалось отбиться и продолжить отступление.

18 февраля пруссаки заняли Колдинг, расположенный в герцогстве Шлезвиг. А далее союзники уперлись в крепость Дюббёль. 15 марта началась бомбардировка форта, датчане отвечали, на помощь пришел и датский флот, прислав новейший двухбашенный монитор «Рольф Краке». 18 апреля пруссаки пошли на штурм, и под прикрытием артиллерии, несмотря на жестокое сопротивление датчан, прорвали-таки оборону форта.

После падения Дюббёля датская армия в панике отступила на север, уйдя на острова и сдав всю Ютландию.

Что касается морских сражений, в марте 1864 года датский флот у Рюгена смог нанести поражение прусскому флоту, а в мае у Гельголанда разбить австрийский флот под командованием знаменитого Тегетгофа. Флагман австрияков «Шварценберг» получил 80 попаданий в корпус и чуть не утонул во время боя. Но это уже ничего не решало.

А 12 мая 1864 года начались переговоры о мире. Пруссия этим воспользовалась и 29 июня внезапно начала высадку на остров Эльс, который был завоеван за два дня. Хоть какое-то боевое противодействие смог оказать пруссакам только монитор «Рольф Краке». 30 октября 1864 г. был подписан Венский мирный договор. Датский король отказывался от всех своих прав на Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург в пользу Германского союза. Но как поделить завоеванное? Только тогда Австрия как будто обратила внимание на то, что Шлезвиг и Гольштейн с Австрией не граничат. Договорились следующим образом — герцогства переходят под совместное австро-прусское управление. В то же самое время там будет проведен референдум по вопросу о том, к кому области хотят присоединиться.

Что касается России, то ведомство Горчакова примерно с 1863 года декларировало исключительно миролюбивую задачу — борьбу за мир во всем мире. Цитата из циркуляра от октября 1863 года гласила: «Сохранение мира в Европе и во всем мире — приоритетная задача Российской империи». На протяжении всей Второй Шлезвигской войны 1864 года российский МИД уговаривал Бисмарка не делать никаких территориальных захватов и вообще — удовлетвориться восстановлением справедливости. Это вывело прусского канцлера из себя: «Нельзя допустить, чтобы кровь прусских солдат была пролита напрасно. Страна не удовлетворится бесплодными лаврами».

Что касается русского присутствия на Балтике, на 1871 год российский Балтийский флот имел в своем составе 23 броненосных судна — сила вроде бы немалая. Но… опять проблема. Эти броненосные суда были столь разнородны, со столь разными характеристиками, что использовать их вместе не представлялось возможным. Если же из этого количества вычесть мониторы и броненосные лодки, пригодные лишь для действий в мелководьях, то для работы за пределами Маркизовой лужи Россия имела 12 броненосных кораблей, из них три — медленные самоходные батареи со слабыми двигателями.

Давайте сравним с германским флотом. На 1871 год у немцев имелось пять броненосных кораблей, три броненосных фрегата, две самоходные броненосные батареи, четыре бронированных корвета — всего 37 кораблей, включая парусные, плюс четыре корабля в постройке. Согласно кораблестроительной программе 1872 года, выдвинутой германским морским ведомством, которое возглавил генерал Альбрехт фон Штош, немцы должны были к 1875 году иметь на Балтике восемь броненосных крейсеров, шесть броненосных корветов, семь кораблей мониторного типа, две самоходные броневые батареи, 20 винтовых корветов и мелкие корабли [40]. Итого, если считать бронированные суда — те же самые 23 корабля, что и у России. Таким образом, к 1875 году николаевские указы о «двухдержавном стандарте» Балтийского флота превращались бы в прах — русские силы на Балтике становились бы равны германским, а если сюда прибавить шведов и датчан, то уступали бы соединенным силам балтийских держав.

Сравнив силы России и Германии по количеству, давайте посмотрим на качество. Немецкие броненосцы «Arminius» — мониторного типа, то есть ограниченно мореходны, «Prinz Adalbert» — броненосец таранного типа, построенный под влиянием Конфедеративных Штатов Америки (собственно, для них и строился, немцы его просто перекупили). Остальные корабли и фрегаты — казематного типа, самым сильным считался броненосный фрегат «Konig Wilhelm», вооруженный восемнадцатью 240-мм орудиями и пятью пушками калибром 210 мм.

Если сравнивать с русским монитором-крейсером «Петр Великий» (построенным в 1872 году явно под влиянием американского монитора «Miantonomoh»), то мы увидим выигрыш русского корабля только в артиллерии (четыре 305-мм орудия в двух башнях) и бронировании (русский корабль нес броню в 356–203 мм, немец — от 152 до 305 мм), но при этом скорость у «Петра» ниже немецкого флагмана (11 узлов против 14), мореходность — существенно хуже, водоизмещение — меньше. Ну и не будем забывать, что из-за проблем с машинами окончательно «Петр Великий» вошел в строй только в 1877 году, тогда как «Konig Wilhelm» вошел в строй и нес свою службу с 1869 года.

Собственно, прямое следствие Крымской войны — это потеря Россией региональной гегемонии на Балтике. Однако это можно было бы исправить дипломатическими мерами, так как, если Германия станет союзником России, их флоты будут не противостоять друг другу, а составлять единую силу. И действительно, на 1871 год у обеих стран отношения были просто замечательными, да и далее продолжалось всё за здравие: в мае 1873 года Россия де-факто вернулась к реинкарнации александровского Священного союза, с одной только разницей — теперь главенствующую роль в этом союзе играла Германия, а не Россия. После переговоров в Петербурге и Шенбрунне по инициативе Бисмарка был заключен Союз трех императоров: Вильгельма I, Франца-Иосифа I и Александра II. По сути, Россия, Германия и Австро-Венгрия (после 1866 года Австрийская империя стала дуалистической монархией) вновь образовали сильнейшую коалицию, доминирующую в Европе, при этом Австрия заменила в этой оси выбывшие США. Главная задумка Бисмарка, предложившего этот союз, — выступать в Европе по большинству вопросов единым фронтом. А также не дать развиться Франции (как мы с вами видим, то, что не понимал Александр I в 1814-м, вполне понял Бисмарк в 1871-м). Это давало странам-участницам кучу возможностей как для экономического, так и для военного и политического развития своих государств. Естественно, получив безопасность своих границ на западе, Петербург опять обратил свое внимание на проблему проливов. К тому же уже в 1875 году на Балканах опять начались восстания славян на турецких территориях.

2. Разрыв с Германией

Русско-турецкая война 1877–1878 годов была начата Россией при дипломатической поддержке Германии и Австро-Венгрии, причем с Австро-Венгрией имелось устное соглашение о границах раздела сфер влияния на Балканах. Из-за ошибок русской дипломатии и прямого нарушения этих соглашений к Берлинскому конгрессу Австро-Венгрия встала на сторону противников России — таким

образом плоды побед русских на полях сражений были успешно перечеркнуты. За подробностями можно обратиться к работе Игоря Козлова «По следам „Турецкого гамбита“, или Русская „полупобеда“ 1878 года» ^[41]. В России в результатах Берлинского конгресса в Петербурге обвинили Германию, а конкретно — ее канцлера, Бисмарка. Собственно, именно этот факт более всего и возмутил немецкого канцлера. И начался дрейф Берлина к более тесному сотрудничеству именно с Веной, которая теперь становилась для Германии основным партнером.

Сначала же Петербург ударили по самому больному месту — по кошельку. Германия, защищая собственного производителя, в 1879 году ввела протекционистские тарифы на зерно — главный экспортный товар России. В ответ русские перекинули войска на германскую границу, что встревожило канцлера, и он так же начал усиливать наряд сил на восточных границах. 7 октября 1879 года в Вене был заключен секретный австро-германский оборонительный договор, носивший хотя и оборонительный, но явно антироссийский характер, на что указывает прямая ссылка в статье четыре в тексте договора: «Считаясь с высказанными императором Александром на свидании в Александрове чувствами, высокие участники этого договора питают надежду на то, что для них военные приготовления России не будут в действительности угрожающими, и поэтому они не видят сейчас никакого повода для какого-либо сообщения. Но если бы эта надежда, вопреки ожиданию, оказалась ошибочной, то высокие участники этого договора сочтут долгом лояльности осведомить императора Александра, по крайней мере конфиденциально, о том, что они вынуждены будут рассматривать всякое нападение на одного из них как направленное против них обоих».

По поводу 1878 года и Берлинского конгресса Бисмарк писал: «Предлагаю кому-угодно указать мне хоть на одно русское предложение, которого бы я не принял за эти три критические года. Но князь Горчаков (канцлер Российской империи) странно относится к своим союзникам. Для него существуют лишь вассалы; когда они думают, что поступили хорошо и заслужили слово поощрения, он дает им чувствовать, что они слишком медленно поднимались на лестницу. Мне даже не раз предлагали поддержать в Вене или в Лондоне русские требования, не уведомивши предварительно, в чем они состоят».

Между странами пробежала полоса отчуждения, и вскоре (1884) в пику Берлину Россия начала искать союза с Парижем. Немецкие кредиты в русской экономике сменились на французские, и обе страны начали свой путь к конфронтации, который закончился двумя мировыми бойнями в XX веке. Именно русско-турецкая война 1877–1878 годов стала той точкой, после которой Россия и Германия разошлись в разные стороны. Получилось, что Россия своими руками создала объединенную Германию и своими же руками эту Германию сделала своим главным геополитическим врагом в XX веке, хотя выгод от союза двух стран было бы гораздо больше и для Берлина, и для Петербурга.

Тем не менее Союз трех императоров продолжал какое-то время действовать. В 1881 году Александр II был убит народовольцами, к власти пришел Александр III, который согласился на продление договора сначала до 1884 года, а потом до 1887-го.

Одновременно с этим Германия и Австро-Венгрия подписали секретный договор с Италией, и был создан Тройственный союз. Естественно, что это действие взаимопонимания с Россией не добавило, противоречия с Германией все множились и множились, в том числе и из-за позиции Австрии на Балканах, но даже в этот момент можно было еще спасти добрые отношения. В 1887 году по предложению российской стороны Берлин и Петербург заключили так называемый договор перестраховки. По его условиям обе стороны должны были сохранять нейтралитет при войне одной из них с любой третьей великой державой, исключая случаи нападения Германии на Францию или России на Австро-Венгрию.

Кроме того, Германия обязывалась оказать России дипломатическое содействие, если русский император найдет нужным «принять на себя защиту входа в Черное море» в целях «сохранения ключа к своей империи» (то есть Германия была согласна оказать России дипломатическую поддержку в захвате проливов).

Из письма Бисмарка кронприцу Фридриху-Вильгельму от 23 мая 1881 года: «В любом случае реформы, необходимые, чтобы обеспечить здоровье или хотя бы начало выздоровления Российской империи, будет провести гораздо сложнее, чем сейчас, если подписи императора будет недостаточно для вступления в силу новых законов. Абсолютная монархия, на мой взгляд, еще должна сослужить русским службу — провести необходимые хирургические операции быстро и твердо. Все образованные русские, с которыми я говорил в последние недели, ожидают немедленного исцеления всех своих недугов в случае введения конституции. Национальное легкомыслие мешает даже самым рассудительным из них подумать о том, каким же образом конституция сможет разрешить все проблемы империи. Даже совещательный сословный орган, где решения будут приниматься большинством голосов, попросту заблокирует предлагаемые императором законы, не компенсируя это парламентской инициативой. Болезненное желание русских считаться столь же цивилизованными, как и жители Западной Европы, поначалу окажется удовлетворено: ведь конституция в их глазах является таким же признаком цивилизации, как одежда европейского покроя. Но я не верю в то, что русский парламент сможет сделать правительству какие-либо практические предложения. Мне думается, что он так и не выйдет за пределы критики существующего порядка, как это происходит у всех протестных партий в нашей стране, в Вене или Италии: они могут блокировать и дезорганизовать работу правительства, но не в состоянии договориться о позитивных шагах. Но немецкая оппозиция — у нас или в Вене — быть может, не так патриотична, как русские, однако намного умнее и образованнее…»

Договор был заключен сроком на три года, однако в 1891 году сменивший Бисмарка Лео фон Каприви отказался продлять соглашение. Бисмарк ушел из власти в 1890 году, и теперь вся полнота решений принадлежала императору Вильгельму II, который был настроен антирусски, кроме того, он пришел к выводу, что немецкий рейх должен защищать себя в большей степени с помощью своего оружия, чем с помощью каких-то там союзов. В свою очередь Россия начала переговоры с Францией, и в августе 1892 года был заключен франко-русский военный союз.

Таким образом, сначала Россия своими руками создала единую Германию, а потом… с ней рассорилась. Это, как говорил Талейран, «хуже чем преступление, это ошибка».