Глава 7 Развал, 1977–1979

Пребывание Пол Пота в Китае и Северной Корее

28 сентября 1977 года, перед прибытием Пол Пота в Пекин, 100 000 зрителей, махавших бумажными флажками, были выстроены вдоль улицы Чанган по дороге к Вратам Небесного мира. Расточительные приготовления напоминали подготовку Сианука к приему важных иностранных визитеров. Впервые Пол Пота принимали подобным образом {1 О визите Пол Пота в Китай см. N. Chanda. Brother Enemy, p. 98 и далее. Этот визит примерно совпал с первой годовщиной ареста Банды четырех, а также, как мы теперь знаем, с борьбой за лидерство между Хуа Гофеном и Дэном Сяопином. Посмотрев фильм о приеме Пол Пота в Китае, Сианук (в книге Prisonnier des khmers rouges, p. 217–218) безнадежно заметил, что такой прием «своим великолепием превосходил все, что я когда-либо видел». Идентификация Салот Сара с Пол Потом стала результатом сравнения фотографий и совпадающих деталей, прозвучавших в краткой биографии, переданной по радио во время визита Пол Пота в Северную Корею (анализируется ниже).}.

В аэропорту кхмерскую делегацию встретили китайский премьер Хуа Гофен и Дэн Сяопин. Фотографии, сделанные во время встречи, позволили зарубежным аналитикам утверждать, что Пол Пот — это Салот Сар. Во время визита в Китай его сопровождали Иенг Сари, Ворн Вет, Тиоунн Тоён (министр здравоохранения ДК) и еще несколько младших по рангу штатных сотрудников.

Камбоджийцы оставались в Китае до 4 октября. Из Пекина они отправились в Северную Корею. И в той, и в другой стране их время было заполнено церемониями, банкетами и выступлениями. Хотя в своих выступлениях Пол Пот и не говорил конкретно о Вьетнаме, он действительно подчеркивал неприкосновенность границ Камбоджи и ее национального суверенитета. Он также вновь заявил о своем восхищении Мао Цзэдуном и его идеями перманентной революции и классовой борьбы. В ответной речи Пол Поту Хуа Гофен похвалил Демократическую Кампучию за ее «правильную линию… с опорой на массы, сохранением независимости и упорным продолжением вооруженной борьбы», тогда как в своей передовой статье одна из китайских газет назвала дружбу Китая с Камбоджей «нерушимой». До этого данное определение употреблялось лишь применительно к союзу Китая с Албанией. Как предположил Наян Чанда, Пол Пот чувствовал, что левая фракция во властных структурах Китая поддержит его радикальную внешнюю политику и конфронтацию с Вьетнамом. В действительности китайское руководство испытывало, по-видимому, смешанные чувства к Пол Поту: с одной стороны, китайцы восхищались его рвением и храбростью, но в то же время его наивное триумфаторство доставляло им беспокойство.[248]

Пол Пот в неофициальных беседах упоминал о конфликте с Вьетнамом. Он верил, что возрастающая сила про-китайских азиатских компартий, включая партии Таиланда, Бирмы, Малайзии и Индонезии, работает на Камбоджу. Он выразил уверенность в победе. Одной из причин, побудивших его совершить поездку в Китай, стала убежденность в том, что помощь китайцев укрепит военную мощь Камбоджи или, по крайней мере, заставит вьетнамцев быть осторожнее. Он никогда не рассматривал варианты в виде поражения, компромисса или переговоров.[249]

Еще одним основанием для поездки стало намерение Пол Пота продемонстрировать «человеческое лицо» страны и опровергнуть обвинения в нарушении прав человека, терроре и голоде, которые раздавались в Таиланде и на Западе. С этой целью к визиту Пол Пота китайцы выпустили глянцевый журнал под названием «Демократическая Кампучия движется вперед» и документальный фильм, снятый ранее в том же году. И в журнале, и в фильме были показаны рабочие места, бурно развивающаяся промышленность и новые ирригационные дамбы; сытые и довольные рабочие обычно улыбались. Кроме того, «раскрывавшаяся» Камбоджа приглашала к себе сочувствующих иностранных гостей и хотела установить дипломатические отношения с Бирмой, Таиландом и Малайзией — странами, в которых, как частным образом утверждал Пол Пот, развивались революционные движения.[250]

В Северной Корее награду Пол Поту вручил корейский лидер Ким Ир Сен (Kim II Sung). В день прибытия Пол Пота северные корейцы передали по радио его биографический очерк. Это были первые биографические сведения о Пол Поте, достигшие внешнего мира. В очерке говорилось, что он родился в 1925 году. Было сказано, что начальную школу он посещал в 1930–1935, а «начальное и среднее обучение» датировалось 1940–1948 годами. В 1937–1939 годах Пол Пот, по-видимому, работал в хозяйстве своих родителей. «До Второй мировой войны», сообщалось в тексте, «он развил в себе любовь к родине и своему народу, а обсуждения патриотической борьбы и чтение прогрессивных книг зародили в нем ненависть к врагам народа». До 1940-х в Камбодже было трудно отыскать какие-либо «прогрессивные книги», однако трудолюбивая, ориентированная на будущее молодость (а также работа в крестьянском хозяйстве, чего в 1980–1990-х не вспомнил ни один из братьев Пол Пота) была подходящей основой для революционера.[251]

В 1949–1952, говорилось в очерке, Пол Пот «участвовал в организации кружка по изучению марксизма-ленинизма среди студентов коллежа» в неназванной стране, а потом отправился в «джунгли… во время вооруженной борьбы с Францией». Далее в очерке перечислялись должности, которые Пол Пот занимал в Коммунистической партии Кампучии с момента партийного конгресса в 1960 году и до избрания премьер-министром. Однако для своего собственного народа Пол Пот продолжал оставаться загадочной фигурой. На кхмерском языке его биография по радио не прозвучала.

Война Камбоджи с Вьетнамом

По возвращении в Пномпень участники кхмерской делегации узнали, что вьетнамские войска недавно пересекли границу Камбоджи в отместку за нападения камбоджийцев на Тайнин. Вьетнамцы явно приурочили некоторые свои атаки к визиту Пол Пота в Китай: этим они хотели выразить неудовольствие и показать свою военную мощь.[252] Конфликт обеих сторон по-прежнему держался в тайне от внешнего мира. Чтобы понять причины, по которым разразилась война между Камбоджей и Вьетнамом, мы должны взглянуть на историю и геополитику данного региона и оценить влияние, оказанное на него расколом между СССР и Китаем, а также испортившимися китайско-вьетнамскими отношениями.

Начиная c XVII века, если не раньше, отношения с Вьетнамом стали главным направлением внешней политики большинства камбоджийских правителей. Удобное расположение, малочисленность населения и ресурсы сделали Камбоджу лакомым кусочком для вьетнамцев. Вместе с тем культурные различия между Камбоджей и Вьетнамом до последнего времени были самыми глубокими во всей Юго-Восточной Азии. Столетиями презрение вьетнамцев и недоверие кхмеров окрашивали отношения между двумя этими народами и затрудняли их взаимопонимание.

В рамках коммунистического движения Пол Пота и его соратников обучали вьетнамцы. Компартия Камбоджи выкристаллизовалась под руководством вьетнамцев, причем произошло это с целью поддержки войны Вьетнама с Соединенными Штатами. Когда Камбоджа одержала свою собственную победу, красные кхмеры объявили о независимости от Вьетнама, вычеркнув его из истории партии и начав совершать жестокие набеги на его территорию. Имеющиеся свидетельства указывают на то, что патронаж вьетнамцев всегда возмущал лидеров Камбоджи. Одержав победу, они сочли себя неуязвимыми.

В глазах вьетнамских коммунистов Камбоджа никогда не обладала особенной важностью, разве что как территория, прикрывавшая Южный Вьетнам от капиталистического Таиланда. Корректные, но прохладные отношения с красными кхмерами устраивали вьетнамцев, перед которыми стояли грандиозные задачи реконструкции и политической унификации после войны с Соединенными Штатами. В свете непримиримой позиции красных кхмеров относительно границ, а также последовавших за этим подрывной деятельности камбоджийского меньшинства в Южном Вьетнаме и вооруженных нападений в следующем году, Камбоджа стала проблемой, требовавшей военно-политического решения. С учетом баланса сил унижение Камбоджи стало делом времени.

Вражда Камбоджи и Вьетнама была и частью более крупного полотна. Китайско-вьетнамские отношения ухудшались уже на протяжении нескольких лет. Китай оскорбляло присутствие на его южных границах союзника «ревизионистского» Советского Союза, вьетнамцев задевало, что на их западных границах находится союзник Китая, т. е. Камбоджа. Китайско-вьетнамские отношения во многом напоминали отношения вьетнамцев с Камбоджей. Недоверие вьетнамцев к Китаю подпитывалось ощущением преследования — тем же самым, которое чувствовали по отношению к Вьетнаму красные кхмеры. Камбоджийцы выискивали прецеденты империалистического поведения вьетнамцев в XIX веке во многом так же, как вьетнамцы искали в тысячилетней истории примеры попыток китайцев установить над ними свое господство. Точно так же традиционное мнение китайцев насчет неуправляемости и ненадежности Вьетнама было похоже на то, которое сформировалось у Вьетнама относительно Камбоджи. Ирония судьбы состояла еще и в том, что борьба Пол Пота за покровительство иностранных государств (например, Вьетнама) напоминала действия камбоджийского короля Нородома в 1869-х годах, когда он приветствовал французский протекторат, а также более поздние меры, принятые Сиануком и Лон Нолом, при столкновении с вьетнамской угрозой. В 1978 году Пол Пот заявил зарубежным гостям, что он «строил социализм, никому не подражая», но подобно своим предшественникам он стал жертвой прошлого Камбоджи и ее географического расположения. Пол Пот и его соратники были окружены численно превосходившими войсками Вьетнама. Пол Пот считал, что на протяжении всей истории лишь внешние силы спасали Камбоджу от вьетнамской агрессии. И также, как Сианук и Лон Нол, он переоценил дружеское расположение соседей.

По мере того, как Камбоджа и Вьетнам все ближе подходили к непрерывным военным действиям и разрыву дипломатических отношений, высокопоставленные чиновники метались между Пекином, Ханоем и Пномпенем. Толку от этих визитов было мало, хотя поездка китайского вице-премьера Чен Юнгуя в Камбоджу представляет сюжетный интерес.

Чен Юнгуй был членом Политбюро китайской компартии с репутацией верного маоиста. Он посетил Камбоджу в конце 1977 года якобы для того, чтобы передать камбоджийцам опыт Дацхайской (Тайчайской) сельскохозяйственной бригады из Северного Китая, которую он контролировал в 1960-х и достижения которой неоднократно превозносились в кампаниях, проходивших под лозунгом «Учись у Дацхая». Во время визита в Камбоджу Чен Юнгуй посетил сельскохозяйственные угодья (повсюду его сопровождал Пол Пот) и похвально отозвался о внутренней политике Камбоджи, назвав ее «совершенно правильной». На публике он почти ничего не сказал о поддержке Камбоджи в ее конфликте с Вьетнамом.[253]

Однако постоянное присутствие Пол Пота рядом с Чен Юнгуем указывает на то, что он делал все возможное, чтобы продемонстрировать свое уважение и крайнюю заинтересованность в военной помощи китайцев. Кроме того, своим неожиданным появлением на полях в компании Чен Юнгуя Пол Пот рассчитывал показать членам партии, что он руководил страной и имел могущественных друзей.

Информация о визите Чена в Камбоджу добыта из официальных заявлений и радиотрансляций. Однако об одном коротеньком забавном эпизоде мы узнаем из признания Чоу Чета, сделанного спустя четыре месяца после визита китайского вице-премьера. В этом эпизоде Пол Пот ведет себя неожиданным образом, а живописность революционной картины немного тускнеет.

Чоу Чету (Си), партийному секретарю западной зоны, революционеру, исполнилось тогда пятьдесят три. В 1950-х он работал с Пол Потом в Пномпене, но уцелел в чистках 1976 года. В конце 1977 года он как раз выздоравливал от нескольких болезней, возможно, поразивших его из-за страха подвергнуться чистке. И тут в его кабинете в Компонгчхнанге собственной персоной появляется «Брат номер один». Как вспоминал Чет:

«Та Чай [Чен Юнгуй] вскоре собирался совершить экскурсию. Меня попросили сопровождать его в поездке по Компонгчхнангу… Когда я узнал о том, что Та Чай собирается совершить поездку по моей зоне, я удостоился чести принимать его, поэтому работал днем и ночью, ездил повсюду. Принимая [Чен Юнгуя], я пришел в полный восторг и позабыл о «Брате номер один», [Ворн Вете] и [Иенг Сари]. Я пошел прямо в первом ряду, даже впереди «Брата номер один». То, что я говорил, не подходило революционному лидеру. Мои слова не вписывались в протокол… Как только Та Чай, еще не отдохнувший от поезда, пошел взглянуть на рис, я все равно сразу же попросил у него дружеского совета. В этот момент «Брат номер один» рассмеялся».[254]

Описанная Чоу Четом сцена словно сошла со страниц журнала «Демократическая Кампучия движется вперед». Утром 10 декабря кортеж, сопровождавший китайских гостей, Пол Пота и других высокопоставленных партийных деятелей, приехал в колхоз в местечке Пномпопок в провинции Компонгчхнанг, преодолев меньше десяти километров от ближайшей железнодорожной станции в Ромеасе. Рядом с «седанами», на которых прибыли гости и важные чиновники, был припаркован китайский грузовик (или, возможно, пара джипов). Приехавшие на этом грузовике охранники уже распределились по местности. В ожидании именитых гостей руководители зоны, в чистых крестьянских рубахах и искусно связанных хлопчатобумажных шарфах (крама), простояли уже несколько часов. Сам участок и сытые, улыбающиеся работники выбирались и приводились в порядок заранее. Участок был образцовый, компактный, золотистый, площадью в один гектар. Вскоре после прибытия гостей работники должны были начать молотить рис-сырец в стиле Дацхайской штурмовой атаки, возможно, под какую-нибудь революционную песню. Все ждали, что Пол Пот и «Тай Чай» скажут несколько слов и дадут команду к действию. Вместо этого их ждало корявое, спонтанное представление, устроенное Чоу Четом, когда этот революционер средних лет, чрезмерно взволнованный присутствием вице-премьера Китая и, возможно, до безумия запуганный Пол Потом, что-то бормоча и запинаясь, вмешался и испортил все представление. Это и вызвало снисходительный смеху Пол Пота.[255]

Через несколько месяцев от комедии не осталось и следа: Чоу Чет был арестован, и его заставили описывать, как он всю свою жизнь предавал партию. В его многотомном «признании», содержалась проницательная оценка Демократической Кампучии. Признание было составлено в форме беседы, якобы состоявшейся у Чоу Чета с неким вьетнамским агентом в конце 1976 года. На самом деле его замечания, по-видимому, отражали услышанное от несчастных товарищей по партии. Он писал: «[Я сказал, что] правящий режим был крайне диктаторским, слишком суровым и жестоким, из тех, что выходили за пределы понимания и сознания людей. Поэтому многие из них ворчали и стонали по поводу того, что много работают и мало с этого имеют, что разлучены со своими семьями, не могут отдыхать, никогда не веселятся и т. д.»[256]

Невозможно сказать, знал ли Пол Пот о таком широком недовольстве. Не исключено, что он рассматривал войну с Вьетнамом как способ сплотить народ и утихомирить волнения. Он считал, что вьетнамская «агрессия» была связана с «предательскими элементами» внутри камбоджийской компартии. Люди, не согласные с политикой красных кхмеров, становились «врагами», среди которых чаще всего фигурировали ЦРУ, КГБ и вьетнамцы. Те, кто соглашался с руководством или не высовывался лишний раз, оставались в живых — на некоторое время.

Война начинается

Атаки вьетнамцев в декабре 1977 года были на тот момент самыми серьезными. Их войска продвинулись на 20 километров вглубь Камбоджи и добрались до города Свайриенг. В Livre noir утверждается, что вьетнамцы отправили в Камбоджу пятьдесят тысяч солдат. Возможно, вьетнамцы надеялись, что это заставит Камбоджу отказаться от военных операций (еще несколько тысяч камбоджийских солдат двинулось на Вьетнам, оставив границу незащищенной) и согласиться прекратить огонь.[257]

31 декабря 1977 года, когда вьетнамские подразделения все еще находились на территории Камбоджи, Демократическая Кампучия разорвала дипломатические отношения с Ханоем, перечислила по радио весь перечень «агрессивных действий» вьетнамцев и начала антивьетнамскую пропаганду. Решение о прекращении дипломатических отношений было принято 25 декабря, когда Центральный Комитет решил направить подкрепление из столицы в районы, атакованные вьетнамцами. Подготовка документов, необходимых для объявления разрыва дипломатических отношений с Вьетнамом и для оправдания этого, заняла у чиновников из Министерства иностранных дел (Б-1) сорок восемь часов.[258]

Через неделю вьетнамцы отступили, забрав с собой тысячи военнопленных. С ними отправилось немало гражданских лиц, которым предложили убежище во Вьетнаме. Радиостанция «Пномпень» объявила это отступление «исторической победой». Точно так же было сделано и в Livre noir с целью скрыть промах Пол Пота и его военачальника Сон Сена. Чтобы обелить себя, оба частным образом утверждали, что «враги» партии позволили вьетнамским войскам отступить. Так были созданы условия для проведения новых чисток в восточной зоне, куда вьетнамцы проникли глубже всего и где старейшие члены компартии уже давно подозревались в измене. До начала чистки, но, возможно, уже решив ее провести, Пол Пот посетил восточную зону, чтобы похвалить своих полководцев за проявленный героизм. Успокоить людей перед тем, как нанести удар, — эта тактика была у Пол Пота одной из любимых.[259]

Вьетнамцы вторглись в Камбоджу, намереваясь подтолкнуть ее к переговорам; но вместо этого воткнули палку в осиное гнездо. Теперь лидеры Камбоджи были убеждены в том, что Вьетнам хотел завоевать их страну. Они начали готовиться к священной войне. В январе и феврале 1978 года военные подразделения красных кхмеров неоднократно вторгались в слабо защищенные районы Вьетнама, убивали местных крестьян, поджигали дома и грабили лавочников. В другое время красные кхмеры обстреливали из артиллерийских орудий приграничную зону вьетнамцев. Предложения последних относительно переговоров категорически отвергались. В своей речи от 17 декабря 1978 года Пол Пот процитировал «мнение мировой общественности» и сказал: «В большинстве своем она убеждена в том, что [мы]… одержим победу и изгоним вьетнамцев, потому что уже разгромили американских империалистов». Он надеялся на то, что после этого от Пекина поступит новая помощь.[260]

Американские чиновники рассматривали конфликт между Камбоджей и Вьетнамом в контексте китайско-советского раскола. 8 января 1978 года советник американского президента Збигнев Бжезинский назвал этот конфликт «симулированной войной» («proxy war») между СССР и Китаем. В феврале китайцы ускорили отправку военной помощи в Пномпень и начали собственную пропаганду против Ханоя. Вьетнамское правительство стало преследовать этнических китайцев и укрепило свои отношения с Советским Союзом. Вьетнамцы также пришли к политическому решению «проблемы» Камбоджи. Оно состояло в том, чтобы подстрекать противников Пол Пота выступить против него. Кроме того, вьетнамцы начали обучать камбоджийцев, находившихся во Вьетнаме. Их готовили для участия в военных операциях и для того, чтобы они составили ядро нового режима в Камбодже. К середине февраля 1978 года радиостанция «Ханой» стала отзываться о политике Камбоджи как о «варварской», как об отражении «фанатичного национализма» и «средневекового сельского мышления». В этот момент планы Ханоя относительно Камбоджи стали напоминать замысловатые фантазии, которые еще с середины 1976 года начали выдумывать Дуч и его подчиненные.[261]

Открытие дверей

В ответ на действия Вьетнама Пол Пот начал искать друзей за границей, приглашать иностранных гостей в Камбоджу, незначительно поднимать уровень жизни людей. Кроме того, он гарантировал сомнительную политическую амнистию людям «17 апреля» и продолжил искоренение врагов. Его новая политика подразумевала и более гостеприимное отношение к зарубежным гостям. В период с ноября 1977 и до конца 1978 года Камбоджу посетили официальные делегации из Бирмы, Малайзии, Таиланда, Румынии, Югославии и скандинавских стран. Из Югославии в Камбоджу приехала группа телевизионщиков и репортеров, а из других государств, включая Австралию, Бельгию, Данию, Францию, Италию, Японию, Норвегию и США, прибыли делегаты от прокитайских марксистско-ленинских партий. Гостям показывали Ангкор и образцовые сельскохозяйственные участки. Большинство из них встречалось с Иенг Сари, а некоторые — с Нуон Чеа и Пол Потом. Вдобавок теперь лидеры красных кхмеров обменивались по почте поздравлениями с главами других государств и прокитайскими компартиями по случаю национальных праздников, а также отвечали на предложения об оказании политической поддержки. Частью политики «открытых дверей» в Демократической Кампучии стала и публикация материалов на французском, английском и кхмерском языках.

В этот период Пол Пот стал доступнее, чем когда-либо. В ходе этих контролируемых встреч он был неизменно приятен, но не слишком откровенен. В то же время, выбирая темы для разговоров с той или иной группой гостей, Пол Пот обнаруживал многие из своих предрассудков.[262]

Для югославской съемочной группы, гостившей в Камбодже, Пол Пот сделал короткое заявление. «Вы первыми узнаете мою биографию», — с улыбкой сказал он югославам. И вновь, как и в сообщении, переданном по корейскому радио, он скрыл свои дворцовые связи, свое настоящее имя и блестящее образование. Зато в этот раз он признал, что учился в Европе и работал в Югославии. Пол Пот добавил, что после возвращения домой он преподавал «историю, географию и гражданское право в одной частной школе». В это время, добавил он, «полиция Лон Нола следила за моей деятельностью. Они знали о моем существовании, но не знали меня в лицо». Говоря о своей политике, он упомянул: «Мы хотим покончить со всеми следами прошлого». Один из его бывших студентов из Чамраон Вичеа, Сот Полин, работавший таксистом в Париже, сразу же узнал Пол Пота, как только его интервью было показано по французскому телевидению. Узнал Пол Пота и его старый наставник Кенг Ваннсак. Один из югославов заметил другу, что на всей отснятой пленке улыбался лишь Пол Пот.[263]

Для того чтобы строить социализм и защищать Камбоджу от Вьетнама, Пол Пот и его соратники готовы были сотрудничать с кем угодно. Для нападения на Вьетнам им следовало объединиться с менее страшными врагами, например с камбоджийцами, находившимися в противоречии с партией. Это означало смягчение враждебного отношения к «новым людям» и отмену карантина, в который попадали камбоджийцы, возвращавшиеся из-за границы. Это делалось якобы для блага революции.

В 1976–1977 годах в Камбоджу вернулось несколько сот хорошо образованных мужчин и женщин, большинство из которых являлись выпускниками университетов. Они приехали из Франции, Соединенных Штатов и других стран. Многие из них сочувствовали новому режиму, однако те, кто не вызывал доверия, а в их число попали все вернувшиеся из Соединенных Штатов, были казнены вскоре после приезда. Уцелевших отсылали на фабрики, а в конце 1976 года — на сельскохозяйственные работы в специальном лагере в западной провинции Компонгчам. Условия в этом лагере были суровее, чем в остальных местах, и все же здесь было лучше, чем в других районах страны. Многих интеллигентов унижали тем, что заставляли выполнять черную, грязную работу. Других задевали лекции о «Марксе-Ленине» (безо всяких объяснений эти имена возникают во многих партийных текстах), которые читали полуграмотные люди. В середине 1978 года некоторых вернувшихся перевезли в Пномпень, где неплохо кормили. С ними занимались Иенг Сари и Кхьё Самфан. В октябре из этой группы отобрали пятнадцать человек для создания факультета в технологическом университете под руководством Тиоунн Мумма. Туда было зачислено триста учащихся в возрасте от десяти до шестнадцати лет. Разрабатывались планы, по которым в 1979 году в Камбодже предполагалось снова ввести денежное обращение и смешанную экономику.

Частью политики «открытых дверей» стало создание начальных школ. Выжившие вспоминали, что детей «новых людей» в эти школы не принимали. Появились искусно сделанные и напечатанные на хорошей бумаге учебники по географии и арифметике. Кое-где людям позволялось носить одежду ярких цветов (если удавалось найти такую) вместо унылых черных пижам, которые в 1975–1977 годах носил весь народ. Рабочим давалось больше времени на отдых. В мае 1978 года была отменена классификация граждан на «полноправных», «кандидатов» и «депозитариев» («depositöes»), действовавшая с 1975 года, а в течение нескольких последующих месяцев были амнистированы некоторые категории врагов, хотя большинство камбоджийцев об этом не знало. Никаких мер относительно смягчения правил коллективных трапез не принималось. Также ничего не было сделано для возрождения религиозных обрядов и укрепления семейных отношений за счет сокращения числа кооперативов, рабочих бригад и военных объединений. Вместо этого дифирамбы коллективному образу жизни зазвучали еще громче. Кроме того, произносились слова о том, что камбоджийский коллективизм одолеет индивидуалистический характер Вьетнама.[264]

Примерно в это время Центральный Комитет распространил среди членов партии один разъяснительный документ, в котором сообщались подробности амнистии многих потенциальных «врагов», остававшихся на свободе. В прошлом эти люди якобы были связаны с ЦРУ, вьетнамцами и КГБ. В извращенном MnpeS-21 считалось, что они уже известны партии. И вот теперь партия готовилась простить их. Амнистия даровалась не всем. Те, кто работал на службы иностранной разведки в 1946–1967 годах, т. е. с момента начала Первой индокитайской войны и до организации вооруженной борьбы, прощались, если могли доказать, что с тех пор не принимали участия в каких-либо предательских действиях. На тех же условиях отпускались те, кто совершил преступления во время периода вооруженной борьбы (1967–1970) и те, чьи преступления датировались 1970–1975 годами. По сути, этот документ даровал амнистию людям, связанным с режимами Сианука и Лон Нола. Однако те, кто начиная с апреля 1975 года «упорно продолжал объединяться в борьбе против Коммунистической партии Кампучии, власти рабочих и крестьян, социализма и коллективизма, кто воевал против камбоджийского народа и Демократической Кампучии… будут осуждены, ибо они решили присоединиться к предателям». Это относилось к членам партии.[265]

Режиму, гордившемуся своими «штурмовыми атаками» и «сокрушением врагов», чувство милосердия было незнакомо, однако в комментарии к указу, опубликованному в «Тунгпадеват», приостановлению чисток и прощению возможных преступников давалось равнодушное разумное объяснение. Тем, кто как-то навредил партии в период с 1975 года и теперь был согласен «выйти, чтобы раскаяться и выполнять свои обязанности», наказание, по-видимому, не грозило: «Это делается в соответствии с партийной линией спасения человеческих жизней, потому что, если мы беремся за одного, это затрагивает не только его, но и других. Так что мы хотим расширить число друзей и одновременно сократить число врагов» (курсив добавлен автором).[266] Этот тревожный отрывок подкрепляется одним подозрением, которое возникает в ходе анализа признаний из S-21: возможно, три четверти людей попали туда не за свою деятельность, а за свои связи. Из-за малого количества подготовленных кадров большинство членов партии знали друг друга. Если ты знал врага или состоял с ним в родственных связях — этого было достаточно для того, чтобы лишиться жизни.

Возможно, красные кхмеры полагали, что амнистия восстановит доверие к их режиму, породив ощущение благополучия, которого так недоставало людям. Может быть, они думали, что амнистия подтолкнет людей, не любивших режим, к объединению против Вьетнама. Более циничное толкование этого шага состоит в том, что при помощи амнистии коммунисты рассчитывали избавиться от врагов, которые, получив «прощение», продолжали оставаться контрреволюционерами. Другими словами, тем, кто был действительно невиновен, нечего бояться. А расправиться с теми, на ком лежала вина, — с тысячами неизвестных противников — было делом времени.

Нападение на врагов

Несмотря на успешные чистки, проведенные в 1977 году и так ярко описанные во многих партийных документах, «микробы» по-прежнему заражали организм Камбоджи. Они проникли в армию, кооперативы, министерства. Их деятельность была заметнее всего там, где среди населения распространялись идеи «индивидуализма». Некоторые из них, как утверждалось, были «систематически левыми», другие — «систематически правыми». Вознаградить партию, о которой говорили, что «у нее столько глаз, сколько чешуек у ананаса», могла ее бдительность. В начале 1978 года была запущена политика розыска новых автобиографических заявлений. Кконцу года «люди 17 апреля» вновь оказались под наблюдением. Репрессивный аппарат режима не мог замедлить свою работу или изменить ее направление только из-за объявления какой-то там «амнистии».

В сущности, деятельность центра S-21 по сравнению со всеми остальными учреждениями страны была налажена лучше всего. В первой половине 1978 года сюда попало 5760 заключенных — примерно столько же, сколько за весь 1977 год. С июня по декабрь их число не уменьшилось. Большинство арестов было связано с чистками на востоке, которые начались в мае 1978 года и продолжились до октября включительно, затронув военных, «новых людей» и тех, кто готовился к вторжению вьетнамцев там, где оно ожидалось. Партийный секретарь зоны Сао Фим в июне покончил жизнь самоубийством; его родственник Муол Самбат (Нхим Рос), секретарь северо-западной зоны, был арестован и помещен в Туолсленг. К середине 1978 года партия заменила немалую часть своих войск, которым не удалось вытеснить вьетнамцев, верными партии подразделениями, переброшенными из центра и с юго-запада. Два года спустя бывший член партии так описал этот процесс Стивену Гедеру: «Потом мы стали предателями. Мы все сделали правильно, а потом пришли они и всех поубивали. Мы боролись с вьетнамцами, а они убивали нас за то, что мы не воевали с вьетнамцами».[267]

За несколько последующих месяцев военная инфраструктура восточной зоны была развалена в результате чистки. Эта чистка напоминала репрессии, пронесшиеся по советской армией в 1930-х. Около 100 000 людей, большую часть которых составляли члены партии, солдаты и их семьи, было собрано и предано смерти. Нечто похожее, только с меньшим размахом, произошло и на северо-востоке, в старой опорной области, где в 1978 году местные партийцы были заменены выходцами с юго-запада. В обеих зонах сотни тысяч других людей были эвакуированы на север и северо-запад, чтобы препятствовать захвату этих территорий вьетнамцами. В ходе этих операций погибло чрезвычайно много народа.

Катастрофа на востоке была изучена Беном Кирнаном, о ней вспоминали и многие из тех, кто остался в живых. Это событие имеет огромное значение, потому что Пол Пот в конечном итоге порвал со своим революционным прошлым, связанным именно с востоком. Он захотел забыть о когда-то близких отношениях с Сао Фимом и днях, проведенных на Базе 100. Он сделал так, чтобы все думали, будто у него никогда не было длительных отношений с Вьетнамом и Вьетнамской коммунистической партией. Устраивая чистку на востоке, Пол Пот перекраивал историю и собственную биографию. Возможно, он обвинял «восток» — этакую смесь Вьетнама и своей доверчивости — в неприятностях, досаждавших его стране. Безусловно, этот регион поплатился более жестоко, чем любой другой — и получил достаточное влияние, когда в 1979 году при содействии вьетнамцев была создана Народная Республика Кампучия (НРК).[268]

Среди других высокопоставленных партийных деятелей, затронутых чисткой в 1978 году, оказались Ворн Вет, заместитель премьер-министра, отвечавший за экономику, Чоу Чет, секретарь западной зоны, и Муол Самбат, секретарь северо-западной зоны. Все эти люди были тесно связаны с Пол Потом и Нуон Чеа в 1950-х. В конце 1978 года в признаниях стало упоминаться имя Сон Сена, начальника генерального штаба, члена партийного центра и человека, отвечавшего за S-21. В июле он посетил Китай в качестве министра обороны. Тот факт, что этот человек вдруг оказался знакомым военных и ветеранов партии, попавших в чистку, не удивляет, однако вероятность его вины чрезвычайно мала. Пламя, охватившее партию, продвигалось все ближе и ближе к центру, и если бы вьетнамцы помедлили со своим нападением, вероятно, именно Сон Сена и других, кто стоял рядом с верхушкой власти, «призвали учиться».[269]

Считал ли Пол Пот этих бывших своих близких соратников действительно виновными? Биограф Сталина Роберт Таккер, исследуя советские чистки 1930-х годов, задавался похожим вопросом: «Что заставляло Сталина верить безосновательным обвинениям?» Таккер доказывает, что «лишь веря в предательские замыслы жертв… [Сталин] мог примириться с их нежеланием преклоняться перед ним». Для обвинения Пол Пота в таких же репрессиях этого объяснения недостаточно, однако вероятно, что он считал предателями людей с другими стратегическими взглядами или тех, кто не желал умерить свои личные амбиции. Они предавали тот сплав революции и партии, с которым Пол Пот и Нуон Чеа («организация») себя отождествляли. Существование врагов было необходимо для классовой борьбы. В свою очередь классовая борьба являлась важнейшим элементом маоистской теории перехода от социализма к коммунизму. Противоречия в народе двигали партию вперед. Для сохранения движущего импульса нестабильность была просто необходима. Подозрения подпитывали вождей партии, и они гордились своей способностью раскрывать заговоры. Подозреваемые в предательстве и обеспечивали ту неустойчивость, в которой нуждалась нация, чтобы двигаться дальше. Однако был ли хотя бы один из них действительно виновен — выяснить очень сложно.[270]

Культ личности?

Разрозненные свидетельства указывают на то, что во второй половине 1978 года сложились условия для возникновения культа личности Пол Пота. Если бы его режим продержался чуть дольше, то под влиянием культа личности его немногословная, секретная манера управления могла стать более персонифицированной и усилить преемственность с предыдущими нереволюционными режимами. Подобно многим коммунистическим лидерам — здесь приходят на ум Мао, Кастро и Тито — Пол Поту приходилось бороться с обожествлением, исходившим от некоторых его соратников. Как ни крути, именно благодаря его дальновидной тактике и стратегии Камбоджа вырвалась из-под контроля Соединенных Штатов и их феодальных марионеток; именно «Брат Пол» уничтожил врагов партии, хранил бдительность, заключил союз с Китаем и являлся идейным вдохновителем Четырехлетнего плана. Товарищи по партии считали, что именно ему нация обязана своими достижениями. Другим казалось, что так говорить гораздо благоразумнее: они хотели удержаться на своих постах. Кроме того, они видели, как часто Пол Пот прибегает к террору.

В признаниях 1977–1978 годов Пол Пот стал называться замысловатей, чем прежде. Вместо «Брата Пола» и «Брата номер один» премьер-министра (кстати, так Пол Пота в признаниях никогда не называли) стали именовать «Дядюшкой-секретарем» (ом лекха), «партийным центром» (мокчимпак), «руководящим аппаратом»(кбалма-син) и «организацией» (ангкар). К середине 1978 года большие портретные фотографии Пол Пота были развешены в коллективных столовых по всей стране — и его братья узнали, что во главе страны стоял маленький Сар, которого они в последний раз видели в 1950-х годах. В некоторых документах упоминания о руководстве партии стали заменяться на фразы о его «дальновидном руководстве».[271]

Однако культ личности в Камбодже так никогда полностью и не расцвел, потому что самореклама давалась Пол Поту нелегко, а частые появления на публике, вытекавшие из такого культа, шли вразрез с его манией преследования. По-видимому, он чувствовал, что его открытость имела тактические преимущества в объединении страны против Вьетнама. Возможно, на эти преимущества ему указали советники из Китая и Северной Кореи, питомцы общества, где почитание героев было нормой.

Наиболее конкретное доказательство культа личности представляют собой написанные маслом портреты Пол Пота, найденные в центре S-21 в начале 1979 года. На некоторых из них Пол Пот изображен до плеч; на одном, скопированном с фотографии 1973 года, он стоит спиной к водопаду. По словам Онг Тонг Хоёнга, работавшего в созданном позже Музее геноцида, эти портреты были написаны одним из заключенных. Его держали в S-21 больше двух лет, пока в январе 1979 года он «не сбежал». В 1979 году посетителями тюрьмы были также обнаружены формы для бетонных бюстов Пол Пота. Один из них был отлит из серебра. По утверждению австралийского журналиста Джона Пилджера, эти бюсты были изготовлены еще одним уцелевшим узником Туолсленга.[272]

В разговоре с Дэвидом Эшли в 1996 году выживший заключенный из S-21 Ванн Нат, нарисовавший в тюрьме несколько портретов Пол Пота, вспомнил, что к концу 1978 года появились планы создания более величественной скульптуры в честь Пол Пота:

«Мы должны были придумать революционный монумент. Сначала рисунок показали Нуон Чеа, который его одобрил. Потом набросок предполагалось показать Пол Поту, чтобы получить и его одобрение. Скульптурная композиция напоминала китайские и корейские памятники и изображала Пол Пота во главе шеренги людей. Его правая рука была выброшена вверх, а в левой он сжимал экземпляр революционных сочинений. Фигура Пол Пота была единственной, наделенной индивидуальностью. Позади него стояло несколько людей, изображавших прогрессивное развитие революционной борьбы: они начинали стопоров и ножей, а заканчивали современным оружием и Б-40 [ракетная пусковая установка]. [Начальник S-21] сказал, что планировалось разрушить храм в Ватпноме, а на его месте воздвигнуть этот монумент. Если бы вьетнамцы не напали, думаю, что это действительно бы случилось».[273]

По сравнению с продуманными культами, окружавшими Сталина, Мао и Ким Ир Сена, на фоне основательно организованного антиличностного культа Хо Ши Мина и угодничества перед Сиануком и Лон Нолом, в этих фотографиях, статуях и портретах Пол Пота есть что-то от эксперимента, импровизации и искреннего преклонения. Похоже, что сотрудники S-21 заставили заключенных делать статуи и писать портреты Пол Пота без указаний лиц сверху. Когда режим потерпел крах, Пол Пот быстро восстановил свою анонимность. Можно представить себе его облегчение. Даже в то время, когда он находился у власти, биография «Брата номер один» ни разу не транслировалась по радиостанции «Пномпень» и не публиковалась в «Тунг Падеват». Его фотографии не появлялись в партийной литературе. Никакие анекдоты о детстве Пол Пота, его преподавательской карьере и времени, проведенном среди партизан, не попали в камбоджийский фольклор. В Камбодже не устраивались посвященные Пол Поту представления, не звучали песни о нем и не издавались его «мысли». С другой стороны, если принять во внимание его всеохватывающий контроль над партией, склонность подавлять любое несогласие и уничтожать каждого, в чьей популярности чудилась угроза, становится ясно, что, отказываясь от собственного культа, он устранял всех конкурентов. Возможно, он расценивал популярность коммунистов вроде Хоу Йоуна и Саб Фима как попытку отстранить его от власти. Вновь напрашиваются параллели со Сталиным, однако безликий стиль Пол Пота был узнаваемо кхмерским. Его нападки на «индивидуализм», возможно, были вполне искренними.

Анонимность Нуон Чеа тоже вдохновляла Пол Пота. В эпоху Демократической Кампучии «Брат номер два» никогда не говорил о себе публично. В беседе с датской делегацией, вторя одному из высказываний Пол Пота, Чеа указал на то, что «секретная работа была основной». Он добавил, что «руководящий аппарат необходимо защищать любой ценой… пока руководство здесь, Партия не умрет». «Секретная работа» подразумевала неожиданный переезд из одной резиденции в другую, использование курьеров, жизнь под охраной, проверку пищи на наличие яда и т. п. Чтобы проиллюстрировать значение анонимности, Нуон Чеа, возможно, бессознательно, забыл упомянуть Пол Пота. С другой точки зрения, это прекрасное доказательство того, что культ личности в то время не существовал.[274]

За исключением Нуон Чеа, Пол Пот был наименее доступным камбоджийским лидером со времен Второй мировой войны. С учетом огромной власти, которой эти два человека обладали в 1975–1979 годах, мы должны признать, что их недоступность была намеренной. Скрытность обеспечивала безопасность и возможность маневрировать. В каком-то смысле оба они вели жизнь секретных агентов, даже отвечая за семь миллионов людей. Режим секретности лишал врагов уверенности и убеждал друзей и последователей в том, что все свое время они отдают революции. Возможно, так оно и было, особенно с учетом того, что квинтэссенция революции, как заявил Чеа датским делегатам, удерживалась у власти. Впрочем, их стремление остаться в тени имело различные последствия. Пол Пот был основной фигурой, вызывавшей доверие и любовь. Многие камбоджийцы, видевшие Пол Пота лично, считали его воплощением образцового поведения — самообладания, изящества, добросердечия. Иностранцы, которых приводили восхищаться камбоджийскими лидерами как «личностями» (или по крайней мере отмечать их достоинства), находили Пол Пота неприятным, лицемерным и неуловимым. Нуон Чеа также избегал публичности. За исключением отдельных упоминаний о «чрезмерной эмоциональности», промелькнувших в 1980-х, и сообщений о том, что в годы власти он помогал жителям своей родной деревни в Баттамбанге, никаких других свидетельств о его личной жизни не осталось.

В сентябре 1978 года Пол Пот созвал национальный партийный съезд. Мероприятие растянулось на неделю.

Его посетило около шестидесяти человек. «Брат номер один» сидел на возвышении. Места по бокам от него занимали Нуон Чеа и Та Мок, секретарь юго-западной зоны. Именно он обеспечил приток новых кадров, занявших должности вычищенных членов партии. В выступлении Пол Пота был «очерчен новый четырехлетний план сопротивления вьетнамцам». В контексте «строительства нации» он «отметил необходимость создания образцовых кооперативов», которые смогли бы стать более или менее самостоятельными. Пол Пот нацелил одну треть камбоджийских кооперативов на достижение экономической независимости к 1980 году. Накануне коллапса Демократической Кампучии Пол Пот по-прежнему «учился у Дацхая» — или заставлял свою аудиторию так думать.[275]

Примерно в это же время на семинаре в Пномпене Пот Пот побеседовал с некоторыми возвращенными интеллигентами. Один из них рассказал Мари-Э. Мартин следующее:

«Он говорил два дня. Он хотел, чтобы государство превратилось в образец для подражания. Он требовал, чтобы урожаи [сельскохозяйственных культур] превысили урожаи в Японии. Он сказал, что Камбоджа была слаборазвитой страной, что ей необходимо быстро пробудиться, добиться успехов, совершить большой скачок. Сначала мы немного удивились, а потом его умелая речь вдохновила нас (on s’est accrochö)» (курсив добавлен автором)[276]'.

Подобным образом Пол Пот гипнотизировал небольшие аудитории на протяжении двадцати лет и с успехом продолжал делать это в 1990-х. Его способность очаровывать слушателей была важнейшим элементом того арсенала, которым он пользовался как лидер. В 1991 году один камбоджийский чиновник, помнивший выступления Пол Пота, сказал, что больше всего поражала его «будничная» (саманх) манера разговора, «словно отца, говорившего с детьми».[277]

Многие оставшиеся в живых камбоджийцы вспоминали торжества по случаю очередной годовщины создания партии, в 1978 году охватившие всю Камбоджу. Они говорили, что тогда было достаточно (а иногда даже слишком много) еды. В Пномпене правительственным служащим показывали китайские и албанские фильмы и устраивали для них специальные застолья. По случаю праздника Пол Пот выступал на Олимпийском стадионе. Позже текст выступления был опубликован в «Тунг Падеват». В нем говорилось о неизбежности поражения вьетнамцев, дальновидности партии, достоинствах коллективизма и необходимости строительства социализма. «Если мы откроем дверь капитализму, — заявил Пол Пот, — мы потеряем страну». Под руководством партии, продолжил он, у «90 % населения» значительно улучшился уровень жизни. Мужчины и женщины, раньше не имевшие ни земли, ни еды и вынужденные «продавать своих сыновей и дочерей, едят три раза в день; сладкие десерты и сахар стали легкодоступны». Поскольку «99 % народа» объединились с партией, оставшиеся противоречия не имели значения. Проблема обеспечения средств к существованию решена, уверял Пол Пот. Однако он не привел никаких цифровых данных и ничего не сказал об экспорте риса. Теперь можно было сосредоточить усилия на других культурах и развитии промышленности.

Следующие несколько страниц речи Пол Пота, как и те разделы Четырехлетнего плана, где шла речь о промышленности, отмечены триумфальным стремлением принять желаемое за действительное. Несколько производств, о которых было сказано, что они «недавно созданы», на самом деле оставались еще от эпохи Сианука. Должно быть, те, кто отвечал за камбоджийскую промышленность, с облегчением слушали эти похвалы Пол Пота. Однако спустя два месяца директора предприятий, а также министр промышленности и его начальник Ворн Вет подверглись чистке. Предположительно, эти должностные лица не обратили внимания на новое звучание «Большого скачка»: теперь он должен был совершаться на основе промышленности, а не сельскохозяйственного сектора. Их могли обвинить в неспособности камбоджийских заводов работать по международным стандартам. Свое выступление Пол Пот завершил приветственными восклицаниями, поздравляя партию. Он обещал своим слушателям «много новых достижений» и добавил, что «дружественные страны» внесут свой вклад в обеспечение безопасности Камбоджи.[278]

Выступление объяснило успехи режима Пол Пота. О войне с Вьетнамом говорилось с уверенностью в неизбежной победе Камбоджи. Вьетнам, сказал Пол Пот, не смог усвоить уроки истории, преподанные «Наполеону, Гитлеру и американским империалистам», которые докатились до позорного поражения. Возможно, аудитория верила ему или усиленно делала вид, что верила. Многие из присутствовавших были обязаны своими должностями именно Пол Поту. Может быть, как и Лон Нол, Пол Пот чувствовал себя неуязвимым. Не исключено, что, подобно Сиануку, он ставил на какую-нибудь неожиданность (китайских «добровольцев»? крах Вьетнама?) В любом случае он не был в курсе событий и скрывал многое из того, что знал, или просто не хотел это замечать. Когда он выступал, его собственные войска изгоняли сотни тысяч людей из восточной зоны, а сотни партработников из этой зоны допрашивались и лишались жизни в S-21. На востоке и юго-западе вьетнамские самолеты сбрасывали бомбы на камбоджийские отряды. Отдельные территории в восточной части страны уже были захвачены вьетнамцами. Молодым необразованным камбоджийцам поручалась китайская военная техника, и их немыслимыми темпами обучали обращаться с нею. Многие из этих молодых людей — водители танков, пилоты, минометчики — погибли в результате несчастных случаев. В начале ноября Пол Пот попросил у китайской делегации прислать «добровольцев». Китайцы посоветовали ему полагаться на собственные силы и увеличили материальную помощь. Режиму Пол Пота оставалось существовать еще три месяца.[279]

Пол Пот на виду

Во второй половине 1978 года «Брат номер один» дал несколько интервью иностранным гостям. Большая часть этих материалов была опубликована, а также передана радиостанцией «Пномпень». Отдельные интервью были переведены на французский и английский языки в Министерстве иностранных дел. Как можно было ожидать, во всех интервью Пол Пот изображается милостивым покровителем единого фронта. Впрочем, в последние дни своего правления он дал два интервью людям, враждебно относившимся к его режиму. Первое — двум американским журналистам в конце декабря, а второе — принцу Сиануку в начале 1979 года.

Эти американцы — их звали Элизабет Беккер и Ричард Дадмен — стали первыми журналистами, не принадлежавшими к социалистическому движению, которые посетили Демократическую Кампучию. Они прибыли в Пномпень в обществе радикально настроенного профессора Лондонского университета Малькольма Калдвелла. Дадмен и Беккер жили в Камбодже и делали репортажи о войне в начале 1970-х. Калдвелл был активным сторонником Демократической Кампучии с момента ее основания, а также много говорил и писал в ее защиту. Кхмерские чиновники выбрали Дадмена и Беккер потому, что видели определенную ценность в освещении Камбоджи несоциалистическими СМИ и надеялись на их объективность (что и получили). Чиновники также приняли на веру то, что эти журналисты работали на всемогущее ЦРУ и во время приездов в Камбоджу следили за ними и писали рапорты. А вот Калдвелл был «другом». Главное последствие, вытекавшее из этой разницы, состояло в том, что Калдвелл был удостоен личной аудиенции у Пол Пота, тогда как Беккер и Дадмен были приняты вместе.[280]

Репортеры передали свои вопросы Пол Поту заранее, и в своем сводном ответе премьер-министр затронул некоторые из предложенных для обсуждения проблем (Дадмен был поражен ответом Пол Пота, как будто услышал его от «обструкциониста… словно он не должен был отвечать на наши вопросы… которые были довольно точно сформулированы»). Аудиенция состоялась в правительственной гостинице, бывшей Верховной резиденции, в северной части города. Дадмена и Беккер привезли туда на «Мерседесах». Оба они вспоминали, как Пол Пот, одетый в серебристый костюм в китайском стиле, сидел в кресле на слегка приподнятой платформе. Там же находились Тиоунн Празит, сопровождавший американцев в поездках по сельской местности, а также Иенг Сари и еще один переводчик. Эти трое все время стояли.[281]

Американской журналистке Пол Пот показался «элегантным, с приятным лицом, не то чтобы красивым, но привлекательным… У него была внешность здорового, спокойного человека…. изысканные, не грубые жесты и манеры». Дадмен нашел, что Пол Пот «довольно стройный, не такой коренастый, как большинство камбоджийцев». Дадмен также счел, что ситуация слишком уж контролируется, и был «не особенно впечатлен» Пол Потом, хотя, как и Беккер, он отметил его изящные, ухоженные, «почти паучьи» руки. Оба журналиста были возмущены тем, что Пол Пот ничего не сказал о нарушении прав человека, о Сиануке и о личностях своих соратников, другими словами, обошел молчанием вопросы, ответов на которые с огромным нетерпением ждали в Соединенных Штатах. Вместо этого, после того как присутствующие обменялись любезностями и попробовали сока, поданного в вычищенных апельсинах («там повсюду летали мухи», вспоминал потом Дадмен), Пол Пот ударился в часовой монолог об истории вьетнамской агрессии и добродетельности камбоджийцев. Он не упомянул ни о своих программах внутреннего развития страны, ни о чистках, ни о военных успехах вьетнамцев. Он ни словом не обмолвился о партии. Он настаивал на том, что Вьетнам лишен международной поддержки и его правительство находится на грани краха. Он ни разу не повысил голос — «Самое большее, — писала Беккер, — слегка кивал головой или постукивал по столу». Он говорил о «Варшавском пакте» как об угрозе Камбодже и размышлял о том, что этот документ мог спровоцировать контратаку со стороны антисоветской Организации стран североатлантического договора (НАТО). По-видимому, он развивал свои фантазии до окончания интервью. Вероятно, он надеялся на то, что журналисты были способны добиться американской военной помощи для Камбоджи. В свете теплого приема, которого удостоился в США прокитайский, антисоветский румынский диктатор Николае Чаушеску (не так давно посетивший и Пномпень), расчеты Пол Пота были не настолько надуманными, как казалось.

После завершения монолога Пол Пота Беккер и Дадмен могли задать вождю Кампучии несколько вопросов. Большая часть из них осталась без ответа. Отвечая на вопрос об одном из своих коллег в правительстве, Пол Пот сказал, что называть его имя — это не очень хорошая идея, потому что вскоре они могли начать партизанскую войну. Годы спустя Беккер написала, что она «поблагодарила, когда интервью было закончено». По крайней мере, захлестнуло ощущение нереальности, пронизывавшее все сказанное Пол Потом.[282]

После того, как Беккер и Дадмена отвезли обратно в гостиницу, в Верховной резиденции появился Калдвелл. Здесь он и Пол Пот, мужчины примерно одного возраста, говорили о политике в области сельского хозяйства и социалистической экономике. Калдвелл вернулся к Беккер и Дадмену, просто очарованный искренностью и дружелюбными манерами революционера. Делясь впечатлениями с Беккер, Калдвелл сравнил Камбоджу со своей любимой Шотландией. Журналисты и Калдвелл разошлись около одиннадцати вечера, чтобы сделать записи и подготовиться к отъезду, намеченному на следующий день.

Два часа спустя произошло совершенно непонятное: группа вооруженных кхмеров ворвалась в гостиницу, и в последовавшей за этим шумной ссоре Калдвелл и, по крайней мере, один из незваных гостей были застрелены. На допросах в S-21 два не очень высокопоставленных члена партии в конце концов признались, что знали об этом преступлении, и косвенно указали на причастность к нему Сон Сена. Однако факты этого происшествия продолжают оставаться неясными. Одно маловероятное объяснение предполагает, что Пол Пот приказал убить Калдвелла, чтобы шотландские радикалы не смогли осудить камбоджийскую революцию. Однако беседа Калдвелла и Пол Пота была дружеской, и за считанные часы до гибели Калдвелл вернулся к себе в гостиницу, убежденный в справедливости дела Камбоджи. Более вероятно, как предположил Стивен Гедер, Калдвелл был убит противниками Пол Пота с тем, чтобы привести правящий режим в замешательство. Третью версию, согласно которой Калдвелл стал жертвой какой-то личной вражды между нижестоящими партийцами, также не следует сбрасывать со счетов.[283]

24 декабря Беккер и Дадмен выехали из Пномпеня в Пекин, как и предполагалось. Вместе с ними был отправлен и гроб с телом Калдвелла. На следующий день вьетнамцы начали массированное наступление на Камбоджу. В нем было задействовано четырнадцать дивизий — около 100 000 солдат. Хорошо обученные и тяжело вооруженные вьетнамцы вклинились в Камбоджу, отрезав друг от друга брошенные против них подразделения. Наступление пехоты поддерживалось вертолетами, самолетами с неподвижным крылом и тяжелой артиллерией. Камбоджийские войска храбро сражались и несли огромные потери, однако их обходили и обстреливали со всех сторон. 29 декабря Пол Пот встречал марксистско-ленинскую делегацию из Канады. В трехчасовом интервью он сообщил канадским делегатам, что вьетнамцам грозит «неизбежное поражение», добавив, что в войне замешан и «Варшавский пакт». 1 января 1979 года артиллерийскую канонаду можно было услышать в Пномпене. От обстрелов в коттедже Сианука дребезжали оконные стекла. 2 января вьетнамские коммандос форсировали Меконг на резиновых плотах в попытке похитить принца. Камбоджийские войска расстреляли их, а Сианука тотчас же эвакуировали на три дня на северо-запад. К тому моменту вьетнамские войска контролировали семь камбоджийских провинций к востоку от Меконга.[284]

Сианук возвратился в Пномпень 5 января. В этот же день Пол Пот распространил свое вдохновляющее заявление, призывающее к «продолжительной народной войне [с] советской международной экспансией и Варшавским пактом». Позже в тот же день к принцу приехал Кхьё Самфан, чтобы передать ему приглашение Пол Пота на чай. Когда «Мерседес» Сианука остановился перед Верховной резиденцией, премьер-министр подошел к двери, чтобы приветствовать принца «легким поклоном». Оба мужчины были одеты в белые рубашки с короткими рукавами и темные брюки — в одежду, которую много лет назад Салот Сар предпочитал носить в Чамраон Вичеа. Впоследствии несколько раз Сианук вспоминал, что в тот вечер Пол Пот был «харизматичным» и «безупречным хозяином». Впоследствии принц сказал Наян Чанда, что «Пол Пот очень жесток, но, похоже, он не слишком меня ненавидит. Он действительно был очень мил».[285]

Сианук и Пол Пот провели вместе четыре часа. Они начали с короткой беседы. Потягивая апельсиновый сок, они вспоминал свою последнюю встречу в 1973 году. Пол Пот, к восторгу Сианука, уважительно называл его «ваше величество». Он извинился зато, что не обращался к принцу после освобождения Пномпеня. У него было столько работы; Сианук вежливо согласился. Затем Пол Пот предложил принцу совершить поездку в Соединенные Штаты через Пекин, чтобы помочь делу строительства социализма. Китайский реактивный самолет отправился бы из Пномпеня на следующий день, забрав Сианука и его окружение. Сианук согласился. Затем Пол Пот долго и с воодушевлением рассказывал Сиануку о ситуации на фронте, пользуясь при этом огромной картой. Он пообещал «разделаться» с вьетнамскими войсками за два месяца. И тогда, добавил Пол Пот, он будет счастлив приветствовать Сианука в Пномпене. Встреча и два представления закончились. Сианука отвезли домой на «Мерседесе». Его жена и теща были очень рады видеть его снова. Они думали, что принца убили.

Отлет состоялся в назначенное время. Оставалось меньше суток до того, как вьетнамские войска достигнут окраин Пномпеня. Самолет, на котором вылетел Сианук, был последним, покинувшим город. Вместе с принцем Пномпень покинули остатки его дипломатического корпуса. Китайцы, отправленные в Камбоджу вместе с военными поставками, были эвакуированы поездом за несколько дней до этого. 6 января настало время для эвакуации нескольких министерств, остальным было приказано покинуть столицу на следующий день. В восемь часов утра 7 января сотни низших чинов погрузили в поезд. Среди них было несколько вернувшихся домой, один из которых — И Фандара — впоследствии записал свои воспоминания. Из госпиталей принесли раненых солдат, и все, кто мог забраться в вагоны, столпились вокруг. Около девяти часов утра, вскоре после отправления поезда, Фандара «увидел два вертолета, вылетавших из Пномпеня в том же направлении, что ехали мы. Я наблюдал за ними, пока они не исчезли за горизонтом». Вертолеты увозили Пол Пота и его близких соратников. Это был позорный отъезд, напоминавший эвакуацию американского посла Джона Гюнтера Дина в апреле 1975 года, всего лишь за неделю до первого «освобождения» Пномпеня.[286]

Загрузка...