Буря мечей. Том 2

Джон

Кобыла еле дышала, но Джон не мог дать ей роздыха. Он должен был успеть к Стене раньше магнара. Он спал бы в седле, будь у него седло – без него Джону и бодрствующему трудно было усидеть на лошади. Рана в ноге мучила его все сильнее, но он не мог позволить себе отдохнуть подольше, чтобы дать ей затянуться. Напротив, каждый раз взбираясь на кобылу, он бередил ее все сильнее.

Увидев со взгорья бурые колеи Королевского тракта, змеящегося на север через холмы и равнины, Джон потрепал кобылу по шее.

– Теперь нам остается только ехать по этой дороге, девочка, а там скоро и Стена. – Нога у него точно одеревенела, и в голове от жара так мутилось, что он дважды чуть было не поехал не в ту сторону.

«Да, скоро Стена». Он представлял себе своих друзей, пьющих подогретое вино в трапезной. Хобб хлопочет у своих котлов, Нойе в кузнице, мейстер Эйемон сидит в своих покоях под вороньей вышкой. «А Старый Медведь? Сэм, Гренн, Скорбный Эдд, Дайвен с деревянными зубами?» Джон мог только молиться, чтобы кому-то из них удалось уйти с Кулака.

Игритт тоже постоянно занимала его мысли. Он помнил запах ее волос, тепло ее тела… и ее лицо в тот миг, когда она перерезала горло старику. «Нельзя было ее любить», – шептал ему один голос. «Зря ты ее покинул», – настаивал другой. Может быть, и отец вот так же разрывался надвое, когда оставил мать Джона, чтобы вернуться к леди Кейтилин. «Он дал клятву верности леди Старк, а я – Ночному Дозору».

В лихорадочном жару он чуть не проехал мимо Кротового городка, не соображая, где находится. Городок почти весь располагался под землей, и наверху при свете убывающей луны виднелась только кучка жалких хижин. Бордель представлял собой сарайчик не больше нужника, и его красный фонарь, поскрипывавший на ветру, походил на глаз, налитый кровью. Джон сполз с лошади около примыкающей к заведению конюшни и криком разбудил двух конюхов.

– Мне нужна свежая лошадь с седлом и уздечкой, – заявил он тоном, не допускающим возражений. Ему привели лошадь, принесли мех с вином и полковриги черного хлеба. – Будите всех, – распорядился Джон. – К югу от Стены одичалые. Берите свои пожитки и идите в Черный Замок. – Он взобрался на вороного мерина, скрипя зубами от боли, и во весь опор поскакал на север.

Когда звезды на востоке стали меркнуть, перед ним выросла Стена. Озаренная луной, она мерцала над деревьями и утренним туманом. Он гнал коня по скользкой проселочной дороге, пока не увидел каменные башни и бревенчатые стены Черного Замка, похожие на кучку поломанных игрушек под ледяной глыбой Стены. Заря уже раскрашивала лед пурпурными и розовыми тонами.

Он не услышал окрика часовых, проезжая мимо служб, и никто не вышел ему навстречу. Черный Замок казался таким же заброшенным, как Серый Дозор. Между плитами на дворе торчала сухая бурая трава. Старый снег лежал на крыше Кремневой Казармы и под северной стеной башни Хардина, где Джон ночевал до того, как стать стюардом Старого Медведя. На башне лорда-командующего после того давнего пожара остались следы копоти. Мормонт потом перебрался в Королевскую, но свет не горел и там. Снизу Джон не видел, есть ли часовые на Стене, но на огромной деревянной лестнице с южной ее стороны, похожей на огромный зигзаг молнии, не было никого.

Из трубы оружейной, однако, поднимался дымок, почти невидимый на сером северном небе. Джон спешился и заковылял туда. Тепло пахнуло на него из открытой двери, как дыхание лета. Однорукий Донал Нойе, качавший мехи у огня, обернулся на шум.

– Джон Сноу?

– Он самый. – Джон, несмотря на лихорадку, изнеможение, рану, магнара, старика, Игритт и Манса, расплылся в улыбке. Хорошо вернуться домой, хорошо увидеть Нойе, пузатого, с зашпиленным рукавом, заросшего черной щетиной.

Кузнец бросил мехи.

– Что у тебя с лицом?

Про лицо Джон успел позабыть.

– Один оборотень хотел выцарапать мне глаза.

– Я уж не чаял тебя увидеть – ни целого, ни в шрамах, – нахмурился Нойе. – Мы слыхали, что ты переметнулся к Мансу Налетчику.

Джон ухватился за дверь, чтобы не упасть.

– Кто вам это сказал?

– Джармен Баквелл. Он вернулся две недели назад. Его разведчики уверяют, что своими глазами видели, как ты ехал вместе с одичалыми в овчинном плаще. – Нойе смерил Джона взглядом. – Последнее, я вижу, правда.

– Все остальное тоже правда – в некотором роде, – признался Джон.

– Что ж мне теперь, взять меч и выпустить тебе кишки?

– Нет. Я выполнял приказ. Последний приказ Куорена Полурукого. Нойе, где гарнизон?

– Обороняет Стену от твоих друзей-одичалых.

– Да, но где именно?

– Везде. Харму Собачью Голову видели у Лесного Дозора, Гремучую Рубашку у Бочонка, Плакальщика у Ледового Порога. Они повсюду, вдоль всей Стены… они карабкаются по льду у Врат Королевы, ломают ворота в Сером Дозоре, собираются напротив Восточного Дозора, но, завидев черный плащ, сразу разбегаются, а назавтра появляются где-то в другом месте.

Джон с трудом удержался от стона.

– Это хитрость. Манс хочет разделить нас, не понимаете, что ли? – «И Боуэн Марш идет у него на поводу». – Ворота находятся здесь, здесь они и атакуют.

Нойе двинулся к нему.

– У тебя кровь течет из ноги.

Джон тупо посмотрел вниз. Да, верно – рана снова открылась.

– Это от стрелы…

– Одичалые. – Это не было вопросом. Нойе обхватил Джона своей единственной, но мускулистой рукой. – Ты бледен как мел и весь горишь. Я отведу тебя к Эйемону.

– Некогда. Одичалые перебрались через Стену. Они идут сюда от Короны Королевы, чтобы открыть ворота.

– Сколько их? – Нойе вывел Джона за дверь.

– Сто двадцать, и хорошо вооружены для одичалых. Доспехи бронзовые, но встречается и сталь. Сколько человек у нас здесь?

– Сорок с лишним. Калеки, больные да зеленые юнцы, еще необученные.

– Если Марш ушел, кого он назначил кастеляном?

– Сира Уинтона, да хранят его боги, – засмеялся кузнец. – Больше у нас рыцарей не осталось. Только он, похоже, об этом забыл, а напоминать ему никто не желает. Так что командир, какой ни на есть, тут вроде бы я. Самый дюжий из всех калек.

Хоть одна хорошая новость. Однорукий оружейник крепок духом и телом и закален в военном ремесле. А вот сир Уинтон Стаут… в свое время он был хорошим воином, никто не спорит, но он провел в разведчиках восемьдесят лет, одряхлел и выжил из ума. Однажды он уснул за ужином и чуть не утонул в миске горохового супа.

– А где твой волк? – спросил Нойе, ведя Джона через двор.

– Мне пришлось бросить его, чтобы перелезть через Стену. Я надеялся, что он прибежит сюда.

– Нет, парень. Мне жаль, но мы его не видали. – Они дотащились до длинного деревянного дома с вороньей вышкой, где жил мейстер. Оружейник ударил ногой в дверь и позвал: «Клидас!»

Вскоре им открыл сутулый человек в черном. Его розовые глазки широко раскрылись при виде Джона.

– Уложи парня, а я приведу мейстера.

В очаге горел огонь, и в комнате было почти жарко. От тепла Джона потянуло ко сну. Как только Нойе уложил его, он зажмурился, чтобы мир вокруг перестал плыть. Вороны каркали и переговаривались наверху.

– Сноу, – говорил один, – снег, снег, Сноу. – Это Сэм их научил, вспомнил Джон. Пришел ли он домой, Сэмвел Тарли, или только его птицы вернулись назад?

Вскоре появился мейстер Эйемон. Он шел медленно, мелкими осторожными шажками, держась пятнистой старческой рукой за плечо Клидаса. На его тощей шее висела тяжелая цепь. Золото и серебро блестели среди чугуна, свинца, олова и других неблагородных металлов.

– Джон Сноу, – сказал мейстер, – ты расскажешь мне обо всем, что видел, когда окрепнешь. Донал, поставь на огонь котелок с вином и положи в очаг мои инструменты, чтобы раскалились как следует. Клидас, мне понадобится твой острый нож. – Мейстеру перевалило за сто лет, он обветшал телом, лишился волос и совершенно ослеп, но ум его оставался острым, как в былые годы.

– Сюда идут одичалые, – сказал Джон. Клидас тем временем разрезал его черную штанину, заскорузлую от старой крови и мокрую от свежей. – С юга. Мы перелезли через Стену.

Клидас размотал кровяную повязку Джона, а мейстер понюхал ее.

– Мы?

– Я был с ними. Куорен Полурукий приказал мне перейти к ним. – Мейстер принялся ощупывать рану пальцем, и Джон сморщился. – Магнар теннов… о-ох, больно. – Он стиснул зубы. – Где Старый Медведь?

– Как ни печально мне говорить это, Джон, лорд Мормонт убит в Замке Крастера… своими же братьями.

– Как – своими? – Слова Эйемона причинили Джону в сто раз более сильную боль, чем его пальцы. Джон вспомнил Старого Медведя, каким видел его в последний раз – он стоял перед своей палаткой, а ворон сидел у него на руке и просил зерна. «Значит, Мормонта больше нет!» Джон боялся этого с тех самых пор, как увидел следы побоища на Кулаке, но это не смягчило удар. – Кто это сделал? Кто поднял на него руку?

– Гарт из Староместа, Олло Культяпый, Нож… трусы, воры и убийцы все до одного. Этого следовало ожидать. Дозор теперь не тот, каким был раньше. Слишком мало в нем честных людей, чтобы держать в узде негодяев. – Донал Нойе поворачивал в огне ножи мейстера. – Дюжина верных долгу братьев вернулась сюда. Скорбный Эдд, Великан, твой друг Зубр. Они и рассказали нам, что случилось.

«Всего дюжина?» С Мормонтом из Черного Замка ушли двести человек, двести лучших людей Дозора.

– Значит, лорд-командующий теперь Марш? – Старый Гранат славный старик и хороший первый стюард, но для сражения с войском одичалых никак не годится.

– Временно, пока мы не выберем нового, – сказал мейстер Эйемон. – Принеси фляжку, Клидас.

«Выборы». Куорен Полурукий и сир Джареми Риккер убиты, Бен Старк так и не нашелся – кто же остается? Разумеется, ни Боуэн Марш, ни Уинтон Стаут на эту роль не годятся. Торен Смолвуд или сир Оттин Уитерс, если они остались живы после Кулака? «Нет, скорее всего это будет Коттер Пайк или сир Денис Маллистер. Который из них?» Командиры Сумеречной Башни и Восточного Дозора люди хорошие, но очень разные. Сир Денис уже не молод, он вежлив, осторожен и рыцарь до мозга костей. Пайк моложе, он бастард, речь у него грубая, а храбрость превышает пределы разумного. Хуже всего то, что эти двое друг друга недолюбливают – недаром Старый Медведь держал их на противоположных концах Стены. Джон знал, как глубоко в Маллистерах укоренилась вражда к жителям Железных островов.

Острая боль напомнила ему о собственных горестях. Мейстер сжал его руку.

– Клидас сейчас принесет маковое молоко.

Джон попытался привстать.

– Мне не надо…

– Надо, – твердо сказал Эйемон. – Будет больно.

Донал Нойе подошел и снова уложил Джона на спину.

– Лежи смирно, не то привяжу. – Кузнец даже одной рукой управлялся с Джоном, как с ребенком. Вернулся Клидас с зеленой флягой и каменной чашей. Мейстер Эйемон наполнил чашу до краев.

– Выпей это.

Джон прикусил губу, когда вскочил, и вкус крови во рту смешался с густым питьем. Он еле удержался, чтобы не извергнуть все обратно.

Клидас принес тазик с теплой водой, и мейстер смыл с раны кровь и гной. Он делал это осторожно, но Джон даже при самых легких прикосновениях с трудом сдерживал крик.

– Люди магнара знают, что такое дисциплина, и доспехи на них бронзовые, – сказал он. Разговор отвлекал его от боли.

– Магнар – это лорд Скагоса, – заметил Нойе. – В Восточном Дозоре, когда я пришел на Стену, были люди со Скагоса. Я помню, они говорили о нем.

– Джон использует это слово в более древнем его смысле, – объяснил мейстер Эйемон, – не как родовое имя, но как титул. Оно происходит из древнего языка.

– И означает оно «лорд», – подтвердил Джон. – Стир – магнар места под названием Тенния, на дальнем севере Клыков Мороза. У него сотня своих людей и двадцать лазутчиков, знающих Дар почти так же хорошо, как и мы. Но Манс так и не нашел рог – это уже хорошо. Рог Зимы, в поисках которого он перерыл всю землю в верховьях Молочной.

Мейстер Эйемон помедлил с влажной тряпицей в руке.

– Рог Зимы – старое предание. Король за Стеной в самом деле верит, что он существует?

– Они все в это верят. Игритт сказала, что они разрыли сотню могил королей и героев в долине Молочной, но так и не…

– Кто это – Игритт? – перебил его Донал Нойе.

– Женщина вольного народа. – Как объяснить им, кто такая Игритт? «Она теплая, смышленая и забавная, она умеет целовать мужчин и резать им глотки». – Она идет со Стиром, но она… совсем еще юная, почти девочка… – «Она убила старика за то, что он развел костер». Язык у Джона заплетался – маковое молоко туманило разум. – Я нарушил с ней свою клятву. Я не хотел этого, но… – «Зря я сделал это. Зря полюбил, зря покинул». – Я оказался недостаточно сильным. Куорен наказывал мне делить с ними все и примечать, и не колебаться… – Голова его поникла, словно набитая мокрой шерстью.

Мейстер Эйемон снова понюхал его рану, бросил окровавленную тряпку в таз и сказал:

– Подай мне горячий нож, Донал, и держи Джона.

«Не стану кричать», – сказал себе Джон, увидев раскаленный докрасна нож. Но это обещание он тоже нарушил. Донал Нойе держал его, а Клидас направлял руку мейстера. Джон не шевелился, только молотил кулаком по столу. Боль захлестывала его, и он чувствовал себя маленьким, слабым и беспомощным, как ребенок, плачущий в темноте. «Игритт, – подумал он, когда запах паленого мяса ударил в нос и собственный крик наполнил уши. – Игритт, я не мог иначе». Ему казалось, что боль отступает, но раскаленное железо снова коснулось его, и он потерял сознание.

Когда его веки распахнулись, он плыл куда-то, укутанный в теплую шерсть. Это не стоило ему никаких усилий. Не Игритт ли пришла поухаживать за ним? Беспамятство сменилось обыкновенным крепким сном.

Пробуждение оказалось не столь приятным. В комнате было темно, и боль снова копошилась под одеялом, пронзая ногу раскаленным ножом при каждом движении. Джон убедился в этом, когда вздумал посмотреть, оставил ли мейстер ему ногу. Он подавил крик и опять стиснул кулак.

– Джон! – Из мрака выплыла свечка, а за ней – хорошо знакомая ему большеухая физиономия. – Не шевелись, тебе нельзя.

– Пип? – Джон протянул приятелю руку. – Я думал, ты ушел.

– Со Старым Гранатом? Нет, он считает, что я еще мал и зелен. Гренн тоже тут.

– Ага, тут. – Гренн возник с другой стороны кровати. – Только уснул маленько.

У Джона пересохло в горле.

– Пить, – прохрипел он. Гренн принес воды и дал ему напиться. – Я видел Кулак, – сказал, утолив жажду, Джон. – Кровь и лошадиные трупы… Нойе говорит, что вас вернулась дюжина – кто?

– Дайвен, Великан, Скорбный Эдд, Милашка Доннел Хилл, Ульмер, Лью-Левша, Гарт Серое Перо, еще четверо или пятеро. Ну и я.

– А Сэм?

Гренн потупился.

– Он убил Иного, Джон. Я сам видел. Заколол его кинжалом из драконова стекла, который ты ему дал, и мы прозвали его Сэм Смертоносный. Его это здорово бесило.

«Сэм Смертоносный». Кого Джон никак не мог представить себе воином, так это Сэма Тарли.

– Что с ним сталось?

– Нам пришлось его оставить, – признался Гренн. – Я его тряс и орал на него, даже оплеуху ему залепил. Великан хотел поднять его насильно, но уж больно он тяжел. Помнишь, как в ученье с ним бывало? Свернется на земле, лежит и скулит. А у Крастера он и не скулил даже. Нож и Олло долбят стены, съестное ищут, два Гарта дерутся, другие насилуют Крастеровых жен. Скорбный Эдд боялся, что Нож и его шайка перебьют всех верных людей, чтобы некому было рассказать, что там стряслось, – их ведь было вдвое больше, чем нас. Вот мы и оставили Сэма со Старым Медведем. Его с места нельзя было сдвинуть, Джон.

«Ты был его братом, – чуть не сказал Джон. – Как же ты бросил его среди одичалых и убийц?»

– Может, он и жив еще, – сказал Пип. – Вот явится завтра и удивит нас.

– Угу. С головой Манса Налетчика, – с деланной веселостью подхватил Гренн. – Сэм Смертоносный!

Джон снова попытался сесть и снова понял, что сделал это напрасно. Он вскрикнул и выругался.

– Пойди-ка разбуди мейстера Эйемона, Гренн, – сказал Пип. – Скажи, что Джону нужно дать еще макового молока.

«Да», – подумал Джон, но сказал:

– Нет. Магнар…

– Мы знаем, – заверил его Пип. – Часовым на Стене велено поглядывать на юг, и Нойе отрядил нескольких человек на Подветренный кряж следить за Королевским трактом. А мейстер послал птиц в Восточный Дозор и Сумеречную Башню.

В это время и сам мейстер подошел к постели, опираясь на плечо Гренна.

– Побереги себя, Джон. Это хорошо, что ты очнулся, но тебе нужно отлежаться. Мы залили твою рану кипящим вином и поставили примочку из крапивы, горчичного семени и хлебной плесени, но если ты не будешь лежать смирно…

– Я не могу. – Джон, перебарывая боль, наконец сел. – Скоро здесь будет Манс… тысячи людей, великаны, мамонты… вы известили об этом Винтерфелл? И короля? – Джон на миг зажмурился. Пот лил с него градом.

Гренн бросил странный взгляд на Пипа.

– Он ничего не знает.

– Джон, – сказал мейстер Эйемон, – пока тебя не было, много чего произошло – плохого больше, чем хорошего. Бейлон Грейджой снова объявил себя королем и послал свои ладьи на Север. Короли у нас размножаются, как сорняки, и мы послали свой призыв каждому из них, но ответа ни от кого не получили. У них есть дела поважнее, а о нас, далеких, все позабыли. А Винтерфелл… Мужайся, Джон. Винтерфелла больше нет.

– Как так – нет? – Джон уставился в молочно-белые глаза Эйемона. – В Винтерфелле остались мои братья, Бран и Рикон…

Мейстер коснулся его лба.

– Мне очень жаль, Джон. Твои братья убиты по приказу Теона Грейджоя, занявшего Винтерфелл от имени своего отца. Когда же знаменосцы Старков собрались отбить у него замок, он предал его огню.

– Твои братья отомщены, – сказал Гренн. – Сын Болтона перебил всех островитян, а с Теона, как говорят, содрал кожу дюйм за дюймом.

– Я сожалею, Джон. – Пип стиснул плечо друга. – Мы все сожалеем.

Теона Грейджоя Джон никогда не любил, но он был воспитанником их отца. Боль снова пронзила ногу, и Джон повалился на спину.

– Здесь какая-то ошибка. Я видел лютоволка у Короны Королевы, серого лютоволка… и он узнал меня. – Если Бран правда умер, могла ли часть его души перейти в волка, как Орелл перешел на своего орла?

– Выпей это. – Гренн поднес чашу к его губам, и Джон выпил. В голове у него кишели волки с орлами, и он слышал всех своих братьев. Лица стоящих над ним людей начали расплываться. «Не может быть, чтобы они умерли. Теон никогда бы на это не пошел. И Винтерфелл… серый гранит, дуб и железо, вороны, вьющиеся над башнями, пар от горячих прудов в богороще, каменные короли на своих тронах… разве мог Винтерфелл погибнуть?»

Маковое зелье убаюкало его, и он опять оказался дома – он плескался в горячем пруду под огромным чардревом, с которого смотрел на него отцовский лик. С ним была Игритт. Она со смехом сбросила свои шкуры, раздевшись донага, и хотела поцеловать его, но Джон не смел заниматься этим на глазах у отца. В нем течет кровь Винтерфелла, и он брат Ночного Дозора. «Я не буду отцом бастарда, – сказал он ей. – Не буду». «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу», – прошептала Игритт, растворяясь в горячей воде. Плоть сползала с нее, обнажив скелет и череп, а вода в бурлящем пруду стала густой и красной.