Цена спокойной жизни

Со дна

Это место необычное, сказочное. Горы под Чимкентом. Кто хотя бы раз побывал здесь, на весь свой короткий век запоминает их тысячелетнее величие. Причудливые заснеженные вершины разрывают своими боками мягкие белоснежные облака и устремляются сквозь них еще выше, еще ближе к небу. Призрачная дымка временами спускается к подножию скал и, не умаляя их величия, делает их зеленеющие основания туманно-нереальными. Тяжелые скалистые массивы, посеревшие и потрескавшиеся от времени и перепадов температур, величественно предстают перед вами, напоминая человечеству о Силе Господней. Там, на большой высоте, вы можете почувствовать себя на краю мира, где подходит к концу земное тепло, кислород, жизнь. Еще шаг выше — и вы ощутите приближение границ, которые тоже определены Богом и отделяют жизнь от смерти. Это щекочет ваши нервы, риск приятно возбуждает, прелесть борьбы тянет вас ввысь, и вам кажется, что с покорением этой высоты целый мир ложится у ваших ног.

Тщеславие никогда не идет рядом с благоразумием, это несовместимые вещи. Молодой, еще не умудренный опытом путник непременно получит тут один из суровых Господних уроков о том, что как бы человек ни старался прыгнуть выше своей головы, кроме набитых шишек и растоптанного самолюбия, он ничего не приобретет. Впрочем, и эти, на первый взгляд, легкомысленные результаты наша жизнь не позволяет называть отрицательными, благодаря тому положительному эффекту, который они оказывают на нашу душу.

Но если вершины суровы, то долины нежны и приветливы. Подножия гор буквально утопают во всевозможной зелени: густых кустарниках, лиственных и вечнозеленых деревьях, полях, поросших густой и сочной травой. Непередаваемое буйство дикой природы. Звери и птицы, редко встречающие здесь человека, любопытны и непугливы. По долинам текут быстрые, чистые, ледяные реки, по утрам они обжигают свежестью ваше лицо, а по вечерам — снимают усталость с ног. Рыбу здесь можно брать прямо руками из-под камней, а раки такие прозрачные, что их трудно различить на каменистом дне сквозь водяную гладь.

По ночам звездное небо здесь такое чистое и близкое, какого вы никогда не увидите в городах. Бесчисленные звезды поражают своим восхитительным великолепием, а через все небо тянется густой и загадочный Млечный Путь.

Кто хотя бы однажды побывал в этом месте, уже не зря прожил свой век, а если он в этой первозданной цитадели познал Бога, то взял от жизни все самое прекрасное и ценное, что только может желать душа человеческая.

Там есть ущелье «Белой горы». По самому дну этого ущелья течет быстрая горная речка, а по берегам ее и по пологим подножиям скал раскинулись дикие сады урюка, ореха, яблок, слив и облепихи. Среди этих садов раскинулся летний христианский лагерь. Небольшие домики причудливо разбросаны по дну ущелья. Бассейн и футбольное поле выделяются на общем зеленом фоне, как два неуместных пятна. Мощеные камнем тропинки, частые фонари, скамеечки, беседки, турники — все говорит о большой заботе, которой готов окружить этот лагерь своих первых в этом году посетителей. Начинается лагерный сезон и вместе с ним начинается наша история.

Вот уже восемь часов катит автобус по дороге в неизвестность. Веселый шум, который царит внутри, совсем не обязательно отражает настроение каждого пассажира. Петя сидит у окна и делает вид, что внимательно изучает окрестности. На самом же деле наблюдать-то и не за чем. Только что закончилась многочасовая степь, и начались кажущиеся бесконечными сопки. Желтые безжизненные сопки, покрытые колючками и выжженные солнцем. Глаза мальчика смотрят в окно, но мысли заняты совершенно другим. С самого начала ему не очень нравилась эта затея с лагерем, но теперь он уже абсолютно уверен, что это не для него. Почему? Трудно сказать, он и сам затруднился бы ответить на этот простой вопрос. Так повелось, что с самого раннего детства он не любил менять обстановку, даже если та оставляла желать лучшего. Петя всегда предпочитал старое общество новому, а старый образ жизни, как аксиому, почитал за единственно возможный. Наверное, это потому, что все перемены, с которыми ему пришлось столкнуться, несли только разочарования и новые испытания в этой суровой школе, называемой жизнью.

Когда его родители погибли в автокатастрофе, ему было всего семь лет, и одинокая больная бабушка была вынуждена отдать внука в интернат. Вскоре умерла и она. Мальчику даже не сообщили, когда это произошло, и только на каникулах он узнал, что теперь ехать ему абсолютно не к кому. Сколько он себя помнил, каникулы были для него самым ужасным временем года. Все уезжают по домам, а ты никому не нужен, кроме сторожа Никона, старого алкоголика, который зимой — кочегар, а летом — сторож.

Когда возвращались окрепшие на домашней еде дети, они заставали в интернате исхудалого, замученного Петю, который вел счет каждому дню, ожидая окончания каникул. Года два ему понадобилось, чтобы привыкнуть к тяжелой интернатской жизни. К жизни без ласки, без любви, но зато с жесткой дисциплиной. Отсутствие элементарной справедливости делает человека жестоким или ломает его, превращая в жалкое существо, не способное ни на что. В страхе стать слабым, Петя дожил до четырнадцати лет. Со временем он утратил детскую способность радоваться всему, находить веселье там, где его не находят взрослые. Можно сказать, что в этом отношении он преждевременно повзрослел. Масса трудных обстоятельств и проблем, которые он встречал на своем пути, — от жестоких воспитателей до первых серьезных драк, от попоек до наркотиков — сделали некогда веселое лицо мальчика хмурым и задумчивым. Эта хроническая угрюмость, как печать, лежит на лицах интернатских детей и делает их особенными в обычном человеческом окружении.

Итак, привыкший к своему специфическому миру, Петр был чудом вырван из него и брошен чьей-то шутливой рукой в общество совершенно противоположное. Каждое лето он был вынужден проводить в интернате, но случилось так, что в этом году зимой к ним в интернат пришли христиане и стали проводить воскресную школу. С этого все и началось. Честно говоря, ему не очень-то нравилось все это, но заведующая, женщина весьма деспотичная и амбициозная, из каких-то только ей ведомых побуждений, не только разрешила проводить эти занятия, но и устроила их обязательные посещения. Таким образом, не желавшие ходить в воскресную школу дети должны были иметь дело лично с ней. Естественно, все предпочитали общение с христианами, поэтому прогуливать эти занятия никто не собирался. Ближе к лету руководитель воскресной школы, узнав, что есть дети, которые не могут оставить интернат на каникулы, предложил таковых отправить в христианский лагерь для подростков. До самого лета Петя не знал, что его уже определили в лагерь, и ему неминуемо предстоит отправиться с чужими людьми в незнакомое место. Уже само название «лагерь» пугало мальчика до безумия, а одна только мысль о приближении этого дня бросала его в дрожь. Конечно, христиане казались ему добрыми людьми, но что они собой представляют в реальности, он понятия не имел. Все их уроки он просыпал, ведь никто не требовал от него внимательно слушать и потом сдавать экзамены, а времени для сна в интернате всегда не хватало. Да и были они на его территории, поэтому, возможно, и притворялись таким хорошенькими. Несмотря на свой возраст, Петя уже столько хлебнул в своей жизни, что мог с уверенностью сказать, что таких добрых людей не бывает, и обычно чем добрее человек выглядит перед нужными людьми, тем страшнее заглянуть ему под маску в личном общении. Он много раз видел, как слащаво разговаривает заведующая с родителями своих воспитанников, и много раз испытал на своей шкуре, как жестока она может быть с детьми без всякого на то видимого повода.

Неожиданно сопки сменились скалистым ущельем. Резкая перемена заставила обратить на себя внимание. Все пассажиры припали к окнам, и в салоне воцарилась непродолжительная тишина. Дети восхищались голыми отвесными скалами, но это длилось недолго. Петя же никогда в жизни не видел такого зрелища. С одной стороны от автобуса — стена серая с красноватым оттенком, а с другой — почти белая.

— Странно, — вдруг произнес мальчик, сидевший рядом с Петей и до этого постоянно болтавший с двумя девчонками с другой стороны.

— Что странно? — спросил Петя и повернулся к нему.

— Странно, что с одной стороны дороги стена белая, а с другой — красная, — невозмутимо объяснил тот.

— Отчего же странно?

— Не знаю, — немного смутившись, ответил тот. — Я часто бывал в горах, но нигде не видел ничего подобного.

— А что там, в горах? — как-то кисло улыбаясь, спросил Петя.

— В горах? — смутился от такого простого вопроса мальчик. Он никогда раньше не думал об этом, и теперь не знал, что ответить. — Ну, в горах весело.

— Весело? — презрительно скривился Петя.

— Да, весело, — уже более твердо ответил его собеседник.

Разговор явно не клеился, и Петя вновь отвернулся к окну. Но его сосед был, видимо, не из тех, кто быстро сдается. Он залез в свой маленький рюкзачок, вынул небольшой сверток и между делом спросил:

— А тебя как звать?

— Петром, — услышал он сухой ответ.

— Петя, значит, а меня — Славик, — удовлетворенно выпалил он и приветливо улыбнулся, когда Петя равнодушно повернулся к нему. Затем развязал сверток, и по салону пошел дух копченой колбасы.

Петя старался не смотреть в его сторону, потому что боялся выдать свои желания. Как только он унюхал запах, его рот тут же наполнился слюной. Последний раз он ел еще вечером в интернате. Завтрака уже не было, и вот с самого утра в автобусе он не имел и крошки во рту. Говорить о копченой колбасе и вовсе не приходилось, она была для него одним из детских воспоминаний.

— Есть хочешь? — просто спросил его Славик.

— Нет, спасибо, — тихо ответил он и шумно сглотнул.

— Да ты не стесняйся, — подбодрил его сосед. — Уже давно время обеда прошло, а по твоему настроению можно сказать, что ты и не завтракал.

— Вот еще! — буркнул Петя и уверенно взял кусок колбасы с хлебом. Но сделал он это с таким видом, как будто просто хотел доказать, что он ничуть не стесняется. Но от внимания Славика не ускользнуло, с каким наслаждением он уплетал колбасу и как поспешно потянулся за следующим куском. Затем в ход пошли вареные яйца и домашняя сдоба. Когда все это залили сверху минеральной водой, настроение у обоих сразу улучшилось.

— Как ты думаешь, долго нам еще ехать? — спросил Петя.

— Понятия не имею, — заглядывая через Петькино плечо в окошко, рассеяно пробубнил Славик. — Может, час, а может, и десять.

— Да ну?!

— Вот тебе и «да ну»! Прошлым летом мы в другой лагерь ездили, так целых восемнадцать часов тряслись.

— Ого! — откровенно изумился Петя. — И как часто ты бываешь в лагерях?

— Каждое лето.

— Так ты тоже из интерната? — обрадовался Петя.

— Нет, я из церкви, — с готовностью пояснил Славик.

— Ты что же, прямо в церкви и живешь?

— Ты что, с луны свалился?! — удивился Славик. — В церковь ходит моя мама, поэтому я еду в лагерь, который эта церковь организовывает для детей верующих родителей. Понял?

— Как не понять! — согласился Петя, но вид у него был совершенно растерянный, и он в смущении опять отвернулся к окну.

«Неужели тут все верующие? — подумал он, и от этой мысли сердце его сжалось. — Кто же они такие, эти верующие? Как это выяснить? Не могу же я просто взять и спросить об этом Славика, что он тогда подумает? А вдруг узнают, что я не с ними заодно и отправят меня назад?..» Неожиданно он поймал себя на мысли, что совсем не желает возвращаться. Хотя создавшееся положение и пугало его, но тем сильнее хотелось посмотреть на то место, где «весело». Теперь в его голове вертелась другая мысль: как сделать так, чтобы никто не догадался, что он неверующий. Однако вариантов было немного. Так как он совершенно не знал, кто такой христианин, то единственной возможностью виделись ему подражание и внимательность. Он будет внимательно следить за их разговором, поведением и образом мысли, чтобы подражать им во всем, и тогда, быть может, так никто и не догадается, что он не христианин. Ему надо продержаться до тех пор, пока эта затея ему будет нравиться, а когда он захочет вернуться, то станет таким, как он есть.

Пейзаж за окном опять изменился. Дорога серпантином поднималась вверх, на гору, и очень скоро автобус выехал на такую высоту, что облака оказались внизу и скрыли в тумане зеленые долины и ущелья. Белые заснеженные вершины скал, окутанные дымкой тумана, сверкали на солнце ледяными гранями, подобно гигантским алмазам. То тут, то там величественно поднимались они в небо и притягивали к себе восхищенные взгляды детей.

Дорога с одной стороны была ограничена высокой отвесной скалой, с другой — глубокой пропастью, которая внизу упиралась в облака и поэтому казалась совершенно бездонной. Местами по каменистым скалам можно было заметить маленькие корявые сосенки. За неимением земли они цеплялись за глубокие щели в скальной породе сетью тонких корешков и были похожи на отчаянных альпинистов, покоряющих великие вершины.

Автобус перемахнул через высокий скалистый хребет и стал медленно спускаться в зеленеющую долину.

Молодой человек, который сидел на самом первом месте и иногда говорил что-то в микрофон, громко всех ободрил, сказав, что автобус уже подъезжает и скоро, наверное, минут через сорок, будет на месте. Эта новость действительно оживила пассажиров. Внутри опять все загудело от возбужденных и в то же время монотонных голосов.

— Как тут красиво! — не выдержал Петя, рассматривая проплывающие за окном пейзажи.

— Да, мне тоже всегда нравилось в горах, — поддержал его Славик.

— И чем же мы будем тут заниматься?

— Многими вещами, — с видом знатока ответил его сосед. — Будем отдыхать, играть в разные спортивные игры, петь, молиться, читать Библию, ну, и еще многое другое.

Петя чуть было не спросил, зачем читать Библию, но вовремя спохватился. Он и так узнал уже достаточно много, и чтобы не вызвать подозрений и избежать нежелательных вопросов, решил больше не спрашивать ни о чем. Все вроде было нормально, все терпимо. Петя смог бы, наверное, даже и Библию читать, одно было плохо — он не знает, как надо молиться, а это могло привести к плачевным результатам. Но он не стал торопиться, ведь не знал же он еще очень многих вещей, так зачем же унывать, может быть, в будущем все станет понятней. Кто знает, рассуждал он сам с собой, может, ему еще и молиться понравится, хотя сейчас он не видит в этом никакого смысла.

— Наверное, трудно жить в интернате? — вдруг сочувственно спросил Славик. От неожиданности Петя вздрогнул.

— Да, нелегко.

— А родители у тебя есть?

— Нет. Никого нет, только дальние родственники, но я их не знаю, и они со мной не общаются.

— Да-а, — понимающе закивал головой сосед. — Моего отца тоже нет с нами. Он погиб в Караганде на шахте. Теперь живу только с мамой.

Мальчики замолчали. Каждый задумался о своем. Петя знал, что значит потерять родного человека, поэтому новый знакомый стал для него более близким. Славик же пытался понять, насколько тяжело живется человеку без родителей в интернате. У него это плохо получалось, ведь он представления не имел, что такое интернат. Для него это заведение было школой, в которой можно жить. Но дом и школа казались ему такими несовместимыми вещами, что на этом этапе его представления и заканчивались. Только где-то в глубине души он понимал, как невыносимо жить без родного дома, когда тебя никто не ждет, когда тебе не с кем поговорить по душам, некому обнять и успокоить, когда тебе плохо.

— Мальчики, хотите конфет? — обратилась к ним рыженькая девчонка с зелеными, как у кошки, глазами. В руке у нее был небольшой пакетик с карамельками. Славик без лишних слов засунул туда руку и вынул добрую горсть сладостей.

— На вот, угощайся, — и он бросил большую часть этих конфет на колени Пете. — Сестрам нельзя отказывать!

Впереди сидящие девчонки захихикали. Рыженькая украдкой бросила на Петю осторожный, но любопытный взгляд.

— Ну, что хихикаете? Вот сейчас обижусь... — полушутя, полусерьезно предупредил Славик, откинулся на спинку кресла и, довольный собой, засунул себе за щеку конфету.

Петя жевал карамельки и думал. У него было много пищи для размышлений. Он стал замечать, что вокруг царит необычная обстановка. Никто никого не обижает, никто не дерется за свое, а напротив, каждый делится с другими тем, что имеет. Это поведение никак нельзя было назвать благоразумным, тем более, что, как он понял, в автобусе собрались совершенно незнакомые люди из разных городов. Ведь этот Славик меня совсем не знает, может быть, я очень плохой человек, однако с такой готовностью поделился со мной своим обедом, который, без сомнения, мог с большим удовольствием съесть и сам. Наверное, это одна из особенностей христианского поведения, традиция своего рода? Это стоит взять на заметку, да вот беда, как же мне поступать таким образом, когда всю свою жизнь я делал обратное? Еще одна вещь довольно странная: как просто они могут заговорить с чужаком. В интернате за такую дерзость можно крепко получить, а тут все без всякого подвоха общаются друг с другом, как будто и вправду старые друзья; а спроси у кого, как зовут твоего соседа, то окажется, что они имен-то еще друг друга не знают. Это так странно.

Автобус затрясло мелкой дрожью. Петя выглянул в окно и понял, что они съехали с трассы на грунтовку. Вокруг буйствовало зеленое царство. Деревья так близко подступали к дороге, что их ветви хлестали автобус и врывались в открытые окна. Запах асфальта быстро выветрился из салона, а вместо него помещение наполнилось ароматом цветущих трав. Несколько горных коз, оказавшихся поблизости, пугливо шарахнулись от машины и скрылись за деревьями. Птицы стаями поднимались в воздух и перелетали на безопасное, как им, наверное, казалось, расстояние. Автобус сильно качнуло, когда он переезжал вброд мелкий горный ручей. Это маленькое приключение наполнило все вокруг девчачьим визгом. Восторг передался даже Пете, и он впервые за все путешествие весело улыбнулся. Славик заметил это, и на душе у него стало так тепло и приятно, что он не удержался и по-братски обнял своего соседа.

Поездка подходила к концу. Об этом можно было судить по домикам, которые замелькали среди деревьев, и по большим полянам с футбольными воротами и волейбольными сетками. Было ясно — автобус въехал в зону летних лагерей. Это поняли все, даже те, кто ни разу еще не отдыхал в подобном месте.

Ребята стали собирать свои вещи. Машина остановилась на широкой поляне, где уже стояло больше дюжины автобусов разных размеров и цветов. Некоторые из них, видимо, уже давно стояли пустыми, другие еще выгружали свой шумный груз. У Пети не было личных вещей, поэтому собирать было нечего, да и спешить тоже было ни к чему. Он спокойно смотрел, как дети струйками вытекали из своих автобусов и, сливаясь в широкую реку, шли в одном направлении. Когда в проходе перестали толпиться, он спокойно поднялся и побрел за остальными.

Шумная, веселая река привела его к нескольким двухэтажным домам, перед которыми раскинулась солидных размеров асфальтированная площадка. На мгновение Пете показалось, что здесь собралось несколько тысяч детей. Возбужденная толпа колыхалась, вздрагивала и постоянно пополнялась новоприбывшими. Но это было только первое впечатление. На поверку детей оказалось только четыре сотни, но и такое их количество может вас весьма удивить, если вы в жизни не видели больше семидесяти учащихся.

Началось собрание. Руководители объясняли детям, где те будут жить, чем заниматься и кого необходимо слушаться. Всем пояснили, что одним из условий пребывания в лагере является христианское поведение, чем еще раз подтвердили опасения Пети.

Через полчаса начинался совместный ужин, и сейчас ребята должны были поделиться на группы. Петя не знал, как правильно себя вести, но жизнь приучила его к суровой дисциплине и научила внимательно слушать то, что говорят взрослые, и пунктуально выполнять их распоряжения. Это жизненное правило являлось неплохим залогом к спокойной жизни, поэтому, когда назвали его фамилию, он безропотно перешел на ту часть площади, где собирались ребята его будущей группы. В каждом отряде оказалось человек по двадцать. Каким-то чудом вместе с Петей очутился и Славик. Это была великая удача. Мальчики на радостях крепко обнялись, словно старые друзья.

— Счастливчики! — сказала им высокая худощавая девушка с двумя длинными косичками. — Вы из одной церкви?

— Нет, мы из одного автобуса, — поспешил ответить Петя, чтобы избежать дальнейших вопросов относительно церкви.

— Да, мы сидели рядом и познакомились, — добавил Славик с гордостью.

— Ну, ничего, с Божьей помощью мы все подружимся, — заметил очкастый толстячок с добрыми глазами.

— Как тебя звать? — неожиданно для себя самого обратился к нему Петя, протягивая руку и удивляясь своему нахальству.

— Коля, — ответил тот и расплылся в радушной улыбке. — Мир тебе, брат! — сказал он, пожимая Пете руку.

Тут все стали знакомиться, вспоминая различные варианты христианского приветствия.

— Саша, приветствую, — слышалось с одной стороны.

— Марина, будь благословенна, — доносилось с другой.

От этих непонятных слов и непривычных выражений Пете почему-то становилось так тепло и радостно на сердце, что ком подкатывал к горлу, и хотелось обнять разом всех этих приятных людей.

Обед состоялся по расписанию. В просторной столовой за длинными столами расположились дети, руководители и даже водители автобусов. Петя внимательно следил за происходящим. Он видел, что все уже расселись, но никто не притрагивается к пище. Это довольно странное поведение он счел необходимым тоже занести в список христианских правил. Он слышал раньше, что в некоторых странах неторопливость в принятии пищи является признаком хорошего тона, и теперь был согласен усвоить этот недурной обычай. Потом кто-то довольно громко сказал что-то такое, что Петя не совсем расслышал, но после чего все, как по команде, встали. Встал и он. В воцарившейся тишине один старый дедушка начал громко произносить какие-то слова. Петя внимательно прислушался.

— Милый наш Господь, — говорил старик, — мы сердечно благодарны Тебе за то, что ты позволил нам собраться на этом месте, сохранил нас от несчастных случаев в пути и дал нам эту вкусную еду. Мы хотим прославить Тебя своим поведением в этом лагере за то, что Ты так сильно любишь нас, хотя мы часто огорчаем Тебя. Благослови теперь эту пищу на столе, а мы будем принимать ее с благодарностью. Аминь.

Все хором повторили за ним: «Аминь». Затем дети спокойно уселись на свои места и приступили к обеду. Сел и Петя. Но он не сразу принялся за еду, потому что был удивлен услышанной только что речью старика. Наверняка, это была молитва, думал он, и старик разговаривал с Богом так, как мог бы разговаривать с Петей или Славиком. И слова были во многом очень даже странными. Почему мы должны быть благодарны кому-то за эти десять часов в автобусе и за еду, когда этот кто-то даже ни разу не показался нам на глаза? А за пищу эту, наверное, заплатил какой-нибудь добрый человек или организация, так почему бы не поблагодарить их? Петины размышления прервал огромный широкоплечий сосед с ярко-синей татуировкой на правой руке.

— Что, братишка, приуныл? — весело прохрипел он, подставляя поближе к Пете полную тарелку борща и несколько кусочков ароматного хлеба. — Кушай на здоровье, а то галчат вон сколько налетело, того и гляди все склюют, а тебе не достанется.

— Спасибо, я не очень голоден, — вежливо поблагодарил Петя и принялся за еду. Неожиданное внимание, которое оказал ему этот великан, приятно удивило его. Но вот его наколка никак не давала ему покоя, и он раз за разом обращал на нее внимание. Парень заметил это и широко улыбнулся, блеснув большими белыми зубами и прикрыв изображение рукавом рубахи.

— Это память о детской колонии. Напоминание о том, из какой жизни и какого болота вытянул меня Христос, — совершенно обыденно пояснил он и, думая, что этого пояснения вполне достаточно, стал орудовать ложкой.

Если бы свое второе предложение он сказал на каком-нибудь иностранном языке, то эффект был бы тем же самым, что и в этом случае. То, что он хотел сказать, было, без сомнения, очень важным, потому что Петя вполне мог понять, какой образ жизни и какое болото парень имеет в виду, но кто такой Христос и как Он может вытянуть из болота, для него оставалось тайной. Петя был так возбужден загадочными словами незнакомца, что чуть было не спросил у него, кто такой Христос. Слова уже были готовы сорваться у него с языка, и он даже набрал в легкие воздух и открыл рот, но вовремя спохватился и вместо этого спросил первое, что пришло ему на ум:

— А как тебя звать?

— Евгений, — протягивая Пете огромную лапищу, представился он, — можно просто Жека.

Петя удовлетворенно кивнул, пожал сильную руку и, забыв назвать свое имя, принялся уплетать остывший борщ. Сосед снисходительно улыбнулся и продолжил свой обед.

После еды всем участникам лагеря настоятельно посоветовали внимательно ознакомиться с расписанием на завтрашний день, чтобы избежать досадных недоразумений. Пете дважды повторять не требовалось. Без промедления он направился в указанное место и внимательно прочитал о том, чем ему предстоит заниматься в последующие дни. Большую часть второго дня занимала игра-эстафета. Глядя на удивленные лица других ребят, он понял, что они тоже не имеют об этом мероприятии ни малейшего представления. Но тот день еще не настал, поэтому его больше пугал нынешний вечер. Хотя половина первого дня была отдана в его распоряжение для ознакомления с территорией лагеря и его обитателями, перед сном по расписанию стояла общая молитва, и это звучало куда страшнее, чем игра-эстафета. Собрав всю свою волю в кулак и сделав спокойное, даже равнодушное лицо, он направился гулять по территории, тщательно обследуя каждый ее уголок. Площадь, занимаемая лагерем, была действительно немаленькой. Чтобы обойти территорию лагеря с одного конца в другой, Пете потребовалось минут десять быстрой ходьбы, да и четких границ различить было невозможно. Территория лагеря незаметно переходила во владения дикой природы. Он немного побродил по людным местам, затем полазал по подножию ближайших скал и, наконец, усталый и запыленный, вернулся к своей группе, которая в одной из многочисленных беседок распевала песни. Он облокотился о столбик и стал слушать. Песни были разные — быстрые и медленные, но все они были об одном, в них воспевалась любовь Бога к человеку, и часто упоминался все тот же Христос. Петя, конечно же, понимал, что христиане и Христос — однокоренные слова, он мог догадываться и о том, что благодаря Христу эти люди и называются христианами, но кто такой Христос, он до сих пор не разобрался. То он слышал, что о Нем отзываются как о хорошем человеке, с которого надо брать пример, и тогда казалось, что Он где-то совсем рядом, среди этих людей, просто Петя не знал, кто именно. То о Нем вдруг начинали отзываться как о Боге, говорить о Нем и в прошедшем времени, и в будущем, и тогда Он становился сказочным героем, которого в действительности не существует. Наукой доказано, что Бога нет, и Он просто, как сказочный герой, придуман людьми, это Петя знал еще с уроков по истории и биологии. Хоть мальчик и не был отличником, эти истины он усвоил достаточно хорошо, и теперь то, что происходило вокруг, постоянно приводило его в недоумение и замешательство. За последние сутки он услышал о Боге столько, сколько не слышал за всю жизнь, и хотя все это в большей мере было недоступно его пониманию, он чувствовал какую-то связь между естественным и сверхъестественным в этом чудесном месте.

Все здесь было не так. Прошло уже несколько часов с того времени, как на этой маленькой территории оказалось вместе так много незнакомых молодых людей из разных мест и даже разных национальностей, но, к удивлению Пети, он еще ни разу не видел ни одной драки или хотя бы мелкого конфликта. Всем хватало места, ребята были уступчивы и доверчивы. Петя подумал, что смог бы получить от них все, что захотел, и не потребовалось бы драться за это, не надо было бы даже требовать, более того, некоторые вещи, которые ему захотелось иметь, не пришлось даже просить. Вечером в комнате один из мальчиков, видимо, увидел, как он смотрит на гитару, и сам предложил ему сыграть что-нибудь, если он хочет. Конечно, играть он ничего не стал, потому что не знал ни одной песни о Боге, а уличные песни в этом окружении ему почему-то петь было стыдно, да и кто знает, вдруг это будет нехристианское поведение. Но самим предложением он был очень тронут.

Часам к одиннадцати стали поговаривать о том, что неплохо было бы перед молитвой почитать Слово Божие. Петя попал в комнату для двенадцати человек и одного вожатого. Вожатым был задумчивый, если не сказать угрюмый парень лет восемнадцати с большим рваным шрамом на щеке. Он говорил ровным низким голосом, чрезвычайно авторитетно, наверное, по причине необычного тембра. В первый вечер он сам вызвался читать Слово, но предложил, чтобы каждый вечер новый человек читал самое дорогое для него место. Такое пугающее для Пети предложение было принято всей комнатой с большим энтузиазмом. «Должно быть, это очень увлекательно, раз люди хотят заниматься этим без принуждения», — подумал Петя, но легче ему от этого не стало. Одна только мысль, что очередь рано или поздно дойдет до него, была способна довести мальчика до отчаянья. Но он видел в своей жизни и не такие трудности, поэтому унывать было не в его правилах. Он посмотрит, послушает, а к тому времени, когда настанет его очередь, возможно, уже просто не о чем будет переживать.

Петя присел на свою кровать и откинулся на подушку. Его немного смущала обстановка в комнате, потому что из знакомых ему ребят он приметил рядом только толстячка из своей команды. Коля был несколько суетлив, но неизменно приветлив со всеми, и по любому поводу с готовностью показывал свои белые здоровые зубы. Коля был, без сомнения, классным парнем, но Пете казалось, что он слишком доверчив, чтобы иметь шанс выжить в этом жестоком мире. Где-то в глубине души он сам хотел стать таким простым и открытым, но его опыт подсказывал, что таким в интернате не выживешь.

Он лежал и ждал, что будет дальше. Дальше произошло то, что еще больше смутило его. Все без исключения достали из своих личных вещей какие-то книжки и, как по команде, стали их усиленно листать. Когда началось чтение, Петя понял, что книги у всех одинаковые, причем все внимательно следят за текстом, который вожатый читал вслух. Досаднее положение придумать было трудно. Петя один лежал без книги и чувствовал себя прескверно. Ему казалось, что все без исключения обратили на него внимание и поняли, что он не христианин. Да, глупо было надеяться, что разоблачение не придет в тот же день. Он не был единомышленником с этими людьми, и как бы ни хотел подражать им, все же разительно от них отличался.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Петя решил послушать, о чем читал вожатый.

«...Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную... Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя единородного Сына Божиего».

Слова, которые он услышал, были необычные и непонятные. Петя еще внимательнее прислушался, потому что ему очень хотелось понять, что здесь происходит. Все было как во сне — загадочно и непредсказуемо.

— Две тысячи лет назад, когда Христос был послан на землю Богом Отцом, люди, так же как и сегодня, понимали свою испорченность, — говорил вожатый. — Уже в то время многие знали, что есть справедливый Бог, Который будет их судить за все злые дела, содеянные ими в жизни, и наказание будет очень тяжелым, потому что плохих поступков они совершали очень много. Но эти бедные люди не могли стать хорошими, потому что дьявол заставлял их грешить больше и больше, и не было никого, у кого можно было найти защиту. Но когда пришел Христос, все изменилось. Бог послал Своего Сына на землю, чтобы Он показал людям, как жить правильно, и освободил бы людей Своей смертью от сатанинского рабства. — После небольшой паузы вожатый продолжил: — Христос пришел, взял на себя все зло, которое мы содеяли на земле, и умер за нас в наказание за все наши прегрешения. Умер, потому что был таким же человеком, как и любой из нас, Он страдал от голода, от оскорблений, от унижения, он испытывал физическую боль и ради нашего счастья пошел на смерть. Но если бы Он был просто человеком, то не смог бы помочь нам в борьбе с дьяволом, мы бы продолжали оставаться такими же плохими людьми, какими были до Его смерти. Он — Бог, и поэтому Он воскрес из мертвых и теперь поселяется в сердцах людей по их доброму желанию, чтобы они изменялись к лучшему. Этот лагерь тоже существует благодаря страданиям Христа, не будь Его, не было бы и нас здесь. Мы были бы сейчас на улицах городов, воровали бы, дрались, обманывали, пили водку, курили бы и делали еще массу всяких нехороших дел, от которых нам самим становилось бы мерзко. Слава Христу за то, что он освободил нас, и мы теперь можем от чистого сердца быть слугами добра и любви на этой грешной Земле. Сам Господь Бог поместил вас в это место для того, чтобы вы изменялись к лучшему. Давайте помолимся.

Ребята, которые до этого момента с большим вниманием слушали этот интересный рассказ, вдруг опустились на колени. Увидев это, Петя опомнился и быстро опустился на пол. Он заметил, как некоторые закрыли глаза и сложили особенным образом руки, и в смущении спрятал свое лицо в одеяло. Петя слышал, как искренне благодарили Христа эти дети, как они обещали Ему становиться лучше. Это не была та молитва, которую представлял себе Петя, это было больше похоже на разговор провинившегося ребенка со своим любящим отцом. Кое-кто рассказывал Богу о своих житейских достижениях и победах или о своих разочарованиях, кто-то просил у Него сил, кто-то — здоровья. Неожиданно Пете показалось, что Христос сейчас с ними в этой комнате, и все, кто тут находится, хорошо Его знают и очень любят, и Он любит их, и они общаются с Ним. Все, но не он. От этого ему стало так одиноко, что слезы выступили на глазах.

После молитвы вожатый пожелал всем спокойной ночи и вышел. Ребята занялись приготовлениями ко сну. Петя тоже готовил свою кровать, когда вдруг заметил, что большая тень легла на белую простыню. Он поднял голову. Рядом с ним стоял Коля. Его широкое, всегда улыбающееся лицо нависло над склоненным Петей. Руки его были за спиной, отчего он был похож на доброго милиционера.

— Петь, я видел, что у тебя сегодня не было Слова Божьего, — произнес он.

— Да, я забыл его дома, — поторопился оправдаться Петя и впервые в жизни покраснел от произнесенной лжи.

— У меня вот тут есть Новый Завет, запасной, — с этими словами мальчик вынул из-за спины маленькую книжечку, — если хочешь, можешь взять.

— Хорошо, я, пожалуй, возьму. Это очень кстати, — удивленный таким участием пробормотал Петя и аккуратно взял книжку. — Но ты уверен, что она тебе самому не понадобится? — вдруг заволновался он.

— Для моих глаз тут слишком мелкий шрифт. Будет лучше, если я буду читать Священное Писание с более крупным шрифтом. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Когда Коля ушел к себе, Петя быстро поправил постель и шмыгнул под одеяло. Ему очень хотелось заглянуть в эту книгу и узнать, о чем там написано, но он боялся навести на себя подозрение, и поэтому решил поскорее заснуть, чтобы завтра с утра уединиться в каком-нибудь тихом уголке.

В юные годы человеку не свойственна бессонница. Как бы ни был день насыщен событиями, приходит время для сна, и он засыпает так же скоро, как старики имеют обыкновение просыпаться.

Петя уснул быстро, но спал тревожно. Что-то происходило с ним, и это что-то пока еще не приняло свою форму, но во сне оно уже тревожило его.

Следующий день начался по расписанию. Подъем. Зарядка. Утренний туалет. Завтрак. Жить по расписанию для Пети не составляло никакого труда, потому что с семи лет он только так и жил, и другой жизни даже не представлял. То, что происходило по утрам, было для него обычным, но поведение многих его соседей сильно удивляло его. Некоторые из них просто не находили в себе сил для того, чтобы проснуться, и вожатому приходилось по многу раз напоминать им, что уже пришло время вставать. Смотреть на то, как кто-то тешит свою лень, Пете было неприятно, но он понимал, что эти дети не привыкли к подобной дисциплине, для них, возможно, это первый опыт, и поэтому строго не судил их. Мальчик быстро выполнил все, что требовалось, поэтому перед завтраком у него осталось еще полчаса свободного времени, и он отправился на свежих воздух, прихватив с собой маленькую книжку. На одиноко стоящей лавочке под старой сосной он впервые в своей жизни открыл Слово Божие. Если бы он читал Евангелие раньше, то оно, скорее всего, не произвело бы на него такого впечатления. Но теперь, когда он видел вокруг себя постоянное подтверждение написанного, все читаемое им виделось реальным и вполне возможным. Когда пришло время завтрака, Петя как раз дочитал Нагорную проповедь. Неужели все это возможно, неужели человек может стать таким, как говорит Иисус, думал он по дороге в столовую. Как же может выжить такой человек в этом жестоком мире?

За завтраком он был необычайно задумчив. Если бы ребята, сидящие рядом с ним, знали его хоть немного больше, то заметили бы, что с ним творится что-то не то. Он же про себя отметил, что знаки внимания уже принимаются им, как должное, он привык к ним настолько быстро, как птенец привыкает к полету. Более того, он и сам стал внимательнее, услужить кому-нибудь теперь для него становилось за честь, в то время как раньше это унижало бы его в глазах одноклассников. Ему даже нравилось быть кому-то полезным, нравилось, когда люди улыбаются благодарной улыбкой в ответ на какой-нибудь пустяк: поданную солонку или открытую перед кем-то дверь. Кто-то из ребят верно заметил, что христиане, как истинные ученики Иисуса Христа, постоянно подражают Ему во всем, и эта мысль поразила Петю своей простотой и в то же время глубиной. Теперь он стал понимать, что такое христианское поведение. Он пока еще не определился в деталях, но уже точно знал, где нужно искать ответы на возникающие вопросы.

Подражать Христу. Петя поймал себя на мысли, что это становится для него интересной игрой, правил которой он до конца еще не знает, не знает даже цели этой игры, но которая захватывает его целиком и полностью, и сам этот процесс доставляет удовольствие. Так начиналась его новая жизнь, но он пока еще об этом и не догадывался, а только, начиная с этого утра, все свое свободное время проводил за чтением Евангелия.

Это был его первый день в лагере. После завтрака был час общения с Библией, во время которого их вожатый рассказывал, кто такие фарисеи и почему они не любили Иисуса. Теперь, когда у Пети было свое Слово Божие, он чувствовал себя полноправным членом группы и не испытывал больше своей ущербности, даже во время молитвы.

«День знакомства» — так все называли первый день. Сегодня главной задачей для всех было как можно ближе познакомиться друг с другом. Как сказал утром один из пасторов: «Только не до такой степени, чтобы нам потом устраивать здесь спешные бракосочетания». Вечером должен был состояться конкурс, где определится группа, члены которой узнали друг о друге больше остальных.

Вечер удался на славу. Конкурс был веселым и шумным. Вожатые задавали вопросы каждому человеку по порядку о его соседе. Спрашивали обо всем, начиная с имени и заканчивая размером обуви или привязанности к животным. Хотя в этот день победила не Петина группа, его настроение совсем не испортилось, как это случалось раньше, если он не оказывался в числе победителей. Окружающие его ребята становились все ближе и роднее, их удачи радовали его не меньше, чем собственные. Никогда еще в жизни он не проводил время настолько весело и плодотворно. К концу дня от пережитых впечатлений он был как выжатый лимон. Петя устал, но был счастлив. Он уже не боялся времени молитвы и с большим вниманием слушал речь вожатого о том, что надо благодарить Господа за все: не только за радости, которые мы сейчас имеем, но и за те трудности, которые ждут нас впереди, потому что и в радостях, и в трудностях Бог учит нас настоящей жизни, и от того, как мы поступаем, зависит наше будущее и настоящее наших ближних.

Когда все склонили колени, он опять спрятал свое лицо в одеяле, но переживал все теперь по-иному. Чувства одиночества не было. Впервые в жизни он решил заговорить с Богом: «Иисус, теперь я тоже знаю, что Ты есть. Я хочу с тобой познакомиться, как эти ребята, чтобы стать для тебя другом. Я знаю, что Ты очень любишь этих людей, похоже, я тоже начинаю любить их, и надеюсь, что когда-нибудь Ты и меня полюбишь так же сильно. Понимаю, что я очень плохой человек, но я хочу стать лучше, если для этого понадобятся жизненные трудности, то не стесняйся, я оправдаю Твои надежды».

Петя не спал до поздней ночи. Он смотрел в темноту комнаты, и перед его глазами проплывали страшные картины из его нелегкой жизни. Ужасные поступки невероятной жестокости, совершенные им когда-то, вставали один за другим. Раньше он никогда не вспоминал о них, и его не мучила совесть, потому что об этом знали только те, кто делал то же самое, и перед ними не было нужды стыдиться. Но теперь положение изменилось. Теперь появился Некто, Кто, оказывается, тоже в курсе всего происходившего, но Он никогда не делал ничего подобного. Как можно посмотреть в глаза Святому, имея такое черное сердце? Днем Петя слушал, как ребята говорили о каменном сердце, и теперь понимал, что это было сказано о нем. Как измениться? Среди ночи он несколько раз просил Бога изменить его, а когда уснул, его мучил кошмар. До самого утра он ходил по топкому болоту, ища какое-нибудь поселение в гнилом безлюдном месте, в постоянном страхе потерять тут свою жизнь.

В десять часов утра, после общего лагерного сбора, предстояла многочасовая эстафета. Мало кто понимал, о чем шла речь в расписании, но на собрании всем объявили, что с этого дня и до конца сезона все участники лагеря будут ежедневно так выкладываться физически, чтобы у них оставались силы только на сон. Это делалось для того, чтобы лагерь не превратился только лишь в заведение для знакомства. Каждый желающий оставаться в лагере должен был принимать активное участие в общей программе, чтобы научиться жить тесным и дружным коллективом, чтобы дать еще одну хорошую возможность Господу поработать над своими характерами.

Потом началась эстафета. Никогда в жизни Петя еще не принимал участия в столь интересном развлечении. В соревновании участвовали все команды, победить должна была, естественно, только одна, но для каждого участника был предусмотрен приз, поэтому стимула достаточно было для каждого. В конце собрания всем объявили, что стартовое задание для каждой команды находится прямо в этом помещении, с него-то и началась эстафета. Дети стали искать, и вскоре обнаружили маленькие бумажки с номером группы и первым заданием. Весь смысл заключался в том, чтобы команда, выполняя одно задание за другим, переходила от этапа на этап и тем самым приближалась к спрятанному на территории лагеря сокровищу. Оно и было конечной целью. Задания были и серьезные, и смешные, шифрованные и спортивные. В одной из записок Петина команда нашла шараду, в которой при помощи цитат из Библии было зашифровано место, где было спрятано следующее задание. В другой раз им пришлось при помощи шприцов и тарелки с расстояния четырех метров наполнить стакан водой. Это была забава для всей команды, в которой надо было применить смекалку и удаль, чтобы завершить ее как можно скорее. В конце концов, они нашли карту местности, на которой крестиком было указано место захоронения клада. На футбольном поле, отсчитав положенное количество шагов от ворот до штрафной площадки, они откопали большую коробку шоколадных конфет. В последствии оказалось, что точно такую же коробку удалось откопать каждой команде, и таким образом, все они остались с тем, к чему стремились на протяжении нескольких часов. И хоть не все завершили эстафету первыми, каждый остался доволен.

Этот день был отличной школой для всех ребят. Нигде лучше не проявляется характер человека и его сущность, как в азартной спортивной игре. Там, где задействована команда, всегда возникает напряженность в выполнении задания, и для достижения общей цели ребятам необходимо сплотиться и каждому проникнуться пониманием, что ты в ответе за общий результат. Такая игра смиряет гордых, боязливых делает смелее, а замкнутых раскрепощает и позволяет им раскрыть своей внутренний потенциал.

К вечеру ребята, уставшие после напряженного дня, после короткой молитвы уснули так быстро, как никогда раньше. Петя не был исключением. На протяжении всего дня он пытался смотреть на себя со стороны, и не переставал удивляться, как легко удается ему христианское поведение. Он почти не отличался от других и внутренне теперь уже понимал, какие мотивы движут христианином. Он тоже старался быть похожим на Иисуса. В этом чудесном месте Петя забыл, что существуют бранные слова, и даже не вспоминал о сигаретах. Новая жизнь нравилась ему все больше, а Новый Друг становился с каждым часом все реальнее.

На следующий день, сразу после завтрака, был намечен поход в горы. Ночь прошла незаметно. Еще до первых лучей солнца в спальню вошло утро. Оно появилось со свежей прохладой горного воздуха. В это утро ни у кого не было ни малейшего желания спать дольше положенного, потому что все предвкушали приключения. Всем известно, что ребенок может проспать в школу, но ни за что не пропустит время утренней рыбалки, даже если не имеет будильника.

Сразу с кровати Петя выскочил на улицу. Погода в этот день выдалась изумительная. На нежно-синем летнем небе — ни облачка. Тихое, безветренное утро радовало слух звонким пением птиц. В сочной траве хрустальными бусинками серебрилась роса. Все вокруг было так прекрасно! «Как же я раньше не обращал внимания на такую красоту!» — подумал Петя и бросился одеваться, заметив девчонок, выходящих из соседнего домика.

Зарядка, туалет и завтрак тянулись в это утро невероятно долго. За завтраком к Пете подсел Славик.

— Слушай, Петь, я хочу с тобой посоветоваться. — Петя перестал жевать и вопросительно посмотрел на Славика. — Дело в том, что сегодня мне предстоит читать место из Библии на вечерней молитве, а я никак не могу выбрать какое. Со мной всегда так: если выбор большой, то я никак не могу решить, что же предпочесть.

— В Евангелии от Матфея в пятой главе есть места, в которых Иисус говорит о непротивлении злу, я думаю, всем было бы интересно услышать твою точку зрения по этому поводу. Более того, наверное, не все согласятся со словами Христа.

Славик с сомнением посмотрел на друга.

— Ты шутишь? — и после некоторой паузы добавил: — Или ты в самом деле так считаешь?

— Признаюсь тебе честно, я не знаю, как примирить Его слова с реальной жизнью, поэтому для меня этот разговор был бы тоже интересен.

— Ну что ж, попробую сделать все, что смогу, а остальное пусть делает Господь.

Некоторое время после этого разговора Славик еще озадаченно поглядывал на Петю, и тому уже стало казаться, что он сказал лишнего. Но когда начались активные приготовления к походу, это настроение быстро рассеялось, и Славик стал таким же веселым и общительным, каким был прежде.

Поход в горы — это удивительное занятие, особенно если ты уже находишься у подножья гор. Окружающие тебя скалы, вершины, ущелья могут быть просто восхитительны, но чтобы покорить их, надо быть спортсменом-альпинистом. Для того, чтобы найти подходящее место для восхождения подростков, вожатым пришлось обследовать всю окрестность и выведать у немногочисленных местных жителей все возможные варианты. Оказалось, что единственным приемлемым местом для похода являются окрестности «живого родника». Они находились приблизительно в пяти-шести километрах от лагеря, поэтому до стартовой позиции учащимся пришлось идти почти час. Но что такое час быстрой ходьбы для молодого организма? Ребята прошли немного по трассе, потом свернули на проселочную дорогу. Но вскоре и эта дорога сошла на нет, и остались только козьи тропы. Там-то и остановился весь лагерь для получения инструкций, ведь все осознавали, что это будет не просто подъем в гору, а новая интересная игра, в которой, возможно, будет разыгрываться какой-нибудь приз. Всем нужна была ясная цель и точные правила.

Когда все ребята подтянулись и собрались большим кругом, чтобы каждый мог слышать говорящего, один из вожатых сказал:

— Ребята, мы подошли к тому месту, откуда некогда начался путь Пилигрима в Небесную Страну. Сегодня каждой команде предстоит пройти этот путь самостоятельно и испытать много трудностей и приключений на своем пути. Запомните хорошенько, что ваша основная цель — добраться до «живого родника». Выигрывает та команда, которая наберет максимальное количество очков. Та команда, которая достигнет цели первой, получит десять премиальных очков за скорость. Но только та команда, которая достигнет родника в полном составе, примет участие в розыгрыше генерального приза. Внимательно следите за указателями и надписями на скалах, они могут вам помочь выяснить верное направление и подсказать самый короткий путь. На вашем пути будут встречаться разные персонажи, вам надо будет правильно оценить их — от Бога ли они, и придется решать на месте, как вам надо поступить. От того, как вы поступите, будет зависеть, получите вы очередные очки или же потеряете те, что имеете. Главное, всегда помнить, что основное для вас — достичь цели на небесах, причем не в одиночку, а целой командой. Пусть Господь благословит вас и подарит интересное путешествие.

Восхождение началось. Команды с интервалом в десять минут двинулись в гору. Тропинка шла сначала по каменистому ущелью, а потом стала медленно подниматься вверх.

— Как ты думаешь, долго нам еще подниматься? — шумно сопя, спросил у Пети Коля.

— Мы двигаемся вверх еще только минут пятнадцать, наверное, мы в самом начале пути.

— И ты действительно так думаешь?

Петя кивнул.

— Но мой оптимизм подсказывает мне, что конец пути уже не за горами.

— А что тебе подсказывает твое мужество? — поинтересовалась вдруг Марина.

— Ну, ладно вам, ребята. Не стоит ссориться, — вмешался Славик.

— Петь, расскажи, как в интернате живется, — попросила Наташа, маленькая курносая девчонка с конопатым лицом.

— А, что рассказывать, — смутился Петя, — просто живут, как и везде.

— А как там к верующим относятся?

— Там нет верующих.

— А ты?

— В интернате еще никто не знает, что я верующий. Больше вопросов не было. Они прошли несколько указателей и прочитали несколько ободрительных надписей на скалах. Впереди показался человек, одетый в одежду пастуха.

— Мир вам, добрые путники, — поприветствовал он ребят. — Далеко ли путь держите?

— В Небесный Город, — наперебой ответили они.

— О, это очень дальняя дорога! У вас слишком много вещей, чтобы добраться до города, нужно облегчить ношу. Я предлагаю вам оставить все, что не пригодится на пути к цели, у моих ног, и я сохраню это в целости и сохранности, а вам будет легче подниматься. Дальше путь будет круче, дорога — тяжелее.

Команда стала совещаться. Юра, самый молчаливый из них, всюду носил за собой гитару, и ему было предложено оставить ее тут. Но он наотрез отказался, сославшись на то, что в городе надо будет славить Господа и инструмент будет очень кстати. Становилось теплее, и девочки поснимали курточки. После недолгого совещания было решено оставить тут и все рюкзаки. Взяли с собой только бутылку питьевой воды, потому что становилось жарко.

После встречи с пастухом идти стало намного легче и веселее. Вскоре путь действительно стал круче, и местами приходилось карабкаться по скалам на коленях. Прошло около часа от начала пути, и ребята стали заметно уставать. Этому подъему, казалось, не будет конца. Девочки разодрали коленки о камни и время от времени, когда становилось особенно трудно, начинали стонать и капризничать. Тогда мальчики брали их за руки и помогали карабкаться вверх. Наконец они выбрались на небольшое плато, которое плавно огибало высокую скалу, но было ровным, как широкая дорога. Оно послужило большим ободрением для всей команды. Приятно пройтись налегке по ровному месту, без подъемов и спусков.

Вдруг они услышали музыку. Чем ближе они подходили к повороту, тем она была громче и отчетливее. Как странно было слышать эти звуки на фоне дикой природы! Когда ребята повернули за скалу, их взору предстала удивительная картина. На небольшом плоском каменном возвышении было разложено множество всевозможных яств: напитки, печенье, пирожные и так далее. Рядом стоял небольшой магнитофон, откуда доносилась одна из песен старой группы «Мираж». Вокруг этого импровизированного стола сидели несколько вожатых, бесцеремонно закусывали и весело беседовали. Заприметив пилигримов, они радостно замахали им руками, подзывая запыленных путников поближе. Ошеломленные ребята приблизились к ним.

— О! Путешественники! Подходите, подходите ближе. Рассказывайте, далеко ли путь держите.

— Мы идем в Небесный Город, — с гордостью сообщил Коля, поглядывая голодными глазами на «Фанту» и бутерброды.

— Что же вы стоите, как не свои, присаживайтесь, угощайтесь.

Хотя предложение было заманчивым и всем хотелось пить и есть, что-то тут было не так.

— Спасибо за приглашение, но мы, пожалуй, поторопимся, нам надо быстрее достигнуть цели.

— Ну, тогда хотя бы возьмите с собой бутылочку напитка.

— Нет, не надо! У нас есть чистая питьевая вода, — запротестовала Марина и показала им бутылку с остатками теплой воды.

Процессия двинулась дальше, обходя стороной искусительное место.

— Эй, пилигримы! — услышали они вслед. — Мы же бедные грешники, обреченные на погибель, неужели вы даже не попытаетесь евангелизировать нас?

— У нас другая цель, папаша, — с наигранной важностью бросил через плечо Петя.

После пережитого приключения идти стало легче. Группа ободрилась победой над искушением и энергично стала карабкаться по новому, довольно крутому склону.

Минут через пятнадцать девочки стали сдаваться. Они уже не желали ни приключений, ни генерального приза, вообще было трудно найти подходящий для них стимул. Увидев на пути большие камни, они тут же уселись и наотрез отказались двигаться вперед. Вся группа устала, поэтому трудно было поддерживать девчонок. Красный, как рак, и вспотевший Коля попытался урезонить их тем, что его вес вдвое больше веса любой из них, но почему-то этот весомый аргумент не стал достаточно убедительным, и передвижение группы окончательно застопорилось. Ребята находились на тропе, которая проходила по стене широкого подковообразного каньона. Внизу, на большой глубине, по самому дну каньона протекала бурная горная речушка. Отсюда она казалась маленьким ручейком, и только шум от бурлящей воды, эхом разносившийся между скал, свидетельствовал об ее истинных размерах. Вверх, насколько хватало взора, простиралась холодная и серая каменная стена, безжизненная, но величественная. Ребята расположились на больших валунах, чтобы передохнуть. Каждое произнесенное слово отлетало от скал напротив гулким эхом. Тут-то и пригодилась Юркина гитара. Такой акустики, как в этом месте, нельзя было найти ни в одном концертном зале мира, и как можно было упустить возможность спеть пару песен, прославляющих Творца, среди этого великолепия творений? Они спели сначала «Ближе, Господь, к Тебе», затем «Великий Бог», и после этого песни потекли одна за другой. Ребята пели до тех пор, пока не заметили, что среди камней показалась следующая за ними группа. Это говорило о том, что пора двигаться.

Не дожидаясь встречи с соперниками, они устремились дальше по тропе, с новыми силами и в прекрасном настроении.

Ободряющие надписи на скалах и камнях стали появляться чаще, а указатели уводили ребят все ниже, что, безусловно, указывало на то, что конец пути близок. Что может действовать на человека более ободряюще, чем близость цели? Чем ниже спускалась группа со скал, тем легче становилось идти, а пройденный путь теперь уже не казался столь бесконечным и утомительным.

Когда они добрались до того уровня, на котором буйствует зелень, то услышали впереди себя, за поворотом, радостные голоса и шум спадающей со скал воды. То был живой родник, и дети, которые набирали в нем воду, чтобы утолить жажду после утомительного похода. У родника каждая группа получала небольшой чемоданчик, в котором находился провиант. В нем было все, о чем могло мечтать изголодавшееся человеческое чрево. Впереди еще был долгий путь до лагеря, и надо было хорошо подкрепиться. А ту команду, которая набрала максимальное количество очков, в лагере ждал генеральный приз.

У родника все смешались в шумную толпу, так что вскоре Петя уже не мог найти в ней ни одного знакомого человека. Часть людей уже отправилась в лагерь, другие еще оставались у родника, так что по дорогам и тропинкам потянулись длинные вереницы уставших ребят.

Быстро осмотревшись и не найдя никого из знакомых, с кем можно было бы идти в лагерь, Петя подумал, что его группа уже ушла, и быстро зашагал по тропинке. Он старался идти быстро, чтобы догнать кого-нибудь, но все, кого он догонял, даже не обращали на него внимания. Наконец он поравнялся с девушкой, которую сначала не узнал, но она окликнула его сама:

— Привет, сластена.

Он обернулся на это странное приветствие. Это была та самая девчонка, которая угощала их в автобусе конфетами. Он узнал ее по зеленым выразительным глазам.

— Привет, зеленоглазая. Что это ты одна идешь? — замедляя движение, спросил Петя.

— То же самое я могу спросить и у тебя.

— Ты не любишь общества?

— Не знаю. — Она пожала щуплыми плечиками. — Возможно, общество не слишком благосклонно ко мне.

— Почему? — удивился Петя.

— У меня трудный характер, и, как говорит моя мама, нет чувства юмора.

— В самом деле?

— Откуда мне знать! Возможно, она права, со стороны виднее.

— Я все же думаю, что она несколько преувеличивает.

— Не успокаивай меня, я в этом не нуждаюсь.

Они немного прошли молча.

— Как тебе в лагере, нравится? — решил переменить тему разговора Петя.

— Так же, как и в любом другом, — равнодушно ответила девчонка.

Тут Петя вспомнил, что они еще не знакомы.

— Как хоть тебя звать-то?

— А зачем тебе? В женихи набиваешься, что ли?

— Вот еще!

Петя от неожиданности даже покраснел, а она, по-видимому, неправильно растолковав это, как-то свысока посмотрела на него, как будто убедилась в своей правоте. Он хотел было ей еще что-то ответить, как вдруг впереди, метрах в пятисот, увидел Славика и Колю. Да, судя по походке того и другого, это были они.

— Извини, мне надо догнать вон тех двух парней, — быстро выпалил Петя и ускорил шаг. Девчонка только презрительно фыркнула.

Догоняя своих друзей, он думал о том, какая странная девчонка встретилась ему. Ее мама все-таки права — характер у нее о-го-го. Как странно среди таких приветливых людей встретить буку, ведь если она тут, значит, должна знать Иисуса.

Спускаясь с холма к маленькой, но очень бурной и шумной речке, он заметил, что расстояние до ребят сократилось вдвое. Присмотрелся. Оказалось, что он ошибся, эти двое были абсолютно ему не знакомы. Что делать? Идти одному? Догнать эту пару и познакомиться с ними? А может быть, подождать девчонку? Последняя идея ему понравилась больше, и он остановился.

Когда она приблизилась настолько, чтобы можно было заговорить, то замедлила шаг и строго заметила:

— Даже и не думай! Только попробуй, и ты горько пожалеешь об этом!

— Что? — удивленно вытаращился на нее Петя.

— Думаешь, я не понимаю, что ты задумал? Ты хочешь столкнуть меня в речку, — голос девочки был сух, а выражение лица сурово.

— А что, такое бывает среди христиан? — с улыбкой спросил Петя, когда представил это забавное зрелище. «Вода, должно быть, невероятно холодная, нужно быть полным идиотом, чтобы затолкать в нее несчастную девчонку», — подумал он.

— От мальчишек можно ожидать всего, что угодно, — убедительно пояснила она и уже без боязни подошла к нему. Они вновь пошли рядом.

— Меня зовут Лорой, — вдруг без предисловия представилась она. — Ты уж извини меня, я, наверное, тебя обидела.

— А меня — Петя.

До самого лагеря они шли вдвоем и обсуждали интересные темы: библейские, житейские, семейные. Лора была не такой уж вредной, какой показалась с первого взгляда. Она была общительной, хотя почему-то тщательно это скрывала.

Лагерь радушно принял уставших путешественников. До самого ужина им разрешили отдыхать. Многие воспользовались такой возможностью и проспали все отведенное для отдыха время. А потом, после ужина, победители получили по большой коробке зефира.

Так проходило время, и с каждым днем Петя все больше привыкал к обстановке в христианской среде. Ему нравилось все, что с ним происходило в этом лагере. Все люди, с которыми он знакомился, сразу становились его друзьями, и через пару недель у него уже была дюжина адресов, так что после возвращения в интернат он намеревался переписываться со своими новыми друзьями. Следует отметить, что за свою жизнь ему еще ни разу не приходилось писать писем. Когда появились люди, с которыми он не хотел терять связь, то идея написания писем перестала быть утопичной.

Христос, Который был теперь всегда рядом, ежедневно показывал ему красоту своих творений. Петя начал замечать окружающую его природу, любоваться восходом и закатом, прислушиваться к пению птиц и различать их по голосам. Его жизнь стала насыщенной и многообразной. Бог учил его сдерживать гнев, прощать и проявлять милость к ближним. Здесь он, наконец, почувствовал, что Кто-то действительно заботится о нем и любит его всем сердцем, и от осознания этого постоянно хотелось петь и смеяться. Иногда ему казалось, что его состояние граничит с сумасшествием, но почему-то это совсем не пугало. Ему нравилось быть свободным. Как прекрасно, когда ты свободен от необходимости давать сдачи, когда на оскорбительное слово ты свободен ответить улыбкой, когда тебе совсем не хочется курить, а радость жизни приходит каждое утро и не нуждается в алкогольной стимуляции! Этот вкус, который он ощутил в христианстве, вкус мира и братства, покорил его сердце. Христос встречал его везде и во всякое время. Но и дьявол не оставлял парня в покое. Время от времени он приступал к Пете так настойчиво, что ему приходилось бросать все и молиться. Да, молитва тоже стала частью его личной жизни. Он был счастлив открыть свое сердце навстречу Богу, ведь от этого жизнь становилась проще и веселее. Постоянно испытывать поддержку, видеть понимание и одобрение на страницах Священного Писания, что может быть лучше?

В лагере Петя был счастлив, потому что все принимали его за брата во Христе, но иногда его начинала мучить совесть, ведь он еще не принял «святого водного крещения по вере», как это тут часто называли, и поэтому не мог в полноте считать себя христианином. «Какой же я христианин, если не выполнил первой заповеди Христа и не крестился, — думал он. — Если бы Славик знал это, он презирал бы меня за то, что я так непристойно всех обманываю». Эти мысли с невероятной регулярностью посещали Петю и окончательно утомили его. Он понимал, что дальше так продолжаться не может, он должен во всем признаться. Надо признаться в том, что он с самого начала не был христианином, и хотя сейчас всем сердцем любит Христа, все же долгое время, с самого первого дня в лагере, он обманывал своих ближних каждый раз, когда они обращались с ним, как с братом.

По мере того, как подходил к концу месяц его пребывания в лагере, все ближе становилась минута расставания. Это была еще одна тягостная мысль, которая все чаще приходила Пете в голову. После всего того, что он здесь увидел, возвращаться в интернат? Эта мысль очень тяготила его. Он знал, что скоро все закончится, и ему предстоит провести больше месяца в компании пьяного сторожа, часто испытывая чувство голода. А потом, как к его дружбе с Иисусом отнесутся ребята из интерната? Он знал ответ на этот вопрос, и от этой мысли мурашки пробегали по его спине. В интернате не было верующих, это не то место, где должен жить христианин, думал Петя, и тоска неизвестности и безысходности сжимала его сердце, как это было месяц назад.

Славик, который теперь часто был рядом с ним, заметил перемену в его настроении и спросил в чем дело.

— Скоро нам придется распрощаться, — печально ответил Петя. — Ты вернешься домой, а я — в интернат, и, возможно, мы больше уже никогда не увидимся.

— Но ведь я смогу приезжать к тебе в гости? — пытался найти хоть какое-то утешение для себя и Пети Слава.

— Да. Но обещаю, тебе там не понравится.

— Почему?

— Потому что там нет христиан.

— Но ведь там будешь ты!

— Да, я там буду, но будет ли со мной Христос? Вот это вопрос!

У Славика от изумления округлились глаза.

— Но ведь ты жил там раньше, и я нисколько не сомневаюсь в твоей вере.

— Сейчас я верю, но в интернате я не знал Бога, — признался Петя и опустил глаза.

— Так как же ты попал в этот лагерь? — недоумевал Славик.

— Сам не знаю.

— Вот это новость! — и Слава ободряюще хлопнул друга по плечу. — Надо же! Родился новый человек, но об этом никто не знает. Об этом можно книгу писать. Слушай, а как в интернате относятся к христианам? — вдруг спохватился он.

— Я думаю, их презирают, — это прозвучало так зловеще, что веселость с лица Славика как рукой сняло.

— Да-а-а! — многозначительно произнес друг, задумавшись. — Ты только не отчаивайся. Я полагаю, что для тебя сейчас не самое лучшее время для возвращения в интернат. — Петя обречено кивнул. — Не горюй, мы что-нибудь придумаем.

На следующее утро Слава с загадочным видом подошел к Пете и сказал:

— Дело сделано!

— Что? — не понял тот.

— Решено, ты не возвращаешься в интернат, а едешь ко мне домой до начала учебного года.

— Кем решено? — удивился Петя.

— Мной и моей мамой, — радостно отрапортовал друг. — Вчера я звонил домой и выяснил, что думает об этом мама, а она, как я и предполагал, очень даже «за».

— Ты уверен в этом? — недоверчиво спросил Петя.

— Обижаешь! — и Слава скорчил обиженную гримасу.

Но Петя уже бросился к нему, и они стали обниматься.

В Петину жизнь снова вернулась радость. Он получил большое облегчение оттого, что Славик не осуждал его за обман, а напротив — обрадовался. Для Пети это пока еще было странно и не совсем понятно, но менее добрым оно от этого не стало.

В последний день лагерного сезона было много слез. Такие моменты никогда не нравились Пете, поэтому он старался уединиться, чтобы разлука прошла незримо, так легче пережить расставание. Их автобус отправлялся ночью, чтобы утром уже быть на месте. Хотя дорога в горах ночью казалась опасней, на самом деле днем на узких серпантинах дороги было такое скопление транспорта, что следование большого груженого автобуса было более рискованным.

Петя в последний раз посмотрел на усыпанный огнями фонарей лагерь и вошел вслед за Славой в автобус. Ночью в горах нечего рассматривать, поэтому к полуночи юные пассажиры заснули сладким, здоровым сном.

Мама Славика оказалась маленькой, худенькой, но чрезвычайно подвижной женщиной со смуглым лицом и вздернутым маленьким носиком. Заколотые особенным образом волосы делали ее похожей на старшеклассницу. Она встретила их на автовокзале и стала радостно обнимать обоих. Поначалу такое обращение вызвало у Пети неприятное ощущение, но потом он заметил, что происходящее вполне искренне, и его тут же потянуло к этой радушной женщине. По дороге домой они со Славиком молчали, а мама щебетала и щебетала, рассказывая все новости, которые приключились во время отсутствия Славика. Умер какой-то старичок, видимо, мало знакомый Славе, потому что он на эту весть почти не отреагировал; кто-то женился; кто-то поступает в медицинское училище и так далее. Это длилось минут пятнадцать, а потом она, наконец, спросила:

— А как же вы в лагере отдохнули?

Тут настала очередь Славика. Он оказался достойным сыном своей матери и завелся, по меньшей мере, минут на сорок. Без удержу он изливал на маму свои эмоции, которые пережил в лагере. Мама была такой эмоциональной слушательницей, что наблюдать за ней было интересней, чем смотреть фильм по телевизору. Она то вскрикивала, то отчаянно зажмуривалась, то хлопала в ладоши, так что Петя, который шел рядом с ними молча, совершенно не скучал, а напротив, наслаждался общением.

Небольшой домик с тремя маленькими комнатками приветливо встретил их белыми занавесками и безукоризненной чистотой. Этот порядок в доме сразу бросился в глаза Пете, как человеку, привыкшему к суровой дисциплине. В лагере ему показалось, что христиане народ совсем не аккуратный, и почти смирился с этим, но теперь он понял, что ошибался. Чистые скатерти на столе, гладко и бережно уложенные покрывала на кроватях и до блеска начищенный пол многое говорили о качествах хозяйки.

Не успел Петя как следует осмотреться, как на кухне засвистел чайник, и мальчик был приглашен к завтраку. Стол мигом стал наполняться различными яствами и вскоре уже ломился от изобилия. Петя, не привыкший к такому богатому домашнему угощению, с большим трудом сдерживал себя, чтобы не наброситься на все подряд.

Мама Славика, — а звали ее тетя Даша, — каждую минуту подвигала ближе к Пете то одну тарелку, то другую.

— Петя, ты ешь, ешь, не стесняйся, не то за лето так и не поправишься. Тебе перед учебным годом надо сил набираться, — говорила она, чем неимоверно смущала гостя.

Тетя Даша по-прежнему неугомонно рассказывала о происходящем в церкви, в соседском доме, на работе. Из всего этого самым ценным для Пети было первое. Церковная жизнь для него до сих пор была загадкой, потому что летний лагерь — это одно, а храм Божий — другое. Как себя надо вести в церкви, что предосудительно там, а что, напротив, поощряется, это можно было выяснить благодаря разговорчивости мамы Славика. Что делает пастор, чем занимается дьякон, как проходят спевки хора — все это оказалось очень занимательным. Но самое важное было то, что Петя узнал о подготовке к крещению. Оказалось, что совсем недавно группа людей, желающих принять водное крещение, начала готовиться к этому священнодействию. Петя сразу же очень заинтересовался этим вопросом, и Слава это заметил.

— Тебе нужно в это же воскресенье поговорить об этом с пастором, — посоветовал он.

— Но ведь меня там никто не знает.

— Ничего страшного, я тоже поговорю с пастором, а если будет надо, и с братским советом, и думаю, тебе разрешат принять крещение в этом году.

Наступило воскресенье. Это был трудный день для Пети. От чрезмерного волнения его лихорадило. С самого раннего утра его пугала мысль, что придется встать перед незнакомыми людьми и заявить о своем желании принять крещение. Славик сказал, что это обычай их церкви и по-другому никак нельзя. Петя уже долгое время мечтал о крещении, но в это утро робость навевала ему мысли о том, что, может быть, лучше подождать с этим делом. Он был уже совсем взрослым мальчиком, все понимал и поэтому старался не выдавать своего внутреннего состояния, и ему это неплохо удавалось. Внешне он выглядел совершенно спокойным.

Но не он один волновался в это утро. Вместе с ним беспокоилась тетя Даша. Она без конца ободряла его, успокаивала, и было видно, что предстоящее событие оказывает большее влияние на нее, чем на Петю. За последние несколько дней они так привязались друг к другу, что Петя чувствовал себя здесь, как дома, а мама Славика относилась к нему, как к сыну.

Перед собранием они втроем подошли к пастору, чтобы представить Петю. Пастор, полноватый низенький мужчина с большими добрыми глазами, приветливо с ними поздоровался, и так как для общения уже не оставалось времени, предложил им встретиться после служения.

Для Пети в церкви было все новым, но он не мог полностью отдаться этим впечатлениям и заняться наблюдением, потому что с замиранием сердца ждал того момента, когда ему надо будет встать и сказать людям о своем желании.

Наконец, его время пришло. Это было в самом конце собрания, когда Слава локтем толкнул Петю в бок, давая понять, что пора действовать. Не помня себя от страха, Петя поднялся.

— Дорогая церковь, меня зовут Петя, и я хочу принять у вас водное крещение, — на одном дыхании выпалил он.

Вокруг воцарилась тишина. Члены церкви стали оборачиваться и с изумлением смотреть на незнакомого мальчика. У Пети закружилась голова, и он был вынужден присесть на свое место, чтобы не свалиться между рядами.

— Брат Петя покаялся в молодежном лагере этим летом и сейчас гостит у сестры Дарьи и ее сына Славы, — пояснил для церкви пастор и обратился к Пете:

— Ну что же, Петя, это похвальное желание, Христу угодно, чтобы люди исполняли Его заповеди, поэтому я предлагаю тебе сейчас помолиться, чтобы крещение состоялось и чтобы Господь все благословил.

Это предложение, такое простое, оказалось неожиданным для Пети, потому что он еще ни разу не молился вслух, и никто не предупредил его о том, что его могут попросить об этом. Но делать нечего, пришлось ему собирать в кулак всю свою волю, чтобы заставить говорить прилипший к гортани язык.

— Дорогой Боже, я прошу тебя, благослови меня! Аминь, — с великим трудом произнес он вслух.

Потом стал молиться пастор, и это была долгая и содержательная молитва за Петю и его будущую жизнь, которая до глубины души тронула мальчика.

После служения пастор задал Пете несколько вопросов относительно того, во что он верит. Видимо, ответы Пети удовлетворили его, потому что в конце беседы он предложил ему присоединиться к группе для занятий по подготовке к крещению. Это было как раз то, о чем мечтал мальчик. Каждую последующую среду и пятницу он ходил в церковь, где квалифицированный наставник разбирал с ними Слово Божье, объясняя людям смысл и ценности Святых Таинств. Крещение должно было состояться в конце августа, так что Петя еще успевал на занятия в школу и не беспокоился об этом. Надо сказать, что он вовсе не думал об интернате, потому что с ним были связаны только тягостные мысли, а парню сейчас уж очень не хотелось омрачать счастливое настоящее мрачным будущим.

Он жил среди своих друзей, которых любил и уважал, а они, в свою очередь, заботились о нем. Как только мог, он помогал по дому и в огороде. Тете Даше очень нравилось то, что Петя рано встает, что он трудолюбив, и что эти его качества оказывают благотворное влияние на ее сына. Чтобы не отставать от Пети, Славик тоже стал рано просыпаться и с необычайной старательностью относиться к работе.

Петина жизнь стала еще более насыщенной, чем в лагере. Ему нравилось общаться с верующими, и поэтому он посещал все церковные встречи: молодежные, спевки, разборы Библии, дискуссионные клубы и чаепития. Ежедневно на несколько часов они со Славиком уходили в церковь, а когда возвращались, то приносили с собой много эмоций и впечатлений, которыми щедро делились с мамой.

Время шло быстро, и вот, наконец, Петя пережил то волнующее событие, к которому готовился целый месяц. В торжественной обстановке на берегу небольшого озера группа новообращенных заключила союз с Господом, пообещав служить ему в доброй совести.

Когда Петя вышел из воды, он уже знал, что теперь он — полноценный христианин и родился теперь не только от Духа, но и от воды. Он понимал, что с этого дня у него начинается новая жизнь, жизнь, наполненная не только радостью общения с Богом, но и полнотой ответственности за содеянное на земле. Сегодня он стал учеником Иисуса Христа, но что же будет завтра? Сможет ли он пронести знамя Господне через жизненные испытания и не сломаться? Да! Потому что он уже не один, ему помогает Кто-то, Кто создал Вселенную, а это не мало!

Пришло время расставания. Все плакали. Петин отъезд в интернат был поистине траурным событием. Конечно же, было решено, что он будет приезжать к ним на все каникулы, но каждый понимал, какая трудная жизнь ждет его в интернате, а особенно сам Петя. Ему казалось, что теперь, когда он увидел лучшую жизнь, ему проще умереть, чем вернуться к прежнему, а интернат олицетворял для него все нечистое и мерзкое.

До места он добрался за день до начала учебного года. Мало кто стремился вернуться сюда раньше. В этот день прибывают девяносто процентов воспитанников. Из оставшихся десяти пять уже были тут задолго до приезда основного контингента, потому что жизнь в неблагополучных семьях порой хуже, чем в «благополучном» интернате, а другие пять не приедут вовсе по различным причинам или приедут после начала учебного года, чем доставят себе кучу неприятностей.

Серое здание интерната и полудикая прилегающая к нему территория для Пети предстали в новом свете. Так странно приехать на старое место новым человеком. Неухоженные тропинки, поломанные ветки кустарника и черные, совсем без занавесок, печальные глазницы окон, которые он раньше не замечал, теперь неприятно бросались в глаза. В тускло освещенном коридоре звенела натянутая тишина. Казалось, что стук его каблуков вот-вот нарушит зыбкое равновесие и тогда разразится какая-то буря или произойдет нечто ужасное. Все тут казалось чужим и неприветливым. Только теперь Петя стал понимать, как сильно интернат нуждается в свете Истины, и кто, как не он, должен принести Его в это царство тьмы.

В своей комнате он встретил товарища и соседа Толика.

— Здорово, Петро! — хрипло воскликнул тот и крепко пожал ему руку. — Вижу, вижу! Отдохнул по полной программе?

Петя только улыбался и не знал, что ему ответить. Как-то получилось, что они с Толей оказались словно на разных полюсах.

— Привет, Толян, — обронил Петя и смущенно улыбнулся.

— Да, что с тобой, кентяра? — хлопнул его по плечу Толик. — Ты покраснел, словно красна девица. Ха-ха-ха!

Толик всегда был очень жизнерадостным парнем, и Петя за время каникул отвык от его несколько развязного обхождения.

— Ну что, парень, надо пойти отметиться в столовой, а то обеда нам не видать, как своих ушей. — И он довольно бесцеремонно вытолкал Петю из комнаты.

Они быстро прошли по коридору и очутились на улице.

— Угощайся! — с самодовольным видом протянул Анатолий Пете пачку сигарет «Давыдов». — Нынче я разбогател на дядькином иждивении, так что выше нос, жизнь теперь будет слаще.

Петя только отрицательно покачал головой.

— Что? — не понял Толик.

— Я завязал, — невозмутимо пояснил Петя.

— Ты что, спятил?! Да таких сигарет тебе здесь больше никто не предложит! — Он изумленно посмотрел на Петю, немного раздосадованный, и строго добавил: — Держи, не выпендривайся!

Петя приветливо взглянул на товарища и все так же спокойно повторил:

— Я завязал.

Толик нахмурился, и дальше они пошли молча.

Столовая находилась буквально в нескольких шагах, и ребята стремительным шагом вошли в приоткрытую дверь. Тут было душно и пахло жареным луком.

— Марь Иванна! — закричал с порога Толик, и на его голос из кухни выглянуло серьезное дряблое лицо главной поварихи. — Мы хотим кушать!

— А, явились — не запылились! — недовольно заворчала она и взяла с полочки регистрационный журнал.

— Марь Иванна!

— Что? — не отрываясь от своего занятия, буркнула она.

— Петьке мяса не давайте, он с этим делом завязал. — В условиях интерната это была веселая шутка, потому что мясо здесь было на вес золота, и дети ели его только по большим праздникам.

Марь Иванна тупо уставилась на Петю поросячьими глазками. Поймав на себе этот вопросительный и абсолютно серьезный взгляд, Петя улыбнулся. Эта тетка всегда отличалась полным отсутствием чувства юмора.

— Нет, все в порядке, Толик шутит, — терпеливо пояснил он.

Повариха злобно посмотрела на сорванца, а он весело расхохотался.

— Убирайтесь! — грубо гаркнула тетка и добавила чуть мягче: — До обеда еще успеете где-нибудь набедокурить.

После приключения с поварихой настроение Толика быстро пошло в гору. Его потянуло на подвиги.

— Слушай, давай рванем сейчас на рынок, потянем что-нибудь вкусненькое, — восторженно предложил он и, сменив курс, быстро направился к воротам.

— Я не пойду, — остановился Петя.

— Что-то опять не так? — не оборачиваясь, спросил Толик.

— Воровать нехорошо, разве ты этого не знаешь? — последовал ответ.

— Что-о-о?! — друг уставился на Петю, как на чудо света. — Тут кто-то болен: либо я, либо ты!

— Ты болен, Толян, — совершенно спокойно заключил Петя и повернулся, чтобы уйти.

— Постой, постой! — возмутился тот. — Что-то я тебя не совсем понимаю. Что произошло? С тобой приключилась какая-то беда? Я хочу знать, какая.

— Давай присядем на ступеньку, я тебе все объясню.

Толик сел на краешек ступеньки рядом с Петей и озабоченно посмотрел ему в лицо.

— Валяй.

— Дело в том, что этим летом я заново родился и теперь стал новым человеком.

— Ну? — непонимающе раскрыл рот Толик, и на лице его появилась глуповатая улыбка. Видимо, он подумал, что это один из приколов прежнего Петра.

— Да что «ну»? — Петя не знал, как все объяснить. — Просто я теперь не могу делать некоторые вещи, которые делал раньше, потому что я узнал Бога.

— Гы-гы, — хохотнул Анатолий и посерьезнел. — Ты что, в Бога ударился?

— Да не ударился, а познакомился.

— Как со мной, да? — улыбнулся он.

— Слушай, я тебе сейчас все объясню, — заторопился Петя, видя, как его товарищ теряет к беседе всякий интерес и начинает выходить из себя.

— Я тебе что, совсем идиот? — не выдержал Толик. — Всякой шутке есть граница, понял?! — И он хищно уставился в невозмутимые Петькины глаза.

— Ты не желаешь меня выслушать?

— А что мне тебя слушать?! Несешь всякий бред. Говори начистоту. Так, мол, и так, не хочу, Толян, с тобой иметь ничего общего, у меня теперь новая компания... или что там у тебя.

— Да при чем же здесь компания?! Я, правда, уверовал в Иисуса Христа Господа нашего.

Толя замолчал. То, что Петька говорит правду и не шутит, он понял по его интонации и серьезному выражению лица, но это никак не укладывалось в его голове.

— Ты что же, вправду стал попиком? — не доверяя своим ушам, переспросил Анатолий.

— Называй это, как тебе хочется, — грустно ответил ему Петя и ушел в здание.

Впервые он понял, как это горько, когда тебя не понимает человек, с которым раньше жили душа в душу. Раньше у них были одни интересы, а теперь они как будто по разные стороны баррикады: один служит Богу, другой — дьяволу. Петя шел к своей комнате и думал, почему же ему было так обидно, когда Толик назвал его «попиком». Разве этого надо стыдиться? Разве не должно быть стыдно Толику за его желание украсть что-нибудь на рынке, а быть «попиком», «святошей», «исусиком» пред Богом — это честь. Однако почему же так тяжело было это слышать?

Толик остался сидеть на крыльце, и на душе у него было мерзко. Он понимал, что сильно обидел своего старого друга, но еще никогда в жизни он ни у кого не просил прощения. Его веселое настроение исчезло, как дым. Он уже не желал идти на рынок, ему хотелось упасть на свою кровать, зарыться в одеяло и проспать до глубокой ночи. Но он не хотел встречаться с Петей, потому что не знал, как восстановить разрушенные отношения и не потерять при этом своей чести, не унизиться.

Вскоре стали приезжать другие ребята, и в интернате закипела жизнь.

Петя лежал на своей кровати и читал Библию, когда в комнату ворвались приехавшие учащиеся. Одни были унылыми и отрешенными, другие, напротив, — наигранно веселыми и агрессивными. Кто-то бесцеремонно бросил свой рюкзак на Петину чистую постель. Но он никак не отреагировал на это, уж очень ему не хотелось портить себе нервы. Вскоре рюкзак забрали, и Петя даже не заметил, кто это был. Слава Богу, подумал он, не прекращая чтения, и стряхнул с кровати сухие комочки грязи.

Пришло время обедать. Петя встал и, не обращая ни на кого внимания, вышел из комнаты. Здесь всегда существовало негласное правило: если не желаешь развлечься или не хочешь лишних проблем, не обращай ни на кого внимания.

В столовой уже было полно людей. С порога Петя увидел одинокую фигурку Толи, нависшую над тарелкой. Он взял себе обед и подсел рядом.

— Приятного аппетита, — пожелал он товарищу, чего никогда раньше не делал.

— И тебе того же, — удивленно глянув на него, ответил Толик и снова уставился в тарелку.

— Держи, это я привез тебе в подарок. — И Петя пододвинул к нему маленькую книжицу, которую не так давно подарил ему Коля.

Толик посмотрел на подарок, и его уши от смущения порозовели.

— Спасибо, — тихо произнес он, но достаточно громко, чтобы Петя это услышал. Ему еще никто никогда не дарил подарков, и поэтому он впервые произнес это слово, от которого сам пришел в замешательство. Тут не принято было говорить спасибо, потому что это был признак слабости, но ведь и подарки дарить здесь тоже было не принято. Толик даже не спросил, что это такое, в данный момент это было не важно, дорог не подарок — дорого внимание.

— Привет, мальчики! — прозвенело у Пети над ухом, и за их стол пристроилась высокая светловолосая девчонка.

— Привет, Маринка! — прохрипел Толя, а Петя только качнул в знак приветствия головой. — Что это у тебя с лицом, трупные пятна прикрываешь, что ли? — ухмыльнувшись, поинтересовался у Маринки Толик.

— И действительно, девушка безвкусно разукрасила себе лицо помадой, пудрой, тенями и тушью.

— Бабушка подарила мне модную косметику! — с гордостью ответила Марина без тени смущения. — Ну, мальчики, кто угостит красавицу сигареткой?

Толик без слов вынул из кармана сигарету и протянул девушке. От ее взгляда не ускользнуло, с каким отвращением посмотрел на нее Петя.

— Ах, ах, ах, какие мы правильные! — съехидничала она, глядя Пете прямо в лицо.

— Терпеть не могу курящих девушек. Кто-то мудро заметил, что поцеловать курящую девушку, все равно, что поцеловать пепельницу.

Эти слова отрицательно подействовали на Маринку, и с ее лица быстро сползла натянутая улыбка.

— А я терпеть не могу некурящих мальчиков, но держу свое мнение при себе, чтобы не нажить себе лишних врагов.

— У меня нет врагов, — спокойно парировал Петя.

— Будут, — успокоила она его и принялась за обед.

Атмосфера за их столом накалилась, и никто больше не проронил ни слова. Толик несколько раз бросил на Петю озадаченный взгляд, но, видимо, не находя в его спокойствии ответа на свои вопросы, погрузился в свои мысли.

Когда после обеда они остались наедине, друг спросил:

— Тебе не кажется, что неразумно так лезть на рожон? Ты же в курсе, что она кентуется с Лютым.

— Извини, я просто не выдержал. Это так мерзко.

— Раньше тебе это не казалось таким уж мерзким. Что же изменилось?

— Теперь все по-новому, — задумчиво, если не сказать глубокомысленно, произнес Петя.

— Почему? — не унимался Толик.

Петя так серьезно посмотрел ему в глаза, что у него мурашки по спине побежали.

— Представь себе, что ты рецидивист, по которому уже давно плачет электрический стул.

— Это, пожалуй, трудно, но я постараюсь, — попытался пошутить Толик, но Петя даже не улыбнулся.

— Теперь представь, что ты попался, был осужден и приговорен к смертной казни, так как ты этого и заслуживал.

— Ну, парень, это уж слишком...

— Но ты не умрешь! — перебил его Петя.

— Почему?

— Потому что один очень добрый человек, у которого большая семья и много детей, сжалился над тобой и умер на электрическом стуле вместо тебя. Просто взял всю твою вину на себя и умер. А тебя выпустили из тюрьмы и сказали, что ты можешь идти на все четыре стороны, потому что закон был удовлетворен жертвой.

— Ну? — часто моргая, пытался представить себе эту картину Толя.

—Никаких «ну»! Говори, что ты теперь будешь делать, когда окажешься на свободе? Могу добавить, что тот человек оставил для тебя богатое наследство, которым ты можешь воспользоваться, если захочешь. Неужели ты будешь и дальше грабить и убивать людей за грош?

— Ну уж нет! — согласился друг.

— А что?

— Наверное, я попытаюсь начать новую жизнь, — задумчиво произнес он.

— И что же ты будешь делать в своей новой жизни?

— Ну-у-у... для начала позабочусь о семье того человека. Потом, может, куплю себе дом, машину и так далее.

— Прекрасно, ты сам ответил на все свои вопросы.

— Не понимаю.

— Дело в том, что я был тем самым рецидивистом и встретил того человека, который умер вместо меня. Я — на свободе, более того, я захотел начать новую жизнь и согласился взять наследство. Осталось только позаботиться о большой семье того человека.

— Да ну тебя! — оттолкнул его друг, то улыбаясь, то хмурясь, и не зная, как реагировать на серьезный Петькин тон. Казалось, что тот говорит совершенно серьезно, но его слова, должно быть, были либо бредом сумасшедшего, либо очень важными, потому что могли в корне изменять жизни людей. Толику не хотелось верить, что его друг спятил, поэтому он был более склонен принять все за чистую монету, но многое для него в этой истории было еще туманно, и он решил в этом досконально разобраться.

— Что же ты натворил во время каникул, и кто этот человек, о котором ты говоришь?

— Я тебе книжку привез, в ней ты все сможешь прочитать. А пока я попрошу тебя только об одном: не удивляйся, если заметишь во мне перемены, хорошо?

— Ладно, как скажешь.

Как всегда, Лютый прибыл в окружении толпы, уставший, запыленный и злой с дороги. Уже несколько лет подряд он был старостой в своем блоке. Руководству это было выгодно, потому что он был силен, жесток и туповат в одно и то же время, а еще он слушался «старших». На общешкольных линейках его часто выставляли вперед как пример послушания и ответственности. С ним приходилось считаться всем, многие его просто боялись, но никто не уважал, потому что благодаря своему особому положению он спал дольше всех, игнорировал недельные дежурства и отличался бескультурьем даже в этой серой массе.

Петя узнал его в толпе издалека, еще из летней беседки, где читал Библию, и его настроение сразу пошло на убыль. Еще сегодня он читал о радости, еще вчера она буквально захлестывала его, но теперь он размышлял лишь о том, будет ли в состоянии испытывать подобные чувства завтра. Чем больше Петя думал об этом, тем больше его одолевали сомнения.

Вечером, перед сном, начались «развлечения». Задолго до того, как учащиеся стали постепенно стекаться к отбою, в комнате ощущалась какая-то напряженная атмосфера. Всех томило предчувствие чего-то нехорошего. Не было шуток, не слышалось оживленных голосов, а только изредка раздавалось чье-то покашливание или стук упавшей вещи. В такой гнетущей тишине трудно читать, и Петя отложил книгу, чтобы порыться в тумбочке в поисках завалявшейся конфеты.

Вдруг входная дверь широко распахнулась, и в комнату ввалилась группа шумных парней. Впереди выступал сам Лютый. Его скуластое лицо, обрамленное жидкими прядями давно не мытых рыжих волос, поминутно озаряла корявая улыбка. Это свидетельствовало об его хорошем настроении. Значит, жди неприятностей, подумал Петя, и в животе появилась тяжесть. Хоть бы драться не пришлось, молитвенно думал он и просил у Господа сил остаться Его достойным последователем.

Староста прошел к понравившейся ему кровати и, не разуваясь, растянулся на ней во весь рост. Рядом с ним присели несколько неестественно веселых парней. Притворяться другом сильного — один из самых действенных способов оградить себя от его нападок, особенно когда у него хорошее настроение.

— Фью-фью-фью! — засвистел он, как собачке, Алексею, который в это время заканчивал расстилать свою постель. Тот кинул на старосту тяжелый, опасливый взгляд. — Подойди-ка сюда, Алешенька! — услышал Алексей и беспрекословно подчинился.

— Папочка хочет курить, — ласково обратился к нему Лютый.

В комнате воцарилась звенящая тишина.

— Я некурящий, мне нельзя по здоровью... — начал оправдываться тот.

— Ты что же, хочешь сказать, что у тебя нет для меня сигареты?! — заорал на него староста и пересыпал свою речь сочной руганью.

Все в комнате напряженно наблюдали за происходящим, но каждый делал вид, что занят чем-то своим и не обращает на других внимания. Алексей опустил свои большие напуганные глаза. Лютый тут же воспользовался тем, что он не видит его, и с силой толкнул ногой в грудь. От неожиданности мальчик не удержался на ногах и рухнул под ближайшую кровать.

— Так иди роди мне сигарету... — и он обозвал Алексея такими гадкими словами, какие только была способна придумать его тупая голова.

Алексей, падая, ударился лицом о железную перекладину и, вылезая из-под кровати, ронял на пол капли крови из рассеченной брови. Грудь его разрывал неистовый кашель. Он всегда был одним из самых слабых по здоровью и по ночам часто тяжело кашлял.

От этого зрелища Петькино сердце сжалось, как в тисках. Слезы подступили к горлу, от негодования поднялось давление, и в висках застучали тысячи молоточков. То, что он сейчас испытывал, раньше было ему незнакомо, и поэтому сначала даже напугало его. Сегодня ему до боли было жалко этого мальчика, а раньше он мог спокойно наблюдать подобные сцены, и они его нисколько не беспокоили, если не касались его лично. Ярость на поправшего справедливость сжигала его изнутри. Он никак не мог понять, откуда в нем такое чувство. Не может же быть такой пламень от Бога, думал он и пытался всячески успокоиться.

А Лютый тем временем встал и начал озабоченно прогуливаться между рядами в поисках новой жертвы. Все понимали, что «приключения» продолжаются, и старались не привлекать к себе внимания. Он остановился возле кровати Анатолия, заинтересовавшись его джинсовой курточкой. Толик заметил это и насторожился. Верзила сунул руку во внутренний карман куртки и вытянул Толькины сигареты.

— Мужики, живем! Я спаситель ваших уш! — скаламбурил он, опустошая пачку и протягивая остатки своему окружению.

От негодования Толино лицо покраснело, а глаза заблестели. Лютый заметил этот ненавидящий взгляд и позеленел от злости. Он подошел к Толику и низко нагнулся над ним. Его правый кулак сжался так, что костяшки пальцев побелели.

— Ты, я вижу, не рад угостить меня сигареткой? — зашипел он ему в лицо.

Тот, не отрываясь, выжидающе смотрел на него. Казалось, еще мгновение — и Лютый сотрет его в порошок.

Петя поднялся. Он уже не понимал, что делает. «Боже, помоги мне уничтожить этого гада!» — молился он.

Когда староста боковым зрением заметил, что кто-то в комнате зашевелился, то вынужден был отвлечься от Толика, чтобы выяснить, в чем дело.

— Тебе что, Петро? — недовольно спросил он, когда увидел рядом с собой стройную, но крепкую фигуру. Он знал, что этот умеет постоять за себя, и хотя был вдвое сильнее Пети, все же не хотел затевать настоящую потасовку прямо в комнате, ведь это серьезное нарушение дисциплины, а ему было невыгодно пасть в глазах начальства.

— Прекрати! — тихо, но твердо сказал Петя, глядя в белесые глазки Лютого.

— Да кто ты такой?! — часто моргая, зашипел на него тот.

— Я — сын Всемогущего Бога! — гордо заявил Петя и сам испугался своих слов, но не подал вида.

Староста опешил от такого заявления и несколько мгновений пытался собраться с мыслями, но, не найдя достойного ответа, потянулся к самому уху Пети:

— Ты просто не представляешь, парень, во что ты вляпался! Завтра мы посмотрим на тебя, «сын Всемогущего», — процедил он сквозь зубы и, вложив одну сигарету в пустую пачку, бросил ее ошалевшему Толику.

— На, — обратился он к нему, — помни мою справедливость, я никогда не забираю последнего. Пошли, ребята, — махнул он своей компании и быстро вышел.

В комнате снова наступила тишина, но уже другого рода. То была тишина умиротворения, тишина, напоминавшая штиль после бури.

Петя вернулся на свою постель и зарылся лицом в подушку. Толя до сих пор не мог понять, что произошло, почему Лютый так его и не тронул, а Алексей с восхищением поглядывал на Петю, как на кумира из какого-нибудь голливудского боевика.

В эту ночь ребята спали спокойно, а Петя долго молился, прося у Бога защиты и мудрости, потому что был не уверен, что поступил сегодня правильно, а ведь он хотел во всем быть похожим на Иисуса.

Утром, открыв глаза, первое, что он увидел, — раннее солнышко, светившее ему в лицо и возвещавшее о начале нового дня. Его душа запела слова знаменитого христианского гимна «Великий Бог». Радость наполнила сердце, и он сказал Господу: «Здравствуй!», а затем бодро соскочил с постели. Ребята только начали медленно просыпаться и уныло одеваться, когда он, покончив с умыванием, погрузился в чтение — свое любимое с некоторых пор занятие.

— Ты что там читаешь? — хрипло спросил его лохматый и заспанный Толя, сидевший на кровати, свесив худые ноги.

—То же самое, что вчера тебе подарил, — не отрываясь от книги, произнес Петя.

— Чудак-человек, и как только тебе спать не хочется? — с ноткой зависти пробубнил друг. — Счастливчик, — сделал он вывод и, сонный, стал быстро одеваться.

Через полчаса до боли знакомый треск звонка оповестил всех о том, что пора собираться на первую общешкольную линейку. Первого сентября она обычно заменяла завтрак, поэтому это была самая ненавистная для ребят линейка. Причесанные и умытые, они угрюмо брели в центральный холл, чтобы там «отпраздновать» начало нового учебного года.

В течение целого часа им пришлось выслушивать поздравительные речи преподавателей, напоминания завучей и так далее. Когда наступило время объявлений, Петя вдруг услышал свое имя. Сразу же после линейки ему необходимо было зайти в кабинет директора. Такое приглашение не сулило ничего хорошего, и сердце мальчика тревожно застучало.

Он медленно шел по ковру просторного кабинета, и под его ногами жалобно поскрипывал старый паркет.

Приближаться к директрисе обычно не принято, но так как она не обращала на него внимания, как будто не замечала, что он вошел, хотя и сказала «войдите» на его осторожный стук, Петя подошел к столу.

— Явился? — строго посмотрела она на него.

— Да, — как можно спокойнее ответил он.

— Ну, рассказывай, — повелительным тоном произнесла директриса и принялась что-то записывать.

— О чем рассказывать? — не понял он.

Она с презрением посмотрела на него.

— Давай не будем валять дурака, — с томным видом попросила она. — Мне все это уже вот где стоит, — и она выразительно провела указательным пальцем себе по короткой мясистой шее. — К тому же признание смягчает наказание, — добавила она и выжидающе уставилась на него.

Мальчик в ответ только недоуменно посмотрел на нее.

— Подумать только, какие вы можете делать невинные лица, когда знаете, что вас ждет суровое наказание, которое вы заслужили, — искренне удивилась она.

— В чем же моя вина? — невозмутимо спросил Петя, уверенный в своей невиновности.

— Я хочу, чтобы ты сам рассказал мне обо всем.

Он молчал.

— Ты вчера вечером нарушал дисциплину?

— Что вы имеете в виду?

— Ты вчера поссорился с одним мальчиком, так?

— Да, можно сказать, поссорился, — честно признался Петя.

— Вы подрались?

— Нет, — твердо ответил он.

— Почему ты признаешь один факт, но отрицаешь другой? — возмутилась директриса. — Вот! — и она выложила на стол перед Петей заявление от Алексея. Прежде чем Петя успел что-то разобрать, она начала пересказывать ему краткое содержание написанного. — Так вот, ага, «такого-то числа вечером, требуя у меня сигарет и не получив желаемого, жестоко избил меня и угрожал впоследствии расправой. Прошу принять меры по моей защите». Такой-то и такой-то, число, подпись.

Петя изумленно смотрел то на директрису, то на заявление. От такой вопиющей несправедливости у него пересохло в горле, и он лишился дара речи. Женщина победоносно смотрела на мальчика и явно ждала его чистосердечного раскаяния.

— Я ничего не могу понять! — возмутился Петя, как только вновь обрел способность говорить. — Дело в том, что это не я, а наш староста вчера побил Алексея, а я не принимал в этом никакого участия.

— Хватит!!! Довольно! — она так грохнула кулаком по столу, что Петя от неожиданности вздрогнул. — Я видела сегодня утром этого беднягу и разговаривала с ним. Его лицо так изуродовано, что взглянуть страшно, а ты, там такой смелый, здесь, оказывается, настолько труслив, что не пытаешься спасти свою честь чистосердечным признанием, а сваливаешь вину на невинного человека. Убирайся, чтобы я тебя больше не видела! С сегодняшнего дня весь семестр будешь дежурить в мужской уборной.

Петя молча удалился, понимая, что все дальнейшие разговоры с рассвирепевшей женщиной могут только повредить ему. В конце концов, приговор был не очень суров, за подобное нарушение могло достаться больше. Такое же заявление можно было бы написать и в милицию, а там до колонии один шаг. Кому нужно выгораживать сироту, который все равно рано или поздно попадет за решетку? Но Петя дорожил своей свободой и вопреки всем прогнозам не желал проводить лучшие годы своей жизни в тюрьме, особенно теперь, когда он узнал вкус новой жизни. Поэтому он от всего сердца благодарил Бога, что Он его сохранил от такого испытания.

Потекли серые будни. Днем — учеба, вечером — уборка туалета. В первый же вечер в уборную наведался Лютый.

— Ай-ай-ай! Кого я вижу! Петро делает свою карьеру! Он пошел на повышение, теперь моет парашу! — фальцетом запищал он, а те, кто были с ним, загоготали, как молодые гуси.

Петя делал свое дело и старался не обращать на них внимания.

— Хороший парень Алексей, сговорчивый, вот только директриса оказалась слишком доброй, за избиение бедного мальчика такое мягкое взыскание... С этим надо что-то делать.

От этих слов Петя вздрогнул и впервые испугался подлости. Он не боялся никого из них в честной схватке, но скрытое предательство бросало его в дрожь. Однако насколько его переполняло чувство негодования, настолько же он не желал показывать его, поэтому молча продолжал свое дело. Староста начинал терять терпение, его раздражало спокойствие Пети.

— Радуйся, теперь тебя тут ждет веселая жизнь, ведь ты здесь живешь среди смертных, сын Всевышнего. — Выходя, он смачно плюнул на пороге.

Во время этого короткого визита непрошеные гости постарались навредить как можно больше. Содержимое перевернутой урны высыпалось в большую лужу, кто-то помочился мимо раковины. В помещении накурили, а на стенах красовались свежие срамные надписи, сделанные цветным воском.

Работы прибавилось, а настроение испортилось. Все свидетельствовало о том, что теперь так будет ежедневно. Петя понимал, что это трудная школа жизни, которой Господь лечит его от греха. Он постоянно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Всякий раз, молясь перед едой, он потом подолгу ловил на себе удивленные взгляды, а через несколько дней его соседи по комнате стали почитать его за безумца. Когда по утрам кто-то просыпался раньше и заставал Петю на коленях, он боялся подниматься с постели до тех пор, пока тот не выходил умываться. О нем стали ходить разные слухи, которые дошли, наконец, до директрисы.

— Ну? — недвусмысленно спросила она, когда Петя прибыл по ее вызову.

— Что же я теперь натворил? — с иронией ответил он ей вопросом на вопрос.

— Ходят слухи, что в нашем коллективе появился сектант, — и она выжидающе посмотрела на мальчика. Это было настолько противно, что он не удержался и наигранно удивился:

— Да что вы говорите?! И кто же этот негодяй?

— Не притворяйся дурачком! — теряя терпение, воскликнула директриса.

— Тогда вы, быть может, объясните мне значение этого ужасного слова? — вполне серьезно попросил он.

— Сектант — это богомолец! — сморщилась старая коммунистка.

— И что же плохого делает этот богомолец? — продолжал Петя.

Женщина смутилась от такого прямого вопроса, потому что сама еще не думала над этим.

— Он молится в общественных местах, — уже более мягко сказала она первое, что пришло ей в голову.

— А разве это плохо?

— Молись, сколько тебе вздумается, в церкви, а школа — это не место для культовых поклонений, понял? — заявила она ему прямым текстом.

— Это вы так думаете, но ошибаетесь. Хотите что-нибудь прочитать о молитве из Библии? — с этими словами мальчик вынул из-за пояса свою Библию и положил ее на край директорского стола. Женщина в испуге отпрянула, словно это была бомба.

— А ну-ка, забери это быстро отсюда! — заверещала она, и Петя молча отправил книгу на прежнее место. — Убирайся! Убирайся из моего кабинета со всей своей чертовщиной!

Эта хула на Слово Божье до глубины души возмутила Петю. Он потерял всякий страх и твердо сказал женщине, глядя ей прямо в лицо:

— Я молился, молюсь и буду молиться там, где я этого захочу, — с этими словами он молитвенно сложил руки, закрыл глаза и стал молиться вслух: — Господи, я очень прошу Тебя, дай этой женщине увидеть Твой Свет и излечи ее жизнь от греха...

Закончить он не смог, потому что рассвирепевшая директриса выскочила из-за стола и наотмашь ударила мальчика по лицу. Удар был настолько силен и так неожидан, что Петя рухнул на пол.

— Как ты смеешь, наглец! — закричала на него женщина. — Я же тебя в порошок сотру! Сопляк!

Петя как будто вернулся к реальности. Трепет объял его от осознания опасности, которую он навлек на себя дерзким поведением.

— Если ты сейчас не исчезнешь, я тебя уничтожу, — сказала она, едва сдерживая свою ярость.

Петю не требовалось просить дважды, он и так уже наломал дров. Спустя мгновение он был за дверью. В голове шумело, а щека горела огнем. При мысли о будущем тело охватывала дрожь. Ни секунды не мешкая, он отправился в сад, чтобы там, в уединении, помолиться и успокоиться. Этот сад находился неподалеку от интерната и был больше похож на парк. Его старые деревья давно не приносили плодов, и все в нем было в полном запустении. Пригодными для использования остались лишь почерневшие деревянные скамейки, на которых можно было отдыхать в тени раскидистых крон, за стенами высоких кустарников.

Петя медленно брел по заросшей, еле различимой аллее, когда вдруг за деревьями на лавочке увидел Анатолия. Тот внимательно что-то читал, но как только заметил товарища, поспешно спрятал книгу за пазуху. Петя догадывался, что читает его сосед. Он подошел и молча сел рядом с ним.

— Что с твоим лицом?

— С директором общался.

— За что она тебя так?

— За то, что в Бога верю.

— Разве это плохо? — удивился друг.

Петя пожал плечами.

— Зачем ты тогда вмешался? Теперь из-за этого у тебя проблемы, да?

— Нет, Толик, мои проблемы все от дьявола. Это он хочет поколебать мою молодую веру, — поспешил успокоить товарища Петя. — Только ему невдомек, что в трудностях вера закаляется.

— Что же ты теперь будешь делать? — забеспокоился Толик. — Она ведь тебе житья не даст, а Лютый ей будет помогать тебя со свету сживать. Убежишь небось?

— Куда мне бежать? — и Петя тяжело перевел дыхание. — Некуда мне пока идти. Вот если станет тут совсем невмоготу, тогда Господь отправит меня туда, где мне будет легче. Я верю в это, ведь Он не допускает испытаний сверх наших сил.

— Скажи, это правда, что на тебя так повлиял тот Человек, о котором написано в книге? Я слышал, как Алла Григорьевна поражается твоим успехам по химии, говорит, что на тебя это не похоже. Да и я заметил, ты какой-то добрый стал: рискуешь собой ради других, туалет моешь так чисто, как я зубы не чищу, да и вообще, — не куришь, не ругаешься. Чудеса просто. Наверное, я бы тоже хотел стать таким, как ты, да только страшно мне, сил не хватит, уж больно я материться привык, да и курить уже бросать пытался, ничего не получается.

Петя посмотрел на него испытывающим взглядом.

— Бог ведь для того и послал Своего Сына, чтобы Он помог нам бросить пить, курить, ругаться. Без Него это трудно, с Ним — легко. Не пытайся стать хорошим, просто попроси у Него, чтобы Он Сам сделал тебя таким, каким хочет тебя видеть. Бог недалеко, Он совсем рядом, ты только подумаешь, а Он уже слышит твою несвязную молитву. Скажи Ему, что ты желаешь стать для Него родным, и Он Сам сделает тебя Своим Сыном.

— Но я не знаю таких слов, — сомневался Толик.

— Слова — это не столь важно, главное — стремление твоего сердца. Если ты желаешь продолжать служить сатане, то никакие слова не сделают тебя ближе к Богу, потому что Он видит твое желание. Когда ты захочешь уйти от дьявола и приблизиться к Богу, наступит то состояние сердца, которое в Библии называется покаянием.

Толик жадно ловил каждое Петькино слово, потому что он был единственным человеком из всей большой интернатской семьи, которому он мог доверять такие важные вопросы. Конечно, он еще не знал, насколько это для него важно, но уже подсознательно чувствовал, что именно по этому пути хотел бы идти все дальше и дальше.

— Где ж ты все это узнал? — спросил он Петю.

— Как где? В церкви, — невозмутимо ответил тот и добавил: — Хочешь со мной в церковь сходить?

Я недавно узнал, что неподалеку есть небольшая церквушка. Там собираются баптисты. Они тоже читают Слово Божие, молятся и многое смогут сделать для нас ясным и понятным.

— Я даже не знаю. Неловко как-то, — смутился Толик.

— Да брось ты, неловко. Вот увидишь, тебе там понравится.

— Ну, давай попробуем, — вздохнув, согласился Толик.

В этот вечер до самых сумерек двое мальчиков читали Евангелие. Только когда вокруг настолько стемнело, что читать стало невозможно, они, счастливые и довольные, побрели в интернат.

Наступило воскресенье. В девять часов утра, надев свою самую лучшую одежду, два товарища отправились в церковь. Идти было недалеко, и за двадцать минут они нашли то место, где располагался небольшой храм. Людей в нем еще не было, и они решили пройтись по ближайшим магазинам. Скоротав таким образом время, они вернулись к церкви как раз к началу собрания. Ребята вошли в просторное помещение и среди множества людей нашли несколько свободных мест.

В начале собрания красиво спел хор. Потом было несколько песен общим пением, а затем за кафедру вышел проповедник. Служение шло, как обычно, но для Анатолия все было ново. Ему понравились и песни, и интересный рассказ проповедника, и свидетельство бывшего наркомана, которого Господь освободил от наркотической зависимости. В конце служения, когда пастор предложил поприветствовать друг друга, мальчиков вдруг окружила толпа молодежи. Все уговаривали их остаться на молодежное общение. Им было оказано столько внимания, словно они были для этих ребят родными. Такого Толик еще никогда не видел. На молодежном общении была дискуссия на тему «о греховности курения». Было очень интересно узнать разные точки зрения и поделиться своим пониманием вопроса. Никто никого тут не перебивал, никто не смеялся над соседом, даже если он не соглашался со всеми.

За то время, которое ребята провели в церкви, они получили столько новых впечатлений, что потом весь следующий день делились своими мыслями обо всем, что происходило на собрании.

С этого дня каждый вечер они вдвоем приходили в старый сад, чтобы почитать Библию. С заходом солнца Петя молился за обоих, и они возвращались в свою комнату.

На этой же неделе, в четверг, Анатолий впервые в своей жизни помолился. Он сказал только пару слов, а потом заплакал и не мог успокоиться минут двадцать. В интернат они оба вернулись заплаканные, но счастливые. «Теперь станет легче», — думал Петя, и жизнь уже не казалась ему столь печальной. Он пережил радость духовного отцовства. Это великое чувство — понимать, что ты участвовал в рождении нового человека и теперь ответственен за его становление как христианина.

Несколько дней спустя все в интернате уже знали о том, что Толя тоже стал верующим. Он сразу перестал курить, ругаться и делился всем, что имел, даже с теми, кто ни о чем его не просил, а в интернате это подобно очередному чуду света. Кроме того, каждое утро он вместе с Петей поднимался раньше других, чтобы иметь возможность спокойно помолиться без насмешек и оскорблений.

Некоторым людям эта новость почему-то крайне не понравилась. Лютый, который был всегда так наигранно весел, стал угрюмым и нервным. На Толю он вообще внимания не обращал, но при встрече с Петей лицо его становилось мрачным.

Как-то раз Петя застал старосту одного в уборной и решил с ним поговорить. Он захлопнул за собой дверь и подпер ее спиной. Лютый в это время умывал лицо и, услышав стук захлопнувшейся двери, от неожиданности вздрогнул. Он испуганно поднял голову, но, узнав Петю, успокоился и продолжил свое занятие.

— Чего тебе? — спросил он, вытираясь серым, застиранным полотенцем.

— Мне кажется, нам надо выяснить отношения.

— Будем драться? — как-то буднично спросил Лютый.

— Мы же не лоси, — усмехнулся Петя.

— Ну, тогда говори, зачем пришел.

— Дело в том, что я не хочу приносить тебе никакого зла, но ты почему-то сердишься на меня, и я желаю узнать причину, — вкратце изложил суть вопроса Петя.

В ответ на это Лютый рассмеялся.

— Ну какое, скажи на милость, зло ты можешь мне причинить? Ты был когда-то нормальным мужиком, но теперь что-то произошло, и ты спятил. Ты хочешь знать, почему я зол на тебя? Отлично! Мало того, что ты сам спятил, но это, похоже, болезнь-то заразная, ты сводишь с ума других, а это кое-кому не нравится. Мне это не нравится! Если ты не бросишь заниматься этой ерундой, у тебя будут большие проблемы, парень. Время теперь новое, но люди — старые. Заруби себе это на носу, потому что больше предупреждений не будет. — Он решительно подошел к двери, грубо оттолкнул Петю и вышел.

Петя подошел к окну и задумчиво посмотрел на деревья. Было над чем поломать голову. Смысл сказанного старостой был в одно и то же время и ясен, и смутен. Было очевидно, что кому-то не понравился факт обращения Толи, и этот кто-то, наверное, директорша. Но какие могут быть от этого проблемы? Ведь никаких нарушений это за собой не повлекло, разве что они стали более придирчивы. Но и это нам на руку, мы просто станем более дисциплинированными. У Господа нет ничего ненужного, все идет на пользу Его детям. Поразмыслив об этом, Петя вернул свое отличное настроение и подумал о предстоящем вечере.

Анатолию в церкви подарили новенькую Библию, а свой Новый Завет он подарил Алексею. Тот уже начал его читать, хотя еще не признался в этом. Сегодня вечером он согласился пойти с Петей и Толиком в сад на молитву и чтение Слова. Алексей до сих пор стыдился прямо посмотреть на Петю, хотя тот уверял, что простил его и не держит на него зла. Но Алексей знал, что такое не прощают, и стал читать Библию только после того, как Толя растолковал ему связь между этой книгой и Петькиным отношением к нему.

Вечером, в саду, Петя и Толик читали непонятные для них места из Писания и подолгу размышляли над ними, а Алеша с большим вниманием слушал и ни разу не перебил, не задал ни одного вопроса. Какое впечатление получил Алексей, было не понятно, но на следующий вечер он сам, без приглашения, пришел в сад и слушал с прежним вниманием. В субботу, когда Петя и Толя упомянули о воскресном богослужении, которое они собираются посетить, Алексей, к их великому удивлению, напросился с ними в церковь.

Наутро Алеша поднялся с постели раньше других, быстро оделся и потом больше часа нетерпеливо ждал Петю и Толю.

Когда они втроем покидали интернат, то на ступеньках центрального входа заметили старосту. Лютый сидел в одних штанах на холодном бетоне и докуривал сигарету. Проходя мимо, Петя поймал на себе его мрачный взгляд, но не подал вида, что вообще заметил его. «С какой стати я буду слушаться людей больше чем Бога», — подумал он, когда вспомнил о странном предупреждении. Если люди стремятся к Богу, кто имеет право мешать им, более того, кто имеет право не помочь им в этом? И ответ пришел сам собой — сатана. Но что невозможно людям, возможно Богу, утешился Петя и выбросил из головы мрачные мысли.

На собрании произошло невероятное. Когда пастор стал призывать слушателей к тому, чтобы они вышли вперед и в первый раз помолились Богу, вдруг поднялся Алеша. Это было так неожиданно, что Петя чуть было не кинулся к нему, чтобы обнять друга. Радости было столько, что когда они вернулись в интернат, кто-то, посмотрев на них, недвусмысленно покрутил пальцем у виска.

Вскоре весь интернат заговорил о том, что если кто-нибудь хочет бросить пить, курить или желает начать новую жизнь, пусть обращается к Петру и примыкает к его группе «правильных мальчиков», как называли их девчата. Не прошло и недели после Алешкиного покаяния, как в сад стали приходить еще два мальчика и одна тихая девочка, которая долгое время никак не могла найти себе подходящую компанию. Над этой группой ребят смеялись все меньше и меньше и порой даже отзывались о них с уважением и завистью. Уже многие хотели бы познакомиться с ними поближе, но влияние общества было еще слишком сильным, и они предпочитали пока наблюдать со стороны.

Несколько недель прошло на волне благословений. Маленькая группка становилась все более и более сплоченной, и они крепко сдружились за это время.

Общественность школы впала в какое-то летаргическое оцепенение. Ученики ждали, что будет завтра, а начальство, осознав свое упущение, не знало, как теперь поступить. Открыто выступать против этого они не решались, зная природную склонность молодежи к противлению, и боялись своими запретами только заострить у ребят интерес к религии. На каждом собрании директорша убеждала преподавателей в необходимости искоренения этого опасного явления, но если поначалу все были с ней согласны, то со временем учителя стали склоняться к иному мнению.

— Если все дети, как вы говорите, заболеют этим и станут учиться так, как учатся теперь Петя и Толя, то чем скорее эпидемия охватит интернат, тем будет лучше, — говорили они.

Несчастье обрушилось внезапно — пропал Алексей. Побеги были редкими, и интернат загудел, как встревоженный улей. Дети придумывали различные версии исчезновения: от простого побега до принесения Алеши в жертву его дружками. Конечно, нелепость такого заключения понимали все, но, как это обычно бывает, именно такие сплетни распространяются быстрее всего.

Руководство созвало срочное совещание.

— Я давно говорила, — выступила директорша, — что эти сборища до добра не доведут. Потеряли мальчика! Если мы вскоре не найдем его, то его родители-пьяницы подадут на меня в суд! О, почему же я не разогнала эту шайку раньше! — сокрушалась она, но основная масса преподавателей понимала, что она сгущает краски. Ведь еще не было случая, когда сбежавший ребенок не нашелся бы. Милиция знает свое дело, и через пару дней, максимум через неделю, ребенок будет возвращен, и все образуется.

Вечером в саду было тревожное собрание. Ребята понимали: что-то произошло. Алексей совсем не собирался убегать, более того, он чувствовал себя намного лучше, чем когда-либо. В это воскресенье они все вместе собирались идти в церковь. Там было много мероприятий для приближающихся к Богу, и Алеша во всем принимал самое активное участие.

Теперь все, кто мог, молились об этой нужде. Было решено в воскресенье объявить об этом в церкви. Даже обычное чтение и разбор Слова Божьего не клеились, все падало из рук, и, в конце концов, вся группа возвращалась к мрачным предположениям и догадкам.

На следующее утро Петю прямо с уроков забрала милиция. Наконец-то они взялись за дело, подумал Петя, когда его вели длинными коридорами к кабинету директора. В секретарской толпился народ. Среди прочих Петя заметил директоршу, которая посмотрела на него полными слез и ненависти глазами. Казалось, еще мгновение — и она вцепится мальчику в волосы. От этого взгляда у Пети по спине побежали мурашки, а в сердце закралось томление и предчувствие чего-то недоброго.

В кабинете были два человека в милицейской форме. Тот, что сидел за столом, взглядом указал Пете на стул.

— Лейтенант уголовного розыска Петренко, — сухо представился он. Его глубокие, стального цвета глаза сверлили мальчика насквозь. Петя улыбнулся, когда услышал его фамилию.

— Петя, — в тон милиционеру ответил он. Но Петренко это не понравилось, особенно радушная улыбка мальчика при таких обстоятельствах.

— Мы должны вам задать несколько вопросов, — официально продолжил он, и голос его стал еще суше, а взгляд — пронзительнее.

— Задавайте, — вновь улыбнулся мальчик.

Милиционер, который привел сюда Петю, тоже сел за стол и начал писать.

— Как давно вы виделись с Алексеем?

— Я видел его позавчера перед сном.

— Во сколько?

— Часов в одиннадцать.

— При каких обстоятельствах вы расстались?

— Мы разговаривали, лежа в постели, а потом он уснул, — сказал Петя, удивившись такой неосведомленности лейтенанта.

— Да, мы в курсе, что вы спите рядом, — словно прочитав его мысли, буркнул милиционер. — Что вы делали после этого? — спросил он, как-то напрягаясь и пристально всматриваясь в Петю.

— Спал, — спокойно, но слегка подозрительно ответил тот.

— И больше вы с ним не встречались?

— Возможно, во сне, — попытался разрядить обстановку Петя, но от этой шутки Петренко стал серым, как туча.

— Да, думаю, это был ночной кошмар, — про себя пробормотал лейтенант, но Петя услышал, и тревога с новой силой охватила все его существо. — Вам придется проехать с нами на экспертизу. — Петя озадаченно кивнул головой.

Когда они втроем выходили из кабинета, раскрасневшаяся и опухшая директорша вдруг кинулась на Петю, но ее успели задержать несколько мужчин, стоявших тут же.

— Чтоб тебе сгнить за решеткой, маленький ублюдок! — как сумасшедшая, завопила она у самого уха мальчика, вырываясь и желая пустить в ход свои огромные руки. Петя в изумлении отскочил в сторону. У него был такой испуганный вид, будто на него накинулась кобра. А женщина посылала и посылала ему вслед проклятья, предрекая самую жестокую участь на долгие годы.

Что-то неладное происходило вокруг. Странное поведение окружающих просто ошеломляло.

Они дошли до «бобика», и милиционер открыл для Пети заднюю дверцу. В машине уже находился Толя и еще несколько ребят, кто имел хоть малейшие взаимоотношения с Алешей. Людмилы не было. Видимо, милиция еще не узнала обо всех членах их молитвенной группы. Петя в душе поблагодарил Господа, что хоть девушку оставили в покое.

Никто из ребят не имел ни малейшего представления, что происходило на самом деле. Большую половину дня заняли утомительные процедуры экспертизы: анализы крови, разного рода мазки и пробы. Наконец, когда результат экспертизы был готов, их пригласили в кабинет все того же лейтенанта Петренко. В этот раз он встретил их более приветливо, и Петя заметил, что лед в его серых глазах растаял, и он даже немного сожалеет о том, что пришлось приглашать на помощь экспертизу, чтобы что-то выяснить.

— Присаживайтесь, ребята. Вон там, у стены, стулья, — обратился он к ним. Те молча расположились на деревянных табуретах, которые Петренко именовал стульями. — Я не стану таить от вас причину происходящего, да и вы сами о чем-то уже догадываетесь. — Кто-то глубокомысленно согласился с ним, кивая головой. — Прекрасно, в таком случае, мне остается только прояснить ситуацию. — Он помолчал с таким видом, словно не знал с чего ему начать. — В общем, все дело в том, что работниками уголовного розыска сегодня утром при помощи собак было обнаружено тело Алексея. Видимо, у него было пристрастие к клею, и он задохнулся в полиэтиленовом пакете, надышавшись клея «Момент». Скрываясь от посторонних глаз, он забрался в подвал, натянул себе на голову мешок с клеем, а после просто потерял сознание и задохнулся.

Это было жутко. Петя не мог поверить собственным ушам.

— Но как же так? — возмутился мальчик. — Алеша никогда не был токсикоманом. К тому же он уверовал в Бога и был с нами абсолютно искренен. Такого просто не могло случиться! Его кто-то убил!

— Успокойся, Петя, — милиционер положил ему руку на плечо. — Перед смертью он долго и глубоко дышал клеем, и очевидно, что просто не было человека, чтобы вовремя помочь ему. Так как экспертиза доказала, что вы не причастны к этому, вас ни в чем нельзя обвинить. Подозрения с вас снимаются, и сейчас вас отвезут домой.

— Вы хотели сказать «в интернат», — с горечью проговорил Толик.

Петренко смутился.

— Да, в интернат.

Скоро они были уже в своем саду и громко совещались.

— Я не верю им, — горячо твердила Люда. — Им лишь бы закрыть дело. Алешка не мог этого сделать, у него была аллергия на сильные запахи. Он кашлял даже от табачного дыма.

— Да дело даже не в болезни, — согласился Толя. — Мы все видели, как изменил его Христос, поэтому я не верю, что он был наркоманом.

— Я согласен с вами, но мы ничего не можем поделать, — грустно сказал Петя. — Остается одно утешение, что Алексей умер в Господе.

— А убийца? — сжал кулаки Толик. — Он что, будет спокойно разгуливать на свободе?

— Давайте помолимся, друзья, чтобы Господь Сам разобрался с этим человеком или людьми, если их было много, — предложила Люда.

— Давайте! — согласились все и помолились одной из самых страшных молитв, призывая Божий гнев на человека, который недостойно ходит по земле.

Они твердо верили, что тот, кто касается зеницы Божьего ока, долго не протянет в нечестии своем.

Вскоре жизнь в интернате как будто вошла в свою обычную колею. Дети учились, как и прежде. Но внутри, в глубине души, было неспокойно. Директор — вот еще один человек, который не поверил в версию представителей уголовного розыска. Женщина была абсолютно убеждена, что преступник до сих пор на свободе, более того, он готовит новые зловещие преступления, и кто знает, может, следующим человеком будет она. Эти мысли не давали ей покоя, у нее пропал аппетит, она перестала спать по ночам, и каждый день думала о том, как выйти на преступника. В отличие от других, она была твердо уверена, кто это был. Петька давно попал к ней на заметку. Уже года два она присматривалась к этому тихому мальчику. Не зря говорят: «В тихом омуте черти водятся». Все-таки богатый опыт общения научил ее разбираться в людях, считала директриса, да и раньше других она стала замечать скрытую угрозу для интерната. Когда еще никто ничего не подозревал, она уже догадывалась о наступающей грозе. А теперь, когда гроза разразилась, грянул гром, она даже не удивилась, потому что была готова к этому.

Официальная версия смерти мальчика была провозглашена на общешкольной линейке работниками милиции, чтобы не было лишних разговоров. Но это мало помогло. Слухов стало ходить еще больше. Поговаривали, что сектанты, при поддержке своей братии из-за границы, отвалили в отделение милиции огромный куш, набили карманы лейтенанта «зелеными», чтобы он вышел и рассказал эту байку перед ребятами. Никто не хотел верить в такой простой исход дела. Таким образом, делу Божьему в этом месте был нанесен значительный урон. Весь интернат объявил бойкот верующим. Все их сторонились, не желали разговаривать, а некоторые даже боялись их тайного магического влияния и потому даже не садились с ними за один стол в столовой. Леденящие душу сплетни ходили по интернату. На каждом углу можно было услышать разговоры о мрачных призраках, о криках приносимых в жертву детей, которые доносятся из сада по ночам и так далее.

Петя, Толя и Люда — вот все, кто остались в их группе. Но общая беда сплотила их еще крепче. Они умножили свои молитвы за интернат и совсем отказались от развлечений в пользу изучения Слова Божьего. Спустя несколько недель Толик в местной церкви принял крещение, а Люда покаялась. Но, несмотря на их усердие в молитве, больше никто не желал присоединиться к ним. Всякий разговор о Боге только еще больше настораживал людей, и вскоре они прекратили попытки устного свидетельства, но решили своей жизнью доказать абсурдность и нелепость слухов.

Всего лишь несколько человек в интернате не боялись общаться с ними. Это были преподаватели. Ну какому учителю не нравится ученик, отлично успевающий по его предмету? А, по всей видимости, только три человека могли претендовать на абсолютный балл к концу первого семестра. Все учителя души не чаяли в этой троице. Им-то они вовсе не казались столь ужасными, более того, ребята вызывали у них восхищение своей стойкостью. Взрослые, конечно, замечали, как плохо относятся к ним окружающие, и вскоре решили поддержать их.

Первое радостное событие со времени смерти Алеши наступило, когда учитель физкультуры Геннадий Васильевич пригласил трех ребят к себе в комнату на вечерние посиделки, как он это назвал. Радости в группе не было предела. Благодарность Богу в этот день лилась в молитвах особенно искренне и пылко. Наконец-то после долгого молчания — ответ. И какой ответ!

— Проходите, проходите! — радостно встретил их Геннадий Васильевич у двери. — Сегодня вечером у нас кофе с мармеладом, — лукаво подмигнул он и закрыл за ребятами дверь.

Ребята в смущении вошли в комнату и тихо расселись вокруг стола. Мужчина сразу же скрылся на кухне и через несколько минут предстал пред ребятами с большим подносом. У детей перехватило дух. Перед ними были запеченная курочка, настоящий салат, маринованные огурцы с помидорами и большое блюдо с фруктами.

— Налетай! — весело скомандовал хозяин.

Но ребята в нерешительности притихли. Они не помолились перед едой и вдруг почувствовали неловкость от присутствия Геннадия Васильевича. Конечно, им уже не раз приходилось молиться в столовой, но там были только дети, а тут почему-то молитва стала как бы неуместной.

— Можно нам перед едой помолиться? — наконец решился спросить Петя.

— Да, конечно! — тут же согласился мужчина с таким видом, будто и сам только что вспомнил об этом. Обстановка сразу разрядилась, стало легче.

Петя попросил у Господа благословения на пищу. Во время молитвы Геннадий Васильевич все время испытующе смотрел на Петю, словно пытался что-то понять, а когда тот закончил и поймал на себе его взгляд, учитель смутился и стал ухаживать за единственной дамой в компании.

Все оказалось очень вкусным, поэтому поначалу разговор не клеился — рты были заняты, а внимание рассеивалось. Но когда подали кофе со сладостями, завязалась беседа.

— Ну, теперь расскажите мне что-нибудь, — попросил физрук.

— А что вы хотели бы услышать? — в свою очередь спросил Петя.

— Я хотел бы знать, почему вы так сильно изменились, и как понимать все слухи, которыми окружена ваша группа.

— Выходит, вы хотите побольше узнать о Боге? — попытался уточнить Толик. Физрук смутился.

— А разве есть что-то, чего я о Боге не знаю?

— Мы полагаем, что вы о Нем совершенно ничего не знаете, — смело заключила Люда и спокойно посмотрела в глаза физруку. Если бы это сказал кто-то из мальчиков, он бы возмутился и стал спорить, но теперь ему вдруг стало тяжело бороться с этим чистым, невинным взглядом, и он вынужден был капитулировать.

— Я допускаю, что вы знаете об этом больше меня, потому что часто ходите в церковь, но согласитесь, ведь и я могу что-то знать о Нем.

— И что же вы знаете? Давайте начнете вы, а мы продолжим.

— Во-первых, наука уже давно доказала, что Бога нет, — с уверенностью начал учитель, но в глазах его не было противления, а было заметно, что он только и ждет, когда они переубедят его.

—- Наука всегда ошибалась и будет ошибаться. Лучшие умы человечества погибали от рук невежества, но Земля не перестала вращаться после смерти Галилея. То, что сегодня — аксиома, завтра — теорема, послезавтра — теория, а через пару дней — всего лишь гипотеза, которую невозможно доказать. Бог же познаваем опытным путем. У людей как? Увидел — поверил, а у Господа все по-другому: поверил — увидел, — Петя перевел дыхание и продолжил: — Вот вы сами говорите, что-то нас изменило.

— Но я не говорил, что это сделал Бог, — перебил его физрук.

— А что тогда, по-вашему, повлияло на нас?

— Ну, возможно, сила самовнушения, — неуверенно протянул он.

— Тогда попробуйте бросить курить при помощи этой силы, я уже пробовал, попробуйте теперь и вы, — глаза Толи горели от возмущения. Петя нежно, предупреждающе положил ему руку на плечо.

Геннадий Васильевич покраснел, видимо, это была болезненная тема.

— Тут просто разные весовые категории. Я курю в течение двадцати с лишним лет, и мне бросить значительно труднее, чем вам, — печально признался он.

Теперь Толику стало стыдно.

— Извините, я погорячился.

— Ничего страшного, — улыбнулся ему физрук.

— Но, в самом деле, разве разумно приговоренному к смерти отрицать реальность гильотины, не лучше ли подумать об оправдании, об адвокате и апелляции? — рассуждала Люда. — Ведь когда дело дойдет до эшафота, то думать об оправдании будет уже поздно, а отрицание орудия казни не сделают казнь менее смертельной.

Такое серьезное рассуждение в устах ребенка просто ошеломило взрослого человека.

— Что вы имеете в виду, когда говорите «приговоренный к смерти»? — вполне серьезно уточнил он.

— То, что вы пока слуга дьявола, хоть и невольный, но враг Богу. Вы — по ту сторону баррикад, мы — по эту. Почему о нас ходит так много слухов? Да потому, что дьяволу мы стоим поперек горла, и он использует своих слуг, чтобы навредить нам как можно больше. Была бы его воля, он давно бы стер нас в порошок. То, что мы сейчас разговариваем с вами, не означает перемирия, это наступление Божие, и вам предлагается стать на сторону добра и справедливости. Без вашего желания вы, конечно, не будете учеником Христа, но рабом дьявола вы будете, даже если захотите остаться на нейтральной позиции. В духовном мире военное положение, а душа человеческая — поле битвы. Если вы не поможете Богу своим желанием, то дьявол оккупирует вашу территорию, хотите вы этого или нет. Врагу душ человеческих все равно — верите вы в него или нет, наверное, даже лучше, если не верите, тогда вы дальше от Бога и крепче в плену. Поэтому-то он и хочет вас убедить, что Бога нет, а есть только самовнушение, которое, увы, вам уже ничем помочь не может, потому что вы слишком долго в рабстве. — От возбуждения у Пети дрожали коленки, а на лбу выступили капельки пота.

Геннадий Васильевич смотрел на детей с явным восхищением. Таких рассуждений от школьников он еще никогда не слышал. Он вынужден был признать, что они безо всякой подготовки так весомо аргументируют, что почти убеждают его.

— Ну и что же вы мне предлагаете сделать, если я соглашусь с тем, что вы мне рассказали?

— Мы предлагаем вам читать Библию и веровать в Иисуса Христа, как Господа и Спасителя душ, — с этими словами Петя выложил на стол новенькое Евангелие. — Это мы специально для вас захватили.

Физрук улыбнулся, оценив такую предусмотрительность, но охотно взял книжку и положил ее на письменный стол.

— Ну, хорошо, вы меня убедили, — благодарно улыбнулся он. — Но обещаю вам только прочитать ее, не больше, а там видно будет.

— Этого достаточно, чтобы узнать все самое необходимое для жизни, — глубокомысленно заключил Толик, и брови физрука от этих слов удивленно поползли вверх.

— Мы что-то засиделись у вас. Через десять минут отбой, не хотелось бы нарушать дисциплину, ведь мы, слуги Божьи, должны всем подавать пример, — поднялся вдруг Петя.

— Да, спасибо вам большое за чудесный вечер, — произнесла Люда и начала собираться.

— До свидания, было очень интересно с вами поговорить, — вышел из-за стола Толик.

— И мне было тоже здорово с вами, ребята, приходите ко мне, когда вам вздумается, я всегда буду рад видеть вас, — серьезно сказал им у двери физрук.

— Мы будем помнить о вашем предложении, — заверил его Петя, и ребята, пожелав мужчине спокойной ночи, скрылись.

Вечером следующего дня, когда собрание в саду было в самом разгаре, к группе ребят незаметно подошел человек. Это был, конечно, физрук.

— Геннадий Васильевич! — радостно воскликнула Люда, которая первая заметила и узнала его.

— Тихо, тихо, не обращайте на меня внимания. Я бы хотел принять участие в вашем заседании, не возражаете?

— Добро пожаловать, — счастливо улыбнулся Петя.

— Мы надеемся на ваше активное участие в обсуждении вопросов, ведь мы все в равной степени заинтересованы в Боге, признаемся мы в этом себе или нет, — добавил Толик и стал читать новое место из Писания.

Геннадий Васильевич скромно расположился рядом с Петей и внимательно прислушался к голосу Толика.

Приближалась осень. Деревья надели свой праздничный наряд, зачастили дожди. Встречи в саду стали непостоянными. Это огорчало ребят и стимулировало к тому, чтобы подыскивать место для собраний на зимний период.

В один из таких ненастных дней произошло еще одно редкое для интерната событие. Поздно ночью кто-то взломал дверь директорского кабинета, разворотил сейф и выкрал большую сумму денег. Весь интернат опять загудел. Не было до этого никакого дела только маленькой группе ребят, которые были озабочены другими проблемами, у них не было времени заниматься подобной чепухой. Подробности этого происшествия тщательно скрывались до приезда работников уголовного розыска. Большинство людей полагало, что это были воры-профессионалы, однако приехавшие представители правоохранительных органов сразу же определили, что работал дилетант. Их удивил и тот факт, что на полу не было грязи, а на улице всю ночь шел дождь. К тому же ночью в этой части здания обычно никого не было, и об этом не мог знать посторонний человек. Все эти обстоятельства свидетельствовали о том, что похититель, по всей вероятности, был из интернатских.

Началось следствие, и в этот же день Петю вновь забрал с урока милиционер. Опять комната директора, а за столом все тот же лейтенант Петренко.

— Здравствуй, Петя! — как-то странно, с иронией в голосе произнес он и ухмыльнулся. — Видимо, это судьба, раз мы опять встретились в подобных обстоятельствах.

— Да, наверное, вас не хватает на то, чтобы приехать к нам просто так, с визитом вежливости, — пошутил Петя.

— Работа такая, — вздохнул Петренко и встал из-за стола. — Пойдем, Петя, я тебе что-то покажу, — как-то печально пригласил он, и добавил помощнику: — Возьмите понятых и протокол.

Лейтенант, Петя, милиционер и два преподавателя направились в западное крыло здания интерната. Эта часть находилась сейчас в аварийном состоянии, поэтому тут обычно никого не было. В конце коридора находилась обширная комната со шкафчиками для переодевания. Раньше, когда жилые помещения находились по соседству с этой комнатой, пользоваться ею было удобно, но после того, как детей переселили в другой корпус, уже мало кто пользовался своим шкафчиком. Все здесь было затянуто паутиной и пахло мышами, как в кладовке. Серые, выкрашенные масляной краской стены облупились от сырости и ветхости, кругом было пыльно, валялся старый хлам: бумажки, всевозможное тряпье, куски искореженного ДВП.

Группа людей с трудом пробралась к месту, где располагался Петин шкафчик, и ему предложили его открыть. Мальчик взял с верхней крышки стальную проволоку, сунул ее в замочную скважину, слегка надавил, замок щелкнул, дверка поддалась.

Все это было крайне странно, и Петя заволновался. Петренко тут же это заметил:

— Это твой шкафчик? — задал он вопрос.

-Да.

Милиционер двумя пальцами взял дверцу за уголок и аккуратно открыл ее. Внутри находился старый хлам, о котором Петя уже совсем забыл. Там были рваные ботинки и ветхая кожаная сумка, которую мальчик использовал для походов в лес или на озеро.

— Сумка твоя?

— Моя, — спокойно ответил Петя.

Вытащили сумку. Щелкнул хромированный замочек, и на свет вытянули две пачки денег, перочинный ножик и клей «момент», грубо замотанный в полиэтиленовый пакет.

— Это твое? — опять спросил Петренко.

— Только ножик, — заикаясь, признался Петя. — Это для рыбалки, — пытался пояснить он, оглядываясь по сторонам и ища в ком-нибудь поддержки.

— А клей и деньги не твои? — мрачно переспросил лейтенант.

— Нет, не мои! — отчаянно замотал головой мальчик и в страхе попятился.

Милиционер предостерегающе крепко взял его за плечи.

— Не дури, парень! — холодно сказал он и надел на него наручники.

В глазах у Пети потемнело, и он потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел себя внутри машины. Вокруг все сотрясалось и грохотало, наверное, дорога была ухабистой. В машине стоял резкий запах выхлопных газов, от них тошнило, и болела голова. Остановились, где-то скрипнули тяжелые ворота, и машина поехала дальше. Минута — и снова остановка. Загремел засов, и дверь машины распахнулась. В лицо Пете ударил свет пасмурного дня, дохнуло свежим, сырым воздухом. Сержант взял мальчика за локоть и помог ему спрыгнуть с подножки машины. Это был большой двор, весь заставленный разными автомобилями.

Его завели в огромное каменное здание с чередой длинных унылых коридоров. Шаги гулко отдавались далеким эхом, а желтые тусклые лампочки едва мерцали блеклым светом на серых стенах. Остановились у двери с маленьким решетчатым окошечком. Звякнул тяжелый замок.

— Вперед! — скомандовал сержант.

Мальчик в нерешительности застыл на пороге. Сержант слегка подтолкнул его в спину.

— Ну! Это теперь твое временное пристанище, располагайся, — и дверь с оглушительным лязгом закрылась за ним.

Комнатка была крохотной, с одной деревянной кроватью, железной полкой, по всей видимости, заменяющей стол, и ржавым старым унитазом в дальнем углу.

Петя сел на краешек кровати. Сознание мутилось, мысли разбегались. Вдруг его стошнило, и он бросился к унитазу. Когда Петя поднялся на ноги, в глазах вспыхивали красные круги, а голова отяжелела так, что он грузно повалился на жесткие доски и тут же заснул.

Разбудило его бряцанье замка. В комнату вошел человек в форме и поставил на стол миску с жидкой похлебкой.

— Подкрепись, через пятнадцать минут на допрос, — сухо проговорил он и вышел. Снова загремел замок, и все стихло.

Петя взял ложку, кусок серого хлеба, но есть не хотелось. Он поднял со дна миски мутный осадок и брезгливо отодвинул ее. Хлеб на всякий случай засунул в карман. Сонное состояние уступало место паническому.

«Как я мог попасть в такое положение?! Кто подсунул мне эти вещи? Это, наверняка, староста. Он меня терпеть не может и теперь хочет избавиться от меня. Кто же мне теперь поверит? Что же делать? Надо бежать! — мысли приходили в голову одна за другой, теснились, группировались, опережали одна другую. — Бежать! Но как? — Петю трясло от волнения. — Через пятнадцать минут за мной придут, надо неожиданно для охранника ударить его по голове и бежать к выходу. — Его лихорадило все сильнее, но вдруг слабый голос разума проговорил к нему: — Бежать? Но ведь ты не помолился! — Петя машинально упал на колени с твердым намерением произнести короткую молитву. — Так, — думал он. — Надо собраться с мыслями. Буду просить благословения на побег. А разве можно просить благословения на побег? Как же я ударю охранника? А если меня поймают, не будет ли побег признанием вины? Но ведь я не виновен! Истина не боится проверки! Если Господь направил меня сюда, значит, Он хочет научить меня чему-то. Может быть, здесь нужна моя помощь, как в Ниневии? Если я буду противиться, то непременно попаду во чрево кита, это должно быть намного страшнее, может быть, колония. Только не колония! Господи! — в отчаянии заломил руки мальчик. — Господи, только не колония! Я не вынесу этого испытания! Боюсь стать прежним, Боже мой! Благослови меня, умоляю тебя, чтобы я вернулся в интернат, я буду Тебе служить еще усерднее, буду любить Тебя еще сильнее, не дай лукавому втоптать меня в грязь. Ты же знаешь, ребята пропадут без меня, — пытался он урезонить Бога, но в сердце было тихо, как в колодце. Бог не давал ему мира. — Боже! Боже! Мне кажется, я знаю, что Ты собираешься сделать! — и мальчик разразился отчаянными рыданиями. Истерика долго сотрясала его, лежащего на холодном бетоне, пока, наконец, способность мыслить не вернулась снова. — Господи, если я все же буду там, я хочу, чтобы Ты все время был со мной, потому что только с Тобой я смогу там выжить, и я верю в это». Как только он подумал об этом, на него тут же сошло спокойствие, и в сердце поселились мир и благостный покой. Теперь и эта мрачная комната казалась светлее, и предстоящий допрос был не так страшен. Петя понял, что Господь исполнил его последнюю просьбу, и от сознания этого к нему вернулась радость.

Громыхнула дверь. На пороге показался уже знакомый сержант. Он тупо уставился на мальчика. Петя сидел на полу с всклокоченными волосами, заплаканным лицом и сияющей улыбкой. Такой странный внешний вид должен был показаться сержанту признаком сумасшествия. Наверное, ему уже приходилось встречаться с подобными явлениями, поэтому он немного отступил в коридор и озабоченно присмотрелся к арестанту.

— На выход! — скомандовал он и с сомнением посмотрел на спокойного парня.

Петя невозмутимо пошел впереди него, а тот командовал, куда поворачивать.

Кабинет следователя был узкий, душный, с низким потрескавшимся потолком. С потолка на изогнутом толстом кабеле свисала такая же, как в коридоре, тусклая лампочка.

— Присаживайся, — предложил Петренко и взглядом указал сержанту, что он свободен.

Петя присмотрелся к лейтенанту. Суровый вид мужчины не смущал мальчика, ему нравились манеры этого человека, его форма, улыбка. Хорошо, наверное, иметь отца, подумал он, и вздохнул.

— А у вас дети есть? — вдруг поинтересовался Петя.

— Есть. Два сына и дочь, — серьезные стальные глаза пронзили мальчика с целью понять причины вопроса. — А почему ты спрашиваешь?

— Им повезло, — печально сказал Петя, так и не ответив на вопрос. Лейтенант смущенно кашлянул.

— Будем начинать, —он щелкнул кнопкой диктофона и спросил: — Петя, расскажи мне, что ты делал в ночь с такого-то на такое-то. Помни, что чистосердечное признание смягчает наказание, — добродушно добавил он.

— Каждый вечер, точно по звонку, я ложусь в свою постель и сплю до рассвета, — твердо и отчетливо сказал диктофону Петя.

Петренко недовольно сморщился.

— Я полагал, ты будешь умнее. Откуда у тебя этот клей и деньги?

— Их кто-то мне подкинул, — так же твердо ответил Петя.

— У тебя есть предположения, кто мог это сделать?

— Да, думаю, это был Лютый.

— Кто такой «Лютый»?

— Это наш староста.

— Хорошо, проверим, — лейтенант что-то быстро записал в блокноте и продолжил: — Ты утверждаешь, что никогда раньше не видел этот клей?

— Нет, никогда не видел.

— Сколько денег было в сумке? — продолжал он.

— Откуда ж мне знать? — удивился вопросу Петя.

— Кто еще мог знать, где находится твой ящик?

— Кто угодно, все могли знать.

— Так я и думал. Хорошо. На сегодня хватит, завтра я уточню некоторые детали, и мы с тобой еще разочек встретимся для разговора, — сказал следователь и щелкнул кнопкой диктофона.

Как по волшебству, явился сержант и повел Петю назад в ту же комнату.

Что же чувствовал наш герой, когда вновь остался один? Ему был жутко и тоскливо. Горе сковывало его сознание, а страх поминутно запускал прямо в сердце свои холодные щупальца. Временами он впадал к какое-то оцепенение, и тогда ему становилось легче, потому что он ничего не понимал, не чувствовал, не замечал.

У него забрали все личные вещи, от Библии до ремня, и только одно утешение было у него — молитва. Она придавала ему бодрости хотя бы на некоторое время и сохраняла его сознание от оцепенения. Впервые в жизни он потерял сон и аппетит. Доверял ли он Богу? Да. Боялся ли он? Безумно.

Пришел охранник за посудой, но, увидев нетронутую похлебку, недовольно заворчал. Он бубнил что-то насчет заботы и наплевательского отношения, но Петя не слышал его, потому что ему было не до этого.

Бессонная ночь сказалась на внешнем виде Пети. Под глазами легли черные круги, на лбу отпечатались две глубокие морщины. На допрос его привели непричесанного и неумытого. В иные времена ему в таком виде было бы стыдно показаться людям на глаза, но не сегодня. На карту была поставлена его жизнь, поэтому ему сейчас было не до этого.

Как спалось? — поинтересовался Петренко, даже не взглянув на него. Но так как Петя не стал отвечать, посмотрел на него и добавил: — Да-а, видимо, неважно. Привыкай! Если дела так же пойдут и дальше, то через пару лет такая кровать станет твоим постоянным ложем, — «утешил» мальчика следователь.

Петя нахмурился. Судя по настроению лейтенанта, дела у него неважные. Тот заметил выражение его лица и улыбнулся.

— Чего хмуришься? Жизнь продолжается! Не все еще потеряно. За содеянное надо платить, но пока еще в твоих силах умерить эту плату чистосердечным признанием и раскрытием возможных сообщников. Кроме того, в любом случае у тебя всегда будет возможность исправиться и начать новую жизнь.

От такого наставления Пете стало еще тяжелее. Оно явно предполагало доказанную его причастность к делу о похищении. Мальчик нахмурился еще больше.

— Могу я знать, в чем меня обвиняют?

— А разве ты не знаешь? — удивился следователь. — Во-первых, похищенные деньги нашли в твоем ящике, лом, которым ты пользовался, был найден позже между тем же ящиком и стеной. Нужны ли еще доказательства? Чтобы судить тебя — да, чтобы изолировать тебя — нет. Кроме того, я проверил старосту, за ним нет никаких правонарушений, а директор сообщила мне, что это один из самых ответственных и надежных учащихся. Так что тень, которую ты пытаешься бросить на честного человека, ложится скорее на тебя, чем на него. Знаешь поговорку: не рой яму другому, сам в нее попадешь. Когда я разговаривал с директором о старосте, то неожиданно всплыла еще одна улика относительно дела Алексея. — Следователь раскрыл папку с личным делом Пети и вынул из нее листок. — Полюбуйся, знакомое заявление? — Петя кинул на стол тревожный взгляд и узнал то заявление, которое накатал на него Алешка, будучи запуганным Лютым. Но кто сейчас поверит в это, если в других обстоятельствах никто не поверил? Петя сник. — Да-да. Значит, не напрасно директор подозревала тебя, вы давно не ладили с этим несчастным мальчиком. Конечно, улик все еще не достаточно, чтобы обвинить тебя в убийстве, к тому же, чтобы заставить человека дышать клеем против его воли, тебе, скорее всего, были нужны соучастники. Я сейчас не буду спрашивать тебя, как это было, да и не хочу этого знать. Мне известно, что подростки — самые жестокие люди на Земле. Но если ты действительно такое чудовище, как говорят о тебе факты и директор интерната, то я бы тебя уже сейчас приговорил к вышке. Но не пойман — не вор. Точно так же, как неуличенный убийца — не убийца. Но Бог над нами, Он все знает, и все, что ты делаешь, рано или поздно станет явным.

— Аминь! — с чувством сказал вдруг Петя.

Петренко с ненавистью посмотрел на мальчика.

— Завтра тебя отправят в колонию. Надеюсь, больше не увидимся.

Вошел сержант.

— До встречи, товарищ лейтенант, — грустно попрощался с ним Петя, но тот сморщился, словно ему плюнули в лицо.

Начиналась новая жизнь.

Их был пятеро в маленьком автобусе, да еще два охранника. Их везли на разных сиденьях, они были в наручниках. Разговаривать, петь, смеяться было не положено.

Крупный черноволосый парень с круглым лицом сидел напротив Пети. Узкими щелками глаз он с ненавистью смотрел куда-то вдаль, не обращая ни на кого из присутствующих ни малейшего внимания.

Справа вздыхал позеленевший от переживаний худенький мальчик в очках. Толстые двойные линзы очков придавали его маленькому лицу некоторую комичность, а вздернутый конопатый носик апеллировал к человеческому милосердию всякого, кто бы ни посмотрел на него. «Что могло натворить это невинное существо?» — думал Петя, и ему казалось, что эти ребята так же, как и он, ни в чем не виноваты, но стали жертвой обмана или вероломства.

Впереди, на месте «для детей и инвалидов», сидел любопытный мальчик маленького роста с белыми, почти прозрачными волосами. Он постоянно крутил головой, изучая все вокруг, и получал больше всех замечаний от охраны.

Последнего Петя не видел, потому что он сидел сзади, но слышал его. Сиденье под ним постоянно скрипело, потому что он нетерпеливо ерзал на нем.

Все ребята чувствовали приблизительно одно и тоже, только реагировали на эти чувства по-разному. Каждый из них переживал о том, что их ждет впереди, ведь не каждый день человек попадает в колонию для несовершеннолетних.

Петя принялся рассматривать унылый ландшафт за окном. Степь и колючие кустарники. Кое-где можно было заметить одиноко стоящее дерево, по которому становилось ясно, что автобус движется, а местность меняется. Потом начался населенный пункт, названия которого Петя прочитать не успел. Дорога стала ухабистой, и машину подбрасывало, как при бомбежке.

Проехали по окраинам и свернули на обширный пустырь. Еще несколько минут — и впереди показался высокий белый забор, обвитый сверху мотками колючей проволоки.

«Вот и приехали», — подумал Петя, прощаясь со свободой.

Массивные железные ворота со страшным скрипом раскрылись, и автобус без остановки проехал в широкий проем. Ребят вывели на свежий воздух. Петя осмотрелся. Забор со смотровыми башнями остался позади, а впереди был еще один, пониже и без проволоки. Между двумя этими заборами приличное расстояние, которое хорошо просматривается в обе стороны. Во внутреннем дворе тоже большие ворота и КПП, куда направился сержант с документами под мышкой, а следом за ним повели и ребят.

Потом началась экскурсия: сначала на склад за формой, потом в душевые, где у них изъяли всю личную одежду, затем в медпункт, где их обрили и проверили на лишай и чесотку, и, наконец, отправили в «барак» — так тут называлось одноэтажное общежитие.

Колонисты были разделены по возрастам, и Петя вместе с суровым южанином попали в старший отряд. Их отвели к надзирателю правого крыла. Тот небрежно окинул их злобным взглядом и принялся просматривать их личные дела. Сначала он периодически бросал взгляд на южанина, как бы оценивая его и сравнивая свои впечатления с написанным. По его поведению было ясно, чье дело он изучает. Потом очередь дошла до Пети. Процедура точно повторилась, и он удовлетворенно отложил дела в сторону.

— Отлично, — сказал он уныло, — я объясню вам наши простые правила. Прежде всего, дисциплина: никаких драк, ругани, пьянок. Нарушение общественного порядка сурово наказывается карцером. Приказы надсмотрщиков выполняются немедленно и точно, в случае неподчинения допускается физическое стимулирование гражданской сознательности. Здесь запрещается ношение или хранение любых видов оружия или предметов, могущих послужить ими. Запрещаются азартные игры, деньги, наркотики, порнография, гомосексуализм. Во избежание недоразумений предупреждаю, что некоторые статьи имеют привилегию возможности досрочного освобождения за хорошее поведение. Ваши статьи не имеют этой привилегии. С завтрашнего дня приступаете к учебе, в библиотеке получите все необходимое. Непосещение занятий без уважительной причины приравнивается к нарушению дисциплины.

Когда мальчики вышли из кабинета, то проводника уже не оказалось. Вместо него был длинный коридор, в начале которого за письменным столом с включенной настольной лампой сидел дежурный. Но он даже не обратил внимания на то, что новенькие, покинув кабинет начальника, не знают теперь, куда им идти, и застыли в нерешительности. Южанин с гордым видом все так же равнодушно смотрел вперед, всем своим видом показывая, что ему и тут неплохо.

Петя осмотрелся по сторонам и обратился к читающему дежурному:

— Извините, вы не подскажете, куда нам теперь?

Недовольный краснощекий толстяк прищурился.

— Новенькие? — скрипнул он.

— Угу, — кивнул головой Петя.

— Прямо, третья дверь направо, — махнул он рукой и уткнулся лицом в книгу.

Они прошли по коридору мимо туалета и кладовой и остановились у двустворчатой двери. Петя взялся влажной от волнения рукой за холодную ручку и повернул ее. Дверь распахнулась, и яркий свет ударил Пете в лицо. Мальчик зажмурился. Он стоял в дверях огромной комнаты, большую часть которой занимали двухъярусные кровати. Их тут было, по меньшей мере, около двадцати. Некоторые из них были аккуратно заправлены, на остальных можно было заметить торчащие вверх ноги в залатанных носках или бритую голову. Видимо, некоторые предпочитали и днем валяться на кроватях.

Прямо напротив двери располагался длинный железный обеденный стол, вдоль которого тянулись не менее длинные лавочки, прикрученные к полу огромными ржавыми болтами. Стол был настолько велик, что должен был вмещать всех обитателей комнаты во время обеда, во всяком случае, так показалось Пете на первый взгляд. Это впечатление было не случайным. За столом и сейчас находилось множество людей. В самом дальнем его конце группа бритоголовых парней играла в домино, они громко гоготали и стучали костяшками по столу один громче другого. Тут же хаотично расположились за домашним заданием несколько человек, а между ними шумно разгадывали кроссворд другие колонисты. Ближе к дверям кто-то вслух читал детектив, а вокруг столпилось десятка полтора человек, шипя друг на друга и вслушиваясь в содержание.

«Здесь будет место моего нового служения», — подумал Петя. Эти ребята наверняка без Бога в нужде. Кто их освободит, кто пожалеет, если не Он? Им нужен свет, но кто его принесет, если не я?

Как только заметили новеньких, в помещении воцарилась мертвая тишина. Все глаза устремились на них. В самом конце стола черноглазый великан кавказской национальности отодвинул домино в сторону. Кто-то рядом с ним стал поспешно собирать его в коробку. Затем великан еле заметно махнул головой, и с ближайшей к Пете кровати соскочил плюгавенький парнишка с мутными глазами. Он проскользнул между новоприбывшими и плотно затворил за ними дверь. Потом взял их за руки и подвел к великану. Тот, не отрываясь, внимательно изучал их обоих. Вдруг, бесцеремонно ткнув пальцев в сторону южанина, произнес:

— Ты, садись! Будем знакомиться!

Отовсюду медленно стали подходить колонисты. Они заполнили верхние ярусы ближайших кроватей, чтобы было лучше видно и слышно происходящее. В общем шорохе кто-то кашлянул, кто-то хихикнул.

— Откуда? — резко спросил тот, кто, по всей вероятности, был тут главным.

— Из Узбекистана, — коротко ответил новичок.

— За что тут?

— Отчима замочил за то, что мамку бил.

— Мужик! — какой-то парень ободряюще хлопнул его по плечу.

— Ясно, — сказал великан и почесал за ухом. — Будешь спать вот на этой третьей с краю кровати, на верхней полке, — распорядился он и стал глазами искать в толпе второго, давая понять, что с этим разобрались.

Под его взглядом ребята быстро расступились, и Петя оказался с ним лицом к лицу. Пронзительный взгляд черных глаз встретился с Петькиным. В этот момент Петя вдруг подумал, как, должно быть, Господь любит этого человека, а он до сих пор ничего об этом не знает. От этих мыслей Божья любовь к человеку передалась Пете, его глаза засветились, и что-то произошло. Впервые в жизни юный пахан колонии не выдержал чужого взгляда и отвел глаза.

— Кто такой? — спросил он первое, что пришло на ум.

— Петя, — улыбнулся мальчик.

— Я не спрашиваю твоего имени! — разозлился великан, но не на Петю, а на себя, потому что у них не принято было при знакомстве спрашивать имя. Ведь имя ничего не говорит о человеке. — Мне нужна твоя погремуха.

— Что, простите? — не понял Петя.

— Прости-и-ите, — фальцетом передразнил его сосед великана и грубо добавил: — Кликуха у тебя есть?

— В интернате меня звали Петром, — невозмутимо ответил Петя.

— Петром, значит... — задумался великан.

— А тебя как звать? — вдруг отважился Петя и, широко улыбаясь, протянул ему открытую ладонь. От такого нахальства Пахан опешил, и прежде чем понял, что делает, взял Петькину руку железными пальцами и сказал: — Можешь звать меня Жорик.

Все вокруг удивленно таращили на них глаза: такой фамильярности он еще никому не позволял. Подумав минуту, Жорик собрался и продолжал более сурово:

— Чудной ты какой-то. За что попал сюда?

— Меня подставили и обвинили в воровстве и убийстве, — честно признался Петя.

— Ха-ха-ха! Нет, вы видели? — рассмеялся Жорик, и все вокруг сразу повеселели. — Его подставили! И ты, конечно же, не виновен?

Петька смущенно кивнул.

— Ха-ха-ха! Ну, братец, ты даешь! С таким невинным выражением лица мне еще никто не брехал! Ну, уморил! Ха-ха-ха!

Петя невольно улыбнулся и стал ждать продолжения.

— Ну, ладно, раз ты ничего не совершал и не виновен, то будешь спать вон там, рядом со мной, на нижней полке. Уж очень ты странный, понаблюдать за тобой надо, — весело распорядился Пахан и вспомнил про домино.

Большая часть ребят сразу потеряла к новеньким интерес. Присутствующие вернулись к своим занятиям. Петя прошел на свое место и устало присел на кровать. С верхнего яруса соскочил атлетического сложения парень и без приглашения плюхнулся Петьке на постель.

— Привет! Я — Серый, — протянул ему руку парень.

— Петя.

— Теперь будем соседями, — хлопнул его по плечу Серый. — Ну и повезло же тебе, парень! — не скрывая зависти, стукнул он по кровати. — Я уже целый год дожидаюсь, что Пахан даст мне нижнюю полку, а ты вон как, раз — и в дамках! Дорожи местом! Это большая честь — снизу, да еще рядом с Паханом.

— Да? Так что, Жорик и есть Пахан? — не поверил Петя.

— Ты что, с небес свалился? — засмеялся Серый, а потом добавил более серьезно: — Конечно, он не Пахан в полном смысле этого слова. Паханы только на зоне, а тут его власть заканчивается этой комнатой. От охраны и надсмотрщиков ему, между прочим, достается больше всех.

— Почему?

— Почему? Да все потому, что те его считают «потерянным».

— Что значит «потерянный»?

— «Потерянный» — безнадежный, — терпеливо объяснял Серый.

— Ты уж извини, что я такой тупой, но почему он «безнадежный»?

Не беда! Все мы сюда пришли и не знали, как сортир отыскать. Можешь не стесняться спрашивать, что не ясно, я был на твоем месте, понимаю, — успокоил его собеседник. — А «безнадежный», потому что непокорный, никто не может его исправить. Не боится он ничего и силен, как бык. Знаешь, за что он тут?

Петька пожал плечами.

— За групповое убийство. Подельники его все старше были, в лагерях теперь, а он вот сюда угодил.

— А кого убил-то? — шепотом поинтересовался Петя.

— Да не одного, они троих мужиков укокошили. Пьяные были в стельку, пошли приключения искать, ну и придрались к троим, а они тоже на промах, один из них мастер спорта. Жорик разозлился, вынул нож и распотрошил двоих, а дружки его третьего до смерти затоптали. Вот тебе и убийство с отягчающими. Только ты Пахану не говори, что я тебе это рассказал, здесь об этом весь барак знает, да ему об этом вспоминать не хочется. Всю жизнь ему этот случай испортил. Теперь ему уже нечего терять. Подрастет, а вместо паспорта — приговор суда и — к дружкам.

— Неужели ему теперь ничем нельзя помочь?

— Да теперь он только чудом может оказаться на свободе, — с деловым видом заключил Серый.

— Чудо? И всего-то? — облегченно выдохнул Петя.

Серый вытаращился на него, как на психа.

— Будет ему чудо! — уверенно заявил Петя.

— А ты чем на свободе занимался? — глаза Серого сузились от любопытства.

— На свободе? Да не был я, брат, на свободе еще. И не знаю, что это такое. До недавнего времени я не только внешне в заточении, но и внутренне порабощен был по полной программе.

— Как так? — удивился Серый.

— А вот так, в интернате я вырос, без родителей.

— Так значит, ты сирота?

— Раньше был, а теперь Отца нашел, а матери все так же нет.

— А кто твой отец?

— Мой Отец — Всемогущий Господь!

— Ха! — усмехнулся Серый. — Ну, ты и шутник!

За разговором время пролетело быстро. В десять часов погас свет.

— Что это? — поинтересовался Петя.

— Это отбой, — невозмутимо ответил Серый и полез на верхнюю полку.

— Не рано ли?

— Самое время. Если утром в шесть на проверку не успеешь, будешь иметь проблемы, — охотно пояснил Серый и зарылся в одеяло.

На соседней кровати появился Пахан, он раздевался и бормотал что-то невнятное и злое.

—Жорик, — обратился к нему Петя.

— Что? — сухо спросил тот после некоторой паузы.

— Давай поговорим.

— Все разговоры утром, после отбоя все должны спать.

— Я слышал, что ты ничего не боишься? — провоцировал его Петя.

— Быть храбрым — одно, но глупым — совсем другое, — отрубил тот и отвернулся от Пети.

Мальчик полежал немного, озадаченный поведением новых знакомых, и вдруг вспомнил, что не помолился перед сном. Он тихо сполз на пол, чтобы не привлекать внимания соседей, встал возле своей кровати на колени и начал молиться. В самый разгар этого действия окошко в двери с тихим скрипом отворилось, и в комнату заглянул дежурный надзиратель. Он окинул помещение зорким глазом, увидел Петю и быстро вошел. Петя же ничего не слышал и не видел, он был полностью поглощен молитвой, и только когда над его головой прогремело оглушительное «встать!», он вздрогнул и поднялся на ноги. Реальность вернулась, но страха пока еще не было. Надзиратель размахнулся и послышался звук удара. Резиновая дубинка опустилась на голые ребра мальчика. От неожиданной боли в глазах вспыхнуло зарево. Петя упал на пол, как подкошенный, и заскрипел зубами. «Встать!» — услышал Петя сквозь шум в ушах. Превозмогая пульсирующую в спине боль, он начал подниматься.

— Почему не в кровати?! — на этот раз дубинка опустилась в области почек, и у Пети перехватило дыхание. Он опять растянулся на полу, как рыба, хватая ртом воздух.

— В следующий раз будешь строго наказан! — предупредил надзиратель и спокойно вышел из помещения.

Как только Петя почувствовал в своих легких воздух, сразу же забрался в постель. Кровь стучала у него в висках, а ребра ныли, как после потасовки. Когда мальчик облегченно откинулся на подушку, его глаза встретили спокойный, если не сказать равнодушный, взгляд Жорика.

— Ты чего с кровати слез, дурья башка?

— Помолиться хотел, — серьезно ответил Петя.

— Помолиться?! — с презрением переспросил Пахан. — Ну, ты, парень, и псих!

В наступившей тишине было слышно, как наверху размеренно сопит Серый.

— Какому хоть Богу молишься? Христианскому? — тоном знатока озабоченно поинтересовался Жорик.

— Да, Христу молюсь.

— Был бы от этого хоть какой-нибудь толк, а то хлопоты одни.

— А ты сам-то хоть пробовал молиться? — с сомнением спросил Петя.

— Было дело. Когда на реке под лед провалился, течение меня подо льдом несет, а я думаю, конец мне, ну и вспомнил о Боге, как это обычно бывает. А потом моя рука за рыбачью лунку зацепилась, я в нее и дышал, пока мужики с ломами не подоспели.

— Ну вот, а ты говоришь — никакой пользы.

— А какая тут польза? Если бы не лунка, то никакой Бог не помог бы. Да и вообще, не верю я во всю эту чепуху волшебную, маленький был, глупый — верил, а теперь поумнел и многое понял.

— Поумнел ли? — с сомнением заметил Петя.

— Что ты имеешь в виду? — грозно зашипел Пахан.

— А то, что был бы умный — не попал бы сюда, — дерзко ответил Петя.

Жорика передернуло от такой наглости. Никто тут не разговаривал с ним в таком тоне, все боялись его и уважали, а этому странному парню он слишком много позволяет и даже не может на него как следует разозлиться.

— Что-то твой Бог не помог тебе избежать колонии, — опомнился Жорик.

— Он как раз и послал меня, чтобы я напомнил тебе то, что Он уже однажды спас тебе жизнь.

— Если бы Он был, то я был бы сейчас на свободе, ходил бы на дискотеки, зажимал девчат в темноте... — мечтательно произнес Пахан.

— Или в пьяной драке кто-нибудь тебя зарезал бы, — пытался убедить его Петя. — Ты рассуждаешь не совсем логично. На самом деле то, что ты делал на свободе, не нравилось Богу, вот Он и поместил тебя в другие условия.

— Выходит, если я стану паинькой, то выйду на свободу? — с иронией произнес собеседник.

— Выходит, так, — подтвердил Петя.

— Треп! — отрезал Пахан и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Спустя несколько минут Петя услышал, как его сосед засопел. Но ему долго не удавалось заснуть. От ударов болела спина и ныли ребра. Более того, его посещали мрачные мысли, поэтому он начал усердно молиться, так как в этой кромешной тишине обитали сомнение и страх. Страх присутствовал везде, им, казалось, были пропитаны даже стены. Все здесь было чужим, и становилось жутко от сознания того, что невозможно отсюда выйти.

Он всматривался в мрак и думал, что таково и его будущее — темное и мрачное. А от мыслей о том, что ему придется жить с мошенниками и убийцами, по телу пробегала дрожь. Он пришел к Богу в детском лагере, но, видимо, наступило время пройти закалку в лагере не совсем детском, не совсем спортивном и совсем не христианском. Он думал об этом и ужасался, но Господь, Который был рядом, всегда успокаивал его. Благодаря этому ему все же удалось уснуть этой ночью.

Петя проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.

— Поднимайся, пора, — услышал он хриплый бас Жорика.

— Сколько времени? — поинтересовался Петя у заспанного Серого.

— Половина шестого, — недовольно буркнул тот.

— Разве подъем не в шесть? — одеваясь, спросил Петя у проходящего мимо толстенького коротышки.

— В шесть проверка, — удивленно взглянул он на Петю, и, видимо, узнав его, улыбнулся. — Хорошо заправь постель, иначе будут неприятности. Днем можешь делать, что хочешь, но на проверке все должно быть чин-чинарем, — посоветовал он и поспешил дальше.

«Надо же, — подумал Петя, — почему-то они тут такие дружные: не дерутся, не ругаются, приветливы». Он опустился на холодный пол и начал молиться. Несколько человек в проходе заметили это и удивленно замерли.

— Что это он? — спросил один.

— А я почем знаю! — ответил другой, словно вопрос был задан ему.

— Он че, нюни распустил? — предположил третий.

— Он молится, — презрительно фыркнув, пояснил Жорик.

— Во дела! — восторженно сказал кто-то.

— Щас я этому попу затрещину как влеплю! — крякнул один из них и направился к Пете.

— Оставь его! — еле слышно приказал главарь.

— А чего? — удивленно застыл тот.

— Ты когда в триньку шаришь, тебе кто мешает?

— Никто.

— Вот и не мешай другому заниматься тем, чем ему хочется, понял? У нас одна семья, но стремления разные, главное — «живи и не мешай жить другому».

Первая проверка для Пети прошла без приключений. Вчерашний дежурный с недовольным, заспанным лицом прошелся по бараку, осматривая качество заправленных кроватей и чистоту помещения. Рядом с Петиной кроватью он остановился и осмотрел ее особенно тщательно, но, не найдя, к чему придраться, проследовал дальше, сделал перекличку и, удовлетворенный, пошел сдавать смену.

Через пятнадцать минут была вторая проверка, более короткая. Молодой надсмотрщик с хищным лицом ехидно улыбнулся заключенным, показав гнилые желтые зубы.

— Новенькие есть? Шаг вперед! — гаркнул он, жуя жвачку.

Петя с южанином вышли из строя.

— Так! — сказал он, чавкая, и приблизился к Пете неестественно близко. Глаза надзирателя были мутны, и нельзя было понять, что у него на уме. Он медленно вытянул из-за пояса дубинку, и в комнате воцарилась такая тишина, что, казалось, можно было услышать, как муха пролетит. А надзиратель поднял дубинкой за подбородок Петину голову и прошептал:

— Слышишь? Какая тишина! Это в твою честь, новичок. Я думаю, ты не доставишь дяде Юре проблем, а, малыш?

В голосе надзирателя слышалось зловещее спокойствие. Петя шумно сглотнул и согласно кивнул головой.

— Молодец! — как-то неестественно радостно похвалил его тот.

Потом надзиратель подошел к южанину. Крепыш стоял по своему обыкновению прямо и гордо смотрел вдаль.

— Ух, ты! Какой красавчик! — воскликнул надзиратель, когда приблизился к нему. — Можно спросить о вашей сексуальной ориентации? — еще больше развеселился тот. Но южанин был абсолютно хладнокровен и только снисходительно взглянул на шута. Улыбка сразу пропала с лица надзирателя, он даже перестал жевать резинку. Коротко размахнувшись, он хлестко ударил юношу дубинкой по бедру. Мышцы сократились, и ногу свело судорогой. Парень громко вскрикнул и повалился на пол, корчась от невероятной боли.

— Никогда больше не смей смотреть так на дежурного надсмотрщика! — тоном провинившегося мальчика оправдывался надзиратель. — В следующий раз будет еще больнее, я буду бить по поперечнополосатым мышцам, — предупредил он и вышел.

Ребята сразу расслабились и разбрелись по комнате. Петя подошел к южанину.

— Ну, как ты?

— Приятный человек, — попытался пошутить тот и скривился от боли, растирая ногу.

— Да, уж! Нечего сказать! — согласился Петя.

— Это дядя Юра, — пояснил оказавшийся поблизости щупленький мальчишка. — У него с головой не все в порядке. Говорят, у него желтая карточка, но я этому не верю, потому что так жить легче, а умереть проще.

— Почему? — не понял его крепыш.

— Потому что прибьет тебя вот такой урод, а ты будешь подыхать и думать, что его даже в угол за это не поставят, потому что у него справка, а так хоть какое-то утешение будет, — парень говорил абсолютно серьезно, но эти рассуждения показались Пете довольно забавными, и он улыбнулся.

— А что ты улыбаешься? — возмутился он. — Ты мне лучше скажи, почему тебе не досталось? Признайся, ты его знал раньше?

— Кого? — удивился Петя.

— Ну, Юрика этого.

— Нет.

— Так я тебе и поверил. Он всех до меня прописывал, меня прописал, и всех, кто пришел после, тоже. Одного тебя эта участь миновала. Почему?

— Откуда мне знать, — ответил Петя и подумал: «Слава Богу».

— Этот ублюдок раньше первоклассным массажистом был, говорят, лучшим в области, в медицинской академии учился, а потом его в двадцать пять в армию забрали, там его кто-то по голове ударил, вот он и поехал. Но ремесло свое не забыл, он все болевые точки на человеческом теле знает, и может так шарахнуть дубиной, что тебя в дулю свернет, а потом развернет, — с видом знатока поведал им коротышка.

Без четверти восемь ребят строем повели в учебный корпус. Он оказался трехэтажным, ветхим и побитым, как во время войны.

— Ты сначала в библиотеку загляни, отметься, а потом на второй этаж в класс, — посоветовал Серый.

Петя открыл дверь с надписью «Библиотека». Как ни странно, это была обыкновенная библиотека, какую можно встретить в любой школе, только библиотекарь был в военной форме. Он спросил у мальчика имя, фамилию и все другие данные, чтобы заполнить регистрационную карточку. Библиотекарь выдал ему полагающиеся на месяц ручки и тетради. Учебники, сказал, будет выдавать по мере надобности.

— А Библия у вас есть? — спросил Петя с надеждой.

— Библия? — удивился библиотекарь. — Была где-то Библия, кажется среди атеистической литературы. Ты ко мне подойди завтра в это же время, я для тебя что-нибудь подыщу.

В классе было шумно. В небольшую комнату набилось человек тридцать, и теперь они пытались перекричать друг друга, чтобы понять и быть понятыми. В конце комнаты оставались свободными два стола. На поверку оказалось, что один из них настолько шаткий, что не пригоден к использованию, и Петя осторожно присел за другой.

Начался урок физики. Высокий худощавый мужчина, слегка седоватый, но еще не старый энергично прошел от дверей до учительского стола и замер. В классе воцарилась тишина. Надо сказать, что первое впечатление, которое производил учитель, было весьма комичным, потому что военная форма сидела на нем, как мешок, а маленькое лицо с добрыми глазами делало его похожим на ребенка. Он присел за стол, открыл папку и сосредоточенно стал перелистывать какие-то бумаги.

— У нас в классе новенький, — произнес он, не отрываясь от бумаг. — Встаньте, пожалуйста, и представьтесь.

— Петя, — просто назвал себя наш герой и увидел, как вокруг широко заулыбались ребята.

— Как? Петя и все, больше ничего? — серьезно посмотрел на него преподаватель.

— А что, надо было и фамилию назвать? — наивно спросил Петя.

— Нет, нет! — успокоил его учитель. — Другим, может, и нужно, но не вам. Принимая во внимание ваши четвертные оценки, я на правах классного руководителя разрешаю вам называться просто Петей. И еще я хотел бы, чтобы вы были ближе ко мне. На перемене, пожалуйста, пересядьте к Жоре, а Геша сядет на ваше место.

— Но, Евгений Петрович, мы уже привыкли с Гешей! — запротестовал Жорик.

— Ты плохо на него влияешь, и к тому же он делает в домашних заданиях много ошибок, ты их старательно списываешь, а мне мерзко проверять списанные работы.

— Да, ладно... — что-то смущенно заворчал тот, косо поглядывая на Петю.

Начались занятия. Петины успехи на каждом уроке бросались в глаза сначала учителям, из выписки четвертных оценок, а затем и ученикам — в его ответах. За несколько дней учебы он завоевал уважение среди учителей. Собираясь вместе, они только о нем и разговаривали. Учащимся же он поначалу не понравился, особенно Жорику. Когда Петя знал правильный ответ на поставленный вопрос, ребята называли его выскочкой, а Жорику не нравилось то, что прежде, чем спросить Петю, сначала вызывали его. Он, конечно же, не знал ответа, и ему всегда было не по себе. Это обстоятельство методически убивало его самолюбие, и главная причина его бед была в Пете.

— Ты мне, как кость в горле! — сказал он как-то Пете один на один.

— Однако это не мешает тебе бессовестным образом переписывать у меня домашние задания, — невозмутимо отвечал ему Петя.

— Я не книжный червь! Мне не дано возиться с вычислениями, это скучно, — пытался оправдаться тот, стараясь не встречаться с Петькиным прямым и неумолимым взглядом. Почему-то ему Пахан не мог просто заткнуть рот, оскорбить или унизить, чтобы отвязался. Возможно, потому что тот говорил то же, что и его израненная совесть.

— Ну конечно, ты рожден для того, чтобы сдавать учителю задания, выполненные на пять, и пристыжено удовлетворяться подаренной за это тройкой. Не кажется ли тебе, что преподаватели оказывают тебе милость, не оставляя на второй год, дарят тебе троечки, как умственно отсталому?

Петя без страха говорил ему всю правду, которая и без того постоянно угнетала Жорика, и слышать это было для него невыносимо. Он слушал его внимательно, а ненависть к этому парню росла в нем с каждым словом. Когда Петя закончил свою тираду, и смысл ее дошел до сознания Жорика, последним овладела такая ярость, что он не в силах был сдержать себя. Он круто повернулся и ударил Петю в лицо, вложив в удар всю свою ненависть. Петя, сраженный такой неожиданностью, с грохотом отлетел метров на пять и рухнул среди стульев. Удар пришелся в переносицу и был настолько силен, что мальчик на несколько секунд потерял сознание. В себя он пришел довольно быстро, но кровь хлынула так сильно, что пришлось немедленно выходить в уборную, чтобы не испачкать весь пол.

Петя пытался остановить кровь, в голове шумело, мысли путались. От холодной воды становилось легче. Странно, но ему было жалко не себя, а Жорика. Он совсем не сердился на него. В былые времена он воспылал бы к нему лютой ненавистью, но сейчас, кажется, он начинал любить этого человека, и это было удивительно.

Вдруг дверь в уборную открылась, и на пороге показался Пахан.

— Петро!

— Что?

— Петро!

— Что? — Петя повернулся к нему. Видно было, что тот хочет что-то сказать, но не решается. Пахан посмотрел на Петю и сморщился. Петино лицо отекало на глазах.

— Петро, ты был прав, — наконец с трудом выдавил он. Жорик хотел попросить прощения, но не мог, и Петя прочитал раскаяние в его печальных, усталых глазах. — Я больше ни у кого не буду переписывать заданий, даже если мне придется остаться на второй год. Даю слово! — сказал он и гордо поднял голову. От собственных слов ему, должно быть, стало легче.

— Я не держу на тебя зла, — совершенно неожиданно для Жорика ответил Петя. — Можешь не переживать, я все равно буду считать тебя хорошим человеком.

— После того, что я сделал? — недоверчиво прищурился тот.

— Да! — заверил его Петя и сунул нос под холодную воду, потому что кровь потекла с новой силой.

— Такого просто не может быть! — сам себе сказал Жорик.

— Если хочешь, я помогу тебе с домашним заданием, когда остановится кровь, — предложил ему Петя, как будто ничего не произошло.

Это предложение окончательно поразило колониста. В его отягощенное сердце не вмещалось такое поведение, и ему вдруг стало страшно. Впервые в жизни им овладел ужас. Ему показалось, что он теряет себя и не в силах что-либо сделать для своей защиты. Его восприятие реальности рушилось, земля уплывала из-под ног.

— Я подумаю об этом, — буркнул он первое, что пришло на ум, и выскочил за дверь, как ошпаренный. Петя только удивленно посмотрел ему вслед и опять сунул лицо под воду.

Пахан влетел в жилую комнату так, словно за ним гнались. Он стремительно прошел мимо ребят, сопровождаемый удивленными взглядами, и грохнулся на свою кровать лицом в подушку. Окружающие бросили свои занятия и ждали, что будет дальше. Было ясно: что-то произошло, и раз у Жорика такое настроение, то должно быть продолжение, во время которого все может проясниться. Новость — это большая редкость в колонии, а интрига — на вес золота. Если что-то не ясно, загадочно, то оно неминуемо притягивает взоры.

Ребята ждали, ждали, но ничего не происходило. Пахан все так же неподвижно лежал на своей кровати, как и десять, и двадцать минут тому назад. Колонисты стали уже терять всякий интерес к происходящему, когда на сцену вышел новый герой. Это был Петя.

Он вошел спокойно и непринужденно, улыбнулся повернувшимся к нему ребятам и пошел к своему месту, давая всем понять, что объяснений не будет. Но их и не требовалось. Более того, без них было даже интересней. К разъяренному Пахану и разбитому Петькиному лицу можно было добавить все, что угодно, лишь бы это было правдоподобным. Во всех углах сразу тихо зашушукались. Говорить об этом вслух еще боялись, чтобы не разбудить неосторожным словом гнев Жорика. Говорили разное, но больше всего было разговоров о предстоящем конфликте между Паханом и надзирателями, когда те учинят разборки. Они понимали, что Петька будет вынужден рассказать им всю правду, иначе ему достанется за непослушание, никто даже и не подумал бы осуждать его за это. Но вот что будет с Жориком, в этом сплетники расходились во мнении, и одни были склонны считать, что на этот раз непокорный плохо кончит, другие — что надзиратели вскоре узнают, почем фунт лиха.

А Петя тем временем, не обращая ни на кого внимания, взял свои книги и стал выполнять домашнее задание. В общей накаленной обстановке ему было трудно сосредоточиться, плюс к тому болела голова и подташнивало. С каждой минутой глаза заплывали все больше, и вскоре Петя понял, что закончить домашнее задание он сегодня не сможет, потому что правым глазом он уже почти ничего не видел, а левому угрожала такая же участь. Когда он пытался представить себе свою физиономию, то не смог сдержать улыбку, и его предположения подтверждались, когда кто-нибудь, посмотрев на него, в ужасе отворачивался.

Ночь выдалась ужасной. Приблизительно через час после отбоя Петю стало так сильно тошнить, что он понял: если немедленно не отправиться в туалет, то не миновать беды. Положение осложнялось тем, что он уже ничего не видел. Надо было добираться до туалета вслепую. Попросить кого-то было стыдно, да и не хотелось никого будить. Он медленно встал с постели, с трудом натянул свои старые штаны и, выставив вперед руки, побрел к выходу. Божья помощь и человеческое упорство способны на многое. Через пару минут он уже был у двери, потом приоткрыл ее и в нерешительности прислушался. В коридоре было тихо.

Пара черных глаз все это время внимательно следила за ним, и Петя даже не догадывался, какую бурю в сердце соседа вызвал его поход в туалет. Жорик лежал в своей постели и кусал одеяло. В нем происходила какая-то внутренняя борьба. Сострадание боролось в нем с его принципами. Душа рвалась, чтобы помочь Пете, но рассудительность заставляла его оставаться на месте. Он был готов кинуться ему на помощь до тех пор, пока Петя не скрылся за дверью, но затем сразу стало легче, и усилием воли он успокоил свою совесть, применив привычные аргументы. Потом он целый час боролся, чтобы заставить себя заснуть, но когда ему это почти удавалось, тут же приходило беспокойство о том, почему так долго нет Пети. Наконец он все же заснул, потому что не любил проигрывать и был очень настойчив, но мирный сон Господь дает только Своим возлюбленным детям. Во сне Жорик бился и метался по кровати в страшных кошмарах.

Петя же без приключений добрался до своего места. Его рвало несколько раз за ночь, и тошнота долго не проходила, поэтому он был вынужден не спать и оставаться в прохладном помещении. Свежий воздух приносил некоторое облегчение. Он да молитва были единственным ободрением в эту бесконечную ночь. Под утро стало несколько легче, но от недостатка сна Петя буквально валился с ног. Зато опухоль на лице немного начала спадать, и он вновь обрел способность видеть. Когда Петя, шатаясь, вернулся в комнату, за окном уже забрезжил рассвет. Ребята начали подниматься, и в утренней суете никто, кроме одного человека, не обратил внимания на вошедшего. Жорик в ужасе уставился на изможденного Петю, а тот ему приветливо улыбнулся.

— Доброе утро, как спалось? — спросил Петя, присаживаясь на край кровати.

— Как обычно, — солгал тот и подумал: «Неужели он только сейчас вернулся?»

Петя посмотрел, с каким усердием его сосед заправляет кровать, и принялся делать то же, вспомнив о предстоящей проверке.

Утренняя проверка началась, как обычно, минута в минуту. Надзиратель быстро прошелся по комнате, сделал несколько несущественных замечаний и приступил к перекличке. Он называл фамилию, а услышав ответ, лично убеждался в присутствии колониста, окидывая его пристальным взглядом. Когда он дошел в списке до Пети, лицо его стало серым.

— Шаг вперед! — скомандовал он.

Петя послушно вышел из строя.

— Кто это тебя так? — ухмыльнулся он.

Петя промолчал, словно не услышал вопроса.

— Я к тебе обращаюсь, урод! — гневно закричал надзиратель и несколько раз презрительно ткнул указательным пальцем в грудь мальчика. Но тот спокойно смотрел на него добрым взглядом сквозь щелочки затекших век.

— Ах ты, маленькое ничтожество! — вскипел надзиратель, до крайности возмущенный таким вопиющим неповиновением. В ярости он привычным движением выхватил дубинку и торцом ударил Петю в живот. Мальчик упал и, хватая ртом воздух, скорчился на полу.

— Охрана! — завопил надзиратель, и в комнату на его крик явились двое солдат. — Вот этого, — и он ткнул носком сапога в бок мальчика, — в карцер. Пусть узнает, что значит игнорировать начальство.

Петю под руки уволокли из комнаты, за ними следом вышел надзиратель. Потом появился принимающий смену. У него, видимо, было хорошее настроение, потому что он принялся читать лекцию о преимуществе дружеских отношений между людьми, особенно проживающих в трудных условиях. Его речь была насыщена высокопарными замечаниями по поводу милосердия и снисходительности к слабому. Когда, наконец, лекция закончилась и ребята смогли более свободно вздохнуть и посудачить о произошедшем, все вдруг заметили, что в комнате осталось странное присутствие чего-то невидимого, но величественного. Кто-то смутно ощущал это, других это беспокоило, но один человек чувствовал это так сильно, что первый раз в жизни понял, что совершил страшный поступок, и это осознание разрушало его изнутри. Слезы подкатывали к горлу, и появлялась ненависть к самому себе. Совесть говорила Жоре: «Ты — ничтожество!», и он был вынужден согласиться с ней.

Пока Петю вели по длинным коридорам, он отдышался. По крутым ступеням его провели в цокольное помещение, затем вдоль узкого прохода мимо многочисленных дверей, похожих одна на другую, как две капли воды. Одна из них была открыта, и Петя очутился в небольшой комнатушке. Прежде чем он успел осмотреться, дверь за ним с громким лязгом захлопнулась, и все вокруг погрузилось в непроглядную тьму. Окон тут не было, это Петя понял сразу по глубокой темноте. Несколько минут он стоял неподвижно, думая, что когда глаза привыкнут к темноте, он что-нибудь увидит. Но его надежды не оправдались, потому что сюда не проникал ни один, даже самый слабый, лучик света. В таком месте глаза к темноте привыкнуть могут, но преимуществ от этого нет никаких. Единственное, что ему удалось увидеть через несколько минут, это вентиляционное отверстие под потолком. Оно почему-то выделялось на общем черном фоне, может быть, потому что было ближе к свету. Но надо же было как-то узнать, что есть в этой комнате, и Петя пошел обследовать все на ощупь. Тут было прохладно и сыро, так что очень скоро он сильно продрог. К тому же стены, которые ему пришлось обследовать, оказались мокрыми и скользкими до такой степени, что до них было неприятно прикоснуться. После нескольких минут безрезультатных поисков ему удалось обнаружить одиноко стоящий унитаз. Но вот кровати, или чего-то подобного ему найти так и не удалось. Это было плохо. Спать хотелось невыносимо, но в таком сыром помещении лечь на бетонный пол было бы просто безумием.

Время остановилось. Петя ходил и ходил взад и вперед бесконечно долго. Несколько раз ему казалось, что силы уже оставляют его, но потом опять становилось немного легче и снова продолжалось путешествие по камере от одной стены к другой.

Очень хотелось есть, но еще больше — спать. В этой темноте и в абсолютной тишине собственные мысли казались ему бредом и пугали, словно внезапные крики. Он понимал, что это от переутомления и успокаивал себя тем, что скоро все закончится.

Прошло какое-то время — час или день, и сил, чтобы ходить, больше не осталось. Петя остановился у стены, оперся на нее и медленно опустился на корточки. Он уже не чувствовал сырости, не замечал холода, даже на темноту уже не обращал внимания. Из всех желаний им теперь овладело одно — спать. Глаза слипались, мысли путались. Он засыпал. Теперь ночь поглотила и его разум, сон был подобен черной пропасти, в которую мальчик падал и падал...

Проснулся он от лязга железного засова. Открывалась дверь. В полосе яркого света Петя смутно различил две фигуры.

— Встать! — загремело в его голове.

Он попытался подняться, но суставы закоченели так, что отказывались повиноваться, и в тщетных попытках мальчик повалился на пол. Мысли текли в голове вяло, неторопливо. Не было ни страха, ни радости от того, что кто-то живой появился в этой дыре, вообще не было никаких чувств. Все тело было холодным и чужим.

Охранники некоторое время молча смотрели на неподвижное скрюченное тело, а потом, не сговариваясь, подняли его под руки и поволокли по коридорам.

Петя не понимал, что с ним происходит, только одно не нравилось ему, как свет режет глаза. Его приволокли в общую комнату и бесцеремонно бросили у порога. Петя почувствовал тепло и, оценив преимущество деревянного пола, тут же заснул.

Когда вошли охранники с Петей, ребята, оказавшиеся ближе других к двери, в ужасе попятились. Зрелище было и впрямь неприглядное. Бледный, почти синий Петя безжизненно свернулся на полу калачиком, не подавая признаков жизни. Его мокрая и грязная одежда прилипла к телу, делая картину еще более ужасной. Волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу, а половина лица была сплошным зелено-желтым синяком.

В комнате стало тихо. Несколько мгновений никто не шевелился. Вдруг Жора кинулся к Пете и схватил его своими огромными руками. Как хрупкую вазу, он понес безжизненное тело мальчика к кровати и на глазах у всех бережно уложил его в постель, укрыл одеялом и опустился рядом с ним на колени. Потом уткнулся лицом в одеяло и зарыдал, как ребенок. Мертвую тишину не нарушал даже шепот. Всех охватило странное трепетное чувство. Знающий человек назвал бы это благоговением, но ребята не могли дать ему названия, они просто застыли в немом оцепенении. На их глазах происходило что-то немыслимое. Жорик, вот уже два года доводивший до слез других, но сам ни разу не уронивший ни слезинки, рыдал так, что его можно было услышать в другом крыле здания. Он плакал до тех пор, пока наступившие перемены не отвлекли его от этого. На Петином лице проступил румянец, но не здоровый, розовый, а яркий, малиновый. Мальчика стало лихорадить. Жорик стянул со своей постели одеяло и накрыл его. Петя бредил. В горячке Петя выкрикивал странные слова и часто звал Иисуса. Ребята заняли все ближайшие к нему кровати и с волнением наблюдали за ним.

Жорик направился к двери, крикнув на ходу, чтобы за Петей присматривали. Он выскочил в коридор и направился к дежурному.

— Товарищ сержант, — обратился он, — у нас в комнате тяжелобольной, пригласите доктора!

Тот оторвался от журнала и презрительно посмотрел на колониста.

— Ты что — издеваешься? — прорычал он ему прямо в лицо. На лице колониста гневно заиграли желваки, но он сдержал свой гнев.

— Если вы проигнорируете нашу просьбу, и парень умрет, я подам на вас в суд, — спокойно, но совершенно серьезно сказал Жорик.

Услышав такое дерзкое заявление, дежурный понял, что парень не шутит, и неохотно встал.

— Пойдем, я хочу взглянуть на этого симулянта.

Когда они вошли, ребята сразу расступились,

освобождая проход. Дежурный подошел поближе и с первого взгляда понял, что дело нешуточное. Не говоря ни слова, он быстро вышел, а спустя пять минут прибыл и доктор.

Он посмотрел на больного и вопросительно уставился на колониста, который был к нему ближе других.

— Карцер, — пояснил тот.

Доктор долго осматривал Петю и неодобрительно качал головой.

— Звери! — наконец заключил он. — Ироды! Разве можно так издеваться над человеком?! Каким бы негодяем он ни был.

— Он ни в чем не виноват, доктор, — твердо сказал ему Жорик. Тот с сомнением посмотрел на Петю. — Это точно! Он верующий человек! Настоящий христианин! А попал сюда по ошибке, — уверял доктора Жорик. Но тот только недоверчиво улыбнулся.

— Ну, ладно. Пойдемте двое со мной, принесем носилки, надо доставить его в лазарет, и побыстрее.

У Пети было воспаление легких. Восемь дней он провалялся в лазарете, и хотя туда никого не пускали, Жорик каждый день приходил справляться об его здоровье и не уходил от дверей, пока ему не сообщали, что все в порядке, больной идет на поправку. Он подумал, что Пете сейчас делать все равно нечего, поэтому наведался в библиотеку, чтобы попросить что-нибудь для него. Библиотекарь, открыв Петину карточку, сразу же вспомнил этого паренька и принес Жорику Библию, которую обещал найти.

Хорошо, что хоть передачи можно было передавать. Петя был несказанно рад вновь увидеть Библию, пожалуй, это было самое лучшее, что мог сделать в тех обстоятельствах Жорик. Теперь Петя понимал, что Господь допустил это испытание для того, чтобы он потом пережил такое благословение.

Это трудно передать словами, но Петя чувствовал, что его отношения с заключенными ребятами перешли в иную фазу. Некоторые из них, не стесняясь, приходили и спрашивали у медперсонала, как он себя чувствует. Он также знал, что что-то произошло и с Жоркой, и теперь они каким-то образом сблизились и переживают друг за друга. Не было дня, чтобы Петя не вспоминал Жоркино обещание и не беспокоился об его успеваемости в школе. А тот, в свою очередь, непрестанно думал о Петре и с нетерпением ждал его возвращения.

В один из дней в колонию пришла большая посылка. Приближался день рождения Серого, и его родственники решили устроить ему праздник. В колонии был такой обычай, что ровно половина имевшегося в посылке съестного отходила «на общак», а все остальное — хозяину. Получив посылку, Серый от счастья чуть с ума не сошел. На радости все, что в ней было, он стал раздавать налево и направо. Но Жорик остановил его.

— Хорош, транжира! Давай дели, как положено.

Ребятам не очень понравилось это замечание,

потому что каждый надеялся получить больше, чем ему причитается при дележе. Но так как все понимали законное основание Жоркиного замечания, то никто протестовать против этого не стал.

При дележке как бы случайно забыли про Петю. Но Жорик и в этом случае восстановил справедливость, с презрением поглядывая на тех, кто недовольно ворчал.

— Он за него, как за родного брата, вступается, а мы для него уже мусор, — сказал один из его приближенных.

— Постыдились бы, — сказал Жорик, — человек в больнице с воспалением легких, а вы, как скоты, кусок хлеба жмете.

Когда все было разделено поровну, и каждый спрятал свои припасы по карманам, на столе осталась небольшая кучка сладостей и фруктов для Пети. Жора снял с кровати свое полотенце, положил на него Петину долю и, прежде чем завернуть узелок, высыпал в него и свою. Это заметил Серый, и ему вдруг стало не по себе, что Жорик последнее отдал для больного. Долго не раздумывая, он подошел к столу и выложил на него почти все, оставив себе пару яблок. Жорка восхищенно посмотрел на него и стал развязывать маленький узелок, который собирался отнести для больного. Другие заметили то, что происходит у стола, и тоже стали по одному молча подходить и выкладывать из карманов содержимое. Таким образом, очень скоро собрали такую передачу, что она не помещалась в полотенце, и ее пришлось вновь укладывать в тот ящик, в котором пришла в колонию посылка. В этот вечер все ребята были счастливы, а Жора, веселый и сияющий, отнес посылку для Петра.

Через восемь дней Петю выписали с двухнедельным освобождением от работы. Похудевший, но счастливый, он вернулся к вечеру в свой корпус, и его приняли, как родного. Каждый считал своим долгом обнять его, и у него вдруг возникло такое чувство, словно он вернулся домой.

— Ну, как здоровье, кореш? — спрашивали его со всех сторон.

— Э, братишка, да ты поправился в лазарете! — пошутил кто-то.

Но Петя вернулся не с пустыми руками. Когда поутихли радостные восклицания, он выглянул за дверь и втянул ящик.

— Вот, — поставил он его на стол. — Я решил съесть это вместе с вами. — И стал выгружать содержимое.

Сладости и фрукты привели окружающих в неописуемый восторг. Все собрались у большого стола и закатили пир горой. Только Жора чувствовал себя несколько неуютно. Он нетерпеливо ерзал на своем месте и постоянно поглядывал на часы.

После окончания застолья Петя подсел к нему.

— Ну, как дела, старина?! — весело спросил он.

— Не очень, — хмуро признался тот.

— Какие-то проблемы?

— С учебой. Учителя думают, что я настолько обленился, что уже списать нормально не могу, а я все свободное время за учебниками просиживаю и никакого толка.

— Давай, неси книги, будем разбираться. Начнем с самого сложного.

Две последующие недели вечерами напролет они сидели за учебниками. Благо, что двухнедельный отпуск позволял Пете не выходить на работу, и в это время он занимался сам.

Жора оказался способным малым. То, что ему не удавалось схватить на лету, он брал усидчивостью и упорством.

Наконец пришло то время, когда Жора самостоятельно выполнил первое в своей жизни домашнее задание по физике. Петя проверил его и удовлетворенно хмыкнул.

— Что ж, это уже не стыдно показать учителю.

Теперь Жора от учебы стал получать удовольствие. Когда дело, которое ты делаешь, получается, оно неминуемо начинает нравиться тебе, потому что приносит чувство удовлетворения.

На уроке он сидел спокойный и гордый. Впервые за годы учебы он мог смело смотреть в глаза преподавателю и не стыдиться.

Только что вошедший учитель сразу заметил какую-то перемену в поведении колониста. Видимо, он неправильно это истолковал, потому что с некоторым пренебрежением тотчас задал ему вопрос, будучи уверен в том, что ответа не последует. Услышав правильный ответ, учитель был крайне удивлен. Но и тогда, когда смысл сказанного дошел до него, он не поверил, что Жора самостоятельно ответил на вопрос и, желая поставить наглеца на место, потребовал от него детальных разъяснений. Но ученик и на этот раз не растерялся, ведь он знал материал, а значит, понимал и суть вопроса. Без особого труда он своими словами пояснил ход своих мыслей, чем невероятно поразил учителя. В этот день в учительской только и было разговоров о двоечнике Жорке, который стал лучше учиться.

На следующем уроке, когда были розданы тетради с домашним заданием, Петя удовлетворенно крякнул, обнаружив очередную пятерку. Но вот Жора необычайно расстроился. Петя тут же заметил хмурое лицо соседа.

— В чем дело? — шепотом спросил он.

Тот молча пододвинул ему свою тетрадь. За домашнее задание по математике, выполненное без единой ошибки, Жоре по обыкновению поставили трояк.

— Старый образ жизни преследует тебя. Дьявол не хочет оставлять своего когда-то верного раба без надзора, — зашептал Петя. — Но истина не боится проверки.

— Можно вопрос? — спросил он учителя.

Петя никогда не задавал вопросов, поэтому это несколько удивило преподавателя.

-Да.

— Почему у Жоры в тетради нет ни одного вашего исправления, а отметка — три? — спросил Петя.

Учитель растерялся. Кто-то из учащихся хихикнул.

— Если он сам выполнил задание, то без труда воспроизведет решение на доске, без тетради. Прошу!

Жора принял вызов и, действительно, безо всякого труда набросал на доске решение задачи, поясняя при этом ход своих мыслей.

После того, как он вернулся на свое место, учитель еще долго задумчиво смотрел на доску, потом повернулся к классу и рассеянно глянул на детей.

— Я прошу прощения за допущенную мной ошибку, — сказал он, но глаза его светились радостью. — Вне всякого сомнения, мы сегодня стали свидетелями чуда.

Жора, гордый и серьезный, молча смотрел на учителя, но как он ни старался скрыть свой восторг, радость сквозила в каждом его движении.

Вот так, незаметно, Петя и Жора стали близкими друзьями. Каждый вечер они вместе выполняли домашнее задание, но перед этим Петя всякий раз молился и просил Божьей мудрости и водительства. Хотя его друг еще ни разу не молился вслух, но всякий раз говорил «Аминь» на Петину молитву, и этого уже было достаточно, чтобы разделить с другом общее благословение.

Ребята замечали Жоркины успехи в учебе, и некоторые откровенно ему завидовали. Это длилось некоторое время, а затем по одному, незаметно, к Пете и Жоре для занятий стали присоединяться другие, и вскоре весь класс как волной захлестнуло. Каждый вечер, в одно и тоже время, все они садились за уроки. Игры и развлечения отошли на второй план, и чаще всего для них просто не хватало времени. Общий интерес сблизил ребят, и они уже мирились с молитвой, которую произносил Петя перед каждым занятием.

Однажды кто-то спросил, зачем молиться перед каждым занятием. Тогда Пете представился случай рассказать ребятам о своей вере и о том, как он познакомился с Иисусом Христом. Он начал свой рассказ со своего детства, с интерната. Эта тема была особенно близка многим из них, и Петя долго рассказывал о своей жизни, о чудесах, которые показал ему Иисус, и о том, как без усилий он изменил свою жизнь, как Христос подарил ему новое рождение. Он поведал ребятам, как много мудрости дала ему Библия и каким большим благословением стала для него колония. Он рассказал, что на этом месте Бог научил его за один месяц большему, чем он узнал за всю свою предыдущую жизнь.

Когда Петя закончил свой рассказ, на него со всех сторон посыпались вопросы, отвечать на которые уже не было времени.

— Хорошо! — поднял руку Петя, пытаясь успокоить возбужденных ребят. — Я предлагаю после уроков проводить время за чтением Библии, в дискуссиях и беседах на различные интересные темы.

Некоторые насторожились: не будет ли все это ущемлять их личной свободы? Но большинству эта идея понравилась.

— В любом случае, это не будет обязательным занятием для всех. Каждый будет иметь возможность заниматься тем, чем ему захочется.

Все началось на следующий вечер. С тех пор день за днем колонисты проводили в общении на разные темы, по большей части о Боге, потому что в таком месте люди особенно нуждаются в Нем, хотя редко признаются в этом даже самим себе.

Каждый день Петя удивлялся Божьим чудесам. Он видел такой интерес людей к Слову Божьему, какого не встретишь на свободе. До сих пор ему не верилось, что можно так сразу организовать столь большую группу по разбору Библии. Он понимал, какая ответственность возложена на него Богом, и усердно молился о мудрости, которой ему всегда недоставало.

Пришла зима. Петя получил первое письмо от Толика. Друг писал о том, что дела у них в интернате идут замечательно. Покаялся Геннадий Васильевич, и с наступлением холодов группа стала регулярно собираться у него дома. Теперь в интернате оттепель. Как только Геннадий Васильевич пришел к Богу, сразу наступило заметное потепление в среде преподавателей. И хотя директорша до сих пор настроена враждебно, остальные все больше тянутся к Богу, к Евангелию. «Сейчас, — писал Толик, — наша маленькая домашняя церковь состоит уже из пятнадцати человек. Недавно стали приходить на собрания еще две учительницы, и одна из них не пропускает ни одного общения. Все полагают, что она уже довольно близка к Богу, и со дня на день ждут ее покаяния. Но мы не торопимся — на все воля Божья.

На днях было еще одно событие, которое тебя заинтересует. В интернат приезжали Славик с мамой, они очень хотели тебя видеть и не поверили своим ушам, когда им сообщили, что ты в колонии. Они ждали тебя на осенние каникулы, но ты не приехал, вот они и пожаловали сами справиться о твоем здоровье. Слава Богу, что после директора Господь направил их к нам. Она им такого про тебя наговорила, что у них волосы дыбом встали. Но мы смогли им все детально объяснить, и они сказали, что этого так не оставят. В общем, они что-то там придумали, но мне пока ничего не известно, потому что все это держат в глубокой тайне, но скоро что-то должно измениться, так что не переживай, Господь еще не сказал Своего последнего слова. Главное, они собираются навестить тебя на зимних каникулах.

Мы постоянно молимся о тебе, и надеемся, что ты чувствуешь нашу молитвенную поддержку. Если ты ответишь на наше письмо, мы будем очень рады, потому что сильно переживаем за тебя».

Это письмо очень обрадовало Петю, но вместе с тем, послужило сильным обличением для него, потому что он до сих пор никому не написал ни одного письма, хотя и обещал. В тот же вечер он сел и сочинил два коротких письма — одно в интернат, другое — Славе. Писал он одно и то же: у меня все хорошо, Господь обильно благословляет, спасибо за молитвы. Вот общий смысл его посланий. Такие скромные письма заставляла его писать осторожность, так как поговаривали, что каждое письмо, прежде чем покинуть стены колонии, внимательно прочитывалось. Судя по тому, как относились здесь к колонистам, ничего удивительного в этом не было.

Приближались новогодние праздники. Настроение у всех было замечательное — ученики с нетерпением ждали каникул, надзиратели — веселых праздников и застолья. Наступил предпраздничный период спокойствия, когда беспощадные дежурные надзиратели благодушествовали, давая поблажки заключенным даже тогда, когда они действительно были виновны. Но проступки колонистов стали большой редкостью, потому что, наученные горьким опытом, ребята чрезвычайно серьезно подходили к соблюдению дисциплины. Раньше наказаний было больше, но с того времени, как карточные игры вышли из моды, и ребята стали бросать не только пить, но и курить, нарушений становилось все меньше и меньше.

Все шло замечательно, и, казалось, ничто не предвещало беды.

Обычный день в колонии состоит из четырех периодов: школа, работа, отдых, отбой. После школы каждый день, кроме субботы и воскресенья, ребята были обязаны отработать четыре часа. Причем не имело значения, какого рода будет их работа, лишь бы это был физический труд. Раньше, когда на территории колонии заняться было нечем, заключенные могли просто перебрасывать с места на место землю или рыть и снова закапывать траншеи. Но те времена прошли, теперь колония начала крупномасштабное строительство. На заднем дворе руками колонистов строился большой хозяйственный комплекс, и под строгим надзором ребята проводили там все положенное для работы время. В прошлом году начали расчищать место под строительство: ровнять холмы, корчевать деревья. С начала лета ребята копали большой котлован, работа постепенно продвигалась, они погрузились уже на метр с лишним, оставалось еще два, но зато самых тяжелых.

Первые Петины рабочие дни показались ему адом. Грунт твердый, с камнями; тяжелые ломы и неудобные лопаты стали настоящим наказанием для мальчика, который никогда не занимался физическим трудом. Он до крови разбил себе руки ломом, а на следующий день еле поднялся с постели. Такая неожиданная физическая нагрузка заставила болеть все его тело, каждая мышца ныла и стонала. Но пришло время работы, и он размял свое капризное тело, а на следующий день все болело еще сильнее. Мучения продолжались целую неделю, а потом все наладилось, и Петя стал чувствовать себя значительно лучше. Оказалось, что это дело привычки.

С приходом зимы работать стало гораздо тяжелее. Пальцы постоянно примерзали к инструментам, а земля стала мерзлой, неподатливой.

В тот день сыпал густой снег. Это природное явление до крайности раздражало дежурившего «дядю Юру», как он себя называл. Он постоянно отмахивался руками от снежных хлопьев, и то и дело гневно ругался и отряхивал шапку. Четвертый час работы подходил к концу. Измотанные тяжелым трудом ребята считали последние минуты до окончания рабочего дня, когда с надзирателем что-то произошло.

— Эй, ты! — обратился он к Серому. — Ты неправильно держишь лопату.

Серый удивленно заморгал глазами. Он был левшой, всегда держал лопату так, как сейчас, и до сих пор это никого не смущало.

— Я всегда ее так держу, — спокойно сказал он, не зная, что можно ответить на такое замечание.

— А ну-ка, возьми лопату, как все нормальные люди, — грозно зашипел на него надзиратель.

Серый понял, что сейчас что-то произойдет. Если он сменит руку, то не сможет работать, если не сменит, все равно проблем не избежать. Он медленно продолжал работать, надеясь на то, что какое-нибудь чудо отвлечет «дядю Юру». Но этого не произошло. Здесь неповиновение надзирателю пресекалось немедленно. Как только надзиратель понял, что его повеление просто игнорируют, он заревел, как раненый медведь, выхватил дубинку и кинулся на несчастного колониста. Тот только успел отпустить лопату и прикрыть руками голову, как на него посыпался град яростных ударов.

Растерявшиеся ребята побросали работу и застыли в нерешительности. Тут, в колонии, случалось всякое, но такого им еще видеть не приходилось. Надзиратель с истошным воплем, брызгая слюной во все стороны, поднимал и опускал свою дубинку вновь и вновь, и этому не было конца. Сбитый с ног, Серый молча пытался отползти в сторону, чтобы избежать сокрушительного напора, обагряя все вокруг кровью и зарываясь в снег под каждым ударом.

Все произошло так стремительно, что поначалу никто ничего не мог понять. Но когда ребята осознали, что происходит, Жора и Петя одновременно кинулись на надзирателя, чтобы уберечь Серого от неминуемой гибели. Надзиратель тут же оставил Серого и переключился на двух других колонистов. Мутные глаза безумца налились кровью, пуговицы на груди отлетели, и шарф метался из стороны в сторону. Могло показаться, что дежурный подвергся нападению, и теперь всего лишь защищается.

— Ребята, навались! — закричал Жора. — Не то этот псих всех нас в гроб загонит!

Несколько человек бросились на помощь товарищам. Надзирателя сбили с ног, скрутили руки и отобрали дубинку. Он орал и в ярости осыпал ребят проклятиями, от бессилия бился лицом об мерзлую землю и с громким хрустом ел песок.

Наконец на крики явилась охрана. В один момент они оказались в гуще событий, но ситуацию восприняли совсем не так, как было все на самом деле. Ближайшие из них на бегу сбили прикладами нескольких колонистов и освободили плачущего надзирателя. Остальные, передернув затворы, кричали и матерились, пытаясь построить заключенных и угрожая пристрелить всякого, кто сдвинется с места. Ребята подняли бесчувственного Серого, и их тут же отправили в барак до выяснения деталей произошедшего.

Наступали праздники, и врача в колонии не было. Серый весь день лежал в кровати и не приходил в себя. Он все время стонал и тяжело дышал. Было похоже, что у него сломано ребро, и все за него очень беспокоились.

Колонисты ожидали наказания и расправ, но, видимо, руководство побаивалось, что Серый умрет, и пыталось замять этот конфликт, тем более, что начальство об этом еще ничего не знало.

На следующий день утром Серый пришел в себя и улыбнулся, чему ребята очень обрадовались.

Прошло три дня. Серый только начал вставать, и к нему вернулся аппетит. Ребро, похоже, и впрямь было сломано, но через пару дней должен был появиться доктор, и тогда Серого, по всей вероятности, переведут на «заслуженный отдых» в лазарет. Сегодня на смену должен был заступать «дядя Юра», и ребята серьезно опасались его жестокой мести. На его благоразумие никто, естественно, не рассчитывал, потому что он не имел сию добродетель в скудном списке своих характеристик.

Настал час пересменки. Ребята нехотя выстроились для проверки. Вошел дежурный, быстро пробежал глазами по заправленным кроватям и вышел, позабыв о перекличке. Ребята стремились побыстрее покончить с этой процедурой, поэтому никто не стал возражать против такого нарушения устава. Следом за дежурным пожаловал и «дядя Юра». С первого же мгновения ребята поняли, почему дежурный был так скор. Надзиратель сегодня был хмур, как грозовая туча, и по всему было видно, что он кипит ненавистью к заключенным и жаждет отмщения. Он вошел не один, следом за ним ввалились трое солдат из охраны, уже довольно хмельные и наигранно веселые. Тяжелое предчувствие легло на Петино сердце.

«Дядя Юра» прошелся вплотную к строю, заглядывая в глаза каждому колонисту. Посмотрел он и в Петины глаза. Густой запах перегара ударил парню в лицо. «Этого еще не хватало!» — с тоской подумал Петя. Новый дежурный как-то по-особенному медленно проследовал вокруг комнаты, на несколько мгновений останавливаясь возле каждой кровати, и всякий раз хозяин кровати замирал, не смея вздохнуть. С каждой минутой атмосфера в комнате накалялась все больше и больше. В этой неестественной тишине надзиратель вдруг выхватил дубинку и стал отчаянно колотить ею по ближайшей кровати. От сокрушительного удара подушка взорвалась, и в воздух взлетело облако перьев. Надзиратель удовлетворенно улыбнулся и вопросительно посмотрел на строй заключенных. Он увидел то, чего так добивался. Все глаза смотрели сейчас на него с отчаянием и ужасом. Ребята, которые уже привыкли к жестокости, еще не знали откровенного безумия, и это приводило всех в трепет.

После этого «дядя Юра» быстро подошел к Серому и слегка толкнул его в грудь дубинкой.

— Этого! — с улыбкой на лице произнес он, и трое солдат с довольным видом взяли Серого под руки и вывели за дверь. Следом вышел и надзиратель.

— Карцер, — предположил Жора, и в наступившей тишине это слово прозвучало, как смертный приговор.

— Ты уверен? — спросил Петя, все еще пытаясь унять дрожь в коленках и сам себя презирая за то, что не может сделать это.

— А разве может быть что-то хуже? — в свою очередь спросил южанин.

— Наверное, хуже может быть только смерть, — мрачно ответил Жора.

— Ребята, давайте сейчас помолимся за Серого, чтобы Господь вмешался в это дело и защитил нашего друга, — предложил вдруг Петя и, к своему удивлению, заметил, что все готовы сделать это.

Все присутствующие молча склонилась на колени, и один за другим ребята стали обращаться к Богу, кто как мог. Молились все, даже те, кто раньше был недоволен благодарением за пищу. Когда дошла очередь до Жоры, он вдруг со слезами начал рассказывать Богу обо всех своих злодеяниях и впервые в жизни захотел изменить свое сердце и стать хорошим человеком.

После молитвы все молча стали собираться в школу. Но наука не шла им на ум. Мысли ребят были обращены к утреннему происшествию.

— Как ты думаешь, Петро, Бог услышал нашу молитву? — спросил на уроке Жора.

— Не сомневаюсь, — твердо ответил Петя.

После обеда никто не пришел за ребятами, чтобы отправить их на работу. Большинство заключенных были в восторге, но некоторых это насторожило. Каникулы еще не начались, значит, они должны были работать, а раз не работают, значит, что-то происходит.

Жора нервно ходил по комнате.

— Что-то не так! Что-то не так! — беспокойно повторял он, а Петя постоянно следил за ним глазами.

Настало время ужина, но ничего больше не происходило. Все шло своим чередом, и даже те, кто сильно волновался, стали потихоньку успокаиваться.

Оставалось полчаса до отбоя, когда дверь комнаты неожиданно открылась, и в помещение впихнули Серого. Он сделал несколько неуверенных шагов и упал на колени. От неожиданности все в комнате замерли. Серый стоял посреди прохода с опухшим от слез лицом и смотрел впереди себя невидящими глазами.

Петя и Жора тут же кинулись к нему и стали радостно обнимать. Но он не обращал на них никакого внимания, мутными глазами испуганно смотрел на окружающих, дрожал, словно в помещении было холодно, и судорожно запахивал окровавленными руками разорванную рубаху.

В первый момент ребята не поняли, что происходит.

— Стоять!!! — вдруг надрывно закричал Жора. Все шарахнулись от него в разные стороны. — Отойдите от Серого!

Ребята изумленно отступили на несколько шагов. Жора со слезами упал на колени и стал тихонько трясти Серого за плечи.

— Серый, Серый! — звал он его. — Посмотри на меня! Ты слышишь? — Но тот мутными глазами смотрел вдаль, и две слезинки медленно катились по его щекам.

Вдруг рукав его рубахи сполз до локтя, и ребятам предстало ужасное зрелище: запястье мальчика было до костей разорвано безжалостными наручниками.

«Что же могло заставить его так сопротивляться, что он изуродовал себе руки?» — в ужасе подумал Петя, но Жора в этот момент, видимо, уже все понял. С яростным воплем «Убью гадов!» он кинулся к дверям. Те, кто были ближе к двери, преградили ему дорогу, а Петя прыгнул и схватил его за ноги. Жора упал лицом вперед, а друзья навалились на него сзади и крепко скрутили.

— Отпустите меня! — визжал Жора и, как сумасшедший, бился в истерике.

— Что происходит? — спросил Петя в самое ухо колониста, когда тот немного успокоился и перестал сопротивляться.

Но парень только плакал. Он пытался успокоиться, часто всхлипывал, и это не давало ему ответить.

— Они опустили его! — наконец со смертельной горечью произнес он.

— Ты хочешь сказать, что они обесчестили его?! — ужаснулся Петя и взглянул на обезумевшего Серого. Тот стоял все в том же положении и не обращал на происходящее никакого внимания. Потом Петя вновь наклонился к Жоре.

— Мы не в силах что-нибудь сейчас сделать. Силой тут ничего не добьешься, — уговаривал он друга. — Когда Серый придет в себя, мы сможем подать на них в суд и посадим этих ублюдков.

— Да, — согласился тот после некоторого раздумья. — На зоне таких не любят, пусть немного побудут в нашей шкуре.

Ребята отвели Серого на Петину кровать, уложили его и укрыли одеялом. Они знали, что сейчас ему нужен покой. Раны его были аккуратно промыты и перевязаны рваными простынями, одежду выбросили.

До середины ночи Петя не мог заснуть, мрачные мысли преследовали его, он боролся с ненавистью. У него не было сил любить людей, которые творят подобное зло. Он понимал, что Бог любит их и хочет изменить, но возможно ли это? А ребята? Они так искренно молились, они верили, что Господь сохранит их друга. Боже, почему? Как я им теперь буду говорить, что Ты контролируешь всю ситуацию?

Петя проснулся от громкого рева и причитаний. Ясность сознания еще не пришла, и в полной темноте он подумал, что это сон. Но мгновением позже он узнал голос южанина. Он был где-то совсем рядом с его кроватью. Петя одним движением скинул с себя одеяло и спрыгнул с кровати. По инерции он направился туда, откуда слышался чей-то голос, и из темноты навстречу ему выплыла жуткая картина. В ужасе Петя отпрянул и попятился, сильно ударившись спиной в Жоркину кровать.

— Ну, что еще такое?! — сонно возмутился тот.

Вспыхнул свет, и на пороге показались заспанные охранники, а за ними дежурный надзиратель.

Яркий свет прояснил ситуацию. На полу на коленях стоял южанин и поддерживал мертвое тело Серого. Скрученные жгутами простыни были переброшены через спинку кровати и опутывали шею несчастного. Каким-то образом южанин увидел в темноте висящего Серого, и теперь держал его на весу, очевидно, надеясь, что тот придет в себя. Все, кто находился в комнате, сразу поняли, что произошло, и кто в этом виноват. Все ребята были в шоке и не могли сдвинуться с места.

К ужасной картине непостижимым образом примешивалось абсолютное спокойствие «дяди Юры». Он легкой походкой прошелся к месту происшествия, деловито похлопывая своей неизменной дубинкой по ладони. В наступившей тишине его голос прогремел как выстрел:

— Тело на мороз, чтобы не завонялось, а убийцу, — концом дубинки он ткнул в спину ошалевшего южанина, — в карцер, не хватало нам, чтобы вы еще давили друг друга, — скомандовал он охранникам. Они как будто проснулись ото сна и кинулись исполнять то, что им повелел дежурный надзиратель.

Все было как в кошмарном сне. Казалось, что на этих людей нет управы, они могут делать все, что захотят, и им за это ничего не будет.

До самого утра спать уже никто не ложился. Петя и Жора тут же сели за стол и начали составлять заявление на имя прокурора. В нем они старались подробно и обстоятельно описать все, что случилось, а затем присутствующие должны были поставить подписи. За работой Петя заметил, что несколько человек долго молились у своих кроватей, как обычно делал он, и это событие его очень удивило, потому что до сих пор такого еще не было. Как приблизил их к Себе Господь, трудно было понять, но все же это было здорово.

Проверка была напряженной, но недолгой. Юра, наигранно веселый, как ни в чем не бывало пробежался между рядами, сделал несколько замечаний и скрылся за дверью. Принимающего смену в этот день пришлось ждать больше получаса. Еще бы, не каждый день передают по смене удавленника.

После проверки в комнату вернулся заплаканный южанин. Его тут же обступили со всех сторон.

— Ну что? — спросил Жора.

Южанин печально посмотрел ему в глаза.

— Они заставили меня подписать бумагу.

— Какую бумагу? — воскликнул Петя.

— Признание, — со вздохом ответил тот, — что я убил Серого.

— Как же ты мог?! — возмутился Жора.

— Они били меня по пяткам, и я не выдержал.

На следующий день сразу после завтрака Петя направился к главному надзирателю с заявлением. Тот его внимательно выслушал, принял заявление, подшил в какую-то папку, и пообещал, что займется этим. Петя, немного удовлетворенный, отправился на учебу.

Как только Петя покинул кабинет начальника, тот немедленно позвонил надзирателю Юрику.

— Срочно в мой кабинет! — грозно рявкнул он и бросил трубку. Спустя двадцать минут в дверь тихо постучали.

— Войдите!

Смущенный «дядя Юра» показался в дверях.

— Садись, — услышал он и, не дожидаясь второго приглашения, присел на краешек стула.

— Я слышал о твоих делишках, — спокойно сказал главный и грозно посмотрел на него. Надзиратель только в ярости заскрежетал зубами.

— Молчишь?! — рявкнул начальник, положив перед ним заявление. — Знаешь, что это для тебя означает? — спросил он вкрадчиво. «Дядя Юра» съежился на стуле. — А мне плевать, что это означает для тебя! Я могу потерять место! Забери это, — после некоторой паузы уже более спокойно произнес главный и пододвинул к надзирателю листок. — Если в ближайшее время на тебя поступят жалобы от заключенных, я тебя так далеко упеку, что даже твой дядюшка-полковник для тебя ничего сделать не сможет.

Жизнь в колонии потекла своим чередом. Ребята ждали реакции прокурора, но ничего не происходило. Через четыре дня, когда надзиратель заступил на смену, всем показалось, что его подменили, так сильно изменилось его поведение. Он стал спокойным, учтивым и обходительным, если такие слова можно применить по отношению к этому человеку. Все это было очень странно, и когда через пару дней ребята поняли, что дело Серого закрыто, возмущение несправедливостью вновь овладело колонистами.

В один из вечеров они собрали совет и постановили, что нужно написать еще одно заявление и постараться передать его иным путем, чтобы оно все же попало в руки адресату. Никто ни минуты не сомневался, что первое заявление не покинуло стен заведения.

Скоро, как и обещали, к Пете приехали гости, привезли ему много вкусного угощения и привет от Толика.

Они расположились в комнате для приезжих за большим столом. Охранник встал у двери, стараясь делать вид, что ему совершенно неинтересно слушать их разговоры. Мама Славика сказала, что подала прошение о пересмотре Петиного дела и надеется, что скоро он будет на свободе. Поделились церковными новостями. Но когда гости поинтересовались делами Пети, он вынужден был сказать, что у него пока все в порядке, только по дому сильно скучает. Охранник ничего не заподозрил, но гости сразу насторожились. Они-то хорошо понимали, что дома мальчик не имел. Улучив момент, когда охранник закуривал сигарету, Петя быстро передал им свернутый лист и попросил:

— Передайте, пожалуйста, горячий привет моим родным.

Петин друг быстро сунул бумагу под свитер. Гости поняли, что нормально поговорить им не удастся и, не задерживаясь надолго, уехали.

Прошло еще два дня, и колонию посетил следователь. Теперь все почувствовали, что грядут большие перемены. Отменили тяжелую работу для колонистов, улучшили питание, и в течение всего дня вызывали на допрос по одному колонисту из комнаты, где жил Серый. Это происходило в течение недели, а затем ребята узнали, что сменился главный надзиратель, а Юрика посадили в следственный изолятор, и теперь его ждет суд.

В этот радостный день колонисты благодарили Бога за то, что справедливость восторжествовала, и Он позаботился и о них, грешниках.

Пришла весна. Радостно зазвенела капель, теплее и ласковее стало солнце. Природа обновлялась, менялась и жизнь колонии. Теперь все было по-другому. Условия жизни стали значительно легче, потому что полностью сменился штат охраны и надзирателей, среди которых появились доброжелательные люди. Те из них, что были построже, тоже были рады новой работе, потому что ребята не доставляли им особенных хлопот. Им теперь не требовалось бороться с азартными играми, пьянством или даже курением. Единственное, что смущало начальство, это ежедневные молитвенные собрания, проводимые ребятами, и чтение Библии. Но с этим было мириться нетрудно, тем более, что жалобы от преподавателей не поступали, кроме того, успеваемость колонистов стала лучше.

В марте Петя получил второе письмо от Толика, в котором он порадовал его новостью, что покаялась директорша интерната, и теперь их жизнь круто изменилась.

После этого не прошло и недели, как за Петей приехали Славик с мамой с постановлением об его освобождении.

— Что произошло? — удивился он.

— Покаялся подельник Лютого. Он все рассказал в милиции, и с тебя сняли обвинение. Он присутствовал при том, как Лютый заставлял Алексея дышать клеем, а потом задушил его пакетом. Он рассказал и о деньгах, которые тот украл, чтобы подставить тебя.

— Мне просто не верится! За что Господь решил меня так благословить?

— Наверное, твоя миссия тут окончена, теперь пришло время трудится в нашей церкви, — сказала мама Славика.

— О! От интерната до вашей церкви сто пятьдесят километров.

— Мы оформили опекунство, значит, ты теперь будешь жить с нами, — радостно объявил друг, и мальчики крепко обнялись.

Перед отъездом Петя прощался с Жорой. Оба плакали.

— Прощай, брат! — обхватил его своими ручищами Жора.

— Прощай! — сдавленно ответил Петя. — Я хочу, чтобы ты принял вот это. — Он протянул другу свою Библию. — Она тебе пригодится, ведь молитвенные часы теперь проводить тебе. А библиотечную отдашь южанину. Надеюсь, скоро привезу вам Евангелия.

В последний раз ребята вместе преклонили колени и помолились о Петином предстоящем служении. И, конечно же, они не сомневались, что Господь услышал их общую горячую молитву.