Чекист

Пролог

Плешивый коротышка с двумя малиновыми ромбами на петлицах гимнастёрки, сидевший в кресле, задумчиво перебирал разложенные перед ним на письменным столе фотографии. На них были изображены сделанные в разные ракурсах виды роскошной дачи партийного секретаря Х; сцены банкета в ресторане, на которых тот же Х, навалившись животом на стол, поедал пудового жареного осетра и закусывал бутербродами с икрой; фривольные картинки отдыха Х на природе в компании пышногрудых красавиц.

Старший сотрудник особых поручений ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев, стоявший навытяжку перед человеком с двумя ромбами, смотрел на те же фотографии настороженно-озабоченно. Они были тайно сделаны его сотрудником, Ахмедом Кирбазаевым, в рамках разработки, точнее, сбора материала на Х.

— Что же ты, Пётр Матвеевич, — укоризненным тоном произнёс, наконец, человек с ромбами, помощник начальника московского отделения ОГПУ Максим Аникеевич Остроухов, — незаконно, без разрешения суда и указания твоего начальства, занимаешься сбором информации о личной жизни уважаемого человека, партийного секретаря, преданного члена нашей большевистской партии?

Остроухов возглавлял четвёртый сектор управления внутренней безопасности московского отделения ОГПУ. Ясенев с ним раньше почти не пересекался по рабочим делам, лишь несколько раз они встречались на общих собраниях. У бывшего российского полковника сложилось мнение о нём, как о безликом сером службисте канцелярского типа. Хотя, с другой стороны, знакомый чекист однажды сказал: «этот человек, пожалуй, способен на поступок. Есть у него что-то такое в глазах». И вот теперь Остроухов неожиданно вызвал Ясенева-Перекурова в свой кабинет, где на столе лежали неизвестно откуда взявшиеся фотографии работы Кирбазаева. Отринув пришедшую на минуту мысль, что Ахмед зачем-то решил подставить своего начальника, старший сотрудник особых поручений пришёл к выводу, что он сам попал в чью-то разработку.

— Разрешите доложить, товарищ комиссар, — откашлявшись, сказал он. — Так что, стараемся мы разоблачать коррупцию. Которая, значитца, незаметной гидрой пробирается в ряды большевиков и наносит большой ущерб народному хозяйству нашей страны.

Остроухов отринул неявное предложение перейти на принятый в среде товарищей по борьбе революционный жаргон, как бы свидетельствующей о социальной близости собеседников, и покачал головой.

— Коррупцию, говоришь? — переспросил он. — А что об этом — он хлопнул ладонью по снимкам, — напишет западная пресса? Которая обслуживает лорда Бивербрука и главарей Антанты, желающих отнять у нашего народа фабрики, заводы, шахты, рудники, расчленить нашу страну? Она начнёт поливать грязью наше социалистическое отечество, подготавливая вторжение империалистических держав. Понимаете ли вы, товарищ Ясенев, что ваши действия могут быть квалифицированы как «измена Родине» или, по меньшей мере, как пособничество иностранной агентуре? — строго глядя на стоявшего перед ним навытяжку человека, произнёс комиссар, указывая на снимки роскошных дач-дворцов, двухэтажных шубохранилищ, и пьяных оргий высокопоставленных чиновников.

Бывший российский полковник понимал это лучше, чем кто-либо другой, но предпочёл промолчать.

— Или, может быть, вы хотите показать, что наша большевистская партия есть партия жуликов и воров, грабителей и коррупционеров? — прищурившись, усилил нажим комиссар. Пока старший сотрудник размышлял над сложившейся ситуацией, чекист с двумя ромбами продолжал:

— Нам известно, что вы занимались слежкой за советскими специалистами в области нефтяной промышленности и сбором информации, представляющей интерес для зарубежных спецслужб. — Голос спрашивающего ещё больше построжел. — Для кого вы добывали эти сведения? Вы работаете на лорда Бивербрука и капиталистов-банкиров лондонского Сити?

Ясенев-Перекуров оценил информированность собеседника, но риторический вопрос оставил без ответа, ожидая перехода к сути дела. Он уже уяснил, что происходит вербовка — сам проводил её не раз — и потому решил просто ждать конкретных предложений. Материал на него был собран качественный, следовало признать.

— А ещё с вашей стороны было крайне наивно предполагать, что нефтяная промышленность — стратегическая отрасль нашей экономики — находится без соответствующего присмотра со стороны компетентных органов, — усмехнулся комиссар, собирая фотографии и укладывая их в отдельную папку.

Ясенев понял, что его операция с Бодуном провалена — того крышевали более ответственные товарищи. По правде говоря, об этом можно было бы догадаться и раньше. Старший сотрудник сделал в памяти отметку — объявить выговор Кирбазаеву, который не заметил встреч работника «Нефтесиндиката» с чекистами — и, вздохнув, приготовился слушать неприятные известия дальше.

Однако его собеседник сменил тон.

— Вы провели очень грамотную работу с Бодуном, — похвалил он. — Вникли в суть дела, сделали точные расчёты. Я послушал его объяснения, посмотрел ваши материалы. Просто отлично!

— Ещё меня очень впечатлил отчёт о вашем выступлении на совещании в МосЧеКа. Золотой унитаз как духовная скрепа, цель человеческого существования и метод борьбы с растлевающим влиянием иноагентов! — плешивый коротышка хохотнул. — Это было сильно!

Перекуров-Ясенев припомнил, что он действительно говорил что-то такое старому царскому полковнику.

— В общем, нам нужны такие люди, как вы. Инициативные, решительные. — Комиссар похлопал ладонью по папке с фотографиями. — С железной логикой и, одновременно, фантазией. — Откуда-то из потайного кармана он извлёк снимок золотого унитаза, семь лет назад устроенного Ясеневым в своей служебной квартире в Ровенской ГубЧеКа, и некоторое время любовался им.

— Что именно от меня требуется? — прервав молчание, осторожно спросил старший сотрудник по особым поручениям. Он понимал, что от сделанного предложения, каким бы оно ни стало, отказаться будет нельзя.

Чекист с двумя ромбами вернул фотографию золотого унитаза обратно в потайной карман и некоторое время барабанил пальцами по столу.

— До сих пор вы действовали как любитель, — наконец, сказал он. Перекуров поморщился и его собеседник счёл нужным уточнить: — Ладно, не совсем любитель, скорее, как профессионал-одиночка. Все ваши операции — антиквариат, нефтянка, рыбное дело и прочее — это самодеятельность. Теперь вы будете работать в составе организации, группы. Моей группы. Вам нужно объяснять преимущества работы в группе единомышленников над одиночной самодеятельностью?

Бывший российский полковник облегченно выдохнул. Дела обстояли не так уж и плохо. Куда лучше, чем он вначале предположил.

— Итак, вы согласны войти в мою группу? — повторил комиссар, в упор глядя на собеседника.

— Вы можете на меня рассчитывать, — заверил тот. — Какие конкретно задачи будут передо мной ставиться?

— В основном те же, что ты решал и до сих пор, — комиссар вновь перешёл на «ты». — Но теперь не в одиночку, а в сотрудничестве с моими людьми. Сбор материала. Аналитика, учитывая твои способности. Иногда мы участвуем в рейдах на бандитов, в боевых акциях, в спецоперациях — при надобности будем к ним привлекать тебя и твоих сотрудников.

— Соперничество за крыши, стрелки, ликвидация конкурентов, — перевёл про себя на привычный язык бывший полковник. Вслух же он коротко произнёс:

— Надеюсь оказаться вам полезным.

Комиссар кивнул, словно и не ожидал другого ответа. — Твоя работа с Бодуном получила самую высокую оценку наших аналитиков, — сказал он. — Они определили, основываясь на твоих материалах, что Бодун, оказывается, утаивал от нас около тысячи долларов в месяц. Будем считать это твоим начальным вкладом в нашу совместную работу. Из него тебе будет отныне выдаваться двести долларов ежемесячно.

Бывший полковник про себя чертыхнулся. Он сам рассчитывал получать с Бодуна две-три тысячи баксов в месяц. Но спорить с вышестоящим товарищем, конечно, не имел возможности. Поэтому, изобразив на лице радостную улыбку, он вежливо поблагодарил за высокую оценку его способностей и оказанное доверие.

— Получать деньги будешь наличными, — продолжал комиссар. — Присылай за ними раз в месяц своего порученца. Бодуна больше не тревожь. И позаботься о надёжном хранении денежных средств — впрочем, этому, я думаю, тебя учить не нужно. А следующее твоё задание будет вот каким…

Глава 1 Аналогов нет

На подмосковном артиллерийском полигоне близ Софрино испытывалась стохастическая реактивная пушка Панчевского. Её казённая часть представляла собой пристыкованную к стволу воронку, а сам ствол, вопреки всем артиллерийским канонам, четыре раза изгибался под прямым углом. Изобретатель невиданного устройства, Аристарх Мокеевич Панчевский, невысокий лысый человечек, озабоченно суетился возле своего детища, покрикивая на техников, подтаскивавших к дулу тяжёлый конический снаряд, вставленный в латунный патрон с нитротканью. Несколько поодаль, наблюдая за процессом заряжания орудия, стояли высокие армейские чины, входившие в комиссию по военной приёмке Штаба РККА.

Наконец, общими усилиями техники втолкнули снаряд в пушку, после чего растянули фитиль и отошли на безопасное расстояние.

Изобретатель взмахнул рукой, сверкнула вспышка, по фитилю пополз огонь, он добрался до казённой части, раздался выстрел, и члены комиссии озадаченно завертели головами, провожая взглядами снаряд, который после вылета из пушки запетлял словно заяц, а потом и вовсе взмыл вертикально вверх и исчез из поля зрения.

Основным достоинством стохастической реактивной пушки Панчевского, представлявшей собой, по словам её изобретателя, новое слово в военно-инженерной мысли, являлось движение выпущенного из неё снаряда по непредсказуемой траектории — что и было продемонстрировано сейчас самым наглядным образом. Действительно, вихлявший при полёте из стороны в сторону снаряд был, после долгих поисков, обнаружен закопавшимся в огород за пределами полигона в прямо противоположном направлении относительно того, под которым он изначально вылетел из жерла орудия.

Потрясённые члены комиссии некоторое время чесали в затылках, потом раздалось несколько неуверенных хлопков, вскоре перешедших в общую овацию, вслед за чем командиры и комиссары стали подходить к раскрасневшемуся от гордости изобретателю и поздравлять его с грандиозным успехом. После чего армейские чины занялись оформлением бумаг — подписанием акта о приёмке, визированием заключений технических экспертов, и прочим подобным. По ходу дела все они выражали восхищение новым, не имеющим аналогов на Западе, грозным оружием, которое должно сделать Красную армию самой могучей в мире.

— Имеет ли ОГПУ замечания к проведённому испытанию или к заключениям экспертов? — спросил, обращаясь к старшему сотруднику по особым поручениям, командарм, председатель комиссии по приёмке.

Ясенев-Перекуров, усмехнувшись про себя, покачал головой. Поскольку именно он составлял заключения военных экспертов, которое те лишь подписывали, то, разумеется, замечаний у него никаких не было.

В официальных бумагах комиссии подпись представителя ОГПУ, как и полагалось по рангу, значилась последней, решающей.

Делая для проформы вид, что он вычитывает поданные ему документы, Ясенев прокручивал в памяти цепь событий, которая привела к сегодняшнему триумфу его протеже Панчевского, и которая началась с разговора, состоявшего у него недавно с новым начальником, комиссаром Остроуховым.

— Как считаешь, Пётр Матвеевич, какая область, после нефтянки, является самой подходящей для эффективного бизнеса? — спросил тот, прочтя составленную Ясеневым аналитическую обзорную записку. Комиссар легко усваивал терминологию, которую, понемногу прогрессорствуя, старался внедрять среди сотрудников ведомства, используя опыт своего прошлого мира, бывший российский полковник.

Перекуров-Ясенев, конечно, из прежней жизни хорошо знал ответ на этот вопрос, но для вида немного подумал.

— Оборонка, — ответил он, наконец. — Это бездонная кладезь.

Остроухов довольно кивнул.

— Отлично. Я и сам так думаю. У тебя уже есть какие-нибудь конкретные наметки?

Перекуров вспомнил популярный мем его времени, обладавший волшебной силой выбивать бюджетные деньги из самых скупых финансистов. У него появилось чувство уверенности, что и здесь, при правильной раскрутке, под этот мем можно будет срубить бабла немеряно. А имея за собой такое прикрытие как отдел внутренней безопасности ОГПУ, можно будет развернуться так, что все его прежние достижения — с антиквариатом, рыбой и прочие — покажутся жалкими дилетантскими потугами.

— Аналоговнет, — кратко сказал он.

— Как-как? — озадаченно переспросил Остроухов.

— Создание не имеющего аналогов на Западе оружия, — пояснил бывший российский полковник. — То есть такого, до которого не дошла мысль ограниченных служением эксплуататорскому классу инженеров буржуазного мира, но до которого додумался наш раскрепощённый свободный народ. Реальные расходы на такие проекты будут минимальными, но, поскольку их результаты не имеют аналогов в мире, и сравнивать их, таким образом, не с чем, то под них можно будет запрашивать из бюджета любые суммы.

Комиссар откинулся в кресле, сложил руки на животе и с интересом посмотрел на своего нового подчинённого. Он, несомненно, был прав, определив его как талантливого самородка, одного из тех самобытных дарований, которые иногда появляются на поверхности общественной жизни из глубин народа.

— Кандидатуры изобретателей не имеющего аналогов в мире оружия можно подобрать из контингента спецпоселенцев лагерей, — развивал тем временем свою мысль старший сотрудник ОГПУ. — Я, кстати, не так давно проводил там инспекцию.

— И взял кого-нибудь на заметку?

Ясенев кивнул. Он вспомнил лысого человечка, сидевшего за растрату и тщетно пытавшегося заинтересовать посещавших время от времени лагерь ревизоров проектом невиданной пушки, аналогов которой, по его заверениям, в мире не было. Ясенев тоже, в одну своих из инспекций по линии ОГПУ, выслушивал этого человечка, сбивчиво толковавшего о реактивном движении, случайных процессах и нерегулярных траекториях, но тогда не заинтересовался его проектом, хотя и записал его данные на всякий случай. И вот теперь предоставилась возможность пустить этот проект в ход.

Он кратко объяснил своему начальнику идею Аристарха Мокеевича Панчевского — так звали изобретателя — насчёт орудия, запускавшего снаряд по непредсказуемой траектории — реактивно-стохастической пушки, как назвал её сам новатор.

— Такие пушки можно не только использовать в полевых условиях, но и ставить на танки, на бронетехнику, на самолёты. Они сгодятся и вместо зениток. В общем, имеют самые широкий спектр применения. По сути, это универсальное оружие.

— И такого оружия точно нет на Западе? Ни в Европе, ни в Америке? — спросил внимательно слушавший Ясенева комиссар.

— Нет и не предвидится, — заверил тот. — Стопроцентно.

Поразмыслив, Остроухов кивнул.

— Добро. Бери своего изобретателя, составляй вместе с ним технический проект, приглашай экспертов и неси мне. Я возьму на себя контакты с армейскими чинами.

Да, и ещё составь этот, как ты его называешь, — комиссар начал было копаться в аналитической докладной записке, но Ясенев услужливо подсказал: — Бизнес-план.

— Ага, вот-вот. Ну и голова у тебя, Матвеич.

Не теряя времени, старший сотрудник ОГПУ по особым поручением вызволил из лагеря на Колыме изобретателя, который был безумно рад вернуться в цивилизованную жизнь, а также заняться любимой работой. Из числа спецпоселенцев того же лагеря Ясенев набрал и экспертов. Технический проект и экспертные заключения он написал сам. Примерно зная дальнейшую историю страны, он понимал, что после прихода к власти Сталина судьба его экспертов окажется незавидной, но это его не беспокоило. Сами же эксперты, бывшие профессора и конструкторы, освобождённые из лагерей или возвращённые из ссылок, смотрели на своего освободителя как на посланца Божия. Дав им несколько дней отдохнуть, подстричься и подкормиться — чтобы тем самым ещё и дополнительно почувствовать разницу между нынешней городской и прежней лагерной жизнью, в которую они могли снова по его воле вернуться — Ясенев передал им технические обоснования, которые те подписали не глядя. В его прежнем мире Перекурову пришлось бы их уламывать, предлагать деньги или собирать на них компромат, но здесь на жизнь смотрели проще.

Вслед за чем старший сотрудник ОГПУ прибыл к своему начальнику с эскизом невиданного оружия, техническим проектом, экспертными заключениями, и бизнес-планом.

— Где прописаны откаты армейцам? — спросил Остроухов, просматривая предварительную смету распила бюджетных средств. Новые ёмкие слова тоже были введены в профессиональный оборот бывшим полковником.

— На предпоследней странице, — показал Ясенев. — На нашу долю остаётся примерно треть от всех выделенных денег.

Комиссар кивнул, прошёлся красным карандашом по бумаге, делая пометки и кое-где исправляя числа, после чего вернул документы своему сотруднику.

— Действуй, — сказал он. — Начни с обзвона вот этих командармов, они предупреждены, ссылайся на меня. Вот в этой части — её начальник человек с принципами — сначала свяжись с особистом и расскажи про аналогов-нет оружие. Пусть он объяснит политический момент своему командиру. Остальным хватит откатов. Числа кое-где я исправил.

Остроухов обвёл красным карандашом и дважды жирно подчеркнул итоговые суммы, которые должны были быть выделены из госбюджета на этот проект. Повернувшись к подчинённому, он повторил:

— Действуй, Пётр Матвеевич. Ты был прав, это бездонная кладезь.

— На оружие денег жалеть не будут, — поддакнул тот, собирая бумаги и укладывая их в папку.

— Есть ещё какие-нибудь идеи? — поинтересовался комиссар.

— Есть, — кивнул Ясенев. — Можно создать гиперболоид, прожигающий броню танков противника раскалённым лучом — такой проект предлагает некто Гарин, сидящий сейчас на Соловках. У итальянца, не помню фамилию, он сидит в Печорлаге, был проект самолёта, движущегося со скоростью больше двадцати махов. Есть и кое-какие другие идеи.

Ясенев подумал о создании радара, принцип устройства которого он знал весьма смутно, но попрогрессорствовать в этой области был не прочь. Во всяком случае, он был совершенно уверен, что эффектно подать эту идею и получить под неё приличное финансирование труда не составит.

— Очень хорошо, — заключил комиссар. — Будем иметь всё это в перспективе. Подыскивай, Пётр Матвеевич, новых исполнителей, для спецоперации, которую назовём Аналогов Нет.

Дочитывая документы и ставя затем на них свою размашистую подпись, Ясенев размышлял о перспективах.

Закончив формальности, он вернул бумаги председателю комиссии и громко сказал:

— Новое оружие, товарищи, должно крепко послужить делу мировой революции. За построение этого светлого завтра и борются наши лучшие люди!

Поднимая вверх сжатый кулак в ответ на раздавшиеся аплодисменты, он про себя добавил:

«А построение светлого завтра должно обеспечить лучшим людям доступ к серьёзному баблу уже сегодня. Да и ничто человеческое людям не чуждо, особенно когда оно само в руки плывёт».

Глава 2 Хорошо поднялись

За один только первый месяц после подписания акта приёмки заказы на стохастические пушки Панчевского сделали управления полевой артиллерии, авиационного вооружения, военно-морских судов. Ожидались заказы для установки орудий нового типа на танках и бронемашинах. Также, в не слишком отдалённом будущем предполагалось заменить ими все зенитки страны.

Выданных заказов хватило на загрузку трёх артиллерийских заводов — с соответствующими выплатами всем причастным. В целом, урожай был снят очень обильный — как изначально и планировалось.

Теперь не только Пётр Матвеевич Ясенев, но и все сотрудники его группы — Ахмед Кирбазаев, Мокей Телятников, Митя Фельдцерман — могли себе позволить ежедневные обеды в «Метрополе». Сам шеф, впрочем, предпочитал заказывать обеды на службу или на дом, в зависимости от того, где он в этот момент находился. Только Зиночка Сенникова, она же «агент Маша», включённая в штат совсем недавно, трудилась в командировке, продолжая выявлять иноагентов в Печорском леспромхозе. Однако и ей из ежемесячно проливавшегося на группу Ясенева золотого дождя начальство выделяло определённую премиальную сумму.

— Э, как хорошо поднялись! — сказал однажды, после выдачи особенно крупного бонуса, Ахмед Кирбазаев. Вместе с другими сотрудниками ведомства он понемногу усваивал профессиональную терминологию, которую незаметно, но настойчиво внедрял среди коллег, содействуя повышению их квалификации, бывший российский полковник.

Ясенев кивнул, соглашаясь. Он с каждым днём чувствовал себя на новом месте всё увереннее, и в какой-то момент даже решил начать потихоньку собирать материал на Остроухова. Но первые же сведения которые он отыскал, заставили его насторожиться. Оказалось, что шеф, которого он ранее считал серой канцелярской крысой, имел весьма бурное прошлое, описанное в нескольких революционных брошюрах. На его счету числились эксы, теракты против губернаторов, подрывы домов, где обитали царские чиновники. Когда Ясенев копнул ещё глубже, он узнал, что вскоре после революции группа боевиков Остроухова, на пару с анархистами, захватила контроль над богатым сибирским городом и поставила на счётчик всех местных предпринимателей. Затем между партнёрами случился конфликт с перестрелкой, после чего остатки уцелевших анархистов разбежались по неведомым закоулкам, а Максим Аникеевич возглавил местную ЧеКа.

Доведя свои конспиративные исследования до этого пункта, Ясенев отчётливо понял, что дальше копать опасно и сдал назад. Однако в его отношении к шефу теперь появились признаки искреннего, а не показного, уважения.

На второй месяц после перевода в новый отдел старший сотрудник по особым поручениям отправился в служебную командировку в Швейцарию, где открыл на своё имя долларовый счёт и покатался на лыжах в горном альпийском курорте. После возвращения он попросил начальника направлять его в такие командировки каждые три месяца, на что Остроухов, учитывая весьма эффективную работу своего нового помощника, охотно дал согласие. Ясенев-Перекуров понимал, что с накоплением первичного капитала и созданием запасного аэродрома ему следует поспешить — до прихода к власти Сталина оставалось уже совсем немного времени, и, значит, эффективному бизнесу скоро должен был наступить конец.

Глава 3 Стрелка

Прошло примерно полгода с тех пор, как старший сотрудник ОГПУ Пётр Матвеевич Ясенев вошёл, вместе со своими подчинёнными, в группу комиссара Максима Аникеевича Остроухова, получившую, по предложению бывшего российского полковника, неофициальное название спецотряда по борьбе с коррупцией. Ясенев-Перекуров успешно применял свои прежние знания и умения, новое начальство ему благоволило, счёт в швейцарском банке постепенно рос.

В один ненастный осенний день в его кабинете включилась селекторная связь и работников сектора пригласили на общее собрание в актовый зал.

Ясенев впервые увидел команду Остроухова в полном составе. До сих пор он имел дело, кроме самого комиссара, только с несколькими аналитиками, людьми интеллектуального типа. Теперь же, на общий сбор, явились все сотрудники, включая боевиков, которых оказалось около десятка. Некоторые из них проверяли оружие, другие пересчитывали деньги, третьи, похоже, закидывались наркотиками. Большинство из них были чекисту незнакомы, и он с интересом рассматривал синие наколки и бандитские физиономии, вполне достойные помещения в альбом Ломброзо.

Один из боевиков, плосколицый тип с плотно прижатыми к гладко выбритому черепу ушами, запуская в ноздрю порцию кокаина почувствовал на себе пристальный взгляд, повернулся, подмигнул чекисту, и сказал с сильным акцентом:

— По жизни попробовать надо всё, я щетаю. Верно, товарисч?

— Почему-то те, кто так говорит, имеют в виду наркотики и порно, а не изучение квантовой физики, — пробормотал вполголоса бывший полковник, знакомый с моралью про «всё попробовать» из своей прошлой жизни. Вслух же он, не желая раздражать наркомана-уголовника, ограничился вежливо-неразборчивым хеканьем и неопределённым кивком.

Наконец, появился и комиссар с двумя помощниками. Сухим тоном он сообщил собравшимся, что сегодня вечером состоится спецоперация против банды спекулянтов, попросил всех сменить одежду на штатскую, и к семи часам рассосредоточенно прибыть к боковому входу Казанского вокзала. Сама операция, добавил он, будет проводиться на сортировочному участке возле водной цистерны, где бандиты, по сообщению информатора, назначили стрелку своим конкурентам. — Предположительно придёт около пятнадцати человек. Мой вам приказ — ликвидировать всех, — закончил инструктаж комиссар.

На задание Ясенев с Кирбазаевым, получившие для спецоперации пистолеты-пулемёты Томпсона, выдвинулись когда стало уже темнеть. Возле боковых дверей Казанского вокзала их встретил комиссар, которых указывал каждому из прибывавших чекистов его дислокацию — кому-то на крышу товарного вагона, кому-то — на перекрытие ведущих из станции в город переулков.

Вскоре небольшой отряд скрытно занял намеченные позиции и принялся ожидать прибытия обеих конкурирующих банд. «Как только услышите мой свисток — открывайте шквальный огонь», — предупредил всех комиссар.

Уже совсем стемнело, только слабо просвечивала сквозь тучи молодая Луна, когда, наконец, к площадке перед водной цистерной с разных сторон подошли две группы бандитов. От каждой из них отделилось по паре человек — главари с охранниками — которые пошли навстречу друг другу. Однако начать переговоры они не успели. Раздался свисток и на братву с крыш близлежащих товарных вагонов, из окон соседних зданий, из тёмных переулков обрушился свинцовый ливень. Мощные пистолеты-пулемёты Томпсона, которых даже у чекистов было немного и которые выдавались только для спецопераций, наповал разили ошеломлённых гангстеров. Через несколько минут площадка была усеяна изрешеченными пулями телами, лишь несколько бандитов, вопящих от ужаса, попытались убежать в переулок, но там их встретила засада.

Луна совсем скрылась за тучами. На погружённой во тьму небольшой площадке неподвижно лежал, в разных позах, десяток покойников. Чекисты собрались несколько поодаль, возле вагона товарного поезда.

Убедившись, что все бандиты мертвы, а никто из его подчинённых не пострадал, комиссар Остроухов приказал:

— Рассосредотачиваемся и выходим к вокзалу. Завтра пишем отчёт, кто где был и что делал. Я ещё немного задержусь. Поторопитесь.

Чекисты начали расходиться. Ясенев, переступив через рельсы, тоже направился было в сторону вокзала, но на полдороге его что-то остановило, возможно профессиональная интуиция, учуявшая некий диссонанс в словах начальника. Он свернул к стоявшему на соседних путях товарному поезду, укрылся за его вагоном и принялся внимательно наблюдать через щель между досками за происходящим на площадке, где только что были расстреляны бандиты.

В смутном лунном свете он увидел как комиссар, осмотревшись по сторонам и словно бы принюхавшись, оттащил один из трупов в укромное местечко, после чего припал ртом к открытой ране и с тихим довольным урчанием принялся жадно сосать свежую кровь.

Тучи снова скрыли Луну и стало совсем темно.

Ошеломлённый Перекуров немного высунулся из-за вагона, пытаясь получше рассмотреть происходящее.

Вампир, которым оказался его начальник, резко вскинул голову и повернулся в его сторону, вглядываясь во тьму.

Перекуров тотчас прянул назад и, пригнувшись, принялся потихоньку пятиться, держась так, чтобы его закрывал вагон. Наткнувшись на другой вагон, он залез под него, перебрался через рельсы, и, отделённый от водной цистерны теперь уже двумя поездами, со всех ног припустил к вокзалу. Через пять минут он сидел в тёплом помещении буфета, и, чтобы успокоиться, хлестал одну рюмку водки за другой. Он понимал, что случайно оказался свидетелем таких дел, о которых лучше быть в неведении.

На следующий день, сдавая вместе с коллегами отчёт о своих действиях секретарше шефа, он осторожно вглядывался в неё, пытаясь по её настроению уловить, заметил ли его вчера комиссар. Хотя дело происходило в почти полной темноте, но он когда-то читал или слышал, что вампиры способны видеть в ночи как кошки.

Неопределённость в этом вопросе продолжала беспокоить старшего сотрудника ОГПУ все оставшиеся дни недели. К вечеру пятницы он уже почти совсем успокоился и решил, что его подглядывание прошло незамеченным, хотя так и не придумал, что же ему делать с этим новым знанием.

Однако утром в субботу у него дома неожиданно зазвонил телефон, и комиссар предложил «встретиться и поговорить о делах».

Глава 4 Разговор в парке

Перекуров и Остроухов жили в соседних служебных домах. Когда старший сотрудник ОГПУ спустился вниз по лестнице и вышел на улицу, комиссар уже ждал его возле дверей подъезда.

Перебросившись парой незначительных фраз, они направились в близлежащий парк. По пути им встретился дюжий высоченный мужик в спортивном костюме — Василий, агент транспортного отдела ОГПУ, живший в том же доме, что и комиссар. Ясенев был знаком с ним и они обменялись кивками. По Остроухову Василий лишь скользнул равнодушным взглядом. Коротышка-комиссар что-то недовольно буркнул и зло сверкнул глазами.

В парке они обосновались на скамейке, в тени деревьев, вдали от других гуляющих. Комиссар достал из роскошного портсигара папиросу, вставил её в мундштук, щёлкнул зажигалкой и затянулся дымом.

— Ты видел, — утверждающим тоном сообщил он.

Старший сотрудник счёл бесполезным отпираться, но и говорить ничего не стал. Выжидающе уставившись на собеседника, он размышлял о том, в какую сторону может повернуться разговор. Ситуация выходила, по меньшей мере, странной и опасной.

Помолчав немного, комиссар сказал, отряхивая пепел с папиросы:

— Да, я принадлежу к семейству вампиров. Так нас называют люди. Нас мало, мы встречаемся редко среди людей. Мы особые, избранные. Люди не понимают нас, в своём большинстве они тупы и невежественны.

Ты показал себя другим. Ты умён, талантлив, отличный аналитик. Хорошо проявил себя и в последнем рейде. Я рад, что ты работаешь в моём отделе. У тебя большие перспективы.

Вампир ещё помолчал, а потом, доверительно нагнувшись к собеседнику, предложил:

— Ты можешь стать совсем своим для нас.

Ясенев-Перекуров облизнул пересохшие губы.

— Как это? — хриплым голосом спросил он.

— Ты можешь присоединиться к нашему сообществу. Семейству вампиров.

Поскольку Ясенев-Перекуров продолжал вопросительно смотреть на него, вурдалак пояснил:

— Один ритуальный укус в шею, и ты станешь нашим.

Старший сотрудник ОГПУ вздрогнул и невольно дёрнулся в сторону.

Его начальник усмехнулся, загасил папиросу и швырнул бычок в урну.

— Превращение человека в вурдалака может произойти только добровольно, — сообщил он. — Все эти россказни в книжках про то, как мы набрасываемся на людей и, искусав их, превращаем в себе подобных — совершеннейшая ерунда. Только сам человек может превратить себя в вурдалака. При помощи других вурдалаков, разумеется.

Перекуров отвёл взгляд от лица вампира, в черных зрачках которого он теперь улавливал красноватые искорки. Сейчас он понял, что имел в виду его знакомый чекист, сказавший об Остроухове: «у него есть что-то в глазах».

Некоторое время старший сотрудник пытался собрать вместе разбегавшиеся мысли, но те как-то не очень хотели складываться во что-то определённое.

— Не всё же время тебе быть простым оперативником, — усилил давление его начальник. — После инициации твой статус сильно повысится. Мне в карьере постоянно помогали наши. Так и ты, если присоединишься к нам, тоже быстро взлетишь.

Перекуров откашлялся.

— Пока я не готов, — сказал он. — Это ответственное решение и над ним надо подумать.

— Думай, — благосклонно разрешил его начальник. Он закурил новую папиросу и продолжил:

— У нас обширные планы. Нас, вурдалаков, долго угнетали, преследовали, мы вынуждены были маскироваться и прятаться. Сейчас тоже мы ещё не можем развернуться в полную силу, открыто пить кровь у людей, готовить из неё гурманские блюда…

Плешивый коротышка облизнулся.

— Но мы стремимся к этому и обязательно достигнем своей цели. Мы превратим весь народ в покорное стадо своих рабов, которые будут верить всему, что мы говорим, и даже с радостью выполнять всё, что мы прикажем, включая отправку своих детей к нам на пропитание, чтобы мы сосали из них кровь. Или использовать их, чтобы сосать кровь из других. Ах! Нет ничего слаще тёплой, свежей человеческой крови!

Вурдалак снова провёл языком по губам.

— Мы преобразуем человеческий материал. Заставим их полюбить нас, вурдалаков, когда мы окончательно выйдем из тени. Мы превратим население этой страны в рабов, но при этом убедим их, что такое положение — лучшее из всех возможных, что служение нам, их хозяевам — высшая радость, которую они могут испытать.

Вурдалак мечтательно зажмурился, словно наслаждаясь описанной им картиной, потом снова открыл глаза и добавил:

— А ещё наши учёные считают, что кровь молодых, особенно детей, омолаживает организм, помогает ему избежать старения. Так что мы будем жить очень долго, насыщенной жизнью, а обычные людишки будут просто проходить по ней, бесполезными однодневными тенями, не свершая никаких великих и славных деяний.

Вампир стряхнул с папиросы пепел, после чего продолжил:

— У нас много врагов. И внутренних — всех, кто не принимает наши сакральные вурдалачьи ценности, и внешних. Гадит англичанка — неймётся приспешникам лорда Бивербрука. Наши идеалы не понимают бездуховные твари пиндосы. Но у нас славная история, в которой мы черпаем дополнительные силы. У нас есть герои — много таковых пришло в своё время с Ордой. Вот когда нашим было раздолье! Потом в нашей истории было ещё много великих вурдалаков. И сейчас у нас тоже много влиятельных друзей наверху, которые помогают своим.

— В правительстве есть ваши?

— Конечно. Ты постепенно познакомишься со всеми, когда станешь одним из нас. Кроме них, есть и попутчики — полезные идиоты, как их иногда называют.

— А на Западе тоже ваши есть? — помолчав, спросил Ясенев.

— Бездуховный Запад слаб, — ответил собеседник. — Когда-то там было вампиров не меньше чем у нас, но, с течением времени, изнеженные гейропейцы стали вырождаться, а вместе с ними стало слабеть там и наше племя. Да, на Западе ещё встречаются сильные личности, но, в целом, он слаб. Хотя недавно в Германии появился один перспективный человечек, ничуть не хуже наших. Если ему удастся реализовать свой потенциал — мы славно попируем. Он, хоть и людской породы, но стоит близко к нам. Полуприкрыв глаза, вампир продолжал вдохновенно вещать.

— Мы всех нагнём. Все будут стоять перед нами на коленях и умолять о пощаде. Весь мир станет нашим. Так предначертано судьбой.

«Новый Чингисхан», — тоскливо думал Ясенев, выслушивая откровения своего разошедшегося начальника. — «Захватить весь мир!? Проклятье, почему они никогда не могут остановиться. Ведь наш эффективный бизнес так хорошо пошёл. Ах да, он же вампир, да ещё идейный. Чёрт их всех побери». Впрочем, внешне бывший российский полковник продолжать сохранять вежливое выражение лица и внимательно слушать собеседника. Однако тот и сам, похоже, понял, что чересчур увлёкся и несколько снизил накал риторики.

— Мы, вурдалаки, в конечном счёте не хотим ничего, кроме уважения, — примиряющим тоном сказал он. — Весь мир должен нас уважать.

Вампир на некоторое время умолк, попыхтел папиросой, потом повторил:

— Да, мы примем все меры, чтобы заставить мир уважать нас.

— И знаете что, — он снова доверительно наклонился к собеседнику. — Я начну со своего соседа. Вот того самого тупого Васи, которого мы сегодня встретили. Он меня совсем не замечает, не уважает. Но я заставлю его уважать меня.

Ясенев припомнил встреченного утром мускулистого бугая из соседнего дома, а Остроухов, тем временем, продолжал бухтеть:

— Рядом живём, он ниже этажом, а ничуть меня не уважает. Ему это даром не пройдёт. Всё, что мы, вампиры, хотим от людей — это только уважение.

В понедельник старший сотрудник пришёл на работу совсем смурной. Из рук всё валилось и он, забросив недописанный отчёт в ящик стола и отшвырнув авторучку, принялся вполголоса разговаривать сам с собой:

— Я думал, он просто пилит деньги, а оказалось он — реальный вурдалак. Да ещё идейный, так его растак. Диктатура вурдалаков в стране, потом во всём мире. Да ещё психические комплексы. Синдром коротышки. «Меня должны уважать». Тьфу. Не надо было мне с ним связываться.

Последнюю фразу он, забывшись, произнёс вслух, так что сидевший за соседним столом Кирбазаев удивлённо спросил:

— Э, почему, начальник, мы же так хорошо поднялись?

Бывший российский полковник досадливо поморщился, но пояснил:

— Он идейный, и тиран, и по законам тирании окружит себя лизоблюдами и подонками, а когда эта шаткая конструкция рухнет, то она похоронит под собой всех причастных, включая нас. Это во-первых. Во-вторых, мы пришли заниматься эффективным бизнесом, а не покорять Вселенную. Просто хорошо жить, а не выполнять чингисхановы планы, подставляя свои головы под бойню ради покорения вурдалаками мира. Короче, надо валить.

— Непонятно говоришь, начальник, — покачал головой Кирбазаев.

— Ладно, проехали, — махнул рукой Ясенев-Перекуров. — Забудь.

На следующий день комиссар, предварительно позвонив, снова встретил старшего сотрудника у подъезда и, первым делом, осведомился:.

— Надумал?

— Думаю, — односложно ответил мрачный Перекуров.

— Хорошо, думай. Когда надумаешь — скажешь. Это выгодно тебе, не мне. А я, между прочим, уже начал принуждать своего тупого соседа Васю к уважению.

— Как это?

— Он живёт прямо подо мной, этажом ниже. И вчера вечером я бросил ему сверху на балкон дохлую кошку.

— ??

— Он меня не уважает, я же говорил. А я должен доказать ему величие вурдалаков, — пояснил плешивый кровосос. — Сегодня утром я ещё и вылил ему на балкон помои. — Остроухов подмигнул и хохотнул. — Вася непременно меня зауважает.

Ещё через два дня, когда комиссар и старший сотрудник по особым поручениям возвращались домой после работы, к ним подошёл хмурый Василий, который, похоже, подстерегал своего соседа.

— Кто нагадил мне на балкон? — исподлобья глядя на Остроухова, мрачно спросил он.

Тот оживился. Подмигивая и подталкивая своего коллегу в бок он принялся объяснить:

— Это, Василий, всем нам гадит англичанка. Лорд Бивербрук и капиталисты Сити устраивают против нас провокации. Пиндосы опять же у них на подхвате. Им нет большего удовольствия, чем облить грязью нас и наши ценности. Только сплотившись и проявляя уважение к своим вождям, наш народ сможет дать им отпор.

Василий, почесав в затылке и окинув недовольным взглядом их обоих, удалился.

Плешивый коротышка-комиссар, трясясь от возбуждения, повернулся к Перекурову.

— Ты видишь, видишь? Вася уже начинает меня уважать! — брызгая слюной затараторил он. — Уже обратил на мня внимание!

Немного успокоившись и передохнув, он пояснил своему подчинённому:

— Англичанка всегда гадит, но мне надо доказать величие вурдалаков, надо втемяшить в пустые головы вот этих вась необходимость проявлять к нам уважение. И заметь, он уже обратил на меня внимание. Скоро даже до его тупой башки дойдёт, что меня надо уважать.

Глава 5 Жест доброй воли

Ещё через день, когда комиссар и старший сотрудник возвращались с работы домой, из переулка к ним навстречу устремился Василий. Его физиономия была прямо-таки перекошена.

— Ха-ха, похоже, он клюнул. Вчера я прямо у него на глазах обоссал его балкон, — похвастался плешивый коротышка. — А то всё никак до него не доходило. Смотри, сейчас он будет проявлять ко мне уважение.

С такими словами Остроухов приосанился, принял величественную позу, отставил правую ногу и простёр ладонь в сторону направлявшегося к нему бугая — приготовился, что тот будет проявлять к нему уважение — поцелует руку, падёт на колени, или ещё что.

Однако вместо всего этого разъярённый Василий схватил комиссара за горло и начал душить.

Тот выпучил глаза.

— Ты что делаешь, ты как смеешь. ты должен проявить ко мне уважение, — пытаясь оттолкнуть бугая, хрипел изумлённый вурдалак.

Василий, ничего не отвечая, с ожесточённым выражением лица усиливал нажим.

Вурдалак ещё немного потрепыхался и обмяк.

Василий отшвырнул в сторону безжизненное тельце, мрачно глянул на Ясенева и зашагал к себе домой.

— Что там с нашим главным? Его таки сегодня нигде не видно, а в отделе все смурные ходят. Секретарша вообще мечется как курица, которой отрубили голову, — поинтересовался Митя Фельдцерман.

Ахмед Кирбазаев и Мокей Телятников навострили уши.

— Он бросил на балкон к своему соседу Василию, который жил этажом ниже, дохлую кошку. Потом накидал дохлых лягушек. Потом подкинул змею. Помои каждый день сверху лил, — вздохнув, сообщил Ясенев.

— Зачем? — недоуменно спросил Кирбазаев.

— Хотел, чтобы тот обратил на него внимание, — сказал Ясенев.

— Э?

— Чтобы начал его уважать, — пояснил старший сотрудник особых поручений. — Вчера вообще на его глазах обгадил ему балкон.

— И что?

— Добился своего. Обратил на себя его внимание. А Василий — здоровенный бугай. Встретил его на улице и стал душить.

— Э, начальник, ты же сам говорил, что он великий стратег? У него же были планы покорения всего мира?

— Планы-еропланы. Были да сплыли. Планы были грандиозные, а простой работяга Вася схватил его за горло, да и придушил.

— Насовсем?

— Он немного потрепыхался, а потом сделал жест доброй воли.

Ахмед глубоко задумался над этим образным эвфемизмом, Митя же понял его сразу, поцокал языком и спросил:

— Почему в красном уголке нет фотографии в траурной рамке и венков?

— В отделе кадров сейчас говорят, что такой у нас давно не работает. Когда я к ним зашёл и спросил про Максим Аникеевича, то они ответили, что Остроухов уволился год назад. Правда, поглядывали на меня как-то странно.

— А что же тело?

— А оно исчезло. Лежало и вдруг стало таять, превращаться в туман. Развеялось совсем и даже лужицы на том месте не осталось.

— Ну, чудные дела.

— Не перенёсся ли он, часом, став попаданцем, как и я, в другое время, например, в будущее? — пробормотал вполголоса Ясенев. — Впрочем, мне это без разницы. Вряд ли я вернусь назад. Кирбазаев услышал непонятные слова и переспросил, но бывший полковник отмахнулся — Не бери в голову.

Эпилог

Производство стохастических пушек Панчевского продолжалось, и Ясенев по-прежнему получал небольшие откаты с каждой партии поставленных в армию орудий, впрочем значительно уменьшившиеся после исчезновения его начальника. Претендовать на большее он не осмеливался, потому как понимал, что без связей покойного комиссара он никто и звать его никак, и при случае старшие товарищи армейцы его попросту грохнут.

Однажды, после особенно тяжёлого трудового дня он, придя поздно вечером домой, тяпнул наскоро рюмку водки, закусил бутербродом, потом разделся, плюхнулся на кровать и принялся размышлять о своём будущем. Перекуров понимал что его эффективному бизнесу скоро наступит конец. Точные детали и годы репрессий в оборонке и армии он не помнил. Сакральную дату — 37-й год — он, конечно, знал намертво, но незадолго до неё тоже вроде бы что-то такое происходило? Поразмыслив ещё немного, он пришёл к выводу, что сворачивать свои дела и убираться из страны надо до середины тридцатых годов — иначе он может попасть под маховик сталинских репрессий.

Затем бывший российский полковник задумался о читанных им в своё время романах про попаданцев из России его времени в сталинский СССР, и внезапно даже привскочил на кровати от пришедшего к нему в голову озарения:

— Не может быть! — воскликнул Перекуров-Ясенев. — А что если… все эти кристально честные ленинцы, несгибаемые партийцы, блестящие журналисты, эффективные менеджеры, которых сталинские прокуроры называли жуликами и ворами, врагами народа и бешеными собаками — что, если все они были, как и я, попаданцами в Советский Союз из России XXI века?!

Мысль эта ошеломила бывшего полковника. Откинувшись обратно на спинку кровати, он вытер проступивший на лбу холодный пот и пробормотал:

— Надо срочно рвать когти. Хоть тушкой, хоть чучелом, но надо как можно скорее выбираться из этой страны.