Чемпионат

— Так есть же сейчас технологии новые строительные — «бетонорос» — моментального строительства. Можно успеть за два месяца поднять трибуны и раздуть вместимость до тридцати пяти — сорока тысяч зрителей, — ответил ему его соратник по производству экранолётов, талантливый инженер Шапиро. Он был энциклопедист и технарь. Следил за малейшими и свежайшими веяниями в технологиях, да и ему самому доводилось патентовать собственные разработки. Ахметдинов умел находить талантливых и нужных людей.

— Хм, похоже на какие сказочки, — слегка нахмурился Тимур.

— Хе, Тимур, экранолёты наши тоже лётают как ковры из сказок, — усмехнулся тот в ответ. — И ничего, ты в их реальности не сомневаешься. Вон мы с Сергеем уже и проектик сварганили.

Ганжа тоже присутствовал — он стал приближенным к Ахметдинову (тот оценил его компьютерный и инженерный гений) — открыл планшетник и запустил встроенный проектор. На белой доске формировались красоты обновлённого стадиона.

— Вот, можешь ткнуть в детали и посмотреть, как чего делается, — Сергей пододвинул компьютер Тимуру.

Тот вдоволь поигрался проектом, рассмотрев все доступные подпроектики и понажимав все возможные кнопочки.

— Да, картинка знатная. Только где образцы, где подрядчики, материал, рабсила — это за два месяца?! — он криво усмехнулся.

— Тимурий, что за скепсис? Твои верные соратники обо всём уже позаботились и всё уже давно на мази. Финансовые вопросы тоже решаемы, — барским тоном пробасил Ганжа.

— Ладно, давайте мне всё в деталях к завтрашнему дню, — на требование Тимура «соратники» закивали, а Ганжа расплылся в самодовольной улыбке.

А лето тем временем уже начало прихватывать Москву жаркой рукавицей, намекая на июльский липкий асфальт, усеянный сухим листом, пустые улицы и обмелевшие водоёмы.

Шум в коридоре тем временем стих и в дверь деликатно постучали. Все обеспокоено переглянулись.

— Кто? — крикнул Проскурин.

— Миллер, — был ответ. Президент «Зенита» и заодно президент всей Северо-Западной Республики.

— Ни фига себе! — тихо пробормотал Бобров. — Серьёзные дела.

— Ром, открой, — попросил Проскурин Васильева.

Внутрь просочились типы охраннического вида и за ними собственной персоной главная шишка эта города.

— Чего ж Вы, гости дорогие, наделали?

Бобров начал наливаться гневом, но неожиданно тихий обычно Проскурин решил не давать в обиду своих «питомцев»:

— Вот те раз! Это мы, значит, наглые такие решили выиграть — в этом преступление?

— Ну, спокойнее, господин Проскурин, спокойнее! Я ж не говорю про результат матча — ну выиграли и выиграли, с кем не бывает. Хотя до этого у вас как-то получалось не выигрывать, — Миллер хмыкнул. — Я про бузу, которую вы спровоцировали. Граждане теперь крови вашей хотят и сограждан ваших на трибунах, наверное, покрошили уже. Вам надо это?

Ребята побледнели, услышав про своих болельщиков.

— А вы сами подумайте, господин Миллер, если вы не присмирите своими силами бурю эту в стакане, не столкнёте ли вы лбами наши не слишком большие страны? Что вы скажете на тот факт, что войска Московской республики, дислоцированные на территории Питера, уже выдвинулись на вызволение своих сограждан?

Настала очередь питерского президента беспокоиться. Он засуетился выпученными глазками:

— Какие ещё войска? Решили попугать здесь? — но на ухо ему зашептали приближённые что-то не совсем бравурное. — Хм, и что это за секреты такие? — недовольство его переметнулось уже на своё окружение.

В возникшей паузе стали слышны крики и грохот откуда-то сверху. На трибунах по-прежнему что-то происходило.

— У нас к вам предложение, товарищ президент, — Проскурин был деловым, но в то же время немного ёрничал, — вы своим силами ограждаете наших болельщиков, сопровождаете их на вокзал. Нам тоже заодно даёте прикрытие. За это вы не получаете международного скандала. Ведь он вам сейчас так некстати, — в конце Валентин Анатольевич совсем распоясался, улыбаясь, намекнул на шаткое положение Миллера.

Тот раздражённо махнул:

— Будь по-вашему! — развернулся и вышел вместе со своей свитой.

Чуть позже наверху установилась тишина и прибыла группа сопровождения. «Московия» в полном составе, дополняясь Лерой, вышла на улицу в флайбусу. А там бесновалось людское море. Лера в испуге прижалась к Боброву. Неслись различной кровожадности лозунги, толпа требовала жертв.

— А где же наши? — спросил Юра у одного из охранников.

— Вывезли вертолётом, — Был ему ответ.

Флайбус был защищён военными мобилями и людьми с оружием. Периодически толпа поджимала, и тогда раздавались выстрелы в воздух. Ребята прошмыгнули в бус, и тот, взмыв над толпой, пулей устремился на вокзал по расчищенному коридору. Но лишь когда обтекаемая колбаса «Энерджи» разогналась до мельтешения за окном, все вздохнули с облегчением.

— Ганжа будет доволен, — мурлыкнула Лера, устраиваясь подремать у Юры на плече. Он хотел возмутиться, как всегда, когда проскальзывали намёки на эти их «непонятные дела». Но она уже сладко сопела, улыбаясь во сне.

А Ганжа действительно был доволен. По приезду команду распустили вновь на два дня выходных, Юра с Лерой поехали домой — они были порядком измотаны. Возле подъезда их ждал, как всегда неопрятный и бурлящий, Сергей.

— Здорово, братцы! — он, радостный, их обнял.

— Это ты, надеюсь, рад, что мы живы и здоровы, а не своим каким-то тёмным мыслям? — Бобров всегда настороженно относился к проявлениям чувств Ганжи.

— А и то, и другое! Вы и молодцы, и всё-таки волнительно было. Особенно за Лерку, — он улыбался.

— Мальчики, пойдёмте уже домой, очень хочется в душ и чего-нибудь горячего, — взмолилась Лера, стоя на пронизывающем ветру.

Через час, когда Лера и Юра, распаренные, сидели в мягкой домашней одежде в гравитационных креслах, а Ганжа услужливо наливал им чай, состоялся уже более предметный разговор.

— Погоди, Серж, скажи сначала — дисквалификация будет мне и ребятам? — Боброва волновали «футбольные дела». По регламенту удаление за бойню далеко не всегда сопровождалось дисквалификацией — считалось, что команда-зачинщик получала по заслугам уже в матче.

— Да не будет вам ничего, скорее всего, — раздражённо нахмурив лысину, отмахнулся Ганжа. — А вот в «спбшной» республике, похоже, много чего будет. Поломали мы им сюжетец при вашем непосредственном участии. Они со своим взломом, переносом матча, тактикой этой гнусной себе же яму и вырыли.

— Притормози опять, я слышу звон только, не понимая до конца, о чём речь. Хочешь сказать, что внесли изменения какие-то в глобальную программу, да маленько не рассчитали?

Ганжа погоготал:

— Лер, ты положительно на него влияешь, а я-то думал, что совсем у него отшибло всё этим мячом.

— Да куда уж мне до тебя, гения с большим животом, — надулся Бобров, намекая на увеличивающиеся последние года жировые запасы Ганжи.

— Это мои вложения на будущее. Кстати, почему для гостей вы не держите пивка?

— А у нас из гостей только ты и бываешь. Мог бы и сам с собой приносить.

— Ладно, я не привередливый, согласный и на чай с печеньками. В общем, да, ты примерно прав — судя по реакции и по тому, как всё закончилось, вклинились мы знатно и первый шажочек совершили. Спустя почти десять лет. Другое дело, что далее потруднее придётся. Там, наверху, заёрзают — как так, работало, работало, вдруг сбой дало. Начнут копать. Следы-то мы, конечно, заметём, только вот результаты «Московии» налицо. Так что возьмутся за нас скоро — надо покумекать, может, нужно сменить тактику, а то не доковыляем мы до матча года.

— Чего-то вот сейчас не чувствую никакого удовлетворения от победы. Охота всё же к родителям и отдохнуть там. Да, Лерусь? — Юра опусти голову на колени Лере.

— Отдохнём, Юрч, обязательно. Сделаем дело и отдохнём.

— И ты туда же, — недовольно проворчал Бобров, но тут же чуть ли не заурчал, как кот, потому что Лера запустила свои тонкие пальцы в его шевелюру.

Ночевать, как водится, Ганжа остался у них и с утра, традиционно, разбудил ребят своим гнусным пением. Запах жареных яиц раздавался с кухни всё настойчивей.

— Опять он за своё, — потягиваясь, сонно пробубнил Юра.

— Бобрик, давай, вставай. Я пойду, позанимаюсь немножко, а потом поедем всем вместе на «Темп». Посмотришь, как мы там работаем.

Лера выскользнула из кровати, попутно одеваясь во что-то невесомое. Она держала своё тело в тонусе регулярными тренировками. Бобров также в свободные от футбола и «Московии» дни не лежал тюленем на диване: с утра обязательно разминка, гимнастика и небольшие отжимания.

Ганжа, заглянув в комнаты, где шла активная физкультура, осклабился:

— Спортивная семейка, вы жрать-то будете?

— Да погоди ты маленько, дай проснуться-то! — Бобров был не очень-то благодарен за приглашение к завтраку.

За вкусной яичницей (Ганжа зажарил им ещё одну) Юре поведали, что его наконец решили посвятить в тонкости и секреты их работы. Средоточие всех вожжей и мозгов «Возрождения» было в центре столицы. Лет двадцать пять назад здесь ещё было здание бывшего Московского Радиозавода. Хотя уже в те годы никакого производства там, конечно, не было. Помещения активно сдавались и арендовались. Но к середине двадцатых годов на лакомый кусок земли (до Кремля рукой подать) выискалось много претендентов, и завод снесли под корень, намереваясь соорудить очередной бизнес-парк, затем перекупил какой-то чинуша себе под особняк, но не заладилось и у него. В общем, остался это участок нетронутым. Более того, неизвестные засадили территорию за забором деревьями, и теперь там шелестела молодая берёзовая рощица.

Ахметдинов запустил туда свои щупальца в конце двадцатых. Подвальные помещения Радиозавода разрушены не были и находились во вполне сносном состоянии. За год их приспособили к новым нуждам, и с тех пор Ганжа с товарищами орудовали именно там.

С утра выпал тонкий снег, полупрозрачной простынёй прикрыв грязь и серость столицы. День был понедельничный, а час полуденный, отчего улицы уже были не очень многолюдны. Над зданиями шелестел всякий летающий транспорт, а на дорогах ближе к центру густели наземные пробки. К обеду на пыхчащем автомобиле Ганжи ребята пробились на Большую Татарскую улицу.

Сергей, выйдя из машины, озирался по сторонам, дабы не привлекать внимания. Хотя народ стал сильно равнодушен ко всяким «секретным объектам», обилию охраны и различным кортежам, но привычка быть осторожным у Ганжи осталась. Машину вместе с пассажирами поглотил выдвижной лифт. Вышли они уже внизу, на втором этаже (нумерация шла сверху вниз), где находился гараж. После чего поднялись по лестнице наверх. Бобров озирался — коридоры и помещения вокруг были довольно уютными, струился мягкий свет и «подвального» ощущения совсем не было.

— Но всё равно, целыми днями под землёй… — он обеспокоено посмотрел на Леру.

— Да тут редко кто сиднем сидит — частенько нужно наблюдать воочию, что и как. Доверия даже нами установленному оборудованию полного нет.

— А я вот люблю тут тусоваться, — подал голос Ганжа, отворяя дверь одной из комнат.

Помещение было просторным, из мебели — только гравитационные стул и стол, на котором стоял компьютер и непонятное Боброву устройство.

— Сейчас ещё стулья подгоню, — Сергей стремительно вышел.

— Юрч, вы тут пока начинайте, а я пойду по своим делам сбегаю, — Лера тоже вышла.

Но Бобров недолго оставался один, вскоре нарисовался Ганжа, толкающий перед собой два стула.

— А Лерка где?

— Сказала «по своим делам» и выскочила.

— А, ну пусть. Я пока тебе покажу в красках начало всего.

Сергей неспешно приземлился в своё кресло (стало ясно, что это был его «кабинет»), касанием руки запустил компьютер.

— А что это за хреновина? — Бобров указал на маленькую неопознанную коробочку.

— Да проектор обычный. Ты в геоноут похожий встраивал же.

— А, точно. Не признал.

— Это всё для визуализации, главное-то всё равно в алгоритмах. Как почти сто лет назад было, так и осталось. Остальное — оболочки и применения. Ну, смотри…

Ганжа приглушил свет и включил проектор. Казалось, структура какого-то сложно кристалла визуализировалась зеленоватым цветом. Ломаные линии пересекались в мелких шарообразных узлах. Возле узлов маячили какие-то надписи и цифры.

— Вот смотри, — Сергей покрутил кистью и вся «конструкция» повернулась, — конкретный человек… кто у нас там? Фарид Ибрагимов, двадцать пять лет, упаковщик. От его узелка тянется несколько путей. И вот наша задача, чтобы он пошёл по «дорожке», наиболее нам выгодной.

— А какое нам до него дело?

— Так он связан через три-четыре цепочки с непосредственными событиями, которые важны именно нам. А раз связан, то и влиять может, точнее, его поведение будет влиять на остальные линии и узлы. И наоборот, поведение связей отразится на нём. Вот, смотри, — Ганжа «раздвинул» руками один из секторов изображения, укрупнив нужный узел с прилегающими связями. — Вот тут у него верёвочка с… кто тут у нас? Фазиль Гатагов… надо же, «чернь» одна… ладно, далее. Тот в свою очередь замкнулся на Иванова Василь Василича…

— Постой! Это не тот ли Василь Василич, который зам в региональном отделе Чемпионата?

— Соображаешь! Вот если этого Василь Василича в нужном направлении подтолкнуть, то дисквалификацию тебе скостят.

— Хм… Да ради вот такой мелочи, нужна такой вот анализ проводить тщательный, цельную кучу людей тревожить, изучать. Как-то сложно всё.

— Ну, во-первых, это всё давно уже автоматизировано, и машина сама рулит к поставленной задаче. Я тебе просто показал для наглядности. Это что касается трудоёмкости. А во-вторых, ты думаешь их свобода выбора, вот этих вот людей, да вот этих простых и не очень человеков с улицы, она независима? Да они на крючке уже давно! Я вклинился плотно (ну, неплотно это было уже лет двадцать назад — как-нибудь в другой раз расскажу) в их систему лет десять назад — все ходят под колпаком. Как я тебе уже раньше и намекал, и говорил. Так что мы их подталкиваем к более правильной задаче просто.

— К правильной? Может, к более нужной нам? Кто решил, что она правильнее их? «Где правда, брат?»

— Тю… Юрец, ты что, хочешь опять хлебнуть философских рассуждений да поспорить? Сколько мы про это говорили уже. Ты опять в раздумьях? А может, ты просто боишься ответственности за судьбы многих тысяч людей?

— Чёрт побери, Серый! Да не о боязни речь! Просто иногда кажется, что эти там… наверху играют в игры свои. А мы в ответ — тоже игрульки какие-то затеяли. Но тут ведь реальные жизни. Вот Тимур, он знал, что делал, сомнений не ведая. Без него как-то застопорилась идея. Идём по намеченному, а куда точно, уже и нюх потеряли.

— Да ничего мы не потеряли! Ой, да что с тобой сейчас об этом… давай к твоим махнём, как замнётся это дело пограничное и там, за чаркой, мы тебя с батей твоим обработаем?

Бобров был хмур и задумчив.

— О, Лера! Наконец-то! А то твой муженёк опять закручинился. Без тебя не может ни минуты, — Сергей радостно обернулся на вошедшую Леру.

Игроки «Московии» были премированы за умопомрачительный сезон не только финансово, но и различного рода путёвками. Ахметдинов был щедр. Выбирал каждый сам. Большинство молодых ребят ринулись в «райские уголки» на курорты. Бобров же отмахивался от всех этих предложений — он с ностальгией вспоминал прошлогодний велопоход. Но, раздумывая, как отдохнуть и сменить обстановку, он с неудовольствием осознал, что даже не принял в расчёт мнение Леры, без которой отдых свой, конечно, не мыслил. Успев, однако, себя вовремя одёрнуть (не преминув при этом заняться некоторым самоедством за эгоистичность), решил поинтересоваться мнением жены:

— Лерусь, у нас месяц отдыха, куча денег и широкий выбор путёвок, оплачиваемых клубом. Чтобы ты хотела?

— Юрч, я ценю твою заботу и то, что ты поинтересовался моим мнением. Но я же знаю, что тебя тянет в какую-нибудь глухомань, — улыбнулась в ответ она. — А мне главное, чтобы тебя было хорошо. Кроме того, глухомань я тоже люблю.

— Милая, ты у меня замечательная, но всё же прими и от меня ответный реверанс — мне хочется, чтобы ты как-то высказала то, что ты хотела бы, абстрагируясь от моих желаний.

— Ну прямо у нас какие-то сюси-пуси, «хани» и «дарлинг», — Лера рассмеялась. — Бобрик, небось, сам хочешь в гламурный отель, поглазеть на красивых девиц, покушать в ресторанах?

Юра нахмурился — он не слишком любил это прозвище.

— Вот и славно. На неделю едем, куда Тимур предлагает. На Боро-Боро, что ли… А там и поглядим, как ты запоёшь. Девицы… вот на тебя, загорелую, в купальнике я поглазел бы, — осклабился Юра.

— Ой, прям развратник нашёлся. Значит, купальник надо покупать. О'кей.

Они не выдержали в райских местах и недели — сбежали от безделья. Но кредит от Московии на отдых был большой, да и зарплатных денег скопилось. На месте они мастырили своё путешествие онлайн. Некоторое время споров и поисков в Интернете, и бац — готово решение и маршрут.

Через Австралию они сумели попасть в Антарктиду. Станция «Новолазаревская» удивила отсутствием снега — на календаре был июль, самое что ни на есть зимнее время. Однако тёплые ветры сдули весь снег. Белое начиналось чуть вглубь материка.

— Ну и что? Поглазели на пингвинов, посмотрели из иллюминатора ледник. А на лыжах и собаках внутрь смогём?

— Гунделка загудела, — Лера обняла Юру рукавицами. — Всё тебе не так! И путешествие не путешествие, если не ножками топ-топ…

— Не обязательно ножками, можно и на лыжах. Да знаю, что нудьгой занимаюсь, просто удовлетворения нет — ну посмотрели, да, ступили и потрогали, конечно. Так это можно и фотографии посмотреть… — он задумчиво вперился в глубь материка. — Видно, как тут всё быстро меняется. Вон видишь те трещины? Вот по ним можно сказать, что началось скоростное накопление льда. С другой стороны, я тут поговорил с мужиками со станции — грязь во льду копится, и его способность к отражению солнечных лучей уменьшается сильно, поэтому может таять начать. В общем, совершенно непонятно, как себя планета будет себя вести.

— Но ведь учёные не зря же здесь сидят? — Лера прониклась беспокойством Боброва.

— Да сколько их тут осталось? «Восток» закрыли, остальные по новым республикам раскидали. Да и то — формально. Зимовок нет, штата постоянного нет. Энтузиасты копошатся чего-то. Сколько шума было, когда озеро Восток достали! А потом всё, пшик. Американцы тоже как-то охладели. Всё больше тут держат сейчас не науку, а плацдармы для добычи — охота перепилить континент на предмет нефти.

— Как-то печально, да. А мы? Мы, может, сможем поход небольшой совершить с одной ночёвкой, чтобы на ледник самим выйти?

— Так далековато получится. Без сопровождающих могут не пустить…

— Давай, Юрка! Мы же сильные с тобой!

— Заманчиво, да, — угукнул Юра. — Главное, чтобы авантюры не вышло — нужно подготовиться.

Полярная ночь была на исходе, и ребята все свои визуальные впечатления составляли лишь в свете луны и звёзд. Но зато появлялся шанс встретить солнце уже на леднике. От станции до его подножия было пятьдесят километров. Юра смог уговорить полярников отпустить их в трёхдневное путешествие. Погода обещала быть тихой. Им выдали лыжи и сани, запас продуктов, палатку и примус. Конечно, помощь ребятам не была безвозмездной — это уже выходило за рамки туристического маршрута, и ребята рассчитывались отдельно. Кроме того, среди полярников был один футбольный болельщик, который успел за прошедший сезон стать фанатом «Московии». Он немало способствовал разрешению от начальства на выход Юры и Леры на ледник.

— Но, ребят, обвязок и альпинистского снаряжения у нас не имеется, поэтом если не найдёте удобный проход, то не лезьте. Вообще, конечно, это авантюра вас туда отпускать. Да запрещать не имеем права. Спасать, если что, тоже не обещаем. Можем просто не суметь, — напутствовал начальник станции.

Тронулись. Первые несколько километров шли по песчанику, натыкаясь на редкие плеши смёрзшегося снега. Но вскоре потянулись бескрайние холмистые поля, укрытые белым. Ощутимый мороз пощипывал носы, но тёплая одежда и активное движение не давали ребятам замёрзнуть. Лыжи скрипели по жёстким застругам и шуршали в ложбинах наддувов. В шесть вечера встали на ночёвку. В поставленной палатке гудела горелка, температура поднялась до +10 градусов и было вполне уютно. Ужин подпитал энергией и расположил к беседам.

— Лер, а мы с тобой родственные души?

— Ну а как ты думаешь, если мы всюду вместе и нам это не надоедает?

— Да, но как же пошлая поговорка «противоположности притягиваются», и не должны ли мы с тобой ругаться, чтобы была возможность мириться?

— Юр, вот у тебя мозг распирает, видимо. Вечно думаешь над всякой ерундой.

— Ага, есть такое. Но всё же, ты ж тоже наверняка думала об этом?

— Думается мне, что общего у нас гораздо больше, чем даже близкие наши знают. И что «любовь зла» — это пословица не про нас. Наверное, дико нам повезло… не знаю… или, наоборот, по-другому не получилось бы, — она ласково улыбнулась. — А насчёт ссориться… Это ты про то, что большая любовь не бывает без сильных конфликтов?

— Ну, в общем, да. У нас вроде гладко так всё, а?

— А здесь, как кажется, такая история. Всю вот эту гладь рябью морщит, а иногда и волны нешуточные жизнь вокруг нас, в которую мы с тобой частенько кидаемся, не зная брода. И вот в друг друге отдохновение и находим. Негатив с агрессией ушли — осталась ласка и нежность. Вот сейчас — пухни мы под пальмой, кто знает, может, переругались бы уже. Ан нет! Шило колет, впахиваем ради чего-то… и что? Я вот хочу к тебе просто прижаться, чтобы обнял. И уже прекратил штурмовать мой уставший мозг, — Лера снова улыбнулась и подвинулась в соединённых спальниках ближе к Юре.

— Твой мозг попробуй возьми, — он, вздохнув, выпустил облачко пара. — Давай, тогда спать.

Они так и не дошли до ледника. С базы по рации предупредили о надвигающейся пурге, и, несмотря на близкую цель, ребята повернули назад.

— Как говорил Николсон в «Кукушке»: «Я хотя бы попытался», — подбодрил Юра закручинившуюся Леру.

На станцию они приплелись в уже начинающемся буране. Замёрзших, их отпаивали горячим чаем и кормили свежеиспечёнными лепёшками.

— Завтра будет самолёт? — спросил Бобров у начальника.

— Вряд ли. Дня на два «пурген». Так что покукуете с нами. Будем вас развлекать. Или наоборот, — хмыкнул начальник, намекая на то, что женщины у них были редкими гостями.

Несмотря на скудный запас развлечений, ребятам скучно не было. Зимовщики — душевные люди, имели в закромах несметное количество баек и историй. Также была организованна импровизированная лекция про «мрачные перспективы Антарктиды». Не преминули попотчевать гостей «фирменным блюдом» — баней. Баня была не простая, как на всех других станциях, а настоящая, из кленового бруса. Метель намела сугробы, поэтом выбегали с гуканьем и гиканьем, плюхались прямо в снег.

Прогноз оказался верен — побушевав два дня, присыпав постройки и потрепав метеорологическую вышку, пурга улеглась. Полярная ночь закончилась днём раньше, и сейчас уже диск солнца вылезал целиком из-за гибкого горизонта.

— Куда вы теперь? — полярники, желая счастливого пути, интересовались куда же путь этот, собственно, лежит.

— Сейчас в Австралию, а потом хотелось бы в Перу попасть — это уже по возможностям транспорта будем смотреть, — Бобров ляпнул первое, что попало в голову. Лера округлила глаза — вроде бы они собирались домой, и остаток отпуска провести в Карелии. Но быстро справилась со своим удивлением и сделала вид, что, мол, да, так и есть, всё спланировано.

Лишь потом в самолёте она спросила:

— И что это был за очередной «поворот судьбы» имени Юрия Боброва?

Юра рассмеялся:

— Лерусь, да чего-то брякнул просто так. Думал про инков, наверное, в тот момент. А может, и правда заскочим, а?

— «Заскочим»! Размахнулась-то, звезда местного пошиба! А денег-то хватит? Сдаётся мне, кредит на отпуск твой мы уже отмахали. Даже, думаю, переборщили.

— Так там премиальные ещё. Да и вообще, мы же не тратим, машины не покупаем, дома не строим… Кстати, может, в Карелии присмотрим место под избушку? Где-нибудь на озере в глуши?

— Вот ты скачешь! Только что были инки, теперь Карелию ему подавай. Юрий Владимирович, вы, как девица красная по весне, — Лера улыбнулась и отвернулась к иллюминатору.

— Ну, я просто увлекающаяся натура иногда, — Бобров надулся.

— Давай лучше в Австралии несколько дней задержимся, а потом уж домой избушку строить? — предложила компромисс Лера.

Юра тут же оттаял:

— Ты у меня такая умница! — Чмокнул её в щёку и уткнулся в свою книжку.

Природные катаклизмы случались в последние годы всё чаще, и в Мельбурне им «повезло» в очередной раз. Дожди лили, ветры гнули деревья, а Ярра раскатистыми волнами топила набережные.

— Да, прямо Улан-Удэ год назад. У нас с тобой чутьё на непогоду.

— Сдаётся мне, это из той же серии. Да на «Новолазаревской» ребята про это же примерно говорили.

— Глобальное потепление?

— Лера! Фи! Как такая образованная и интеллигентная девушка может говорить такие пошлости?

— Ой, прости! Забыла! Изменение климата? Причём резкое? — Лера опять иронизировала, но Бобров вскочил на любимого конька и не шуточек не замечал.

— Да! Вроде бы ничего необычного, но события в климате уплотняются и увеличивается амплитуда происходящего. Да и просто психологически сложно воспринимать — на то он климат и есть. Устойчивая погода для данной местности. А какая же тут устойчивость, если кругом рекорды всевозможные переписываются всё чаще и чаще. Непонятно только — переходной это период или, собственно, так вот Земля будет всё время пыхтеть…

— Умненький ты мой пупсик, — Лера наморщила нос и дунула Юре в ухо. Ей хотелось подурачиться, а не слушать нудьгу про климат, но Юра лишь задумчиво поморщился. — Юр, Юра!

— Что говоришь?

— Я говорю, чего делать-то будем?

Они сидели в здании аэропорта с рюкзаками. Билеты на ближайшие дни не продавали, так как аэропорт изредка работал лишь на приём самолётов. Лера сидела с планшетником и искала подходящие гостиницы.

— Что ты там роешь? — Юра наконец вырулил из своих размышлений и вернулся к реальности.

— Хочу в душ и поспать. Ищу ночлег.

— Постой! А может, там переехать материк насквозь и там из Перта в Индию, ну а оттуда уж и в Москву?

— Делай что хочешь, но сначала я хочу помыться и выспаться, — Лерина весёлость незаметно ускользнула, тенью нахлынула раздражительность — сказывалась усталость. Они уже давно толком не спали.

— Хорошо, — Юра не нашёл ничего лучшего, как рассердиться в ответ.

Угрюмые, они заселились в гостиницу, где вскоре залегли спать, по-прежнему не слишком радуя друг друга ласковым словом.

«Выходит, сущий пустяк может вот так вот легко спровоцировать ссору? Ну, пусть не ссору, но локальный конфликт. А где же родственность душ та самая… Может, это как раз из-за того, что проблемы какие-то липовые и надуманные… Нет, я просто дурак! Вот из-за чего. Девочка устала, чуть психанула — она же женщина. Ей можно». Он преисполнился нежности и повернулся к спящей Лере. Уткнулся носом в любимый затылок, почувствовав, как она чуть заметно вздрогнула и прижалась в ответ.

Ни в какой Перт они не поехали — пока под проливным дождём «культурно» просвещались, посещая различные места Мельбурна, пока участвовали в построении дамб на одной из набережных, пока выбирали путь и транспорт, раздался звонок Тимура, который резким словом разом перекроил все их планы и размышления о дальнейшем времяпрепровождении. «Дуйте домой!» — он бы краток. На возражения, что, мол, «ничего не летает», раздумывал недолго: «Как только, так сразу».

Маялись они в подзатопленном Мельбурне ещё двое суток, когда бронь очереди на билеты отозвалась звонком из аэропорта — билеты поступили в продажу, можно было лететь утренним рейсом до Сингапура.

За сорок часов довольно мучительной дороги (два долгих перелёта и почти сутки ожидания в душном Сингапуре без права выезда из аэропорта) Юра с Лерой добрались до родного города. В Москве, вопреки ожиданиям, было совсем не дымно, а даже несколько свежо. Больше того, город ещё гудел после небывалого погодного события — в середине лета пропорхали снежинки. Но мозги Боброва были заняты тревожным вызовом Тимура, ему было не до очередных климатических пертурбаций. Оставив Леру приходить в себя после перелёта, он рванул в офис клуба. Хотя был поздний вечер, позвонив, он выяснил, что Ахметдинов ещё на рабочем месте.

Серые сумерки красились жёлтыми фонарями на густой листве деревьев, с неба кривой саблей свисала луна. Бобров почти бежал от метро — нетерпение рвалось наружу. Стадион спал чёрной громадой, и Юра почувствовал, что уже немного соскучился по игре. Он застопорил свой бег и свернул на поле. Газон зарубцевал свои проплешины и покрылся ровным пушистым ковром. Бобров, присев, с удовольствием провёл по мягким ворсинкам травы. Он улыбался.

— Юра! Наконец-то! Садись. Кофе, чай? — на загорелом лице Тимура тёмным пятном осела суточная усталость.

— Чаю, да, спасибо. — Юра была рад, что ему рады. Но тревоги в его глазах только прибавилось. — Что случилось?

— Сейчас, всё по порядку. — Тимур заваривал чай. — Да зашебуршились конкуренты наши ненаглядные. Решил заранее всякую неприятность предотвратить. Пусть даже гипотетическую. Но концепция им явно не по душе. В общем, от новой этой Европейской Футбольной Организации, что проводит игры отбора к Чемпионату-2022 у нас и хохлов, выпустила тут новый регламент. Аккурат перед концом подачи заявок. И подлянка там заложена прямо под нас — в стартовом составе обязательно должен быть игрок гражданством из другой футбольной зоны.

— Так у них там же одни негры!

— Про что и речь — в нас ядро это дурацкое и направлено.

— Так давай быстренько зарегим какого-нибудь студента чернокожего там или гастарбайтера.

— Да, казалось бы, проблему просто решить. Даже несмотря на то, что нужно это шустро провернуть. Всё это можно… Но как мне тут сообщили, они там это тоже понимают. И дальше будут изменения по мелочи. Достанут из кармана, например, дополнения к регламенту, ранее не опубликованные. Что-то типа, обязательно не более трёх москвичей в старте. А у нас человек восемь основы из Москвы. Или, скажем, легионер должен быть обязательно из ЕС… да мало ли что можно придумать, чтобы если не снять команду, то жизнь ей осложнить. Особенно этот… Ахметов из «Шахтёра» старается. Даром, что тоже татарин. Чёрт возьми! — Тимур был зол.

— И что? Что ты предлагаешь? — Юра растерянно глядел на «старшего товарища».

— В общем, думал я, думал, и все эти затыкания дыр отмёл. Нужно рискнуть. Продавить. «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Нужно нажать на строчку в регламенте, которую они не выковырнут, но про которую сейчас позабыли. Там, где сказано про популярность клуба. Мол, если на его матчи ходят вот столько-то — то «до свидания», прощаемся с вами. В прошедшем сезоне так, кстати, соскочила вниз «Волга» из Нижнего. Так вот. В этом же пункте есть и вторая часть. Где говорится, что при преодолении порога тысяч в тридцать, по-моему (надо уточнить), клубу, как раз наоборот, некоторые гарантии предоставляются от вылета. Конечно, очки, зрелищность и популярность связаны — вот и «Волга» с горсткой поклонников была и так внизу таблицы. Но у нас-то и истории в «вышке» нет, поэтому могут отцепить. И вот я подумал, что нужно гарантии с помощью жителей и получить. Раструбить, созвать на стадион в поддержку. И показать, и подсчитать. Вот, мол, сколько за нас будет ходить.

— Да ну — плюнут они с высокой колокольни на такие предсезонные собрания, — засомневался Юра.

— Не, Юр, не смогут они плюнуть, если тысяч пятьдесят будут толпиться в одном месте. Боятся уже с такими массами пренебрежительно обращаться. Прогнутся.

— Пятьдесят?! Да как мы столько соберём?

— Вот это-то тебе и поручается, — заулыбался Тимур.

— Мне?! Вот это мне самую, конечно, простую задачу подбросили.

— Ну, посуди — ты же звезда сейчас покруче многих из «вышки». Да, непроста задачка. Но вспомни про свой бложик, возобнови записи. Ведь была же у него популярность? Была. Больше того тебе скажу — народ там теперь тусуется и без твоего активного участия. Форум, так сказать, для радетелей чистого футбола. Да и многое другое там обсуждается. Поклонников «Москвы» там гораздо больше, чем на нашем официальном сайте.

— Да будет тебе! — не поверил Юра. — Последнее, чем делился — это поездка на Байкал. Потом как-то забросил. Надо будет заглянуть.

— Загляни, загляни. И напиши как-нибудь задорно и призывно, чтобы народ откликнулся. Упор сделай на то, что без них, без болельщиков команда пропадёт.

— Угу, что-нибудь придумаем, — Бобров уже зажурчал мыслями, обдумывая эдакий призыв. Он любил пописывать, но после Байкала все свои мысли выкладывал лишь в приватном дневнике, который давал почитывать лишь Лере.

Выйдя на улицу, он почувствовал тёплый ветер — погода менялась. Небо серело то ли предрассветными сумерками, то ли огнями города. Занятый непростыми думами, он шёл пешком вдоль пустой дороги. «Лера!» — вдруг вспомнил, что не позвонил, и она беспокоится.

— Лерусь, я вот только вышел от Тимура… нет, такси не буду ловить, охота пройтись… ну, подумаешь, за пару часов дойду. Не волнуйся, и ложись, — сомневаясь, что она заснёт без него, он всё же не стал искать попутный транспорт, а быстрым шагом направился на юг. Текст обращения постепенно складывался в его неспокойной голове.

Лера вошла какая-то озабоченная.

— Круги пошли по воде. Но какие-то некруглые, что ли… — она задумчиво мотала на палец длинный локон.

— Они что, барахтаются? — Ганжа тоже стал серьёзен.

— Да взяли всю вину на себя, покаялись, обещали наказать виновных и народ как-то успокоили. То есть вроде нам все карты в руки, но ведь и дураку ясно, что они шаг сделали не в ту сторону, в какую мы их усиленно подталкивали. Может, мы что-то упустили?

— Хм. Надо коды их посмотреть, поискать, где подвох.

— Да только что ребята на скорую руку просканировали — вроде всё так и есть. И главное, что — народ в Питере действительно спокоен!

— Это ты откуда взяла? Вы же сами видели, какая движуха мощная пошла. Никак трансляцию какую глянула?

— Ну, Серёж, за кого ты меня держишь — Примен оттуда сообщил.

— Примен, говоришь? Ага, — Ганжа подсел к своему компьютеру и начал «колдовать».

— Так, так — значит, что-то не выходит у всесильных алгоритмов, — Юра очнулся от своих невесёлых дум и прислушивался к разговору.

— Скорее, алгоритмы стали властвовать друг над другом. Сейчас если они нас переплюнут, то будем по их правилам играть. И вся надежда будет только на «Московию», тебя и Проскурина.

— О! Становится интересно.

— Интересно ему! А для нас получается, что зря тут корпим, зря весь это огород сооружали — потому что именно под их дудку будем плясать, выискивая лазейки и дырки. И, главное, они будут выше на уровень, и шансов будет гораздо меньше на благополучный исход.

— Зато будет борьба открытая, разве нет?

— Да где ж открытая-то, если всё равно людены играют, и Проскурин делает примерно то же самое, только совсем на другом уровне.

— Так, может, стоит рискнуть? — Юра как будто скинул ту мрачность, что появилось в нём в разговоре с Ганжой, глаза загорелись былым энтузиазмом — вот где настоящее!

— Юрчик, ну посуди сам, какова цена может быть — полный провал и всё, больше никаких шансов. Мы же знаем настроения, постоянно мониторим. Сибирь будет не вернуть, раздробленные «княжества» не собрать, в народ свежего воздух глоток не вдохнуть… Не мы правила установили, не нам их менять.

— Вот! Как раз и нужно поменять! Или, как минимум, разрушить шаблоны игровые и поведенческие, — Юра был горяч и сверкал глазами.

— Милый, ну так ведь только благодаря тому, что мы тут подкручиваем и подруливаем, только благодаря этому и получается нам быть на плаву! Ведь сидел бы ты сейчас в кутузке алтайской, а я бы носила тебе передачи.

— Сбежал бы! — по инерции буркнул Юра, но бесконечные увещевания Ганжи и Леры в конце концов продолбили брешь сомнения в его пламенных убеждениях. Брови вновь мрачно нахмурились.

— Лер, дуй к ребятам — и вместе с ними характер Миллера нужно будет смоделировать точнее. Где-то тут у нас вышел косяк.

— Юрч, не волнуйся, я же с тобой, — Лера ткнулась в его губы и убежала.

Ганжа был весь в компьютере, и Бобров, никем не замеченный покинул бункер и вышел на улицу. Наверху свет брызнул в глаза, заставив зажмуриться. Юра, накинув капюшон, пошёл в сторону Кремля.

Опять невесёлое скреблось заношенными штампами: где правда, и куда направлять свои стопы, как не разочаровываться в поступках и совершенствоваться самому, как распознать, нужное делаешь или балуешься пустяками.

Москворецкий мост был пустынен и молчалив. Над рекой парил рекламный баннер «Полигон в Кремле! Скоро открытие!». Бобров криво усмехнулся — «Всё же решились, гадёныши. Ну, знать, обратного пути нет». Он опёрся, взглянул вверх по течению…

Перед его глазами встал заросший Боровицкий холм, под которым бежала быстрая Москва. Густые леса кишели дикими зверями, а человек лишь редким охотником появлялся тут. «Но ведь и им, наверное, приходилось делать выбор. Возделывать землю на обжитом, или искать новые места. Городить стены от ворожины или прятаться по лесам. Жить в мире и труде, или завоёвывать и отнимать. Прошли сотни и тысячи лет, а не сильно-то мы изменились. Цивилизация как-то не очень усложняется. Вроде меняем лик планеты, в космос полетели — а по большому счёту, всё по-прежнему. Да нет… хуже стало. Одно время объединялись, от природы брали не больше, чем она могла дать, система была более-менее гармоничной и при этом усложнялась. А сейчас? Какая-то внутренняя деградация… да и внешняя — ведь сколько всего порушено и загублено, чтобы получить какую-то фитюльку для развлечения. Человечишко мельчает, забываясь в виртуальных мирках, сотворённых умельцами. И ладно бы тихо исчезали, так нет — гробим планету заодно… вот и мы — то ли в игры играем, то ли выход найти пытаемся…». Он стоял, опершись на обшарпанную балюстраду обшарпанного моста, и глядел отрешённым взглядом в мутные воды реки.

План Тимура удался на славу — призывы Боброва, стилистика Лера — и вот, пыльным августовским днём весь зелёный островок со стадионом посреди был запружён митингующими. Откуда-то появились знамёна цветов «Московии» — преобладание красного. Собралось тысяч шестьдесят, и на стадион попала только половина желающих. С трибуны выступали и простые болельщики, и Ахметдинов, и Бобров. Руководство Лиги, испугавшись такого резонанса, прислало своего представителя, который растерянно, заикаясь, успокаивал заверениями. «Московия» допускалась в Высшую Лигу на полных основаниях.

Осталась одна неувязка — в кратчайшие сроки (оставалось две недели до старта) — стадион должен был реконструирован. Уже на митинге он был подготовлен к «штурму» — так назывался решающий отрезок строительства по новой технологии. И, как ни надеялись враги на последнюю зацепку — к нужному дню, стадион красовался новыми трибунами на сорок тысяч человек. Все нормы допуска к Чемпионату были выполнены.

Поскольку именно в этот сезон 2020–2021 производился отбор к Мировому Чемпионату 2022, то рубка предстояла нешуточная. А так, как принципов отбора толком не знали даже сами организаторы, то почти все рассчитывали показать себя с лучшей стороны в разных аспектах: это и работа с болельщиками, и былые заслуги, и богатая история, и текущие результаты, и популярность, и зрелищность… У «Московии» были безнадёжные провалы по пунктам истории и заслуг, но зато эта команда заочно выходила в лидеры по популярности и зрелищности среди российских и украинских команд (в двадцать участников розыгрыша 2020–2021 впихнулись команды из разных соседствующих стран).

Однако, несмотря на вся свою сыгранность и сплочённость, кружева и техничную игру, в первой половине сезона «Московия» была частенько бита зубрами «вышки» — сказывалось отсутствие опыта, некоторая мягкость и неготовность к подковёрным играм. Тем не менее, с выбранного курса команда не сворачивала, и ведомая тренером Ларионовым и капитаном Бобровым, подбадриваемая и финансируемая Ахметдиновым, к зиме она закрепилась в первой пятёрке, отставая от лидера на семь очков.

Зима выходила хлипкой и то залепляла Москву серой слякотью, то поливала дождями, отворяя не по-зимнему зелёную траву на придорожных газонах. Новогодние настроения создавали мандаринам и свежими ёлками. Решили отмечать у Ганжи на даче впятером — позвали Тимура с женой. Хотя тот хотел собирать у себя большую толпу, но в последний момент захотел тишины и покоя. Скорее всего, «постаралась» Лиля. Она приросла к «детям» Юре и Лере всей душой и хотела тихого семейного праздника.

Одну из ёлок затащили в дом — чтобы пахло. Другую нарядили на лужайке с беседкой. Телеящика не было, зато была музыка. Развлекали себя приготовлением многочисленных блюд. Женщины командовали и делали тонкую работу, мужчины готовили плов и помогали женщинам. От Ганжи, конечно, толку было немного — он попивал пивко и балагурил.

— Я вот думаю, может, мне тут бассейн соорудить? С Шапиро договорюсь и бетоноросом быстренько всё залью, будет купель, — Сергей довольно улыбался своей бредовой затее — на его крохотном участке и мангал-то не всегда удавалась пристроить.

— Ага, и будем от ворот к крыльцу на лодке прибывать, — Бобров почесал нос — лук под ножом начал давить слезу.

— Завидуй, завидуй, звезда наша доморощенная. Кстати, какие твои успехи индивидуальные?

— «Успех не личный, но командный», — процитировал кого-то, улыбаясь сквозь луковые слёзы, Юра.

— Юрка много где в лидерах, — не отвлекаясь от кухонных хлопот, вступила в разговор Лиля, — по голам, по передачам, по всяким там оценкам. Да ко мне, когда за интервью обращаются, четыре пятых к нему. — Она выполняла в клубе роль пресс-секретаря.

— Да, честно, даже меня утомили журналюги, — Лера колдовала над липким черносливом. — Юр, может, всё же согласимся на фотосессию?

— Лерусь, ну ты опять? — Юра от расстройства забылся и почесал грязными пальцами нос, отчего стал сразу чихать. Это была уже старая Лерина подколка — к красивой паре давно приставали с просьбами фотографировать, предлагая различные вознаграждения. Бобров каждый раз брезгливо морщился, а иногда и откровенно хамил таким просителям.

— Ладно, ладно, ребятки. Конечно, работа у нас популярная, отказать всем не можем, ибо держимся на болельщиках. А им разносолы подавай. Но и меру тоже можно знать. Вон если глянуть на Паршина — главного холостяка Восточной Европы. Вот тот вообще в средствах не разбирается. Голым сфотографироваться — пожалуйста, загул в клубе самому пропиарить — нате, скандальное что-нибудь брякнуть в прямом эфире — все к нему. Дёшево и совсем даже не сердито.

Лера улыбалась. Она как раз была довольна, как её муж отторгает популярность и как неприязненно относится к отрыжкам славы.

Куранты слушать не стали — бокалами звякали под кукушку на старинных часах с гирьками. Наслаждались разносолами, пазлами, разложенными на небольшом столике. Ганжа цедил водочку, Тимур с Лилей и Лерой дегустировали какое-то сухое красное из Грузии, а Юра по привычке дул газировку.

— Вот ведь травишь себя! А так любишь про здоровье поговорить, — Тимур в очередной раз предложил Боброву вина.

— Газировку пью редко, и не так уж она вредна. А вот у вас яд откровенный.

— Красное вино полезно! Это кто хочешь подтвердит, — назревал очередной спор про алкоголь.

— Тимур, ну чего ты опять? Полезно и полезно, я вам свои воззрения на алкоголь уже не раз выкладывал — что полезен сок виноградный, а не спирт. Он (спирт) может не вредить, если ферменты есть, расщепляющие его, а вот про полезность трудно найти доказательства. Вот если нравится вам — пожалуйста, пейте, только не агитируйте за полезность, а то нарвётесь на отпор, — Юра звонко стукнул своим бокалом о бокал Тимура и заглотил свои пузырьки.

— Вот за упрямство я тебя и ценю, — Ахметдинов отпил своего напитка. — Но зануден ты бываешь просто невыносимо.

— Так это и есть главное моё достоинство.

— Юрка, ты у меня такой дурачок, — Лера глянула на него влюблёнными глазами.

— Друзья мои, хочу поднять бокал с этим… эм-м… ядом, — Тимур зыркнул на Боброва, — за наш общий успех. За попадание на Чемпионат!

После включили проектор и смотрели видовое кино. Вдруг Юра, задумчиво смотревший на экран, спросил:

— Тимур, а я чего-то вдруг понял, что не знаю, какой там регламент и что будет происходить в сезоне 2021–2022? Те же самые отборы будут проходить?

— А в том-то и дело, что толком никто не знает, как и чего. Но наверняка чемпионатов внутренних никаких уже не будут. Будут бесконечные споры, кто достоин, а кто нет. Конфликты, проекты календарей, образование более низших лиг. Инспекции и тому подобное. Я думаю, что будут какие-то самопальные турниры хаотические, чтобы поддерживать тонус и форму. Пока мы с другими клубами на эту тему помалкиваем. Да и вообще, все друг на друга волками глядят — конкуренция же.

— Девоньки, не надоели вам эти футболисты? Пойдёмте, я вам фейерверки запущу, — Ганже требовалось веселье. Женщины на его предложение с радостью откликнулись и поспешили надевать дачные валенки и тулупчики.

Окно тёплой террасы выходило как раз на лужайку, где скоро должны были варить плов — все были давно сыты, но ритуал приготовления пищи должен был соблюдён до конца. От лужайки по отсутствующим сугробам Ганжа поплёлся к забору, чтобы «дымить» подальше от дома. Вскорости, он подпалил шнурок и быстрыми скачками ринулся назад.

Шоу огненное не то чтобы не получилось, скорее, оно получилось дымное и шумное. Лужайку заволокло удушливым туманом, и зрители спешно ретировались обратно в дом. Из прихожей послышался задорный смех — девушки были совершенно довольны именно таким исходом. Ганжа же завалился в некоторой растерянности, потирая лысину.

Бобров поймал себя на мысли, что ему хорошо и спокойно. Близкие люди рядом, нет забот и проблем. «Какое мне дело сейчас до всей этой движухи, чемпионатов и футболов? Не это ли вот — настоящее рядом? Любимая, друзья, дом и покой?» Но он знал, что это пристанище лишь на короткий срок даёт отдых душе и телу. Что в безделии и праздном времяпрепровождении долго не протянешь и завоешь от тоски. Но также он знал, что из всякой кутерьмы, из дальних концов света ему будет хотеться вернуться к своим: корням, людям, земле. И всегда важно знать, что всё это у него есть.

Он потеплел взором, и ему захотелось всех обнять. На его лобзания, Ганжа заржал:

— О! Юрец, да ты накидался газировкой-то! Нужно закусывать, паря!

— Я ценю твою толстокожесть и именно поэтому не буду тебе отвечать, — улыбался по-прежнему млеющий Бобров. — Лерусь, иди ты ко мне, милая. Ты меня всегда же поддержишь?

— Конечно, котёнок, — Лера юркнула к нему на колени, прижав его голову к груди.

— М-м-м… какая удобная лежанка, — спошлил Юра, почувствовав колючую шерсть свитера упругие округлости, и гладящая его рука ущипнула за ухо.

Всю эту никудышную зиму «Московия» упиралась на грязных и зачастую кочковатых полях лишь ценой невероятных физических усилий. Бомбить её ажурный футбол в таких условиях было много легче, чем мощные, но бездушные команды и пытались пользоваться. Однако уже закалённые московиты успешно давали бой в игре и по таким правилам. Болельщиков меж тем у них только прибывало.

Ахметдинов в различных интервью не раз подчёркивал русскость команды, что, с одной стороны, способствовало росту популярности, с другой, на него ополчались ещё не до конца сгнившие и утратившие вес всякие там толерантно-правозащитные организации. Правда, их угасающего без спонсорства (у мировых воротил было множество других забот) пыла хватало лишь на гнусные пасквили в интернетах да куцые митинги на Нагатинском острове. А вот неприязнь «некоренных» москвичей и клубов-грандов была куда опаснее.

Роль первых сводилась к постоянным угрозам лидерам клуба и самому президенту. Клуб обеспечился охраной. Причём свои услуги предложила одна из самых сильных частных охраноборческих организаций «Рысь». Более того, хозяин этой конторы на встрече с Тимуром излагал идеи, удивительно похожие на мысли самого Тимура. Был подписан не просто контракт о сотрудничестве. Намечалась реальная сила, неподконтрольная властям или каким-либо организациям со стороны. Вокруг «Московии» формировался мощный патриотический кулак. А сам спортивный клуб пульсировал в центре событий.

Бобров, вспоминая историю с «Дикой дивизией», волновался за своих родителей и уговорил их переехать в коттеджный посёлок. Посёлок этот был выкуплен «Московией» (финансовые дела клубка крепли не только благодаря меценатству Ахметдинова — популярность приносила свои плоды и в денежном эквиваленте). Свежие домики находились, как водится, за забором, но сама территория была густо озеленена. Сам же Юра, как и Лера, не пожелали съезжать со своей квартиры. Это и аукнулось Юре уже весной.

Климат продолжал чудить и после зелёной зимы март выдал сугробы и морозы. Солнце днём изредка пробивалось сквозь пелену снежных облаков, ваяя сосульки и покрывая настом сугробы. Юра пробирался к подъезду сквозь мутную кашу из воды и снега, когда чёрная машина на скорости плюхнулась в глубокую выбоину как раз напротив него. Как он осознал потом, снег и плохо убранные дороги и спасли ему жизнь. Смуглый горбоносый человек как раз открывал дверь на ходу, выталкивая оттуда руку с пистолетом — машину тряхнуло, тот ударился головой, и момент был упущен. Юра, увидев оружие, среагировал рефлекторно, совершенно не осознавая опасности — он просто прыгнул за придорожный сугроб, откуда перекатился ближе к подъезду. Киллеры, пуская пули вслепую через снег на ходу, скрылись на машине в ближайшей арке.

Бобров, отряхнувшись, заметил, что у него дрожат руки. «А вот и хреновые отголоски наших дел. Как-то придётся обезопаситься. Главное, Лера!» Вот и пришла хана тому спокойствию, которое он вкусил на Новый Год. «Получается, что как на войне. Ведь они не успокоятся».

— Лер, с этого дня записываемся на самооборону к «Рыси». А то вот только что в меня из пукалки стреляли.

Лера выглянула из комнаты:

— Что?

— Да отморозки какие-то стреляли, говорю, — Бобров нарочито улыбался, но руки его продолжали дрожать.

Лера вникла в слова, и глаза её округлились. Она кинулась к мужу и, прижавшись, почувствовала его напряжение и дрожь.

— И чего теперь делать?

— К тебе охрану приставим, а я как-нибудь справлюсь. Хуже другое — что этим будем не болезнь лечить, а симптомы.

После этого случая, когда конкретная угроза повисла над людьми, Тимур захотел кардинально решить проблему угрозы реальной и мнимой своему детищу и всем, кто с ним был связан. На совете небрежным выбрасывателем идей не в первый раз выступил расхристанный Ганжа. С барского плеча отвалил вновь интернетные решения. Суть которых сводилась к публикациям везде, где только можно превентивное «в моей смерти прошу винить…».

— Да нас съедят за разжигание, — возразил ему Ахметдинов.

— А ты, Тимур, изначально предупреди всех известных нам противников, что мы такое напишем, и пусть ими будут выданы гарантии. А если это какие-то неизвестные структуры, то тут мы призовём на помощь армию поклонников, пусть следят за всякой такой инфой — одиночек в таких делах сейчас нет. Ну, если не считать психов, так от них лекарств вряд ли можно найти. Можно только банальщину, вроде «быть настороже», да применять навыки самообороны, ежели такие имеются.

— Ну, если про взброс обвинения тех, кто изначально против — надо подумать, то всё остальное обычные припарки.

— Вагитыч, ну ты подумать — подумай, но роль интернетную-то не преуменьшай. Ты ж не древний старикан, чтобы этого не понимать — Интернеты, они владеют миром сейчас. Вот мы и хотим, чтобы немножко на нашу безопасность поработал.

— Так сказать, полуоткрытая манипуляция, — вступил Шапиро в разговор.

Вообще, Николай Васильевич Шапиро и Сергей Ганжа за полтора года плотного сотрудничества заметно спелись. Их интеллектуальные потенциалы были соразмерно высоки, а методы и решения похожи своей мальчишеской задиристостью. И хотя Шапиро был старше Ганжи на одиннадцать лет, они стали дружить и активно работали вместе. Их дуэт забавно смотрелся вместе — Шапиро был как будто уменьшенной копией Ганжи. Только волосатого. Такой же громогласный и пухлый, но невысокий весельчак и балагур.

Неизвестно, стала ли последующая более-менее спокойная жизнь команды и, конкретно, Бобровых результатом воплощения их идей, но буча в обществе поднялась большая и руками простых обывателей и болельщиков были извергнуты всякие негативные элементы из среды, близкой к Чемпионату. Тем временем соревнования выходили на финишную прямую.

«Московия» мучительно, но без больших очковых потерь пережив период «огородов» вновь раскрылась во всей красе своего художественного футбола на подсохших и поровневших полях (даже искусственные газоны в эту несносную зиму были изрядно искорёжены). И вклинилась в тройку команд, боровшихся за чемпионство. Собственно, такой задачи перед командой не стояло. Да и большинство специалистов, тренеров, журналистов понимали, что за просто первое место во внутреннем первенстве в Мировой Чемпионат не возьмут. Но тем не менее, цена выигрыша была велика — стать последним победителем регионального розыгрыша — это было престижно. Неожиданно из претендентов выпал питерский «Зенит», неизменный призёр и неоднократный победитель последних пяти лет. Взамен этого родилась, с одно стороны, неожиданная, но с другой, многими желанная и во многом подзабытая ностальгическая борьба между «Динамо» из Киева и «Спартаком» из Москвы. Это соперничество, подогреваемое воспоминаниями в роликах и выпусках новостей в Интернете, отодвинуло в тень триумфальную и красивую поступь «Московии». Между собой вся тройка сыграла заранее, поэтому весь спор решался в заочной борьбе. Положение за два тура до конца было следующим: «Динамо» — 85 очков, «Спартак» — 84, «Московия» — 81. Четвёртым был «Зенит», отстающий от третьего места на пять очков.

Казалось бы, «московиты» забронировали за собой третье место, однако в предпоследнем туре «Московия» легко разобралась с былым кавказским лидером «Тереком» на выезде, «Спартак» с превеликим трудом одолел дома БЭТЭ, уйдя от ничьей на последних минутах, забив два мяча, а вот киевляне, ведя в счёте 3:0, умудрились «сгонять ничейку» с «Уралом». Ситуация наверху таблицы забурлила пуще прежнего — «Московия» осталась третьей, а на первое место выскочил «Спартак»: «Спартак» — 87 очков, «Динамо» — 86, «Московия» — 84. И вот тут-то все наконец задались вопросом, который ярким цветом разукрасил не только спортивные издания, разговоры под пиво и досужие домыслы, но и главные полосы неспортивных новостных ресурсов.

Оказалось, что прецедент с равным количеством очков у команд, которые претендуют на чемпионство, в случае если их, эти команд, более двух никак не обрисован! Нонсенс! Руководство Лиги разводило руками, лепило глупые отговорки и пыталось выиграть время, пока их рвали на части журналисты и представители трёх клубов. Собственно, Тимур ввязывался в это дело лишь чтобы быть в курсе дела — клуб явно был на верном пути, все возможные планы он выполнил и перевыполнил, и сейчас «срубал бонусы». К тому же было любопытно наблюдать за неуклюжими телодвижениями функционеров, у которых почву из-под ног оказалось довольно легко вышибить.

Всё это он выкладывал на собрании команды перед последним матчем. Играли на своём стадионе с «Динамо». Московским. Ажиотаж накрывал с головой. Казалось, что каждый житель столицы болел за «Московию», если он, конечно, не был преданным поклонников другой московской команды.

— Друзья мои, я знаю, что все вы хотите выиграть. И сделать это, как всегда, красиво. Но хочу сказать вам огромное спасибо за то, что вы уже сделали — вы снискали любовь и уважение, не побоюсь этой цифры, сотен тысяч людей. Причём людей не только живущих футболом и интересующихся им, а и простых граждан, простых русских людей. Не перенервничайте и играйте спокойно — всё равно этот матч будет записан в нашу славную, пусть и только начавшуюся историю.

— Что-то как-то пафосно получилось, — буркнул Бобров. Сам он, против своей воли начинал мандражировать фибрами и другими частями души и тела в преддверии этого матча. Он понимал, что шансов на первое место у его команды немного, да и свет клином не сошёлся на чемпионстве, здесь Тимур прав, но желание-то пёрло, амбиции не глохли. И именно командные амбиции. Ведь как игрок он, несомненно, стал главным украшением игр уходящего сезона. Его красивые движения, умные действия и джентльменское поведение на поле и вне его постоянно собирали урожай хвалебных отзывов. Удивительно, как он не захлебнулся в этом оголтелом прославлении. Тем не менее, большое познаётся в сравнении — и пусть нынешнее третье место показалось бы в начале сезона пределом мечтаний, сейчас хотелось выиграть всё.

Накануне родители ночевали в Москве на старой квартире, вместе с ребятами. Май припозднился с озеленением и сейчас, в конце месяца, накануне лета даже берёзы не до конца распластали свои резные листы. Черёмуха вовсю полыхала белыми кострами, накрывая ядрёным ароматом. Москва, неустроенная, разноликая и эклектичная, спешащая и нервно глядевшая в будущее вдруг ожила весной и футболом.

— Ну что, Юр, хлеба и зрелищ? — улыбнулся отец, он был не по сезону загорел и свеж. Жизнь в посёлке была не только безопаснее, но и явно полезнее для здоровья.

— Пап, вы чем там занимаетесь? Как будто из отпуска вернулись! — мимо ушей пропустил колкость Бобров младший.

— Да всё тем же, да только вот вечером газончик подстричь, с утра улицу подмести, в выходные прогуляться, пробежаться. Так что всё в порядке, спасибо не только зарядке, но тебе и Тимуру. И, вообще, даже у нас за городом жахает этим матчем завтрашним по башке, спасу нет. Билетик ты там припас, аль нет?

— Ага! Пап, а может, лучше хлеба всё же? Шучу, шучу. Всего по два билета нам и дали. Так что, если, мам, ты пойдёшь, то Леру придётся пресс-секретарём оформлять и на скамейку запасных, где и так будет не протолкнуться.

— Юрочка, да я лучше дома, а то на стадионе как-то ещё больше нервничать буду.

— Да чего нервничать-то, Ксюш? Они же и так герои! И наш — самый главный, — отец опять кольнул Юру его славой.

— Пап, ну чего ты, — расстроился Юра.

— Юр, теперь уже я шучу, — Владимир Викторович пошёл на попятную. — Я же вижу, что всё в порядке с тобой. Другое дело, для чего всё это… Ну, это мы с тобой потолкуем дня через два. Когда всё закончится.

— Ксения Ивановна, Владимир Викторович, да что вы всё о футболе — давайте поужинаем. У нас дома, можно сказать, табу на разговоры про футбол, — Лера улыбалась. — Лучше вы расскажите, как там в посёлке.

— Да обычно там, Лер. Поедемте лучше на Алтай с нами в отпуск?

— Мам, давай потом, а? — Юра, несмотря на всякие табу, думал как раз только о нём, о футболе. Лера понимающе потеребила ему затылок и прижалась лбом к его лбу.

А потом всё сложилось, как по-писанному. День сочился светом, птичьим гомоном, весной и счастьем. Хмурые тяжести были задвинуты в чуланы, люди улыбались и здоровались друг с другом. Даже многочисленные азиатские, южные люди и другие пришлые как-то побелели и не выделялись в общей массе, вопреки обыкновению. «Затишье перед бурей», — почему-то подумалось Боброву. Он же сам и удивился своим мыслям: «Наверное, волнение, будь оно неладно».

Стадион бушевал, народ пролезал внутрь всеми правдами и неправдами. Негде было упасть не только яблоку, но даже и вишенке. Для непопавших на трибуны, на парковой аллее установили большой экран, дабы дать почувствовать остальным людям себя причастными и видеть, что происходит на самом деле.

Толпа ревела, кричала и была поражена всеобщим вирусом эйфории. Юра уже с поля, помахал вместе со всеми участниками матча трибунам. «М-да, как же несложно людей подводить под одну гребёнку, все сейчас одно стадо, все сейчас за нас готовы разорвать, вынести и закопать». Он встряхнул головой — нужно было подумать и о самой игре, в конце концов.

А игра складывалась удачно для «Московии», что было привычным для её игроков. Нападающие жалили осами, крайние полузащитники порхали бабочками, защитники выигрывали позиции, играя на опережение. Над всеми ними парил по полю Бобров, успевая быть в каждой бочке затычкой, раскачивая соперника балетными па, отгружая длиннющие передачи коллегам и, стелясь в подкате, прерывая выпады нападающих «Динамо».

Всё закончилось разгромом «Динамо» и триумфом «Московии» — 3:0. «Динамо» не очень-то и сопротивлялось. Пожали ручки и стали ждать. В течение матча по стадиону не объявляли, но все были в курсе — «Динамо» выигрывает дома у «Шахтёра», а Спартак безнадёжно «летит» в Питере. И вот очаг ликования на трибунах перерастает в общий рёв — «Спартак» проиграл в Санкт-Петербурге и матч закончен. Ещё минута, и новое сообщение из Киева — и все уже не знают, радоваться или ликовать — ничья! Самый заковыристый вариант реализовался — три команды набрали равное количество очков! Чисто формально (по дополнительным показателям) первым был «Спартак», второй — «Московия», третьим — «Динамо» (Киев).

После матча в раздевалке, несмотря на триединство победителей, лилось шампанское, и все друг друга поздравляли. Зашёл Тимур.

— Друзья мои! Вы все молодцы! И огромное вам спасибо! Надеюсь, никто не будет против фуршета у меня на даче с фейерверком в честь супердостойного окончания сезона?

Все согласно загалдели. Два года в команде не только сплотил команду, но и кое-чему научил. Нельзя сказать, что в клубе проповедовался глубокий аскетизм, но всё же игроки, получая неплохие деньги, были далеки от современных звёзд не только команд-лидеров «вышки», но даже и с середняками не могли соперничать в обладании крутых тачек, гаджетов и вилл. Они были обеспечены комфортным бытом, а взамен цацек Ларионов водил их в немногочисленные теперь театры, устраивал коллективные поездки с экскурсиями, а Бобров по личной инициативе проводил либо географические, либо исторические лекции с видео и фотоматериалом. Удивительно, но молодые люди с удовольствием впитывали эту начинку и этим же заражали своих жён и подруг. Поэтому затасканной идеей празднования в ресторане никто не бредил, всем хотелось своей, «домашней» обстановки.

— Возможно, правда, это ещё не конец, — пробурчал себе Ганжа. Ларионов, стоявший рядом покосился на него:

— Ты это о чём?

— Да так, Иваныч, так… — Сергей задумчиво улыбнулся и вышел из раздевалки.

А «не конец» вылился в следующее. «Динамо» (Киев) отказывалось считать чемпионом «Спартак» (Москва), ссылаясь на невразумительность регламента. «Московия» вяло (было желание не ввязываться в склоки) поддакивала. «Спартак» же, провозгласив себя последним Чемпионом регионального регулярного чемпионата, отсылал претензии подальше и был непробиваем для всяких провокаций. Тут вновь выступил Ганжа с Шапиро. Они вынесли (с разрешительных санкций, конечно, Ахметдинова) в Интернет предложение провести турнир Трёх клубов. Само собой, болельщик был только за такое продолжение банкета и стал закидывать голосовалку тысячами «за». «Динамо» делать было нечего кроме, как соглашаться и поддерживать. А вот «Спартак» попытался взбрыкнуть, изобразив из себя надменную барышню, которой не по статусу вникать в разборки челяди. Но номер не вышел, его взяли на понт собственные же «болелы». Руководители встретились, обсудили непростую схему проведения, утрясли детали и скрепили рукопожатиями. Турниру быть.

Но все эти решения о доигрывания были приняты позже, а пока Юра, наконец, ослабил нерв и отдался в заботливые и нежные руки жены. Следующий день они долго валялись, слушая, как шумит крепкий весенний ливень за окном, а на кухне уютно переговариваются родители. В конце концов, голод выгнал их наружу. Ксения Ивановна настроила летний завтрак: зелёный пышный салат, печёные булочки, сок и свежесваренный кофе.

— Да, Ксения Ивановна, у меня Юрка всё больше кашками перебивался, — Лере удалась лёгкая лесть — и Юрина мама заулыбалась.

— Други мои заспанные, вы давайте кушайте и потом по делам, — это уже подал отец голос, с утра прогулявшийся и читающий в данный момент газету.

— Дела? — Юра деланно округлил глаза. — Какие могу быть дела у чемпионов?

— Давай, чемпион, завтракай, гулять потом с тобой пойдём.

И после, оставив женщин убирать квартиру (Юра мучался совестью — «Надо же помочь», но легко поддался на уговоры отца «лучше не мешать женщинам в этом вопросе»), они отправились в центр города. Докатив, до «Каширской» на троллейбусе, они погрузились в метро. Народ был неспешен и довольно редок. Москва уже давно не была переполненной столицей, трещавшей по швам и с раздутыми венами транспортных потоков замиравшей в часы пик малоподвижной тушей.

— Пройдёмся от Тверской по бульварам?

— Как скажешь, пап.

Серое небо ещё продолжало выжимать последние капли, но сильно вымочить этот дождь уже не мог. Владимир Васильевич щеголял в новом серебристом плаще с мембраной, Юра был в одной лишь футболке и потрёпанных джинсах. Люди были редки на бульваре в этот час воскресного дня, да и погода вовсе не шептала, поэтому за автографами не лезли, лишь изредка хихикали смущённые девочки, стайками перелетающие по каким-то своим птичьим делам.

— Ну так что, ты счастлив? — Отец начал в лоб.

— Да как-то непонятно пока, опустошение какое-то, как после завершения крупного дела. Да, да, знаю. Как раз ты и прицепишься, мол, что это за дело такое — мяч гонять. Но сколько мы уже вроде обмусоливали, и ты вроде тоже поддержал — что, если глобально смотреть, то ведь дело же, нет? Или что ты новое там надумал там, на свежем воздухе надуло?

— Вот уже расфырчался весь. Погоди. Я ж про твоё восприятие спрашиваю. То, что ты мог бы с горем пополам учиться — ну, не в уже разрушенном Университете, ну, где-нибудь. Потом был бы винтиком в какой-нибудь фирме, это я не сомневаюсь, голова есть, руки — откуда надо растут. Я про другое — чувствуешь ли ты дорогу свою верной?

— Пап, знаешь… да, конечно, ты знаешь, поэтому и спрашиваешь про такие вещи. Я же вот всегда любил футбол, так ведь, да? Причём не соревновательную составляющую любил, а именно игру. И вообще, физкультуру и спорт. Но всегда это было для меня дополнение, так вы с мамой воспитали. Дополнением к какому-то интеллектуальному развитию, культурному, что ли. Чуть больше за книгой посижу, охота подвигаться, подвигался до упаду, охота мозгами пошевелить. А вот сейчас я вроде только ногами шевелю — это иногда меня угнетает. Хорошо Лера есть, она спуску не даёт, да и игрушку я тут новую завёл. Такую, географическую — тоже вроде как-то там включаю голову. Но ведь делом-то занимаюсь футбольным. И тут самый главный вопрос — пусть в ущерб собственному развитию, но польза-то какая-то должна же быть людям? Вот вся эта стратегия Тимурова, она работает? Не просто мы зрелище подсовываем, когда у людей хлеб не всегда есть? Вот что мучит…

— Ну! Разве для тебя не есть доказательство вашего верного пути то, что вы стали реальной политической силой?

— Вот! Казалось бы, на поверхности то, что идём, куда наметили — объединение русских, есть ядро патриотическое, есть свои герои, свои винтики, чуть ли не партия. Но! Не скажу, что я не доверяю Тимуру, как раз наоборот — есть вот что-то, что меня располагает к нему безгранично. Но вдруг и он ошибается? Вдруг это зрелище, как таковое, так нас вовлекло, что вся вот эта политическо-патриотическая оболочка есть только мишура рекламная?

— Постой. То есть ты хочешь сказать, что все эти чемпионаты, реорганизации (прости, я не очень вникал) — это всё серьёзно, а вот ваши устремления это всего лишь пиар-ход? Всё по правилам «мерзкого шоубиза»?

— Да, именно так.

— Хм… Но если Тимуру ты веришь, а он царь и Бог в вашей «Московии»… Тогда кто? Серёга? Или кто-то ещё из окружения?

— Ой! Выходит, ты не понял. Я говорю, что все мы, ну, или почти все — искренние борцы и всё такое. Но Игра (шире понимай, чем просто футбол и этот предстоящий Мировой Чемпионат) управляет нами. Мы думаем, что сами тут что-то выдумываем, а играем по каким-то уже писаным правилам.

— Ну, ты как-то уж совсем загнул. На что я конспирологией увлекаюсь, но до такого бы не додумался. С чего ты это взял вообще?

— Да потому что уж больно гладко всё идёт! И, главное, прибыли и популярность растёт, а никто палки в колёса нам не ставит. Вот увидишь, что на Мировой Чемпионат мы точно попадём. Я вот даже не сомневаюсь.

— А кому это нужно-то вообще? Зачем народ будоражить в ненужном ключе?

— Да ну… ты чего? Популярность — огромная. Тема — относительно новая. Энергия народа опять же в нужном канале.

— А вот здесь я тебя и подловлю — если канал управляемый, то конечно. Но если Тимур, да и ты, в конце концов, люди без двойного дна, то опасны эти игрища.

— Да, здесь соглашусь. Есть неувязка. И то, что я не понимаю, где собака порылась, меня и нервирует.

Они закругляли свою бульварную прогулку, спускаясь к Яузе и высотке — она будто проткнула небо, и вокруг шпиля начало расползаться голубое пятно, пропуская мутные лучи солнца.

А через три дня три клуба порешили сыграть дополнительный «Турнир Трёх». Порешили — и сыграли. «Динамо» и «Спартак», честь по чести, устроили шум и гвалт, рекламную кампанию и раскрученное событие. Проводили с помпой. А как же! Повод урвать ещё деньжат да покрутиться в заключение сезона ещё разок. Подумаешь, что игроки измотаны, им за это миллионы платят. Ну, или не миллионы. Но, в общем, не бедствуют, пусть постараются ещё немного. «Московия» от рекламной помпы устранилась, ограничившись скромной ролью участника. Играли на Кубани, в Краснодаре. Жара в этом крае уже устаканилась, плотным маревом окутывая участников и гостей мероприятия.

Играли по изощрённой схеме: первые две команды играют по одному тайму, одну из команд в перерыве сменяет третья, играют ещё один тайм, перерыв и вместо второй вновь на арене первая. И так три раза за три дня на двух стадионах, дабы не истоптать газоны. И кто больше наберёт очков. За победу в тайме два очка. Все остальные результаты — ноль.

И как «Московия» скромно участвовала в шумихе вокруг да около, так скромно она и играла. Скромно, но, как всегда, со вкусом. Гранды же, измочаленные нервотрёпкой в конце сезона, игроки которых были изрядно «накачаны» руководителям перед матчами, были нервны, постоянно грубили и не слишком оригинальничали в атаках. Так вот тихой сапой «Московия» во всех своих шести таймах один лишь раз сыграла вничью, когда в самом начал турнира взвинченные «хохлы» растоптали мысль и избороздили подкатами весь рисунок игры «Московии». Но дальше нервного запала «Динамо» и «Спартака» не хватило, и остались лишь нетвёрдо стоящие на ногах усталые люди, против которых резвились мальчишки, получающие удовольствия от каждого касания.

Так, «Московия» стала победителем турнира, заодно снискав лавры неофициального «Последнего Чемпиона открытого Чемпионата России».

А круги по воде, действительно, вышли лишь слегка заметной морщью. Беспорядки в Питере продолжения не получили, «Зенит», чинно развалившись в верхней части турнирной таблицы, сделал хорошую мину на богатом лице, а президент «Северо-Западной Республики» в интервью захлёбывался комплиментами в адрес «московских гостей». Но вот дисквалификацию Боброву всё же вмазали. И гостевой матч с «Реалом», в этом сезоне елозившим на задворках Чемпионата, «Московия» должна была проводить без своего лидера.

Ганжа был раздражён тем, что кони понесли вскачь без его чуткого контроля и тем, что дисквалификации не удалось избежать. Теперь он был весь в поиске дыры, в которую усочились все ниточки и тесёмочки, коими он до сих пор искусно дёргал в ответственные моменты. Без Ганжи задача по плану на игру целиком легла на плечи Проскурина.

— Вот так, Юрий Владимирович, помощи извне у нас не будет, а вот «Реал» в домашних стенах лишь разок сыграл вничью. Это они на выезде «сливают» всё подряд, а у себя как раз рычажки-то и включают. Надо подумать, — Проскурин уже в понедельник вызвал Юру к себе, дабы придумать разумный выход из затруднительного положения.

— Так может, попробуем понять, в чём их изюминка домашняя? — Бобров был привычно хмур — Лера опять умотала по своим делам, и ночевал он со своими нелёгкими мыслями наедине.

— Так про что тебе и говорю! Сергей со всей конторой сейчас всеми силами затыкают свои пробоины и ищут упущения. А если и я начну шпионить, то, во-первых, меня словят, так как шифрование — не самая моя сильная сторона, а, во-вторых, план на игру с люденами вообще некому будет проводить. Поэтому, мы, конечно, с тобой сегодня поглядим со стороны, может, что-то и увидим. Но в основе своей придётся лудить универсальную схему, где Ромка будет единственной ударной силой.

— Постой, Валентин! А давай Реброва Лёшку из резерва на мою роль попробуем вкрячить?

Проскурин задумался. Реброву было всего восемнадцать и, в отличие от Васильева, он не выделялся изумительными физическими данными. Его сила была в другом. Он будто предугадывал мысли соперника — будь это атлетический люден или умудрённый опытом Бобров. Его действия на поле иногда поражали, но в силу возраста и царящей до прихода Проскурина политики «Московии» шансов проявить себя в главной команде у него не было.

— Так-то он толковый малый, но целый матчи сдюжит ли? Тут же надо трезвую голову иметь, а у юнцы вечно запалятся и чешут с шашками наголо.

— Так давай и апробируем его. Неделя ещё почти. Какой-нибудь форс-мажор смоделируем, и поглядим, как он выполнит план и как изменения нужные в него внесёт, если нужно будет.

— Что-то терзают меня смутные сомнения, как восемнадцатилетнему пацану бразды правления вручать в непростом матче.

— Ну а что взамен? Твои предложения? Ромку гонять одного с гуртом люденов?

Проскурин надолго притих. Подпёр свою шишкастую голову пухлой пятернёй и уставился вдаль.

— В общем, ладно, уговорил, чертяка! Только беседу проведи сначала с ним, он чудаковатый малый, кто знает, что у него на уме. А к тебе юнцы тянутся, глядишь, найдёте общий язык.

Не теряя времени, Юрий сразу же пошёл на соседнюю поляну, где тренировалась молодёжь. Там никаких люденов не было, но и лёгкости и азарта, что были в глазах молодых игроков в былые времена, тоже не наблюдалась. Чувствовалась, если не каторга, то тяжёлая работа взвалена на робкие пока плечики.

«Ну, вот что даже из этих парнишек растёт? Профессионалы, так называемые? Пустые души и прагматичные цели…» — Юра снова завздыхал вслед своим мыслям.

Молодые люди на поле были «разных мастей», но костяк был всё же славянским: кой-какие традиции «Московии» дожили и до нынешних времён. Шла как раз двусторонняя игра. Бобров стал на кромке, наблюдая. Ребров был невысок, строен и выглядел совсем как пятнадцатилетний подросток. Тем не менее, ни один из игроков противоборствующей команды, не мог не то что отобрать у него мяч, но даже и правила толком на нём нарушить. Алексей в самый последний момент убирал ногу, корпус или мяч, ускользая шустрой тенью от всех защитных препятствий.

«Он ведь почти всегда предугадывает, что будет делать игрок. Чужой или свой», — неожиданно понял Бобров. Переговорив с тренером «молодёжки», он подошёл к раскрасневшемуся Реброву.

— Лёш, можно тебя ангажировать? Пока только на часок. С тренером всё обговорено.

Для молодёжи коренной, Бобров был живой легендой, они росли, когда его звезда сверкала на весь футбольный небосвод. Но Ребров был уверенным в себе парнем, поэтому без тени сомнения буркнул:

— Надо так надо. В душ можно сходить?

— Иди, иди.

«Ершистый какой!» — вслед удаляющемуся щуплому парню подумал Юра.

После они сидели в переговорной, попивая ароматный чай. «Шангрилу всё же хорош. И в приготовлении чая тоже», — Бобров любил травяные настои, которыми потчевал желающих их индийский врач. А вот Реброву, похоже, напиток был не очень-то по вкусу. Он поморщился и отставил чашку.

— Лучше бы пивка?

— Ну, что вы, Юрий Владимирович, мы уже с детства приученные есть только ПОЛЕЗНУЮ еду! — Алексей был недружелюбен и того и гляди мог нахамить.

— Ладно, Лёш, ты колючки-то свои не выпускай. Я ж с тобой о серьёзном.

Ребров насторожился. Его можно было понять. Он, несмотря на свой юный возраст, знал себе цену. Но также он видел совершенную бесперспективность развития в «Московии», где шанса ему никакого не предоставлялось.

— То есть как запахло жаренным, только тогда и вспомнить решили про молодёжь?

— Ты правильно понимаешь, что дыра у нас теперь, ввиду моего хулиганства. Кстати, вас несильно помяли на трибунах? — вдруг Бобров вспомнил, что «молодёжка» тоже была на стадионе.

— Да нет, успели нас эвакуировать, а то порвали бы на кусочки, да. Так что вы там говорите про дыру-то?

— Короче говоря, пусть в таких вроде экстренных обстоятельствах, но хотели бы посмотреть, как ты справишься уже с мужиками. Сможешь ли все свои трюки вытворять, что называется, по-взрослому. Когда, если не сейчас? Разве это обидно?

На самом деле, в этот момент у Реброва и дыхание сдавило, и сердце застучало побыстрее, но мину он сохранил высокомерную всё равно:

— Ну… как-то всё равно получается, что не будь дисквалификации, так шанса и нет никакого?

— Лёш, брось ты, — улыбнулся Бобров. — Понимаю я, что в тебе творится. Я ж только на вид такой старый, а в душе ещё пацан. — Он совсем рассмеялся, и увидел, что кривая ухмылка тронула и лицо Алексея. — Просто не так уж всё просто сейчас. Не просто вышел, и играй. Теперь нужно этими «друзьями» руководить. И руководить не абы как. И зови меня уже просто Юрой, ну и «тыкать» тоже можешь, если хочешь.

— В общем, я согласен. Конечно, а как может быть иначе. Только вот не совсем я понял про управление. Но ведь у нас же ещё есть время? И, так я понимаю, всё же Валентин Анатольевич рулит процессом?

— Отлично! Я очень рад, — Юра крепко пожал руку парню. — Конечно, он рулит. Чуть позже мы подготовим для тебя план, о котором и поведаем. И будет у нас ещё пять дней, чтобы всё наладить. Честно, он у нас под тебя ещё и не сложился. Поэтому, голову тебе нужно будет включить уже сейчас.

Ближе к вечеру собрались уже втроём. Проскурин даже приготовил некоторую презентацию. Точнее, визуализировал свои предложения на планшетниках и экране в кабинете.

— Значит, Алексей, гляди. Да и ты, Юра, тоже, — он запустил видео, в котором нашинковал подборку домашних матчей «Реала». — Вот смотрите, они своих четверых люденов используют в атаке. То есть те ломят вчетвером единым фронтом или ромбом. Здесь, кстати, их изюминка и зарыта — они тоже подстраиваются под соперника, под его игру. Причём иногда это бывает и в процессе игры, — он включил видео — «Реал» врезался в, казалось, непроходимую защиту «Османии». — А вот, когда гости почти всем составом в своей штрафной, — в следующем ролике, «Реал» с флангов накидывал бесконечные навесы на двух высоченных люденов. Оба приведённых примера фиксировали победы мадридцев.

— Так здесь же легко раскусываются их замыслы, и можно как раз под них адаптироваться, и жалить, жалить! — разгорячился Лёша, который уже рвался в бой.

— Вот! Здесь собака и порылась. Нужно будет не одному тебе их жалить, а вся команда наша полумеханическая должна в унисон работать. Под твоим как раз дирижёрством. И вот здесь, как нам видится, твоя основная проблема может быть. То, что ты сам прекрасно играть сможешь, отдавать передачи, защищаться, и прочее, прочее — мы прекрасно видим. Но вот здесь новая задача для тебя будет — нужно руководить этим стадом. В их мозгах и прошивка будет специальная, ориентированная на тебя. То есть если ты заиграешься, будешь просто играть в свой любимый футбол, то всё, хана. Они истуканами будут стоять и на тебя глазеть. Ну, или бежать тупо вперёд. А там уж как Бог на душу положит.

— Понял. Понял… — Ребров застыл в нервном порыве, остекленев куда-то взором.

— Слушай, Валентин, а вообще, какой ты придумал план-алгоритм?

— В целом соригинальничать особо не получилось. Главная особенность, что будем атаковать сразу. Без разведок всяких. Я так понял, что на этот случай они, если и готовы перестроиться, то далеко не сразу. Но, главное, Лёша, внимание! Какие ты там грёзы уже видишь? Слушай внимательно, пожалуйста. Главное, что если забьём мяч, два, даже три! Нельзя отходить и играть на контратаках. Вот это будет забито в люденов намертво. Потому что «Реал» при домашних трибунах (а это сто тысяч беснующихся людей), чувствуя раненых, добивает кровожадно и беспощадно. Пожалуй, я не видел ещё такую жалкую «Османию», как в этом единственном ничейном домашнем матче мадридцев. И то туркам сказочно повезло, да и фора была всё же приличная — четыре мяча. Но вот откатились назад, начали играть на удержание, вальяжно. А потом, когда их рвали в клочья, они в панике швыряли мяч в стороны и чуть ли не лбами друг с другом сталкивались.

— Не, ну почему же — довольно оригинально. Не бояться разъярённых тореадоров, которые в тебе видят лишь быка. Всего и делов-то. Может, и славно, что я пропускаю, — Юре план понравился, и он слегка посветлел лицом. — Кстати, Анатолич, меня на лавку-то пустят?

— Да вряд ли, Юр. Но там, если ты помнишь (я-то не был, но план стадиона посмотрел), прямо за скамейками гостевыми такой небольшой секторок, отделённый от трибун. Типа, для «своих». Там и сядешь. Теперь, Лёш, ты. Завтра начнёшь тренировки с основой. Сначала наладим твои с Васильевым взаимодействия. Тут, думаю, всё быстро будет…

— Да, в общем, с Ромкой мы много поиграли, хоть он и старше почти на два года.

— Вот и славно. Потом уже сложнее будет — попробуешь руководить нашими киборгами. Здесь тебе Юра будет помогать.

— Понял.

— Ну, всё, тогда свободен.

— Что-то есть в нём необычное всё же, — сказал Бобров после того, как дверь за Лёшей закрылась. — Есть то, что мне, например, недоступно.

— Вопрос в том, поможет ли нам в игре ЭТО. Да и вообще, пойдёт ли на пользу «Московии», — добавил Проскурин.

Следующий день был привычно сер и угрюм. Побеливший было поверхности свежий снег скукожился и хлипкими кучами оседал под туманом и моросью. Лера появилась накануне вечером, красивая и соскучившаяся. Они долго болтали, Юра рассказывал про план, она сокрушалась, что дисквалификация всё же случилась. О своих делах «научных» она опять упомянула лишь вскользь.

— Юрч, ты же не думаешь меня ревновать?

— Да, вообще, думаю, что ты непотребными вещами занимаешься, лишь бы от меня смыться.

— Дурачок, — она обняла его. Он знал, что она его вся и без остатка. Поэтому был спокоен, как танк. — Но мог бы поревновать, а то я подумаю вдруг, что ты меня разлюбил, — её глаза привычно озорно хихикали.

Бобров приехал на базу чуть раньше остальных и заметил на поле щуплую фигуру. То разминался Ребров.

— Лёша! — Бобров окликнул его. — Ты чего ни свет, ни заря?

— Повышаю мастерство, Юрий Владимирович, — от парня разило энтузиазмом.

— Тренируется тот, кто не умеет играть. Учись, студент, — Бобров пошёл в раздевалку, и уже вскоре они вдвоём стали разминаться, а потом и играть в одно касание. Обычная разогревающая забава вдруг превратилась в азартное соревнование. Юра вдруг осознал, что каждый раз на пути мяча вырастает нога Реброва, как бы изощрённо он не бил. И, если бы не огрехи техники Алексея, Бобров проигрывал бы с разгромным счётом. Однако вскоре Юра нашёл противоядие и, по существу, разгадал секрет молодого таланта. Он направлял свои мысли совсем в другую от действий реальных сторону, и всё, Ребров сразу мыкался, будто слепой котёнок, раз за разом пропуская и прямые сильные удары, и «черпаки» за шиворот. «Значит, чтец ты мыслей. Ну что же — неплохой талант. Им бы ещё распорядиться».

— Да, мастерство не пропьёшь, — Ребров признал свой проигрыш и перестал петушиться. Сдался.

Тут и остальные игроки стали подтягиваться на поле. Появился Проскурин. И тренировочный процесс закрутился, завертелся. Открытие своё Юра решил пока приберечь. «К тому же проницательный Анатолич и сам, думаю, догадается…»

Несколько часов отрабатывали взаимодействие Васильев — Ребров. Проскурин на пару с Бобровым оказались изобретательными на выдумки, и молодые парни были так увлечены тренировочным процессом, что сделались немного огорчёнными, когда занятие окончилось.

— Ну, как и предполагалось, этот компонент отработали безболезненно, — поделился Валентин со своим подопечным-коллегой.

— Да, они как будто рождены, чтобы работать в связке. Чего мы раньше его из «молодёжки» не вытянули?

— А вот почему не делали это раньше, и что не всё так гладко, ты увидишь, думаю, завтра, когда вожаком его поставим, — предостерёг Проскурин от преждевременных восторгов.

И он оказался абсолютно прав. Проскурин был не только талантливым технарём и программистом, но и неплохим психологом. Кроме того, любовь к футболу и неплохая теоретическая подготовка в физической культуре делали его неплохим «чисто» футбольным тренером. На следующий день восемь люденов поделили поровну и соорудили две укороченные команды, чтобы играть на полполя. По шесть человек плюс вратари. В одной верховодил Бобров, в другой Ребров. Ему, конечно, в напарники дали Васильева. Команду Боброва «закодировали» на постоянную атаку. А вот Реброву повезло меньше — не раскрывая ему всех планов, запрограммировали его «подопечных» на полное ему послушание. И по свистку поехали.

Начало игры подтверждали радостные ожидания относительно связки Ребров — Васильев. Также подтверждались мысли Боброва о том, что «Лёшка всё читает». Ребров легко раскусывал нехитрые комбинации (Юра умышленно действовал примитивно, заманивая соперника), а в атаке кружил головы малоповоротливым защитникам, к тому же не заточенным на оборону. Минут за десять они накидали четыре мяча, взамен не пропустив ничего. Вот тут-то Юра и врубил заковыристое исполнение. Он прикрывал свои мысли банальщиной, кинжальными выпадами начиная неожиданные для Реброва комбинации. Тот, подрастерявшись, мигом выпусти вожжи управления, и команда его посыпалась. К перерыву, который венчал тридцать минут игры, Бобров с компанией вели уже с разницей в три мяча. Ребров же с товарищами уныло отбивались, судорожно пытаясь проткнуться через волны атак соперника. Алексей сбился на индивидуальный героизм и, если отдельных люденов он ещё переигрывал, то против командной игры, ведомой Бобровым, он был бессилен.

— Лёш, ты прости, что пришлось так жестоко тыкнуть тебя, но это метода такая. Анатолич придумал, — слегка оправдываясь, говорил в перерыве запыхавшийся Бобров. Его юный коллега сидел хмурый и злой. — Так, Алексей, ты не пыхти. Постарайся сейчас внимательно послушать. Во втором тайме сосредоточься не на своей игре против конкретных футболистов, а управляй игроками. Думай за них, кричи на них, подсказывай. Веди их вперёд, не кидайся кругом на амбразуры, пытаясь заткнуть многочисленные течи. Слышишь меня?

— Слышу, — буркнул Ребров. И непонятно было, внял он советам старшего товарища или раздумывает над собственным планом разгромить соперника.

И второй тайм стал неспешным уже продолжением первого. Ребровская команда тыкалась и мыкалась, регулярно пропуская наскоки Боброва. Тот уже лично не стеснялся забивать красивые голы, однажды даже положив мяч боковыми «ножницами». Правда, рухнул после этого и со скрежетом поднимался уже с помощью партнёров.

— Ну куда ты, старый? — крикнул с бровки Проскурин, переживая за то, что ветеран сломается на ровном месте.

Позволив молодёжи всё же соорудить два голика, Бобров так же легко довёл до разгромной победы и весь тренировочный матч. Сам он бы несколько уставшим и держался за ушибленный бок — приземление ему не очень удалось.

— Лёшка, как остынешь, приходи, поговорим, — кинул Реброву Главный, заглянув в раздевалку.

— Да чего уж тут разговаривать-то, итак всё понятно…

— Чего тебе там понятно, юнец удалой? — Юра видел, что парень был удручён. — Думаешь в минорах, коришь себя и накрываешь свои надежды медным тазиком? — По тому, что Алексей сдвинул брови ещё плотнее, Юра понял, что бил по больному. — А ты брось. Ты лучше сейчас послушай опять более опытных людей. И поверь мне, всё идёт как надо. Если вот просто вдруг всё получается, это должно настораживать. А если со скрипом, да блины комом выходят — это как раз неплохой признак.

Ребров только сильнее нахмурился и принялся стаскивать обмундирование.

Когда он, распаренный после душа, с пушистой головой вошёл в кабинет Главного, Бобров и Проскурин уже что-то оживлённо обсуждали.

— Я просто к тому, Валентин, что если они разгадают наш план, то запасных козырей у нас нет. Всё уже будет выложено.

— И что ты предлагаешь?

— Я предлагаю замены подготовить на сей счёт. Люденов по максимуму заменить. Одного в защиту, одно в полузащиту, одного в нападение. И такая ось будет. И всё — пусть не эти уставшие уже лавку протирать наши латанные-перелатанные ветераны, а дружбаны и партнёры Лёшки. Вот и он, кстати. Заходи, заходи. Тут мы с Анатоличем несколько вперёд забежали, так что об этом потом.

— Да, Лёш, садись. Я тут отчётик уже накропал с фишками, — Валентин так называл визуализацию игры на специальной доске. Игроки были точками, и все их перемещения записывались. — Просто ты сейчас увидишь то, что, как мне кажется, ты и сам понял, но чуть с другой стороны. Временами забавно даже смотрится, — он запустил «шарманку». — Вот видишь, первые десять минут, вы «рвёте» «бобровцев». Но смотри, видишь, они практически стоячие и вы, по существу, развлекаетесь, возите их, как хотите. Юра делает пас, ты прерываешь, первый его номер идёт в обыгрыш, натыкается на твою ногу. Всё ты благополучно разгадываешь, а Рома подыгрывает. Но! Заметь, что твоя четвёрка люденов такая же массовка, как и людены противника.

— Хм… Правда, — Лёша удивился. На поле ему было не до этого. Там он играл и ничего вокруг не видел.

— Вот в этом и состоит твоя работа над ошибками. Учиться видеть обстановку глазами тренера. Не забывать играть, но и командовать своими игроками тоже нужно. Так сказать, многозадачность от тебя требуется.

— Так я этого совсем не умею, — Лёша расстроился. И сразу он стал совсем ещё мальчишкой, который мало что умеет, и которого легко сбить с панталыку.

— Ну, ты не грусти, мой юный друг! — Бобров потрепал поникшего партнёра по плечу. — Как раз у нас есть время, чтобы научиться. В конце концов, я-то на кой? Я стар, но опытен, не забывай.

Алексей посмотрел на него с надеждой. «И сразу нет спеси и юношеской вздорности. Нет, всё-таки из него выйдет толк. Не только, как футболиста, а как человека».

Втроём они до позднего вечера «гоняли» фишки по полю, Юрий вспоминал многочисленные ситуации из своего огромного игрового прошлого. Проскурин сажал Реброва за самодельный тренажёр, который позволял распылять внимание на несколько объектов за раз. Сам Алексей с огнём в глазах вкушал многочисленную информацию. Он уже позабыл свои личные амбиции, а вовсю старался приспособить свои таланты общим интересам. Разошлись они, полные надежд и удовлетворённые занятием.

В оставшиеся дни практически все тренировки были заточены под налаживания взаимодействия Реброва с люденами. И прогресс наблюдался неслабый. Однако вплоть до субботы Бобров легко обыгрывал команды молодого коллеги. Бобров с Проскуриным хмурились, Ребров ругался себя и пылил, хлопая дверьми. Тем не менее, от плана на игру решили не отступать, ибо выхода другого не было.

— Мучаете мальчика, у него ж другие таланты, — как-то заметила заехавшая на тренировку Лера. У них там вроде ситуация стабилизировалась, и она стала больше времени проводить с Бобровым. Ганжа же всю неделю безвылазно просидел в своей лаборатории. «Добивает баги», — сказала Лера. «Но помочь в этот раз мы вам точно ещё не сможем, уж простите. Надеюсь, ваш план выполнится».

После турнира наступила какая-то всеобщая пустота. Ещё недели две тянулся затухающий шлейф бесконечных интервью, передач, обсуждений и награждений по следам последнего чемпионата и «Турнира трёх», но потом и эта «движуха» затихла. Медным тазом стал нависать вопрос «Что делать?» и в первую очередь до сих пор было непонятно, кто составит первую двадцатку участников мирового Чемпионата. ФИФА и региональные федерации (УЕФА, в том числе) заканчивали свою работу и «сдавали дела» новому образованию «Мировой Чемпионат». Однако новые чиновники (большинство из них были как раз бывший футбольные функционеры из ФИФА и местных федераций) не торопились обнародовать итоги конкурса.

— Думаю, до осени можно отдыхать, — завершил Тимур заседание клуба по итогам сезона. Конечно, львиную долю времени обсуждали будущее. Присутствовала и команда в полном составе.

Собственно, обсуждение сезона было коротким. Тут и так было всё понятно, сплошные награды и благодарности. И ложки дёгтя даже не было. А вот будущее штриховалось неясным туманом. В целом, конечно, руководство разделяло надежды ребят на то, что «Московия» войдёт в нестройные ряды участников Чемпионата. Многое было за благоприятный исход: сумасшедшая популярность, удачное выступление, самобытность. Но, конечно, «русскость» команды была вызывающей, поэтому этот факт мог сыграть как за «Московию», так и против. И самым главным минусом клуба была абсолютная аморфность в подковёрных играх, что при совсем юном возрасте команды выравнивало все их достоинства в борьбе за путёвку.

Два летних месяца для Бобровых прошли в кипучей путешествующей деятельности. Целый июль, они наслаждались постепенно сереющими ночами на Онежском озере, рыская по шхерам и заливам на небольшой яхточке, что сняли в Губе. Поскольку управлять они особо ей не умели, то целую неделю обучались у местного яхтсмена, колоритного бородатого дядьки. За следующие три недели они попадали в шторма, ночевали на необитаемых крохотных островках, ели уху, чернику, грибы. Медведь, мало смущаясь, ел свою малину, когда они прошуршали на своём кораблике рядом с берегом. Дикость природы была жиденько разбавлена редкими туристами и вымирающими местными жителями ветхих деревень.

В который уже раз они оба подмечали, что, оставаясь длительное время вдвоём, они не только не устают, а, наоборот, непрерывно наслаждаются обществом друг друга, как и природой вокруг. Они улыбались друг другу и позднему закату, они брызгались водой и ныряли, играя в салки. Готовили еду, сменяя один другого возле котла. Их совместимость была подобна искусно собранному пазлу, вековой брусчатке, что не поддавалась времени, стихии и людским порокам.

Но вот ночи стали всё больше темнеть, небо бледно высыпало звёздами — надвигался август. Ребята сдали кораблик и в раздумьях, куда бы податься ещё на месяц, разбили лагерь под невысокой скалой на берегу озера.

— Всегда можно укатить к родителям, — вынес предложение Юра.

— Они же в этом году в Западный Саян подались?

— Ну а какая разница? Даже лучше. Там и народа поменьше, и горы другие чуть.

— Юр, а на Камчатку? Она сейчас чья?

— Камчатка — это класс, мечта… — мечтательно протянул Бобров, — а давай и глянем сейчас.

Они с собой таскали мелкий планшетник, который заряжался от солнца и тепла костра. Включали они его, правда, редко, сознательно огородив себя от цивилизации. Карты у них были бумажные, из навигационки — только компас. Но раз в неделю заводили правило устраивать, как Лера называла, «политзанятие» — смотрели, слушали новости («а то страна опять на кусочки начнёт разваливаться, а мы так в лесу и просидим», — оправдывал такой «выход в свет» Юра), выходили на связь с родителями и Ахметдиновым. Вот и сейчас они достали из футляра свой ларец с выходом в цивилизованный мир.

— Ну, пока Камчатка в Дальневосточной Республике, с которой у нас, как почти и со всем, безвизовый режим. Так… Что у нас с транспортом. О! Смотри-ка, всё летает. И цены невысокие. Берём на дня через два?

— Берём, конечно.

Юра потыкал, полистал и вот они уже стали обладателями билетов на самолёт «Москва — Петропавловск-Камчатский».

— Так что, нам надо теперь дуть домой скорее? — Лера подумала, что, как всегда, на сборы минимум времени.

— Так: завтра с утра в Петрозаводск, послезавтра, выходит, дома. День собраться и помыться. Нормально?

— Ну, мальчикам, может, и нормально, а девочкам придётся поторопиться, — Лера игриво поджала губы.

— Моя девочка не такая, как все. Она умеет всё.

— Ой, не подлизывайся, — Лера с удовольствием подставила под поцелуй щёку. — И скажи, мы там просто погуляем? Или велики будем брать?

— А ты бы как хотела? Я за пешку и всякие автостопы.

— Да, я тоже бы ножками потопала.

И так вот, только начавшийся август, продолжил июльскую круговерть. Только они вот наслаждались умеренностью Русского Севера, транзитом минуя жёлтую летнюю столицу, как плюхнулись на пугающий масштабами Дальний Восток. Сам город был довольно уныл, но природа жала прямо с аэропорта. Полуостров топорщился вулканами и сопками, а Авачинская сопка дымила основательно, серым хвостом пачкая голубое небо.

— Кажется, будет интересно, — кивнул на дымящуюся гору Юра.

— Класс! — Лера была солидарна. Сторонние люди назвали бы их чокнутыми и были бы отчасти правы. Пара вечно лезла на рожон, а взрастающие препятствия их лишь привлекали.

Но всё же встающая всё чаще на дыбы стихия ставила не только непосредственные препоны. Ни одна турфирма не захотела забрасывать их вглубь полуострова, частники из популярных объявлений также не соблазнялись и завышенными тарифами. Турьё копилось в городе, многие толклись в ожидании отъезда на Большую землю. Билеты назад были дефицитом.

Наконец, после настойчивых поисков был сыскан молодой парень на джипаре. Согласился забросить ребят в Атласово, запросив, само собой, огромных денег. Позже он сделал скидку, узнав «большого» футболиста. Добирались два дня, ехали еле-еле — ухабы чередовались с дымом от извергающихся вулканов. В посёлке было мало жилых домов, заборы были покосившимися, дорога ветвилась бесконечными объездными путями. Ребята слезли с надоевшего уже джипа, расплатились и направили стопы свои в сторону от умирающей деревни.

Потом они изо дня в день рыскали по долинам, взбирались на склоны, искали укрытия в крючковатых берёзках. Медведи были, не сказать, что на каждом шагу, но изредка мелькали их удаляющиеся спины — людей они побаивались. Заповедники все давно были чисто номинальными, егеря не существовали, а туристы были выдавлены накалённой сейсмической обстановкой. Ключевская сопка супротив своим более мелким собратьям не дымила, однако именно возле неё они ночевали, когда сильно тряхнуло. Палатка не дом, выбегать срочно нужды не было, но Юра всё же, разбудив Леру, выскочил вместе с ней в ночь. На небе буграми облако отсвечивали красным, Ключевская исполином закрывало треть неба.

— Красота! — выдохнул Юра.

— Страшная сила, — добавила Лера.

Они ещё минут десять истуканами смотрели на зарево пока, замёрзнув, не юркнули обратно в свои тёплые ещё спальники.

— Это тут всегда так весело?

— Лер, ну видишь же, нет никого, а обычно здесь кишмя кишит… Что творится с планетой. И если в Москве мы привыкли, что зима не зима, летом жарень, то вспомни, как в Австралии заливало.

— Юрч, разве у тебя память плохая? Мы ж в Антарктиде об этом говорили, — Лера улыбнулась в темноте.

— Ну да, я на эту тему готов повторяться бесконечно. Просто ведь и поводы постоянно природой даются, согласись. Я тут просто вот ещё что подумал — случайно ли, что вот эта политическое разрушение в мире, в том числе у нас, нравственное падение (кажется, что оно нескончаемое) людей, какое-то торможение в общем развитии человечества активно началось именно сейчас, наряду с катаклизмами? Или одно тянется за другим? Или Земля со всеми населяющими организмами и внутренней структурой единой целое…

Лера сонно приобняла его и невнятно пробурчала:

— Давай завтра обсудим эту важнейшую тему.

А Юра не слышал, он совершенно бессонным взглядом вперился в темноту, периодически освещаемую заревами пожаров. «А если всё закономерно и стремится к очищению, то к чему наши шевеления и телодвижения? Чтобы просто было интересно жить? Или всё же мы на что-то влияем?» Ему дико захотелось поговорить с отцом, задать ему вопросы, которые частенько его мучили, но в суматошной московской жизни отходили на второй план, заслоняясь бытом и многочисленными футбольными делами. Решив, что завтра же напишет отцу письмо, чтобы всё не забылось, успокоился и, обняв ответно жену, сразу провалился в глубокий сон.

Им всё же не удалось продержаться на Камчатке до конца августа. Они выползли, утомлённые, закопчённые и полные впечатлений к Камчатскому заливу и наткнулись на то ли пограничников, то ли какую-то чрезвычайную службу. Люди были решительными, в форме и без особых церемоний потребовали ныкаться в их вертолёт. Эвакуация. Протесты глохли в непроницаемом молчании, лишь глаза служивых подгоняли их на посадку.

— Ну, пусть так. Поехали, — Бобров смирился и затолкал возмущающуюся Леру в машину.

Штрафов их платить никаких не заставили, как и плату за принудительную транспортировку. Выгрузили в аэропорту Петропавловска. Ситуация за три недели изменилась. Город выглядел опустошённым. Однако жители покидать свои дома не спешили, просто схлынуло турьё, разом уменьшив население города раза в два. Самолёты летали лишь до Владивостока и Хабаровска. Выбрали новоявленную столицу Дальневосточной Республики. «Всё будем ближе к Москве», — обосновал Юра. Утомление путешествиями уже чувствовалось и хотелось домой. Тем более что стихия и впрямь непрерывно «давала прикурить».

В Хабаровске хоть и не трясло, но и курортом этот город тоже не был. Пожары в тайге застилали город едким смогом, Амур сочился жалкими протоками в широченном русле, а многочисленные китайцы создавали оглушающий гомон на площади перед гостиницей, в которой остановились ребята на ночёвку перед отправкой самолётом в Москву.

— Гулять пойдём? — спросил Юра вышедшую из душа Леру, которая благоухала чистотой и темнела загаром.

— Глотать дым и продираться сквозь толпы китаёзов? — в номере воздух более-менее очищался кондиционером.

— Ну, в общем, да. Я тоже не горю желанием. Тем более уже вечереет.

— Юр, вот скажи, — Лера вытирала полотенцем свои густые волосы. Они выгорели и стали отдавать «каштанкой». — При всей это раздробленности России, почему здесь образовалась Республика, а не просто отошла очередной провинцией к Китаю?

— Ха! Лерк, так на кой им столько проблем под своё крыло? У них сейчас и своих-то хватает неурядиц, а здесь такие масштабы огромные, люди такие… своеобразные, что ли. Уж точно не китайского менталитету. А так — пусть сами себе хозяйничают… точнее, думают, что хозяйничают, а узкоглазые свои дела проворачивают и сливки снимают.

— Ну ладно, пускай так. А как же быть с территориями?

— А что с территориями?

— Ну, прирастать землями им надь или не надь?

— Ежели они тут живут и так, пусть и формально по местным законам, то зачем им это нужно? И потом, последние годы в связи со внутренними непорядками их экспансия приостановилась. Да и буйный экономический рост тоже. Тут, как раз на севере, скорее, речь можно вести о Маньчжурском сепаратизме.

— Какой ты умный, — Лера давно удовлетворила своё любопытство и теперь просто улыбалась тому, как размышлял Юра.

С утра они вновь, после камчатских дымов, прокоптились и, пахучие, залезли в аэроплан.

— Сейчас, хоба! И в Москве дымы, — пошутил Юра.

— Да вроде ж не было признаков, когда мы уезжали.

— Да долго ли сейчас-то…

Вылетели утром и в полдень по столичному времени были в Москве. Дымов не оказалось, но пылища покрывала жирным слоем придорожные дерева и кусты.

В субботу вечером вылетели в Мадрид. Домодедовский аэропорт уже около десяти лет, по сути, единственный аэропорт международного сообщения в Московской республике, был привычно пуст. Нужда в перемещениях у населения, если и была, то стоимость переездов в соседние государства, а, тем более, в дальние была неподъёмна для большинства. Редкие дельцы и чиновники, спортсмены, да военные ошивались у табло вылетов и прилётов. Очередей на регистрацию не было и вовсе.

«Московия» давно не летала собственным самолётом, да и чартеры команде не всегда давались. Экономили. Вот и сейчас, общим порядком, погрузились на регулярный рейс. Самолёт был новенький, спонсировался Чемпионатом. И вобрал в себя, помимо команды, небольшую горстку преданных болельщиков.

— Как там Лёшка? — Проскурин поинтересовался у Боброва, когда тот сел рядом.

— Да кто его разберёт. Вечно нахмуренный, с кнопками музыки в ушах. Главное, чтобы по приезду поспал. В пять матч?

— Да, в пять.

— Анатолич, ты бывал в Мадриде?

— Да как-то не пришлось. В юности с родителями был в Барселоне. Какие-то смутные остались впечатления: жара, сиеста, мало красивых женщин.

— Это в какой-то такой юности тебя женщины интересовали, да ещё и с родителями если ездил? — изумился Бобров. В его глазах Валентин не выглядел таким уж ярым поклонником женского пола.

— Да лет пятнадцать мне было уже. А что ты думаешь? Я как раз тогда очень даже «ходок» был. Весь вроде такой ботаник, в очёчках, пухленький. Но какой-то подход был, что ли. Это я после смерти жены, как-то охладел к ним в целом, — Валентин погрустнел.

— Прости, я не знал.

— Да отболело уж всё. Кстати, та же катастрофа, что и у Тимура.

— Как?! — Бобров поразился.

— Да вот так. На расследовании я как раз с Серёгой и познакомился.

— С Ганжой?

— Ну да. Я, собственно, уже десять лет тебя заочно знаю, но вот не было нужды знакомиться.

— Занятные дела происходят. Тимура давно нет, а таинственность вокруг «Московии» и загадки для меня остаются.

— Ты не серчай. И вообще, давай потом как-нибудь прошлое поворошим.

— Да я уж привык. Любимая женщина и единственный друг если секреты имеют, и вечное это «со временем ты всё узнаешь…», то волей-неволей привыкнешь. Правда, последние времена как-то богаты разгадками. Жду развития событий. Но по Мадриду давай завтра с утра прогульнёмся? Ребята пусть готовятся, а мы пару часиков пофилоним?

— Разгильдяй ты, Бобров! — усмехнулся Проскурин и прикрыл глаза, давая понять, что собирается подремать.

— Ну и ладно, я один прогуляюсь, — он наговорил Лере сообщение — она вновь была недоступна. «Лерусь, я знаю, что ты появляешься внезапно, поэтому сообщаю тебе, что назад мы только в понедельник вечером. А Мадрид тебе вроде нравился», в конце сообщения он улыбнулся. Эта улыбка тоже должна была записаться и передаться.

В Мадриде было студёно, но без мороза. В небе было густо рассыпались звёзды.

— А что-то тут не жарко, — поёжился Проскурин.

— Так тут тоже снег бывает, — Юра пялился на небо, отыскивая знакомые ориентиры. — Но днём-то будет тепло. Ещё, может, и в футболочке можно будет пройтись.

— Так, ребятушки, давайте не задерживаться, нужно в гостиницу и спать. — Проскурин подгонял размякших в самолёте игроков и членов команды.

С утра Бобров не стал дожидаться Валентина и, одевшись, юркнул на улицу. Где лицом к лицу столкнулся с Лерой.

— Ты как всегда, — он расплылся в улыбке.

— Привет, милый, — она тоже сверкала радостными глазами.

— По чашечке кофе и гулять?

— По чашечке кофе и работать, Юрка.

— Как?! — Юра расстроено вскинул брови.

— Ну, вот так. Надо всё же запасной вариант проработать. Оформим тебя запасным.

— Как запасным? И, вообще, Лер, почему, когда я весь такой с любовью к тебе, ты обязательно чем-нибудь огорошишь?

— Хочу заметить, что ты тоже любитель такие ситуации создать. Не бузи, пойдём в номер к тебе, — она чмокнула его в ухо.

— Ну, хотя с номером — это тоже неплохая мысль.

— Хм… я не про это, — она улыбнулась. — Тебе понадобятся силы.

Тем не менее, Лера слабо сопротивлялась, когда с порога номера, Юра увлёк её на широченную кровать.

— Юрка, если что-то пойдёт не так, ты будешь виноват со своими сексуальными утехами.

— Разве ты была против?

— Ну, я подумала, что отказ, возможно, сыграл бы более отрицательную роль, чем согласие, — Лера смеялась. Она лежала обнажённая на животе поверх одеяла. Полоски света сквозь слегка раздёрнутые шторы оттеняли её вечно немного смуглое тело. Бобров любил просто любоваться её чистой красотой, уставясь пристально на неё. — Бобрик, ну ты опять меня буравишь так, что я краснею, и мне скорее хочется завернуться в одежды, — Лера накрылась простынёй.

— Так лучше же, — Юра упрямо вновь обнажил её.

— Ой, влюбился ты, что ли? — продолжала играть Лера. Попутно думая, как это они после двадцати лет сохраняют эту живость и флирт, характерный для младых существ, но никак не для зрелых уже людей.

— Ты, кстати, можешь о деле говорить. А то ведь кто-то торопился.

— Так я, может, к тебе торопилась, а дело — лишь повод, — луч солнца попал ей в глаз, и она прищурилась, отчего выражение стало слегка ехидным.

— Да, но я-то тебя раскусил, поэтому можно уже и не прикрываться.

— Ну, в общем, «пробили» мы твою дисквалификацию, и ты можешь быть включён в запасные. Но только лишь в запасные. И на поле можешь выйти лишь на пятнадцать минут. «В исключительных случаях». Этот момент тонкий, но, сам понимаешь, вольный для трактовок. Как говорится, чем смогли…

Юра нахмурился, размышляя. Ведь теперь возможны были другие сценарии, и весь груз с Реброва можно было слегка скинуть на него, на Юру. «За пятнадцать минуть можно сделать очень многое. Нужно к Анатоличу».