Через Кордильеры

Перелистываем последнюю страницу боливийской главы из нашего путешествия по Южной Америке. Это была жестокая глава. Жестокая из-за природных препятствий, но еще более жестокая от того, что мы узнали и испытали в ней.

В Боливии мы пережили в непосредственной близости кровавую авантюру, которой повсюду в Латинской Америке приписывается название революции. Вместе с горняками-индейцами мы провели тяжелые минуты под землей и заглянули в их жизнь. Мы видели последствия социальных различий и противоречий в системе сельскохозяйственного производства. Мы поняли, до чего может довести человека эгоизм, если в руках у него достаточно возможностей, чтобы беспрепятственно удовлетворять свои ненасытные потребности в богатстве и власти.

Окончательно сложившийся у нас образ Боливии — это гневный упрек, брошенный в лицо цивилизованному миру. Образ страны, которая была родиной и колыбелью высокой культуры инков и где теперь более четырех пятых населения не умеет ни читать, ни писать. Страна, чьи богатства недр позволили одному человеку — Симону И. Патиньо — стать королем олова и четвертым богачом мира, тогда как десятки тысяч горняков, которые собственными руками вырвали у гор эти сокровища, живут почти на голой земле, не зная ни накрытого стола, ни книги, ни медицинского обслуживания, ни водопровода.

Но Боливия показала нам и свои более светлые стороны. Это были не только волшебные уголки многообразной природы. Радостью и надеждой наполнили нас прежде всего люди, боливийские индейцы кечуа, хотя и далеко не все. Многие из них отмечены печатью вырождения, вызванного постоянным недоеданием, болезнями, алкоголем и кокаином. Но мы встречали молодых индейцев, которые отвергают как спиртные напитки, так и кокаиновый самообман. Эти люди уже способны самостоятельно мыслить и сравнивать; они размышляют о причинах упадка старшего поколения боливийских индейцев; они жаждут образования, читают. Они совершенствуются в ремеслах, организуются в профессиональные союзы и начинают защищать тех, кто до сих пор еще не пробудился от летаргии. С этими людьми растет поколение, которое в конце концов преодолеет вековую отсталость в культурном и социальном развитии страны. Оно сметет преграды, четыреста лет стоявшие в Боливии на пути прогресса.

Путешествие за путешественниками

— Итак, вот наш окончательный маршрут. Поедем «континентальной дорогой» через Анды.

— Это будет нелегкий путь, но зато мы немножко познакомимся с Перу.

Таково было окончательное решение, принятое нами за два дня до отъезда из Ла-Паса на север, перед тем как мы тщательно изучили и проверили все сообщения о состоянии перуанских дорог на побережье Тихого океана и в глубине материка.

— Учтите, что нигде в Боливии вам не встречались такие подъемы, какие ожидают вас в Перу. Дороги там, вероятно, в более хорошем состоянии, но вас ждут сплошные ледяные горы, аттракцион. Километровые подъемы и спуски по нескольку раз в день, — предупреждал нас шофер крупнейших лапасских автомастерских, который проехал по этой дороге в Перу туда и обратно.

Поэтому нам было необходимо предпринять все меры к тому, чтобы свести до минимума опасность поломок в пути.

— Скоба, которой мы в Оруро закрепили лопнувшую переднюю рессору, нисколько нам не поможет. При разборке следовало бы осмотреть и остальные рессоры.

Как оказалось, наши опасения были не напрасными. На протяжении всего путешествия по Африке мы даже и не думали о рессорах, несмотря на то, что они при постоянно перегруженной машине были чрезвычайно напряжены. Только в Рио-де-Жанейро мы заменили один лопнувший лист передней рессоры. Но с того времени «татра» прошла новые тысячи километров, и износ материала должен был давно сказаться. Только чудом можно объяснить то, что авария не произошла вдали от населенных районов.

— Вот это да! Кто знает, сколько времени мы уже ездим на этаких рессорах!

Разборка всех рессор принесла мало радости. У правой задней рессоры дали трещину коренной и второй листы прямо за цапфой в раме. У верхней передней рессоры переломился надвое коренной лист, у нижней лопнули целых два.

— В запасе у нас имеются по одному коренному листу, и ничего больше. А ждать, пока сделают другие, мы не можем.

Оставалось одно: оказать помощь самим себе. Нечего было и думать, что во всем Ла-Пасе можно найти рессорные листы, по размерам подходящие для «татры». Поэтому коренные мы заменили, а из сломанных решили сделать короткие. Но все равно материала для замены всех лопнувших передних рессор не хватило.

— Сложите две половинки, одну на другую: все-таки это будет лучше, чем ехать вовсе без них, с ослабленными рессорами, — посоветовали нам в мастерской. — Американцы иногда умышленно монтируют так…

Умышленно или неумышленно, а иного выхода у нас не было. Нам нужно было хотя бы обнадежить машину, нагруженную вдвое больше нормы, если уж мы не могли заверить ее в благополучном пути через горы.

Затем последовали замена диафрагмы бензонасоса, демонтаж динамо, ремонт глушителей, приведение в порядок тормозов, замена поршней, подтяжка подшипников в ступицах колес, проверка клапанов, чистка, смазка, заправка маслом двигателя и системы центральной смазки, заливка тормозной жидкости, пополнение запасов бензина…

— Остальное уж я доделаю сам. А ты бы пока попробовал еще разок, не удастся ли раздобыть то потерянное письмо.

Хождение из одного почтового отделения в другое, от окошка к окошку, из отдела заказной корреспонденции на склад недоставленных посылок, двухчасовое перелистывание списков.

— Когда было отправлено письмо из Чехословакии? — в десятый раз спрашивает почтовый служащий.

— Тринадцать месяцев назад, заказное, в него были вложены негативы из редакции «Свет праще», мы послали дирекции здешней почты просьбу направить письмо вслед за нами в Бразилию, оно не дошло туда и не вернулось в Чехословакию, значит должно быть здесь, — заученно, как с грампластинки, оттараторил Мирек по крайней мере в десятый раз, успев заразиться суконным языком канцелярии.

— Попробуйте обратиться в министерство общественных работ: там письма, не доставленные адресатам, сохраняются в течение трех лет, после чего уничтожаются, если не удастся найти отправителя.

Мы готовы были бы отказаться от дальнейших поисков, которым предшествовал многократный обмен письмами и рекламациями между редакцией, Пражским главным почтамтом и почтовой конторой в Ла-Пасе, если бы речь не шла о невозместимых негативах шестидесяти снимков, напечатанных в «Свете праце» за прошлый год. Они были нужны нам, как воздух, для путевых очерков. Но больших надежд на благоприятный исход дела мы уже не питали. И вдруг наступил неожиданный поворот.

— Пойдемте со мной, — сказал Миреку чиновник министерства общественных работ и повел его в затхлые архивы. — Здесь имеется несколько недоставленных писем из вашей страны. Может быть…

Мирек роется в картотеках, развязывает бечевки, чихает, надышавшись пылью со стеллажей. Вдруг чиновник дергает его за рукав.

— Это оно? Нам пришлось подклеить его с боков. Возможно, кое-что из конверта и выпало, письмо поступило в плохом состоянии. Ведь до этого оно странствовало от черта к дьяволу. Проверьте содержимое здесь, на месте!

Порванный конверт, залепленный чехословацкими марками, до последнего квадратного сантиметра заштемпелеванный с обеих сторон печатями и покрытый пометками на трех языках, снова появился на свет божий. В нем лежали негативы, все до одного; не потерялись даже новые редакционные удостоверения, которые, впрочем, уже не были новым — годовой срок их действия успел истечь.

К воротам Солнца

Недалеко от северной границы Боливии на карте можно найти кружочек и рядом с ним название, которое все еще смущает археологов — Тиауанако. Целая эпоха в истории Южной Америки вплоть до прихода испанских завоевателей покрыта тайной. Тиауанако — один из ключей для разрешения этой тайны.

Но в Боливии до сих пор не нашлось средств для проведения систематических раскопок. Множество драгоценных следов было безвозвратно стерто нашествием испанских поработителей и их последователей.

Лишь немногие находки, словно скудные лучи света, упавшие во тьму прошлого этой части континента, осветили всего несколько камешков мозаичной картины, которых далеко не достаточно, чтобы составить о ней полное представление.

Примерно до VI века нашей эры в области Тиауанако развивалась относительно простая культура. В начале седьмого столетия в ней произошел перелом и начался подъем, вызванный, по всей видимости, влиянием приморских культур нижнего Перу. На протяжении трехсот лет развивалась и расцветала культура Тиауанако, наиболее высокая на всем американском материке того времени. Но затем наступил резкий спад. Причиной его были, возможно, или эпидемия, или набег воинственных племен с тропического востока, или катастрофическое землетрясение. Нить культурного развития Тиауанако порвалась.

В конце XII века сюда с севера пришли инки. В Тиауанако, по соседству с монументальными сооружениями, они нашли лишь кучку обнищавших людей. Но империя инков унаследовала большую часть культурного достояния Тиауанако; его высокоразвитое зодчество, уснувшее на триста лет, вновь ожило и, восприняв культурные традиции других индейских народностей, привело к созданию архитектурных чудес Куско, Мачу-Пикчу и прочих очагов инкской культуры.

На время воскресли плоды искусства и мастерства классического Тиауанако. Но истоки, причины и условия, при которых росла эта культура, а также организация и образ жизни обитателей Тиауанако в период его возрождения и расцвета — все это до сих пор остается тайной, погребенной под тысячами тонн земли и камня. Как сегодня выглядят знаменитые ворота Солнца в Тиауанако? Что осталось от гигантского храма и от других сооружений, сохранившихся на поверхности?

Писарро и британская железная дорога

По нагорной равнине мы приближаемся к памятному Тиауанако. Невольно прибавляем газу, чтобы сократить время напряженного ожидания. Вот мы увидели уже первые постройки современной деревни. В отличие от большинства боливийских селений она сооружена из камня. Ее главная улица даже вымощена большими каменными плитами.

— Hola, muchacho, где здесь находятся развалины старого Тиауанако?

— Recto, senor, прямо, сеньор, и сразу же за деревней налево!

Мы съезжаем с главного шоссе и направляемся к жалким руинам, в которых узнаем по фотографии славные порфировые ворота Солнца. Чуть дальше, за забором, стоит, как на позорище, трехметровый тиауанакский Колосс. А вокруг только голое место, усеянное каменной трухой, смешанной с осколками жженой глины, на которых кое-где можно распознать остатки орнаментов. Поодаль виднеется четырехгранное возвышение, явное творение человеческих рук. И больше ничего.

Некоторое время мы бродим по этому пустырю. Нам удалось найти всего одну большую каменную глыбу, а далеко за ней маленький, с метр величиной, пилон. Неразобранные груды обломков каменных плит неясно обозначают то место, где некогда стоял главный тиауанакский храм. Впрочем, это лишь предположения некоторых археологов, которые на основе столь незначительного материала попытались воссоздать хотя бы примерную картину.

Последний снимок, и мы возвращаемся к машине. В это время к нам обращается сторож и предлагает входные билеты.

— Доходы с этого пойдут на проведение раскопок, господа.

— Когда?

— Quien sabe, senor. — Кто знает, сеньор…

— Скажите, куда девались все эти достопримечательности Тиауанако? Ведь о нем написано столько книг, а здесь ничего нет!

— Все это было, господин, когда я еще бегал мальчишкой. Уже в то время, да и раньше, сюда издалека приезжали за строительным камнем. Вся наша деревня построена из него. И даже улица замощена им!

— Ну, а после этого что-нибудь осталось здесь?

— Много, господин! И было еще до первой мировой войны. А потом все вывезли на строительство железной дороги из Гуаки до Ла-Паса. Из этого понастроили мостов и насыпей, и бог знает где теперь все это. Кое-что выставлено в музее в Ла-Пасе. Туда же перевезли и собрата вот этого господа бога. Во времена моей молодости они оба стояли тут рядышком, друг возле друга…

Так исчезло все, что сохранилось на поверхности земли от классического Тиауанако. К тому, что не уничтожило время и землетрясение, первыми приложили руку испанские завоеватели. Кое-что растащили жители окрестных деревень, а в начале нашего века обо всем оставшемся основательно позаботилась частная английская компания, получившая от боливийского правительства концессию на строительство и эксплуатацию железной дороги от столицы до озера Титикака. В Тиауанако имелся готовый строительный материал, который ничего не стоил. Разве были кому-нибудь дороги какие-то безобразные головы, змеи и ламы, высеченные на каменных плитах?

Но большая часть археологических сокровищ осталась под землей, защищенная слоем, под которым она была погребена несколько столетий назад. Мы обнаружили следы трех сравнительно небольших по объему раскопок. Находок, полученных в результате этих раскопок, хватило на то, чтобы заполнить вместительные витрины лапасского музея документальными экспонатами тиауанакской культуры.

Мы уезжали из Тиауанако с чувством глубокого разочарования. Мы ждали немногого, но нашли и того меньше.

Большая часть памятников старины пала жертвой второй хлынувшей сюда волны завоевателей в девятнадцатом и двадцатом столетиях.

Тиауанако, как и многие другие центры древних культур современной Латинской Америки, ждет теперь третьей волны — тех людей, которых повлекут сюда не расчеты железнодорожных компаний, а желание установить научную истину.

Предыстория счастливых людей

Лишь в последние десятилетия благодаря работам современных археологов начинает раскрываться тайна империи инков. Ученые доказывают, что в древних индейских легендах, лишенных мифической окраски, заключено исторически правдивое ядро.

Как на тихоокеанском побережье нынешнего Перу, так и в горных районах материка, от границ Эквадора до берегов озера Титикака, возникали, расцветали и вновь распадались многочисленные культуры. Некоторые из них достигали высокого уровня.

Девятьсот лет назад пастушеский род инков, странствующих от берегов озера Титикака на север, захватил плодородную долину в окрестностях Куско. Инки сумели перенять и обогатить унаследованную ими более старую культуру здешних мест. Достоин удивления их организаторский талант, но не менее поразительно их понимание справедливой власти. Они были первыми создателями большой империи, не порабощавшей подчиненных народов. Инки стали полноправными и в то же время рядовыми гражданами присоединенных стран, жители которых, в свою очередь, получили равные с ними права в метрополии.

По всей земле инков разрослась сеть дорог, связавших между собой даже такие области, куда не сумели проникнуть люди XX века со своей высокоразвитой техникой.

Инки показали себя мастерами, в труднейших условиях развернув сельскохозяйственное производство. Их оросительные сооружения пережили века, а их террасообразиые поля, укрепленные на крутых склонах каменными бастионами, до сих пор служат индейцам-горцам источником пропитания. Инки были в равной степени хорошими хирургами, математиками, архитекторами, землемерами и астрономами. Они не знали, что такое деньги. В их империи каждый работал как умел и получал все, что ему требовалось. Золото и серебро считались священными металлами, дарами бога Солнца и Луны. Их использовали для украшения храмов, и эти металлы вовсе не представляли собой меновой материальной ценности.

Краеугольным камнем, на котором зиждилось все социальное здание империи, было родовое общество айлью, возглавлявшееся выборным советом старейшин.

Джон А. Гроу в своей книге «The Epic of Latin America» нащупал самое важное в общественном строе инков. Он утверждает, что движущей силой в нем был совместный труд на всеобщее благо, а не конкуренция ради получения прибылей. Джон Коллиер, бывший комиссар Соединенных Штатов по делам индейцев, в своей послевоенной книге «Indians of the Americas» говорит, что до прихода испанцев страна инков была заселена гуще, чем теперь, и что, несмотря на это, «никто не испытывал нужды там, где сегодня миллионы людей пребывают в хронической нищете».

В 1847 году американский историк В. Г. Прескотт выпустил в свет обширный труд по истории завоевания Перу. Каким позором ложатся на современных правителей его слова: «Создается впечатление, что правительственные предписания имели в виду безопасность тружеников. Эти предписания были разработаны так, что даже самый тяжелый и нездоровый труд, например в рудниках, не причинял никакого вреда здоровью рабочих; как резко отличается это от более поздних условий труда при испанцах».

А Иозеф Корженский раскрывает перед нашими глазами картины повседневной жизни инков, полные восхищения перед глубоко народными традициями древнего индейского государства:

«Династия инков основала империю и правила ею с большим успехом.

Объединив разные индейские племена в одно целое, она многие столетия властвовала на благо свое и на благо подданных. Царствующий род и все народы, им управляемые, жили жизнью патриархальной, как одна семья. Ни один из подданных не мог сказать о себе, что он беден. Пахотная земля принадлежала всем вместе: Солнцу, народу и королю. Треть королевских владений составляли плохие земли. Женатый человек имел право на собственный участок — тупу. Если у кого-нибудь прибывало потомство, то для него отводился участок из земель, записанных богу Солнца. Участки приобретенные однажды, не могли продаваться или завещаться никому, кроме детей. Денег тогда не было. Подданные были обязаны обрабатывать почву сообща и взаимно помогая друг другу; в первую очередь обрабатывались поля бога Солнца, после них участки бедных, больных, стариков, вдов и сирот, потом собственные наделы и под конец земли княжеские и королевские. В том же порядке собирали урожай и ссыпали его в общественные амбары. В одном амбаре хранился урожай бога Солнца, другой принадлежал обществу. Из первых закромов возмещались расходы на религию, на содержание священнослужителей и жриц солнца. Из королевского дохода выдавался хлеб чиновникам, солдатам войска и рабочему люду, занятому на общественных работах. В случае неурожая посягали на запасы бога Солнца. Только король и бог владели скотом. Держали лам и альпак, которых взамен крупного рогатого скота использовали в качестве вьючных. Мясо домашних животных ели, из шерсти ткали материи. Заботу о стадах несло само государство.

Подобно древним египтянам и китайцам, весь царствующий род был связан с хозяйством.

Для того чтобы публично выразить уважение к крестьянскому труду, король не пропускал ни одного сельского праздника и в присутствии всего двора ходил за плугом[20].

Налогов никто не платил. Зато народу надлежало строить дороги, мосты, водопроводы, крепости и нести почтовую службу.

Воду к полям подводили издалека и в изобилии, чтобы земля орошалась ею в любое время.

Особое изумление вызывала горная дорога через высокие Анды от Куско до Кито, города, ныне принадлежащего Эквадору и прославившегося огромным храмом Солнца и Луны. Кроме этой горной дороги, еще одна дорога проходила по побережью.

Небольшие крепости охраняли жизнь и имущество граждан. Добротностью постройки отличалась большая крепость Саксайуаман, сложенная из огромных каменных глыб. Среди развалин до сих пор сохранились образцы циклопической кладки. Специальные убежища служили укрытием для странников и почтовых гонцов, которые очень быстро разносили не только вести, но и доставляли к королевскому столу посылки со всяческими яствами и лакомствами.

На праздниках инки наслаждались музыкой и театром. Придворная молодежь играла перед королем драмы и комедии. Письменных памятников — в нашем понимании — от инков не сохранилось, потому что письменность им была неизвестна. Вместо нее пользовались узелковым письмом — кипу. Понятия изображались разноцветными шерстяными веревочками и узелками. Красный цвет обозначал воина или войну, желтый — золото, белый — серебро или мир, зеленый — кукурузу. Один узелок значил «десять», два узелка рядышком — «двадцать».

Узелковое письмо в древнейшие времена было распространено также и в Китае.

Инки всегда любили покой и мир, но обе эти добродетели принесли им лишь порабощение и смерть. Тринадцать Инков безмятежно правили в благоденствующей империи, но пришли испанцы, коварно воспользовались раздорами среди жителей[21] и жестоко разрушили всю достойную уважения перуанскую культуру. На руинах некогда процветающего благополучия взросли бедность и нищета».

Конкиста

Накануне испанского вторжения империя инков достигла колоссальных размеров. Она раскинулась через Перу и Боливию от нынешней Колумбии до северо-западной Аргентины. Инкам удалось проникнуть даже в тропические низины бассейна Амазонки.

Вся эта громадная империя была связана не только добротно построенными дорогами, которые еще и по сей день служат фундаментом магистральных линий; она была покрыта густой сетью пешеходных тропок, тщательно вымощенных и проходимых при любой погоде. По этим дорожкам эстафетные гонцы — часки — доставляли известия, написанные узелковым письмом, на огромные расстояния за невероятно короткое время. Путь от Куско до современного Кито и обратно они проделывали за двадцать дней. До сих пор здесь не существует более быстрого наземного сообщения. Известная панамериканская автострада, которая как раз на этом участке находится еще в зачаточном состоянии, перерезана заливом Гуаякиль. А инки сумели проложить тут безопасную дорогу, проходящую прямо через центральный горный массив.

Тем трагичнее оказался тот факт, что именно эти выдающиеся пути сообщения, о каких тогдашней Европе даже и не снилось, облегчили Франсиско Писарро его безумную авантюру. В 1531 году сто десять его пеших солдат и шестьдесят семь всадников начали поход от южного берега залива Гуаякиль. Горсточка людей, ослепленных жаждой золота и власти, вторглась в неведомые горы, чтобы захватить огромную империю. Целый год единоборствовали они только с крепостными валами Кордильер, отягощенные дарами, которыми встречали их инки. Лишь к концу 1532 года остановились они над широкой долиной Кахамарки, отрезанные от Старого Света океаном и материком и лицом к лицу столкнувшиеся с тридцатитысячным войском инков. Впервые испанцы увидели огромную армию, которая в любое время минувшего года могла раздавить их среди гор, как червей. И тем не менее они прошли через громадную империю, не встретив ни малейшего сопротивления, ни единого случая проявления враждебности. Теперь они поняли, что не слабость инков открыла им путь к самому сердцу их империи.

Так встали здесь друг против друга два света, две системы, два миропонимания.

Радушие жителей Нового Света может характеризовать одна-единственная фраза из письма Колумба, датированного 1493 годом: «Они не отказывают ни в чем, чего у них ни попроси; напротив, они охотно с каждым делятся и относятся ко всем так любезно, что готовы были бы отдать свои сердца».

За испанцев к индейцам обратился в своей «Реквизиции» от 1509 года король Фердинанд, заявив не менее ясно:

«Мы поведем против вас войну всеми способами и средствами, которые у нас имеются; мы подчиним вас церкви и ее сановникам и принудим вас к послушанию; мы заберем в плен вас, ваших жен и детей и поработим вас!»

Писарро не скрывал от горстки своих авантюристов, что открытый бой против полчищ инков означает гибель. Только хитростью и изменой можно было бы положить к ногам всю могущественную империю вместе с ее сокровищами. Когда Атауальпа, утопающий в золоте и роскоши и окруженный священнослужителями, советниками и военачальниками, вышел навстречу испанцам, чтобы торжественно встретить их, захватчики по сигналу монаха Вальверде выскочили из засады, учинили страшную резню и, перебив всех сопровождавших Инку, взяли в плен ошеломленного Атауальпу. Все войско, для которого Инка был богом и королем, в панике разбежалось. На поле постыдного побоища осталось три тысячи окровавленных тел. Писарро не потерял ни одного человека. Никто из его солдат даже не был ранен. Секрет заключался в том, что в торжественной процессии Инки не было ни одного вооруженного.

Вскоре Атауальпа смекнул, что золото — единственная сила, перед которой не устоят его враги. Он предложил им такой выкуп, что завоевателей охватил скорее ужас, чем восторг. Он заверил испанцев, что за свою свободу он засыплет чистым золотом помещение длиною в семь и шириною в шесть метров, а высота будет такой, куда достанет рукой взрослый человек. Даже в самых Невероятных снах захватчикам не снилось, что их добыча может оказаться столь богатой. И они согласились.

Но как только Атауальпа выполнил обещание, испанцы обманули его вторично. Писарро приговорил Инку к сожжению. А когда Атауальпа дошел в своих уступках до того, что принял христианство, Писарро смягчил наказание.

Он приказал задушить Инку.

С той поры страна потонула в ужасе. Во имя римской церкви и короля испанского конкистадоры проложили путь к власти огнем и мечом. Их предначертания нависли над Новым Светом как проклятия. Вся дальнейшая история завоеванной страны отмечена кровью и насилием. Вплоть до начала XIX века защищали потомки инков свою землю и свое человеческое достоинство от тирании испанцев. Но безграничный эгоизм вскоре натравил друг на друга и европейцев, брат пошел войной на брата. Борьба за власть разыгралась вначале в испанской державе. Со дня провозглашения независимости республики Перу не прекращается непримиримая борьба между наследниками испанского владычества. Она ведется современными средствами, но мало чем уступает прошлому в жестокости.

Лишь сказания пастухов-индейцев передают из поколения в поколение память о древней империи, которая была родиной миролюбивых и счастливых людей.

Праотец инков

Слушайте…

Это поют горы…

Одинокий индейский мальчик, притулившийся на берегу озера, гладит окоченевшими пальцами свою пичинчу — деревянную пастушью свирель — нерв и струну своей тоскующей души. Он вдохнул в нее всю свою грусть, чудесную мечту, всю печаль угасающего дня.

С запада небосклон обдало алым заревом. От огненных брызг его загорелись небо и земля. На вершинах гор заискрились рубинами ледники, и по глади озера покатились волны расплавленной меди. Медленно, неслышно движется по ней рыбачья тотора.

Улегся вечерний ветерок. Анды засыпают.

Лишь пастушья свирель поет, разрывая сердце, поет о печали гор…

Среди гаснущих бликов зари на глади озера заплясали первые звезды. Силуэт пастушка слился с тенью ночи.

Озеро Титикака.

Священное озеро инков, овеянное очарованием индейских преданий и легенд. Древнейшие из них рассказывают о лунном острове Коати и острове бога Титикака — о двух островах, где археологи обнаружили остатки храмов. По преданию, здесь родился сын Солнца, Инка Манко Капак, и его сестра Мама Окльо, дочь Луны, — двое первых правителей империи инков.

Бог Солнца дал им на крестинах золотой посох и послал их на север, в страну пастухов. В каждой долине Инка вонзал золотой посох в землю и всюду натыкался на камень. Долго шел он на север, пока не забрел в долину Куско. И здесь он испробовал почву, и золотой посох ушел глубоко в землю. Инка Манко Капак созвал племена пастухов из северных краев, Мама Окльо отправилась за остальными на юг. Потом они сообща заложили престольный город новой империи и в сердце его воздвигли храм Солнцу.

Новый престольный город инков стал центром могущественной империи. Во главе ее вплоть до прихода европейцев стояли потомственные владыки. Только испанские завоеватели разбили божественный нимб Инков, а вместе с ним развалили и весь их общественный строй, все государство, зрелость которого, проявившаяся в умении гармонически упорядочить отношения между жителями, не имела себе равных в мировой истории.

На краю Боливии

Почти во всех южноамериканских странах дороги в полосе, прилегающей к границе, выглядят так, будто за пограничными столбами начинается конец света. На тот свет, понятно, никому не хочется, — зачем же тогда строить приличные дороги, ведущие к этим самым столбам?

Рытвина за рытвиной, глубокие выбоины, обвалившиеся обочины дороги.

Ехать приходится шагом. И все равно дрожим, опасаясь за днище машины.

«Неплохое «добро пожаловать» для шоферов, приезжающих в Боливию из Перу, — подумали мы три часа спустя, проделав первый десяток километров по территории Перу. — Но зачем нужно хорошее пограничное шоссе, если олово вывозится по железной дороге?»

В девять часов мы оказались в Гуаки, боливийском пограничном селении. Несколько построек, разбросанных у дороги; нигде даже и намека нет на мачту с флагом, обычно означающую пограничный пост.

— Скажите, пожалуйста, где тут таможня? — спрашиваем мы у босой индианки возле первой же хижины.

— Вон там, где играют солдаты, — ответила она, показав рукой вперед.

Группа солдат без поясов и без фуражек сшибает кегли на утоптанной земле возле деревянного домика, остальные следят за игрой с таким интересом, что даже не замечают, когда мы останавливаемся прямо у них за спиной.

— Сыграть с вами? Не хотите?

Смех, добросердечные рукопожатия. Посреди комнаты стол из грубо оструганных досок и две скамейки, в углу пирамида с несколькими чехословацкими винтовками старого образца. Пока в наших паспортах подсыхают последние боливийские печати, пограничники растерянно листают международный автомобильный карнет. Мы сами заполняем нижнюю часть купона с французским текстом, чтобы не смутить этих ребят еще больше и поскорее освободиться.

— Таких бумаг у нас тут никогда еще не было, — смеются они. — У гринго с севера другие бумаги, мы их уже знаем.

В девять двадцать выездные формальности закончены, цепь между пограничными столбами падает на землю.

— Вы уезжаете раньше, чем приехали, — произносит главный таможенник шутку, которой он, наверное, потчует всех своих клиентов.

Мы, как и все прочие, попадаемся на удочку.

— Как так раньше?

— На той стороне на час меньше, переведите-ка свои часы назад! Вам повезло: если бы вы приехали еще раньше, вам бы пришлось ждать, когда на той стороне начнут работать. Пока там утром раскачиваются, мы почти кончаем обедать…

Узкий мост через пограничную реку Гуаки; колеса выбивают на досках настила барабанную дробь. Мы вступаем на землю республики Перу, в страну наследников империи инков.

«Осадное положение»

Первые же минуты пребывания на перуанской территории не оставляют сомнения в том, что мы находимся в стране, где первое слово принадлежит солдатам; в государстве, которое недавно вытеснило слабого северного соседа с одной трети его законных земель, из обширных нефтеносных районов на побережье Тихого океана и из богатого тропического бассейна Амазонки; в стране, которую вместо конституционного правительства возглавляет совет генералов — хунта милитар.

Многочисленный гарнизон пограничной заставы; отутюженная униформа, сверкающие знаки отличия, вымуштрованные солдаты, отрывистые доклады. Недаром говорили, что после Аргентины Перу самая воинственная страна Южной Америки.

После обычных анкет — краткий допрос у представителей военного и полицейского управлений, тайной полиции и таможни; основательный осмотр машины, целая серия печатей в паспортах и дружеское напутствие:

— Прибыв в любой пункт, вы должны в течение суток отметиться в полицейском участке. Это… гм… этого требует порядок регистрации.

Пусть будет так, ведь в других местах мы тоже отмечались — и без объяснений. Но только нигде еще на границе мы не чувствовали себя в течение двух часов мальчишками, которых мама хочет во что бы то ни стало уличить в том, что они таскают у нее сахар.

Впрочем, следующие же минуты принесли нам богатое вознаграждение за столь суровый прием: сразу за границей началось великолепное шоссе, самое лучшее из тех, на которые когда-либо попадала «татра», совершая путь по высотам более 4 тысяч метров над уровнем моря. Повсюду ориентировочные таблички, дорожные указатели с цифрами расстояния и…

И цепи.

Цепи дорожных контрольных постов, перед каждым из них одна и та же процедура. Документы, обстоятельный осмотр машины, печати, и после этого несколько километров пути к следующей цепи. В конце концов нам стало казаться, будто мы находимся в осажденной стране.

В первом крупном городе, в порту Пуно, на берегу озера Титикака, целых три контрольных поста подряд. В одном городе! Первый — с подробной проверкой содержимого машины — находится при въезде в город. Второй — полицейское и военное управление с обязательной регистрацией. Третий, снова с проверкой машины, — при выезде из города. Ни в одной из почти тридцати стран мы еще не встречали такого, чтобы после первой таможенной, военной и полицейской проверки на границе соответствующие органы внутри одного и того же государства с такой тупоголовостью и без каких-либо явных логических причин требовали от приезжих все новых и новых порций терпения и не очень-то легкой возни с багажом, бесконечно, как заведенные, повторяя всю процедуру.

— Это значит, что вы не доверяете своим собственным учреждениям, которые проделали эту работу за несколько километров до вас, — не смогли не заметить мы при восьмом осмотре, как две капли воды похожем на пограничную проверку.

— Это наше дело, — отрезал шеф полиции.

К концу первого дня пребывания в республике Перу мы раскусили самую суть предупреждения, которое тревожило нас задолго до этого.

— Вы едете в страну, где вот уже два года существует осадное положение, — говорили нам в Боливии и Аргентине с нескрываемым злорадством.

На распутье

Севернее озера Титикака кончается плоское нагорье, протянувшееся сюда от самого центра Боливии. Над обширной котловиной озера два могучих хребта восточных и западных Кордильер соединяются в единый массив. От порта Пуно к Арекипе отходит главная ветка магистрального шоссе; пробежав 450 километров, она спускается по окраинным горам к берегам Тихого океана и продолжает свой путь в 930 километров по асфальтированному шоссе вдоль побережья.

Но от озера Титикака отходит и еще одна дорога. Она не носит громкого имени Панамериканской автострады; словно червь, прогрызается она через центральный массив перуанских Кордильер. На всем пути тут не встретить равнины, где машине можно было бы дать передышку. Здесь нет ни асфальта, ни бетона. Дорога скачет из ущелья в ущелье, пробирается через горные перевалы, безостановочно преодолевает тысячеметровые подъемы и спуски, но это дорога, которая ведет в нетронутую глубь страны и открывает сокровищницы древней инкской культуры. Она избегает живых приморских центров, захваченных пришельцами и иностранцами. Она проходит через области, населенные индейцами-горцами, пересекает древний Куско, вручает ключи от легендарного города инков Мачу-Пикчу и от инкских крепостей Ольянтайтамбо и Саксайуаман; дорога эта вьется, по горнозаводским районам в окрестностях Серро-де-Паско, взбирается на высоту вершины Монблан и проползает сквозь паутину шоссейных и железнодорожных мостов и тоннелей, сплетенную над стометровой пропастью Инфьернильо в самую смелую и самую остроумную на всем континенте комбинацию высокогорных трасс. И, лишь пройдя через все это, дорога сможет отдохнуть на белоснежных пляжах Тихого океана, прежде чем устремиться дальше на север, к нефтяным районам в эквадорском пограничье.

Эта дорога идет по хребту земли, на котором уместилось бы десять Чехословакий и где тем не менее проживает едва девять миллионов человек.

Эта дорога идет по стопам инкских гонцов и по следам завоевателей Писарро.

Это дорога славы и страданий перуанских индейцев.