Черные крылья Ктулху — 2

Так предназначено Чет Уильямсон ^{Перевод Д. Кальницкой}

— Боженьки, с каждым годом он выглядит все старше.

— Так он и становится старше с каждым годом. И мы тоже.

— Ага, но ты ж понимаешь, о чем я. Мы хоть пытаемся это чуток оттянуть. А ему как будто стало вообще плевать. Только посмотри.

И Сибил Медоуз внимательно посмотрела: зрелище было не просто печальным — перед ней, что еще печальнее, возможно, предстало ее собственное будущее. И так погано, что в шестьдесят с хвостиком приходилось сидеть на, прости господи, четвертом «Адовом конвенте» и торговать своими снимками по двадцатке за карточку. И что еще поганее, рядом сидела Гленда Гаррисон.

Гленда держалась вполне дружелюбно, хотя временами бывала настоящей стервой. Величайшим ее достижением стали несколько фильмов категории «Б», в которых Гленда снималась, пока ей не стукнуло сорок и грудь не обвисла так, что она уже не могла, на радость подросткам, блистать в сценах с обнаженкой. Тогда Гленде посчастливилось заполучить роль второго плана и сыграть мать главного героя в одном из сериалов Джосса Уидона. Продержался сериал меньше года, но теперь она разъезжала по конвентам, и на житье-бытье ей хватало.

Если Сибил вполне довольствовалась двадцаткой за свои подписанные фото в образе героини британского сериала «Темная Донна», то Гленда вела себя как настоящая бизнес-акула: двадцать баксов за фото и еще двадцать за автограф (на самом фото или любой вещице, которую притаскивал фанат). К тому же она торговала номерами «Плейбоя» со своим изображением на развороте (она и правда развернулась там вовсю) по тридцать баксов за штуку и расписывалась прямо на своем бюсте на первой странице (и за это, разумеется, брала еще двадцатку).

Уэсли Крэнфорд, за которым Сибил как раз наблюдала, подобно ей самой, не слишком заламывал цену за фотки и автографы. Сейчас он медленно и скрупулезно раскладывал на столике снимки и DVD-диски. Конечно, оба они, и Уэсли, и Сибил, в отличие от Гленды, не делали карьеру, снимаясь голышом. Насколько знала Сибил, ее соотечественник-британец прославился благодаря лишь одному фильму, но зато этот фильм запал в душу сразу нескольким поколениям любителей ужастиков.

В 1963 году Крэнфорд сыграл Роберта Блейка в малобюджетной экранизации «Скитальца тьмы» Г. Ф. Лавкрафта. Изначально фильм едва окупился, но с годами превратился в культовый и затмил все последующие работы Уэсли (тот в основном снимался в главных ролях для мелких кинокомпаний и на втором плане в фильмах категории «Б» да время от времени мелькал в сериалах). Сибил встречала его на разных конвентах, где собирались любители крови и расчлененки. На трех предыдущих «Адовых конвентах» Крэнфорд тоже был. Два года назад Уэсли даже приударил за Сибил, ненавязчиво — так, что она сумела притвориться, что ничего не поняла, и мягко его отшила. Крэнфорд, настоящий джентльмен, второй раз пытаться не стал.

Но Гленда была совершенно права. Вид Уэсли Крэнфорд имел печальный и несколько потасканный: волосы расчесаны небрежно, по подбородку кое-где забыла пройтись бритва, на аккуратно повязанном галстуке жирное пятно, ботинки износились так, что никакие обувные мази не могли этого скрыть. Уэсли походил на бедняка, почему-то возомнившего себя богачом, или, по крайней мере, на бедняка, изображающего богача и пускающего всем пыль в глаза. Держался Крэнфорд, безусловно, как джентльмен, хотя Сибил и подозревала, что он слишком много пьет.

Словно почувствовав ее взгляд, актер поднял голову, улыбнулся и сделал приветственный жест. Сибил помахала в ответ, а потом продолжила раскладывать фотографии, готовясь к появлению фанатов.

Уэсли Крэнфорд осмотрел разложенные на столике снимки, с которых глядели более молодые версии его самого, и подумал, что Сибил Медоуз не ограничилась бы легким взмахом руки, знай она его лет тридцать или даже двадцать назад. Темноволосый мужчина с густыми усами, который так невозмутимо смотрел со студийного портрета, был тем же самым человеком, что сейчас со вздохом опустился на пластмассовый стул и поерзал, устраиваясь поудобнее. Крэнфорду предстояло провести тут следующие шесть часов с перерывами на туалет и частыми вставаниями по просьбе фанатов, которые жаждали заполучить фото «с Робертом Блейком».

Крэнфорд похлопал себя по костлявому левому боку — фляжка на месте. Живительный односолодовый шотландский виски оставался единственной доступной ему роскошью. Глоток-другой, пока никто не смотрит, поможет продержаться эти три дня. Уэсли напомнил себе, что здесь собрались знаменитости и он тоже был знаменитостью, как бы удрученно и глупо при этом себя ни чувствовал.

А чувствовал он себя продажной шлюхой: приходилось торговать своими снимками и автографами, тогда как ему бы пристало зарабатывать на жизнь тем, чем он занимался с семнадцати лет, — актерской игрой. Фанаты снова и снова спрашивали его про «Скитальца тьмы», и ни один ни разу не поинтересовался тем, как он играл Генри Перси или Ромео для Королевской шекспировской компании, Генриха V и Кориолана на Страдфордском фестивале, как выходил на одну сцену с Лоренсом Оливье, Ральфом Ричардсоном и Артуром Гилгудом. Но это и неудивительно. Театральные роли преходящи, а вот кино…

Фильмы ведь остаются навсегда, так? Поджав губы, Крэнфорд взглянул на разложенные для продажи стопки DVD-дисков со «Скитальцем»: простое издание, специализированное издание на двух дисках с комментарием, который он записал шесть лет назад, теперь появилось еще и Blu-ray-издание (плюс пятнадцать долларов). Фильму стукнуло уже почти пятьдесят, а его все еще покупали, хотя Крэнфорд и завышал цену. Покупали просто ради того, чтобы он расписался на бумажном вкладыше, улыбнулся, когда фанат положит ему руку на плечо и красный огонек маленькой цифровой камеры мигнет снова и снова, запечатлевая поклонника и звезду.

Размышления Крэнфорда прервали: главные двери распахнулись и в зал хлынули фанаты. Одеты они были по большей части в черные футболки с кровавыми эмблемами современных ужастиков. На мгновение Уэсли захотелось сбежать, но он взял себя в руки. Эти люди ему не чета. Они озабочены совершенно иными проблемами, и вкусы у них иные, но от них зависит его выживание. Если товар не раскупят, нечем будет платить за квартиру, еду и виски.

Настала пора дружелюбно улыбаться. К фанатам Крэнфорд не испытывал неприязни. По правде говоря, он ценил, что кто-то помнит о его роли в «Скитальце» и других, еще менее известных фильмах. Что его расстраивало — так это те кретины (чаще всего одетые «по последней моде» панк-готов и временами щеголяющие жутким макияжем или даже тематическими костюмами), которые с ходу спрашивали: «Так, а тут у нас кто?»

Вопрос совершенно излишний, ведь на столике перед Уэсли стояла табличка, где большими буквами значилось «Крэнфорд», а чуть пониже: «сыграл в „Скитальце тьмы“ (Роберт Блейк) и многих других фильмах!» Но и с такими типами Крэнфорд всегда держался вежливо и объяснял то, что можно было выяснить и так, проявив чуточку больше терпения и прочитав надпись.

Первый час прошел весьма недурно. К столику Крэнфорда даже выстроилось нечто вроде очереди, не такой длинной, как к столику Гленды Гаррисон (там, как он знал, будут стоять все три дня), и уж конечно, не такой, как к столику Джорджа Ромеро на другом конце зала. Но в течение первого часа возле Уэсли постоянно толклись двое или трое поклонников, ожидая, пока не придет их черед, а Крэнфорд любезно и благодарно улыбался и позировал, приобнимая очередного фаната за плечи, подписывал фотографии и DVD-диски и складывал в карман свои двадцатки.

Наконец наступило затишье: больше никто не ждал своей очереди, не хотел с ним поговорить. Крэнфорд откинулся на спинку неудобного пластмассового стула, быстро глянул по сторонам и исподтишка глотнул из фляги. Подержал жидкость на языке, наслаждаясь вкусом, и медленно проглотил. Великолепный напиток скользнул в желудок и свернулся там, словно теплый живой зверек. Ощущая, как греет изнутри выпитый виски, Крэнфорд почувствовал себя сравнительно счастливым — настолько, что позабыл о предстоявших часах, когда его уже никто не будет замечать и любить. Вот тут-то Уэсли и увидел человека в костюме и шелковой маске.

Сам по себе наряд не особенно выделялся в этой толпе эксгибиционистов. На вечер субботы был запланирован конкурс костюмов, и многие его участники уже сегодня бродили по отелю при полном параде. Кто-то примерил образ традиционных героев ужастиков: смерть с черепом вместо лица, в длинной хламиде с капюшоном и с косой; зомби в жутком гриме — жеваная плоть, отрубленные культи вместо конечностей. Встречались и более фантастические существа. Одна высокая стройная азиатка, к примеру, оделась гибридом вампира и демона (весь смысл существования этого неупокоенного создания заключался, по всей видимости, в том, чтобы оголить как можно больше смуглой плоти). За изящной гладкой спиной висели искусно сделанные кожаные крылья длиной в полтора метра. Девушка на какое-то время привлекла внимание Крэнфорда, когда проходила мимо его столика, болтая с воздыхателями.

Но теперешнего незнакомца он удостоил куда более внимательного взгляда. Конечно, одной желтой маской дело не ограничилось. Ряженый облачился в длинную светло-желтую хламиду, почти в тон маске, расшитую простыми, но частыми стежками разных оттенков коричневого. С этими приглушенными цветами резко контрастировал красный пояс.

Крэнфорд обратил внимание на искусно выполненные руки. Сначала ему показалось, что это резиновые перчатки, вроде тех лапищ, что дети надевают на Хеллоуин, но потом он понял, что перед ним гораздо более тонкая работа — слишком уж естественно двигались пальцы, жуткие и тонкие, словно паучьи лапы. Крэнфорд предположил, что это специальные протезы, которыми управляют спрятанные в самом костюме руки ряженого.

Ноги тоже были выполнены великолепно — широкие ступни, покрытые жестким густым мехом, судя по виду не каким-то там искусственным, а позаимствованным у настоящей зверюги. Из меховых ступней торчали когти цвета старой слоновой кости, проработанные до мельчайших деталей, до ужаса натуральные — под поверхностью даже угадывались кровеносные сосуды. Вот только кровь была мерзкого зеленоватого оттенка. Крэнфорд отметил про себя этот прекрасный штрих.

Но больше всего выделяла костюм все-таки маска, приглушенно сияющая, с непроглядно черными дырами глаз (Крэнфорд решил, что в ход пошел какой-то прозрачный черный материал вроде дамских чулок). Настоящим шедевром стала угадывающаяся под маской голова. Ткань была собрана в складки таким образом, что голова казалась нечеловеческой: там, где у человека было бы вогнуто, наоборот, выгибалось, а там, где на обычном лице выпирали бы нос, подбородок и лоб, зияли провалы. На взгляд Крэнфорда, из-за того, что зрителю приходилось лишь угадывать скрытые под маской черты, образ вышел особенно жутким.

Незнакомец в капюшоне медленно шел вдоль рядов, как будто даже не задеваемый толпившимися повсюду фанатами. Крэнфорд с удивлением заметил, что эти самые фанаты не обращают никакого внимания на столь странную фигуру. Видимо, слишком тонкая работа для этих любителей крови и чернухи. А он (или она) все шел и шел, пока не остановился прямо перед столиком Крэнфорда, повернувшись к нему.

Странной формы голова склонилась, и глаза, прятавшиеся где-то в глубине черных дыр, взглянули прямо на актера. Уэсли хотел было усмехнуться с видом оценившего костюм знатока, но смешок застрял в горле. Заготовленная дружелюбная улыбка тоже сползла с лица, не успев толком появиться. От этих глаз, вернее, от их отсутствия делалось не по себе. Особенно когда Крэнфорд понял, что располагаются они не на одной линии: левый был на дюйм ниже правого, да и вообще оба находились совсем не там, где положено находиться глазам.

Уэсли подумалось, что это очередной умелый штрих к образу, призванный придать костюму еще более чужеродный вид. Он выдавил-таки ту самую дружелюбную улыбку и как можно более веселым тоном сказал:

— Ну и костюмчик, о-го-го!

Ответа не последовало. Лишь дернулись длинные паучьи пальцы.

— Будете участвовать в конкурсе?

Молчание.

— Вам, знаете ли, сам бог велел.

И вновь незнакомец в маске не ответил. Крэнфорд заставил себя отвернуться и уставился поверх толпы.

— В этом году действительно много превосходных костюмов. А в прошлом вы тут были?

Крэнфорд не спешил переводить взгляд на незнакомца — вместо этого он осмотрел свой столик, поправил пару стопок с фотографиями и DVD-дисками, аккуратно передвинул их, потом еще раз, будто пытаясь найти идеальный для продажи фэншуй. За этим занятием он даже не покосился в сторону ряженого.

Уэсли намеревался сказать: «Вам наверняка захочется взглянуть на столики с гримом в соседнем зале», но, когда наконец решился поднять глаза, незнакомца в маске уже и след простыл. Крэнфорд обвел взглядом зал, но этого типа в желтом так и не увидел. Он ощутил облегчение вперемешку с недоумением: и как это незнакомец умудрился исчезнуть столь быстро и беззвучно?

«Тренировался небось», — усмехнувшись про себя, подумал Крэнфорд. Таинственным желтым чужакам-ниндзя нужно прилежно тренироваться. Уэсли покачал головой, стряхивая беспокойство, и заставил себя улыбнуться, но все же снова хорошенько приложился к фляжке, и только тогда ему немного полегчало.

Наконец пробило шесть, и Крэнфорд подсчитал выручку. Почти тысяча четыреста, а значит, в среднем он каждые пять минут продавал по фотографии или DVD. Недурно. Утром в субботу подъедут новые фанаты, и может, получится еще больше.

Крэнфорд припрятал денежки и вспомнил об ужине. Сибил, благослови ее Господь, пригласила его присоединиться к ней и Гленде Гаррисон. Уэсли охотно бы обошелся без Гленды, но лучше уж поесть в компании. Все трое вышли на улицу, пересекли дворик и направились в итальянский ресторан, который находился в том же загородном гостиничном комплексе, где проходил конвент.

Было прохладно, и Крэнфорд обрадовался, что надел пальто. Над головой ярко светили звезды, похожие на выпуклые булавочные головки на черном бархате. Еда в ресторане оказалась вполне сносной (хотя итальянских блюд в меню было немного), да и беседа получилась не такая глупая, как могла бы. Сибил всегда была приятной собеседницей, а вот грубость Гленды Крэнфорда обескураживала. Но от выпитого днем виски, двойной порции в номере перед ужином и двух бокалов кьянти его разморило, так что Уэсли даже стал посмеиваться над сальными шутками Гленды.

В разговоре всплыли кое-какие подробности, о которых он раньше не знал: как оказалось, Гленда тоже снималась в «Скитальце тьмы» — играла эпизодическую роль девушки на алтаре, которую главный злодей приносил в жертву, чтобы вернуть Древних. С Крэнфордом они тогда не встречались, потому что Гленду снимали отдельно.

— Я несовершеннолетняя была, — вспоминала Гленда, прикладываясь к четвертому бокалу, — так что требовалось присутствие мамочки и чтоб никаких мужиков, кроме режиссера и съемочной группы. Стянули с меня все, что только смогли, но было чертовски холодно, снимали-то на улице, и у меня соски встали торчком, а дело было еще до рейтинговой системы, и вот режиссер… Как бишь его?

— Том Ньютон, — подсказал Крэнфорд.

— Ну да, он… Прикрыл объектив этой дымчатой штуковиной. Так что в самом фильме и не видно даже, кто там на алтаре. Поэтому я не включила его в свою, как бишь ее… фильмографию. — Последнее слово Гленда выговорила заплетающимся языком.

— А в титрах тебя не указали? — спросила Сибил.

— Указали, как Викторию Вриман. Это я уже потом стала Глендой Гаррисон. Сдвинулась на соседнюю буковку: «В-В», «Г-Г». Никто и не знает, а я не распространяюсь особо.

Троица как раз допивала кофе, когда в ресторан в сопровождении приятелей с шумом ввалился Гэри Бьюзи (он присутствовал на многих конвентах, на которых бывал и Крэнфорд) и направился прямиком к барной стойке рядом с ними.

— Ну, дамы, — объявил Крэнфорд, бросая на стол купюры (свой ужин и чаевые на всех). — Предлагаю ретироваться, пока кое-кто не начал… бьюзить.

— Не знаю, — отозвалась Гленда, — мне кажется, он очень даже ничего.

— Гленда, дорогуша, — вздохнула Сибил, — послушать тебя, так и Пол Линд очень даже ничего, а он гей и к тому же давно умер.

Но Гленда все равно осталась охмурять Бьюзи, а Сибил и Крэнфорд ушли. Уже в гостинице Крэнфорд предложил Сибил пропустить в баре по стаканчику перед сном, но она лишь улыбнулась (очаровательной, как подумал Крэнфорд, улыбкой) и отказалась, сославшись на усталость.

— Завтра длинный день, а мне уже давно… не двадцать.

— Да, ты права, — улыбнулся Уэсли. — Мне тоже. Тогда спокойной ночи. Может, позавтракаем вместе?

— Превосходно. Часов в девять? Как буду готова, зайду за тобой.

Тон был дружелюбный — не более того, но к своему номеру улучшенной категории Крэнфорд шагал по коридору уже чуть более бодрым шагом. В комнате он скинул пальто, пиджак и галстук, сложил заработанные деньги в сейф, налил себе виски, а потом с бокалом в руке уселся в глубокое кресло, положил ноги на пуфик и оглядел просторный номер.

Это была гостиница сети «Уиндхем». Новое современное здание снаружи напоминало гигантский изогнутый шмат бетона. Только теперь Крэнфорд с удивлением заметил, что стены изогнуты и изнутри. Та, на которой располагались окна, совершенно определенно выгибалась, и это слегка дезориентировало.

Уэсли решил, что тут, возможно, виноват виски, отвел взгляд от странной стены и занялся поисками пульта от телевизора. В меню он обнаружил свой любимый канал ТСМ с классическими фильмами.

И по этому каналу (вот так чудо из чудес, вот так совпадение) крутили «Скитальца тьмы» в роскошной мрачной черно-белой гамме. И вот вам Уэсли Крэнфорд во всей красе, мужчина чуть за тридцать, усы такие же черные, как и волосы на груди, виднеющиеся в расстегнутом вороте рубашки Роберта Блейка. Да, те дни миновали. Нынче волосы на груди считались плохим тоном, а в ходу была, как это называют, мужская эпиляция. Слава богу, Уэсли этого не застал. Крэнфорд выключил свет, глотнул виски и прибавил звук, чтобы стали слышны слова героев.

— …чуждая нам геометрия, из иного мира, — втолковывал Блейк своему другу Говарду Картеру, которого вставили в сценарий как дань уважения Говарду Лавкрафту^{77}, автору оригинального рассказа (еще им нужен был отрицательный герой, иначе Блейку в основном пришлось бы зачитывать монологи). — Изогнутые линии, а не прямые. Говард, они изгибаются в вышине, уходя в омерзительную тьму! И снова сбегают вниз в первобытную слизь…

Блейк все говорил и говорил, камера медленно перемещалась, а Крэнфорд вспоминал, как приходилось передавать одними только словами то, на что в 1963 году не хватало спецэффектов (да и денег). Бюджет был крохотный. Том Ньютон, режиссер и одновременно продюсер, не заплатил даже правообладателю — издателю, утверждавшему, что владеет правами на рассказ Лавкрафта.

— Общественное достояние! — твердил Ньютон. — Я все проверил! Это общественное достояние!

По завершении съемок издатель пригрозил подать в суд, и Ньютон заплатил ему какие-то гроши — «просто чтоб заткнулся», как он тогда объяснил Крэнфорду. Когда дело дошло до раскрутки, Ньютон посрамил даже Уильяма Касла^{78}, фильм продвигали как могли, но безрезультатно. За два года проката едва удалось отбить жалкие первоначальные вложения, но потом, в семидесятых, фильм начали показывать по телевидению, а Лавкрафт как раз набирал популярность, так что и «Скиталец тьмы» обзавелся вполне внушительной армией поклонников. Потом появились кассеты VHS, следом за ними DVD-диски, и фильм вдруг оказался прибыльным, но Ньютону уже не было от этого проку: он умер от удара в 1978-м, и денежки достались студии, которой он задолго до своей кончины продал все с потрохами.

На фильм, который принес Крэнфорду хоть какую-то славу, сам он никаких прав не имел и потому делал с его помощью деньги как мог — в этакой ассоциативной манере: покупал оптом диски с небольшой скидкой и перепродавал их на конвентах со своим автографом и наценкой сверх розничной. На жизнь хватало.

Крэнфорд отогнал от себя мысли о делах и погрузился в разворачивавшуюся на экране историю. Блейк беседовал с испуганной итальянкой и расспрашивал ее о заброшенной церкви и мертвецах, которых время от времени рядом с ней находили. «Итальянка — держи карман шире», — подумал Крэнфорд. Еврейкой она была. Шейла Фельдштейн (а не Аманда Пэрис, как значилось в титрах) едва не стала второй миссис Крэнфорд, но он застукал ее в последний день съемок с членом старшего рабочего-механика во рту.

На мгновение Крэнфорд погрузился в эротические воспоминания, связанные с Шейлой, но потом опять переключил внимание на экран. Его персонаж открывал коробку с неким, как было написано в рассказе и в первоначальном сценарии, Сияющим Трапецоэдром. Ньютон название изменил: «Трапецо-чего? — спросил он сценариста. — Никто не поймет, что это за фиговина, назови ее колдовским камнем, Христа ради, и все…»

— Все просто, Роберт, — услышал Крэнфорд голос Кельвина Френча, который играл Говарда, — когда звезды расположены нужным образом, в определенной точке Земли можно открыть врата при помощи определенных звуков, если голосом определенного тембра выкрикнуть слова, способные призвать Древних. Я пытался, но тщетно. Быть может, они хотят тебя… им нужен ты. Быть может, так тебе назначено судьбой! Возьми камень…

Потом следовала сцена, где Говард обучал Блейка заклинанию. Крэнфорд до сих пор помнил его, хотя прошло столько лет. Слова были понадерганы из разных рассказов Лавкрафта — точно такая же мешанина, как и сам сценарий. Крэнфорд и Кельвин Френч выучили их во время совместных попоек, а потом много лет повторяли ради шутки каждый раз, когда случай снова сводил их вместе. Звучало это все так:

Крэнфорд закрыл глаза и повторил заклинание про себя — слово в слово. Черт подери, все еще помнит. Голова по-прежнему работает превосходно. Если бы только лицо и тело оставались такими же, как раньше…

Он еще немножечко поразмышлял о Сибил, вполглаза глядя в телевизор (там шла скучная сцена, где полицейские разговаривали о похищенной девушке), но оживился, когда показали несовершеннолетнюю Гленду Гаррисон на алтаре, едва прикрытую какими-то тряпицами. Как Уэсли ни силился, ни лица, ни торчавших сосков разглядеть он не смог. Крэнфорд усмехнулся, когда Келвин нараспев начал произносить старое заклинание. Тьма уже готова была поглотить перепуганного Говарда Картера, преданного теми самыми созданиями, которых он так боготворил и стремился освободить, и тут раздался стук в дверь.

Крэнфорд удивился. Он никого не ждал и решил не обращать внимания на стук и не отрываться от фильма, тем более что приближалась его главная сцена — та, где Роберту Блейку сулили вечную жизнь, если он займет место Говарда Картера и откроет с помощью колдовского камня врата для Древних.

Но в номер снова постучали — один раз, но неумолимо и громко, и Крэнфорду вдруг подумалось, что это Сибил (приятная, хоть и маловероятная перспектива) явилась в поисках компании, выпивки и, быть может (осмелится ли он вообразить такое?), чего-то большего. Уэсли отставил виски, выбрался из кресла и медленно подошел к двери. Света от большого телевизионного экрана вполне хватало, чтобы не включать освещение комнаты.

Крэнфорд посмотрел в глазок, и сердце его чуть подпрыгнуло: за дверью Сибил Медоуз с улыбкой махала ему рукой — точно как накануне днем, будто знала, что Крэнфорд на нее смотрит. Он открыл задвижку и распахнул дверь.

Но в коридоре стояла вовсе не Сибил Медоуз, а давешний незнакомец в желтой маске. На нем по-прежнему красовался костюм, руки висели вдоль туловища, паучьи пальцы едва заметно подергивались. Черные глаза будто изучали Крэнфорда, и тому на мгновение показалось, будто он падает в эти непроглядные, несимметрично расположенные дыры, будто его голову пришпилили к доске, череп вскрыли, и все до последней мысли и мечты теперь видны как на ладони стоящему в коридоре созданию.

Крэнфорд встряхнулся, мысленно и физически, и сделал глубокий вдох. Это абсурдно, нелепо и к тому же весьма грубо. Каким вообще образом странному мужчине (если это мужчина) удалось узнать номер его комнаты? Может, это волонтер, который работает на конвенте? Кем бы он ни был, у него не было никакого права заявляться к Крэнфорду посреди ночи.

— Послушайте-ка, — сказал Уэсли, и собственный голос показался ему слабым, будто укутанная в ткань фигура втягивала в себя произносимые им слова, — костюм просто замечательный, как я сегодня и говорил, но у меня нет времени на игры с переодеванием и страшилками, понимаете? Ума не приложу, как вам удалось узнать…

Тут Крэнфорд умолк, потому что неправильной формы голова странного создания (а именно так он теперь мысленно называл незнакомца) задергалась, заходила ходуном, будто кто-то бездумно мял в пальцах резиновый мешок, набитый камнями вперемешку с гелем. Крэнфорд сделал шаг назад, и создание последовало за ним в номер. Уэсли даже не подумал захлопнуть дверь. Он чувствовал, что это не поможет.

— Тьма пришла. Настала пора…

Сначала Крэнфорд решил, что это гулким голосом заговорило само создание (дверь за ним захлопнулась, хотя паучьи руки не предприняли при этом никаких действий). Но нет, голос шел из телевизора — на экране Роберт Блейк, стоя на краю студийной имитации пропасти, смотрел на огромный черный экран с проекцией крутящихся планет и звезд.

— Так тебе предназначено. Произнеси нужные слова, — приказывал голос. — Верни Древних…

Голос принадлежал Ричарду Шепарду, специалисту по озвучке, чей глубокий баритон в пятидесятых и шестидесятых годах с успехом рекламировал все подряд, начиная с подержанных автомобилей и заканчивая гигиеническими прокладками. Крэнфорд вспомнил, как Том Ньютон рассказывал ему, что заплатил Шепарду целых пятьдесят баксов за диалог длиной в три минуты, будто бы это было неслыханным расточительством.

Воспоминания нахлынули на Крэнфорда, словно пытаясь не дать ему прийти к очевидному выводу: в его номер пробрался не поклонник ужастиков, но нечто иное, не человек даже.

— Звезды заняли правильное положение… здесь на Земле именно такое место, где тот, кому назначено судьбой, может сказать правильные слова. И разверзнется хаос. Так тебе предназначено! Узри же звезды во тьме ночной!

Создание в маске медленно воздело правую руку, и Крэнфорд услышал, как позади с треском разошлись шторы. Повелительный взмах, и голос Ричарда Шепарда, отдаваясь эхом, приказал:

— Узри, говорю я!

Крэнфорд повернулся, не в силах противиться, и увидел за широким изогнутым окном не парковку с яркими фонарями и машинами, но космический пейзаж в духе Кубрика. Солнца, звезды и планеты словно связывала перистая лента звездной пыли, чахлые завитки зелено-золотого света. А потом его собственный, только гораздо более молодой голос закричал:

— Нет! Нет, я не стану!

— Ты должен! — отозвался голос Шепарда. — Посмотри, какова будет награда!

Но вместо тяп-ляп снятой вклейки, где Роберт Блейк восседал на троне в самодельной короне, а вокруг на ниточках крутились планеты, Крэнфорд увидел, как завитки звездной пыли складываются в его собственное выпуклое лицо, вот только оно снова было молодым, молодым и красивым, с чистой и упругой кожей, без следа лопнувших из-за многолетнего пьянства сосудов.

Молодой Уэсли Крэнфорд. Такой молодой…

— Произнеси же нужные слова!

Слова гремели в мозгу у Крэнфорда, он знал, что сможет выговорить их без труда. Какой от этого вред? Все же не по-настоящему? Это наверняка сон, просто глупый сон, он устал, слишком много выпил, насмотрелся на какого-то мальчишку в нелепом костюме.

Крэнфорд открыл рот:

— Йа-Р’лех… Ктулху фтагн…

И может быть, когда он скажет нужные слова, то во сне снова станет молодым…

— Йа, Йа… Шуб-Ниггурат…

И может быть, в этом сне к нему придет Сибил…

— Текели-ли… Нга’нг ай’йе Зро…

И может быть, тогда…

— Йог-Сотот… Йа, Йа…

Вот и все. Сердце Крэнфорда тяжело билось в груди, сильнее и быстрее, чем когда-либо. Космический пейзаж за окном смазался, расплылся, померк, пока снова не показались фонари, машины, деревья за парковкой и Уэсли не спросил себя: а что — сон уже закончился?

Он почувствовал на плече тонкие сильные пальцы создания в маске. Пальцы нежно, с любовью сомкнулись, и сердце забилось быстрее и еще быстрее, пока плоть и кости уже не могли его удерживать.

Сибил Медоуз разложила свои фотографии и оглядела зал. Жалкое зрелище. В этом году столиков было вполовину меньше, чем на четвертом «Адовом конвенте». Но видимо, следовало удивиться, что их еще так много.

Начались войны в Ираке и Пакистане, восстановили обязательную воинскую повинность для граждан до тридцати пяти лет, на мир обрушилась эпидемия смертельного мусульманского гриппа, индекс Доу-Джонса упал ниже 2000 пунктов, а новое правительство тратило все свои и без того скудные ресурсы на возню с импичментом и внутренние расследования — в такой ситуации ужастики уже мало кого прельщали. Хотя кое у каких несокрушимых фанатов все еще водились денежки. В этом году Сибил снизила цену до пятнадцати долларов за фото и собиралась в зависимости от обстоятельств скинуть еще пятерку.

Она улыбнулась и одновременно поморщилась, увидев, как в зал входит Гленда Гаррисон, волоча за собой тележку для багажа, набитую чемоданами с фотографиями, DVD-дисками и номерами «Плейбоя». На пятом «Адовом конвенте» обходились без мальчиков на побегушках.

— Привет, дорогуша! — поздоровалась Гленда, подойдя к соседнему с Сибил столику. — Снова соседки?

— Да, — кивнула Сибил, — только вот атмосфера по сравнению с прошлым годом немного не та.

— Да уж точно. Будто кто-то опрокинул на мир ведро с дерьмом. Господи, дорогуша, настоящий сумасшедший дом. А как у тебя дела? Боженьки, не видела тебя с того самого дня, как ты смылась отсюда в прошлом году. Это же ты тогда…

— Да, это я его нашла.

— Так что же случилось? В смысле…

— Утром в субботу должна была зайти за ним, мы собирались вместе позавтракать. На стук он не ответил, но дверь была приоткрыта, так что я вошла и… нашла его.

— Сердечный приступ?

— Да. Не думаю, что ему было больно. Лицо такое умиротворенное.

— Ага… — Гленда посмотрела на двери зала, через которые медленно просачивались немногочисленные актеры и писатели.

— Я не то чтобы хочу сменить тему, но, Иисусе, посмотри только, кто тут.

— Кто?

Сибил посмотрела на чрезвычайно красивого и стильно одетого молодого человека в окружении трех помощников, которые тащили его чемоданы (видимо, с предметами на продажу). На вид ему было около двадцати пяти. Идеально прямые и ослепительно-белые зубы оттеняли черные усы. И вдруг Сибил его узнала.

— Блейк Декстер.

— Он самый, — промурлыкала Гленда. — Боженьки, а он очень даже ничего. А верзила какой. Никому не известный парень появляется буквально из ниоткуда и тут же получает роль в самом значимом фильме ужасов за многие годы. Будто в сказке. — На губах Гленды промелькнула кривая усмешка. — Интересно, у принца уже есть принцесса…

Будто услышав ее слова, Блейк Декстер отвернулся от своей свиты и посмотрел на них. А потом улыбнулся и махнул рукой.

Гленда широко улыбнулась и помахала в ответ.

— Видела? — спросила она Сибил. — Он мне помахал!

Сибил не была уверена, кому из них двоих предназначался этот жест. Но не важно, они обе слишком для него стары.

Хотя, приглядевшись повнимательнее, Сибил удивилась: тело и лицо актера были молодыми, но даже на таком расстоянии глаза казались старыми, в них будто бы таилась виноватая печаль, с которой Блейк Декстер не мог справиться.

— Пойду к себе прихорашиваться, — заявила Гленда, не сводя взгляда с Декстера. — Никогда ведь не знаешь, когда встретишь нужного мужчину. А ты в каком номере, кстати?

— В триста двадцать четвертом. А ты?

— В триста сорок девятом, — ответила Гленда и, заметив, как чуть заметно поморщилась Сибил, добавила: — А что?

— Да ничего.

Незачем было говорить ей, что в прошлом году в этом номере останавливался Уэсли Крэнфорд.

Гленда удалилась. Блейк Декстер несколько раз бросал взгляды на Сибил, но близко не подходил. Наконец Гленда вернулась — она подновила яркую помаду и черную подводку для глаз, наложила еще один слой тональника, но вид у нее при всем том был бледноватый и очень растерянный.

— Ты в порядке? — спросила Сибил.

— В полном. Просто наткнулась на одного из этих чудиков в костюмах. Мурашки прямо по коже.

— Очередной зомби?

— Да нет, новичок какой-то в желтом капюшоне, никогда его раньше не видела. Глаз не разглядеть, но вел себя так, словно хотел… Не знаю даже, просто напугал меня чуток…

Гленда открыла чемоданы и принялась раскладывать на столике диски и снимки.

Сибил слышала, как за дверями зала болтают фанаты. Толпа была меньше, чем в прошлом году, но голоса казались радостными и взволнованными. Помощник-доброволец чуть приоткрыл дверь, чтобы ждавшие в коридоре могли одним глазком заглянуть внутрь.

Сибил посмотрела на наручные часы. До открытия конвента оставалась одна минута. Она села за столик, несколько раз глубоко вздохнула и стала ждать, когда двери раскроются во всю ширь и разверзнется хаос.