Чертополох в хрустальной вазе

Глава 1

Утро было ярким, солнечным, обещающим. Казалось, наступающий день может принести только добрые события и вести. Однако Кирилл в последнее время не слишком доверял оптимистическим прогнозам: в жизни словно что-то разладилось незаметно для него самого. Трещина в их с Оксаной отношениях расползалась и вглубь, и вширь, постепенно становясь пугающей пропастью. Теперь уже трудно поверить, что совсем недавно в их общем доме было и тепло, и доверие.

Вспомнилось, что всего год назад жена воспринимала его деловые поездки на два-три дня как трагедию. Глаза Оксаны наполнялись слезами, губы дрожали, голос срывался. И не было женщины счастливее ее, когда он возвращался домой, уставший и стосковавшийся по теплу ее рук.

Все ушло, остались лишь воспоминания.

Кирилл вздохнул, захлопнул блокнот и подошел к широкому, во всю стену кабинета, окну. Несмелое еще весеннее солнце ласково пригревало отощавших за зиму воробьишек: серые шумные комочки перьев суетились вокруг большого куска булки. Толстый рыжий кот лениво наблюдал за крикливыми и вздорными, но вполне съедобными существами. Охотиться котяра не собирался, видно, был сыт и вполне доволен жизнью.

Чуть дальше, на подсохшей от растаявшего снега скамейке пристроилась юная парочка. Смешливая невысокая девчушка с деланым недовольством что-то выговаривала молодому человеку. Но время от времени она, видимо, не выдерживала взятого тона и звонко смеялась, прижав ладошки к груди. Затем «суровая» речь возобновлялась. «Вот и мы с Оксаной всего только два года назад так же говорили друг другу милые глупости, не замечая никого вокруг. Совсем как эти юнцы». Кирилл передернул плечами, словно стряхивая непрошеные воспоминания. Что толку в них!

Он резко отвернулся от окна и медленно, бесцельно прошелся по кабинету. Стол был завален бумагами, отчетами из магазинов — и все они требовали его внимания: в делах тоже не все шло гладко. Продажи в последнее время сильно упали, была упущена крупная партия пластиковых панелей по очень выгодным ценам. Возникла какая-то странная проблема с платежами. Пока Олег, его компаньон и приятель, разобрался, товар ушел.

Желания работать, однако, не было ни малейшего. Когда приходит темная полоса, она накрывает все сразу: и жизнь и работу. Хорошо, что у него есть Олег — не только незаменимый коммерческий директор и верный помощник, но и очень чуткий товарищ.

Наверное, нужно немного отдохнуть, поехать с Оксаной в красивые места, к теплому морю — туда, где давно уже лето…

Снова все возвращается к Оксане. Почему, черт возьми, из веселой уравновешенной девушки она вдруг превратилась в раздражительную женщину с тревожным лицом? И только красива по-прежнему, как и в те дни, когда они познакомились.

В чем вина самого Кирилла, если она есть? Наверное, нужно было позволить ей работать, хотя ему совсем этого не хотелось, а она не слишком настаивала. И на людях следовало с нею бывать чаще, дела все равно никогда не кончаются…

Внезапно его размышления были прерваны шумом, донесшимся из приемной. Затем дверь распахнулась, пропустив внутрь кабинета Ольгу Артюхину, самого надежного главного бухгалтера и финансового консультанта с тех пор, когда он купил первую партию товара и открыл единственный тогда небольшой магазин. Сейчас Ольга была явно не в духе: глаза ее гневно сверкали, лицо раскраснелось, в правой руке она держала лист бумаги, со странной брезгливостью отстраняя его как можно дальше от себя. Быстрыми решительными шагами она пересекла кабинет и с видимым облегчением бросила листок на стол.

Кирилл пробежал глазами содержимое бумаги и удивленно взглянул на Ольгу:

— Ты увольняешься? Но почему?

— Не важно, — грубовато отрезала Артюхина, — ты тут ни при чем. Хочешь подробностей, спроси у своего Олега. И не вздумай меня уговаривать! Ты ведь знаешь: я своих решений не меняю.

Кирилл хорошо знал Ольгин нрав и понимал, что пытаться заставить ее изменить уже принятое решение — все равно что двигать плечом скалу. Знал он и то, что выжать подробности из Олега ему не удастся, хотя попробовать все же стоит.

Ольга уже ушла, едва простившись. Пообещала привести дела в порядок — будто у нее могло что-то быть не в порядке — и сдать их своему последователю, когда таковой найдется. Кирилл даже не спросил, куда она теперь пойдет. С ее опытом и умением себя подать проблем у Ольги возникнуть не может. А у него еще одной заботой больше: вряд ли Олегу удастся так легко и быстро выйти из затруднительного положения, каким является внезапный уход бухгалтера. И что за муха ее укусила?

Очень кстати пришло время обеда: не то чтобы сильно хотелось есть, просто нужно бы сменить направление течения мыслей. С тяжелой головой и в скверном настроении Кирилл отправился на первый этаж, где в большом холле располагалось весьма приличное кафе, как приличным было и все здание, принадлежащее Кириллу Рябинкину, единственному учредителю фирмы «Пятый угол».

В самом центре просторного зала, разделенного легкими ажурными решетками, увитыми зеленью, сидел Олег Рассказов, правая рука Кирилла, и энергично расправлялся с громадной отбивной. Кирилл заказал себе кофе с бутербродами и присел за столик к Олегу.

— Что такой мрачный, Кирилл Васильич? — бодро приветствовал тот шефа, ненадолго оторвавшись от своего занятия. — Ольга уже посетила?

— И Ольга тоже, — нехотя буркнул Рябинкин и принялся разглядывать рисунок на скатерти.

Принесли кофе. Кирилл сделал пару глотков, откусил маленький кусочек бутерброда, тщательно прожевал его и произнес:

— Все покосилось, будешь тут мрачным от проблем и неприятностей.

— Ты просто устал, — поставил диагноз Олег так же весело и энергично, как до сих пор жевал мясо. — Отдохнуть тебе надо, съездил бы в пансионат, к морю. В Сочи теперь вода уже теплая, а хочешь — и подальше куда, на Кипре неплохо можно время провести. Оксана… Владимировна тоже, поди, заскучала за зиму. При нашей-то гнусной московской погоде.

Кирилл машинально отметил, что Олег отчего-то увенчал Оксану отчеством, и кто мог подумать, что оно ему вообще известно. Хотя какое это имеет значение, если он прав во всем: и сам Кирилл устал, и жена его со скуки совсем в депрессию впала. Жаль, что нельзя уговорить ее поехать в горы или в Питер, который, по его мнению, хорош при любой погоде, даже при гнусной. Или в Крым с палаткой — там сейчас весна в разгаре.

Курортов Кирилл не любил, не понимал он отдыха между барами-ресторанами и пляжами с распластанными на песке полуголыми поджаренными телами в дорогих кусочках ткани, едва прикрывающих прелести, которые лучше бы не выставлять на всеобщее обозрение. Однако Оксана всегда охотно демонстрировала окружающим свое безупречное, совсем еще юное тело. «Старею, — подумал Кирилл, — попусту ревную молодую жену, вот-вот начну брюзжать». Он потерял нить разговора и не расслышал последних слов Олега.

— Спрошу, пожалуй, Оксану насчет моря. Недельку выдержать смогу, хотя… Так что там случилось с Ольгой Артюхиной?

— Совсем она зарвалась, много на себя берет. — Голос Олега посуровел, потускнел. — Не волнуйся, Васильич, незаменимых людей нет.

Кирилл и не надеялся услышать вразумительные объяснения. Подумав об Ольге, а заодно и о сложившихся в последнее время финансовых сложностях, он вдруг почувствовал страшную усталость и нежелание возвращаться в свой кабинет к бесконечным проблемам. Отдохнуть дней пять хотя бы — вот что ему действительно нужно. И черт с ним, пусть будет курорт!

— Ты прав, то есть в смысле отдыха. Съездим мы с Оксанкой к морю, сменим пейзаж-обстановку на недельку — дней на десять. Позвони в «Ривьеру», закажи номер.

— Вот это правильно, — одобрил Олег, явно обрадовавшись, что неприятный разговор об Артюхиной увял. — И кстати, напоминаю: сегодня у Егорова день рождения. Ты ведь пойдешь?

А вот и достойный предлог, чтобы не возвращаться сегодня к суровой действительности. «Точно старею, — загрустил Кирилл, — прежде я никогда не боялся сложностей жизни».

— Чуть не забыл. Пойду, конечно. Васю обижать никак нельзя. Поеду, пожалуй, подарок поищу. Да и за Оксаной заехать нужно. Там, у Егорова, и встретимся.

— Ты поезжай, а я еще поработаю сегодня. За меня извинись.

Вася Егоров был давним партнером Кирилла по бизнесу, владельцем архитектурно-строительного бюро. Кроме дел их связывала давняя дружба. Сейчас будет очень неплохо увидеться в неформальной обстановке. Правда, торжественно-развлекательная часть намечалась у Васи в офисе. Но там вполне уютно, а чужая контора о собственных делах не напоминает.

Оксана ехать с ним отказалась, сославшись на головную боль. Выглядела она и впрямь не лучшим образом: бледненькая, под глазами темные круги, сами же глаза болезненно блестят. Настроение у жены было еще хуже, чем внешний вид. Кирилл даже заставил ее измерить температуру, которая оказалась ниже нормы — 36,2. Отговаривать его самого ехать к Егорову Оксана не стала, не просила даже вернуться пораньше. Впрочем, это вполне в духе ее настроений в последние несколько месяцев.

Он приехал в Васин офис на Ордынке, когда весь народ практически уже собрался. Кирилл опоздал совсем немного: торжественная часть только началась. Собственно зала заседаний Василий не держал, для представительных собраний служил просторный холл, где расставлялись столы и стулья. В дальнем углу имелась небольшая барная стойка, откуда желающие могли говорить приветственные и всякие другие речи. За стойкой же девушки из здешних служащих споро готовили закуски и расставляли их на столиках.

Егоров уже заметил вошедшего Кирилла и поманил его к себе. Рядом с Василием как раз был свободен стул, видно прибереженный для приятеля. Компанию имениннику составляли две дамы, одной из которых была его верная спутница еще со студенческих лет Маринка, хохотушка и шутница. А вторая женщина… эге! К удивлению Кирилла, между Василием и Мариной сидела Ольга Артюхина. В нарядном вечернем костюме, сверкающих украшениях на неожиданно длинной шее и тонких руках, при прическе и непривычном макияже она выглядела совсем иначе, чем Кирилл привык видеть, оттого он ее и не сразу узнал. Оказывается, мы совсем не замечаем людей, которых видим рядом каждый день, и плохо знаем, как они выглядят.

— Вот, Кирюха, знакомься с моим новым финансовым директором, — радостно загрохотал Василий. — Сделал себе подарок ко дню рождения, не без твоего участия, признаться. За что тебе особая благодарность.

— А разве Наталья?.. — растерянно начал Кирилл.

— Наташку мы в законный длительный отпуск отправили — за третьим Прохоренком. Она у нас слишком серьезно относится к общероссийским интересам и национальным программам, — рассмеялся Василий.

Похоже, за рулем у них сегодня будет Маринка. А вот Ольга уже пару бокалов выпила, судя по блеску в глазах и загадочному выражению лица. Возможно, собирается кокетничать с Кириллом, ведь он ей теперь не начальник. Однако она молчала, изредка коротко отвечая Марине, которая говорила без умолку.

Все речи были уже сказаны, подарки вручены, теперь собравшиеся могли слегка расслабиться. Для некоторых это означало успеть выпить по всем возможным поводам и вовсе без них. Другие пользовались случаем поговорить с теми, кого не часто удавалось видеть в каждодневной суете. Кое-кто даже пытался продолжить отложенные днем деловые разговоры.

Вскоре Марина отправилась помочь девушкам с десертом, Василий извинился и исчез из зала. Кирилл с Ольгой остались вдвоем, и тут с женщиной произошло странное: игривая улыбка мгновенно исчезла, словно ее и не было, взгляд стал трезвым и серьезным. Ольга тихо произнесла:

— Будь осторожен, Кирилл. Внимательнее смотри, что творится вокруг тебя.

— Что ты хочешь этим сказать? Что, собственно, творится? — Кирилл с удивлением смотрел на своего бывшего главного бухгалтера, чувствуя, что сам он по-прежнему глуповато улыбается.

— Больше ты от меня ничего не услышишь. Потому что ничего не могу доказать, — почти прошептала Ольга. — К тому же я сама боюсь. Бывают люди, которым лучше не становиться поперек дороги.

Вернулся Василий, и она весело, нетрезво рассмеялась:

— Какие же вы славные, мальчики, когда не говорите о делах!

Домой Кирилл приехал за полночь. Оксана еще не ложилась: ждала его.

— Кофе сварить? — спросила она тусклым, утомленным голосом.

У Кирилла была странная привычка пить кофе на ночь, особенно когда ложиться приходилось поздно и времени для сна почти не оставалось.

— Свари, Оксан, если силы есть, — благодарно отозвался он. — Страшно хочется кофе!

Оксана медленно достала турку, также неспешно сняла коробку с кофейными зернами, включила кофемолку… Кирилл решил, что до готовности напитка у него вполне хватит времени, чтобы переодеться.

Он вернулся на кухню, когда его чашка с кофе уже стояла на столе, рядом — шоколадка и маленькая вазочка с медом. Оксана села напротив него и уставилась пустым застывшим взглядом на чашку в его руках.

От кофе исходил странный запах сильно пережженных зерен, Кирилл сделал маленький глоток: вкус показался ему не менее странным. «Внимательнее смотри, что творится вокруг», — припомнилось ему.

— Что за бурду ты сварила? — довольно резко спросил он, совсем не ожидая ответа. Затем подошел к мойке и выплеснул содержимое чашки.

Оксана заплакала, горько и безутешно. Кириллу стало невыносимо стыдно. Он подошел к жене, погладил ее по волосам и уже совсем другим тоном произнес:

— Прости, родная. Я устал, нервы расшалились… Вот решил, что мы с тобой поедем отдохнуть, немного развлечься. Как ты насчет Сочи?

Оксана чуть заметно кивнула, все еще всхлипывая и смахивая слезы тонкими пальцами.

Кирилл долго ворочался в постели, стараясь не разбудить жену, мгновенно заснувшую после всех огорчений прошедшего дня. Сон не шел: лезли в голову глупые мысли, докучал свет прожектора с автостоянки под окном, у соседей телевизор довольно громко анализировал проблемы секса, кажется, в большом городе. Только выключили телеящик — завопила сигнализация стоявшего под самым окном автомобиля. Сосед снизу витиевато и неприлично громко выругался в окно.

И вдруг все стихло, наступила благословенная тишина. Кирилл уже начал засыпать, когда вдруг почувствовал нестерпимую жажду и мгновенно проснулся. Ну конечно, он так много съел за вечер острого, что было крайне легкомысленно не припасти на ночь бутылочку минералки. Кофе не очень-то утоляет жажду. Стоп, а кофе он как раз и не пил! Прицепился, как дурак, к больной жене, наевшись ядреных закусок. Лучше бы выпил, что давали, и спал бы в свое удовольствие. А теперь придется идти на кухню, варить себе кофе самому.

Кирилл сел в постели, сунул ноги в мягкие тапочки, затем осторожно двинулся к двери. Оксана даже не шевельнулась.

В кофемолке оставалось еще довольно много мелкого темно-шоколадного порошка: Оксана всегда мелет с запасом. Кирилл привычными движениями смешал в турке кофе с водой и сахаром, подержал на горелке ровно столько времени, сколько полагалось — в приготовлении кофе он был специалистом. Выпил обжигающий пахучий напиток, теперь можно и спать ложиться. Однако он не чувствовал в себе сил не то чтобы идти, но даже шевельнуть рукой или ногой. В глазах потемнело, голова закружилась, сердце колотилось как ненормальное. Во-от оно что! Не зря же он заподозрил…

Кирилл поднял глаза и увидел Оксану, стоящую в дверях. Вид ее был ужасен: волосы всклокочены, глаза горят недобрым огнем, рот приоткрыт, являя оскаленные зубы. Оксана хрипло и страшно захохотала:

— Х-ха-ха! Здорово я тебя поймала, голубчика!

Кирилл закричал… и проснулся. Над ним склонилась Оксана: в лице тревога, в руках стакан и запечатанная бутылка минералки.

— Ты так кричал во сне, Кирилл, что я решила тебя разбудить.

Господи, привидится же такое! Пора, давно пора отдохнуть как следует.

Глава 2

Запахи больницы неизменно наводили на Альбину тоску — тупую, тягучую, безысходную. Оказавшись в унылых больничных стенах, она снова и снова вспоминала те времена, когда ее, совсем еще маленькую девочку, увезли на «скорой» с приступом аппендицита и положили вот на такую каталку, что стоит в углу. Ей было лет шесть или семь, она цеплялась за маму и плакала от страха. Боялась, что родители сейчас уйдут, оставят ее одну, наедине с суровой тетей в белом халате, нестерпимо пахнущей лекарствами.

Она смотрела в окно, на парк, где гуляли пациенты, и прислушивалась к звукам в коридоре. Ей было страшно и тоскливо. Почти как тогда, в далеком детстве. Только в тот ужасный день рядом с ней были отец и мама, и, хотя в глазах матери плескался страх, оба они, ее родители, улыбались и утешали девочку, как могли. Обещали повести в цирк, как только она поправится, купить ей самое большое, какое только найдется, мороженое. А потом оказалось, что никакого аппендицита нет и в помине, и ее на следующий же день выписали.

И вот Альбина снова в больничном коридоре. Но теперь не на каталке, а на своих собственных ногах. Стоит у окна в белом халате, наброшенном поверх уютного мягкого платья из ангоры, и с тревогой прислушивается: не раздадутся ли шаги высокого доктора в очках. Скоро он выйдет из палаты, подойдет к ней и вынесет свой приговор ее отцу.

И некому ее теперь утешить, пообещать поход в цирк и самое большое мороженое. Давно уже нет на свете мамы, да и Альбина уже не любит мороженое так самозабвенно, как это было в детстве. А отец… Отец сам нуждается в помощи. Это из-за него она и стоит тут, в унылом больничном коридоре, и ждет, когда выйдет его лечащий врач.

Альбина так глубоко погрузилась в свои тоскливые мысли, что перестала ловить посторонние звуки и не заметила, как из палаты вышел высокий доктор в очках и окликнул ее:

— Альбина Георгиевна!

— Да? — встрепенулась девушка, резко поворачиваясь. Ее почти никогда не называли так солидно — по имени-отчеству. Отец звал Аленькой, муж Вадик — Альбиной или Алюськой, немногочисленные подруги — Альбинкой или Алькой. Ей всегда казалось, что Альбиной Георгиевной ее станут называть не скоро, лет этак в шестьдесят. Но до шестидесяти еще жить и жить. Больше тридцати лет. Если, конечно, она столько проживет.

— Альбина Георгиевна! — повторил врач. — Пойдемте в кабинет. Мне нужно с вами поговорить.

Он, кажется, называл ей свое имя, но она его забыла и теперь чувствовала неловкость. Помнила лишь фамилию: Чижиков. Смешная фамилия. А имя и отчество самые обычные. Вроде Сергея Петровича или Алексея Ивановича. Потому-то Альбина его и не запомнила. Впрочем, ей и не потребовалось называть врача по имени. Он говорил, она только слушала и покорно кивала.

Врач сообщил, что в данный момент дела отца не так уж плохи, то есть не безнадежны, и все же без операции не обойтись, без нее он долго не протянет. Ему и шестидесяти нет, а сердце совсем плохое, изношенное. Уже два инфаркта пережил. И как можно так небрежно относиться к своему здоровью? Сердце беречь нужно!

Альбина, сидевшая на диванчике в ординаторской напротив доктора Чижикова, согласно кивнула. Кардиолог повторил, что без операции нельзя никак, но сначала придется сделать множество разных анализов. За это время больной немного окрепнет, подготовится. И волноваться ему нельзя, волнения для Георгия Степановича смерти подобны. Последние два слова врач произнес обычным, ровным тоном, но девушка все равно вздрогнула и подняла на него испуганные глаза.

«Какие удивительные у нее глаза, будто два глубоких лесных озерца. И не поймешь сразу, какого они цвета, то ли серые, то ли зеленые», — не к месту подумал доктор, а вслух почти сердито проговорил:

— Вы не должны его тревожить. Никаких плохих известий. Ничего такого, что может его расстроить. Вы меня поняли, Альбина Георгиевна?

Девушка снова кивнула и снова со стыдом подумала: он знает ее имя-отчество, а она его — нет. Какая же она тупица!

После этого наставления врач Чижиков продиктовал ей список необходимых лекарств и разрешил навестить отца.

Альбина вошла в палату, куда отца перевезли из реанимации. Палата была одноместная и довольно уютная. Новенькая мебель, нарядные светильники на стене под потолком, по-домашнему милые занавески на окнах, за дверью у выхода — душевая кабина и туалет. Альбина поставила на столик сок, разложила фрукты на белой льняной салфетке, потом осторожно, стараясь не задеть стойку с капельницей, села на стул возле кровати.

— Фрукты мытые, — сообщила она. — Ну как ты, пап?

При виде дочери отец слабо улыбнулся, потом завозился на постели, усаживаясь поудобнее, и ответил:

— Все нормально, дочь. Не понимаю, зачем они меня тут держат? Уже все бока пролежал. Зачем мне тут валяться, если я здоров? Как бык.

— Скажешь тоже, как бык!

Альбина улыбнулась, хотя вид отца ей совсем не понравился. Лицо бледное, одутловатое, с оттенком нездоровой желтизны. Это он только перед дочерью так хорохорится. Второй за полгода инфаркт — дело серьезное!

— Как вы там? Как Вадим? — Отец старался говорить бодро, весело, но дочь уловила в его голосе нотки беспокойства.

— Хорошо. Не волнуйся, пап. Все в порядке, все отлично.

Отец хотел еще о чем-то спросить, но передумал и покосился на свой мобильный телефон, покоившийся на тумбочке. Альбина догадалась, что он ждет звонка от Вадима. Скоро три месяца, как отец болеет, и все это время ее муж один тянет лямку, управляясь с отцовской фирмой.

А вот она в их делах ничего не смыслит. Отец всегда ограждал ее от забот. Считал, что зарабатывать деньги в доме должен мужчина. Он и жену свою старался уберечь от невзгод. Не уберег. Не смог.

Росла Альбина, как редкий экзотический цветок, за которым требуется бережный уход. Она частенько болела, простужалась от самого легкого дуновения ветерка, поэтому в детский сад ее не отдавали. С ней сидела мама, которую иногда подменяла бабушка, мать отца. И в школу девочка пошла позже, чем сверстники: почти в девять лет.

Ей было десять, когда мама умерла от саркомы. Она никогда ни на что не жаловалась, была улыбчивой, ласковой и спокойной. Болезнь долго не проявляла себя. А потом вдруг оказалось, что время упущено и ничего сделать уже нельзя. Отец возил ее по лучшим докторам, показывал известным профессорам, но медицинские светила только руками разводили. Поздно, слишком поздно. Вот если бы хотя бы на полгодика раньше к нам пришли…

Мать сгорела за два месяца. Было лето, и Альбину с няней отправили на дачу.

Отец ограждал ее от всего. От сквозняков, микробов и душевных страданий. Мать умирала в больнице, а ее маленькая дочь не знала об этом и радовалась вольной дачной жизни. Охотилась за бабочками, рвала цветы, играла с хозяйской собакой, ходила с няней в лес по ягоды и удивлялась, почему родители так долго не приезжают к ней. Она ведь так скучает без них!

После смерти жены всю свою нежность отец перенес на дочь. Он и не женился из-за нее, не хотел, чтобы у девочки была мачеха. Препоручил Альбину бабушке, своей матери, и няне, доброй пожилой женщине, а сам с головой окунулся в работу. Наверное, так ему было легче пережить горе.

Из-за частых своих болезней девочка пропускала занятия и потому училась слабенько. Переползала из класса в класс улиткой. А на выпускных экзаменах так перенервничала, что дважды хлопнулась в обморок. И учителя, хлопотавшие вокруг нее вместе со школьной медсестрой, из сострадания ставили ей незаслуженные четверки.

О том, чтобы поступить в институт, не было и речи. Врачи говорили, что у нее на редкость хрупкое здоровье и слабое сердце, что ей нужно по возможности избегать волнений.

После школы отец через приятеля пристроил дочь в областной архив. Там, вдали от злых сквозняков, вездесущих инфекций и душевных волнений, она и досидела благополучно до самого замужества.

Вадим работал в фирме исполнительным директором и считался правой рукой отца. Альбина никогда не интересовалась отцовскими делами, знала только, что где-то на окраине Москвы, в промышленной зоне, есть цеха, где делают корпусную мебель на заказ. Вот за счет этой мебели они и живут. Одеваются, едят, ездят отдыхать летом на море и даже наняли женщину, которая помогает по хозяйству. А точнее, это Альбина помогала. Вытирала иногда пыль с телевизора, стирала в машине-автомате и варила на завтрак яйца или сосиски. Изредка жарила на ужин картошку.

Все остальное делала Зинаида Геннадьевна, которая приходила два раза неделю, чтобы убрать, приготовить борщ на три дня, настряпать голубцов или напечь пирожков. Готовила тетя Зина изумительно. А вот у Альбины, как она ни старалась, прилично получались лишь четыре блюда: отварные сосиски, пельмени из пакета, омлет с ветчиной да жареная картошка. На большее она была не способна.

— Да брось ты это дело, — сказал однажды Вадим, глядя, как жена отдирает с противня угли, оставшиеся от пирога. — Не пытайся лишить тетю Зину ее заработка.

Из подчиненных отца Альбина знала только водителя, неразговорчивого и хмурого мужчину, обремененного большой семьей. А Вадима Егорова, хоть он и был правой рукой Георгия Степановича, долгое время не видела. До того момента, пока он однажды не приехал к ним домой, чтобы отдать отцу какие-то срочные бумаги.

— Познакомься, Вадим, это моя дочь Альбина, — представил их друг другу отец.

Девушку поразило изумление, вспыхнувшее в глазах мужчины. Но отец тут же утащил молодого человека в свой кабинет. Уходя, Вадим обернулся, чтобы еще раз взглянуть на нее.

Красавицей Альбина никогда себя не считала. Знала, что принадлежит к той категории женщин, которые кажутся хорошенькими лишь в яркой упаковке. В нарядном платье, с прической, сделанной у хорошего парикмахера, при маникюре-макияже Альбина всегда вызывала восхищение окружающих. И эти же окружающие не узнавали вчерашней красавицы в простоволосой, скромно одетой девушке. Но ведь нельзя же всю жизнь проходить в нарядном платье, с волосами, уложенными в дорогом салоне! А косметика и вовсе была для Альбины чистым мучением. Тушь для ресниц, даже дорогая, французская, вызывала у нее дикое желание почесать глаз и размазать по лицу все это великолепие. Тени, румяна и прочие элементы боевой раскраски раздражали нежную кожу. Хотелось поскорее очиститься от краски, а заодно стянуть с себя нарядное платье и снова облачиться в старенькие потертые джинсы, любимую футболку.

Альбина знала, что без яркого оперения она — просто серая мышка, обычная, ничем не выделяющаяся из толпы девушка. Потому-то и поразил ее интерес, проявленный Вадимом.

Сама она тоже не ожидала, что у отца такой молодой и такой красивый заместитель. Высокий, отлично сложенный, темноволосый, с правильными чертами лица и волевым подбородком, Вадим Егоров напомнил ей какого-то голливудского киноактера, популярного в шестидесятых. Но вспомнить его имя она не смогла, сколько ни пыталась.

Внимание красивого парня льстило. До Вадима у нее ухажеров не было. Альбина редко куда выходила, почти все свободное от работы время проводила дома, за книгами.

Книги были главной ее страстью еще со времен болезненного детства. Воображаемый книжный мир заменил ей настоящую жизнь с ее скукой, грязью и жестокостью. В том, что реальный мир жесток, Альбина убедилась давно, еще когда умерла ее мама. Мама была молода, красива, добра, почему же это случилось с ней, а не с кем-то другим? Почему ушла именно она? Дать ответ на этот вопрос не мог никто.

Отец обрадовался, когда Вадим сделал ей предложение, хотя старался этого не показывать. Но Альбина знала, что он рад. Наверное, он, как и все любящие отцы, боялся, что на месте Вадима мог оказаться какой-нибудь совершенно неприемлемый тип — мерзавец, негодяй, бездельник, неспособный позаботиться о его дочери, такой нежной, такой хрупкой и ранимой.

Георгию Степановичу хотелось выдать свою единственную дочь замуж пышно и очень торжественно. Но за две недели до свадьбы умерла бабушка. Старушке было за девяносто, она ослепла и уже давно болела, так что ее смерть ни для кого не стала неожиданностью. Свадьбу решили не переносить: Альбина слышала от кого-то, что это плохая примета. Однако вместо пышного торжества устроили скромный семейный обед. Пригласили двух Альбининых подруг да двух друзей Вадима, его мать, тетку и пару отцовских приятелей.

В ЗАГСе, когда они с Вадимом ждали своей очереди, с Альбиной вдруг произошло нечто странное и неправдоподобное, никем, кроме нее, впрочем, не замеченное.

Слева от них с Вадимом торжественной церемонии дожидалась еще одна пара: мужчина в темно-сером костюме, не слишком юный и далеко не столь красивый, как ее Вадим, и хорошенькая белокурая девушка в платье из струящегося светло-кремового шелка. Блондинка поправляла прическу, глядя в зеркало на стене, а ее жених равнодушно и лениво рассматривал убранство помещения. Случайно взгляд его задержался на лице Альбины.

Их глаза встретились, это длилось всего какое-то мгновение, две-три секунды. Альбина быстро опустила ресницы. Тем удивительнее показался ей тихий голос, прозвучавший неожиданно отчетливо: «Вот и твоя половинка!» Альбина даже завертела головой по сторонам, пытаясь понять, откуда раздались эти странные слова. И тут же сообразила, что это просто ее собственная мысль. Откуда она, такая ясная, четкая? И зачем?

Альбина придвинулась поближе к Вадиму, вложила свою узкую ладошку в его руку. Подняла голову и внимательно посмотрела на него. Вадим улыбнулся чуть вопросительно, нежно сжал ее руку.

Какая же она глупая! Никто на свете ей не нужен, никто, кроме Вадима. Он самый красивый, самый лучший в мире, и ни один мужчина на свете не способен с ним сравниться. Все девушки здесь ей завидуют. Даже хорошенькая блондинка в платье из кремового шелка и та скосила глаза, бросила на Вадима осторожный любопытный взгляд, быстрый, как молния.

Альбина снова посмотрела на жениха блондинки, чтобы убедиться, что сравнение явно не в его пользу, но мужчину в темно-сером костюме уже заслонила чья-то фигура.

Двери зала регистраций распахнулись, и Альбину с Вадимом пригласили внутрь. Девушка прижала к груди свой букетик и несмело шагнула на нарядную ковровую дорожку.

Глава 3

Блузочки, юбки, нарядные платья, сарафанчики, купальники, все свежевыстиранные и аккуратно выглаженные, были уже уложены в чемодан, специально купленный к отпуску. Оставалось упаковать пушистый махровый халат, яркие шлепанцы, новенькую косметичку и стильные солнцезащитные очки — Оксана тщательно подбирала вещи, необходимые для отдыха на юге. Правда, три года назад эти сборы и предстоящая поездка ее радовали бы, а теперь… Теперь море казалось ей унылым и однообразным, отдыхающая публика — скучной, а собственный муж — занудой и неврастеником.

Замуж она хотела, очень хотела. А что ей оставалось, если у нее самой тогда не было ни денег, ни влиятельных знакомых, ни столичного жилья? Да мало ли чего еще у нее не было! Весь капитал Оксаны составляла ее красота: и лицо, и фигура были предметом зависти и даже злобы ровесниц, зато неизменно привлекали к ней внимание мужчин. Так что подруг у нее не было, но было множество поклонников.

Большой ценностью и своим личным достижением Оксана считала быстрый практический ум, прекрасную память и неоспоримые актерские способности. Она даже пыталась поступить в Щепкинское училище на актерский факультет, но это ей не удалось. Еще бы, без связей и протекций! По ее глубокому убеждению, только дочки, сынки, прочие родственники и близкие знакомые знаменитостей могут быть допущены к получению творческого образования, от которого до славы и денег — один шаг.

Есть, конечно, еще один путь на сцену и экран для красивой девушки — через постель, но на такое Оксана пойти не могла. Совсем не потому, что была высоконравственной старомодной недотрогой, просто считала, что такой путь отнюдь не гарантирует достижения цели, зато может отнять много сил и времени, а в результате вернуть к исходной точке безвестности и нищеты. Ведь все знают, сколько красоток проходит через жадные руки стариков от искусства — откройте любую газетную сплетницу и сами в этом убедитесь, — но до вершины славы доходят лишь жалкие единицы. Таким образом, падение целеустремленной провинциальной девушки не состоялось.

Оставался только один путь наверх — замужество. Для привлечения к своей особе приличных женихов, с деньгами и каким-никаким положением, одной красоты было явно недостаточно, требовались еще безупречный прикид и высшее образование. Диплом годился любой, и умненькая девушка легко поступила в технический вуз, в котором на бесплатное отделение конкурс был минимальный. Рисковать ей совсем не хотелось, ведь молодость отпущена каждому по скупому лимиту. Приобретаемая профессия значения не имела: работать по выбранной специальности Оксана совсем не собиралась, так что популярности от будущего диплома не требовалось, а учеба не должна была отнимать много сил и времени. С Оксаниными интеллектуальными и внешними данными проблем при получении зачетов и положительных оценок на экзаменах не было. Только для преподавателей-женщин использовались совсем иные костюмы, косметика и выражение лица, чем для мужчин. Каждый экзамен разыгрывался как крошечный спектакль на небольшой сцене перед немногочисленными, но требовательными зрителями. Обычно эти выступления имели успех.

А вот с достойной экипировкой дело обстояло сложнее: требовались деньги. Хорошие шмотки стоили дорого, небогатые родители из небольшого городка Мурома Владимирской области оказывали дочери-студентке материальную поддержку скудно и нерегулярно. Пришлось зарабатывать самой, поэтому на третьем курсе Оксана устроилась продавщицей в магазин женской одежды, пользуясь правом свободного посещения занятий.

Быстро обнаружилось, что скромной зарплаты продавца на приличные вещи не хватает, да и хорошая косметика стоила немалых средств. Тогда сообразительная Оксана нашла другой способ красиво и модно одеваться: просто заимствовать вещи из секции, надевать их один-два раза и возвращать в подсобку. Конечно, сменщиц приходилось слегка «подмазывать», чтоб не проболтались начальству, но на это уходили сущие копейки.

Теперь, когда все было подготовлено, оставалось только найти достойного кандидата в мужья. Возраст и внешность соискателя особого значения не имели, гораздо важнее было его состояние и общественное положение, а также достаточная порядочность, ибо аморальные типы не женятся, а нагло лезут под юбку. В этом Оксана давно убедилась. Семейное положение мужчин тоже играло не самую главную роль, ведь жена в такой ситуации, как известно, не стена.

Очень скоро девушка обнаружила, что в высшие слои общества путь ей закрыт: чужие там не ходят. Оставались бизнесмены средней руки — народ весьма состоятельный и довольно приличный, но, к сожалению, не имеющий достаточно свободного времени. Оксана и тут изобрела прекрасный способ подбора кандидатов, не требующий дополнительных финансовых вложений. Единственным убытком от проведения своеобразного кастинга был лишь потраченный очередной отпуск. Своими достижениями девушка охотно могла бы поделиться с заинтересованными людьми, не безвозмездно разумеется. Итак, следовало выбрать несколько бесплатных, но почтенных кадровых агентств, встать на учет в качестве соискателя должности секретаря-референта либо менеджера по продажам. И потом просто ходить на собеседования в те фирмы, где руководителями числились мужчины. Дальше — дело времени и психоанализа: потенциальный претендент на Оксанину руку, то есть бизнесмен, должен был быть владельцем собственного дела, респектабельным и серьезным мужчиной, к тому же не воображающим себя доморощенным Казановой.

Довольно скоро Оксане повезло. Кирилл Рябинкин был всего лишь пятым по счету кандидатом-работодателем, он соответствовал всем необходимым критериям. Бизнес его выглядел вполне солидно, служащие в конторе получали хорошее жалованье, офис Кирилла располагался в небольшом, но собственном здании и к тому же имел корпоративный ресторанчик, маленький, но уютный. Если прибавить к этому молодость соискателя — тридцать с очень небольшим — и его безусловную симпатичность (хороший рост, стройная фигура, приятная улыбка, отсутствие плешивости и явных внешних недостатков), дальнейшие поиски можно было прекращать. Правда, в момент их знакомства Рябинкин был еще женат, но даже двигать его прежнюю жену Оксане не пришлось: как только мадам Рябинкина узнала о существовании у мужа молоденькой пассии, она сама оперативно подала на развод, не унижаясь до разборок с конкуренткой. Принципиальная оказалась баба. У нее остался общий с Кириллом маленький сын, которого Оксана, слава богу, никогда не видела. Как, собственно, не видела и бывшей жены.

Дальнейшее оказалось делом техники, притом таким легким, что даже вспоминать неинтересно. Мужчина устроен просто: если ежедневно восхищаться его умом и деловыми качествами, спрашивать совета по всякому поводу, выучить несколько терминов из сферы его профессиональной деятельности и при этом с невинным видом флиртовать с самцами из его окружения, возбуждая у своего избранника неосознанное чувство ревности, — всего через каких-то пару месяцев крепость будет взята.

Оставалось только выбрать свадебное платье…

Как водится, после свадьбы начались семейные будни, к которым Оксана оказалась не готова. Теперь ей была доступна дорогая одежда и качественная еда, но, забив красивыми вещичками гардероб, она быстро ими пресытилась. И началась скука: работать было незачем, в обществе они с Кириллом почти не бывали, так как ему на это не хватало времени, а ее не принимали ни мужчины, ни женщины его круга. Мужчинам Оксана была уже неинтересна как объект охоты; женщины же откровенно ее бойкотировали.

И наконец, Оксане совсем стало плохо оттого, что теперь ей мучительно захотелось любви. Нет, не мужской любви и внимания, — ей захотелось влюбиться самой. Прежде у нее не было на это ни сил, ни времени. Для нежного романтического чувства собственный муж, разумеется, не годился, тем более что его она уже использовала для замужества по расчету. Другой кандидат подвернулся неожиданно быстро…

Когда все вещи были наконец уложены в два чемодана и вместительную сумку, Оксана устала. И тут неожиданно раздался звонок. Кого это нелегкая принесла в такой неудачный момент? Кирилл или Олег предупредили бы по телефону, родители к ним в гости не ездили вовсе, подруг у нее не было. Надо бы все же поставить систему видеонаблюдения и в городской квартире, подумала Оксана, мало ли что может случиться даже в их доме с домофоном и приличной охраной. И тем не менее узнать, кого там принесло, ей все же пришлось.

Хорошая оптика дверного глазка отчетливо продемонстрировала достаточно молодую, блеклую женщину в джинсах и простенькой куртке. На нищенку не похожа, хотя как знать…

— Срочная телеграмма! — раздался нетерпеливый окрик из-за двери. И снова звонок.

Можно и открыть, пожалуй, вряд ли эта невзрачная мышь пришла ее грабить. Скорее всего, она действительно подрабатывает доставкой телеграмм. Оксана открыла дверь и тут же получила свернутый листочек и реестр, в котором должна была расписаться за получение депеши.

— Делать мне нечего, кроме как под вашей дверью стоять, — негромко проворчала почтальонша, протягивая дешевенькую шариковую ручку.

Захлопнув дверь, Оксана вернулась в комнату, не читая, бросила телеграмму на стол и повернулась к разложенным на диване вещам: что еще она забыла, о чем не подумала? Потом вдруг что-то пришло ей в голову, она шагнула к столу, взяла свернутый листочек, раскрыла его и прочитала: «ПРИЕЗЖАЙ Я ОЧЕНЬ БОЛЬНА НАМ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ ЛАРИСА».

Припоминалось, что Ларисой звали первую жену Кирилла. Ну да, из Челябинска — туда она уехала после развода, забрав с собой сына. Оставила ему квартиру и дачу. Скажите, пожалуйста, благородство какое!

Но постойте, какая помощь? А как же отдых у моря? Если Оксана покажет Кириллу эту телеграмму, он же все сразу бросит и умчится в Челябинск. И все ее планы коту под хвост.

Да и болезнь эта — наверняка обычная уловка брошенной жены, Оксана в этом была уверена. Поняла гордая Лариса, что в свое время глупость сделала, вот и придумала подходящую причину, чтобы заманить бывшего мужа к себе в Челябинск. Надеется, что, увидев ее и сына, он растает, вернется к ним.

Немного подумав, Оксана открыла дверцу бара и положила свернутую вдвое телеграмму к задней стенке, за бутылку коньяка. Если она все же обнаружится, всегда можно сказать, мол, убрала подальше, чтоб не потерялась, да и забыла. Так оно спокойнее будет.

Сборы закончены, телеграмма надежно спрятана — теперь можно немного отдохнуть. И Оксана Рябинкина, красивая блондинка с грустными глазами, благополучная жена процветающего бизнесмена, отправилась на кухню варить себе кофе.

Кирилл только что закончил беседу с кандидаткой на должность главного бухгалтера, до вчерашнего дня занимаемую Ольгой Артюхиной. Девушку привел Олег Рассказов, отрекомендовав хорошим специалистом и контактным человеком. Кириллу она показалась слишком юной и необычно скрытной. Но молодость — не порок, тем более по нынешним временам. Молодежь теперь амбициозная и скороспелая, и, наверное, это правильно. А так впечатление об этой Натэлле… мм… Вениаминовне у него сложилось неплохое, раз Олега она устраивает, пусть приступает к работе. В конце концов, Рассказову чаще приходится иметь дело с бухгалтерией.

Сегодня Кириллу работалось гораздо легче, чем вчера. Видно, перспектива близкого отдыха вдохновляет его больше, чем он мог подумать. Оказывается, Олег ко всем своим достоинствам еще и хороший психолог.

Вот только Ольгу он зря так легко отпустил. Эти ее странные намеки на юбилее у Васи совсем его не убедили, надо бы с ней поговорить по душам в более трезвой обстановке. «Вернусь — обязательно встречусь с нею, — решил Кирилл, запирая личные бумаги в сейф. — Жаль, что завтра меня здесь не будет, когда Ольга придет передавать дела… мм… Вениаминовне».

Завтра в это же время они с Оксаной будут уже лететь в Сочи. Олег сказал, что на послезавтра билетов почему-то не было. На день раньше — пожалуйста, а еще через день — ни единого билета.

За окном моросит нудный дождик, небо серое и тяжелое, под ногами хлюпает, мокрые воробьи нахохлились и не чирикают. Город, унылый и мрачный, кажется, сам страдает хандрой в этой затянувшейся, хотя и подтаявшей изрядно зиме. А в Сочи солнышко и деревья в цвету. Жаль, нельзя взять с собой сынишку. Он любит яркие краски весны и всегда рисует ее в своих тетрадках и альбомах: подснежники зацветают, медведи выходят из берлоги, скворцы вернулись в свои домики… Надо бы Оксану с ним познакомить, он ей должен понравиться. Если только Лариса не упрется, хотя зачем бы ей.

Давно Кирилл не видел сына, кажется, уже года два. Или даже больше? Совсем большой, наверное, парень стал. Лариса в Москву не приезжает, а ему все некогда поехать в Челябинск, повидаться с мальчишкой, поговорить с ним по душам.

Глава 4

В аптеке, которую Альбина отыскала на территории кардиологического центра, всех нужных лекарств из списка доктора Чижикова не оказалось. Девушка взяла то, что дали, а остальное решила поискать в аптеках возле дома.

В троллейбусе она опять вспомнила разговор с врачом. Нужно обязательно предупредить Вадима, чтобы не вздумал волновать отца рассказами о проблемах на фирме. Интересно, какие там могут быть проблемы? Доски негодные? Или мастер запил? Или станок какой-нибудь деревообрабатывающий сломался? Или налоговая наехала?

Троллейбус остановился на перекрестке. Впереди был поток машин. Мимо окна медленно проползла белая «мазда», точь-в-точь такая же, как у Вадима. Альбина приникала лицом к окну и увидела знакомый номер. Вадик! Куда это он? И что за женщина рядом с ним сидит на соседнем сиденье? Лица женщины она не рассмотрела, взгляд ухватил лишь рыжие волнистые волосы, рассыпавшиеся по плечам.

Кто эта рыжая баба и с какой стати она ездит с ее мужем?

Альбина вскочила со своего места и направилась к водителю, попросить, чтобы он открыл переднюю дверь и выпустил ее наружу. Все равно ведь стоит. Ей хотелось побыстрее оказаться возле «мазды», убедиться в том, что она не ошиблась. Или наоборот, ошиблась. Наверное, это какая-нибудь бухгалтерша из фирмы. Самая обычная бухгалтерша, которую Вадим повез в банк. Или в налоговую. И нечего волноваться, накручивать себя, придумывать разные глупости. Но все равно она должна выйти из троллейбуса.

Троллейбус был полон. Пока Альбина пробиралась к первой двери, загорелся зеленый свет и весь транспорт двинулся вперед. Троллейбус слегка тряхнуло, и Альбина, не успевшая ухватиться за поручень, едва не упала. В последний момент уцепилась за грузную тетку, и та сердито рявкнула:

— Держаться надо! Я вас подпирать не нанималась.

Настроение окончательно было испорчено. Впрочем, с тех пор, как тяжело заболел отец, Альбина постоянно чувствовала себя не в своей тарелке. Ее не покидали страх и беспокойство.

Отец всегда был для Альбины надежной опорой, скалой, которая способна защитить ее от любой бури. А теперь он болен, слаб и сам нуждается в защите.

Стоп! Чего это она разнюнилась! Зачем переживать, пока беды еще нет и в помине? Отцу сделают операцию, он обязательно поправится, и все опять будет так, как прежде.

Все будет хорошо.

И потом, у нее ведь есть Вадим.

Вадим… Память вновь услужливо продемонстрировала рыжеволосую незнакомку. Неприятный холодок пробежал по спине, томительно и тревожно заныло где-то под ложечкой. Альбина тряхнула головой и повела лопатками, словно могла таким образом отбросить досадное воспоминание. Да, Вадим красив и нравится другим женщинам, ну и что с того? Ведь любит он только ее и никого больше. Она, Альбина, — его большая и единственная любовь. Он постоянно ей об этом напоминает.

— Ну, как отец? — первым делом поинтересовался Вадим, вернувшись, как и обычно, около восьми.

Передавая ему разговор с кардиологом, Альбина внимательно наблюдала за мужем, но ничего особенного в его поведении не заметила. Он не прятал глаз и держался с ней так же свободно и ласково, как всегда. Войдя в квартиру, Вадим чмокнул ее в лоб, потом вымыл руки и переоделся, после чего, улыбнувшись, сказал, что ужасно хочет есть. Голоден, как стая диких псов. Эту фразу он всегда произносит, когда приходит вечером с работы.

Альбина разогрела ужин, приготовленный Зинаидой Геннадьевной, и поставила тарелку перед мужем.

— Значит, этот, как его… Щеглов считает, что операция обязательна? — переспросил Вадим, прожевав кусок мяса.

— Чижиков, доктор Чижиков, — поправила Альбина мужа и, не меняя интонации, произнесла: — Кто та рыжая, что сидела рядом с тобой в машине?

— Какая рыжая? — Вилка замерла в руке Вадима, взгляд выражал искреннее недоумение. — Ты о чем?

— О ком. Рыжая баба. Я видела тебя сегодня на проспекте Мира, из окна троллейбуса. Рядом с тобой сидела женщина с длинными рыжими волосами.

Вадим задумался, словно пытался понять, чего от него хотят, потом лицо его прояснилось.

— A-а, ты, вероятно, имеешь в виду клиентку! Покупательницу. Женщина заказала у нас сегодня два шкафа-купе. Надо же, а я и не обратил внимания на цвет ее волос.

— Прямо на фабрике заказала?

— Конечно, у нас же есть там демонстрационный зал. Она услышала случайно, что я еду в центр, и попросила ее подбросить.

Альбина, опустив ресницы, пристыженно молчала. Зачем она спросила? И так ясно, что рыжая — случайная попутчица.

Ей было стыдно за свою глупую ревность. Она корила себя за то, что ревнует, будто какая-то несдержанная, дурно воспитанная шестнадцатилетняя девчонка. А ведь ей уже двадцать семь. И она прекрасно знает, что Вадим любит ее. Только ее и никого больше. И никогда ни на кого не променяет. Он ей часто об этом говорит.

Вадим вытер рот бумажной салфеткой, отодвинул стул, поднялся и понес грязную тарелку к мойке. Потом подошел к Альбине и прикоснулся губами к ее макушке:

— Спасибо, солнышко, было очень вкусно.

— Это Зинаида…

— Да, знаю, знаю, тетя Зина готовила. Послушай, Алюсик, тебе не кажется, что Георгия Степановича лучше было бы повезти лечиться куда-нибудь за границу? Например, в Израиль. Или в Германию. Или в Лондон. Не доверяю я нашим врачам.

— Ты так считаешь? — растерялась Альбина.

— Боюсь, как бы не залечили наши эскулапы твоего отца. Сама знаешь, уровень у нас совсем не тот, что за бугром, — произнес Вадим, выходя из кухни. — Ладно, вам с отцом решать. Пойду новости смотреть.

Альбина сидела на кухне, рассеянно глядела на чашку, оставленную мужем на столе, и размышляла над его словами. Может, он прав и отцу нужно сделать операцию где-нибудь в Израиле? Но, наверное, это стоит больших денег. Очень больших. Хотя о чем это она? Если речь идет о жизни отца, не жаль никаких денег. Плохо только, что она ничего не смыслит в финансовых делах и не знает, какие доходы приносит мебельная фабрика. Нужно будет поговорить с Вадимом. Но не сейчас, а завтра. Кажется, ее неосторожный вопрос о рыжей женщине обидел его. Он решил, что она ему не доверяет.

Из комнаты донесся хорошо поставленный, уверенный голос Кати Андреевой — это Вадим включил телевизор и уселся в кресло.

Все будет хорошо.

Альбина вздохнула, открыла кран и принялась мыть посуду.

Доктор Чижиков что-то еще говорил, но Альбина ничего уже не слышала. Время как будто остановилось, замерло на месте, и в ее ушах снова и снова звучала одна и та же фраза:

— Мы ничего не смогли сделать, очень сожалею…

Молоденькая медсестра в накрахмаленном до хруста белом халатике протягивала ей стакан, но Альбина не понимала, чего от нее хотят. В ушах у нее непрерывно звучало: «…сожалею… очень сожалею…»

— Выпейте, — настойчиво повторила медсестра, вкладывая в Альбинину ладонь таблетку.

Смысл сказанного врачом дошел чуть позже.

Утром к отцу заглянул Вадим. А минут через десять Георгию Степановичу стало плохо. Губы его посинели, глаза закатились. Вадим выскочил из палаты и начал звать на помощь. Прибежал дежурный врач и сестра со шприцем. Вот только удержать уходящую жизнь было не в их силах.

— Они сделали все, что могли, — повторил доктор Чижиков.

Что было дальше, Альбина помнила смутно. Вадим занялся похоронами, а она сидела в комнате в полной прострации и молчала. Смотрела в окно и никак не могла поверить, что отца больше нет. Ей все казалось, что сейчас откроется дверь и он войдет в ее комнату со словами: «Что призадумалась, Аленька?»

Только теперь, когда отца не стало, Альбина вдруг осознала, как он был ей дорог, поняла, как он ей нужен и как плохо без него! Но ничего уже невозможно изменить, исправить, повернуть вспять. Нельзя вернуть назад слова, вырвавшиеся сгоряча, нельзя сказать ушедшему навсегда, что любишь его, потому что он уже не услышит этого.

Потом были похороны, поминки в ресторане. Альбину удивило, как много людей пришли проводить ее отца. Большинство из них ей были незнакомы. Оказывается, у отца была своя жизнь вне стен их общего дома, и Альбина о ней ничего не знала. И теперь уже никогда не узнает.

Только когда они с Вадимом остались вдвоем, она спросила:

— Что ты сказал отцу в тот день? Почему ему вдруг стало плохо? Доктор говорил…

— Ты что, считаешь, что это я убил его? — перебил Вадим, изумленно глядя на жену.

Внимательно всматриваясь в лицо мужа, она молчала, и тогда Вадим подошел к ней, сел рядом на диван, обнял за плечи, притянул к себе:

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Алюсь. Я знаю, как ты любила своего отца. И мне безумно жаль, что так случилось. Но пойми, детка, не стоит винить себя ни в чем. Искать виноватых тоже не стоит. От нас с тобой ничего не зависело. Умирают все, даже самые богатые, самые успешные, и даже…

— Что ты сказал моему отцу? — повторила Альбина, высвобождаясь из его объятий.

Вадим вспыхнул, медленно встал, подошел к окну, задернул шторы и включил люстру. От яркого света, разлившегося по комнате, она зажмурилась.

— Ничего. — Вадим смотрел на жену с укором. — Абсолютно ничего такого. Мы говорили о тендере на поставку мебели в одну из гимназий. А потом он вдруг схватился за сердце, сказал, что ему трудно дышать. И я…

— Не надо! — Альбина вскочила. — Не надо больше ничего объяснять. Я все поняла. Извини, мне нужно побыть одной.

Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь, успев увидеть печальное и недоумевающее лицо мужа.

Зря она, наверное, так на него накинулась. Он взвалил на себя все хлопоты, связанные с похоронами, освободил ее от всего, был так нежен и заботлив с ней… А она набросилась на него, будто злобная фурия.

Альбина разделась и легла в постель. Но уснуть не могла. Думала об отце и о Вадиме. Почему она так несправедлива к мужу? Почему так злится на него? Ведь теперь он единственный близкий и родной для нее человек. Зачем она обидела его?

Вадим, похоже, ничуть не обиделся.

Альбина проснулась от аромата свежесваренного кофе, плывшего по комнате. Открыв глаза, она увидела чашку, стоявшую подле нее на тумбочке.

Вадим, уже побритый, пахнущий туалетной водой, которую она ему недавно подарила, завязывал галстук.

— Пей, это твой кофе. Я уже позавтракал. Извини, малыш, забыл тебе вчера сказать. — Он наклонился к ней и коснулся губами ее лба, прикрытого спутанными волосами. — Сегодня вечером я уезжаю в командировку. Сразу после работы. Меня отвезет Виталий Петрович. Мне очень хотелось бы побыть с тобой сейчас, я знаю, как тебе тяжело. Но ничего не поделаешь — работа. Если я не решу вопрос с поставкой древесины, все дело встанет. Твой отец был бы недоволен.

— Да, конечно. Куда ты уезжаешь? — спросила Альбина, приподнимаясь на локте.

— В Новосибирск. Недели на две. Может, удастся освободиться пораньше. Я тебе позвоню. Ты не знаешь, куда делась моя голубая рубашка? Хочу взять ее с собой.

— Не знаю. Может, лежит в машинке? Я помогу тебе собраться! — Альбина сбросила одеяло и спустила ноги на пол.

— Не надо, я сам. Я уже почти все собрал, остались мелочи. Черт с ней, с рубашкой. Возьму другую. Отдыхай. Тебе нужно отдохнуть, вчера был очень тяжелый день. — И он вышел из спальни.

Альбина вздохнула, отогнала от себя тягостные воспоминания, полежала еще минут пять, потом выпила сваренный Вадимом кофе, накинула халат и вышла проводить мужа.

— Чем будешь сегодня заниматься? — спросил Вадим, застегивая плащ.

— Поеду на кладбище. Посмотрю. Говорят, на второй день нужно обязательно посетить могилу. Жаль, что ты не можешь поехать со мной. Было бы хорошо, если бы мы поехали вместе. А потом… потом не знаю. Наверное, буду дома.

— Я позвоню, — пообещал Вадим, целуя ее на прощание в губы.

Дверь за ним захлопнулась.

Альбина без аппетита съела бутерброд с сыром, потом долго думала над тем, что собиралась сегодня сделать. Сердце сжимала тоска, мысли разбегались, она никак не могла сосредоточиться. Узнать насчет памятника? Поговорить с нотариусом? Поехать на кладбище? Разобрать бумаги отца? Но ведь она ничего не смыслит в его делах!

Позвонила Зинаида Геннадьевна сказать, что у нее заболела старенькая мать в Брянске и она уезжает туда, ухаживать за ней.

— Всего доброго, пусть ваша мама быстрее поправляется, — пожелала Альбина.

Вот, теперь она осталась совсем одна. Даже тетя Зина, не отходившая от нее вчера, и та ее покинула. Хотя зачем ей теперь тети-Зинина помощь? Отца нет, Вадим уехал на две недели, а подмести пол, сделать себе бутерброд или омлет она и без помощницы по хозяйству сумеет. Да и какое у нее одной хозяйство?

Потом она в сотый раз пожалела, что, выйдя замуж, бросила работу.

Копание в старых папках с пыльными документами наводило на нее нестерпимую скуку, и Альбина обрадовалась, когда Вадим в ответ на очередную ее жалобу предложил послать архив к чертовой матери и осесть дома.

— Зачем нам твои копейки? И потом, так здорово: приходишь с работы, усталый, как верблюд, голодный, как собака, а тебя любимая жена с ужином встречает, — мечтал Вадим.

Альбина вполне искренне желала стать образцовой хозяйкой, но не вышло. Сколько раз она ставила на огонь кастрюлю, чтобы сварить макароны или рис, и вспоминала о ней через два часа, когда вся квартира наполнялась паром от выкипевшей воды или чадом от сгоревшего блюда. И все из-за ее неистребимой любви к чтению. Стоило девушке взять в руки книгу хотя бы на пять минут, как мир вокруг переставал для нее существовать. Открывая какой-нибудь роман, она тут же забывала обо всем на свете: о булькающем на плите рисе, о голодном муже, о том, что собиралась позвонить подруге или сходить в магазин. А уж о том, что у нее самой маковой росинки во рту с утра не было, Альбина вообще никогда не вспомнила бы, если бы Вадим или отец не спрашивали:

— А ты сама-то ужинала?

Видя очередную кастрюлю, загубленную Альбиной, Зинаида Геннадьевна сердито ворчала:

— Ну вот, опять сборщики металла возрадуются, спасибо скажут. Это ж сколько денег в семье на посуду уходит! Что-то сахарницу не найду.

— Сахарницу я вчера разбила, теть Зин, — винилась Альбина. — Случайно.

Зинаида Геннадьевна смотрела осуждающе. Конечно, можно бить сахарницы и жечь кастрюли, если деньги даром даются. А уж сколько средств в этом доме тратится на книги, и вовсе уму непостижимо. И как это можно целый день читать и читать? Так и ослепнуть недолго. Если б она, Зинаида, столько читала, давно бы по миру пошла с протянутой рукой! Куда только хозяин смотрит? Будь Альбина ее дочерью, она быстро приучила бы девчонку к порядку. И зачем она работу бросила? Чтоб целыми днями на кровати валяться да книжки читать? Или рисунки малевать? Рисунки у нее, правда, получались красивые, Зинаиде Геннадьевне нравилось. Только проку от них, от этих кошечек, собачек, домиков, деревьев, нарисованных углем или акварелью, было мало Кому они нужны?

Зинаида, проработавшая в этой семье не один год, начиная с тех времен, когда Альбина училась в девятом или десятом классе, злилась и в то же время жалела бестолковую девчонку. Без материнского призора выросла, вот и получилось не пойми чего. Хорошо, отец богатый, да муж приличный нашелся, а то что бы с такой неумехой, которая ничего, кроме своих книг, не знает, случилось бы? Явно ничего путного. Хоть ребеночка родила бы, что ли!

Альбина и сама часто думала о ребенке, вот только Вадим об этом и слышать не желал. Говорил, что здоровье у нее хрупкое, сердце слабое, и вообще, она сама еще как ребенок. Вадима всегда удивляло то, как упоенно она играет с соседской девочкой, семилетней Наташей. Только чему тут удивляться, если нравится ей возиться с детишками! Играть с ними, разговаривать, рисовать и читать им книжки.

Глава 5

Сочи встретил супругов Рябинкиных ярким солнечным светом, густым ароматом цветов и… услужливым молодым человеком в аэропорту, приехавшим «по просьбе Олега Александровича». Услужливый и словоохотливый юноша назвался Анатолием и сообщил, что вечерами в баре есть на кого посмотреть, а в море уже можно купаться.

Двухкомнатный номер в «Ривьере» показался Кириллу уютным и хорошо обставленным. Оксана тоже явно была довольна — войдя в номер, она улеглась на широкий диван в гостиной, не снимая туфель на шпильках, рассмеялась и попросила:

— Манговый сок мне в постель. И тосты с сыром и зеленью.

Это хороший знак. Оксана смеется, и аппетит у нее разыгрался, значит, настроение стремительно повышается. Сейчас они позавтракают и отправятся на прогулку.

После завтрака в гостиничном ресторане жена потащила Кирилла на пляж. Он предложил для начала прогуляться в парке «Ривьера», но она запротестовала:

— Никуда он не денется, твой парк. Пойдем лучше к морю, пока погода хорошая. А то начнутся дожди, и все — пропал отпуск.

Дождей, во всяком случае сегодня, ничто не предвещало: небо было чистым, ясным, лишь кое-где, похожие на кусочки ваты, застыли легкие облачка. Но спорить с женой Кирилл не собирался, он не хотел, чтобы ее лицо снова стало несчастным, угрюмым, как раньше. И потом, она права — они ведь действительно приехали сюда из-за моря, а в парк можно и вечером сходить.

В этот теплый безветренный день пляж был довольно многолюден, однако купальщиков оказалось мало: вода еще не нагрелась. Море казалось на удивление приветливым, умиротворенным, оно лениво и неспешно накатывало на пологий берег легкой пенной волной и также неспешно, медлительно отступало.

Оксана, не теряя времени, сбросила свой яблочно-зеленый сарафан на лежак и зашагала к морю, осторожно ступая босыми ногами по мелкой гальке, уже успевшей нагреться на солнце. Кирилл, стягивая джинсы, видел, как она нерешительно подошла к кромке воды и, потянувшись носком к набежавшей волне, тут же испуганно взвизгнула и отпрыгнула назад.

Постояв немного на безопасном расстоянии и полюбовавшись на спокойную морскую гладь, Оксана вернулась к мужу и поделилась впечатлениями:

— Чистая-чистая, все дно видно, каждый камушек. Но холодная, просто ужас! Лед, а не вода! Сегодня точно не полезу. Может, завтра попробую окунусь. А ты?

— А я искупаюсь, — отозвался Кирилл. — Да и не такая уж она холодная. Семнадцать градусов, если верить табло перед входом. Хотя тебе, конечно, лучше не купаться, а то заболеешь. У нас впереди еще десять дней, так что не спеши, за это время море наверняка немного прогреется. Посмотри, как солнце палит, будто и не начало мая, а июнь или даже июль.

Семнадцать градусов — это слишком мало для человека незакаленного, вроде его жены, которая даже летом ухитряется простудиться. А вот он уже не первый год каждое свое утро начинает с ледяного душа, невзирая на климат в квартире и погодные условия за ее стенами. Еще лет пять назад он и на Крещение окунался в прорубь, но потом отошел от этой традиции.

Оксана аккуратно уложила на топчан пушистую махровую простыню и возлегла сверху, блаженно вытянув ноги.

— Смотри не обгори, — предупредил Кирилл.

Мог бы и не предупреждать. Его жена очень трепетно относилась к своей внешности, поэтому перед поездкой запаслась целой коллекцией кремов от загара, для загара и после загара. К тому же зимой она регулярно посещала солярий, так что не выглядела здесь, на солнечном сочинском пляже, инородным телом вроде той девушки на соседнем лежаке. Тоненькая, хрупкая, белокожая, эта бедняжка напоминала бледный хилый росток, проклюнувшийся из-под земли после долгой суровой зимы.

Кирилл полюбовался стройным гибким телом жены, облаченным в красивый изумрудного цвета купальник, удивительно подходивший к ее зеленым глазам, задержался взглядом на длинных сильных ногах, отогнал от себя желание погладить их и объявил:

— Пойду окунусь.

Оксана быстро перевернулась на бок, посмотрела на него сквозь темные очки и попросила:

— Далеко не заплывай, а то я буду волноваться.

Он пообещал не заплывать, снял солнцезащитные очки, кинул их в Оксанину пляжную сумку и пошел к воде, радуясь переменам, произошедшим с женой. Какой же Олег все-таки молодец, что уговорил его взять отпуск и поехать в Сочи! Оксанину хандру, кажется, как будто ветром сдуло.

У самой воды Кирилл обернулся назад и увидел, что жена, опершись на локоть, разговаривает по мобильному телефону. Наверное, делится впечатлениями с кем-то из своих подружек, оставшихся в Москве. Ни одну из Оксаниных теперешних подруг он никогда не видел — она почему-то не приглашала их к себе домой, — но знал, что они есть.

Он вошел в воду, окунулся, проплыл метров двадцать, повернул назад и вышел на берег. На первый раз хватит. Чуть позже можно будет еще разок окунуться, поплавать подольше. Он постоял некоторое время на месте, подставляя мускулистое, сильное тело солнцу, потом отправился бродить вдоль берега, любуясь бескрайними морскими просторами, удивляясь тому, что еще вчера сидел в унылой и серой Москве, а сегодня вот очутился на берегу моря и может забыть о своих неприятностях, отдохнуть спокойно вместе с женой. И Оксанка, кажется, переменилась в лучшую сторону. Неужели теперь у них все пойдет на лад, станет как прежде, как в первый год их совместной жизни?

Когда Кирилл вернулся к жене, она лежала на животе, прикрыв белокурую голову розовым махровым полотенцем. Он присел на самый краешек лежака, и она, неохотно перевернувшись на бок, пробормотала сонно, мягким, ленивым голосом:

— Я, кажется, задремала. Хорошо поплавал?

— Отлично! Маловато, правда, чуть позже еще пойду окунусь.

— Хочешь пить?

— Давай!

Оксана села, спустила ноги вниз, достала из сумки зеленую пластиковую бутылку и протянула ее Кириллу со словами:

— Жарковато становится. Эх, искупаться бы! Жаль, что вода ледяная. Тебе стаканчик дать?

— Не нужно. — Он жадно глотнул из горлышка, но вдруг ощутил во рту неприятный сладковатый привкус. Резко отвел руку с бутылкой вниз и с трудом удержался от желания выплюнуть напиток себе под ноги. — Что это?

— Сок, яблочный. — Ее зеленые глаза смотрели растерянно. — Теплый, да? Неужели так быстро нагрелся?

Кирилл молча закрутил бутылку крышечкой и сунул в пляжную сумку. Сколько раз говорил ей, что терпеть не может яблочный сок, все равно — нет-нет да купит. И как она может это пить? Стараясь не показать недовольства, он повернулся к жене и без особой настойчивости предложил:

— Может, домой пойдем? Нельзя в первый день столько времени торчать на солнце.

— А что, разве мы очень давно уже тут? — удивилась Оксана, поправляя растрепавшиеся волосы. — По-моему, и часа не прошло. Я позагорать хочу. И потом, ты же собирался еще разок искупаться.

Кирилл не возражал. Это ему такой ленивый бесцельный отдых кажется скучным, а жена, как и многие другие молодые женщины, любит позагорать на солнышке, поваляться в полном безделье на пляже. И пусть себе загорает, ради этого ведь она сюда и приехала. Ему же лежать и тупо смотреть в небо не хотелось, и он объявил, что немного прогуляется по берегу, а потом поплавает. Оксана его идею одобрила, но снова попросила не заплывать далеко. Забота жены Кирилла растрогала. Он посмотрел на нее с благодарностью, нежно погладил ее по спине, но вдруг ощутил, как напряглось ее тело. Оксана тихо охнула, резко отодвинулась в сторону, приподняла и вывернула ступню, стараясь разглядеть подошву:

— Вот черт? Кажется, на что-то острое наступила.

Кирилл присел подле нее на корточки:

— Ну-ка покажи.

Но Оксана, отряхнув ладошкой песок с подошвы, уже надела сланцы и проговорила:

— Ничего, просто острый камешек попался. Я подумала — стекло, так больно стало. Но нет, все нормально. Ты иди, Кирюш, искупайся, а я пока еще позагораю немного. Не бойся, не обгорю. Да и солнце сейчас не злое, не лето ведь.

Он ушел. Походил немного вдоль берега по мокрой гальке, смешанной с песком, постоял, полюбовался морем. Потом вошел в воду и поплыл вперед.

Когда берег превратился в далекую полоску, Кирилл неожиданно почувствовал, что с ним творится неладное. Накатила вдруг дурнота и слабость, взор туманился, словно он напился пьяным.

Стараясь побороть страх, он сказал себе: «Спокойно, брат, не паникуй, все будет в порядке» — и перевернулся на спину. Полежал так немного, собрался с силами и поплыл назад. Ненадолго отпустило, но потом все повторилось, снова охватила слабость, в глазах зарябило, и он опять перевернулся на спину и стал смотреть в небо, уговаривая себя не паниковать и не бояться. Не хватало еще глупо утонуть в море в первый же день отпуска! Впрочем, и во второй и в третий день умирать тоже не хотелось.

Он снова поплыл.

Наконец ноги его нащупали твердь.

Сердце бешено колотилось, пыталось выскочить из груди. Прошагав по берегу несколько метров, Кирилл опустился на колени и рухнул грудью прямо на гальку, не замечая, как мелкие камешки больно вонзаются в тело.

Мимо него ходили люди, но никто не обращал внимания на мужчину, загоравшего почти у самой воды, прямо на влажном песке, смешанном с галькой.

Кажется, он отключился. Потерял сознание, а может, просто заснул, сраженный слабостью и невыносимой усталостью.

Кирилл пришел в себя, когда мимо, роняя брызги и звонко смеясь, пробежала веселая стайка ребятишек. Ему казалось, что он лежит тут давным-давно, целую вечность, но на самом деле прошло всего пятнадцать минут с того момента, как он вышел из воды.

Кирилл поднялся и стал отряхиваться от песка, потом вошел в море и окунулся в него с головой. Холодная вода взбодрила, и теперь он чувствовал себя намного лучше. Исчезла слабость и дурнота, правда, теперь почему-то сильно болела голова. Но это ничего, это ерунда, главное, что он выплыл, не пошел на корм рыбам. Море отпустило его. Вернувшись в номер, он возьмет у Оксаны таблетку аспирина и ляжет спать. Кажется, жена захватила с собой целую кучу лекарств.

Мысль об Оксане и лекарствах заставила Кирилла замереть на месте. Ему вспомнился неприятный вкус кофе, которым она пыталась напоить его в Москве. А теперь вот этот дурацкий яблочный сок! Неужели она что-то в него насыпала? Но зачем? Нет, этого не может быть! Просто он сильно переволновался, думая, что утонет, вот и приходит теперь на ум всякий бред! С какой стати жене травить его?

Но почему тогда ему вдруг стало плохо? Не из-за глотка же нелюбимого сока? Аллергией на яблоки Кирилл никогда не страдал, ел эти плоды без вреда для здоровья, хотя и без особой охоты, однако яблочный сок почему-то с детства терпеть не мог.

Может, сок тут ни при чем, просто на завтрак он съел что-то не очень свежее? Но ведь жена ела то же самое, а чувствует себя прекрасно. Прекрасно ли?

И Кирилл заспешил к Оксане.

Она, уже одетая, сидела на своем топчане с мобильным телефоном в руках, опустив голову вниз. Рядом лежала пляжная сумка. Оксана подняла лицо, заметила мужа, и в глазах ее появилось странное беспокойное выражение. Казалось, что она сильно нервничает, даже злится.

Так оно и было.

— Куда ты пропал? Я вся изнервничалась. — Оксана набросилась на него, но тут же и осеклась, испуганно спросив: — Что это с тобой?

— А что со мной?

— Ты такой бледный! И губы синие.

— Наверное, перекупался, — пробормотал Кирилл.

Такой ответ, как видно, удовлетворил ее. Она заявила:

— Ты перекупался, а я, кажется, сожгла себе плечи. Похоже, крем оказался фальшивым.

И Оксана принялась ругать «этих жуликов, наводнивших магазины подделками». Кирилл поймал себя на мысли, что голос жены страшно раздражает его и ему очень хочется сказать ей, чтобы она замолчала.

Он молча оделся, сунул под мышку свернутую в рулон махровую простыню, подхватил сумку и зашагал в сторону отеля. Жена засеменила следом.

Не похоже, что она тоже съела что-то несвежее за завтраком. Выглядела Оксана хоть и сердитой, но довольно бодрой.

В номере, приняв душ, Кирилл сразу же плюхнулся на постель, объявив, что неважно себя чувствует и хочет немного поспать.

— Ты иди, пообедай в ресторане. Мне что-то совсем не хочется.

— Может, врача позвать? — Оксана смотрела на мужа участливо и слегка встревоженно.

— Нет, не нужно, все пройдет. Наверное, в самом деле перекупался, водичка-то холодная. Посплю немного и к вечеру буду в полном порядке.

Он хотел попросить у нее аспирин, но удержался, вспомнив про кофе с неприятным вкусом и отвратительный яблочный сок.

Она приняла душ, оделась и ушла.

Радость, которую Кирилл испытал этим утром, полностью улетучилась. Осталась только головная боль, усталость, глухое раздражение да смутное чувство тревоги.

Глава 6

В день похорон Альбину привезли на кладбище на машине. И домой Вадим увез ее на своей «мазде». То есть не домой, а в ресторан, где устраивали поминальный обед. Она не обращала внимания, где они едут и сколько времени занимает дорога. Не до того ей было.

Теперь пришлось расспрашивать милиционера возле метро, как доехать до Востряковского кладбища. Могилу отца она тоже отыскала не сразу, долго плутала по аллеям, читала надписи на памятниках и рассматривала портреты, удивляясь, сколько в этом «городе мертвых» красивых и молодых. Таких, как ее мать, которую похоронили на родине, в Калуге, рядом с Альбининым дедушкой и дядей Сережей, маминым братом, разбившимся на мотоцикле совсем юным, семнадцатилетним.

С кладбища Альбина поехала было прямо домой, но, выйдя из метро, почти два часа бесцельно слонялась по улицам, старалась отсрочить тягостный момент возвращения в опустевшую квартиру. Заходила во все подряд магазины, глазела на витрины и заставляла продавцов показывать ненужный ей вовсе товар.

Но идти домой все равно пришлось. Не таскаться же по улицам до поздней ночи!

Она открыла дверь, сняла обувь, повесила плащ на вешалку. Затем вошла в комнату отца и замерла на пороге.

Все как и прежде. Идеальный порядок на письменном столе, газета в кресле, синий махровый халат на спинке стула, недочитанный Фаулз с закладкой между страниц…

Сердце снова сжалось от нестерпимой боли. Резко повернувшись, Альбина вышла и плотно прикрыла за собой дверь. Потом, когда вернется Вадим, они вместе будут разбирать бумаги отца. А пока она не станет больше заходить в эту комнату.

Она открыла дверь в их с Вадимом спальню. Тут тоже все было как и обычно. Небрежно застеленная супружеская кровать, грязная чашка из-под кофе на тумбочке, легкий беспорядок на туалетном столике. Верхний ящичек чуть выдвинут. Альбина попыталась задвинуть его, но он прочно застрял. Заело. Она привычно надавила на него коленкой, и он, жалобно скрипнув, встал на свое место. Что она там утром искала? Так и не вспомнив, зачем открывала этот ящик, где хранились ее украшения, Альбина отправилась на кухню.

Хотя она ничего не ела с утра, аппетита не было. Налив себе в чашку холодного чаю, она взяла с холодильника книгу, заложенную старым проездным билетом, села на стул и погрузилась в чтение. И на время забыла обо всем.

Утром, когда Альбина еще спала, позвонил Вадим. Сказал, что до Новосибирска долетел благополучно. Все у него нормально, если не считать утери мобильного телефона.

— Даже и не знаю, куда он делся, — жаловался муж. — Может, в аэропорту, в суматохе, слямзили, из кармана вытащили, ублюдки. А может, выронил где-то. Но ты не волнуйся, я сам буду тебе звонить. Может быть, даже завтра позвоню.

Наступило завтра, Вадим не позвонил. Альбина не волновалась, ведь он и не обещал, что завтра непременно позвонит. Сказал: «Может быть». Наверное, вчера звонил с почты, и ему некогда туда опять заехать. Ее муж ведь работает как вол. Это она, бездельница, сидит целыми днями дома и книжки читает. Глотает тоннами, как говорит тетя Зина.

Послезавтра звонка от Вадима также не последовало.

Все случилось на третий день, когда Альбина, два дня просидевшая дома, в полной изоляции и беспросветной тоске, которую не могли развеять даже любимые книги, решила навестить подругу Светку. Та приезжала на похороны, но на поминки не осталась, куда-то торопилась. Обняла Альбину, сказала что-то сочувственное, не очень разборчивое, и тут же ушла.

Со Светкой они дружили с детства, с тех самых пор, как ее родители переехали в Альбинин дом. Она была почти на год моложе, но благодаря своему высокому росту, крепко сбитой фигуре и отличному знанию жизни казалась старше Альбины. Светлана верховодила в их тандеме, и ее тихая домашняя подружка этому не противилась. Наоборот, была страшно рада, что шустрая многоопытная Светка, без труда поколотившая Юрку, главного хулигана и задиру их двора, обратила на нее внимание и предложила гулять вместе.

После окончания школы Света выучилась на парикмахера и вскоре выскочила замуж за милиционера, ходившего к ней в парикмахерскую стричься, а еще через год родила двух мальчишек-близнецов.

Теперь близнята учатся в первом классе какой-то элитной гимназии, а муж бросил свою неблагодарную милицейскую службу и превратился в директора частного охранного предприятия.

По пути к Светкиному дому девушка зашла в супермаркет и купила торт. Близнецы обожают сладкое, да и сама подруга не прочь полакомиться пирожным или шоколадкой. Хотя и жалуется, что толстеет не по дням, а по часам, отказаться от сладкого не в силах.

Альбина уже стояла у выхода, поудобнее пристраивая в руке коробку с тортом, когда ее внимание привлекла рыжеволосая женщина, одетая в дорогой твидовый костюм. В левой руке рыжая несла сумку, набитую продуктами из того же супермаркета, правой прижимала к уху мобильный телефон.

— Иду-иду, котик, — мурлыкала она, проходя мимо Альбины. — Ты уже успел соскучиться по своему лисенку, золотце? Твой лисенок купил нам кое-что вкусненькое. Ах, какой ты любопытный, котик? Увидишь!

И рыжая, рассмеявшись счастливым смехом, на ходу убирая телефон в сумочку, заспешила к автомобильной стоянке.

Мало ли в Москве рыжих женщин с длинными вьющимися волосами? Наверное, много. Мысленно ответив на свой же вопрос, Альбина спустилась вниз по ступенькам, собираясь пересечь дорогу, чтобы потом через дворы дойти до Светкиного дома.

У перехода она остановилась, ожидая разрешающего сигнала светофора, и в этот самый миг мимо нее в веренице автомобилей проскочила белая «мазда». В ней сидела та самая баба с длинными рыжими волосами. Она что-то говорила, жестикулируя, а рядом, на водительском месте, восседал тот, кто в данный момент должен был находиться в Новосибирске и вести переговоры о поставке древесины. Увидев собственного мужа, Альбина растерялась, даже рот от изумления открыла. И осталась стоять на месте, не обращая внимания на людей, которые толкали ее, спеша перейти через дорогу.

Светофор мигнул, зеленый сменился желтым, затем красным, а Альбина все стояла на месте и смотрела вслед давно скрывшей из вида «мазде», увозившей Вадима и его рыжую любовницу. Теперь она уже не сомневалась, что рыжая — любовница ее мужа.

Наконец она решилась перейти через улицу, но, шокированная увиденным, не посмотрела на светофор. Оглушительный вой клаксона и визг тормозов, раздавшиеся совсем близко, привели ее в чувство и заставили вернуться на тротуар. Водитель покрутил пальцем у виска, но Альбина не обратила на это внимания. Ее глаза застилали слезы.

Значит, Вадим все время врал ей? Про клиентку, заказавшую два шкафа-купе, про Новосибирск и древесину, а также про великую к ней, Альбине, любовь?

Она достала сотовый телефон и набрала номер мужа. После долгих бесплодных гудков на экране высветилась надпись: «Вадим не отвечает».

Понятно, почему не отвечает. Он ведь наврал ей, что потерял свой мобильник. Специально, чтобы она не звонила и не беспокоила его. Но как у него хватило наглости преспокойно разъезжать по городу с этой рыжей, зная, что их могут увидеть знакомые? И какими глазами он будет смотреть на жену, когда «вернется из командировки»? Станет лгать, юлить, изворачиваться?

А что, если он и не собирается возвращаться к ней? Эта мысль заставила Альбину замереть на месте. До дома Светланы оставалось метров пятьдесят, не больше.

Неужели он уйдет от нее вот так, без всяких объяснений? Просто сбежит, как последний трус?

Нет, это уж вряд ли, ведь дома остались его вещи. Хотя бы за вещами он должен зайти. И потом, он ведь не догадывается, что она видела его. Наверное, придет и будет как ни в чем не бывало рассказывать о трудностях, которые выпали на его долю в далекой командировке. А что сделает она? Молча выслушает, а потом прогонит? Или станет кричать и бить тарелки?

В таких печальных раздумьях Альбина добрела до Светкиного дома. На душе было до того мерзко, что хотелось сесть на землю и зареветь прямо на глазах у прохожих. Изо всех сил сдерживая слезы, готовые пролиться ручьями, она вошла в подъезд и вызвала лифт.

— Пришла! — обрадовалась Светка. — А я тебя уже давно жду. Заходи скорей. Я одна, мама повела мальчишек в зоопарк.

Альбина молча протянула подруге коробку с тортом. Сняла туфли, повесила пиджачок на вешалку, прошла в комнату, села в кресло и только после этого разревелась.

— Ну что ты, Алька, ну не плачь, — принялась уговаривать ее растерявшаяся Светка. — Но я тебя очень понимаю, я тоже так плакала, так плакала, когда мой папа умер. Но твой-то еще пожил, а моему всего тридцать девять исполнилось, когда он утонул. Представляешь, почти столько же, сколько сейчас Игорю.

Светка еще долго рассказывала про утонувшего отца и про то, как они с матерью после его гибели копейки считали, а также про своего мужа Игоря, которому в жизни тоже досталось. А когда подруга принялась вспоминать бывшую Игореву жену, долго трепавшую им с Игорем нервы, а потом все же отставшую от них, Альбина, всхлипнув, вдруг выпалила:

— Я только что видела его с какой-то бабой!

— Игоря? — ужаснулась Светка, вытаращив глаза. — Ты видела Игоря с какой-то бабой?

— Не Игоря, — замотала головой Альбина. — Вадика.

И она рассказала, что только что столкнулась с рыжей женщиной, севшей в машину к Вадиму, в то время как ей он говорил, что никакой рыжей бабы у него нет и вообще он собирается честно нести службу в Новосибирске, куда отправился в командировку по делам фирмы. Позавчера он звонил оттуда, собирался просидеть там две недели, хотя она только что своими глазами видела его машину и рыжую бабу в ней.

— А сам-то он был в этой машине? — поинтересовалась Светка, выслушав длинный и путаный рассказ подруги. — И откуда ты знаешь, что он звонил тебе из Новосибирска?

— Ну конечно, был в машине, ведь это же его машина. А насчет звонка… он сам мне сказал, откуда звонит и что у него украли мобильник, — ответила Альбина, низко опуская голову.

Было ясно, что она сейчас снова разрыдается. Света вскочила со своего места и, пояснив, что на кухне кипит чайник, умчалась. И уже через минуту явилась с чашками и маленькой бутылкой коньяка.

— Настоящий, французский, Игорю в подарок привезли, — похвасталась Светлана, щедро сдабривая горячий чай горячительным напитком. — Пей. Сейчас нож принесу, торт резать будем.

Хорошо, что ни матери, ни мальчишек дома нет, можно поговорить спокойно и без свидетелей. В том, что Вадик изменяет Альбинке, Светка нисколько не сомневалась. На таких красавцев бабы сами гроздьями вешаются. И вряд ли он усердно их стряхивал, оправдываясь тем, что у него дома скучает жена, которую он любит без памяти. Светлана припомнила взгляды, которые Вадим бросал в глубокий вырез ее вечернего платья, когда они отмечали день рождения подруги, а также двусмысленные комплименты, отпущенные им в те редкие мгновения, что им доводилось остаться вдвоем. Да и Игорь как-то сказал, будто видел Егорова с посторонней женщиной и тот нисколечко не смутился и даже заговорщически ему подмигнул.

— Только подруге своей ничего не говори, а то расстроится, — посоветовал Игорь.

Конечно, Света не стала ничего говорить. Она отлично знала, чем кончится их дружба, если ей вздумается просветить Альку насчет ее супруга. Все равно ведь не поверит, да еще и ее, верную подругу, первым врагом считать начнет. Но теперь дело иное, она сама завела этот разговор. Да и как не завести, если своими глазами видела чужую бабу в машине Вадима. А тут еще и его вранье про Новосибирск… Нет, не будет Света убеждать Альбину в том, что ей все почудилось. Зачем ей выгораживать Вадима, он ей не брат и не сват.

Вот ведь мерзавец! А бедная жена ему так верила! И теперь сидит, рыдает в три ручья. Узнать про мужа такое, да еще и сразу же после несчастья с отцом! Интересно, если бы с ней, Светой, так поступил Игорь, простила бы она его?

Отмахнувшись от этой неприятной мысли, Светлана недолго думая ляпнула:

— Ты меня, конечно, извини, но Вадик твой — яркий представитель кобелиного племени. Я всегда это знала!

— Ты знала и молчала? — ужаснулась Альбина.

— Нет, конечно, я не то хотела сказать, — замялась Светлана. — Просто по нему сразу видно… А чего ты хотела, когда замуж за него выходила? Народная мудрость гласит: красивый муж — чужой муж.

Альбина снова разрыдалась, а Светка вздохнула и стала корить себя за то, что не смогла донести до подруги свою мысль более деликатно. Хотя какая уж тут деликатность, когда она сама все видела! Своими собственными глазами!

— Ну ладно, не плачь! Плюнь ты на него, найдешь себе другого. Ты молодая, красивая, богатая. Да за тобой мужики толпами бегать будут!

— Да уж! — всхлипнула подруга.

— Точно тебе говорю! А о том, что Вадим твой такой, я давно догадывалась. Только тебе ничего не говорила, не хотела огорчать. Ешь торт!

— Что-то не хочется, — отказалась Альбина и отправилась в ванную умываться.

Потом они еще немного поболтали. Точнее, болтала в основном Светка, рассказывала о проделках близнецов, придумывавших всевозможные шалости в школе и дома. Альбина слушала и даже смеялась, хотя до конца избавиться от мысли о предательстве мужа ей так и не удалось. Стоило Светке хоть на секунду замолчать, как в памяти всплывал голос рыжей, называвшей Вадима котиком.

Лисенок! А вот ее он так никогда не называл. Хотя с какой стати, ведь она же не рыжая!

Из зоопарка вернулись Светкина мать и мальчишки, квартира сразу же наполнилась шумом и гамом. Светка захлопотала, засуетилась, кинулась разогревать обед. Альбину тоже пригласили к столу, но она не могла проглотить ни кусочка, торт тоже так и остался лежать нетронутым на ее тарелке.

До вечера Альбина провалялась на кровати с книгой в руках. Пыталась читать, но ничего не получалось, к глазам то и дело подступали слезы, и строчки расплывались.

Поздно вечером, не выдержав, она снова набрала номер мужа, чтобы снова увидеть: «Вадим не отвечает». Сообщение взбесило, и она начала звонить ему каждые десять минут, но добилась лишь того, что механический женский голос стал отвечать: «Аппарат абонента выключен или временно недоступен».

Весь следующий день Альбина тенью слонялась по квартире. Включила телевизор, чтобы не чувствовать себя одинокой, но это не помогало. Раздражали самодовольные лица телеведущих, раздражали надуманные, опереточные страсти, раздражали чужие бутафорские несчастья.

В обед позвонила Светка. Подбодрила словами: «Держи хвост трубой, плюнь на него, он тебя не стоит, урод. Найдешь себе в тысячу раз лучше». Потом сказала, что маму опять свалил радикулит, а она, Светка, срочно убегает, потому что нужно везти мальчишек в секцию карате.

Вот и весь разговор. И обижаться не стоило: у подруги своя жизнь, семья, муж, озорники сыновья, которых нужно водить в школу, в бассейн, на тренировки, а также мама с приступами радикулита. Хорошо хоть, что нашла время и позвонила. А у Альбины теперь ничего нет. Ни отца, ни матери, ни мужа, ни детей, ни работы. Даже тетя Зина ее покинула! Остается только лечь на кровать и умереть!

Однако вместо этого Альбина побрела на кухню, где заставила себя съесть пару печений и выпить стакан холодного молока. Затем включила телевизор и стала смотреть какой-то старый французский фильм. И постепенно так увлеклась им, что грустные мысли сами собой куда-то испарились и больше ни разу в этот вечер не побеспокоили ее.

Когда фильм закончился и по экрану заскользили титры, она выключила телевизор, легла на кровать и почти сразу же уснула.

Глава 7

Южное солнце проникло в номер сквозь неплотно задернутые шторы, скользнуло по спинке кровати, спустилось на пол, где потерялось в пестроте коврового покрытия.

Кирилл открыл глаза и почувствовал, что к нему снова вернулись силы и хорошее настроение. Все, что случилось накануне в море, показалось дурным сном, о котором можно забыть и никогда больше не вспоминать.

На другой половине широкой, как поле для гольфа, кровати чуть слышно посапывала Оксана. На губах ее играла тихая улыбка, вероятно, ей снилось что-то очень приятное, радостное.

Стараясь не потревожить жену, Кирилл опустил ноги на пол, нашарил шлепанцы, накинул на плечи халат и, тихо ступая, отправился в ванную принимать душ. Впереди было целых девять дней беззаботного отдыха.

Неделя пролетела в приятных пляжных удовольствиях, прогулках и экскурсиях. Рябинкины посетили дендрарий, аквапарк, полюбовались Кавказским хребтом и просторами Черного моря с горы Большой Ахун, куда их по серпантину подвез на своей «тойоте» Анатолий. Тихими теплыми вечерами они гуляли в парке «Ривьера», бродили по набережной и ужинали в каком-нибудь симпатичном ресторанчике.

Загоревшая и посвежевшая Оксана была весела и всем довольна, и Кирилл, глядя на нее, ощущал, как отступает тревога, как возвращается к нему душевное равновесие.

На седьмой день вечером, когда они сидели на набережной в кафе и потягивали красное вино, жена вдруг сказала, что мечтает забраться на Орлиные скалы и увидеть памятник Прометею, разрывающему цепи.

— Что ж, неплохая мысль, — согласился Рябинкин, хотя и был немного удивлен.

Ему показалось необычным, что Оксана, считавшая самым привлекательным местом в Сочи пляж и только пляж (ну, может, еще магазины и рестораны), пожелала карабкаться по горам. Ни один человек на свете не смог бы уличить ее в любви к туристическим походам и даже обычным пешим прогулкам. Она и по лестнице-то подниматься не любила и, если требовалось взойти всего-навсего на третий этаж, всегда вызывала лифт. И без машины, которую ей подарил Кирилл, обойтись не могла. Оксана была готова часами торчать в пробках, только бы не ездить на метро.

А ведь еще совсем недавно юная провинциалка Оксана восторгалась столичной подземкой. Спускаясь вниз по эскалатору и любуясь станциями, одетыми в мрамор, она ощущала себя жительницей самого прекрасного, самого лучшего города на свете. Но прошло не так уж много времени, и вкусы госпожи Рябинкиной кардинально изменились. Метро — транспорт для простолюдинов, и толкаться там, внизу, среди граждан с невысоким достатком, ожидая битком набитого поезда, — это стало выше ее сил!

Вкусы своей супруги Кирилл знал отлично.

В Орлиных скалах он бывал еще во времена студенческой юности и не считал эту экскурсию легкой прогулкой вроде променадов по набережной или подъемов на колесе обозрения в парке «Ривьера». Но, возможно, жене просто хочется сделать ему приятное в благодарность за то, что он безропотно скучает подле нее на пляже. Несколько лет назад, когда они еще не были женаты, он рассказывал ей, что в юности увлекался альпинизмом и поднимался на Эверест. Орлиные скалы, конечно, не Эверест, и все же он был уверен, что Оксана отказалась от пляжных радостей и выразила желание совершить экскурсию в горы только ради него. Мысль, что жена хочет угодить ему, льстила ему.

До Старой Мацесты Рябинкиных довез все тот же Анатолий. Они проехали на машине еще немного, а потом Толик, остановив «тойоту», сказал:

— Дальше вы уж сами, моя лошадка тут не проедет. Был бы внедорожник…

Он объяснил им, как спуститься к водопадам, потом они договорились о месте и времени встречи, и Анатолий, дружески кивнув супругам, уехал.

Рябинкины поднимались все выше и выше. Над ними были древние скалы, шумели кронами деревья, человеческие фигурки внизу казались игрушечными. Кирилл испытывал восторженное чувство и невероятную, какую-то щенячью радость. Как прекрасно идти вот так, рядом с женой, и, забыв обо всех заботах, оставшихся за тысячи километров отсюда, наслаждаться свободой и любоваться великолепием природы. Ему хотелось петь, громко смеяться и, вообще, сделать что-нибудь такое, чего он давно уже не делал. Например, залезть на высокое дерево или схватить жену на руки и закружить ее. Он покосился на Оксану и огорчился, обнаружив, что она его чувств не разделяет.

Лицо ее было недовольным и злым. Вероятно, она очень устала и теперь жалела, что потащилась с ним в горы. Ведь могла бы лежать сейчас на пляже, подставляя тело солнечным лучам, и ее красивая, покрытая золотистым загаром кожа стала бы еще красивее. Кирилл хотел взять у жены из рук джемпер из мягкой бледно-бирюзовой шерсти, который она сняла, потому что было жарковато, но Оксана не отдала, лишь одарила его странным беспокойным взглядом, смысла которого он не разгадал, и отвернулась, забросив джемпер на плечо.

Кирилл как мог подбадривал жену, рассказывал смешные истории и анекдоты, но она так ни разу и не улыбнулась, шла и угрюмо молчала, думая о чем-то своем.

Мимо них прошагала, спускаясь вниз, группа туристов, и Оксана, обернувшись, посмотрела им вслед. Рябинкин не понял, что привлекло ее внимание, но решил, что она просто завидует веселым экскурсантам, потому что их поход близился к завершению, а ей, бедняге, еще тащиться и тащиться. Сначала на самую вершину, к смотровой площадке и памятнику Прометею, а потом другой дорогой к водопадам, где их будет ждать Анатолий.

— Устала, Ксюш? Может, сделаем привал? — предложил Кирилл.

Она упрямо сжала губы и мотнула головой. Но тут же и пояснила с кривой усмешкой, что если сядет, то никогда уже не встанет.

Когда они дошли до открытого ресторанчика, Оксана с облегчением опустилась на скамейку и выпила минеральной воды.

От вида, который открывался перед ними со смотровой площадки, захватывало дух. Далеко внизу, на дне ущелья, узкой лентой извивалась река, сверкали на солнце бриллиантовые брызги водопада, величественные Кавказские горы казались сказочными великанами.

Кирилл перевел взгляд на жену, и выражение ее лица поразило его. Оксана смотрела на панораму так мрачно и с таким беспокойством, словно он привел ее не в горы, а на старое, давно забытое Богом и людьми кладбище. Она вдруг шагнула к краю площадки, и он остановил ее резким испуганным возгласом:

— Стой! Так близко подходить нельзя.

Молодая женщина вздрогнула, отступила назад, бросила быстрый взгляд на стоявших поодаль двух мужчин с камерой и пробормотала:

— Ну что, пойдем дальше, к водопадам?

«Что это с ней? Вот бедняга, наверное, так устала, что ничто ее не радует, только о том и мечтает, как бы поскорей оказаться в номере», — подумал Рябинкин и сочувственно произнес:

— Тут рядом есть тропинка, по которой можно спуститься к автобусной остановке. Если ты устала, давай посмотрим на водопады в другой раз. Анатолию позвоним…

— Я? Устала? Вовсе нет, — упрямо возразила Оксана. — Пойдем, я хочу увидеть водопады!

Нет, не может он понять свою жену, хоть ты тресни! А ведь живет с ней не первый год!

Спускаться вниз было проще, чем подниматься вверх, однако путь к водопадам оказался не слишком комфортным: мешали многочисленные острые выступы и скользкие камни.

Когда они отошли от смотровой площадки уже достаточно далеко, Оксана внезапно остановилась и воскликнула:

— О черт! Джемпер! Я потеряла где-то джемпер!

Только теперь Кирилл увидел, что бледно-бирюзовый джемпер, который она несла перекинутым через плечо, исчез. Хотел же он забрать его у нее, так нет, заупрямилась зачем-то! Возвращаться назад из-за дурацкой тряпки, пусть и купленной в дорогом бутике, очень не хотелось, однако, взглянув в расстроенное лицо жены, он скинул с плеча рюкзак и сказал:

— Ладно. Подожди тут, схожу поищу. Ты хоть помнишь, где его оставила? Хотя бы приблизительно. Может, в ресторане?

Оксана наморщила лоб, потом виновато забормотала:

— Нет, не помню, совершенно не помню. Наверное, уже кто-нибудь подобрал, если в ресторане. А если не там, то, может, еще и лежит. Жаль, это был мой любимый джемперок, он мне так шел! И стоил целую кучу денег. — Казалось, она вот-вот расплачется.

Кирилл с досадой подумал, что жена могла бы надеть в поход что-нибудь попроще. Тогда ей не пришлось бы так убиваться из-за какой-то тряпки, а ему плестись назад. Впрочем, ничего из разряда «попроще» в ее чемодане не имелось, Оксана притащила сюда самые лучшие свои наряды. Зачем, спрашивается? Кого она собиралась тут поразить? Хорошо хоть кроссовки догадалась взять, иначе в чем бы она сейчас шла?

— Жди меня тут, — повторил Рябинкин и отправился назад, к смотровой площадке.

Не успел он пройти и сотни метров, как увидел светло-бирюзовое пятно под скалистым уступом, мимо которого они совсем недавно проходили.

Кирилл сделал несколько шагов, собираясь наклониться и поднять джемпер, но в самый последний момент почувствовал острую боль в щиколотке, сломанной три года назад, и резко выпрямился.

Это его и спасло: в нескольких сантиметрах от головы пролетел огромный камень и с грохотом покатился вниз. Мгновенно забыв про боль в ноге, Рябинкин отскочил от уступа, посмотрел наверх, но никого не увидел. Вокруг были лишь молчаливые каменистые склоны да деревья.

Он схватил джемпер и, чуть прихрамывая, пошагал к жене.

Что это было — простая случайность или чей-то злой умысел? Впрочем, случайность можно отбросить: если бы здесь на головы людей сыпались камни, этот экскурсионный маршрут давно закрыли бы. Значит, кто-то специально сбросил камень вниз. Но кто это сделал и зачем?

Кириллу снова вспомнилось происшествие на море, едва не закончившееся для него трагически. Снова вернулась мысль — если бы он тогда выпил из бутылки чуть больше, возможно, до берега и не доплыл бы. И вот опять… Странное совпадение: Оксана теряет джемпер, а когда он наклоняется, чтобы поднять его, на голову ему вдруг падает увесистый обломок скалы. Джемпер… Что, если она специально его там бросила?

Оксана, сидевшая на камне спиной к тропе, вздрогнула, когда он ее окликнул, вскочила на ноги, глянула растерянно на мужа, потом перевела быстрый взгляд на джемпер в его руках и спросила:

— Где ты его нашел?

Разочарование, на мгновение вспыхнувшее в ее красивых глазах, тут же и погасло. Или ему почудилось?

— Да тут, недалеко, — буркнул Рябинкин, не сводя с жены глаз и пытаясь по лицу прочесть ее мысли.

Но на ее красивом лице ничего не отразилось, она улыбнулась и, забирая свой джемпер у него из рук, невозмутимо проговорила:

— Спасибо, Кирюш. А я уж думала, пропала моя кофточка. Ну что, пойдем смотреть на водопады?

И Оксана, прикоснувшись к мягкой бирюзовой шерсти щекой, перекинула джемпер через локоть и бодро зашагала вниз.

Кирилл двинулся следом. Поведение жены озадачивало его, он пытался понять, что у нее на уме, но это ему не удалось.

Ступая за Оксаной по каменистой тропе, Кирилл вспомнил, как вечером того же дня, когда он чуть не утонул в море, пытался втайне от жены отыскать бутылку с яблочным соком, но не нашел. Наверное, она выбросила ее. Впрочем, ничего удивительного в том, что кто-то выбрасывает недопитый сок, нет. Да и что бы он сделал, если бы нашел его? Отдал на экспертизу в санэпидемстанцию города Сочи? Или повез украдкой в Москву?

Может, Оксана тут абсолютно ни при чем и это у него самого что-то с головой? Ну, почувствовал себя плохо во время купания, так это оттого, что климат тут другой. Или на солнце слегка перегрелся. А то, что камень почти что на голову свалился, так ведь всякое в жизни случается. В городе людям на головы кирпичи да сосульки иногда падают. И если об этом непрерывно думать, можно в конце концов и в психушке оказаться, с диагнозом паранойя с манией преследования!

Больше никаких странных событий, наводящих на мысль о том, что его непременно хотят убить, до конца отпуска не произошло, однако беспокойство и тревога не отпускали Кирилла. Нервы его были напряжены, как струны, и он не мог расслабиться, заставить себя думать о чем-либо другом. Кирилл незаметно наблюдал за женой, но она вела себя как обычно. Только однажды Оксана вспылила, когда он отказался ехать на экскурсию в Воронцовские пещеры, где ей непременно хотелось побывать.

— У тебя что, клаустрофобия? — спросила она язвительно.

Рябинкин, усмехнувшись, рассказал ей историю про подвал, в котором его закрыли в детстве двоюродные братья. Случилось это в деревне, и было ему тогда лет девять или десять. Из плена маленького Кирюшу вызволили только через час, когда взрослые хватились, что его нигде нет. Озорникам кузенам под страхом наказания пришлось сознаться в своей проделке. И с тех пор он старался избегать помещений, напоминающих подвал.

Оксана поверила. Однако история эта, хотя и была невыдуманной, никакого отношения к страху закрытых пространств не имела. Не было у него никогда клаустрофобии. Тогда, в подвале у деревенских родственников, он ничуть не испугался, даже представил себя кладоискателем и долго изучал всю подвальную обстановку с фонариком, обнаруженным на большом ящике у двери. Маленькому Кириллу и в голову не приходило, что его могут забыть в подвале навечно, и это глупое происшествие представилось просто замечательным приключением. А когда ему надоело исследовать банки, кастрюли и бочонки, он наелся соленых помидоров из большой бочки и прикорнул, опустив голову на какой-то ящик. А тут и освободители подоспели.

Рассказывая эту байку жене, Рябинкин не мог отвязаться от мысли, что она нарочно пытается заманить его в пещеры, где ему непременно что-нибудь упадет на голову. Или он просто провалится в какой-нибудь глубокий провал. Когда Оксана перестала приставать к нему с пещерами и засобиралась на пляж, Кирилл заявил, что на море тоже не пойдет, останется дома и почитает книгу. Море ему давно наскучило, а от солнца у него уже шкура слазит.

Клаустрофобии у него не было, зато мания преследования, похоже, получила дальнейшее развитие.

Жена, надувшись, ушла. Как только за ней захлопнулась дверь, Рябинкин бросился к ее чемодану и принялся лихорадочно в нем шарить. Он и сам не знал, что ищет. Впрочем, ничего предосудительного и не нашел. Даже в пакете с лекарствами, которые Оксана притащила из Москвы, ничего подозрительного не было. Байеровский аспирин, активированный уголь, противозачаточные пилюли и пластырь.

Тогда он вышел из номера и отправился в магазин, где купил громадные темные очки, черного цвета футболку с физиономией какой-то рок-звезды и бейсболку. Надвинув ее по самые уши, он отправился на пляж, чтобы понаблюдать за женой со стороны.

Однако это ему тоже ничего не дало: жена, сменившая изумрудный купальник на роскошное бикини цвета фуксии, полдня пролежала на топчане, листая толстый женский журнал и попивая из бутылки минеральную воду. Никто к ней не подошел, и она сама ни разу ни с кем не заговорила и даже ни на кого не посмотрела.

Когда Оксана начала складывать махровую простыню, Кирилл помчался домой, чтобы успеть переодеться. Чудовищные очки и бейсболку он выбросил в урну в холле гостиницы.

Из Сочи Рябинкин вернулся усталым и разбитым, будто не на курорте побывал, а целых десять дней вагоны с углем разгружал.

Глава 8

Из дома Альбина не выходила три дня. В полном отупении она валялась на кровати, смотрела подряд все сериалы и передачи по телевизору, спала или плакала, вспоминая неверного мужа и его любовницу. Или же, как сомнамбула, бродила по комнатам, не находя себе места.

И что он в этой рыжей нашел? Конечно, фигура у нее неплохая, одевается со вкусом, а волосы и вовсе шикарные, но даже невооруженным взглядом видно, что она намного старше Альбины.

Она снова пыталась дозвониться до мужа, но теперь ей неизменно отвечали, что абонент временно не обслуживается.

Потом ее охватила ненависть, и она стала разрабатывать планы мести. Но как отомстить человеку, если не знаешь, где его искать?

Хотя почему это она не знает? Очень даже знает. Вадим, наверное, по-прежнему работает в отцовской фирме. Или уже не работает?

Девушка полистала блокнот, лежавший возле телефона, и отыскала номер отцовского кабинета. С замиранием сердца набрала его. Конечно, она понимала, что не услышит голоса отца, и все же…

После девятого гудка она положила трубку. К телефону никто не подошел, кабинет был пуст. Даже секретарша, которая прежде брала трубку, куда-то делась.

Тут появилась новая мысль, как показалось, весьма удачная. Она просто выбросит вещи Вадима в окно. Затолкает все в старый чемодан, а потом столкнет с подоконника. Нужно только посмотреть, чтобы внизу, под окнами, никто в этот момент не проходил. Незачем невинным людям страдать из-за такого негодяя, как ее супруг.

Альбина представила растерянное лицо Вадима, узнающего, что все его шмотки пропали, усмехнулась, подошла к шкафу и отодвинула дверцу отделения, в котором муж держал свою одежду. И застыла, не веря своим глазам.

Три-четыре рубашки на плечиках, нелюбимый темно-синий пиджак, несколько галстуков с немодным рисунком… Альбина выдвинул ящик для обуви. Новые туфли, которые Вадиму жали, так и не разносились, старые зимние ботинки, слегка поношенные кроссовки. И все. На полках, где муж хранил свои джемпера, тоже ничего не было.

Она бессильно опустилась на кровать. Какой же он все-таки подлец! И трус, если унес все тайно, не пожелав даже объясниться с ней!

Но когда он успел забрать почти все свои вещи? Вспомнилась сумка, с которой Вадим отправлялся в «командировку». Нет, затолкать в нее весь мужнин гардероб было бы невозможно.

Она немного подумала и поняла, что Вадим, прощаясь с ней, не случайно спросил, чем она собирается заниматься в тот день. Стоило ей уехать на кладбище, как он вернулся домой и преспокойно забрал свои вещи. Трус!

Спала она плохо. Поздно вечером с трудом, но все же засыпала, зато часа в три-четыре ночи просыпалась и долго потом ворочалась с боку на бок. Тихонько, чтобы не услышали соседи, плакала или ругала мужа и рыжую.

Так прошло два дня. На третий день Альбина нашла в баре четверть бутылки коньяка и, сидя перед телевизором, потихоньку и незаметно выпила все, закусывая печеньем. В эту ночь она впервые спала спокойно и даже не проснулась, как обычно, в три-четыре часа.

Она все еще спала, когда в дверь кто-то позвонил. Запахивая на ходу халат, девушка посмотрела на часы (уже почти одиннадцать!) и бросилась к двери. Включила свет в прихожей и быстро пригладила волосы расческой. Господи, на кого она похожа! Под глазами синяки, на голове черт знает что!

Звонок повторился.

Сначала она подумала, что вернулся Вадим, но потом вспомнила, что у него есть ключ. Спросила:

— Кто?

— Мне Альбину Георгиевну Егорову. Я из фирмы, — произнес уверенный женский голос.

Решив почему-то, что это из отцовской фирмы, Альбина нажала кнопку домофона, потом приоткрыла дверь квартиры.

Из лифта вышла грузная дама лет пятидесяти, одетая в темно-вишневый блестящий плащ, за ней — два широкоплечих качка с бритыми черепами и невозмутимыми рожами. Один с задумчивым видом двигал челюстями, жуя жвачку, другой рассматривал носки своих ботинок и переминался с ноги на ногу. Зато у тетки вид был весьма решительный, глубоко посаженные маленькие юркие глазки внимательно изучали Альбину. Она же замерла от удивления на пороге.

— Вы Альбина Егорова? — деловито спросила женщина.

— Да, а вы кто?

— Я? — Незваная гостья как будто даже удивилась вопросу. — Юрист. Татьяна Сергеевна. А это покупатели.

Легко оттеснив ошеломленную девушку в сторону, тетка вошла в прихожую, затем прошмыгнула в комнату. Парни, не обращая внимания на хозяйку квартиры, потянулись следом за своей бойкой предводительницей.

Альбина с опозданием заметила стоящую на столике рюмку и пустую бутылку из-под коньяка. Увидела полный брезгливой жалости взгляд тетки. Толстые ее ноздри зашевелились, как будто женщина к чему-то принюхивалась.

«Считает, что я алкоголичка», — догадалась Альбина, решив, что этот странный визит — какое-то недоразумение. Наверное, они ошиблись квартирой. Но откуда женщина знает ее имя? Она открыла рот, чтобы спросить, но Татьяна Сергеевна опередила ее:

— То есть уже не покупатели, а хозяева квартиры. Значит, так. — Она вытащила из папки какие-то бумаги. — В договоре прописано, что вы освободите квартиру в течение десяти дней. Осталось три дня. Мы пришли узнать, как у вас дела движутся. Вижу, что совсем не движутся. Так что давайте, срочно упаковывайтесь и вывозите мебель. Хотите, дам телефон конторы, занимающейся грузовыми перевозками? Берут не дорого.

— Как это — вывозите мебель? — Альбина с изумлением смотрела на женщину. — Это моя квартира. Почему я должна освободить ее в течение десяти дней?

— У вас осталось три дня, — напомнил один из мужчин, тот, что без жвачки. — Согласно договору.

— Какой еще договор? — не поняла Альбина. — Не знаю я никакого договора, что вы несете?

Парень слегка поморщился:

— Вы чё, девушка? Квартиру продали, деньги взяли, а теперь, значит, голову нам морочите? Не хотите съезжать?

— Это моя квартира! Ничего я не продавала, никаких денег не брала. Документы на меня оформлены, и прописана я в ней!

Парень с теткой переглянулись. Второй, со жвачкой во рту, все это время просто стоял и глазел в окно, повернувшись к ним спиной.

Альбина бросилась в спальню.

Мужчины остались в гостиной, Татьяна Сергеевна нахально потопала за ней. Скользнула взглядом по разобранной постели и встала в дверях, опираясь о косяк.

Альбине захотелось заорать на нее, крикнуть, чтобы она вышла отсюда. И вообще пошла вон из ее квартиры. С трудом удержавшись от грубых слов, Альбина подошла к комоду и выдвинула верхний ящик, где под стопкой журналов хранились документы на квартиру. Она сама их когда-то сюда положила.

Под журналами было пусто. Договор купли-продажи исчез. Он всегда лежал тут, с тех самых пор, как отец, продав их двухкомнатную хрущевку, купил эту большую трехкомнатную и оформил ее на дочь. Альбина никогда не заглядывала в документы, но знала, что они здесь и при первой же необходимости она может взять их из ящика. Но теперь их почему-то там не было.

— Но я ведь здесь прописана, — растерянно пробормотала Альбина и полезла в сумочку, лежащую на комоде, за своим паспортом.

Паспорт тоже пропал. Она попыталась припомнить, был ли он с ней, когда она ездила на кладбище к отцу, а потом ходила к Светке, но так и не вспомнила.

Женщина долго смотрела, как Альбина выдвигает один за другим все ящики и роется в них, затем проверяет карманы верхней одежды.

— Вы прописаны в Смоленской области, — наконец произнесла она. — Вы выписались отсюда. Вот, смотрите, договор купли-продажи. Вы продали квартиру. И прописались в Смоленской области.

— Как это — выписалась! Как это — в Смоленской области? — Альбина резко повернулась и уставилась на Татьяну Сергеевну. — Что вы несете?! Что вы мне тычете ваши бумажки?!

— Не бумажки, а договор купли-продажи. В нем черным по белому написано, что вы свою квартиру продали.

— Ничего я не продавала. Это моя квартира!

— Была. Покуда вы не заложили ее в банке. Раньше надо было думать, девушка! Если берете деньги в долг, так думайте заранее, сможете ли вы их отдать или нет!

Татьяна Сергеевна замолчала, окинула Альбину пренебрежительным взглядом, потом повернулась к ней спиной и, грузно переваливаясь, потопала к выходу. Парни проследовали за ней. Тот, который говорил с ней, на минуту задержался у двери и негромко, но с явной угрозой произнес:

— Слышь, ты! Добром прошу, не тяни с отъездом. Не уберешься через три дня, приедем и вытряхнем все твое имущество прямо на улицу. Так что поторопись, родная.

Дверь за ним закрылась.

Альбина вернулась в комнату. Она ничего не понимала. Какой банк? Какая Смоленская область? Это что, чья-то злая шутка? Но ведь сейчас не первое апреля. Да и кто мог так жестоко подшутить над ней?

И где ее паспорт?

В течение трех часов она перетряхивала вещи, искала паспорт. Тот словно испарился. Потом ей пришло в голову, что его могли у нее где-нибудь украсть. Может, вытащили из сумки в метро? Или она сама его посеяла. Но где? И когда?

Она уселась на диван и стала думать. Мыслительный процесс протекал с превеликим трудом. Ужасно болела голова.

А тут еще странные телефонные звонки!

Кто-то позвонил, а когда она сняла трубку и сказала: «Алло», трубку бросили. И даже не извинились. Сама Альбина всегда извинялась, когда попадала не туда. Она считала неприличным бросать трубку, не говоря ни слова.

Примерно через полчаса все повторилось. Раздался звонок, она сняла трубку, но услышала лишь молчание, сменившееся короткими гудками. А еще через час прозвучал третий и последний звонок.

Дурацкие звонки мешали думать. И все же под вечер Альбина поняла, что нужно делать. Прежде всего ей требуется паспорт, поэтому завтра прямо с утра она должна поехать в паспортный стол и попросить, чтобы ей выдали новый документ.

У каждого окошка стояла очередь. Потолкавшись по залу, Альбина обнаружила на стене объявление с длиннющим списком справок, которые необходимо принести для восстановления утраченного паспорта.

Девушка достала ручку, блокнот и прилежно переписала все: копия свидетельства о рождении, копия свидетельства о браке, выписка из домовой книги, справка с места жительства, справка из стола находок…

Начать она решила со справки с места жительства.

Почти час простояла в очереди. Но никакой справки не получила. Сначала немолодая задерганная паспортистка потребовала у нее паспорт и квитанцию об оплате коммунальных услуг, но, когда Альбина объяснила, что у нее украли документы и нужно восстановить паспорт, все-таки порылась в картотеке и объявила, что в своей квартире гражданка Егорова не прописана. Потому что выписалась.

— Как не прописана?! А кто прописан?! Вы что, все с ума посходили?! — не выдержала Альбина.

Паспортистка бросила на нее гневный взгляд и с расстановкой произнесла:

— Не надо мне хамить. И не мешайте работать, не задерживайте очередь. Егорова выписалась. Все. Больше я ничего не знаю.

— Но ведь это я Егорова!

Паспортистка, даже не глянув в ее сторону, протянула руку, взяла у девицы, стоявшей за Альбиной, какую-то бумажку, ткнула в нее пальцем и сердито рявкнула:

— А почему тут не заполнили?

Девица, сбиваясь, принялась что-то лепетать. Очередь напирала, Альбину оттеснили от окошка Опустив голову, она побрела к выходу. Какая-то бабка, покосившись на нее, злобно прошипела:

— Ходют тут, мешают, сами не знают, чего хочут.

Измученная и растерянная, Альбина отправилась домой. Сил у нее не было, мыслей в голове тоже, осталось лишь отчаяние и страшная усталость.

Когда она вышла из лифта на своем этаже, открылась соседская дверь, выпуская наружу Ларису Григорьевну, одинокую сорокалетнюю бабу, главную сплетницу их подъезда. Альбина всячески избегала общения с нею, но это не всегда удавалось.

На этот раз она тоже хотела обойтись кратким «Добрый вечер» и юркнуть в свою квартиру, но Лариса Григорьевна остановила ее вопросом:

— Переезжаете?

— Что? — не поняла Альбина.

— Переезжаете, говорю? Как неудачно, сегодня утром грузовой лифт сломался. Представляю, сколько ваш супруг отвалил грузчикам! С седьмого этажа таскать мебель — не шутка. Они прям все взмокли. И ссорились с Вадим Петровичем из-за оплаты.

— Что вы говорите! — пробормотала Альбина, захлопывая свою дверь прямо перед носом любопытной соседки, которая как раз собиралась поинтересоваться, куда именно они переезжают.

Она вошла в квартиру и застыла в изумлении. Квартира была почти пуста. Словно по мановению палочки какого-то злого волшебника исчезла прихожая, изготовленная на отцовской фабрике, диван и кресла, столик со стеклянной столешницей, телевизор с плазменным экраном и даже радиотелефон, купленный отцом незадолго до его болезни. Альбина глазам своим не верила.

Не было и многих других вещей. Исчез хорошенький комод из спальни, ноутбук из комнаты отца, кухонный комбайн, моющий пылесос, стиральная машина, фарфоровый столовый сервиз на двенадцать персон и куча других самых разных вещей.

Все, что хранилось в комоде, теперь в беспорядке валялось на кровати. В основном это было не слишком новое постельное белье, скатерти, салфетки, журналы и листы с Альбиниными рисунками, выброшенные из верхнего ящика. Вадим прибрал к рукам нераспечатанные наборы постельных принадлежностей, нарядную скатерть, подаренную Светкой, в общем, все, что ему приглянулось. Он взял даже книги, которых никогда не читал… Выбирал в основном тома с красивыми корешками, остальные просто сбрасывал на пол.

Теперь она точно знала, кто ей звонил и сразу же бросал трубку. Это Вадим проверял, дома она или нет.

Туалетный столик с зеркалом он не тронул, вероятно, счел его старомодным. Не взял двуспальную кровать и большой шкаф-купе. Наверное, торопился, боялся, что она вернется. А может, и не боялся, просто грузчики взбунтовались, отказались таскать мебель с седьмого этажа без лифта за ту цену, которую он им предложил.

Альбина подошла к туалетному столику и выдвинула верхний ящичек. Тот самый, который всегда застревал, если его выдергивали слишком резко, торопливо. Достала лаковую шкатулку и открыла ее с замиранием сердца.

Аметистовый гарнитур, доставшийся ей от бабушки, матери отца, исчез. Испарились также серьги с бриллиантами, подаренные отцом на двадцатипятилетие, и золотой браслет — подарок мужа. Зато вся бижутерия была на месте. У нее осталось лишь обручальное кольцо, но только потому, что она никогда не снимала его с пальца.

Ноги ее подкосились, она опустилась на пол и приготовилась громко зареветь, не заботясь о том, что подумают соседи. Но не успела и рта открыть, как в сумочке, валявшейся на кровати, запел мобильник.

— Привет, — сказала Светка. — Как ты?

— Плохо, — срывающимся голосом ответила Альбина. — Меня ограбили.

Некоторое время подруга молчала, потом из нее посыпались вопросы:

— Кто? Когда? Что взяли?

— Кто? Вадим. Пока меня не было дома, он вынес почти все ценное. И большую часть мебели. Не всю, правда, кое-что оставил. Самое громоздкое. Грузовой лифт у нас не работает. Соседка рассказала, что он с грузчиками ругался.

— Вадим? Вот скотина-то! Вот свинья! — искренне возмутилась подруга.

— Но самое ужасное не это. — И Альбина рассказала о визите Татьяны Сергеевны, о пропаже паспорта и о своем походе в паспортный стол и беседе с паспортисткой.

Светка довольно долго молчала, переваривая услышанное, потом растерянно произнесла:

— Чушь какая-то. Ты что, правда заложила свою квартиру в банке?

— Я? — откликнулась Альбина. Выходит, Светка ничего не поняла. — С какой стати, Свет! Ничего я не закладывала. Зачем? У меня деньги есть, у меня еще вот…

Тут она заметила на кровати в куче разных тряпок старую шкатулку, украшенную ракушками, которую еще покойная бабушка покупала, когда вместе с дедушкой, в те времена совсем молодым, ездила в Крым. В этой коробке они с Вадимом держали деньги, предназначенные для хозяйственных нужд.

— Погоди, Свет.

Торопливым движением Альбина сорвала со шкатулки крышку и увидела, что она пуста. Муж не оставил ей даже самой затертой, самой старой десятки.

А чего, собственно, она ожидала? Того, что он набьет эту старую шкатулку деньгами и приложит к ним записку: «Прости, прощай и будь счастлива»?

В ее кошельке, правда, было рублей шестьсот-семьсот, может, чуть больше. Но разве ж это деньги, особенно с учетом того, что у нее нет никакой работы, а послезавтра ее вышвырнут из квартиры?

Она снова взяла в руки трубку.

— Эй, Алька, ты где? — волновалась Светлана.

— Здесь я, здесь. Пока еще здесь. Все деньги украл. Все до последнего рубля. Не понимаю, как ему удалось провернуть с банком…

— А ты ничего не подписывала? Он тебе никаких документов не давал подписать? — поинтересовалась подруга.

Альбина задумалась, вспоминая. После смерти отца Вадим попросил ее поставить подпись на каких-то бумагах. Она была так расстроена, что плохо соображала, а он пояснил, что это нужно для оформления всяких справок, необходимых для погребения. Возможно, что-то она подписывала и раньше. Она же ему доверяла. Разве можно жить с человеком и не доверять ему?

А может, документы просто подделали? Подделали ее подпись. Разве это трудно! Но как ей доказать, что документы подделаны? У нее нет паспорта, а из квартиры ее выписали. Каким образом? Возможно, кому-то дали взятку, состряпали липовую доверенность или же уговорили женщину, похожую на Альбину, сыграть ее роль. Хотя… она даже утверждать не может, что ничего не подписывала. Может, и подмахнула какую-нибудь доверенность, не глядя и ничего не спрашивая.

Если бы отец был жив и здоров, он такого никогда не допустил бы. Его дочь привыкла во всем доверяться ему, вот и решила, глупая, что может довериться и мужу.

Ей казалось, что разобраться в хитросплетениях, которыми ее опутали, могут только опытные сыщики. Она же ничего не может, у нее нет ни денег, ни паспорта, ни сил, ни большого ума. Да и что вообще можно предпринять без паспорта? Любой милиционер на улице может остановить и спросить: «Эй, что ты делаешь тут без паспорта? С какой стати ходишь по улицам, если у тебя нет паспорта? Ты вообще кто?»

Документы — это все. Без них тебя не существует на свете. Документы… Нужно проверить остальные документы!

— Свет, я тебе перезвоню, минут через десять, — быстро проговорила Альбина. Бросив трубку на туалетный столик, она принялась лихорадочно рыться в вещах, сваленных на кровати.

Очень скоро Альбина убедилась, что Вадик, еще совсем недавно клявшийся ей в вечной любви, забрал у нее все. Не только мебель и квартиру, не только деньги, драгоценности и паспорт, но даже их общее свидетельство о браке и ее собственное свидетельство о рождении. Единственное, что он ей оставил, — это аттестат о среднем образовании. Наверное, потому, что он лежал отдельно, в связке поздравительных открыток и детских писем из Калуги, куда ее на лето увозила бабушка, мамина мама.

Интересно, можно ли по аттестату о среднем образовании восстановить паспорт?

Но ведь у нее есть фирма! Альбина вскочила и бросилась в комнату отца. Открыла один ящик письменного стола, затем второй, потом третий.

Ничего! Только старые журналы, газеты, шариковые ручки, конверты, карандаши. Вадим унес все отцовские документы.

Потом она обнаружила, что исчез отцовский сейф — небольшой железный ящик. Девушка знала, что отец держал в сейфе какие-то бумаги. Наверное, важные, касающиеся фирмы.

Она поняла, что должна срочно ехать на фирму. Наверное, Вадим не смог наложить на нее свою лапу. Вряд ли отец, в каком бы состоянии он ни находился, стал бы подписывать сомнительные бумаги, подсунутые зятем. Отец не был таким доверчивым и легковерным, как его дочь.

Но даже если с фирмой все в порядке, как она докажет право на наследование без паспорта? Без паспорта ты не человек, а тень, призрак. Тебя не существует! Это в Америке можно спокойно жить без паспорта, если не выезжаешь за пределы страны. В России без бумажки тебя просто нет. Ты жалкая букашка, которую может растоптать любой служитель порядка.

Альбина вернулась в свою комнату, увидела на дисплее мобильника два пропущенных звонка от Светки и вспомнила, что обещала перезвонить ей. Светлана волнуется. Может быть, думает, не покончила ли она жизнь самоубийством. Честно сказать, такая мысль уже закрадывалась ей в голову.

— Алька, ну, ты что? Ты как? Знаешь, я придумала, я поговорю насчет тебя с Игорем, когда он придет с работы. Он в таких делах отлично шарит, все-таки в милиции работал. Но это завтра, сегодня он поздно придет, сказал, что задержится, — тараторила Светка. — Я завтра утром тебе позвоню. Держи хвост трубой, хорошо?

— Хорошо, — прошелестела в ответ Альбина.

Она посмотрела, сколько денег осталось на счете. Денег было немного, а значит, нужно экономить. Мобильный телефон ей еще пригодится. Потом отыскала на антресолях старый телефонный аппарат и включила его в сеть.

Кроме денег в кошельке у нее было еще обручальное кольцо на пальце, которое можно сдать в ломбард. Вот только возьмут ли его без паспорта? Может, Светлану попросить пойти? Да много ли за это кольцо дадут? Оно совсем тонкое, узкое. И почему она отказалась взять кольцо потолще, как предлагал ей Вадим?

Вадим… Почему он сделал это? Почему так с ней поступил? Предал ее и ограбил, отнял все, что у нее было. Неужели она совсем не знала человека, который жил рядом с ней столько времени?

Глава 9

В субботу отмечали день рождения Олега Рассказова у него на даче. Дата была не круглая, так что гостей собралось не слишком много — кроме Рябинкиных еще человек десять, в том числе Олегов двоюродный брат с женой, а также разведенная старшая сестра именинника, которая была за хозяйку. Глядя, как эта не очень молодая полная женщина ловко управляется с вилками-ножами, тарелками-рюмками, Кирилл в очередной раз подумал, что другу непременно следует жениться. И не надоело ему жить бобылем, когда четвертый десяток катит?

Время от времени в холостяцкой квартире Олега водворялась какая-нибудь очередная претендентка на его руку и сердце, но ни одна из этих девушек надолго там не задерживалась, наверное, очень уж высокую планку ставил перед ними Рассказов. А может, дело не в планке, а в его характере? Впрочем, о своих сердечных делах Олег распространяться не любил, даже с Кириллом, давним своим другом, сокровенным не делился. Когда Рябинкин, заглянув к нему домой и не увидев ни очередной пассии, ни ее вещей, спрашивал: «А где Иришка (Танюша, Марина, Анюта и так далее)?», приятель неизменно отвечал с чуть виноватой ухмылкой: «Не сошлись характерами. Сбежала она от меня».

В данный момент Олег находился в стадии поиска, поэтому на даче и заправляла его старшая сестра Наталья, женщина строгая, но заботливая.

Стол накрыли в саду, под раскидистым вязом, благо день выдался теплый, солнечный. От мангала, установленного неподалеку, тянуло дымком и запахом жареной баранины. Смеялись женщины, мужчины, дожидаясь сигнала садиться за стол, дымили сигаретами и, сбившись в группки, оживленно беседовали. Кирилл поискал глазами Оксану, но не нашел, наверное, она отправилась бродить по обширному, но запущенному и неухоженному саду. Да и внутри, в симпатичном с виду домике с мансардой, женской руки не чувствовалось. Наталья время от времени наводила там порядок, но держался он недолго. Приезжал Олег с приятелями и все переворачивал вверх дном. Однако сегодня Наташа постаралась. Вымыла полы, согнала отовсюду пыль и надраила до блеска сантехнику в ванной на первом этаже.

Рябинкин попытался вникнуть в то, о чем говорит Сергей, двоюродный Олегов брат, но мысли опять скользнули по проторенной дорожке, к делам на фирме и к Оксане. Дела были не слишком радостные: конкуренты активизировались, торговля в магазинах шла вяло, оставалось надеяться на то, что впереди лето — сезон бойких строительных работ и ремонтов.

С женой тоже никак не налаживалось, но тут уж Кирилл винил в основном себя. После отпуска в Сочи он стал слишком нервным, нетерпимым, подозрительным, и это не могло не сказаться на его отношениях с Оксаной. И хотя странные происшествия на отдыхе теперь, по прошествии некоторого времени, казались уже простой случайностью, осадок от них все равно остался.

Ему никак не удавалось отрешиться от мрачных дум. И сегодня дурное настроение не могло развеять ни царящее за столом шумное веселье, ни шашлыки, в приготовлении которых Олег был виртуозом, ни отличная закуска, ни хорошее спиртное. Обычно после второй рюмки напряжение спадало и на душе становилось если не радостно, то все же тепло и спокойно, но на этот раз водка не действовала, с каждой новой порцией Кирилл все больше и больше мрачнел, погружаясь в глубокую тоску.

В девять вечера почти все гости разъехались. Кто-то не пил, чтобы сесть за руль трезвым, как огурчик, кого-то увезла на машине жена. Остались только сильно перебравший двоюродный брат Сергей со своей супругой, Рябинкины да сестра Олега Наталья.

Сергея отвели в отведенную ему комнату и уложили в кровать. Женщины помогли убрать посуду со стола и привести двор в порядок. Олег ушел в дом, и Кирилл, стоя у крыльца с сигаретой, слушал, как его жена весело смеется, переговариваясь с Ритой, супругой Сергея. Вот у кого на душе птички поют, так это у Оксаны! Смеется так, словно выиграла в лотерею миллион. Хотя чего ей переживать при таком беззаботном существовании? Все ее огорчения заключаются лишь в том, что она не может блистать в высших кругах и что далеко не все ее желания могут быть оплачены мужем.

Кирилл опять поймал себя на мысли, что думает об Оксане с явной враждебностью. Неужели ничего уже нельзя изменить, исправить? А ведь еще совсем недавно ему казалось, что они счастливы вместе и любят друг друга! Оказывается, он ошибался. Но почему так случилось? И кто в этом виноват? Извечные вопросы бытия: кто виноват и что делать? Найти ответов на них он не мог, как ни старался.

Спать Рябинкиных положили в мансарде.

Глубокой ночью Кирилл проснулся от духоты и почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он хотел открыть фрамугу, но кровать стояла прямо под окном, и, чтобы дотянуться до рамы, ему пришлось бы потревожить жену, спавшую у стенки.

Рябинкин вообще не хотел оставаться у Олега, он не любил ночевать в чужих домах, на неудобных чужих постелях, но на этот раз пришлось: выпил слишком много, да и Оксана не собиралась себя ограничивать ради того, чтобы сесть за руль вместо него. Водки она, правда, в рот не брала, зато вино и шампанское всегда употребляла с превеликим удовольствием, в результате чего делалась весела, резва и игрива.

К желанию глотнуть свежего воздуха присоединилось и сильное желание закурить. Кирилл накинул рубашку, натянул брюки и осторожно, чтобы не разбудить жену, открыл дверь.

Перед ним в полной темноте простиралась деревянная лестница, ведущая на первый этаж. Где-то тут должен быть выключатель. Кирилл пошарил по стене, но ничего не нашел. Наверное, свет зажигается внизу, на первом этаже. Но его почему-то выключили. Очень экономные люди Олежек и его сестра!

Кирилл нащупал рукой отполированное дерево перил и сделал шаг вниз. И внезапно почувствовал удар по щиколоткам, совсем легкий, однако достаточный, чтобы он споткнулся и полетел вниз. Рябинкин пытался уцепиться за перила, пальцы скользили, срывались, но все же ему каким-то образом удалось затормозить, не рухнуть на пол тяжелым мешком. Он съехал спиной по ступеням, пару раз приложился щекой к деревянным балясинам и наконец замер. Но грохот все равно поднялся страшный. Кажется, проснулись все обитатели, кроме мертвецки пьяного Сергея. В темноте захлопали двери, сверху раздался испуганный возглас Оксаны:

— Кирилл! Что случилось?

На первом этаже зажегся свет. На Рябинкина снизу смотрел Олег, стоящий в одних спортивных брюках. Из-за его спины выглядывало встревоженное лицо сестры.

— Я же тебе говорила, Олежка, что ступеньки надо было делать пошире, — виновато бормотала женщина, запахивая на себе синий в голубых цветочках халат.

Кирилл, опираясь о перила, с трудом поднялся, стараясь не морщиться и не кряхтеть. Болела щека, саднило ободранную руку, сломанная когда-то нога невыносимо заныла. Но, кажется, он отделался, как любят говорить репортеры, легким испугом. А мог бы запросто и шею сломать — лестница в доме друга длинная и крутая.

— Сильно ушибся? — посочувствовал Олег.

Рябинкин догадался, о чем он думает: перепил приятель, вот и свалился с лестницы. Эта же мысль была написана на лице его сестры Натальи.

Лишь Рита, супруга пьяненького Сергея, подошедшая уже после того, как Кирилл поднялся, хлопала сонными глазами, не понимая, что случилось и из-за чего весь этот шум.

— Ерунда! Приземлился немного неудачно, но, кажется, ничего не сломал, — успокоил всех Кирилл и посмотрел вверх, на Оксану.

Лицо жены скрывала тень, падающая от висевшего на стене цветка, спускающего вниз буйные отростки, скорее всего искусственные, и Рябинкин не смог прочесть выражения ее глаз.

— А я уж было подумала, что в дом грабители залезли, — улыбнулась Рита и сладко зевнула, прикрываясь ладошкой.

Наталья повернулась к ней:

— Иди, Ритуля, спать. Все в порядке. Кирилл Васильевич, пойдемте-ка в ванную. Нужно промыть раны и смазать их йодом. Идемте же, я дам вам йод и вату.

— Ерунда, — повторил Кирилл с наигранной веселостью. — Какие там раны, Наташа! Просто мелкие царапины. Какой же я все-таки неловкий!

— Иди-иди с Натальей, парашютист, — легонько подтолкнул его в спину друг.

Кирилл не обиделся и не стал спорить, только поднял голову и снова посмотрел вверх, на Оксану, но она, повернувшись к нему спиной, уже открывала дверь в спальню.

В ванной, рассматривая перед зеркалом скулу, украшенную тремя кровоточащими ссадинами, он попытался восстановить в памяти все, что случилось на лестнице. Вот он выходит, касается перил, делает шаг… Что дальше? Было ли там какое-то препятствие, которое заставило его оступиться и упасть? Или он просто неудачно поставил ногу и она соскользнула со ступеньки? Ведь выпил он все же немало, вот и стал неуклюжим, как медведь. Но зачем они выключили свет? В темноте любой на его месте мог бы свалиться с лестницы!

Смазав царапины на лице и руках йодом, Кирилл посидел еще немного на краю ванны, выкурил сигарету и отправился спать. Свет на первом этаже теперь горел, и, дойдя до верхней ступеньки, он наклонился, надеясь увидеть обрывки веревки или суровой нитки. Но там ничего не было. Почудилось? Чего только не почудится человеку, хорошо повеселившемуся в гостях у друга!

Всю ночь его мучили кошмары. Снились темные коридоры, лестницы со сломанными ступенями, уходившие вниз, куда-то глубоко под землю, в глухие и мрачные подвалы. Он спускался туда и бродил по этим лабиринтам, а потом снова набредал на лестницу, ведущую вниз, еще глубже.

Когда солнце робко заглянуло в окно и разбудило его, Кирилл обрадовался. Слава богу, кончилась эта бесконечная ночь, наполненная духотой и неприятными сновидениями.

Он посмотрел на часы. Было всего семь. Рядом, положив щеку на красивую загорелую руку, спала Оксана. Она пошевелила по-детски пухлыми губами, и Кирилл наклонился, надеясь что-нибудь услышать. Зачем он это сделал? Он и сам не знал. Но губы жены больше не двигались. Не открывая глаз и не просыпаясь, она перевернулась на другой бок.

Кирилл встал, тихонько оделся и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собою дверь. На первом этаже все еще горел свет, но было и так светло от солнечных лучей, падающих из широкого окна. Мысль о вчерашнем глупейшем приключении, поставившем на уши весь дом, не давала покоя. Рябинкин опустился на колени и склонил голову, пытаясь увидеть если не обрывки веревки, то хоть след от нее на деревянной балясине или гвоздь, к которому она была привязана. Но никаких гвоздей и иных следов не заметил, зато услышал голос Олега:

— Ты чего это там ползаешь, Кирилл Васильич? Потерял чего?

— Потерял, — охотно согласился Рябинкин, поднимаясь с колен и хлопая себя по карману брюк. — Ключи от машины где-то вывалились. В комнате нет. Пойду во дворе поищу. Тебе, случайно, нигде не попадались?

— Нет, — отрезал Олег. — Не попадались. Пойду помогу Наташе с завтраком.

Кирилл вышел на улицу, побродил по двору, делая вид, что ищет ключи, потом вернулся в дом и отправился в ванную умываться.

Вечером супруги опять повздорили. Зачинщицей ссоры стала Оксана. Сначала ей не понравилась музыка, которую Кирилл слушал, а когда он, не говоря ни слова, музыку выключил, она начала жаловаться на невнимание с его стороны. Рябинкин, у которого ныла сломанная когда-то нога и весь день болела голова, спросил:

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь, Ксюша? На море я тебя свозил…

— На море! — скривила она губы. — Другие вон в Испанию едут! И не на десять дней, а на месяц хотя бы!

— На следующий год поедем в Испанию. Месяца, правда, не обещаю, но на две недели уж точно съездим. А может, даже этой осенью. Или на Новый год. Смотря как дела пойдут в магазинах. Потерпи немного. Не могу же я взвалить все на Олега, чтобы возить тебя по курортам. — Он с трудом сдерживал раздражение. — На мне фирма…

— Фирма, дела! Только и слышишь про дела!

— Между прочим, если бы не фирма, на что бы ты покупала все свои тряпки-шубки? И потом, вспомни, ты сама говорила, что хочешь другую машину!

Лучше бы он молчал! Оксана вдруг зарыдала в голос, стала кричать, что он попрекает ее каждым куском. Кирилл попытался успокоить ее, хотел даже извиниться, но потом вдруг разозлился и подумал: «А почему, собственно, я должен извиняться? Она сама затеяла эту свару, хотя должна отлично понимать, что все блага с неба не упали, а появились лишь в результате моей упорной трудовой деятельности».

Чувствуя, как в нем закипает гнев, Рябинкин решил уйти от дальнейших разбирательств, понимая, что добром это не кончится. Он молча развернулся и пошел к себе в кабинет.

Но Оксану, видимо, его бегство не устраивало. Она резко распахнула дверь в комнату и, захлебываясь слезами, принялась обвинять его в грубости, жадности, бессердечии и в прочих смертных грехах. А когда Кирилл, не сдержавшись, обозвал ее идиоткой и психически неуравновешенной личностью, отравившей ему жизнь, она внезапно замолчала и через минуту совершенно спокойным голосом изрекла:

— Ты на себя лучше посмотри! Да у тебя за спиной уже все шепчутся там, в твоей любимой фирме. Это ты, а не я психически неуравновешенная личность. По тебе давно психушка плачет, и все вокруг это знают! Извини за прямоту! На твоем месте я давно проверилась бы у психиатра. — И, злобно усмехнувшись, она удалилась в ванную.

Кирилл опешил. Кто шепчется у него за спиной? И ей, Оксане, откуда об этом знать, она ведь никогда не заглядывает к нему в офис?

Он долго думал, пытаясь припомнить какие-нибудь странности в своем поведении на работе и странности в поведении подчиненных, но так ничего и не вспомнил. Никто у него за спиной не шушукался и не косился на него недовольно. Да, он стал рассеянным, вспыльчивым и раздражительным, но что из того? Вот недавно накричал на секретаршу, потому что та забыла напомнить ему о важном звонке. Но ведь она виновата, и никто не станет этого отрицать. А то, что он не сдержался — так это с каждым может случиться. И ничего удивительного в его вспыльчивости и дурном настроении нет, дела на фирме идут неважно, доходы уменьшились, а в чем дело, он понять не может. Нужно с этим хорошенько разобраться.

Хотя зачем кривить душой перед самим собой? Причина его раздражительности не только в неполадках бизнеса. Просто он устал от неприятностей, которые преследуют его в последнее время. Семейный разлад, неудачный отпуск, а теперь еще и это падение с лестницы! И нога разболелась некстати, и голова трещит так, будто по ней кувалдой ударили! Ну как тут будешь веселым и спокойным? А Оксана словно специально его подзуживает! Зачем ей понадобилось устраивать эту ссору? Видела ведь прекрасно, что он не в духе после вчерашнего, и не смолчала! Завела свою песню, скучно ей, видите ли, обидно, что в Испанию ее не повезли. Ну так занялась бы делом! Ребенка бы родила, что ли!

Рябинкин внезапно вспомнил о сыне. Давно он уже не видел своего мальчика, да и звонил в последний раз почти два месяца назад. Нужно бы съездить в Челябинск, повидаться. Может, попросить Ларису, чтобы привезла его сюда, хотя бы на месяц? Глядишь, и у Оксаны настроение поднялось бы. А сын у него хороший, не вредный, не капризный, не избалованный. Хотя откуда Кириллу это знать, ведь он не видел его уже почти два года. Или больше?

Глава 10

Рано утром Альбина отправилась в Бирюлево. Она никогда раньше не была в фирме своего отца, но знала, где она находится. Однажды, когда Альбина еще не была замужем, они с отцом ездили куда-то за покупками, и он сказал, что должен заехать на фабрику, взять какие-то бумаги. Она тогда осталась ждать его в машине.

За унылым бетонным забором, тянувшимся, казалось, бесконечно, виднелись такие же унылые заводские корпуса, сдаваемые в аренду самым разным фирмам. Альбина брела вдоль забора, пока не наткнулась на стеклянную будочку, где над газетой скучал молодой парень в форменной одежде — охранник.

— Вы куда, девушка? — поинтересовался он, когда она попыталась пройти через вертушку.

— Э-э, мне в мебельный цех… то есть в фирму. Корпусная мебель.

— «Люкс-студия», что ли?

Альбина кивнула.

— А к кому?

Ответить она не успела — ее окликнул немолодой седовласый мужчина в черной спецовке, куривший неподалеку. Под мышкой у него был батон в прозрачном полиэтиленовом пакете.

— Кого ищешь? — поинтересовался мужчина.

Девушка догадалась, что это один из рабочих с предприятия ее покойного отца. Замявшись на секунду, она сказала, что ей нужен Вадим Петрович Егоров.

Мужчина окинул ее любопытным взглядом, неторопливо подошел к урне, бросил в нее окурок, сплюнул и только после этого ответил:

— Вадим тут уже давно не появляется. А зачем он тебе? По личному или как?

Признаваться, зачем ей понадобился Вадим Петрович Егоров, Альбина не собиралась, поэтому начала мямлить, что ищет работу секретаря и что ей присоветовали обратиться к Егорову.

Мужик внимательно посмотрел на нее и хмыкнул:

— Работа, говоришь, нужна? Тогда ты не по адресу пришла. Поищи работу где-нибудь в другом месте. И какой дурак тебя сюда направил? Скоро мы тут все будем работу искать. Я, между прочим, столяр, высококлассный специалист, а уже второй месяц зарплату получить не могу. Какое второй, скоро уж третий пойдет! Кинут три-четыре тысячи, как собаке кость… На, мол, бобик, радуйся! А мне семью кормить нужно, у меня детей двое, да внук без отца растет. Полтора года пацану, а дочка, мать Никиткина, значит, не работает. И жена больная, операцию нужно делать, да все тянем, ждем, когда деньги появятся. Только появятся ли? Все обещают, обещают…

Альбина растерянно молчала, не зная, что сказать. Она всегда считала, что отцовская фирма процветает, а тут вдруг узнает, что зарплату людям задерживают!

Столяр расценил ее молчание по-своему. Радуясь, что нашел внимательного слушателя, он распалялся все больше и больше:

— Да если б только зарплата! За аренду задолжали, видала? Выкинут скоро ко всем чертям! Кругом должны, оборудование распродают, станки тоже. Как Степаныч захворал, так все прахом и пошло!

Альбина догадалась, что он говорит о ее отце, и осторожно спросила:

— Степаныч — это ваш директор?

— Был, — махнул рукой мужчина. — Нету Степаныча, умер.

— И кто теперь управляет фирмой?

— А леший их разберет. Может, зять Степаныча, красавчик этот. — В слово «красавчик» собеседник вложил столько презрения и неприязни, что Альбина смущенно отвела глаза, опасаясь, что ее заподозрят в родственных связях с Вадимом. Похоже, ее мужа тут не жалуют. — Только что-то давно зятек носа не кажет. В общем, неразбериха полная. Никто ничего не знает, ничего не понимает. А народ бежит. Из шести дизайнеров вон лишь двое остались. И я бы давно ушел, да все надеюсь деньги свои получить, честным трудом заработанные. Дурак, наверное, что надеюсь! Так что, девушка, сама видишь, ловить тебе тут нечего. И какой идиот тебя надоумил к нам прийти? — Мужчина достал из кармана спецовки пачку сигарет, потом убрал ее назад, махнул рукой и, крепче зажав батон под мышкой, потрусил к проходной.

Оставшись одна, Альбина посмотрела на охранника, но тот, уткнувшись в свою газету, не обращал на нее внимания. Было ясно: даже если ее и пропустят внутрь, она вряд ли там что-нибудь путное узнает. Уж когда сами работники ничего не понимают, выяснить, кто управляет фирмой и почему она разваливается, человеку со стороны будет очень непросто.

Жаль, что у нее нет денег, чтобы обратиться к юристу. А еще лучше было бы нанять частного детектива. Но об этом в ее положении не стоило и мечтать.

«Ах, папа, папа, ну почему ты ушел так рано! — думала Альбина, бредя вдоль забора обратно к остановке. — Видишь ли ты теперь, знаешь ли, как мне плохо без тебя?»

— Тебе, Алька, нужно пойти в милицию или к юристу, — просипела Светка. — Посоветоваться. Или еще лучше — адвоката нанять. Это самое правильное.

Они сидели на уютной Светкиной кухне, пили чай и слушали, как по комнатам, мутузя друг друга подушками и издавая воинственные крики, носятся близнецы. Утихомирить их было некому: бабушка лежала в своей комнате с обмотанной шерстяным платком поясницей, страдала от радикулита, а мать сорвала голос, когда пыталась призвать озорников к порядку.

— Да, верно говоришь, — согласилась Альбина. — Не знаешь, сколько юристы за консультацию берут?

Светка только плечами пожала.

— Наверное, дорого. — Альбина не решалась прямо попросить денег, а Светлана не понимала намеков.

Или, может быть, не хотела понимать? Знала, что, если даст подруге в долг, та не сможет его вернуть. Во всяком случае, в ближайшее время.

Хлопнула входная дверь, и в квартире мгновенно наступила тишина. Явился глава семьи, которого здесь все побаивались. В присутствии Игоря домочадцы ходили на цыпочках и разговаривали шепотом, даже близнецы старались не безобразничать, ведь от отца можно было и ремня схлопотать. То ли дело бабушка, которая все прощала и позволяла садиться себе на голову, или мама, способная лишь ругаться и кричать, срывая голос. Мать и подзатыльника нормального дать не умела, шлепала ладошкой по макушке, будто мух гоняла.

На кухню заглянул Игорь. Поздоровался с гостьей, кивнул жене и ушел переодеваться. Светка вскочила, кинулась разогревать котлеты.

— Чего-то раньше сегодня пришел, — заметила она, понизив голос. — И не в духе. Поужинаешь с нами?

Альбина отказалась. В присутствии Игоря она всегда чувствовала какую-то неловкость, скованность.

— Я пойду. — Она встала и отправилась в прихожую одеваться.

Светка, поставив сковородку на плиту, вышла ее проводить.

Когда Альбина уже выходила из квартиры, подошел Игорь.

— Не хотел тебе говорить, но чего уж теперь… теперь уж все равно, — обратился он к Альбине. — Светлана мне рассказывала, что у вас случилось. Знаешь, по всему выходит, что твой Вадик попал на крупные бабки. Видел я его в казино пару раз, когда приходил с проверкой.

ЧОП, возглавляемый Светкиным мужем, охранял множество самых разных объектов, и среди них было несколько игровых залов, казино. Конечно, контроль над деятельностью охранников осуществляли замы, но и сам Игорь не ленился внезапно нагрянуть с проверкой, посмотреть, что делают его подчиненные, не спят ли они на рабочем месте, не расслабляются ли, забыв о своих прямых обязанностях.

— Кажись, всерьез увлечен Вадик этим делом, — заметил Игорь чуть смущенно.

То, о чем рассказал муж подруги, было для Альбины открытием, впрочем, теперь уже ничто не могло ее слишком сильно удивить. Вот если бы ей объявили, что Вадим игрок, двумя неделями раньше, она ни за что не поверила бы.

— Игорек, а ты не мог бы разведать, что там с Альбинкиной фирмой творится? У тебя ведь кругом знакомых полно, — вступила в разговор Светка. — Она сегодня там была, говорит, все разваливается. За аренду задолжали, рабочим не платят, оборудование распродают. Неужто ей ничего не светит? Она ведь единственная наследница.

— Как называется контора? — спросил Игорь.

— ООО «Люкс-студия», — пробормотала Альбина.

— Попробую выяснить. Время, правда, надо найти. Работы много, а тут еще проверяющие должны нагрянуть из министерства. Будут трясти, недостатки выискивать. Так что ничего не обещаю.

— Узнает, Алька, узнает, — зашептала Светка, когда Игорь ушел. — Он всегда так: «Не обещаю, времени нет…» Но сделает. Он, конечно, сердитый сейчас. Замучили всякими проверками. Чуть что не так — сразу штраф! Придираются ко всякой мелочи. Но ты не расстраивайся, может, еще все и образуется.

Альбина понимала, что Светка и сама не верит в то, о чем говорит. Что образуется? Когда она восстановит свой паспорт и попадет к нотариусу, окажется, что наследовать уже нечего, потому что отцовская фирма разорена.

Неужели все это сделал Вадим?

Глава 11

Кирилл даже обрадовался, когда Оксана объявила, что едет в Муром навестить родителей. «Вот и хорошо, — подумал он, — пусть едет». Наверное, именно это им обоим сейчас и нужно. Говорят, небольшая разлука укрепляет отношения и возрождает угасающие чувства. Пусть себе жена отправляется в свой Муром, к маме и папе, развеется и отдохнет от мужа, который ежедневно мельтешит перед ее глазами. И он от нее тоже отдохнет. Целую неделю никто не будет на него дуться, сердиться и бросать испепеляющие взгляды. Почирикает Ксюша с подружками, посплетничает о старых знакомых, похвастается нарядами и приедет назад, в Москву, без которой она уже жить не может. Глядишь, и настроение ее улучшится.

— Когда вернешься? — спросил Кирилл, сажая жену в поезд.

— Пока не знаю, но я тебе позвоню оттуда, — ответила Оксана и коснулась его щеки холодными губами. Не поцеловала — клюнула.

— Привет маме с папой.

Она кивнула. Рябинкин мог бы и не спрашивать о сроках возвращения, он и так знал по прошлым ее поездкам, что дольше недели в Муроме жена не продержится. Может быть, даже и недели не просидит, маленький город Муром, где она родилась и выросла, быстро ей наскучит. Как всех подруг обойдет, так сразу и вернется.

Объявили отправление. Оксана, натужно улыбаясь, помахала ему рукой из окна вагона. Кирилл тоже изобразил на лице улыбку, слегка напряженную, искусственную, и махнул в ответ.

Поезд, дернувшись, тронулся и, набирая скорость, покатился по рельсам.

Как только состав исчез вдали, на душе стало спокойно и легко.

Проезжая на машине мимо одного из своих магазинов, Рябинкин решил зайти. Побеседовал с продавцами, походил по залам, посмотрел на товар и на ценники. Поразил деревянный брус: качество не ахти, а цена довольно высокая. Отыскав товароведа, он попросил показать ему накладные. Документы были в порядке, и Кирилл, вернув их, поехал в другой магазин. Там история повторилась. Удивленный, он отправился в офис, чтобы поговорить с Олегом.

Рабочий день закончился час назад, но Рассказов был еще на месте, в своем кабинете, укладывал в сейф какие-то бумаги. Увидев приятеля, спросил:

— Ну как, проводил?

— Да, — кивнул Кирилл и, не теряя времени, рассказал про свой визит в магазины и некачественный брус по высокой цене.

Олег сконфузился, начал смущенно оправдываться:

— Виноват, шеф, проморгал! Понимаешь, закрутился совсем! Но ты не волнуйся, я непременно с ними разберусь. В самое ближайшее время.

— Займись этим прямо завтра. Да, кстати, я хочу на следующей неделе провести ревизию на всех складах.

— Наверное, и впрямь пора, — согласился Рассказов, повернулся к сейфу и достал бутылку коньяка, две стопки.

«С чего бы это вдруг?» — удивился Кирилл, но приятель тут же и пояснил:

— Жениться вот собрался. Так что давай за это выпьем.

Рябинкин не переставал удивляться. Олег всегда был скрытным, но не до такой же степени! Наверное, это кто-нибудь из старых подруг. Какой-то девушке удалось все же захомутать закоренелого холостяка, изощренным, хитрым способом подвести к мысли о законном браке. Наверное, ей пришлось сильно постараться.

— Я знаю эту счастливицу?

— Знаешь, — хитро улыбнулся Олег, но имени почему-то не назвал. — Ну, давай, за мою будущую семейную жизнь!

Они чокнулись, Кирилл выпил, Рассказов не успел: только поднес рюмку ко рту, как зазвонил сотовый телефон на столе. Прижав трубку к уху, он сказал:

— Да. Привет. О-о, черт! Извини, совсем забыл. Все, уже выхожу! — Убирая мобильник в карман, пояснил: — Наташа, сестра. Обещал утром завезти тетке лекарство, она без него не может, да забыл, закрутился. Ты домой?

— Нет, я немного поработаю, — ответил Рябинкин и направился в свой кабинет.

Уходя, Олег заглянул к нему, чтобы попрощаться.

Когда Кирилл вышел из офиса, было уже совсем темно. Накрапывал мелкий дождик, непроницаемо черное небо нависло над землей.

Направляясь к машине, Рябинкин вдруг подумал о том, что быть холостым не так уж плохо. Вот придет он сейчас домой, достанет из бара коньяк, сядет в кресло перед телевизором и проведет в полном одиночестве прекрасный тихий вечер. Нужно только в магазин по пути заглянуть, затариться продуктами — консервами, какими-нибудь полуфабрикатами, ими сейчас все супермаркеты завалены.

Он был настолько поглощен своими мыслями, что не услышал шагов за спиной. А когда услышал и захотел обернуться, было уже поздно: на голову ему обрушилось что-то тяжелое, и сознание, разорвавшись на тысячи кусков, померкло.

Очнулся Кирилл от ощущения холода и промозглой сырости. Сверху капало, снизу было что-то неудобное, корявое, под щекой — гладкий и холодный металл. Все его мышцы одеревенели, голова, наполненная мучительным гулом, раскалывалась от боли. Кирилл попытался встать и застонал. А потом глаза его расширились от ужаса: ему навстречу, мерцая ослепительно красным огнем и издавая грозный вой, неслось чудовище. Земля под лапами огненного монстра дрожала и тряслась.

Рябинкин помотал головой и зажмурил глаза, надеясь, что это страшный сон и что видение исчезнет. А когда открыл их, то отчетливо понял, что это никакой не сон и если сейчас, сию же минуту он не уберется отсюда, то от него одно только мокрое место и останется. Теперь до него, наконец, дошло, что лежит он на рельсах и на него мчится, ревя и громыхая, поезд. Жуткое открытие придало прыти: он встал на четвереньки, потом попытался принять вертикальное положение, но ноги задрожали, подкосились. Так, на четвереньках, он и уполз в сторону, а буквально через минуту или две мимо его головы пронесся пассажирский состав.

Уже будучи в безопасности, Кирилл понял, как близко от него прошла смерть. Помедли он еще чуть-чуть, его жена стала бы вдовой, а сын — сиротой.

Кирилл не верил в Бога, но в то мгновение подумал, что непременно пойдет в церковь и поставит свечку. И закажет благодарственный молебен за свое чудесное спасение.

Сидя на каком-то трухлявом пне напротив железнодорожной насыпи, Рябинкин силился понять, как он оказался на рельсах. Что он вообще мог тут делать? В голове кружились, словно мотыльки вокруг лампы, обрывки воспоминаний. Вот он привозит на вокзал Оксану, потом сажает ее в поезд, машет ей с перрона рукой… Что дальше? Что было потом? Неужели он, проводив жену, отправился бродить по шпалам, а потом так утомился, что заснул прямо на железнодорожном полотне? Эта мысль почему-то вызвала у него сумасшедшее веселье, и он засмеялся хрипло, судорожно, но потом зажал себе рот, испугавшись, не слышит ли его кто? Впрочем, кто мог его слышать? Даже филины, если они тут водились, спрятались от непогоды. Вокруг было тихо, только дождь монотонно стучал по листьям деревьев, да гудели провода над железнодорожными путями.

Вскоре стало ясно, отчего гудят провода. Мимо пронесся тяжелый товарный состав, и Рябинкин снова возблагодарил Бога за свое спасение. И опять задумался над загадкой своего появления тут.

Неужели он, нормальный взрослый человек, примерный семьянин, владелец двух магазинов стройматериалов, вдруг взял и ни с того ни с сего уснул на рельсах? Кажется, что-то похожее он где-то уже читал. Люди внезапно теряли память и обнаруживали себя идущими по рельсам или стоящими возле какой-нибудь станции. И никто, ни они сами, ни медицинские светила, ни самые умные ученые не могли сказать, что с этими людьми произошло на самом деле. Высказывались разные версии, начиная с опытов спецслужб и кончая похищением инопланетянами. Но ни одна из гипотез не имела подтверждения. Только все это к Рябинкину не относилось, потому что потерявшие память люди никогда не засыпали на рельсах. Они просто обнаруживали себя идущими по неизвестной им местности.

Нет, это не то. А вот еще, из теленовостей, кажется… Какой-то британец, директор довольно крупной компании напился в стельку и уснул на рельсах. Из-за него пришлось остановить движение поездов. А потом бедолагу уволили с работы.

Неужели и Кирилл, интеллигентный человек, директор фирмы и примерный семьянин, тоже ни с того ни с сего допился до чертиков и уснул на рельсах?

Дождь зашумел сильнее, яростно и сердито забарабанил по листьям. Рябинкин поежился от холода. Мокрая рубашка прилипла к телу. Он потрогал ее рукой, принюхался. Пахло водкой. Неужели все-таки напился? Но тогда все равно не понятно, как он оказался здесь, возле железной дороги. И зачем сидит тут, вместо того чтобы идти к себе домой? Кстати, где его дом?

Голова болела нестерпимо. Рябинкин осторожно прикоснулся к ней — цела ли? — и нащупал закоченевшими пальцами огромную шишку. Волосы были мокрыми, но в темноте он не мог разобрать, что это — кровь или просто дождевая вода.

А дождь уже лился потоками, будто в небе кто-то пробил большую дыру. Или открыл невидимый шлюз. Струи воды стремительно неслись на землю, железную дорогу скрыла сплошная стена.

Кирилл поднялся, опираясь на шершавый ствол дерева, прошел сквозь лесополосу и оказался на трассе. Мимо него, окутанный брызгами, пронесся автомобиль, потом еще один.

Он очень удивился, когда увидел на обочине свою машину. «Лексус», мокрый, блестящий от воды, мирно дремал на обочине, дожидаясь хозяина, будто верный пес. Это была еще одна загадка.

Рябинкин открыл дверцу, но, прежде чем забраться в машину, достал из кармашка на спинке кресла полотенце и обтер руки, а потом попытался очистить от грязи брюки. Сообразив, что это дело безнадежное, бросил полотенце на пол и уселся за руль. И сразу же почувствовал, что под ногами что-то перекатывается. Нагнувшись, поднял бутылку, на дне которой плескалась прозрачная жидкость, и прочитал название на этикетке: «Матрица». Никогда такой не покупал! Отвинтив пробку, понюхал. Точно, водка! Откуда она тут взялась? Он приоткрыл дверь и, брезгливо поморщившись, выбросил бутылку наружу. Потом посмотрел на свои слегка дрожащие руки и нервным движением вытер их о брюки.

Только посидев немного в салоне автомобиля, таком знакомом, теплом и родном, Рябинкин, наконец, вспомнил, что было после того, как он проводил жену. Он заехал в два магазина, вернулся в офис, поговорил с Олегом, после чего допоздна работал у себя в кабинете. И не пил ничего, кроме чашки растворимого кофе и одной-единственной маленькой стопки коньяка у Рассказова в кабинете. А потом закрыл кабинет, вышел из офиса и… Дальше в памяти был провал, огромный и черный, как космическая дыра, плывущая по Вселенной. Кирилл снова притронулся к голове и нащупал большую шишку, которая не давала усомниться в том, что кто-то оглушил его, а потом привез сюда и положил на рельсы. Возможно даже, ему дали понюхать эфиру или еще какой-нибудь гадости в том же роде, чтобы он не очухался раньше времени и не ушел. Но зачем они это сделали? Если хотели ограбить, то почему не забрали ни машину, ни борсетку с деньгами и документами? И зачем пригнали сюда «лексус»? И почему облили его рубашку водкой, бросили бутылку в машине?

Напрашивался только один вывод: кому-то очень хотелось представить убийство как несчастный случай. Напился человек, уснул на рельсах, попал под — поезд. Только вот машина…

«Лексус», оставленный неподалеку от места трагедии, должен был навести милицию на иную мысль. Человек решил свести счеты с жизнью, приехал сюда, выпил для храбрости. А потом вышел из машины и бросился под поезд.

Рябинкину опять припомнились все «случайности», преследовавшие его в последнее время. Черное море, в котором он чуть не утонул; камень, летящий прямо ему на голову; падение с лестницы… Каждый из этих эпизодов мог быть случайным, однако сегодняшнее происшествие явно выбивалось из общего ряда. Можно, конечно, предположить, что в приступе лунатизма он приехал сюда, облился водкой и преспокойно улегся спать на рельсы. И по голове тоже сам себя звезданул! Однако предположить такое способен лишь человек с явными отклонениями в психике.

Но кому так сильно хочется, чтобы он умер? Кто ударил его по голове и бросил на рельсы?

Рябинкин не мог назвать ни одного человека, желавшего ему смерти. Кому он перешел дорогу? Конкуренту по бизнесу? Ерунда! Теперь из-за этого не убивают. Конечно, всякое иногда случается. Бывает, что партнеры вдруг становятся соперниками…

Главным его партнером был Рассказов, но предположение, что тот вдруг решил разделаться с Кириллом, старым своим другом, выглядело нелепым. Из-за чего Олег мог желать ему смерти?

Голова, будто свинцом налитая, болела безумно, и Кирилл решил отложить дальнейшие размышления на утро. Движением, уже ставшим привычным, он потрогал шишку на затылке и завел двигатель.

Утром Рябинкин позвонил в офис и сказал Олегу, что немного приболел, собирается отлежаться дома в течение двух-трех дней. Он и в самом деле чувствовал себя отвратительно, и не только из-за удара по голове. Немудрено, что все мышцы у него ныли, а в горле першило — пролежав столько времени на сырой земле под моросящим дождем, занедужил бы и слон.

Рассказов отнесся к его болезни с сочувственным пониманием, однако Кирилл уловил в голосе приятеля снисходительную насмешку: понятно, что это за болезнь! Отправил жену к родителям и решил отметить знаменательное событие, да так увлекся, что теперь не может сделать и шага из дома.

Все три дня, что Кирилл валялся на диване, пытаясь читать книгу или смотреть телевизор, его посещали самые разные мысли по поводу произошедших с ним неприятностей — начиная с неудачного купания в Черном море и кончая приключением на рельсах. Если, конечно, такой эпизод можно назвать приключением.

К концу этого незапланированного трехдневного отпуска у него появилось несколько идей, которые следовало еще хорошенько обдумать. Однако в процесс обдумывания вмешалась Оксана, нежданно-негаданно вернувшаяся домой к вечеру.

Кирилл был прав, предполагая, что она не высидит в Муроме и недели. Он взял из рук жены сумку и спросил:

— Чего ж ты, Ксюш, не позвонила? Я бы тебя встретил.

— Ничего страшного, милый, я замечательно и на такси доехала. Я звонила тебе в офис, и мне сказали, что ты заболел. Бедненький ты мой! — И она чмокнула его в щеку.

Непривычно ласковые интонации в голосе жены удивили Кирилла, равно как и то, что она позвонила почему-то в офис, а не ему на мобильный телефон.

Он видел, что Оксана, хоть и пытается выглядеть заботливой и нежной, чем-то сильно удручена, даже раздражена. Впрочем, это дело обычное: именно такой она чаще всего и возвращается от родителей. Наверное, опять поругалась с матерью, в каждый ее приезд в Муром между мамой и дочкой происходят маленькие родственные стычки. Теща, женщина упрямая и злоязычная, держала мужа под пятой и пыталась загнать туда же свою единственную дочь, но не вышло — нашла коса на камень. Кирилл знал, что Оксана и в Москву укатила сразу же после окончания школы во многом из-за матери. Ей хотелось самостоятельности, а рядом с родителями об этом невозможно было и мечтать.

Жена пошла в душ, потом, заглянув в холодильник, начала настойчиво интересоваться его здоровьем, но он отделался фразой: «Простыл немного, где-то просквозило, но сегодня уже все прошло». Она посмотрела на него недоверчиво, однако темы этой больше касаться не стала.

На четвертый день утром Рябинкин явился на работу, где сразу же и объявил, что летит в Карелию, чтобы договориться о прямых поставках пиломатериалов. Олег не удивился, так как они давно поговаривали об этой командировке, только засомневался:

— А стоит ли прямо сейчас? Ты что-то неважно выглядишь. И потом, ты же говорил о проверке на складах…

— Проверка немного подождет. А я чувствую себя великолепно, — возразил Кирилл. — И чутье мне подсказывает, что если я не улечу сегодня, то потом будет поздно. Упустим шанс.

Не удивилась и жена, когда вечером он рассказал ей о командировке в Карелию, лишь спросила:

— Надолго едешь?

— Нет. Туда и обратно. Думаю, за день обернусь, так что жди послезавтра.

Ее глаза удовлетворенно сверкнули, и Кирилл принялся гадать, к чему относится эта радость: к тому, что любимый муж оставляет ее совсем ненадолго, или к тому, что он, постылый, уезжает на целых два дня?

Оксана помогла ему собраться в дорогу и заметила, что завтра утром собирается к своему парикмахеру, а потом хочет прошвырнуться по магазинам.

— Не мешало бы сменить шторы в спальне, — пробормотала она, аккуратно укладывая в сумку бритвенные принадлежности мужа.

Рябинкин не считал, что шторы, купленные год назад, требуют замены, но возражать не стал. Если хочет, пусть покупает новые. Чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не плакало!

Утром Олег предложил отвезти его в аэропорт, но Кирилл отказался, сказал, что его повезет Костя, водитель, он уже об этом знает.

В аэропорту Рябинкин отпустил водителя, а когда тот уехал, взял такси и поехал домой. На случай, если жена еще не ушла, он приготовил фразу о густом тумане, опустившемся на город Петрозаводск, и о задержке рейса на неопределенное время.

В лифте он снова пощупал маленький пакетик, лежащий в кармане. У него не было практики в установке «жучков», но он очень надеялся, что это не такая уж сложная задача.

Войдя в квартиру, Кирилл сразу понял, что Оксана еще дома: в гостиной играла громкая музыка. Он скинул туфли, прошел через холл. Комната была пуста. Тогда он подошел к спальне и встал за приоткрытой дверью. Жена разговаривала с кем-то по телефону.

Он слышал ее певучий ласковый голос:

— Да, милый, ты совершенно прав. Нет, я нисколечко не расстроена, я готова ждать сколько угодно. Но хотелось бы побыстрее. Неплохо было бы немного поторопиться. Да, я понимаю, ты не виноват, так получилось, потому что череп у моего мужа слишком прочный, а реакция быстрая. Не забывай, этот урод служил в десанте. Ах, ты не представляешь, как мне хочется, чтобы его самолет упал и разбился! Тогда никаких проблем не было бы. А может, он и правда возьмет да шмякнется вниз? — Она засмеялась.

Ненависть, прозвучавшая в ее голосе, так поразила Кирилла, что он непроизвольно сжал кулаки. Интересно, что она запела бы, если бы он сейчас вошел и заявил, что все слышал? Впрочем, нет, не стоит этого делать. Она выкрутится, она это умеет. Начнет что-нибудь сочинять, а он возьмет да и поверит.

Рябинкин горько усмехнулся. Выходит, он урод? Вот уж никогда бы не подумал, что услышит такую характеристику из уст любимой жены. Хотя чего удивляться, разве ж он мог подумать, что она так сильно его ненавидит? Ну, понятно, могла разлюбить, но чтобы так ненавидеть… И главное, за что? За то, что любил ее, старался выполнить любую ее прихоть? Даже Ларису и сына оставил ради нее.

Рябинкин снова нащупал в кармане маленький пакетик и подумал, что теперь с прослушкой можно особо не торопиться. Как удачно получилось, что Оксана не успела уйти в свою парикмахерскую!

Однако сделанное им открытие не радовало: до настоящей минуты в глубине его души еще теплилась надежда на то, что он все-таки ошибается. Но никакой ошибки не было, и надежда тихо умерла.

Оксана между тем продолжала:

— Значит, операция откладывается на пару дней. Ничего, любимый, не огорчайся, зато у нас будет отличная возможность получше подготовиться. Так, чтобы не случилось опять прокола. Деньги? Не думай о них, дорогой, трать сколько нужно. Очень скоро наши расходы окупятся. Ах, я тоже очень тебя люблю, дорогой!

Рябинкин понял, что разговор близок к завершению. Он уже хотел отступить от двери и незаметно уйти, но возглас жены остановил его:

— Погоди, Олежек! Мы не договорились о деталях. Да, ты прав, это не по телефону! Думаешь, он установил прослушку? Ну что ты, милый, он не настолько умен, как ты предполагаешь! Он ни о чем не догадывается. Где мы с тобой встретимся? Хорошо, жду твоего звонка. Я очень, очень соскучилась! Ты даже не представляешь, как я рада, что он уехал. Но лучше бы он убрался навсегда. Видеть не могу его глупую рожу!

Дальше последовали длинные и бурные заверения в любви, что дало Кириллу возможность спокойно выйти из квартиры.

На улице слегка дрожащими пальцами он вынул из пачки сигарету и закурил. Столько нелицеприятных эпитетов из уст родной жены кого хочешь выбьют из колеи!

Рябинкин направился к стоянке, где его ждал «лексус», успокаивая себя тем, что услышал то, что и ожидал услышать. И все же слова жены вызвали у него шок. Одно дело — подозревать, другое — полностью убедиться в своих подозрениях.

Его душили гнев и ярость. Предательство тех, кого считаешь самыми близкими людьми, — жестокое испытание для любого человека, каким бы сильным он себя ни ощущал. Еще невыносимее казалась мысль, что эти двое не только обманули его, смеялись у него за спиной, но и хотели убить. Сделать так, чтобы он исчез не только из их жизни, но и из этого мира. И до сих пор хотят, только о том и мечтают. Обсуждают его смерть так, словно речь идет о походе в кино или покупке пачки стирального порошка. Мерзавцы! Пальцы его снова сжались в кулаки.

Почему они так хотят от него избавиться? Жена могла бы просто честно признаться, что полюбила другого, он не стал бы чинить ей препятствий. Конечно, радостных чувств Кирилл не испытал бы, но жизнь есть жизнь, многие женятся, а потом разводятся. Он ведь и сам ушел от Ларисы, когда встретил Оксану.

Впрочем, незачем задавать себе вопрос, ответ на который лежит на поверхности. Все дело в жадности. Оксана не любит его, но не хочет расставаться с теми благами, которые он ей дает. Когда его не станет, она получит все: квартиру, обе машины и, главное, фирму. Конечно, ее любовник неплохо обеспечен, но разве можно сравнить менеджера, имеющего приличную зарплату, с хозяином предприятия?

Но каков Олег! А ведь Кирилл нисколько не сомневался в дружбе человека, с которым знаком с юности. Как он, должно быть, ненавидит его, завидует ему, если решился на такое!

Тут он опять вспомнил давнишний разговор с бывшей бухгалтершей. Вот, значит, почему уволилась Ольга Артюхина! Она знала, видела то, чего не замечал он, но сказать об этом боялась. Наверное, она сразу раскусила Олега, поняла, что не стоит становиться у него на пути, потому что ради своей выгоды он пойдет на все, даже на убийство.

Теперь Рябинкин был полностью уверен, что тот, кто считался лучшим его другом и правой рукой, давно обкрадывает его. И плохого качества брус по высокой цене в магазинах — тоже дело рук Олега. Только он мог договориться с поставщиками так, чтобы они выписали по два экземпляра накладных: с настоящими и завышенными ценами. К желанию получить чужую фирму и чужую жену добавился и страх разоблачения.

Кирилл сел в машину и выехал со стоянки, прикидывая, у кого бы остановиться. Пусть его недруги и дальше думают, что он улетел в Петрозаводск.

Родственников в Москве у Рябинкина не было, кроме троюродной сестры, пятидесятилетней Валентины, с которой он практически не общался, да старой, выжившей из ума тетки, Валентининой матери. Он принялся перебирать в уме приятелей, у которых можно было бы пожить несколько дней. У одного жена и двое маленьких ребятишек, с другим он не виделся уже года три-четыре…

И все же, что эти двое собираются предпринять? Какой изощренный способ придумали, чтобы свести его в могилу?

Кирилл понимал, что Рассказов, мечтающий от него избавиться, не остановится ни перед чем. И Оксана в этом ему поможет. Жаль, что Олег не выложил свой план по телефону, по ответным репликам жены можно было бы понять если не детали, то хотя бы направление мыслей этого негодяя.

Зажегся красный, поток машин остановился.

Что же будет дальше?

Да все что угодно! Например, взрывное устройство, прикрепленное к днищу его машины. Или испорченные тормоза. Рябинкин четко представил, нет, даже не представил, а ощутил живо и явственно, как жмет на педаль, а она проваливается, и он на огромной скорости несется навстречу своей смерти, но ничего изменить уже не может.

Сзади просигналил автомобиль, и Кирилл, стоявший на перекрестке, отогнав жуткое видение, глянул на светофор: загорелся зеленый свет.

Глава 12

Альбину разбудил телефонный звонок. Незнакомый мужской голос, хриплый и неприятный, поинтересовался:

— Ты еще тут, куколка? Имей в виду: завтра с утра рабочие придут, начнут делать ремонт. В девять, самое позднее — в десять. Очень надеюсь, что ты уберешься до этого времени. Не создавай себе и нам проблем, ладно? Я ясно выражаюсь? — И, не дожидаясь ответа, мужчина бросил трубку.

Остатки сна мгновенно улетучились. Альбина сползла с кровати, накинула халат, сунула ноги в тапочки и поплелась в ванную умываться, думая о том, что у нее впереди еще целый день. И целая ночь. Наверное, такими словами утешает себя приговоренный к смерти.

Аппетита не было, и все же она пошла на кухню, чтобы сварить себе кофе.

Кухня выглядела так, словно по ней ураган пронесся. Понимая, что не сможет увезти мебель, Вадим перевернул все вверх дном. Дверца подвесного шкафа болталась на единственной петле, все горизонтальные поверхности были заставлены посудой и засыпаны крупами, на полу валялись осколки тарелок.

Порывшись в шкафчике, основательно разграбленном Вадимом, Альбина нашла банку с остатками молотого кофе, насыпала порошок в джезву, плеснула воды из-под крана и поставила на огонь.

Конечно, она может пойти в милицию или в юридическую консультацию, но что это изменит в данной ситуации? Завтра утром ее выкинут из квартиры, и куда, спрашивается, ей идти? На вокзал? В приют для бездомных?

Жаль, что тетя Зина уехала, какое-то время можно было бы перекантоваться у нее. А потом, возможно, что-нибудь бы да изменилось. В лучшую сторону.

Эта мысль заставила Альбину горько усмехнуться. С какой стати что-нибудь должно меняться к лучшему, если об этом никто не позаботится? Неужели она так глупа, что до сих пор верит в добрых волшебников?

Она снова вспомнила отца. Вот кто был для нее добрым волшебником! Только раньше она об этом не задумывалась, принимала его заботу как должное. А теперь уже поздно, думай не думай, плачь не плачь — отца не вернешь.

И почему так получилось с квартирой? Может, все это блеф? Но ведь она своими глазами видела договор, что ей показывала Татьяна Сергеевна, а также свидетельство из регистрационной палаты, на котором она успела прочесть фамилию нового владельца ее жилья. Какой-то Сергеев… Откуда он взялся, этот Сергеев? Неужели это тот, хрипатый, пугавший ее по телефону?

Видела Альбина и собственную подпись на договоре. Наверняка поддельную, хотя и очень похожую. Она и сама не отличила бы ее от настоящей. Но чтобы доказать, что ты не верблюд, нужно долго и упорно таскаться по разным инстанциям, собирать справки и платить деньги адвокатам. И даже если забыть о пропавшем паспорте и отсутствии денег, где все это время она будет жить? На вокзале? Или в подъезде собственного дома, как бездомная кошка?

Вода в джезве вспенилась, забурлила, перелилась через край и с шипением загасила пламя. Альбина вздохнула, встала со стула, выключила горелку и вылила остатки кофе в чашку. Кофе получился отвратительным на вкус, но она все же выпила эту бурду, надеясь, что это взбодрит ее, прояснит мысли. Ей очень хотелось придумать что-нибудь эдакое, одним махом решающее все проблемы.

Ничего эдакого в голову не приходило, и Альбина занялась разборкой вещей. Нашла большую сумку, стала складывать в нее свою одежду. Положила штук шесть любимых книг, потом вздохнула и оставила ровно половину, остальные выложила.

Во втором часу дня в дверь позвонили, и она отправилась открывать, гадая, кто это может быть. После неприятного телефонного звонка Альбина сильно надеялась, что хотя бы до завтрашнего утра ее оставят в покое.

На пороге с пластиковым пакетом в руках стояла Светлана.

— У меня есть полтора часа, потом нужно ехать за мальчишками в школу, — протараторила подруга, скидывая туфли и вышагивая прямиком на кухню. — Маме сегодня получше, но все равно еще лежит. Вот это да! — Последняя фраза относилась к кухне, разоренной Вадимом. — Ужас! Ну и сволочь же он, твой Вадик! — возмутилась Светка.

— Уже не мой. Да и какая разница, что теперь с кухней, — прокомментировала Альбина. — Теперь уже все равно.

И она рассказала про телефонный звонок, про незнакомца, напомнившего, что у нее остался всего один день. И одна ночь. Света, с видом Деда Мороза достававшая из пакета сыр и пирожные, только ахала. Потом ужаснулась:

— И холодильник уволок, скотина!

— Что будешь — чай, кофе? — спросила Альбина. — Только кофе дрянной. Я только что пила.

— A-а, все равно, — протянула подруга сердито. — Лучше чай. Дай ножик, сыр порезать. Я сегодня не завтракала. И не обедала.

Они если сыр без хлеба, которого в доме не было, и пили чай с пирожными. Светлана рассказала, что ее муж позвонил с работы и изложил все, что ему удалось выяснить по поводу Вадима. Благо комиссия из министерства к ним не приехала. Что-то там у них изменилось по срокам. А Игорь, надо сказать, узнал немало.

Примерно год назад Вадим подсел на рулетку. Первое время он даже выигрывал, но потом удача от него отвернулась. Однако поначалу он проигрывал понемногу, боялся ставить большие суммы. Но постепенно азарт так его захватил, что он стал играть по-крупному. Проигрывал, занимал деньги у друзей и знакомых, снова проигрывал, снова занимал. Долги росли, кредиторы приставали к нему с требованием вернуть деньги. Вадим дошел до того, что брал деньги в одном месте, чтобы вернуть долг в другом, но по пути останавливал машину возле какого-нибудь игрового зала, заходил туда, присаживался к автомату и спускал все.

Ему начали угрожать. Нужно было что-то предпринимать, и тут очень «удачно» тяжело заболел тесть. Контроль над денежными потоками ослаб, Егоров почти беспрепятственно запускал лапу в кассу. Но расплатиться с долгами все равно не мог. Да и играть хотелось. Как и любой азартный игрок, Вадим очень надеялся, что когда-нибудь ему сказочно повезет, и он не только отыграется, раздаст все долги, но и окажется в большой прибыли. Даже разбогатеет. Только обыграть казино, особенно в нашей стране, еще никому не удавалось.

Когда Егоров узнал, что без операции Георгий Степанович долго не протянет, он понял, что получил шанс. Кредиторы нажимали, и он клялся, что очень скоро тесть помрет, Альбине достанется наследство, и тогда он раздаст все долги до последней копейки. Ему не очень верили, говорили, что тесть может и не умереть. Или жена не захочет с ним делиться и оплачивать его долги. А то и вовсе на развод подаст. И когда кто-то из кредиторов предложил ускорить дело, Вадим согласился.

— Но как ему удалось оформить фирму на себя? — удивилась Альбина.

— Не на себя, — покачала головой Светка, — на чужого дядю. Этот дядя все и организовал. И в результате ты осталась голой и босой. Слыхала небось про рейдерство? Короче, они применили самую простую схему по уводу чужой собственности. Тем более что протестовать было некому. Твой отец болел, а потом умер, и всеми делами заправлял Вадик.

Тут Альбине вновь пришла в голову прежняя мысль: умереть отцу помог ее муж. Теперь она была почти уверена, что Вадим сказал ему что-то ужасное, настолько взволновавшее Георгия Степановича, что больное сердце не выдержало и остановилось.

Игорь разъяснил Светлане, как все произошло. Негодяи сфальсифицировали учредительские документы фирмы и пошли с ними в налоговые органы, чтобы сменить генерального директора. Зарегистрировали бумаги — и всё, дело сделано, фирма перешла к новому хозяину.

— Так просто? — не поверила Альбина.

— Угу. Таким вот нехитрым способом оттяпано уже немало предприятий.

— Но ведь это незаконно… можно пойти в суд!

— Вот и пойди. Пока будешь судиться, они все распродадут, а потом над тобой еще и посмеются. Ищи-свищи свое имущество, которое уже куплено другими людьми, добросовестными приобретателями.

— Ты считаешь, что никаких шансов нет?

Светка пожала плечами:

— Шансы всегда есть. Вопрос, насколько они велики, эти шансы. И стоят ли они тех денег, которые тебе придется потратить.

— А квартира, Свет? Как же моя квартира?

— А что квартира? Ты ведь сама даже не знаешь, что подписывала и где, — проворчала подруга, давая понять, что вот она такой глупости никогда бы не совершила. — И паспорт свой прошляпила. Ну как можно не знать, где твой паспорт и когда ты его видела в последний раз?!

— Ну, глупая я, глупая, — согласилась Альбина горько.

— Теперь уж поздно каяться. Между прочим, не ты одна такая. Вот недавно прочла в газете, как какой-то тетке помогли продать большущую квартиру почти что в центре Москвы и купить дом в пригороде. Она все мечтала о жизни на свежем воздухе. Домечталась, простофиля! Приезжает по адресу, а там… — Светлана сделала интригующую паузу.

— И что там?

— Свежего воздуха хоть отбавляй. А вокруг — сплошные могилы. Кресты и памятники. Короче, показывали ей одно, а потом оказалось, что купила она совсем другое. Хибару на краю кладбища. Вот и бегает она теперь, пытается отсудить свою квартиру назад, да никак не получается, потому как ту квартиру уже четыре раза перепродали. Добросовестным покупателям, которые даже не догадывались, что первую владелицу обдурили. Объегорили, как тебя твой Егоров.

— И что ж мне теперь делать? Может, поехать в эту самую Смоленскую область, узнать, что там за жилье? Может, его продать можно?

— Езжай, коли охота. Только будь уверена: жилье твое — старая убогая развалюха, и кроме тебя там прописано еще человек пятьдесят, — предрекла Светка. — Вот недавно по телику видела…

Но Альбина уже не слушала. Конечно, ее подруга — женщина умная, много знает, газеты читает, передачи про криминал по телевизору смотрит, ее никто никогда не облапошит. Да и муж у нее бывший мент, вряд ли кто-нибудь захочет иметь с ним дело. А у Альбины никого на белом свете теперь нет. Одна только Светка и осталась.

— …можно, конечно, засадить его в тюрьму, — продолжала Светлана, — но что это даст?

— О ком это ты?

— Ты меня не слушаешь, что ли? О муженьке твоем, Вадике. Думаю, что ты все равно с него ничего не стрясешь, даже если засудишь гада. Он, поди, уже все деньги промотал да кредиторам раздал. Но можешь за него не переживать…

— Так я и не переживаю!

— Можешь за него не переживать, он из тебя все выжал, что мог, и нашел себе новую дуру с тугим кошельком.

— Кого это?

— Ту рыжую, с которой ты его видела.

И Светлана пояснила, что рыжая дама — сорокалетняя вдова одного московского издателя. Издатель скончался год назад, и теперь веселая вдовушка, которую супруг держал в черном теле, отрывается на полную катушку, транжирит наследство. В Вадима она влюблена, как оголтелая кошка, денег для него не жалеет, открыла неограниченный кредит и потакает всем желаниям красавчика.

— Но ты не расстраивайся, Алька. Как только Вадик твой разбазарит вдовушкины денежки — а с учетом его порочной страсти к азартным играм случится это очень быстро, — то сразу же ее бросит. Если до этого времени его не посадят в тюрьму или кредиторы не замочат. Несчастная женщина, не знает, что ее ждет в будущем!

— Знаешь, в данной ситуации меня больше беспокоит мое будущее, — грустно заметила Альбина. — Мне-то что делать? Хоть бы работа какая была!

Светлана задумалась на секунду, потом не слишком решительно произнесла:

— Конечно, я могу с Игорем насчет тебя поговорить. У них наверняка кто-нибудь требуется. Хотя бы уборщица. Но не знаю, согласится ли он тебя без документов принять. Их в последнее время постоянно трясут, достали всякими проверками. А тут ты без паспорта. Ох, горе луковое, хоть бы паспорт был! Да и жить тебе где?

Альбина ждала, что подруга предложит ей хотя бы немного пожить в ее четырехкомнатной квартире. Светка, как видно, поняла, о чем та думает, и замямлила, пряча глаза:

— Конечно, ты бы могла переехать к нам, но ведь у нас и так тесно, сама знаешь. Мама бедная ютится в крошечной комнатушке, жалуется, что воздуха ей не хватает. Но не могу же я в мамину комнату мальчишек затолкать, а ее переселить в детскую. Детям ведь простор нужен для игр. И Игорю без кабинета никак, сама понимаешь, должность у него какая!

— Понимаю.

— Ну не будешь же ты на кухне спать, на раскладушке, в самом-то деле?

Альбина промолчала, хотя и считала, что лучше спать в кухне на раскладушке, чем бомжевать по вокзалам и подвалам.

— Вот раньше дворникам жилье давали на первых этажах. Но то было раньше. Даже и не знаю, что придумать. Эх, куда бы тебя пристроить? Не пойдешь же ты ко мне домработницей? — неискренне засмеялась Светлана, но, покосившись на подругу, внезапно оборвала смех.

Да, они дружат с детства, и Светка ни разу не усомнилась в порядочности подруги. И все же… Игорь любит ее и мальчишек, но разве можно доверять мужчинам? Вот доверилась одна такая своему мужу и что в результате имеет? Сидит теперь на разоренной кухне и горюет.

Игорек — человек скрытный, Светлана никогда не знает, что у него на уме. Не знает и того, где он бывает и что делает вне дома. А если, как Вадим, как многие другие мужики, налево посматривает? А тут на тебе — молодая и красивая женщина появилась в их доме, к тому же одинокая. Нет, собственными руками она свое семейное гнездо рушить не станет!

— Я так брякнула, ты не обижайся. Мне домработница не нужна, я сама у нас вместо домработницы. Да и не привыкли мы к помощи со стороны. Это в вашем доме то няни, то помощницы по хозяйству вечно толкались. А кстати, как там твоя тетя Зина поживает? — Светлана ловко перевела разговор на другую, безопасную тему.

— Уехала. Мама у нее заболела, — уныло сообщила Альбина.

Света подняла глаза на подругу и увидела, что та смотрит на нее с надеждой. Как преданная собака на своего хозяина. Привыкла полагаться на других, вот и ждет теперь помощи. А что Светлана может, если сама во всем от мужа зависит?

Ну почему Алька такая дурочка? Хорошая девчонка, добрая, но совсем бесхитростная и доверчивая. Наивная, будто дитя малое. Разве же можно так людям доверять? Особенно собственному мужу? И как она могла проворонить квартиру? Ладно, фирму прозевала, это еще понять можно, но отдать кому-то собственное жилье! Вот со Светланой такого никогда бы не приключилось.

Она открыла сумочку, порылась в ней и нашарила ключи. Достала их, положила на стол перед Альбиной.

— Вот, возьми. У матери полгода назад сестра умерла, оставила в наследство дом во Владимирской области. Деревня Кобылкино, совсем недалеко от электрички. Домик, правда, небольшой, две комнатки и кухня. Из удобств только электричество. Вода во дворе, в колодце. Но это ничего, все равно скоро лето, так что не замерзнешь. А там, глядишь, что-нибудь придумаем. Тетка в домике том все лето жила, радовалась, осенью в город уезжать не хотела. Мне, кстати, тоже там очень нравилось. — И Светка принялась расписывать кобылкинские красоты: лес, ягоды-грибы и прочие прелести.

Альбина взяла ключи, положила их в сумочку. Потом, вспомнив про деньги, стала стягивать с пальца обручальное кольцо.

— Хочу в ломбард отнести, но, боюсь, без паспорта не возьмут. Может, ты отдашь им, по своему паспорту?

— Оставь. Да и какие там деньги за него дадут, так, копейки! — Светка снова открыла сумочку и вытащила кошелек. — Вот, три тысячи, больше дать не могу, сильно поистратилась, матери лекарство очень дорогое пришлось покупать.

Сперва она хотела дать тысяч шесть, но потом пожалела и вынула из кошелька только три тысячные купюры. Все равно ведь не вернет Алька. Откуда ей теперь взять? А Светлане детей кормить-одевать нужно. У подруги-то детей нет. И потом, вчера в одном магазине она увидела шикарный костюмчик, но денег не хватало, и она решила вернуться туда на следующий день. Если отдать Альбине шесть тысяч, на обновку как раз и не хватит. Придется клянчить у Игоря. А он опять станет нудить: «Куда деньги дела, неделю назад целую кучу бабок тебе отвалил! Не напасешься на тебя, транжиру!»

Глава 13

В городе уже давно царила весна. По ночам было еще довольно прохладно, однако днем солнце пригревало так, что народ, скинув ветровки, пиджаки, джемпера, всерьез задумался об отпуске и заспешил в магазины — покупать купальники, летнюю одежку и прочие вещи, без которых никак не обойтись на отдыхе. Ведь лето уже не за горами!

Девушки на радость мужскому полу надели коротенькие юбочки и босоножки. На своих участках копошились довольные дачники. Снег, еще две недели назад лежавший маленькими рыхлыми островками в тени под деревьями, куда не могли добраться солнечные лучи, растаял, не оставив после себя никакого следа, кроме мокрого места. Да и эти мокрые места вскоре подсохли.

В городе было оживленно и шумно. Весне радовались озорные дети и солидные дяди, тети, шустрые воробьи и вальяжные голуби, осторожные коты и веселые дворняги — всем зима надоела хуже горькой редьки.

А здесь, на берегу Москвы-реки, неподалеку от деревни Васильевки, стояла тишина, нарушаемая лишь пением птиц, плеском воды и нежным шелестом молодой листвы, в которой прятался проказник-ветер. И только он, шаловливый сын Эола, а также птицы да деревья и могли видеть, что по дороге, идущей мимо леса, на огромной скорости мчится автомобиль.

Дорога сворачивала влево, по направлению к деревне Васильевке. Однако иномарка не свернула к ней, а пронеслась прямо, в сторону реки. Может быть, водитель не заметил поворота, потому что задумался или даже уснул за рулем. Но и тогда, когда до обрыва оставалось с десяток метров, он не затормозил и не остановился. Тоненькая березка на берегу, мимо которой пронеслась машина, покачнулась и задрожала от ужаса. Но уже через мгновение все было кончено: автомобиль на полном ходу заскочил на обрыв и рухнул в реку, взметнув над собой целую тучу брызг.

Но не только ветер, птицы да деревья видели это.

От темного ствола большого дерева, росшего неподалеку, вдруг отделилась человеческая фигура. Это был невысокий коренастый мужчина с загорелым лицом, на котором выделялись яркие голубые глаза и чуть заметный шрам, идущий от угла правого глаза к подбородку. Его коротко стриженные волосы были тронуты сединой у висков.

Он подошел к обрыву и, держась за тонкий ствол росшего почти на самом краю деревца, заглянул вниз, но не увидел ничего, кроме серовато-зеленой речной воды, покрытой рябью, и большой ветки, уносимой куда-то течением.

Мужчина отошел от края обрыва, прищурил голубые глаза и сказал задумчиво, обращаясь к маленькой юркой трясогузке, усевшейся на ветку:

— А течение тут сильное. И глубоко. Видишь, как высоко поднялась вода? Снегу-то этой зимой было о-го-го сколько!

Птичка согласно закачала длинным хвостиком. Мужчина удовлетворенно хмыкнул, подмигнул трясогузке, постоял еще немного над обрывом, а потом, заметно прихрамывая, пошагал в деревню Васильевку, чтобы вызвать милицию и сообщить о происшествии.

Если бы трясогузка полетела за ним, она услышала бы еще одну короткую фразу, которую мужчина произнес совсем тихо, но с удовлетворением:

— Ну что ж, он будет очень доволен.

Однако маленькой птичке не было никакого дела ни до мужчины с яркими голубыми глазами, ни до того человека, которого может обрадовать случившаяся тут трагедия. Трясогузка качнула хвостиком, спорхнула с ветки и улетела по своим мелким птичьим делам.

Оксана, улыбаясь собственным мыслям, поднесла к губам чашку, сделала глоток и развернула газету. Кофе уже успел остыть, однако она даже не заметила этого. Разве можно думать о каких-то пустяках, когда удача сама приплыла в руки!

Она снова вчиталась в текст, который уже почти наизусть выучила.

«Вчера возле деревни Васильевки с крутого обрыва упал в Москву-реку автомобиль столичного бизнесмена Кирилла Рябинкина. Случайный прохожий, оказавшийся поблизости, вызвал спасателей. Река в этом месте глубокая, а течение быстрое, поэтому поднять автомобиль на поверхность удалось не сразу.

Машина была пуста, дверца со стороны водительского сиденья оказалась открытой — скорее всего, бизнесмен сумел покинуть салон, но выбраться на берег не смог и утонул. Водолазы обшарили дно на этом участке, однако тела пока не нашли, по-видимому, его унесло течением Поисковая операция продолжается».

Оксана бережно сложила газету и допила холодный кофе. Неудовлетворенная этими скудными сведениями, она посмотрела на часы и включила телевизор, в надежде узнать что-либо из криминальных новостей.

Но и двухминутный телевизионный репортаж не сообщил ей ничего нового. Камера показала спины спасателей, затем «лексус», поднятый с помощью канатов. Картинка сопровождалась скупым комментарием — бизнесмен Рябинкин был слишком мелкой сошкой, чтобы посвящать ему много времени. На всякий случай Оксана дождалась следующего репортажа, после чего выключила телевизор, подумав с досадой, что теперь машину придется продавать намного дешевле, чем она могла бы стоить. Автомобили-утопленники не пользуются большим спросом, потому что вода очень плохо действует на внутренние детали. Железки от воды портятся. Где-то она об этом слышала.

И зачем ему понадобилось топить «лексус»? Мог бы покончить с собой и без него. Гораздо порядочнее по отношению к жене было бы привязать камень на шею и прыгнуть с обрыва, а не портить дорогой автомобиль.

И все-таки было бы очень хорошо, если бы тело поскорее нашли. Отсутствие трупа сильно напрягает, без него признавать мужа умершим придется через суд. Но думается, с этим больших проблем не возникнет: если человек пропал при обстоятельствах, угрожающих его жизни, судьи обычно не чинят препятствий родственникам.

Оксана обвела глазами комнату и снова улыбнулась. Все теперь принадлежит ей, и только ей одной. Как это замечательно! Теперь она богата и может делать все, что ей вздумается. Может, не таясь, встречаться с Олегом, может даже выйти за него замуж. Но сначала она вступит в наследство.

Ей вспомнилось, как несколько дней назад, ужиная в ресторане, они обсуждали план по устранению Кирилла. Однако пачкать рук не пришлось, Кирилл Васильевич убрался сам, избавил их от хлопот. Но почему он это сделал? Не для того же, чтобы доставить им обоим удовольствие!

Этот вопрос задавал ей и следователь, деликатный, но настойчивый молодой человек по фамилии Кротов.

— Вы не знаете, Оксана Владимировна, что-нибудь вашего мужа беспокоило в последнее время? Может, какие-то проблемы с бизнесом? Или что-то со здоровьем?

Угадал следователь! Со здоровьем у Кирилла и впрямь было неладно.

— Насчет бизнеса не знаю, он никогда не посвящал меня в свои дела, — промолвила Оксана с тихой грустью. — А вот насчет здоровья… Мне кажется, у моего мужа было какое-то душевное заболевание. Это у Рябинкиных наследственное. Хотя к врачу он не обращался, так что точно сказать вряд ли кто-то сможет.

Прадед ее мужа, Прохор Рябинкин, попал в психбольницу, а потом и вовсе повесился на собственных кальсонах, после того как большевики отняли у него лавочку, в которой продавались то ли сладости, то ли наряды для богатых дам. Подробностями Оксана не интересовалась, на предков супруга ей было глубоко плевать, впрочем, как и на него самого. Да и историю о Прохоре и его лавчонке она услышала от Олега Рассказова. Кирилл фамильную трагедию от жены, понятное дело, утаил. Это великими предками люди хвастаются, но кто же станет похваляться сумасшедшим прадедушкой, окончившим свои дни таким недостойным способом?

Предпринимательская жилка у ее покойного мужа была, видимо, от этого самого Прохора. И болезнь, к несчастью, тоже передалась от него же. Все это Оксана и выложила, роняя слезы, следователю.

К ее огорчению, история о безумном прадеде-лавочнике у Кротова большого интереса не вызвала, и он снова стал допытываться о проблемах, которые так потрясли душу ее супруга, что он решился на крайний шаг. Вдова нервно повторила, что о его делах в бизнесе она ничего не знает, ему лучше поехать на фирму и поговорить с подчиненными. А в семье у них всегда царило полное взаимопонимание, и если он считает, что это она виновата…

— Что вы, что вы, Оксана Владимировна! — испугался следователь. — Я ничего такого и не предполагаю!

Но она все равно сделала вид, что страшно оскорблена. Настырность Кротова раздражала. И чего он так копается в деле, выеденного яйца не стоящем, пристает к ней, безутешной вдове, когда и так все ясно. Покойник оставил записку. Правда, записка эта была не в лучших традициях жанра: коротенькая и туманная, не объясняющая причин, из-за которых Кирилл вдруг решил расстаться с жизнью. «Прощай, Оксана! — писал Рябинкин с каким-то нелепым, не свойственным ему пафосом. — Моя жизнь не удалась, и потому я ухожу, далеко и навсегда. Не ищи меня. Кирилл».

Вот идиот, даже нормального предсмертного письма написать не мог! — думала Оксана. Было бы гораздо лучше, если бы он нацарапал просто и внятно: «Жизнь — дерьмо, и я решил с ней покончить. В моей смерти прошу никого не винить. Будь счастлива, Ксюша. Твой Кирилл». Наверное, тогда следователь не изводил бы ее вопросами. Разве можно так досаждать женщине, только что потерявшей любимого мужа!

Если бы не записка, Оксана подумала бы, что мужа убил Олег. Решил не втягивать ее в это грязное дело и тихо, без шума, убрал Кирилла самостоятельно. Испортил тормоза или еще что-нибудь интересное в машине сотворил. Чтобы руль заклинило, к примеру. Но раз муженек сам решил свести счеты с жизнью, так это замечательно, это только радует. Ни ей, ни Олегу не пришлось брать грех на душу. Совесть ее чиста, и если Рябинкину вдруг захотелось непременно умереть, то она к такому его желанию не имеет никакого отношения.

Видя, что Кротов ждет от нее хоть каких-то объяснений, Оксана заявила, что в последнее время муж был подавлен, ему казалось, будто за ним кто-то охотится.

— Он вам об этом сам рассказывал? — осведомился Кротов.

— Ну что вы, нет, конечно! — Оксана посмотрела на собеседника взглядом маленькой обиженной девочки. — Он не стал бы меня пугать. Мой муж оберегал меня от всех неприятностей, не хотел расстраивать. Он очень меня любил. Я узнала об этом случайно, услышала его разговор по телефону. Не подумайте, что я подслушивала, просто так вышло. Даже не знаю, с кем он говорил. Наверное, с каким-то приятелем.

— И о чем шла речь?

— Кирилл сказал, что его хотят убить. Кто-то якобы хотел утопить его в море, а потом сбросил на него камень, когда мы были в горах. Мы ведь с ним недавно ездили в Сочи. И знаете, именно после той поездки я и заметила, что он как-то странно себя ведет. Кирилл стал очень нервным, пугливым, вздрагивал от любого шороха. Я никак не могла понять, что с ним. Но потом услышала этот разговор…

— Мания преследования, — пробурчал Кротов и едва заметно усмехнулся.

Оксана усмешку подметила и мысленно себе поаплодировала. Понятно, что любой здравомыслящий человек сочтет подобные россказни вымыслом. Кротов не глуп и понимает: если Рябинкина на самом деле хотели убить, то сделали бы это в Москве. Какой дурак потащится за своей жертвой на Кавказ, чтобы утопить ее в море?! Куда удобнее подкараулить несчастного возле дома и застрелить его. Все нормальные киллеры так и поступают.

— Ну что ж, спасибо за помощь, Оксана Владимировна, — произнес следователь, вставая. — И примите еще раз мои соболезнования. Я понимаю, в такой час вам…

— Мне хотелось бы похоронить мужа, — всхлипнув, перебила она, — чтобы можно было каждый день приходить на его могилу. Знать, что он лежит где-то непогребенный… О-о, об этом даже думать невыносимо!

— Тело ищут, — напомнил следователь, сочувственно поглядывая на вдову. — Вы найдете в себе силы прийти на опознание?

— Да, я постараюсь, — ответила Оксана с трагическим надрывом и подумала: «Скорей бы уж вы его нашли! Только когда он окажется в земле, я буду спокойна».

Наконец сыщик ушел. Закрыв за ним дверь, безутешная вдова скорчила недовольную рожицу, достала из бара початую бутылку коньяка и плеснула немного янтарной жидкости в рюмку. Потом заметила свернутую телеграмму, лежащую за фужерами из богемского стекла, достала ее, перечитала и порвала со злобой на мелкие кусочки. Кому она теперь нужна, эта телеграмма и эта Лариса? Кирилл умер, так что придется Ларисе выкручиваться самой.

Тут Оксана вдруг вспомнила о сыне своего покойного мужа и ужасно расстроилась. Как же это она про него забыла? Неужели теперь придется делиться с ним?

Может, и не придется! Нужно посоветоваться с Олегом. Пусть узнает, как в такой ситуации лучше поступить. Наверняка у него есть на примете какой-нибудь ловкий крючкотвор.

Убитая горем вдова поднесла к губам рюмку, понюхала и скривилась. Коньяк она не любила, но вина в доме не было, а ей безумно хотелось снять напряжение, вызванное долгой беседой с дотошным следователем.

На опознание Оксану пригласили через неделю, когда она уже и надеяться почти перестала, что тело мужа когда-нибудь выловят из реки.

Мент, не Кротов, а другой, огромный мужчина с пухлым и красным то ли от долгого пребывания на солнце, то ли от постоянного употребления алкоголя лицом, посмотрел на Оксану сочувственным взглядом и предупредил, что тело долго пролежало в воде. В предчувствии не слишком приятного зрелища она поежилась, вздохнула, достала из сумочки полфлакона любимых Incanto Charms и, щедро плеснув духи на носовой платочек, пошла за опером.

То, что она увидела, совсем не было похоже на Кирилла, но ведь мент предупреждал… Однако ужаснее всего был запах. Тошнотворный, омерзительный, он настойчиво лип к ее телу, окутывал с ног до головы, проникал глубоко в легкие. Оксана плотно прижала платочек к носу, но это не помогло: запах перебивал нежный аромат духов. Легкий завтрак, съеденный утром, подступал к горлу. Отвернувшись от распухшего, не похожего на человеческое, тела, Оксана, не отнимая платка от лица, выдавила дрожащим голосом:

— Это он.

После этих слова она бросилась вон из ужасного помещения, но едва шагнула за порог, как все, что было у нее в желудке, изверглось на пол. От стыда, страха и отвращения Оксана заплакала.

Оперативник остался невозмутим. Когда рыдания вдовы стихли, он мягко, но настойчиво спросил:

— Вы уверены?

Оксана отнюдь не была уверена, она и лица утопленника толком не разглядела, не до того было, но очень уж хотелось, чтобы это был именно Кирилл. Всхлипнув в последний раз, она вытерла слезы платком, потом сердито взглянула на своего мучителя и произнесла твердо:

— Уверена. Это он. И ботинки его, мы вместе их в Just Cavalli выбирали.

Тут же она с опозданием подумала, что мент может разбираться в дорогой мужской обуви, но, покосившись на его нечищеные ботинки, поняла, что поступила правильно.

Опер больше не сомневался. Судя по выражению его лица, он даже рад был тому, что опознание завершилось успешно и что дамочка без колебаний признала своего супруга.

Так что зря Оксана боялась. Никакого преступления она ведь не совершила, никого не убила, а если ошиблась при опознании, так в этом нет ничего криминального. Даже если покойник на железном столе — вовсе не Кирилл, какая, собственно, разница? Главное, что теперь ей не придется обращаться в суд, просить, чтобы его объявили умершим. Она устроит ему пышные похороны, поставит дорогой памятник и заживет спокойно, счастливо.