Что берешь в дорогу

15. В спортзале

У Люды было предчувствие: Виталий сегодня захочет повидать ее.

Разглядывая сплющенный, голубоватый, чуть мерцающий прямоугольник света на потолке, она попыталась представить себя на его месте. «Я бы, наверно, пришла, — подумала она. — Легко ли мучиться в неведении целых три дня?.. Только вот мучается ли? Это скорее как шутка у него прозвучало: сердце больше не выдержит. В общем-то вполне уверен, что отказа быть не может. Еще бы, такой «завидный парень»! Далее удивительно: какие же достоинства нашел во мне, что предлагает, как выразился, руку и сердце? Действительно странно. У них там в педе всяких девчонок навалом — и хорошеньких, и умных, и престижных, и, конечно, не одна из них хотела бы завязать отношения с Виталием. И о машине, должно быть, знают. А машина для многих — верх мечтаний, достоинство номер один… Ну обожди, — спросила себя Люда, — других критикуешь, а сама? Мне что, все равно, безразлично: есть у него машина или нет? — И пришлось признаться: — Не все равно. Что ни говори, а приятно: садишься в сверкающие «Жигули», по-хозяйски захлопываешь дверцу. Муж, сидя за рулем, опрашивает: «Сначала в парикмахерскую, завезти или сразу в универмаг?» Да, приятно… Так что же получается — радуюсь, довольна и никаких сомнений?»

Тут Люда снова упиралась взглядом в голубоватый отблеск уличного фонаря над головой. Вздыхала. С неприязнью вспоминались слова: мы счастливые, свободные, раскованные! Вспоминалась и «проверка». Про машину впервые сказал не когда-то, а именно в ту минуту… «Но пусть, — через минуту говорила себе, пусть сцена унизительная и пошлая, но ведь и сам, наверное, устыдился. На другой же день решил сделать предложение. По всей форме. Значит, любовь-то есть. Хоть и много девушек в педе, да что-то, видно, особенное во мне нашел. Тайна любви!.. А любовь, мама права, самое главное…»

Долго не спалось Люде. Свет не зажигала. И без будильника ясно: далеко за полночь. А то, что Виталий захочет сегодня увидеть ее, она знала почти наверняка. Предчувствовала.

И потому в девятом часу была уже на ногах. На осторожный вопрос матери, как спала, Люда шутливо и бодро ответила:

— Прекрасно! Даже цветные сны видела. Несусь в голубую даль на голубой машине.

Ей в самом деле под утро нечто такое привиделось.

Но Татьяна Ивановна не поверила:

— Ты бы, доченька, посерьезней. Дело-то, видишь, решать надо. Слово говорить. Ну как явится сегодня — что ответишь?

— А срок ультиматума еще три дня, мама.

— Ветер у тебя в голове. Дохихикаешься! Брякнешь слово какое — ан, поздно будет!

Хоть и старалась Татьяна Ивановна не показать своей заинтересованности, да плохо у нее выходило. Опасалась, как бы дочка по строптивости характера (иной раз накатывало такое на Люду) не сломала своей судьбы. Люда понимала мать: та сама уже сколько лет одна и в управлении архитектуры, где работает, тоже человек пять одиноких женщин. Понимала Люда, а что могла сказать в утешение матери?

Около двенадцати раздался звонок, и Люда, слегка побледнев, пошла открывать.

— Умница! — сказал с порога Виталий. — При всем параде. Пальто снимать не буду. Хочешь посмотреть соревнования? Как твой жених… постой, я уже могу считаться женихом или еще… подождать? Как там по правилам?

— Я тоже не знаю… этих тонкостей. — Люда пожала плечами, на которых сквозь ткань блузки чуть просвечивали полоски бретелек.

— Значит, буду считать, — сказал Виталий и не удержался — погладил ее плечо. — Так вот, хочешь посмотреть, как твой жених будет бороться за призовое место? Сегодня у меня две встречи.

— А что ж, подумав, сказала Люда. — Это, наверно, интересно.

— Ну, Вано Гуриели, держись! — сделав свирепое лицо, рассмеялся Виталий. — Больше трех минут не дам тебе! Хочу услышать аплодисменты своей невесты!.. Людочка, одевайся теплей — ветер, дождь висит. Времени у нас в обрез! Придется ловить мотор.

«Видишь, — словно со стороны сказала себе Люда, — жених-то всегда при деньгах. Учти!.. Ну зачем я так? — через минуту терзалась она угрызениями совести. — А если даже и покрасоваться передо мной хочет — что уж, такой большой грех? И простить нельзя?.. Но почему все же я контролирую каждый его шаг и всему придаю значение? А вдруг… вдруг я не очень его люблю?..»

Эта мысль всю дорогу не выходила у нее из головы. Немного отстранившись от Виталия, она время от времени внимательно взглядывала на него. Лицо открытое, твердый подбородок, губы выпуклые, крупные. «Губастик мой!» — ласково проговорила она про себя и тут же почувствовала фальшь. Странно: еще недавно могла бы так сказать, а сейчас что-то мешало.

«Боже, я совсем изведусь. Вот Ольга, хоть и не за что ее уважать, а недавно верно сказала: «К еде и к любимым не приглядывайтесь…»

Спортивный зал общества «Буревестник» был украшен плакатом: «Привет участникам межзональных соревнований!» Народу в тесноватом зале, где внизу были разостланы два огромных ковра для борьбы, было человек полтораста: с десяток рядов, расположенных крутой лесенкой с одной стороны зала, были заполнены лишь наполовину.

— Время неудобное, — словно оправдываясь, объяснил Виталий.

Люду он усадил в четвертом ряду в центре.

— И тебе хорошо будет видно, и мне. Ну, пожелай.

— Ни пуха, — кивнула она.

На ковер Виталия не вызывали довольно долго. Люда за это время успела немного соскучиться. На схватки борцов она смотрела без особенного интереса. И все же, когда судья-информатор объявил, что на ковер приглашаются борцы полутяжелого веса Вано Гуриели и Виталий Курлов, Люда заволновалась.

Они вышли одновременно, и Люда, впервые увидевшая Виталия в узком, туго обтянувшем его трико, чуть даже покраснела. Какие широкие у него плечи, спина, сильные и мускулистые руки. И ноги круто бугрились мускулами. То-то поднимает ее как пушинку! Виталий ступил на край ковра и посмотрел в ее сторону. В ответ Люда едва заметно помахала рукой. И только тут взглянула на соперника Виталия. Ростом он был выше, уже в плечах, но стройнее, гибче. Под густой шапкой курчавых волос на Виталия настороженно смотрели его выразительные черные глаза.

И уже сейчас, до начала схватки, сама не зная почему, Люда захотела, чтобы победил Вано. И это чувство вновь поразило ее. «Неужели и правда, Виталий не дорог мне? Но почему?.. Нет, так нельзя, так не годится — пусть победа будет за Виталием. Он же мечтает об этом».

Час назад Виталий хвастливо заявил, что не даст Вано продержаться на ковре и трех минут. Слово он сдержал: через минуту и шестнадцать секунд коричневые плечи Вано коснулись ковра.

Судья объявил о чистой победе Виталия Курлова. На скамейках для зрителей захлопали, и Виталий повернул счастливое лицо к трибунам, где в четвертом ряду сидела Люда. Невольно глядя на опущенную голову Вано, она несколько раз неслышно хлопнула ладонью о ладонь.

Минут через пять, уже в синем тренировочном костюме, Виталий подсел к Люде на скамейку.

— Видела, как положил его? — шепнул он. — Считай, что в твою честь. Как зажал его! Все, не ушел от захвата, подергался и готов — задавил голубчика! Чистая победа… А ты почему мало хлопала? Не успела во вкус войти? Точно, положил я его быстро. А вот с Брагиным потрудней будет. Хитрый, осторожный, с большим опытом. Ты не посмотришь?

— А это когда будет?

— После обеда. Часа в четыре.

— Мне же на работу.

— Жалко, что не увидишь. В прошлом году встречались с ним. Тогда он выиграл по очкам. Сегодня буду брать реванш! Чувствую, возьму. Специально для тебя! — И Виталий пожал ей руку повыше локтя, улыбнулся: — Вот с тобой потрудней бороться! — Люда опустила глаза, и Виталий, вдруг поняв, о чем она подумала, поспешил добавить: — Ведь я про что, Люда: вот хожу, переживаю, еще три дня ждать. Как крепость стоишь. Штурмом не возьмешь! Молодец. Еще больше уважаю за это.

Все объяснил, похвалил даже, а легче Люде не стало. «Может, пойти домой? — подумала она. — Все уже увидела…» В этот момент Виталий тронул ее за руку и показал на тучного мужчину, направлявшегося к судейскому столику.

— Чанов. Григорий Иванович. Главный судья соревнований. Видишь? На стул садится. Виски седые, как серебро… Могу познакомить.

— А для чего мне? — удивилась Люда.

— Человек интересный… У него тоже последняя модель.

— Машина, что ли? — спросила она.

— Ну да, «Жигуль». Тоже помучился с гаражом. А сейчас строит. Не сам строит — коллективный гараж. И что интересно, Людочка: гаражи эти недалеко от вашего дома. Минут восемь ходьбы. На пустыре строят, за дорогой. Там улица Лебедева проходит. Не знаешь?

— Лебедева? Знаю. Там хлебозавод, загс.

— Смотри-ка! — Виталий прижал ногой ее колено. — Значит, интересуешься, про загс знаешь!

— Ничего не интересуюсь! — по-детски надула губы Люда. — Просто один знакомый в том доме живет.

— Знакомый? — переспросил Виталий. — А кто такой?

— С нашей работы. Ситов. Я тебе говорила.

— А, Ситов — грузчик? Чокнутый, с приветиком?

— Ни с каким он не с приветиком.

— Ну пусть без приветика, хороший мужик, — охотно согласился Виталий. — О гараже послушай. На триста машин гараж. Два этажа. Капитальное сооружение. Но… все поделено, распределено. Есть, правда, загашник десятка на полтора — вроде как резерв главного командования. А для кого, кому. — Виталий выпятил круглые губы, развел руками. — О том не всем известно.

С нахмуренным озабоченным лицом помолчал минутку, потом взглянул на стол судейской бригады.

— Даже Чанов, по-моему, не знает… Он не знает. Но в горисполкоме-то, в управлении архитектуры… Люда, ты слушаешь меня?

— Слушаю, — начиная понимать, почему он так подробно рассказывает о гаражах, ответила она.

— А мама твоя, Татьяна Ивановна, не могла бы узнать, а? — Виталий вопросительно взглянул на Люду. — Понимаешь, как бы здорово иметь там гараж! А то по часу люди добираются транспортом. Машине не рады… Ты можешь с мамой поговорить?

Люде вдруг захотелось спросить: не за этим ли он привез ее сюда? Но удержалась. Слишком все-таки подозрительна она… Чтобы сказать о тираже, не обязательно делать это здесь. Просто захотел показать соревнования. Пусть даже и себя показать. Что ж, и это понятно. Борец не из худших.

— Хорошо. Я могу опросить маму. Если она что-нибудь знает. Могу. Что тут особенного.

— Людочка, спасибо!.. Ну этого Брагина обязательно сделаю сегодня! Вспомнит у меня прошлый год!.. Людочка, а на работу тебе обязательно?

Она вспомнила Ольгу, как та в последнюю минуту сказала, что если случится какая необходимость, то пусть не приходит. Можно, значит, не прийти… Люда посмотрела на ковер — там двое борцов, мертвым захватом обхватив друг друга руками, лежали, словно отдыхая на виду у зрителей. Люда вздохнула:

— Работа, Виталий. Сейчас, знаешь, как строго с дисциплиной: Тем более после комиссии.

— Идем, хоть до выхода тебя провожу.

А на улице шел дождь. Мелкий, противный.

— Посидим немного, — сказал Виталий. — Может быть, перестанет. Мне, видишь, отлучаться сейчас нельзя. Тренер через полчаса собирает нас.

— Что за глупости, я сама дойду.

Они присели у входа на стулья.

— Как здоровье Татьяны Ивановны? — спросил Виталий.

— Нормально.

— Ну, а на работе что нового? Затихли страсти-мордасти?

— Наоборот. На той неделе собрание будет.

— Ну и что?

— Не знаю.

— А эти… сметана, масло — дома?

— В холодильнике. Как тогда положили…

— Ты смотри, относить продукты не надо. Только неприятности будут от этого. Точно говорю.

— Виталий, — глядя на дождь, проговорила Люда и грустно усмехнулась, — я тоже вроде тебя… Сразу не решилась… Думала, не обязательно говорить. А раз у нас такие отношения теперь… надо ведь начистоту. Чтобы потом… Ну, обид, что ли, не было бы…

Виталий твердо положил ей руку на плечо. Посмотрел в глаза.

— Понимаю, Люда, не надо, не продолжай. Сейчас время других ценностей. Только древние старушки приходят от этого в святой ужас. Мало ли чего не случается. Да и я, честно признаюсь, не ангел. Так что и у тебя… Кто это, когда — спрашивать не стану. Хотя, конечно… Ну, чего ты покраснела? Обыкновенное дело. Люда, ты обиделась? Я же ничего…

— Ты бы хоть дослушал, пустым голосом сказала она. — Я не о том совсем.

— Не о том? — Виталий растерялся и озадаченно спросил: — Что же тогда?

— Я два раза лежала в больнице. С глазами.

— Да? Ну и что?

— В Москве лежала.

— Ну, а сейчас как?

— Сейчас нормально. Хорошо. Вроде все хорошо.

— Ну чего ж тогда беспокоиться? Это и хотела сказать? А я-то подумал…

— Но это сейчас хорошо. А как дальше будет — я ведь не могу знать. Вдруг снова обострение…

— Ну, Людочка, вдруг не вдруг! Так нельзя… А когда ты лежала?

— Первый раз в седьмом, классе, потом — в десятом.

— О, сто лет назад! А как, с чего началось?

— Просто маленькая сухая сосновая шишка случайно попала в лицо. Глаз задела. Это в седьмом классе. А потом… может быть, из-за нервного потрясения.

— Когда бабушка умерла? — спросил Виталий.

— Бабушка в прошлом году умерла. Я тебе говорила, ты забыл! А это три года назад.

— А что все-таки случилось? — спросил Виталий. — Не секрет?

— Почему секрет? Очень сильно избили моего школьного товарища. Из театра с ним шли. Очень хороший парень — Вадим Глебов.

— Из-за тебя избили? — Виталий прищуренными глазами посмотрел на Люду.

— Из-за меня, — кивнула она. — Во дворе у нас один хулиган был. Сейчас за что-то посадили его. И вот… надо же — влюбился в меня.

— Ого! — присвистнул Виталий. — У тебя ухажеров-то… Целую команду можно составить.

— Ты, Виталий, будто обвиняешь меня.

— Людочка, нет-нет! Да и странно было бы: за такой девушкой чтобы никто не ухаживал!.. Ну а этот… правильно, Глебов?.. он что сейчас? Здесь, в городе? Видишь его? Студент?

— В армии служит, — сказала Люда. — В институт он не стал поступать.

— Не переписываешься с ним?

— Нет.

Люда посмотрела на часы, потом устало перевела взгляд на серое, местами клубившееся небо.

— Не кончится этот дождь. Я пойду. Теперь, Виталий, ты все знаешь. — Она вышла на улицу, раскрыла зонтик и, не оборачиваясь, торопливо зашагала по мокрому тротуару.

В троллейбусе Люда сидела в полупустом салоне, глядела на косо струившееся от капель дождя оконное стекло, и ей хотелось плакать.

А дома сняла сапоги, повесила плащ и только отдернула покрывало, так в платье и легла. На часах было начало четвертого.

«Не пойду я сегодня на работу», — устало подумала она и, закрыв глаза, лицом кверху, долго и совсем неподвижно лежала на тахте.

И вдруг, словно мгновенно проснувшись, открыла глаза и подняла голову. Минутная стрелка придвинулась к половине.

— Нет, — вслух сказала себе. — Что же это выходит: коготок увяз — всей птичке пропасть?

Она быстро и решительно поднялась, прошла на кухню и открыла холодильник. В большой прозрачный мешок сложила масло, сметану.

Через пять минут Люда оделась, взяла мокрый зонтик и вышла из квартиры.