Чудовищ не бывает

Часть первая ДЕВОЧКА И ЯБЛОКО

Первая и вторая недели марта

— О чем задумалась, Алиса?

Узкая асфальтированная дорога змейкой бежала по лесу. Мимо холмов с пятнами снега и низенькими соснами и низин с более густой растительностью. Елки, лиственные деревья — редкие и голые. Бурая, пожухлая трава вдоль обочины. Путь казался бесконечным. Свернув с главной дороги, они проехали уже несколько километров. Алиса посмотрела в окно. Повсюду — словно расталкивающие друг дружку стволы. Несколько дорог поменьше исчезали в пустынном лесу. По усыпанным гравием дорожкам, ведущим к домикам, после зимы еще никто не ходил. Алиса думала, что должна вспомнить, где именно здесь она бывала. А должна ли? С какого возраста у людей появляются воспоминания? Ей тогда было семь, почти восемь. Но когда она представляла себя в том возрасте, видела не ребенка — лицо казалось очень взрослым и отстраненным.

Прошло более десяти лет. Ее воспоминания о том времени стали отрывочными. Они потеряли последовательность и превратились в бессвязные фрагменты. Иногда эти фрагменты сближались, приспосабливаясь друг к другу. Тогда видения понемногу становились отчетливее, как тело, которое всплывает со дна и медленно движется по поверхности. Мягкое мерцание внутри него принимает форму, делается ясным. В этих видениях было что-то тревожное.

Алиса посмотрела на Соню. Та сжимала руль. Красный лак на ее ногтях облупился.

— Ни о чем, — ответила она.

Это была ложь. Алиса думала о том, куда они направлялись. Она полагала, что того места больше не существует. По крайней мере, для них. Они переехали в город. Покинули дом, дом у озера, чьи воды тихо и неторопливо утекают в морской залив. Ребенком она думала, что однажды вода иссякнет. Она думала обо всех, кто живет под водой. О насекомых, рачках и рыбах. Представляла, как они толкаются в оставшихся на дне лужах, где их ловят, как они борются за жизнь.

Соня смеялась над Алисой. Но не Иван. На берегу он садился на корточки и смотрел ей в глаза. «Озеро все время пополняется, — говорил он. — Его питает лес. Все крохотные ручейки и водные потоки. Выпадающие дожди. Оно никогда не иссякнет».

И он, конечно, был прав. Вода продолжала течь. Она не иссякала. Но все остальное заканчивалось.

Алиса всегда знала — он существует. Все эти годы дом существовал. «Чтобы справиться с этим, нужен мир и покой. Еще есть время. Все уладится, Алиса. Я знаю, куда нам надо поехать».

Всякий раз, когда колесо попадало в ледяную трещину на асфальте, в прицепе что-то гремело. Соня бросала взгляд в зеркало заднего вида, будто сомневаясь, что вещи надежно привязаны, хотя перед тем, как выехать из квартиры в Мариехамне, она трижды проверила ремни. Наконец Соня сбавила скорость, свернула на гравийную дорогу и остановилась перед шлагбаумом. Она посмотрела на Алису и отстегнула ремень безопасности.

— Я сама открою. Ты, наверное, устала.

Соня ухватилась за шлагбаум и толкнула его в сторону. Сегодня она надела короткую приталенную бежевую куртку, а шею повязала оливкового цвета шарфом. При дневном свете она выглядела бледной. Тени под глазами, губы сжаты. Она проехала мимо шлагбаума, вылезла снова и вернула его на место.

Вскоре они добрались до развилки. Соня повернула налево. Оставалось совсем чуть-чуть, и Алиса знала это, хотя, сколько именно им еще ехать, она не помнила, как не помнила и того, что их ждет на дороге поменьше, по которой они следовали. Дорога повела вверх. Впереди среди редких низких деревьев мелькнуло что-то белое. Это был фургон. За ним стоял трейлер с лодкой под зеленым брезентом. Когда они проезжали мимо, брезент затрепетал, будто от ветра. Но ветра не было. Верхушки деревьев неподвижно тянулись к голубому небу. Наконец деревья расступились, и Алиса с Соней подъехали к озеру — его покрытая льдом поверхность выглядела болезненно темной там, куда падало солнце. На другой стороне озера на мгновение показался дом. Алиса приникла к стеклу, но слишком поздно — лес опять сомкнулся. Единственным, что она увидела, была серая пленка на стекле, растущая от ее дыхания. А потом они свернули направо у берега озера, машина сбавила скорость и остановилась.

— Он слегка обветшал, — сказала Соня.

Не дождавшись ответа, она вышла из машины и поднялась на крыльцо. Отперла дверь и скрылась, оставив ее распахнутой.

Алиса шагнула на посыпанный гравием двор и посмотрела вверх, на дом. Коричневое двухэтажное здание с маленькими четырехугольными окнами, обрамленными зелеными досками, краска на которых давно потрескалась, и теперь черные трещинки разрезали поблекший фон. Стекла были грязно-серые, черепицу засыпало хвоей и ветками. Под карнизом висело покинутое гнездо. Внизу на стене виднелись потеки высохшего птичьего помета.

За двумя маленькими окнами находилась комната, которая когда-то принадлежала Алисе.

Девушка посмотрела вниз на свои руки в тонких белых перчатках без пальцев. Перевела взгляд на открытую дверь и вдруг осознала, что дом стоял здесь и ждал ее. Все эти годы. Там, внутри, время замерло. У Алисы возникло чувство, что войди она внутрь — и исчезнет, растворится. Или исчезнет время.

Солнце припекало. Возле дома начиналось озеро, а по другую сторону за редкой полосой деревьев виднелась отливающая металлом поверхность моря.

— Помоги мне донести самое тяжелое, а с остальным я сама справлюсь. — Соня вышла из дома и принялась развязывать ремни.

Алиса глубоко вздохнула. На нее навалилась усталость. Надо взять себя в руки и сбросить ее.

— Я ничего не успеваю, — сказала она, — мне бы еще позаниматься.

— Тут дел минут на десять, не больше.

Алиса вздохнула. Она смотрела, как мать торопливо дергает ремни и расстегивает их. Коробка с книгами лежала в самом низу. Все равно придется подождать.

Внутри дом был меньше, чем казался снаружи. На нижнем этаже располагались маленькая кухонька, окна которой выходили на озеро, ванная и большая комната — оттуда лестница вела на второй этаж. В комнате были диван с креслами, старый телевизор и немного мебели, накрытой простынями. И все-таки помещение странным образом казалось обитаемым. Точно кто-то вечерами сидел в кресле с книгой и чашкой кофе.

Алиса взяла коробку с книжками и поднялась на верхний этаж. Там оказался коридор с тремя дверьми. Комната над кухней принадлежала Соне и Ивану. За самой дальней дверью находилось что-то вроде кабинета. Алиса открыла третью дверь, ближайшую к ней. Дверь слегка скрипнула. Комната была угловой. Справа стояла кровать, слева, прямо под окном, письменный стол, в той части комнаты, которую отсюда было не видно, — еще одно окно, тусклый свет из которого падал на потертые половицы. Алиса поставила коробку на стул у стола. Воздух в комнате был затхлый и влажноватый. Она сняла запорные крючки с окна и распахнула его. В комнату медленно поползла прохладная свежесть. Под окном виднелась увядшая, пожухшая трава. За двором начинался лес, тот самый, по которому они сюда приехали. Деревья, выглядывавшие из-за других деревьев, насколько хватало глаз, пока стволы не сливались в единое целое, так что различить их становилось невозможно. Земля под ними была ровная, поросшая мхом. Должно быть, когда-то лес подходил вплотную к озеру. Должно быть, однажды они так же приехали сюда по лесной дороге, Соня и Иван. Должно быть, они, увидев озеро, остановились и вышли из машины. Должно быть, они видели, как падали деревья и на их месте появлялся дом. Должно быть, они видели ребенка, который был легче перышка, но уже шевелился у Сони под сердцем.

Алиса выдвинула ящики письменного стола. Пусто. В верхнем были остатки наклейки. Похоже, на ней было изображено какое-то насекомое, возможно жук. На комоде стояло наклоненное вниз круглое зеркало на ножках. Повернув его, Алиса увидела собственное лицо в ярком дневном свете: сетку сосудов в глазных белках, структуру кожи — поры, веснушки, слабый румянец на скулах. Темные глаза с длинными ресницами. Алиса подкрашивала их так, что они делались еще темнее. Светлые волосы, кажущиеся в зеркале совсем белыми, были собраны в узел, тугой и гладкий, точно она только что причесалась. За зеркалом по обоям тянулся ряд пожелтевших пятен, будто там было что-то приклеено.

Алиса открыла коробку и выложила на стол книги и тетради. Она жила по расписанию. Каждый час был распланирован. После того, что произошло несколькими днями раньше, — того, что врач неотложки назвала срывом, Алиса выключила мобильник. Часть событий она внесла в расписание. Самые основные: сон, еда, прогулка на свежем воздухе. Ей дали таблетки, помогающие заснуть. Больше она не будет сидеть всю ночь у открытого окна. Ее ждут тишина и покой. Она справится с этим.

То был сон, как она позже сказала матери. Алиса проснулась и закричала. Она свернулась калачиком у стены собственной комнаты. Не добившись от дочери никаких вразумительных объяснений, Соня отвезла ее в неотложку.

— Иногда слишком сильный стресс приводит к кризису, — объяснила врач матери, — восприятие реальности искажается. Алисе нужен отдых и поменьше отвлекающих факторов. Иначе, боюсь, ее состояние ухудшится. Насколько я поняла, все из-за того, что случилось в школе. И это не просто стресс, связанный с экзаменами. Да, я обратила внимание: в компьютере, в журнале, было зарегистрировано посещение поликлиники три недели назад. Трещина в мизинце, обычная травма, когда… ну… когда ударишь кого-то. Но сейчас все в порядке, все прошло. Как угодно… вам, возможно, лучше на некоторое время уехать. Если она хочет успешно сдать выпускные экзамены, ей нужен полный покой. Я, собственно, сомневаюсь, что Алиса сможет, но, похоже, для нее это важно.

Врач, лохматая, будто только что из постели, женщина, умолчала о том, что ей рассказала сама Алиса — про сон, от которого девушка проснулась. Про кровь. И про тело на полу.

— Что ты видела? — спросила Соня, но Алиса соврала, сказала, что не помнит. Просто сон. Наверное, это был сон. Она приняла таблетки, которые ей прописали, тотчас же заснула и проснулась на следующее утро уставшей. Усталость тянула вниз, будто мешок с песком, и ночной кошмар поблек, утек, как вода.

Она открыла учебник по физике. Тела, движения. Схемы. «Тело подбрасывают вверх со скоростью 25 м/с. Спустя какое время тело упадет? На какую высоту оно поднимется?»

Когда Алиса закрыла книгу, в доме было тихо. Время перевалило за полдень. Дверь в комнату Сони была открыта, но матери в доме не оказалось. Алиса надела ботинки, вышла на крыльцо и увидела Соню за небольшой рощицей, отделявшей озеро от залива. С моря налетел слабый, но леденящий ветер. Вниз к заливу вела тропа, твердая и ровно утоптанная. Земля еще не оттаяла. Казалось, что тело движется само по себе, точно помнит. Ковер из хвои под соснами, голые красные скалы. Алиса перешагнула через ручей в самом узком месте. Она напряглась, чтобы не поскользнуться, но камни были сухие. Там, откуда вытекал ручей, лед растаял. Цепочка камней и выброшенных на берег водорослей, а затем дно, ровное и сероватое. Далеко в заливе лежала широкая линия пакового льда, тянувшаяся от одного берега до другого.

Соня стояла на небольшом песчаном клинышке. Руки она сунула в карманы. На берегу лежала лодка, рассохшаяся и покрытая пятнами. На дне ее валялся мусор. От носа к растущему из песка дереву тянулась размочаленная веревка цвета кобальта.

Алиса ступила на песок. Ботинки чуть проваливались. Здесь пахло солью и водорослями. Она подошла к лодке и прикоснулась к планширю. Вид у лодки был такой, будто она простояла тут много лет. Древесина высохла, и стали видны ее волокна.

Соня обернулась и, увидев Алису, едва заметно вздрогнула. Она убрала с лица волосы и посмотрела на лежащую на планшире руку дочери. Алиса тотчас ее отдернула.

— Это она? — спросила Алиса.

— Да, — ответила Соня, — тут все так, как было, когда мы уехали.

Алиса снова посмотрела на лодку, наполовину зарывшуюся в песок. Весла отсутствовали, но больше никаких повреждений не было — ни трещин, ни зияющих пробоин в сером корпусе.

Что с ним случилось, мама?

В тот день дул ветер. Были волны.

Возможно, он выронил весло.

Перегнулся через планширь.

Это был несчастный случай, Алиса.

Ветер разметал матери волосы. Алиса силилась представить себе его, Ивана, сидящего на веслах. Но представить не получалось.

— Он часто уходил в море?

— То и дело, — ответила Соня, — ходил на лодке вдоль берега. И к островам. Иногда и тебя с собой брал.

Мать напряглась, будто от холода. Что-то с ней было не так. С той ночи в неотложке, после срыва. Или это из-за того, что они сюда вернулись?

— Почему ты оставила себе этот дом? — спросила Алиса.

— Не сложилось. — Соня опять отвернулась. Немного постояв, нагнулась, взяла горсть песка и растерла его между пальцами. — Дно умирает, — сказала она, — и не только там, где глубоко. Здесь, в заливе, происходит то же самое. Иногда я думаю, могу ли как-то помочь. Но похоже, этого не остановить. — Она взглянула на Алису. Та же покорность в глазах, как в те дни, когда она просматривала результаты своей научной работы, когда сидела, склонившись над таблицами и картами. — Выглядит так же, как везде, где мы брали пробы.

Алиса посмотрела на ледяной массив, переместившийся ближе к выходу из залива, отчего залив казался маленьким и спокойным.

— Шторм, — произнесла она. — Ты как-то говорила, что шторм может положить этому конец. Что-то, что заставит двигаться придонные воды. Под термоклином. Что-то, что обогатит дно кислородом.

— Не уверена, — сказала Соня. — Знаешь, как оно выглядит — мертвое морское дно? Оно черное, вонючее, полное бактерий, миллионов бактерий. Можно ли с ним что-то сделать, я не знаю, но там, где дно еще живое, его надо беречь.

Алиса посмотрела на часы.

— Пойду позанимаюсь.

Она направилась к дому. От залива озеро отделяли всего несколько десятков метров суши. Оно было продолговатым, а самое узкое место находилось там, где вытекал ручей. С западной стороны озера высился дом — один-единственный, совершенно обыкновенный. Здесь были комнаты, шкафы, закоулки, запах соли от влажной одежды, джинсы на стуле в их комнате, босые ноги Ивана на скале, штанины, подвернутые до икр.

Картинка возникла из ничего, удивительно четко. Алиса остановилась. На скале никого не было, ровная твердая поверхность, лишь несколько ольховых веток, обломанных ветром.

Алиса поднялась к себе в комнату и посмотрела на выключенный мобильник на письменном столе. Его можно и включить — все равно никто не позвонит. С тех пор, как все случилось, ей никто не звонил. Только Эрика, но с ней говорить не хотелось.

Начало смеркаться. Алисе вдруг показалось, будто снаружи что-то шевелится. На мгновение она замерла, но тотчас же поняла, что это ветер раскачивает створку окна. Верхние страницы в книге тихонько зашелестели. Алиса закрыла окно и накинула крючок. Сумерки превратили лес в темную, вырастающую с противоположной стороны двора стену.

«Какая же ты глупая», — подумала Алиса.

Позже она стояла перед зеркалом в туалете, запыхавшаяся и дрожащая, в руке пульсировала боль. Она ударила в зеркало кулаком — прямо туда, где было ее лицо, да так, что костяшки затрещали.

«То была не я, — подумала она. — Это была не я».

Когда все началось, она не знала. Изменения происходили не сразу, а постепенно. Возможно, это случилось осенью. Алиса помнила, как однажды утром стояла перед лицеем «Оланд». В обжигающе холодном воздухе ее дыхание повисало маленьким облачком пара. Алиса видела старое здание, каменные ступени, ведущие ко входу. Почти три года она пунктуально и почти незаметно входила в эти двери. Думала лишь об оценках, усердно трудилась. Почему-то ей казалось, что это никогда не закончится, словно ей вечно придется ходить по этим уродливым обветшалым коридорам, семестр за семестром. Одно задание будет сменять другое. Но в то утро она осознала: сперва весенний семестр, контрольные работы, экзамен. А потом — будущее.

Она пробовала избавиться от этой неуверенности, но та крепко в ней обосновалась. Входя в класс, Алиса не узнавала саму себя. Осматривала ряды парт и не могла вспомнить, какая из них ее. Короткие приступы паники, когда казалось, что все вокруг мерцает и растворяется, были совсем непродолжительными, и на них, похоже, никто не обращал внимания. Кроме, наверное, Эрики, потому что та иногда пристально разглядывала Алису, и взгляд этот Алисе не нравился.

Она будто внезапно отдалялась и опускалась под воду, а на всех остальных смотрела сквозь фильтр. Их голоса и жесты — странным образом они как будто становились отчетливее.

Алиса увидела, как они ведут себя с ней.

Этих мелочей она прежде не замечала. Ею никогда не интересовались, а обращались лишь за помощью. Только Эрика болтала с Алисой про одежду, про книги и фильмы, обсуждала одноклассников. Но эти разговоры были какими-то несерьезными.

Раньше Алиса ходила с кем-нибудь гулять по городу, если ее звали. Теперь она с этим завязала, осознав, что приглашают ее из вежливости. Им было все равно, пойдет она или нет. Как будто между ней и остальными существовала невидимая граница и стиралась она, лишь когда требовалась помощь с задачкой или примером, который самим им было никак не решить. Тогда они становились такими добренькими, прямо приторными. Но Алисе нравилось помогать, даже парням, которые наклонялись так близко, что она отшатывалась. Хотя порой к ней обращался Хенрик, и тогда она сидела неподвижно, будто окаменев, пока он не удалялся.

Обращался он часто. Спортсменом Хенрик был хорошим, а вот в учебе не силен. Реплики его часто казались Алисе слегка оскорбительными. Он словно насмехался над ней. Но она все равно помогала: ей почему-то было его жаль. Алиса сидела за партой, когда он появился с задачником по математике в руках — на полях были каракули и небрежные рисунки машин, причем Хенрик, видимо, с такой силой давил на ручку, что бумага рвалась. От парня пахло потом и чем-то вроде хлорки. Хенрик открыл перед Алисой задачку, которую даже и не пытался решить.

Ей вдруг надоело. Алиса ясно поняла, кто она для них. Что она для них. Она — ответы и решения, только и всего.

— С этим ты и сам справишься, — сказала она.

— Но как? Я ж не знаю.

— Здесь же все написано.

Он пожал плечами.

— Ты что, и читать не умеешь? — спросила она.

— Ясен пень, умею.

— Тогда прочитай повнимательнее и попробуй решить сам.

— Я думал, ты мне поможешь. Ты ж умная.

— Ты думал, я все за тебя сделаю, — медленно, будто обращаясь к ребенку, произнесла Алиса.

Хенрик наклонился к ней и грубо проговорил:

— А на хрена мне еще к тебе подходить?

Алиса сделала над собой усилие и не отшатнулась. Она медленно закрыла задачник и протянула его Хенрику:

— По-моему, ты подошел потому, что ты либо дико ленивый, либо просто тупой.

В ответ Алиса ожидала услышать хамство, однако Хенрик молча взял задачник и двинулся прочь, даже не взглянув на нее.

— Чего это ты разозлилась? — спросила Эрика позже. — Зря ты так.

— Я устала, — ответила Алиса. — Осточертело, что они все время таскаются ко мне со своими идиотскими просьбами. Если они мозги напрячь не могут, то я-то тут при чем? Хоть бы попытались. Им что, вообще в жизни ничего не надо? Думают, что им все и так дадут, даже если они палец о палец не ударят? Так, что ли? Или они просто придурки? Но ведь и в этом я не виновата.

Эрика вздрогнула и пристально посмотрела на нее:

— Способности у всех разные, Алиса, ты ведь понимаешь?

Когда учебный день закончился и Алиса шагала по школьному двору, ее вдруг толкнули в спину. Хенрик. Он показал средний палец и пошел мимо. Алиса остановилась и удивленно посмотрела ему вслед.

Мало ли что там Эрика сказала — да ей, Алисе, положить на это. И правильно она сделала, что высказалась начистоту. На миг стало легче. На миг удушливая пустота отступила. Глядя в спину Хенрику, она ощутила то, чего так долго ждала, ждала несколько невыносимых недель. И больше не собиралась терпеть ни дня.

А потом она все испортила.

Это было в феврале, за неделю до конца учебы, накануне школьного бала. Она направлялась к классному руководителю. И зачем ей эта ненужная встреча, ведь у нее все и так готово? В окна било солнце, и желтый линолеум ярко блестел. В коридоре было несколько человек. Некоторые из Алисиного класса, с заданиями, похожими на ее собственное, и кто-то помладше. Они сидели на низеньких скамейках вдоль стены и на подоконниках. Черные фигурки в просвете окон.

— Алиса, подожди.

Это была Леа. Она спрыгнула на пол, да так грузно, что металлические браслеты у нее на запястьях зазвенели.

— С кем ты пойдешь?

Алиса пожала плечами, как будто это не имело значения, точно ей было все равно. Леа не смогла скрыть разочарования, хоть и пыталась. И еще Алиса заметила в ее глазах едва заметную тень беспокойства.

— А ты вообще пойдешь? — не отставала Леа. — Эрика говорит, ты, может, и не собираешься.

Немного в стороне от остальных на скамейке сидел паренек из младших классов, маленький и худощавый, с падающей на глаза челкой. Сидевший позади него, на подоконнике, пинал паренька, и тот наклонялся вперед, стараясь увернуться. Паренек несколько раз пересаживался, но его мучитель следовал за ним.

Алиса посмотрела на Леа:

— Эрика пошутила, а ты и не догнала.

— Да откуда мне знать-то?

— Ты что, совсем больная? — спросила Алиса. — С чего мне бал-то пропускать?

Леа прищурилась и заправила за ухо прядь длинных каштановых волос:

— И с кем ты пойдешь?

Алиса сознательно затягивала с ответом — предвкушала, как вытянется у Леа физиономия, когда она узнает.

Опять какая-то возня на скамейке. Алиса повернулась. Паренек сидел склонившись вперед, а тот, на подоконнике, упирался ногами ему в спину. Алиса подошла и остановилась перед скамейкой. Но, увидев, кто на подоконнике, отступила. Хенрик.

— Давай-ка прекращай, — скомандовала она.

Хенрик спрыгнул с подоконника и усмехнулся, слегка приоткрыв рот. Один из передних зубов был чуть кривоват.

— Что именно?

— Ты меня понял.

— И что мне за это будет?

— Будешь не таким придурком.

— Чего это на тебя нашло?

«Не знаю», — подумала она.

Раньше Алиса прошла бы мимо, стараясь не смотреть. Обычно она не вмешивалась. И правда не вмешивалась.

— Ты его пинал, — сказала она.

— И чего, мне теперь прощения попросить?

— А что, идея неплохая.

— Вот что, Алиса… — тихо начал он и обхватил ее за талию. У Алисы засосало под ложечкой. За спиной у Хенрика, над дверью в кабинет классного руководителя загорелась зеленая лампочка.

Она мечтала об этом. О его руках. Как он обнимет ее. Как они пойдут рядом и он будет обнимать ее.

— Проси прощения, — потребовала Алиса.

Его глаза заблестели по-другому. Он принялся подталкивать девушку, пока она не уперлась спиной в стену, а потом наклонился и прошептал ей на ухо:

— Ты что о себе возомнила?

Его дыхание, тепло его губ обожгли ей шею. Алиса вдохнула. Ее захлестнула темная волна, сопротивляться которой она не могла. Упершись одной рукой в грудь Хенрику, Алиса подняла другую и ударила.

Суставы странно захрустели. Алиса испуганно отдернула руку, а Хенрик рухнул на пол прямо перед ней. Он трясся, кровь струилась между пальцами девушки и капала на пол, на блокнот, в который Хенрик якобы записывал советы классного руководителя.

Алиса с недоумением смотрела на Хенрика, на ярко-красные пятна на белой линованной бумаге, на безмолвные, точно застывшие лица вокруг.

Кто-то схватил ее за руку и оттащил в сторону:

— Ты что творишь? Ты какого хрена это сделала?

Пальцы ныли, Хенрик сидел на полу, закрыв лицо руками. Алисе хотелось, чтобы он поднялся и дал ей сдачи. Сопротивляться она бы не стала.

Сутки спустя Алиса зашла в кабинет, куда направлялась перед тем, как ударила Хенрика, и без приглашения уселась на стул для посетителей. Она ожидала услышать вопросы, которые ей задавали уже столько раз, что от них тошнило. Однако классный руководитель молчал.

Алиса вспоминала слова директора о последствиях, сказанные днем ранее: «Остается один вопрос. Что нам с тобой делать, Алиса?»

Классный руководитель сидел откинувшись на спинку стула и наблюдал за ней. Он сдвинул очки на блестящую лысину и беззвучно барабанил пальцами по столу.

— Извините, что я опоздала, — проговорила Алиса. — Мне надо было кое-что уладить.

— Понимаю, — сказал он.

Что-то в его тоне удивило девушку. Классный руководитель говорил без раздражения. Посмотрев на повязку на ее правой руке, он кивнул:

— Физика, Академия Або. Стало быть, ты туда хочешь осенью поступать?

— Да.

— Вообще-то интересно. Ведь ты, наверное, могла бы взяться за любой из предметов. Выбрать что угодно. Почему именно физика?

— Почему бы и нет?

— Ответ неверный, — усмехнулся классный руководитель.

— Потому что физика самый сложный предмет.

— Нет, Алиса, и этот ответ тоже неверный. — Он пристально смотрел на нее. — Ты ведь выбрала этот предмет наобум, словно жребий вытянула, да?

— Бросьте, — возразила она, — зачем мне это?

— С тем, что ты выберешь сейчас, тебе придется жить. Ты и правда мечтаешь заниматься этим всю оставшуюся жизнь?

Алиса пожала плечами:

Не лучше и не хуже всего остального.

— Я всегда считал тебя человеком творческим. Ты наверняка знаешь, что определенные таланты идут рука об руку. Природная склонность к математике зачастую означает способности к музыке. Но ты вместо этого выбрала рисование, предмет, в котором преуспела менее всего. Зачем ты это сделала?

Алиса снова пожала плечами.

— Я как-то слышал, как ты играешь, — продолжал классный руководитель. — Вы тогда закончили пьесу, реквизит убрали, и все разошлись. Ты играла на пианино. Я никогда больше не видел тебя такой счастливой. И я никогда не слышал, чтобы играли с таким чувством.

— Вы, наверное, перепутали, — бесстрастно сказала Алиса, — это была не я.

Учитель посмотрел на нее:

— Ты, конечно, не дипломат, но раньше до кулаков дело не доходило. Поэтому не удивляться я не могу. Зачем ты так поступила? Знала же, чем рискуешь. Ведь если тебя отчислят, не допустят к экзаменам, то все будущее, которое ты так старательно планировала, в один миг исчезнет. Ты же этого не хочешь?

Она покачала головой.

— Или все наоборот? Или ты уверена в себе на сто процентов и думаешь: «Я точно знаю, чего хочу. Знаю это с того самого дня, как пришла сюда учиться. Я с пол пинка сдам все экзамены и получу высшие баллы. Вот чего я хочу. И это самое важное». С полпинка, — повторил он, его губы дрогнули — едва заметно, однако от внимания Алисы это не укрылось.

— Я не знаю, зачем так поступила, — сказала она уже мягче. — Не знаю, что на меня нашло. Прежде я никому не причиняла зла.

— Тебе просто нужно подумать о себе. Ты выглядишь уставшей. Не слишком много занимаешься?

— А разве можно заниматься слишком много?

Классный руководитель вздохнул. В дверь стучали — долго, упорно. Он поднялся и нажал на зеленую кнопку на селекторе. Дверь за спиной у Алисы открылась.

— Ну ладно, — сказала девушка, — надеюсь, от других будет больше толку.

— Я разговаривал с Хенриком и его родителями, — проговорил учитель. — Они, разумеется, в ужасе, но заявление писать не собираются. Тщательно все обдумав, я решил так: сделаем вид, будто ничего не было.

Будто ничего не было.

Но в этом с ним никто не соглашался.

Когда Алиса вышла из кабинета, все смотрели на нее так, словно перед ними чудовище.

И вот она пришла домой. И осталась там. И это было лишь начало. Алиса знала, что должна взяться за учебники, что есть собственное мнение и это единственное, что имеет значение, но все следующие недели она стояла у окна в своей комнате и наблюдала за тем, что происходит на улице. Трещина в пальце заросла, на смену февралю пришел март, а потом — кошмары и нервный срыв.

После нервного срыва прошло еще несколько дней. Рано утром, вернувшись домой после неотложки, Алиса снова встала у окна. От снотворного было такое чувство, будто внутрь насыпали песка. Заниматься все еще не получалось. Сосредоточиться она не могла. Соня вошла в комнату и встала рядом с дочерью. По тротуару снаружи двигались люди. Иногда среди них попадались знакомые. Порой там был кто-нибудь из школы, кто раньше просил ее помочь, кто звонил и звал гулять. Теперь звонить перестали.

— Наверное, я выпускные экзамены не сдам, — сказала Алиса.

Соня неуверенно положила руку ей на плечо:

— Слишком много всего на тебя свалилось, раз уж ты даже набросилась с кулаками на того мальчика. Я до сих пор не понимаю, почему ты с ним так, но, по крайней мере, обошлось без последствий. Тебе это не навредит. — Соня помолчала. — Осенью ты уедешь. Начнешь жить собственной жизнью, и для нас обеих так будет лучше. Тебе нужен полный покой, чтобы со всем справиться. Время еще есть. Все наладится, Алиса. Я знаю, куда мы можем поехать.

Алиса шагала по тропинке вниз к морю. Как только она вышла, ей показалось, что тело стало легче, словно из него песок высыпался. Исчезла вялость, из-за которой Алиса забывала, где находится.

Белый паковый лед в заливе ослепительно сверкал. В ручье текла прозрачная ледяная вода, на дне лежали камни, большие круглые камни, похожие на яйцо. Они аккуратно лежали рядком, плотно прижавшись друг к другу. Алиса перешла через ручей и заскользила по тропинке вниз, к скалам. После ночи на земле еще оставался иней.

В небе над смотровой вышкой пролетел орел. Внизу чернела вытащенная на берег лодка. Ее тень темным пятном расплывалась по песку.

После смерти отца все изменилось. Из дома у моря они уехали. Сменили фамилию. Теперь они носили девичью фамилию Сони. Поначалу произносить ее было непривычно, казалось, будто рот набит камушками, но потом она приросла к ним так же, как и город с его улицами, автомобилями и людьми. С детьми во дворе, игровой площадкой с качелями, пляжами, на которых ты никогда не останешься в одиночестве.

Они были вдвоем. Едины и неразлучны. Окруженные вечно спешащими людьми. Одноклассниками, коллегами. Время от времени возникавшими мужчинами, с которыми встречалась Соня.

Алиса не хотела, чтобы они появлялись. Из-за них квартира делалась чужой. Она помнила, как стояла и смотрела на них, когда они сидели в гостиной или за кухонным столом. Она научилась пристально, по-особому разглядывать этих мужчин, пока они не начинали крутиться и искать глазами Соню. Их блуждающие взгляды. Подергивание губ. Они-то думали, что улыбаются. Алиса не отрываясь смотрела на их белые зубы, а мужчины спрашивали, сколько ей лет и есть ли у нее хобби. Алиса представляла, как их реплики скатываются на пол и исчезают под ковром вместе с хлебными крошками, которые дождем осыпались с края стола, и с сухой землей, которая падала с ее резиновых сапог, когда она прибегала со двора и пила воду, а потом снова выскакивала на улицу.

Позже они перестали приходить. Теперь Соня сама уезжала по вечерам. В стоявшем в спальне зеркале Алиса видела склоненную голову матери, когда та сосредоточенно водила кисточкой по ногтям. Однажды Алиса приложила свой палец к ногтю, и на лаке образовался круглый отпечаток, похожий на цветок. Соня схватила маленький флакончик и скрылась в ванной, и хотя Алиса стояла снаружи и кричала, мать так и не открыла. Женщина, вышедшая из ванной, была уже не Соня и пахла иначе, лак на ее пальцах нежно переливался. Отпечатков больше не оставалось, как бы сильно Алиса ни нажимала.

Потом она стояла возле кухонного окна и смотрела, как Соня садится в машину. В животе рос черный комок, чувство, что мама усядется в эту машину и исчезнет, что она никогда больше не вернется.

Но та девочка, прислонившаяся лбом к оконному стеклу, была ребенком. Теперь она уже не дитя.

Всё здесь так же, как мы оставили.

Алиса зашагала вниз, к берегу.

Плывущая к берегу лодка, пустое место посередине.

Она попыталась вспомнить.

Место, где он сидел. Лопасть весла в сине-зеленой воде. Он сидел на корме. Ее голые колени, вода, брызгающая на спину и руки. Нос лодки был направлен на приближающуюся землю — залив, круглые каменные плиты, отполированные ледником, тускло-красные блики озера между деревьев, дом, лес, обрыв, остроконечные черные скалы.

Алиса попыталась извлечь это из памяти. Но нет, она ничего не видела.

Ветер летал по берегу, раскачивая темно-синюю веревку на лодке. Алиса взобралась обратно на скалы. Перед ольховой рощей, радом с устьем ручья была плоская, поросшая мхом скала. В центре скалы мох выродился, и сейчас на голом камне лежала куча тонких палочек, светлых и гладких, точно оструганных. Вряд ли их принесло туда ветром. Они были сложены в фигурку, похожую на маленькое чудовище.

Когда она вошла, Соня сидела в кресле и читала. Красный лак у нее на ногтях облупился. Иногда мать проводила целый вечер, принимая ванну, укладывая волосы, тщательно крася ногти. Ради себя, а не для кого-то другого. Уже давно она не делала этого для других. Обычно проходило несколько дней, и Соня снова медленно, но верно теряла лоск. Волосы слипались, под ногтями скапливалась грязь. Она бросала куртку на стул в прихожей, а поверх нее сваливала еще целую гору вещей. Когда Соня снова откапывала куртку, та была мятой, словно жеваной, однако она даже не пыталась ее выгладить.

— Где ты была?

— Выходила прогуляться, — ответила Алиса.

— Поедешь завтра в город?

— Да.

Соня нагнулась вперед и посмотрела на дочь:

— Все уже обо всем забыли, вот увидишь. — Да.

Будто бы ничего не было.

— Расписание автобусов на кухне, — сказала Соня.

Расписание лежало на столе, поверх черной записной книжки, перетянутой красной канцелярской резинкой.

— Что это такое? — спросила Алиса.

— Я думала, тебе захочется написать что-нибудь о тех временах, когда мы тут жили. Что-нибудь об отце. Возможно, ты что-то помнишь об Иване.

— Я ничего о нем не помню, — сказала Алиса.

Голос ее зазвенел. Соня заморгала. Алиса сделала шаг к лестнице и обернулась и вновь обратилась к матери:

— Похоже, здесь внизу, у залива, играл ребенок. Соня заложила книгу пальцем и подняла голову. — Вполне возможно, — сказала она. — Там ведь проходит тропа. Туристическая тропа.

Эрика сидела на лестнице возле спортивного зала и писала что-то в телефоне. Рядом с ней стояла бутылка с водой. На Эрике был синий комбинезон из грубой ткани, а на голове шарф. За спиной Алисы закрылась дверь, проглотив ряды парт, склоненные спины, руки, движущиеся поверх листов бумаги. Должно быть, Эрика закончила с экзаменом раньше нее. На секунду Алисе захотелось пройти мимо, не обращая внимания, но Эрика подняла голову.

— Почему ты выключила телефон?

Алиса думала съязвить, но голос Эрики дрожал, и она сжалилась.

— Сидела зубрила, — ответила Алиса.

— Ты что, не понимаешь — я же волнуюсь! Ты и на бал не пришла. Я звонила сто раз, домой к тебе приходила, но там никого нет. Ни души! Вы прямо как испарились. В конце концов я позвонила твоей маме, и она сказала, что вы там больше не живете, что вы переехали на некоторое время куда-то к черту на рога… И еще она сказала, что ты заболела.

— Просто простудилась.

Эрика поднесла бутылку к губам и глотнула. Из-под шарфа выглядывали гладкие блестящие волосы.

— То, что случилось… — начала она.

Алиса обернулась и посмотрела на дверь в зал. Возле нее, в самом конце коридора, никого не было.

— Я не хочу об этом говорить.

— А я хочу, — не сдавалась Эрика, — потому что не понимаю.

— Тебе и не надо понимать. Никому не надо.

— Я думала, тебе нравится Хенрик… да нет, я точно знаю, что нравится.

— Я же сказала, что не хочу об этом говорить.

— А я хочу.

Алиса на секунду закрыла глаза.

— Мне пора.

Эрика поднялась и положила свою руку на ее:

— Пора? Хочешь — поживи у нас с сестрой. Я могу у нее спросить.

— Ну уж нет.

— Тогда я к тебе приеду.

— Нет. Мне надо заниматься.

Эрика отдернула руку и промолчала. Они знали друг друга три года, с лета перед началом занятий в гимназии. Алиса понимала — следует что-нибудь сказать, но она устала. Сил не осталось. У нее не было сил. Она открыла сумку и достала расписание автобусов. Строчки цифр. Часы, минуты. Она не могла заснуть прошлой ночью, лежала и ждала, когда подействует таблетка, уставившись в незнакомый потолок, ворочалась на матрасе, слишком тонком для ее повзрослевшего тела. Единственное, чего она сейчас хотела, — сесть в автобус, прислониться головой к окну и закрыть глаза.

— Почему вы сняли дом в такой глуши?

— Не знаю, — ответила Алиса.

— У вас там есть знакомые?

— Нет, никого.

Она вышла из автобуса. Тот оставил после себя облако дорожной пыли. На сине-белом знаке было написано: «Салтудден, 5 км». Алиса вытащила велосипед из канавы и протерла рукой сиденье. Гоняла она быстро. Раньше асфальта не было, только гравий. Вдруг она вспомнила Соню и Ивана. Как они все вместе ездили на экскурсии. Шаркающий звук на поворотах. Скольжение. Вспомнила, как быстро крутила педали и как ноги почти немели, потому что на велосипеде без передач педали приходилось крутить вдвое быстрее. Вдвое быстрее, чем родителям. Когда они исчезали за вершиной холма и скрывались из виду, Алису охватывал страх. А потом совсем рядом раздавался их смех. Велосипеды лежали в траве. Иван с засученными рукавами, Соня указывала в канаву, озерцо, мутную лужу, полную медленно передвигающихся мелких черных букашек, пульсирующих, точно сердце под кожей.

Лес растворился, превратившись в размытую движущуюся тень. Ветер бил в лицо, отчего слезились глаза. Запыхавшись, Алиса остановилась у шлагбаума. Грудь готова была разорваться. На обочине торчала сломанная вешка, а на теневой стороне белела полоса грязноватого снега.

Как-то там лежала мертвая косуля. Алиса тыкала в нее палкой. Мясо сгнило и стало мягким. Шкура — как тонкий мешок. Палка вошла внутрь без сопротивления, как в воду. Девушка вытащила ее, и из черного отверстия выползли личинки.

Когда она вошла, стол был накрыт. Соня уже поела и мыла посуду у раковины. Не успев отдышаться, Алиса села на свое место. Ее подташнивало. На ужин был цыпленок в масляном соусе. Она знала, что почувствует, когда сунет в рот кусок и примется жевать. Жирный соус, скользкое мясо. Она зачерпнула еду половником, положила в тарелку.

— Ты что-то бледная, — сказала Соня.

— Гнала быстро. На велике.

Мать выключила воду.

— Как ты вообще себя чувствуешь?

— Говорю же, гнала слишком быстро.

Соня взяла из раковины стакан и теперь держала его в руках. Белая пена стекала по пальцам.

— Ты ведь скажешь, если что-то будет не так?

Алиса поднялась к себе. Записная книжка лежала на письменном столе. Девушка стянула красную резинку. Странички были тонкие и чистые, как вода. Она захлопнула записную книжку и сунула под учебники.

Вверх-вниз, вверх-вниз, на поворотах гремит, когда шины наезжают на гравий. Тишина, дыхание, волосы, развевающиеся вокруг головы. Иван сейчас далеко впереди. Он исчезает. Он забыл, что я там. Он всегда обо всем забывает. Он забыл ноты. Он сказал, что мне следует остаться в церкви, но сама я не хочу быть там. Сегодня он опять посмотрел на меня так, точно меня там не было. Мне захотелось заорать во все горло. Я хочу, чтобы он стал таким, как прежде. Иногда я думаю, что внутри него кто-то другой. Тот, кто забыл, кто я такая.

Скоро он скроется из виду. Мне нужно крутить педали быстрее. Нельзя дать ему скрыться.

Он сказал: когда-нибудь меня здесь больше не будет. Когда-нибудь я стану деревом в лесу. Оно растет в такт с твоими руками, ты всегда сможешь обхватить его, а когда дерево сгниет, ты уже будешь очень старой, будешь старухой со скрюченной спиной, а кожа на твоих щеках сморщится и покроется пятнами, совсем как кора.

А потом?

Потом мы умрем.

Когда она вошла, в доме никого не было. Стоя возле мойки, Алиса съела хлебец с икрой. По тонкому слою воды, покрывавшему лед на озере, пробежала легкая рябь. Что-то заставило девушку обернуться и посмотреть сквозь дверной проем в гостиную. Звук — на этот раз тихий. Она видела диван, а за ним укрытую мебель. Алиса опять повернулась к окну, стряхнула крошки с рук. Ей надо выйти. Голова тяжелая, надо ее проветрить, а уж потом подняться к себе и засесть за учебники.

Она взяла велосипед и поехала по проселочной дороге. Сразу за фургоном дорога разветвлялась. Алиса свернула вниз, к воде, к маленькому закрытому заливу и рыболовецкой гавани с лодочными сараями. Вдали, у одного из сараев, стоял припаркованный пикап защитного цвета. Какой-то мужчина грузил сеть в моторную лодку. При появлении Алисы он встал и уставился на нее. Она повернула велосипед и поехала дальше. Миновав шлагбаум, вместо того, чтобы ехать по проселку, свернула налево. Асфальт почернел, стал гладким, с ослепительно-белыми линиями. Высокие обочины превращались у канавок в рыхлый гравий. Алиса держалась посреди линии разметки. Природа здесь сделалась совсем скудной. Низенькие сосны, скалы. Через километр показалось море. Алиса выехала на парковку над вытянутым мысом. На вывеске значилось: «СПА- и конференц-отель, Салтудден“». За парковкой темнели здания. Вблизи — современное невысокое строение с большими узкими окнами. От парковки дорога вела на мыс, к главному зданию, а дальше — вниз, к пристани. Еще одна дорога, обозначенная как частная, тянулась вдоль высаженных в ряд деревьев на мыс, к двухэтажному зданию, построенному в том же стиле, что и главное. И ни души вокруг. Ни единой машины. Алиса слезла с велосипеда и направилась к главному зданию. Она сложила ладони домиком и заглянула в окно. Большая комната, со вкусом обставленная дубовой мебелью, светлые ткани. На стенах картины. На широкой двуспальной кровати — два белых халата с логотипом отеля. Алиса заглянула и в другие окна. Все номера похожи друг на друга. И из каждого можно открыть дверь и выйти прямо на скалу.

Алиса обогнула угол гостиницы. Отсюда видно было дорогу, ведущую к пристани. На развороте, в конце дороги, стоял черный трейлер с тем же логотипом, что и на халатах. Дверь в домик поменьше была открыта. Оттуда вышел мужчина с мусорным мешком. Он бросил мешок в фургон и снова скрылся в доме. Алиса поспешно повернулась и направилась к велосипеду.

Алиса почти добралась до шлагбаума, когда сзади посигналили, и велосипед вильнул в сторону. Переднее колесо наехало на рыхлый гравий обочины. Девушка попыталась затормозить, но велосипед заскользил, и она грохнулась в канаву. Алиса выругалась. Спина болела. Девушка поднялась и попыталась вытащить велосипед на дорогу, но на краю канавы поскользнулась. Велосипед опять съехал. Кожу на икре саднило. В нижней части голени щипало. Сквозь светлые колготки просочилось несколько капель крови.

Автофургон проехал мимо и остановился чуть впереди. Шофер стоял у обочины над Алисой, держа в руках солнечные очки. На вид он был на пару лет старше нее. Если бы не одежда — грубая рабочая куртка, грязные джинсы, изношенные резиновые сапоги, — она бы, возможно, посчитала его симпатичным или даже милым. Алиса посмотрела на фургон. Логотип. Парень, похоже, работает в гостинице.

— Давай помогу.

Он протянул руку. Алиса смерила его взглядом, отвернулась и взялась за руль.

— У меня и в мыслях не было пугать тебя, — сказал парень. — Я тебя спутал с другой девушкой.

— И решил так над ней подшутить, да?

— Она, по крайней мере, не свалилась бы с велосипеда.

Он усмехнулся, и Алисе захотелось толкнуть его. Она чуть не разбилась насмерть. Что бы он тогда делал? Вероятно, сбежал бы. Парень явно из тех, кто прячется от ответственности. Такие жизнью не жертвуют. Алиса собралась с силами и вытащила наконец велосипед на дорогу. Цепь соскочила. Она поставила велосипед на подножку и присела рядом. Парень неподвижно стоял позади нее, ничего не говоря, но она чувствовала на себе его взгляд. Он может с ней сделать все что угодно. Они тут одни. Только лес, дорога в бесконечность и ни души. Она надела цепь на верхнюю часть звезды, приподняла заднее колесо и крутанула его. Цепь встала на место. Алиса взялась за руль. На тыльной стороне ладони остались следы масла и черные полосы. Парень перевел взгляд с ее лица на окровавленную ногу:

— Ты поранилась.

Алиса и опомниться не успела, как он снял рабочие перчатки, нагнулся и осторожно пощупал ее голень. Сквозь колготки она почувствовала тепло его пальцев. Руки были мягкими, но решительными. Алиса и не ожидала. Она отдернула ногу, и незнакомец выпрямился.

— Хочешь, я тебя подброшу?

— Нет, не хочу. — Алиса смотрела ему прямо в глаза. Ее захлестнуло прежнее чувство, она ощутила невиданную силу. Словно опьянение. Пусть только попробует снова прикоснуться — сильно пожалеет.

— Велосипед можно положить в фургон, сзади.

— Ты что, глухой? Я никуда с тобой не поеду. Парень поспешно пожал плечами:

— Как хочешь.

Он прошел мимо нее к машине, остановился и обернулся:

— Что ты делала у гостиницы?

— Не твое дело.

Он опять ухмыльнулся:

— Ты вроде не местная, или как?

Она не ответила. Дверца хлопнула, и Алиса заметила, что перед тем, как уехать, он посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Девушка запрыгнула на велосипед. Сразу за шлагбаумом цепь соскочила снова. А еще метров через десять — опять. В конце концов Алиса сдалась и больше километра вела велосипед за руль. Дома прислонила его к стене и пошла поискать ящик с инструментами.

Гардероб на нижнем этаже был пуст, одежда висела наверху, в гардеробе Сони. Под одеждой стояла коробка, которая сразу показалась Алисе чересчур легкой, но она все равно открыла ее. Там лежала детская одежда. Стопка рисунков. Мягкая игрушка — грязно-серый кролик, весь в катышках, — вероятно, когда-то он был белым. Девушка подняла кипу рисунков. На самом верху посреди листа был вертикальный голубой прямоугольник. От верхней части прямоугольника вниз до середины шла черная черта, которая постепенно загибалась и превращалась во что-то вроде круга. Алиса пролистала остальные рисунки. На всех один и тот же сюжет. Перевернув их, в правом нижнем углу она увидела сделанную рукой Сони надпись: «Алиса 2004».

Ты вроде неместная, или как?

Алиса сложила рисунки обратно в коробку, задвинула ее в угол и прошла в кабинет. Там был письменный стол, полка с нотными тетрадями и партитурами и справочники с описанием насекомых, водоплавающих и рыб: «Обитатели рек и озер», «Птичьи яйца и гнезда», «Обитатели морей». Книги были старые и пожелтевшие. На страницах темнели отпечатки грязных пальцев, оставленные руками нетерпеливой девочки, местами углы были загнуты. На одной из страниц рассказывалось о жуках-плавунцах: «Даже личинки, довольно крупные — самые большие могут достигать 65 мм в длину, — это прожорливые хищники с мощными челюстями. Они впрыскивают в свою жертву коричневую жидкость из пищеварительного тракта, которая, во-первых, лишает способности реагировать, а во-вторых, растворяет внутренности. Затем личинки высасывают содержимое жертвы, оставляя после себя практически пустую оболочку».

В ящике стола лежала бумага, несколько журналов. Никаких инструментов нигде не было.

Алиса опять вышла на улицу и посмотрела на велосипед. Цепь болталась. Девушка пнула велосипед так, что он грохнулся в траву у стены. Там она его и оставила.

«Девочка находится в лифте. В руке она держит яблоко. Подъемный трос лопается, и лифт свободно падает. Девочка отпускает яблоко. Как яблоко падает и какие силы на него воздействуют?»

— Ты что, целый день тут просидела?

Палец остановился на середине страницы под рисунком с девочкой. Начало темнеть. В оконном стекле, словно в зеркале, появилось отражение — размытый силуэт Сони.

Алиса посмотрела на часы. Было шесть. Прошло шесть часов. Текст плыл перед глазами. Закрой она их — и увидит перед собой все те же страницы и заголовки. Текст. Он останется в ее памяти, когда она будет сидеть в спортзале.

Она оторвала палец от страницы и обернулась.

— Я как раз собиралась пойти погулять.

Соня посмотрела куда-то мимо. Ее взгляд остановился на обложке записной книжки, лежавшей под книгами, в самом низу.

— Ты написала что-нибудь?

— Я ведь сказала, что у меня и в мыслях нет вести дневник.

— Почему ты никогда о нем не говоришь? — Алиса услышала, как Соня шагнула к ней. — Ты никогда о нем не рассказывала. Даже потом, когда мы ездили к психиатру.

Алиса медленно повернулась:

— К психиатру?

— Я возила тебя к нему после несчастного случая. Потому что ты вела себя так, словно ничего не произошло. Как будто всегда были только ты и я. Точно отца и не существовало никогда. Но и психиатру ты ничего не сказала, сидела молча. Тогда она достала бумагу и карандаши и предложила тебе порисовать. И ты рисовала. Одно и то же снова и снова. Несколько черточек посреди листа. И все, никакого сюжета. — Соня помолчала. — Психиатр сказала, что иногда может случиться нечто настолько тяжелое, что это невозможно принять. И тогда начинают срабатывать защитные механизмы. Она предположила, что так и произошло. Разве ты не помнишь, как мы с тобой ездили к ней?

— Я и комнату-то почти забыла, — ответила Алиса. — Даже не верится, что я тут спала.

— Но так оно и было. А иногда ты ходила во сне. — Соня кивнула в сторону прихожей. — Но только до лестницы. Я не знаю, что ты представляла и что видела перед собой, но всегда останавливалась на одном и том же месте перед лестницей, замирала на несколько минут, а потом возвращалась сюда, в кровать. — Она снова умолкла. — А иногда ты приходила к нам с Иваном. Бывало, я проснусь посреди ночи, а ты стоишь у кровати — пугала меня до смерти. — Опять молчание. — Как в ту ночь, недавно, когда мы ездили в больницу, — проговорила она наконец. — Я тебя даже не узнала и ужасно испугалась. Тебя всю трясло, словно ты заболела. Ты сказала, что увидела кого-то… во сне.

Его. Я видела его.

— Я же говорила, что не помню, — произнесла Алиса.

— Но ты же рассказала про сон врачу в неотложке.

Алиса посмотрела на Соню. Да, рассказала. Но после того, как мать вышла из кабинета. На мгновение на лице Сони появилось что-то незнакомое. Воздух в комнате был тяжелый, пахло старой пылью, точно как пару дней назад, когда они только приехали в этот дом. Соня заправила волосы за уши. Снаружи из прихожей пробивался слабый свет, нарисовавший на деревянном полу мамину тень.

— Я сохранила дом таким, чтобы казалось, что твой отец все еще здесь, — призналась Соня. — В этих стенах. В вещах. Во всем. Каждый раз, приезжая сюда, я думаю, что Иван видит меня. Видит, как я иду по лесным тропинкам. Как вечерами я сижу в кресле и читаю. Он лежит рядом со мной в нашей старой комнате, лежит рядом со мной, когда я сплю.

— Почему ты мне не говорила? — спросила Алиса. — Что дом остался. Что ты бывала здесь.

Соня отвернулась. В комнате повисла тишина. Откуда-то снаружи доносился звук, похожий на жужжание двигателя.

— Я приезжала взять пробы в заливе, пробы дна. Для картирования.

Она наклонилась и разгладила покрывало на кровати Алисы, рассеянно, точно не осознавая, что делает. И снова повернулась к дочери:

— Твои таблетки лежат на комоде.

Алиса посмотрела на страницы учебника. Ей почудилось, что стены придвинулись ближе. Она увидела текст. Знаки, символы. Они сливались, наскакивали друг на дружку. Все написанное теряло смысл. Алиса положила закладку, захлопнула книгу и сказала:

— Пойду прогуляюсь.

Она спустилась по тропе в сторону залива, затем свернула налево и направилась к опушке леса. Туристы протоптали здесь отличную тропу. Туристический маршрут вел вдоль берега по северной стороне озера, после чего тропа постепенно поднималась на высокий мыс. Лес изменился: поредел, деревья стали низкими, маленькие сосны выглядели так, точно присели и зацепились за гору, пейзаж был скудным.

Перед обрывом тропа сворачивала. Алиса видела, что окрашенные белым валуны, отмечавшие маршрут, исчезали за склоном. Она остановилась, немного не доходя до края скалы. Горизонт потемнел, небо стало красным. Перед ней на сорок метров вниз убегали скалы. Там шумело море — откатывалось и набегало на берег, с сосущим пустотелым звуком накрывая валуны и плиты, протискиваясь в каждую расщелину, каждую полость, прежде чем отступить снова.

«При условии, что сопротивлением воздуха можно пренебречь, все тела падают с одинаковой скоростью. И лифт, и девочка, и яблоко. Поэтому девочка полагает, что яблоко остается на месте. Условия в падающем лифте воспринимаются девочкой так, будто силы тяжести не существует. Аналогичный эффект возникает в любой свободно падающей системе».

Иногда Алисе казалось, что она мертва, что она — машина, механика которой функционирует в самых мелких составных частях каждую секунду, каждый день. И ее нельзя остановить.

Картинка с девочкой, окруженной четырьмя стенами лифта, и яблоком, парящим в воздухе перед ней.

Потом ничего не осталось. После того, как лифт рухнул. Тела разбились. И яблоко, и девочка. Ее ладонь раскрылась, как чаша, как углубление, точно яблоко все еще лежало в ней, хотя оно приземлилось далеко от ее пальцев, разбитое и раздавленное, превратившееся в нечто непонятное.

Алиса развернулась и решила пойти обратно. На другом конце туристической тропы чернела опушка леса. Что-то яркое затрепетало и исчезло. Быстро, молниеносно. Что это такое, она не разглядела. Она смотрела на деревья, но те стояли темные и недвижимые. Алиса перевела взгляд на тропу, по которой только что шла, на опушку перед ней. Но ничего, кроме леса, не увидела.

Похолодало. Алиса натянула свитер и зашагала быстрее, глядя на тропу и тщательно выбирая, куда поставить ногу. До самого залива тянулся галечник — поле ровных круглых камней, оставленных ледником и словно подожженных закатом. Паковый лед в заливе глухо затрещал. Потом хрустнула сломанная ветка, и Алиса остановилась как вкопанная, затаила дыхание и медленно обернулась на звук.

Под деревьями вырисовывалась темная фигура. Косуля. Она настороженно подняла голову и посмотрела на девушку.

Алиса солгала, когда сказала, что ничего не помнит об отце. Кое-что она помнила. И с того момента, как они вернулись сюда, воспоминаний становилось все больше. Воспоминания то набегали, то исчезали, как морская зыбь между скалами. Его руки, которые обнимали ее на берегу. Заброшенная смотровая вышка. Косуля вдали у озера. Они видели, как она нагнулась над темной поверхностью и пила. Они видели, как она подняла голову, застыла и исчезла в темноте между деревьями. Он прошептал, что есть место получше: «Я бы хотел взять тебя туда».

Алиса забыла про таблетку. То вертелась, то лежала, уставившись в потолок. Вместо шероховатых теней перед ней плыл текст из учебника. Картинки, буквы, знаки. Затем навалился сон. Тело на полу. Как быстрый укол. Она села на край кровати. На небе слабо светила голубоватая луна. Алиса вышла в прихожую. Дверь в комнату Сони была приоткрыта. Девушка бесшумно потянула ручку. Мать лежала на боку, закрыв лицо рукой, которая упиралась в соседнюю подушку.

Алиса вернулась в свою комнату. Между лопатками чесалось, точно там кто-то ползал. Она попыталась дотянуться, но не помогло. Включила люстру, стянула пижаму и повернулась, чтобы посмотреть на спину в зеркало на комоде, однако ничего не увидела.

В тот день дул ветер. Были волны.

Возможно, он выронил весло. Перегнулся через планширь.

Это был несчастный случай, Алиса.

Блюдце с таблеткой стояло на комоде. Рядом — стакан с водой. Вот только уже слишком поздно. Алиса взяла блюдце, выбросила таблетку в мусорную корзину, выпила воду и поставила стакан обратно на комод. Погасила свет, вернулась в кровать. Над головой висел немой потолок.

Лед на озере тонким слоем покрывала вода — вот-вот вскроется. Алиса прислонилась к затворенной входной двери. Тишина охватила лес и небо. Нежная белая пелена.

Тишина, но совсем иная.

Алиса вспомнила склоненные головы в экзаменационном зале. Вспомнила, как шла между рядами парт. Его лицо. Синяк, сперва темный, почти черный, поблек. Просто желтоватое пятно над переносицей. Хенрик пару раз наградил ее равнодушным взглядом.

На морозном воздухе дыхание Алисы превращалось в маленькое облачко. Такое спокойствие бывает перед тем, как случится что-то страшное, гнетущее — взрыв, буря. В теле, суставах, пальцах как будто песок. Наползающая тревога.

Алиса посмотрела на опрокинутый у стены велосипед и вернулась в дом. Соня все еще сидела за кухонным столом.

— Мне нужен разводной ключ.

— Мы не привезли инструменты, — сказала мать.

— Но здесь же наверняка найдется ящик с инструментами.

— Да, был такой, — подтвердила Соня, — но я пару лет назад искала и не нашла. — Она отставила чашку и посмотрела на часы над дверью: — Надо съездить в магазин.

Они отправились в деревню. Деревушка представляла собой несколько домов, продуктовый магазин, пустующее четырехугольное здание, где прежде, судя по всему, располагался банк, и обнесенную стеной белокаменную церковь с кладбищем, частично спрятанным за ней. Соня свернула и припарковалась у бензоколонки. Алиса вылезла. В пятидесяти метрах от нее в небо смотрела колокольня. Соня открутила крышку бензобака и положила ее на багажник. Она посмотрела туда же, куда и дочь, но ничего не сказала.

— Я много времени с ним проводила? — спросила Алиса.

— Вы с ним не расставались ни на минуту, — ответила Соня. — Он брал тебя на работу. Да и вообще ты ходила за ним повсюду.

Солнце скрылось за верхушкой колокольни, отчего вокруг черной крыши разлилось ослепительное сияние.

— Ты, наверное, иди в магазин, — сказала Соня, — а я заправлюсь и присоединюсь.

Когда Алиса вошла, мужчина за кассой поднял голову. На нем был плотный фартук, завязанный поверх клетчатой рубашки. Бросив взгляд на девушку, кассир снова принялся сканировать товары. Седой мужчина взял с полки пачку сигарет и бросил ее на ленту. Его волосы блестели от жира. Он пристально посмотрел на Алису. Она направилась вдоль полок. Консервы, моющие средства, бакалея. Запах сырой и затхлый. Дверь со стороны парковки отворилась, и в магазин вошла Соня. Она взяла тележку и скрылась между полками. У мясного прилавка стояли две пожилые женщины, — склонившись над тележками, они тихо беседовали, но, когда Соня приблизилась, замолчали и двинулись дальше по проходу. Взяв из фруктовой корзины яблоко, Алиса заняла очередь. Одна из женщин упаковывала продукты в холщовую сумку. Другая не спеша выгружала покупки на ленту. На ногах у нее были компрессионные гольфы, но правый сполз и собрался гармошкой у щиколотки, обнажив распухшие синюшные вены, похожие на залезших под кожу червей.

Снаружи, на крыльце Алиса вытерла яблоко о платье и откусила. Их машина все еще стояла у бензоколонки, а на багажнике лежала крышка от бака. Старухи вперевалку прошли по посыпанной гравием площадке и скрылись за церковью. На нижней ступеньке, спиной к Алисе, кто-то сидел. Она опять посмотрела в сторону парковки. Кроме их машины, там стояли еще три. И среди них — черный фургон, на кузове которого красовалась надпись: «СПА- и конференц-отель „Салтудден"».

Алиса прошла мимо сидящего и обернулась. Прищурившись, парень посмотрел на нее. Он сидел широко расставив ноги и упершись руками в бедра. Волосы зачесаны назад, грубая рабочая куртка расстегнута. Рядом, на ступеньке, лежали перчатки. Он обернулся и посмотрел на пустую стойку для велосипедов у стены магазина:

— Без велосипеда?

Она опять укусила яблоко и вытерла с губ сок:

— Он сломался.

Довольным парень больше не казался.

— Хочешь, помогу тебе его починить?

— Не хочу.

— Ну тогда хотя бы заплачу за ремонт.

Алиса грызла яблоко и рассматривала своего собеседника. Поношенная одежда, грязные сапоги.

— Побереги деньги, — посоветовала она. — Тебе они нужнее.

Он сглотнул и спросил:

— Ты всегда такая добрая?

Она пожала плечами. На парковку свернула еще одна машина. Хлопнула дверца, и мимо них в магазин прошел какой-то мужчина.

— Тебе что, делать нечего? — поинтересовалась Алиса.

— У меня перерыв.

Снова этот надменный вид. Алиса вспомнила, что в гостинице было довольно пусто. Только вот этого паренька она там и встретила.

— То есть, когда гостей нет, владельцы дают тебе выходной?

— Можно и так сказать.

— Не хотела бы я такой жизни, — заявила Алиса.

Он как-то странно посмотрел — так, словно она сказала что-то забавное.

— Ты здесь в гостях? — спросил он.

— Мы тут дом снимаем.

— И давно?

— Нет, совсем недавно.

— А где?

Она кивнула в сторону дома.

— Недалеко от гостиницы?

— Да, в паре километров.

— За шлагбаумом? Дом у озера?

Алиса заколебалась.

— Да, — ответила наконец она.

— Это дом с историей.

Алиса едва заметно вздрогнула. Она посмотрела сквозь окно в магазин. Сони нигде не было видно.

— И что за история? — спросила она.

— Много лет назад там жила семья: папа, мама и ребенок. Девочка. Я думаю, именно они и построили дом. Папа был кантором в местной церкви. Однажды мама вернулась домой, а там никого. Папа с дочкой исчезли. А лодка валяется на берегу. Все сразу же бросились их искать. Девочку нашли через несколько часов, в лесу. Решили, что папа упал в воду, а малышка доплыла на лодке до берега, убежала в лес и заблудилась. Она была вся грязная, бледная… Я сперва подумал, что она мертва. С виду она вообще на куклу смахивала.

— Ты видел ее?

— Да. — Он посмотрел на Алису. Наверное, голос ее прозвучал совсем тихо. — Видел. Я участвовал в поисках. Мы все искали, двигались вдоль берега. Собственно говоря, это странновато, мне ведь всего десять лет было, а меня отправили на поиски.

— И что вы искали? — спросила девушка, хотя и так знала.

— Их тела. В тот день дул ветер. Я помню волны, которые накатывались из моря, прямо огромные. Нам сказали высматривать на воде что-нибудь темное, но мы ничего не видели. Господи, это просто чудо было — когда ее принесли из леса. Но отца так и не нашли. — Парень помолчал. — Некоторые сомневались, что это несчастный случай.

— В смысле? — не поняла Алиса.

— Поговаривали, что он исчез, потому что сам так задумал.

Алиса пристально посмотрела на собеседника. Потом — мимо него, в окно. Стекло отражало свет, и контуры наплывали друг на друга, но ей удалось различить стоящую у кассы Соню.

Это был несчастный случай, Алиса.

Она медленно повернулась к пареньку. Тот встал.

— Заезжай как-нибудь в гостиницу, — сказал он, — хозяева в отпуске. Я за главного.

Не дожидаясь ответа, юноша повернулся к Алисе спиной и скрылся в магазине. Дверь тотчас же вновь открылась, и на пороге показалась Соня. Она поставила одну из сумок на ступеньки возле Алисы, направилась к машине и открыла багажник. Алиса подняла сумку и, сунув ее в багажник, залезла в машину. Она тронулась, и из-под колес поднялось облако пыли, медленно оседавшее на сухой гравий. Девушка разглядывала мать — тонкие морщинки вокруг рта, седые пряди в заправленных за ухо волосах. Алиса все еще держала в руке половину недоеденного яблока. Мякоть покоричневела и сделалась вялой. Алиса бросила его в мусорный пакет, который висел на рычаге переключения передач, и вытерла ладонь о сиденье.

Они ехали к морю. С обеих сторон стеной тянулся лес. Алиса думала о книгах, лежавших открытыми на письменном столе в комнате, которая когда-то была ее. О буквах, которыми они наполнены. О том, как она берет одну из книг и поднимает ее, а буквы отваливаются, скользят по бумаге и падают, как черные засохшие насекомые, оставляя страницы пустыми.

Она прошла за Соней в кухню и наблюдала, как та, поставив сумки на стойку, начала разбирать продукты. Сетку с апельсинами она положила на стол.

— Будешь апельсин?

— Ты заметила, как они на нас глазели? — спросила Алиса.

— Кто именно?

— Народ в магазине.

Соня посмотрела на свои руки. На ногти, на отслаивающийся красный лак.

— Глазели, как и на всех остальных. Ничего удивительного. Мы здесь чужие.

— Чужие?

— Мы уехали очень давно. Возможно, меня они узнали, но тебе-то всего семь лет было. Ты совсем на себя не похожа. Другим человеком стала. — Соня махнула рукой. — А вообще, знаешь что, Алиса? Пускай глазеют — я плевать хотела.

Она вновь принялась вынимать продукты из сумок.

— Ты всегда говорила, что это был несчастный случай, — сказала Алиса, не сводя глаз с матери. Та словно окаменела. Девушка вгляделась в Сонино лицо. Эти слова столько раз повторяли, что они стали правдой. Эта версия укоренилась у них в головах, запечатлелась в камне, превратилась в непроницаемую прослойку между мыслями, знанием Алисы и тем, что пряталось глубоко-глубоко: фрагментами, бессвязными картинками. Ночными кошмарами.

— Не знаю, — произнесла Соня.

«В тот день дул ветер, — подумала Алиса, — скажи это». Но Соня молча стояла перед ней.

— Откуда ты знаешь, что это был несчастный случай?

Соня вздрогнула:

— Что ты имеешь в виду?

— Что, если он покончил с собой?

— Нет, Алиса. Такого не было. В это я не верю. — Мать схватила Алису за руку и крепко стиснула. — Случилось что-то еще.

— И что же тогда случилось?

Соня отпустила руку дочери. Глаза ее сделались пустыми. По кухне пополз аромат апельсинов. Тихо пощелкивали обогреватели.

— Алиса, я не знаю. Откуда мне знать? Меня там не было.

Алиса проснулась. Под щекой лежал открытый учебник по физике. Она услышала какой-то скрежет. Выпрямилась и прочла текст в учебнике, но не узнала его. В оконном стекле она видела собственное зыбкое отражение. Бледный овал лица, темные тени под глазами. Кофта, небрежно наброшенная на плечи. Внизу в падающем из окна свете блестела сероватая трава.

А потом послышалось еще что-то. Алиса решила было, что это Соня ходит на первом этаже из комнаты в комнату, но она ошиблась. Там, внизу, на краю светового круга кто-то стоял. Силуэт легко угадывался, хоть сама фигура и скрывалась в тени. И это было не животное.

Не сводя глаз с силуэта, Алиса медленно поднялась со стула. Во рту после сна было тошнотворно липко. За окном лес и море, а больше ничего. И они с Соней тут одни. Одни в доме непонятно где.

Девушка поспешила вниз. Над креслом горела лампа, но оно пустовало. Алиса прошла дальше, к входной двери, и заперла ее. Постояла в прихожей и прислушалась. Соня, должно быть, наверху, у себя в комнате. Алиса погасила свет. В лампе раздалось тихое потрескивание. Затем все стихло. Девушка беззвучно прокралась на кухню и пошарила в ящике со столовыми приборами. Там лежал хлебный нож. Старый зубчатый нож с пятнами ржавчины на лезвии. Рука сомкнулась на твердой пластиковой рукоятке. Алиса пошла обратно в гостиную и посмотрела на окна — впервые после того, как спустилась на первый этаж. На улице стало немного светлее, как бывает, когда выглядывает луна. Алиса подошла поближе. Вот площадка, на которой стоит машина, вот мирно спящее под своим ледяным одеялом озеро. Алиса приблизилась к окну, выходившему на задний двор, но там никого не было. Лишь свет из окна ее комнаты.

Она вернулась наверх и остановилась у комнаты Сони. Дверь была приоткрыта. Темная щель. Алиса подалась вперед, чтобы подтолкнуть дверь. И увидела нож. Она все еще держала его в руке. Рукоятка была гладкая и немного влажная. Она опустила руку. Зачем ей будить Соню? Нет, это ни к чему. И возвращаться вниз ей не хотелось. Вместо этого Алиса отнесла нож в свою комнату и положила его в ящик письменного стола. Опять движение. Алиса подняла глаза и разжала стискивавшие ручку ящика пальцы. На улице в луче света кто-то стоял. Девочка. На ней было желтое платье, белые носки, а на ногах черные туфельки. Волосы заплетены в две тугие косы, перекинутые на грудь. Алиса подошла поближе к окну и уткнулась лбом в стекло. Девочка обернулась и посмотрела наверх, на Алису. Липкость во рту не исчезала, избавиться от нее никак не удавалось. Алиса закрыла глаза, а когда открыла их снова, девочка исчезла. На траве, где она стояла, поблескивал иней.

Алиса подошла к комоду, взяла часы, которые до этого сняла, чтобы не смотреть на них и не думать, что уже поздно и давно пора спать. Рука дрожала. Было три часа ночи. В круглом зеркале девушка увидела свое лицо: глаза широко раскрыты, губы обмякли, словно она была не в силах контролировать собственные мышцы. Она посмотрела на стакан с водой, на стоявшее рядом блюдце с таблеткой.

Алиса вспомнила, как недавно вышла из машины перед домом и ей показалось, будто тот только и ждет, чтобы заключить ее в свои объятия — и тогда она растворится и исчезнет.

Ей здесь не нравится. Зачем они сюда приехали? Они же бросили это место много лет назад.

И потеряли папу. Одни и те же слова повторялись снова и снова. Как считалочка. В конце концов в памяти нарисовалась картинка: лодка, медленно подплывающая к берегу, лопасть весла в воде, пустующая скамейка посередине, брызги воды на руках.

Он сидел там, а потом уже нет. Она думала, что именно так и должно быть.

Но той ночью, когда сдали нервы, когда она проснулась и кричала, Алиса видела его. Она вылезла из кровати в своей комнате — дома, в квартире, и стены потекли, обои и плакаты поползли вниз, как занавес в театре, а за ними проявилась другая комната, с каменными стенами и потолком, лестницей, которая, поворачивая, убегала вверх. Наверху было отверстие, расширявшаяся кверху дыра. А на полу под дырой лежало неподвижное тело. На голове зияла рана — сбоку, у виска, были какие-то пятна. И она знала, что это был он, хотя лица его и не видела. Точно так же, как знала, что увиденное не сон и никогда сном не было.

«Что же тогда случилось? Где он? Ответь мне, Алиса, отвечай же!» — Сонины руки у нее на плечах. Мама трясла ее. Все стерлось, все люди в комнате, их лица. А потом это закончилось. Соня стояла тихо, обняв дочь: «Прости, прости меня».

Алиса повернула зеркало вниз, к комоду. Пожелтевшие следы на обоях. Они походили на насекомых. На рой. На мгновение ей привиделось, будто они двигаются.

«Алиса Линд, — подумала она, — я — Алиса Линд. И никогда никем другим не была».