Чудовищ не бывает

Часть вторая КОНИЧЕСКИЙ МАЯТНИК

Вторая и третья недели марта

— Я больше не хочу тут жить.

Соня сидела в кресле, положив на колени стопку бумаг. На верхнем листе слева был логотип с надписью «Биологическая станция Хусё». Она сдвинула очки и вопросительно посмотрела на дочь.

— Хочу вернуться в город. И жить как раньше, — добавила Алиса. — Мне тут не нравится.

— Но, солнышко… — начала Соня.

— Если хочешь, оставайся. А я уезжаю.

Соня провела рукой по губам.

— Прости, Алиса, но не выйдет.

— Почему это?

— Я тут звонила… ну, насчет ванной… Они как раз сейчас ею занимаются. Так что жить там нельзя.

— И надолго это?

— Не знаю. Еще на неделю, может, на две.

Алиса сорвала старую зеленую куртку с крючка в прихожей. Девушке казалось, дом поглощает ее, пробирается под кожу.

Она пошла к обрыву. Над морем еще лежал утренний туман. Алиса закрыла глаза, но только на мгновение. И услышала звук. Голос. Откуда-то со стороны скал у туристической тропы. А потом увидела их. Две фигуры на темной опушке леса. Двое мужчин. Они направлялись к ней. Алиса решила, что это туристы, но, когда они приблизились, заметила, что рюкзаков у них нет. У одного в руке была короткая палка, и все. Тот, что шел первым, резко остановился. Алиса вообразила, что он смотрит прямо на нее. В том, как он замер, было что-то странное. Отсюда, издалека, его лицо выглядело темным пятном. Затем он обернулся ко второму мужчине, тому, что двигался следом, и подал руками какой-то знак. Похоже, все же туристы. Может, они пришли из отеля и теперь возвращались. Алиса посмотрела на море. Туман рассеивался. Она перевела взгляд на собственные руки, на торчащие из длинных рукавов куртки пальцы. Когда она снова взглянула на тропу, мужчин уже не было. Она всматривалась в скалы, в опушку леса — нет, они исчезли.

Алиса пошла обратно к дому, села на крыльцо, вытащила мобильник и включила его.

Всего один гудок, и Эрика ответила.

— Спасибо, что позвонила, — сказала она, но в ее голосе сквозила настороженность.

— Ты сказала, что я могу пожить у тебя, — начала Алиса.

На том конце было тихо. Потом вздох.

— Не знаю…

— Это всего на пару недель.

— Нет, вряд ли получится, — сказала Эрика, — сестра, скорее всего, не согласится.

— Зачем ты тогда предлагала?

— Прости, Алиса. Попроси еще кого-нибудь.

— Еще кого-нибудь?

— Да.

— То есть кого-нибудь из тех, кто со мной даже не разговаривает?

— Но можно же попытаться.

— Они меня и знать не желают, — возмутилась Алиса.

Она услышала, как Эрика вздохнула:

— Может, ты сама их вынуждаешь?

— Это как? — не поняла Алиса.

— Ты ведь даже не пытаешься ничего объяснить. И всегда была такой… даже не знаю, как выразиться… надменной, что ли. Ты бы хоть притворилась, что сожалеешь о том, что сделала. Или расстраиваешься.

— Уж какая есть. Послушай… Да пошла ты, Эрика!

Алиса сбросила звонок. Конец беседе. Она посмотрела на экран, на его яркие, блестящие иконки. Телефон зазвонил. Высветилось имя Эрики. Отвечать Алиса не собиралась. Она поплотнее запахнула куртку, от которой пахло соленой водой и плесенью. Карманы были пусты.

— Да пошла ты! — крикнула Алиса.

Над озером пронеслось эхо, но его тут же сменило прежнее безмолвие. Возвращаться в дом не хотелось. Надо уехать отсюда. Велосипед был прислонен к стене, цепь висела. Алиса так и не починила ее.

В расщелинах скал возле гостиницы растаял последний снег. Солнце заливало мыс слепяще-ярким светом. Ветра не было. Алиса прошла к главному зданию. Снаружи стоял припаркованный автофургон. В вестибюле пахло деревом и моющими средствами. На стойке администратора стояла чаша с карамельками. Алиса развернула одну. Фантик тихо зашуршал. Положив конфету на язык, она расшнуровала ботинки, сняла их, взяла в руки и двинулась по коридору. Коридор вел в большой ресторан. Там было пустынно, как и во всей гостинице, и Алиса уже собралась пройти мимо, когда увидела в дальнем конце что-то типа сцены.

Она положила ботинки. Прошла по блестящему деревянному полу. Две ступеньки. Здесь стоял большой рояль. Она провела рукой по черной поверхности и подняла крышку. Ряд черных и белых клавиш. Коснувшись рукой белой клавиши, Алиса медленно надавила на нее. Клавиша беззвучно опустилась. Запомни, Алиса. Инструмент — часть тебя, клавиши — часть твоего тела, точно такие же, как руки и пальцы. Это все ты. Если ты понимаешь это, если ты действительно понимаешь это, все будет передаваться в музыке. Каждое чувство, каждый оттенок, каждое движение. Все, что есть внутри тебя.

Раздавшийся за спиной звук заставил ее отдернуть руку. В двери, выходящей в коридор, стоял юноша. Интересно, долго ли. Сегодня Алиса надела спортивный костюм, ее волосы были мокрыми. Ей вдруг сделалось неуютно, она смущалась собственного тела и движений и одновременно злилась. И еще в голову назойливо лезло воспоминание о том, как тогда, на обочине, он дотронулся до ее ноги.

Сперва парень молчал, а потом подошел к сцене, остановился и спросил:

— Ты играешь?

Алиса покачала головой, положила руку на крышку рояля и опустила ее. Она чувствовала на себе взгляд юноши.

— Раньше играла, — поправилась она, — очень давно. Начала, когда мне было три, а бросила в семь.

Алиса спустилась со сцены и подошла к окну. И зачем она это сказала? Теперь голос юноши раздался совсем рядом:

— А почему бросила?

От него пахло потом и улицей. Алиса посмотрела на мыс, на гостевую гавань внизу. За одним из домиков, где она впервые увидела парня, что-то блеснуло.

— Обязательно должна быть причина?

— Думаю, да. Она всегда бывает.

— Теперь уже все равно.

Алиса чувствовала тепло его тела. Он молчал. Это просто чудо было — когда ее принесли из леса. Он был там. Алиса попыталась представить его. Десятилетнего мальчика. С какого возраста у людей появляются воспоминания?

Ей пора было возвращаться. Домой, в свою комнату. К столу. К расписанию. Она и так уже отстает на три часа.

— Я пойду в номер переоденусь, — сказал парень.

— Ты здесь живешь?

— Да, в маленьком номере. Он с видом на дорогу, но в остальном вполне себе неплох. И можно бесплатно ходить в спортзал и бассейн.

— Тут есть бассейн?

— Если хочешь, можешь даже взять напрокат купальник.

Отстает на три с половиной, возможно, даже четыре часа.

— Ладно, — согласилась Алиса.

Она прошла за парнем в лобби. Из-за стопки брошюр он выудил ключ и отпер шкафчик, где в ряд висели ключи, все с аккуратными бирками: «Спортзал», «Сауна», «Дом», «Лодочные ангары 1 и 2». Парень взял ключ с биркой «СПА», немного поколебался и взял еще два — с бирками «Дом». Заперев шкафчик, зашагал вперед по коридору.

Они оказались в просторном светлом помещении с огромной стеклянной стеной, откуда просматривался залив. Вода в бассейне была спокойная и прозрачная, как стекло. Парень открыл дверь в одну из раздевалок. Там располагался гардероб с полотенцами, купальными костюмами разных размеров и халатами точь-в-точь как те, что Алиса видела на кроватях в номерах.

— Посмотри, наверняка подберешь что-нибудь подходящее. А я поднимусь в дом и включу отопление. Они возвращаются завтра утром. Хозяева, — добавил парень и сам себе улыбнулся, будто пошутил.

Он скрылся, а Алиса нашла купальник по размеру. Это была спортивная модель темно-синего цвета, изящная, как и все остальное здесь: обстановка, мягкие белые полотенца, бутылки с холодной водой на маленьких деревянных подносах, расставленных на столах между шезлонгами. Алиса присела на корточки у края бассейна и опустила руку в едва заметную воду. Под кожей пульсировала кровь. Если закрыть глаза, наверняка почувствуешь, как пульсация передается воде. Его пальцы, сжимающие ее ногу, мягкие, решительные. В животе болезненно засосало, и Алиса подумала, что лучше уйти, — она и раньше испытывала нечто подобное и старалась сбежать, дождаться, пока это чувство не исчезнет само собой. Она поддалась ему лишь тогда, с Хенриком.

Шум в коридоре заставил Алису подняться. Она подумала, что вернулся парень, но все вновь стихло. Девушка положила купальник и халат на шезлонг и распахнула дверь. Пусто. Она посмотрела на свои ноги в колготках и поняла, что забыла ботинки в ресторане. Вернувшись туда, она снова услышала те же звуки. За стойкой буфета Алиса заметила дверь с табличкой «Для персонала». Положила на нее ладонь, но толкать не стала, а вместо этого заглянула в маленькое круглое окошко.

Это была гостиничная кухня. У столешницы спиной к Алисе кто-то стоял, но это был не ее знакомый, а женщина, маленькая и худая, с темными, забранными в хвост волосами. Когда она двигалась, хвост болтался из стороны в сторону. Алиса убрала ладонь с двери, взяла ботинки и уже было направилась в коридор, когда услышала голоса. Голос своего знакомого и другой, ниже и увереннее.

— Завтра, говоришь?

— Да.

— И как они не боятся оставлять тебя тут одного? — Смешок. — Хотя ты же не один. Здесь еще Анни. Она, кстати, где? Отчего бы нам втроем не поразвлечься?

— Она занята, — снова голос парня, хотя Алиса с трудом узнала его: в нем зазвучали ледяные нотки. — Работает. Послезавтра приезжают постояльцы.

— Да расслабься ты, Юнатан. Почему ты всегда такой серьезный? Жизнь — это не только работа. Но ты никогда этого не поймешь, пока отсюда не свалишь.

— Ты еще чего-то хотел?

В направлении лобби раздались шаги, затем на миг затихли.

— Насчет приглашения. Передай своей маме, когда она вернется, что я не пойду на концерт. Приеду прямо к ужину.

Опять раздались шаги. Хлопнула входная дверь, и все стихло. Значит, он еще там. Больше шагов Алиса не слышала.

Его мама.

Это забавное выражение на лице каждый раз, когда он упоминал их — хозяев.

Она услышала, как шаги становятся громче. Парень направлялся к бассейну. Алиса дождалась, когда он пройдет, обулась и пошла к выходу. Возле фургона стоял прислоненный к стене велосипед. Раньше его там не было. Спереди висела пустая сетчатая корзина. Алиса быстро зашагала вверх по посыпанной гравием дороге, мимо парковки и дальше, в лес.

Ну и ладно. Надо было сразу оттуда уйти. Теперь он наверняка решит, что у нее не все дома. Но парень соврал, не сказал, кто он, и это ее взбесило.

Алиса остановилась и уперлась кулаками в бока. Солнце немного просвечивало сквозь кроны деревьев и рисовало на дороге тени.

Она повернулась и пошла обратно. Гравийная дорога. Пустое лобби, коридор. Алиса открыла дверь в бассейн, и в лицо ей ударил свет. Мерцающий свет, отраженный блестящими стенами. Юноша плавал туда-сюда от одного края до другого. Длинные мощные гребки, на секунду вверх, затем снова вниз. Под водой проглядывала его фигура — нечеткая, размытая.

Подплыв к краю, он вдруг быстро вылез из воды и потянулся к шезлонгу за полотенцем, но заметил Алису и остановился.

— Ты куда подевалась?

— Никуда.

Она закуталась в халат. На лицо с волос струилась вода. Посередине стеклянной стены торчала ручка. Алиса надавила на нее, вышла на террасу и села на ступеньку над скалами. Холодный камень под ногами, шершавый от лишайника. Солнце по-прежнему пригревало.

— Эти недели — лучшие в году, — сказал парень, садясь рядом с Алисой. На плечи он накинул полотенце. — Здесь больше никого нет, никто не бродит, вокруг только природа.

Его плечи покрылись мурашками. Колено светлой полоской рассекал шрам. Говорил юноша бесстрастно и спокойно.

— А в другое время? — спросила Алиса.

Он посмотрел ей прямо в глаза, и девушка отвернулась.

— В другое время я в основном работаю.

Да уж, подумала Алиса. На сколько теперь она отстает? Часа на четыре? Или на пять?

— Мне пора домой, — сказала она.

Он поднялся и скрылся в раздевалке, а вернулся уже с газетой в руках.

— Я тут нашел кое-что. — Парень протянул ей газету. — Может, тебе будет интересно. Вы ведь снимаете этот дом.

Она развернула газету. На первой полосе была фотография здания, и Алиса не сразу сообразила, что это их дом. Похоже, снимок сделали с противоположного берега. Дом выглядел меньше и почти растворялся на фоне леса.

Газета датировалась июнем 2004 года. «Мужчина до сих пор не найден», — гласил заголовок. А внутри газеты, на развороте, было несколько фотографий. Залив и море. Лодка на песчаном берегу.

«Поиски продолжались весь день. До сих пор непонятно, что произошло. Согласно показаниям свидетелей, последний раз мужчину видели живым утром пятнадцатого. Сообщили, что он пропал во второй половине дня шестнадцатого. Учитывая погоду, разрабатывается версия, что мужчина выпал из лодки и стал жертвой несчастного случая. Скорость ветра достигала четырнадцати метров в секунду. Одного из свидетелей еще не допросили».

Алиса смотрела на цифры, даты. Будто задачки из учебника, который лежал раскрытым на письменном столе. Когда она не могла сосредоточиться, когда уставала, цифры теряли всякий смысл.

Два дня. Их не было два дня.

Алиса сложила газету и вернула ее парню.

— Зачем ты ее хранишь?

— Это не моя.

— А чья?

— Наверху взял, в доме.

— Они что, все газеты хранят?

Казалось, юноша колеблется.

— Нет, — сказал он, — только за тот год. Те, в которых рассказывается об этом событии.

Протянув руку за газетой, парень коснулся пальцев Алисы и посмотрел на нее. Отдергивать руку она не стала.

— Я так и не знаю, как тебя зовут, — сказал он.

— Меня зовут Алиса. Алиса Линд.

Соня сидела на крыльце, привалившись к двери и закрыв глаза. Когда Алиса подошла, она вскочила. Стоявшая рядом чашка опрокинулась и скатилась в траву под ноги девушки.

— Где ты была?

Алиса наклонилась и подняла чашку. Кусочек фарфора сверху откололся, и теперь на кончике пальца алела глубокая царапина.

— Прогуляться ходила.

— Тебя несколько часов не было. Я же волнуюсь — ты что, не понимаешь? — Соня поджала губы и снова села. Она тяжело дышала, и Алиса видела, как под накинутым на плечи пледом вздымается грудь.

— Я сегодня закончила раньше. — Гнев матери вдруг куда-то улетучился. — Вернулась домой, а тебя нет.

В наступившей тишине было слышно, как шумят волны.

Алиса взялась за перила и прошла мимо Сони, но остановилась и обернулась.

— Я думала, что тебе нравится быть одной, — сказала она, — что ты только этого и ждешь.

— Ты о чем это?

Алиса не ответила. Она все еще держалась за перила. Холодный металл, от которого кожа немела и словно становилась чужой.

Соня похлопала рукой по ступеньке.

— Может, присядешь?

Алиса неохотно опустилась рядом. Перед ними лежало черное озеро. Ни противоположного берега, ни деревьев видно не было. Контуры стерлись.

— Ты спрашивала меня, — начала Соня, — не покончил ли Иван с собой. — Она умолкла и повернулась туда, откуда доносился шум волн. — Когда мы приехали сюда впервые, он выбрался из машины и спустился к заливу. Я подошла. Он стоял в воде с завернутыми до колен брюками, запрокинув голову и закрыв глаза. Он сказал, что это, должно быть, самое красивое место на Земле. Сказал, что здесь мы будем счастливы. Все трое. Так и было. Первые несколько лет.

Соня помолчала. Плед сполз и лежал у нее за спиной, но она этого не замечала.

— Он много путешествовал, ездил по миру и давал концерты — даже когда мы переехали сюда, но со временем все меньше. Он говорил, что ему стало труднее уезжать. Не хотел нас оставлять. За несколько дней до отъезда Иван был сам не свой, лежал в кровати, не мог ничего делать. Ему приходилось себя пересиливать. И в конце концов он не справился. После последней поездки — в Санкт-Петербург — твой отец вернулся домой совсем больным, похожим на привидение… И сказал, что больше не может. После этого он стал работать кантором в приходе. Считал это передышкой, способом отдохнуть, а потом вернуться с новыми силами. Полагал, что такая работа даст ему свободу, что он заживет размеренно, по заведенному порядку — а ведь Иван всегда презирал подобный образ жизни. Но когда я засомневалась, он разозлился. Даже слушать не пожелал. — Мать вновь помолчала, а после продолжила: — В детстве они жили довольно бедно, твой отец и его тетя со стороны отца. Когда родители Ивана умерли, она взяла его на воспитание и увезла к себе в Хельсинки. Когда у него обнаружился талант, вся его жизнь перевернулась. Твоему отцу это нравилось: быть в центре внимания, стоять перед публикой. Я не знаю, почему он это разлюбил и не захотел и дальше этим заниматься. Иван уже работал кантором, а ему по-прежнему присылали приглашения, но он всегда отказывался. Затем приглашать перестали. Я заметила, что это задело его, но он ничего не хотел обсуждать. Зато стал больше времени проводить на репетициях хора. Он был одержим ими. Он не понимал, что делает, не понимал, что это было ошибкой. Все было большой ошибкой.

— Почему? — не поняла Алиса.

— Прежде всего он был концертным пианистом. По-моему, он не осознавал, во что лезет и как много потеряет. Я думаю, что этих изменений он не перенес. Не перенес посредственности. У него были очень высокие требования. А здешний хор — он состоял из обычных людей безо всякой подготовки, они и в толк не могли взять, к каким высотам стремился Иван. Не понимали, что он лишь хотел раскрыть в них лучшее. Но для этого требовались репетиции и дисциплина. А у них амбиций не было, и они не осознавали, что он мог им дать. Они оказались неблагодарными. И твой отец был так горько разочарован, так зол… он вышел из себя.

Лицо Сони исказилось, — несмотря на то, что она отвернулась, от взгляда Алисы это не укрылось.

— Такое случилось лишь однажды, однако стало ясно: чуда не произойдет. Иван был одним из величайших, настоящим волшебником — его любили, им восхищались. И вдруг он стал никем. Это произошло очень быстро, как по мановению руки. С тех пор они старались не смотреть мне в глаза. Представляешь, Алиса? Даже в глаза мне не смотрели.

— Они — это кто?

Но Соня, казалось, не слышала.

— Они винили во всем его, а за собой вины не замечали. Они могли бы дать ему шанс. Но не дали. Они отобрали у него все. Работу, музыку. Считали его высокомерным и надменным… По-моему, они наслаждались.

Соня задрожала. Алиса взяла плед и укутала им мать.

— Музыка значила для него все, — сказала Соня. — И ты. Он любил тебя больше всего на свете. — Она повернулась к Алисе и сжала ей руку. — Вот почему я знаю точно: он не покончил с собой. Понимаешь, Алиса? Он бы никогда не смог тебя покинуть.

Алиса стояла посреди комнаты, гладила руку выше локтя и думала о Юнатане. О его пальцах, которые касались ее. О его влажной коже. Она чувствовала, как внутри разливается спокойствие, и ее тянуло поддаться и отпустить все тревоги, все планы, волнение из-за экзаменов, из-за того, что наступит потом.

Ей следовало бы сохранить это мгновение, потому что она знала — оно не повторится. Больше она туда не пойдет.

На столе лежала раскрытая книга. А на комоде стояло блюдце с таблеткой. Алиса выпила воды из стакана, а таблетку выбросила в мусорную корзину. Упущенное время еще можно нагнать.

Она просидела несколько часов напролет, и когда вышла на улицу, ночная прохлада ее оживила. Алиса направилась вниз, к воде. За соснами, где тропа разделялась, ей почудилось какое-то движение. Она подумала было, что это опять косуля. С озера подул ветер, сильный, пронизывающий, он принес запах талой воды и ила. Тонкую кофту он продувал насквозь. В заливе качался паковый лед. Льдины со скрежетом терлись друг о дружку. У ручья Алиса остановилась. Ей стало не по себе, но почему, она и сама не могла объяснить. Лишь повернув обратно к дому, Алиса увидела ее, девочку. Та неподвижно стояла на опушке леса, спокойно глядя на нее. Ее бледное лицо, руки, пальцы белели на фоне мрачных деревьев. Потом девочка исчезла, и осталась только непроницаемая стена леса, точно поглотившая ее.

Алиса шагнула туда, где стояла девочка, и замерла. Что-то было странное в неподвижной фигуре, в том, как она смотрела на нее. Как настороженное животное. Может, она все еще там, в лесу?

Стало необыкновенно тихо. Лед больше не потрескивал. Алиса повернулась к воде. Паковый лед во внутренней части залива тронулся, раскололся и теперь медленно, безмолвными темными островками уплывал прочь.

Алиса села на кровать. Комнату заливал солнечный свет. На письменном столе лежали часы. Было позднее утро. Луч света острой бритвой прорезал открытую книгу: «Шар висит на нитке. Ухватив нить чуть ниже точки подвеса, можно с легкостью заставить шар двигаться по горизонтальной круговой траектории. Такое устройство называется коническим маятником».

Сидя в кресле на первом этаже, Соня читала. Алиса направилась в кухню, но на полпути остановилась.

— Я видела девочку внизу у залива, — сказала она. кг-Девочку?

— Да.

— Я думала, тут, в округе, детей нет, — произнесла Соня, снова склонившись над статьей. — А ты не знаешь, в фургоне кто-то живет?

— Нет, я там никого не видела.

— Он принадлежит одной пожилой паре. Но они уже давно не приезжали. В прошлом году я их вообще не встречала… Так что откуда эта девочка взялась — непонятно.

Сняв с крючка в прихожей куртку, Алиса дошла по дороге до холма, на котором стоял фургон. Место выглядело покинутым, фургон даже слегка накренился. На его грязных боках была нарисована красная линия. В углублении, где раньше располагалась табличка с номером, лежали остатки истлевающих листьев. Окна были маленькие, темные, а заднее, выходящее на дорогу окошко занавешено. Алиса заглянула в переднее окно и увидела кровать, кухонный уголок со стойкой и плиткой. Металлический кофейник на одной конфорке, на соседней — перевернутая крышка от него. Ближе к окну Алиса рассмотрела стол и две узенькие скамейки по бокам. На столе лежала аккуратно сложенная колода карт. Определить, давно ли тут никто не живет, девушка не смогла.

Алиса подергала дверь, но та не открывалась. На земле не было ни свежих отпечатков шин, ни следов от черных туфелек. Где-то совсем рядом раздался хлопок, и Алиса вздрогнула. Чуть поодаль, на прицепе стояла лодка, — брезент, которым она была накрыта, где-то на метр не доставал до земли. Порыв ветра приподнял его и с хлопком бросил обратно. Алиса развернулась и зашагала прочь. Не в силах избавиться от ощущения, будто кто-то следит за ней, она обернулась. Все по-прежнему. Фургон, лодка, темнота под брезентом. Две черные лаковые туфельки. Хотя нет, это же камни. Они слабо поблескивали в тусклом свете.

Алиса пошла назад к дому. Тонкий слой покрывавшей лед воды подернулся рябью. Она думала о девочке. Воспоминания о ней медленно стирались из памяти.

Она прошла мимо крыльца, по тропинке между соснами. Округлые валуны, ручей. Голая скала возле ольховой рощицы. Куча прутиков. Ветер менялся.

Алиса свернула к заливу. Погода стояла ясная, и было видно очень далеко. Паковый лед исчез. Во внешней части залива от него осталась лишь ломаная белая полоса вдоль берегов, похожая на торчащие швы, затянутые с такой силой, что они лопались.

Или на треснувшие клавиши.

Мимолетное воспоминание: она сидит за пианино. Пальцы согнуты, запястья прямые, тело наготове. Мышцы, мысли, пальцы. Пальцы с легкостью касаются клавиш, но в этих прикосновениях сосредоточена сама суть.

Она вспомнила его пальцы. И голос, эхом разносящийся по пустому ресторану: «Ты играешь?»

— Ты слишком требователен.

Соня покачала головой. Они стояли в кухне. Рубашка у него на спине намокла от пота. Я подглядывала в щель. Мои руки упирались в стену, в голубые полосатые обои. Кончиками пальцев я нащупывала узор. Мелкие черточки. Дверную коробку, гладкую и скользкую, как слоновая кость.

— Ты не понимаешь, насколько она одаренная, — сказал Иван. — Она играет пьесы сложнее тех, что разучивают в музыкальном училище, а ведь студенты там вдвое старше. Она способнее меня. Но если не требовать, вся воля, весь талант умрут. Нужен тот, кто раскроет его, выжмет до последней капли, вознесет нашу дочь на недостижимую высоту, сделает лучшей.

— Значит, ты хочешь, чтобы она стала такой? Лучшей?

— Тыне понимаешь. Никогда не понимала. Это дар. То, что спрятано в теле, является его частью. От этого не устаешь, это не бросают, бросить это невозможно, это все равно что оторвать часть себя — творческую, живую. Что тогда останется? Ведь смысл будет утерян!

Пианино стояло у дальней стены, за укрытой простынями мебелью. Когда дом построили, Иван решил перевезти сюда пианино по морю. Инструмент был высоким и громоздким, и потребовалось четыре человека, чтобы его поднять. Чтобы внести пианино в дом, выломали дверную раму.

Лампа у кресла все еще горела, и портфель стоял на столе, но Сони не было. Алиса дернула простыню, та легко соскользнула с черной поверхности и упала на пол.

Приглушенный блеск. И тень вместо отражения. Над названием выгравирована позолоченная лира. Иван унаследовал пианино от состарившейся тетки, у которой воспитывался.

Банкетка была наполовину задвинута, а крышка инструмента опущена. Алиса попыталась поднять ее, но не вышло: та оказалась запертой. Под замочной скважиной тянулась трещина. Алиса провела по ней пальцем. Шероховатая царапина на прохладном гладком лаке.

Девушка подняла сиденье банкетки, но под ним нашла лишь кучу партитур, нотные тетради, бесчисленные пожелтевшие листы с нотами, некоторые порванные и заклеенные, другие плотные и чистые, будто к ним никто никогда не прикасался.

— Что ты делаешь?

Соня стояла на лестнице, ведущей на верхний этаж.

— Ключ ищу.

— Он уже давно пропал. — Соня помолчала. — Если кто и знает, где он, то это ты.

Алиса замерла, положив руку на крышку банкетки.

— Я?

— Я просто вспомнила, что ты сказала перед тем, как мы отсюда уехали. Я тогда решила, что надо будет потом забрать пианино, чтобы ты продолжала заниматься. Но ты отказалась. Сказала, что играть на нем больше не будешь.

Алиса посмотрела на овальную замочную скважину, силясь представить, как поворачивает ключ и запирает инструмент. Посмотрела на трещину, прогрызающую лак до самого дерева.

Соня ухватилась за перила. Вид у нее был какой-то загадочный. Интересно, что она делала там, на втором этаже? Мать спустилась и прошла на кухню, а Алиса проследила за ней взглядом и закрыла крышку банкетки — медленно, почти беззвучно.

Затем поднялась к себе в комнату и остановилась возле письменного стола. Расписание. Стопки книг, тетрадей. Записная книжка — ее черный корешок немного выпирал наружу из-под самого низа одной из стопок.

Возможно, ты что-то помнишь об Иване.

Она увидела перед собой руки Сони: они роются в ее вещах, сдвигают книги, совсем чуть-чуть. Но ведь Алиса запомнила, как их положила.

Она проснулась лежа на спине, в лицо ярко светила лампа, на груди лежал закрытый учебник по физике.

Алиса прошла в комнату матери. Та спала. Воздух здесь был затхлый. Во сне мышцы на лице Сони слегка подрагивали. Дышала мать глубоко и ровно. Девушка поднесла ладонь к ее носу. От теплого воздуха на коже оставалась испарина.

Алиса вспомнила о газете. О датах.

«Откуда мне знать? Меня там не было».

Она пошла обратно, к себе, словно чувствуя лес возле дома. Он поднимался стеной, черный, сильный. Алиса вспомнила вид, открывавшийся из окна их городской квартиры. Нескончаемый поток машин и людей.

Звук позади заставил ее обернуться. Слабый стук, похожий на шаги.

Она заглянула в прихожую. Свет из ее комнаты падал на ковер, на перила, на приоткрытую дверь в комнату Сони. Она слышала мамино дыхание. И ничего больше.

Алиса разжала пальцы и отпустила дверную ручку. Окно над письменным столом. Черная стена леса. И внезапно — свет среди деревьев. Яркий квадрат. Через несколько секунд он исчез. Алиса подождала еще немного, однако свет больше не загорался.

Соня уже завела двигатель и собралась уезжать. Алиса постучалась в стекло.

— Ты вроде со мной не планировала, — удивилась Соня.

— Я передумала.

Алиса посмотрела вверх — на дом, на окно своей комнаты, выходящее во двор. Окно, похожее на черную дыру, на глаз.

— В доме есть крысы? — спросила она.

— Вряд ли. Разве только мыши или полевки. А ты почему спрашиваешь?

— Я слышала какие-то звуки.

Алиса туго затянула ремень безопасности. В ста метрах от дома с правой стороны прямо в лес уходила узкая дорога. Две колеи и полоса травы по колено посередине.

— Там еще один дом?

— Сарай, — сказала Соня, — рыбацкий сарай.

Радио было включено, но работало тихо. Алиса прибавила громкость. Музыка. Эрик Сати, Гноси-енна № 1. Сжимая регулятор громкости, Алиса замерла, но потом опустила руку. Мягкие, точно мечтательные, звуки фортепиано. Она откинулась на сиденье. За окном зеленой бесконечностью проплывал лес. Километр за километром, без остановки.

Около бензоколонки стоял серый джип, на дверцу со стороны водителя облокотилась полная женщина в кепке. Не обращая внимания на запрещающий знак, она курила. Когда Соня с Алисой свернули на парковку возле продуктового магазина, она без стеснения уставилась на них. Мать вышла и остановилась, придерживая дверцу.

— Ты идешь?

— Я тут подожду.

Алиса повернулась к зеркалу заднего вида. Женщина сделала последнюю затяжку и затушила окурок об асфальт. Затем она уехала, а девушка посмотрела в сторону магазина, вышла из машины и направилась к церкви, на первый взгляд закрытой. Неожиданно дверь отворилась.

Внутри был полумрак. Приглушенный свет проникал сюда лишь через узкое оконце. Пустые ряды скамеек. Над алтарем — облупившийся, выцветший Христос, глядящий вниз. Алиса посмотрела вверх, на кафедру, на блестящие трубы органа — труба к трубе, металлические ровные стволы. Она пошла к нему, вверх по лестнице. Ее шаги эхом отскакивали от каменных стен. Кнопки со странными символами. Она нажала на них. Одна, другая. Внезапное слабое, словно вздох, сопротивление. Прислушайся, Алиса. Слышишь разницу?

Она ждала таких моментов, тишины, возникавшей, когда все расходились. Прихожане, хористы в длинных голубых одеяниях. Если Алиса сидела наверху, на кафедре, он поворачивался к ней. Для него уже ничего не существовало, кроме нее. «Рай есть, — сказал однажды отец. — Он в человеческих голосах. В контрастах, в гармонии, в диссонансе. Но все должно быть совершенно. Звучание, тональность, каждая партия, каждый отдельный голос. Я знаю, что он там есть. Я знаю, что его можно достичь».

Алиса спустилась с кафедры и прошла в заднюю часть церкви. Там был низкий стол, на котором стояла коробка с мелками. Дверь с правой стороны оказалась приоткрыта, и сквозь щель виднелась круто уходящая наверх лестница. Оттуда слегка тянуло сквозняком. Алиса отворила дверь и поставила ногу на лестницу. Та дугой стремилась ввысь и исчезала. От стен, от ровных камней шел запах. Запах соленой воды, запах гнили. На каменной стене над одной из ступенек темнело пятно. Стало невозможно дышать. Она прижала руку к груди. Под ребрами и в голове нарастало давление. Воцарилась тишина. Алиса отступила назад, и дверь перед ней закрылась. Она сделала еще шаг. И натолкнулась на стол с мелками.

Звуки вернулись, точно их швырнули в нее. Дыхание, шарканье ног по полу. Голоса.

Она посмотрела в направлении алтаря и увидела мать. Та разговаривала с пожилым седовласым мужчиной со впалыми щеками. Он накрыл руку Сони своей. Краем глаза Алиса заметила еще какое-то движение и поняла, что в дверях, ведущих в ризницу, кто-то стоит. Соня, должно быть, тоже это поняла, потому что повернулась и ненадолго замерла. Затем отдернула руку и двинулась на улицу.

Когда Алиса вышла, Соня стояла возле церкви. Губы поджаты, в руке какой-то листок, которым она нетерпеливо размахивала.

— Вот ты где. А я думала, ты в машине подождешь.

Не дожидаясь ответа, мать направилась к машине. Алиса последовала за ней и залезла на пассажирское сиденье.

— С кем это ты разговаривала?

— Со сторожем. Он дал мне вот это. — Соня протянула приходскую газету, сложенный зеленоватый листок с черно-белой фотографией церкви. Алиса его не взяла, и тогда Соня смяла листок и сунула вниз, в мусорный пакет.

— Он работал здесь тогда? — спросила Алиса. — Сторож?

— Нет, не работал. — Соня взялась за ключ зажигания, но повернула его не сразу. — Тогда был другой.

— Мы кое-что обнаружили, — сказала Соня за завтраком.

Алиса оторвала взгляд от апельсинов, которые мать достала из сетки и положила на блюдо.

— Проект, над которым мы работали всю зиму в экспериментальном аквариуме, — мы, собственно, уже собирались его бросить. Пару месяцев в аквариуме ничего не происходило, но на днях цвет изменился. И запах исчез. Когда я проанализировала образцы отложений, оказалось, что содержание фосфора сильно упало. Прошлой осенью мы поместили туда образцы мертвого грунта. А теперь показатели нормальные. Процентное содержание кислорода восстановилось. Дно оживает.

— Что это за эксперимент? — спросила Алиса.

— Мы вывели новый вид.

— Насекомых, которые разрыхляют дно?

— Нет, это не многощетинковые черви, а другой организм, генно-модифицированный. Который способен забирать и связывать фосфор. Как мидии. Своего рода падальщик. Он поедает мертвых особей своего собственного вида. Это означает, что фосфор не возвращается в воду. Получается замкнутый цикл.

— Вы выпустите их в Балтийское море?

— Нельзя. Пока нельзя. Мы не знаем, как они повлияют на экосистему.

— Но планируете, да?

Соня чуть пожала плечами:

— Это новый вид. Невозможно предсказать, как он себя поведет и насколько быстро будет размножаться. Общая биомасса может стать огромной. И тогда среда полностью изменится. Сначала мы должны провести эксперимент в большем масштабе. Надо проанализировать последствия.

— Ты веришь, что это сработает?

— Да.

— Разве этого недостаточно?

Соня положила статью на стол.

— Нет, недостаточно, — ответила она, — верить недостаточно. Надо знать.

Алиса взяла апельсин и принялась его чистить. Соня следила за ее движениями.

Ты ночью вставала?

— Нет, — сказала Алиса.

— А мне показалось, что ты ходила.

Алиса покачала головой. Она оторвала дольку, засунула ее в рот и стала медленно жевать сладкую волокнистую мякоть. Прожевав, она вытерла рот тыльной стороной ладони.

— Ты уверена, что в доме нет крыс?

— Тогда мы бы видели следы.

Алиса разделила две последние дольки и отправила их в рот. Пальцы пахли соком. Сладковато, но с легкой ноткой горечи.

— Я сегодня поздно вернусь, — сказала Соня. — Из Або прилетает новый лектор. Впрочем, он, строго говоря, и не новый. Но давно не приезжал. Мне надо его встретить и устроить в Хусё.

— Поздно — это во сколько?

— Не знаю.

— А можно с тобой? — Алиса осеклась. Зря она спросила.

Соня глубоко вздохнула:

— Лучше не надо.

Алиса собрала в пригоршню апельсиновую кожуру и встала. Соня тронула ее за руку:

— Давай в следующий раз.

Сверху, из окна своей комнаты, она видела, как Соня села в автомобиль и уехала. Алиса опустилась на стул и прочитала страницу из учебника. Снизу послышался какой-то звук. Она оторвалась от текста и обернулась. С ее места виднелся кусочек коврика на полу в коридоре. И перила над лестницей. Через мгновение звук раздался снова. Царапанье. Алиса прокралась в коридор и дошла до лестницы. Если это крыса, надо на нее посмотреть. И проследить, куда та побежит. Может, где-то в полу трещина или дыра. Место, где она прячется. Алиса подошла поближе, медленно спустилась по ступенькам и, пристально вглядываясь в половицы, двинулась по комнате. Заглянула за диван, оглядела плинтус. В ее комнате на обоях такие же пятна, только здесь они больше. Она подняла глаза, потому что почувствовала легкое дуновение. Входная дверь была открыта. Алиса остановилась. Ноги словно вросли в пол. Носок сполз. Грубая шерсть щекотала ступни и чуть покалывала кожу. Дверь приоткрылась шире, звук повторился. Царапанье. На крыс не похоже. Алиса обернулась и увидела собственную руку, вцепившуюся в перила, а за ней, у стены, пианино и черноту возле него. Там кто-то сидел, согнувшись. Алиса сделала шаг. Ей казалось, будто голова стремительно пустеет. Она сделала еще шаг и наконец разглядела. Сюда, в угол, добирался тусклый свет, и Алиса поняла, что перед ней скомканная простыня. Складки ткани напоминали пейзаж вокруг дома.

Она подошла к пианино, нагнулась и подняла простыню, с которой посыпалась пыль. Вдохнула сухой воздух и выпустила простыню из рук. Алиса посмотрела на пятна над плинтусом. Присела на корточки, провела пальцами по обоям. Пальцы будто бы слегка проваливались внутрь, и девушка снова надавила на стену, однако на этот раз поверхность оказалась гладкой и твердой.

Она поднялась и посмотрела в открытую дверь. Тот же звук. Никакие это не крысы. Алиса давно это знала, еще когда спускалась по лестнице. Там кто-то был. Она вспомнила, как видела на туристической тропе мужчин. И девочку тоже вспомнила — ее бледное лицо на фоне черного леса.

Алиса подошла к двери и заперла ее.

С улицы послышался шум двигателя. Солнце почти село. Алиса оторвала взгляд от книги. Наверное, Соня все-таки приехала пораньше. Но когда девушка посмотрела в окно, маминой машины во дворе не обнаружилось, лишь чернела неподалеку озерная гладь.

Алиса опустилась на стул. Текст расползался на отдельные слова. Желудок сжался, как при спазме. Ну да, она же съела апельсин. Алиса зажала рот ладонью. Запах никуда не делся, тошнотворный, тяжелый запах, химический, ненатуральный, хотя прошло уже много часов. Она растопырила пальцы и подняла голову.

В лесу снова что-то светилось.

Алиса взяла со стула кофту. Когда она вышла, воздух был сырым и прохладным. Она прошла немного по тропе вниз, к заливу, а затем свернула в лес, на звериную тропку. Алиса двигалась к светящемуся квадрату. Деревья аркой смыкали над ней кроны, под ногами потрескивали ветки.

Совсем скоро она подошла к какому-то строению среди деревьев. Это был бревенчатый домик с бочками для дождевой воды по торцам. Перед Алисой светилось четырехугольное окно, выхватывая из темноты поросшую мхом землю. Возле дома было и еще одно здание, поменьше, а у его стены виднелась машина. Пикап.

Алиса приникла к окну. Внутри оказалась убого обставленная комната. Два кресла, низкий стол со стопкой книг, стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью. Рядом стояла бутылка воды. На одном кресле лежала скомканная одежда, а на спинке висела камуфляжная куртка. У дальней стены — кровать. Лампа возле нее горела, но плафон был сдвинут, так что свет падал на ноги. Над лампой висело распятие.

Внезапно на стене вырисовалась тень, и из другой комнаты появился мужчина. Его лица Алиса не разглядела. Он заправил рубашку в рабочие штаны и взял куртку. А потом повернулся спиной к стене.

— Уходишь?

Голос звучал глухо, но отчетливо. На мгновение Алиса подумала, что он разговаривает с ней, но затем увидела, что на кровати кто-то шевельнулся и из-под одеяла высунулась рука. Женщина села. На ней была белая прозрачная сорочка. Прямые темные волосы падали на лицо, и женщина сняла с запястья резинку и собрала их в хвост.

— Ты куда так торопишься? Побыстрее от меня избавиться хочешь?

— Ты же сама решила вернуться, — сказал мужчина. — Как по мне, так лучше б ты осталась.

— На ночь?

— На столько, на сколько пожелаешь, — чуть тише ответил он.

Женщина дотронулась двумя пальцами до запястья и быстро, застенчиво улыбнулась, отчего лицо у нее словно засияло. Потом снова посмотрела на мужчину:

— Она хочет, чтобы я осталась там: вдруг что-то случится.

— Поступай как знаешь.

Женщина сбросила одеяло, встала и принялась собирать одежду. Ноги у нее были тонкие и белые. Мужчина стоял и смотрел на нее. Она выпрямилась и обернулась:

— Вообще-то, она неплохая, просто несчастная. Несчастный человек.

— А тебе несчастные нравятся, — поддел ее мужчина.

— Да, — неторопливо подойдя к нему, она медленно погладила его по щеке и обхватила за шею: — Ты, например.

Вдруг женщина повернулась. Алиса отскочила и прижалась спиной к стене. Она услышала шаги — кто-то подошел к окну. Шаги затихли, и вскоре свет выключился. Дверь избушки открылась. Алиса отлепилась от стены и направилась к деревьям, но прошла совсем немного, когда они нагнали ее, прошагав всего-то метрах в десяти, больше похожие не на людей, а на тени. Алиса замерла, боясь вздохнуть. Поверни они головы — и заметят ее, непременно разглядят в сероватой тьме ее щуплую фигурку. Однако они двинулись к машине. Женщина открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья и забралась внутрь. Мужчина приостановился возле строения поменьше, сразу за углом, и вывел из-за дома велосипед. Звонок тихонько позвякивал. Положив велосипед в кузов, мужчина сел в машину. Зажглись фары, загудел двигатель. Пикап сдал назад, к избушке, и на миг свет фар выхватил из темноты строение поменьше. Это оказался сарай, и в его окне Алиса увидела собственный силуэт. В одном углу окно было разбито, а посредине была отметина. Окно поблескивало. Алиса разглядывала сарай. Машина удалялась, и шум двигателя постепенно затихал, пока наконец совсем не смолк. Теперь окошко сарая казалось лишь неровностью на стене.

А потом Алисе почудилось какое-то движение, будто бы внутри за окном что-то промелькнуло. Она отступила назад. А вдруг с другой стороны тоже есть дверь? Она затаила дыхание. Алиса высматривала тропинку, по которой пришла, но безуспешно, и поэтому побрела наугад. По коленям хлестали кусты. Внезапно у нее появилось ощущение, будто сзади кто-то приближается, стремительно двигаясь в темноте. Девушка обернулась, но никого не увидела, хотя явно слышала, как кто-то продирается сквозь заросли. Она слышала шорох и шаги, которые тотчас стихли, словно этот кто-то остановился и прислушивался. Девушка тихо отошла в сторону и, спрятавшись за деревом, прижалась спиной к стволу. Дышать она пыталась беззвучно, пропуская воздух сквозь зубы и сухие губы. Шаги приближались. Обернуться и посмотреть у нее не хватало смелости. Совсем неподалеку, в доме, она видела свет в окне своей комнаты. Шаги были совсем близко, за деревом. Но вот они стихли — теперь Алиса слышала лишь чье-то дыхание. Она зажмурилась. В груди горело, грудь будто бы готова была вот-вот разорваться. Сквозь тонкую ткань девушка чувствовала кору дерева, та срасталась с ее кожей, становилась частью ее самой. Когда-нибудь меня здесь больше не будет. И опять шаги, но на этот раз они удалялись, а потом стихли.

На дороге с противоположной стороны залива показался грузовик, который вскоре скрылся за деревьями. Алиса подняла валяющийся на траве велосипед и прислонила его к стене, после чего открыла дверь и вошла в дом.

Из окна гостиной она увидела, как грузовик Юнатана заезжает во двор. Алиса отшатнулась от окна и замерла. Пальцы заледенели, костяшки были измазаны машинным маслом. Она слышала собственное дыхание. Громкие удары сердца. Снаружи хлопнула дверца. Под ногами гостя заскрипел гравий. Потом шаги стихли. Стучать в дверь он не спешил. Алиса медленно направилась в кухню, к выходящему на море окну. Юнатана снаружи не было. Алиса прокралась в прихожую и остановилась возле двери. С ботинок на пол сыпалась земля. Из маленького окошка в дом проникал неровный желтоватый луч света.

Если постоять здесь подольше и дождаться, когда он уедет… Ведь уедет же он когда-нибудь.

Алиса распахнула дверь и шагнула на крыльцо. Сумерки сгущались, размывая очертания всего вокруг — леса, моря, скал за ольховой рощей. Юнатан стоял чуть поодаль, повернувшись спиной к дому. Услышав ее, он вздрогнул и обернулся.

— Ты меня напугала.

— Я случайно.

Парень провел рукой по волосам — торопливо, нервно.

— Я думал, дома никого нет.

Он сунул руки в карманы черных джинсов. На нем была тонкая зеленая куртка и ослепительнобелые кроссовки. Грязной рабочей одежды словно и не бывало.

— Так странно опять здесь оказаться. — Он посмотрел мимо Алисы, на дорогу. — Так тихо и спокойно. В тот день, когда мы отправились на поиски, тут было полно народу. Возле дома стояла скорая помощь, машины выстроились колонной — отсюда и вдоль берега. — Юнатан медленно покачал головой: — Столько всего изменилось с тех пор. — Он помолчал. — Ты сказала, что дом вы снимаете. Значит, кто-то его сдает. Вы знакомы с хозяевами?

— Нет, кажется, нет, — ответила Алиса.

— Я иногда о них вспоминаю. О ней. О девочке. Интересно, что с ней стало.

— Возможно, она умерла, — предположила Алиса.

— Это вряд ли. Она из тех, кто настроен на выживание.

— Как это?

— Я с ней однажды играл, задолго до всей этой истории. Ее папа давал в гостинице концерт, а мы играли на улице. Она на меня разозлилась и ударила кулаком, так что у меня кровь из носу пошла, а потом еще и гоняла меня. Мне даже спрятаться пришлось — а то даже и не знаю, что бы она еще сотворила.

— А из-за чего?

— Разозлилась, потому что я убил какую-то букашку. А я ведь вообще случайно. Но она все равно как взбесилась. До сих пор забыть не могу.

Они помолчали. Перед глазами Алисы появилась картинка: ее босые ноги, его сложенные домиком ладони. У него в руках стрекоза. Ее крылышки трепещут. Места в домике из ладоней мало, стрекозе тесно, и ее тонкие прозрачные крылья ломаются.

Юнатан посмотрел на Алису, и она вдруг вспомнила, что на ней грязная одежда. А колени перепачканы землей. На руках масляные пятна. Она стянула повязанную вокруг пояса рубашку и надела ее, хоть и понимала, что та ей велика.

— У тебя на рубашке дырка, — сказал Юнатан.

Алиса наклонила голову. Прореха была слева от пуговиц и такая, что в нее мог пролезть кулак.

— Так и задумано, — ответила девушка.

— А это вообще рубашка? Больше на палатку смахивает.

Алиса улыбнулась.

— Ты, конечно, разозлишься… — начал Юнатан.

— За что?

— За то, что я сейчас скажу.

— Может, ты зря так думаешь, — не согласилась она.

— Дело в том, что ты с самого начала поняла меня неправильно, — сказал парень, — когда съехала с дороги.

— То есть когда ты вытеснил меня с дороги?

— Это как посмотреть.

— Так что я неправильно поняла-то? Что ты на меня нарочно наезжаешь — ты об этом? Ты увидел меня возле гостиницы и отправился следом…

— Вон оно что, — протянул Юнатан. — Поэтому ты так медленно и ехала?

— Или я ошиблась и ты не сын владельцев гостиницы?

— Нет, — подтвердил он, — так и есть.

— Почему ты напрямую об этом не сказал?

— Если бы ты была подобрее, я бы, может, и сказал.

— Тебе, значит, нравятся те, кто подобрее?

— Нет. Недобрые мне нравятся больше. — Он посмотрел ей прямо в глаза, и у Алисы перехватило дыхание. — У меня к тебе предложение, — продолжал Юнатан. — Пойдем завтра со мной на ужин? Его устраивают мои родители. И там будет жуткая скукотища. Невыносимая.

— Я даже не знаю… — пробормотала она.

Парень погрустнел и отвернулся, глядя на начинающийся за домом лес. Почти стемнело.

— Когда живешь там, хуже всего — это дорога через лес, — сказал он. — Она прямо бесконечная. Я требовал, чтобы родители каждое утро меня подвозили, — на велосипеде ездить мне никак не хотелось.

— Ты боишься темноты?

Он слабо улыбнулся.

— Ты сказал, что видел ее, — сказала Алиса, — девочку. Когда ее принесли из леса.

— Да. Они вышли из леса вон там, — он показал в сторону опушки, — за домом.

Алиса посмотрела на деревья, темной стеной тянущиеся к небу, к мерцающим звездам. Иногда ей казалось, что родилась она в тот день, когда пришла из леса. А до этого ее словно бы и не существовало.

— Откуда ты знаешь, что это была та же самая девочка? — спросила она. — Может, только тело и было тем же, а внутри она уже стала другой? Вдруг в лесу в нее вселилось что-то нечеловеческое?

— Прекрати, Алиса! — рассмеялся Юнатан.

Ее имя. И то, как он его произнес. Алиса посмотрела на юношу. Чуть напряженные губы. Красивые глаза. Тонкая кожа на висках.

Юнатан посерьезнел:

— Вообще-то, сперва я решил, что это не она. Я ее не узнал. Мне казалось, будто с девочкой случилось что-то жуткое, будто ей пришлось бороться за жизнь. И я подумал, что в лесу она наткнулась на кого-то, кто чуть ее не забрал.

— На кого, например?

— Мне тогда было десять лет. Я верил в то, что читал. И в чудовищ верил.

— Чудовищ не бывает.

Они помолчали. Потом Юнатан протянул руку и поправил на Алисе рубашку.

— Пойдем со мной, — сказал он.

Алиса посмотрела на его пальцы, сжимавшие ее старую клетчатую рубаху, подняла голову и заглянула ему в глаза. Другой рукой он обхватил ее за шею и притянул к себе. Она затаила дыхание и дернула головой, так что губы Юнатана коснулись ее щеки. Так они и стояли, он — обхватив ее за шею, и она — прижавшись щекой к его ключицам. Она прислушивалась к его дыханию и хотела вернуть тот миг, ту секунду, когда он притянул ее к себе. Теперь она не стала бы уворачиваться, она стояла бы неподвижно и послушно следовала бы за ним. Она куда угодно за ним последовала бы.

Юнатан опустил руки и посмотрел на Алису. Она решила, что именно так он и выглядит, когда стоит в гостинице за стойкой — если, конечно, он вообще там стоит. Когда встречает постояльцев. Незнакомцев.

Юноша кивнул в сторону машины, и Алиса поняла, что сейчас он уедет, так больше ничего и не сказав.

— Ладно, — проговорила она, — я пойду с тобой на ужин. Но никому не говори, что я здесь живу. В этом доме. Потому что на самом деле я тут не живу. Это временно. Мы живем в городе, и мой дом там.

— Тогда я завтра заеду за тобой, — сказал Юнатан.

Алиса открыла дверь большой гардеробной в Сониной комнате. Платье, которое она собиралась надеть на ужин, висело в прозрачном чехле. Оно было черным, без рукавов, с открытой спиной. Собираясь, Соня покидала вещи дочери в коробку, все без разбора. Увидев, что мать взяла это платье, девушка разозлилась.

Алиса повесила его в своей комнате на металлический крючок, вбитый в скошенный потолок. Теперь платье отражалось в окне и напоминало человеческую фигуру. Впрочем, когда девушка уселась за стол, отражение исчезло. Отсюда виднелся лишь клочок земли с пожухлой травой за домом. Алиса открыла недавно начатую книгу, однако что-то заставило ее вновь поднять взгляд. На траве возле дома, там, куда падал свет из окна первого этажа, мелькнула тень.

Алиса закрыла книгу и вышла в прихожую.

— Мама?

Она прислушалась. Тишина. Алиса посмотрела на лестницу. Не дождавшись ответа, позвала еще раз. По полу полз сквозняк, от него у Алисы мерзли ноги. Темно-красные царапины, которые она заработала, бегая по лесу, сейчас казались почти черными. Похоже, на одной ноге она содрала болячку, и теперь из нее тоненькой струйкой текла кровь.

Входная дверь была открыта. Алиса остановилась у лестницы. Какой-то тихий звук, будто кто-то дышал совсем рядом, не внизу. Она повернулась и вгляделась в темноту коридора. Противоположной стены — там, где заканчивался коридор, — не было видно. Сперва в темноте начало вырисовываться что-то темное. Но потом силуэт снова утонул во мраке. Может, это девочка? Это она там стоит?

Алиса быстро юркнула к себе в комнату, захлопнула дверь и заперла ее. Прошло еще несколько секунд, и кто-то проследовал по коридору мимо комнаты. Алиса смотрела на ручку, где остались едва заметные следы от ее пальцев. Может, это все-таки Соня? Может, она просто не слышала, как Алиса ее звала? Девушка знала, что именно увидит, но тем не менее подошла к окну и выглянула во двор.

Пусто. Машины там не было.

Проснувшись утром, она увидела во дворе мамину машину. Алиса отперла дверь и спустилась. Дверь в ванную была заперта, а изнутри доносился шум льющейся воды. Вскоре дверь открылась, и из ванной вышла Соня. Зеркало за ее спиной запотело.

— Почему ты так поздно вернулась? — спросила Алиса.

Соня остановилась на пороге и заправила за ухо прядь мокрых волос — чистых и блестящих. На фоне белой блузки ногти смотрелись чудесными розовыми жемчужинами.

— Мы сидели и болтали. И не заметили, как время пролетело.

— Я знаю, где она живет, — сказала Алиса.

Соня посмотрела на часы на стене.

Ты слышишь? — спросила Алиса.

— Ты про ту девочку?

— Ты говорила, что в лесу есть рыбацкий сарай, — произнесла Алиса, — но там не сарай. Там избушка.

— Избушка?

— Да… Давай сходим туда и спросим про девочку? Соня на миг задумалась и едва заметно кивнула: — Если это для тебя так важно.

Соня поставила портфель рядом с машиной, и они зашагали по узенькой лесной тропинке. Пикап стоял на прежнем месте. В кузове лежали пустые пластмассовые коробки, а в зеркале заднего вида отсвечивало солнце. На зеленой краске чернели пятна грязи, словно специально нарисованные кисточкой. За машиной виднелся сарай, совсем ветхий. Внизу, у земли, серо-коричневые доски почти сгнили. Когда Соня с Алисой завернули за угол, девушка оглянулась и посмотрела на выбитый кусок оконного стекла. Стекло поблескивало, на подоконнике валялись осколки. Отверстие было затянуто паутиной.

Соня шла впереди, прямиком в избушку. Дверь была открыта. Внутри кто-то расхаживал. Быстро взглянув на Алису, Соня поднялась на крыльцо и три раза постучала по косяку.

Хозяин избушки вышел почти сразу и занял весь дверной проем. Защитного цвета куртка на мужчине была расстегнута, под ней — толстый черный свитер. Алиса остановилась внизу. Лица мужчины видно не было — его скрывал деревянный столбик, подпиравший крышу над крыльцом. Но, увидев Соню, мужчина оторопел. Соня отступила назад.

— Прости… — пробормотала она. — Я не знала… Мн Я видел, что вы вернулись.

Мужчина говорил тихим, хриплым голосом, будто только что проснулся. Он протянул руку и явно собирался положить ее Соне на локоть, как тот мужчина в церкви, но та отступила еще на шаг, и руку пришлось опустить.

— Это моя дочь. — Соня кивнула на Алису. — Она сказала, что видела здесь девочку.

— Девочку?

— Да.

— Тут никаких девочек нет…

Мужчина отошел в сторону, так что из-за столбика показалось лицо, и посмотрел на девушку, однако тотчас же вновь повернулся к Соне. Он молчал, а Алиса разглядывала его руку, бугристую из-за выступающих сухожилий. Она перевела глаза и посмотрела на его лицо. Оно оказалось морщинистым и изможденным. Кожа сухая, на подбородке — темно-русая, чуть седая щетина. Алиса почему-то решила, что он нарочно старается не смотреть на нее. Соня махнула рукой и снова повторила:

— Ну вот, я только про девочку и хотела спросить. Я же не знала…

Спустившись с крыльца, она повернулась к мужчине:

— Мы тут ненадолго. В этом доме.

Она взяла Алису за руку и зашагала обратно. Алиса оглянулась. Когда они явились, хозяин избушки будто бы собирался уходить, но сейчас дверь была закрыта, а снаружи никого не было. Всю дорогу до дома Соня молчала. Когда они вернулись, она выпустила руку Алисы.

— Почему ты сказала, что она там?

— Потому что она там, — ответила Алиса.

Соня покачала головой:

— Если он говорит, что никакой девочки там нет, значит, ее и правда нет.

— А что, если он врет?

— Зачем ему врать? — Соня раздраженно взглянула на часы. — Мне пора.

Алиса смотрела на удаляющуюся машину. На узкую дорогу, в сотне метров от нее уже скрытую деревьями.

Она вспомнила его лицо. Или чье-то еще? Но воспоминание сразу же растворилось и исчезло.

Единственное, что осталось в памяти, — это сарай с разбитым окном. С грязным окошком с отпечатком посередине. Будто кто-то приложил к стеклу руку — маленькую руку с белыми пальцами.

Когда Юнатан пришел, она сидела на крыльце. Сегодня он надел черные брюки, рубашку и пиджак с кожаными заплатками на локтях. Юнатан остановился у крыльца и быстро окинул взглядом бесформенную зеленую куртку, в которую куталась Алиса, грязные ботинки и лежавший на ступеньках пластиковый пакет.

— Готова?

Алиса кивнула. Она ждала, что парень съязвит что-нибудь про ее наряд, однако он промолчал. И в глаза ей не смотрел. Развернувшись, Юнатан пошел к машине. Алиса встала и последовала за ним. По другую сторону залива показалась машина. Сонина машина. Подъехав, мать вышла и протянула Юнатану руку, но замешкалась.

— Мы, наверное, уже знакомы, — сказала она.

— Разве? — Его голос изменился.

Соня задумалась, но тут заметила Алису в платье, выглядывавшем из-под куртки.

— Куда…

— На ужин, — ответила Алиса, — в гостинице. Соня повернулась к Юнатану.

— Как, вы сказали, вас зовут? — спросила она, хотя имени своего он еще не называл.

— Юнатан.

— Юнатан…

— Эдвик.

Соня поджала губы и на миг замерла, а после вновь перевела взгляд на Алису:

— Я думала, тебе надо заниматься.

— Сегодня вечером отдохну.

Алиса украдкой взглянула на Юнатана, на его лицо, удивительно отстраненное. Солнце у горизонта отбрасывало яркий свет на красноватый гравий, незашнурованные ботинки Алисы, черные ботинки Юнатана, блестящие, словно море неподалеку.

На мысу, там, где располагалась гостиница, Юнатан свернул и остановился возле жилого хозяйского дома, рядом с серой «ауди», слегка припорошенной дорожной пылью. Следом за ними подъехал большой джип. Оттуда неуклюже вылез мужчина в костюме и решительно направился к входной двери.

В машине пахло моющим средством, рядом с переключателем скоростей лежали солнечные очки. Алиса надела их, опустила солнцезащитный козырек и посмотрелась в маленькое зеркало. Юнатан заглушил двигатель. Впереди, там, где заканчивался гравий, вырастали розоватые скалы, а за ними — море, насколько хватало глаз.

Юнатан повернулся к Алисе и попытался перехватить ее взгляд.

— Ты уверена? Точно хочешь пойти со мной?

— Да. — Она недоуменно посмотрела на него.

Юноша отвел глаза.

— У меня к тебе так много вопросов, — сказал он. Алиса сняла очки и положила их на место.

— О чем?

Немного помолчав, Юнатан произнес:

— Чем ты занимаешься?

— К экзамену готовлюсь.

— А потом? Что будешь делать после экзамена?

Алиса вспомнила календарь, который Соня повесила на кухне. Скоро закончится март. Над столбиком с понедельниками напротив первой недели апреля было написано: «Алиса, Хусё».

— Я буду помогать на исследовательской станции, — сказала она, — до конца лета.

— А осенью? Ты переедешь и будешь учиться дальше?

Алиса хотела было отделаться своим привычным ответом, но не смогла. Осень и все, что ждало ее после, напоминало серый туман. Она уткнулась в боковое стекло и посмотрела на скалы.

— Не знаю, иногда я представляю, что продолжу учиться и стану, кем хочу, и мне от этого тошно делается.

Юнатан не отвечал. Алиса повернулась к нему. Он сидел вцепившись в руль и слегка наклонив голову.

— Мне кажется, я никогда отсюда не уеду.

— Почему? Из-за оценок? Ты никуда не поступил?

Юнатан язвительно усмехнулся и спросил:

— Ну что, идем?

Она шла чуть позади и нагнала его лишь у самого входа. Когда Юнатан потянулся, чтобы открыть дверь, Алиса схватила его за руку. С того самого момента, как он приехал за ней сегодня, она думала о том, что этот парень ведет себя так, будто между ними ничего и не было, будто бы он не пытался ее поцеловать.

Он посмотрел на девушку — с удивлением и некоторым раздражением. Но было в его взгляде что-то еще. Он волновался — из-за ужина и из-за нее. Алиса остановилась рядом с ним. Они были одного роста. Улыбнувшись, она обняла юношу за шею, ощущая тепло его кожи. Волосы Юнатана покалывали ее пальцы. Однако в ответ он не улыбнулся и, когда она попыталась притянуть его к себе, не поддался. Алиса опустила руки и отступила.

— Ну что, пойдем или как? — насмешливо, почти холодно бросил он и, не дожидаясь ответа, распахнул перед ней дверь.

Каролина Эдвик положила руку на локоть Юнатана и окинула его испытующим взглядом, от ботинок и до зачесанных назад волос, после чего быстро похлопала сына по плечу. Она нарядилась в красное платье с ассиметричным топом и острым вырезом, оголяющим бледную кожу под левой ключицей. Каролина повернулась к Алисе и коротко поздоровалась, хотя, заметив грязные ботинки девушки, слегка скривила губы.

— Проходите же, возьмите себе чего-нибудь выпить, — сказала она. — Юнатан, ты за главного — мне нужно заглянуть на кухню.

Вот и все. Мать Юнатана едва посмотрела на нее. Алиса пожалела, что оставила в гардеробе старую куртку — ее бы Каролина наверняка оценила.

Алиса достала из пакета черные босоножки на высоком каблуке и сунула в них ноги. На лодыжках по-прежнему виднелись царапины, и она надеялась, что сквозь тонкие нейлоновые колготки их никто не заметит. Юнатан скрылся в другой комнате. Откуда-то доносились приглушенные голоса, а потом вдруг — хлопок, с каким обычно вытаскивают из бутылки пробку. В прихожей повис аромат духов Каролины. Над комодом было миниатюрное зеркало, и Алиса увидела в нем собственное проследовавшее мимо отражение. Гладкая шея, несколько выбившихся из прически прядей, тоненькие серебряные нити сережек, почти касавшиеся обнаженных плеч.

Она прошла в просторную комнату, что-то вроде парадной залы, где перед камином стояло несколько кресел, а возле дальней стены — небольшой рояль. Еще одна дверь — она вела на балкон — была открыта. На балконе двое мужчин любовались морем. Это их голоса слышала Алиса. Юнатан повернулся к старомодному стеклянному столику. Услышав стук каблуков, он взял бокал, оглянулся и изумленно приоткрыл рот. Рука у него дрогнула, и светло-желтая жидкость в бокале едва не расплескалась. Наконец парень протянул Алисе бокал, вернулся к столику, взял бутылку шампанского и поставил ее рядом с другими бутылками в блестящее ведерко со льдом. Кубики льда сухо заскрипели. Взяв свой бокал, Юнатан снова с улыбкой повернулся к девушке, вот только его глаза не улыбались — в них пряталась тревога. Он поднял бокал. Лишь отхлебнув терпкого шампанского, Алиса вдруг поняла, что ей не следовало бы пить — спиртное нагоняет на нее усталость, и она делается рассеянной, а по возвращении домой ей еще надо позаниматься.

Они вышли на балкон и поприветствовали стоявших там мужчин. Лицо Рогера Эдвика было загорелым и морщинистым, на левой руке блестело золотое кольцо, на правой — перстень с печаткой в форме креста. Из рукавов пиджака выглядывали жесткие белоснежные манжеты.

Он махнул рукой в сторону гостиницы:

— Мы как раз строим тут кое-что: вертолетную площадку, причал для яхт, личные гаражи. И возведем еще один гостиничный корпус. Нам повезло, как мало кому, — здесь полно свободного места. И природа рядом. И в то же время имеются все удобства: ресторан высшего класса, СПА, а если кто захочет, мы экскурсии и на окрестные острова организуем, и к основным достопримечательностям: в Мариехамн, Бомарсунд, замок Кастельхольм. Но главное — создать ощущение, что наши постояльцы прежде всего гости. Индивидуальный подход, — разглагольствовал он, — вот чего мы добиваемся.

— А ты что скажешь, Юнатан? — спросил Хеннинг Педерсен, второй мужчина. Он представился как давний верный друг семьи. А в следующую секунду наклонился к Юнатану и, глядя на Алису, вполголоса прошептал ему на ухо: «Ну ты глянь-ка! Просто охренеть!» На его одутловатом лице играла самодовольная ухмылка. Алисе этот человек показался смутно знакомым. Это он приехал сюда на джипе. Но было и еще что-то. «Голос», — догадалась Алиса. Она вспомнила разговор, который слышала в тот день, когда приходила в гостиницу. Тогда Юнатан отвечал ему коротко и почти холодно.

Хеннинг Педерсен попялился в вырез ее платья, после чего повернулся к Юнатану, но тот сделал вид, будто не слышал вопроса.

— Это называется амбиции, Юнатан. Их мало не бывает.

— Что бы мы тут еще ни понастроили, — тихо сказал юноша, — лучше, чем вначале, не будет, — копируя жест Рогера, он показал на гостиницу, — до того, как здесь появилось все это.

Рогер усмехнулся.

— Боюсь, в инвестициях мой сын не особо разбирается, — весело сказал он. — Это его не интересует.

— А по-моему, еще как интересует, — возразил Хеннинг, — учитывая, во сколько это все обойдется.

Юнатан глубоко вздохнул:

— Знаешь, что я сделал бы, будь у меня эти деньги?

— Ну давай, убей меня, — поддразнил его Хеннинг.

— Я бы повернул время вспять, — сказал Юнатан, — и довольствовался чем-нибудь поскромнее. Есть еще один вариант: беречь то, что имеешь. Я не только про деньги, но и про людей.

— Вы только послушайте его! — Рогер всплеснул руками. — Он вообще не хочет ничего менять. Не понимает: чтобы двигаться вперед, нужны перемены.

Юнатан покачал головой:

— И к чему же мы должны двигаться?

— Весь в мать, — сказал Хеннинг. — Стратег из тебя никудышный. Нельзя зарывать деньги в землю. Их нужно вкладывать. И как по мне, в этом наша святая обязанность.

— Аминь, — добавил Рогер Эдвик.

Он взял Хеннинга за локоть и увел в сторону, чтобы продолжить разговор, прерванный появлением Юнатана. Однако Алиса заметила, как Рогер сердито нахмурился, а его сын залпом осушил бокал, направился к столику и налил еще шампанского. Алиса вернулась в залу. Ее будто магнитом тянуло к маленькому черному роялю.

Рядом вдруг опять оказался Юнатан.

— Почему ты больше не играешь, Алиса? — проговорил он ей на ухо. — Расскажи мне.

Она повернулась к нему. Голос звучал серьезно и требовательно. Она стиснула пальцами бокал, представив, как стекло треснет и разлетится и золотистая жидкость потечет по ее рукам. Юнатан не сводил с нее глаз. Откуда-то издали послышалось цоканье каблуков. Оно становилось все громче, а затем стихло.

— Юнатан, подойди на минутку.

Каролина. Она остановилась возле тележки, на которой развозят еду.

Юнатан явно собирался сказать еще что-то, но вместо этого послушно пошел следом за Каролиной. Алиса посмотрела на по-прежнему полный бокал и свои напряженные, побелевшие пальцы. Она поднесла бокал к губам и выпила все до последней капли.

Мужчины так и стояли на балконе. Алиса подошла к столику и налила себе еще шампанского. Прислушалась, но ничего не услышала. На стене возле кресел висела картина. Цветная абстракция, которая показалась Алисе знакомой. Девушка подошла ближе, протиснувшись между креслами, и стала выискивать подпись, однако не обнаружила. Балкон был залит лучами закатного солнца. Чтобы солнце не било в глаза, собеседники отвернулись, и теперь Алиса видела их лица в профиль. Потом Рогер Эдвик принялся мерить балкон шагами, а Хеннинг Педерсен оглянулся и пристально посмотрел на Алису. Она опустила взгляд, но тут же снова его подняла. Хеннинг все еще смотрел на нее. Она опять повернулась к картине, притворившись, будто ничего не заметила. Наполнила бокал и выпила. В доме все стихло, остались лишь уличные звуки — крики чаек, стук молотка. Допив, Алиса, не глядя в сторону балкона, направилась к тележке. Юнатан куда-то подевался. Девушка нерешительно смотрела на полупустую бутылку шампанского в ведерке со льдом. Потом отставила бокал и отправилась искать Юнатана.

В следующем помещении оказалась ведущая на второй этаж лестница, а слева — открытая дверь в еще одну комнату, большую и светлую, откуда открывался вид на весь мыс. Посреди комнаты стоял большой накрытый стол. Справа была гладкая белая дверь. Алиса приоткрыла ее, и девушку накрыла настоящая волна звуков. Гудение вытяжки, шум посудомоечной машины, журчание воды в кране, звяканье посуды. Резкий свет лампы. В дальнем конце стояла женщина, а на столе перед ней — множество тарелок с салатом из морепродуктов. Женщина брала по несколько салатных листьев с каждой тарелки и откладывала их на отдельное блюдо. Услышав шаги Алисы, она на секунду оторвалась от этого занятия.

— Ну вот, теперь всё в порядке, — сказала она и, не дождавшись ответа, обернулась: — Ой, а я-то думала, это Каролина.

Женщина была маленькая и худая, ровесница Сони, красивая, но уставшая, в длинном фартуке поверх белой поварской куртки. Свои темные волосы она собрала в хвост, совсем как в прошлый раз, когда Алиса ее видела в избушке в лесу.

— Что-то было не в порядке? — спросила Алиса. Женщина удивленно смотрела на нее.

— Вы сказали — «всё в порядке».

Женщина качнула головой:

— Вообще-то да. Сначала рыба, а потом еще и дополнительная порция. Каролина чуть на стенку не полезла.

— Дополнительная порция?

— Видишь ли, Юнатан привел с собой еще одного гостя, так что все ее планы едва прахом не пошли. — Голос зазвучал холодно и высокомерно. — Десять горячих блюд на одиннадцать гостей: реши-ка, Анни, уравнение! — Алиса поняла, что женщина передразнивает Каролину. Анни сердито вытерла руки о висевшее у нее на плече полотенце. — А я-то что? Я же не волшебница. Не могу же я щелкнуть пальцами и приготовить за час то, чему положено готовиться шесть часов. Но она-то не выносит, когда что-то идет не по плану. К этому ужину-то она целый месяц готовилась. Бедняжка. — Анни вновь принялась откладывать салатные листья, но затем вдруг замерла и испуганно уставилась на Алису: — О господи, да ведь это тебя Юнатан привел! Все, что я говорила, — ты не обращай на это внимания. Каролина… Она… Ее легко вывести из себя, но она отходчивая. Вскоре обо всем забудет и в следующий раз, когда вы с ней встретитесь, ни о чем и не вспомнит.

— Вы тут работаете? — спросила Алиса.

— Не тут. В гостинице. Я и живу там, в маленьком номере. До работы недалеко. — Анни улыбнулась. — Правда, получается, вроде как в тюрьме, — рассмеялась она, — заняться особо нечем. Зато можно заниматься любимым делом — еду готовить все дни напролет. Это я больше всего на свете люблю. Будь моя воля, вообще ничего больше бы и не делала.

Она отвернулась. Алиса смотрела, как раскачиваются из стороны в сторону стянутые резинкой волосы, и вспоминала, как Анни, сидя на кровати в избушке, собирала их в хвост. Такой чувственный, почти девичий жест. Она вспоминала мужчину, который стоял тогда перед Анни. И его лицо, каким она увидела его на крыльце. Его лицо — неуловимо знакомое.

Алиса прошла в коридор и остановилась возле лестницы, на которой лежал жесткий темный ковер. Из-за него шагов было почти не слышно, так что на второй этаж девушка поднялась бесшумно. Наверху оказался еще один коридор и несколько дверей. Одна из них, справа, была приоткрыта. Алиса уже собиралась постучаться, когда услышала голоса.

— Откуда она вообще? — спросила Каролина.

— Какая разница? Она не отсюда, — ответил Юнатан.

— Просто интересно… И ее фамилию я что-то не расслышала.

— Всегда одни и те же вопросы. Может, успокоишься уже? — Юнатан говорил сердито, но в его голосе Алиса различила нотки усталости.

— Всегда одни и те же вопросы? — переспросила Каролина. — Ты еще никого сюда не приводил.

— Значит, некого было.

— Какой же ты скрытный! Чего тебе хочется, что у тебя на душе — как бы я хотела, чтобы ты делился со мной.

Они немного помолчали.

— Какая разница, чего мне хочется? — уже тише произнес Юнатан.

— Почему ты так говоришь?

— Все, забудем. Я пошутил.

— Правда? — Каролина на миг умолкла. — Просто знай: если ты остаешься здесь ради меня, то зря.

Юнатан опустошил бокал и шагнул к двери. Увидев это, Алиса неслышно сбежала по лестнице, пока он ее не заметил.

За ужином собралось одиннадцать человек. Во главе стола сидела Каролина Эдвик. Справа от нее расположился Хеннинг Педерсен. Остальные гости пришли с супругами. Стиг Херманссон, сидевший слева от Алисы, обсуждал с Рогером строительство конференц-зала. Напротив посадили его супругу Эви. Грузные и спокойные, они владели фермой у дороги. Разводили скот на мясо и выращивали яблоки, а еще у них имелись обширные охотничьи угодья. Когда гости уже были в сборе, Юнатан шепнул Алисе, что лес вокруг принадлежит Херманссо-нам — от самой дороги и до гостиницы.

Справа от Алисы сидел молчаливый мужчина, непрестанно теребивший салфетку. Все обращались к нему «Эссе», — возможно, так его и звали. Он работал ветеринаром, а его супруга — директрисой в начальной школе. Каждый раз, когда Хеннинг Педерсен что-то говорил, она принималась кивать, наклонялась к нему и задевала плечом. Третья пара — настоятель церкви с супругой. Все гости явились одновременно, прямо с концерта.

— И как концерт? — спросил Хеннинг.

— Потрясающе! — ответил сидевший напротив него настоятель. — Играл Хауген, норвежский органист. Он в свое время был очень известным. Сейчас на пенсии, но все равно играет отлично.

— А я вот с тобой не соглашусь, Ингвар, — возразила Марианна, его жена. Она повернулась к мужу, и браслет на ее пухлом запястье зазвенел. — Ему следовало оставить сцену раньше. Заканчивать карьеру надо во время расцвета и не дожидаться, когда она сама сойдет на нет. И вообще, я больше люблю фортепиано. Орган — ужасный инструмент.

— Мне иногда жаль, что я ни на чем не играю, — призналась Каролина, — но учиться уже слишком поздно.

— Ну, уроки-то ты брала, — сказал Рогер, — если это можно так назвать.

Каролина наградила его холодным взглядом.

— А почему слишком поздно? — спросил Юнатан.

— Если хочешь в чем-то преуспеть, начинать нужно как можно раньше, — вздохнула Каролина.

— По-твоему, если уж делать что-то, то непременно надо добиваться успеха?

— Если занятие приносит радость, это уже хорошо, — подал голос Эссе.

— И поэтому ты каждый день лазишь коровам в задницы? — съязвил Стиг Херманссон.

— Вот об этом я слышать не желаю, — сказала директриса.

— Да ладно! Зато когда он приходит домой, а под ногтями у него дерьмо, ты, по крайней мере, знаешь, откуда оно взялось, — встрял Хеннинг.

— Ну хватит, — прервал его Стиг. — Если бы не Эссе, в этом году у нас поумирала бы куча телят. Выпьем за тебя, Эссе!

Ветеринар поднял бокал, но поставил его на стол, так и не притронувшись к спиртному. Анни прикатила из кухни тележку, собрала пустые тарелки из-под закусок и увезла их, но почти сразу же вернулась с горячим.

— Перейдем к основному блюду, — сказала Каролина, когда Анни расставила тарелки. — Свежее рыбы вы не найдете. Прямиком из моря!

Хеннинг Педерсен склонился над тарелкой и ковырнул ножом кусок белой рыбы:

— Треска!

Но ведь она давно здесь не водится, — удивилась директриса.

— Верно, — подтвердил ветеринар, — уже много лет.

— Я слышала, где-то недалеко есть одно местечко — там до сих пор можно поймать треску, — сказала Эви Херманссон.

Рогер замахал руками:

— Я тут ни при чем!

На щеках у Каролины выступил легкий румянец, глаза заблестели.

— У меня местный поставщик, — сообщила она. — Он знаком с особенностями воды. Тут есть одно такое место, что-то вроде трещины… Он говорит, что важны сразу несколько показателей. Содержание солей, кислотность, топография подводных течений. Еще он сказал, что это вопрос равновесия, — его очень легко нарушить, поэтому необходимо проявлять осторожность.

— И где это место? — спросил Стиг Херманс-сон. — Неподалеку от островов? Нашим гостям наверняка понравится, верно, Рогер?

Рогер не ответил, лишь раздраженно посмотрел на жену.

— Это ты о ком? — буркнул он. — О Лео? Каролина, ну что за бред? Он же тупой как пробка.

Громыхание тележки с едой стихло. Анни остановилась возле кухонной двери.

— Никакой Лео не тупой, — возразила Каролина. — Он человек порядочный. И пить давно бросил. Тебе это прекрасно известно. Уже десять лет капли в рот не берет. — Она помолчала. Опять тележка. В дверном проеме мелькнула спина Анни. Каролина заговорила тише: — Он вообще получше некоторых из нас будет.

Уставившись на нее, Рогер со стуком поставил стакан на стол.

— Потрясающе! — Настоятель подцепил вилкой кусочек трески. — Невероятно вкусно!

— Это точно, — согласился Хеннинг.

Не сводя глаз с Алисы, он открыл рот и отправил туда кусок рыбы. Губы и пальцы его блестели от жира. Алиса повернулась к Юнатану, но тот был занят беседой с Эви Херманссон.

— Зима взяла свое. Снег поломал молодые деревья… И еще зайцы. Да, мы стараемся их отстреливать, но не успеваем. Времени не хватает.

— Ноу вас же есть сезонные работники?

— Только когда снимаем урожай — с августа по октябрь. В основном литовцы. Иногда поляки. Без них совсем тяжко было бы. Я им восемь евро в час плачу, они и рады.

— Ну еще бы. Им этого за глаза хватает, — подхватил ее муж.

— Они неплохие, — сказала Эви.

— За редким исключением, — добавил Стиг. — Но от выпивки не отказываются. А потом дерутся. И еще в прошлом году женщину не поделили. Чаще всего мы сами разбираемся, полицию не дергаем.

Ветеринар рядом с Алисой поежился:

— Ее чуть не изнасиловали. Это, по-твоему, называется «не поделили»?

— Главное, чтобы на работе не сказывалось, — ответил Хеннинг.

— Кстати, — вспомнил Стиг, — вы что-нибудь слышали про женщину, которую нашли тогда в лесу?

— Какую женщину? — спросила Каролина.

— А, ну да, — протянул Хеннинг, — вы же тогда уезжали.

— На нее напали, — сказала Эви, — на прошлой неделе. Просто ужас. Лицо изуродовали. Когда ее обнаружили, она едва дышала.

— О господи! — ужаснулась Каролина. — А того, кто это сделал, нашли?

— Может, он там и не один был. Когда бедняжка очнулась, сказала, что вроде их было несколько. Но больше, похоже, она ничего говорить не пожелала.

— Возможно, это ее знакомые сотворили, — предположила Марианна.

— Да это кто угодно мог быть, — сказал Хеннинг, — на этой тропе вообще что-то странное происходит. В том районе и в избушки часто залезают.

— Мы еще поплачем, — посетовал Рогер.

Каролина холодно взглянула на него.

— Ох, — вздохнула директриса, — сейчас и гулять-то там страшно.

— Это довольно далеко от нас, — сказал Хеннинг, — дальше к западу. А в наших краях, по-моему, бояться нечего.

Эссе сдавленно усмехнулся.

— Я вот что скажу: в наши края они не сунутся, — заявил Стиг. — Случись это здесь — мы соберемся и погоним их в шею. С нарушителями закона разговор короткий. Напугаешь — сами сбегут.

— Это как же? — поинтересовалась Марианна.

— Пальнем пару раз, и они от страха в штаны наложат, — сказал Хеннинг.

— Вы их застрелите, — усмехнулась Эви, — и что дальше?

— Дальше мы пойдем к Ингвару и попросим его выкопать могилу на кладбище, — сказал Хеннинг и захохотал. — Да пес тебя возьми, Эви, сама-то пораскинь мозгами.

— А как там ваши строители? — Стиг кивнул Роге ру.

— Уже приступили.

— Минималку им платишь?

— Давай в сторонке обсудим. — Он встал и подошел к маленькому столику. — Выкурим по кубинской? Ты как, Хеннинг? И ты, Ингвар?

— Почему бы и нет? — согласился Хеннинг.

— Всегда пожалуйста, — подхватил настоятель.

Директриса вопросительно посмотрела на своего мужа. Эссе снова поежился, но ничего не сказал и за другими не последовал.

Каролина повернулась к Алисе:

— Юнатан говорит, ты к экзаменам готовишься.

— Ага.

— А чем потом думаешь заниматься? — спросила директриса.

— Подам документы в Академию Або.

— И что хочешь изучать?

— Физику.

Юнатан удивленно вытаращил глаза.

— Тогда тебе нужны хорошие оценки, — сказала директриса.

— Да. А ведь ты тоже уезжал куда-то поступать, верно, Юнатан? — спросила Эви. — После школы. Года три назад, да?

Юнатан кивнул.

— А куда ты поступал?

— Он поступил в медицинский, — ответила Каролина, — но до учебы дело не дошло.

Они немного помолчали, будто не зная, что еще сказать.

— Эссе хотел стать врачом, — проговорила наконец директриса, — но оценки были не очень.

— Ну и ладно, — сказал Эссе, — не особо-то меня и тянуло с людьми работать. С животными куда лучше. Они вообще намного приятнее людей.

Тарелки убрали, четверо мужчин вернулись с перекура. От их одежды сладковато пахло табаком и немножко морем. Пальцы у Хеннинга Педерсена слегка покраснели. Налив всем десертного вина, Анни скрылась на кухне, а Эссе наклонился вперед.

— Они вернулись, — тихо сказал он, — семья Ивана.

Над столом повисла гробовая тишина. Все повернулись к Эссе.

— Да, я ее тут недавно видел в магазине… Соню. Но она сменила фамилию.

— Она что, опять замуж вышла?

— Это вряд ли. Приехали они вдвоем, с дочкой.

Алиса медленно подняла голову. Юнатан смотрел прямо на нее. Интересно, что с ней стало. Его лицо было непроницаемым, как стена, как маска. Наконец он отвернулся.

— А мне ты об этом не рассказывал, — тихо упрекнула директриса своего мужа, — не говорил, что встретил ее.

— Я тоже ее видел, — сказал Ингвар, — она заходила в церковь.

— Рассказывала что-нибудь?

Настоятель склонил голову:

— Если честно, я стараюсь держаться подальше. У меня нет ни малейшего желания во все это ввязываться. Ты же прекрасно знаешь, как она переживала. Защищала его даже после того, что произошло в церкви. Наверное, не понимала, насколько все скверно.

— По-моему, она во всем винила себя, — сказала Марианна. — Она же работала до упаду. Оставляла их вдвоем — его и девочку.

— Мы не могли поступить иначе, — проговорил Стиг, — он вел себя безобразно. Как сумасшедший. Кто-то мог пострадать, погибнуть. Я помню, что там, на скамье, сидел ребенок…

— Но все зашло чересчур далеко. И так закончилось…

— Соня себя не винила. Она винила нас. Говорила, что в тот день он ни за что не вышел бы из дома, не устрой мы благотворительный концерт в гостинице, — сказала Эви.

Настоятель повернулся к Каролине.

— Хорошо, что мы тогда его устроили, — выпалил он. — И завершение получилось удачное.

Каролина бесстрастно посмотрела на него и спросила:

— А что нам еще оставалось делать? Позволить ему играть?

Что-то в ее голосе напоминало голос Анни, когда та передразнивала ее на кухне. Издевка. Холодная насмешка. Каролина вдруг повернулась к Алисе:

— Прости за этот разговор. Много лет назад здесь кое-что случилось. Мы тут болтаем, а ты не понимаешь, о чем речь.

Алиса заставила себя кивнуть. Движение вышло неловким и каким-то скованным. Во рту пересохло, она не могла выдавить ни звука. Взглянула на лицо Юнатана. На его руку на столе. На пиджак, рукав рубашки. На его сжатый кулак. Казалось, будто он хочет ее ударить. «Давай, скажи, — думала она, — скажи».

Но он промолчал.

На кухне что-то звякнуло. Анни выкатила тележку, на которой стояли вазочки с панакотой, и поставила десерт перед всеми, кроме Каролины.

Алиса смотрела на стеклянную вазочку и крошечную серебряную ложку.

— Надо нам, наверное, тему сменить. — Эви с Каролиной переглянулись.

— Я про девочку думаю. — Марианна будто не слышала. — Однажды он забыл забрать ее после репетиции, и малышка сидела в церкви, на скамейке в самом дальнем углу, и читала. Ей повезло, что привратник ее заметил — а то так и запер бы на ночь внутри. Вот бедняжка. Ее так жаль было… Но в то же время… Она постоянно молчала и была такой замкнутой. Когда мы пели, так смотрела на нас, что становилось не по себе. Она ведь все подмечала. Все слышала, стоило нам лишь капельку сфальшивить — по ней было видно. Но она ни разу ничего не сказала. Сидела и молча наблюдала. — Марианна кивнула: — Хотя нет, один раз все-таки было. Когда Иван сорвался. Тогда девочка закричала так, что стены задрожали. Помните? Просила его прекратить. И не умолкала, пока он оттуда не вышел. А сама забилась под стул и затихла.

— Да, — кивнула директриса, — выходить отказывалась, а мы никак не могли отыскать Соню. Там Лео был, он о девочке и позаботился. — Женщина помолчала. — Больше я Ивана не видела.

— Да, — согласилась Марианна, — он тогда в последний раз объявлялся. Но мы честно пытались. И ясно сказали, чего хотим. А он просто неуправляемый был. Так что мы все, что могли, сделали. Это я точно знаю. Сердцем чую, — она прижала руку к груди, — мы ничего больше поделать не могли.

— Я много думал о случившемся, — сказал Стиг Херманссон, — что-то во всем этом было противоестественное. Особенно в тот день, когда мы их искали. Я тем же утром проезжал мимо их дома, и мне почудилось, что по лесу кто-то бродит. Что-то такое светлое за деревьями. Потом я еще долго думал, что же это такое. Мне почему-то показалось, будто это девочка. Но я, скорее всего, ошибся. В доме же никого не было, а на улице уже стемнело. Однако я заметил, что одна лодка исчезла. И девочка вроде как тоже находилась в лодке — так все считали. Думали, будто лодка пристала к берегу, девочка выбралась и сбежала в лес. Поэтому я решил, будто ошибся. Наверное, тогда в лесу было какое-то животное.

— А ты-то что там забыл? — спросила Эви.

— Да какая разница?

— И все же.

— У нас были лишние яблоки. Пара ящиков.

— И ты решил их им отдать?

Он едва заметно пожал плечами, но промолчал.

— Случившееся каждого из нас выбило из колеи, — сказал настоятель, — но главное — мы все там были. И все их искали. Я столько раз об этом вспоминал. В тот день мы каждый камень перевернули.

— Это точно. — Голос Рогера вдруг зазвенел, а сам он посмотрел на Каролину: — Все, что от нас зависело, мы сделали.

Алиса старалась не смотреть на Юнатана. Ее серебряная ложечка по-прежнему лежала возле вазочки с десертом. Тело налилось тяжестью. Рука словно давила на колено. Каролина склонилась вперед, по-прежнему бледная, только кожа на груди покраснела.

— Не желаю больше ни слова об этом слышать. Я вообще не понимаю, зачем они вернулись. Не хочу иметь с ними ничего общего! Зря они сюда приехали. — Она проговорила это тихо и невыразительно. Все посмотрели на нее. Каролина бросила на стол салфетку. — Ох, это все моя мигрень. Прошу прощения.

Она вскочила. Хеннинг Педерсен тоже было поднялся, но Каролина лишь отмахнулась от него. Юнатан посмотрел вслед матери. Та, опираясь на перила, поднималась по лестнице. Он резко встал и двинулся за ней.

— Ну что же, бывает, — сказал Рогер, все это время спокойно сидевший на месте. — Впрочем, гости дорогие, мы пока не расходимся. Камин уже разожгли, а в гостиной нас уже ждет грог.

Юнатан еще не возвращался. Алиса вышла на балкон. В окнах конференц-зала горел свет, красноватые скалы медленно растворялись в темноте.

Кто-то подошел сзади. Хеннинг. Захлопнув за собой дверь, он медленно приблизился к Алисе и остановился рядом с ней. От него нестерпимо разило потом и виски. Живот нависал над поясом. Хеннинг смотрел на нее по-прежнему мрачно и неприветливо. Он вытащил из нагрудного кармана сигару и закурил.

— Как тебе вечер? Довольна?

Алиса выжидающе смотрела на него. Что-то в его голосе настораживало.

— Понимаешь, — продолжал он, — все эти люди О мои друзья. И для меня они много значат. К сожалению, Юнатан у нас не такой внимательный. Он обожает провоцировать и устраивать всякие сюрпризы.

— Очень жаль, — ответила Алиса. — Я пришла только потому, что он меня попросил. Но все же обошлось? Я про дополнительную порцию…

Хеннинг сильнее сжал губами толстую сигару.

— Дополнительная порция… — повторил он и усмехнулся.— Все порядке, да. — Ухватив сигару большим и указательным пальцами, мужчина вытащил ее изо рта. — Каково тебе сидеть и выслушивать все это? Приятно? Или мерзко? Небось уже пожалела, что пришла?

— Не понимаю, о чем вы.

— Не понимаешь? Вот бедняжка, — уже тише проговорил он, — бедняжка Алиса Мейер.

— Моя фамилия не Мейер, — возразила она, — а Линд. Алиса Линд. И о чем вы сейчас, я не понимаю.

Хеннинг поднес сигару к губам, затянулся и выдохнул.

— Я видел тебя возле магазина, — сказал он, — видел тебя вместе с ней.

Алиса смотрела прямо перед собой, в темноту. Какой-то звук? Или ей послышалось? Или все-таки там хрустнула ветка? Или ветер играет вывешенными возле гостиницы флагами? А может, кто-то бегает по камням? Чьи-то босые ноги, грязные, загорелые, с черными ободками ногтей.

— Меня пригласил Юнатан, — сказала девушка, — и я имею такое же право здесь находиться, как и вы.

— Нет, — возразил Хеннинг, — не имеешь. Вам вообще лучше сюда не соваться. И держаться подальше от моих друзей. Вы тут никому не нужны. Ясно тебе? С чего ты вообще сюда явилась? Это был ее праздник. Ей десять лет понадобилось, чтобы в себя прийти, а теперь все испорчено. Ты все испортила. Она теперь несколько недель будет не в себе.

Хеннинг облокотился на перила. Алиса представила, как он падает вниз, как ударяется головой о камень. Представила, как кровь заливает камни.

— Тварь ты последняя, — прошипела она, — мы вам ничего плохого не сделали. Он просто умер. В чем мы-то виноваты?

Хеннинг равнодушно смотрел на нее.

— Значит, говоришь, это Юнатан тебя позвал. Прямо козырь в руки попал, причем ему даже разыгрывать его не понадобилось, мы и сами справились.

Алиса открыла было рот, чтобы возразить. Хотела сказать, что Юнатан ничего не знал, но промолчала. Он казался таким отстраненным. Почему ты больше не играешь, Алиса? Расскажи мне!

Хеннинг затянулся и провел большим пальцем по потемневшему краю сигары.

— Ты же не думаешь, что он притащил тебя сюда по какой-то другой причине?

Он засунул сигару обратно в нагрудный карман и вышел. Дверь закрылась. Алиса осталась в одиночестве. «Главное — не оглядываться», — твердила она себе. Она представила, как эти люди смотрят на нее, представила их лица за стеклом. Их ледяные взгляды. Как они наблюдают за ней. Ничего не выражающие глаза. Но когда Алиса спустилась обратно и оглянулась, то увидела, что все сидят в креслах напротив камина, спиной к окну.

На нее никто не смотрел.

Алиса вспомнила, что ее куртка осталась в гардеробе. И ботинки тоже. Зажмурившись, она выпрямилась, сняла босоножки и зашагала к дороге.

Уже почти у самого шлагбаума Алиса услышала гул машины. Выйдя на дорогу, она опять обула босоножки. Ремешки впивались в кожу. Она замерзла. От холода онемели руки. За деревьями замелькал свет фар. Алиса отвернулась и двинулась дальше. Фургончик проехал мимо и притормозил на обочине. Водитель распахнул дверцу и выбрался наружу.

— Почему ты не сказала? — спросил Юнатан. — Почему не сказала, кто ты такая?

— А сам-то как думаешь? — огрызнулась она.

— Ничего я не думаю. Я вообще не понимаю, как у тебя сил хватило там высидеть.

— По крайней мере, правду услышала. Ты же этого хотел.

В тусклом свете фар лицо Юнатана казалось почти чужим.

— В смысле? Зачем мне этого хотеть?

— Ты меня за тем и привел.

— Да, понять, что ты врешь, оказалось проще простого. Тут только о вас и говорят. — Он осекся, словно пожалев о собственных словах.

— И ты все равно притащил меня сюда.

— Я же тебя спросил тогда — мы как раз из машины вышли, — напомнил он, — я тебя спросил, уверена ли ты, что хочешь пойти.

— Откуда мне знать-то было? Я ж не догадывалась, что он их всех так бесил. Что мы их бесим. И твою маму тоже. Это ты ради нее тут торчишь и мусорщиком работаешь вместо того, чтобы привести свою жизнь в порядок?

— Работаю мусорщиком… — Он едва заметно кивнул.

Алиса стояла на обочине. Юнатан огорченно смотрел на нее.

— Хочешь — садись в машину. Я тебе куртку привез.

Она усмехнулась:

— Господи, Юнатан. Не надоело тебе выделываться? Вали домой.

Он приблизился и дотронулся до ее руки, обжигая теплом своей кожи. Алиса отдернула руку, подошла к машине и распахнула дверцу со стороны пассажирского сиденья. На сиденье валялись пакет с ботинками и куртка. Алиса надела куртку и переобулась. В голове тотчас же прояснилось, мозги прочистились. Она захлопнула дверцу и сказала:

— Я тебя тоже помню, с детства. Однажды ты поймал стрекозу и так сдавил, что у нее сломалось крыло. Помню, я тогда тебя выслеживала. Хотела руку вывернуть, чтоб ты заорал. Чтоб навсегда запомнил.

На лицо ей упали несколько капель дождя. Лес вокруг совсем потемнел. Дорога перед машиной превратилась в залитый светом фар тоннель, в конце которого виднелся шлагбаум.

— Но ты не запомнил, — уже тише проговорила Алиса, развернулась и зашагала прочь.

— Прости, — произнес Юнатан ей вслед, — прости, что притащил тебя сюда.

Алиса остановилась и развернулась.

« — Да нет, наоборот, хорошо, что я пошла, — сказала она, — теперь хоть знаю, почему отец в тот день вообще вышел на воду: ради концерта, который устраивала Каролина. Иначе он бы и носа из дома не высунул. Ни за что. Очень надеюсь, что теперь твоя мать чувствует себя виноватой, надеюсь, она каждый день об этом вспоминает и никогда не забудет.

Юнатан как-то странно вздохнул:

— Ты ничего не знаешь. Ничего не знаешь о том, каково ей. И сколько всего изменилось. Ты все время додумываешь. Не знаешь, а судишь. А мне казалось, что ты не такая, что у тебя совсем другой характер. Ты мне сразу понравилась. Я думал, ты другая. Что в тебе что-то есть. — Он помолчал. — Каролина совсем не такая, какой ты видела ее сегодня вечером. Она другая, но это уже не имеет значения. Я не собираюсь тут перед тобой оправдываться. Вы с ней все равно больше не увидитесь. Держись от нее подальше. — Юнатан снова умолк, а потом добавил: — Держись от нас подальше.

Он стоял напротив Алисы, и на секунду все будто бы замерло. На секунду чувства ее покинули.

На земле возле террасы кто-то сидел на корточках. Девочка. Она что-то собирала. Туго заплетенные косички лежали на плечах. В сумраке белели гольфы.

Алиса стояла на противоположном берегу ручья. Небо и пейзаж вокруг затянуло синеватой дымкой.

Земля едва заметно светилась.

Алиса перепрыгнула через ручей и подошла поближе. В руке девочка сжимала какие-то палочки. Не глядя на Алису, она продолжала подбирать их с земли.

Потом вдруг бросила их и встала. На ней было все то же желтое платье с карманом, в котором Алиса видела ее в первый раз. Девочка придерживала карман, словно боялась, что его содержимое выпадет и потеряется. Сощурившись, она посмотрела на Алису.

— Нечего вам тут делать, — невыразительно проговорила девочка, — уезжайте.

В ней было нечто неприятное. Маленькие глазки с темными зрачками. Девочка быстро повернула голову к лесу, обнажив часть шеи. От подбородка к уху тянулась тоненькая темная царапина, похожая на порез. С таким же проворством девочка опять повернулась и посмотрела на Алису:

— Слышала?

— Что? — спросила Алиса.

— Этот звук.

Алиса кивнула. Она дотронулась до своего горла:

— Как это произошло?

Девочка опустила руки и снова уставилась на Алису. Но отвечать не стала.

О кусты поцарапалась?

Девочка упрямо молчала, а затем прижала к губам палец. Она вдруг показалась Алисе бесконечно усталой, почти изможденной. И голос зазвучал едва слышно:

— Ему меня не найти.

Проскользнув мимо Алисы, девочка перепрыгнула через ручей и скрылась на тропинке, ведущей к скалам. Алиса протянула руку ей вслед. В темноте что-то белело — что-то похожее на гольфы. Алиса открыла рот и попыталась окликнуть девочку, но шум разбивающихся о скалы волн заглушал все остальные звуки.

Она вчера так и не переоделась, и вспомнила об этом, когда откинула одеяло. Платье помялось и задралось, колготки порвались, а пальцы на ногах были черными от грязи. Алису замутило, и она закрыла лицо руками, дожидаясь, когда тошнота отступит.

Чехол для одежды по-прежнему висел на крючке. Она сняла его и повесила платье. Чехол был прозрачный, и в нем вдруг мелькнул какой-то отсвет. Приглядевшись, Алиса поняла, откуда он взялся, и посмотрела в окно. Утренний сумрак прорезал свет автомобильных фар. Наконец они погасли, зато в окне гостиной зажегся свет.

Соня сидела за столом.

Во сколько ты вчера вернулась?

Алиса посмотрела на стол. Там лежали хлеб и масло. Она достала из серванта тарелку.

— Не знаю.

Соня собиралась перелистнуть страницу журнала, но замерла.

— Они про нас говорили?

С ответом Алиса замешкалась.

— Нет, — с деланой непринужденностью соврала она, — с чего бы им о нас говорить? История давняя. Ты же и сама так сказала.

— Алиса, что-то случилось?

— Я подумала, может, вернемся в город?

Соня внимательно посмотрела на дочь и на секунду отвела глаза.

— Не получится. Там же сейчас…

— Ванную ремонтируют. Сколько они еще будут возиться!

Она двинулась к выходу, но Соня вскочила и схватила ее за руку:

— Погоди. Так что они тебе вчера сказали?

Алиса выдернула руку.

— Хотя какая разница, — продолжила Соня, — я и так знаю, что они обо мне думают. Я уже слышала все и даже больше. Только мне плевать. Пускай болтают, язык-то без костей. И знаешь, мне неприятно об этом говорить, но эта женщина, Каролина Эдвик, мама Юнатана… Она хуже всех. Это она все устроила, а остальные просто плясали под ее дудку. Иван должен был играть на большом благотворительном концерте в гостинице. Он каждый год играл и ждал этих концертов с нетерпением, вкладывал в них всю душу. Публика даже с материка съезжалась. Для твоего отца это был единственный способ поговорить с миром. А она его отняла. Я тогда пошла к ней и попросила позволить ему сыграть. Такое унижение! Она презирала Ивана. Нет, она презирала всех нас. Сказала, что он, мол, сам все испортил. Потому что тогда, в церкви, вышел из себя. Но мне показалось, что Каролина недоговаривает. Она будто хотела его наказать. Словно он лично ей причинил какое-то зло.

Алиса глубоко вздохнула:

— Знаешь что, говори про нее что хочешь. Мы с Юнатаном все равно больше не общаемся.

Она поднялась в свою комнату. В груди глухо отдавалась боль. На столе лежала открытая книга. Снизу доносились шаги Сони. Алиса посмотрела в окно. На улице посветлело, и ей показалось, что из-за деревьев, как тень, проглядывает рыбацкая избушка.

Он лежал на животе. Одна рука свисала с кровати. Свет из окна нарисовал на стене над кроватью широкую полоску. А прямо посреди — вытянутую тень распятия.

Подойдя к двери, Алиса медленно повернула ручку и вошла внутрь. Здесь пахло древесиной, дымом и рыбой. На коврике возле двери валялись высокие сапоги, словно потрескавшиеся, сухие горы на темно-зеленой прорезиненной ткани. Направо — комната с очагом. Воздух был спертым. Видимо, огонь горел здесь всю ночь. Чуть поодаль располагалась крохотная кухонька, а рядом — дверь в комнату, где он лежал.

Лео не шевелился. В комнате висел кислый запах. На столе стояли стакан с чем-то сероватым и пустая бутылка. Алиса взяла стакан и понюхала. Виноград и что-то еще, крепкое. Рядом валялись старые газеты и журналы. Она осторожно сгребла их в охапку. Среди них оказались и совсем старые, многолетней давности. Она положила их обратно на стол. По полу была разбросана одежда. Судя по всему, девочка тут побывать не успела. Ни игрушек, ни других детских вещей. Впрочем, возможно, он их спрятал. Алиса подошла к палкам возле двери на кухню. На них в три ряда выстроились книги: романы, Библия, псалтырь. Она открыла псалтырь и увидела на внутренней стороне обложки старый экслибрис: «Лео Стенберг».

Вернув книгу на место, она отвернулась и посмотрела на бесформенное тело под одеялом, после чего подошла к креслу в углу, устроилась и принялась ждать.

Алиса и сама не знала, сколько просидела, однако некоторое время спустя Лео заворочался, а потом сел в кровати, схватившись руками за лодыжки, и глубоко закашлялся. Поднес руку ко рту и огляделся, а когда заметил ее, вздрогнул.

— Но что… — Он подтянул к себе одеяло. На руке отчетливо проступали вены. — Что ты тут делаешь?

Он снова закашлялся. Алиса дождалась, когда кашель стихнет, и спросила, чуть склонив голову набок:

— Где она? Где девочка?

— Я же сказал: нет тут никаких девочек.

Лицо Лео слегка блестело, под глазами наметились мешки, синеватые, прямо как вены на руках. Взгляд его блуждал по комнате, ненадолго задержавшись на стоящей на столе бутылке, а затем он снова уставился на Алису:

— Соня сказала, что вы уезжаете. Вам ведь и правда лучше уехать отсюда, разве нет?

— Это еще почему?

— После всего, что случилось… Я вообще не понимаю, как она может тут находиться… Как вы обе можете тут находиться.

— Это наш дом.

— Иногда, когда я прохожу мимо, мне кажется, будто в окне я вижу его.

Слова Лео дошли до Алисы не сразу.

— В смысле — Ивана?

Стенберг наклонился и подтянул к себе валявшуюся на полу рубаху, старательно прикрывая одеялом ноги и бедра. Дышал он тяжело.

— По-моему, тебе пора.

— Я никуда не уйду, пока ты не скажешь, где она, — заявила Алиса.

— Дао ком ты толкуешь?

— О девочке.

— Какая еще, к чертовой матери, девочка?

— Ты и сам знаешь! — бросила Алиса, вспомнив об отметине на стекле. — Я уверена, что она здесь.

— Наверное, это кто-то из гостиницы.

Нахмурившись, Лео посмотрел на Алису, словно его вдруг осенила какая-то догадка. Он надел рубашку, встал и, придерживая на бедрах одеяло, поднял лежавшие чуть поодаль брюки, но надевать их не стал.

— Ты врешь, — выпалила она.

— Ну хватит.

Лео выпрямился, и одеяло сползло на пол, обнажив волосатые ноги в белых мешковатых трусах. Он подскочил к ней, схватил за руку и попытался выдернуть девушку из кресла, но она вырвалась.

— Сарай, — сказала Алиса. — Девочка была в сарае. Он слегка ослабил хватку. В глазах у него внезапно промелькнуло какое-то воспоминание.

— Чего-о?

— Ты ее запер там, да? Запер ее в сарае.

Лео выпустил ее руку, и Алиса рухнула обратно в кресло. Кожа от его пальцев покраснела. Он смотрел на девушку, в его глазах появился странный блеск.

— Кого запер?

— Девочку.

Он склонил голову, прислушался, отошел в сторону и облокотился на стол. На секунду в комнате стало совсем тихо, но затем он громко вздохнул и резко взмахнул рукой. Журналы полетели на пол. За ними последовали бутылка и стакан с сероватой жидкостью. Алиса вздрогнула и вжалась в кресло. Стекло зазвенело, бутылка покатилась по деревянному полу.

Лео тяжело дышал.

— Зачем тебе это?

— Что?

— Почему ты все время допытываешься?

— Потому что ты врешь. И потому что я знаю — она здесь.

Он снова опустил голову и, не глядя на Алису, взял с кровати брюки и вышел в другую комнату. Но по пути резко остановился.

— Чтоб я тебя здесь больше не видел.

Хлопнув входной дверью, Лео направился к пикапу. Высокие сапоги, камуфляжной расцветки куртка. Он залез на водительское сиденье, дал задний ход, и машина исчезла за деревьями.

Алиса по-прежнему сидела, вжавшись в спинку кресла. Бутылка подкатилась к самой стене, из трещины на пол натекла лужица. Алиса дрожала. Руки дрожали. Она знала — Лео врет.

Оставалось пять минут. Сбившись в группки, ученики топтались возле входа в зал. Сегодняшний экзамен — предпоследний. Скоро с занятиями будет покончено. Март близился к концу, им предстояло выбрать свой путь и двигаться дальше.

Алиса стояла чуть поодаль, чувствуя на себе взгляды. Кто-то смотрел молча, кто-то перешептывался, другие улыбались. Они что же, думают, будто она ничего не замечает? Ничего подобного, она все видит. Алиса вцепилась в ремень от сумки. Когда дверь открылась, она двинулась вместе со всеми в зал, но тут кто-то с силой впечатал ей в спину кулак, так что у нее даже дыхание перехватило. Обидчика она не видела. Сумка сползла с плеча и шлепнулась на пол, Алиса присела на корточки и подобрала ее. Толпа мерно двигалась к двери. Подняв взгляд, Алиса заметила Эрику. Равнодушно посмотрев на нее, та двинулась дальше. Алиса поднялась и перекинула ремешок через плечо. Дверь уже закрылась. Алиса осталась одна. В голове у нее мелькнула мысль — мелькнула и исчезла. Ее вдруг потянуло развернуться и уйти. Не заходить в зал. Там, на улице, одиночество не такое тягостное.

Мимо нее кто-то пробежал. Дверь распахнулась, и Алиса успела проскочить внутрь.

Когда все закончилось, она подошла к фонтанчику с питьевой водой и услышала прямо над ухом голос Эрики. Говорила Эрика тихо, почти шепотом.

— Почему ты ничего не сказала?

Струйка воды ударилась о металлическое дно, капли разлетелись и упали на руки Алисе. Выпрямившись, девушка тыльной стороной ладони медленно вытерла губы.

— О чем?

— О том, что вы ездили в больницу.

Алиса не сразу поняла, что имела в виду Эрика. — Я…

«Простудилась», — хотела было сказать она, но по глазам подруги поняла, что той и так обо всем известно.

— Соня мне рассказала, — добавила Эрика. — Ты не отвечаешь, поэтому я позвонила ей. Почему ты молчала?

— Потому что все прошло.

Эрика поджала губы и посмотрела на дверь в зал. Точно?

— Эрика, уймись. Что это с тобой?

— Ты какая-то другая стала.

— Потому что я так обошлась с Хенриком?

— Не только.

Алиса вспомнила, как Эрика посмотрела на нее тогда, перед контрольной. И как прошла мимо, оставив ее сидеть на полу.

— Ты видела, что со мной случилось? — спросила она.

— В смысле?

— Кто-то толкнул меня. Ты не видела, кто это? Эрика покачала головой.

— Я ничего не видела. И правда, интересно, кто это?

Алиса молча смотрела на нее. Эрика теребила ремень от сумки.

— Как там у вас дела?

— Нормально.

— Честно? Алиса, этот дом…

— А что с ним?

— Сама знаешь.

Алиса глядела на Эрику, и неприязнь царапала ее изнутри.

— Что тебе вообще надо? — спросила она.

— Мне — надо?

— Ты за моей спиной звонишь маме — так что надо-то тебе?

Эрика отступила назад, а Алиса посмотрела на фонтанчик с водой. Капельки вылетали из узкой трубочки и разбегались по блестящей металлической поверхности.

— Ладно, мне пора на автобус, — сказала Алиса.

— Ага. Увидимся.

Эрика опустила сумку на пол, открыла воду, наклонилась и принялась пить.

Алиса неподвижно стояла и смотрела на затылок подруги, на ее шею, на тонкую кожу. Сейчас Эрика была по-зимнему бледной, а летом вечно обгорала на солнце и постоянно злилась сама на себя. Каждое лето — одно и то же, год за годом, с того самого времени, как они познакомились.

«Ты видела, как меня ударили, — думала Алиса, — ты видела, кто это сделал».

— Кто он? Кто живет в избушке?

Соня в своей комнате упаковывала одежду в коробку. Дверь шкафа была открытой, на кровати валялись вещи и вешалки. Мать выпрямилась и кивнула в сторону леса.

— Когда мы здесь жили, там только сарайчик был, — сказала она, — рыбацкая сараюшка. А у него… у Лео… было место для лодки по другую сторону от скал. Они с Иваном иногда выходили вместе порыбачить.

— Я его узнала, — призналась Алиса.

— Ясное дело. Он был сторожем в церкви.

— А сейчас он там не работает?

— Уволился после того, что случилось.

— Почему? — удивилась Алиса.

— Не знаю, мы же переехали. И я ни с кем из местных не общалась. Когда возвращалась, ни с единой живой душой словом не перемолвилась, и со мной тоже никто не говорил.

Соня потянулась за лежащим в изножье кровати платьем.

— Они с твоим отцом дружили, — добавила она, помолчав еще немного. — Лео хорошо закладывал, это все знали, но и работать умел. И Иван с ним общался. Обсуждал то, что со мной не мог обсудить. Я в этом уверена. Случай в церкви очень его расстроил. Они не желали дать ему ни малейшего шанса. Даже слышать ничего не хотели. А потом затеяли тот благотворительный концерт. Однажды твой отец так вышел из себя, что я забеспокоилась. Сказал, что хочет поджечь всю эту лавочку, спалить дотла, и я испугалась, что он натворит что-нибудь непоправимое, поэтому попросила Лео за ним присматривать.

— Но он, судя по всему, не справился, — встряла Алиса.

Соня посмотрела на нее:

— Да нет, почему… Через несколько дней Иван вроде успокоился и пришел в себя, словно смирился с тем, что случилось. Это же не единственный выход был — контакты-то у него остались. Мог бы опять давать концерты. Мы ним это обсуждали. И он сказал, что будет только рад.

— Ты как будто на него сердишься.

— На кого?

— На Лео.

— Я на него не сержусь.

— Мне так показалось, когда мы ходили к избушке.

— Он про твоего отца навыдумывал всякого, — объяснила Соня. — Они выпивали, и Иван вроде как ему много чего наговорил.

— Что, например?

Соня покачала головой:

— Да Лео все выдумал.

— Да скажи уже, что папа наговорил-то!

— Сказал, что у него есть план.

— Он имел в виду, что собирается опять выступать?

Соня не ответила. Она надела платье на плечики и отложила в сторону. Двигалась она легко, как ни в чем не бывало. Лицо казалось бесстрастным. Алиса не сводила с матери глаз.

— Ты сказала, что папа тебя пугал, — сказала она, — и все равно оставляла меня с ним.

Соня как раз собиралась взять следующую вещь, но тут опустила руки.

— Я же работала, — ответила она.

— Могла бы брать меня с собой.

— Я тебе предлагала, но ты воспротивилась. Хотела остаться с отцом. — Она заговорила тише: — И когда я попыталась уговорить тебя… ты так упиралась и возмущалась… Я не смогла тебя переубедить.

Соня взяла уже развешенную одежду и пошла к гардеробной, откуда вскоре раздалось позвякивание плечиков о металлическую штангу. Соня расхаживала по гардеробной, а Алиса думала: «Мне было семь лет. Семь. И ты не могла меня уговорить?»

— Ты дралась, — проговорила Соня. Она вышла из гардеробной и теперь наблюдала за Алисой. — Ты меня била. Впивалась ногтями в лицо. Я пыталась с тобой совладать, но в тебя словно дьявол вселялся. Я не знала, как поступить. Тот единственный раз, когда мне удалось взять тебя с собой, мы с Иваном умудрились затолкать тебя в машину. И всю дорогу до Хусё я дико боялась, что ты откроешь дверь и на полном ходу выпрыгнешь наружу. Больше я тебя с собой не брала.

Под ногтями больно — будто их пытались выдрать. Она ведет машину резко и постоянно притормаживает, так что я подскакиваю на сиденье. У нее на щеках алеют отметины. Я ее ненавижу. «Я запру пианино, — угрожает она, — если не поедешь со мной, я запру пианино». Я раздумываю над тем, как он себя ведет. На кухне я припрятала нож — она его забыла, а я припрятала. Она не понимает, что в нем появилось нечто незнакомое. Нечто, не похожее на него. Вроде со стороны он, но внутри его уже нет. Осталась пустота.

Я сказала, чтобы он ждал меня. «Я сыграю для тебя кое-что, — сказала я, — Пюсиенну № 1 Сати, ту самую, из-за которой мы поругались. Сыграю как раз так, как ты учил. Главное, дождись меня».

Она хлопает дверцей, так что машина трясется, и идет в сторону лаборатории. Стекло холодное, запотевшее. Я тру его рукой. На крыльце какого-то дома сидит девочка постарше меня — у нее длинные светлые волосы и грубые ботинки. Я прохожу мимо, делая вид, будто ее там нет.

Они в комнате, в ней много стульев. Она и мужчина в очках. Он показывает ей какой-то документ. На нем в несколько рядов написаны цифры, а внизу— что-то вроде карты. Во время разговора мама машет руками. Смеется над его словами, словно он говорит что-то забавное, хотя на самом деле нет. Мужчина показывает на карту и на мамину руку, прикрывающую карту. Мама убирает руку. Поворачивается ко мне и улыбается.

Я ухожу оттуда. Иду в комнату, где стоит заставленный пробирками стол, а на стене висят всякие схемы — нарисованная на них рыба очень похожа на дохлую. Когда я возвращаюсь, мамы с мужчиной уже нет. Я брожу и ищу их, но нигде не нахожу. Документ лежит на столе. Карта. Он что-то написал на ней. Цифры и значки. Я беру листок и выхожу из комнаты. Внизу, у моря, виднеется пляж, с одной его стороны растет камыш. Я мну бумагу — сминаю ее в комок — и кидаю в воду. Комок медленно уплывает от меня.

Я слышу сзади чьи-то шаги. Это девочка — та же, что сидела на крыльце. «Он далеко уплывет, — говорит она, — может, вообще на край света».

Интересно, чем он сейчас занимается. Дома ли? Или на острова поплыл? А если так, вернулся ли он уже домой?

«Хочешь рыбок посмотреть?» — спрашивает девочка.

Я иду за ней к большому красному зданию. Там есть помещение с резервуарами. В одном из них плавают мелкие рыбешки. Я опускаюсь на корточки и сую руку в воду. Когда рыбки проплывают мимо, мне щекотно.

Внезапно появляется мама. Она кладет руку мне на локоть. «Там на столе документ лежал. Это ты его взяла?» Я качаю головой. Девочка ничего не говорит. Мама выходит. Девочка садится на корточки рядом со мной. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до ее волос. Они мягкие и теплые. Я встаю и собираю их в тугой хвост. Зыбкое отражение девочки в воде все время меняется.

«Вот так отлично будет, — говорю я, — прямо как надо».

Звук удивительный, какой-то чирикающий. И вокруг вода — она течет по голым рукам Алисы. Он гребет, машет веслами. Волосы топорщатся. Пальцы сомкнуты вокруг весел. Звук издают не весла — он слышится откуда-то сверху. Вода убегает из-под лодки. Каменные стены, каменная крыша, лестница плавно заворачивает. Алиса поднимает взгляд и видит девочку — движется та странно, точнее, двигает она только ногой, причем медленно, водит ею по кругу.

Алиса с криком вскочила в кровати. На лестнице раздались шаги, а потом в дверь постучали. Она посмотрела на ручку. Кто-то звал ее: «Алиса! Алиса!»

На пороге стояла Соня, босая, в ночной рубашке.

— Ты чего? Почему заперлась? — Она приподняла голову дочери за подбородок. — Алиса! Тебе опять что-то приснилось? Да?

Алиса дернула головой.

— Отвечай! Расскажи! — Рука Сони опять потянулась к Алисиному подбородку. — Давай, рассказывай! Что случилось, Алиса? Я должна знать! Должна!

Алиса прикрыла глаза. В ушах у нее по-прежнему раздавалось чириканье — этот звук словно просачивался сквозь кожу. Она царапнула себя ногтями, но звук не стих, хотя на коже остались отметины от ногтей. На руке выступили мелкие капельки крови, как сок на стволе дерева или стебельке цветка. Капельки росли, растекаясь по ее белой коже.

— Алиса, хватит, — Соня погладила ее по голове, — прекрати.

Алиса посмотрела на мать, и очертания комнаты стали четче. Стены. Светлые, чуть пожелтевшие обои.

— Надо нам уехать отсюда, — сказала Соня, — тебе тут плохо. Зря я это все затеяла. Зря. Не надо было нам сюда соваться. Я просто думала…

Алиса непонимающе уставилась на нее:

— Что ты думала?

Сонино выражение лица изменилось, в нем появилась какая-то незнакомая решимость, даже настороженность. Она наклонила голову:

— Давай соберем все самое необходимое, съездим в больницу, а оттуда вернемся в квартиру. Остальные вещи потом привезем.

— В квартиру? — переспросила Алиса.

— Да.

— Я думала, там жить нельзя.

— Уже все готово.

Снова тот же взгляд.

Алиса отступила и уселась на кровать. Простыня была теплой и немного влажной.

— Ты уехала, — сказала Алиса. — Почему?

— Когда?

— Когда он исчез.

— Я ездила в Хусё, — ответила Соня, — мне надо было на работу.

— Тебя не было два дня.

— С чего ты взяла?

Перед глазами у Алисы замелькали строчки из статьи, фотографии в газете, факты. Она посмотрела прямо в глаза матери:

— Помню.

— Иногда мы вспоминаем то, чего на самом деле не было.

Алиса словно наблюдала за матерью издалека. Как будто Соня была сидящим в клетке зверем или рыбой в аквариуме в Хусё, своего рода подопытным животным.

Это незнакомое выражение лица. Вранье.

Алиса закрыла глаза и представила комнату. Тело на полу, темные пятна у виска. Но теперь на тело падала тень. Не ее тень. Напротив нее кто-то стоял. Мужчина. Она его отчетливо видела. Она его знала. Лицо было знакомым. И звук, неспешный, какой бывает, когда включаешь обогреватель.

Алиса открыла глаза, и звук стих.

— Не надо никуда уезжать, — сказала она, — я отлично себя чувствую. Просто приснился кошмар.

— Не в этом дело, — ответила Соня. — Завтра уезжаем. Давай договоримся: завтра нас тут не будет.

В тот день дул сильный ветер.

Алиса посмотрела на свои руки на одеяле и перевела взгляд на мать.

— Это был несчастный случай, — спокойно проговорила она, — мы сели в лодку, дул ветер… И отец выронил весло… он… упал… А позже лодку прибило к берегу. Я убежала в лес. И заблудилась. Никак не могла выбраться оттуда.

В наступившей тишине были слышны лишь шелест листьев за окном да шум разбивающихся о скалы волн. Какие-то невнятные звуки. Соня побледнела. Глаза ее заблестели. Она отвернулась и украдкой вытерла их.

— Я хочу остаться, — сказала Алиса.

Соня кивнула.

— Просто так глупо все вышло. — Алиса едва заметно улыбнулась. — Я проснулась, смотрю — а тут платье. Я и забыла, что сама его сюда принесла. Испугалась. Мне показалось, что там кто-то повесился.

— Повесился?

— Ну да. Повесился.