Дело Белки

ГЛАВА 29

Был когда-то такой анекдот. Три алкоголика находят бутылку с мутной жидкостью, пахнущей спиртом. Первый пьет и падает замертво. Второй качает головой, но тоже пьет и тоже падает. Третий в ужасе от произошедшего закрывает глаза, но при этом все равно подносит бутылку ко рту, орет: «Помогите!» – и делает глоток. Примерно такое же «помогите» хотелось прокричать и мне, когда я, стремясь спастись от Змея Горыныча направил на себя пульверизатор с бабкиным снадобьем. Брызги полетели не сразу. Возможно, форсунка засорилась, а, может, рассохлась старая резиновая груша, которой я нагнетал воздух. Так или иначе Змей подходил все ближе, и надежды уцелеть оставалось все меньше. Но тут зелье все же прорвалось через засорившиеся капилляры распылителя и начало орошать меня легкой водяной пылью. Почувствовав, что пульверизатор, наконец, заработал, я с удвоенной энергией принялся качать помпу, стараясь в точности выполнить написанную на обратной стороне флакона инструкцию: «И обрызгала его с головы до ног всего!» Змей, глядя на мои манипуляции, слегка опешил.

– Я не понял, – поинтересовалась Правая голова. – Это он чего, ядом себя поливает?

– Похоже на то, – согласилась Средняя.

– Ну, ни фига себе! – возмутилась Левая. – Слышь, парень, ну, ты и гад! Мало того, что печку увел, так еще и хавчика нас лишаешь! «Дожил!» – возникла в моей голове несвоевременная мысль. «Я – хавчик!» Однако, как ни печально, но, похоже, все к тому и шло. Я вылил на себя почти весь бабкин флакон, а ожидаемое превращение почему-то не происходило. «Похоже снадобье и впрямь просрочено!» – вздохнул я, и тут-то оно и началось. Меня тряхнуло, подбросило, вытянуло, отпустило, снова подбросило. Потом по моей спине пробежались крепкие безжалостные пальцы невидимого массажиста. А потом меня не стало. Вернее я был уже не я, а некто с тонкими членистыми ножками, сереньким в полосочку туловищем и с полупрозрачными вибрирующими за спиной крылышками. При этом трансформация в Culex pipiens также сказалась и на моих мозгах. В голове беспорядочно витали обрывки самых нелепых фраз. Например: «Интересно, где тут ближайшее болото!?» Или: «Эй, кто это там полетел? Кажется самочка!» А была еще и такая: «Эх, посмотреть бы что превратилась моя физиономия… Рожа-то, поди, почище, чем у Шарапова!» Однако, постепенно весь этот хаос успокоился, оставив на поверхности моего сознания всего лишь одну главную мысль: «Удалось! Я не хавчик! Я – комар!» Одновременно с этим на меня снизошел восторг и не бывалая прежде удаль, заставившая меня заорать:

– Ну, что, Горыныч?! Что, Змей поганый?! Съел?! Как ни странно, ящер не отреагировал на оскорбление. Все его головы безостановочно вращались из стороны в сторону, словно чудовище что-то потеряло и теперь отчаянно торопиться это разыскать. «Кого это он высматривает?» – удивился я и только через мгновение сообразил, что Змей потерял меня.

– Так тебе, гад! – радостно завопил я во всю силу своего нового комариного горла.

– Вот погоди! Я тебя еще в глаз укушу. Я заложил лихой вираж, приноровиться к возможностям своего нового тела, и уже собрался пикировать вниз, но тут меня что-то подхватило, завертело и поволокло в противоположную от ящера сторону. «Это еще что такое?» – разозлился я, не понимая, что за неведомая магия сорвала мою яростную атаку. Впрочем, в этот раз волшебство оказалось ни при чем. Просто, поднявшись над кронами деревьев, я попал под обычный ветер. Кстати, не так чтобы очень сильный. Конечно, если судить с точки зрения человека. А вот для комара подхвативший меня воздушный поток был чем-то вроде урагана. Не прошло и минуты, как Горыныч остался где-то сзади, а меня продолжало нести все дальше и дальше. Ученые-энтомологи знают, что комар обыкновенный Culex pipiens пашет крыльями с частотой от пятисот до тысячи взмахов в секунду. Также они знают, что живет продолжительность его жизни не превышает двух-трех недель. А еще то, что селиться комары вблизи всяческих водоемов и почти никогда не улетают от места своего появления на свет дальше четырех-пяти километров. Ученые-энтомологи, вообще, очень много чего знают о комарах. На то они и ученые, и энтомологи. Мне про мое новое вместилище ничего этого известно не было. Спасали разве что обретенные вместе с комариным тельцем врожденные навыки, да некая человеческая сообразительность. Благодаря первым, я кое-как сумел стабилизировать свой полет. Благодаря второй, я понял, что мне следует искать воду. Причина была вовсе не в том, что я хотел напиться. Просто я вспомнил приписку, которой заканчивалась инструкция по применению комариного зелья. В ней было сказано, что срок его действия исчисляется полетом «за море и обратно». Звучала эта формулировка, прямо скажем, расплывчато, но другого способа вернуть себе человеческий облик я не видел. Никакого моря, впрочем, вблизи тоже не наблюдалось. Оставалось лишь положиться на школьные уроки природоведения, согласно которым любой ручеек рано или поздно должен впадать в речку, а любая речка обязана тем или иным способом течь к морю. Вооружившись этими научными сведениями, набрался терпения и преисполнился сосредоточенного внимания, чтобы ни в коем случае не пропустить встречу с самой маленькой повстречавшейся мне водной артерией. Не знаю, сколько времени я провел в полете. Часы, равно как и все прочие человеческие атрибуты, не считая разве что Соломонова кольца, не соблаговолили уменьшиться до моих нынешних размеров. Темнее не менее, думаю на той стороне было где-то около полудня, когда я сумел неким шестым, вероятнее всего комариным чувством, определить что внизу есть какая-то вода. Вскоре между деревьев и впрямь засеребрилась вполне приличная речка, вдоль которой я и продолжил свое путешествие. К сожалению, длилось оно недолго. Увы, вместе с размерами мой новый организм утратил еще и часть прежней выносливости. Едва не упав в воду, я понял, что отчаянно нуждаюсь, как в отдыхе, так и в какой-нибудь пище. Второе было особенно неприятно, потому как мне совсем не улыбалось сосать чью-либо кровь. Да что там не улыбалось, меня просто мутило при мысли о подобной необходимости. Зато, приземлившись рядом с каким-то веселеньким лиловым цветочком, я ощутил некий весьма соблазнительный аромат. «Нектар!» – любезно подсказало мне нужную информацию мое наполовину человеческое, наполовину комариное сознание. А заодно я уже и сам припомнил, что самцы комаров и вовсе не пьют кровь. Этим, что очень символично, занимаются самки. Мы – мужики – по природе своей гораздо менее кровожадны. Вот натуральные соки, лучше всего, конечно, слегка перебродившие – это совсем другое дело. Питаться нектаром оказалось не так уж просто. Взглянув на свой новый облик, отразившийся в выпуклой капле вожделенной пищи, я обнаружил, что по какой-то неведомой причине моя трансформация в насекомое отряда двукрылых была вовсе неполной. Тело стало комариным, руки и ноги тоже, а вот голова осталось человеческой. «Хорошо, что мне удалось добраться до глаза Горыныча!» – подумал я. «Чем бы, спрашивается, мне пришлось его кусать?!» Что правда, то правда! Никакого комариного жало ко мне не прилагалось. Соответственно и нектар мне всасывать было нечем. Пришлось окунаться в него всей мордой. Отвратительное занятие. Если кто-то хочет попробовать, может сунуть голову в тазик с медом. Умывание тоже оказалось той еще проблемой. Впервые в жизни я столкнулся с тем, что водные процедуры могут оказаться смертельно опасным занятием, и не только потому что умываясь без помощи рук можно запросто захлебнуться. Оказалось, что около воды обитает куча тварей, для которых моя комариная плоть является приятным дополнением к назначенной им природой высоко протеиновой диете. Так и не разобравшись, чей прожорливый рот нацелился на меня из речной толщи, я стремительно рванулся вверх, и по счастью успел скрыться в воздушной стихии от обитателя водной. Однако и здесь не было мне покоя. Пролетев еще какое-то расстояние вдоль ручья, уже в сумерках я увидел перед собой рой очаровательных непрерывно вспыхивающих и гаснущих огней. «Ну, хоть светлячки-то мне не опасны!» – обрадовался я и тут же угодил в гущу своих давних знакомых. На деле «светлячками» оказались те самые мини драконы, одного из которых я по неосторожности прихлопнул во время прогулки с Ханом. Вот только теперь «мини» были уже не они, а я. До сих пор не понимаю, каким образом мне удалось спастись. Вероятнее всего, выручило то, что их было просто невообразимо много, и все они явно считали своим долгом на меня наброситься. В результате, они все время сталкивались, а то подпаливали друг друга, после чего сразу же начинали грызться и драться между собой. Мне же оставалось лишь изо всех сил, махать крылышками и молиться о том, чтобы как можно скорее снова стать человеком. Увы, несмотря на эти мольбы, в конце концов, я все-таки оказался подбит и, задымив подпаленной задницей, с прощальным воем горящего истребителя рухнул в воду. Почему-то большинству людей кажется, что упавшая на землю букашка не испытывает никакой боли. Сколько раз бывало так, что человек легким щелчком сбивает с себя заблудившегося на его ноге муравья или сбрасывает с плеча безобидного паучка, и при этом считает, что поступил гуманно. Мог ведь и раздавить. В этот день я понял, что даже насекомым известно, что значит жесткое приземление. Во всяком случае, лично я в полной мере ощутил насколько оно болезненно, когда вместо прохладной поверхности реки угодил в проплывающую по ней деревяшку. Ночь сразу же стала темнее и траурнее. Высыпавшие на небесах звезды, засияли ярче и тожественней. И только я, хрустнув хитином вместо косточек, вытянулся на поверхности своей импровизированной погребальной и ладьи, позволяя неторопливым речным волнам скорбно нести меня к последнему пристанищу ожидающей меня комариной Валгаллы. Кстати, путь туда занял неожиданно немного времени. Во всяком, случае, когда я открыл глаза вокруг все еще было темно. Моя ладья все еще покачивалась из стороны в сторону, но теперь по бокам от нее был уже не непроглядно черный лес, а просторный дол, расцвеченный многочисленными яркими кострами, вокруг которых пировали могучие древние воины. Я с достоинством поворачивал голову то вправо, то влево, сдержанными кивками приветствуя своих новых братьев, и ждал, когда легкое касание пристани даст мне знать о том, что мое последнее путешествие окончено. Так оно и случилось. Только вот касание вышло несколько жестче, чем я ожидал. Скорее его следовало назвать сильнейшим ударом, от которого ладья перевернулась, и я разом погрузился в обжигающую ледяную воду. Это купание было, прямо скажем, не совсем тем, чего я ожидал, зато оно, как нельзя лучше, промыло мои мозги, благодаря чему я с опозданием осознал: погребальная ладья – это не более, чем кусок сосновой коры; водная гладь, по которой она плыла, уместилась в обычном походном ведре; и, наконец, до настоящей Валгаллы мне все еще так же далеко, как Оксане Робски до Нобелевской премии по литературе. Тем не менее, воины вокруг были абсолютно настоящими, хотя к людям они явно никакого отношения не имели. Будь на моем месте Рональд Руэл Толкиен или хотя бы Ник Перумов уж они-то наверняка бы сумели поименно назвать большинство из сидящих у костров существ. Я же просто перелетал от одного бивака к другому, дивясь извращенному чувству юмора волшебной природы, создавшей эти невероятные туловища, лапы и морды, а также вынюхивая очередную порцию нектара, поскольку возвращение их мира мертвых, одновременно обратило меня к такой прозе жизни, как банальный голод. К сожалению, большинство собравшихся здесь нелюдей предпочитало питаться мясом.

Само по себе, ничего удивительно. Вернись, я к человеческому облику, мне бы тоже больше пришелся по вкусу не какой-то там цветочный сиропчик, а кусок свежезажаренной на костре дичины. Однако я все еще оставался комаром и мог только порадоваться, что мне не достался организм, который предпочитает поддерживать свои силы дождевыми червями или личинками жука-короеда. После получаса бесплодных поисков и пары неудачных попыток заменить положенный мне нектар глотком забродившей медовухи, я внезапно уловил весьма соблазнительный аромат. Еще не понимая, что именно меня так влечет, но будучи твердо уверенным, что оно будет съедобно, я стремительно полетел навстречу этому божественному запаху и вскоре оказался перед роскошным шатром, окруженным тремя кольцами, стоящих плечом к плечу воинов. Впрочем, вооруженное до зубов оцепление и пяток патрульных упырей в небе это не сосем то, чем можно остановить маленькое голодное насекомое. Стража и ойкнуть не успела, как уже миновал трижды неприступный кордон и очутился в походном раю, щедро убранном самыми разнообразными экзотическими растениями. Недолго думая, я сразу же окунулся в ближайшую чашечку, а, учитывая мои нынешние размеры, чуть ли не в целую ванну огромного красного цветка и вдоволь напился густой ароматной жидкости, напоминающей по вкусу круто заваренный каркаде. Это было нечто. Я сразу же вспомнил бесподобную поездку в Египте, где мне довелось целую неделю расслабляться в клубном отеле, чья территория была вдоль и поперек унизана такими же цветами. Похоже, что владелец шатра, в котором я оказался, также был родом с юга или с юго-востока. Правда, его апартаменты, несмотря на палаточный тип жилища, смотрелись куда шикарнее, того что я когда-либо смогу себе позволить. Начать с того, что ткань шатра оказалась чистым шелком. Пол устилали персидские ковры и шкуры, более или менее известных мне животных. Поверх них на небольшом возвышении теснились сплошь золотые и изредка серебряные блюда с самой невероятной снедью. Пловы, жаркое, фрукты, лепешки, сладости. Изобилие, собранное на этом достархане могло одновременно служить, как залом славы какого-нибудь восточного шеф-повара, так и комнатой пыток для человека сидящего на низкокалорийной диете. Однако ни гастрономическими, ни прочими сокровищами диковинное убранство шатра не исчерпывалось. На мой взгляд самой удивительной его деталью было огромное кряжистое, расходящееся у основания на шесть-семь равноценных стволов дерево. Вершина этого исполина я не видел. Она терялась где-то за пределами опирающегося на него шатра. При этом каждый ствол в отдельности нес еще и свою собственную дополнительную функцию. На одном было собранно всяческое оружие. Между двумя другими была растянут большой прямоугольный кусок чьего-то меха. Четвертый ствол служил банальной вешалкой для одежды. Пятый вроде бы тоже. Хотя то, драное рубище, которое на нем висело, выглядело скорее не одеждой, а нелепой грязной тряпкой, невесть как оказавшейся в этом царстве роскоши и комфорта. И тем не менее, именно при виде этого предмета у меня почему-то возникло стойкое ощущение dеjа vu. Я ни минуты не сомневался в том, что ранее уже сталкивался с этой вещью. Вот только где и когда? Заинтригованный своимоткрытием, я приблизился к рубищу и только-только собрался его подробно изучить, как в шатер вошли двое: суровый, одетый в длиннющую холщовую рубаху былинный старец, а с ним развеселый молодой ухарь в тельнике и галифе, в котором я узнал с трепетом узнал самого Перуна.

– Ну, что, братуха, – весело обратился глава старославянского божественного пантеона представительный к своему спутнику. – Как те наше воинство? Внушаеть?!

– Ничего так орава, – согласился старец.

– Да ладно те, Велька! Чего ты гонишь? «Ничего»… Уж полторы тыщи лет такой ватаги не собирали! И, промежду прочим, не без твоего, братка участия!

«Не может быть!» – вскинулся я, не веря своим ушам. «Велька… Братка… Это, что же получается, Перун с Велесом разговаривает?!» Я так разволновался из-за своего открытия, что даже рискнул высунуться из складок рубища, в котором спрятался, едва боги вошли в шатер. Очень уж мне захотелось получше рассмотреть самого главного босса нашей конторы, о котором было столько разговоров, что я и сам поверил: если кто-то и сможет разрулить нынешний кризис, то только он – Велес Великий и совсем не Ужасный. Увы, осмотр получился весьма беглым! В том смысле, что едва я уставился на Велеса, как наменя уставился Перун. В результате пришлось срочно бежать, летать, падать, крутиться, закладывать виражи – и все это под яростные хлопки рассвирепевшего божества.

– Нет, ну, что б тебя, а?! Бог я или не бог! Почему даже в моем шатре от комаров спасу нет?!

– Да, ладно тебе уймись! – попытался утихомирить брата Велес. – Ты лучше скажи, откуда у тебя тут чинара взялась?

– «Чинара»? – удивился Перун, остывая. – А! Дерево, что ль?! Гы… Божество самодовольно похлопало по одному из семи стволов, как раз по тому на котором я метром выше нашел себе временное убежище.

– Это мне Кубера подарил! Вместе с прочей обстановкой!

– Кубера, значит… – нахмурился Велес. – Это тот одноглазый толстяк, который любит людей в растения превращать?

– Он самый! – осклабился Перун. – Это «чинарик», кстати, тоже из смертного. Наглый такой человечишка попался. Дважды пытался индуса моего обокрасть.

Куберина кобра ему, видишь ли, понравилась. И меня, кстати, обманул. Сказал, что на тебя работает!

– Вот оно что! Узбек, значит, – задумчиво пробормотал Велес. – Теперь понятно, почему чинара. Это, выходит, его одежа там висит? Божественный старец указал рукой на рубище, и я, наконец, сообразил, откуда оно мне так знакомо. Это был тот самый халат, в котором я привык видеть младшего егеря Общества Алихана.

– Ага! Его. Только ты не трогай. А то он обратно превратится. На че я тогда шатер крепить буду?!

– Лады, – даже не попытавшись поспорить, согласился Глава Общества, и я едва не рухнул на ковры с превращенного в чинару узбека. «Как же так?!» – не мог поверить я. «Мы ж тебя ждали, чтобы ты всех спас. А тут твоего сотрудника деревом сделали, и ты даже не хочешь пальцем пошевелить?! Да, кто ж ты после этого?!» И вдруг я сам себе дал абсолютно однозначный и несомненно верный ответ на собственный вопрос: «Велес – бог! А боги между собой, конечно, же всегда договорятся!» Надежда на то, что сейчас все измениться к лучшему погасла во мне так же быстро, как и появилась.

– Ну, что, по рюмашке? – предложил Перун, одной рукой вытаскивая из угла колоссальную бутыль, с полупрозрачной коричневатого цвета настойкой.

– Перцовка? – оживился Велес.

– Круче! – заверил его брат и разлил выпивку по огромным золотым сосудом, рядом с которыми кубок УЕФА показался бы не более чем жалким оловянным наперстком.

Однако, внимание мое привлекла не столько посуда, из которой собрались пить боги, сколько оказавшаяся на дне бутыли свернутая в кольцо из десяти-двенадцати витков очковая кобра по имени Щит. «Ну, гад!» – подумал я, сам толком не зная про кого: про Куберу, который все-таки уморил свою змею, или про Перуна, который настаивает на ее останках свое питье.

– Слушай, брат, а человечек, про которого ты рассказывал, часом, не эту змею украсть пытался? – поинтересовался Велес, осторожно, принюхиваясь к содержимому кубка.

– Ее!

– Ну, тогда точно не мой! Мои такое не пьют!

– Гы! Дык и она раньше не в бутылке сидела! Это ее Кубера в пузырь запихнул! Тот еще шутник. Говорит, угощайся, Перун Батькович! Вы – славяне – любите укрощать зеленого змия. – С этими словами бог щелкнул по стеклу ногтем и я с отвращением увидел, как змея внутри сосуда дернулась и открыла свои несчастные воспаленные от сидения в алкоголе глаза. «Живьем заспиртовали!» – с не пойми откуда взявшимся состраданием, подумал я. Перун же тем временем отставил бутыль и снова посмотрел на брата.

– Ну, за что пить будем? За победу? Велес, уже поднесший, было, кубок к губам, засомневался.

– Не рано?

– Да как же рано?! Как же рано?! – взвился Перун. – Сколько ж можно еще тебя убеждать?! Не дожидаясь брата, вспыльчивый бог опрокинул в себя полную меру змеиного пойла и, швырнув оземь драгоценный сосуд навис над Велесом.

– Вот что, братуха, всегда ты мутный был. Вел себя не по-божески. Смертным потакал без меры. Потом и вовсе к ним ушел. Но это я тебе прощаю. Раньше прощал.

А теперь смотри! Теперь у нас час истины! Войско я тебе показал. С божественными, мать их так, собратьями перезнакомил. Даже дружину личную под начало дал. Ну, так чего… Чего, сокол ты мой никому неясный, тебе еще не хватает?! Велес, надо отдать ему должное, хоть и показался в тот момент раза в два меньше

Перуна, не дрогнул. И взгляд его, налитой то ли кровью, то ли пламенем выдержал, и даже с места не тронулся. Однако, с ответом он все ж таки не спешил. Еще раз посмотрел на свой кубок, потом медленно, не в один глоток, подобно брату, а степенно, как купец ковшик кваса, выкушал свою порцию змеиной настойки до дна и лишь тогда заговорил.

– Зря ты, Старшой, наехал. За прощение спасибо. За доверие и того больше. А только против природы своей ни ты, ни я идти не можем. Сам знаешь, я ведь не просто так богом богатства был. И не из-за того, что мне золотишко любо. А потому что деньга счет любит. И я люблю!

– Ну, так считай уже быстрей! – снова начал заводиться Перун.

– Не кричи! Все, что ты показал, уже посчитано. Только одно осталось! Людишек, что сюда нагрянули, мы завтра сметем. Это – к бабке не ходи – ясно! И стену одолеем. Силы хватит. А дальше-то что? Ну, окажемся мы с толпой нелюдей посреди Тверской губернии. Волшба вся вокруг растечется – ни молнию тебе не кинуть, ни мне земли не разверзнуть. И чего тогда прикажешь? С гримтурсами под человеческие танки бросаться? Или смотреть, может ли упырь тридцать первый МиГ обогнать? Так я тебе и сам скажу! Не сможет! Порвут нашу с тобой орду на мелкие кусочки. Вот только после этого уже все как есть человеки будут знать, что мы не сказка, не миф, не вымысел. А по сему охотится на нас станут до последнего. Потому что все, чего люди бояться или не понимают, они выводят под корень. Речь Велеса показалась мне убедительной. Будь я одним из военнообязанных волшебных существ, вот честное слово, прямо сейчас бы пошел к людям сдавать оружие. Однако, же я был человеком, и прекрасно понимал, что это тоже не выход.

Если смотреть на всю человеческую историю, то понимаешь, что победа и милосердие в нашем мире понятия несовместимые. Потому как люди бывают либо милосердными, либо победителями. Не могу сказать, знал ли об этом Перун, но он, как и я сам, неожиданно проявил себя очень внимательным слушателем. Вот только реакция его показалась мне несколько неожиданной. Я бы, скажем, не удивился, если бы он, не сходя с места, метнул в брата молнию. Или, наоборот, закручинился, загоревал и снова поволок из угла бутыль с коброй, дабы утопить в алкоголе яде свою грусть-тоску. Вместо этого божественный военачальник отошел на несколько шагов назад и приказал брату:

– Вставай! Велес не спорил. Он то уж точно не хуже меня понимал насколько непредсказуемым сейчас является Яго родственничек. Медленно поднявшись на ноги, старец с деланным спокойствием взглянул в лицо своего намного более молодо выглядящего старшего брата.

– встал! Дальше что?

– Отойди в сторону! Ковер пачкать не хочешь? – с легким оттенком презрения, поинтересовался Велес.

– Конечно, не хочу! – усмехнулся Перун. – А то ведь уписаешься, неровен час! Что-то в этой хулиганской издевке подсказало Велесу, что никто не собирается здесь и сейчас проливать его кровь. Не заставляя себя долее упрашивать, он отступил с кромки покрывающего достархан ковра и стал ждать, что же произойдет дальше. Дальше все было еще нелепее.

– Глаза закрой! – явно смущаясь попросил брата Перун.

– Чего?

– Глаза закрой и уши заткни! Тут заклинание словесное. Из соображений секретности! Произнося свою просьбу и давая последующее объяснение, Перун явно смущался. Видимо, богам по определению не полагалось пользоваться такой дребеденью, как магические пассы, колдовские присказки, шаманские камлания и прочей вербально-оформленным волшебством. Однако, Велес предпочел сделать вид, что все в порядке и даже честно завставил в оба уха свои длинные шишковатые пальцы. Убедившись, что формальности соблюдены, Перун присел на корточки над достарханом и зашептал:

– На золотом ковре сидели: бог, богиня, упырь, берегиня, лешак, домовой… А ты кто будешь такой?

– Кто? – прошелестел в ответ ковер, подрагивая ниточками бахромы.

– Перун! – назвался бог. Вероятно, идентификация прошла успешно, потому что ковер натянулся. Задрожал и плавно поднялся вверх вместе со всей тонной роскошных яств на нем и полуметровой толщей земли снизу.

– Можешь смотреть! – разрешил Перун Велесу, предварительно тронув брата за плечо. Младший бог подошел к краю образовавшегося проема и ахнул. Я себе этого позволить не мог. Но сдерживаться мне не пришлось. Едва ковер покинул свое место, я уже понял, что под ним находится, и это открытие по крайней мере на какое-то время полностью лишило меня дара речи. С открытием тайника все помещение шатра оказалось заполненным слепящим зеленоватым сиянием. Возможно, кто-то и мог бы не понять его источник, но только не я. Поскольку совсем не так давно мне уже посчастливилось подержать в руке переполненный магией беличий изумруд.

– С ума сойти! Сколько же их здесь? – явно нервничая, спросил брата древнерусский бог богатства в отставке,

– Понятия не имею! – легкомысленно ответил Перун – Но на задуманное хватит.

– А что именно ты задумал?

– Погоди. Сейчас закрою и расскажу! Велес отошел от входа в сокровищницу, и в этот самый миг изнутри раздался такой громкий треск, что даже Глава Общества невольно вздрогнул. Впрочем, такая реакция лишь на первый взгляд оказалась испугом. На самом деле, Велес просто узнал звук.

– Это то, что я думаю? – спросил он старшего брата. Перун сделал вид, что не услышал, но в этот миг треск повторился.

– А черт! Леший тебя забери! – выругался главнокомандующий войска богов. – То одну мелочь выдает, то, когда не надо, два раза подряд такой крупняк!

– Значит, я прав! – продолжил давить на брата Велес. – Там Моя Белка? Перун помолчал еще пару секунд, но в конце концов сдался:

– Да, братуха! Да! Там Наша с тобой Белка!