Дети любви

13

Морин направила струю воды на отмытую колонну и вновь окунулась в воспоминания, от которых ныла грудь и тянуло внизу живота. Шум мотора напоминал раскаты грома, брызги воды то и дело обрушивались на Морин, и она возбужденно закусила губу, вспомнив, как ее обнаженная спина скользила по холодной поверхности колонны, а в это время горячее, жадное тело Дика опаляло ее спереди, и гром заглушал стоны женщины и сдавленное рычание мужчины…

Нервы Морин были напряжены до предела, пот выступил на висках, и она безжалостно направляла шланг на несчастную колонну, словно пытаясь смыть с нее невидимые свидетельства того, что эта ночь не приснилась Морин в эротическом сне, а была на самом деле.

– Дорогуша, ты знаешь поговорку «вода камень точит»? Сейчас это самая чистая колонна на земле, можешь мне поверить.

– А? Ох, я задумалась, прости, Рози. Слушай, а ведь мы справляемся не хуже мужчин!

– Ха! Еще бы! Я вообще как-то не верю, что Господь сказал сам себе, вертя в руках ребро первого мужика: «А создам-ка я из этой костяшки женщину, чтобы у тебя, Адам, не было проблем со стиркой, уборкой и готовкой». Я думаю, он имел в виду партнерские отношения, если это не богохульство. Таким образом, мы с тобой получаем право пользоваться пассатижами и гвоздодером, а мужики могут пока безвозмездно побегать с пылесосом.

Морин хихикнула.

– Тебе надо вести ток-шоу, Рози.

Рози энергично покачала головой.

– Я не смогу. Ни за какие деньги меня не уговорят на всю страну обсуждать клаустрофобию, клептоманию, пересадку пениса женщинам, ампутацию его же у мужчин, однополые браки, права лесбиянок – и так по два часа каждый день! Они же все мутанты, они даже на существование не имеют права, а их показывают по телевизору! Чего ж потом удивляться, что мир сходит с ума? Посмотри программу и осознай, что миллионы людей тратят часть своей жизни на то, чтобы полюбоваться на уродов.

Морин простонала, плача от смеха:

– Вот потому тебе и нужно вести ток-шоу! Это же все изменит…

– Ладно. Уговорила. Между прочим, только моя мамочка и ты так считаете. Остальные говорят, что у меня будет нулевой рейтинг. Завидуют, наверное. Начну тренироваться на посетителях. Ой! Ты почему загрустила? Переживаешь за сестру?

– Да… И уже скучаю по Дику.

– Я надеялась, что генеральная уборка отвлечет тебя от грустных мыслей, но вижу, это не так просто.

– Ничего. Вот выйду я замуж…

Ослепительный луч ударил в глаза из зарослей зеленой травы. Морин зачарованно шагнула вперед, нагнулась, уже зная, что найдет на земле возле колонны.

Серебряная пуговица, оборванная Диком в ту ночь.

Морин стиснула ее в кулаке, судорожно сунула в карман.

Рози Каллаган красноречиво воздела очи к небу, но ничего не сказала. С языка так и рвался один полезный совет, но она обещала больше не возвращаться к этой теме…

– Дорогуша, если надо поговорить, я все еще здесь.

– Я знаю, Рози. Спасибо.

Приятный баритон пропел из кустов:

– Вау, я себя чувствую героем «Санта-Барбары»!

Рози и Морин разом обернулись и уставились на Дика, непринужденно шлепавшего по лужам прямо к ним. Рози на мгновение порозовела, но тут же решительно поправила бандану, выставила вперед крутое бедро и воинственно уперлась в него кулаком. Пусть этот гад работает на того гада, который целуется как бог, пусть он женится на Морин, но его дружок Чико едва не совратил саму Рози, чтобы вытянуть из нее информацию, а сам Дик Манкузо двуличен и вообще!

– Кто тебя сюда приглашал, Дик Манкузо?! Твое место у алтаря.

– Я думал, друзья приходят, не дожидаясь приглашения.

– Ты нам не друг, ты нам жених!

На лице Дика немедленно отразились отчаяние и скорбь. Рози нахмурилась еще грознее и приказала себе быть сильной. Морин же укоризненно посмотрела на подругу и торопливо повисла на шее у любимого.

– Не слушай ее, Дик. Мне ты остался другом, и я рада, что ты пришел.

Рози изумленно смотрела, как ее вероломная подруга уводит вероломного Дика на ее, Рози, собственную кухню пить ею, Рози, приготовленный лимонад! Сама же Рози вынуждена стоять посреди двора, как дура, изображая парковую статую! Нет уж!

Она ворвалась в кухню и грозно воззрилась на Дика, а тот, в свою очередь, уставился куда-то в район ее бедер, туго обтянутых обрезанными джинсами. Морин на кухне не было.

– Куда это ты смотришь, бесстыжий?

– Любуюсь рельефом. У тебя очень хороший рельеф, Рози.

– Кто?!

– Рельеф, мы же сейчас о нем говорим, не так ли?

– Какого дьявола ты приперся, демон? Проверить, не угрожает ли что-нибудь твоей ненаглядной? Успокойся, все хорошо.

– Не могу отрицать, хорошо. Только вот в чем загвоздка, моя божественная, я вдруг понял, что был не во всем прав. Например, насчет других девушек. Вполне может быть, что настоящая любовь посещает человека лишь однажды, и поди пойми, она это или не она…

– Дик Манкузо, я не верю своим ушам! Что это тебя так развезло?

– А может, я встретил кого-то, без кого мне и жизнь не мила, да только не знаю, прав я или нет?

– Что-о?!..

– Тогда я сделаю вот что… Наклонись, на ухо скажу.

И она купилась! Наклонилась к самому лицу Дика, чем он немедленно и воспользовался, звонко поцеловав ее в щеку. Рози отскочила от него, раскрасневшаяся, разом помолодевшая, смеющаяся.

– Ты опять меня обманул, Дик Манкузо! Ты, совратитель девиц…

– Это грязная работа… но кто-то же должен ее делать?

Морин прислонилась к дверному косяку и рассмеялась.

– Долго же я ходила за лимонадом! Когда я вас оставляла, вы готовы были придушить друг друга, но вот проходит несколько минут – и что я вижу?

Дик быстро перебил ее:

– Искусственное дыхание! Рот в рот, спроси любую медсестру. Старушке Рози стало плохо от жары, все же возраст, и она…

– Ах ты…

– Вот видишь, ей все хуже, уже судороги начались. Боюсь, не придется ли применить прямой массаж сердца…

Рози расхохоталась и сама обняла Дика. Морин хмыкнула.

– Ну искуситель! Даже и не знаю, выходить ли за тебя…

– Тебе сильно больно?

Прозвучавший голос мог бы принадлежать ангелу. Он был звонким, жизнерадостным и очень доброжелательным. Мэгги так удивилась, что немедленно открыла глаза.

Ангел действительно был. Небольшой такой ангел, с кудрявыми волосами цвета карамели и огромными глазами такого же цвета. Ангел стоял возле Мэгги и внимательно смотрел на нее.

– Привет. Я Ханна Кранц, мне семь лет, я живу в Чикаго, Солитьюд-Вэлли, 18675. А ты – Морин?

– Да… наверное. Привет, Ханна. Рада тебя видеть.

– А ты ничего, красивая.

– Ты тоже, Ханна.

– Правда, что ль? Ты считаешь, я похожа на эту… как ее… Прынцессу?!

– Очень! Только еще лучше.

– Ух ты! Здорово. Папа говорит, прынцессов не бывает.

– Бывают, еще как.

– Мне чего-то никто еще так не говорил.

Мэгги лукаво улыбнулась. Простодушный ангел, похоже, был всерьез озадачен отсутствием в своей жизни заслуженных комплиментов.

– Знаешь, Ханна, тебе так не говорили… потому что ты живешь в доме с двумя мужчинами.

В глазах ангела загорелась надежда.

– Серьезно?

– Ну конечно! Мальчишки ведь никогда не замечают, что рядом с ними живет настоящая красавица. А если и замечают, то боятся сказать об этом вслух.

– Мой папка – самый смелый! Он ничего не боится. Он сразу про тебя сказал – красивая.

Щеки Мэгги вспыхнули.

– Ну… очень мило с его стороны.

Безжалостный ангел одним махом отмел все достижения дипломатии за несколько веков.

– Я так думаю, мой папка в тебя влюбился. Ты ему нравишься. Мне ты тоже нравишься, даже очень.

– Ханна, знаешь что?

– Чего?

– Ты мне тоже ужасно нравишься. Давай будем друзьями?

– Ух ты! Ты правда будешь дружить со мной? Обычно взрослые не дружат с ребенками.

– А я дружу. Ты мне очень нравишься.

Ханна немедленно обняла Мэгги за шею и прижалась так, как умеют прижиматься только маленькие дети – всем телом, доверчиво и сильно. Мэгги осторожно обняла худенькие плечики здоровой рукой, чувствуя, как теплеет на сердце.

Потом Ханна помогла ей встать с постели и повела осматривать комнату. Как оказалось, это была ее собственная спальня. Мэгги зачарованно оглядывалась по сторонам. Большая светлая комната с громадным окном была оклеена солнечными желтыми обоями, колыхались от ветра белые занавески, на полу лежал мягкий ковер. На столике разместилась небольшая, но очень хорошая коллекция фарфоровых кукол, на полочках небольшого книжного шкафа стояли превосходные издания детских книг, многие из которых Мэгги и Морин обожали в детстве. Одним словом, это была чудесная, простая, любовно обставленная спальня маленькой девочки.

– У тебя очень красивая комната, принцесса Ханна.

– Ага. Это мой папка все придумал. Он и обои сам поклеил, раньше были уточки, но уточки глупые. А так – всегда солнышко.

Пока она щебетала, Мэгги попробовала осторожно пройтись по комнате одна, без поддержки своей маленькой подружки. Голова кружилась, но не очень сильно, ноги еще казались немного ватными, однако в целом Мэгги чувствовала себя неплохо. Ханна распахнула дверь и вывела Мэгги в гостиную с громким воплем:

– Смотрите, кто проснулся!

Бен выглянул из кухни, улыбнулся Мэгги и привычно провел узкой ладонью по идеальному пробору гладких волос. Мэгги изумилась – даже у себя дома он был одет все в то же сочетание белого и темно-синего, и волосы были так же тщательно зачесаны назад и смазаны бриолином.

– Как ты себя чувствуешь, Морин?

– Гораздо лучше, спасибо, Бен. Извини, что доставила столько хлопот. Я вызову такси и…

– Даже слышать не хочу! Мы все не хотим. Ты должна остаться на ужин. А потом мы все вместе отвезем тебя домой.

Ханна выразила свое согласие с решением отца, крепко стиснув руку Мэгги, и немного попрыгала от избытка чувств. Мэгги улыбнулась в ответ. Действительно, куда ей теперь торопиться? Любимый мужчина обещал с ней разобраться в рамках закона, сестра ее убьет, с обеих работ ее поперли, телевизор включать бесполезно, проще просто посмотреться в зеркало. Гораздо лучше провести этот вечер в кругу любящей и счастливой семьи. Пусть и чужой.

– Ну, если вы оба настаиваете…

Отец и дочь переглянулись с явным облегчением, и Мэгги заметила, как они похожи. Тонкие черты лица, выражение глаз…

– Хочешь чего-нибудь? Лимонад, чай со льдом…

– Нет, спасибо. Я чувствую себя прекрасно. Не беспокойся, пожалуйста.

Она была здорово смущена заботливым вниманием Бена, но старалась скрыть это, чтобы не смутить и его. Он был так добр к ней, и Ханна…

Бен недоверчиво покачал головой, но смирился и исчез за дверью кухни. Мэгги стала осматриваться в гостиной.

Все здесь было очень практично, неброско, аккуратно и симпатично. Кремовые шторы, уютный персиковый диван, светло-коричневые стены – комбинация оттенков успокаивала глаза и душу.

Ханна усадила гостью на диван и принялась показывать ей фотографии на стене. На всех карточках были изображены в основном Ханна и ее старший брат, а также Бен и его погибшая жена. В самом центре помещалась большая фотография, на которой вся семья была в сборе.

Из гостиной стеклянные раздвижные двери вели в небольшой внутренний дворик, заросший зеленью, и там Мэгги увидела золотистого ретривера, упоенно игравшего с красным мячиком. В этот момент в комнату вошел мальчик, которого Мэгги узнала по фотографиям на стене. Сын Бена был уменьшенной копией отца – отглаженная белоснежная рубашка, темно-синие брючки и аккуратно зачесанные назад волосы. Он слегка поклонился, являя прекрасные манеры, и без всякого смущения представился:

– Я Джозеф. Позвольте предложить вам подушку для больной руки.

Она была сражена этой галантностью и ошеломленно наблюдала, как Джозеф ловко и непринужденно подложил ей под забинтованную руку небольшую мягкую подушечку. После этого они с Ханной принялись наперебой развлекать Мэгги рассказами о школе (Джозеф) и балетных классах (Ханна), а потом к ним присоединился Бен, поведавший Мэгги о своих планах перестроить прихожую и немного расширить сад. Из кухни доносился аромат мяса, запекавшегося в духовке, Тим бдительно следил за его приготовлением, и Мэгги постепенно погружалась в уютную и безопасную атмосферу этого дома.

Правда, ее мысли то и дело уплывали к Чико Пирелли и к их постоянным перепалкам, но Мэгги убеждала себя, что это все из-за анальгетиков. Уютный дом семьи Кранц был олицетворением тихого и безмятежного покоя счастливой семьи, тем самым «простым счастьем», о котором мечтала Мэгги. Что ж, если повезет, когда-нибудь и у нее будет такой дом.

Ужин был приготовлен без изысков, но с душой. Баранья нога была сочной и душистой, манеры детей удовлетворили бы любой великосветский раут, Бен был до умопомрачения внимателен и заботлив. Он даже десерт успел приготовить, яблочный пирог.

Бен приступил к мытью посуды, когда за окном раздался рев мотора, и Джозеф, подбежавший к окну, удивленно воскликнул:

– Папа, у нашей двери остановился какой-то дядька!

Мэгги начисто забыла о больной руке, в панике попыталась вскочить и оперлась на нее. Боль немедленно пронзила ее до самого плеча, слезы выступили на глазах, она побледнела и опустилась обратно на диван, а Бен Кранц, проигнорировав настойчивый звонок в дверь, кинулся к ней с таблеткой обезболивающего и стаканом воды.

К звонку прибавились нетерпеливые удары в дверь. Невозмутимый Бен закончил оказание медицинской помощи и только тогда отправился открывать. Мэгги хотела остановить его, но горло перехватило судорогой.

Дверь распахнулась, едва не свалив Бена с ног.

– Где она? Что случилось?

Чико Пирелли стоял на пороге, тяжело дыша и больше всего напоминая вырвавшегося из окружения рейнджера. Черные волосы были взлохмачены и торчали немыслимыми вихрами в разные стороны, рубашка – та самая, которую Мэгги всегда накидывала на себя, выходя на балкон его огромной квартиры, выбилась из-за пояса джинсов, кожаная куртка была расстегнута и вся в пыли. На осунувшемся, обветренном лице лихорадочно сверкали черные угли-глаза, и ими Чико обежал всю комнату, пока не наткнулся взглядом на бледную как смерть Мэгги, замершую у обеденного стола. Чико медленно двинулся к ней, но за спиной у него раздался неожиданно твердый голос Бена:

– Мистер, оставьте ее в покое! Она и без ваших домогательств достаточно натерпелась

– Это еще кто? Самопровозглашенный ангел-хранитель?

– Вполне возможно.

– Что ж, тогда сделай одолжение, брат, улети с моего пути.

Бен немедленно стушевался и вопросительно посмотрел на Мэгги. Она слабо улыбнулась.

– Все в порядке, Бен.

– Хорошо. Вам не стоит идти на улицу. Проходите в сад. Голди, ко мне!

Чико ехидно прищурился.

– Почему это нам нельзя на улицу? Боишься, что мы тебя скомпрометируем перед твоими благонадежными и приличными соседями?

– Нет, просто… Разумеется… Я просто подумал…

– Чико Пирелли, прекрати немедленно. Мистер Кранц просто пытается быть вежливым, хотя ты этому никак не способствуешь.

И Мэгги первая прошла в маленький садик, через плечо подмигнув Ханне и Джозефу. Больше всего она волновалась, чтобы бурное появление Чико не испугало детей, однако, судя по всему, они были, скорее, очарованы этим романтическим героем в кожаной куртке, потому что сделали несколько шагов ему вслед, словно под гипнозом.