Дети надежды

4. Тяжелый день

Чертов дождь! Земля разбухла, тяжелые ботинки вязнут в грязной жиже. Да и солнце зашло уже, толку от него и так мало было — весь день за тучами, а теперь и вовсе темнотища.

Хорошо хоть, немного совсем осталось. Всего чуть-чуть. Взобраться на холм, за ним — малая полоса, а потом долгожданный отдых. С развлечениями, потому что сегодня он, наконец, сделает Бешеного Тито, сегодня его отделение придет первым. Если, конечно, чего не случится…

И вот это самое «если» не дает Яромиру покоя, чутье подсказывает: что-то не так. Блядь! Двоих не хватает. Причем, от самой реки. Нет, через реку все нормально переправились, он проследил, потом, сразу у берега, лесочек начинался… Надо было там повнимательнее… Надо было! Блядь! Кого хоть нету-то?

Яромир наскоро вглядывается в усталые, измотанные маршем мальчишеские лица, блестящие от пота, с налипшей грязью… Нет замыкающего Славко Крюка и этого новенького — Малыша Эйдо. Малыш пока неумеха, но старательный и сообразительный… пожалуй, самый большой умник в его отделении. А Крюк — тот вообще лучший боец после самого Яромира и ещё Руни Змея… Куда они могли подеваться?!

Яромир смачно выругался и собрался уже окликнуть Руни Корда по прозвищу Змей, пусть возьмет пару ребят и отправится на поиски. Но тут пропажа нашлась. Крюк и Малыш быстро догнали их. Яромир с удивлением отметил, что Крюк весь мокрый, с головы до пят, даже короткий ежик волос… Это явно не от дождя, а в реку Крюк не падал…

— Ты как? — бросил ему на бегу Яромир

— В норме! — выдохнул тот.

Ну, в норме так в норме. Потом изложит, куда он там нырял и за каким хреном. Главное, они сейчас первыми идут. «Я тебя обставлю, Бешеный!» — эта мысль вертится без остановки в голове Яромира, пока они бегут к полосе препятствий — последнему испытанию на этом марше.

… Он был в шаге от победы. А парни его — в шаге от похода в бордель. И всё было бы, как надо, если бы не Долговязый Баир. Ноги у него, паразита, длинные, а яму перепрыгнуть не может. Все прыгают — нормально, а этот валится туда, как мешок с говном! Яма конусообразная, глубокая, стенки, покрытые какой-то серой жижей, гладкие, скользкие. Так этот мешок, в смысле — Баир, завалился туда и вылезти самостоятельно ему, видишь ли, слабО. Пока вытаскивали… Аа! Чего там! На финише их уже ждали Тито и его ребята.

— А я уж думал, вы заблудились, — оскалился в ухмылке Бешеный.

Вот сука, а! Повезло ему сегодня. Если б не Баир… И парни его к шлюхам пойдут, а отделение Яромира опять на голодном пайке.

А без шлюх тяжко. Есть, правда, везунчики, у которых постоянные партнеры. Вон, как Змей с Дикарем. Они и во Флорес местный ходят только, чтобы шоу какое-нибудь дешевенькое глянуть вдвоем, чтоб завестись покруче. Ну, или чтоб Дикарь себе новую кошмарную татуировку сделал… Но таких счастливых парочек — по пальцам сосчитать. Больше тех, кто друг с дружкой по случаю где-нибудь уединяются. Вроде как взаимопомощь. Проблема только в том, что давать согласны немногие. Сверху все норовят… как, впрочем, и сам Яромир… А силой брать нельзя. Есть такое железное правило, в уставе не записанное, но всеми соблюдаемое — с товарищем по оружию можно только с его согласия. Выкручиваются по-разному: в карты «на дашь» играют или по-другому как договариваются — лишь бы всё «законно» было.

Яромиру в такой ситуации совсем фигово. По тем же неписанным правилам, со своими из отделения ему нельзя, что сверху, что снизу — а авторитет командирский можно так попортить, что потом уже и кулаками не восстановишь. С ребятами из других подразделений Яромир встречался несколько раз — на него часто обращали внимание — заработал после этого славу супер-любовника… по немудрящим подростковым меркам, естественно… С ним бы многие хотели, он это знал, но распорядок дня-то у всех подразделений разный, а гоняли их по-черному, так, что и силы не всегда оставались.

Постоянных же партнеров у Яромира не было, не чувствовал он ни к кому такого… такого, чтоб… Ну, как у Змея и Дикаря… Они и сейчас друг к дружке жмутся. Дикарь что-то нашептывает Змею в ухо, щекочет его шею давно не стриженными волосами, а тот оглаживает его спину… Яромир засмотрелся и… Вот, блин! Плохо без шлюх.

Все из-за Долговязого. Можно, конечно, себя успокаивать, мол, зато мы технику лучше осваиваем и по стрельбе показатели выше, но полезнее будет натаскать Баира яму перепрыгивать. Причем, прямо сейчас. Хрен ему, а не отдых, раз все отделение подвел!

Яромир окликнул Долговязого.

… Вытаскивать он Баира не стал.

— Не умеешь прыгать, так, хоть, вылезать самостоятельно научись!

Долговязый пытался. Раз, другой… десятый… Карабкался вверх и скатывался на дно, перемазался весь в серой жиже.

В конце концов, захлюпал носом, шлепнул в отчаянии ладонью по натекшей на дне грязной дождевой луже.

— Не могу больше, Волк, хоть застрели, не могу!

И смотрит вверх, где застыл, скрестив руки на груди, Яромир. Натыкается на взгляд — холодный, неумолимый, как этот долбаный дождь.

— Сдохнешь тут, если не вылезешь!

Собравшись с силами, Долговязый опять карабкается. Всем телом карабкается, только что не зубами вгрызается, пальцы, точно крючья, втыкает в твердый грунт. Со второй попытки вылезает-таки. Задыхается, грязь изо рта выплевывает, ногти содраны, пальцы в кровище… Но смотрит молодцом. Получилось ведь!

Яромир дает ему насладиться триумфом, передохнуть слегка, потом командует:

— А теперь прыгай снова!

… Научил. Сам чуть не околел под этим дождем, а уж Долговязый… ободранный весь, одежда — в клочья, руки — в мясо. Но прыгать теперь будет исправно. Он эту яму, пока жив, не забудет.

«Теперь держись, Бешеный! В следующий раз уже — точняк».

А сейчас — под душ, да в койку. Ещё бы кого тёплого под бок — и вот оно, счастье. Но на это, последнее, рассчитывать не приходится… Да и ладно, за возможность стать офицером он готов многое вытерпеть, не только муки воздержания.

… Тяжелые ботинки грохочут по бетонному полу — Яромир направляется в раздевалку. Тело уже так и просится под теплые струи. «Главное, чтоб ни одна скотина не помешала». Только успел так подумать — и на тебе: судя по шуму голосов в раздевалке, скотин оказалось две, и обе из его отделения. Славко Крюк и Малыш Эйдо. А ведь чуял, что что-то не так с этим их загадочным исчезновением, с мокрым Крюком…

Яромир входит с мыслью: «Убью обоих!» и застаёт следующую картину: Крюк пытается повалить Малыша на тумбу с чистыми полотенцами. Несмотря на то, что у Крюка вокруг бедер полотенце обернуто, намерения его сомнений не вызывают. А судя по реакции совершенно голого Малыша, точнее, по отсутствию реакции, чувства Крюка безответны.

Яромира они сначала не заметили. Пока он не окликнул негромко:

— Крю-ук!

Оборачиваются, замирают оба. У Славко аж кровь от лица отхлынула, потому что взгляд, направленный сейчас на него, этот знаменитый взгляд прищуренных зеленых глаз, не сулит ничего хорошего.

— Волк, я это… — запинаясь, выдавливает Крюк. — Это не то, что ты думаешь…

— Так расскажи мне, что это? — вкрадчиво говорит Яромир, подходя поближе.

«Что ж, послушаем».

… А было так: когда переправлялись через реку, Малыш Эйдо умудрился обронить оружие… во, руки-то кривые! Из всех только Крюк это заметил, он замыкающим шел, за Малышом сразу. Автомат обнаружили быстро, когда Крюк включил оптику в режим поискового луча. Всего-то проблем оставалось — нырнуть и достать. И тут выяснилось, что Малыш плавать не умеет… чего раньше об этом молчал, спрашивается?.. М-да, в таких случаях, как потеря боевого оружия, если б до начальства дошло, одной поркой дело бы не обошлось. Заставили бы доставать свой автомат со дна, это точно. А не умея плавать… вода, к тому же, ледяная, да темнотища, да глубоко и течение неслабое… Утонул бы, как пить дать. И списали бы, как «отсеивание непригодного материала»… В общем, Малыш с Крюком договорился. Обещал дать.

— Обещал? — Яромир испытующе смотрел на Эйдо.

Тот шмыгнул носом.

— Угу.

Яромир коротко кивнул.

— Обещал — значит, дашь.

Крюк заметно расслабился, а Малыш, вроде, возразить чего-то хочет?

— Что?! — теперь прищуренный взгляд Яромира достается новичку. — Тебе оружие достали?

— Да, но…

— Ты теперь ломаться решил?!

— Я не ломаюсь, — неожиданно твердо произнес Малыш. — И не отказываюсь. Я сказал ему, что буду только со смазкой, а он хочет так…

— Да она воняет! — возмущается Крюк, и перепалка между ними вспыхивает с новой силой.

Смазка эта, правда, воняет до невозможности. «Белые мантии» выдают им какую-то специальную, заживляющую, от микробов всяких. Но запашок у неё… Никто не хочет пользоваться, разве что, при разрывах или трещинах… Так что, Крюка понять можно… Блин, как всё достало! Мало ему Долговязого на сегодня, так ещё и эти потрахаться по-человечески не могут.

Яромир уже собирается выдать заключение, что Малыш просто-напросто выпендривается, плюнуть, уйти — и пускай Крюк выебет его, как хочет. Только есть что-то в этом Эйдо Маре… Он тут всего год, и Яромир знает его историю, как две капли воды похожую на его собственную. С одним исключением: счастливых лет, когда он был просто мальчишкой, бегал с игрушечным, а не настоящим автоматом, этих лет Эйдо Мару досталось куда больше, чем Яромиру. Потому и стал он тут Малышом, и пахнет от него до сих пор материнскими поцелуями. Невинностью пахнет…

— Ты девственник? — спрашивает Яромир. Хотя, можно было и не спрашивать. И слово это — «девственник» — будто чужое здесь, звучит странно, непривычно, оно не из этого мира, не из этой жизни.

— Я… Ну… — мямлит тот.

— Ясно.

А что, собственно, ясно? Да то, что порвет его Крюк — он же здоровый верзила, и всё у него здоровое, а осторожности в помине нет, расслабиться Малыш не сможет… с Крюком — точно не сможет. После такого первого раза он, может, и вовсе к себе потом никого не подпустит…

Яромир, вздохнув, лезет в свой шкафчик. Он как-то в борделе нормальной смазкой разжился — один мальчишка презентовал, растроганный хорошим обхождением. Протянул пузырек Крюку:

— На! От сердца отрываю. И это… Подготовь его, что ли, — морщится от досады, видя округлившиеся глаза Крюка. — Блин, ты хоть понял, о чём я?

— Как бы… да… в общем…

Ни фига он не понял! Не дорос ещё, наверное. Ему лишь бы отстреляться. Ладно, видно день сегодня такой: одного — учить через яму скакать, а другого… Он подзывает Малыша:

— Иди ко мне, не бойся, не съем.

И тот идет к нему в руки, сразу же, но с таким лицом, словно в последний бой. Ничего, сейчас распробует — умение у Яромира есть, кое-чему он во Флорес научился. Это ж наука целая — где поласкать, где погладить, и Яромир постигал её увлеченно, старательно. Мальчики из Флорес улыбались понимающе: «Крутой парень — крутой во всём, да?» Ну, и это тоже, но не только. Яромиру нравилось, когда партнеру с ним хорошо. Даже шлюхи чтоб взаправду стонали, а не притворялись. Ему и самому от этого удовольствия больше.

Яромир разворачивает Малыша спиной к себе, нажимает слегка на поясницу.

— Нагнись чуток.

Малыш нагибается, опирается о стол, а руки Яромира уже в действии — где потрогают, где сожмут, где погладят… то легонько, то сильно… Убедившись, что Эйдо разомлел от его ласк, послушный стал, как глина — что хочешь, из него лепи, Яромир смачивает пальцы в смазке, вставляет сначала один, нащупывает то, что надо… Малыш ойкает, вытягивается, подается к нему задом. Тогда Яромир присоединяет второй палец, растягивает потихоньку, а вторую руку кладет ему на пах… И когда Малыш начинает уже крутить задницей в нетерпении, Яромир понимает: «Готов», и отрывается от разогретого его руками тела. Отстраняется нехотя, да ничего не поделаешь — не ему Малыш обещал, уступает место Крюку и, со словами: «Дальше вы и без меня справитесь», ныряет в душевую.

А там уже, едва захлопнув за собой дверь, тяжело дыша, поспешно расстегивает брюки. Не железный же он… У Малыша этого — косточка тонкая… и кожа пока ещё нежная… а внутри он тугой, жаром так и пышет… Ооох… Даже рукой особо работать не пришлось… Яромир обессиленно сползает по стене, откуда-то издалека доносится рычание Крюка и, следом, короткий стон-вскрик Малыша… Значит, всё нормально, все довольны…

… Когда он выходит, помытый уже, из душа, в раздевалке только Малыш. Не торопясь, одевается в чистое. Яромир подмигивает ему:

— Не так оно всё страшно оказалось, а?

— Да, — Эйдо отвечает тихо и как-то смущенно. И глаза опускает.

Яромир смотрит, как хлопают пушистые пшеничные ресницы… и понимает, что ему, пожалуй, пора отсюда, а то — снова в душ понадобится.

… До койки он так и не добрался. Столкнулся в дверях раздевалки с одним из своих.

— Волк, тебя Батя требует к себе!

… Длинный, длинный день… Который никак не завершится…

Зачем он понадобился аж самому начальнику учебного центра? Припоминая торопливо все свои грехи и грешки, Яромир вошел в кабинет и доложился. Кроме Бати, в кабинете ещё был… Яромир помнил его все эти годы, и лицо, и взгляд, и жесткую усмешку. Только погоны на нем теперь были не полковничьи, а генеральские.

Начал Батя:

— Генерал Инсар из Штаба ВС прибыл к нам по делам. Заметил, как ты тренируешь своего бойца на полосе. Такое усердие очень похвально, Шоно. И достойно поощрения.

Во как: наказывать, значит, не будут. Наоборот, наградят. А Яромир уже и забыл, что неожиданности бывают иногда приятными.

Берт Инсар встал из-за стола, подошел к Яромиру. Надо же, скоро они будут одного роста. А может, Яромир даже выше вымахает.

— Что, вспомнил меня, волчонок? Рад, что ты жив-здоров, что клыки все такие же острые.

Пока Яромир соображал, что ответить, и требуется ли вообще от него ответ, снова Батя заговорил:

— Клыки острые, это да. И не волчонок уже — волк.

Инсар посмотрел пристально, засмеялся:

— Не-ет, пока щенок, не хищник. Матерым станет, когда из чужой глотки свежей крови напьется.

Интересно, это он всерьез — насчет крови из глотки?.. Но тут они к главному перешли, к награде. Инсар протянул Яромиру кредитку.

— Знаю я твою печаль, волчонок, сам тут когда-то командиром отделения был. Молодой, здоровый, кровь играет… Держи, оттянись, как следует. Кто знает, когда ещё доведется…

… Удачное окончание тяжелого дня…

Огромные пунцовые губы на вывеске зазывно причмокивают, подсвеченные ядовитым красным светом. «Алая ночь» — их любимое заведение. Дорогу туда любой из них отыщет, хоть с завязанными глазами.

У входа, опершись на стеклянную дверь, курит Тито Летич. Удивленно вскидывает черные глаза на Яромира.

— Надо же, — изумленно-насмешливо тянет Бешеный. — За какие такие заслуги тебе дали увольнительную?

— Бате отсосал, — бросает на ходу Яромир, открывая дверь и даже не глядя в сторону Тито. Сегодня, прям, вечер чудес, не стоит поганить его переругиванием с этим ублюдком.

Он подходит к стойке администратора, протягивает кредитку. Лицо у администратора вытягивается, когда он видит сумму, совершенно невероятную для обычного подростка-курсанта.

— За эти деньги, — с профессиональным кокетством улыбается парень за стойкой, — у нас найдется нечто особенное. Специальное предложение, так сказать. Сейчас у нас есть женщина. Если хотите…

— Настоящая, не переделанная? — перебивает Яромир. С женщиной… о таком он и мечтать не мог.

— Конечно, настоящая, — снисходительно уточняет администратор. — За такую сумму… Так Вы хотите?..

— Да, блин, конечно, хочу! Он ещё спрашивает!

… Она встречает его в коротком шелковом халатике… и кожа у неё похожа на шелк — сияющая, гладкая. Волосы каштановые, глаза тоже. Большой выразительный рот. Она совсем не похожа на… разве что грудь — такая же полная и высокая…

— Итак, — голос у неё низкий, грудной, — чего же ты хочешь, юный солдат?

Хм… Он хотел… Хотел, пока шел во Флорес, так хотел, что яйца чуть не лопались. Он хотел, пока не вошел в эту комнату… А тут — с ним приключилось странное…

— Может, поговорим сначала? — идиотское предложение, да, но что ещё он может сейчас сказать?.. Он и сам не понимает, что с ним.

— Поговорим, — она не кажется удивленной. Или просто вида не подает. Присаживается на широкую кровать, приглашает его сесть рядом.

Запах её духов — приторно-сладкий, но под ним — её настоящий запах, Яромир вдыхает его, тот запах, что кажется ему смутно знакомым.

— У тебя есть дети? — вдруг спрашивает он.

Вот сейчас она удивляется, приподнимает тонкие брови, но потом пожимает плечами — а почему бы и не ответить этому странному парню. Мало ли, что ему нужно, чтобы возбудиться.

— Да, у меня два сына, — она вопросительно смотрит на него: продолжать ли? Яромир кивает, и она рассказывает дальше. — Я не замужем, родила по контракту. Очень милые мальчики получились. Я их навещаю, их отцы позволяют мне видеться с ними…

Он распахнул шелковый халатик и погладил её грудь. Она поняла это по-своему, положила руку ему между ног. Но там всё было по-прежнему, никаких подвижек.

— Послушай, — ласково заговорила она, — у меня есть средства…

— Не надо, — ответил Яромир и мягко убрал её руку.

Она снова не так поняла.

— Тебе совсем не подходит женщина? Это не проблема, за такие деньги, что стою я, тут есть роскошные мальчики, очень красивые… и они умеют столько разных вещей! А я с тебя плату не возьму, не беспокойся…

— Не, не надо, — говорит он. Ему, правда, не надо. — Я просто полежу рядом с тобой, ага?

Он вытягивается на кровати, кладет голову ей на колени. Бедра у неё полные и мягкие, уютные такие, он прижимается к ним щекой.

— Как тебя зовут?

— Злата.

— Злата… Злата, ты умеешь петь?

— Смотря что…

— Старую песню, ещё с Изначальной. Называется «К тёплому морю» или как-то так… Знаешь?

— Знаю, она моя любимая.

— Спой мне, Злата.

Она очень красиво поёт. И сегодня по-настоящему чудесный вечер… Он устраивается поудобнее, слушает… «К теплому морю По мокрой траве Я бегу босиком…» Он прикрывает глаза… И, в самом деле, видит море, какого никогда не было на Элпис, солнце — яркое, золотое, тоже не здешнее… Трава под босыми ступнями — мягким влажным ковром… Он бежит к дому, он не видит его, но знает, что это — дом, потому что там ждет его… ждет…

… Она замолкает, чтобы не тревожить его сон. Смотрит на него — длинный нескладный подросток, со сбитыми костяшками пальцев и — даже во сне — суровой складкой между бровей. Она гладит его по жестким темно-каштановым волосам и думает, что завтра надо бы взять выходной, повидать своих мальчиков, привезти им игрушек и сладостей…