Глава 21 От перемены мест слагаемых…

Лина ликовала спустя две недели после начала нового учебного года, хотя работы было, как обычно, завались. Однако факт наличия собственного кабинета, предоставленного в исключительное пользование "Центра подготовки расписания", как данный отдел именовался во всех руководящих документах, сводил неудачи и неприятности на нет. То, что вышеупомянутое помещение находилось на площадке "Дельта", с некоторых пор только усиливало ее радость. И не важно, что теперь приходилось разрываться между двумя зданиями, тратить собственные деньги на связь с преподавателями - чего не сделаешь ради того самого… единственного…

Радость длилась недолго. Новым высочайшим указом директора текущий учебный семестр следовало сократить на месяц, а традиционную январскую сессию провести до 25 декабря. Причиной стали: окончание срока аренды площадки "Альфа" 1 января будущего года и следовавший из этого переезд. Ставшая уже постоянной по всем известному правилу нехватка техники лишь усугубляла и без того тупиковую ситуацию. Но деваться было некуда, и Лина с Людой, стиснув зубы, принялись за работу.

Вместе с ними смирились с предстоящей сменой места существования (а иначе как существованием данное положение дел назвать было нельзя) и другие сотрудники Академии; поохали, поахали, повздыхали, забили на все и вся и с головой окунулись в реку, называемую студенческой братией с их непереводящимися проблемами.

Жизнь и работа в филиале постепенно вошла в свое обычное русло.


Тем временем профессор Шеллерман и профессор МакДугл уже паковали чемоданы - комиссия уехала, подписав акт проверки, филиал спасли, так что здесь делать им было больше нечего.

- А знаете, мне их будет не хватать, Хьюго, - Марион достала из складок дорожного плаща шелковый носовой платок и промокнула глаза. - У них многому можно научиться. Работать в таких условиях и при этом не терять присутствие духа и чувство юмора - это впечатляет…

- О, да, - согласился Шеллерман, в последний раз проверяя, не осталось ли чего в гостиничном номере. - Впечатляет. Только боюсь, если пригласить их в Англию, от нашей Академии мало что останется: разнесут вдребезги, - добавил он, вспоминая, как на одной из многочисленных продолжительных планерок в качестве средства борьбы с другими вузами за абитуриентов было предложено "внедрить у конкурентов дистанционную технологию - и те сами развалятся!"

В дверь постучали. Шеллерман щелкнул пальцами - дверь открылась, обнаружив за порогом переминающегося с ноги на ногу кудлатого оператора отдела ТСО. "Наверное, опять проиграл, вот и выслали в качестве парламентера, - подумал Целитель, почему-то предчувствуя нехорошее. - Остался бы здесь, проклял бы все компьютерные игры, честное слово".

- Там это… профессоры… В общем, - Денек собрался с духом и на одном дыхании выпалил, - унасчрезвычайнаяситуациявамнадоостатьсяилинамвсемкирдык. Вот.

МакДугл недоумевающе уставилась на Дениса:

- А членораздельно Вы не можете сказать?

- Да я лучше покажу! - воскликнул Денек, вытягивая из подпространства смятый лист бумаги. По его внешнему виду было заметно, что его читали и перечитывали все, кому не лень, но при этом сам лист представлял собой документ строжайшей секретности и высочайшей важности.

Новость была просто потрясающей любое, даже самое богатое воображение самого воспаленного мозга.

- Смена руководящего состава филиала Академии?! - брови британских профессоров немедленно поползли вверх.

- И какое мы имеем к этому отношение? - раздраженно бросил Шеллерман.

- Вы еще не знаете, кто будет новым директором…


Первые пару недель после смены руководства сотрудники филиала ходили как в тумане. Ползающие слухи о причинах столь внезапного решения вышестоящего пилотного центра постепенно сошли на нет, и коллеги потихоньку начали подстраиваться под стиль управления нового директора. Но были и такие, кто категорически не желал признавать власть только что вступившего в должность начальства. Все с нетерпением ожидали следующей зарплаты - единственного реального показателя отношения к твоей персоне на высшем уровне. Казалось, что все теперь изменится, честно заработанные премии больше не будут безвестно пропадать в неизвестности, сверхурочные выплатятся, а отпускные станут похожи сами на себя, а не на пособие по безработице. Как оказалось, действительно только казалось.

Кроме голой ставки "академикам" ежемесячно выставлялся коэффициент трудового участия: от единицы до двух. Это означало получение дополнительной премии к основной сумме. Каким образом этот загадочный коэффициент появлялся в финансовых документах, никто не знал, и ответственность перекладывали с одних плеч на другие. Со сменой директора КТУ резко упал почти у всех, однако кто-то остался доволен, кто-то не очень, кто-то уповал на то, что это была зарплата по старому штатному расписанию, а новое народу понравится гораздо больше.

Прошел месяц, и исправленное и дополненное штатное расписание представили на ознакомление и подпись, добавив, что коэффициент теперь всегда будет маленький, поскольку ставки увеличены. Таким образом, в плане оценки работы сотрудников не изменилось практически ничего.


Между тем профессор Шеллерман и профессор МакДугл, распоряжением Лондонского центра оставшиеся на очередной неопределенный срок с целью помочь новому директору адаптироваться к этой нелегкой роли, изо всех сил пытались ужиться с заменившим Нонну Вениаминовну начальником учебного отдела. Евдокия Никифоровна, женщина строгая и язвительная, раньше уже работала в Академии, систему знала неплохо, поэтому когда Нонна Вениаминовна на правах директора предложила ей свое место, не задумываясь, согласилась. Старожилы первое время были довольны - Евдокию Никифоровну знали и уважали за ее принципиальность и справедливость. Как говорится, рано радовались. Заняв кресло руководителя отдела, та начала строить всех, начиная от своих прямых подчиненных и заканчивая полупьяным сантехником.

Шеллермана она невзлюбила сразу же. То ли на фоне профессора чувствовала себя глуповато, то ли опасалась конкуренции, то ли в кратчайшие сроки приобрела аллергию на черный цвет. Не проходило ни дня без того, чтобы коллеги не поцапались даже по малейшему поводу. Новая начальница тыкала Шеллермана носом в инструкции, вышедшие из действия несколько лет назад, тот нагло заявлял, что она может с ними сделать, и высокомерно сообщал, где находятся новые, исправленные и дополненные, варианты. Вид при этом у него был словно у Супермена из комиксов, вынужденного выручать из неприятностей противную полусумасшедшую старуху: не хочется, но сирым и убогим надо помогать, поскольку ноблес, видите ли, оближ… Эта манера бесила Евдокию Никаноровну еще сильнее, так что немалую долю своего яда и времени она тратила (надо сказать, безуспешно) именно на Хьюго. А чтобы иметь для этого больше возможностей, свою непосредственную работу она распределяла среди других сотрудников так же, как и ее предшественница. Только если та хотя бы делала вид, что очень занята, Евдокия Никифоровна приходила в удобное для нее время, объясняя сей факт своей основной работой в другом вузе города.

Профессор терпел. Долго и упорно. Терпели Лина и Люда. Терпела Майя. Но когда уважаемая ими "коллега" предложила делать третий вариант расписания - для местных комиссий, многострадальное терпение лопнуло.

Целитель, больше полугода проработавший в филиале и знавший, чем грозит новая оригинальная идея, живо представил себе, что врать придется по-разному, и если поначалу что-то будет получаться, то через какое-то время сотрудники просто запутаются в выдумках, вымыслах, умыслах и домыслах и утонут в этой грязной луже благодаря собственной плохой памяти и перезагруженности мозга лишней, ненужной и просто глупой информацией. Лина во всеуслышание пригрозила уволиться, на что получила только кивок и ухмылку в ответ со стороны своего непосредственного босса. Люда полдня пребывала в непонятках, а после решила послать всю Академию подальше и ушла на больничный. Майя еще долго смотрела в сторону Никифоровны, продумывая план мести, - раскрашивать расписание зачастую приходилось именно ей, как истинному знатоку разноцветной палитры. Перспектива размалевывать дополнительные пачек десять бумаги ей не улыбалась.

Другим сотрудникам доставалось не меньше. Денек несколько дней не мог взять в толк, зачем базу с реальным расписанием понадобилось устанавливать сразу на нескольких машинах на площадках "Альфа" и "Бета" при условии, что обновлялась она только на площадке "Дельта" под непосредственным присмотром Лины. Спорить на эту тему с вышестоящим лицом не получилось - лицо не желало ничего объяснять. А посему, когда у начальника учебного отдела на экране высветилось: "Программа выполнила недопустимую ошибку и будет закрыта", в ответ на вечно волнующий всех вопрос: "Что делать?" Денек невозмутимо заявил: "Там же написано: обратитесь к разработчику!" и, аккуратно прикрыв за собой дверь, ушел.

В конце концов, дошло до того, что менеджеры заочного отделения на пару с сотрудниками отдела ТСО из-под полы сделали цветную фотографию любимой начальницы, повесили вместо изображений своих студиотов и во время обеденных перерывов наслаждались ставшим уже любимым занятием: игрой в дартс. На этот раз не только на точность, но еще и на скорость и время.

Однако со временем все проходит, и желание запускать острые дротики в цветное фото не лучшего качества поднадоело даже самым терпеливым, несмотря на то, что отношения с Евдокией Никифоровной ни у кого так и не наладились. А посему Шеллерман решил бороться с новой начальницей другими, более действенными, по его мнению, методами. Узнав у "старожилов" некоторые подробности личной жизни "любимой" коллеги, профессор взялся за дело.


Как-то утром в понедельник, - а понедельник, как говорится, день тяжелый, - придя на работу, Евдокия Никифоровна включила компьютер, открыла верхний ящик своего письменного стола в поисках какой-нибудь завалявшейся ручки, в то же время недоуменно всматриваясь в экран монитора, на котором зияла своей неизбежностью лаконичная, но на удивление емкая фраза: "Format C:/complete". Придя в какой-то мере к утешительной мысли, что сие выражение является лишь плодом ее переутомленного от тяжелой работы воображения, начальница забыла про ручку и нажала на спасительную кнопку на системнике, чтобы перезагрузить свою машину. Результат убедил ее в том, что игры воспаленного мозга в данном случае ни при чем.

Решив позвать Денька, Кифа, как за глаза называли ее сотрудники, взялась, было, за телефон, да вовремя вспомнила, что аппарат не подключен. Думала отправить сообщение по чату, но один взгляд на монитор напоминал о том, что все "абоненты" временно недоступны". Выругавшись вслух и мысленно, отправилась на поиски представителей отдела ТСО. Денек, взъерошенный после последней бурной ночи, - филиал в который раз охватил очередной приступ всеобщего желания поработать из-за уже привычного внезапного появления электричества - обнаружился в коридоре. На пару с Полуэктом Полуэктовичем они устроили консилиум по поводу сгоревшей от перегрузки проводки. В выражениях обрисовав ситуацию, Евдокия Никифоровна потребовала объяснений. Технари переглянулись, как-то странно на нее посмотрели, переглянулись еще раз и посоветовали немного отдохнуть. Начальница разразилась гневной тирадой на чистейшем русском без примесей и акцента, но впечатления на видавших виды сотрудников отдела ТСО не произвела.

- Евдокия Никифоровна, - Полуэкт Полуэктович в своей обычной манере взял слово, - в связи с повреждением проводки в нашем крыле здания ввиду ее постепенного сгорания в течение нескольких лет, свободным электронам стало негде бегать, и электричество сдохло. Понятно, да? Из сего факта следует что? Что Вы при всем желании не смогли бы включить компьютер, потому что кушать ему было нечего. А без питания и волки в лесах не живут, и техника наша не работает, понятно, да?

Возмущенная Кифа вернулась на свое рабочее место, проверила пилот - тот оказался выключен. Попыталась включить - не получилось. Системник не мигал, на матовой поверхности монитора неповторимой красотой чернел знаменитый квадрат Малевича, но ни одного признака произошедших недавно событий не наблюдалось.

- Что-то не так? - беззлобно, но с ехидцей прошипел профессор Шеллерман, с трудом сдерживая ухмылку. День только начинался.

- Да нет, наверное, - задумчиво отозвалась Евдокия Никифоровна и снова полезла в верхний ящик стола в поисках пропавшей в его глубинах любимой шариковой ручки.

Мастер-Целитель над ответом задумываться не стал, прожив достаточно времени в стране, где могло произойти все, несмотря на здравый смысл, логику и законы физики, а посему подобные ответы удивлять уже перестали. Сделав вид, что изучает последние сводки по дипломникам (списки групп с указанием имевшихся на данный момент академических задолженностей), Шеллерман исподлобья наблюдал за коллегой. Та, не заподозрив ничего плохого, продолжала рыться в ящике в поисках все той же злополучной ручки. Ручка обнаружилась в дальнем темном углу… вместе с семейством мохнатых черных паучков.

Надо сказать, что пауков Кифа боялась больше всего на свете. Войти в клетку с разъяренным тигром для нее было проще, чем смахнуть со стола небольшое безобидное паукообразное. При этом неизвестно, кто бы вышел победителем, но шансы у представителя семейства кошачьих почти отсутствовали.

Поначалу было тихо - видимо, от неожиданности Евдокия Никифоровна не поняла, с чем имеет дело. Однако цвет ее лица постепенно менялся, пока не приобрел оригинальный оттенок увядшего салата, после чего незамедлительно последовал леденящий душу крик…

… Майи, случайно оказавшейся не в то время и не в том месте. Как выяснилось, пауков боялась не только Кифа.

Из верхнего ящика письменного стола, то и дело обгоняя друг друга, на тонких кривых мохнатых лапках с бешеной скоростью выбегали представители земной фауны размером с грецкий орех каждый. На черных спинках красовался белый крест, что придавало ситуации некую особую пикантность.

Кифа впала в оцепенение. Профессор подумал, что приводить начальницу в чувство придется с помощью затрещин, потому как даже нашатырь в данном случае не поможет. Сам он с упоением наблюдал за застывшим от ужаса лицом Евдокии Никифоровны, единственным живым местом на котором были глаза - выпученные, страшные, как жизнь наша, хаотично двигавшиеся в глазницах, наблюдая за таким же беспорядочным поведением своих "любимцев". По странному стечению обстоятельств самого Шеллермана пауки игнорировали напрочь, благоразумно обходя его стол десятой дорогой.

Тем временем паучья братия все прибывала и прибывала - ящик, по всей видимости, был бездонный. Небольшие существа разбрелись по кабинету; казалось, они сновали повсюду: на столах, под ними, забирались в документы, расползались по стенам, самые смелые обосновались на люстре, а извращенные - в папках с расписанием. Постепенно шкафы и столы покрывались воздушной тонкой шелковой паутиной, невесомой, но невероятно липкой.

Майя первая поняла, чему грозит дальнейшее пребывание на полу. Решив, что крики не помогают, она смотала в трубочку свою должностную инструкцию, которая на большее, в принципе, не годилась, и с остервенением принялась смахивать с люстры мерзких гадов, тем самым освобождая себе место. Устроившись наверху, она присоединилась к наблюдениям Шеллермана, потому как опасность на какое-то время ее лично миновала.

Вскоре не последовавшие примеру Майи сотрудники обнаружили себя намертво приклеенными к линолеуму без возможности освободиться.

Бардак продолжался бы и дальше, если бы не подоспевшая на крики МакДугл. Увидев, что черная "мерзость" вытворяет с ее коллегами, профессор кинула на Хьюго укоризненный взгляд, покачала головой и произнесла что-то типа "Стоять, бояться!" с элементами местной ненормативной лексики. Майя с люстры уважительно посмотрела на Марион - немногим иностранцам за сравнительно небольшой срок удавалось овладеть всеми нюансами исконно русского языка, зачастую использовавшегося "академиками" в качестве самых действенных заклинаний.

Время словно остановилось. У Майи сложилось впечатление, что в Академии проходят соревнования по старой детской игре "Море волнуется" - настолько нелепыми и странными были позы застывших в пространстве. Причем, не только пауков.

Марион довольно улыбнулась - редко когда можно было увидеть Шеллермана с выражением истинного блаженства на хмуром лице. Практически никогда. Мысленно прикинув возможные последствия, она колданула из ближайшего стула фотоаппарат, навела объектив и запечатлела редкую картину на память: будет что показать коллегам в Лондоне по возвращении домой.

В целом же нынешнее состояние кабинета чем-то напоминало музей восковых фигур Мадам Тюссо. Замершие на месте Денек и Марик в момент произнесения МакДугл заклинания пытались спасти от паутины хотя бы пережившие потопы и пожары системники. Действие "Стоять, бояться!" застигло их в тот момент, когда сами операторы технического отдела из-под столов выбрались, а драгоценную ношу слегка приподняли над полом, согнувшись в три погибели. Нина и Люда, отбивавшиеся от пауков всеми возможными способами, предстали в виде заправских воительниц с мечами, стоя напротив друг друга с длинными линейками наперевес. Лина укуталась в расчерченную простыню расписания, сделав вид, что она совсем ни при чем, чуть-чуть не рассчитала и потеряла равновесие, завалившись в сторону, да так и застыла на четверть пути к полу, напоминая Пизанскую башню.

А тем временем паучья братия остро нуждалась во внимании со стороны Homo Sapiens. Плавающе-парящие в воздухе и сидевшие, где только можно, существа не только прекрасно отпугивали временами заглядывающих в кабинет студентов, но и тормозили работу сотрудников. Выход был один: вооружаться ведрами и собирать их, как грибы на солнечной полянке после дождя. Профессор МакДугл позвала на помощь лаборантов, пригрозив, что навсегда прикроет их "домашний кинотеатр" в серверной. Угроза подействовала, потому как с разгневанной Марион шутки были чреваты. На зов откликнулись двое: Олесь и его тень, Ленчик-Лоботряс, приехавшие на площадку "Альфа" за программным обеспечением для новых "дрессированных" МТ-шек.

Оценив ситуацию, Олесь скорчил недовольную мину, но ведро взял. Ленчик же сразу смекнул, что работать придется по-настоящему, а потому нашел быстрый способ сбора "урожая". Порывшись в карманах, он выудил оттуда пульт управления с небольшими кнопками, под которыми значились наиболее употребимые заклинания. Достаточно было нажать на кнопку, и вуаля!… Выбрав известное всем "Дай сюда!", Ленчик запамятовал, что приобрел пульт на той самой барахолке, где в свое время Леопердовна обзавелась мегафоном очень широкого радиуса действия. То ли мастера специализировались на выпуске подобных магических предметов, то ли собирали все из совершенно несочетаемых деталей, главное, что их "произведения" со своими задачами справлялись. Как - дело другое.

Поначалу ничего необычного не происходило. Решив, что пульт сломался, Ленчик треснул им о ближайшую стену и нажал на кнопку еще раз. Результат не заставил себя ждать. Сначала в бедолагу на приличной скорости врезались все пауки, находившиеся в кабинете. Следующая партия повалила извне: часть умудрилась прогрызть бетонный пол, а линолеум съесть на закуску; часть проползала сквозь бесчисленные щели в стенах; часть проникла в помещение через разбитое окно. Маленькие, большие, средние; черные, красные, непонятных цветов; мохнатые, длинноногие; безобидные, ядовитые и не очень - Ленчик со своим умением попадать в неприятности (а это можно только уметь) собрал пауков с ближайших четырех километров. Среди общей массы паукообразных встречались экзотические экземпляры: недалеко от Академии открылся приехавший недавно террариум. Спустя всего несколько мгновений Леонид более всего походил на огромных размеров муравейник, разве что обитали там совсем не муравьи.

Олесь, мысленно пообещав себе, что прибьет Ленчика при первой же возможности, присоединился к профессору МакДугл, спешно накладывающей "Стоять, бояться!" на вновь прибывших. Вся процедура заняла не более нескольких секунд. Однако до развязки было еще далеко.

На шум прибежал Владя, ранее дежуривший на занятиях. Решив, что для начала необходимо освободить сотрудников, парни вооружились лопатами и вспомнили трудовые будни на картошке, разве что в качестве картошки теперь выступали их перепуганные коллеги, застрявшие в горе мерзких тварей. Каждого спасенного Марион приводила в чувство универсальным заклинанием на все случаи жизни, коим была небезызвестная "Финита ля комедия!".

Первой из завалов извлекли Евдокию Никифоровну. На нее не подействовало даже "Пора, красавица, проснись!", поэтому ее отнесли в соседний кабинет и положили на сдвинутые вместе стулья. Нина и Люда чувствовали себя несколько ошарашено, но сносно. Лаборанты, как самые опытные пофигисты филиала, пришли в себя раньше всех и принялись помогать товарищам. Добравшись до Шеллермана, но увидев глаза, сверкавшие яростью, решили временно поместить его вместе с начальником учебного отдела на так называемый карантин во избежание жертв и разрушений. Лину долго не могли найти, пока, наконец, не наткнулись на большой рулон ватмана. Ленчика решили оставить под завалами в качестве заслуженного наказания. А вот про Майю просто забыли (то ли впопыхах, то ли намеренно) и очень удивились, когда та, не удержавшись, рухнула в самую гущу прямо с потолка. Учитывая ее тонкую душевную организацию, она хотела бы изящно выразить свое огорчение относительно произошедшего. Не получилось.


Уборка кабинета и приведение его в порядок грозили занять весь оставшийся рабочий день и как минимум половину грядущей ночи. По графикам многие уже могли уходить домой, однако освободившийся от оцепенения Мастер-Целитель, злобно зыркнув, пригрозил, что проклянет всех и вся, раздал одолженные у уборщицы ведра, переделал швабры в лопаты и отправил на принудительные сверхурочные работы.

Надо сказать, что по новому распоряжению директора в конце рабочего дня двери каждого кабинета закрывались, опечатывались, за ними выставлялась колючая проволока, дабы чересчур трудолюбивые сотрудники не повадились вкалывать сверхурочно, за что пришлось бы платить соответственно. В связи с этим любой и каждый, желавший по тем или иным причинам задержаться, должен был писать заявление на имя директора, чтобы получить официальное на то разрешение. Поскольку на ночную трудотерапию "решили" остаться все, бумагу пачкать не стали, а совместное заявление написали маркером на белой, недавно покрашенной, двери приемной.

Разгребя паучьи завалы, вконец замученные "академики" без сил опустились кто где на полу учебного отдела. Возвращаться домой никому не хотелось, да и смысла не было, вот и прикорнули там, где присели передохнуть. И уже засыпая на коленях у Олеся, Лина прошептала:

- А я-то думала, что с приходом Нонны все будет по-другому…

- Это простая арифметика, - был ответ. - От перемены мест слагаемых… Спи…

Загрузка...