Бешено визжа и отталкивая друг друга локтями, мы кинулись назад, к двери. Про молоток для обороны, который Алла так и держала в руке, никто даже и не вспомнил. Чуть не сорвав дверь с петель, вылетели на улицу и опрометью понеслись к освещенной террасе нашего дома. Я всегда думала, что бегаю очень быстро, однако Галка, громко читая молитву, первой заскочила на наш участок и в порыве безумия заперла за собой калитку. За Галкой, как лось, неслась Алла. Она буквально вышибла калитку рогами, ну или тем местом, где у лосей бывают рога, и тоже предприняла попытку запереться на засов.

— Девки, вы что, обалдели, не бросайте меня… — задыхаясь, прохрипела я и твердо решила завязывать с курением.

Еле поспевая за соседками, я с трудом отодвинула упирающуюся Аллу со своего пути и тоже забежала на участок.

Вадим с Янкой и мышатами безмятежно смотрели в детской спальне «Ледниковый период-2». Пропажи матери семейства никто из них не заметил, и мне от этого стало очень грустно. За последний час я дважды по-настоящему рисковала жизнью. Во-первых, меня могла пристукнуть молотком трусливая Алка, во-вторых — сцапать босоногий призрак покойной Люськи. И никто, ни один человек не хватился бы меня, и только спустя дни, а может быть, даже недели случайные люди обнаружили бы мой хладный труп в доме Володиных…

При нашем появлении Вадим перестал смеяться над белочкой с желудем, что скакала с льдинки на льдинку, осуждающе глянул на нашу трепещущую троицу и раздраженно заметил в адрес Аллы и Галины:

— Что, и вы тоже помешались на Гадованюке?

Галка шумно сглотнула, прокашлялась и затараторила:

— Вот знаешь что, Вадим? Вот сам сходи в Люськин дом, а мы на тебя посмотрим… Там, между прочим, призрак обитает! Мы его собственными глазами видели…

Вадька сначала принялся было над нами иронизировать, но Галка говорила так убедительно, а главное, быстро и часто, что Вадим, чтобы только прервать поток ее красноречия, начал одеваться.

— Ты куда? — тут же встрепенулась Алла. Она расслабилась в тепле и покое и отходила от пережитого ужаса под проделки ленивца Сида, который чудил на экране. — Один не ходи, этот монстр порвет тебя на британские флаги… Он знаешь какой? Ужас просто! Как вспомню, до сих пор волосы дыбом встают…

Алиска и Бориска заинтересованно переглянулись и тоже начали одеваться. Янка прикрикнула на негодников и сама потянулась за кроссовками.

— Ты-то уж сиди, — скомандовала Галина. — И без тебя найдется, кому призрак обезвредить…

Это она имела в виду своего Михаила. Вадим против компании не возражал. И довольно охотно прихватил с собой помимо Галкиного друга еще и Толика. Больше никого звать мы не стали — не велика птица этот одинокий призрак, чтобы ловить его всем поселком…

* * *

Итак, теперь нас было шестеро. Шестеро настоящих охотников за привидениями. Правда, трое охотников ни в какие привидения не верили и всю дорогу до нехорошего дома только и делали, что подтрунивали над тремя другими, осторожными охотниками. Но мы не обижались. Пусть себе до поры до времени посмеются. А мы будем смеяться последними, причем смеяться хорошо… Если останусь в живых, непременно напомню Максу этот афоризм. Может, в опус про красноглазых карликов вставит.

— Значит, так, — снова начала командовать Галка. — Мужики заходят в дом, а мы, девоньки, сторожим снаружи… Чтобы было кому за помощью бежать, если, не дай бог, что случится… А то вместе в дом пойдем да все там и сгинем…

Мужчины перестали глупо хихикать, неприятно задетые резонными словами Галины, и нехотя подошли к крыльцу. Поговорили о предстоящей рыбалке, оттягивая тяжелый момент, а потом Вадька первый толкнул ручку двери и, освещая путь мощным автомобильным фонарем, вошел в дом. За ним последовали остальные ловцы призраков.

Я сошла с крылечка и решила обойти дом вокруг. Если честно, то у меня имелись вполне конкретные естественные надобности, осуществлять которые при людях в приличном обществе не принято. Видимо, слишком велико было нервное напряжение от пережитого, вот организм и не выдержал…

Но лишь только я присела за домом, как вдруг трава у моих ног зашевелилась и прямо передо мной образовалась ямка размером с кротовую норку. Я, позабыв о своих намерениях, тут же вскочила и стала натягивать джинсы. И как я ни силилась крикнуть, из горла у меня вырывалось лишь слабое сипение, как в испорченном сифоне. Норка прямо у меня на глазах стала расти, шириться и углубляться. И вдруг их земляной дыры показалась грязная-прегрязная рука, сжимавшая зеленое бутылочное горлышко, отбитое на манер детского совка. Вот тут-то голос ко мне и вернулся…

Думаю, крик мой огласил окрестности не только Заволжска, но и достиг предместий Москвы. С разных сторон ко мне спешили Галина и Алка, стучали, спускаясь вниз по лестнице, башмаками наши отважные мужчины, а из недр земли уже показалась черная, как обугленная чурка, голова. Голова блеснула яркими белками глаз и звучным мужским голосом с чувством сказала:

— Чтоб мне сдохнуть! Все-таки выбрался, твою мать…

После этого человек начал энергично работать осколочным совком, расчищая себе дальнейший путь наверх. Когда вся команда охотников за привидениями собралась у моих кустов, несчастный смог просунуть в лаз правое плечо и часть руки. А дальше извлечь его из земляной дыры было делом техники. Вадька с Толиком ухватили парня кто за что смог уцепиться и стали тащить вверх, а Михаил подкапывал его в трудно идущих местах ручкой от молотка, который Алла выпустила из рук только сейчас, а до этого крепко держала в кулаке, напрочь о нем позабыв.

Пока все занимались выходцем из подземелья, в брошенном доме хлопнула дверь, и мы услышали удаляющиеся в ночи шаги. Вадька тут же перестал тянуть несчастного за предплечье и кинулся в погоню, освещая путь перед собой фонарем. Но тот, кто скрывался от нас в нехорошем доме, мелькнул вдалеке леопардовым халатом и растворился в ночной темноте…

* * *

— Ну и как тебя угораздило в погребе захлопнуться? — наседала на спасенного Галка.

— Ой, не спрашивайте! Во я попал! — тряс припорошенной землицей головой узник дома Володиных. — Продрог там, как цуцик… Думал, околею.

При ближайшем рассмотрении парень оказался довольно высоким, правда, не знаю, шатеном ли. О степени его привлекательности тоже ничего сказать не могу, потому что черты лица за грязью угадывались с большим трудом. Но в том, что это и есть таинственный Гадованюк, сомнений у меня не возникало. А к спасенному все лезли и лезли с расспросами.

— А кто это от нас смотался? — обескураженно глядя вслед леопардовому халату, спрашивал Вадька. — Сторож твой, что ли?

— Блин, мужики, верите — нет, сам не знаю… — бормотал потерпевший, послушно следуя под руки с Толиком и Вадькой за шедшим впереди Михаилом. — Прямо не верится, что весь этот дурдом кончился… — выбивая дробь зубами, говорил он. — Баба одна меня сюда привезла… Изольдой зовут.

— Скажите, вы, часом, не Эдуард Гадованюк? — не удержалась я.

Вадька больно пнул меня по щиколотке, но мужик ничему не удивился, лишь согласно кивнул головой. Галина, прихватив Аллу, убежала вперед греть рассольник и кипятить воду. Надо было срочно кормить и отмывать обмороженного выходца из подземных глубин. Он, пошатываясь, из последних сил доверчиво брел туда, куда его вели. Процессия обогнула запущенный участок Володиных и вышла на проспект Финкелей. С участка Виолетты Петровны доносилась шумная беседа — это невестка Ивана Аркадьевича пыталась увести свекра домой. Самой Виолетты на даче не было, но сосед по привычке сидел под сливой, правда, теперь уже в компании Жени.

Мне такая неразборчивость показалась странной, ведь Виолетта Петровна стояла с сыном по разные стороны баррикад. Но, судя по всему, деду было абсолютно без разницы, кому из враждующих сторон составлять компанию.

Ксеня оставила надежду забрать старого меломана из гостеприимного дома соседей и в одиночестве вышла за калитку. Мы как раз проходили мимо участка Виолетты Петровны. Вот тут-то они и столкнулись нос к носу — Гадованюк и биологиня-теоретик. Спасенный узник перестал дрожать, шарахнулся в сторону и, тыча грязным пальцем в Ксюшу, страшным голосом закричал:

— Вот она! Изольда!

Теперь уже в сторону отшатнулась биологиня. Женщина во все глаза смотрела на потерпевшего, и нижняя челюсть ее отчего-то ходила ходуном.

— Ах ты, гадина! — вырывался из окружения мужчин Эдуард, протягивая руки к горлу несчастной. — Ты мне за все заплатишь! Ты и твой полоумный водила!

И тут Ксюшка вытянула шею, поправила указательным пальцем очки на переносице и тоненьким голосом закричала:

— Гриша, беги, он выбрался, а меня схватили!

Хотя никто ее, конечно же, не хватал. А вот после этих неосторожных слов как раз-таки и схватили, и Толик повел липовую Изольду к Галке в дом. Я шла за ними и ровным счетом ничего не понимала. Позвольте, а где же роковая блондинка? Ксюшка ведь довольно скромная брюнетка, да еще в очках… А Гадованюк, если я ничего не путаю, замышлял свой дьявольский план вместе с роскошной блондинкой…

Вадька, все еще не веря, что это и есть пресловутый Гадованюк, по-видимому, тоже мучился этим вопросом. Как только вся компания ввалилась к Галке в дом, любимый самым бесцеремонным образом подошел к потерпевшему и возмущенно выпалил:

— Что ты врешь, что ты Гадованюк, Гадованюк деньги крал на пару с блондинкой…

Но спасенный его не слушал. Заметив за тарелкой с дымящимся рассольником бутылку водки, он схватил ее черными, как у камерунца, руками и жадно припал к горлышку. Покончив с содержимым бутылки, поставил тару на место и без сил опустился на диван. Я посмотрела на его блаженную чумазую физиономию и поняла, что ни о каких водных процедурах в данный момент не может быть и речи. Видимо, так же рассудила и Галка. Она сделала красивый прыжок от холодильника и в самый последний момент успела подскочить к дивану.

— Мишка, тащи половик, я под него подложу, а то весь диван угваздает! — закричала хозяйка дома, брезгливо удерживая заваливающегося на бок Гадованюка за плечи.

— Пусть теперь нам Ксюша расскажет, как этот товарищ очутился в погребе дома Володиных. И почему этот фрукт называет ее Изольдой. Думаю, она-то уж точно должна это знать… — когда половик был подстелен, а тело опущено на диван, под молодецкий храп Эдуарда проговорила Алла.

Мы все повернулись к окну и уставились на неприметную Ксюшу, тихонько шмыгающую носом на стуле в углу. Не выдержав такого количества вопросительных взглядов, устремленных на нее, женщина сняла очки, протерла стекла изнаночной стороной футболки, посмотрела на часы и ровным голосом произнесла:

— Ладно, что уж там, слушайте, я расскажу, как было дело…

* * *

Неделю назад старшему научному сотруднику с окладом семь тысяч рублей Ксении Зипуновой улыбнулась удача. В скверике под лавкой, куда вышла подышать воздухом во время обеда, Ксеня нашла кошелек. Кошелек был из красной лаковой кожи с богатой золотой фурнитурой и весь так и сиял гламуром и роскошью.

Сначала Ксюша даже не решалась в него заглянуть, положив чужую вещь рядом с собой на лавку и высматривая по сторонам его владелицу. Просидев так весь обед, женщина робко заглянула внутрь гламурного красавца, оправдывая себя тем, что лезет туда не из любопытства, а только лишь для того, чтобы обнаружить визитные карточки. Она обзвонит по этим карточкам всех абонентов и непременно разыщет хозяйку кошелька.

Но внутри не оказалось ни одной визитки, зато было полно денег. Целых четыре ассигнации по пять тысяч рублей лежало в боковом отделении между календариком с видами Куршавеля и ментоловой пластинкой жевательной резинки «Орбит».

Ксеня тут же сунула красный кошелек в свою сумочку, оглянулась по сторонам — не видит ли кто? Встала со скамейки и торопливо пошла прочь. По дороге к родному НИИ Ксения окончательно убедила себя в том, что обладательница кошелька, несомненно, дама состоятельная и пропажа ее не сильно огорчит.

А вот для Ксении двадцать тысяч — это целое состояние. Сколько полезных и нужных вещей можно купить Инульке! Порадовать мужа Григория, свекра Ивана Аркадьевича… И даже для себя, может быть, что-нибудь останется… И окрыленная удачей женщина, отпросившись с работы, побежала по магазинам.

Мужу купила подержанный мобильник с фотокамерой, о котором он давно мечтал, Инульке — джинсы со стразами, свекру — кассету Вагнера, а себе — контактные линзы цвета незабудки и блондинистый парик. Все девчонки на даче в этом сезоне сделались блондинками, вот нерешительная Ксюша и подумала, что кардинально менять имидж она еще не готова, но ощутить себя хотя бы на время блондинкой было бы забавно…

Прошвырнувшись в центре по магазинам, счастливица решила закончить шопинг по-европейски — отужинать в кафе. Конечно, на пути Ксении сплошь и рядом попадались маленькие уютные кафешки, но так вот запросто зайти в одно из них она не решалась. Даже проходя мимо «Кофе-хауса», Ксюша ощущала безотчетный трепет — так там было все роскошно. И не избалованная присутственными местами женщина остановила свой выбор на демократичном заведении «Ёлки-палки».

Здесь обстановка была не столь пафосной, и Ксения немного расслабилась. Выпив пару бокалов французского вина, она смутно ощутила в себе жажду приключений. Игривый настрой требовал сумасбродных поступков, и Ксюша, прихватив сумку с подарками, отправилась в туалет.

Из дамской комнаты вышла роскошная блондинка в джинсах со стразами, голубыми глазами и ярким макияжем. Преображенная Ксения вернулась на прежнее место и тут же поймала на себе восхищенный взгляд входящего в кафе высокого шатена. Парень бесцеремонно подошел к ее столику, уселся напротив и принялся обольщать новоиспеченную блондинку, пустив в ход весь арсенал мужского обаяния.

Обаяние новый знакомый, назвавшийся Эдиком, подкреплял солидными суммами денег, которые как бы невзначай показывал своей собеседнице в процессе разговора. Деньги эти беспорядочной кучей болтались в простом полиэтиленовом пакете с разорванной ручкой. И Ксюша, необычайно легкая и игривая, еще не понимая зачем, представилась новому знакомому Изольдой.

— Изольда, поехали к тебе, — говорил кавалер, подливая себе в стопочку водку из большого графина. — Заедем в «Ашан», возьмем все самое лучшее и загуляем на неделю…

Ксения призадумалась. Сегодня небу определенно было угодно, чтобы она покончила с нищетой. Так стоило ли этому противиться? И когда новый знакомый, буркнув с чисто парижским шиком «Пардон!», удалился в ватерклозет, женщина решилась. Она достала свой старенький мобильник, который принимал далеко не всегда и не везде, но здесь, на счастье, работал, и позвонила мужу Грише. Описала ситуацию, попутно заметив, что у любителя пикантных приключений целый мешок денег и он, по-видимому, мечтает с этим мешком расстаться.

Дело в том, что муж и жена Зипуновы давно и безуспешно копили на квартиру. Жили супруги в доме Ивана Аркадьевича, и вынужденное совместное проживание никоим образом не укрепляло их семью. И Ксюша, не надеясь на успех, только намекнула мужу о прекрасной возможности, которая прямо-таки плывет им в руки…

Она и сама не ожидала, что Григорий проявит не свойственные ему решительность и твердость, коротко бросив в конце разговора: «Буду через десять минут. Выходи и голосуй, я подъеду…» Десять минут пролетели за комплиментами и многообещающими взглядами романтически настроенного Эдуарда, и вот парочка, расплатившись по счету, вышла на улицу. Только Ксения успела поднять руку, как откуда ни возьмись со стороны Садового кольца к ним лихо подлетел Гриша на разбитых «Жигулях».

Ксюшин кавалер был уже изрядно навеселе и принялся капризничать, уверяя, что на таких машинах он не ездит. Он любит кататься на новых авто, и желательно на иномарках. С кондиционером, а лучше с климат-контролем… Но преображенная в Изольду Ксения так обольстительно улыбнулась, что парень позабыл о своих претензиях, быстренько запрыгнул в машину и втянул за собой внутрь салона роковую красавицу.

По пути заехали в «Ашан» и в расчете на многодневный кутеж закупили провианта, которого вполне бы хватило на долгую и голодную зиму. Эдик, желая поразить новую подругу широтой размаха, сметал в тележку все подряд и рассчитывался на кассе, вынимая мятые банкноты прямо из мешка с порванной ручкой. А в конце закупки сделал совсем уж королевский жест — демонстративно пересыпал всю наличность из драной полиэтиленовой сумки в большой ашановский пакет, кинув туда же пару бутылок «Хеннесси».

Все это время Гриша, томимый ревностью и неясными предчувствиями, терпеливо ждал парочку на стоянке перед магазином. Ехали под хвастливый треп богатого идиота. Где-то около Дмитрова любителю блондинок стало плохо, и он вылез освежиться. Пакет с деньгами предусмотрительно прихватил с собой, а то вся эта история закончилась бы значительно раньше и с менее трагичными для всех последствиями.

Пока пассажир освежался, Ксюша, устав от потных, липких лап своего обожателя, пересела на переднее сиденье. Парень вернулся в салон, и Гриша тронулся с места, набирая скорость. Возмущенный бегством подруги, Эдуард принялся хватать дезертиршу за разные части тела, в том числе и за длинные белые волосы, что струились у прелестницы по спине. Каково же было его изумление, когда, ухватив за тоненькую прядь, Казанова обнаружил у себя в руке весь скальп красавицы целиком!

Ксюша завизжала, Гриша вильнул рулем, и обольститель понял, что дело нечисто. Он рывком открыл дверцу со своей стороны и попытался на полном ходу выпрыгнуть из машины. И ему даже удалось это сделать. Сцапав с заднего сиденья ворох пакетов, он отчаянно сиганул в ночь. Однако пьяный прыгун не рассчитал силу удара о землю и при падении потерял сознание.

Похитители остановились на обочине и загрузили беглеца вместе с ашановскими мешками обратно в автомобиль. Хотели, пока суд да дело, отобрать пакет с деньгами, но Эдуард даже в обморочном состоянии так крепко прижимал свое богатство к груди, что рисковать не стали. Решили разобраться на месте, оставили все как есть и уже без приключений привезли добычу на дачу. Для большей надежности похищенному за неимением другого кляпа засунули в рот Гришин носок.

Было очень поздно. «Шанхай» спал, погруженный в темноту и тишину. Только слабо светился неясный огонек в брошенном доме.

Когда Гриша открыл заднюю дверцу машины, намереваясь вытащить пленника и перенести его в дом, свежий воздух подействовал на Эдуарда, как ватка с нашатырем. Он очнулся, подскочил на сиденье, дернул руками-ногами и, по-прежнему прижимая к груди пакеты, позвякивающие битым стеклом, оттолкнул с дороги незадачливых киднепперов и кинулся бежать. Он бежал по направлению к единственному освещенному объекту — дому покойной Людмилы Володиной. Кричать и звать на помощь похищенный не мог — мешал кляп во рту.

За беглецом несся Гриша. За Гришей — Ксения. Так они вбежали в брошенный дом, двери которого почему-то не были заперты, и увидели, что Ксюшин кавалер уже приоткрыл крышку погреба и прямо с деньгами сиганул вниз. Раздался адский грохот и звон — должно быть, это побились банки с домашними консервами, заготовленными хозяйственной Люськой еще при жизни.

Беглец каким-то непостижимым образом забаррикадировался внутри погреба и до сегодняшней ночи не подавал признаков жизни.

— Мы надеялись, что Эдуард рано или поздно замерзнет или проголодается и сам попросится наружу, но видите, как все обернулось… — закончила свой рассказ Ксения. — И в связи со всем, что произошло, я предлагаю спуститься в убежище Гадованюка и забрать оттуда деньги. А потом разделить их на всех.

* * *

— Да вы что, сбрендили, что ли? Как это можно поделить чужие деньги? — возмущенно спросила Галка, поднимаясь со стула и снова усаживаясь на место.

— Давайте их достанем и Гадованюку вернем, — поддержала ее Алла.

— Нет, ему мы возвращать не будем, мы их лучше на фирму отвезем и награду с директора потребуем, — предложил Толик.

В общем, каждый имел свое мнение по данному вопросу, но все мы сошлись в одном — деньги в любом случае нельзя оставлять в погребе нехорошего дома. Надо их как-то доставать. И наша неразлучная шестерка, к которой примкнула и Ксения, оставив Эдуарда отсыпаться, снова двинулась в сторону Люськиного участка. Но, не доходя до калитки Володиных, Толик, который шел первым, невольно замедлил шаг.

Редкие, но сильные удары, как будто тараном выбивали ворота средневекового замка, неслись из темноты. Мужчины на секунду замешкались у забора, а потом решительно двинулись дальше. Мы, их отважные помощницы, тоже старались не отставать. Но все-таки немного приотстали и успели увидеть только, как Ксюшиного муженька Гришу и его благообразного папеньку, который совсем недавно не желал уходить из гостей, а теперь бесчинствовал в чужом доме, выводят с заломанными за спину руками на свежий воздух и усаживают на ступеньки крыльца.

— Заходим в дом, а они там шуруют, — взволнованно рассказывал Михаил, как только все оказались в сборе. — Крышку погреба бревном долбают. Вот тебе и интеллигенция, откуда только силы берутся…

Вадьку же больше всего интересовало, кто это сбежал от него в леопардовом халате. Любимый инквизиторским тоном вел перекрестный допрос, пытая то Ивана Аркадьевича, то вдруг набрасываясь на беззащитно моргающего глазами Григория.

Презрев нападки Вадима и увещевания Ксении, пленные молчали как партизаны и отказывались отвечать на два главных вопроса: «Кто был в леопардовом халате?» и «Где убийца Валентина Кузьмича?».

— Гришенька, основное я уже рассказала, — чуть не плакала Ксюша. — Давай будем последовательны и расскажем все до конца…

Но ее мужчины продолжали хранить гордое молчание.

— Иван Аркадьевич, вы же знаете, скажите им… — всхлипывала самозваная Изольда.

— Ничего не знаю, — упирался дед и надменно отворачивал в сторону седую благородную голову.

И тут меня пронзила неожиданная мысль: «В леопардовом халате была Виолетта!» Ну да, все сходится. Мальчик Вова увидел призрак как раз тогда, когда его бабушка уехала с дачи. Но кто знает, может, она никуда и не уезжала, а затаилась в доме Володиных? Может, пронюхала про денежки Гадованюка и решила ими завладеть… А может, ей про деньги рассказал Иван Аркадьевич? Теперь понятно, про какую работу говорила соседка. И тогда становится ясно, почему Иван Аркадьевич, ее большой друг, не хочет отвечать на наш простой вопрос.

Я закрыла глаза и до мелочей представила себе виденный недавно призрак. Он стоял перед моим мысленным взором как живой. Скорее сухопарый, чем толстый, рост средний и ноги худые и жилистые, как у Виолетты. Ну точно, это она! Но только я собралась во всеуслышание сообщить о своем открытии, как над ухом раздался голос любимого:

— Вот Рина и полезет…

Полными недоумения глазами я уставилась на Вадима. Оказывается, пока я размышляла, Ксюшка успела увести несгибаемых родственников домой, а остальные держали совет, как добраться до мешка денег. И что, вы думаете, замыслили эти находчивые люди? Они придумали пробраться в погреб тем самым путем, который проложил себе пленный Гадованюк, стремящийся к свободе… Нет, я, конечно, согласна, что если нет возможности открыть крышку злополучного погреба снаружи, то вполне разумно забраться в погреб другими имеющимися в наличии способами… Одного я только не могла понять: почему лезть по узкому, грязному земляному тоннелю должна именно я?!

— Да потому, что ты самая худая из нас, — мстительно заметила Галка.

И все дружно закивали. Даже Вадим. Он с гордостью приобнял меня за плечи, чмокнул в ушко и прошептал:

— Видишь, как здорово быть стройной!

Но в этот момент я не могла с ним согласиться. В другой раз согласилась бы, а вот сейчас я не видела ничего хорошего в том, что старательно сбрасывала к лету лишние килограммы. Я-то надеялась, что поедем отдыхать куда-нибудь к морю, в приличное место, и там я буду ходить по пляжу туда-сюда вся такая из себя стройная… А теперь что же это получается? Полгода я терпела лишения и сносила невозможные тяготы, отказывая себе в любимых шоколадках и сливочном мороженом только лишь для того, чтобы сейчас ужом извиваться по кротовой норке, набивая рот черноземом?

— А Динка еще худее меня! — в отчаянии выкрикнула я, делая слабые попытки вырваться из крепких объятий любимого, который очень деликатно, но довольно настойчиво препровождал меня за дом к кустам, у которых вылез спасенный Гадованюк.

— И не стыдно тебе, ты же сама мать, — пожурила меня Галка, стаскивая с меня куртку. — Небось Янку бы не послала…

— А чего меня посылать? — раздался из темноты голос Янки. — Я, как пионер, всегда готова!

— Давайте я слажу! — вынырнул следом за двоюродной сестрицей Бориска. — Я маленький, югкий…

Алиска тоже пришла посмотреть, что происходит в жилище призрака, и, в свою очередь, выразила готовность спуститься хоть сейчас куда угодно, но только чтобы вместе с братцем. И тут мне стало стыдно. Дети вон не боятся, а я, тетка здоровая, чего испугалась? Подумаешь, в земле вымажусь! Искупаюсь потом в речке, и все… О том, как буду после этой экскурсии стирать джинсы и майку, я старалась не думать.

— Ну хоть фонарик вы мне дадите? — принялась канючить я, чувствуя, что отвертеться не удастся.

— Да ну, не вопрос, — оживился Михаил. — Только чем ты его держать будешь? Если перед собой в вытянутой руке, то лезть будет неудобно…

— А мы его ей на голову привяжем, — находчиво предложил Толик. — Жалко, каски нет, как у диггеров, но это не страшно. Достаточно взять бейсболку и эластичным бинтом к козырьку присобачить обычный фонарик…

Янка ускакала к нам домой и вскоре вернулась, неся требуемое. Рукодельный друг Аллы в считаные секунды соорудил крайне ненадежный, но все-таки действующий головной осветительный убор. Я водрузила его себе на голову и чудом успела поймать на лету фонарик, который сразу же отвалился от козырька. Его закрепили снова и опять нацепили мне на голову.

Вадим критически оглядел меня, снаряженную для подземной экспедиции, и остался доволен.

— А ты штаны тоже сними, — вдруг подсказала Алла.

— Ага, точно! У тебя же голубенький купальник такой классный, тот, что ты на Старой Басманной улице покупала, — поддакнула Галка. — В нем тебе как раз лезть очень удобно будет… Ничто не помешает, за корешок не зацепится.

Издеваются. Хотя почему бы и нет? Купальник, допустим, мне жалко, а вот в трусах и в лифчике я отлично проползу по подземному ходу. Их хотя бы стирать не так тяжело… И я потребовала, чтобы зрители, столпившиеся у кустов, на минутку отвернулись. Сама зашла за кустики и разделась, после чего нацепила на голову фонарь и шустро выскочила из-за кустов для того, чтобы сразу нырнуть в подземелье…

* * *

Ползти было душно, страшно и неудобно. Самое смешное, что фонарь на голове мне не помогал, а скорее мешал. Он, конечно, давал слабое облачко света, но этот свет рассеивался по верхней части лаза, а на мою долю приходилась лишь внутренняя поверхность козырька. Бейсболка то и дело съезжала на нос, мои противные пальцы цеплялись за корни, которые мешали разгребать путь впереди, и я прокляла тот день и час, когда согласилась на эту авантюру. Почему я не взяла совок? Как бы он сейчас мне пригодился! Все мы крепки задним умом… Кстати, если я когда-нибудь отсюда выберусь, надо будет сообщить эту философскую мудрость Максу, пусть он включит ее в свой труд…

На меня напал приступ жуткой клаустрофобии, но я боялась себе в этом признаться. Как ополоумевшая жужелица, я пробиралась вперед, вперед и только вперед, стараясь думать о чем угодно, только не о том, где я сейчас нахожусь. Побывав в шкуре Гадованюка, я его зауважала и одновременно с тем возненавидела. Это же надо было нагромоздить такую кучу проблем, чтобы потом героически их решать!

И вот наконец в лицо мне повеяло уксусом и клубникой. И еще чем-то жутко знакомым и до безобразия вонючим. Я стала еще активнее работать руками и ногами, извиваясь всем телом, как червяк на солнышке. Обливаясь потом, ощутила вытянутой рукой пустоту и сделала последний рывок. Ура! Вот он, выход! Я сделала это! Я добралась!

Вывалившись из норы на бетонный пол погреба и пребольно ударившись коленками, я села на корточки, прислонилась спиной к стене и заплакала от радости. И, просидев так пару минут, поняла, какую глупость сделала, послушавшись Галку и раздевшись до трусов. В погребе было холодно. И не просто холодно, а ужасно холодно. Невыносимо холодно. Арктически. Фонарик высвечивал смутный рассеянный круг на противоположной стене, вдоль которой тянулись деревянные полки. Я отлепилась от стены, попыталась встать в полный рост и, не мешкая, открыть задраенный изнутри люк, чтобы как можно скорее оказаться в тепле, среди друзей и близких.

Но как только я рывком разогнула колени, подлый фонарик, наспех прикрепленный суетливой рукой Михаила, снова предательски отвалился от бейсболки. Освещая пол перед собой, он покатился в угол погреба и там замер. Я заранее нагнулась и двинулась за осветительным прибором. И скорее почувствовала, чем увидела что-то большое и опасное, что надвигается на меня в темноте. В неверном отблеске света я с ужасом различила хорошо мне знакомые синюшные ноги призрака покойной Люськи и полу халата, что почти задела меня по лицу. Тушканчиком скакнула я к источнику света и, схватив с пола фонарь, выставила его перед собой, как будто он мог защитить меня от неведомого врага.

Желтый луч выхватил из темноты деревянные полки. На средней полке, очень похожей на нары, одна к одной были вплотную разложены старые книги, образуя некое подобие матраса. В головах, как подушка, лежал пухлый белый пакет с надписью «Ашан» с завязанными узлом ручками. А рядом с пакетом стоял некто в леопардовом халате и целился в меня шампуром. Я отважно направила в лицо незнакомцу фонарик и в его жидком свете снова наткнулась на черную дыру под капюшоном. Но теперь-то я знала, кто скрывается под видом призрака. И поэтому собрала всю свою смелость в кулак и строго сказала:

— Виолетта Петровна, опомнитесь! Игра потеряла смысл. Все уже знают, что это вы!

И хотя голос мой звучал неуверенно и хрипло, филологиня, видимо, испугалась свалившегося на нее разоблачения и, не обронив ни звука, цапнула с полки пухлый пакет, выставила перед собой шампур и кинулась к разобранной кладке в стене. Я с визгом отпрыгнула в сторону, освобождая ей дорогу. Бабка, видимо, не рассчитывала на столь легкую победу, а была настроена на рукопашный бой, потому что, оказавшись у цели, растерянно повертела головой и вдруг, резким движением босой ноги выбила у меня из рук фонарь, которым я не прекращала освещать ее мечущуюся у стены фигуру.

Фонарь снова с грохотом стукнулся об пол. Я отвлеклась на него, а когда подняла и направила на источник шума, что доносился от дыры, то успела заметить лишь мелькнувшие и тут же скрывшиеся в дыре пятки. Сбоку от лаза, на внушительной куче земли и кирпичей, лежал сброшенный беглянкой леопардовый халат.

* * *

Нет, мне просто интересно, как бы вы поступили на моем месте? Неужели бы предпочли трястись в неглиже от холода, когда рядом с вами имеется хоть и грязная, но теплая вещь? То, что в этом халате некоторое время форсила сумасбродная филологиня, для меня в тот момент не имело ровным счетом никакого значения. От холода у меня не попадал зуб на зуб. Итак, я подняла с пола брошенную Виолеттой вещь, облачилась в нее и невольно поежилась — так мерзко благоухал мой трофей.

То и дело принюхиваясь к себе и приплясывая босыми ногами на ледяном полу, я потуже затянула поясок, нахлобучила на голову капюшон и полезла по полкам к крышке люка, как обезьяна по веткам пальмы. Эта крышка располагалась прямо по центру потолка, а в качестве запора находчивый Эдуард приспособил ржавый металлический лом. Он просунул его плашмя сквозь ручку так, что одна часть лома, та, что покороче, приходилась на потолок, а вторая, длинная, подпирала саму крышку.

Я подергала железный стержень за ближайший ко мне конец и поняла, что вытащить его из ручки будет не так-то просто. Забралась повыше и снова потянула лом на себя. Он даже не сдвинулся с места. Тогда я ухватилась за кусок железа обеими руками и что есть силы дернула на себя. Ржавый лом слегка подался в мою сторону, но до окончательной победы было далеко. Упираясь одной ногой в стену, второй — в верхнюю полку, я тянула и тянула изо всех сил…

Как я уже говорила, в погребе было темно, холодно и страшно. Где-то там, над моей головой, раздавались приглушенные голоса и звал меня по имени любимый. Я старательно кричала Вадьке в ответ и даже, отвечая, сорвала себе горло, но, чувствую, усилия мои пропали втуне. Коварный штырь, как я ни пыжилась, из ручки не шел. Тогда я решила взять препятствие измором. Уяснив для себя, что тянуть лом бесполезно, я стала его раскачивать и выкручивать. И потихоньку, полегоньку он поехал в сторону. Ритмично поворачивая железяку по часовой стрелке, я таки вывинтила распорку из ручки.

Лом с грохотом обрушился вниз, и я, не помня себя от радости, изловчилась и молниеносно откинула крышку люка в сторону. Торопясь побыстрее выбраться на волю, к друзьям и близким, высунула как черт из табакерки голову наружу и даже не успела пискнуть, как получила по мозгам тяжелым тупым предметом.

* * *

Что было потом, я не помню, но только очнулась я в кухне нехорошего дома. Я лежала на полу и отворачивала лицо от струи холодной воды, что настойчиво лилась мне на лоб. Это Вадька, склонившись над поверженной женой, возвращал меня к жизни.

— Ну и зачем ты эту хрень на себя нацепила? — тыча пальцем в леопардовый халат, обиженно спросил он, лишь только я открыла глаза.

— На редкость дурацкая затея, — заметил Толик. — Хорошо хоть, успели тебя под руки подхватить, прежде чем ты упала обратно в погреб…

И все закивали, соглашаясь с Алкиным другом, что да, действительно, хоть в этом мне повезло.

— Мы ж подумали, что ты — призрак, — возмущенно сообщила Галка, — вот и шарахнули тебя колотушкой по башке.

Она говорила так, будто я обманула ее лучшие ожидания и испортила праздник, опошлив наметившееся веселье. Но все равно я была благодарна друзьям и близким, к которым так рвалась из погреба, за то, что они не огрели меня молотком, который, как я помнила, у них тоже имелся. А так, подумаешь — колотушка! Какая ерунда! Шишка на затылке, и только-то…

— И вообще, откуда ты этот халат выкопала? — снова напустилась на меня Галина.

Алла заботливо приподняла мою многострадальную голову и, скомкав какую-то тряпицу, подложила под нее. Я тут же выдернула импровизированную подушку из-под головы, отерла ею лицо и села, запахнувшись в халат.

— Фу, а воняет-то как! — брезгливо наморщила нос Янка.

— Ты нам зубы-то не заговаривай, — наседал на меня любимый, хотя я за все это время не проронила ни слова. — Признавайся, куда обладателя халата дела?

Я понимала, что загадочная личность в леопардовом одеянии лишила Вадима покоя с того самого момента, когда в первый раз посмела сыграть с любимым злую шутку и хитростью сбежать от него. А потому простила мужу невнимание к моему плачевному состоянию и с вызовом ответила:

— Где-где, откуда я знаю, где обладательница халата? Юркнула в дырку, и с концами.

— В какую дырку? — воскликнуло сразу несколько голосов.

— И почему «обладательница»? — обратила внимание на женский род объекта обсуждения Янка.

Я окинула всех нетерпеливым взглядом и, мечтая только об одном — добраться до дома и переодеться во что-нибудь более приятное, резко сказала, оставляя без ответа замечание дочери:

— В гадованюковский лаз, вот в какую дырку она юркнула…

И, не оборачиваясь, пошла к двери. Но как ни стремилась я побыстрее сбежать домой, сделать это оказалось не так-то просто. Глухой, раздраженный голос Михаила прозвучал откуда-то издалека. Вернее, из глубока:

— Ну и нету здесь никаких денег! Одни советские детективы лохматых годов на полках валяются…

Вот тут-то я и поняла, что шуршало в белом ашановском пакете, который, убегая, Виолетта прихватила с собой. И я, невзирая на дискомфорт в одежде, все без утайки рассказала единомышленникам.

…Сколько времени мы провели в нехорошем доме, сказать не берусь, потому что к заповедным кустам, под которыми находился выход из подземелья, мы подбежали уже засветло. Не особенно надеясь на результат, осмотрели прилегающую территорию и, убедившись в бесполезности дальнейших поисков, устало отправились по домам. Вы не поверите, но первое, что я услышала, подходя к своему участку, был глубокий низкий голос.

— …Жил осьминог со своей осьминожкой. И было у них осьминожков немножко… — вещала как ни в чем не бывало Виолетта Петровна. — Все они были разного цвета: первый — зеленый, второй — фиолетовый…

Недоумевая, до чего же люди бывают наглые — только недавно в погребе бросалась на меня с шампуром, а теперь как ни в чем не бывало Эдуарда Успенского почитывает, — я не придумала ничего лучшего, как попытаться застукать бабку врасплох. Не обращая внимания на настоятельные просьбы Вадима, я передумала переодеваться, затянула то и дело развязывающийся пояс леопардового халата, набросила на голову капюшон, сунула ноги в шлепанцы и двинулась на участок к соседке. Интересно посмотреть, что Виолетта запоет, когда увидит на мне свой маскировочный халат…

Но Виолетта ничего не запела. С моим появлением у своего крыльца соседка прекратила упражняться в декламации, сморщила нос, прогнала Вовку в дом и брезгливо сказала:

— Рина, ты меня удивляешь. Это на тебя совсем не похоже. Разгуливать по поселку в таком вызывающем виде — это, знаешь ли, довольно смело… Здесь все-таки дети…

— Да что вы говорите? — огрызнулась я.

Я считала, что имею полное право огрызаться, ведь не я первая начала боевые действия…

— Что-то поздно вы, Виолетта Петровна, вспомнили про детей. Раньше вы про них не думали… Например, когда…

Засунув руки в карманы, я воинственно посмотрела на соседку и сразу же придержала обвинительную речь за поводья. Виолетта сидела на террасе в совершенно необычном для себя состоянии. Во-первых, она была трезва как стеклышко и перед ней вместо дежурного пива «Охота» дымилась чашка чаю с лимоном. А во-вторых, старушка пришивала оторванные пуговицы к рубашке Вовки. Этого трудового подвига никто от нее ожидать не мог, а уж я, которая постоянно наблюдала соседку через забор и знала все ее повадки, особенно.

Поэтому я лишь обескураженно похлопала глазами и не закончила то, что собиралась сказать. Шампуром-то, хотела я сказать каждый горазд размахивать, а вот признаться потом в своих художествах — детей стесняется. Вдруг Виолетта оглянулась по сторонам, поманила меня пальцем, шикнула на вылезшего было из-за двери Вовку и, как только я уселась на стул рядом с ней, зашептала:

— Ты посмотри, на кого ты стала похожа! Физиономия бледная, грязная, под ногтями чернота, как будто ты землю рыла, шишка вон на голове сквозь капюшон выпирает… А уж про запах я вообще молчу!

Виолетта проникновенно заглянула мне в глаза и закончила:

— Поверь мне, девочка, алкоголь никого не красит…

Я окончательно растерялась и забормотала:

— И это вы… говорите мне?

Та, кого я пришла компрометировать халатом, снова недовольно поводила носом, но все-таки приблизила ко мне лицо и таинственно проговорила:

— Вот послушай, что я тебе расскажу…

* * *

Виолетта Петровна Санина никогда не считала себя пьющим человеком. А уж тем более горькой пьяницей или, того хуже, алкоголичкой. Ну возьмет она в электричку на дорожку пяток джин-тоников, какая в том беда? Так было и в этот раз.

Подъезжая к Москве и приканчивая последнюю баночку напитка, Виолетта почувствовала в себе боевой задор и в свойственной ей манере вступила в дискуссию с ледащим дедком, который всю дорогу отпускал в ее адрес колкие замечания. Все дело было в том, что старушка частенько отходила покурить, выставляя на свое место батарею опустошенных ранее банок. Делалось это с вполне конкретной целью — чтобы место не заняли. Но ближе к Москве хамоватый дед все-таки сдвинул банки к самому окну и уселся на Виолеттино сиденье, откуда по возвращении хозяйки был с позором изгнан. Оставшуюся часть дороги враг стоял в проходе и глумливо бросал в сторону филологини ядовитые реплики. Дама тоже не оставалась в долгу, то и дело прикладывая старика крепким словцом.

Разбив неприятеля наголову, старушка сошла в Лианозово и, ощутив в себе, помимо боевого задора, переизбыток жидкости, решила посетить дамскую комнату.

Немного поплутав по станции, нашла нужную дверку, толкнула ее и, неприятно пораженная и даже напуганная, застыла у входа. Сантехническое помещение белело кафелем. Легкий полумрак после залитой солнцем улицы размывал контуры предметов, ослабляя и без того не слишком хорошее зрение старушки. Виолетта шагнула в глубь туалетной комнаты, силясь получше рассмотреть то, что она увидела напротив себя. А увидела Виолетта Петровна сатира.

— Представляешь, на меня из полумрака глянул самый настоящий сатир, или фавн, или… В общем, черт он и есть черт, как ты его ни назови. С мятой морщинистой мордой, всклокоченными волосами, горящими рубиновыми глазами и демонической улыбкой, блуждающей на змеиных устах, — шептала Виолетта, придвигаясь ко мне вплотную и обдавая запахом шоколадных конфет, которые жевала одну за одной. — В этот момент я поняла, что чувствовал Хома Брут, отпевая панночку под пристальным взглядом Вия. Не дай бог кому такое пережить… Клянусь тебе, я так испугалась, что пулей выскочила из ватерклозета. Но, понимаешь ли, в туалет все-таки хотелось страшно. Тогда я, с трудом дотерпев, дождалась, когда в туалетную комнату войдет какая-нибудь мадам, и вместе с ней снова пошла в этот рассадник нечисти. И что, ты думаешь, оказалось?

Виолетта Петровна, интригуя, выдержала театральную паузу, но я и так знала, что она скажет дальше.

— Оказалось, — подтверждая мое предположение, победоносно проговорила старушка, — что прямо напротив двери у них висит длиннющее зеркало…

Я хмыкнула, но Виолетта строго глянула на меня и закончила:

— И вот, стоя перед этим зеркалом и рассматривая свое нечеловечески устрашающее отражение, я дала себе слово никогда в жизни больше не прикасаться к спиртному. Доехала до дома, всю ночь не спала — думала, как жить дальше, а утром с первой электричкой вернулась сюда, на дачу. Буду воздухом дышать и внуком заниматься. У меня ведь раньше румянец был во всю щеку… И коса до пояса. Что, не верится? То-то… Ты поняла, для чего я тебе это все рассказываю? Бросай пить, пока не превратилась, как и я, черт знает во что… И знаешь что? Приводи к нам своих ребят, я сейчас Володеньке дочитаю «Разноцветную семейку», а потом «Пеппи Длинныйчулок» читать буду.

Я, конечно, порадовалась за соседку. И тут же воспользовалась приглашением, отправив на соседний участок ликующих Алиску и Бориску. Но поняла я и другое — в подвале я общалась вовсе не с Виолеттой Петровной… Конечно, чтобы сбить меня со следа, старушка могла наврать с три короба. Но я видела ее глаза. Поверьте: с такими глазами не врут. Но кто? Кто убил Валентина Кузьмича, напугал меня до смерти, похитил мешок денег и растворился с ним в предрассветном тумане?

* * *

Сбросив с себя леопардовый халат, я кинула его в «крематорий» для сожжения, переоделась в купальник, прихватила полотенце, мыло и пошла на речку. Смывать следы ночного приключения. Свежая и душистая, как майский ландыш, возвращалась по дорожке к «Шанхаю», когда услышала отголоски назревающего скандала. Подойдя поближе, смогла разобрать несколько голосов. Первый голос принадлежал сержанту Перепелкину. Второй — любимому. Остальные голоса плохо поддавались идентификации.

— Я что вам, мальчик, что ли? — возмущался участковый. — У меня что, других дел нет, только за вами бегать? Сказано — явиться к участковому, значит, будьте любезны…

— Да мы всю ночь не спали! — лениво тянул в ответ Вадим. — Вы тут развели притоны по всем пустующим домам и ни за что не отвечаете! А мы, дачники, сами себя защищай? И что я, после бессонной ночи не имею право прилечь на часок?

— А что с машиной-то случилось? — с притворным сочувствием поинтересовался неопознанный мужской голос.

То ли это был Славик, то ли Анатолий, я не разобрала.

— Поду-умаешь, всю ночь не спал он, — презрительно передразнил сержант, проигнорировав вопрос о машине. — Да я, может, уже вторую ночь не сплю…

Я как раз вышла из-за поворота на финишную прямую и уже могла не только слышать, но и видеть, что происходит на проспекте Финкелей. Перегородив собой дорогу между участками, сверкала ободранными боками новая «девятка» сержанта Перепелкина. Галина, интуитивно признав в царапинах следы от родных досок, ходила вокруг машины, как лиса вокруг куриных косточек. С лица ее не сходило удовлетворенное плотоядное выражение.

Михаил и Славик стояли, привалившись к своим заборам, и в дискуссию с представителем власти вступать не спешили. Зато Вадим, не покидая участка, дискутировал вовсю. Он сидел в шортах, но с голым торсом на крыльце и, делая вид, что просто так вышел покурить, вяло ругался с участковым. Максим, сидя на складном стульчике Симы, как всегда, строгал палочку.

Чуть слышно витал над «Шанхаем» реквием Моцарта, и в такт этим звукам покачивался в кресле Иван Аркадьевич. Сидел себе как ни в чем не бывало и дымил беломориной. Остальные члены его семьи независимо разбрелись по участку с книжками и журналами. Ну ничего, злорадно подумала я, вот сейчас Гадованюк оклемается, он вам всем покажет небо в алмазах. И за участковым специально ехать не надо, сам пожаловал.

— На ловца и зверь бежит, — проходя мимо Михаила, указала я глазами на Перепелкина.

— А? — удивился тот.

— Эдик спит? — в целях конспирации сдвинув рот набок, прошептала я.

— Ну да, дрыхнет, — зычно подтвердил Галкин друг.

Макс отшвырнул палочку и, отстранив с дороги разгоряченного разговором с Вадькой участкового, скрылся у себя в доме.

— Пошел про красноглазых карликов писать, — презрительно фыркнула Янка, которую я не сразу заметила за широкой спиной Вадима. — Ты, мамочка, ему очередной афоризм подарила.

Но участковый не обращал внимания на движение вокруг него. Он, знай, гнул свою линию.

— Значит, так. Раз не хотите добровольно являться по вызову, все считайте себя задержанными до выяснения обстоятельств. Собирайтесь, граждане, сейчас прибудет милицейский автобус и проедем в отделение. Никому поблажек не будет, и не надейтесь.

Он окинул нас сердитым взглядом и рявкнул:

— Где еще одна, беременная?

— В санчасти, знаете ли… Она как раз только вчера родила, — услужливо подсказал Иван Аркадьевич, покачиваясь в кресле. — Мальчик родился, богатырь…

Сержант Перепелкин был страшно зол. Он не собирался идти на мировую, как старый музыкант к нему ни подлизывался. Сержант круто развернулся к своей машине и со словами: «Ничего не знаю, родила, не родила, пусть тоже едет в отделение…» — уже было протянул руку к водительской дверце, чтобы достать из салона рацию, когда вдали послышался смутно знакомый высокий голос с характерными интонациями:

— И чито это нас никто не встречает? К вам тут мама приехала, а вы как будто и не рады совсем…

От автобусной остановки к дому Макса направлялась дородная дама в кримпленовом брючном костюме насыщенного желтого цвета, отделанного малахитовыми пуговицами размером с мельничный жернов. Черноволосую голову украшала кокетливо заломленная набок широкополая красная шляпа с зеленой лентой, пущенной по высокой тулье. Руки дамы были затянуты в перчатки в тон шляпы. Гулким стуком разносились по округе шлепки резиновых сланцев о ее пятки.

В руках мадам тащила по чемодану. К тому чемодану, что побольше, была привязана сетчатая авоська. Из авоськи, вульгарно вытянув ногу в сторону, торчала завернутая в газету вареная курица.

Толик присвистнул и медленно опустился на складной стульчик. Хотя друг Аллы никогда и не видел Симиной матушки, думаю, он понял все.

Дело в том, что справа от нарядной дамы вышагивала девица, как две капли воды похожая на даму, — светофор, только значительно моложе. На девице красовался ярко-розовый велюровый спортивный костюмчик с отороченным серебром капюшоном, который очень шел к ее черным густым волосам. «Christian Dior» — гласила надпись на выдающейся девичьей груди.

У молодухи на плече болталась здоровенная дорожная сумка, а на руке — Василек Со Свалки. Галантно придерживая девицу за локоток, он пылил по дороге армейскими ботинками и беззаботно улыбался щербатым ртом, волоча за собой еще парочку чемоданов. А следом за ними, к немалому моему удивлению, брела по-прежнему пузатая Сима. Любимый сделал страдальческое лицо и протянул, глядя на меня:

— Вот те-е ра-аз! А где же мальчик? Богатырь?

Все взгляды устремились на Симу, и в них открыто читалось недоумение.

— Хто сказал мальчик? — встрепенулась мадам Финкель. — Почему мальчик? Мы таки ждем девочку… И потом, на седьмом месяце мало кому удавалось как следует родить…

Мне оставалось только беспомощно развести руками. Вот уж не думала, что на седьмом месяце бывают такие необъятные животы…

— Кишечная колика у меня была… — важно пояснила Сима, сгоняя со стула Толика. — Мине Юрочка Игоревич так сказал. Много, сказал, картошки ем, от нее и колика. Перестаньте-ка, говорит.

— В смысле перистальтика, — поправила ее медицински подкованная младшая сестра.

Мадам Финкель поставила в дорожную пыль чемоданы, кокетливо поправила шляпу и улыбнулась Васильку Со Свалки:

— Но это даже хорошо, что Симе кололо кишечник. Кохда мы ехали в больницу за Симой, по пути нам-таки встретился жених для Розы.

Наш бывший сторож окинул присутствующих насмешливым взглядом, а его спутница потупила глазки.

— Ну уж прямо сразу и жених, — смущенно произнесла девица.

— Роза, кохда что-то ховоришь, ты думай уже! — рассердилась мадам Финкель. — Тебе же русским языком сказано — у человека свой овощной бизнес! Можно подумать, к тебе каждый день овощные махнаты с московской пропиской сватаются…

Дама в желтом сказала «здрассти» каждому в отдельности, включая оторопевшего участкового, который лишь потрясенно кивнул, не отрывая взгляда от Розочки, на обширном заду которой было теми же самыми серебряными буквами выведено «Super girl».

Василек учтиво помог Симе подняться со стула, куда она уже успела присесть, и они прошествовали в дом. Сержант Перепелкин, оторвав зачарованный взгляд от калитки, за которой скрылись родственники Макса, как видно, передумал задерживать всех разом и пробормотал:

— То родила, то не родила, вас не поймешь… Как вы меня достали с вашими штучками… Завтра жду у себя вот этого, с бородой, который допустил безобразие…

Он повернулся к Вадиму, кинул на него свирепый взгляд и сквозь зубы процедил:

— Попробуй только не приехать.

И, взметнув в небо столб пыли, сержант умчался в свой околоток, оставив «шанхайских» жителей в состоянии тяжкого раздумья. О чем думали мои соседи, я не знаю, но только Галка, подозрительно глядя на меня, сделала догадливое лицо и спросила:

— А может, с деньгами вышло так же, как и с Симиным мальчиком?

Все тут же загалдели:

— Говори честно, Ринка, куда деньги дела… Может, сунула по рассеянности куда в другое место да и позабыла?

И, что самое обидное, тот же вопрос я читала и в глазах любимого…

— Да не было в подвале денег, — вдруг раздался искаженный зевком мужской голос. — Я их еще раньше потерял…

* * *

Это на крыльцо Галкиного дома вышел потерпевший Гадованюк, оттаявший и посвежевший. Он проспался, умылся и теперь предстал перед обитателями «Шанхая» во всей своей красе. Лицо его было мужественно, нос прям, рот узок и тверд, как лезвие бритвы, а подбородок, поросший многодневной щетиной, выдавался вперед, что твой сапог. Вот только глаза немного подгуляли — какие-то блеклые, маленькие и сильно запавшие под прекрасно развитыми надбровными дугами. Гадованюк обрядился в тренировочный костюм Славика, который пришелся ему как раз впору. Было просто удивительно, как такой бычок-трехлеток умудрился пролезть в мышиную щель, об которую даже я, упорно худевшая целый год, ободрала все бока. Я еще раз взглянула на неотразимого Эдуарда и про себя решила, что ни за что не прельстилась бы его мужской красотой. Было в нем что-то глубоко мне противное.

Полюбовавшись на спасенного, я обличительно прищурилась и спросила:

— А что же тогда утащил из погреба призрак в халате, когда сбежал от меня через лаз? Я видела, это был большой пакет с эмблемой «Ашана», и в нем явственно что-то шуршало…

— Ну да, шуршало, — покладисто согласился объект моей критики. И пояснил: — Я в погребе целую бочку старых советских детективов нашел, листики из книжек надергал и пакет ими набил, чтобы было на что голову положить. Подушечку себе соорудил, понимаете?

Михаил оживился и произнес:

— Пакет со страницами детективов? Очень даже может быть… Я как раз пустые обложки в углу видел…

— Да-а, чувствую я, пропали денежки, — грустно сказал Гадованюк.

— И где же ты их потерял? — недоверчиво поинтересовался Толик.

Спасенный потянулся, хрустнув суставами, снова зевнул во всю пасть и закончил:

— Слушайте, дайте чего-нибудь пожевать, а я постараюсь вспомнить, где мог их посеять…

На проспект Финкелей вышли Розочка и Василек. Важно катя перед собой коляску с Иосифом, они стали чинно прогуливаться туда-сюда, объезжая Симу, устроившуюся на своем обычном месте. Пока Галка кормила найденыша, весь «шанхайский» бомонд перебрался к ней в дом. Сидели на кухне, которая по совместительству выполняла роль гостиной.

— Да говорю же вам, что я вместе с деньгами из машины выпрыгнул, — отмахивался от назойливых собеседников сытый Эдуард. — А когда бежал от похитителей, то просто-напросто прихватил пакет со жратвой. Да нет, никакие это были не деньги… А я почем знаю, куда деньги делись… Зачем тогда к груди прижимал? Да кто ж знал, как дело обернется… Мне эти соки и нарезки, можно сказать, жизнь спасли! И вообще, я пьяный был, что же вы от меня хотите…

— Вы что, Эдуард, не понимаете, вашу жену из-за этих денег из квартиры выгоняют, — подала голос я. — И вас, выходит, тоже.

— Да-а, нехорошо получилось, — призадумался Гадованюк.

— А откуда в погребе взялись советские детективы? — полюбопытствовала Алла.

Эдуард кинул оценивающий взгляд на сестру Макса и любезно пояснил:

— Да там три бочки этих книг стояло. Наверное, хозяевам они были особо не нужны, но и выкинуть рука не поднималась. Вот хозяева и сложили их в бочки и спустили в погреб, где макулатура не будет мешать. А чтобы совсем не задубеть, я выложил книгами полки на манер лежанки. А потом из пакета сырокопченые нарезки вытряхнул, придумал страничек надергать и как подушку под голову подложить… Опять пригодился пакетик-то…

Я пристроилась на свободное место между Янкой и Диной и наблюдала за Эдуардом. Пострадавший ну никак не выглядел страдающим. Он развалился на стуле и ковырял в зубе спичкой.

— Кстати, Эдик, ты запомнил, в каком именно месте ты совершил свой дерзкий прыжок из машины? — оборачиваясь к разомлевшему Гадованюку, спросил Толик.

Алкин друг сидел рядом с Галкиным Михаилом и о чем-то все время с ним переговаривался. То и дело сквозь тихий шепот слышались отдельные фразы: «Я думаю, можно попробовать…», «Да нет, ничего не выйдет, только время зря терять…»

— Да вы что, мужики, обалдели, что ли? — обиделся Эдуард. — Я в тот момент имя свое с трудом помнил, а вы говорите — место…

— Ну что ж, — задумчиво протянул Вадим. — Есть только один способ попробовать разыскать мешок с деньгами.

Любимый выдержал томительную паузу и, отвечая на вопрос, застывший в устремленных на него со всех сторон взглядах, закончил:

— Спросить про место побега у Гриши…

* * *

— Где выпрыгнул из машины? — хлопая близорукими глазами за толстыми стеклами очков, растерянно переспросил Григорий.

На наш требовательный стук он слегка приоткрыл дверь и боязливо высунул голову в образовавшуюся щелку. Но, как человек неглупый, быстро уяснил для себя, что репрессии за давешнее преступление ему не грозят, осмелел и даже вышел на крыльцо, стрельнув у Вадьки сигаретку.

Докурив и окончательно убедившись в миролюбивом настрое окружающих, в том числе и Гадованюка, уселся в свою старенькую «шестерку» и радушно пригласил желающих ознакомиться с местом героического прыжка пленника. В «Жигули» набились Толик, Михаил, Вадька и я. Гадованюк ехать с Гришей не захотел, а предпочел более продвинутый «УАЗ Патриот», на котором по местам его боевой славы собирался проехаться Славик. Помимо Эдуарда Славик затолкал к себе в машину всех остальных жителей «Шанхая», проявивших интерес к операции по розыску денег. Вновь прибывших родственников Макса принять участие в поездке не пригласили, хотя Василек и Роза делали всяческие намеки. Так, цугом в две машины, и двинулись к памятной обочине.

Чем ближе мы подъезжали к месту, тем отчетливее я понимала, куда мы едем. Потому что Гриша, то и дело оборачиваясь на Толика, пояснял, что овраг тот он запомнил очень хорошо, мимо не проскочит… Приметный такой овраг, в форме лабораторной кюветы… Плита там еще бетонная и камни навалены. Ну это для наукообразного Григория овраг имеет форму кюветы, а я-то знала, что он больше всего напоминает тазик…

Так оно и вышло. Гриша прижался к обочине как раз в том месте, где водитель с белорусскими номерами вытянул нас с Янкой и малышами из западни, в которую мы по глупости угодили. Бетонная плита с раскиданными вокруг валунами тоже оказалась на месте. При свете дня выяснилось, что она выполняет функцию рекламного щита некой дизайнерской фирмы «Старленд», а валуны — выставленные на продажу элементы ландшафтного дизайна.

— О, точно, это здесь! — обрадовался Григорий, выбираясь из машины.

Я тоже вышла на свежий воздух и стала вспоминать, как все было. Вот наша машинка ласточкой слетела с шоссе, вот проскакала галопом по практически отвесному склону, вот каким-то чудом затормозила у бетонной плиты… Смешные потуги выбраться из оврага самостоятельно… Решительно настроенный кавказский мужчина, который в ходе спасательной операции едва не угробил меня, машину и детей… А потом поиски троса с вываливанием провианта из багажника… Провианта… А ведь мы тоже делали закупки в «Ашане»… И пакеты у нас тоже лежали в багажнике большие, крепкие, белые, с эмблемой-птичкой и красно-зеленой надписью «Ашан»… А что, если…

— Гриша! — что есть мочи заорала я. — Гриша! Во сколько Эдуард сиганул из машины?

Парень перестал разгребать руками траву на дне оврага, что, как в песне, была по пояс, удивленно поднял голову и, щурясь на солнце сквозь стекла очков, прокричал в ответ:

— Около половины двенадцатого ночи, а что?

Так, около половины двенадцатого… А мы ковырялись на этом же самом месте значительно позже… И вполне могли прихватить пакет Гадованюка вместе со своими мешками… Так, спокойно. Это еще не факт, а только гипотеза… Пока о своих предположениях никому говорить не буду, а вот если ничего не найдут, тогда и скажу…

Обратно, рассевшись по машинам, ехали теми же экипажами.

— Да заливает этот Эдуард, что вместе с деньгами выпрыгнул, — раздраженно говорил Михаил, поглядывая в окно. — Может, и денег-то никаких не было…

— Нет, были, Ксюшка сама видела… — заверил Гриша.

— А я знаю, где эти деньги могут быть… — небрежно заметила я.

И, наслаждаясь эффектом, помолчала, слушая, как мужчины наперебой выпытывают потайное место, а потом спокойно так сказала:

— Я уверена на девяносто девять процентов, что они вместе с мусором лежат в нашем сарае.

* * *

— Это почему же ты так уверена? — ехидно поинтересовался любимый. — Тебе сон был, что ли?

— Смейся-смейся, вот приедем, и сам увидишь, — не обиделась я.

— Слушайте, а если Ринка права, давайте Гадованюку об этом не скажем, — шепотом заговорщика предложил Григорий. — А деньги между собой поделим. По-честному…

Видимо, близость желанного куша вселила в старшего научного сотрудника новые надежды на квартиру. Окрыленный, он поглядывал в зеркало заднего вида то на меня, то на Вадьку, то на Толика. С Михаила, что сидел на пассажирском сиденье справа от водителя, Гриша не сводил глаз все остальное время.

Вадька недовольно поерзал на продавленных подушках и ворчливо сказал:

— Ты за дорогой лучше следи, киднеппер хренов… Мало тебе приключений на голову свалилось? Хочется усилить впечатления?

Михаил и Толик молчали, о чем-то напряженно задумавшись. Наверное, прикидывали все «за» и «против» делового предложения водителя. Я же считала, что Вадька прав и нельзя забирать у человека то, что ему даже не принадлежит, а напротив, требует, во избежание крупных неприятностей, немедленного возврата на фирму.

И, едва «Жигули» Григория затормозили у нашей калитки, все пассажиры «шестерки» выбрались из машины и бегом кинулись к сараю.

— Эй, Толик, ты куда? — заволновалась Алла, почти на ходу выпрыгивая из «УАЗа» и зорко вглядываясь в удаляющуюся спину любимого мужчины.

Но Толик не ответил на вопрос подруги. Впрочем, как и Михаил оставил без внимания тревожный вопль Галины, которая, оттолкнув Аллу, тут же устремилась вслед за приятелем. Первым сарая достиг Вадька. Все-таки два метра роста и длиннющие ноги давали ему в легкоатлетических дисциплинах существенное преимущество.

Любимый распахнул дверцу сарая, отшатнулся в сторону от окатившей его волны химического зловония, но совладал с собой и, нагнувшись, выудил из-за старой панцирной сетки один за другим три белых пакета с птичкой. Разворошил первый и с разочарованной миной отбросил его за спину, чуть не угодив в нетерпеливо переминающихся с ноги на ногу Толика, Гришу, Михаила и Галку. Галка теребила своего приятеля и требовала объяснить, что здесь происходит и почему все стоят у вонючего сарая и с таким любопытством курочат пакеты с мусором.

Но мужик только отмахивался от подруги, которая мешала смотреть, что же там, в оставшихся мешках. А Вадим между тем раздраконивал второй сверток. В нем скопились консервные банки, стеклянные пузырьки от лекарств и какие-то ржавые, диковинной формы обломки не то от детского автомобиля, не то от всамделишного автомата.

А вот в третьем пакете, пухлом и шуршащем, оказались пятитысячные и тысячерублевые купюры, как попало напиханные в его белое нутро. Вадим смахнул ладонью мусор с крыльца сарая и высыпал содержимое пакета на плохо струганные доски. Денежная масса, подозрительно звякнув, неопрятной кучкой рассыпалась по крыльцу.

Сумму, не посчитав, назвать было затруднительно, но и навскидку было видно, что она довольно внушительная. Банкноты оказались щедро пересыпаны битым бутылочным стеклом. Самый крупный осколок с уцелевшей этикеткой информировал, что бутылка некогда хранила в себе благороднейший коньяк «Хеннесси».

— Оба-на! — присвистнул Толик, радостно глядя на копи царя Соломона, вываленные на приступочку сарая. — Интересно, это сколько же здесь будет?

А к нам уже спешили пассажиры второго экипажа. Бежала по участку Алла, перепрыгивая через грядки с укропом, вскачь неслась Янка, за ней поспевали Дина и Славик. Замыкал движение сам виновник переполоха, вальяжной походкой неторопливо направляясь вслед за остальными.

— Вот они, мои денежки, — удовлетворенно сказал Эдуард, принимая у Вадьки из рук белый пакет, вытряхивая из него прямо на землю осколки и небрежно запихивая банкноты обратно. — Устал я что-то, пойду прилягу…

И Гадованюк, обогнув Василька, гуляющего по проспекту с Йосей в коляске, направился к Галкиному дому. Бросив пакет с деньгами на крыльце, он распахнул дверь и скрылся в прихожей.

Галка удивленно пожала плечами и, глянув на Михаила, протянула:

— Ну и что мне, Миш, теперь делать, на крылечке, что ли, ночевать, чтобы Эдикову наличность не поперли?

— Ну да, еще чего, — откликнулся ее друг. — Из принципа мешок не трогай. А сопрут, сам будет виноват — нечего сумки с деньгами разбрасывать где попало…

* * *

Симе не спалось — беспокоила тяжесть в животе и нехорошие предчувствия. Нехорошие предчувствия исходили из той самой комнаты, где поселился Розочкин жених, а тяжесть в животе — от невнимания к советам врача из санчасти. Ведь просил же гинеколог Юрий Игоревич картошки поменьше есть. Особенно на ночь. Сима остановившимся взглядом смотрела в низкий потолок и гадала: чем же мадам Финкель так понравился этот картофельный аферист? Уж кто-кто, а Сима-то знала, что картошка у овощного магната далеко не класса «люкс».

И надо же было Розочке с матушкой выйти на две остановки раньше, у районной свалки! А около этой свалки как раз прохаживался эдаким Рэмбо хамоватый Василек в невозможно прекрасных натовских ботинках. Розочка молоденькая, мало видела, мало знает, что ей еще надо — наглые глаза да спущенные чуть не до колен штаны цвета хаки. А если ко всему этому великолепию прибавить еще наличие татуировки на плече и московской прописки в паспорте… И мадам Финкель, лишь только заметила интерес в глазах Розочки, тут же кинулась к фланирующему по остановке плейбою.

— Я, конечно, очень извиняюсь, — не доходя двух метров до собеседника, прокричала матушка Розочки, призывно махая рукой в красной перчатке. — Но вот вы мне скажите: гиде здесь больница?

Василек не растерялся, тут же завязал разговор, и за Симой в стационар они прибыли уже втроем. И это после того, как Сима проделала огромную подготовительную работу и практически заочно склонила к женитьбе на своей сестре апатичного гинеколога! И ведь одна только Сима знает, чего ей это стоило. И вот, когда дело было уже на мази, заявляются мамаша с Розочкой и с этим рахитичным морским пехотинцем в кельтских татуировках. Чего уж он дорогой успел наплести матушке, неизвестно, но только та, увидев понурого гинеколога, ожидающего у двери приемного покоя своей участи, рассмеялась Юрию Игоревичу в лицо и, сказав: «Моя дочь — не вашего поля ягода», фамильярно хлопнула его по плечу перчатками и гордо выплыла из санчасти.

Перед сном она было пробовала жаловаться Максу, но тот только усмехнулся и пошел к себе на второй этаж. Йосю он оставил ей, Симе, что было совсем уж вопиющей несправедливостью. Маленький Йося не спал, ворочался с боку на бок. Ворочалась и Сима. И вдруг женщина услышала шаги. Сима привстала на локте и, оттянув глаз к виску, чтобы лучше видеть, стала наблюдать в щелку между дверью и косяком.

Вот шаги приблизились, и в неярком свете ночника, что горел в прихожей, мелькнул ярко-розовый костюм. «Розочка!» — удивилась Сима. Интересно, куда это сестрица собралась посреди ночи? Если бы не пустые хлопоты с Юрием Игоревичем, врачом из санчасти, может быть, Сима и поленилась бы подниматься с постели и тащиться в непроглядную темень. Но обида за отвергнутого гинеколога была свежа, Да к тому же картошка снова играла в желудке, и Сима тихонько поднялась с кровати, накинула на плечи вязаную кофту и, как была — в ночнушке и тапочках, двинулась вслед за сестрой.

Впереди мелькнула надпись «Super girl», и Сима прибавила шагу. Отделанный серебром капюшон на голове Розочки маячил впереди по курсу путеводной звездой, и сбиться с дороги даже в темноте было затруднительно. Розочка крадучись вышла на улицу, тенью скользнула к дому Галины и легко взбежала на крыльцо. Воровато оглянулась по сторонам и сцапала мешок с гадованюковскими деньгами. Прижимая целлофановый пакет к животу, перемахнула через перила террасы и устремилась к калитке.

И тут же вторая тень выскочила из кустов и метнулась Розе наперерез. Сима охнула и со всех ног бросилась на помощь сестре. Розочка уже вовсю боролась с напавшим на нее неизвестным. Она вцепилась в пакет с деньгами мертвой хваткой и ни за что не хотела выпускать его из рук, но и противник ее тоже был не промах. Он тянул мешок в свою сторону, приговаривая:

— Отдай деньги, сволочь! Не было такого уговора… Хотели ведь поровну поделить…

Сима вгляделась в фигуру нападавшего, признала Ивана Аркадьевича и удивилась, о чем это он? Когда это старый меломан успел договориться с Розочкой, которую, насколько Сима знала, сосед видел сегодня первый раз в жизни? Но тут сестрица Розочка, размахивая кулаками, принялась наскакивать на хилого дедка. Ловкий выпад, и кулак пришелся в челюсть старику. Он вскрикнул и упал на траву. Но Роза не унималась. Как видно, она решила добить врага окончательно.

Занесла ногу над распростертой фигурой и уже изготовилась обрушить сокрушительный удар на его беззащитную голову, но Сима не дала сестре сделать роковой шаг. В последний момент беременная женщина бросилась к Розе и, ухватив ее за плечи, рванула на себя. Капюшон спал, и перед взволнованной Симой предстало перекошенное от ярости лицо с длинными грязными волосами и щетинистым подбородком.

Василек Со Свалки, сверкнув под луной серебряным капюшоном, бросился бежать. Но Сима, не обращая внимания на свое интересное положение, по инерции вцепилась в пакет с деньгами и волочилась за разъяренным мужиком, пока ей на помощь не подоспели выскочившие из своего дома Ксюша и ее муж Григорий. Василек отпустил пакет и бросился к забору. Он уже занес ногу, чтобы легко перемахнуть через преграду, как Иван Аркадьевич, поднявшись с травы, выпрямился и закричал:

— Держите его, это убийца! Это он убил Валентина Кузьмича и Люсеньку!

* * *

Михаил, который выбежал из дома еще раньше, гирей повис на плечах злодея и с силой отодрал его от забора, через который тот практически уже перелез. Василек Со Свалки, сквернословя и отплевываясь, очень неохотно дал связать себе руки Галкиными капроновыми колготками, которые сушились здесь же, на террасе.

И только после того, как негодяй был схвачен и обезврежен, на крылечко вышел заспанный Эдуард.

— Что за шум, а драки нет? — позевывая, спросил главный виновник происшествия, переводя взгляд со связанного Василька в розовом девичьем костюме на возбужденно подпрыгивающего Ивана Аркадьевича, с Ивана Аркадьевича на присевшую у забора Симу, баюкающую свой живот, и обратно на Василька.

— Ваня, береги сердце, в нашем возрасте нельзя волноваться… — выкрикнула Виолетта, высунувшись из своего окна.

Алла и я тоже торчали в окнах своих домов и наблюдали сцену задержания преступника со стороны, не рискуя вступать в боевые действия.

А вот Вадька в задержании как раз принимал самое деятельное участие. Они вместе с Толиком курили у забора и давали Михаилу, Славику и Галке практические советы, как лучше вязать задержанного. Тут же крутились Янка и Дина, громко удивляясь происходящему. Макс высунулся из освещенного окна второго этажа и, не увидев ничего для себя интересного, скрылся обратно.

А затем на улицу вышли мадам Финкель и Розочка. Девушка тревожно всматривалась в даль, как будто кого-то искала глазами, и запахивала на пышной груди то и дело разъезжающийся стеганый халатик.

— Сима, чито тебе так поздно понадобилось у соседей? — тревожно воскликнула мадам Финкель. — И зачем ты дала Василию надеть Розочкин костюм? Это хороший костюм, его надо беречь. Он очень даже просто может растянуться на мужских плечах…

— Это не я, это ваш овощной магнат пошел-таки деньги воровать, а я его случайно с Розой перепутала, — испуганно глядя на мать, оправдывалась Сима.

— Да, да, деньги воровал, а я, заметьте, поймал его и остановил, — радостно подхватил Иван Аркадьевич. — Я за Василием с вечера следил, я знал, что так и будет! Слава богу, вовремя успел! Ведь это редкий мерзавец. Это он, Василий, убил Люсеньку. Знаете, четыре года назад я случайно увидел, как он ткнул Люсю Володину через забор шампуром в спину, сразу никому не сказал — испугался, а этот негодяй мне потом каждое лето угрожал. Что я пережил, вы себе представить не можете…

Галка пнула лежащего на земле Василька мыском домашнего тапочка, в которых торопясь выскочила на улицу, и сурово спросила:

— Ты за что Люську убил?

Василек лишь презрительно сплюнул разбитыми губами и отвечать не стал.

Зато вместо него ситуацию снова прояснил возбужденный до крайности Иван Аркадьевич.

— А я вам скажу, за что… — подпрыгнул он на месте, всплеснув руками.

— Ваня, ты только не волнуйся! — снова крикнула из окна Виолетта Петровна.

— Ах оставьте, Виолетта Петровна, — отмахнулся дед, сверкая глазами. — Василек подбивал Сережу Володина деньги в его бизнес вложить. Сначала Василий хотел корову купить, потом — арендовать картофельное поле и засеять его картошкой, а последний его проект был мусороперерабатывающий цех на свалке организовать. И даже вроде бы с Людмилиным мужем они обо всем договорились, Сережа машину свою продал, а когда вот этот гад пришел к Володиным за деньгами, Людмила его возьми и выпроводи. Сказала, мол, сам не знаешь, на что тебе денег надо, а значит, все пропьешь. В общем, не дали они ему ни копейки, а решили добавить небольшую сумму и новую машину купить. Это Люся мужа отговорила, а Сережа бы дал, добрая душа…

Задержанный завозился на траве и, повернув к деду лицо, со злобным смешком прохрипел:

— Я ей тогда еще, стерве, говорил — кровавыми слезами умоешься, тварь…

Иван Аркадьевич трусливо отпрыгнул назад и, косясь на скрученного Василька, снова зачастил:

— Вот видите, какой это изверг рода человеческого… От такого чего хочешь ожидать можно… Столько лет я жил в страхе… Боялся ведь я его больше всего на свете. И надо же, такое ужасное совпадение! Когда Гриша миллионера похищенного привез, этот негодяй как раз гужевался в пустом доме Володиных. Деньги Сережины за проданную машину искал. И надо было этому Гадованюку укрыться в погребе Володиных… Мы попали к злодею в лапы! Вы не поверите, но он нас шантажировал! Бродил по дому в халате Людмилы с черным чулком на физиономии и делал вид, что сторожит пленника. А то бы мы без него не справились… Хотел половину денег Гадованюка себе заграбастать, а когда дотошный Кузьмич нашел паспорт, который наш миллионер обронил, прирезал Кузьмича, не поморщился. Так что давайте запрем преступника в сарае, а утром доставим к участковому.

— Надо же, какая у вас тут жизнь интересная, — завистливо протянул Эдуард, облокотившись на перила террасы Галкиного дома.

Вдруг Сима, продолжавшая сидеть на корточках и слушать откровения меломана, охнула, с трудом поднялась и, придерживаясь за забор, доковыляла до машины Славика.

— Вадь, посмотри, что там с Симой? — заметив состояние беременной соседки, крикнула из окна я.

— Галь, посмотри, что с Симой? — тут же переадресовал просьбу любимый, прикуривая новую сигарету.

Галина оставила Василька в покое, а сама побежала к начавшей сползать по забору жене Макса.

Мадам Финкель сорвалась с места и тоже устремилась к дочери. Роза торопливо пошла за матерью, но направление взяла не к беременной сестре, а к Васильку.

— Что ж ты, подлец, меня в заблуждение ввел? — истерично закричала девушка, замахиваясь на свою недавнюю любовь. — Тоже мне — прынц с помойки выискался! Овощной король… Проходимец, вот кто ты!

— И не говори. Роза, жулик и есть… — рассеянно поддакнула мадам Финкель, помогая Симе подняться на ноги. — Мне таки кажется, что Симе снова что-то там колет в желудке. Делать нечего, везите нас опять в эту вашу санчасть.

Пока Янка и Дина охали да ахали над рассказом Ивана Аркадьевича, который продолжал хорохориться, живописуя свой героизм, Михаил крепко затянул колготочные узлы на руках нашего пленника и довольно бесцеремонно загнал Василька Со Свалки в сарай, после чего запер дверь на ржавый висячий замок. Славик и Галина тем временем усаживали Симу и ее матушку во вместительный «УАЗ Патриот».

— Розочка, на что тебе тот шаромыжник? — видя злые слезы на глазах младшей дочери, прокричала из салона машины мадам Финкель. — Ты только посмотри на него, какой с него махнат? Так, мелкий жулик. Даже не бандит. Я бы поняла, как да. Таки нет…

И, понизив голос, добавила:

— Я советовала бы тебе присмотреться к Эдуарду. Только это утром, а сейчас иди в дом, ложись спать.

— И без ваших советов обойдусь, — сердито сказала девушка на выданье. — Может, мне тот, что с машиной, больше понравился? Может, я всю жизнь на бордовом авто мечтала ездить?

И Роза, нервно запахнув халат на пышной груди, с достоинством развернулась и двинулась по проспекту Финкелей в обратную от «УАЗа» сторону. Я выскочила из дома, куда бегала за бумагами, быстренько открыла заднюю дверь автомобиля и еле успела сунуть Симе в руки ее паспорт и обменную карту. На всякий случай, может, пригодится…

* * *

Под утро Славик вернулся из Заволжска один, оставив Симу и ее матушку в больнице. Он проверил замки на сарае и, успокоенный, лег спать. А утром весь «Шанхай» ждало новое потрясение. Как только Галкин зять, как следует выспавшись, отпер дверь сарая, собираясь доставить задержанного в отделение милиции, на него выпрыгнул Василек, сшиб парня с ног и ярко-розовой кометой с невероятной скоростью понесся в сторону шоссе.

— Лови его, мужики! — поднимаясь с земли, закричал Славик.

Но куда там! Хоть и со связанными за спиной руками, убийца бежал так, что только пятки сверкали.

До обеда только и разговоров было, что о дерзком побеге Василька. Сначала в отделении милиции с участковым Перепелкиным об этом два часа беседовали, рассказывая про давнишнее убийство Людмилы Володиной и объясняя нынешнюю внезапную смерть Валентина Кузьмича лютым нравом злодея Василька. Ивана же Аркадьевича мы выгораживали как могли. И, что удивительно, сержант Перепелкин был к нему неожиданно лоялен. Он смотрел на старика мечтательным взглядом затуманенных глаз и только повторял: «Ах, как нехорошо… Ах, как несознательно с вашей стороны…». И знай себе поглядывал в окно.

Когда вернулись в дачный поселок, тоже продолжали говорить про вероломство нашего бывшего сторожа. Розочки с нами не было — она осталась у райотдела милиции домывать машину Перепелкина. Сестра Симы, уж не знаю зачем, отправилась к участковому вместе с нами. Ее черное в обтяжку платье с глубоким декольте было вызывающе роскошно и предназначалось явно для самых что ни на есть торжественных случаев вроде респектабельных похорон или похода в театр. Однако, заметив во дворе ОВД сержанта, неумело размазывающего грязь по вишневым поцарапанным бокам «девятки», девица не выдержала и, не дожидаясь окончательной остановки автомобиля, выскочила из «УАЗа» и побежала к участковому.

— Ну и что вы такое делаете? — тигрицей набросилась она на задумчивого сержанта. — Кто ж так моет? Только грязь развозите…

Обернувшись на голос, Перепелкин расцвел улыбкой.

— Это вы? А я о вас только что вспоминал… — мигом отбросив задумчивость, обрадовался он.

Розочка сделала вид, что не расслышала комплимента, и раздраженно проворчала, забирая из рук у милиционера губку и бережно стирая ею пыль с капота машины:

— Дайте-ка я… Вот как надо…

Мы уже закончили общаться с участковым и столпились у своих машин, собираясь ехать обратно, а Розочка, эффектно выгнув спину и отставив в сторону ножку, все еще водила губкой по багажнику «девятки».

— Вы меня не ждите, я позже приеду, — категорично заявила она, косясь на окошко сержантского кабинета.

Так и получилось, что в поселок мы вернулись без Розочки.

— Ну что, друзья, — глядя на радостный блеск в глазах Аллы и Толика, которые с неожиданной для себя легкостью отделались от докучливых родственников, выступил вперед Гадованюк, — может, отметим счастливое избавление от всех наших неприятностей? Вон у меня мошна какая… Тысячей больше, тысячей меньше — кто там считать будет…

Эдик весело оглядел цвет «Шанхая», что толпился на проспекте Финкелей, и, потрясая пакетом, задорно крикнул:

— Ну, кто со мною за провизией?

Я заметила, что на даче как-то легко и помногу пьется. Видимо, на отдыхе человек старается компенсировать все то, что недобрал во время трудовых будней. И вот в сопровождении Славика обладатель приличной суммы денег, правда, не своих, отправился в поселок и, нагрузив «УАЗ» под завязку деликатесами и спиртным, вернулся в «Шанхай», праздновать нашу нечаянную радость.

Виолетта Петровна приглашение Эдуарда отклонила и, сославшись на занятость, собрата к себе всех детей с окрестных участков. Пережившая новое духовное рождение, бабушка Вовки стала репе тировать с малышами «Кошкин дом» в собственной постановке. А нам с Галиной сделала строгий выговор, ибо, как каждый пьяница в завязке, старушка сделалась совершенно нетерпима к алкоголю. Семейство Зипуновых тоже отказалось принять участие в застолье, но уже из этических соображений. Действительно, как же можно гулять вместе с похищенным тобою человеком да еще на деньги, которые недавно пытался у него отнять?

Остальные обитатели «Шанхая» к вечеру собрались у Галки. Эдуард, как спонсор мероприятия, уселся во главе стола и ни с того ни с сего, то и дело поглядывая на Дину, стал расспрашивать Макса о его творчестве.

— А ведь ты, Максим, — как бы между прочим обратился он к автору романа о красноглазых карликах, — талантлив… Я бы даже сказал — чертовски талантлив. И, не побоюсь этого слова, самобытен… Я тут читал некоторые страницы твоей рукописи…

— Это когда же ты успел? — не поверил засмущавшийся автор.

Гадованюк значительно посмотрел на Дину и, сделав вид, что отвечает крайне неохотно, проговорил:

— Да заглянул тут на минутку к Аллочке… Вот и увидел рукопись.

На притихшую Алку тут же с открытой неприязнью посмотрели двое — Динка и Толик. И только Максим взглянул с благодарностью. Он страшно любил, когда проявляли интерес к его писанине. Пусть даже через его сестру. А Эдуард, развалившись на стуле и неторопливо закусывая, хорошо поставленным голосом публичного оратора вещал:

— Только вот простора тебе не хватает. Широты. Ты же творческий человек… Ты не можешь сидеть в клетке. Ты, как птица, должен выйти на простор, расправить крылья и устремиться в полет… А если на ногах твоих гири… Да, кстати, какое отношение к тебе имеет та усатая женщина, которую ночью отвезли в роддом?

Макс зарделся и застенчиво признался, что это Сима, его жена. И у них есть сын Йося… А скоро родится второй малыш, которого, скорее всего, назовут Валентином, как погибшего соседа. Чтобы не нарушать равновесия…

По лицу Эдуарда было заметно, что он не очень понимает, какое отношение погибший сосед имеет к новорожденному сыну Макса, но вслух он этого не сказал, а лишь с пониманием кивнул головой и, сделав рукой утвердительный жест, как будто гвоздь забил в стену, проникновенным голосом подвел итог:

— Вот! Вот эти оковы и мешают лететь тебе вольным соколом!

При всем моем неоднозначном отношении к господину Гадованюку следовало признать, что говорил он красиво. Но это не помешало мне пристально посмотреть на краснобая и заметить:

— Эдуард, а как быть с тем, что Сима с риском для жизни отобрала у преступника твои деньги? Которые ты сам, кстати говоря, небрежно бросил на крылечке…

— Не суть, — махнул рукой Гадованюк и продолжал говорить.

Красиво и убедительно. Прямо как Ленин с броневика на Финском вокзале выкладывал перед рабочими свои апрельские тезисы. Ясное дело, чтобы учинить революцию, надо обладать как минимум ораторским талантом. Вот и сегодняшний оратор обладал, несомненно, подобным божественным даром.

— Зачем орлу жирная курица? — потрясая вилкой, патетически вопрошал Эдуард. — Зачем горному потоку утлая ладья? Они только тянут свободного на океанских просторах дельфина на дно…

— Да меня Финкели в масоны пристроить обещали… — неуверенно промямлил Макс, попав под обаяние прирожденного артиста разговорного жанра.

Но тот, не обращая внимания на ответы собеседника, гнал свой порожняк, как выражается приятель моей дочери Костик, легко и непринужденно. Спасенный Гадованюк выступал в стиле Владимира Вольфовича Жириновского. Вопросы без ответов, слова ради слов. Видно было, что «Остапа несло»… Но несмотря на это, весь стол затаив дыхание внимал его вредоносным, обольстительным речам.

— В масоны? — небрежно переспросил Эдуард, развязно положив руку замершему Максу на плечо. — Да я тебя умоляю! Я сам тебя пристрою в масоны. У меня одна подруга есть. Роскошная блондиночка с ногами от коренных зубов. Между прочим, модель с мировым именем. Катя Ванадий, может, слышал? Так вот. Она у этих самых масонов в их мистериях Смерть… это, как его…

Гадованюк, закатив глаза, пощелкал в воздухе пальцами, подбирая нужное слово, нашел и закончил начатую фразу:

— …символизирует, вот. Знаешь, наверное, когда в масоны принимают, обряд посвящения обязательно проводят. Члены ложи надевают на нагую красавицу-блондинку черный плащ с капюшоном, дают в руки косу, и так она стоит посреди залы все испытание. Так вот. Я тебе, Максим, дам ее телефончик. Она поспособствует. Обязательно позвони, не пожалеешь… Девочка — высший класс. Бери, владей, от сердца отрываю. А то у такого орла — и жена каракатица… Куда же это годится… Я, когда в Чечне служил, такую чеченку себе завел! Что тебе рассказать… Натуральная блондинка… Ноги…

— А ты служил в Чечне? — поразилась Дина, восторженно хлопая круглыми глазами.

Рассказчик оборотил затуманенный взгляд на возбужденную собственным успехом у такого замечательного человека Дину и, перегнувшись через стол, сказал негромко, но значительно:

— Ну да, а что здесь такого? Служил. Правда, недолго. Кстати, можно тебя, Диночка, на минутку? Пойдем выйдем, я тебе Сатурн покажу…

И Дина, покорная и кроткая, как овца на заклании, встала и пошла за Гадованюком. Она, как сомнамбула, миновала Славика, который даже не сделал попытки остановить ветреную жену, что уходит с другим смотреть звезды.

Как только за парочкой закрылась дверь, на Галкиной кухне повисла гнетущая тишина.

— Да, кстати про смерть… — неуверенно, лишь бы что-то сказать, обронила Алла и со значением посмотрела на Макса. Дескать, не молчи, поддержи разговор. — Ко всем смерть приходит в черном плаще и с косой, а к мухам в трусах и с газетой…

Брат ее, не понимая намеков и не оценивая юмора, сидел, тяжело задумавшись, и остановившимся взглядом смотрел в полную тарелку. Может быть, сочинял новую главу про красноглазых карликов, а может, рассматривал возможность прибегнуть к услугам девушки-Смерти…

— А что, малыша на самом деле Валентином назовете? — подала голос сообразительная Янка. — Это имя ужасно не люблю… Особенно в мужском варианте…

Ей никто не ответил. Все смотрели на Славика. Славик был мрачнее тучи, недобро молчал и лишь сосредоточенно что-то жевал. Его челюсти, мощные, как жевательные органы бультерьера, устрашающе ходили туда-сюда.

Вдруг он отшвырнул вилку, с шумом отодвинул стул и, сказав: «Смешно про муху», устремился к двери, сметая все на своем пути. Динкин муж имел вид человека, твердо решившего нести неприятелю смерть и разрушения. И, насколько мы могли судить по грохоту, донесшемуся с улицы, свое решение он успешно воплотил в жизнь.

— Ой, Славка, что ты делаешь! — верещала на весь поселок Дина. — Да мы только Сатурн смотрели… За что, Славочка? Ты ж его убил!

В ответ раздавалось невнятное бормотание Гадованюка и грозный рык Галкиного зятя:

— Сама знаешь, за что! Быстро собирайся, домой поехали! А то щас и тебе наваляю!

Галка орлицей кинулась на улицу к дочери. Побросав приборы, выскочили на крыльцо и мы и, расталкивая друг друга, тянули шеи и норовили получше рассмотреть, что же там, в вечерних сумерках, происходит. Первое, что бросилось в глаза, это отсутствие на прежнем месте новенького забора, который совсем недавно так старательно заколачивал трудолюбивый Славик. Теперь же забор лежал на земле, а поверх длинных и ровных досок, заливая все вокруг кровью из разбитого носа, беспомощно трепыхался, как жук, перевернутый на спину, речистый Эдуард Гадованюк.

* * *

— И чтоб костюм мой немедленно вернул! — проорал, не оборачиваясь в сторону поверженного врага, Славик, брезгливо вытирая о штанину кровавый кулак.

Суровый и непреклонный, он шел к своей машине, решительно натягивая на ходу легкую куртку на могучие плечи.

— Динка, пять минут тебе на сборы! А вам, мама, — не глядя на всхлипывающую Галину, бросил через плечо зять, — я серьезно говорю: чтобы ноги этого козла здесь больше не было! Пристраиваете разную сволочь… А ты, гад, давай костюм мой снимай и бегом вали отсюда!

Последние слова относились к Гадованюку, который уже поднялся на ноги, более-менее оправился от удара и последующего падения и теперь возвращался к дому Галки, надеясь, как видно, продолжить веселый праздник. Вероятно, Эдуард думал, что разъяренный муж Дины требует свой костюм в запале, и даже стал совать Славке мятую тысячу, надеясь откупиться. Но Славик занял принципиальную позицию оскорбленного человека и упрямо стоял на своем, требуя немедленного возврата выданной напрокат одежды.

Та одежда, в которой наш граф Монте-Кристо копал свой спасительный тоннель, пришла в полную негодность, превратившись в лохмотья, и говорить о том, чтобы мужик надел свои прежние джинсы и рубашку, было просто смешно. Мне в какой-то момент даже стало жалко Гадованюка, а может, я тоже попала под обаяние его речистой натуры, и, глядя, как несчастный выходец из подземелья мелко трясется в одних трусах, в то время как Славка брезгливо несет оскверненные олимпийку и брюки к выгребной яме, я сдуру предложила:

— Вадь, а давай ему дадим твои треники? У тебя ведь вроде есть здесь запасные?

Галка тут же зыркнула на меня сердитым глазом и сладко так пропела:

— Дорогие гости, вам хозяева не надоели?

Все тут же намек поняли — не дураки ведь — и перебрались заканчивать вечер к нам в дом. Потом вернулись от Виолетты возбужденные малыши и стали рассказывать, что Алиска была Кошкой, а Бориска — дворником Василием, а бездомными котятами — Инулька и Вовка. Как здорово у них все получалось и что завтра нас ждет необыкновенный концерт…

Потом я кормила детей пюре с сосисками и огурцами и укладывала племянников спать, затем вместе с ними прилегла и, кажется, заснула сама. Последнее, что, засыпая, я слышала — это напористый баритончик нашего постояльца, который с апломбом говорил:

— Тебе сколько лет? Вот видишь, не мальчик уже. И что ты в своей жизни, кроме жены, видел?

— Да зачем мне кто-то еще? — удивлялся Вадька. — Я Ринку люблю, и никто мне больше не нужен…

— А ты откуда знаешь, что не нужен? Ведь жизнь твоя проходит, а кроме одной-единственной бабы тебе и вспомнить будет нечего… Внутренняя свобода — вот что в жизни мужчины самое главное. А ты раб привычки. Да-да, не отпирайся. То, что ты пафосно называешь любовью, — всего-навсего привычка. Оглянись вокруг, сколько их, баб этих, хороших и разных… И чем они хуже твоей Ринки? Да ничем. Только руку протяни — твои будут… А ты просто душой постарел, обленился, не хочешь ничего менять в своей затхлой, застоявшейся жизни…

Так я и заснула, не дослушав, чем закончится их спор. Но логическое завершение ночной беседы само постучало в двери нашего дома. Стук раздался где-то в шестом часу утра. Ничего спросонья не понимая, я выскочила босая и в ночнушке на крыльцо и застыла, пораженная представшей передо мной картиной.

Моя красненькая «Ауди» светила всеми возможными фарами. Все четыре дверцы были раскрыты настежь. И возле каждой кто-нибудь стоял. У водительской двери — Вадим, у передней пассажирской — Эдуард Гадованюк, у задней правой — Анатолий, у задней левой — Михаил. Чуть правее виднелась еще одна машина. Белый «Форд» с мигалкой, синими полосами и надписью «ГИБДД ДПС» на боку. И тоже с распахнутой водительской дверью. Внутри милицейской машины никого не было. Это, наверное, потому, что сам дэпээсник возвышался как раз передо мной и строго смотрел на мои голые колени. Наконец, вдоволь налюбовавшись на встревоженную даму в неглиже, то есть на меня, страж порядка на дорогах взял под козырек, профессиональным голосом представился (я от волнения не расслышала, как он отрекомендовался), а потом спросил, кивнув на красную «Ауди»:

— Ваша машина?

— Моя, — ничего не понимая, но не ожидая ничего хорошего, хрипло сказала я.

— Документики можно посмотреть?

— Конечно-конечно… А что все-таки случилось?

На мой вопрос никто не ответил. Мужчины покачивались, безвольно повиснув на дверях машины, и было заметно, что они сильно подшофе. Молчание, которое они дружно хранили, нарушила Галка, высунувшаяся из окна своей спальни.

— Миша, ты где был? — прокричала соседка.

Но Михаил демонстративно проигнорировал вопрос подруги. Мало того, даже головы в ее сторону не повернул. Он так и продолжал мерно покачиваться на дверце машины, освещая предрассветную темноту бессмысленной улыбкой. Зато на вопрос Галины ответил сотрудник ДПС, принимая у меня из рук права и при свете тусклого террасного фонаря внимательно вчитываясь в пластиковую карточку.

— Эти граждане, — охотно взялся разъяснять он, то и дело поднимая на меня глаза От документа, — эти граждане выезжали с территории базы отдыха «Волжанка», где проводили время в сауне с местными девицами определенного рода. Девиц они, как настоящие джентльмены, взялись развезти по домам, хотя сами по состоянию здоровья не имели права садиться за руль.

Сотрудник ДПС обернулся к Гадованюку и уточнил:

— Правильно я говорю?

Эдуард согласно кивнул, важно ответив «угу», и работник патрульной службы продолжал:

— Всей развеселой компанией нарушители набились в салон вот этой вот машины. Я остановил автомобиль в непосредственной близости от Заволжска. Как они ехали, честное слово, не знаю… Восемь человек в салоне… Да еще документов на транспортное средство вот у гражданина не оказалось…

Милиционер, не поворачиваясь, махнул рукой в сторону Вадима.

— Гражданин говорит, что это машина его жены, гражданки Невской… Что-то я талона техосмотра не вижу…

Потрясение было так велико, что я, позабыв заплакать от обиды, запустила по локоть обе руки в свою дамскую сумочку размером с хороший походный рюкзак и самозабвенно принялась рыться в ее темных недрах в поисках расписки из поликлиники.

— Ты из торбы своей все на пол вытряхни, тогда, может, и найдешь, — ехидно посоветовал Вадим.

И я, вместо того чтобы послать насмешника куда подальше, воспользовалась его дельным советом. Перевернула сумку и высыпала на крыльцо косметичку, блокнот, три шариковые ручки, только одна из которых пишет, пузыречек с парфюмом, целую гору чьих-то визиток, упаковку бумажных носовых платков, влажные салфетки с запахом жасмина (тоже в упаковке), краб для волос, резинку, расческу, щетку, заколку нарядную с перламутром и стразами, косметичку, небольшой маникюрный наборчик, нитки с иголками в дорожном пенале, журнал «Эгоист» за прошлый месяц, вернее, то, что от него осталось, паспорт, медицинский полис, кучу железных и бумажных денег и, наконец, расписку из больницы от регистратора Пряниковой.

А теперь я хочу вас спросить, что из этих предметов первой необходимости было, на ваш взгляд, в моей сумке лишним? Ведь все же нужное, все может в тобой момент понадобиться… Возможно, не слишком-то необходимы ручки, которые не пишут, но ведь для них можно купить новый стержень… А как его правильно подобрать, если нет с тобою ручки? Вот то-то и оно, что все очень нужное, ни одной лишней вещи…

— И что это за бумажка? — с недоумением протянул сотрудник ДПС, поворачивая в руках так и эдак документ, временно заменяющий талон.

И я, игнорируя мужские подколы и замечания, что неслись от открытых дверей моей машины, подробно рассказала гаишнику, как отвезла Симу в местную больницу, а в залог ее обменной карты оставила документы на машину. А потом в спешке просто-напросто позабыла их забрать…

— Да она у тебя еще и дура… — в самом конце моего повествования удивился провокатор Гадованюк. — Вот и делай выводы, — повернулся он к Вадиму, — стоит свою драгоценную свободу отдавать в руки такой никчемной особи женского полу… Ты только посмотри на нее… Вся такая странная и загадочная, как марсианка…

* * *

Все слова его были оскорбительны, но именно «особь женского полу» меня резанула ножом по сердцу больнее всего. И я, собрав все силы, чтобы не зареветь в голос, как уже по не зависящим от меня причинам собиралась сделать, только и смогла произнести трясущимися губами:

— Вадька, как ты мог?

И тут любимый, встав в позу пророка, принялся вещать. Говорил он много и красиво. Конечно, не так красиво, как этот злокозненный Гадованюк, но тоже излагал свои мысли на достойном уровне. Было там и про гендерный фактор, и про существенные различия в психологии сексуальности мужчин и женщин, и про то, что мужик по сути своей самец и в природе стремится осеменить как можно больше самок… Он нес свой околонаучный бред, который выплескивают на доверчивых баб с экранов телевизоров шовинисты-сексопатологи, замечу, все как один — мужчины, а я смотрела в лицо любимого и не узнавала его.

Неужели это говорит Вадька, мой Вадька, который до вчерашнего дня считал наш брак редкой для себя удачей, о чем мне то и дело напоминал? И за все двенадцать лет, что мы прожили вместе, если не считать феи Галадриэль, муж мне, насколько я знаю, ни разу не изменил… Ну фею я еще понять могу, там была романтика и очарование толкиенистских игрищ, а здесь лишь грубый животный инстинкт, так не характерный для моего относительно тонкого в духовном плане мужа…

Тут явно просматривалось тлетворное влияние идейного лидера Гадованюка, черта речистого. Ух, подойти бы сейчас к этому самодовольному индюку и плюнуть в его ухмыляющуюся рожу! Бог мой, а ведь это же я, своими руками привела его в наш дом… Дескать, а не одолжить ли вам порточки, а то, не ровен час, простудитесь… А сколько сил я потратила, разыскивая этого негодяя по Москве! Знала бы, что все так повернется, еще там, у кустов, пока не вылез из своего логова, долбанула бы его каблуком по башке и земелькой сверху присыпала…

Но, как мне ни хотелось этого сделать, я не стала закатывать истерику, а с чувством собственного достоинства повернулась к Вадьке. Глядя в до боли родные глаза совершенно чужого человека, который всего несколько часов назад был целых двенадцать лет моим любимым, я деловито сказала, решив бить врага его же оружием:

— А знаешь, Вадим, ты абсолютно прав… Я тоже считаю, что жить с одним партнером — это каменный век. Мне тоже, если честно, это надоело. Давно хотела предложить тебе открытый брак… Ты человек продвинутый, надеюсь, знаешь, что это такое. На всякий случай поясню. Это когда я сплю с кем хочу, ну и ты тоже…

Такой поворот показался взалкавшим сексуальной свободы мужчинам столь неожиданным, что они разом принялись возмущаться. «Что за чушь ты несешь, — говорили они. — Это только мужик может осеменять сколько захочет самок, а самка должна сидеть у окошка и ждать самца-производителя с кастрюлькой горячих щей на плите…»

Работник ДПС, которому порядком надоел весь этот сыр-бор, широко зевнул, сказал: «А ну вас, разбирайтесь сами. А вы, дамочка, завтра завезите мне талон техосмотра по месту моей службы на пост ДПС у поворота на Заволжск», стребовал с Вадима пятьсот рублей за беспокойство и укатил в ночь…

— Вы, свиньи, — набросилась на гулен Галка, — какого хрена Ринкину машину взяли? Что, больше не на чем было по бабам ехать шляться?

— Ага, больше не на чем… — невозмутимо ответил Михаил. — Вадим же свои ключи утопил, и теперь брелок его машину не открывает…

— Батарейку смените, — чужим голосом посоветовала я и ушла в дом за батарейкой.

В результате я не была уверена на все сто процентов, но попробовать тем не менее стоило. Один раз я по рассеянности ухитрилась выстирать куртку, позабыв вынуть из кармана ключи от машины, и потом, когда брелок сигнализации напрочь отказался работать, прежде чем бежать в ремонт, на всякий случай заменила батарейку. И все получилось — брелок снова стал безотказно открывать и закрывать машину.

Человек, который целых двенадцать лет был моим любимым, вставил новую батарейку в гнездо, попикал заработавшим брелком и, заявив, что не собирается слушать бредни эмансипированной дуры, сделал обиженное лицо и отправился в дом паковать свои вещи. У соседних калиток уже стояли собранные сумки Михаила и Толика, выставленные за порог их разобиженными дамами.

Алка, стоявшая у крыльца, взирала на показавшего себя с неприглядной стороны бойфренда круглыми от ужаса глазами, но тоже держалась молодцом. Надменные и где-то даже оскорбленные мужчины, стараясь не смотреть в нашу сторону, уселись в машину Вадима, и Михаил громко крикнул в спину удаляющемуся по направлению к реке Эдуарду:

— Эй, Эдька, а ты что, с нами в Москву не едешь, что ли?

Гадованюк, помахивая пакетом с деньгами, небрежно обернулся и бросил через плечо:

— Вы езжайте, а я здесь задержусь на пару деньков. Мне порыбачить охота…

И он, понимая, что ко мне лучше не соваться, скрылся за дверью дома безотказного дяди Юры…

* * *

Когда за «Аутлендером» Вадима осел пыльный след, я как подкошенная рухнула на верхнюю ступеньку крыльца и в голос заревела. Мой рев немедленно подхватила Галина, а вскоре в наш дуэт верхним сопрано вступила Алла. Ну мы-то понятно — нервный стресс и все такое, а вот то, что вдруг из окна своей комнаты на втором этаже высунулась Янка и тоже заголосила, как профессиональная плакальщица, мне показалось странным.

Сморкаясь в кухонное полотенце, что сушилось на веревке у меня над головой, я обескураженно спросила:

— Я-анка, а ты-то чего реве-ешь?

На что дочь, не переставая выть, не без резона заметила, что раз все мужики такие сволочи, то никто не может с уверенностью сказать, что ее Костик не забурился сейчас в Греции на какую-нибудь греческую базу отдыха «Волжанка» и не развратничает там в сауне с сомнительными тетками.

Не успела Янка договорить, как за калиткой показалась Виолетта Петровна. Постучала, а затем вошла. Уселась на крылечко, сдвинув к стене мое барахло из сумки, и строго приказала:

— А ну-ка, девочки, хватит лить слезы! И ты, Рина, прекращай орать благим матом, детей напугаешь…

Старушка замолчала, окинула нас изумленным взглядом и продолжила:

— Вы что, с ума сошли? Что за истерики? По большому счету что такого страшного произошло? Кто-то умер? Или, может, смертельно заболел? Поду-умаешь, три кобеля с цепи сорвались, побегают, побегают и домой вернутся…

Вот уж никогда не думала, что Виолетта Петровна — такая мудрая женщина. Как-то так все время получалось, что трезвой я ее почти не видела, а в пьяном виде от житейской мудрости Виолетты Петровны не оставалось и следа. Теперь же, пережив культурный шок и пересмотрев шкалу ценностей, филологиня сделалась просто кладезем рационализма. И под влиянием ее разумных речей то безграничное горе, что только что свалилось мне на голову, стало казаться чуть ли не благом…

— Отнеситесь к ситуации философски, — разворачивая и отправляя в рот леденчик, продолжала старушка. Курить она бросила вместе с отказом от спиртного и теперь подкрепляла принятое решение конфетами. — Берите от этой ситуации все. Вот ты, Рина, смогла бы без повода наставить рога своему Вадиму? Видишь, не смогла бы… А теперь ты сама себе хозяйка. По крайней мере, на время, пока твой благоверный не опомнится и назад не прибежит.

Вдруг Алла, утираясь подолом халата, неверной походкой двинулась к забору, оперлась на него и горестно проговорила:

— Бейте меня, девки, это я во всем виновата… Этот Гадованюк вчера, как только проснулся, ко мне подкатил, мол, пойдем, к речке сходим, прогуляемся, и все такое, а я ему возьми да и скажи: «Мне и Толика хватает, так что незачем мне с кем ни попадя у речки гулять…» А он засмеялся так паскудненько и говорит: «Глупая ты баба! Может, ты думаешь, что и ему тебя одной достаточно? Давай поспорим: если к завтрашнему дню все останется без изменений, я отдаю тебе этот пакет с деньгами. Ну а если Толик ударится во все тяжкие — тогда сама понимаешь…»

Алла всхлипнула, смахнула мизинцем слезу и закончила:

— И я, кретинка, вместо того чтобы обо всем рассказать Толику, стала с интересом ждать, что же будет дальше… Решила его испытать, проверить на верность. И вот вам пожалуйста — допроверялась…

И Алла снова заплакала, уткнувшись в ладошки. Галка клацнула зубами и кровожадно посмотрела в сторону домика дяди Юры, за дверью которого скрылся коварный змей-искуситель мужской половины «Шанхая». Засучивая на ходу рукава, она двинулась было карать мерзавца, но вдруг остановилась и вопросительно посмотрела на Алку.

— А Макс-то где? Он же вроде с нашими кобелями налево не бегал?

Алка подняла лицо, утерла глаза рукавом и простонала:

— А он еще раньше на ночном рыбинском поезде в Москву укатил… Взял у Эдика адрес девушки-Смерти и укатил… Вот бы мне тогда, идиотке, и забить тревогу, а я над братом только хихикала…

— Стоп! Прекратить самоистязания! — скомандовала Виолетта Петровна. — Быстренько всем накапать себе валерьяночки — и спать! Нервы свои пожалейте! А детей я накормлю и до обеда займу, так что не беспокойтесь… Отсыпьте мне только манки и дайте пакет молока… А мужики ваши вернутся, вот увидите. Только вы их слишком быстро не прощайте, а то повадятся такие пердиманокли выделывать, потом сами же прощать замучаетесь.

Мы, зареванные брошенные женщины, не заставили себя долго упрашивать и с каменными лицами и чугунными сердцами, накачавшись седативными препаратами, завалились в свои постели с твердым намерением хорошенько выспаться. И смею вас заверить — мне, несмотря ни на что, это удалось.

* * *

Когда я с трудом продрала ото сна опухшие заплаканные глаза, солнце стояло в зените. То, что произошло ночью, слегка потеряло свою остроту, но все еще давило на грудь черной мерзкой жабой. Я вдруг вспомнила, что доверчивый сотрудник ДПС ждет не дождется, когда же я привезу ему на пост ГАИ талон техосмотра, и торопливо свесила ноги с кровати. Но тут внимание мое привлекли резкие голоса на улице. Под окном разговаривали двое.

— Знаешь что, моя хорошая, — говорил Гадованюк, — я весь этот цирк с неверными мужьями и ветреными любовниками только ради тебя и затеял, а ты строишь из себя девочку-курсистку… Ты же прекрасно понимаешь, что мне эта рыбалка нужна, как жирафе чешки. Теперь-то что нам мешает быть вместе? Братца твоего я спровадил, жениха тоже, так что не капризничай, деточка, давай я поживу у тебя недельку, а там видно будет… А вдруг это любовь? Может, я даже женюсь на тебе…

— Слушай, ты и правду моральный урод или только прикидываешься? — прошипел злобный голос Аллы.

— Ты о чем это, детка? — небрежно обронил Эдуард. — Да, кстати, хотел тебе сказать, что из блудной троицы больше всех рефлексировал этот интеллигент с бородой, как там его — Вадим, кажется? Его пришлось сначала хорошенько напоить и вот тогда уже удалось запросто взять на «слабо». А с твоим Толиком как раз никаких проблем не возникло, он обрадовался предложению завьюжиться в бордель, как ребенок шоколадке. Так что не ломайся, красавица, и отомсти вероломному жениху по полной программе.

С одной стороны, мне было приятно, что Вадька стоял до последнего, но с другой — стойкость его в конечном результате ничего не меняла, и его мерзкий поступок, как ни крути, все равно оставался гадким, диким и отвратительным. Нет, сейчас-то любимый, вернее, бывший любимый, нет, все-таки любимый… В общем, скорее всего, Вадим уже проснулся в московской квартире и раскаивается, но теперь уже встану в позу я. Отключу телефон и напрочь откажусь выяснять отношения. Пусть теперь он помучается…

Подумать только! Мерзавец Гадованюк развалил три пары и сбил с пути отца уже, наверное, двух малолетних детей просто для того, чтобы уложить в постель очередную девицу! Этот товарищ далеко пойдет!

Так думала я, выгребая из оскверненного салона своей машины пустые бутылки от шампанского и водки, пластиковые стаканчики, испачканные алой помадой, надкусанные шоколадные конфеты, фантики, окурки сигарет и огрызки яблок. И вдруг со стороны автобусной остановки послышался хорошо знакомый дребезжащий женский голос. А вскоре показалась и сама мадам Финкель.

— А чего это меня никто не встречает? — громко волновалась она, желтым колобком подкатываясь к дому Макса. — Симу Юрий Игоревич с коликой в стационар уложил, а меня таки отправил домой.

Алла все продолжала беседовать у меня под окном со своим горячим поклонником и не сразу обратила внимание на возвращение дальней родственницы. А когда обратила — сразу же испарилась в неизвестном направлении, оставив виновника всех наших бед сиротливо стоять у забора.

Но долго сиротствовать Гадованюку не пришлось. Его тут же взяла под свое теплое крыло матушка Розы на выданье. Лишь только завидев высокую ладную мужскую фигуру, без всякого дела отсвечивающую на проходе, мадам Финкель тут же закричала:

— Ой, Эдуард, здрассти! Какая приятная встреча! Я все время хочу у вас спросить… А вы, простите, женаты? А у вас, я извиняюсь, дети есть?

Мадам Финкель, ничего не знавшая о поездке младшей дочери в ОВД, вертела головой в поисках Розы и из последних сил удерживала приятной беседой то и дело порывающегося удрать Гадованюка.

— Те-етя, те-етя ко-ошка! Выгляни в око-ош-ко! — доносились жалобные детские голоса с участка Виолетты Петровны.

Они рвали мне душу. Так же, как и тихий Галкин плач у забора напротив. Всхлипывая, Галка подстригала кусты и приговаривала:

— Поймать, кастрировать и обратно в подпол засадить…

Ей поддакивал Григорий, что с перемазанным лицом и грязными по локоть руками копался тут же, на проспекте Финкелей, в моторе своей старенькой машинки:

— Ага, а деньги отнять и на всех разделить… Тьфу ты, черт, опять карбюратор развалился… Отобрать, говорю, деньги-то и на всех разделить…

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги