Девушка из универмага

Глава XXIII. Ее наступление.

— Мисс Чайльд, я разыскивал вас в течение многих ме­сяцев! — таковы были первые слова Питера, когда он получил ее в свое распоряжение.

Она сразу поняла, каково должно быть ее дальнейшее поведение. Не холодная принужденность, не подозрительная девичья гордость, а только улыбающаяся вежливость, призна­ние прежнего беглого знакомства. Этого будет достаточно для начала. Это должно показать ему, что тактика, к ка­кой, по словам Эны, он прибегает, окажется здесь бесполезной.

— Правда? Как это мило с вашей стороны, — постара­лась она отозваться с самым веселым безразличием. — Ну, а я работаю в этом магазине уже давно, кочую из одного отделения в другое и изучаю дело. Теперь я уже настоящая продавщица, могу вас уверить. Вы собираетесь купить на­кидку? Потому что, если вы ничего не покупаете… Сегодня у нас бойкая торговля…

— Да, я куплю накидку в подарок моей матери, — ска­зал Питер. — Я попросил бы вас выбрать что-нибудь для нее. Я как-то описал вам ее, но полагаю, вы это забыли. Она мала ростом и несколько полна, обладает чудесными седыми волосами и розовым цветом лица. Но, мисс Чайльд, мне надо поговорить с вами не о накидках, а о вас самой. Я заручился разрешением, ваше начальство знает, кто я, и потому все в порядке. Я сказал, что вы и моя сестра —друзья. Это ведь правда, не так ли?

— О, да!

— Я думал, что мы тоже были раньше друзьями. И это так и было. Чем больше думал я по этому поводу, тем боль­ше убеждался в этом. Случилось что-то, что заставило вас изменить свое отношение ко мне. Это так поразило меня, что я не знал, что сказать или сделать, что предпринять, чтобы вернуть ваше прежнее отношение. Я дал вам исчез­нуть. Я потерял вас. Но теперь я вас уже не потеряю. Вы поймете всю серьезность моих чувств, если я скажу, что ни на один день я не прекращал своих поисков вас с той минуты, когда убедился, что вы не намерены сдержать свое обещание — написать моей сестре…

— Это не было обещание, — проговорила Вин. — Я… я совсем не предполагала писать ей.

— Я так и думал!

— Зачем мне было писать? Со стороны мисс Рольс было очень любезно предложить мне написать ей, если мне пона­добится помощь. Но в помощи я не нуждалась. Я хотела только, чтобы меня предоставили самой себе.

— Я вижу, мисс Чайльд, вы хотите дать мне этим понять, что находите, что я не имею никакого права навя­зываться вам после того, как вы так недвусмысленно пока­зали мне, что считаете меня волокитой, — спокойно сказал Питер. — Но я — не волокита. Я сумею доказать вам это. Я для этого и явился сюда, хотя имею в виду еще и другое…

— Что еще? — прервала его в испуге Винифред, подумав, что лучше будет во время остановить его.

— Я хотел бы, чтобы вы повидались с моей матерью и согласились, чтобы она помогла вам получить работу бо­лее… более соответствующую вашим способностям, чем эта.

Винифред громко рассмеялась.

— Вы такого плохого мнения о магазине вашего отца?

— Он недостаточно хорош для вас.

Она покраснела, все накопившееся у нее, возмущение против «Рук» проявилось в этом гневном румянце.

— Вы говорите так потому, что я имела великую честь быть знакомой с вами… и с вашей сестрой. Для всех осталь­ных, служащих здесь, которых вы не знаете, и не хотите знать, вы считаете его достаточно хорошим, слишком хо­рошим, пожалуй, даже великолепным! Он кажется таким, не правда ли? И любой из служащих вашего отца так счаст­лив… так рад зарабатывать у вас свой кусок хлеба. Это все черви… что значат они для богатых людей вроде вас, м-р Рольс, исключая, быть может, тех случаев, когда дело касается красивой девушки… или такой, с которой вы были раньше знакомы, и о которой вы вспомните, что она тоже обладала индивидуальностью. Вы должны чувствовать, что я плохо отвечаю на ваше внимание. Вы, может быть, хотите быть полезным… я имею в виду предложение относительно вашей матери. Но проявляйте свое внимание к тем, кто нуждается в нем. Я не нуждаюсь. Я читала ваше имя в га­зетах… интервью… о том, что вы собираетесь делать для «бедных». Это в ваших кругах своего рода забава, не правда ли? Но надо начинать со своего собственного дома. Вы можете сделать гораздо больше, знакомясь с положением вещей и устраняя злоупотребления в магазине вашего отца…

Он смотрел на нее своим прямым, спокойным взглядом. Он был удивлен, пожалуй, но не рассержен. И она не знала, радоваться ей или печалиться, что она не смогла вывести его из себя.

В молчании они посматривали друг на друга; его лицо было серьезно и сосредоточено, ее — залито румянцем и го­ворило о раскаянии.

— Простите меня, — выдохнула она из себя. — Я не должна была говорить всего этого. Это было жестоко.

— Но это правда? Вы считаете это правдой?

— Да.

— Вы работаете в магазине моего отца целые месяцы и говорите, что я мог бы сделать больше добра здесь, устра­няя злоупотребления, чем в каком бы то ни было другом месте… Это звучит очень серьезно.

— Это и серьезно, независимо от того, следовало мне говорить, или нет.

— Ну, я говорю вам, что вы должны были сказать это. Это было мужественно с вашей стороны. Такой я всегда представлял себе вас, мисс Чайльд, — мужественной, что бы ни случилось… И смеющейся.

— Теперь я уже не смеюсь.

— Конечно, вы не смеетесь по поводу неприятностей и невзгод других людей. Но продолжаете смеяться по поводу своих собственных.

— О них я не думаю. Сегодня меньше, чем когда бы то ни было!

Он старался понять, что она хочет сказать этими сло­вами. У него сразу мелькнула мысль о вчерашнем вечере и обо всем, что произошло. Он готов был целовать край ее черного платья, видя ее здесь невредимой и достаточно бодрой духом, чтобы упрекать его за его грехи. Он решил спокойно обсудить с ней имеющиеся жалобы.

— Я хотел бы услышать от вас о конкретных злоупо­треблениях, какие вы считаете нужным устранить, — сказал он. — Я знаю, такой человек, как вы, не станет говорить вообще, вы имеете в виду нечто определенное.

— Да, конечно.

— Так расскажите мне.

— Вы ведь пришли купить накидку для вашей матери.

— Я пришел сюда совсем не для того, и вы это отлично знаете. Я пришел ради вас. Но вы воздвигли между нами стену, чтобы держать меня подальше. Когда вы облегчите свое сердце от некоторых из этих жалоб, которые возму­щают его… против меня, вы, может быть, подпустите меня поближе. Вы, может быть, снова позволите мне быть вашим другом, если я смогу заслужить этого.

— Я совсем не хочу говорить или думать о нас самих! — вспыхнула она.

— Я и не предлагаю этого. Все это… и накидка для моей матери… может подождать. Если вы не хотите быть моим другом, вы все же можете указать мне, как помочь вашим друзьям.

— Ах, если бы вы сделали это! — вскричала Вин.

— Я сделаю это, дайте мне для этого возможность.

Вин стала собирать свои мысли, как сосредоточивает свои силы армия, поспешно готовящаяся к бою в темноте.

— Я ничего не знаю относительно других нью-йоркских универсальных магазинов, кроме того, что мельком слышала о них. Некоторые девушки, с которыми мне приходилось здесь встречаться, служили раньше в других фирмах. И они говорят, что предприятие вашего отца одно из самых худ­ших. Я должна была сказать вам это. Нет смысла умалчи­вать об этом, иначе вы не поймете, что я чувствую. Здесь сплошь одни злоупотребления. «Руки» не нарушают зако­на — это все. Что касается рабочего времени, то мы закры­ваемся в установленное время, но продавцы и продавщицы задерживаются поздно, часто очень поздно, чтобы привести все в порядок. Правда, не каждый вечер остаются одни и те же служащие, но каждому приходится дежурить по не­сколько раз в неделю. Для нас устроены сидения, но мы не должны пользоваться ими. Это означало бы, что мы ленивы или что торговля идет плохо. Мы «ссужаем» управлению в дни большой торговли половину времени, предоставлен­ного нам на обед, — и никогда не получаем возмещения его: Сами обеды, отпускаемые в ресторане… ужасном рестора­не… кажутся дешевыми, но они должны были бы быть еще дешевле, потому что они почти несъедобны. Те из нас, кто не в состоянии уходить обедать в другое место, наживают малокровие, катары и аппендицит. Я знаю ряд случаев. Почти никто из нас не может удовлетворительно питаться на получаемую нами плату… Но никто здесь не интересу­ется тем, как мы живем вне рабочих часов, лишь бы только мы были «проворны» и выглядели красиво. Но когда мы не можем быть проворны, потому что больны, например, и не можем уже выглядеть красивыми, потому что постарели и слишком истощены и переутомлены, — ну, что же, тогда мы должны убираться на все четыре стороны… Жалкие изно­шенные машины, годные только для маленькой лавчонки, но не для универсального магазина! Даже здесь, в отделе­нии накидок, где мы получаем комиссионные, слабые из нас оказываются забитыми… Мы должны рвать, как волки, что­бы скопить что-нибудь на черный день. Но стоит девушке или мужчине шпионить за другими — это даст хороший за­работок. Немногие поддаются искушению. Они должны все более и более опускаться, я думаю! Бывает еще и другое, что доводит некоторых из нас — женщин — до отчаяния. Но я не могу говорить вам об этом. Вы должны сами увидеть, в чем дело, если вы действительно интересуетесь.

— Если интересуюсь! — повторил Питер.

— Да, если бы вы интересовались, почему вы не узнали обо всем этом и о многом другом гораздо раньше? — упрек­нула она.

— Потому что… мой отец потребовал, чтобы я не вме­шивался в дела «Рук»…

— Но, если относиться серьезно, разве можно на этом успокоиться?

— Выходит, что я относился недостаточно серьезно. Мне думалось, я отношусь серьезно. Но вы заставили меня уви­деть, что это не так.

— Я не рассказала вам и половины.

— В таком случае, продолжайте.

— Вы действительно хотите этого?

— Да.

— Заведующие отделениями и выше их стоящие обла­дают властью, которая позволяет им быть жестоко и тиранически несправедливыми. Среди них есть вполне хорошие люди. Но попадаются также жестокие и плохие. И тогда… не могу даже сказать вам, какая создается тогда жизнь для подчи­ненных! Наряду с этим, происходит надувательство публики, которое мы все видим и в котором должны принимать уча­стие — продажа негодных вещей, широко рекламируемых, чтобы привлечь женщин. Мы получаем премию за сбыт с рук «залежавшегося товара».

— Клянусь вам, мой отец в этом не виноват, — невольно прервал ее Питер. — Он уже не молод, видите ли, а в годы своей молодости он работал так усиленно, что не в состоя­нии теперь сам вести дело. С тех пор, как я себя помню, он уже не мог лично заниматься магазином… Он предоста­вляет это другим, людям, которых считает заслуживающими доверия. Не бывая здесь сам, он…

— Что вы, он бывает здесь почти каждый день! — вскри­чала Вин, но сразу замолчала, заметив выражение лица Питера.

— Я уверен, вы ошибаетесь, мисс Чайльд, — сказал он. — Вас ввели в заблуждение, указав на кого-нибудь другого вместо него…

— Вы, видно, не знаете этого, но он бывает. Я видела его всегда как раз незадолго до закрытия магазина. В пер­вый раз указал мне его заведующий отделением в Сочельник. Я работала тогда в игрушечном отделении. Он был вме­сте с мистером Крофтом. Как странно, что вы этого не знали…

— Если действительно это был мой отец, я, пожалуй, догадываюсь, почему он не хотел, чтобы мы знали об этом. Но все же… да, я отправлюсь домой и спрошу его, знает ли он, что происходит здесь. Так или иначе я хочу помочь вашим друзьям, мисс Чайльд.

— А я еще и не рассказала вам о них, — заметила Вин. — Я ведь думала все время об одной моей подруге… Конечно, положение многих других, может быть, не менее печально. Но я ее люблю. Я не могу помириться с мыслью, что она должна умереть только потому, что она бедна и является маленьким человеком. Доктор Марло находит ее болезнь излечимой. Только… она не в состоянии иметь все то, что нужно для лечения, а у меня нет лишних денег, чтобы покупать это для нее; ведь я имею только свое жа­лование, больше ничего. Хотя, впрочем, есть выход. Я на­учусь быть волчицей, как иные, и урывать комиссионные…

— Не делайте этого! — грустно улыбнулся Питер. — Мне было бы неприятно думать, что вы превратились в волчицу. Ваш друг болен…

— Доктор сказал ей вчера, что у нее чахотка. Я получила от нее утром письмо, в котором она прощается со мною. Видите ли, ее сейчас же рассчитали, выдав лишь за неделю вперед…

— Как грустно! — возмутился Питер. — При предприятии должно было бы существовать нечто вроде санатория… или даже двух: один для заразительных случаев, другой — для остальных больных. Я…

— Она пишет в своем письме, что слышала об учрежде­нии, где принимают туберкулезных и лечат их бесплатно. Но она не указала мне, где это. А д-р Марло говорит, что такого учреждения совсем не существует.

— О, он, видно, не читал газет последние дни… Оно от­крыто на прошлой неделе.

— Значит, вам известно о нем?

— Да. Видите ли, это… один из моих друзей затеял это дело. Дом пока еще не велик. Но он расширит его, если пред­приятие будет иметь успех.

— Пользование им совсем бесплатно?

— Да, любой человек может придти и подвергнуться вра­чебному освидетельствованию. Никому не будут отказывать в приеме, если только есть место. Девушка, о которой вы говорите, направилась, наверно, туда. Ее вылечат, обещаю это вам. А когда она поправится, мы добудем ей работу в де­ревне… Вы довольны?

— Да. Но… я недовольна, что вы делаете это только с этой целью.

— Совсем нет. Или только отчасти. Я рад возможности придти на помощь. И дело не ограничится этим случаем. Найдутся другие способы… Пожалуйста, не думайте обо мне слишком дурно, мисс Чайльд. Я доверял моему отцу. А он доверяет мистеру Крофту — слишком доверяет, боюсь этого.

Вин опять промолчала. Она слышала о Питере Рольсе старшем такие вещи, что не склонна была считать его че­ловеком, готовым полагаться на кого бы то ни было, кроме самого себя. И она не решалась еще доверять его сыну. Гла­за его снова приняли выражение, напоминавшее ей, что он такой же мужчина, как все другие. И все же ей не легко было не доверять ему. И это ее пугало.

— Дайте мне адрес санатория, — нарушила она молча­ние.— Я хочу написать моему другу Сэди Кирк… и навестить ее, если она действительно там. Мистер Рольс, я буду бла­гословлять вас, если ее вылечат.

Питер вынул визитную карточку и стал писать адрес.

— Ну, значит, я рано или поздно заслужу ваши благо­словения, — спокойно заметил он. — Но не можете ли вы для начала дать мне небольшой аванс? Не можете ли вы ска­зать мне, что заставило вас перемениться ко мне на паро­ходе? Имеет ли это какое-нибудь отношение к моим род­ным… связано ли с разговорами, какие вам пришлось услы­шать?

— В известной мере, да. Но я ни за что не смогу ска­зать вам этого… Не расспрашивайте меня, пожалуйста.

— Хорошо. Только подайте мне надежду… Видите ли, я не могу вырвать вас из своей жизни. Всего только не­сколько дней вы фигурировали в ней, и они совсем измени­ли ее.

Обращение Вин сразу приняло официальный характер.

— Я не могу позволить вам говорить со мною в таком тоне, — сказала она почти резко, если только ее мягкий голос мог звучать резко. — Меня это возмущает. Вы заставите меня пожалеть, что вы нашли меня здесь… Я думала… не вижу, почему мне не сказать этого! — Я думала, когда поступала в магазин вашего отца, что никто из вашей семьи никогда сюда не заглянет… Мне сказали, что никто из ее членов никогда здесь не бывает. Но это оказалось не­правдой. Вы все ходите сюда!

— Вы имеете в виду моего отца и меня?

— И мисс Рольс тоже….

— Она здесь была?

— Да, с лордом Райганом, и… и, мне кажется, вы и лэди Эйлин тоже были здесь с ними.

— Да, я тоже был. Значит, вы уже тогда работали здесь? Никто не сказал мне об этом.

— Я на это рассчитывала.

Теперь настала его очередь замолчать. Он понял смысл сновидения лэди Эйлин. Райган, очевидно, сообщил ей про встречу здесь с девушкой. Но они не умолчали бы ему о ней, если бы Эна раньше не посвятила лорда в его «роман».

— Не хотите ли вы выбрать накидку для вашей мате­ри? — спросила Вин деловым тоном внимательной продав­щицы.

— Я… да, конечно. Что вы посоветуете?

— Одна из этих великолепно подойдет для… для дамы, какую вы описали. Ей понравится больше, я уверена, если вы сами выберете.

— Нет, я хотел бы, чтобы выбрали вы. Я уже рассказал ей про вас. Если бы не она, я так скоро не нашел бы вас. Она посоветовала мне попытаться найти вас в «Руках». Что бы вы обо мне ни думали, о моей матери у вас не может быть двух мнений. И вы не можете возражать против встречи с нею. Выберите накидку. А я приведу ее в этой накидке познакомиться с вами.

Вин посмотрела на ряд шелковых накидок, разложенных ею на широком прилавке. Точно большая тяжесть сразу свалилась с ее плеч. Стал бы такой человек, каким изобразила Эна Рольс своего брата, знакомить свою мать с при­казчицей, приглянувшейся ему? Конечно, нет. Но, может быть, он серьезно и не думает об этом… Нет, лучше избе­гать всякого личного элемента в разговоре с ним.

— Эта серебристо-серая накидка одна из самых краси­вых среди последних образцов, — стала расхваливать она свой товар.

— Отлично, если она нравится вам, я возьму ее. Ска­жите мне, как вы повредили себе руки.

— Тут нечего рассказывать, — снова обрезала его Вин. — А потом, ведь я уже сказала вам, что не хочу говорить о самой себе.

Ее взгляд еще больше, чем слова, заставили Питера за­молчать. В течение нескольких секунд положение спасала накидка. Но оно становилось натянутым. В интересах бу­дущего ему надо было уходить, и Питер, действительно, ушел. Он отправился домой в виллу «Морская Чайка», чтобы поговорить с отцом.