Девушки Мечты

5

– Вы меня удивили, мистер Тейлор. Я, конечно, люблю свою девочку, но никогда не думала, что у нее есть голос, – сказала Мэй Джонс, догоняя пальцем капельку, скользившую по стакану с содовой.

Она не могла оторвать взгляда от Дины, стоявшей на сцене у центрального микрофона в изысканном белом платье и манившей к себе мужскую половину Хрустального зала. Такое впечатление, что еще неделю назад дочка в гольфиках, юбке до пят и растянувшемся свитере сидела, запершись в своей крошечной комнатке и уткнувшись носом в учебники. Что вообще робкая тихоня, девятнадцатилетняя отличница знает о том, какова она, «заветная мечта» мужчин? Но вот она, Дина, стоит на сцене и выглядит такой же сексуальной и изысканной, как все звезды, которых Мэй когда-либо видела (ну, не то чтобы она их много видела – Мэй предпочитала исполнителей в стиле госпел, а не сексуально окрашенные стихи и откровенные танцевальные движения современных поп-исполнителей). Новый образ Дины, образ взрослой женщины, настолько потряс Мэй, когда она увидела дочку в гримерке перед выступлением, что первой мыслью было силой увезти Дину домой в Детройт, где она выкинет из головы всю эту чушь, вернется к учебникам и станет не певицей, а кем-то нормальным, ну там медсестрой или учительницей, как ее мама и бабушка. Ведь именно ради этого Мэй столько лет пахала как лошадь, преподавая детям в местной школе для цветных. Понимаете, Мэй не верила во все эти разговоры, которыми Эффи и Лоррелл пичкали ее дочку: мол, мы разбогатеем, весь мир объездим и т. д. и т. п. Такой успех редко приходит к чернокожим, а если и приходит, то они обычно пускаются во все тяжкие: тут тебе и наркотики, и алкоголь, и секс, и черт-те что, и, достигнув высот, они тут же начинают скатываться на самое дно.

Именно поэтому Мэй не испытала особого восторга, когда Кертис пригласил ее на первое выступление дочери в качестве солистки трио «Мечты». Вообще-то Мэй сразу же заявила Кертису, что не хочет смотреть никакие выступления и практически готова приказать дочке вернуться в Детройт и получить «нормальное образование», но Кертис включил свое обаяние и убедил Мэй, что она должна своими глазами увидеть перевоплощение Дины. Когда Дина выпорхнула на сцену в потоке яркого света и Мэй услышала голос дочери в сопровождении оркестра из двенадцати инструментов и в обрамлении более сильных голосов Эффи и Лоррелл, то даже она ощутила на себе ауру восходящей звезды. Мэй мертвой хваткой вцепилась в стакан с содовой, чтобы не слышать возмутительных слов, которые дочка нежным голоском пела со сцены:

– Мы ваши девушки мечты!

Девочки сначала показывали пальцем на толпу зрителей, а потом манили к себе рукой. Мэй была загипнотизирована происходящим.

– У Дины есть не просто голос, а кое-что получше… в ней чувствуется порода, – сказал Кертис, наклоняясь к Мэй, пока та не сводила глаз с дочери.

– Ну, можно сказать, это вы показали товар лицом. – Голос Кертис отвлек ее.

Кертис подумал над ее словами, а потом широко улыбнулся:

– Товар. А что, мне нравится!

Ну, вы же понимаете, товары можно заворачивать в красивую упаковку, продавать, и их почти наверняка с руками оторвут, если вы изучили законы функционирования рынка. И Кертис, глядя на Дину на сцене и зрителей, ловивших каждое ее движение, понимал – при правильной маркетинговой стратегии его «товар» не ограничивается выступлением на сцене Хрустального зала. Все намного серьезнее. С этого самого момента Кертис сосредоточился на том, чтобы обеспечить Дине все, что нужно, чтобы она стала такой солисткой, какой он хочет ее видеть: подходящие платья, команда гримеров, костюмеров, парикмахеров, специалистов по хорошим манерам, которые должны были создать «правильный образ» и научить ее вести себя на сцене и перед камерами как настоящая звезда. Разумеется, Дина без проблем вошла в роль. К тому моменту, как сингл группы под названием «Девушки мечты» поднялся на первую строчку хит-парадов через каких-то полтора месяца после того, как они впервые исполнили эту песню на сцене Хрустального зала, Дина уже вовсю болела звездной болезнью. Впервые их пластинка стала золотой,[8] по этому поводу в офис «Рэйнбоу Рекордс» пригласили журналистов, а в Дину словно бес вселился.

– Кертис, – капризно сказала Дина, влетая в его кабинет без стука, – милый, это платье не подойдет. Цвет не тот, и меня портниха уколола, когда подгоняла лиф. Подобное недопустимо в такой важный день. Сделай что-нибудь!

Дина не заметила сидевшей в кресле за дверью Эффи, которой только что было сказано, что и в следующей песне она солировать не будет. Эффи поверить не могла – подруга стоит в кабинете ее любимого, разговаривает с ним как с прислугой да еще жалуется, что платья, которые сама же и выбрала, недостаточно хороши. А какого хрена, простите, она Кертиса называет «милым»? Эффи пришлось собрать волю в кулак, чтобы не вскочить с места.

Только увидев натянутую улыбку Кертиса, Дина проследила за его взглядом, увидела Эффи и поняла, что они не одни.

– Ой, Эффи, приветик, – проворковала она и снова обратилась к Кертису: – Ну, так что мы будем делать?

– Ничего мы не будем делать, – огрызнулась Эффи. – Ты сама выбирала эти платья, зная, что они подойдут только одной из нас – не показывая пальцем, самой тощей. А теперь или наденешь что есть, или иди голышом.

– Что? – отпрянула Дина. – Ты что такое несешь? Я вроде не спрашивала твоего мнения?

– Девочки, девочки, не ссорьтесь. – Кертис встал со своего стула и поднял руки. – У нас осталось полчаса до приезда телевизионщиков, сейчас нет времени менять гардероб. – Он подошел к Дине и посмотрел ей в глаза: – Ты выглядишь просто потрясающе в этом платье, все в обморок упадут. А теперь иди, сядь, расслабься и жди фанатов. Сегодня будет великолепный день, детка.

Эффи, которую разговор вывел из себя, выскочила из кабинета. Лоррелл убедила ее, что манкировать пресс-конференцию – не лучшая идея, и она тем более позабыла о своем намерении, когда вошла в зал и увидела фанатов, прижавшихся к окну, чтобы получше рассмотреть своих кумиров. Но ее хорошее настроение снова пошло на убыль, когда репортеры начали бомбить Кертиса вопросами, а он отвечал им совсем не то, что Эффи ожидала услышать.

– Меня часто спрашивают, как я добился такого звучания, а я всегда отвечаю: это все равно что приготовить мороженое со сливками, – распинался Кертис перед камерами. – Берете шарик мороженого, немножко шоколадного соуса, орешки, сливки и большую вишенку на самый верх!

– А что, Дина у нас еще вишенка?[9] – завопил один из репортеров.

– Мисс Джонс у нас и вишенка, и сливки, и шоколадный соус в одном флаконе!

Журналисты стали прорываться к Дине, напирая и оттесняя Эффи, словно ее и не было вовсе.

Но Эффи оттесняли не только журналисты. Кертис провел целую кампанию, чтобы выдворить ее еще и из спальни. Он постоянно ездил в «командировки», пропадая на несколько дней подряд и порой оставаясь ночевать в отелях, когда уставал настолько, что не было сил ехать домой. В остальное время он был слишком занят в студии или ходил по местным клубам и радиостанциям, продвигая последний сингл группы, чтобы обратить на Эффи хоть какое-то внимание, и отвергал девушку, даже когда она надевала самое изысканное неглиже, душилась самыми сексуальными духами, распускала волосы и подкрашивала губы перед тем, как пойти в постель.

– Ну же, детка, – тихонько спела Эффи в самое ухо Кертису, когда тот непривычно рано доплелся до кровати. Она подслушала, как Кертис отказался от приглашения СиСи посидеть вместе с музыкантами в маленьком клубе на Двенадцатой улице, сказав, что хочет вздремнуть, чтобы с утра пораньше прийти в студию, помчалась наверх, прихорошилась и легла в постель ждать Кертиса.

Кертис чмокнул Эффи в щеку и отвернулся, его мускулистая спина стала своеобразной стеной, защищавшей от ее заигрываний. Упрямая Эффи прижалась своим пышным бюстом к его лопаткам и медленно провела рукой по груди, животу и ниже.

– Ну же, милый, – проворковала она.

Кертис тяжело вздохнул и убрал руку Эффи:

– Эффи, не сейчас.

– Если не сейчас, то когда, Кертис? – обиделась Эффи. – В чем проблема? Скажи мне!

– Нет никаких проблем, я просто устал, вот и все, – ответил он. – А теперь, если не возражаешь, мне нужно отдохнуть, да и тебе не помешает, потому что тебе вставать так же рано как и мне. Сначала по плану подготовка выступления на радио, а потом репетиция, чтобы завтра записать пластинку. Выключи свет, пожалуйста.

Эффи проглотила слезы, встала и открыла дверь спальни. Она в последний раз взглянула на любимого, нажала на выключатель, молча вышла и закрыла за собой дверь. А потом на кухне утопила свою печаль в ведерке с ореховым мороженым и до поздней ночи сидела на диванчике в гостиной.

– Я все отлично понимаю. У него вообще крыша поехала. Сколько времени он сможет скрывать от Эффи, пока она не выяснит, кого он берет с собой в отели? Нет, ну это нахальство… Прямо перед ее носом, – сказала Ронда.

– Стыдоба. Ничего хорошего из этого не выйдет, – согласилась Дженис.

В начале пятого утра прибежал СиСи, в его глазах застыл ужас.

– Эффи. полиция и все наши там. все как с ума посходили. – задыхаясь, сказал он, на ходу срывая с себя пальто.

Эффи, ошалевшая от сна, обиды и злости, была не в настроении для подобных сцен.

– О чем ты, черт побери? Сейчас четыре утра, а ты врываешься и орешь, словно у тебя не все дома.

– Говорю же тебе, Эффи, на Двенадцатой улице что-то происходит. Я в жизни такого не видел! Думаю, наши заразились от бунтовщиков в Лос-Анджелесе.[10]

– Да о чем ты? – все еще недоумевала Эффи.

– Короче, после нашего последнего сета понабежала полиция, клуб закрыли, несколько человек посадили в фургон. кто-то швырнул в копов бутылку и пару банок. а такое впечатление, что в бензонасос сунули горящую спичку, так там стало жарко за считанные секунды, Эффи. Там настоящие беспорядки!

– Что? – До Эффи наконец дошла вся серьезность сказанного. Она села. – Ты хоть в этом не участвовал?

– Ну что ты… Кертис бы с меня три шкуры спустил, – ответил СиСи, сел на диван и снял ботинки. – Знаешь, в этот раз все как-то по-другому. Братьям просто надоело прогибаться под белых, и я их не виню.

СиСи допустил ошибку, повторив в тот же вечер свои слова в присутствии Кертиса, во время перерыва в записи песни для их нового альбома. Уйэн ковырялся с динамиками и настраивал оборудование. Дина и Лоррелл болтали и смеялись с музыкантами, пока Кертис листал документы, которые нужно было прочесть перед важным прослушиванием, намеченным на завтра. В углу без звука работал телевизор, рядом с которым сидела надувшаяся Эффи, а с улицы доносились звуки полицейских сирен и стрельбы.

– О чем ты, парень? – спросил Кертис.

– Я просто хотел сказать, Кертис, что люди имеют право защищать себя, особенно когда им постоянно наступают на горло, – ответил СиСи и вздрогнул от звука разбитого стекла.

Кертис отложил ручку и сел прямо:

– А скажи-ка мне, СиСи, как же можно защитить себя, сжигая собственный дом, а?

– Ну. я просто.

– Ты прав. То, что сейчас происходит на улицах города, очень важно, но не имеет никакого отношения к тому, что мы делаем здесь. У тебя дорогая машина, хороший дом, модная одежда, и все это ты заработал своим трудом и талантом. Так почему бы тебе не сесть и не написать новую песню? Тем самым ты поможешь нашим братьям, отстаивающим свои права там, на улицах.

– Но, видишь ли, – возразил СиСи, – люди на улицах начинают задаваться вопросом: а что это мы заперлись в своей норе, записываем пластинки, надеваем модные тряпки, даем пресс-конференции и поем для белых в отелях, куда черных и не пускают, в то время как город охвачен огнем? Как мы можем быть кумирами молодежи, когда эта самая молодежь бастует и зовет на помощь? А мы будем сидеть в сторонке?

– Мы не сидим в сторонке, – ответил Кертис. – Мы пишем музыку. И каждые десять центов с доллара, который мы тут зарабатываем, перекочевывают в карман этих самых братьев, о которых ты толкуешь, согласен?

Мы поддерживаем Национальную ассоциацию.[11] Я лично записал выступления Мартина Лютера Кинга, не так ли? Этого более чем достаточно для вклада в общее дело. А теперь лучше вернемся к работе, а иначе все мы окажемся на улице.

Расстроенный СиСи сел на место. Все присутствующие старательно отводили глаза. СиСи понимал – да что уж там, его восхищало! – отношение Кертиса к работе, но не мог согласиться с тем, что шеф может быть настолько аполитичным, когда на улицах творится такое. Ведь они же напрямую зависят от простых людей, покупающих их пластинки? Для себя СиСи решил, что он должен что-то сделать, хотя и не знал, что именно и как. Просто должен, и все. Но Кертис прав: если они не будут писать музыку, то им не будут платить, а тогда и есть будет нечего, а это никому на пользу не пойдет.

Сирены нарушили молчание. Кертис отложил бумаги в сторону:

– Уэйн, ты готов?

– Ага.

– Тогда поехали! – скомандовал Кертис, и все тут же заняли места в студии, все, кроме Эффи, которая прогулочным шагом без особого рвения направилась к своему микрофону. Она сердито посмотрела на Кертиса, но он не обратил внимания.

– Запись. «Давишь». Дубль тридцатый, – сказал Уэйн по двусторонней связи.

Заиграла музыка. Дина с закрытыми глазами прильнула к микрофону и запела:

– Милый, с тобою было легко…

Эффи и Лоррелл подхватили:

– А теперь ты давишь на меня!

Кертис стукнул по кнопке кулаком:

– Стоп!

Он вскочил и пошел в кабинку.

– Эффи, все равно слишком громко, – кипел он, продолжая битву, которую вел весь вечер, уговаривая Эффи петь потише и не заглушать Дину.

– Я пытаюсь, Кертис. – оправдывалась Эффи.

– Если ты не ослабишь свою глотку, то я это сделаю за тебя! – огрызнулся Кертис, рывком отодвинув микрофон от лица девушки. – А теперь спой, как я прошу.

Эффи кусала губы.

– Может, продолжим утром? – тихо сказала Дина.

Кертис понизил голос.

– Мы задержали выпуск альбома уже на месяц, – сказал он. – Слушай, я понимаю, что ты устала. Но это финишная прямая, последняя песня.

Дина улыбнулась уголками губ, и в ее улыбке сквозила нежность. Эффи заметила это. Она переводила взгляд с Дины на Кертиса и обратно. Вообще-то она и раньше подозревала, но сейчас поняла точно – между ними что-то есть.

– Еще раз, – сказал Кертис, избегая взгляда Эффи.

Но было поздно. Когда девочки начали петь, Эффи специально спела свою партию в духе соул, и ее мощное контральто полностью заглушило Динин голос. Дина и Лоррелл замолчали, выражение их лиц говорило: ты что, сбрендила, подруга? А Эффи пела себе дальше, прижав к губам микрофон и протянула последнюю ноту специально для Кертиса, а потом потопала к двери.

– Это что еще такое? – заорал Кертис, отпихнув стул от пульта.

– Кертис, ты лжец! – крикнула Эффи.

– Поосторожнее со словами, Эффи!

– Ты спишь с ней, и все это знают!

Девушка открыла дверь, выскочила в коридор и помчалась к выходу. Она вышла на улицу; в воздухе висел густой дым и сажа. Чуть поодаль горел целый квартал. Молодые чернокожие парни, казалось, танцевали в языках пламени, с поднятыми кулаками, их крики слились в один непрерывный вой, а завитки черных волос подпрыгивали в такт движениям.

– Эффи, вернись! – закричал Кертис, и тут в их сторону резко двинулась какая-то машина. Водитель несколько раз выстрелил из пистолета.

Кертис схватил Эффи и затащил ее внутрь, а потом из укрытия крикнул:

– Свои! Мы свои!

Водитель уехал. Направляясь к следующей цели, он несколько раз выстрелил в воздух и прокричал:

– Власть черных,[12] брат!

Кертис прошел обратно в зал, таща за собой Эффи в полуобморочном состоянии.

– Мне как-то нехорошо, Кертис, – пролепетала она.

Он молча посмотрел на нее по дороге обратно в студию, но не сказал ни слова. И Эффи тоже.

Дина, Эффи и Лоррелл появились в программе Си-Би-Эс «Вереница звезд». Завеса дыма рассеялась. На сцене стояли три ослепительные женщины в облегающих оранжевых платьях. Дина подошла к центральному микрофону и пела на камеру так, словно камера была ее любимым. А в аппаратной Кертис рявкал на видеорежиссера:

– Наезд второй камерой!

Видеорежиссер раздраженно уступал:

– Вторая камера – крупный план!

Эффи слегка подалась влево и попыталась привлечь внимание оператора, чтобы зрители видели и ее. Но знаете что? Все камеры без исключения были нацелены на Дину.

– Невероятно, – пробормотала Эффи.

Лоррелл, которая должна была все делать синхронно с Эффи, пока Дина поет соло, первой заметила, что подруга убежала со сцены. Лоррелл бросилась за ней с криком «Эффи!». Дина заметила, что происходит, когда увидела на мониторе, что стоит на сцене в гордом одиночестве, и в ужасе убежала.

– Эффи, ты с ума сошла! – закричала Лоррелл, догоняя ее за сценой.

Та повернулась и взглядом обожгла Дину, которая бежала позади них.

– Скажи мне, что я такого сделала? – сказала Дина, хотя отлично знала, из-за чего весь сыр-бор.

– Ты украла мою мечту, Дина! И моего мужчину!

Тут из служебного входа появился Кертис. В ярости.

– Я не потерплю подобных разговорчиков! – заорал он.

Эффи пропустила его слова мимо ушей.

– И не притворяйся, что не знаешь, о чем я!

– Эффи, прекрати верещать, нас все слышат, – сказала Лоррелл.

– А мне плевать. Пусть слышат!

– Предупреждаю, Эффи, – процедил сквозь зубы Кертис, хватая ее за руку. – Прекрати нас позорить!

– А что такое, Кертис? Я тебе не нужна. Тебя беспокоит только эта тощая дура.

Кертис замахнулся и чуть было не влепил Эффи пощечину, но передумал. Вместо этого он бросил ей в лицо:

– На сцену. Быстро.

– А не то что? – спросила Эффи, провоцируя, чтоб он ее ударил или хотя бы тронул.

Но Кертис уже переключил внимание на шишек с Си-Би-Эс. Он не хотел, чтобы продюсеры шоу, которые толпились в коридоре, увидели негритянские разборки от и до. Намного сильнее Кертиса беспокоил вопрос, как исправить ситуацию, чтобы телевизионщики не сильно переживали по поводу провала шоу. Важно было выйти из положения с честью, по крайней мере сейчас, в присутствии продюсеров, поэтому Кертис ничего не сказал Эффи.

– Не думаю, что мне стоит возвращаться на сцену, – сказала Эффи и выскочила через черный вход на улицу.

Она оказалась за павильоном Си-Би-Эс. Разводы туши стекали со слезами по лицу. В воздухе пахло плесенью, и от этого запаха у Эффи сжался желудок. Она попыталась сдержать рвотный позыв, но было слишком поздно – ее вытошнило прямо на туфли и платье. Эффи забежала в ближайшую закусочную и попросила салфетку у первой попавшейся официантки.

– Ой, а не вы, случайно, поете в той группе, ну, три черные девочки? – спросила официантка.

– Прошу вас, дайте мне салфетку, – практически умоляла Эффи.

Девушка оглядела Эффи с ног до головы и кивнула:

– Конечно. Но выйдите, пожалуйста, на улицу. Нельзя, чтобы цветных тошнило в нашем заведении, пока нормальные клиенты принимают пищу.

Эффи выхватила салфетку из ее рук, вытерла рот, распрямила плечи и вышла с высоко поднятой головой. Но стоило ей вдохнуть запах плесени, витавший в воздухе, как желудок снова судорожно сжался. Эффи не хотелось верить – нет, этого просто не может быть, – но нужно сходить к врачу, чтобы тот подтвердил ее подозрения, и в глубине души девушка знала, что это не просто подозрения, а правда.

Через несколько дней, когда Эффи сидела в кабинете у врача и медсестра подтвердила, что она на третьем месяце беременности, Дина и Лоррелл стояли на сцене в Лас-Вегасе на финальной репетиции.

– Дамы и господа, казино «Дворец Цезаря» с радостью представляет вам «Мечты» и несравненную Дину Джонс! – объявил конферансье.

Это было сигналом – Дина и Лоррелл выскочили из-за блестящего занавеса на сцену, окруженную дюжиной узких зеркал. Место Эффи пустовало. Дина и Лоррелл спели и отработали весь номер как ни в чем не бывало. СиСи раздавал последние указания оркестру, а Кертис за кулисами руководил рабочими.

Дина и Лоррелл переоделись к тому моменту, как в зал вошла Эффи, и репетировали первый номер.

– Простите, я опоздала, – сказала Эффи, стягивая с себя пальто.

Дина и Лоррел застыли на месте. Пианист и барабанщик перестали играть. СиСи направился к сцене. Выступление вот-вот должно начаться, и все, кто с неохотой ждал развязки, поняли, что сейчас она, собственно, и случится.

СиСи решил, что сможет смягчить удар.

– Эффи. – начал он.

– СиСи, прости, я пропустила репетиции, но я ходила к врачу и чувствую себя намного лучше, – сказала Эффи, двигаясь в сторону сцены.

– Слушай, ты только не пытайся никуда уехать сегодня.

– Ты о чем, братик? Сегодня же Новый год.

СиСи помялся:

– Кертис пошел сделать один звонок. Почему бы тебе не подняться к себе в номер, а чуть попозже он придет, и вы поговорите?

– Я же сказала, что все нормально. – Эффи нахмурилась. Она повернулась к Дине и Лоррелл и по их виду поняла, что что-то не так. – Прости, мне нужно переодеться.

И в этот самый момент из-за кулис появилась Мишель Моррис, их секретарша, в платье Эффи, подогнанном по фигуре. Она не почувствовала напряжения, царившего в зале, и не заметила Эффи.

– Господи, я так нервничаю. Ну, движения-то я выучила, но вот в ноты попадать. – Мишель осеклась, увидев Эффи.

Эффи нахмурила брови еще сильнее:

– СиСи, что происходит? Лоррелл, что происходит?

– Эффи, Кертис должен был.

– Любить меня, – сказала Эффи. – Кертис должен был любить меня.

Кертис вошел в зал, увидел Эффи и сделал знак музыкантам и рабочим пойти передохнуть.

– Вот и ты, Эффи, – беспечно начал он, – а я-то уж все обыскал. – но замолчал, увидев Мишель.

– Я отошла на минуту, чтобы уладить кое-какие собственные проблемы, а ты взял и заменил меня в моей группе? В группе, которую я создала? – Эффи кипела от злости.

Кертис решил отбросить любезности.

– Я много месяцев предупреждал тебя, чтобы ты прекратила так себя вести. Ты не особо старалась, опаздывала и доставляла всем нам массу хлопот. А сегодня даже не изволила явиться на репетицию.

– Это ложь. Я не создавала никому никаких хлопот. А сегодня ходила к врачу, потому что плохо себя чувствовала.

– Эффи, речь не про сегодня. Это тянется уже слишком долго. Ты работаешь спустя рукава сама и саботируешь нашу работу. Кроме того, ты так располнела, что не вписываешься в группу. Тебе нужен перерыв.

– Что? Да я никогда и не была худышкой! – Эффи посмотрела на себя, словно ища доказательств. – Ты так говоришь, потому что трахаешься с этой тощей и заурядной девкой!

– Это кого это ты называешь заурядной? – спросила Дина, упирая руки в боки. – А сама-то знаешь кто? Самовлюбленная эгоистичная певичка-любительница!

– Ах ты! – завопила Эффи. – Да, это я тебя назвала тощей заурядной девкой, с которой он трахается!

– А теперь послушай сюда, мисс Ой-все-вокруг-вино-ваты, – процедила Дина сквозь зубы. – Я слишком долго терпела твое поведение – твою стервозность, нытье и капризы.

– Черт побери, – встряла Лоррелл, – когда вы прекратите эти разборки?

– Не вмешивайся, Лоррелл, это наше с Диной дело.

– Да? – недоверчиво спросила Лоррелл. – Вообще-то и мое тоже. Это и моя группа. И я устала, Эффи. Устала от всех проблем, которые ты нам создаешь.

Эффи в ярости покачала головой, словно стряхивая с себя слова Лоррелл, а потом ткнула в нее пальцем:

– Я всегда знала, что вы сговорились против меня.

– Лоррелл тут ни при чем, – спокойно сказала Дина. – Просто ты всегда думаешь только о себе.

Кертис запрыгнул на сцену и схватил Эффи за локоть, чтобы сказать свое веское слово:

– Я так и знал, что от тебя будут одни неприятности.

– Неприятности? Кертис, я же твоя женщина.

– Да, но из группы ты уходишь. Я не для того столько сил вложил, чтобы ты все взяла и разрушила. Ну, давай, ругайся, кричи, ори все, что хочешь. Я тебе заплачу неустойку.

– Меня нельзя купить ни за какие деньги, Кертис, запомни! – закричала Эффи.

– Остановись, Эффи. просто возьми деньги и уходи, – сказал СиСи; в его взгляде отчетливо читалась усталость.

Эффи резко повернулась и посмотрела брату в лицо:

– Ты с ними заодно, СиСи?

– Успокойся, Эффи. В этот раз ты сама знаешь, что виновата.

– Они и твою черную задницу купили с потрохами!

– Повторяю: успокойся. Ты перегибаешь палку.

– Я вам перегну, я вам еще не так перегну! – Эффи мерила шагами сцену.

Мишель больше всего на свете хотелось бы раствориться за кулисами или оказаться в офисе и печатать какую-нибудь бумажку.

– Я не хочу в этом участвовать. Я здесь совсем уж ни при чем. Это ваше дело, и меня ваши разборки не касаются.

– Еще как касаются, милочка. Ты же тоже приложила свою маленькую хитрую ручку, чтобы вытурить меня из группы. Ну, сколько тебе пришлось выложить, чтобы тебя взяли?

– Следите за языком, мисс Эффи Уайт! – Мишель снова обрела дар речи. – Я не собираюсь выслушивать оскорбления от второсортной певички, которая не может держать себя в руках.

– Так! Все вон. Нам с Эффи надо поговорить, – велел Кертис, и все остальные гуськом ушли со сцены. Когда они остались наедине, Кертис сказал: – Эффи, ты сама роешь себе могилу. Мы во «Дворце Цезаря», тебя не найти, что еще я должен был делать?

Эффи молча стояла на сцене. Кертис пытался убедить девушку, хотя, по большому счету, ему было плевать, согласится она или нет. Шоу, в том виде, как он его создал, с заменой Эффи на Мишель, состоится точно по плану. Но Кертису хотелось услышать от Эффи, что это она, а вовсе не он заварила всю эту кашу.

– Может быть, потом, когда ты возьмешься за ум, мы подумаем насчет того, чтобы вернуть тебя, но сейчас, пока ты ведешь себя подобным образом, я не вижу выхода.

Эффи закрыла глаза и начала делать то, что умела делать лучше всего на свете. Петь. Она пела о любви, о том, что не может уйти, не может жить без него, умоляя о любви.

Она подержала последнюю, тоскливую и вызывающую ноту, но когда открыла глаза, то увидела, что стоит на сцене одна. Кертис ушел.