Джинн в плену Эхнатона

Глава 2 Поход к зубному

Большинство детей на свете ждут не дождутся конца учебного года и начала летних каникул. Но близнецы неизменно встречали первый день лета со страхом и отвращением, потому что именно в этот день миссис Гонт всегда водила детей к дантисту.

Вообще-то зубы у Джона и Филиппы были белые, как подушечки «Орбит», и ровные, один к одному, как рядком припаркованные одинаковые машины. Им пока не доводилось даже ставить пломбы и, положа руку на сердце, беспокоиться по поводу визита к врачу им было незачем. Но им отчего-то всегда казалось, что в один непрекрасный день мистер Ларр непременно найдет в их зубах какой-нибудь дефект, и тогда все эти иглы и сверла, пинцеты и зонды, весь этот сверкающий пыточный арсенал будет пущен в ход.

Близнецы насмотрелись достаточно фильмов и твердо знали, что, когда дантист не просто осматривает зубы, а работает всерьез, боль может быть самая адская.

Потому-то утром, когда у них была назначена встреча с мистером Ларром, Джон проснулся ни свет ни заря от жуткого и явственного сна, в котором его раздирала зубная боль, та самая адская зубная боль, что превращает могучих взрослых мужчин в жалких скулящих щенков и заставляет свирепого медведя-гризли ластиться к мальчику, который осмелился взять на себя роль медвежьего зубного… Та самая боль, из-за которой Джон в конце концов лишился всех своих зубов — во сне.

В холодном поту, дрожа от страха и едва дыша, Джон буквально выпал из постели и тут же схватился за челюсть: все ли на месте? Какое счастье, что это был всего лишь сон, пусть кошмарный, но сон! Однако что-то странное за время этого сна все же произошло: по зеркалу, висевшему возле кровати, змеилась трещина. Мало того! Эта трещина не только перерезала зеркало по всей длине, но и аккуратнейшим образом продолжилась дальше, перебравшись на деревянное изголовье его кровати. Так, погодите, а может, наоборот? Вон наволочка опалена и чуть надорвана, прямо на том месте, где только что была его голова! Как будто боль, возникшая в его сознании во время сна, выскочила наружу, в материальный мир, и завладела окружающими вещами.

Так в первые секунды рассуждал Джон.

— Ты что это устроил? — Стоя на пороге комнаты, Филиппа оценивала размеры ущерба. — Проголодался посреди ночи и решил стенку погрызть?

— Я что, по-твоему, хомяк? — возмутился Джон. Однако поделиться с сестрой своими предположениями о происхождении загадочной трещины у него как-то язык не поворачивался: вдруг засмеет?

— Нет, конечно. Но иногда от тебя воняет совсем как от хомячка. — Она подошла к зеркалу и медленно провела пальцем по трещине. — Я, конечно, знаю, что этого не может быть, но след — как будто после землетрясения. Правда, последнее значительное землетрясение в Нью-Йорке было в восемьдесят третьем. Пять и одна десятая по шкале Рихтера.

— Слушай, откуда ты все знаешь? — Джон и вправду был ошеломлен осведомленностью сестры.

— Я фильм видела по телевизору пару недель назад, — пояснила Филиппа. И тут же нахмурилась. — Все-таки странно…

— Еще бы не странно, — согласился Джон, но сестры в комнате уже не было. Несколько минут он пытался выбросить эту историю из головы, но тут влетела Филиппа, размахивая вчерашней газетой.

— Вот, смотри! — Она чуть не насильно всунула ему в руки «Нью-Йорк таймс».

— Что? На что смотреть?

— В Египте было землетрясение.

— И какая связь? При чем тут трещина в моей комнате?

— А ты посмотри. — Она забрала газету обратно и приложила к стене рядом с зеркалом. У Джона отвисла челюсть: трещина на стене Египетского музея древностей, явственно видная на фотографии в газете, точно повторяла все изгибы трещины, перерезавшей его зеркало, изголовье кровати и подушку.

— Ого! — выдохнул Джон. — Круто.

Филиппа снова нахмурилась:

— Ты сам это сделал! Ты решил меня разыграть.

— Вот еще выдумала! Я проснулся, а она тут! Честное слово!

— Но каким образом?

— Знаешь, может, это ерунда, но мне приснилось, что у меня очень сильно болят зубы. А трещина идет точно с того места, где я прижимался щекой к подушке.

Сестра не стала смеяться. Она стала внимательно рассматривать подушку.

— А почему мне ничего не приснилось? — обиженно спросила она. — Нам ведь часто снятся одинаковые сны.

— Сам удивляюсь. Но знаешь, наверно, так вышло, потому что я боюсь зубного, а ты нет.

Филиппа кивнула: что верно, то верно.

— Только это никак не объясняет сходство между твоей трещиной и трещиной на стене музея в Каире.

Они все еще продолжали обсуждать загадочную трещину, когда несколько часов спустя одолевали двадцать четыре лестничных марша, что вели в зубоврачебный кабинет Мориса Ларра на Третьей авеню. С мамой, которая, естественно, поднималась на лифте, дети вновь встретились в приемной. Она живо беседовала с доктором Ларром, причем вовсе не о зубах, а о теннисе, поскольку оба были заядлыми теннисистами.

Взглянув на близнецов поверх очков, мистер Ларр заговорщицки подмигнул.

— Мы играли в теннис на раздевание, — пояснил он. — Так она меня раздела догола. Ваша мать — профи. Да что там! Сколько женщин, которые зарабатывают на жизнь теннисом, и мечтать не могут о такой подаче! А как она шикарно выглядит на корте! Это само по себе редкость. У нас ведь на крупных турнирах не сразу и отличишь, кто играет: мужчина или женщина. Но вашу маму отличишь сразу и — навсегда. Гордитесь!

Близнецы вежливо кивнули. Они давно привыкли, что маму превозносят на все лады — то за одно, то за другое. Столь трудноопределимое понятие, как шарм или чары, им было пока неведомо, поэтому они считали, что мать наделена странной, даже таинственной властью над людьми. Всего в ней было чуть-чуть с избытком, поэтому все получалось у нее чуть лучше, чем у остальных. Парикмахерши нахваливали ее роскошные, темные, всегда блестящие волосы и уговаривали порекламировать шампунь. Модельеры восхищались ее фигурой и звали в топ-модели. Косметологи ахали при виде ее шелковистой, гладкой, упругой кожи и предлагали запустить серию косметических препаратов «От миссис Гонт». Писатели делали комплименты ее тонкому юмору и уверяли, что ей пора написать книгу. Гости уплетали приготовленные ею блюда и рекомендовали открыть ресторан. Соратники по благотворительным акциям преклонялись перед ее способностью раздобыть деньги на благое дело и советовали пойти в дипломаты. Так что ни Джон, ни Филиппа не удивились, услышав от мистера Ларра, что их мать, ко всему прочему, отлично играет в теннис.

— Мо, уймись, — засмеялась миссис Гонт. — Ты меня в краску вогнал.

Но близнецы знали, что на самом деле она нисколько не смущена. У матери не было слабостей, кроме одной: она обожала лесть. Лейла была падка на лесть, как сладкоежки — на торты и конфеты.

Мистер Ларр снова посмотрел на детей, изобразил самую дружескую улыбку и засучил рукава.

— Ну что? Кто из вас первым сядет в кресло к дяде Мо?

— Джон, — ответила миссис Гонт, как отрезала. Ее решения, словно решения судьи или полицейского, под сомнение не ставились и обжалованию не подлежали.

Джон уселся в кресло, а мистер Ларр надел резиновые перчатки, и его руки стали белыми, точно он окунул их в ведро со сливками. Затем он подошел к Джону и ногой — в мокасине с кисточками — нажал какую-то кнопочку на полу, отчего кресло или, вернее, кожаная кушетка, на которой лежал Джон, мягко поплыла вверх, и мальчик почувствовал себя подопытным кроликом на сеансе левитации у фокусника.

— Открой-ка рот пошире, — сказал мистер Ларр и включил лампу. По носу Джона разлилось тепло.

Он открыл рот.

— Еще шире, Джон. Вот так, умница… — Вооружившись зеркальцем, напоминавшим клюшку для гольфа, и крошечным, но острейшим крючком, мистер Ларр принялся осматривать рот пациента — сантиметр за сантиметром. Он наклонился совсем близко, и на Джона явственно пахнуло зубной пастой — изо рта доктора — и лосьоном от его гладкой загорелой кожи. Лосьон назывался «Пармская вода», таким же пользовался после бритья и мистер Гонт.

— Хм-хм…

Наверно, он так хмыкает тысячу раз на дню, успокоил себя Джон. Но потом доктор вдруг сказал:

— Господи, что это у нас тут завелось?

Джон вцепился в подлокотники так, что побелели пальцы.

— Господи! Что? Еще один? Ничего себе…

Подняв очки на лоб и стянув с лица марлевую маску, дантист повернулся к миссис Гонт:

— Лейла, напомни-ка, сколько ему лет?

— Двенадцать, Мо.

— Так я и думал… Уникальный случай. — Он покачал головой и широко улыбнулся. — Впервые в моей практике! В таком возрасте! Молодой человек, — обратился он к Джону. — У вас выросли зубы мудрости. В двенадцать лет! Беспрецедентный случай.

— Зубы мудрости? — миссис Гонт со стоном опустилась на диван. — Следовало ожидать.

— Зубы мудрости? — Джон приподнялся на локтях. Диагноз звучал не так уж страшно. Дырки, которые надо пломбировать, наверняка хуже. — А что это за зубы?

— Зубами мудрости их прозвали потому, что они обычно появляются у взрослых и якобы мудрых людей. Почему-то считается, что люди с возрастом умнеют, хотя, судя по поведению некоторых взрослых, это явное заблуждение. Проблема в том, Лейла, — продолжал мистер Гонт, — что челюсти Джона еще не готовы принять две пары новых зубов. Да-да, Джон, полный комплекс, целых четыре штуки. А раз челюсть недостаточно широка, новые зубы будут причинять неудобство остальным — то есть попросту их вытеснять. И твоей очаровательной улыбке грозит стать кривой и щербатой. Нам ведь это не нужно, верно?

— Что вы хотите сказать, сэр? — спросил Джон, хотя он, кажется, уже знал ответ.

— Мудрецов придется выдрать, Джон. Удалить эти зубы. Все четыре. Поскольку это целая операция, мы положим тебя в больницу и сделаем это под общим наркозом. Ты себе спишь, а мы удаляем зубки.

— Что? — Джон побелел.

— Ну-ну, Джон, волноваться совершенно ни к чему, — мягко сказал мистер Ларр. — Ты же мужчина. Я все сделаю сам, ты и глазом моргнуть не успеешь. Лейла, если это удобно, можем договориться на послезавтра.

— Мо, послушай… А отложить нельзя? Все это так некстати…

— Когда речь идет о столь юном организме, я не рекомендовал бы оставлять эти зубы во рту даже лишней минуты, — твердо сказал доктор. — Дело не только в его улыбке и внешнем виде. Мудрецы давят на остальные зубы, а это чревато абсцессами и проникновением инфекции.

— Ладно, уговорил, — вздохнула миссис Гонт. — Спорить не стану. Удаляй, раз так надо. Просто я… не ожидала, что так скоро… Оказалась не готова…

— Разве к такому подготовишься? На твоем месте любой бы растерялся. Что ж, молодой человек, с вами мы на сегодня закончили. Уступите-ка место сестрице Филиппе. Фил, садись сюда и изобрази нам оперную певицу.

Взобравшись на кресло-кушетку, Филиппа раскрыла рот пошире. Она была абсолютно уверена, что у нее во рту — увы! — не найдется ничего примечательного. Ну и пускай, пускай мистер Ларр скажет, что у нее самые обычные зубы на свете. А Джон вечно выпендривается. Нате, пожалуйста, уникальный случай, мальчишка с зубьями мудрости… Она попыталась расслабиться и подумать, какое кино выберет, когда они отсюда выйдут. После посещения дантиста мама всегда водит их в кино.

— Ну и ну! — выдохнул мистер Ларр. — Кто бы мог подумать! Я, конечно, понимаю, что близнецы — особая статья, но это… это…

— У нее тоже?.. — простонала миссис Гонт.

— Что там, мистер Ларр? — спросила Филиппа. Но поскольку все десять пальцев доктора были у нее во рту, вопрос прозвучал так: О-ау-ы-е-ау?

Привычный к такой манере изъясняться, мистер Ларр вынул изо рта девочки пальцы и инструменты и снял маску, обнажив свою голливудскую улыбку.

— Вы спрашиваете, что там, юная леди? Там — новая страница в истории стоматологии! У вас прорезались зубы мудрости. В точности как у вашего брата-близнеца.

— Замечательно, совершенно замечательно, — пробормотала миссис Гонт, но так, что Джону показалось, что на самом деле она думает ровно наоборот.

— Вот как! — Филиппа торжествующе взглянула на Джона. — Между прочим, я родилась на десять минут позже, — значит, именно я и есть уникальный случай. Я — самое юное существо с зубами мудрости, а вовсе не ентот прыщавый мальчик. — Желая досадить Джону, Филиппа всегда называла его «ентот прыщавый мальчик».

— Значит, ты, — радостно согласился мистер Ларр и снова улыбнулся. — Какие дети, Лейла! Чудо, а не дети!

— Да, — еле слышно отозвалась миссис Гонт. — Чудо…

— Впрочем, чему ж тут удивляться? — продолжал мистер Ларр, нежно поглаживая руку миссис Гонт. — Какие еще дети могут быть у такой потрясающей женщины?

Филиппа нахмурилась. Как все-таки несправедливо устроена жизнь. При чем тут мама? Это же она, Филиппа, самое юное существо на свете с зубами мудрости! А послушать мистера Ларра, окажется, что ее зубы — очередное мамино достижение, как игра в теннис или упругая нестареющая кожа.

— И что теперь? — спросила Филиппа.

— Беда, — прошептала миссис Гонт.

— Мне тоже надо их удалять? — уточнила Филиппа.

— Безусловно, — закивал доктор. — Думаю, лучше всего сделать вам операцию одновременно. Поставим кроватки рядышком, чтобы вам было не так одиноко. — Он перевел взгляд на миссис Гонт и покачал головой. — Разве это беда, Лейла? Чтоб у тебя больших бед в жизни не было!

Но вернуть миссис Гонт хорошее настроение ему не удалось. Договорившись о времени операции и выслушав последние наставления врача, они вышли на улицу. Мать решительно повернула к дому:

— При сложившихся обстоятельствах кино придется отложить. Надо все сообщить папе и кое-что подготовить.

— Позвонить в похоронное бюро? — Этим вопросом Джон рассчитывал хоть чуть-чуть поколебать безмятежность сестры — в отместку за «ентого мальчика».

— Не мели чушь, малыш! Мистер Ларр абсолютно прав: волноваться незачем. Операция простейшая. — Мамина натянутая улыбка говорила о том, что убеждает она скорее себя, чем сына. — Наверно, пора вам рассказать… Я просто не хотела делать это в присутствии мистера Ларра… Он так радовался вашей уникальности. Но среди моих предков и родственников ранние зубы мудрости вовсе не редкость. Мне самой их тоже удаляли… Я была всего на пару лет старше вас. Зато теперь — глядите! Идеальные зубы. — Она улыбнулась, точно зубную пасту рекламировала, широко-широко. Но все равно вымученно и печально.

— Но в больницу-то зачем ложиться! — не унимался Джон.

— Давай посмотрим на ситуацию с другой стороны, — предложила мама. — Считай, что это такое испытание, вступительный экзамен во взрослую жизнь. Между прочим, эта жизнь достаточно трудна. А для вас вдвойне. Ну, в том смысле… что… у близнецов все вдвойне.

Миссис Гонт вздохнула и достала сигарету. Лица у детей вытянулись: они терпеть не могли, когда мать курила. Это была худшая привычка блестящей и безупречной миссис Гонт, к тому же совершенно неуместная в Нью-Йорке, городе, где курение порицается больше, чем ношение огнестрельного оружия.

— Неужели обойтись не можешь?! — возмутился Джон.

— Послушайте, — сказала миссис Гонт, не обращая ни малейшего внимания на неодобрительные гримасы детей. — Если вы не струсите, а спокойно ляжете в больницу и дадите вырвать вам эти зубы, причем без скандала, я разрешу вам поехать в летний лагерь. По рукам?

— Честное слово?

— Я за свои слова отвечаю. От вас же требуется одно: вести себя храбро и достойно. А потом подарите мне свои зубки.

— Мама! Ты хочешь сохранить наши зубы? Все восемь? — удивилась Филиппа. — Ну ладно, договорились.

— А зачем тебе зубы? — спросил Джон.

— На память. Можно оправить их в золото и прицепить к браслету, вроде подвесок.

— Круто! — восхитился Джон. — Как у каннибалов. Я бы тоже носил.

— Зато у вас впереди замечательное лето. Я слышала про чудесный летний лагерь, под Салемом, в штате Массачусетс. Вы там сможете…

— Я с ним в один лагерь не поеду, — заявила Филиппа.

— Я с ней, кстати, тоже не жажду все лето провести, — поддакнул Джон. — Хочу в лагерь, где развивают навыки выживания.

— Уверяю вас, что «Дом обновления» — один из лучших летних лагерей в Северной Америке. Для мальчиков и девочек, — уточнила миссис Гонт. — Огромная территория — с полями и холмами, лесами, ручьями, да еще две мили морского берега. Вам обоим очень понравится. Конечно, если вы не хотите в лагерь, можете провести лето со мной и с папой на Лонг-Айленде. Как обычно.

Джон взглянул на Филиппу и пожал плечами. Судя по описанию, «Дом обновления» — неплохой лагерь. Да любой лагерь лучше, чем еще одно скучное лето на Лонг-Айленде. Филиппа все поняла и кивнула в ответ.

— Ладно, еду в «Дом обновления», — сказала она.

— Я тоже еду, — поспешно произнес Джон. — А когда?

— Думаю, после операции вам стоит пару дней побыть дома, прийти в себя, а потом можно и ехать, — сказала миссис Гонт. — Я еще должна убедить папу. Ведь он рассчитывал провести это лето с вами вместе. Так что лагерь — не раньше следующей недели.