Глава 6 Кентавры, искусство дипломатии и откровения сэра Ниваля

Они медленно двигались по предгорной местности на юг, вдоль течения реки, делая по нескольку миль в день и почти не встречая человеческого жилья, кроме старых стоянок скотоводов и охотничьих избушек. Шли весело, беззлобно переругиваясь на каждом шагу и постоянно что-то друг-другу доказывая. Эйлин, которая искренне считала себя спокойным человеком, терпимым практически к любым проявлениям человеческой натуры, сама удивлялась, как Нивалю удавалось вызывать в ней дух соперничества и провоцировать на какие-то глупые споры. То же самое ощущал и он, списывая все на ее мерзкий характер. На четвертый день пути им пришлось отклониться на запад, так как они набрели на поселение орков и насилу унесли ноги.

По мере продвижения, чувствовалось, что климат меняется, стало теплее, снег уже не покрывал землю сплошным ковром, и они пошли быстрее. Как-то, идя с Нивалем по лесной тропе, Эйлин заметила:

— Зря мы не взяли из сторожки лук.

— А что бы ты с ним делала? — Поинтересовался Ниваль.

— Подстрелила бы что-нибудь на обед. А то рыба, ягоды, орехи и прочие дары природы уже порядком надоели.

— А, так ты еще и охотница? Ну-ну.

Она искренне возмутилась. Тактичному человеку не пришло бы в голову сомневаться в талантах дочери Дэйгуна.

— Между прочим, получше тебя. Уж кое-чему меня научили. Вот увидишь, когда я лук раздобуду. Сама буду есть, а тебе ни кусочка не дам!

Не успела она произнести эти слова, как почувствовала, что ее ноги что-то опутывает. Через секунду какая-то сила подняла их с Нивалем в воздух и подвесила вниз головой. Они оказались вдвоем в липком тесном коконе.

Эйлин попыталась вытащить нож, но быстро поняла, что это бесполезно: они были опутаны и прижаты друг к другу так, что нельзя было пошевелиться. В довершение всего, локоть Ниваля больно впился ей в бок, и избавиться от него было невозможно.

— Черт бы тебя побрал с твоими локтями, — проворчала она.

— Извини, дорогая, в следующий раз, когда мне придет в голову идея повисеть с тобой вниз головой, я обязательно сгруппируюсь, чтобы прислониться к тебе чем-нибудь помягче, — язвительно ответил Ниваль. — Между прочим, если ты заметила, рукоятка твоего ножа упирается туда, где ощущать ее крайне некомфортно. Но я не болтаю, как некоторые, а пытаюсь придумать, как нам спастись.

Закончив эту эмоциональную тираду, Ниваль многозначительно умолк, оставив Эйлин в полном недоумении. Через полминуты она спросила:

— Ну как, придумал?

Ниваль молчал, сдвинув брови.

— Мда… Между прочим, странно, что твоя знаменитая интуиция не подсказала тебе, что здесь ловушка.

Он хмыкнул.

— Действительно, странно, что такая выдающаяся охотница не заметила такой примитивной паучьей ловушки.

«Точно, паучьей!» Эйлин громко выругалась и принялась энергично двигаться, пытаясь расслабить путы. Со стороны они походили на гигантскую жирную извивающуюся гусеницу. Ниваль сдавленно охнул.

— Черт возьми, прекрати эту пытку!

— Да плевать, когда явится хозяин паутины, будет не лучше!

— Нет уж, есть вещи, которыми мне не хотелось бы жертвовать, — не сдавался он. — Лучше пусть меня сразу паук сожрет.

— Эгоист! — Буркнула Эйлин, но перестала бесчинствовать. — Думаешь, когда тебя жрет паук — это намного приятнее?

— Сейчас мы это узнаем, — вполголоса пробормотал Ниваль.

Эйлин посмотрела туда, куда он указывал взглядом. Их с интересом разглядывали четыре пары красных, блестящих, выпуклых, чуть продолговатых глаз, расположенных полукругом на черной мохнатой голове. Хозяин глаз был футов десять ростом, имел черное глянцевое брюхо и спину, покрытую расходящимися от середины полосами серо-коричневого меха. Огромная паучья туша покачивалась на мохнатых ногах с острыми зазубренными пластинами. Рассмотрев их, паук, как им показалось, разочарованно вздохнул. Видимо, их слегка бледный и худосочный вид не внушал доверия. Для верности он решил ощупать их и медленно протянул к ним тонкие осязательные лапки. Эйлин невольно уткнулась Нивалю в плечо, и тому пришлось, зажмурившись, принять удар на себя. Но ничего страшного не произошло. Покрытые жесткими длинными щетинками лапки паука просто прикасались к его голове, дотрагиваясь до волос и щек.

Закончив осмотр, паук снова вздохнул и, прошелестев что-то, срезал кокон с пленниками с дерева. Упав на землю, те застонали и разразились возмущенной бранью, но паук, потеряв к ним всякий интерес, пошел дальше, медленно переставляя ноги высотой с дом. Увидев проплывающее над ними блестящее брюхо, они окончательно убедились, что их не собираются есть, и решили покачать права.

— Эй, уважаемый! — Закричала Эйлин вслед удаляющемуся пауку. — Мало того, что вы обращаетесь с живыми людьми, как с картошкой, да еще и оставляете их на произвол судьбы!

— Тссс, тихо, — шикнул на нее Ниваль и прошептал: — Он тут не один.

Эйлин медленно повернула голову и увидела нацеленное в лоб Ниваля копье. Затем взгляд ее скользнул на сжимавшую копье руку и на существо, которому она принадлежала.

— Боги правые, — прошептала она, зажмурилась и вновь открыла глаза, — ты видишь то же, что и я?

— Молчи, — снова шикнул Ниваль.

— Кто вы такие? — Сурово спросило существо низким голосом на чистом человеческом языке.

Было не очень удобно разговаривать с ним и пытаться завоевать его доверие, лежа на боку и будучи привязанными лицом к лицу. Эйлин попытала поднять голову, но не преуспела в этом. Уставившись на наконечник копья и стараясь сохранять спокойствие, она ответила:

— Вам было бы удобнее допрашивать нас в вертикальном положении.

Существо усмехнулось.

— Мне лично ваше положение не доставляет никаких неудобств. Кроме того, насколько я вижу, у вас есть оружие.

— А кто нынче ходит без оружия? — Огрызнулась Эйлин. — Мало ли кто повстречается бедному путнику. То разбойники, то пауки, то…

Существо рассмеялось.

— Я обязательно представлюсь вам, двуногая леди. Но позвольте задать вам один вопрос. Вы не люди сэра Лограма?

Эйлин нахмурилась, будто вспоминая что-то.

— Нет, по-моему.

— А чьи вы люди? — Не унималось существо.

— Да вроде ничьи пока, — растерянно ответила она, — а почему мы обязательно должны быть чьими-то?

Существо подняло копье и обошло их кругом, внимательно разглядывая.

— Хм… Человек в этих местах не может позволить себе быть ничьим. Откуда вы такие взялись?

В разговор вступил Ниваль, который больше не в силах был терпеть это издевательство.

— Послушайте, вы обещали задать один вопрос, — нервно сказал он, — и я лично буду очень благодарен и с удовольствием просвещу вас на любую тему, если вы немедленно избавите нас от дальнейших расспросов в столь неудобном и местами мучительном положении.

— Учтите, тот из вас, кто возьмется за оружие, тут же пожалеет об этом, — предупредило их существо, распарывая паутину острым копьем.

Когда Ниваль, освободившись, отохался и откатался по земле, а Эйлин размяла затекшие руки, они смогли как следует разглядеть своего спасителя. Сверху это был обычный человек, или, судя по ушам, полуэльф с грубоватыми чертами лица и длинными каштановыми волосами, собранными в хвост. Он был широк в плечах, мускулист и одет в эльфийские наручи и что-то вроде полукирасы с наплечниками. Человеческая его часть заканчивалась чуть ниже пупка. Дальше существо было похоже на коня. Точнее, оно и было обыкновенным конем с четырьмя ногами, хвостом и всем прочим. Получеловек-полуконь понимающе вздохнул.

— Может, хватит меня разглядывать? Не очень-то это вежливо. Я Амадей из племени кентавров. Мы живем в этом лесу уже много сотен лет, очень уединенно, о нас мало кто знает. Наша деревня находится в закрытой долине, а здесь мы иногда охотимся.

— А разве кони охотятся? — Простодушно поинтересовалась Эйлин.

Ниваль пихнул ее в бок, а Амадей недовольно посмотрел на нее, поджав губы.

— Я же сказал, я кентавр. Почему бы мне иногда не съесть на ужин зайца или рябчика, запив его домашним вином? Чем я хуже тебя?

— Извини, — пролепетала Эйлин, — конечно, ничем не хуже.

— Ладно, забыли, — сказал кентавр и поманил их за собой в чащу, — пойдемте в деревню, я угощу вас скромным завтраком, и вы подумаете, как можете нам помочь.

— Мы? Вам помочь? — Подозрительно переспросил Ниваль.

— Естественно, — спокойно ответил Амадей. — Если что, я освободил вас от паутины Люси.

— А эта Люси случайно не на вас работает? — Съехидничала Эйлин.

— Нет, она наша соседка. Людей и кентавров она не ест. Предпочитает кабанов и зайцев. Встретить вас было большой удачей. Ведь вы не служите ни Лограму, ни Родерику?

— Мы таких людей вообще не знаем, — заверил его Ниваль.

— Вот и прекрасно. Значит, вы можете быть нам полезны. Услуга за услугу.

Долину, где жили кентавры, было, в самом деле, нелегко найти. Вход в нее был естественно замаскирован водопадом. Пройдя по узкой каменной лестнице, путники прошли в небольшую пещерку за стеной воды, а выйдя из нее, очутились в деревне. Жилища кентавров представляли собой большие глинобитные дома с крытыми соломой крышами и минимумом обстановки внутри. Они походили скорее на сараи, расположенные по берегам небольшой речушки, через которую были перекинуты мосты. Местность была очень живописной. Склоны окружавших ее холмов поросли кустарником. Амадей сообщил им, что весной, когда он зацветет белыми и розовыми цветами, долина превратится в самое красивое место на земле.

Угостив их сыром, домашним хлебом и куском холодной баранины, Амадей рассказал о своей проблеме. Оказалось, что Южный Лес, в котором кентавры издревле спокойно жили и охотились, до недавнего времени был нейтральной территорией. Сюда лишь изредка заходили охотники из соседних княжеств, не доставляя никаких проблем. Но одному из местных князей, сэру Лограму, захотелось наложить лапу на ничейный лес. Его сосед, сэр Родерик, не смирился с такой несправедливостью, что привело к междоусобным столкновениям. Находиться в лесу стало небезопасно, там постоянно случались стычки между их людьми. Но если кто-нибудь из них добьется своего, будет не лучше, как считал Амадей. Мало ли что может прийти в голову новому хозяину леса. Того и гляди, обнаружат и захватят деревню.

— Наши осведомители говорят, что Родерик уже пошел на попятную. Он слабее Лограма, к тому же, очень уважает друидов. Его друид наговорил ему каких-то гадостей про наш лес, и тот вроде не так уж горит желанием его заполучить. Но продолжает борьбу из принципа. Вот если бы Лограм тоже отказался, его гордость не пострадала бы.

— Значит, от нас требуется уговорить этого Лограма, — заключил Ниваль, вытирая с губ бараний жир.

Амадей радостно кивнул.

— У нас есть для него подарок.

Он порылся в сундуке и вытащил украшенный драгоценными камнями пояс из змеиной кожи с золотой пряжкой в виде змеи с изумрудными глазами.

— Этот пояс подарили одному из моих предков, еще до того, как наше племя перебралось в эти края. Он затоптал змею, которая хотела напасть на спящего в шатре человека, а человек оказался какой-то важной шишкой, к тому же магом. Этот пояс волшебный, кажется, показывает зарытые клады.

Ниваль покачал головой и усмехнулся.

— Наивные. Вы думаете, это так просто — подарил поясок и по рукам? Вы плохо знаете людей. Дилетанты. Но так уж и быть, я возьмусь за это дело.

Ниваль задумался, что-то прикидывая и, наконец, произнес.

— Мне кое-что понадобится. Прежде всего, по хорошему костюму для меня и, — он критически оглядел Эйлин, — и вот этого сопровождающего лица, за неимением лучшего.

Она фыркнула и хотела что-то сказать, но Ниваль махнул рукой.

— Потом.

— Одежды у меня нет, но есть деньги. — Амадей достал из сундука кошелек и отдал его Нивалю. — В городе Лограма вы сможете купить все, что нужно.

Взвесив кошелек на ладони, Ниваль, видимо, остался доволен и протянул кентавру пятерню.

— По рукам.

* * *

Замок сэра Лограма был окружен высокой крепостной стеной, за которой прятался шумный городок, похожий на большую деревню. Но в городе были трактир, кузница, несколько магазинов, книжная лавка и, — какой сюрприз, — общественная баня. Это было первое место, куда они направили свои утомленные стопы. Порядки в бане показались им дикими. Мужчины и женщины мылись вместе, что поначалу привело обоих в шок. Даже для привыкшего ко всякому Ниваля это было слишком. Но мыться очень хотелось, к тому же, народ здесь жил, видимо, чистоплотный, а значит, неделями немытое тело значительно снижало шансы на успех в дипломатии. Поэтому, стыдливо обернувшись выданными крохотными полотенцами, они зажмурили глаза и ступили в эту обитель разврата. Однако, сразу поняли, что нравы здесь безобидные, и никто не собирается их разглядывать. Они прекратили жаться к стенке и, быстро переняв у местных их странные банные обычаи, стали развлекаться на всю катушку. Леди Эйлин и сэр Ниваль не были бы собой, если бы даже из прозаического процесса совместной помывки не устроили грандиозную разборку с выяснением, кто первый попросит пощады, когда другой будет скоблить ему спину жесткой щеткой и лупасить веником. Местные сначала испугались и хотели позвать стражу, но, увидев, как самих истязаемых веселит этот процесс, решили, что, должно быть, они принадлежат к какой-нибудь секте, и просто убрались подальше, стараясь не обращать внимания на их вопли и нелицеприятные высказывания в адрес друг-друга. Намывшись и получив заряд бодрости, Эйлин и Ниваль решили, что северяне — немного странный, но простодушный и целомудренный народ с прекрасными традициями, и пообещали хозяину бани, что, если будут в этих краях, то обязательно заглянут сюда еще раз и не одни, а с друзьями. Хозяин на полном серьезе ответил им, что заплатит им сам за то, чтобы ни они, ни, тем более, их друзья никогда здесь больше не появлялись.

Следующим пунктом был магазин одежды, где они выбрали себе по роскошному наряду, немного поторговавшись, благодаря чему сумели сэкономить добрую треть денег кентавров. Добавив к оставшимся деньгам то, что им удалось выручить за взрывные сферы, они с горящими глазами побежали в оружейный магазин, откуда вышли таким довольными, какими только могут быть люди, сто лет не державшие в руках хорошего меча. Тут же, в каком-то дворике, они на радостях устроили маленькую шуточную дуэль. Тут-то их стража и взяла тепленькими. Оказывается, сэр Лограм запретил дуэли в своих владениях, и сегодня же вечером их ждет его суровый, но справедливый суд. И никакие оправдания и воззвания к здравому смыслу, равно как и попытки откупиться, не возымели действия. Да, как это ни печально, стража во всех городах одинаковая.

Сидя в полутемной вонючей камере на соломенной подстилке и глядя на хмурого Ниваля, Эйлин беззаботно произнесла.

— Вот видишь, а ты все думал, как нам попасть в замок. Вечером стража сама доставит нас к Лограму — и дело сделано.

Ниваль почесал голову.

— А вдруг у них смертная казнь положена за дуэли?

Эйлин пожала плечами.

— А язык у тебя на что подвешен? У тебя ведь был план, вот и осуществляй его.

— В положении обвиняемого?

— Ерунда, — она махнула рукой, — такие, как ты, нигде не пропадают.

Ближе к вечеру их привели в небольшой уютный зал, украшенный красными гобеленами, старинным оружием и охотничьими трофеями, где благородный сэр Лограм восседал на троне, принимал пищу, занимался своими княжескими делами, а заодно и вершил справедливый суд. На вид князю было не больше двадцати двух-трех лет. Он оказался довольно симпатичным длинноволосым шатеном с улыбчивыми карими глазами. Как только Ниваль увидел его, он принял театральную позу небывалого изумления, а затем, не обращая внимания на стражу, с радостным криком «Лограм, старина!» кинулся обнимать благородного сэра. Телохранители князя обнажили мечи, но тот, опешив от горячих объятий обвиняемого, жестом приказал им опустить оружие и вгляделся в его лицо, на котором был написан прямо-таки нечеловеческий восторг.

— Эээ… Обвиняемый…

Но Ниваль тут же прижал палец к губам и, сделав серьезное таинственное лицо, шепнул Лограму:

— Тссс… не при посторонних. Особа, которую я сопровождаю, не может раскрывать себя, поэтому мы использовали дуэль, как способ попасть в замок неузнанными. Мы готовы искупить вину, но сначала вы должны нас выслушать.

Ниваль, конечно рисковал. Рисковал и от всей души надеялся, что не ошибся в Лограме.

— Итак? — Сэр Лограм вопросительно посмотрел на Ниваля, когда стража, по его приказу, вышла за дверь. — Значит, затеянная вами дуэль была лишь поводом попасть сюда. И вы должны быть чертовски убедительными, чтобы я вам поверил.

Молодой князь строго нахмурился, отчего стал выглядеть еще моложе.

Ниваль, словно спохватившись, незаметно пихнул Эйлин в бок, и церемонно поклонился.

— О, сиятельный князь, позволь, прежде чем ввести тебя в курс дела, отдать тебе соответствующие твоему положению почести.

Сэр Лограм смущенно кашлянул, чем окончательно убедил начальника Девятки в верности выбранной тактики. Его еще никто не называл сиятельным князем, да и княжество у него размером с пятак. Не княжество, а смех один. Вот у его соперника Родерика земли на целых два акра больше, а ему еще и лес подавай. Ниваль, скрывая довольную усмешку кота, наевшегося сливок и решившего удовольствия ради поиграть с мышкой, склонился еще ниже, чем окончательно смутил молодого сэра. Тот слегка покраснел и сделал неловкий жест рукой, который, видимо должен был означать, что сиятельный князь готов их выслушать.

Подав знак Эйлин, Ниваль стал расстегивать ремни старой кольчуги, под которой оказался великолепный костюм из серебристой парчи, надетый на накрахмаленную белую рубашку. Эйлин последовала его примеру и осталась в темно-зеленых кожаных брюках, такого же цвета камзоле с золотым шитьем и белой блузе с рюшами.

— Вы позволите, леди?

С этими словами Ниваль подошел к креслу Лограма и, бесцеремонно усевшись на подлокотник, склонился и стал что-то ему нашептывать. Эйлин слышала лишь обрывки фраз.

— … не знает?

— … дарственный переворот…

— … а откуда?…

— … будущее…левства…

Дослушав его, Лограм благоговейно посмотрел на девушку и, вскочив со своего места и неловко поклонившись, предложил гостям занять места за столом у камина и стал собственноручно наливать им вино.

Ниваль был сама любезность и держал себя с Эйлин так, будто отвечает жизнью за каждый волосок на ее голове. Постоянно бормотал какие-то извинения и вообще изображал всяческую суету. Даже когда она, эксперимента ради, наступила ему на ногу, он и не подумал разразиться ругательствами, даже глазом не моргнул. Он тут же обернулся к Лограму и сказал:

— Я должен извиниться за немногословность и слегка глуповатый вид ее высочества. Дело в том, что она от рождения глухонемая. Но может немного читать по губам, если говорить не очень быстро.

Сказав это, он посмотрел на Эйлин с видом триумфатора, за что был мысленно награжден порцией невысказанных эпитетов.

— О! — Лограм сочувственно вздохнул и проорал ей в лицо, тщательно артикулируя: — Добро пожаловать, леди, в мои скромные владения.

Эйлин криво улыбнулась и закивала, дескать, поняла, незачем так орать. «Ну, Ниваль, скотина такая!»

Ниваль долго болтал с Лограмом об охоте и лошадях — главных предметах, интересующих молодого князя. Через полчаса они уже общались, как лучшие друзья, запросто называя друг друга по имени, а Эйлин стала в нетерпении ерзать на своем месте. Ниваль, внимательно разглядывая свои ногти, как бы между прочим заметил:

— Да, кстати, я здесь еще по одному важному делу, имеющему отношение к спорному участку.

— Ты имеешь в виду Южный Лес? А какое тебе до него дело? — Подозрительно спросил сэр Лограм.

— Лично мне — никакого, — уклончиво ответил Ниваль, войдя в роль дипломата.

Лограм взглянул на надувшуюся Эйлин.

— Ты хочешь сказать, что…

Водя пальцем по полированному подлокотнику высокого резного кресла красного дерева, Ниваль тихо, но многозначительно произнес:

— Говорю тебе по-дружески, а не как официальное лицо. Лучше не связывайся. Предположим, ты отвоюешь у Родериков эти несколько акров совершенно бесперспективной земли. Но тем самым ты наступишь на мозоль кое-кому посильнее их и наживешь себе большущий геморрой.

Взглянув в прищуренные глаза Лограма, он обезоруживающе улыбнулся.

— Не думай, что я пришел с пустыми руками. Нам есть, что тебе предложить. То, от чего отказался Родерик, и поплатился за это, заполучив родовое проклятье на ближайшие десять поколений.

Лограм отшатнулся и в ужасе посмотрел на Эйлин. Та сообразила и, поддерживая игру, сузила глаза и, как смогла, изобразила кровожадную улыбку.

Между тем, Ниваль снял с себя пояс, спрятанный под камзолом, и подал его Лограму.

— Этот пояс был сшит две тысячи лет назад из кожи одного из сыновей змеиного короля. Князь, сделавший это, впоследствии принял мученическую смерть…

При этих словах Ниваль переглянулся с Эйлин и, сверкнув глазами, холодно усмехнулся. Лограм открыл и закрыл рот, потянувшись к пустому кубку.

— А пояс этот с тех пор и по сей день хранился в королевстве змей, — продолжал Ниваль, заботливо подливая князю вина. — Он дает мудрость, дар предвидения, указывает местоположение кладов и оберегает от змей. И он станет твоим, если ты навсегда уберешься из Южного леса. Но он же и накажет тебя, если ты нарушишь свое слово. Если это сделает кто-то из твоих потомков, с ним будет то же самое. Соглашайся.

Впечатлительный князь, оказавшийся под перекрестным огнем красноречия Ниваля и гипнотизирующего взгляда Эйлин, тут же согласился на сделку, попытавшись деликатно отказаться от чудесного пояса, но этот номер не прошел. Ниваль шутя накинул пояс Лограму на шею и слегка стянул, с демонической усмешкой взглянув ему в глаза.

— Помни о договоре и спи спокойно, — тихо и ласково сказал он, — а мы, пожалуй, пойдем. Или, может быть, нам воспользоваться твоим гостеприимством и пожить пару дней в твоем замечательном дворце? — Он сделал вид, что раздумывает, поглядывая на побледневшего хозяина. — Нет. Извини. Нас ждут дела.

Когда они выходили из зала, он повернулся к бредущему следом хозяину.

— Кстати, ты мне денег занять не можешь? Мои хозяева платят слитками золота, а сбыть их в маленьких городках — большая проблема.

Логам с облегчением выдохнул.

— Ниваль, как тебе не стыдно, что же ты раньше молчал.

Он стал суетливо выворачивать карманы, но там было не густо. Тогда он нетерпеливо подал знак стоявшим около двери стражникам во главе с капитаном и нескольким придворным. Те наскребли вполне приличную сумму, на которую, по подсчетам Эйлин, можно было разжиться хорошими доспехами и еще целую неделю есть, пить и снимать лучшие комнаты.

— Ах, да еще, — спохватился Лограм, вытаскивая из-за пазухи свиток. — Возьмите гарантийную грамоту. Если вы захотите купить что-то в дорогу, все лавки и магазины в черте города к вашим услугам — всe бесплатно.

— Черт! — Не сговариваясь, выругались они, оказавшись за воротами замка.

— А давай попробуем продать назад то, что мы уже купили, — предложила Эйлин, когда они спускались по извилистой грунтовой дороге, ведущей в город.

Ниваль строго посмотрел на нее и покачал головой.

— Мы официальные персоны, а не мелкие жулики.

— Мда… по-моему, мы как раз жулики и есть.

— Много ты понимаешь в дипломатии. Хорошо, что рта лишний раз не раскрывала.

— А вот это, Ниваль, было самой настоящей подлостью!

— Зато сработало.

— Скажи хоть, что ты ему про меня наплел.

— Что ты змеиная принцесса, похищенная в младенчестве и ничего не знавшая о своем происхождении. Я сопровождаю тебя в королевство, оставшееся без правителя, а королевство это находится в тайном месте в Южном Лесу.

— Вот гад! — Восхитилась Эйлин. — Я бы так не смогла. И как тебе в голову пришло?

— И не спрашивайте, ваше змеиное высочество, — ответил Ниваль и невозмутимо уклонился от ее кулака.

* * *

Вечером, когда они, переодетые в новенькие доспехи и нагруженные покупками, вернулись в деревню кентавров, те, в связи с благополучным решением своего вопроса, решили устроить праздник. Они разожгли большой костер посреди деревни, поставили столы с едой, выкатили бочки с вином и устроили пляски. Их женщины украсили себя венками из горных цветов и вплели разноцветные ленты в волосы и хвосты. Эйлин и Ниваль были почетными гостями, их поили и кормили от души. Местное вино показалось им неплохим, хоть и несколько грубоватым. Но когда они прилично выпили, к ним подошел раскрасневшийся Амадей в сдвинутом на ухо венке и, презрительно взглянув на их кубки, сказал:

— Пьете эту кислятину?

— Так ничего другого не предлагают, — ответила Эйлин.

Амадей заговорщицки подмигнул.

— Дорогим гостям — самое лучшее. Могу отвести вас к одному специалисту. Он варит лучший в этих краях шнапс. Чистый, как слеза и крепкий, как удар моего кулака.

Друзья переглянулись. В общем-то, забористого домашнего вина им было достаточно, но обижать гостеприимного хозяина не хотелось.

Специалист по шнапсу жил в одиночестве в небольшой долине к северу от деревни. Путь туда и обратно занял около часа. Старый седой кентавр-шнапсовар, оказавшийся по совместительству дедом Амадея, был страшно рад их видеть и с гордостью поделился бутылью своего загадочного продукта, половину которой по дороге выпил сам Амадей. Наблюдая, как пьяный кентавр идет, пошатываясь и спотыкаясь на каждом шагу, Эйлин подумала, как здорово иметь всего две ноги.

Придя в деревню, они увидели, что праздник идет полным ходом и начинает принимать дикий оборот. Столы лежали на земле, вокруг них валялись остатки еды. Одна из бочек лежала разбитой, распространяя запах чуть подбродившего вина. Неожиданно чьи-то сильные руки схватили Эйлин и подняли вверх. Увидев перед собой ухмыляющуюся красную морду кентавра, она заорала. Он закинул ее себе на спину и собирался куда-то тащить, но тут его лицо встретилось с чьим-то кулаком. Это Амадей подоспел на выручку.

— Ты, ослиный сын… ик… смотри, кого похищаешь! Иди… ик… найди себе пару в табуне сэра Лограма.

Очевидно, это было у кентавров большим оскорблением. Завязалась драка, в которой вскоре участвовал почти весь мужской состав празднующих. Кентавры были драчливыми, но благородными созданиями: в ход шли, в основном, кулаки и очень редко копыта.

Ниваль, разумно рассудив, что они здесь стали лишними, схватил Эйлин за руку и потащил, оглядываясь в поисках места, куда они могли бы спрятаться, пока разбушевавшиеся хозяева не успокоятся. Их нагнала миловидная кентавриха и, поманив рукой, сказала:

— Идите за мной. Идите, не бойтесь. Я Ника, жена Амадея.

Она привела их в примыкающий к овчарне большой сарай с толстыми бревенчатыми стенами и земляным полом. Там было довольно тепло и приятно пахло сеном, связанным в тюки и сложенным в углу.

— Здесь изнутри есть засов, можете закрыться и заночевать тут, пока наши благоверные развлекаются, — сказала Ника. — Лучше места вы не найдете.

* * *

Они сняли подбитые мехом доспешные куртки из каленой кожи с металлическими пластинами, разлили шнапс по фляжкам и уютно устроились на куче сена. Эйлин вдохнула теплый, с детства знакомый запах и сказала:

— Здорово.

— Угу, — поддержал ее Ниваль, — кайф. Наше здоровье.

Они чокнулись, и Эйлин, осторожно пригубив содержимое фляжки, закашлялась от неожиданности. Крепкий напиток, не хуже дядюшкиного самогона. Для снятия стресса и усталости вполне сгодится. Ниваль тоже оценил местный продукт, зажмурился, а открыв глаза, выдохнул и поморгал. Затем достал из кармана яблоко и, надкусив его, подал Эйлин.

— Ты поосторожнее с этим пойлом.

Закусив яблоком, она махнула рукой.

— Кому ты это говоришь. Помнишь, как мы с тобой дворфов уделали?

— Мы с тобой? — Ниваль фыркнул. — Много ты понимаешь в выпивке, женщина.

Он выдохнул, хлебнул из своей фляжки, прикрыл глаза, склонил голову, прислушиваясь к сврим ощущениям, и удовлетворенно кивнул.

— Моя печень закалена в боях за место под солнцем. А ты — жалкий любитель, которому лучше не пытаться становиться профессионалом.

Эйлин пожала плечами.

— Да я и не претендую. У меня, знаешь ли, есть дела поинтереснее.

Однако, напиток действительно оказался непривычно крепким, резким и пьянящим. Но теплые ощущения внутри были приятными. От всего выпитого за этот вечер у нее заслезились глаза, зашумело в ушах, язык стал слегка заплетаться. И, как обычно, появилось желание поболтать и подурачиться. Даже компания Ниваля показалась ей вполне приятной. Впрочем, что там греха таить, не так уж с ним было плохо. За эти несколько дней Эйлин не только привыкла к обществу начальника Девятки, но и поняла, что он отличный парень, когда не занимается глупостями вроде устроения диких вечеринок, потакания своим странным наклонностям и попыток поспорить с ней и построить из себя главного. Хотя, в двух последних пунктах они друг друга стоили. Но было и другое — они понимали друг друга с полуслова и, главное, ничуть не обижались. Ей вдруг пришла в голову мысль, что с Касавиром такое было бы невозможно. Назвать его гадом или хреновым командиром? Никогда, да и не за что. И он вряд ли позволил бы себе обзывать ее заразой, рыжей стервой или хотя бы глупой девчонкой. А если бы назвал, из его уст это звучало бы очень обидно.

Но думать о Касавире сейчас не хотелось. Слишком грустными были бы эти мысли. Эйлин казалось, что они не виделись целую вечность и кто знает, сколько еще не увидятся. В сущности, она даже не знала точно, жив ли кто-нибудь, кроме них. Она лишь верила в это, и была благодарна Нивалю за то, что он разделяет и поддерживает ее веру. Нет, лучше не думать об этом. Вот и он о чем-то задумался и погрустнел. Тоже кого-то вспомнил.

— Кто тогда больше всех выпил — так это Грейсон. Его черта с два перепьешь, когда он в ударе, — произнес он и улыбнулся, глядя в потолок.

— Скучаешь по нему?

Эйлин не особо рассчитывала на ответ и даже пожалела, что спросила, но на Ниваля нашел приступ разговорчивости. То ли под воздействием алкоголя, то ли от того, что они оказались вдали от дома, службы, в совершенно другой обстановке, но ему вдруг захотелось побыть откровенным с этой рыжей надоедой. Это была роскошь, которую он давно себе не позволял, даже с людьми, которых мог назвать близкими. Он пожал плечами и сказал со вздохом:

— Скорее, да, чем нет. Но я трезво оцениваю наши отношения.

Он откинулся, опершись на локоть, положил ногу на ногу, сделал большой глоток, подождал, пока очередная порция алкоголя разольется теплом по его телу, и продолжил:

— Он неплохой. Даже хороший парень, если уж на то пошло. Помнишь, как он тебе помог выкрутиться, взяв на службу и защитив от судебного преследования. Никто другой не пошел бы на это.

— Так ведь ты его и уговорил, — заметила Эйлин.

Ниваль ухмыльнулся. Еще бы. Потому что нашел правильный подход к преданному рыцарю Невервинтера, готовому в лепешку разбиться, чтобы послужить Родине. На этой почве они и стали друзьями. Ниваль ностальгически улыбнулся, вспоминая, как он, опытный дипломат, неожиданно сам для себя волновался, когда сэр Грейсон, который жил в отдаленном замке и лишь изредка перекидывался с ним парой слов, бывая во дворце, прибыл по его приглашению для разговора о деле государственной важности. Что ни говори, а с Грейсоном ему повезло. И даже если ничего от их отношений не останется — дружба будет нерушимой, какими бы разными они ни были.

— Но он аристократ с родословной. Рано или поздно женится на какой-нибудь знатной девице или вдове с хорошим приданым, которая будет недостаточно искушенной или, наоборот, достаточно расчетливой, чтобы мириться с его двойственной натурой.

— А ты? — Осторожно спросила Эйлин.

Он взглянул на нее и усмехнулся.

— А ты как думаешь? Пойду топиться в Море Мечей. Разве на меня это не похоже?

Эйлин почувствовала неловкость, словно подглядела что-то, не предназначенное для ее глаз.

— Если тебе неприятно об этом говорить — не будем.

Ниваль улыбнулся и махнул рукой.

— А, не деликатничай. С кем мне еще говорить, как не с тобой. Ты же мне друг, хоть и зараза порядочная.

— От заразы слышу, — Эйлин легонько пихнула его в бок.

Ниваль в долгу не остался и, сев, молниеносно перехватил ее руку и заломил за спину.

— А теперь что будешь делать?

— Закатаю тебе фляжкой в лоб!

Эйлин подняла другую руку, но Ниваль перехватил и ее.

— Ну? — Спросил он с улыбкой, обдав ее запахом спиртного.

Он крепко сжимал ее руки за спиной, обхватив коленями ее колени, их тела соприкасались, а лица были совсем близко. Не успел он подумать, что слишком пьян и далеко зашел, как ее взгляд вдруг стал кротким, а улыбка ласковой, как всегда, когда она задумывала какую-нибудь каверзу. Он нахмурился, но не отпустил ее.

— Что ж, сэр Ниваль, вы сами напросились на мое последнее средство, — томно сказала она, прикрыла глаза и потянулась к нему полураскрытыми губами, ожидая, что он тут же отпихнет ее.

Когда этого не произошло, она слегка обеспокоилась. Поцелуи с Нивалем все-таки не входили в ее планы. Но отступать ей не хотелось, также, как и ему. Лишь когда она прикоснулась языком к его губам, он не выдержал и отпустил ее.

— Это был нечестный прием, — укоризненно сказал он, погрозив ей пальцем.

Эйлин фыркнула.

— Кто бы говорил! — Она наклонила голову и хитро улыбнулась. — Но признайся, ты сдрейфил. Еще немного, и…

Ниваль приподнял брови и оглядел ее.

— Еще немного, и… — он наклонился к ней и тихо спросил: — и что?

— Сам знаешь, что, — пробурчала Эйлин, не выдержав его цепкого взгляда.

Ниваль сделал невинные глаза и наклонился еще ближе, скосив глаза на распахнутый вырез ее рубашки.

— Ничего я не знаю. Объясни.

— Да ну тебя! — В сердцах выпалила она, отталкивая его.

Но он, словно его что-то подзуживало, продолжал нахально улыбаться, нависая над ней. На этот раз он твердо решил ее проучить.

— Ну ладно, ладно, — примирительно проворчала Эйлин, — твоя взяла. Ты меня смутил, и можешь теперь радоваться.

Ниваль заливисто рассмеялся, как ребенок, а Эйлин состроила ему гримасу. Он поднял свою фляжку, приглашая ее чокнуться.

— Я уже привык к твоим штучкам.

— К каким еще штучкам?

— Ну, к этим… женским, — объяснил Ниваль. — Ты пытаешься провоцировать меня. Довольно бесхитростно, чтобы посмотреть на мою реакцию.

Эйлин фыркнула. «Женские штучки! Очень надо».

— А ты поддаешься, — упрямо ответила она.

— А ты играешь с огнем, — не сдавался Ниваль.

Он хотел было щелкнуть ее по носу, но помня о ее хорошей реакции, передумал.

— А вообще… я уже привык к тебе. Даже в бане тебя видел и должен сказать…

— Чего?! — Вскинулась Эйлин.

— Ты весьма и весьма на любителя, — закончил он, прикрывая лицо локтями.

— Дурак! Мог бы для приличия что-нибудь хорошее сказать, — обиженно буркнула она после безуспешной попытки подраться с ним.

— И все-таки, — он осторожно приобнял ее плечо, глядя в потолок, — я, пожалуй, изменю своим принципам и тоже женюсь.

Эйлин закатила глаза.

— Ниваль, ты опять за свое. На фиг ты мне сдался.

Он удивленно взглянул на нее.

— А что? Чем я тебе не жених? Между прочим, об этом многие мечтают. — Он понизил голос. — Естественно, мы поженимся в целях делового сотрудничества. Обещаю, я буду смотреть сквозь пальцы на твои шалости с Касавиром. Мы будем отличной парой, и весело заживем в твоей крепости. А?

— Угу, — она кивнула, убирая его руку, — и продолжаться наш счастливый союз будет ровно полминуты, пока ты не схлопочешь молотом по башке.

Ниваль хохотнул.

— Ты прелесть, Эйлин! Всегда находишь правильные слова. И все же, — он ей подмигнул, — я чертовски упрям.

Он вновь приложился к фляжке, а Эйлин, успокоившись, вздохнула.

— Не, Ниваль, не выйдет. Ты же наследный принц Невервинтера, куда мне до тебя.

— Ну, не скажи. Ты — народный герой, легендарная личность. А я, — Ниваль махнул рукой, — может, еще меньше аристократ, чем ты.

Эйлин хлебнула из фляжки и удивленно посмотрела на него.

— Не поняла.

— А что тут понимать. Ты хоть родителей своих не знаешь, может, они у тебя о-го-го. А я… лучше бы не знал, не так тошно было бы.

Эйлин присвистнула и села лицом к Нивалю, сложив ноги по-турецки и уперев в них руки.

— Так-так. А сам называл меня деревенской простушкой и попрекал происхождением. Ну-ка, рассказывай!

Ниваль поморщился.

— Да ладно тебе.

Он помолчал немного и проворчал:

— Я вообще-то нездешний. Родился в Уотердипе.

— Уотердип — большой и богатый город. Мечтаю там побывать, — заметила Эйлин.

Ниваль насмешливо взглянул на нее.

— Чем богаче город, тем беднее окраины. Видела бы ты, в каком убогом жилище я рос. Мой отец… только не смейся… он был бардом.

Эйлин искренне возмутилась.

— Ну, знаешь ли! Что тут смешного? Хороший бард всегда в почете. Некоторым даже титулы и крепости дарят.

Он кивнул.

— Это точно. А папаша был, наверное, не из самых талантливых. Чтобы свести концы с концами, он приторговывал всяким барахлом. Надеялся обучить меня своему искусству, но, к счастью, мне медведь начисто оттоптал оба уха, да и магии я чужд.

— А мать? — Спросила Эйлин, чувствуя, как от выпитого у нее начинает кружиться голова и картинка временами теряет резкость.

Ниваль помолчал, залпом допил оставшийся шнапс, поперхнулся и отшвырнул пустую фляжку в сторону.

— О ней ничего хорошего сказать не могу, кроме того, что, по словам отца, она была хороша собой, имела чудесные темные волосы, удивительные и прекрасные ореховые глаза, фигуру нимфы и доброе сердце. Что не помешало ей бросить нас, когда мне не было и двух лет.

— Ничего себе, что же это за мать такая…

Ниваль грустно улыбнулся.

— У моего отца был один, но великий талант — умение втереться в доверие. Женщины от него просто таяли. Не то чтобы он был бабником. Старый пройдоха искренне влюблялся в каждую, и не было такого, чтобы, влюбившись, он не добился взаимности.

— Наверное, он был красавчиком.

— Язык у него был хорошо подвешен — это точно. А о внешности можешь судить по мне — я его копия.

Эйлин хмыкнула и иронично-оценивающе взглянула на Ниваля. Зря он прибедняется. Румяное лицо — «кровь с молоком». Синие глаза, которые могут улыбаться или выглядеть детски наивными, а могут становиться проницательными, цепкими и приобретать холодный, стальной блеск. Сам он в такие моменты становится похож на добермана перед прыжком — умного, уверенного в себе зверя, за секунды решающего, как сэкономить силы, но схватить наверняка. Эту его ипостась Эйлин разгадала далеко не сразу. Потрясающая способность к перевоплощению. Красивые губы, на которых играет то добродушная, то язвительная, то любезная или холодная улыбка. А иногда они превращаются в жесткую линию. Приличная фигура, наводящая на ассоциации с тем же мускулистым и поджарым доберманом. И волосы — не какие-нибудь белесые или тускло-соломенные, а золотистые, какие нечасто можно увидеть. Еле заметные следы от оспин совсем не портят его. К тому же, их прикрывает начавшая расти светлая борода, и она ему здорово идет. Во всяком случае, с ней он выглядит на свой возраст, а ему должно быть больше тридцати, учитывая его положение. Эйлин вздохнула.

— Эх, Ниваль, Ниваль. Цены бы тебе не было…

— Что? Договаривай, не стесняйся.

Она густо покраснела, пожалев, что сболтнула лишнее. Даже это жуткое пойло для кентавров не могло заставить ее заговорить об этом. Но Ниваль и так все понял и усмехнулся.

— Так уж я устроен. Трудно сказать, чего тут больше — природы или жизненного опыта.

Эйлин поежилась.

— Я не хотела об этом говорить. Не вздумай меня обвинять. Я просто пьяная — вот и ляпаю, что попало.

Но Ниваль и не собирался ее ни в чем обвинять.

— А почему бы нам не поговорить и об этом? Я и так рассказал тебе так много, что, когда просплюсь, первым делом захочу подсыпать тебе яду в рассол.

Эйлин фыркнула.

— Вот уж не думала, что у вас в Девятке так неэлегантно расправляются с неугодными. А как же подосланные убийцы с отравленными кинжалами или пожизненное заключение в мрачное подземелье по сфабрикованному обвинению?

— Ну, ты скажешь, — развеселился Ниваль, — да меня жаба задавит убийце платить: бюджет не резиновый, а еще на старость отложить надо. А фабриковать обвинение — уволь, и так голова целыми днями пухнет. А тебя я мог бы, например, пошантажировать.

Эйлин кивнула.

— Давай, давай, и пусть Касавир тебе первому голову открутит.

Ниваль рассмеялся.

— Ну ладно. Раз уж избавиться от тебя без шума мне не светит, исповедаюсь тебе напоследок.

Он немного помолчал, собираясь с мыслями, и начал свой необычно связный для его состояния рассказ. Словно он уже давно все выстроил и разложил по полочкам в своей голове, только вот рассказать это было некому.

— Моя драгоценная матушка приехала в большой город из деревни в расчете покорить сердце если не знатного вельможи, то какого-нибудь захудалого купца. Но встретила моего отца и поверила в его россказни. Потом родился я. А потом ей надоело слушать обещания золотых гор, и она бросила нас, сказав напоследок, что была дурой, что сразу не вышла замуж за мельника. Она вернулась домой и все-таки вышла за него.

— Откуда ты знаешь?

— Когда мне было 13 лет, мне захотелось найти ее. Отцу я не сказал, куда пошел. Это было глупо, конечно, зачем ей нужна было тень из прошлого в моем лице.

— Нашел?

Ниваль кивнул.

— Угу, она жила в богатом доме мельника на окраине, у нее было двое близнецов. — Он вздохнул. — Она не могла не узнать меня, и узнала, я чувствовал это. Но сделала вид, что приняла меня за нищего, стала быстро совать какие-то деньги, еду… Я оттолкнул ее и убежал, но вернулся ночью. Чтобы поджечь дом. Я возненавидел их всех — ее, располневшую, но красивую, какой ее описывал отец, ее довольного мужа, сытых пухлых детей.

— Нужели ты сделал это?! — Прошептала Эйлин.

Он покачал головой.

— Я услышал детский плач и увидел свет в окне. Там был еще один ребенок, младенец. Она встала, чтобы покормить его. С тех пор я стал учиться контролировать свои чувства, поступки и не проявлять эмоций.

Они долго молчали. Наконец, Эйлин сказала, дотронувшись до его руки.

— Извини, я не хотела заставлять тебя вспоминать все это.

Ниваль пьяно усмехнулся и, перехватив ее руку, поцеловал ее. Его несло, и он не хотел останавливаться. Так много лет у него не было возможности хоть ненадолго стать самим собой, облегчить душу, а может, и лучше понять себя.

— Ну что ты. Вечер воспоминаний только начался. Рассказать, как мы жили с отцом? Представь, остаться одному с маленьким ребенком и не бог весть каким заработком. Но он любил меня, до обожания, этого у него было не отнять. И дал себе слово, что выйдет в люди и вырастит меня в достатке. Ему удалось устроиться бардом при дворе одного богатого вельможи. Таких, как отец, там было пруд пруди. Но вельможа скоро умер, а его вдова не смогла устоять перед папашиными чарами. Он стал ее главным бардом и прочно обосновался в ее покоях. На большее он не рассчитывал, и в дела не лез. Вдова была еще хороша собой, и отец утверждал, что любит ее и благодарен за все, что она для нас делает. Наверное, так оно и было. Подозревать этого непутевого покорителя сердец в тонком расчете — выше моего разумения. Естественно, я тоже зажил во дворце, и очень неплохо. Но чем старше я становился и чем больше понимал, тем противнее мне была мысль о том, за счет чего мы живем. А после встречи с матерью что-то во мне надломилось. Ее красивые глаза, полные руки, дородная фигура, плавные вальяжные движения, сладкий запах домашней выпечки и еще чего-то теплого и уютного, стали чудиться мне в каждой женщине. Я ненавидел их за это!

Взгляд Ниваля помрачнел, щеки запылали. Он стал шарить резкими движениями в поисках фляжки. Эйлин молча отдала ему свою, еще наполовину полную. Он поднес ее ко рту, но передумал и, отставив в сторону, взглянул ей в глаза исподлобья.

— Ты правильно делаешь, что не пытаешься успокоить меня. Я терпеть не мог, когда меня пытались «отогреть», жалели бедного сиротку, норовили приобнять, поцеловать в лобик, стянуть с меня рубашку, чтобы зашить или постирать.

Он вскинул голову.

— Мне не нужна была ничья забота, я сам мог позаботиться о себе, и хотел, чтобы отец понял это. Я всегда был рукастым и головастым пацаном, мог зарабатывать нормальным мужским трудом. Не головой, так руками. Не руками, так кулаками. Здоровый парень в большом городе всегда найдет, чем заняться. Мне было плевать, будет ли он гордиться мной. Все, чего я хотел — это чтобы он перестал носиться со мной, будто я барышня навыданье. Но… отец не понимал меня и все пытался пристроить на свой манер, чтобы я ни в чем не нуждался. Когда мне не было шестнадцати, одна из подруг его благодетельницы изъявила желание взять меня к себе «в помощники секретаря». Ты не представляешь… — Ниваль отвернулся и сглотнул, — не представляешь как я, сопляк, был этому рад. Найти применение своим мозгам, доказать отцу… До сих пор… не могу спокойно вспоминать об этом. Я думал, это мой шанс добиться!.. доказать, что я чего-то стою без его советов и протекции!..

Голос Ниваля сорвался, и он умолк. Эйлин осторожно вложила свою руку в его, и он, не поворачиваясь, пожал ее.

— Не стоило мне затевать этот разговор, — тихо сказала она.

Ниваль покачал головой и повернулся к ней.

— Я никому не рассказывал этого. Только тебе. Сам не знаю, почему. В общем, я сбежал на следующий день, решив, что больше никогда не позволю женщине прикоснуться к себе. Отцу я высказал все, что думал о нем и его образе жизни. Для него это было ударом. С тех пор мы не виделись. Последнюю весточку о нем я получил три года назад.

Ниваль замолчал.

— А как ты попал к Нашеру? — Спросила Эйлин.

Он пожал плечами.

— Как обычно попадают на рыцарскую службу. Пошел в оруженосцы к одной… оригинальной личности. Испытал на своей шкуре, как боевое мастерство и рыцарский кодекс чести вбиваются плетью в спины амбициозных юнцов. И как весело проводят время некоторые рыцари и их друзья в компании молодых оруженосцев. Но я благодарен им за эту школу. Однажды ночью, лежа в холодной каморке и глотая слезы обиды, я дал себе слово, что когда-нибудь все эти гребанные аристократы будут лизать мне пятки.

— И сделал это, — тихо произнесла Эйлин.

Ниваль усмехнулся.

— Первое, что я сделал, став вторым лицом в Невервинтере — это вспомнил о своем старом добром учителе, пригласил его на вечеринку и устроил ему веселый аттракцион посвящения в рыцари. — Он вздохнул. — Мне и самому сейчас стыдно все это вспоминать. Но так хорошо, как в те минуты, я давно себя не чувствовал.

Он задумался ненадолго и сказал, словно сам себе:

— Я быстро взлетел и был еще очень молод. Я всю юность положил на то, чтобы добиться того, что сейчас имею. Закрыл душу для всего постороннего. Лишь изредка позволял себе расслабляться, но если уж делал это — то на полную катушку. И… я осознаю, насколько мстителен и тщеславен, мне и сейчас трудно контролировать все проявления своей паскудной натуры, а тогда — тем более.

— Ну, не такой уж паскудной, — возразила Эйлин, — если ты сам это признаешь. Ты же взрослый, сам понимаешь — все в твоих руках и тому подобное.

Он улыбнулся и посмотрел на нее долгим взглядом.

— И это все, что ты можешь мне сказать по итогам моей душещипательной… я хотел сказать, душеспасительной исповеди?

Эйлин пожала плечами.

— Ну, а что еще? Я, конечно, не могу успокоить тебя тем, что, мол, на твоем месте любой стал бы сволочью. Ты, судя по всему, и сам знаешь, что это не так.

Ниваль криво усмехнулся и сказал:

— Спасибо, добрая ты душа.

— На здоровье, — ответила Эйлин. — Не каждый стал бы сопротивляться судьбе хотя бы так, как это делал ты. То, чего ты достиг, вообще многим не снилось. — Она махнула рукой. — Короче, к черту эту душещи… душеспасительную философию, я уже пьяная.

Она взглянула на него и, похлопав по плечу, с сарказмом произнесла:

— Но, если ты вдруг захочешь переквалифицироваться из расчетливых гадов и пройдох в кристальные душки и, как следствие, вылетишь из Девятки — добро пожаловать в мои владения. Я тебя не брошу и не дам пропасть твоему таланту трубочиста.

— Ты не женщина, Эйлин, ты мечта, — в тон ей ответил Ниваль, подавая руку для пожатия, — и где ты раньше пропадала? Вместе мы бы…

— Так, отставить, — перебила его Эйлин. — Не смущай мою юную душу всякими мерзостями.

— Юная душа? — Хохотнул Ниваль. — А ты знаешь, что Нашер сделал меня своей правой рукой, когда мне не было и двадцати пяти лет.

Эйлин ошарашено посмотрела на него.

— Ты стал начальником Девятки в двадцать пять лет? А сейчас тебе сколько?

— Тридцать будет в марте.

— Я и не думала, что ты такой молодой.

Ниваль хмыкнул.

— Между прочим, меня посвятили в рыцари, как и тебя, в 22 года. Но своих родовых владений у меня до сих пор нет.

— А они тебе нужны? — С сомнением спросила Эйлин.

— Уже нет, — он подмигнул ей, — у меня есть невеста с приданым.

Она поднесла к его носу кукиш.

— Вот тебе приданое. Раз я выгодная невеста, то найду жениха познатнее тебя.

Они поболтали еще немного, перешучиваясь и строя предположения о возможной родословной Эйлин и о том, кто из знатных граждан Невервинтера мог бы составить ей партию. Предложенную Эйлин кандидатуру ее соседа Грейсона Ниваль отверг в нецензурных выражениях, заявив, что лучше отдаст ее в жены самому Нашеру. Вскоре оба почувствовали, что шнапс окончательно подавил их волю к сопротивлению сну и усталости. Шум снаружи стал стихать. Видимо, кентавры тоже устали праздновать. Кто-то из них, желавший уединиться со своей дамой, стал барабанить копытами по дверям сарая и громко ржать, словно позабыл, что владеет человеческим языком. Но Ниваль заорал, что помещение уже занято, и если он намерен колотить в дверь до утра, то пусть хотя бы делает это ритмично. Что-то обиженно проворчав, незадачливый влюбленный пошел искать счастья в другом месте, а Ниваль повернулся к смеющейся Эйлин и, улыбнувшись, сказал:

— По-моему, здесь стало жарко. Нам лучше лечь… на разные кровати.

Эйлин приподняла брови и игриво спросила уже совершенно непослушным языком:

— Боишься, что я с пьяных глаз опять полезу целоваться?

Ниваль ничего не ответил, лишь смерил ее мутным, блуждающим взглядом и стряхнул соломинку с ее растрепанных волос.

— И еще. Если почувствуешь, что я к тебе пристаю — сделай мне как можно больнее, хорошо?

Эйлин почесала голову.

— Ну… Это всегда пожалуйста, но…

— Прекрасно, — перебил ее Ниваль, — спокойной ночи.

Он отполз подальше и, положив под голову куртку, лег на спину, вдыхая пряный запах сена. После этого разговора в его душе что-то встало на место. Женщина выслушала его, не закатывая глаз, не выражая бурного сочувствия или отвращения. Не удивляясь. Подумаешь, жизнь, как жизнь, ничего особенного. И сейчас, чувствуя, как его расслабленное алкоголем, невесомое тело увлекает в тягучую воронку нетрезвого сна, он не боялся, что, проснувшись наутро, будет раскаиваться. Его подозрения последних недель подтвердились: в его жизни появился человек, который говорил с ним на одном языке и которому он мог доверять, как самому себе. И он даже не жалел, что это оказался не мужчина.

Загрузка...