Дом железных воронов

Глава 10

Я так погружена в свои мысли, что едва замечаю, как мы пересекли канал, пока не оказываюсь на причале. Джиана хватает меня за плечо и оттаскивает от мужчин, привязывающих судно.

– Что с тобой происходит?

Как бы я хотела рассказать ей, но, очевидно, я бы прокляла этим кучу незнакомцев.

Я перестаю покусывать губу.

– Просто задумалась… о всяком.

– Всякое – это Энтони? – Ее глаза горят. Я не могу сказать, беспокойство это или веселье, я знаю, что это совершенно не одно и то же, но мой разум не способен сейчас различать оттенки чувств. – Если ты не хочешь заходить дальше, скажи ему. Он один из немногих, кто прислушается.

Свидание с Энтони – последнее, что у меня на уме, но теперь, когда она напомнила о нем, наш поцелуй и продолжение, на которое рассчитывает Энтони, занимают центральное место. Через плечо Джианы я наблюдаю, как он выходит из своей лодки с изяществом опытного мужчины, привыкшего существовать между сушей и морем. Он ловит мой взгляд, но не улыбается. Как и я, он был на взводе с тех пор, как мы покинули Ракс.

Перевожу взгляд на Джиану:

– Я не уверена в том, чего я хочу. – Ну, кроме того, что я бы отмотала весь этот вечер назад. Всю эту неделю.

Я бы хотела, чтобы мама никогда не упоминала Бронвен и я никогда не отправлялась на ее поиски, потому что слепой женщине удалось и одурманить мой разум, и выбить меня из колеи. Могу ли я, полукровка, законно стать невестой Данте благодаря охоте за сокровищами?

Бронвен попросила меня не рассказывать ни о поисках, ни о ней, но она не говорила, что я не могу спрашивать о статуях.

Я поднимаю глаза к небу, полному мерцания звезд:

– Джиа, есть ли в королевстве кузнецы, которые работают с железом?

Она склоняет голову:

– Только один, в Изолакуори, поставляет стальные клинки военным.

Мой пульс учащается. Бронвен сказала, что первая железная птица – в Изолакуори. Может ли она быть в той кузнице?

Я хмурюсь, когда до меня доходит – только чистокровные фейри могут жить в Изолакуори, но фейри не могут работать с железом.

– Кузнец – фейри?

– Нет. Он человек. Фейри не могут прикасаться к железу.

– Он живет в Изолакуори?

– Как и короли. Из поколения в поколение. – Она прищуривается. – Откуда такой внезапный интерес к кузнецам?

За ней взлетает стая уток с бирюзовым оперением, вода стекает с их крыльев, подобно бриллиантам, забрызгивая змея, потревожившего их покой.

– Может быть, мне нужно оружие? Ведь девушка должна себя чем-то защищать, правда?

Голос Джианы опускается до жесткого шепота:

– Дардженто обидел тебя?

Я поражена ее предположением.

– Нет. Я клянусь, он ничего не сделал.

– Что здесь происходит? – Энтони подкрадывается к нам.

– Ничего, – бормочу я одновременно с тем, как Джиана говорит:

– Фэллон хочет приобрести оружие. Железное.

Я впиваюсь зубами во внутреннюю сторону щеки. Почему она взяла и рассказала ему? Я могла бы не заострять на этом внимание, но я говорю:

– Верно. Да. Я бы чувствовала себя в большей безопасности.

Энтони смотрит на Джиану. После долгой паузы его взгляд возвращается ко мне.

– Владение чем-либо железным – смертный приговор. И, учитывая твою историю со змеями, это будет не прогулка по доске[22].

– Я в курсе. Глупая идея. – Которая никуда меня не привела. Или, точнее, не привела в Изолакуори, куда мне все равно нужно попасть. – Пожалуйста, забудьте об этом.

Они обмениваются еще одним долгим взглядом, который заставляет меня выгнуть бровь, потому что в нем чувствуется нечто большее, чем просто беспокойство: в нем чувствуется молчаливое согласие и общий секрет.

Риччио и Маттиа неторопливо подходят к нам, оживленно болтая о своих успехах среди человеческих женщин. Риччио хлопает веснушчатого Маттиа по спине. Должно быть, он дразнит двоюродного брата, потому что вечно загорелое лицо Маттиа кажется румянее, чем обычно.

– Как насчет того, чтобы зайти и пропустить по стаканчику на ночь? – Джиана тянет золотую цепочку на шее, из-за корсажа появляется ключик от двери таверны.

Риччио и Маттиа с готовностью следуют за ней.

Энтони склоняет голову набок:

– Чем бы ты хотела заняться, Фэллон?

Если я сейчас пойду домой, я столкнусь с Нонной, которая почувствует мое смятение и потребует объяснений, эта женщина знает меня вдоль и поперек. Если я задержусь еще на час или два, вероятность того, что она будет спать, возрастет.

Стоп… Энтони же не предлагает проводить меня домой, не так ли?

Я вытираю липкие ладони о юбку.

– Я не готова идти домой. – Ни к нему, ни к себе.

Он кивает в сторону таверны:

– Тогда после тебя.

Я иду впереди него, грязь на подоле платья оттягивает ткань.

– Запри дверь, – говорит Джиана, пока Риччио, единственный фейри огня в компании, зажигает фитили на нескольких масляных лампах.

В Тарелексо так пусто и тихо, что кажется, будто мы пятеро – единственные живые фейри во всем королевстве. Даже спрайты, обычно жужжащие вокруг причала, отсутствуют.

Потому что все во дворце.

Дворец, который мог бы стать моим.

Я – королева…

Так нелепо звучит.

И все же… и все же я могу представить себя рядом с Данте, и не то чтобы мне не нравилось об этом мечтать.

Моя задумчивость достигает невероятных размеров, когда я помогаю Джиане отнести пять бокалов на круглый стол в задней части таверны, отделенной от окон и остальной части зала занавеской. Я сажусь между Энтони и черноволосым Риччио.

Я помню, как он еле плелся обратно к судну, а сейчас первым хватает бокал вина фейри и залпом осушает его.

– Твои манеры ужасны, Риччио. – Энтони подцепляет ножку другого наполненного бокала и ставит его передо мной. – Дамы всегда на первом месте.

– И он удивляется, почему тебе достается все веселье, а ему – крохи. – Я уловила намеки Маттиа, но мои мысли заняты птицами и Данте, поэтому не краснею.

Железные вороны. Железные вороны. Железные…

Что-то щелкает.

– Ведь вы все сражались в битве Приманиви?

Вопрос лишает моих соседей по столу и дыхания, и улыбок. Они оглядывают друг друга, губы бескровные, шеи напряженные, позвоночники прямые.

– Я нет. – Джиана первой возвращается к жизни, наклоняясь над столом, чтобы долить всем вина. – Женщин не берут в солдаты, забыла? Мы слабый пол.

Ни ее сарказм, ни ее острая ремарка не ускользнули от меня. Неравенство между полами так же нелепо, как и неравенство между расами. Как бы мне ни хотелось подробно обсудить и то и другое, у меня есть более насущная проблема.

– Но ты была поблизости, верно, Джиана?

В ее глазах и в голосе настороженность.

– Да…

– В школе рассказывали, что племена снабдили своих птиц железными когтями и клювами, чтобы превратить в оружие.

Никто не произносит ни слова.

– Была ли какая-нибудь из птиц полностью закована в железо?

Энтони хмурится, кривя губы.

– Закована?

– Доспехи, – поясняю я. – Полностью в доспехах.

– Доспехи для птиц? – Маттиа опирается руками, покрытыми светлыми густыми волосками, на круглый деревянный стол – клянусь, этот мужчина наполовину кабан.

Риччио ухмыляется:

– Я-то думал, единственное, что ты попробовала в Раксе, – это слюна Энтони.

Мои щеки покалывает от стыда.

– Оставь ее в покое, Риччио. И – нет. – Энтони наклоняет голову в разные стороны, шейные позвонки хрустят, как будто его тело сильно напряжено. – Только их клювы и когти были из железа.

Могла ли Бронвен назвать их железными воронами? Или я должна найти статуи, сделанные в честь смертоносных птиц?

– Кто-нибудь из них выжил?

– Те, кто выжил, слетелись в Шаббе, – говорит Риччио.

Я вздрагиваю:

– Шаббе?

– Ну, знаешь… тот крошечный остров на юге, который наш дорогой и справедливый король возжелал завоевать и сделал все или почти все ради этого. – Я так понимаю, Риччио действительно не нравится Марко.

– Я знаю все об этом королевстве.

Он кладет руку на спинку стула и поворачивается ко мне лицом.

– Правда?

– Да. Правда. Я знаю, что они дикари, которые ненавидят фейри и используют людей в качестве рабов, что побудило короля Косту воздвигнуть защитные стены вокруг их острова, чтобы защитить от них Люче. Что ознаменовало триумфальное окончание Магнабеллума. Великую войну между Люче и Шаббе, которая велась пять столетий назад. Знаю, что они практикуют магию крови, которая окрашивает их глаза в розовый цвет. Я также знаю, что только женщины обладают силой.

Я обмакиваю палец в вино и провожу им по ободку своего бокала.

– Я не знала, что вороны слетелись к их берегам. – Тихий гул поднимается от стекла и пронизывает зловещую тишину. – Я понимаю, что оставаться в Люче они не могли, но почему не перебрались на восток, в Неббу? Я слышала, там невероятные леса и горы.

– Вороны отправились в Шаббе, потому что шаббины почитают животных. – Серые глаза Джианы отливали серебром в свете масляной лампы.

Мой палец застывает на середине круга. Ее откровение не заставляет меня внезапно почувствовать родство с ними, но оно заставляет усомниться в их варварстве.

Стул Риччио скрипит, когда он откидывается на него. Он вертит в руках бокал с вином, заставляя пузыриться сладкий напиток.

– Почему такой интерес к воронам?

Я вытираю мокрый палец о юбку.

– Потому что я была впервые в Раксе, и я помню, что кое-кто из людей помогал горному племени, – говорю я. – И вот я задумалась о Приманиви.

Риччио медленно кивает.

– Все те, кто помогал нападавшим, Фэллон… они пошли на дно вместе с племенем. Буквально.

– В смысле?

Маттиа постукивает костяшками пальцев по исцарапанной столешнице:

– После Приманиви Марко заманил несогласных на галеон, который потопил у южного побережья Люче, на кладбище лодок.

Мое сердце стучит так, что кажется, сейчас пробьет косточки корсета.

– Кладбище лодок?

Риччио наблюдает, как Джиана наполняет его бокал, и все же кажется, что он за много миль отсюда, плывет по течению Марелюче.

– Морские течения настолько дикие, что разобьют вдребезги любой корабль, который окажется в этих водах.

– Марко скормил их змеям? – задыхаюсь я от ужаса.

– Почему ты так удивлена? – Маттиа выходит из оцепенения. – Реджио всегда избавлялись от врагов таким способом.

Маттиа бросает взгляд на стену, за которой пристань. Думаю, он беспокоится, что кто-то может подслушивать, прежде чем произнести:

– Интересно, затащили бы змеи тебя в свое логово, Фэллон?

Джиана шипит:

– Не говори таких вещей, Маттиа. Даже не думай о них. – Она опускает большой палец в лужу пролитого вина, затем оставляет на его губах рубиновую каплю – традиция фейри, чтобы произнесенные слова не сбылись.

– Я знаю, все думают, что я могу зачаровывать зверей, но это неправда. – В который раз я повторяю ложь Нонны. – В тот день в канале змей напал на меня.

Маттиа тыкает в меня пальцем:

– И все же ты жива.

– Потому что он был подростком. Это единственная причина, по которой я все еще дышу.

Энтони сжимает под столом мое дрожащее колено.

– Больше никаких разговоров о змеях, воронах или войнах, хорошо?

– Да, да. – Маттиа поднимает бокал.

Рука Энтони остается на моем колене, меня это не успокаивает, но, кажется, успокаивает его, поэтому я позволяю его ладони задержаться.

Пока кузены обсуждают рыбные места и женщин, Джиана исчезает на кухне, чтобы принести еду.

Хотя я стараюсь сосредоточиться на беседе, то и дело мысленно возвращаюсь к пророчеству Бронвен. Почему пять воронов? Могли ли они оказаться в ловушке в Люче?

Однако прошло уже более двух десятилетий. Как долго живут вороны? Котел, надеюсь, я не ищу трупы.

Я мечтаю записать все, что я узнала, но идея, безусловно, ужасная. Вместо этого я запускаю мысли по кругу в своей голове. И в какой-то момент меня осеняет мысль.

Выжившие вороны слетелись в Шаббе.

Шаббины любят животных.

Я ударяюсь коленом о нижнюю часть стола. Что, если искомые реликвии имеют отношение к Шаббе? Что, если Бронвен – шаббинка?

Энтони шепчет мне на ухо:

– Я тороплю события?

Я поворачиваюсь к нему, радуясь, что он подумал – я так реагирую на его заигрывания.

Рада, что он не пытается прочитать мои мысли.

Рада, что он не может.

Я натягиваю робкую улыбку:

– Немного.

Он целует меня в уголок губ и снова кладет руку мне на колено, где она остается до тех пор, пока взбудораженные Марчелло и Дефне не возвращаются из Изолакуори с мерцающими, как звезды, глазами.

Они принимаются описывать пир, и мое настроение портится.

Протрезвев, я встаю и шепотом желаю всем спокойной ночи.

Энтони, в свою очередь, встает и настаивает на том, чтобы проводить меня домой. Поскольку на улице все еще темно, я особо не сопротивляюсь. По правде говоря, я рада компании. Энтони, может, и не Данте, но я ему доверяю.

Пока мы прогуливаемся вдоль канала, я задаю вопрос, который не давал мне покоя в течение последнего часа.

– Я знаю, что защитные стены вокруг Люче не позволяют шаббинам проникать в наши воды, но что, если они уже здесь?

Он застывает, его пальцы на моей пояснице напряжены.

– Стражи бы вышвырнули их. Магия напитывает их кровь и насильно утягивает их тела обратно.

Вот и подтверждение моей теории о том, что Бронвен – шаббинка.

Когда мы снова начинаем идти, я говорю:

– Марко должен был отправить Данте в Шаббе вместо Глейса.

Энтони хмыкает:

– Если бы он хотел смерти брата.

Я делаю глубокий вдох:

– Почему ты так говоришь?

– Потому что Коста убил дочь королевы и использовал ее кровь, чтобы создать магический барьер между их островом и остальным миром.

У меня падает челюсть.

– Шаббины ненавидят Реджио так же глубоко, как Реджио ненавидят шаббинов.

В таком случае шаббины не помогут Данте завоевать трон.

Я возвращаюсь к исходной точке. Меня утешает только то, что теперь у меня в руках больше информации. Хотя пока трудно понять, как пять птиц приведут Данте к трону.

Энтони сжимает мою талию:

– Скоро придет день, когда мы помиримся.

Я хмурюсь, потому что не осознавала, что мы воюем.