Глава 4

– Фэллон! Он это сделал! Он это действительно сделал! – Феб, спотыкаясь, врывается в мой дом вслед за своими громкими воплями.

Я поднимаю взгляд от кожуры репы, разбросанной по кухонному столу.

– Кто и что сделал?

– Данте. Он пересек канал!

Мое сердце подпрыгивает к горлу, потому что канал между Изолакуори и Тарекуори проходит над Филиасерпенс, подводной впадиной, в которую бросают предателей. Морские змеи без зазрения совести хватают их и утаскивают прочь.

Поскольку фейри могут умереть только от глубокой старости или от обезглавливания стальным клинком, я полагаю, что многие лежат на линии разлома, без сознания, но живые, пока с них сдирают плоть, которая не успевает восстановиться, поедая живьем. Это безжалостная пытка, которой король угрожал Нонне, когда она выбрала мою маму, а не моего дедушку.

До сих пор она не рассказала мне, как ей удалось сбежать. Иногда я поднимаю этот вопрос, но это портит ей настроение, поэтому я не настаиваю.

Dolto[16]. – Осуждение слетает с губ Нонны, и она с удвоенной силой принимается кромсать тощую сморщенную морковь.

Я хочу сказать, что Данте не идиот, но разве это правда? Он рисковал жизнью ради трона, который его брат унаследовал после битвы Приманиви два десятилетия назад, Марко ждал целое столетие, чтобы его занять. Не думаю, что он уступит его.

– Это обряд посвящения для королей, Церера, – напоминает Феб моей бабушке, хотя я сомневаюсь, что она забыла. – Теперь Данте может законно занять трон.

Его зеленые глаза устремляются к открытой двери, чтобы проверить, не подслушивают ли нас, так как желать королю несчастья – предательство, которое может привести в Филиасерпенс.

Поскольку наш лазурный дом примыкает к юго-западной окраине Тарелексо, у нас только два соседа, и сейчас один на работе, а второй в школе.

– Разумеется, в случае если с его братом что-то случится, – добавляет Феб. – Упаси Котел.

Я поклялась соляной клятвой Фебу и Сибилле, что, если кого-нибудь из них когда-нибудь бросят в Филиасерпенс, я прыгну с ними, потому что так поступают друзья, особенно из числа заклинателей зверей.

Феб барабанит пальцами по дверному косяку.

– Ну, ты идешь или как?

Я встаю так резко, что мои колени ударяются о стол. Я делаю шаг к нему, но затем бросаю взгляд на Нонну.

– Ты идешь, Нонна?

– Чтобы стать свидетельницей того, как гордый мальчик становится высокомерным мужчиной? Я откажусь. – Глаза бабушки прикованы к кожуре цвета ржавчины, которая скручивается, падая на покрытый царапинами стол.

– О Нонна. Данте совсем не похож на своего брата. Марко не дружит с полукровками. А Данте…

– Давным-давно у короля Марко было много знакомых полукровок. Власть меняет людей. Никогда не забывай об этом, Фэллон. И ты тоже, Феб.

– Да, синьора.

Я не могу представить, чтобы суровый и безжалостный король фейри когда-либо дружил с круглоухими, но Нонна живет уже три столетия, а король Марко – всего полтора. Она знала его задолго до того, как корона из золотых солнечных лучей украсила его голову.

– Фэл-лон. – Феб произносит мое имя и постукивает своим коричневым ботинком. У него много достоинств, но терпение не входит в их число.

– Иду! – Я засовываю ноги в башмаки, затем выбегаю вслед за ним.

Мы бежим по узким мощеным улочкам и по деревянным мостам Тарелексо к широким, залитым солнцем дорогам и стеклянным мостам тареокуринских островов, где цветы ярче, а воздух чище.

Двадцать минут спустя мы врываемся в восточную гавань и прокладываем себе путь сквозь толпу людей, пришедших поаплодировать мужеству принца. Воздух наполнен волнением и спрайтами. Некоторые одеты в шелка и кожу в тон одежды хозяев и парят над их головами; другие, вольные, возбужденно жужжат над резвящейся бирюзовой поверхностью Марелюче, оставаясь достаточно высоко, чтобы не стать змеиной закуской.

Вонь теплой крови и рыбьих потрохов смешивается с цветочными и цитрусовыми ароматами, текущими из квартала чистокровных. В отличие от нашей убогой пристани, мостовая здесь натерта до серебряного блеска, и поскольку сегодня не торговый день, я озадачена тошнотворным запахом.

– Посмотри на размер, мама. – Человеческий ребенок протягивает толстый белый стейк, который занимает две его ладони и блестит, как его бритая голова.

Его мать прикасается ко рту:

– Боги, благословите Princci Данте.

Моя ладонь тоже касается рта, но не в знак благодарности. В ужасе. Потому что белая мякоть покрыта розовыми чешуйками.

Я отступаю назад, забывая, что окружена, и в итоге отдавливаю кому-то ноги. Раздается недовольное бормотание, а затем толчок.

– Фэллон? – хмурится Феб. Он перехватывает мою руку, сжимающую колючую ткань юбки. – Что на тебя нашло?

Я сглатываю, но слюна не может проскользнуть сквозь комок горя, набухающий в моем горле. Феб не знает о моей дружбе с Минимусом. Никто не знает, что я встречаюсь со змеем каждую ночь, чтобы накормить его объедками и погладить его чешую и красивый рог.

Никто не должен знать.

И теперь никто никогда не узнает, потому что…

Моя нижняя губа начинает дрожать. Я прикусываю ее верхними зубами.

Я слышу, как мое имя снова срывается с губ Феба, но не могу ему ответить. Моя тоска слишком сильна, слишком ужасна.

– Фэллон, что…

– Кто? Кто убил его? – шепчу я.

– Его?

– Если вы уже получили кусок змеиного мяса, пожалуйста, отойдите назад, чтобы другие тоже могли получить королевское подношение! – рявкает охранник из центра толпы.

Когда люди переминаются с ноги на ногу, я замечаю отблеск золота на каштановых косах, отточенный взмах руки, покрытой плотью, отливающей бронзой от пота и морской воды, блеск широкого серебряного мачете, опускающегося на то, что осталось от туловища зверя.

Я хочу убежать.

Я хочу плакать.

Вместо этого я убираю руку от дрожащих губ, вырываю свои пальцы из хватки Феба и проталкиваюсь сквозь стоящих передо мной фейри и полукровок.

За эти годы я очертила каждый белый шрам на теле Минимуса. У него их пять – четыре из-за лоз Нонны и один из-за рога соплеменника змея.

Я знаю их наизусть, потому что я глажу эластичную плоть без чешуи каждый раз, когда мы встречаемся, желая, чтобы у меня была сила исцелить его, как когда-то давно он исцелил меня.

Катон стоит перед принцем, сдерживая толпу. Когда он замечает, что я приближаюсь, то едва заметно качает головой. Неужели он думает, что я причиню Данте вред за то, что он убил животное? Несмотря на отчаяние и отвращение, я могла причинить фейри или человеку вреда не больше, чем зверю.

Феб кладет ладонь мне на поясницу и наклоняется к уху:

– Пойдем.

Хотя я благодарна ему за поддержку, я не могу уйти.

Прежде мне нужно увидеть.

Я скольжу взглядом по останкам мертвого змея, выискивая шрамы среди розовой чешуи, но не нахожу их. Я еще раз обхожу трубчатое тело – на всякий случай. Хотя этот змей такой же длины и толщины, как Минимус, это не Минимус. Слезы облегчения и стыда за то, что мне стало легче, текут по моим щекам.

Я смахиваю их, молясь, чтобы никто не увидел, но Данте смотрит на меня.

Подавляя эмоции, я собираюсь отвернуться, как раз когда гондола причаливает рядом с принцем и королевский целитель фейри – гигантский мужчина, одетый в свои обычные черные одежды, – выходит из лодки.

Данте передает нож для разделки мяса одному из многочисленных стражников, идет к целителю, который стоит так близко ко мне, что я могу сосчитать количество золотых колец в длинном ухе – тридцать. Каждое кольцо украшено целебным кристаллом, который он трогает пальцами, чтобы извлечь эссенцию, когда работает с пациентами.

Данте наблюдает за мной, его лоб пересекает морщина. Как и Феб, он, должно быть, чувствует мою боль, поскольку знает, что я не выношу жестокого обращения с животными. Он медленно поворачивается, подставляя спину целителю. Кровь сочится из глубокой раны под его лопаткой и стекает по позвоночнику.

– Зверь напал на меня первым. – Данте не произносит моего имени, но я знаю, что его слова обращены ко мне.

Глаза щиплет, но я не жмурюсь и смотрю на рану.

Данте был ранен первым.

«Он был ранен первым», – повторяю про себя.

Когда я оглядываюсь на безжизненного змея, сердце болит меньше. По правде говоря, мое сердце болело меньше с того момента, как я поняла, что это не Минимус.

Эгоистка.

Я такая эгоистка.

Целитель сжимает огненно-красный кристалл и проводит ладонью по спине Данте, пока темно-бронзовая кожа моего принца не начинает покрываться паром и заживать. Когда все завершилось, целитель кланяется Данте. На обратном пути к своему судну он задерживает на мне взгляд.

Он что, шпионит для Юстуса Росси? Ищет, в чем меня можно уличить?

Я отворачивасюь, прежде чем он успевает что-либо прочесть в моих глазах, и смотрю на жемчужину Люче – замок Реджио из стекла и мрамора, окруженный прозрачными каналами и золотыми мостами. Замок на острове Изолакуори. Бьющееся сердце нашего королевства.

– Феб. – Данте кивает моему другу, сжимая окровавленные пальцы в кулаки. – Забери Фэл отсюда.

Рука Феба скользит по моей талии.

– Я этого и хотел.

Когда мы пробираемся обратно сквозь голодную толпу, Феб долго и глубоко вздыхает, прежде чем поцеловать меня в макушку.

– Когда-нибудь твое сердце доставит нам столько неприятностей, – говорит он.

– Нам? – я поднимаю свои покалывающие глаза.

– Да. Нам. Тебе, мне и Сиб. К лучшему или к худшему. На всю оставшуюся нашу очень долгую жизнь. Помнишь? Мы дали клятву и обменялись кровью.

Боги, я люблю этого парня. Обнимаю его за талию, прижимаюсь к нему. Как только мы отделяемся от толпы, я говорю:

– Нонна была не права.

– В чем?

– В том, что переход через канал изменит Данте, сделает хвастливым. Во всяком случае, он казался раскаявшимся, что укрепляет мою веру в то, что власть меняет не всех мужчин.


Загрузка...