Глава 5

А неделю спустя случилось то, что за нее решило проблему. Организм не выдержал нервного перенапряжения, и Молли лишилась ребенка. Она вернулась домой после нескольких дней, проведенных в больнице, опустошенная, измученная, в отчаянии от того, что произошло. Утешало лишь, что отныне ее ничто больше не будет связывать с Кларенсом, она освободится от гнета своей зависимости и начнет жизнь заново, с новой страницы!

Молли оглянулась по сторонам — квартира показалась ей вдруг чужой, мрачной и неприветливой. И она в ней — одна, совсем одна, как в тюремной камере, без единого просвета, без крошечного лучика надежды.

Она прошла к холодильнику, открыла его и постояла, глядя внутрь невидящим взглядом.

Зачем я пришла сюда? Что я тут делаю? Ах да, мне надо выпить лекарство. А врач приказал принимать его после еды. Фу, какая гадость!..

Отвернувшись и борясь с приступом тошноты, Молли поспешила захлопнуть дверцу.

Господи, как же мне нужен кто-нибудь живой, с кем можно поговорить, поделиться своей болью, своей горечью…

Почему у меня нет подруги? Ни одной? Почему сейчас, в тяжелую минуту, когда хочется разыскать в шкафу старую бельевую веревку, намылить ее и повеситься, рядом со мной нет человека, который бы утешил, ободрил, посоветовал?

Из-за твоего ненаглядного Кларенса, тут же отозвался ненавистный правдолюб — голос здравого смысла. Только из-за него, и никого иного.

Ведь друзья… они имеют обыкновение звонить или, еще того хуже, заглядывать в самые неподходящие моменты. Каково это для репутации женатого профессора французской литературы — быть застигнутым на месте преступления с незамужней преподавательницей вдвое моложе его самого?

Господи, ну почему ты не дал ему смелости сказать эти четыре коротких слова «Я не люблю тебя»? Почему позволил ему терзать меня призрачной надеждой на будущее счастье?

А зачем ты верила? Разве не понимала, что жизнь — это то, что здесь и сейчас, а не в каком-то отдаленном и весьма туманном будущем?

Верила, потому что любила, защищалась Молли. И потому что думала обрести в нем надежную опору. В которой так отчаянно нуждалась.

И что, обрела? Вот то-то же. Твоя опора сейчас на другом конце континента, а ты погружаешься в трясину тоски и безнадежности и подумываешь о веревке.

— Ох, отец… — вслух простонала несчастная женщина, сползая на прохладные плитки пола, — если бы ты знал, как мне не хватает тебя! Если бы я только могла поговорить с тобой!.. Ты мог бы дать мне сил пережить эти дни и забыть Кларенса…

Раздавшийся стук заставил ее вздрогнуть.

Молли потерла виски ладонями и смутно посмотрела в сторону двери. Кто бы это мог быть?

А ладно, черт с ним, кто бы там ни был. Она никого не ждет. Наверное, кто-то что-то продает… Постучит и уйдет.

Но «продавец» был настойчив. Он постучал еще раз и еще… Потом забарабанил кулаками.

Какого дьявола? — возмутилась Молли. Сейчас я ему покажу!

Она вскочила и распахнула дверь.

Совершенно пьяный Барри ввалился внутрь, едва удержавшись на ногах. Она ахнула, поддержала его, помогла добраться до гостиной и усадила в кресло.

— Боже мой, Барри, что с тобой случилось?

В ответ он вытащил из кармана полупустую бутылку виски, отвинтил крышку, сделал глоток и только потом, с трудом ворочая языком, пробормотал:

— П-прости, Молли… я на-напился к-как свинья…

— Что случилось? — настойчиво повторила обеспокоенная женщина.

Она достаточно хорошо узнала Барри за последние дни, и его состояние встревожило ее.

Совершенно очевидно, с ним произошло нечто из ряда вон выходящее.

— Молли, мне не к к-кому пойти, кроме тебя. Я… я не могу сегодня идти д-домой… не могу… — с нескольких попыток выговорил он и, к полному ее ужасу, заплакал, даже не спрятав лица.

— Господи, Барри, ну что ты!

Молли кинулась к нему, обняла и начала успокаивать, бормоча какие-то бессвязные, но добрые слова. Потом вскочила, побежала в кухню, заварила крепкого кофе и принесла ему.

— Выпей, тебе станет лучше, вот увидишь, уговаривала она, но, видя, что Барри не реагирует, начала поить его с ложки.

Постепенно он успокоился, забрал у нее кружку и допил все до дна. Выдохнул, взглянул на нее неожиданно прояснившимися глазами и попросил:

— Не сделаешь еще? Прости, что навязался, но…

— Успокойся, все в порядке.

— Ох, если бы… — Он снова потянулся за бутылкой, но Молли остановила его.

— Не надо. Не сейчас. Выпей сначала еще кофе.

А потом, — она грустно усмехнулась, — если хочешь, могу тебе компанию составить.

Барри кивнул и поднялся.

— Давай. Пошли в кухню… Черт, малышка, ведь я настоящий подонок — совсем забыл о тебе. Как ты? Я имею в виду… ну…

— Нормально, Барри.

— И…

— Врач сказал, что все прошло хорошо. Я смогу иметь детей в дальнейшем. Если ты это имеешь в виду.

— Угу. Знаешь, я завидую тебе, малышка. Ты, если полюбишь человека, имеешь возможность сохранить его навсегда. В виде его ребенка… А у меня… — Он всхлипнул — ужасный звук для взрослого мужчины. — У меня нет даже этого утешения… Господи, ну почему мы не можем иметь детей? — И он расплакался.

Молли растерянно посмотрела на него. Она впервые видела Барри таким, хотя, как ей казалось, отлично узнала его за последние дни.

Они стали настоящими друзьями. Им было так легко друг с другом…

— Барри, что-то… с Джошем? — осторожно спросила она, придвигая ему очередную порцию кофе, и села напротив.

Он вытер лицо и бороду обеими руками, еще несколько раз всхлипнул и, не поднимая глаз, сказал:

— Джош ушел.

— Ушел?! — ахнула в изумлении Молли.

Ей казалось, что она давно знакома с этим очаровательным юношей блондином — другом Барри. Тот столько всего успел рассказывать ей про Джоша, так описать его внешность и характер, что она представляла его как живого. И поверить не могла, что эти два коротких, но таких ужасных для ее нового знакомого слова прозвучали наяву, а не в ее воображении.

Но Барри мрачно кивнул, давая знать, что она не ослышалась, быстро допил кофе и снова взялся за бутылку.

— Постой, подожди секунду, — мягко остановила его Молли.

Он угрюмо взглянул на нее.

— Брось, Молли. Любой человек имеет право напиться в такой ситуации.

— Конечно, — согласилась она. — Я просто хочу достать бокалы. Ты на машине приехал?

Барри хмыкнул.

— На чем же еще?

— Значит, останешься ночевать тут. И не спорь! Ну вот, а теперь наливай. — Она села напротив него, отпила немного темно-янтарной жидкости и одобрительно кивнула. — А ты понимаешь толк в виски, как я посмотрю.

— Я много в чем понимаю толк, — отозвался он. — Кроме человеческих характеров. — И замолчал.

Через несколько тягостных минут Молли не выдержала и спросила:

— Не хочешь рассказать, что произошло?

Бородач поднял на нее полные такой неизбывной тоски и невероятной боли глаза, что она содрогнулась.

— Самая обычная история. Один любит, второй позволяет любить себя. В нашем случае вторым был Джош. Я думал, этого достаточно для счастья. Нам было так хорошо вместе… Но потом… потом… — Он снова замолчал.

— Потом Джош встретил кого-то еще? — тихо спросила Молли. Он только кивнул. После долгой паузы она задумчиво сказала:

— Знаешь, Барри, наверное, мне было бы не так тошно, если бы Кларенс полюбил кого-то еще. Но сознание того, что тебя бросили ради карьеры… — Она вздохнула тяжело-тяжело. — Это оскорбительно… нестерпимо…

Барри вдруг засмеялся — безрадостным, жутковатым смешком.

— Отличная мы с тобой парочка, малышка.

Брошенные любовники, плачущие друг другу в жилетку.

— Черта лысого! — вызывающе воскликнула Молли. — Я не желаю продолжать плакать из-за Кларенса. Не желаю, и все тут! Я отдала ему шесть лет молодости. Целых шесть! Остальные принадлежат мне. Я сделала все, что могла, и даже больше, чтобы стереть саму память о нем, и теперь не собираюсь распускать сопли.

Она допила виски и с такой силой хлопнула бокалом по столу, что разбила. Вскрикнув и выругавшись, схватила левой рукой правую и увидела, что в ладони торчит тонкий и острый, как игла, осколок.

— Стой, Молли! Ничего не делай! — Барри вскочил, быстро разыскал маникюрный набор, достал пинцет и осторожно, но уверенно извлек осколок и торжествующе показал ей. — Ну вот, все в порядке. А то ты могла бы не вытащить целиком. Где у тебя йод и бинт?

Молли не шевелилась, изо всех сил борясь с навернувшимися на глаза слезами. Не от боли, нет, вернее, не от физической боли. За долгие годы, прошедшие после смерти отца, ни один человек не проявлял столько заботы о ней, сколько Барри, которого она знала не больше десяти дней! Она проиграла это сражение, сдалась, упала ему на грудь и зарыдала.

А он обнимал ее и слегка покачивал, давая возможность оплакать тяжелые утраты. Потом поднял на руки, отнес в спальню и уложил на кровать.

— Не у-уходи… — дрожащим голосом попросила она.

— Нет-нет, не уйду. Я здесь. Я с тобой. Поплачь, малышка, поплачь еще. Я буду рядом.

Он сдержал слово. Когда Молли проснулась, было уже светло, и она увидела Барри, прикорнувшего в кресле, которое подтащил к ее кровати. Он все еще держал ее за руку…

Она едва верила своим глазам. Брошенный, оскорбленный, переживающий собственную трагедию Барри провел всю ночь рядом с ней, охраняя ее сон, чтобы она не чувствовала себя одинокой…

И Молли снова расплакалась — но не от горечи и отчаяния, как раньше, а от радости и благодарности. Она утратила так много в этой жизни, пережила столько несчастий — предательство матери, смерть отца, неудачную любовную связь и как завершающий удар — потерю ребенка. И после всего этого, когда казалось, что не стоит продолжать муку этого кошмарного существования, обрела друга. Настоящего. На которого может положиться в трудную минуту.

Барри зашевелился, застонал и открыл воспаленные глаза. С трудом повернул затекшей шеей и снова застонал.

— Черт, как все болит.

Молодая женщина вскочила.

— Давай разотру тебе шею, станет лучше.

— Как же, лучше, — проворчал он. — Когда это массаж помогал от похмелья? Мне виски бы надо…

— На работу сегодня не пойдешь?

Он вздохнул, почесал всклокоченную бороду. Снова вздохнул. Красные мутные глаза постепенно прояснились. В них появилось осознание случившегося, а с ним боль…

— Нет. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.

— Но почему?

— Дай мне выпить, малышка, пожалуйста…

Она не стала спорить и побежала в кухню.

Обнаружив, что принесенная Барри бутылка пуста, отыскала оставшийся после празднования чего-то «Мартель». Кларенс обожал его и предпочитал всем другим крепким напиткам. Он откровенно презирал виски и джин, говорил, что это питье плебейское. Не то что благородный французский коньяк.

С чувством злорадного удовлетворения она схватила бутылку и вернулась в спальню. Барри сидел на краю кровати, обхватив голову руками и покачиваясь. Молли тут же налила половину бокала и протянула ему.

— Вот. Не знаю, устроит ли тебя коньяк, но ничего больше нет.

— Устроит, устроит… — пробормотал Барри, одним глотком осушил живительную влагу и откинулся на спину. Полежав с минуту, снова сел и взглянул на нее совсем уже ясными глазами. — Откуда у тебя такой бальзам?

— От Кларенса остался. — Молли сначала немного печально усмехнулась, потом вдруг расхохоталась. Барри удивленно вскинул брови, и она пояснила:

— Представила себе выражение его лица, если бы он увидел, как ты пьешь его драгоценный коньяк.

Смех ее был столь искренним и заразительным, что Барри вскоре присоединился к ней.

Отсмеявшись, Молли вытерла выступившие слезы и посерьезнела.

— У меня сегодня лекция в девять. Ты пока поспи, а я вернусь, как только она закончится.

Привезти тебе что-нибудь?

— Зубную щетку, набор разовых бритв и газету, — сонным голосом отозвался Барри.

— Новые щетки и бритвы в тумбочке возле душевой кабины. Какую газету?

— «Хронику Сан-Франциско».

— Ладно. Хочешь сейчас чего-нибудь перекусить?

— Не-а… Только спать… — Он снова лег и закрыл глаза.

Молли наклонилась и нежно поцеловала заросшую щеку.

— Спасибо, что ты есть, Барри. Отдыхай. Я скоро вернусь.

В полдень оба сидели в кухне и завтракали.

Барри за время ее отсутствия успел принять душ и побриться. Он настолько переменился, что Молли вздрогнула, выронила газету и чуть не закричала, войдя в квартиру и наткнувшись на незнакомого мужчину. И, только заметив его ухмылку, узнала.

— Вот это да! Ты стал совсем другим человеком!

— Это только внешнее. Внутри я все тот же.

Несчастный, одинокий, к тому же теперь еще и безработный…

Молли ахнула.

— Как безработный? Что случилось, Барри?

Как же твое агентство?

— Я не могу туда вернуться, — ответил он и подобрал уроненную ею газету. — Завтрак готов.

Прошу к столу.

Молли села, машинально взяла вилку и тревожно посмотрела на непривычного, бритого Барри.

— Но почему?

— Ох, Молли… Джош ушел к начальнику моего отдела. Я… я не могу вернуться туда и… Не могу, и все…

Голос его дрожал, и Молли пожалела, что настаивала. Она накрыла его руку своей и тихо произнесла:

— Все пройдет, Барри. Все пройдет…

Он кивнул, потом вдруг признался:

— А знаешь, я ведь сам, идиот, познакомил их. И знал ведь, что Джош понравится Биллу, но все равно познакомил. Хотел нос ему утереть. Вот и утер…

— Но, Барри… прости, если я скажу что-то не то. Но ведь дело не только в сексе…

— Ох, не надо, малышка, не сыпь соль на раны. Они слишком свежи. Я знаю, что ты хочешь сказать, и полностью согласен. Грош ему цена, если он с такой легкостью мог… — Он не договорил, снова тяжело вздохнув. — Ох, как же больно, Молли, как больно… Если бы ты знала…

— Знаю, Барри. Увы, это я знаю слишком хорошо, — еле слышно произнесла она, заставив его вспомнить о том, что выпало на ее долю.

— Да. — Тряхнув головой, Барри пришел в себя и посмотрел ей в глаза, прекрасные, полные печали зеленые глаза. — Прости, малышка, я такой эгоист. Совсем забыл, что тебе намного хуже, чем мне.

— Нет. Ты не эгоист. Далеко не эгоист. И я считаю, что несмотря ни на что, мне очень повезло. Я встретила тебя. Ты настоящий друг, Барри. Ты человек, с которым я чувствую себя совершенно свободно, с которым могу говорить о чем угодно.

— Это точно. Иногда я сам себя представляю большим оттопыренным ухом. Что-то во мне располагает людей к откровенности.

— Полагаю, твоя отзывчивость, Барри.

— Кто знает?.. Ладно, хватит чувствительных излияний. Ты ешь, а я почитаю объявления. Не забывай, перед тобой безработный рекламщик.

Некоторое время оба молчали. Молли с наслаждением уплетала приготовленный им завтрак — жареную колбасу, оладьи с апельсиновым джемом, сок и кофе. Барри с головой ушел в газету.

Неожиданно он присвистнул.

— Что такое?

— А твой приятель настойчив.

— Что? Какой приятель?

— Твой красавец летчик. — С этими словами он перекинул ей свернутый лист и указал пальцем. — Могу сказать тебе, что такое объявление на протяжении двух недель не полдоллара стоит. И даже не десять. Видно…

Но Молли уже не слышала, что он говорит.

Она взяла газету и изумленно уставилась на следующие строчки:


Молли «Кивер», зеленоглазая колдунья, я продолжаю искать тебя. И не успокоюсь, пока не найду. Отзовись, умоляю!

Рэнди.


— Черт побери, — выдохнула она, — а ведь я совершенно забыла о нем.

— Что ж, он не забыл. Надо отдать ему должное: этот твой Рэнди — парень настойчивый.

Перед внутренним взглядом Молли встал улыбающийся высокий блондин с ярко-голубыми глазами. Она побледнела, потом вспыхнула, вспомнив их случайную встречу и последовавшую за ней непродолжительную, но яростную любовную схватку. Рэнди оказался изумительным любовником, она в жизни своей не испытывала ничего подобного. Впрочем, скольких мужчин она знала? Одного только Кларенса… Вспомнив о нем, Молли немедленно помрачнела.

— Эй! Что с тобой? Ты ведь говорила, что он тебе понравился.

— Да, верно, понравился. — Молли тряхнула головой, прогоняя непрошеное воспоминание. Довольно, чем скорее я выкину Кларенса из головы, тем лучше, в очередной раз сказала она себе. А вслух ответила; — Но что же я могу сделать?

— По-моему, все очень просто. Ты можешь открыть телефонный справочник, найти его номер, набрать семь цифр и сказать: «Рэнди, привет, это я, Молли». А если ты такая ленивая, то я могу и сам принести справочник. Тебе надо будет только поговорить. Ну как, идет?

Но Молли сделала круглые глаза, отчаянно замотала головой и закричала:

— Нет-нет! Не смей! Я запрещаю! Категорически!

— Малышка, да ты что? Успокойся, я пошутил.

Она пришла в себя. Выдохнула.

— Извини. Сама не понимаю, что на меня нашло.

— Что ты, не волнуйся, все в порядке. У тебя просто нервы немного расходились, но это совершенно естественно после всего, что выпало на твою долю. Давай-ка отведу тебя в спальню. Тебе надо бы полежать, а еще лучше поспать.

Молли покорно встала и покачнулась. Барри тут же подхватил ее и помог добраться до кровати. Уложил, укрыл пледом, опустил жалюзи.

— А теперь отдыхай. Не надо было тебе сегодня выходить. Наверное, слишком рано…

Она слабо, невыразительно улыбнулась, попыталась подавить очередные подступившие рыдания, но не смогла и зарылась лицом в подушку. Барри сидел с ней, поглаживая по рассыпавшимся по подушке черным кудрям, пока она не затихла и не начала мерно дышать. Лишь тогда вернулся в кухню и продолжил изучение объявлений о приеме на работу…

Загрузка...