Две жизни Николь

7

Марку уже не терпелось жениться на Анне, но он не позволял себе расслабиться окончательно. Он так себя вел, потому что он не мог развестись с женой, пока она больна… Или, точнее, пока она жива.

Он надеялся, что Николь оставит этот грешный мир и все ее состояние достанется ему. А потом… он побаивался Сэйри Бак. Миссис Бак служила еще в доме родителей Николь. Это была престарелая, но вполне еще крепкая женщина с добродушным лицом, преданно любившая свою хозяйку. Марка она невзлюбила с самого начала за его скупость и грубость. Он был груб не только с прислугой, но и с женой. Сэйри воспитывала Николь с самого детства, а после смерти ее родителей стала считать себя ее матерью. И, соответственно, переживала за нее, как за собственную дочь. Своих детей ей Бог не дал. Собственно, она и замуж-то не выходила. В молодости жила с каким-то водителем грузовика, а замуж вот — не получилось. И поэтому она всю свою нерастраченную любовь дарила Николь. Из родственников у нее была только сестра, но с ней они виделись не так уж часто. В основном по праздникам.

Когда с Николь случилась беда, она думала, что умрет на месте. И это вполне могло случиться. Когда Сэйри узнала о несчастье, у нее резко закружилась голова, все поплыло перед глазами, ее затошнило, и все. Очнулась она, когда приехал домашний врач, мистер Гир, которого срочно вызвали по телефону. Он сделал ей какой-то укол, но госпитализировать не стал. Сказал, что это произошло на нервной почве. Нужно недельку полежать, принимать таблетки, на которые он тут же выписал рецепт, и давление придет в норму. Но Сэйри хватило и двух дней. На третий с утра она надела свое лучшее платье, шляпку, чтобы не напекло голову, и на такси отправилась в медицинский центр, где лежала Николь. Ее к ней не пустили, но, так же как и Марку, разрешили взглянуть через стекло.

Николь еще была в коме. Увидев ее, Сэйри Бак обмерла. Она стояла, словно каменное изваяние, прислонившись ладонями к стеклу, и немигающими глазами смотрела на изуродованное лицо Николь. И не узнавала его. Когда она сюда ехала, она даже и не представляла, насколько серьезно пострадала ее Николь.

— Нет. Это какая-то ошибка. Это не моя девочка. Нет, этого не может быть, — шептали ее губы.

В эту минуту она ненавидела Марка еще сильнее, справедливо обвинив его во всем произошедшем.

Врач Уолт Кэй стоял рядом с ней.

— Мистер Кэй, она будет жить? — испуганно посмотрела она на доктора.

— Надежды мало, но будем надеяться. У нее сильный организм. Он борется.

— А лицо?.. Оно останется таким навсегда? — Она никак не могла оторвать взгляд от обезображенного до неузнаваемости лица хозяйки.

— К сожалению, — ответил доктор Кэй.

— Господи, и за что все это свалилось на голову моей девочке, — запричитала она уже вслух, промокая слезы батистовым платком.

Ей снова стало плохо. Сэйри схватилась за сердце и чуть не упала. Но ее тут же подхватили чьи-то сильные руки, усадили на мягкий кожаный диванчик, который стоял возле стены. Принесли чуть сладковатой воды в пластиковом белом стаканчике. Сделали успокаивающий укол. Несколько минут спустя сердце отпустило.

— Вам уже лучше? — участливо спросил доктор Кэй, положив свою теплую ладонь ей на плечо.

— Да, доктор, спасибо, — побледневшими губами ответила Сэйри.

— У вас шок, но вы должны взять себя в руки, — проговорил доктор. — В этой жизни все случается.

— Но почему именно с ней?

— Этот вопрос задают все люди, когда с кем-либо из их близких случается беда.

Сэйри поблагодарила мистера Кэя, тяжело поднялась с диванчика и враз отяжелевшими ногами, словно к каждой из них привязали по тяжелой гире, зашаркала к выходу.

Когда она вернулась домой, ее ждал неприятный сюрприз. В бассейне, окруженном зеленой, только что подстриженной садовником травой, плавала Анна Покэ, подруга Николь. По всему было видно, что чувствовала она себя здесь как у себя дома. Она даже не удосужилась надеть на себя купальный костюм. Раскинув руки, она, наслаждаясь своей наготой, свободно лежала на поверхности воды, чуть шевеля крепкими ногами.

Сэйри ее заметила еще издали. Сердце пропустило удар. И в этот же момент сжалось в недобрых предчувствиях. Тревога охватила ее с головы до пят. Когда она проходила мимо, девушка бесцеремонно окликнула ее.

— Сэйри, принеси мне апельсинового соку со льдом.

Она сказала это таким тоном, словно была здесь уже хозяйкой, и Сэйри Бак чуть не захлебнулась от негодования. Она повернула к ней голову и, вложив в свой голос всю неприязнь, которую испытывала к девушке, спросила:

— Бесстыжая, что ты здесь делаешь?

— Я и сын Марка теперь будем здесь жить, — сделав особое ударение на «сыне Марка», она с наглой усмешкой посмотрела на Сэйри, у которой от такой новости глаза стали шире раза в два. И, перехватив жесткий взгляд Сэйри Бак, спросила: — Что-то не так?

Сэйри смотрела на нее с ненавистью.

— Так как насчет соку?.. — как ни в чем не бывало, требовательно напомнила Анна. Как только Марк женится на мне, сразу же вышвырну на улицу эту древность, с неприязнью подумала она и брезгливо поморщилась.

— Сама возьмешь. — Сэйри имела право так себя вести, она давно уже чувствовала себя в этом доме полноправным членом семьи Николь. Во всяком случае, сама Николь к ней именно так и относилась.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать! — возмутилась Анна. Она торопливо вылезла из воды и, прикрыв блестящее от воды тело полотенцем, преградила дорогу пожилой женщине. — Тебе напомнить, где твое место, старая коза?!

— Убирайся из чужого дома, пока я сама не вышвырнула тебя, гадина ты этакая, — метнула в ее сторону грозный взгляд Сэйри.

В эту минуту появился Марк в роскошном шелковом халате. Он собирался присоединиться к Анне.

— Что здесь происходит? — не понял он.

— У твоей прислуги давно начался маразм! Ее надо выгнать побыстрее! — верещала Анна.

Сэйри спокойно посмотрела на Марка и невозмутимо проговорила:

— Простите меня, мистер Энвар, только мне кажется, вы забыли, что до женитьбы на Николь вы были гол как сокол. И вся ваша успешная карьера развилась исключительно благодаря вашей жене. Которая, между прочим, по-прежнему жива и остается хозяйкой этого дома. — Это был вызов.

Конечно, Марк мог сию минуту выгнать Сэйри Бак на улицу, но он прекрасно осознавал, что, пока жива Николь, он ничего не сможет сделать с этой старой каргой.

И он проглотил все, что услышал.

Молча.

Он давно научился не обращать внимания на дерзкую старуху.

Но эта «дерзкая старуха» с первых дней появления Марка в этом доме обращала внимание на него. Сэйри Бак своим опытным взглядом сразу заметила подлость на его лице. Эта подлость была заметна как плохие вставные зубы. Поэтому она не доверяла ему никогда и всегда обращала внимание Николь на этот факт. Но та только смеялась и отмахивалась.

А жизнь показала, что Сэйри все-таки была права.

Наступило молчание. Марк кусал нижнюю губу и вдруг не удержался, посмотрел на Сэйри взглядом, в который постарался вложить всю свою затаенную ненависть. Потом немного постоял и твердо заявил:

— Пока Николь в больнице, Анна с моим сыном будут жить здесь. — Холодно посмотрел на пожилую женщину и добавил: — Так что, будь любезна, не ссорься с ней.

— Боже, но что на это скажет Николь?.. — обомлела Сэйри от такой наглости.

— Ничего. Она пока вообще не может говорить. И очень может быть, не заговорит никогда, — металлическим холодным голосом проговорил Марк.

Словно произнес приговор.

От этого ужасного голоса Сэйри Бак вся съежилась.

— Поживем — увидим, — одними губами проговорила она и пошла к себе.

Ее комната находилась на первом этаже дома, неподалеку от кухни. В ней она жила с молодости. К ней она привыкла и не хотела менять ни на какую другую. Хотя Николь неоднократно настаивала, чтобы она перешла жить в более просторную и светлую комнату.

Марк Энвар повернулся к Анне, обнял ее за плечи и сказал:

— Ничего, дорогая, нам осталось потерпеть совсем недолго. Я думаю, что Николь не оклемается. Во всяком случае, слишком маленькая вероятность этого. Поэтому не обращай внимания на старуху.

— Родной, но мне так хочется побыстрее сюда переехать, — разливала мед Анна. — Тебе не кажется, что наш Тедди достоин лучшего жилища, чем имеет?

— Ты и так здесь живешь. Что еще надо?

— Я хочу быть настоящей хозяйкой, какой была Николь. — Не слишком ли я спешу? Не перегибаю ли палку? — пронеслась внезапная мысль в голове Анны.

— Все, разговор окончен, — разозлился вдруг Марк.

Анна, затаив обиду, замолчала.

Марк Энвар, налив себе в стакан коньяка, выпил его залпом.

Каждый думал о своем.

Анна родила Марку Энвару сына, но пока это не изменило ее жизни. Он даже не купил ей в подарок дом, который обещал. Так же она оставалась незамужней женщиной с незаконнорожденным сыном на руках. Без ничего. Все, что было предложено мистером Энваром, было, как бы это помягче… Да, собственно, ничего предложено и не было. Так, несколько побрякушек.

Все, что окружало сейчас Анну, принадлежало Николь.

Даже Марк.

Но не для того Анна вступила на тропу войны, чтобы довольствоваться объедками с барского стола. Она не хотела чувствовать себя ничтожеством, и поэтому она должна заставить Марка жениться на ней.

Но пока у нее был только один способ добиться цели…

Она распрямилась и, с вызовом в глазах, бесстыдно скинула с себя полотенце…

Ее ослепительная, вызывающая нагота подействовала на Марка как гипноз. Голова пошла кругом. Анне на помощь пришел коньяк, которого изрядно хлебнул Марк.

Она элегантно встала на носки и, оттолкнувшись от бортика, подпрыгнув вверх, плавно, почти без брызг вошла в воду…

Марк нырнул следом…

Тело Анны влекло его и заставляло забыть обо всем на свете…

Но только на несколько минут. Он пользовался ее телом, словно оно было куплено им в спортивном магазине, как велотренажер. Исключительно для поддержания собственного здоровья, как физического, так и душевного.

О ее душе он не задумывался.

И была ли у нее душа?

Анна чувствовала его отношение, как любая другая женщина почувствовала бы обман и ложь со стороны мужчины. Она понимала, что Марк увлечен ею, но не более того. Его любовь временная. И поэтому она должна, не теряя времени даром, воспользоваться его временным чувством.

Ведь она сама тоже не пылала особой страстью к нему — она его просто использовала, чтобы стать богатой. А для этого ей было все равно, с кем спать и от кого рожать.

Просто на ее пути попался Марк.

И в эту минуту у Анны Покэ родилась новая, блестящая, как ей показалась, идея.

Уже на следующий день она, ни слова не говоря, оставив сына темнокожей няньке миссис Томпсон, которую недавно нанял Марк, села в машину и поехала к матери.

Когда Анна появилась на пороге родительского дома, ее мать Джина Покэ чистила огромные чугунные сковороды и мурлыкала себе под нос какую-то грустную мелодию без слов.

— Мама, ты можешь отвести меня к той гадалке, о которой ты мне рассказывала? — Анна приступила к делу прямо с порога.

— Зачем тебе? — оторвалась от дела мать, вытирая о сухое полотенце раскрасневшиеся склеротические руки.

— Так ты меня отвезешь? — без объяснения потребовала дочь.

И мать, как всегда, спасовала. Они приехали к той же самой гадалке, к которой более двадцати лет назад приходила мать Анны. Одета та была по-прежнему странно, только лицо претерпело значительные перемены. Из-под намотанного на голову платка выбивались уже седые волосы. Вокруг рта появились старческие морщины. Щеки ввалились, глаза выцвели и стали еще уже, чем были раньше. Только взгляд оставался зорким и горел все тем же дьявольским огнем. Наверное, если бы не ее странные одежды и не платок на голове, Джина не сразу бы признала ее.

Анна стояла рядом, решительно настроенная.

— Зачем пришли? — строго посмотрела вещунья на женщин. Кажется, она не узнала Джину. И немудрено — сколько лет прошло…

— Мне нужен совет, — заговорила Анна.

Мать стояла в стороне, потупив глаза, и молчала. В ее душе теплился мистический страх. После всего, что с ней случилось в жизни, она верила, что эта странная женщина может повлиять на жизненные события. Но также знала, что она не в состоянии повлиять на саму судьбу.

Судьба каждого обратившегося к ней за помощью была в Божьих руках. И вещунья могла только подсказать жизненное направление. Не больше.

— Садитесь, — махнула гадалка костлявой рукой в сторону потертого дивана, стоявшего возле окна, из которого лился золотой свет, ложась на ветхую мебель и рассохшийся пол.

Анна с матерью сели.

— Помогите мне выйти замуж! — вырвалось у Анны, и она пристально посмотрела на старуху.

Мать Анны вжалась в диван и продолжала молчать. Ее неотступно преследовали мысли: узнала ли ее старуха? Но вещунья, казалось, не обращала на нее внимания, сосредоточившись на Анне.

— И только-то, — усмехнулась гадалка и, метнув на Анну дикий взгляд, вдруг проговорила: — История повторяется…

— Вы меня вспомнили? — Джине почему-то стало не по себе…

— Дочь — твоя точная копия, — усмехнулась она, — только жизнь у нее будет другая, — сказала так, словно уже видела все наперед.

— Значит… — Анна от этих слов почему-то воспрянула духом.

— Сдвинь левой рукой. — Перед Анной Покэ возникли старые, пожелтевшие от времени и частого использования карты.

Она беспрекословно подчинилась, находясь в состоянии странного возбуждения.

— Ты выйдешь замуж… — Старуха прищуренными глазами посмотрела на Анну, и молодая женщина не удержалась, чтобы не спросить:

— Когда?

— Как только придет время, — заметила гадалка и добавила: — Только тебе это будет дорого стоить. Очень дорого. Готова ли ты заплатить столь великую цену?

— Разумеется! — воскликнула Анна в возбуждении. Ей уже казалось, что ее мечта сбывается прямо здесь. Еще чуть-чуть, и все. Поэтому она, больше не раздумывая ни о чем, задала главный вопрос. — Сколько?

Анна в нетерпении уставилась на странную женщину, которая все это время раскладывала и перекладывала свои карты, словно играла ими. Анна Покэ готовилась услышать сумму, которую ей сейчас придется выложить.

Гадалка не торопилась делиться тем, что знала. Она выжидала время, словно размышляя: говорить или не стоит. Но все же решилась.

— Жизнь, — наконец произнесла вещунья и вперила в посетительницу взгляд узких темных глаз.

— Не поняла, — удивленно приподняв брови, проговорила Анна. — Я спрашиваю, сколько стоит моя затея?

— Жизнь. И больше ничего.

— Вам никто не говорил, что вы странная? — Анна вскочила с дивана. — Что вы такое несете? — Ее лицо исказило негодование. Она не очень обрадовалась тому, что услышала. Деньги — это понятно. Но жизнь…

Джина поднялась следом за дочерью. Она испугалась.

За дочь.

— Не спорь, — неожиданно для самой себя и для дочери произнесла она очень твердым голосом. — Не спорь. И мой тебе совет: оставь эту затею. Переезжай вместе с сыном к нам с отцом, пока не поздно…

Анна не дала ей досказать.

— Хватит, надоело! Пошли отсюда.

Она твердыми шагами направилась к выходу, резким движением распахнула ветхую дверь и уже минуту спустя стояла на улице.

Джина задержалась на пороге.

— Извините ее, — смущаясь, попросила прощения она. — Она еще так молода.

— Мне очень жаль, что она не слышит голос разума. — Старая вещунья безразлично повела плечами.

Джине нечего было сказать. Она немного постояла, словно хотела что-то еще спросить, но так и не решилась, после чего вышла следом за дочерью.

Странная женщина проводила ее грустной улыбкой и с сожалением покачала вслед головой. Но ничего не сказала.

Хотя могла бы.

Когда Джина очутились на улице, Анна уже сидела в своем длиннозадом «понтиаке». Джина подошла к ней и, заглянув через открытое стекло, умоляя, проговорила:

— Не делай глупости, доченька, прошу тебя. Зачем платить такую огромную цену за чужое счастье?

— Это моя жизнь, — сказала дочь, как отрезала, и тут же добавила: — Все равно будет как я хочу. Это ты, дура, послушалась эту полоумную, поэтому и живешь всю жизнь в нищете и нюхаешь вонючую рыбу. Надо было отстаивать свои права! Смотреть на тебя противно! Ты хоть сама-то смотрела на себя в зеркало, на кого ты стала похожа?!

— Анна! — ахнула Джина.

— Иди домой, мама. — Анне надоело слышать причитания матери. И, прежде чем завести машину, она добавила: — Дура твоя гадалка. Без нее обойдусь.

В этот же день она, не заезжая домой, отправилась в церковь и поставила Николь толстую свечу.

За упокой.

Домой она вернулась после обеда с чувством выполненного долга. Сэйри ее встретила недобрым взглядом, и, когда та отвернулась, Анна по-ребячески выставила язык, словно дразня, и тут же, шелестя платьем, проскользнула мимо нее к ребенку. Анна старалась больше не связываться с Сэйри Бак.

— Как вел себя мой Тедди? — спросила она у миссис Томпсон, поднявшись к сыну.

— Хорошо, миссис. — Темнокожая нянька была немногословна.

Анна поцеловала малыша в маленький лобик и, оставив его на попечение миссис Томпсон, ушла к себе. Где до прихода Марка развлекала себя тем, что примеряла новые платья, которые недавно купила.

Ни о чем плохом она не думала.

К сыну не наведывалась. Даже когда он пару раз всплакнул.

Зачем, если его есть кому успокоить, накормить, напоить и переодеть?

Уже вечером она ужинала с Марком, облачившись в одну из обнов.

Марк, как всегда, ничего не заметил.

Анна, как всегда, молча проглотила обиду.

Ужин был неизменно прекрасным и обильным. Рыба, отваренная на пару, молодой картофель в масле с зеленью, лангусты в каком-то умопомрачительном соусе, сухое вино, пирог со сливами. Марк не отказывал себе в удовольствии поесть.

Несмотря на сложности первой половины дня, расположение духа у Анны было преотличным. Самое главное, что она вынесла из сегодняшней поездки, и именно это подняло ей настроение, конечно же, было то, что старая вещунья напророчила ей, что она выйдет замуж. А это для Анны было самое главное.

О расплате за украденное счастье она не думала.

Зачем?

Хорошее предсказание всегда запоминается быстрее и легче. О плохом, да еще о будущем, никто не думает. Человек рождается и живет для того, чтобы быть счастливым. И если что-то не складывается в первой половине жизни, во второй обязательно все должно измениться.

Люди верят в это.

И Анна верила.

Она считала, что она жила и живет просто ужасно и достойна лучшей участи, чем могли предложить ей ее родители. А после того, как узнала, кто ее настоящий отец, окончательно решила, что обязательно станет такой же, как и он.

Маленький Тедди сладко спал в плетеной овальной корзине, специально приобретенной для него, которая стояла на стуле рядом с Марком. Этого требовал Марк. Он хотел видеть сына как можно чаще. И темнокожая миссис Томпсон каждый раз к ужину приносила ребенка в гостиную.

— Не правда ли, он прелесть? — заметив, как Марк неустанно с любовью в глазах наблюдает за сыном, пропела сладчайшим голосом Анна, съев небольшой кусочек рыбы и запив его белым сухим вином.

Она не уставала играть ради осуществления задуманного.

— Сэйри сказала, что ты куда-то ездила. Куда? — Марк, сделав несколько больших глотков вина, осушил бокал и пристально посмотрел на Анну.

Старая коза, она еще и подглядывает за мной, со злостью подумала Анна, но не выдала себя ничем. Она улыбнулась во весь рот и живо проговорила:

— Ездила к матери. Что-то она себя неважно чувствует. — Демонстративно вздохнула и сочувственно добавила: — Возраст. Он берет свое… Потом заехала в церковь. Помолилась за нее. — И тут же сменила тему. — Родной, в этом доме я себя чувствую чужой. Здесь меня никто не любит. Одна Сэйри только чего стоит. Мне кажется, если бы у нее была возможность меня отравить, она, не задумываясь, сделала бы это.

— Не говори ерунды. Сэйри и мухи не может обидеть, — поморщился Марк.

— Господи, Марк, но ты же обещал купить мне дом, когда я рожу тебе сына… — Она сделала небольшую паузу. — И теперь я тебя прошу, но уже не для себя, для твоего СЫНА, — сделала она ударение. — Купи ему дом.

— Ты думаешь, что эта вилла недостаточно хороша? — нахмурился Марк.

Он был скуп от природы.

— При чем тут эта вилла?!! — взвизгнула Анна. — Здесь хозяйка Николь! Ее призрак витает здесь в каждом уголке, словно она здесь, а не в больнице. Слуги каждый день только и говорят о ней и мечтают, чтобы она побыстрее вернулась, хотя бы даже в инвалидной коляске. А потом, я совсем не понимаю, как можно не думать о СЫНЕ! — артистично всплеснула Анна руками и пытливо заглянула в глаза Марка, думая, разумеется, о себе любимой.

— Ну вот, начинается, — сморщился он. — Разве здесь все плохо относятся к Тедди? — Он взглянул на малыша и не смог сдержать самодовольную улыбку.

Ребенка в доме все слуги восприняли хорошо. Мальчик был хорошеньким и все время всем улыбался. На него с теплотой во взгляде смотрела даже Сэйри Бак. Ребенок ни в чем не виноват, здраво рассудила она. Он себе родителей не выбирал.

— С тобой невозможно разговаривать! — надулась Анна и поднялась из-за стола.

Она не знала, что Марк уже присматривал новое жилище.

Для сына.

Он решил купить дом в Беверли-Хиллз. Вилла на Маттхатан-Бич, куда он временно привез Анну и сына, полностью принадлежала Николь. А потом… эта вездесущая Сэйри Бак…

Когда Марк Энвар привел Анну, Сэйри забеспокоилась, как бы эта бесстыжая девка не присохла к дому. Она уже через неделю, подкараулив Марка, когда он был в окружении пивных бутылок и больше никого, сказала:

— Николь вышла из комы. Доктор Кэй говорит, что она будет жить, так что я советую тебе убираться отсюда вместе с этой потаскухой. Я не хочу, чтобы Николь страдала еще больше. Ты достаточно испортил ей жизнь.

Марк ничего не ответил. Но Сэйри точно знала: мимо его ушей это не прошло, он намотал себе на ус, что услышал.

Именно после этого он начал присматривать приличное жилище.

Подходящее жилье нашлось через пару месяцев. Роскошная двухуровневая вилла, окруженная тенистым садом.

Анна была в восторге от нее.

— Хочу здесь жить! — заявила она, обнимая Марка. — Нашему Тедди тут будет комфортно.

Эти слова стали окончательным аргументом для покупки этого дорогостоящего жилища.

— Все для сына, — подписывая документы, сказал Марк агенту по недвижимости.

Анне это не очень понравилось.